Театр Теней

19 Прощания

Петре было трудно сосредоточиться на поиске в сети. Слишком подмывало переключиться на новости о войне. Это была генетическая болезнь, которую врачи нашли у нее в детстве, болезнь, которая послала ее в космос провести годы становления в Боевой школе. Она просто не могла не интересоваться войной. Как бы ни ужасала битва, манила она неодолимо. Состязание двух армий, каждая из которых стремится к господству, без правил, кроме тех, которые вынуждены ограничениями сил и страхом репрессий.

Боб настаивал, что надо искать сигнал от Ахилла. Петре это казалось абсурдом, но Боб был уверен, что Ахилл хочет, чтобы Боб к нему пришел.

– Он загнан в угол, – говорил Боб. – Все обернулось против него. Он думал, что сумел занять мое место. Потом он слишком далеко хватил, когда сбил шаттл, причем в тот самый момент, когда Лига Полумесяца выбила у него из-под ног Китай. Он не может туда вернуться – даже из Риберао вылететь не может. И он доиграет те игры, которые хочет доиграть. Мы для него – неподобранные концы, и он не оставит нас болтаться. Значит, он нас позовет.

– А мы не пойдем, – отвечала Петра, но Боб только смеялся.

– Если бы я думал, что ты всерьез, – говорил он, – я бы об этом подумал. Но я знаю, что это не так. У него – наши дети, он знает, что мы придем.

Или да, или нет. Что толку будет эмбрионам, если их родители погибнут в западне?

А это будет западня. Не честный обмен, не торг – моя свобода за ваших детей. Нет, к этому Ахилл не способен даже ради спасения собственной жизни. Боб его уже однажды поймал, заставил сознаться, после чего его поместили в психушку. Он туда больше не пойдет. Как Наполеон – из одного плена он убежал, но из следующего убежать не удастся. И потому он туда не пойдет, в этом Боб и Петра были согласны. Он их зовет только чтобы убить.

И все же она продолжала искать, гадая, как же она узнает то, что ищет, когда найдет.

И все это время ее тянула к себе война. Кампания в Синьцзяне уже придвинулась к границам ханьского Китая. Персы и пакистанцы должны были вот-вот окружить обе половины китайской армии в Западной Индии.

Вести об операции индонезийцев и арабов внутри Китая были несколько менее определенными. Китайцы громко стенали насчет мусульманских парашютистов, совершающих террористические нападения на территории Китая, грозили, что их будут судить как шпионов и военных преступников. Халиф немедленно ответил заявлением, что это регулярные войска, в воинской форме, и китайцы недовольны только тем, что получили у себя дома беду, которую хотели принести другим.

– Мы спросим со всех чинов китайской армии и китайского правительства персонально за любое преступление, совершенное против наших пленных солдат.

Такие выражения мог использовать лишь предполагаемый победитель, но китайцы тут же приняли эти слова всерьез и ответили, что их неправильно поняли: любой солдат в мундире будет рассматриваться как военнопленный.

Но для Петры самым интересным было, что китайцы продолжали считать индонезийцев и арабов парашютистами. Они просто не могли поверить, что высадившиеся с моря войска так быстро оказались внутри страны.

И еще одна небольшая новость. Одна из американских новостных сетей привела комментарий отставного генерала, который почти наверняка получал информацию о том, что показывали американские спутники-шпионы. Вот какие его слова привлекли внимание Петры:

– Чего я не понимаю, так это почему войска, выведенные из Индии несколько дней назад для отражения угрозы в Синьцзяне, не используются в Синьцзяне и не отсылаются обратно в Индию. Четверть всей китайской армии сидит сложа руки.

Петра показала это Бобу, и он улыбнулся:

– Вирломи отлично сработала. Она их задержала на три дня. И сколько пройдет времени, пока у китайской армии в Индии просто кончится боезапас?

– Нам с тобой только вдвоем пари держать бессмысленно.

– Хватит смотреть войну, давай работай.

– А зачем ждать сигнала от Ахилла? Ты меня еще не убедил, что он вообще его пошлет. Почему не принять приглашение Питера и не поучаствовать с ним в штурме комплекса?

– Потому что если Ахилл решит, что заманил нас в ловушку, он впустит нас без выстрела. Никто не будет убит.

– Кроме нас.

– Во-первых, Петра, никаких «нас». Ты – беременная женщина, и как бы ни была ты талантлива в делах войны, я просто не смогу иметь дело с Ахиллом, если женщина, носящая моего ребенка, будет подвергаться опасности.

