Темное очарование

Глава 18

Удовлетворенно вздохнув, Катберт поплотнее закутался в одеяло. Чувствуя пятками приятное тепло от завернутого во фланель горячего кирпича и не менее приятную тяжесть от сливового пудинга в желудке, он уже предвкушал, как согреется и уснет и будет сладко спать до самого утра. А что может быть лучше, когда на дворе лютый холод?

Глаза закрывались сами собой. Катберт уже начал подремывать, когда услышал, как что-то стучит в окно спальни. Наверное, снегопад сменился дождем, сонно решил он, повернулся на другой бок и, не открывая глаз, натянул одеяло до подбородка. Стук между тем продолжался, он был не только весьма настойчивым, но — что самое странное — довольно ритмичным.

Не выдержав, Катберт рывком сел в постели. Ночной колпак сполз ему на один глаз. Вероятно, это просто ветка, пронеслось у него в голове, обломилась под тяжестью мокрого снега и стучит в окно. Понимая, что все равно не уснет, он со вздохом спустил ноги с кровати. Был только один способ проверить, так это или нет. Позевывая, Катберт отдернул полог кровати и нерешительно зашлепал босыми ногами по холодному полу.

Непонятно почему сердце вдруг екнуло и сжалось от неприятного предчувствия. Протерев глаза, Катберт прижался носом к стеклу. В тусклом свете уличного фонаря по стене дома ползали причудливые тени, заползали в комнату, шевелились на полу, отчего даже такие привычные с детства вещи, как гардероб и умывальник в углу, выглядели странно и пугающе. Катберт уже совсем было собрался вернуться в постель, когда краем глаза заметил мелькнувшую сбоку тень. Он резко обернулся, но не заметил в комнате ничего подозрительного.

Обругав себя за детские страхи, Катберт снова повернулся к окну. И чуть не умер от страха — вцепившись в узкий подоконник, прямо на него смотрел Джулиан.

Испустив тоненький поросячий визг, Катберт шарахнулся в сторону, наступил на подол длинной ночной рубашки, оступился и, окончательно перепугавшись, схватился за ту единственную драгоценность, которую всегда носил на шее ради таких вот случаев. Дикий, животный ужас захлестнул его, вымел из головы остатки мыслей. Дернув за цепочку, Катберт сорвал с шеи тяжелое серебряное распятие и прижал его к оконному стеклу.

Джулиан с шипением отодвинулся.

— Ради всего святого, Катберт! — проговорил он достаточно громко, так что Катберт, несмотря на закрытое окно, отчетливо слышал каждое слово, — Убери эту штуку в шкаф и открой наконец это чертово окно! Я и так уже промерз до костей, пока вишу здесь. — Вместо ответа Катберт театральным жестом осенил себя крестом. Джулиан обреченно вздохнул. — Послушай, Катберт, — внушительно сказал он, — распятие тебе не понадобится. В любом случае я не смогу проникнуть в комнату, пока ты сам меня не пригласишь!

— О… — проблеял Катберт, слегка разочарованный тем, что и его драматический жест, и два фунта, потраченные на распятие из чистого серебра, пропали втуне. Он спрятал распятие в шкаф и приоткрыл окно. — Слушай, а чего ты вообще пришел? А-а-а… понимаю! Тебя послал твой господин!

Джулиан озадаченно нахмурился:

— Мой господин? Ты это о ком?

— Ну как же… Князь Тьмы. Люцифер. Или как его… а, Вельзевул!

Джулиан в полной растерянности уставился на приятеля круглыми глазами.

— Знаешь, я всегда подозревал, что рано или поздно нам придется с ним познакомиться, но в данный момент мы с ним еще не настолько дружны, чтобы я назвал его своим господином.

— Тогда зачем ты пришел?

— Впусти меня, и я тебе все объясню.

Глаза Катберта подозрительно сузились.

— Ну да… ишь какой хитрый! А вдруг ты все это задумал, чтобы полакомиться? Я как дурак впущу тебя, а ты воспользуешься моей доверчивостью, чтобы вонзить клыки мне в горло и выпить всю кровь из моего бедного беспомощного тела?

Выругавшись сквозь зубы, Джулиан просунул руку в оконную щель, ухватил приятеля за воротник и рывком подтащил его поближе. Теперь они оказались нос к носу.

