Те, кому нечего ждать

Тот, кто мертв при жизни, чего ему бояться?

Идея с испытателями вирта, виртонавтами, которым нечего терять, пришла в голову Анджею Хмелевскому в двенадцать лет, когда он смотрел премьеру «Аватара» в варшавской киношке. Добрый мальчик. Надо отдать должное мальцу, о Нобелевской он тогда не задумывался, просто пожалел безнадежных калек.

Системы передачи сигналов мозга с обратной связью, без сверления черепушки и вживления дурацких датчиков, испытывали давно, но только лет через пять Хиномото в своей лаборатории начал опыты по подключению к вирту через «корону». Она была с пучком антенн, походила на выпотрошенного морского ежа и весила килограмма три.

Без испытаний в вирт, виртуальную реальность, нельзя было запускать людей. Полное погружение с эффектом присутствия — не козел чихнул. Блокировки, контроль — но кто ж знал, например, что у пяти процентов человечества красивый на экране виртуальный огонь в погруженном состоянии психики вызывает панический страх? Какой-то атавизм, а пришлось переписывать дюжину дорогих программ.

Вот тогда и вылез гуманист Анджей со своей идеей. Собственно, права запрещать ее ни у кого не было, а те, кого молодой нейрофизиолог позвал в проект «Иная жизнь», уцепились за шанс с радостью. Ну, то есть «уцепились», это так, для красного словца… Сколько из них уже поплатились за надежду? По одним слухам трое, по другим — семеро. Анджею так и не предъявили обвинений.

Представьте себе, что вы не способны шевельнуться. Вообще. Навсегда. Может, моргаете глазами, и все. Тот бедолага в «Скафандре и бабочке». Живой труп. Обрываются все связи с жизнью — кроме воспоминаний и привязанностей. Вы даже от еды не можете отказаться, как делает пленник, чтобы умереть, вас кормят без вашего участия. Вы можете только думать — понимая, что постепенно сходите с ума.

Конечно, добровольцы «Иной жизни» заложили бы душу дьяволу, или Яме, псоглавому Анубису, кому угодно, чтобы снова жить. Не только человеком — в теле собаки, дракона, робота, да хоть пандорского ракопаука.

Можно скосить глаза, увидеть себя в сферическом зеркале сбоку от чертова высокотехнологичного ложа. Он ведь похудеть когда-то хотел — так, килограммов на десять, не толстяк, но все же. Теперь кости вместо тела под антипролежневым зеленым покрывалом. Кости и шкурка на них.

Выбритая налысо по его капризу голова на тонкой бледной шее, щетина на впалых щеках, лиловые тени под глазами. Прозрачные трубки в носу. Словно бесконечно длинные сопли.

На лысой голове легкий блестящий обруч «короны». Единственная материальная ценность, что у него осталась. Дороже миллионов. И уж точно дороже жизни, такой-то жизни.

Обруч неощутим. Ощущения роскошь, теперь недоступная. Даже зуд от укуса комара. Как это было — поднять руку (свою, живую руку!), шлепнуть себя по живой щеке, чуть уколовшись щетиной, шлепнуть до боли, до красноты, и не попасть, пусть улетает, чертов кровопивец. Пусть — можно проводить его взглядом, поворачивая голову. И выругаться «ччерррт», чувствуя, как смыкаются зубы и рокочет гортань.

Проклятые сотни раз бело-голубые стены палаты ушли в темноту. Во тьме загорелась бирюзовая трехмерная надпись.

Мигнула, сменилась желтой:

Оранжевой:

Погружение в вирт. Почему-то в эти секунды в ушах звучит мелодия «Роад ту хелл».

То был его любимый мир. Туда он отправлялся чаще всего. С месяц назад случилось приболеть, обычный насморк, но для полумертвого тела серьезная угроза, и погружения отменили. До того во время болезней своего чужого тела он надеялся, истово — наконец-то смерть, но в этот раз захотел выздороветь, по-настоящему захотел.