– Так что мне, сидеть снаружи и смотреть, не зная, что там происходит и жив ты или нет?

– Нам что, начинать спор, что мне все равно через несколько лет умирать, а тебе нет, и если я погибну, но спасу наших эмбрионов, ты все равно сможешь иметь детей. Если погибнешь ты, то у нас не будет даже того ребенка, которого ты носишь сейчас.

– Нет, не надо начинать спор! – сердито бросила Петра.

– А во-вторых, ты не будешь сидеть снаружи и смотреть, потому что ты останешься в Дамаске, глядя вести с войны и читая Коран.

– Или раздирая себе лицо ногтями от муки незнания. Ты действительно оставил бы меня здесь?

– Пусть Ахилл заперт в комплексе Гегемонии, но у него всюду есть люди, готовые на него работать. Вряд ли он потерял многих из них, когда пересохли китайские источники. Если они пересохли. Я хочу, чтобы ты здесь осталась, потому что очень в стиле Ахилла было бы убить тебя задолго до того, как ты окажешься около комплекса.

– А почему ты не думаешь, что он так же убьет тебя?

– Потому что он захочет убить детей у меня на глазах.

Петра, не в силах с собой справиться, разразилась слезами и согнулась над клавиатурой.

– Ты прости, – сказал Боб. – Я не хотел, чтобы ты…

– Конечно, ты не хотел, чтобы я плакала. Я тоже не хотела плакать. Не обращай внимания.

– Не могу. Я едва разбираю, что ты говоришь, а сейчас у тебя на клавиши сопля капнет.

– Это не сопля! – заорала Петра на Боба, потом тронула лицо рукой и убедилась, что он прав.

Она шмыгнула носом, рассмеялась, побежала в ванную, высморкалась и сама перестала плакать.

Когда она вернулась, Боб лежал на кровати, закрыв глаза.

– Ты прости, – сказала Петра.

– Это ты прости.

– Я знаю, что ты должен лететь один. Я знаю, что должна остаться. Все это я знаю, но мне это совсем не по душе, вот и все.

Боб кивнул.

– Так почему ты не ищешь? – спросила Петра.

– Потому что только что оно пришло.

Она подошла к его компьютеру и посмотрела на экран. Боб подключился к сайту аукционов, и объявление там было такое:

– Ты ответил? – спросила Петра. – Или предложил цену?

– Я послал запрос, в котором сообщил, что хотел бы получить все пять и прибыть за ними лично. Для ответа я дал ему один из своих почтовых ящиков.

– И ты не проверил почту, не посмотрел, нет ли там чего в этом ящике?

– Петра, я боюсь.

– Приятно слышать. Значит, ты все-таки не псих.

– Он умеет выживать, как никто. Он найдет способ вывернуться.

– Нет, – сказала Петра, – не выживать. Убивать он умеет.

– Он жив, – возразил Боб. – Значит, умеет.

– Никто его уже полжизни не пытается убить. В таких условиях выжить не трудно. А по твоему следу много лет идет патологический убийца, а ты – вот он.

– Я не очень волнуюсь насчет того, что он меня убьет, хотя мне такой исход не слишком нравится. Я все еще надеюсь умереть от необычайного роста – когда меня стукнет низко летящим самолетом.

– Ну тебя с твоим кладбищенским юмором на тему «как я буду умирать»!

– Но если он меня убьет, а сам выберется живым, что будет с тобой?

– Он не выберется живым.

– Пусть так. Но если погибну я и все дети?

– У меня останется вот этот.

– Ты пожалеешь, что меня любила. Я все равно не понял почему.

– Я никогда не пожалею, что любила тебя, и всегда буду рада, что когда я тебя как следует достала, ты тоже решил, что любишь меня.

– Не позволяй только никому называть нашего ребенка глупыми кличками за малый рост.

– Без стручковых имен?

На компьютере замигал значок входящей почты.

– Тебе письмо, – сказала Петра.

Боб вздохнул, сел, перегнулся через стул и открыл письмо.

– Он действительно думает, будто ты поверишь, что он собирается просто отдать тебе детей?

– Видишь, он намекает на обмен на свою свободу.

– Единственный обмен, на который он намекает, Боб, – это твоя жизнь в обмен на жизнь детей.

– А, – сказал Боб. – Ты так это поняла?

– Именно это он и говорит, и ты это знаешь. Он хочет, чтобы ты умер вместе с ним, прямо там.

