Темная симфония

Глава 13

Антониетта проснулась с ощущением опасности. Крошечные бисеринки пота выступили на теле, сердце колотилось от страха. Она пошарила рукой на прикроватной тумбочке в поисках своих темных очков, одновременно мысленно потянувшись к Байрону. Но вместо спокойствия она почувствовала темную зловещую пустоту. Ее легкие горели от нехватки воздуха. Где он? И что за монстр рыскал у нее за окнами в поисках способа проникнуть внутрь?

— Байрон, — позвала она его резко. Властно. — Где, черт возьми, мой рыцарь в сияющих доспехах, когда я в опасности? Просыпайся!

Хищные глаза следили за ней, сосредоточившись на единственной цели. Антониетта могла ощущать обжигающую злобу в этом пристальном взгляде.

Медленно, неторопливо она села и спустила ноги с кровати. Одной рукой подтянув простынь до подбородка, вторую она инстинктивно направила к собаке. Борзая сохраняла полнейшее молчание, но женщина могла чувствовать напряжение, вибрирующее в теле животного. Кельт был на стреме, его поза выдавала готовность к охоте. Стояла ночь, Антониетта понятия не имела, откуда она это знает, но совершенно точно была ночь. Она опять проспала весь день. Что-то ужасное и опасное кралось снаружи вдоль ее балкона, ища способ проникнуть в дом. Темная злоба заполонила ее комнату.

— Я с тобой. Оставайся связанной с Кельтом, — спокойно ответил Байрон.

Нечто тяжелое с глухим стуком ударилось в витражное стекло. Неумолимо, беспрестанно толкаясь, царапая, чтобы оказаться внутри. Пес быстро направился к окну, яростный защитник, оскаливший зубы, всегда наготове. Дыхание, долетающее из-за толстых стен, было ужасным на слух. Оно напоминало воздух, несущийся сквозь туннель. Поступи полагалось быть бесшумной, но Антониетта могла слышать мягкие шаги по балкону, звук когтей, скребущих по ее подоконнику.

— Оно за окном, пытается войти. Я не могу удержать Кельта. Он разгуливает между окон. Я боюсь, Байрон, — Антониетта натянула халат, вдохнув отравляющий запах крупной, тяжелой кошки, от чего ей тут же захотелось заткнуть нос. — Ему нужна я. Не кто-либо другой, а именно я. И у меня нет истерики. Я чувствую, как оно тянется ко мне.

У нее под кожей все зачесалось, напоминая событие из детства, когда она была страшно напугана, зная, что на яхте ее родителей заложена бомба. Ее чувства еще больше обострились. Сознание было совершенно ясным, становясь узким туннелем, чтобы вобрать и усилить каждый звук. Замерцали цвета, красные и желтые, брильянтово-яркие и ослепляющие. Антониетта не могла от них отгородиться. Она видела другими органами чувств, не глазами, и цвета оставались в ее сознании. Цвета были расплывчатыми, но распознать крупную фигуру животного было возможно. Грудь и живот отливали яркими всполохами красного цвета, который окружали оттенки оранжевого, по периметру выцветающие до светящегося желтого. Увидев отпечатки лап, бледно-желтого, ниспадающего до синего цвета, который постепенно исчезал, она поняла, что видит тепло тела. Тепловые картины, как животное переходит от окна к окну, скребя лапой, царапая и подкапывая, пытаясь войти.

— Теперь я вижу его. Ягуара. Крупного. Кельт следит за его движениями. Уходи из комнаты. Спускайся вниз в крыло, где живет Франко и оставайся с ним, пока я не позову тебя. Я в пути.

Антониетте не нужно было повторять дважды. Чистая злоба, проникающая из-за толстых стен палаццо, была тревожной. Она чувствовала черную ненависть. Потребность разорвать и убить.

— Кельт, пошли со мной, — она дернула дверь.

Кошка взвыла. Отвратительный звук, который перешел в пронзительный крик ярости. Чувствуя, что она ускользает, животное со всей силой ударило по витражному стеклу возле двери. Антониетта услышала ужасный стук, когда в решительной попытке войти тяжелое тело пробило стекло. Раздался зловещий звук чего-то треснувшего. Низкое рычание вырвалось из горла Кельта. Антониетта услышала хруст, когда борзая сомкнула зубы на чем-то, что она боялась идентифицировать. Она скорее почувствовала, чем услышала, как собака жестко затрясла головой.

— Убирайся оттуда. Он удерживает кошку возле окна. Закрой за собой дверь.

— Я не оставлю Кельта здесь одного. Ягуар — дьявол. Я чувствую это, — ей хотелось вытащить собаку, но ни уговоры, ни команды не могли отозвать его от окна.

— Делай, как я приказал, — Байрон говорил тихим, низким голосом, который проникал глубоко в ее разум и заставлял повиноваться, хотя все ее существо противилось тому, чтобы оставить собаку одну на один со злом.