— Послушай, болван, — сквозь зубы процедил он, — если бы я замыслил дурное, то мне куда легче было бы просто вытащить тебя в окно и швырнуть вниз. Кстати, до земли три этажа, помнишь? А переломав себе все кости, ты вряд ли сможешь помешать мне высосать тебя досуха. Ну, я тебя убедил?

Почувствовав, что железная хватка у него на горле слегка ослабела, Катберт заметно приободрился.

— Э-э-э… ладно, — сразу став вежливым, промямлил он. — Входи, пожалуйста, — поспешно добавил он. — Господи помилуй, как тебе удалось забраться сюда? — спохватился он, попятившись, чтобы дать возможность Джулиану пролезть через окно.

— Лучше тебе этого не знать, уж ты мне поверь, — проворчал Джулиан, топая ногами и отряхиваясь от снега, точно мокрая собака.

— А куда подевалось твое пальто? — заинтересовался Катберт.

— Отдал одной милой девушке. Я же джентльмен. Или ты ожидал от меня чего-то другого?

— Э-э-э… наверное, нет.

Высунувшись в окно, Катберт окинул подозрительным взглядом безлюдную улицу, после чего тщательно его запер.

— Тебе повезло — кажется, никто не заметил, каким путем ты пробрался сюда. Уоллингфорд и нанятые им головорезы последние дни ходят за мной по пятам.

— Это еще зачем?

— Ну, насколько я могу судить, Уоллингфорд надеется, что ты попытаешься заманить меня в ловушку. А когда он накроет нас обоих, у него появятся основания отправить тебя либо в тюрьму, либо на галеры. Ходят слухи, что он чертовски зол, ведь твой старший брат выкупил у него все твои векселя. Кроме всего прочего, у Уоллингфорда появилась навязчивая идея, что ты замыслил какую-то пакость. А навело его на эту мысль… угадай, что? Твое пребывание под одной крышей с очаровательной и непорочной мисс Порцией Кэбот.

Джулиан отвел глаза в сторону. Лицо его помрачнело.

— Ну, теперь ему не о чем тревожиться, — глухо сказал он.

— Потому что она оказалась не такой уж непорочной? Или потому, что вы больше не живете под одной крышей?

Вместо ответа Джулиан вдруг принялся озабоченно поправлять смятые манжеты.

— О Боже! — рухнув в кресло, простонал Катберт. — Кажется, я догадался! Ее уже нельзя назвать непорочной, и вы уже больше не живете под одной крышей! Господи… почему меня это нисколько не удивляет?

Джулиан принялся расхаживать по комнате, старательно избегая встречаться взглядом с Катбертом. Оказавшись возле смятой постели, он принюхался и брезгливо сморщил нос.

— Бог ты мой, Кабби, откуда такая вонь? — Не дождавшись ответа, Джулиан рывком откинул полог и ахнул. Изголовье кровати украшала гирлянда из сморщенных головок чеснока.

Донельзя смущенный насмешливым взглядом Джулиана, Катберт поспешно вышвырнул чеснок в окно.

Повернувшись, он увидел, что Джулиан внимательно разглядывает стоящий на столике стакан с водой.

— Только не говори мне, что это…

— Нет-нет, — поспешно пробормотал Катберт, — это просто вода. Иногда мне ночью, бывает, захочется пить, а кухня на первом этаже. А я терпеть не могу бродить по дому в ночной рубашке.

— Знаешь, если бы я хотел отведать твоей крови, — с приятной улыбкой проговорил Джулиан, — то вряд ли стал бы ждать так долго. Куда легче было бы сделать это еще тогда, во Флоренции, когда ты мертвецки напился, а потом уснул прямо на коленях у оперной певички, помнишь? Во всяком случае, куда легче, чем тащить тебя потом на плечах на самую вершину холма, в гостиницу, где мы жили.

Из груди Катберта вырвался какой-то шипящий звук.

— По правде сказать, Джулс, — дрожащим голосом признался он, — мне чертовски тебя не хватало! Папаша замучил меня вконец — что ни день, таскает меня на всякие музыкальные вечера да на суаре. Это по вечерам, а по утрам — на проповеди, и все как на грех на тему воздержания и трезвого образа жизни. Я чуть не умер, веришь? Скучища смертная!

Джулиан сочувственно пожал плечами:

— Да уж, представляю себе! Поневоле станешь молить Всевышнего о скорой и милосердной смерти от клыков какого-нибудь вампира!