– Вопрос не в этом, а в том, действительно ли у него там эмбрионы.

– Насколько мы его знаем, – сказала Петра, – они уже в какой-нибудь лаборатории в Москве или Йоханнесбурге, если не в мусорной куче в Риберао.

– Кто теперь ударился в пессимизм?

– Очевидно, что он не смог их пристроить для имплантации, значит, они символизируют его провал. Ценности они не представляют. Зачем их отдавать тебе?

– Я не сказал, что принимаю его условия.

– Но ты их примешь.

– В каждом похищении самый трудный момент – обмен, выкуп за заложника. Кто-то всегда должен кому-то поверить и отдать свое раньше, чем получит от другого. Но этот случай по-настоящему необычен, потому что он от меня ничего не просит.

– Кроме твоей смерти.

– Но он знает, что я и так умираю. Все это кажется бессмысленным.

– Он безумен, Юлиан, ты об этом слышал?

– Да, но в его безумии есть система. Я имею в виду, что он не шизофреник, он видит ту же реальность, что видим мы. Он не обманывается иллюзиями, у него лишь патологическое отсутствие совести. Так как он видит розыгрыш этой пьесы? Он хочет просто застрелить меня при входе? Или позволит мне победить, даже убить его, а издевка будет в том, что эмбрионы, которые он мне отдаст, не будут нашими, а будут порождены ужасным спариванием двух по-настоящему тупых людей. Может быть, журналистов.

– Боб, ты опять шутишь, и я…

– Я должен лететь ближайшим рейсом. Если ты придумаешь что-нибудь, что мне следует знать, сообщи почтой. Я обязательно ее хоть раз посмотрю перед тем, как пойти свидеться с этим парнишкой.

– У него их нет, – сказала Петра. – Он их отдал своим дружкам.

– Вполне возможно.

– Не езжай.

– Никак невозможно.

– Боб, ты умнее его, но преимущество его в том, что он злее.

– Не рассчитывай на это.

– Ты не понимаешь, что я знаю вас обоих как никто другой?

– И как бы ни думали мы, что знаем людей, в конце концов они оказываются для нас совершенно незнакомыми.

– Боб, скажи, что ты так не думаешь.

– Это самоочевидная истина.

– Я тебя знаю! – настаивала она.

– Нет, Петра, не знаешь. Но это ничего, потому что я и сам себя не знаю, не то что тебя. Мы никогда не понимаем никого, в том числе себя. Тсс, Петра, послушай! Вот что мы сделали: мы создали нечто новое. Нашу семью. Она состоит из нас двоих, и мы тоже стали чуть иными вместе. Это мы знаем. Не ты, не я, а мы, которые вместе. Сестра Карлотта говорила что-то из Библии, как мужчина и женщина вступают в брак и становятся одной плотью. Очень загадочно и немного жутко, но в каком-то смысле это так. И когда я умру, у тебя не будет Боба, но ты все еще останешься Петрой-с-Бобом или Бобом-с-Петрой, как бы ни назвать то, что мы создали.

– А когда я провела те месяцы с Ахиллом, мы создали какое-то чудовищное создание Петра-с-Ахиллом? Это ты хочешь сказать?

– Нет, Ахилл ничего не строит. Он находит то, что построили другие, восхищается и разрушает. Ахилл-с-кем-нибудь не бывает. Он просто… пуст.

– А как же теория Эндера, что надо знать врага, чтобы победить?

– Остается верной.

– Но если никого знать нельзя…

– Это было воображение. Эндер не был сумасшедшим, и потому я знал, что это только воображение. Ты пытаешься увидеть мир глазами врага, чтобы понять, что все это для него значит. Чем лучше у тебя это получается, чем больше времени ты проводишь в мире, видимом его глазами, тем больше ты понимаешь, как и на что он смотрит, как сам себе объясняет то, что делает.

– И ты это проделал с Ахиллом.

– Да.

– И ты думаешь, что знаешь, что он будет делать.

– У меня есть шорт-лист ожидаемого.

– А если ты ошибаешься? Потому что одно во всем этом точно: что бы ты ни думал, что сделает Ахилл, ты ошибешься.

– Это его особенность.

– И твой шорт-лист…

– Видишь ли, когда я его составлял, я подумал обо всем, что он может сделать, а потом ничего из этого в список не включил, а включил только то, чего он, по моему мнению, сделать не может.

– Это должно помочь.

– Может.

