Наступил рассвет. Конан посмотрел в сторону Ианты. Высокие башни выступали из утреннего тумана; красные черепичные крыши начинали сверкать в лучах еще не вставшего солнца. К городу подходила армия. Развевались яркие знамена, длинные ряды пехотинцев со щитами за спиной маршировали следом. Тысячи копыт и крепких сапог вздымали пыль. Победоносная армия, подумал Конан. Но чья?
Он старался не смотреть на дымящийся кратер горы, ставшей теперь ниже, и попытался найти дорогу среди валявшихся повсюду обломков скал. Ночью почти четвертая часть горы рассыпалась на куски, а как выглядит теперь ее вершина, киммериец и знать не хотел.
С некоторого расстояния послышался голос Наруса. Он звучал с легкой горечью:
— Женщинам нельзя разрешать играть в азартные игры. Я почти уверен, что ты подменила кубик! Я хотел бы выкупить назад...
— Нет! — перебила его Карела, как раз в тот момент, когда Конан снова примкнул к трем своим спутникам. На ней были штаны Наруса, узковатые в бедрах, они болтались на коленях. На плечи она набросила его красный плащ, а его меч лежал у нее на коленях. Там, где плащ распахивался, была видна ее пышная грудь. — Одежда мне нужнее, чем золото, — сказала разбойница. — И я не подменила кубик. Ты просто плохо смотрел, потому что слишком пялишься на мою голую грудь.
Махаон рассмеялся, а тощий солдат заворчал, пытаясь натянуть доспехи по возможности до своих костлявых колен.
— Нам нужно идти, — сказал Конан. — Дело явно дошло до битвы, и без сомнения, тут есть много наемников, у которых нет ни нанимателей, ни командиров — независимо от того, кто победил. Нам нужны люди, чтобы снова сколотить наш отряд. Кром, их, возможно, столько, что каждый из нас мог бы стать во главе своего собственного отряда.
Махаон, прислонившийся спиной к мраморному блоку, покачал головой.
— Я занимаюсь этим ремеслом больше лет, чем ты прожил, киммериец, и прошлая ночь заставила меня задуматься. В Кофе у меня есть земелька. Повешу я свой меч на стену и стану-ка хозяйничать.
— Ты? — Конан недоверчиво посмотрел на него. — Если ты проковыряешься в земле хотя бы месяц, ты разорвешь голыми руками ближайшую деревню, так соскучишься по сражениям.
— Это все не так, как ты себе представляешь, — заверил его седеющий ветеран. — Десять человек сейчас работают на моей земле. Я буду уважаемым человеком, сам стану задавать там тон. А если Юлия захочет, я заберу ее из города и женюсь на ней. Крестьянину нужна жена, которая подарит ему здоровых и сильных сыновей.
Хмурясь, Конан перевел взгляд на Наруса.
— А ты тоже собрался в крестьяне?
— Ну нет, лично я корни пускать не собираюсь, — ответил тощий и отобрал у Карелы кубики, которые она хотела рассмотреть поближе. — Но... знаешь что, Конан, чародеи не очень мне докучали, как, впрочем, и эти ребята, которые выглядели так, словно их мамаши сюсюкались с ядовитыми змеями. Но и они были не страшнее, чем толпа кровожадных пиктов. Однако этот бог, которого ты тут раскопал, сделал мои колени мягче, чем тогда, в битве на Черной реке, когда у меня еще борода не проклюнулась. На ближайшее время я подыщу себе городок посимпатичнее с девчонками поядренее, с которыми так хорошо поваляться в постели... — Он бросил кубики на землю. — И с молодыми пареньками, у которых золота больше, чем ума.
— Тогда они должны быть ОЧЕНЬ молодыми, раз ты собрался обтрясти с них денежки, — улыбаясь, перебила Карела. — Как ты думаешь, киммериец?
Нарус удостоил ее злобного взгляда и заворчал под нос.
Не успел Конан открыть рот, как заметил далеко внизу, у подножия горы, что-то белое, и повернулся в ту сторону.
— Кром! — воскликнул он. Это были Борос и Юлия. — Я сверну ему его тощую шею за то, что он притащил девочку сюда.