— Знаешь, я прочел твое письмо. То самое, в котором ты рассказываешь о том, как стал вампиром и что этот мерзавец Дювалье сделал с тобой, — опустив глаза, признался Катберт.

Джулиан ошеломленно уставился на приятеля:

— Как, черт возьми, тебе это удалось? Оно ведь вернулось ко мне нераспечатанным — печать была на месте!

— Ну-у… э-э-э… я просто не хотел, чтобы ты догадался, что я его читал, — подержал его над свечкой и осторожно отлепил печать. — Стащив с головы ночной колпак, Катберт смущенно вертел его в руках, старательно избегая встречаться взглядом с Джулианом. — Если хочешь знать, я жутко разозлился на тебя! Думаешь, приятно было, когда твой братец со своим приятелем обозвали меня твоим прихвостнем! — обиженно пробурчал он.

— Перестань нести всякий вздор, Кабби! Какой же ты прихвостень? Обычно так называют смертного, который охотно служит вампиру — заботится о нем во время его дневного сна, например. Как правило, такой человек бегает по его поручениям, а кроме этого ссужает вампира деньгами, когда у него их… — Перехватив выразительный взгляд Катберта, Джулиан прикусил язык. — Ладно, не бери в голову, — поспешно добавил он.

Какое-то время Джулиан беспокойно мерил шагами комнату, потом обернулся. Во взгляде его темных глаз читалось отчаяние — и Катберт мгновенно поймал себя на том, что сердце его сжалось от самого горячего сочувствия.

— Послушай, Кабби, сегодня я пришел к тебе вовсе не потому, что мне отчаянно понадобились деньги, клянусь! Сейчас мне нужна твоя помощь. На кон поставлена жизнь маленькой девочки. И мое собственное будущее. Мои надежды на счастье.

— Э-э-э… я понял, — проблеял Катберт. — Скажи только, это опасно? Если я соглашусь тебе помочь в этом деле, будет ли это означать, что я добровольно подвергну себя смертельному риску?

— Самому что ни на есть смертельному, — с мрачным видом кивнул Джулиан.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я подвергну опасности не только свою жизнь и бренное тело, но и мою бессмертную душу? — с опаской спросил Катберт.

— Боюсь, что так, Кабби. Если мы попадем в лапы моих врагов, то нас ждет жестокая и мучительная смерть.

Катберт с решительным видом расправил плечи.

— Ну и ладно! Рисковать так рисковать. Все равно лучше, чем помереть от подагры или просто от старости в своей постели! Или медленно дохнуть от скуки, слушая нравоучения моего папаши! — Он лихо сдвинул набок ночной колпак. — Итак, когда отправляемся?

Вскоре после рассвета доктор, которого срочно вызвали к Каролине, вышел из спальни Вивьен и бесшумно притворил за собой дверь — именно сюда, в особняк Ларкина, несколькими часами раньше Эйдриан принес потерявшую сознание жену.

Встрепенувшись, Эйдриан бросился к нему. Лицо его страшно осунулось и постарело, он был небрит и выглядел измученным и усталым, однако при виде доктора в глазах его впервые за все это время вспыхнула надежда. Ларкин машинально обнял жену за плечи. Все это время Вивьен разрывалась между гостиной и детской, куда то и дело поднималась посмотреть на близнецов, мирно спавших в своих кроватках. Порция, стоявшая у дальнего окна, резко обернулась. Последние часы она не отрываясь смотрела в окно, наблюдая за тем, как из-за горизонта медленно встает солнце, и думала о Джулиане. Удастся ли ему избежать его смертоносных лучей, с тоской в душе гадала она.

Эйдриан так беспокоился за жену, что даже не подумал о том, чтобы снять с себя прожженную рубашку и измазанные золой башмаки и переодеться.

— Как она, доктор? — с тревогой спросил он, хватая врача за рукав.

Доктор Маккинли, пухленький коротышка с носом-пуговкой и добрыми глазами, которые при менее печальных обстоятельствах обычно искрились смехом, тяжело вздохнул:

— Боюсь, ваша супруга пережила ужасное потрясение. Но у меня есть все основания полагать, что с ребенком, которого она носит, все будет в порядке.

— Слава Богу!

Испустив шумный вздох облегчения, Эйдриан привалился к стене. Было заметно, что ноги едва держат его.