– Обними меня, пока ты не ушел.

Он так и сделал.

– Петра, ты думаешь, что тебе не придется больше меня увидеть. Но я почти уверен, что придется.

– Ты понимаешь, как меня пугает, что ты только почти уверен?

– Я могу умереть от аппендицита в самолете до Риберао. Я во всем всегда только почти уверен.

– Кроме того, что я тебя люблю.

– Кроме того, что мы друг друга любим.

В самолете пришлось терпеть обычную тесноту замкнутого пространства, зато он хотя бы летел на запад, и смена часовых поясов не так выбивала из колеи. Боб подумал, что можно бы явиться сразу после прибытия, но решил, что не стоит. Ему нужна ясность мысли, способность импровизировать и действовать мгновенно. Для этого надо поспать.

Питер ждал его у дверей самолета. Положение Гегемона дает некоторые привилегии в аэропортах по сравнению с простыми смертными.

Они спустились по трапу вместо трубы и сели в машину, которая отвезла их прямо в отель, где разместился командный пункт МФ. Солдаты флота стояли у каждого входа, и Питер заверил Боба, что во всех окрестных домах сидят снайперы, да и в этом тоже.

– Итак, – сказал Питер, когда они с Бобом остались одни в номере, – какой у тебя план?

– Ты так говоришь, будто у меня он должен быть.

– И даже цели нет?

– А, целей две. Сразу после кражи эмбрионов я пообещал Петре, что верну их ей, а при этом убью Ахилла.

– А как это сделать, ты понятия не имеешь.

– Есть какие-то мысли. Но ничего, что я планирую, все равно не выйдет, поэтому я ни за один план особо не держусь.

– Ахилл сейчас уже не имеет того значения, – сказал Питер. – Нет, он имеет то значение, что каждый, кто находится в городке, его заложник, но в международных делах он все свое влияние растерял. Лопнул как пузырь, когда сбил тот шаттл, а китайцы его дезавуировали.

Боб покачал головой:

– Ты всерьез думаешь, что если он выберется живым, то не вернется к старым играм? Ты думаешь, он не найдет желающих играть в его спектакле?

– Я полагаю, что нет недостатка ни в лидерах, мечтающих о власти, которой он их будет соблазнять, ни в страхах, которые он сможет использовать.

– Питер, я приехал, чтобы он мог меня пытать и убить. Вот зачем я здесь. Это его замысел. Его цель.

– Что ж, если единственный план принадлежит ему…

– Именно, Питер. На этот раз план у него. А я – тот, кто может преподнести сюрприз, делая не то, чего он ждет.

– Ладно, – сказал Питер. – Запиши меня.

– Что?

– Ты меня убедил. Я участвую.

– В чем?

– Я войду в ворота вместе с тобой.

– Нет.

– Я – Гегемон. Я не буду стоять снаружи, пока ты пойдешь туда спасать мой народ.

– Он будет только рад убить тебя вместе со мной.

– Тебя первого.

– Нет, первого тебя.

– Короче, – прервал дискуссию Питер. – Ты не войдешь в ворота, если я не буду в твоей пятерке.

– Послушай, Питер. Причина, по которой мы попали в этот переплет, в том, что ты считаешь себя умнее любого другого, и какой бы тебе ни давали совет, ты уходишь надутый и самодовольный и делаешь удивительно дурацкие вещи.

– Но потом остаюсь за собой убирать.

– В этом надо отдать тебе должное.

– Я буду делать все, что ты скажешь, – пообещал Питер. – Это твой бенефис.

– Все пятеро моих сопровождающих должны быть весьма умелыми бойцами.

– Это не так. Если будет стрельба, пятерых все равно мало. Так что рассчитывать надо на то, что стрельбы не будет. И потому вполне в пятерку можно включить меня.

– Но я не хочу, чтобы ты погиб рядом со мной, – сказал Боб.

– Отлично, я тоже не хочу погибать рядом с тобой.

– У тебя еще семьдесят-восемьдесят лет впереди. И ты хочешь поставить их на карту? Я-то играю за счет заведения.

– Ты всех превосходишь, Боб.

– Это было в школе. Какими армиями я с тех пор командовал? Сейчас все делают и дерутся за меня другие. Я уже не лучший из всех, я отставник.

– Из ума ты не выжил.

– Ум сегодня есть, а завтра его нет. Только репутация остается.

– Ладно, я очень люблю вести с тобой философские споры, но тебе надо выспаться и мне тоже. Встретимся утром у восточных ворот.