Байрон вырвался из-под земли, черным облаком пара неумолимо несясь по небу. Одна часть его сознания следила за продвижением Антониетты по палаццо, вниз по изогнутой лестнице и через длинную анфиладу комнат к крылу, где жили Франко и Марита. Другая часть его оставалась связанной с Кельтом. Борзая, вцепившись в морду кошки, царапалась, кусалась, а затем отпустила, отпрыгнув назад. Ягуар отступил с отвратительным визгом боли.

Собака проследовала за кошкой до дальнего окна. Снаружи, на балконе, ягуар запрыгнул на крышу, зацепившись и перемахнув через бойницы, побежал по узкому карнизу к башне. Потеряв кошку из виду, борзая вернулась назад и несколько раз прошлась меж окон.

— Иди к ней. Я поохочусь.

Байрон понимал, что прибыл слишком поздно. У кошки было преимущество. Очевидно, какое-то внутреннее чутье предупредило животное, что хищник напал на его след. Байрон мог только надеяться, что одна малюсенькая ошибка даст ему намек, где располагается логово ягуара. Запах и след должны быть свежими. У него не было иного выбора, кроме как разобраться с новой опасностью, грозившей Антониетте. И почему все они так хотят ее смерти?

Борзая с легкостью открыла дверь апартаментов Антониетты и безошибочно направилась по ее следу через палаццо, даря Байрону хоть какое-то облегчение. Он сосредоточил все свое внимание на охоте на ягуара. У кошки должно быть где-то поблизости логово, если, конечно, это был не член семьи Антониетты. В противном случае, он мог вернуться назад и войти в палаццо в облике человека.

— Если это один из моих кузенов, как ты это явно подозреваешь, почему бы им просто не измениться внутри палаццо и не напасть на меня внутри него? И не думай, что тебе это пройдет даром — то, что ты отослал меня из комнаты без Кельта. Нам предстоит долгая дискуссия относительно границ твоего поведения.

Он не обратил никакого внимания на ее комментарий, сфокусировавшись на ее намерениях.

— О чем ты думаешь, Антониетта? Не вздумай обыскивать палаццо.

— Разве ты не понимаешь? Если кошка снаружи, а все мои кузены в своих комнатах, это не может быть кто-нибудь из них. Я пойду проверю Франко и Мариту и, если они на месте, я проверю Пола и Ташу.

Байрон красиво выругался на нескольких языках.

— Ты не сделаешь этого. Где эта собака? Почему он не с тобой?

— Он здесь и перестань носиться со мной, — Антониетта постучала в дверь кузена. Несмотря на темноту, вечер был еще достаточно ранним, и никто еще не должен был лечь спать. — Байрон! Ради всего святого. Ты случайно не сегодня пригласил свою семью на ужин? — как она могла позабыть про это? Прошлым вечером она сообщила об этом Хелене, но не проверила, все ли идет гладко.

— Как только ты попросила меня. Не волнуйся, я могу с легкостью отменить приглашение. Ради блага всех нас это, может быть, даже лучше всего. Я бы предпочел не знакомить твою семью с юным Джозефом.

— Нет. Не смей отменять приглашение. Я не позволю дикому животному лишить меня шанса встретиться с твоей семьей.

Дверь открыл Франко, поразив ее.

— Ты пришла повидать Маргариту? Сегодня ей лучше. Я принес ей компьютер, полагаю это прекрасная идея, чтобы развлечь ее, — он поцеловал кузину в щеку и втянул внутрь. — Она любит общаться с твоей собакой. Оба ребенка уже без ума от него.

— Где Марита? — спросила Антониетта, взмахом руки приветствуя Винсента и пересекая комнату, чтобы поцеловать Маргариту. Кельт ткнулся носом в детей, выражая свою привязанность.

— Она, скорее всего, ищет компьютерную обучающую программу, — ответил Франко. — Она была взволнована с тех пор, как наткнула на… — он бросил взгляд на дочь. — Ну, ты понимаешь. Она была расстроена.

— Да-а, это был пугающий для нее опыт.

— А она такая чувствительная и нервная.

Взбалмошная. Слово возникло у нее в голове раньше, чем она смогла обдумать его. Антониетта уловила эхо мгновенного согласия Байрона.

— Я совершенно позабыла сообщить вам, что семья Байрона остановилась поблизости, и я пригласила их сегодня к нам на ужин. Если вы в состоянии, я бы очень хотела, чтобы ты и твоя семья присоединилась к нам, — она взяла Маргариту за руку: — Как ты себя чувствуешь, cara? Сильно болит?

Маргарита покачала головой.

— Ночью, когда я плакала, ко мне заходил Байрон и что-то сделал, что моя нога больше не болит. Это помогло лучше, чем все лекарства, от которых хочется спать.

— Я не знал этого, — ответил Франко.

— Ты спал, — с детской непосредственностью ответила Маргарита.

— Байрон более квалифицирован, чем я, когда нужно убрать чью-либо боль, — объяснила Антониетта. — Я должна проследить за всеми деталями сегодняшнего ужина, но мне хотелось убедиться, что вы знаете, что сегодня у нас будут гости.