Проведя дрожащей рукой по взъерошенным волосам, он с надеждой взглянул на Доктора:

— Могу я что-нибудь сделать?

— Ну, надеюсь, непосредственной опасности для ребенка нет… во всяком случае пока. Но ваша супруга вне себя от горя. Боюсь, если не удастся отыскать мерзавцев, похитивших вашу дочь, то ее состояние может ухудшиться.

— Мы их найдем, — с мрачной решимостью проговорил Эйдриан, словно давая клятву. В глазах его при этих словах появилось такое выражение, что добродушный доктор даже слегка попятился.

— Вы уже связались с властями? — осторожно спросил он.

Эйдриан с Ларкином обменялись молчаливыми взглядами.

— Я сам в свое время был констеблем, доктор, — кашлянув, ответил Ларкин. — Уверяю вас, все, кому следует об этом знать, были сразу же поставлены в известность. Мы делаем все, что только в человеческих силах, чтобы вернуть мою маленькую племянницу домой. Надеюсь, это произойдет еще до заката солнца.

— Могу я пойти к жене? — спросил Эйдриан, уже взявшись за ручку двери.

К удивлению всех, доктор Маккинли решительно преградил ему дорогу — на редкость смелый поступок, учитывая, что он едва доставал макушкой Эйдриану до плеча.

— Только не сейчас, — невозмутимо проговорил он. Очки его блеснули. Нагнув голову, он обвел глазами всех участников этой сцены. Наконец его взгляд остановился на Порции. — Это вы Порция? — осведомился он.

Девушка бросилась к нему.

— Да, это я.

— Ваша сестра хочет вначале поговорить с вами.

— Сo мной?! Она хочет видеть меня? — Порция не могла опомниться от удивления. Сказать по правде, она ни минуты не сомневалась, что Каролина винит в случившемся в первую очередь ее. Правда, Каролина не умела подолгу сердиться, и раньше ей всегда сходили с рук все ее глупые детские выходки. Но только не сейчас… Какая мать может простить зло, причиненное ее ребенку? Даже Каролина с ее добрым, любящим сердцем не способна на это.

Они с Эйдрианом обменялись растерянными взглядами, словно спрашивая друг друга, что все это значит. В конце концов, Эйдриан слегка пожал плечами, давая понять, что сейчас следует прежде всего считаться с желаниями Каролины.

Собрав все свое мужество, Порция протиснулась мимо доктора, бесшумно проскользнула в спальню и плотно прикрыла за собой дверь.

Каролина, одетая в одну из ночных сорочек Вивьен, лежала в постели. Кто-то подсунул ей под спину подушку. В спальне стоял слабый аромат лаванды. Бледное лицо Каролины было обращено к окну — она тоже как будто ждала рассвета.

Она заговорила еще до того, как смущенная Порция успела подойти к постели.

— Я так боюсь, что они держат ее в темноте. Ты же помнишь, она боится темноты. Знаешь, я всегда твердила ей, что не нужно ее бояться, что чудовища не прячутся в темноте. — С трудом оторвав взгляд от окна, Каролина повернулась к Порции. Глаза ее казались такими же серыми и прозрачными, как светлеющее небо за окном. — Наверное, мне не нужно было этого говорить… лучше было бы солгать ей, как ты думаешь? Зачем только я это делала?

Порция кинулась к постели. Усевшись на краешек, она осторожно взяла сестру за руку.

— Ты то же самое говорила и мне, когда я была маленькая, — прошептала она. — Только я все равно никогда тебе не верила.

— Да, знаю. Это потому, что тебе почему-то страшно хотелось думать, что все сказочные чудовища, сколько их есть, по ночам толкутся возле твоей постели — и пикси, и домовые с привидениями, и даже гоблины, — дожидаясь, когда послушная маленькая девочка снимет с них заклятие и освободит их, — слабо улыбнулась Каролина.

— Ну, положим, послушной я никогда не была, даже в детстве, — прошептала Порция, нагнув голову, чтобы сестра не заметила набежавшие на глаза слезы.

Каролина ласково пригладила взъерошенные кудряшки на голове младшей сестры, и этот жест заставил обеих вспомнить о том времени, когда они могли надеяться только друг на друга.

— Я не должна была говорить все эти ужасные вещи о Джулиане. Прости. Может, он и чудовище, но он твое чудовище. Это было несправедливо и жестоко с моей стороны.