И он тут же вышел.

Почему так сразу?

У Боба закралось подозрение, что Питер мог в конце концов поверить: у Боба нет плана и нет гарантий победы. И даже приличного шанса на победу, если победным считать исход, когда Ахилл будет мертв, Боб жив и эмбрионы у Боба. Наверняка Питеру надо было побежать застраховать жизнь. Или устроить в последнюю минуту ситуацию, которая абсолютно запрещала бы ему пойти с Бобом. «Черт, как мне жаль! Хотелось бы мне там быть с тобой, но ты справишься, я знаю».

Боб думал, что не уснет после периодов дремы в самолете и в напряженном ожидании завтрашних событий.

И уснул так быстро, что даже не помнил, как выключил свет.

Утром Боб сразу послал письмо Ахиллу, назначив встречу через час. Потом написал короткую записку Петре, чтобы она знала, что он думал о ней, если этот день окажется последним. Записку родителям и записку Николаю. Если ему удастся прихватить Ахилла с собой на тот свет, над ними не будет висеть угроза. А это уже что-то.

Спустившись вниз, он увидел, что Питер уже ждет рядом с машиной МФ, которая должна была отвезти их к кордону, установленному вокруг комплекса. По дороге почти не разговаривали, потому что говорить уже было нечего.

У кордона, возле восточных ворот, Боб увидел, что Питер не лгал – за его решимостью войти в группу Боба стоял МФ. Что ж, хорошо. На самом деле спутники Бобу не очень-то были и нужны.

Как он и просил перед отлетом из Дамаска, в группу МФ входили военный врач, двое снайперов и двое десантников в полном снаряжении, из которых одному предстояло идти с Бобом.

– У Ахилла будет контейнер, который должен оказаться холодильником для транспортировки полудюжины эмбрионов, – сказал Боб десантнику. – Если я поручу вам вынести его наружу, это будет значить, что там наверняка бомба или яд, и так с ним и надо обращаться – даже если я буду говорить что-то иное. Если окажется, что там все-таки были эмбрионы, это будет моей ошибкой, и своей жене я объясню это сам. Если я поручу нести контейнер доктору, значит, я уверен, что там эмбрионы, и обращаться с ними надо соответственно.

– А если не будешь точно знать? – спросил Питер.

– Я буду знать, – ответил Боб, – или никому его не дам.

– А почему вам не вынести его самому? – спросил десантник. – Не сказать нам, что делать, когда он уже будет снаружи?

За него ответил Питер:

– Мистер Дельфийски не рассчитывает выйти оттуда живым.

– Относительно вас моя цель состоит в том, – заявил Боб, – чтобы вы все четверо вышли невредимыми. На это не будет шанса, если вы начнете стрелять, по какой бы то ни было причине. Вот почему никто из вас не пойдет с заряженным оружием.

Они посмотрели на него как на психа.

– Безоружным я не пойду, – сказал один из группы.

– Отлично, – ответил Боб, – будет на одного меньше. Он не говорил, что со мной должно быть именно пять человек.

– Строго говоря, – обратился Питер к другому снайперу, – вы не будете безоружным. Просто оружие будет незаряженным. Но к вам будут относиться так, будто у вас есть пули – они же не будут знать, что их нет.

– Я солдат, а не пушечное мясо, – ответил первый и пошел прочь.

– Еще кто-нибудь?

Второй снайпер вместо ответа отщелкнул обойму от автомата, разрядил ее и извлек патрон из зарядной камеры.

– Я все равно безоружен, – сказал врач.

– Чтобы нести бомбу, мне заряженный пистолет не нужен, – отозвался десантник.

Сейчас Боб с тонким пластиковым пистолетом двадцать второго калибра за ремнем штанов был единственным в группе обладателем заряженного оружия.

– Кажется, мы готовы, – сказал он.

В сиянии тропического утра они вошли в ворота восточного сада. Птицы галдели в ветвях, будто старались что-то заучить наизусть и все время забывали. Не было видно ни души.

Боб не собирался блуждать в поисках Ахилла. Все равно далеко от ворот он не рассчитывал зайти. Потому через десять шагов он остановился, и его группа с ним.

И стали ждать.

Ждать пришлось недолго. На поляну вышел солдат в форме Гегемонии. Потом еще один, и еще, пока не появился пятый солдат.

Сурьявонг.

Он не подал даже признака, что узнал кого-нибудь – смотрел мимо Боба и Питера, будто они для него ничего не значат.