Франко рассмеялся.

— Слуги воспримут тебя более серьезно, если ты будешь не в халате, Антониетта. Ты просыпаешься все позднее и позднее, хотя вы, артисты, наслаждаетесь, соблюдая странный распорядок дня.

— Так оно и есть, — она легонько его поцеловала. — Но вы так или иначе любите нас.

— Да, ты права. Поблагодари Байрона за помощь Маргарите. И мы будем на твоем ужине, оказывая тебе полную поддержку Скарлетти. Не о чем волноваться.

— Можно Кельт останется со мной? — спросила Маргарита.

Глубоко внутри Антониетта почувствовала, как замер Байрон, выжидая. Он не возражал. Не протестовал, но она чувствовала, как он задержал дыхание. Его беспокойство за нее, заставляло ее чувствовать себя лелеемой.

— Я спрошу его, захочет ли он навестить тебя чуть позже, — пообещала ребенку Антониетта. — он нужен мне еще на некоторое время, — ее рука опустилась, чтобы приласкать шелковистые уши борзой. Собака заставляла ее чувствовать себя более независимой. Она бы никогда не вошла в апартаменты Франко, не взяв ее с собой, опасаясь, что мебель могла быть передвинута в результате одной из безумных дизайнерских задумок Мариты или что дети оставят свои игрушки разбросанными. Кельт просто обводил ее вокруг всех предметов словно так и должно быть.

— Запах кошки очень свеж в роще. Я вижу следы в саду и, в частности, на заднем дворе. Животное пыталось войти через французские двери. Внизу у основания виден отчетливый отпечаток, словно животное пыталось приподнять их, чтобы попасть внутрь. Чуть выше, на раме, присутствуют царапины.

Антониетта шагала через длинный коридор, отделяющий комнаты Франко от Ташиных. Звук рыданий заставил женщину нахмуриться и быстро постучать в дверь кузины. Таша могла кого угодно разрезать на двое своим языком, но она редко плакала.

В ту же секунду наступила тишина. Раздался шорох одежды. Антониетта попыталась было открыть дверь, но та была заперта.

— Таша. Что случилось?

— Ничего, Тони, уходи.

— Вот этого делать я точно не собираюсь. Открой дверь, или я воспользуюсь мастер-ключом, — тревога быстро охватывала ее. Таша никогда не запиралась в комнате.

— Рядом с тобой кто-то есть?

— Только Кельт. Что случилось, Таша? Ты пугаешь меня.

Байрон чувствовал, как постепенно тревога Антониетты усиливается. Даже осматривая местность на присутствие ягуара, он тенью присутствовал в ее сознании. Кошки были известны своей скрытностью и способностью прятаться. Эта же, он не сомневался, была хитрее всех прочих.

Дверь медленно приоткрылась. Таша отступила, позволяя кузине войти, а затем резко захлопнула за ней дверь и заперла ее.

— Осторожно, Тони, стул. Подожди минутку, позволь мне убрать его. Я не предполагала, что он окажется на пути.

Антониетта, чувствительная к различным нюансам, услышала дрожь в голосе Таши, хотя было очевидно, что та приложила все усилия, чтобы скрыть это.

— С ней что-то не так, Байрон. Она рассказывает мне все. До малейшей детали. Это совершенно не похоже на нее.

— Направь Кельта взглянуть на нее, — Байрон сфокусировался, используя образы от животного. Лицо Таши опухло и было влажным от слез. Он взглянул пристальнее. И темный гнев свернулся внутри него. — Используй свои пальцы, любовь моя, кто-то ударил ее. Ее глаза опухли, а левая сторона лица бесцветна.

Антониетта схватила кузину за руку и притянула ее к себе.

— Кто осмелился сделать с тобой подобное? — кончики ее пальцев едва прикасались, стараясь не причинить ненужной боли. — Тебе следовало бы немедленно прийти ко мне. Я бы помогла.

— Это было слишком унизительно, — Таша разразилась очередной бурей слез. — Я не желала, чтобы кто-нибудь видел меня. А ты все еще пребывала в постели с… с тем мужчиной, — последнее добавила она осуждающе.

— Это сделал Кристофер?

— Он сегодня нанес визит, как делал это каждый день, со своими требованиями. Ему не нравится моя одежда. Он хочет, чтобы мои волосы лежали по-другому. Я не достаточно осведомлена об искусстве. Список моих недостатков можно продолжать и продолжать, и он даже не знает о самом жестоком из всех, — вырвалось с рыданием. Таша обхватила руками Антониетту и заплакала у нее на плече, словно разбито было ее сердце.

Антониетта обняла ее. Даже Кельт ткнулся в ногу Таши в попытке успокоить ее.

— Надеюсь, ты сказала этому мужчине убираться к дьяволу.

— Вот поэтому он меня и ударил. Он пришел в ярость, когда я вернула ему его кольцо. Он сказал, что отказывается позволять мне разрывать нашу помолвку. Он наговорил мне ужаснейших вещей, — подняв голову, она притянула руку Антониетты к своему бедру. — Он ударил меня с такой силой, что я упала, а потом он пнул меня прямо сюда.

