Прикрепленный Андропова, опоздав лишь на секунду, выстрелил почти одновременно с обезумевшей от горя вдовой.
Ноги женщины подогнулись, она упала навзничь. В центре лба появилось пулевое отверстие, из которого хлынула кровь.
Раненого Андропова со всех сторон окружили сотрудники. Я не видел, в каком сейчас состоянии находится председатель КГБ СССР.
Я закрыл своим телом Леонида Ильича за миг до того, когда началась стрельба. Генсек ничего не увидел и в первые секунды даже не понял, что произошло. Другие телохранители сомкнулись вокруг — и мы поспешно вывели Леонида Ильича с кладбища.
Люди, пришедшие на похороны, настолько растерялись, что никто не проронил ни звука. Потрясение оказалось столь сильным, что вместо криков и плача слышался только испуганный шепот и несколько призывов срочно вызвать врача.
Мы уже дошли до машины, и только тогда народ на кладбище заволновался, зашумел.
До Заречья Леонид Ильич не произнес ни слова. Он был в состоянии, близком к шоковому. И потряс его явно не звук выстрелов — уж к этому-то фронтовик Брежнев был привычен. Его потрясла бессмысленность случившегося. «Как же так, ведь жили в одном подъезде, соседи — и так вот — застрелить в упор, глядя в глаза», — думал он, тоскливо уставившись в окно.
В Заречье, как только вышли из машины, Леонид Ильич быстрым шагом пошел в дом. И уже на лестнице вдруг остановился, прижал руку к сердцу и скривился. Мы с Солдатовым подхватили Генсека на руки, быстро подняли по лестнице в спальню. Раздели, уложили на кровать.
Началась суета. Прибежала Алевтина с уколом. Выбежал личный врач Брежнева — Михаил Косарев.
Не хватало еще, чтобы инсульт случился из-за меня на два месяца раньше, — подумал я и тут же одернул себя: я-то тут при чем? Я знал о ненависти между Щелоковым и Андроповым, и что жена министра МВД винила Юрия Владимировича в смерти супруга тоже ни для кого не было секретом. Но я даже предположить не мог, что она решится выстрелить прямо на похоронах. В присутствии Леонида Ильича Брежнева. В моей прошлой реальности все происходило совершенно по-другому. Но похоже, что эта «моя реальность» становится все более условной и зыбкой…
Косарев выпроводил всех из спальни.
— Виктория Петровна, — сказал он плачущей жене Брежнева, — вы тоже выйдите, пожалуйста. И вам бы надо успокоиться.
— Пойдемте, я сейчас вам валерьянки накапаю, — Алевтина приобняла Викторию Петровну за плечи и вывела из спальни.
Только я не ушел, оставшись рядом с Леонидом Ильичом. Сел у изголовья его кровати и сконцентрировался на мысленном внушении. Ничего другого не оставалось — что мог, то и делал. Врачи пусть работают на своем фронте, а я, доморощенный экстрасенс-телепат, буду на своем.
«Ваше сердце бьется ровно. У вас сильное сердце… Оно работает спокойно и уверенно… В вашем теле сейчас происходят важные оздоровительные процессы… Нормализуется работа всех внутренних органов… Оздоравливается сердечно-сосудистая система… Снимаются спазмы… Все кровеносные сосуды в превосходном тонусе…»… — и дальше в том же ключе. Я не знал правильных слов, не был психотерапевтом и тем более кардиологом, но я от всего сердца желал Леониду Ильичу здоровья.
Скорая из кардиологического центра Чазова не просто приехала — она прилетела, как мне показалось, почти мгновенно. Провода и присоски, гудение аппарата, длинная лента кардиограммы.
— Приступ аритмии купирован. Имела место достаточно опасная фибрилляция предсердий, — Чазов с резким звуком оторвал ленту миллиметровой бумаги, сложил ее, сунул в медицинскую карту. — Сейчас ритм восстановлен, но давление немного нестабильное.