За ними вышел Ахилл, но не отошел далеко от деревьев, чтобы не стать легкой мишенью. Как и было обещано, он нес рефрижераторный контейнер.

– Боб! – улыбнулся он. – Боже мой, как ты вырос!

Боб промолчал.

– А, мы не в шутливом настроении. Что ж, я тоже, на самом деле. Просто для меня такой сентиментальный момент – снова тебя увидеть. Увидеть уже мужчиной. Подумать только, что я знал тебя еще вот таким крохой.

Он протянул контейнер:

– Они здесь, Боб.

– И ты вот так просто мне их отдашь?

– Мне в них совершенно нет толку. На аукцион не поступило предложений.

– Волеску сильно потрудился, чтобы добыть их для тебя, – сказал Боб.

– Разве? Он только подкупил охранника на мои деньги.

– А как ты вообще заставил Волеску себе помогать?

– Он был мне обязан, – объяснил Ахилл. – Я его из тюрьмы вытащил. Наш умненький Гегемон дал мне полномочия освобождать заключенных, преступления которых перестали быть преступлениями. Он не допер, что я отпускаю твоего создателя на свободу.

Ахилл ухмыльнулся Питеру. Тот промолчал.

– Ты хорошо обучил этих людей, Боб. С ними я… как будто снова со своей семьей. Помнишь, там, на улицах?

Боб промолчал.

– Ладно, ты не в настроении болтать, так что забери эмбрионы.

Боб помнил один очень важный факт: Ахиллу не обязательно убивать собственными руками. Ему достаточно, чтобы ты был убит, у него на глазах или нет – не важно.

Боб повернулся к десантнику:

– Не окажете мне любезность вынести это за ворота? Я хотел бы поговорить еще пару минут с Ахиллом.

Охранник подошел к Ахиллу и взял рефрижератор у него из рук.

– Бьющееся? – спросил он.

– Все отлично упаковано и проложено, но играть этой штукой в футбол все же не стоит, – ответил Ахилл.

Всего несколькими шагами десантник вышел за ворота.

– Так о чем ты хотел говорить? – спросил Ахилл.

– Пара вопросов, просто из любопытства.

– Готов слушать. Может быть, даже отвечу.

– Там, в Хайдарабаде. Китайский офицер, который тебя отправил в нокаут, разорвав патовую ситуацию.

– А, так это он ее разорвал?

– Что с ним сталось?

– Точно не знаю. Кажется, через несколько дней его вертолет сбили в бою.

– Ах, жаль, – произнес Боб. – Я хотел его спросить, какое это ощущение – дать тебе по морде.

– Послушай, Боб, мы уже переросли эти детские разборки.

За воротами что-то приглушенно бахнуло. Ахилл оглянулся, будто всполошившись:

– Что это?

– Почти наверняка взрыв, – ответил Боб.

– Чего?

– Той бомбы, что ты попытался мне вручить, – пояснил Боб. – Внутри контейнера.

– Я не понимаю, о чем ты… – начал Ахилл, но тут до него дошло, что не имеет смысла притворяться, раз эта штука только что взорвалась. Он вытащил из кармана пульт, пару раз нажал на кнопку. – Черт побери все современные технологии, ничего никогда работать не хочет. – Он посмотрел на Боба и усмехнулся: – Все же видишь, я попытался.

– Так… есть у тебя эмбрионы или нет? – спросил Боб.

– Внутри, в доме.

Боб знал, что это снова ложь. Вчера он решил, что эмбрионы скорее всего сюда и не привозили. Но полезнее было бы притвориться, что он верит Ахиллу. И оставался шанс, что это все же не ложь.

– Покажи.

– Тогда тебе придется войти, – ответил Ахилл.

– О'кей.

– Мы при этом выйдем из-под прицела снайперов, которых ты, несомненно, расставил вокруг комплекса, чтобы меня застрелили.

– И окажемся под прицелом тех, кто ждет меня там.

– Боб! Будь разумен. Ты умрешь, как только я захочу, чтобы ты умер.

– Ну, это не совсем так. Ты хотел моей смерти куда чаще, чем мне случалось умирать.

Ахилл усмехнулся:

– Знаешь, что Недотепа говорила перед самым несчастным случаем, когда она упала в Рейн и утонула?

Боб промолчал.

– Она говорила, что я не должен таить против тебя злобу за то, что ты советовал ей меня убить при нашей первой встрече. Он же еще совсем ребенок, говорила она. Он сам не знает, что говорит.