Порция, пытаясь проглотить вставший в горле ком, сжала руку сестры.

— Каролина… я должна рассказать тебе о том, что произошло в склепе.

Каролина покачала головой. Призрак прежней, знакомой до боли улыбки скользнул по ее бескровным губам.

— Не нужно, дорогая. Существуют тайны, которыми женщина может поделиться только с мужчиной, которою она любит. — Она помолчала. — Есть только одна вещь, которую ты должна сделать для меня…

Порция яростно стиснула руку старшей сестры.

— Все, что угодно! — сказала она. — Только скажи! Ты же знаешь, я все для тебя сделаю!

Каролина, повернувшись, обхватила ее лицо руками.

— Верни мне моего ребенка! — прошептала она, с трудом выговаривая каждое слово. Порция похолодела. Ей показалось, она слышит последнюю волю умирающей.

Ларкин с Эйдрианом, оба верхом, застыли на вершине небольшого холма, не сводя глаз с Чиллингсуорт-Мэнора. Издалека их можно было легко принять за статуи, так неподвижно они стояли. Внезапно тишину нарушил стук копыт, и из темноты вынырнула Порция верхом на крапчатой кобылке, которую Эйдриан подарил ей на ее двадцать первый день рождения. На ней была темно-синяя амазонка из теплой шерстяной ткани и доходившие до колен сапоги для верховой езды. Непокорные волосы она туго заплела в косу, свернув ее узлом на затылке, а вокруг шеи повязала шарф, чтобы свежие отметины от клыков Джулиана не бросались в глаза.

Как она и ожидала, ее появление было встречено без особого удивления. Эйдриан даже не пытался отговорить ее. Судя по всему, он ни минуты не сомневался, что она последует за ними. Впрочем, так оно и было — заметив, что Ларкин с Эйдрианом незаметно выскользнули из дома, Порция, не медля ни минуты, устремилась в погоню. Ларкин тоже, похоже, не удивился. Судя по всему, если бы они намеревались отговорить ее участвовать в этом опасном деле, то сделали бы это гораздо раньше, решила она.

Вместо этого Эйдриан только окинул девушку испытующим взглядом.

— Тебе ведь известно, зачем мы здесь, не так ли? Если нам удастся уничтожить Валентину…

Он не договорил. Впрочем, в этом не было нужды — если они уничтожат Валентину, душа Джулиана вернется к вампиру, укравшему ее душу две сотни лет назад. Даже если бы Джулиану и удалось выследить его, вампир, проживший на свете так долго, наверняка окажется настолько силен, что бессмысленно и пытаться одолеть его. Или ее, мысленно добавила Порция.

Порция смотрела прямо перед собой. Выражение лица ее было не менее решительным, чем у обоих мужчин.

— Джулиан сам сделал свой выбор, когда… — Глотнув, она на мгновение прикрыла глаза, словно от сильной боли. — Когда отвернулся от нас и пошел своим путем. Самое главное теперь — отыскать Элоизу и вернуть ее домой.

Эйдриан, одобрительно кивнув, вытащил из-под складок плаща небольшой, но мощный арбалет и протянул его Порции. Следом за арбалетом последовал мешочек с деревянными болтами[9], который был привязан к его седлу. Большую часть дня они с Ларкином провели, обходя мастерские оружейников, кузницы и доки в порту — нужно было обзавестись новым вооружением, ведь большая часть их арсенала накануне погибла в огне.

Порция, повесив арбалет на плечо, молча прикрепила мешочек с болтами к поясу амазонки. Все было проделано быстро — девушка так часто отрабатывала это в пустом бальном зале, что теперь обращаться с арбалетом для нее было так же привычно и естественно, как дышать.

Замок внизу, позолоченный лучами заходящего солнца, выглядел еще более угрюмым, печальным и заброшенным, чем когда она видела его в последний раз. За день солнце успело растопить снежное покрывало, скрывавшее прохудившуюся крышу и покосившиеся от времени печные трубы, но даже оно было бессильно рассеять гнетущую атмосферу страха, которая, словно темное облако, окутывала это место.

Они уже собирались направить лошадей вниз по склону холма, когда пронзительный зимний ветер донес до них торопливый перестук подков. Все трое обернулись и увидели, как по направлению к ним торопится еще один всадник.