Доктор с облегчением вздохнул, вытирая вспотевший от волнения лоб:
— Сейчас Леонида Ильича лучше не беспокоить. Однако я боялся, что произошло что-нибудь похуже…
В спальню Генсека вошла Алевтина с капельницей в руках. Чазов переключился на нее, написал рецепт, разъяснил назначения. Косарев был тут же, что-то добавлял, предлагал. Впрочем, импровизированный консилиум очень быстро закончился.
— Леонид Ильич должен находиться на особом контроле, — сообщил мне Чазов. — Следите за давлением и пульсом.
— А что насчёт сна? — уточнил я.
— Пока пусть пару часов бодрствует, а потом можно. Я дал минимальную дозу седативного, но не для сна, а чтобы чуть снизить нервную нагрузку.
— Если что, зовите — я буду рядом, — добавил Косарев, и вышел, сопровождая Чазова.
Я не сдвинулся с места. Так и сидел на стуле у изголовья кровати. Периодически проверял пульс. К счастью, сердце Генсека билось ровно — не знаю, что сработало лучше — лекарства или моя поддержка. Будем считать, что все вместе.
Я смотрел на часы — стрелки двигались медленно, отмеряя не только время дня, но и время нашей жизни. Подумалось, что каждое движение стрелки часов приближает нас к смерти. Так же, как приближает к ней каждое ошибочное решение, каждый неверный шаг и каждая злая мысль.
— Леонид Ильич, не смейте умирать, вы даже не представляете, как вы нужны нам. Вы нужны всей стране, — тихо сказал я.
— С вами умереть не получится, с того света достанете, — пробормотал Брежнев и открыл глаза. — Жизни той осталось с гулькин нос, а люди еще и стреляют друг в друга. Как так можно? Я знал, что Андропов со Щелоковым вечно грызлись… Но не думал, что настолько серьезная вражда между ними…
— Леонид Ильич, вы так нас напугали! И вам лучше не разговаривать, на полшага от инфаркта были, — я встал, поправил подушку, поднес стакан воды. Леонид Ильич отпил глоток, немного помолчал, и распорядился:
— Володя, Александрова-Агентова позови.
— Выполняю…
— И еще… Где Рябенко?
— Александр Яковлевич остался на кладбище, во избежание беспорядков. Но будет с минуты на минуту.
Я приоткрыл дверь спальни и пригласил помощника Брежнева. Александров-Агентов тут же вошел, но произнес озабоченно:
— Леонид Ильич, может, с делами повременим? Все-таки серьезный приступ был.
— Ничего, живой — и ладно. Сейчас зови ко мне Удилова, Цинева и Устинова. И Цвигуна тоже. Чтобы срочно. Но сначала Рябенко.
Александров-Агентов вышел. Я снова посмотрел на часы. С момента выстрелов на кладбище прошло совсем немного времени — всего-то три часа.
Спустя минут пять в спальню быстро, почти бегом, влетел генерал Рябенко.
— Леня, ну и перепугал ты нас! — сходу начал он.
Брежнев лишь отмахнулся небрежно:
— Со мной все в порядке. Рассказывай, что там? Как Юрий Владимирович? Серьезно ранен?
Рябенко замялся, не зная, можно ли сообщать такие новости человеку, у которого только что случился сердечный приступ. Но знал, что Брежнев от своего не отступит, потому мрачно сказал:
— Юрий Владимирович убит. Щелокова выстрелила в упор, пуля задела жизненно важные органы. Умер на месте. Светлана тоже убита — выстрел телохранителя Андропова оказался смертельным. Тела отвезли в Кремлевскую больницу.
Брежнев никак не реагировал, только хмурился.
— Я остался, чтобы завершить похороны Николая Анисимовича, продолжил Рябенко. — Учитывая обстоятельства, хоронили быстро. Светлая ему память… И ей тоже…
Помолчав еще с минуту, Брежнев очнулся от раздумий. Произнес печально:
— Да, вот так живешь, живешь и не знаешь, за каким углом смерть поджидает…
Потом вздохнул глубоко, переключаясь на другое:
— Скоро Удилов будет?
