ЭКСПОЗИЦИЯ

В шесть часов вечера двери Института мозга распахивались, и из них выходили поодиночке, группами и, наконец, непрерывным потоком выливались сотрудники… Минут через десять — пятнадцать поток постепенно иссякал. И в здании, на территории института и прилегающих к нему улицах наступала тишина. Изредка ее нарушали шаги случайных прохожих или какой-нибудь парочки.

Так было и в этот день. Однако в половине седьмого привычный порядок нарушился: к дверям института с разных сторон подошли двое. Первому было лет тридцать пять — тридцать шесть. Лицо его казалось треугольным: очень широкий и высокий лоб, над которым фонтаном взрывались и опадали в разные стороны длинные прямые волосы; совершенно плоские, выбритые до блеска щеки почти сходились у миниатюрного подбородка; рот же, напротив, был настолько велик, что, казалось, стоит его открыть, и подбородок неминуемо должен отвалиться; только прямой нос с широко выгнутыми крыльями вносил в это лицо какое-то подобие пропорциональности. Второму на вид было никак не меньше шестидесяти. Лицо его чем-то напоминало морду благовоспитанного боксера: почти квадратное, с крупными чертами и небольшими умными глазами, оно казалось грустным даже тогда, когда человек улыбался. Вся его фигура была под стать лицу, массивная и тяжелая. И поэтому подстриженные коротким бобриком волосы никак не вписывались в общий тон — здесь приличествовала бы львиная грива.

Встретившись, они поздоровались и несколько минут постояли, о чем-то тихо переговариваясь. Младший короткими жадными затяжками курил сигарету. Потом резким движением бросил. Прочертив в воздухе багровую дугу, она искрами рассыпалась по выложенной глянцевитой плиткой стене. Старший осуждающе покачал головой. Затем оба вошли в здание.

В тот момент, когда они оказались в холле, освещенном только неяркой лампой на столике у вахтера, откуда-то из недр здания вышел третий. Лица его было не разглядеть, только белый халат светился, как снег лунной ночью. Подойдя к вахтеру, он негромко сказал:

— Василий Федорович, пропусти, пожалуйста. Это ко мне.

— Пропуск? — дежурный с трудом оторвался от газеты.

— Вот.

Вахтер внимательно посмотрел на бумажку, перевел взгляд на лица посетителей.

— Ладно, — проворчал он, снова углубляясь в «Неделю». — Трудяги…

Человек в белом халате быстро подошел к двоим, ожидавшим в нескольких шагах от холодно поблескивающего турникета.

— Добрый вечер, — сказал он, пожимая им руки. Они постояли несколько секунд, потом младший из пришедших не выдержал:

— Ну, веди, Вергилий…

Старший усмехнулся:

— В самом деле, Леонид Сергеевич, идемте. Показывайте свое хозяйство…

Они довольно долго шли коридорами, два раза поднимались по лестницам — эскалаторы в это время уже не работали — и наконец остановились перед дверью с табличкой:

Лаборатория молекулярной энцефалографии.

Леонид Сергеевич пропустил гостей, потом вошел сам и закрыл дверь на замок.

— Ну вот, — сказал он негромко, — кажется, все в порядке.

Треугольнолицый внимательно разглядывал обстановку.

— Знаешь, мне начинает казаться, что чем дальше, тем больше все лаборатории становятся похожими друг на друга. Какая-то сплошная стандартизация…

— Унификация, — уточнил Леонид.

— Пусть так. В любой лаборатории чуть ли не одно и то же оборудование. Я в твоем хозяйстве ни бельмеса не смыслю, а приборы те же, что и у меня…

— Кибернетизация всех наук — так, кажется, было написано в какой-то статье, — подал голос третий. — Слушайте, Леонид Сергеевич, у вас можно раздобыть стакан воды?

Он достал из кармана полоску целлофана, в которую, как пуговицы, были запрессованы какие-то таблетки, надорвав, вылущил две на ладонь.

— Что это у вас, Дмитрий Константинович? — спросил Леонид.

— Триоксазин. Нервишки пошаливают, — извиняющимся голосом ответил тот.

Леонид вышел в соседнюю комнату. Послышалось журчание воды.

— Пожалуйста, — Леонид протянул Дмитрию Константиновичу конический мерный стакан. Тот положил таблетки на язык и, запрокинув голову, запил. Кадык ходил по горлу, как поршень насоса.

— Фу, — сказал он, возвращая стакан. На лице у него застыла страдальческая гримаса. — Ну и гадость!

— Гадость?! — удивленно переспросил Леонид. — Это же таблетки. Даже вкуса почувствовать не успеваешь — проскакивают.

— Это галушки сами скачут. А эти штуки и стаканом воды не запьешь. Или не привык еще?

— И хорошо, — вставил треугольнолицый. — Я лично предпочитаю доказывать свою любовь к медицине другими способами.

— Да вы садитесь, садитесь, — предложил Леонид. Сам он отошел к столу у окна и, включив бра, возился там с чем-то.

— Помочь тебе?

— Спасибо, Коля. Я сам.

— Раз так — и ладно. В самом деле, Дмитрий Константинович, давайте-ка сядем.

Дмитрий Константинович сел за стол, по-ученически сложив руки перед собой. Николай боком примостился на краю стола, похлопал себя по карманам.

— Леня, а курить здесь можно?

— Вообще нельзя, а сегодня можно.

— Тогда изобрази, пожалуйста, что-нибудь такое… Ну, в общем вроде пепельницы.

— Сам поищи.

— Ладно. — Николай пересек комнату и стал рыться в шкафу. — Это можно? — спросил он, показывая чашку Петри.

— Можно.

Николай снова пристроился на столе, закурил.

— Разрешите? — спросил у него Дмитрий Константинович.

— Пожалуйста! — Николай протянул пачку. — Только… Разве вы курите?

— Вообще нет, а сегодня можно, — усмехнулся тот.

— Все, — Леонид щелкнул выключателем бра. В руках у него было нечто напоминающее парикмахерский «фен» — пластмассовый колпак с четырьмя регуляторами спереди и выходящим из вершины пучком цветных проводов.

— Может, посидим немного? — спросил Дмитрий Константинович. — Как перед дальней дорожкой?

— Долгие проводы — лишние слезы, — резко сказал Николай. — Начинай, Леня.

Леонид сел в огромное кресло, словно перекочевавшее сюда из кабинета стоматолога; нажав утопленную в подлокотнике клавишу, развернул его к вмонтированному в стену пульту со столообразной панелью, надел «фен» и стал медленными и осторожными движениями подгонять его к голове.

— Коля, — сказал он, — автоблокировка включена. Но на всякий случай вот тут, в шкафчике, шприц и ампулы. Посмотри.

— Посмотрел.

— Возьмешь вот эту, с ободком…

— Эту?

— Да. Обращаться со шприцем умеешь?

— Я умею, — сказал Дмитрий Константинович. — Вернее, умел когда-то.

— Думаю, это не понадобится. Но в крайнем случае придется вам вспомнить старые навыки.

— Долго это будет?

— Сорок пять минут.

— Долго…

— Начнем, пожалуй! — Леонид откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза.

— Ни пуха ни пера! — сказал Николай. — А я пошел к черту. Возвращайся джинном!

Он тихонько, на цыпочках подошел к Дмитрию Константиновичу, сел, положил перед собой сигареты.

До сих пор их было трое. Теперь — двое и один.

Загрузка...