Остальные встали и пошли за ним. Только оказавшись почти рядом со стариком и девушкой, Конан увидел, что они были не одни. Юлия стояла на коленях возле Тауриануса и обрывала полосы от своего белого платья, чтобы остановить кровь, сочившуюся сквозь десяток дыр в доспехах офита. Волосы солдата слиплись от крови и грязи, и каждый хриплый выдох приносил кровавую пену на его губы.
Борос воздел руки, увидев Конана.
— Я ничего не смог поделать! Я пытался остановить ее, но сил у меня не хватило. Тогда я счел за лучшее сопровождать и охранять ее, как только могу. Она говорила, что тревожится за Махаона.
— За всех вас, — поправила его Юлия, покраснев. — Конан, мы нашли его здесь. Ты не можешь ему помочь?
Киммерийцу не нужно было видеть рану Тауриануса, чтобы понять, что тот жить не будет. Земля вокруг него уже пропиталась его кровью.
— Значит, дворяне проиграли битву, — спокойно установил он. — Наемник, сражавшийся на стороне победителей, не полез бы сюда, чтобы умереть.
Веки офита дрогнули, и он открыл глаза.
— Мы поймали Орла... — захрипел он и заговорил, делая короткие паузы, во имя которых судорожно глотал воздух: — Мы оставили наш лагерь... после того, как разожгли там огни... и Искандриан... напал ночью. Тогда мы бросились на него с тыла... Мы бы... уничтожили его... но огромный язык пламени... вонзился в небо... и беловолосый черт заревел... что боги с ними... Некоторые кричали... что это посох Аванрахаша... Паника... охватила, нас. Мы бежали... бежали, а его воины... они убивали, убивали нас. Не дай им поймать тебя, киммериец... Искандриан велел... сажать на кол... любого наемника, которого он поймает! — Внезапно, собрав последние силы, он оперся на локти и протянул к Конану судорожно сжатый кулак. — Я... лучше... тебя!
Кровь хлынула у него изо рта, и он упал. Еще раз тело содрогнулось, затем его мертвые глаза уставились в небо.
— Огромный язык пламени, — пробормотал Нарус. — Ты состоишь на службе у Судьбы, киммериец. Ты создаешь королей, даже когда у тебя нет таких намерений.
Конан раздражительно отмахнулся. Ему было безразлично, кто носит корону Офира, пока это не мешало его планам.
Имея Искандриана на стороне Валентиуса, — возможно, настало время называть этого паршивца “Морантесом Вторым”, — уже не будет возможности снова собрать отряд наемников. Да и возможно, нет уже в живых никого, с кем можно было бы возродить Вольный Отряд.
— Ты!!! — фыркнул Махаон так неожиданно, что Юлия испуганно подскочила. — Разве я не сказал тебе, чтобы ты оставалась в Ианте? Что мне, пороть тебя всю дорогу? Жизнь жены бедного крестьянина тяжела, и нужно учиться послушанию. Или ты хочешь, чтобы мы потеряли нашу единственную свинью, потому что ты ее не накормишь, когда я скажу?
— Ты не имеешь права так бранить меня! — зашипела девушка. — Ты... — Только теперь, казалось, смысл его слов дошел до ее сознания. — Жена? Ты действительно имел в виду это? Супруга? — Она глубоко вздохнула и проговорила очень серьезно: — Махаон, я буду заботиться о твоей свинье так, словно это моя родная сестра.
— Ну нет, так далеко заходить не стоит. — Махаон рассмеялся, оборачиваясь к Конану. — Мы прошли с тобой вместе долгий путь, киммериец, и вот добрались до конца. Поскольку я не хочу, чтобы Искандриан посадил меня на кол, пойду-ка я лучше отсюда прочь! Я хочу оставить Ианту далеко позади еще до того, как завершится этот день.
— Совсем как я! — влез Нарус. — Я хочу в Гарантию, потому что рассказывают, будто аквилонские дворяне великодушны и очень любят азартные игры.
— Так живите долго! — сказал им Конан на прощанье. — И если вы попадете в ад раньше меня, выпейте там за мое здоровье.