Боб опять промолчал.

– Жаль, что не могу передать тебе последние слова сестры Карлотты, но… сам знаешь, что на войне иногда гибнут гражданские. И без всякого предупреждения.

– Эмбрионы, – напомнил Боб. – Ты говорил, что покажешь мне, где они.

– Ладно тогда, – ответил Ахилл. – Пошли.

Не успел Ахилл повернуться спиной, как врач уставился на Боба и энергично замотал головой.

– Все в порядке, – сказал Боб врачу и второму солдату. – Можете идти. Вы больше не будете нужны.

Ахилл обернулся:

– Ты отпускаешь свой эскорт?

– Кроме Питера. Он настаивал, что останется со мной.

– Я от него такого не слышал. Понимаешь, казалось, будто ему так не терпится отсюда удрать, что я и представить себе не мог, что он захочет вернуться.

– Я пытаюсь понять, как ты сумел одурачить столько народу, – сказал Питер.

– Но тебя я не пытаюсь одурачить, – парировал Ахилл. – Хотя могу понять, что такому, как ты, долго пришлось бы искать по-настоящему умелого лжеца, чтобы у него поучиться.

Ахилл со смехом снова повернулся и зашагал к главному офисному зданию.

Питер подошел ближе к Бобу и тихо спросил:

– Ты точно знаешь, что делаешь?

– Я тебе уже говорил: понятия не имею.

В здании их встретила еще дюжина солдат. Каждого из них Боб знал по имени. Но он ничего не сказал, и никто из них не встретил его взгляда и никак не показал, что его знает.

«Что задумал Ахилл? – гадал Боб. – Сначала хотел выпустить меня за ворота с бомбой, так что он не собирался оставлять меня в живых. Сейчас я окружен его солдатами, и он не дает команды стрелять».

Ахилл повернулся к нему лицом.

– Боб, – сказал он. – Я не могу поверить, что ты не организовал чего-нибудь, чтобы я мог отсюда выбраться.

– И потому ты попытался меня взорвать?

– Это было, когда я считал, что ты захочешь меня убить, как только будешь думать, что эмбрионы у тебя в руках. Почему ты не попытался?

– Потому что я знал, что их у меня нет.

– Вы с Петрой уже считали их своими детьми? Даже имена подобрали?

– Способа тебе отсюда выбраться нет, Ахилл, потому что нет места, где ты был бы нужен. Единственные люди, которым ты еще мог бы быть полезен, получают сейчас порку от разозленных мусульман. И ты сам постарался, чтобы тебе негде было деваться в космосе, когда сбил тот шаттл.

– Справедливости ради, Боб, тебе стоит вспомнить, что никто вроде бы не знал, что это я. Но пусть мне все-таки кто-нибудь скажет: почему Питера там не было? Наверное, кто-то раскрыл моего информатора.

Боб не стал подтверждать или опровергать. Питер тоже промолчал. Что, если вдруг Ахилл из этой передряги выберется живым? Зачем навлекать его гнев на человека, которому и так досталось?

– Но если вы поймали моего информатора, – продолжал Ахилл, – то за каким чертом Чамраджнагар – или Графф, если это был он, – вообще запустили шаттл? Поймать меня на шалости было так важно, что рискнули шаттлом и его экипажем? Мне это как-то очень… лестно. Будто дали Нобелевскую премию как самому устрашающему злодею.

– Я думаю, – сказал Боб, – что эмбрионов у тебя нет. Ты от них избавился, как только получил. Наверное, они уже имплантированы суррогатным матерям.

– Ошибаешься. – Ахилл сунул руку в карман штанов и вытащил маленький контейнер – точно такой, как те, в которых заморозили эмбрионы. – Один я принес, просто чтобы тебе показать. Конечно, он малость оттаял – тепло моего тела и так далее. Как ты думаешь, есть еще время в кого-нибудь вставить этого пащенка? Петра уже беременна, так что ее ты не используешь. А, знаю! Мать Питера! Она всегда рада помочь, и она уже привыкла рожать гениев. Лови, Питер!

Он бросил контейнер Питеру, но слишком сильно, и контейнер, миновав протянутую руку, упал на пол. Он не разбился, но покатился и продолжал катиться.

– Ты не собираешься его подбирать? – спросил Ахилл у Боба.

Боб пожал плечами и подошел к уже остановившемуся контейнеру. В нем плескалась полностью растаявшая жидкость.