Ярость нахлынула из ниоткуда, отчего Антониетта покачнулась. Она не знала, был ли это ее гнев, или она настолько глубоко слилась с Байроном, что ощущала его бешенство. Сочетание было смертельным.

— Я скорее продам палаццо, чем позволю этому ужасному мужчине когда-либо еще приблизиться к тебе. Nonno почувствует то же самое, так же как и Франко и Пол. Как бы мне хотелось лично совершить над Кристофером хоть небольшое насилие.

Она обхватила ладонью одну из сторон лица кузины, сосредоточившись на поиске силы внутри себя.

— Байрон, помоги мне, — она знала, что он поможет ей, что его исцеляющая сила была велика и что вместе они смогут убрать всю боль. Антониетта ощутила, как он движется внутри нее. Собираясь с силами, достигая Таши. Услышала мягкий напев, слова были на незнакомом языке, который она не узнала, хотя была знакома со многими.

Таша отпрянула назад, когда пульсирующая боль на ее лице уменьшилась и почти растворилась. Она дотронулась до своего лица.

— Сейчас намного лучше. Grazie, Тони, — она пересекла комнату, в возбуждении проводя рукой сквозь волосы. — Кристофер может доставить нам проблемы. Nonno. Он сказал, что устроит скандал. Наша семья не может позволить себе больше скандалов.

— Скарлетти родились, чтобы быть втянутыми в скандалы. Я думаю, нам следует позвонить твоему красивому капитану и выдвинуть обвинения против Кристофера Демонизини. Может, нам повезет, и эта крыса проведет несколько часов в тюрьме.

— Я просто хочу забыть, что когда-либо вообще имела с ним дело.

— Меня совсем не удивляет, что он вел себя так оскорбительно. Кристофер вырос, думая, что имеет право на все, что угодно. Мне жаль, что он причинил тебе боль, Таша, но по правде, я благодарна, что ты порвала с ним.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты порвала с Байроном. Я не сравниваю Кристофера с Байроном, Тони, честно, не сравниваю. Но он пугает меня, как никогда не пугал Кристофер. Я хочу, чтобы ты пообещала мне быть осторожной. Что-то в нем есть неправильное. Почему мы ничего о нем не знаем?

— Его семья сегодня придет к нам на ужин. Его сестра, ее муж и их сын. Мы можем задать им всевозможные вопросы.

— Сегодня? — голос Таши взвился и она прикрыла лицо руками. — Как это могло произойти сейчас, Тони? — запричитала она. — Я хочу познакомиться с его семьей. Но я не смогу спокойно сидеть за столом с таким лицом, как у меня. Они обязательно должны прийти на ужин сегодня? Нельзя подождать недельку или две?

— Таша, они здесь проездом. Тебе прекрасно известно, что я не могу просить их подождать. Тебе всегда хочется находиться в центре драмы. Мы могли бы пригласить на ужин также и капитана. Это отличная возможность. И я должна одеться. Я хочу сегодня выглядеть особенной, но не желаю, чтобы Жюстин мне помогала.

Таша схватила Антониетту за руку.

— Без вопросов, я помогу тебе. Но я не хочу приглашать Диего. Не желаю, чтобы он видел меня такой.

— Я еще не сообщила о сегодняшнем ужине Полу, и мне необходимо переговорить с Хеленой. Я хочу проверить, чтобы все было идеально.

— Я позвоню Хелене и попрошу ее встретиться с нами в твоих комнатах. А Пол ушел. Он покинул дом сразу после приезда Кристофера.

Дрожь пробежала по спине Антониетты.

— Байрон? — потянулась она к нему, нуждаясь в его успокаивающем присутствии.

— Я здесь, cara. Всегда с тобой. Пол частенько отсутствует. И это, так или иначе, ничего не доказывает.

Антониетта вслушалась в биение своего сердца. Бившийся в ней страх начал утихать.

— Grazie, Байрон. Тебе всегда удается найти правильные слова.

— Мы должны поторопиться, — Таша бросила еще один взгляд на свое лицо в зеркале. — Оно больше не так сильно болит, но уверена, выглядит ужасно. Пошли, прежде чем я передумаю. Давай найдем тебе идеальный наряд.

Антониетта быстро зашагала через все палаццо и вверх по лестнице, Кельт, находящийся подле нее, и Таша указывали путь. Хелена поджидала у ее дверей, делая все возможное, чтобы скрыть свое раздражение от вмешательства Антониетты.

— Я уверена, что все прекрасно, синьорина.

— Тогда отлично, — отрезала Таша, — она просто проверяла. Иди, занимайся тем, чем должна.

— Это было грубо, — заметила Антониетта, когда экономка заторопилась прочь.

— Грубой была она. Ей прекрасно известно, что ты никогда не суетишься. Что это должно быть очень важным для тебя, иначе ты не была бы столь озабоченной.

— Я не суечусь.