На мгновение Порция утратила способность дышать. Потом присмотрелась и заметила полоскавшуюся на ветру гриву седых волос, венчающую голову одинокого всадника.

Ларкин, не веря собственным глазам, покачал головой:

— Что за чертовщина…

Эйдриан метнул в сторону Порции испепеляющий взгляд. Девушка в ответ только непонимающе пожала плечами.

— Я понятия не имела, что он отправится за мной, — виновато пробормотала она.

Уилбери — конечно, это был он — предпочел взять из хозяйской конюшни одного из самых послушных (и самых дорогих) жеребцов Эйдриана. Старик дворецкий мешком болтался в седле, он прихватил с собой такое количество оружия, что едва не падал под его тяжестью. Особенно внушительное впечатление производил висевший у него на плече огромный лук и притороченный к луке седла полный колчан стрел. Помимо этого Уилбери прихватил целую охапку осиновых кольев разной длины и толщины. Довершал картину внушительный клинок за поясом, подозрительно похожий на кухонный тесак для мяса. Уилбери не забыл даже старинный кремневый пистолет, торчавший из-за пояса его старомодных, до колен, панталон. Несмотря на явное стремление выглядеть лихим воякой, было заметно, что для него куда привычнее было бы стоять на запятках кареты.

Натянув поводья, старик остановил жеребца в двух шагах от ошеломленной Порции.

— Вы звонили, мисс? — почтительно осведомился он.

— Нет, она не звонила, — рявкнул Эйдриан. — Послушай, старина, ты что, совсем выжил из ума на старости лет? Тебе следует сидеть дома, чистить фамильное серебро, а не скакать по ночам с риском сломать старые кости!

— Осмелюсь напомнить, сэр, что у нас больше нет серебра, которое я мог бы чистить, — почтительным тоном возразил дворецкий. — Кстати, и дома, где я мог бы его полировать, тоже не осталось. Поэтому я приехал, дабы предложить вам свою помощь. Я прожил долгую и счастливую жизнь, милорд, которая уже клонится к закату. Чего мне теперь бояться?

Исподтишка разглядывая его несуразную фигуру, Ларкин кусал губы, чтобы не рассмеяться.

— Как это — нечего бояться? А если обитатели здешних мест примут тебя за своего, да еще чего доброго выберут тебя своим королем? Что ты будешь делать, Уилбери?

Старик-дворецкий смерил его оскорбленным взглядом.

— Осмелюсь предположить, мистер Ларкин, если удача мне улыбнется — ну и если, конечно, вы не промажете, — я проживу еще достаточно долго, чтобы отметить свой шестьдесят четвертый день рождения, — пожевав губами, сухо бросил он.

Ларкин, онемев от изумления, только молча вытаращил глаза. Порция, зажав ладонью рот, подозрительно закашлялась.

Эйдриан, прищурившись, какое-то время разглядывал надутую физиономию Уилбери.

— Какой-какой? — ехидно переспросил он. — Я не ослышался? Послушай, Уилбери, если мне не изменяет память, тебе перевалило за шестьдесят, когда я бегал еще в коротких штанишках!

— Чушь! — обиженно засопев, возразил дворецкий. — Конечно, я казался вам стариком, поскольку вы сами тогда были желторотым юнцом. Так всегда бывает. И не бойтесь, что я стану путаться у вас под ногами. Думаете, я не знаю, как вести себя в такой ситуации? Уверяю вас, сэр, мне в молодости случалось понюхать пороху. Я сейчас и не припомню, в скольких битвах мне довелось побывать.

— Держу пари, старик, сейчас ты станешь утверждать, что сражался с ордами нормандцев, когда они вторглись в Англию[10]! — насмешливо фыркнул Ларкин.

Порция, отпихнув зятя в сторону ласково погладила старческую руку дворецкого, крепко сжимавшую повод.

— Для меня большая честь сражаться бок о бок с вами, Уилбери! — торжественным тоном проговорила она.

— Благодарю вас, мисс, — с той же почтительной торжественностью ответил он. — Я бы, конечно, не позволил себе увязаться за вами, сэр, но я очень беспокоюсь о мисс Элоизе. Видите ли, я ведь единственный, кому под силу успокоить малышку, когда она просыпается ночью и плачет, если ей приснился страшный сон. Добрая чашка теплого молока с медом и пара куплетов из ее любимой баллады «Салли в переулке», и она уже снова сладко спит.