Здесь пахло полынью и пылью, это он ощутил до того, как открыл глаза. Впрочем, смотреть он не торопился. Ощутить себя, руки, ноги, лицо с небольшими рыжеватыми усами и бородкой. Пошевелить плечами, притопнуть — на ногах остроносые ковбойские сапоги со шпорами, на бедре длинный «бантлайн спешиал» с ореховой рукоятью и серебряной насечкой. Темная просторная рубаха, вольно расстегнутая на груди, так что виден индейский костяной амулет-божок Тануни, выгоревшие истертые джинсы на ногах, такие родные, немного пахнущие конским потом, и черный стетсон на нестриженой макушке. Чуть-чуть в насмешку, но смеяться не хотелось. Он снова был здесь, он — Стрелок.

«Я — Стррелок», — сказал он, старательно выговаривая буквы, раскатив «р» дробью на языке.

Закатное солнце оранжево-розоватым освещало невысокий кустарник, степные травы и подсвечивало перистые облака, словно обводило золотым контуром. А был когда-то розоват наш белый свет… Закаты здесь горели долго, успеешь налюбоваться, климат теплый, вот кусачих насекомых не создали, ну и спасибо.

Из норки у сапожного носка выглянула хитрая бурая мордочка вроде выдры. Спряталась — полуразумные подземные «ханорики», безобидные и доверчивые к человеку.

Стрелок сложил пальцы особой «дулей» и свистнул. Из-за ближайшего куста с топотом явился Сивка, хоть Стрелок и все понимал про мгновенное создание коня-программы в электронных потрохах, но каждый раз испытывал неподдельную радость от встречи. Бурый жеребчик с хитрыми глазами, оседланный желтым кожаным седлом с высокими луками, короткий мушкетон в замшевом ольстере с бахромой, у правой ноги всадника.

Стрелок сцапал наборный посеребренный повод, запрыгнул в серебряные стремена, пустил конька рысью. Чувствуя, как ходит вверх-вниз конская спина, как пружинят ноги седока, уравнивая движения человека и коня, слыша, как постукивают копыта по сухой земле. Лагкие загоняли теплый полынный воздух и выталкивали обратно, свербило в носу, и он чихнул. Представьте себе — чихнул. Да еще ругнулся мысленно: к хорошему привыкают быстро.

На сей раз место встречи назначили у туши панцирного буйвола, неподалеку. «Внутренний компас» один из полезнейших даров вирта. Лучше него только отсутствие голода и жажды, если только не захочешь сам. В прошлый визит пришлось спасать от этих рогатых танков поселок, Стрелок завалил вожака тяжелой круглой пулей из мушкетона, иначе стадо было не свернуть с пути.

От туши остался скелет, обглоданный, выбеленный ветром — время в вирте не подчинялось обычным законам, безглазый рогатый череп размером с детскую коляску смотрел пустыми глазницами пристально и как-то жалобно. Стрелок спешился, накинул повод на метровый, бурый, плавно изогнутый кверху рог.

Кто-то засопел за аркой буйволиных позвонков, из-за скелета выдвинулась синяя чешуйчатая морда вроде тиранозавровой, но уродливей, с торчащими клыками и роговыми наростами над ярко-желтым глазом с вертикальным зрачком.

— Привет, Кусан! — Стрелок помахал рукой, зверюга вышла целиком, двуногая, с комично поджатыми передними лапками, с длинным гребнистым хвостом. Когти задних лап пробороздили сухую почву, подняв пылевое облачко. На синей чешуе спины с желтым узором, в массивном кресле-седле алой стеганой кожи восседал хозяин в полном рыцарском воружении, со здоровенным боевым топором у луки.

— Привет, Ыр! — сказал Стрелок, улыбаясь, и рыцарь поднял ручищу в кольчужной перчатке. Забрала длинномордого отполированного бацинета он и сейчас не открыл. Ладно, нравится быть инкогнито на ящере, его дело. Другом Ыр себя показал надежным и смелым. Добыть для племени Поющих вод лекарство от гиперчумы — сам Стрелок бы не взялся.