— Нет, суетишься.

Антониетта осмотрительно открыла свою дверь, позволяя Кельту войти вперед нее. Когда борзая не подала признаков тревоги, она вошла с большей уверенностью.

— А тебя никто не спрашивает.

На нее пролился его мягкий смех.

— Тони, окно, — Таша бросилась к одному из самых больших осколков цветного стекла. Он был выдавлен внутрь. — Что произошло?

— Это та кошка попыталась войти. Байрон ее сейчас ищет.

— Как ужасно. Ты позвонила Диего?

— Нет, я даже не подумала о звонке властям. Я выбежала из комнаты.

— Что ж, придется здесь все отремонтировать. Тем временем, ради безопасности здесь следует установить засов, — Таша распахнула двери платяного шкафа. — Что-то женственное, но не слишком сексуальное.

— Ты выглядишь сексуально во всем, что бы ни надела.

— Не сегодня.

Она знала, что одевается вовсе не ради семьи Байрона. Она одевалась ради него самого. Ей хотелось выглядеть красивой и женственной. Ей хотелось выглядеть, как та женщина в зеркале, которую она видела.

— Вот, длинная юбка королевско-синего цвета и легкая блузка с перламутровыми пуговицами, — приняла решение Таша. — Образ идеальный. Пианистка, деловая женщина и к тому же ультраженственная.

— Длинная юбка, Байрон. Ничего сексуального.

— На сегодняшнем ужине я буду думать о маленьком кружевном бюстгальтере, который ничего не скрывает и «танго». Этих чудесных маленьких «танго», мысли о которых преследуют меня каждую минуту бодрствования.

— Ты меня беспокоишь. Но больше всего меня беспокоит, что мне нравится то направление, в котором ты думаешь. Ты нашел ягуара? Пола здесь нет, но Таша и Франко оба на месте.

— Кошка прокралась через бухту и спустилась вниз, к пещерам, где есть вход в туннель. След ведет от палаццо и снова к нему. Вода уничтожила все следы запаха. А сейчас поспеши и оденься. Твоя экономка, кстати, вымещает свою ярость на поваре.

Ягуар сознательно воспользовался водой, чтобы спутать запах. Байрону не удалось найти четкого следа, ведущего из бухты. Из множества людских запахов, смешавшихся воедино, невозможно было выбрать один-единственный, принадлежащий оборотню. Байрон замаскировал свое присутствие и взмыл вверх на балкон Антониетты, посылая быстрое заверение Кельту, чтобы борзая не насторожилась и не встревожила женщин. Одно из окон было повреждено достаточно сильно. Ягуар пытался прорваться в комнату, определенно желая напасть на Антониетту.

Байрон со всей силы вцепился в балюстраду. Антониетта была превыше всего. Он не мог больше позволить себе выжидать, когда на нее стал охотиться такой враг. Она должна быть с ним.

— В чем дело? Ты такой печальный. Возвращайся ко мне, и переставай думать о случившемся. Со мной ничего не случилось и не случится. Ты дал мне Кельта, помнишь?

Ее голос наполнял его счастьем, но одновременно и разрывал его сердце. Он должен найти способ заставить ее понять. Ему хотелось, чтобы она выбрала его жизнь. Любила достаточно, чтобы выбрать его. Ее семья и ее музыка были всем ее миром. Должен же быть способ дать ей все это и при этом делить и защищать ее жизнь.

— Байрон, в чем дело? Я делюсь с тобой своими проблемами, поделись и ты своими со мной.

Обида свернулась в ее мыслях. Байрон выпрямился.

— Позже. После того, как ты повстречаешься с моей семьей. У нас будет уйма времени для разговора. Я иду.

Воспользовавшись трещиной в окне, он туманом просочился в ее спальню, а затем проскользнул под дверью, ведущей в коридор, поэтому, когда она вышла одетая, он уже ждал ее. Он даже позаботился ради нее одеться в костюм.

Таша отвернула от него свое лицо и впервые ничего не сказала. Байрон разглядел, как краска проступила под ее кожей, когда она сжала руку Антониетты, а потом бросилась прочь. Он же просто стоял, глядя на свою Спутницу жизни. В этот момент он понял, что всегда будет ощущать этот первый миг чуда каждый раз, когда будет видеть ее. Испытывать радость от ее существования. Она стояла перед ним, одетая в какое-то синее творение, которое подчеркивало все ее изгибы и кружилось и колыхалось, словно живое, когда она двигалась. Он лишился дара речи, на минуту потеряв способность думать.

— Повар действительно расстроен?

Байрон прочистил горло, любуясь ею. Она, очевидно, не представляла, как подействовала на него, и это было хорошо.

— Послушай, ты сама сможешь услышать, как он спорит с экономкой и своим помощником.

Антониетта с удивлением обнаружила, что действительно может это сделать. Ей просто надо было захотеть услышать. Спор просто бушевал на кухне. Она вздохнула.

— Не бывает ничего легкого, не так ли?