Боб наступил на него, раздавил, растер ногой.

Ахилл присвистнул:

– Ну и дисциплинка у тебя! Твоим детям самая мелкая шалость не сходит с рук.

Боб зашагал к Ахиллу.

– Ну, Боб, я понимаю, что ты мог на меня разозлиться, но я же никогда не был спортсменом. Скажи, когда мне было научиться играть в мяч? Ты вырос там же, где и я. И не моя вина, если я бросил неточно.

Он все еще говорил с той же едкой иронией, но Боб видел, что сейчас Ахилл испугался. Он ожидал от Боба мольбы или горя – чего-нибудь, что выбьет его из равновесия и отдаст Ахиллу контроль над ситуацией. Но сейчас Боб умел смотреть глазами Ахилла, и он понимал: делай то, о чем твой враг не поверит, что ты даже подумал сделать. Просто делай.

Боб полез рукой за спину и вытащил из кобуры пистолет. Направил его на правый глаз Ахилла, потом на левый.

Ахилл сделал два шага назад.

– Ты меня не убьешь, – сказал он. – Ты не знаешь, где эмбрионы.

– Я знаю, что у тебя их нет, – ответил Боб, – и знаю, что не получу их, если тебя не отпущу. А я не отпущу. Поэтому, я думаю, эмбрионы для меня навсегда потеряны. Так почему ты должен жить?

– Сури! – позвал Ахилл. – Ты что, заснул?

Сурьявонг вытащил из ножен длинный нож.

– Это не то, что надо! У него пистолет!

– Стой спокойно, Ахилл, – сказал Боб. – Прими это как мужчина. К тому же, если я промахнусь, ты можешь выжить и остаться до конца дней своих безмозглой оболочкой человека. Право же, чистый и аккуратный финал будет лучше.

Ахилл вытащил из кармана другой флакон.

– Это всерьез, Боб. – Он протянул флакон на ладони. – Одного ты убил, но остались еще четверо.

Боб выбил флакон у него из руки. Тот разбился, упав на пол.

– Ты убиваешь своих детей! – крикнул Ахилл.

– Я тебя знаю, – ответил Боб. – Ты никогда не обещал бы мне то, что мог бы выполнить на деле.

– Сурьявонг! – заорал Ахилл. – Убей его!

– Сэр! – отозвался Сурьявонг.

Это было первое его слово с того момента, как Боб вошел в восточные ворота.

Сурьявонг нагнулся к полу, положил нож на гладкую поверхность и пустил его к Ахиллу. Нож остановился у его ног.

– Что это еще такое? – вопросил Ахилл.

– Предложение одолжить нож, – ответил Сурьявонг.

– Но у него же пистолет! – крикнул Ахилл.

– Я надеюсь, что вы сами решите свои проблемы, – произнес Сурьявонг, – без гибели кого-либо из моих людей.

– Убей его! – кричал Ахилл. – Я думал, ты мне друг!

– Я вам с самого начала сказал: я служу Гегемону.

С этими словами Сурьявонг повернулся к Ахиллу спиной.

И его солдаты сделали так же.

Теперь Боб понял, зачем Сурьявонг так старался заслужить доверие Ахилла: чтобы в решающий момент иметь возможность его предать.

Ахилл нервно рассмеялся:

– Ну, брось, Боб. Мы давно друг друга знаем. – Он попятился к стене, попытался опереться на нее, но ноги у него слегка подкашивались, и он начал сползать вниз. – Я тебя знаю, Боб. Ты не можешь хладнокровно убить человека, как бы ни ненавидел его. В тебе этого просто нет.

– Есть.

Боб навел ствол на правый глаз Ахилла и спустил курок. Глаз схлопнулся от вихревого следа влетевшей между веками пули и от уничтожения самого глазного яблока, голова дернулась от удара вошедшей, но не вышедшей пули.

Ахилл рухнул и растянулся на полу. Замертво.

Это не вернуло к жизни ни Недотепу, ни сестру Карлотту, ни всех тех, кого он убил. Страны мира не стали теми, что были до того, как Ахилл сделал из них строительные блоки, разрывая и складывая то, что хотел. Это не закончило войны, которые он начал. Бобу не стало от этого лучше. Нет радости в мести, и очень мало ее – в справедливости.

Но что есть, то есть: Ахилл больше не будет убивать.

Трудно было бы хотеть большего от пистолетика двадцать второго калибра.