Порция подозрительно заморгала, от души надеясь, что подслеповатый Уилбери не заметит навернувшиеся ей на глаза слезы, а если и заметит, то спишет все на пронизывающий ледяной ветер.

— Уверена, для моей племянницы будет большим облегчением увидеть вас, Уилбери, когда мы разыщем ее, — с чувством пробормотала она.

Эйдриан покосился через плечо на клонившееся к горизонту солнце.

— Если вы закончили с разговорами, то нам лучше отправиться в путь, — нетерпеливо буркнул он. — А то еще, чего доброго, нас скоро нагонят близнецы с деревянными мечами в руках!

Следуя его примеру, все трое, исполненные решимости использовать последние минуты дневного света, пришпорили коней и рысью поскакали вниз по склону холма.

Поисковый отряд вихрем ворвался в замок, словно во вражеский лагерь, круша все вокруг себя, срывая с окон пыльные портьеры, и через несколько минут безлюдные коридоры и пустые гулкие комнаты были залиты неярким светом зимнего солнца. Порция с Эйдрианом обыскивали одну за другой комнаты верхнего этажа в поисках любого знака, указывающего на потайную лестницу или тайную комнату, за комнатами последовал чердак. А Ларкин с Уилбери, держа наготове арбалеты, шарили внизу, где были кухня и помещение для прислуги. Прочесав все нижние помещения, они спустились в подвал.

Порция, добравшись до третьего этажа, приоткрыла дверь в просторную спальню. И застыла, словно пригвожденная к месту, заметив глубоко вбитые в стену железные крюки, с которых свисали цепи. Она с содроганием вспомнила, как Валентина в свое время предлагала Рафаэлю отвести ее наверх, где его прихвостни займутся девушкой, пока она сама будет развлекаться с Джулианом. Судя по резкому запаху меди, до сих пор витавшему в воздухе, и темным пятнам, глубоко въевшимся в дощатый пол, она сильно сомневалась, что кому-то из несчастных, в свое время побывавших здесь, посчастливилось остаться в живых.

— Что это? — шепотом спросил Эйдриан, выглянув из-за ее плеча.

Девушка покачала головой:

— Даже вспоминать не хочется…

Обняв ее за плечи, он ласково вытолкнул Порцию в коридор.

Они спустились в бальный зал как раз в тот момент, когда Ларкин с Уилбери, шарившие по подвалу, появились в дверях. Оба с ног до головы были перепачканы в пыли, в волосах и на одежде у них красовались клочья паутины. Как ни странно это может показаться, Уилбери при этом умудрился выглядеть так, словно для него это было самым обычным делом.

— Ничего, — покачал головой Ларкин в ответ на их безмолвный вопрос. Лицо его было мрачным. — Никаких вампиров. Ни одного их приспешника. И, что хуже всего, никаких следов Элоизы. Что самое удивительное — ни единого гроба, где они отсыпаются днем.

Порция нахмурилась:

— А нет ли тут поблизости фамильного склепа? Я имею в виду — возле замка или где-нибудь в парке?

Ларкин отрицательно покачал головой:

— Я взял на себя смелость нанести визит бывшему владельцу замка. Он клянется и божится, что его предки все как один похоронены на кладбище сельской церкви.

С каждой минутой тени на полу становились все длиннее — извиваясь, они шевелились точно змеи, и Порции вдруг показалось, что они глотают солнечный свет. В комнате становилось все темнее. Порция озабоченно покосилась на одно из французских окон.

— Эйдриан, солнце садится, — напомнила она. — Что будем делать?

Он негромко выругался.

— Что делать?! У меня просто руки чешутся спалить это змеиное гнездо, чтобы к рассвету от него осталась только кучка углей!

— А у меня, думаешь, не чешутся? — вздохнула Порция, — Увы, у нас связаны руки. Вдруг они спрятал и Элоизу в одном из закоулков замка?

— Очень может быть, что Валентина разгадала наш план. И сообразила, что первым делом мы бросимся сюда, — вмешался Ларкин. — И если она предупредила об этом твоего приятеля Рафаэля, ни один из здешних вампиров сюда не сунется. Возможно, нам стоит вернуться в город, — с некоторым сомнением в голосе предложил oн. — Вдруг она прислала записку, пока нас не было?