Байрон взял ее под руку. Кельт встал по другую сторону подле нее. И они направились вниз в огромную кухню. Некоторые работники резали и измельчали, ароматы хлеба и бульона наполняли помещение. Когда они появились, все до единого замолчали.

Антониетта выдавила улыбку.

— Уверена, здесь нет никаких проблем. У нас совсем мало времени, чтобы приготовить этот обед. Наши гости могут прибыть в любую минуту, и все должно быть идеальным. Я отправила пересмотренное меню и попросила ирландскую кружевную скатерть и лучший китайский фарфор. Палаццо должно выглядеть безупречно. Если вам придется попросить горничных поработать сверхурочно, то, пожалуйста, скажите им, что это будет компенсировано им должным образом, — на мгновение она заколебалась, поскольку привыкла иметь рядом с собой Жюстин, которая заботилась обо всех деталях, и не знала как поступить дальше. По правде, она редко выходила за пределы того, чтобы отдавать Хелене приказы.

Лицо Хелены стало матово-красным.

— Я способна позаботиться об этих вещах, синьорина, — ее голос был жестким. — Вы больше не уверены в моих способностях управлять персоналом?

— Нет, конечно, нет, Хелена, — торопливо промолвила Антониетта. — Только этот обед очень важен для меня. Я слышала, что шеф-повар, похоже, возражает против меню…

— Cara, bella, по правде, моя семья будет довольна всем, что бы ты ни выбрала для подачи на стол. Им нет до этого дела. Они придут встретиться с тобой, — Байрон положил руку на плечо Антониетты, ища способ успокоить ее нервозность при мысли о встрече с его семьей. — Они так счастливы, что я нашел тебя. И с огромной радостью примут тебя в нашу семью. Элеанор была так рада, когда услышала, что мы связаны.

— Мне есть, — она явно была расстроена и не обращала на него внимания.

Байрон скользнул своей рукой по ее, пока их пальцы не встретились, переплетясь.

— Синьорина… — Хелена нервно переступила с ноги на ногу. — Ирландская кружевная скатерть пропала. Чуть раньше я сказала горничным положить ее на стол для обычного ужина, и они ответили, что ее нет. Довольно красивы кружева Медичи.

— Пропала? Да что такое со всеми? Как ирландское кружево могло пропасть? Оно осталось от моей матери.

Байрон с усилием притянул ее к себе, пока она не оказалась под защитой его плеча. Она была не похожа на саму себя, носясь со слугами, и все из-за того, что нервничала из-за встречи с его семьей. И он сразу же увидел важность этой скатерти для нее.

— Я сожалею, синьорина, я все понимаю и постараюсь ее найти, но если мы не сможем, то должно быть что-то другое, — в голосе Хелены звучало легкое отчаяние.

— Я хочу, чтобы все было идеальным, Хелена. Я не переживу, если семья Байрона явится на ужин, а на столе не будет ирландской кружевной скатерти.

— Мне жаль, синьорина Антониетта, я еще раз проверю прачечную, — экономка безумно просигналила повару и его помощнику.

— Эта семья, ваши особенные гости, — вдруг заговорил Эстебан, — они деловые партнеры или друзья? Возможно и то, и другое?

Альфредо взорвался стремительным потоком ярости, размахивая руками и резко ударяя Эстебана по ушам.

— Ты не имеешь права спрашивать синьорину о подобном.

Антониетта услышала глухой звук, когда его кулак соприкоснулся с ухом, и она вздрогнула.

— Альфредо! — резко отчитала она. — Я не верю в эффективность избивания другого человека. Пожалуйста, в моем доме держи свои руки при себе. Уверена, тебе известно, что я не позволяю обращаться со своими людьми в такой манере.

— Я подумал, этим вызваны изменения в меню, Альфредо, — извинился Эстебан, — простите меня, синьорина.

— Здесь нечего прощать, Эстебан, — Антониетта положила руки на бедра. — Ты сможешь приготовить для меня этот ужин, Альфредо? Да или нет?

В ее голосе слышался явный вызов. Байрон также услышал и намек на отчаяние. Для его семьи обед не имел никакого значения, а для Антониетты огромное. Он сузил глаза и сосредоточил свой взгляд на шеф-поваре. На краткий момент, языки демонического пламени мелькнули в его глазах.

Альфредо перевел взгляд с Антониетты на Байрона. Его лицо прояснилось, и он развел руки в покорном жесте.

— Как скажете, синьорина, если вы желаете поменять меню, я буду более чем счастлив угодить.

— Хорошо. Grazie, Альфредо. Ты не представляешь, насколько это для меня важно. Пойду, не буду вам мешать, — она развернулась, взмахнув своей длинной юбкой и ловя руку Байрона. — Я так рада, что все закончилось. Я так нервничаю.

Байрон поднес ее руку к своим губам и прикусил ее костяшки.

— В этом нет никакой необходимости. Элеанор сразу же полюбит тебя. Иначе и быть не может. Влад очень спокойный, уравновешенный человек. Он обожает Элеанор и дает ей все, чего она ни захочет.

