Тайна Волчьего дола

Глава 9. Ритуальный камень

Грэй снял с плеча рюкзак и устроился на том же месте, что и вчера. Ему не хотелось говорить Саре о том, что вчера кто-то украл у него из рюкзака все его наброски и работу придётся начинать заново. Он только приветливо улыбался и пожимал маленькие детские ручки, которые те протягивали ему с серьёзным видом для рукопожатия. Ему с трудом верилось, что эти хорошенькие, милые, воспитанные детишки испортили его холсты. Художник выбрал карандаш помягче и принялся рисовать. В этом месте явно была заключена какая-то скрытая сила, каждый камень пропитан энергией, ожидающей своего часа высвобождения и перерождения.

Дети, между тем, продолжили вчерашнюю игру и их непосредственность, радость в глазах заставляли Грэя чувствовать себя виноватым. Он и сам не знал, в чём виноват, чувствовал себя барибалом, угрюмым медведем, засевшим в своей берлоге, терзающий себя, как монах-аскет, самокопаниями и самоанализом. Конечно, иногда полезно посидеть, подумать, разобраться в себе, понять чего ты хочешь, и что тебе надо, но иногда это превращается в бессмысленный круговорот, в омут, который тебя затягивает на дно.

Художник погрузился в работу, и сейчас как никогда раньше его охватило чувство единения с этим местом, с его красотой, магической энергетикой, силой, заключённой в этих камнях, как будто он уже бывал здесь раньше много-много лет назад, когда и деревни этой здесь ещё не было. Грэй сосредоточился на рисовании - прищурившись профессиональным глазом художника, он внимательно рассматривал двенадцать камней, с высеченными на них ликами богов, странными и дикими, тем не менее, гармонично вписывающимися в пейзаж горного озера, водопада и окон круглых домиков, выглядывающих из-за высокой травы.

Грэй старался проникнуться теми мыслями, которые роились в головах каменотёсов, создававших этих идолов, о чём они думали тогда, и какие жизненные приоритеты двигали ими. Ведь люди и их желания не меняются. Во все века они хотят одного и того же – славы, богатства, счастья, любви, чтобы урожай в этом году был богатый, хорошо продать или выгодно купить и множество других радостей жизни. Ради этого они были готовы приносить в жертвы животных и других людей.

Ведь далёкие потомки современного человека были отнюдь не глупы, а всё, что они создавали, имело какой-то тайный смысл, цель, которую знали лишь избранные. Жертвоприношение преследовало цель установления или укрепления связи личности или общины с богами или другими сверхъестественными существами. Для этого в дар богам приносились не только жизни людей и животных, но и некоторые предметы, обладающие реальной или символической ценностью. Рассматривая идолов, Грэй пытался представить себе, как всё это происходило много лет назад, прочувствовать то, что чувствовали язычники и перенести это на холст.

Каждый раз, начиная новую картину, он не знал, что в итоге у него получится. В этом и заключалась вся прелесть его работы и тайный смысл его картин, который в итоге получался. Грэй закрыл глаза и минуты две стоял над мольбертом, запрокинув голову и вдыхая ароматы хвойного леса. На фоне голубого неба он заметил на ветках гроздья деревянистых шишек яйцевидной формы. Внезапно налетевший порыв ветра сорвал и унёс в чащу леса туда, где по каменистой тропе брела толпа людей в серых плащах.

Лиц их Грэй не видел, они были скрыты капюшонами. Они шли к водопаду, вернее плыли к нему. Движения их были странными, плавными и в то же время порывистыми, и вот они уже стоят у водопада и скидывают капюшоны, открывая его взору грубые лица с большими носами и глазами, горящими в свете факелов, которые они разожгли. Среди них – одна женщина выходит в центр образовавшегося круга и скидывает плащ, открывая обнажённое тело, покрытое от пят до ушей татуировками.

Один из мужчин достаёт из-за пояса изогнутый меч, похожий на скальпель, подходит к женщине и одним резким движением пускает кровь. В сознании художника картина вспыхнула красными светом, означая боль. Короткий, пронзительный крик утонул в его воображении, сменяясь хоровым пением и методичными стуками палок о камни.

Женщина упала на землю, и, как только жертвенный алтарь-камень окропился кровью, знаки, высеченные на других каменных глыбах, вспыхнули красным светом. Люди в плащах начали растворяться в воздухе, и вскоре от них остались лишь серые плащи. Истекающая кровью женщина ещё билась в предсмертных конвульсиях некоторое время, пока всё не стихло. Слышен был лишь шум водопада и шелест листьев на деревьях.

Грэй застыл над своей картиной, пытаясь понять, что значило его видение. Почему эта женщина добровольно согласилась принести себя в жертву. И куда пропали эти люди в плащах? Меч, которым убили эту несчастную женщину, так и остался лежать на земле. Может быть, они перенеслись в какой-то другой мир? А женщина пожертвовала собой ради того, чтобы спасти других? Может, это был благородный поступок и достойная смерть, самопожертвование, ради других, или это – бессмысленная, неоправданная ничем жестокость?