— Ты хочешь сказать, письмо с требованием выкупа? — Эйдриан коротко фыркнул. — И что она намерена нам предложить? Пришлите мне голову вашего брата, и тогда я верну вам вашу маленькую девочку? Ты это серьезно?

— Ну, вряд ли она этого потребует. Ведь если ты отрубишь Джулиану голову, его тело рассыплется в прах, — рассудительно заметил Ларкин.

Эйдриан метнул в него сердитый взгляд:

— Я в фигуральном смысле.

— Она охотится не за его головой, — вмешалась Порция. — Ей нужно сердце Джулиана.

Эйдриан в замешательстве провел рукой по спутанным волосам.

— Знаете, взгляну-ка я последний раз на чердак, прежде чем уйти. Просто для очистки совести.

— А я, пожалуй, останусь здесь. Не нравится мне все это. Нужно быть начеку, — отозвалась Порция. — Вдруг вампирам придет в голову вернуться? Не хочу, чтобы нас застали врасплох, тем более на чердаке.

Эйдриан в сопровождении Ларкина направился к лестнице, которая вела на галерею.

— Мне остаться с вами, мисс? — спросил Уилбери, провожая тоскливым взглядом обоих мужчин.

Порция сняла с плеча арбалет, вставила болт, после чего с улыбкой повернулась, к дворецкому.

— Нет-нет, Уилбери, вы свободны, идите. Со мной все будет в порядке. А вот им очень пригодится дюжий молодец вроде вас. Мало ли что понадобится: выломать дверь или сдвинуть с места тяжелую каменную плиту.

Благодарно закивав, старик-дворецкий торопливой рысцой бросился за мужчинами. Ну просто нетерпеливый юнец, с беззлобной усмешкой подумала Порция, Проводив до взглядом, девушка присела на каменные ступеньки лестницы, ведущей на галерею второго этажа. В глубине души она была даже признательна своим спутникам за возможность хоть несколько минут побыть одной.

Даже не верилось, что всего две ночи назад она кружилась по этому самому залу в объятиях Джулиана. Куда труднее было смириться с тем, что ей больше не суждено испытать то пьянящее наслаждение, которое она впервые изведала здесь. Сейчас Порция отчаянно жалела что Джулиан не может подарить ей ребенка. Конечно общество заклеймило бы ее позором. Пусть! Зато ребенок Джулиана стал бы живым напоминанием о нем — маленький мальчик с темными, как у отца, глазами и такой же дьявольском усмешкой, размечталась Порция. От острой боли на мгновение сжалось сердце.

Она вскочила на ноги, презирая себя за черствость и эгоизм. Как ей не стыдно мечтать о собственном ребенке, когда маленькая Элоиза до сих пор находится в лапах этих ублюдков, и неизвестно, жива ли она! Порция бесцельно кружила по бальному залу, наблюдая за тем, как сгущаются сумерки. В углах зала закопошились какие-то тени, и ей стало совсем неуютно. Наконец не выдержав, Порция отыскала в кармане спички и принялась зажигать свечи в расставленных по залу канделябрах.

Покончив с этим, девушка подобрала оставленный на ступеньках арбалет и окинула оценивающим взглядом результат своих трудов. Помимо ее воли мысли вновь устремились в прошлое. Ей вдруг показалось что из темноты на нее смотрят глаза Джулиана. Она почувствовала, как его сильная рука вновь легла ей на талию, с каждым движением бедер, с каждым кругом, который они делали до залу, все ближе притягивая ее к себе. Под ногами у них в унисон с завораживающими звуками вальса, шуршали опавшие листья…

Закрыв глаза, Порция замечталась. Внезапно ей стало страшно… она могла бы поклясться, что снова слышит рыдающую мелодию вальса, эхом отдающуюся в ее ушах опустив голову, она так глубоко погрузилась в мечты; что даже не сразу поняла, что это не вальс, а ее любимая колыбельная. Колыбельная, которую напевает до жути знакомый высокий женский голос с легким французским акцентом.

Чувствуя, как волосы на затылке зашевелились и встали дыбом, Порция медленно обернулась.

На верхней ступеньке лестницы, в точности, как и в предыдущую ночь, стояла Валентина. Порция машинально вскинула арбалет, потом, опомнившись, заставила себя опустить оружие. Свернувшись клубочком, на руках Валентины мирно спала Элоиза.