— Ррад узрреть, Стррелок! — рявкнул голос из-под шлема.

Вирт не требует долгого ожидания. Закат еще оставался оранжевой полосой на горизонте, когда в густой синеве неба появилась белая точка, стала звездочкой, мухой… выросла в раскинувшего крылья белого грифона, беззвучно планирующего к ним — перья еле заметно светились, а со спины взмахнула рукой девушка с ярко-рыжими волосами до обнаженной тонкой талии.

Вирт дарит отличное ночное зрение, а уж сумерки тем паче не помеха. Грифон приземлился на когтистые львиные лапы так, что не помял бы и травинки. Стрелок глянул на Ырова ящера — тот осклабился жуткой пастью, их верховые звери тоже давно были друзьями.

Грифон глянул оранжевым птичьим глазом, кривым желтым клювом принялся чистить перья. Поводьев на нем не было, с отделанного рубинами седла всадница спрыгнула с высоты в полтора роста так легко, словно была гимнасткой-чемпионкой. Классический костюм героини, над которым они не раз шутили — короткий зеленый колет и кожаные шорты, не слишком скрывающий, но хотя бы сандалии на длинных загорелых ногах без каблуков, а лук в расшитой шелками налучи за спиной — отличное составное оружие без украшений. Кинжал на поясе хоть и украшен рубинами и яшмой, тоже не реквизит.

— Прривет, Ррина! — грохнул рыцарь кулаком в свой блестящий нагрудник, а ящер дружески заскрежетал — грифон демонстративно продолжал ухаживать за перьями.

— Приветствую, Рина, — сказал Стрелок, ухмыляясь, и прикоснулся к шляпе, обозначив поклон.

— Привет, мои глупые мальчишки, — не сказать, чтоб на лицо писаная красавица, правильные, но жестковатые черты, крупные губы, широкие скулы и слишком внимательные зеленые глаза — будто и сейчас целится в собеседника.

— Куда идем сегодня? Большой-большой секрет? — она погладила Сивке морду, ящеру только сделала ручкой.

— Вовсе нет, — сказал четвертый голос рядом, голос бесполый, прохладный и чуть насмешливый. — Есть кое-что новое, друзья. Совсем-совсем новое.

Их проводник и инструктор, Заводной апельсин, золотой светящийся шар размером с теннисный мяч, уже висел в воздухе между рогами скелета. Ящер фыркнул, Кусан отчего-то не любил Апельсин, остальные звери сохраняли спокойствие — давно привыкли.

— Мы попросили бы вас помочь, — Заводной апельсин всегда говорил о себе во множественном числе и выражался невнятно, — ничего серьезного, но без вас труднее…

— Валяй короче! — сказал Стрелок, — и начни с начала.

— У нас пробой вирт-реальностей, сквозной, — на этот раз насмешка из голоса пропала, — Вроде червоточины. Может, какой-то вирус. Хотя непонятно, кто его вообще мог сделать. Для ваших миров неопасно, трагедии не будет, но мы не можем локализовать дыру точно и хотя бы понять, откуда она ведет, в мировой сети след теряется. Отключиться полностью в безопасный режим тоже не удалось…

— Еще короче, Склифософский, — неожиданно выдала Рина, — от нас чего ты хочешь? Заткнуть вашу дырку труселями?

— Хотя бы ее место. Вы, изнутри, найдете ее быстрее. Что-то неподходящее для вашего мира, чего тут быть никак не должно. Потом дайте сигнал, Рина может зажечь свой огонь. Вряд ли она так далеко, мы сужаем вирт-дронами кольцо поиска, но они слишком… туповаты для такой нелинейной задачи, могут пропустить. А скелет ваш лежит очень удачно, почти по центру.

— И нам так это надо, идти затемно? Искать то, не знаю что? — продолжала рыжая.

— Вы хотите путешествовать в вирт или нет? А если он накроется совсем? Если это первая атака, проба?