Грэй опустил голову и посмотрел на картину. Всё это время, пока он находился в трансе, его рука сама водила кистью по холсту, размазывая краску. Он не сразу осознал, что испортил свой карандашный набросок, который целый час так старательно выводил. Грей посмотрел на играющих у водопада детей. Видела ли Альва то, что он сделал? Похоже, что нет.

Он достал из рюкзака новый холст и прикрепил его к раскладному треножному мольберту. Работу опять пришлось начинать заново. Прикрепив кнопками новый холст, он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и взялся за новый набросок. Над головой пронеслась птица, издав пронзительный крик, сделала пару кругов над водопадом и улетела. Грей посмотрел на свой набросок. Ему стоило большого усилия воли не заорать от ужаса. По картине стекала кровь обильными потоками, почти полностью поглощая набросок.

Да что же такое с ним происходит?! Почему он не может ничего нарисовать?! Может быть, это какие-то древние силы, заключённые в этом месте не позволяют ему рисовать? Или он уже начинает потихоньку сходить с ума? Похоже, что сегодня у него ничего не выйдет. Нужно сворачиваться. Он нарисует это место в другой раз по памяти.

- Я закончил! – Крикнул Грэй Альве. – Спасибо.

- Можно посмотреть? – Спросила Альва, подбежав к мольберту. – Я на картине хорошо получилась?

- Нельзя смотреть. – Ответил Грэй, сворачивая холст в трубочку. – Картина ещё не закончена.

- Когда же вы её закончите? – Спросила разочарованно Альва. - Мне бы хотелось вживую увидеть, что получилось. Сара сказала, что закажет репродукцию этой картины на Вашем сайте.

- Я не знаю. На некоторые картины у меня уходит не больше недели, а другие я по несколько лет рисую.

- Хм. Надеюсь, что с этой картиной у Вас не возникнет сложностей. Если она мне понравится, то я тоже закажу себе репродукцию. Мне нравится это место. Да, и дети… Они быстро растут, и только на картине можно увидеть их такими, какие они есть сейчас, почувствовать атмосферу осени, проникнуться разными идеями, даже заглянуть в прошлое. Фотографии не передают эмоций.

- Да, тут я с Вами полностью согласен. Я постараюсь поскорее закончить картину, и, как только она будет готова, обещаю, что Вы увидите её первой.

- О, спасибо. Я буду очень рада.

Собрав все вещи, они попрощались с Сарой и с детьми и двинулись в обратный путь, а Грэй всё думал о своём видении, о той женщине, которая пожертвовала собой, ради какой-то неизвестной ему цели. Он думал о своей испорченной картине, о том, как он будет восстанавливать все детали по памяти и удастся ли ему вообще закончить эту картину, так и не начав её? Ведь он уже пообещал Альве и Саре, а картины никакой нет.

Грэй чувствовал себя потерянным, увязающим в какой-то трясине своей лжи. Ему стыдно было сказать правду, что это он сам всё испортил. Ему даже стыдно было признаться в этом самому себе. Ведь это – его жизнь, и только ему самому решать, как поступить с ней, куда направить свои усилия и понять, что для него важнее всего. Он надеялся убежать от самого себя в суровый норвежский лес, спрятаться в хижине отшельника, на краю деревни, но от самого себя не убежишь. Прошлое будет преследовать его повсюду.

Бессмысленно убегать от него. Нужно повернуться к своим страхам лицом и сделать шаг навстречу им, чтобы побороть их. Внутри он чувствовал себя мёртвым. Как будто он и не рождался вовсе. Он надеялся, что лес излечит его душевные раны, но в одиночестве, особенно ночью, они начинали кровоточить ещё больше. Движение против течения, вопреки своей судьбе чревато последствиями. Грэй это прекрасно понимал, но всё равно…. Впрочем, ему уже было всё равно.

Когда-то он верил своим снам и пророчествам, самосовершенствовался и укреплял силу духа, пока не понял, что стремление к совершенству ведёт к полнейшему краху. Но он все ещё верил, хотя и сам не знал – во что. Именно вера завела его сюда в эту глухомань, так далеко от дома, и была путеводной нитью Ариадны в его лабиринте вечной тьмы. Но и на одной вере далеко не уйдёшь. Нужно что-то делать для того, чтобы сдвинуться с мёртвой точки.

Жизнь – это движение, а если ты не можешь двигаться, не можешь даже встать, то нужно хотя бы пытаться, если не можешь уже идти, тогда хотя бы ползи и стараться, делать вид, что ты идёшь, и тогда все вокруг будут думать, что ты идёшь, и, однажды, это станет правдой. Погружённый в свои мысли, философские размышления, Грэй не заметил, как они добрались до дому.