— Он ювелир, как и ты? Художник?

— Можно сказать и так. Я обладаю особенным даром, позволяющим мне искать драгоценности, призывать их к себе. Идеальные камни для изделий, которые я представляю в своем уме. Влад не любит создавать ювелирные украшения. Удовольствие ему приносит скульптура. Его работы очень высоко ценятся. Элеанор была невероятно рада, что он ремесленник. Она никогда не была бы счастлива с охотником.

— Охотники? На что они охотятся?

Он должен был знать, что она уловит ошибку. Ему становилось слишком спокойно рядом с ней. Антониетта была так крепко связана с ним, что он иногда не знал, где начинается он, а где заканчивается она. Он только сейчас начал понимать насколько близки Спутники жизни.

— Мне следовало бы использовать термин «телохранитель». Почти как капитан Диего. Я объясню это, когда у нас будет больше времени.

Антониетта подняла обе руки к его лицу, ее чувствительные пальцы исследовали его выражение, черточку за черточкой.

— Да, я думаю, тебе придется объяснить мне это, Байрон. И не только потому, что ты хмуришься, я также ощущаю твое нежелание в своем сознании. Нам многое придется обсудить, не так ли? Например, такие вещи, как границы поведения.

Он поморщился.

— Я забочусь о твоей безопасности.

— Это не то, что я хочу услышать.

— Наша мысленная связь становится помехой.

— Только когда ты стараешься спрятать от меня свои мысли. Не могу дождаться встречи с твоей семьей, — добавила Антониетта. — Особенно с твоей сестрой. Она сможет рассказать мне замечательные истории о твоем детстве. Она сможет сказать мне, поймешь ли ты когда-нибудь такой термин, как «границы поведения», или нет.

Он застонал.

— Элеанор склонна приукрашать некоторые вещи.

Антониетта рассмеялась.

— Ты лжешь мне. Ей, скорее всего, это и не требуется. Не могу дождаться, чтобы узнать, каким ты был ребенком.

— Антониетта, мне бы не хотелось перебрасывать тебя через свое плечо на глазах у наших семей и уносить наверх, но одно упоминание о моем детстве и это произойдет.

Радость кружилась в ней. Как она вообще когда-либо до этого обходилась без восторга общения? Без чистого веселья Байрона в своей жизни?

— Ты не посмеешь. Я, как известно, знаменитая пианистка. Невероятно респектабельная. И вещи, подобные этому не произойдут.

— Тебе посчастливилось стать всемирно-известной концертной пианисткой, и именно это и произойдет, если ты посмеешь смутить меня.

— Если ты собираешься вести себя как ребенок, я просто дождусь, пока не останусь с твоей сестрой наедине и не выспрошу у нее все до единой унизительные детали твоего детства. Я также расскажу ей о твоей склонности всем распоряжаться и требовать, чтобы все было по-твоему. Возможно, она даст мне советы, как лучше всего контролировать этот твой малюю-ю-юсенький недостаток.

Байрон снова взял ее за руку. У него не было намерения позволять Элеанор оставаться наедине с Антониеттой хоть на минуту.

— Я тебе говорил, как мне нравится, как ты смотришься в этой юбке?

— Нет, но можешь, если тебе так хочется. Перед твоей семьей я хочу хорошо выглядеть.

— Ты выглядишь красивой. Соблазнительной. Я готов прямо сейчас унести тебя, — с надеждой проговорил он. Сознательно он вызвал картину этого в своей голове, уделяя огромное внимание деталям: обнаженная Антониетта лежала, вытянувшись на постели, ее волосы шелковистым облаком рассыпались по подушке. Его голова находилась меж ее ног, в то время как она извивалась от страсти.

Кровь прилила к ее щекам, и Антониетта обмахнула себя.

— Перестать сию же минуту. Твоя семья вот-вот придет, а у меня есть еще дела, которые необходимо закончить.

— Я полагал, что твоя работа состоит в заботе обо мне, — под прикрытием ближайшего предмета мебели, Байрон прижал ее раскрытую ладонь к переду своих брюк. Он уже был твердым, как камень.

Антониетта потерла ладонью толстую выпуклость.

— Бедный bambino, такой забытый. Если бы ты не сбегал, оставляя меня спать в одиночестве, я, может, и больше посочувствовала бы тебе, — ее пальцы пробежали по его напряженной длине, мучая обещанием. Ее зубки укусили его за подбородок. — Раз такое дело, я должна… нет, — она поспешила прочь, смеясь, ее длинные юбки закручивались вокруг ее лодыжек. — Куда подевалась Хелена? Она должна была проверить, чтобы каждая комната была тщательно прибрана. Что если твоя семья захочет осмотреть палаццо?

Байрон обнаружил, что ходьба может причинять боль.