Юлия прижалась к Махаону, и вместе с Нарусом они стали спускаться вниз.
— После всего, что вытворяла здесь эта девушка, мне необходим хороший глоток, — проворчала Карела, — потому что меня до сих пор с души воротит.
Конан задумчиво посмотрел на нее.
— Лично меня тянет в Аргос, потому что говорят, будто там легко навербовать наемников. Идем со мной, Карела. Вместе с тобой мы станем владыками всей страны меньше чем за год.
Рыжеволосая красавица уставилась на него мрачно.
— Ну неужели ты не понимаешь, почему я не могу, киммериец? Клянусь грудями Деркэто, человек, ты пробуждаешь во мне потребность стать такой, как эта потаскушка Юлия. Ты доведешь меня до того, что я поддамся моей слабости и позволю тебе защищать меня. Ты что, вообразил, что я стану женой, которая будет прибирать за тобой постель и варить тебе еду?
— О таком я бы тебя и не попросил, — возразил Конан, но она вообще его не слышала.
— ...И в один прекрасный день дело дойдет до того, что я начну ходить за тобой следом, молчаливая, только ради того, чтобы не упустить ни одного твоего слова. А если дело и впрямь зайдет так далеко, я всажу тебе нож в спину. После этого меня, вероятно, ждет безумие и я начну выть, но ведь ты сам меня до этого доведешь. Нет, такого я не хочу, Конан! Такого я не хочу!
Он ощутил глубокую грусть, но гордость не позволила ему показать это.
— По крайней мере ты добилась того, чего хотела. На этот раз бегу я, а ты остаешься здесь.
— Нет, Конан. Эти отбросы, из которых состояла моя банда, не стоят трудов, чтобы снова собирать их. Я еду на восток. — Она гордо вскинула голову, и ее глаза сверкнули, как изумруды. — Степи Заморы снова вспомнят о Рыжем Ястребе.
Он порылся в кошельке и вытащил добрую половину драгоценных камней, которые снял с офирского скипетра.
— Вот, — сурово сказал он.
Карела не пошевелилась.
— Ты не можешь быть настолько гордой, чтобы не взять на прощание подарок от друга.
Поколебавшись, она протянула руку, и он насыпал в ладонь камни.
— Ты куда лучше, чем сам даже знаешь, киммериец, — шепнула она. — А я дура.
Она легко поцеловала его в губы и бросилась бежать так отчаянно, что ее плащ взвился за плечами, как багряное знамя. Конан провожал ее глазами, пока она не исчезла у подножия горы.
— Даже богам не дано понять образ мыслей женщины, — хмыкнул Борос. — А мужчины — те вообще сплошь и рядом думают не головой.
Конан сверкнул на бородача глазами. Он почти забыл о присутствии Бороса.
— Теперь ты можешь спокойно вернуться к своим кабакам и пьяным выходкам, — ядовито заметил он.
— Только не в Офире! — возразил Борос. Он дергал себя за бороду и тревожно поглядывал на вершину горы. — Бог не может быть убит, как обыкновенный демон. Аль-Киир живет еще где-нибудь. Предположим, его тело еще лежит там. Предположим, существуют другие его изображения. Я не хочу находиться в этой стране, если кто-нибудь другой попытается вновь вернуть его на землю. Я многого жду от Аргоса. Морской воздух весьма полезен моим легким, и я смогу уехать на корабле в далекие страны, если дурное наследие Офира вновь пробудится.
— Только не в моем обществе! — проворчал Конан. — Я хожу один!
— Я могу применить разные чары, которые облегчат наш путь, — заверил его старик, но киммериец уже быстро шел вниз по склону. Беспрестанно бормоча, седобородый ковылял за ним, но Конан не потрудился заметить этого.
И вот я снова один, думал киммериец, и только мой разум и мой меч при мне. Но к этому он давно уже привык. В кошельке у него были драгоценности. А перед ним лежал Аргос — Аргос и еще мысли, которые никогда прежде не приходили ему в голову. Если Случай мог возвести на трон такого болвана, как Валентиус, то почему бы и самому Конану не отыскать эту дорогу? Да, почему бы и нет? Засмеявшись, Конан ускорил шаги.