— Удилов уже здесь, ждет в приемной. Цвигун и Цинев тоже. Со мной приехали. А вот Суслов до дома успел добраться, он после вас сразу уехал, минут через пять, — ответил Рябенко. — Я позвонил ему — но сказали, что плохо себя чувствует.
— Не удивительно, после таких событий-то, — согласился Леонид Ильич.
— Плохо, что сейчас слухи пойдут, — обеспокоенно покачал головой Рябенко. — Народу на похоронах много было, всех замолчать не заставишь. А со слухами воевать себе дороже. Замятина и Загладина пригласить? Надо, чтобы официальное заявление вышло раньше, чем начнут расползаться сплетни.
— Обязательно, — Леонид Ильич согласно кивнул. — Сделаем официальное заявление.
Замятин Леонид Митрофанович — генеральный директор ТАСС. В моей реальности, после смерти Брежнева, Андропов отправил его послом в Великобританию. Какой будет дальнейшая судьба Замятина сейчас, я не знаю, но он всегда оставался лояльным человеком, который на первое место ставил долг. Идеальный исполнитель, редактор воспоминаний Брежнева.
Загладин Вадим Валентинович — первый зам начальника Международного отдела, фактически глаза и уши Брежнева, всегда был его любимцем. В будущем — в моем будущем — он станет советником Михаила Горбачева. Но никогда не скажет ни одного плохого слова в сторону Брежнева… Я с ними пока еще близко не сталкивался.
— Володя, помоги мне одеться, — попросил Брежнев. — И это уберите, — потребовал он, кивнув на капельницу, — я нормально себя чувствую.
— Леонид Ильич, вам бы полежать день, — осторожно заметил я.
— Ничего, Володечка, ничего. Не бойся, третьих похорон не дождутся, — Леонид Ильич усмехнулся, но я знал, как ему тяжело сейчас.
Подошла Алевтина, убрала иглу из вены Леонида Ильича, заклеив маленькую ранку пластырем.
Из спальни Брежнев вышел твердым шагом. Виктория Петровна сразу кинулась навстречу к мужу.
— Леня, ты так нас перепугал! — начала она, но Брежнев остановил супругу:
— Не сейчас, Витя, не сейчас. Прости, дела. И не переживай так, все в порядке.
Мы прошли в кабинет. Александров-Агентов ожидал в приемной.
— Андрей Михайлович, подготовьте приказ о назначении Цинева на должность министра внутренних дел. И еще один — о назначении Цвигуна председателем Комитета государственной безопасности, — распорядился Брежнев. — Пока исполняющим обязанности.
— А утверждение Политбюро… — хотел напомнить Андрей Михайлович, но Брежнев отмахнулся.
— Соберем сейчас же срочное заседание. Вопросов будет много, и не только из-за назначений. Готовьте документы на подпись. Не думаю, что Политбюро будет против.
Первым в кабинете генсека появился Устинов. Министр обороны шел уверенной походкой, чуть ли не чеканя шаг.
— Леонид Ильич, вижу вы в добром здравии, — сказал он с облегчением в голосе. — Я оставался закончить похороны. Александр Яковлевич помог сохранить порядок и людей успокоить, — поблагодарил он Рябенко. — Похоронили с воинскими почестями, как полагается. Могу с уверенностью доложить, что в Москве сейчас все спокойно. Никаких беспорядков нет, хотя работа милиции на всякий случай идет в усиленном режиме. По стране в целом никаких ЧП тоже не зарегистрировано. Думаю, чрезвычайное положение вводить не придется, но необходимые меры безопасности приняты.
Вошел Удилов. Следом за Вадимом Николаевичем подтянулись Цвигун и Цинев.