— Пойдем, поищем то, чего не может быть, — Стрелок вздохнул. — Шантажисты. Садисты в белых халатах.

Апельсин промолчал, как показалось всем троим, обиженно.

Белый грифон со всадницей взмыл в сумеречное небо, заблестел перьями в свете большой масляно-желтой луны, выкатившей из-за дырчатых облаков, пошел набирать высоту кругами. На Рину была, в общем, и надежда в основном. Зрение у обоих было отличное, хотя в вирте это не комплимент.

Стрелок когда-то пробовал писать про подобный мир. Вышло не слишком здорово, да и сам он, бумажная душа, по правде, не представлял себе тогда, как это может быть.

Как цвиркают цикадоподобные жуки-серебрянки, как сопит верховой ящер, шагающий рядом, и от него пахнет чем-то вроде горячего дегтя, скорее смоляной, чем звериный запах, поскрипывает седло, заполошно взлетает ночная сплюшка из-под копыт твоего коня. И только потеряв нормальную родную жизнь…

Белый силуэт мелькнул над шляпой, качнул крыльями, удалился, снова заложил вираж. Рина что-то нашла, умница.

— Это не дырра. Это нора… — произнес Ыр. Они глядели с небольшого взгорка, поросшего низкой травой. Звери остались внизу. На вершине стояло одинокое дерево, похожее на дуб, но со стрельчатыми листьями — лунный свет отлично вырисовывал их очертания.

В воздухе висел как бы разрыв ромбовидной формы, в рост человека, оттуда падал несомненно дневной свет. А встав напротив, можно было видеть пышную зеленую траву, невысокие деревья, вроде яблонь, но с черными плодами, кусты в желтыми цветочках, каких-то белых бабочек или мотыльков, кружащих в солнечных лучах. Там горизонт ограничивали зеленые холмы, похожие на холмы Земли.

Дыра-нора хоть и располагалась невысоко, дотянуться до нее не было возможности.

— А недурной там садик, — с задумчивым лицом сказала Рина, — страна чудес… ну-ка, дети, разойдись!

Взяла лук, вытащила стрелу, одним плавным движением подняла-наложила-прицелилась… красноперая стрела свистнула…

И воткнулась в дерево с той стороны дыры.

И ничего не случилось.

Стрелок принюхался — из разрыва, несомненно, тянуло теплым ветром со слабым лимонным запахом.

— Знаете, — сказал он, — а мне там нравится. Вот как хотите.

— Не допрыгнем. А мой Белек не пройдет.

Ыр кашлянул, лязгнул перчаткой по топорищу у пояса, показал на одинокое дерево и выразительно поцокал себе по шлему.

— Погоди-ка… приглядитесь, вон там, за вторым справа деревом. — Рина-орлица убрала лук и вытянула палец.

«Если это не часть бурой черепичной крыши с коньком, — подумал Стрелок, — я готов идти сдаваться глазнику. Хотя да, зрение здесь у нас стопроцентное, так что — крыша».

Они переглянулись молча. Потом Ыр достал топор и шагнул к безвинному дереву. Первым ударом он подрубил чуть не треть ствола с человеческий торс в обхвате.

Несколько ударов спустя дерево упало так точно, как задумал железный дровосек, теперь по стволу нетрудно было подойти и прыгнуть в мировую прореху.

Заводной апельсин появился рядом с ними мгновенно, как всегда, запереливался жидким металлом, заговорил:

— Очень здорово, Рина, что ж вы не подали сигнал, этот ваш… огненную стрелу, да? Просто отлично.

— Это ведь не соседний ваш мир, так? — спросил Стрелок.

— Нет, не наша программа. Совершенно чужой вирт, даже принципы не совсем понятные, а мы и не думали, что техноло… Так, не приближайтесь. Я сделал запись, будем разбираться. Отойдите на пару шагов, сейчас мы попробуем ее заштопать… перезагрузим фрагмент, тут может быть смещение виртуальности на…

— Эй, колобок, — сказал Стрелок, наполняясь холодным гневом. — Откатился от дыры, живо. Заштопать ты ее еще успеешь. Может, нам самим интересно.