— Ты не можешь вот так уйти и оставить меня мучиться, Антониетта, — ее смех был мягким и таким заразительным, что он и сам заулыбался. — Перестань беспокоиться. Моя семья придет, чтобы познакомиться с тобой, Антониетта, а не для осмотра палаццо. И то, что ты выбрала на обед, не будет иметь никакого значения. Ты очаруешь их. Поверь мне. Я очень долго искал тебя, и они в восторге, что, наконец-то, нашел. А Хелена умчалась, чтобы найти пропавшую скатерть.

Он замедлил свой темп, идя рядом с ней через широкий холл. Когда они приходили мимо музыкальной комнаты, что-то упало на мраморные плиты. Они услышали, как это раскололось на части и рассыпалось по полу.

Антониетта с тревогой повернула голову на звук шума.

— Что это? Надеюсь не еще одна проблема? Твоя семья будет здесь с минуты на минуту.

— Никто не должен находиться в твоей музыкальной комнате. Я полагал, это только твои владения, — его голос был тихим. Шепотом, не более.

Антониетта застыла. Ее разум был так занят предстоящей встречей с его семьей, что она не задумалась, что кто-то может рыться в ее работах.

— Вероятно Винсент. Ему так скучно без маленькой Маргариты, с которой можно поиграть, — Винсент никогда не входил в ее личную музыкальную комнату. Комнату, с ее совершенной акустикой, вход в которую был запрещен для всех в доме, когда Антониетта сочиняла, что происходило практически постоянно.

— Сомневаюсь, что это мальчик. Оставайся здесь с Кельтом, — Байрон просканировал ее музыкальную комнату. Он точно знал, кто отчаянно перерывает музыкальные партитуры.

Антониетта задохнулась.

— Марита, — она уловила картины прямо из сознания Байрона. — Она, должно быть, ищет отрывок Генделя. Я не останусь здесь, в то время как ты противостоишь моей золовке. Если она предает мою семью, я хочу знать об этом.

Байрон был поражен. Антониетта входила и выходила из его сознания с опытностью эксперта. Телепатия была естественна для нее. Она совсем не боялась этого.

— Судя по звукам, на пол свалился стакан. Мне вовсе не хочется, чтобы ты поранилась.

— Я ношу туфли.

Он бросил взгляд на гладкую итальянскую кожу.

— Сандалии с открытыми носками. Это не считается обувью.

Она издала полный раздражения звук. Она оделась самым тщательным образом, желая выглядеть перед его семьей как можно лучше. Но все, казалось, пошло не так. А теперь и Марита роется в ее музыкальной комнате.

Байрон двигался молчаливо, скрывая их присутствие от Мариты. Он видел, как женщина открывает шкаф за шкафом и обыскивает их содержимое.

— Что она делает?

— Ищет что-то, — Байрон потянулся к сознанию Мариты, сканируя ее намерения и одновременно сливаясь с Антониеттой.

Марита тихо плакала, бормоча молитвы и роясь в бумагах и партитурах.

— Я надежно спрятала Генделя, — заявила Антониетта.

Байрон торопливо раскрыл их присутствие, когда Марита развернулась. Она издала пронзительный писк и закрыла лицо руками.

— Не плачь, — приказал он, обрубая слова и едва сдерживая себя.

— Зачем ты это делаешь, Марита? Ты Скарлетти. Если ты и Франко нуждались в деньгах, то почему не подошли ко мне? — сердце Антониетты ныло. — Я не понимаю.

— Франко ничего не знает об этом. Не может знать. Пожалуйста, Тони, ничего не говори ему об этом.

Удар большого дверного молотка в главную дверь эхом разнесся по всему палаццо. Антониетта вцепилась в руку Байрона.

— Это они. Нам срочно нужна горничная, чтобы быстренько убрать здесь стекло.

— Что ты собираешься делать, Тони? — потребовала ответа Марита. — Если ты скажешь Франко, что я сделала, ты разрушишь мой брак. Он отошлет меня. Тебе прекрасно известно, что он это сделает.

— Не могу ничего сказать относительно действий Франко. Ты пыталась украсть бесценное сокровище из нашей семьи. Кому ты ее несла?

— Не могу сказать.

Образ замерцал в ее сознании. Ненависть окружала этот образ. Ненависть и страх. Будучи связанной с Байроном, Антониетта уловила облик из головы Мариты.

— Дон Демонизини? Ты передала бы сокровище Скарлетти в руки этого ужасного человека?

— Откуда вы узнали? Я ни слова не сказала. Я бы никогда не произнесла его имя вслух, имя самого дьявола, — Марита несколько раз перекрестилась.

Волны угнетения и страха затопили их со всех сторон. Бегущие шаги прогремели внизу по мраморному полу.

— Синьорина Скарлетти, путь милостивый Боже спасет всех нас, — Хелена вбежала в комнату, ее грудь тяжело вздымалась, дико размахивая руками в воздухе. — Мы нашли его. Мы нашли Энрико. Он в спускном желобе для грязного белья, завернутый в вашу прекрасную скатерть из ирландского кружева.

Вслед за Хеленой появилась юная горничная.

— Я провела Влада и Элеанор Беллендрейк и их сына Джозефа в зимний сад, синьорина Антониетта.