Семен Кузьмич Цвигун морщился от боли. Видимо, здоровье совсем сдает, опять будет операция. Его уже один раз прооперировали в семьдесят первом году, когда нашли рак легких. Операция прошла успешно, но периодически случались рецидивы. Я смотрел на него и думал: сколько их осталось, таких вот, хоть и больных насквозь, но волевых и несгибаемых? Тех, что не мыслят своей жизни без борьбы. Не слишком кстати вспомнилось, что автором афоризма: «Бдительность — наше оружие» являлся именно генерал Цвигун.
Один за другим входили члены Политбюро. Кандидатов в члены не пригласили, только Борис Николаевич Пономарев присутствовал. Также не было Кунаева, которому из Алма-Аты быстро не прилететь. А Кириленко болел, давно не появлялся на людях.
Сказать, что члены Политбюро находились в шоке — это не сказать ничего. Обычно солидные, представительные люди сейчас показали себя теми, кем являлись на самом деле — пожилыми, обремененными болезнями, растерянными. Одни жестикулировали, обсуждая случившееся, другие — как, например, Пельше — не произносили ни слова, только подавленно вздыхали.
Энергично включились в работу Политбюро лишь Устинов и Черненко. Черненко вставал, подходил к Леониду Ильичу с бумагами, что-то ему шептал. Но через пять минут ему становилось плохо и он присаживался на стул, вытирая носовым платком обильно выступивший на лбу пот.
Первым выступил Устинов. Министр обороны кратко, по-военному, рассказал о том, что части Таманской и Кантемировской дивизий готовы по первому приказу выдвинуться в столицу. Дежурные наряды ракетных войск стратегического назначения также находятся в состоянии повышенной готовности. Его перебил Пономарев:
— Что ж вы так-то, Дмитрий Федорович, вроде не война. К чему стратегические силы? Что подумают на Западе?
— Последнее, что меня волнует, так это то, что подумают на Западе, — резко ответил Устинов. — Погибли два человека, отвечающих за внутреннюю безопасность страны. Могут быть самые непредсказуемые последствия. И поэтому армия готова к любым неожиданностям. Нам же сейчас нужно определиться, кто заменит ушедших руководителей КГБ и МВД.
Я безмолвно сидел за спиной Брежнева. Леонид Ильич налил себе минеральной воды, сделал глоток, потом прочистил горло и произнес:
— Я предлагаю Цинева Георгия Карповича назначить министром внутренних дел, а председателем КГБ станет Цвигун. Семен Кузмич был первым заместителем Юрия Владимировича — светлая ему память — и с работой Комитета знаком не понаслышке. К тому же он отличный контрразведчик. Он же у нас курировал контрразведку, а сейчас это нам очень понадобится.
За Цвигуна проголосовали единогласно, только Рябенко заметил:
— Для Филиппа Бобкова это будет неприятным сюрпризом. Он же спит и видит, как бы самому занять должность председателя КГБ.
— Бобков не подходит для этой должности, — коротко и без лишних комментариев ответил Леонид Ильич. — А теперь прошу голосовать по кандидатуре Георгия Карповича Цинева.
Против кандидатуры Цинева были возражения. Пономарев, подняв брови и сделав удивленные глаза, сказал:
— Но ведь Георгий Карпович не знаком со спецификой милицейской работы⁈
— Я считаю, что есть заместители, которые и будут заниматься милицейской работой. — заступился за Цинева Брежнев. — А Георгию Карповичу нужно заняться подбором и расстановкой кадров и выкорчевать некоторые негативные явления, которые у нас выявились в ходе следствия в южных регионах нашей страны. Да и не только там.
Брежнев повернулся к Пельше:
— И я думаю, что со стороны Комитета партийного контроля Арвид Янович тоже поможет выявить недостатки и искоренить их.
Пельше кивал головой, но выглядело это так, словно это был не ответ Генсеку, а бездумный, машинальный жест.
— Арвид Янович, вы меня слышите? — слегка усмехнувшись, повысил голос Брежнев.