— Хрряй пррочь, — подал голос Ыр. — Разберремся.

И поднял топор. Шуткой топор не выглядел.

— Слушайте…

— Оглохли уже, — Стрелок вытащил револьвер и взвел курок. Рукоять ладно легла в ладонь.

— Пойм… — вместо прежнего уклончивого голоса из шара зазвучал другой, хрипловатый, мужской, словно Апельсин сбросил маску. — Так, это Хмелевский говорит. Я вас попрошу не прекословить. Явление малоизучено, да, но в таком виде мы с ним справимся. Вы тут больше не нужны. Я попрошу, я требую выйти из уровня.

— Напугались, — сказал Стрелок. — Слушай теперь ты, может, у тебя шанс на мировое открытие.

— Пся крев, — гаркнул шар-Хмелевский (и кому-то в сторону: «Начинаем аварийно их вытаскивать»), — не для того тут распинались с вашей игрой, чтоб всякий парали…

— Договаривай, — Стрелок поднял револьвер.

Опоздал. Шаркнуло огнем у щеки, и Заводной апельсин взорвался синим всполохом, разлетевшись в мелкие куски. Запахло паленым пластиком.

— Не договорил, болезный, — сказала Рина, опуская лук, — хотел моего магического огня? Распишись. Обращайся теперь в лигу сексуальных реформ.

— А ты правда такая в жизни? — задал Стрелок запретный вопрос.

— Ну, не рыжая, — усмехнулась лучница, — а что, если б до… того как… я была лысой, жирной и кривоногой, мне было бы легче? Не так обидно?

— Нет, конечно, — честно ответил Стрелок.

— Кой черт, теперь это не имеет значения, — сказала Рина, отвернувшись и глядя в дыру их реальности.

— Теперрь для нас вообще ничто не имеет значения, — с этими словами Ыр снял шлем, лязгнув нашейником. Впервые.

— Ну, ты красивее своего Кусана! — отметила Рина.

Зеленоватую клыкастую рожу огра, с мощными выдвинутыми челюстями, с раскосыми багровыми глазками, еще и разрубал белесый шрам, от правой брови через плоское переносье и до левой щеки. Острые уши шевелились от звуков, неудивительно, что шлем был такой просторный и уродливый.

— Не терплю врранья, — произнес Ыр знакомым рыкающим басом, облизывая клыки, — реальную харрю бррать все равно что у мерртвеца…

Они попрощались со зверьем. Как это делали другие, Стрелок не видел, сам он обхватил Сивку за мохнатую шею и сказал в ухо:

— Прости, Сивушка, хоть ты и ненастоящий.

Погладил бархатные ноздри и шепнул:

— Я все равно тебя люблю.

Первым по стволу прошагал огр. На диво легко прыгнул в брешь, поднялся там с травы, махнул кольчужной ручищей.

Рина ушла легко, тряхнув шевелюрой, словно рыжее пламя взметнулось.

Стрелок шагнул на изрезанную морщинами кору, когда дыра стала стягиваться, края сближались, дневной свет оттуда меркнул, и он отчаянно кинулся вперед, кажется, потерял шляпу, но пролетел насквозь. Упал руками и коленями в высокую, мягчайшую, пахнущую мятой траву, шляпа приземлилась рядом.

Всем телом он ощутил:

позади пространство передернуло судорогой.

Дверь закрылась.

Пищал и пищал зуммер, на экране монитора в изголовье чудо-кровати текли разноцветные прямые, совершенно ровные. Вокруг тела метались фигуры в бледно-зеленых халатах, делая свою глупую и жестокую работу. Движения замедлились, один за другим врачи опустили руки.

А главный, вытирая вспотевший лоб, нажал клавишу на шкафчике с аппаратурой. Зуммер замолк — теперь он не нужен.

И пустой скафандр на ложе больше не нужен обитателю.

©Константин Чиганов 04:10 30.04.2015