Арвид Янович продолжал кивать головой и скорбно жевать губами.
— Думаю, нам также нужен новый председатель Комитета партийного контроля, — сказал Брежнев, с трудом скрывая улыбку. — Арвид Янович, вы согласны?
И только тогда Пельше встрепенулся:
— Да, да! Всецело пот-тершиваем все решения парт-тийного руковот-тства! — с латышским акцентом сказал он.
— Я с вами еще лично поговорю, Арвид Янович, — ласково сказал Леонид Ильич, но я видел, что все присутствующие на заседании уже списали Пельше со счетов.
«Кого ж на его место поставят? Постараюсь продвинуть Урнова», — подумал в этот момент Пономарев.
За Цинева проголосовали «За», и Брежнев перешел к следующему вопросу:
— А теперь мы хотели бы заслушать предварительную информацию о происшествии. Что послужило поводом для обыска и следственных действий в отношении министра МВД Щелокова. Вадим Николаевич, прошу вас.
Удилов встал, одернул строгий пиджак, поправил галстук.
— Расследование преступной деятельности Бородкиной Беллы Наумовны в Геленджике выявило преступную сеть по извлечению нетрудовых доходов и отмыванию денег. Также были выявлены очень плотные контакты преступной группировки Железной Беллы, как ее называли, с людьми, занимающими ключевые должности в Краснодарском крае. Оттуда ниточки потянулись в Москву, причем, на самый верх. Мы в Комитете этим занимались очень аккуратно, чтобы не бросить тень на невиновных. На одном из этапов следствия Андропов подключил прокуратуру. Он предполагал, что этот шаг придаст больше законности нашим действиям и поможет сформулировать обвинение на следующем этапе. Но, к сожалению, следователи по особо важным делам — Карташов и Казарян — проявили излишнее рвение. Хотя материалы они подготовили очень серьезные, никто не уполномочивал их проводить обыск у Николая Анисимовича. И уж тем боле неоказание своевременной медицинской помощи необъяснимо ни с каких позиций — ни с процессуальной, ни с человеческой.
Все собравшиеся подавленно молчали.
— И последний вопрос: похороны Юрия Владимировича пройдут на Красной площади, — Брежнев посмотрел на Черненко и добавил:
— И займетесь этим вы, Константин Устинович.
Все понимали, что просьба формальна и заниматься проводами Председателя КГБ в последний путь будут все они без исключения.
Брежнев поблагодарил Удилова и, поскольку больше срочных вопросов не было, а все сильно устали, закрыл совещание Политбюро.
После ухода коллег он еще переговорил с Пельше, по-доброму предложив ему написать заявление об уходе по состоянию здоровья.
— Проводим вас на пенсию с почестями и благодарностью, Арвин Янович, — Брежнев смотрел на Пельше с сочувствием.
— Но я ес-т-тчо полон сил! — возразил ветеран идеологического фронта.
— Вот и потратите эти силы на отдых, на внуков, на себя. Арвид Янович, сейчас будет большая чистка и вам будет не по силам такая нагрузка, — уже прямо сказал Леонид Ильич.
Пельше грустно вздохнул, монотонно кивая головой и шамкая губами, молча вышел из кабинета.
Леонид Ильич повернулся к Удилову.
— Вадим Николаевич, вы понимаете, что сейчас вся работа Комитета ляжет на ваши плечи? И не только аналитическая работа. Цвигун хорош по административной части. Ему бы в идеологию уйти, цены бы не было. И так он сколько сделал, ему только за фильм «Семнадцать мгновений весны» орден дать можно, — Леонид Ильич вздохнул. — Но Бобков, конечно, не будет рад такому назначению. Присмотрите за ним.
— Леонид Ильич, вы полностью правы — работы будет много и есть риск не справиться. А запускать аналитический отдел преступно. Прошу вас еще раз разрешить организовать Управление собственной безопасности и назначить начальником Владимира Тимофеевича Медведева.