Тайна опозоренной жены 2

Глава 37

Цифра в двести тридцать шесть штук заставила меня покачнуться. Бедные викторианские невесты! Неужели все это обязательно?

Модистки уже ждали меня, а я чувствовала, как у меня подергивается глаз.

– Мы привезли лучшие ткани, – с радостным воодушевлением заметили модистки, а я увидела мотки белых кружев, переливы атласа и сверкание фатина.

Роскошный старинный каталог открылся, пока я выбирала модель.

– Прибыл свадебный художник, – послышался голос Марии.

Так, погодите! Здесь есть даже фотография! Зачем ху…

В комнату чинно вошел дядька с мольбертом.

– А можно обойтись фотографией? – спросила я, пока модистки разворачивали модный лагерь и доставали тесемки, жемчужины и что-то вроде магической швейной машинки с красивой золотой надписью “Лингер”.

– О, что вы! Это древняя свадебная традиция! – засуетилась Мария, помогая художнику расположиться в комнате. Он открыл потертый кожаный чемоданчик и стал доставать краски, глядя на меня то так, то эдак. Потом он поднял в воздух кисть, нахмурил брови, словно что-то измеряя. Сам себе хмыкнул и принялся делать какой-то набросок угольком.

– Мадам,– налетели на меня, увлекая на пуфик.

Вокруг меня началась такая канитель. Кто-то что-то прикладывал, отмерял.

– Анмалусское кружево! – слышала я просьбы, – Шпильки! Булавки!

Я уже стояла в панталонах и маечке, стараясь соблюдать спокойствие и умиротворенный баланс нервов.

– Несите каркас! – слышала я голоса и шелест ног по ковру. – Мадам, повернитесь сюда…

Я терпеливым медведем повернулась на пуфике. Вокруг моей талии уже скололи каркас для юбки.

– Мадам, не двигайтесь! – послышался шелест голосов, а я посмотрела на часы.

“Ангажмент из газона? Бустл какой? Может, тюрнюр?” – слышала я шепот. Мне казалось, что швеи собрались вызвать дьявола. Не удивлюсь, если дьявол явится модный.

Я поглядывала на художника, который что-то старательно малевал. Он сосредоточенно сопел, а потом бросал на меня взгляды и снова погружался в работу. Я вспомнила портреты страдальческих дам, которые видела почти везде. Они висели и во дворце, и в доме у Адриана, и в старом поместье. Такое чувство, словно она только что родила, а потом села позировать.

Вокруг меня что-то шуршало, а я чувствовала, как остатки моего терпения мечтают кого-то задушить. Как модницы часами занимаются этим? У меня никакого зубовного скрежета не хватает!

Я понимала, что у меня свадьба. С Адрианом. При мысли о нем, сердце потеплело и стало биться чаще. Его имя – настоящая магия. Адриан. Оно заставляет меня поверить в то, что все будет хорошо, что я под надежной защитой. Оно вызывает у меня светлую, искрящуюся как шампанское, любовь.

Но даже мысли об Адриане, странные волнующие мысли о первой брачной ночи, которая обычно идет сразу после свадьбы, не могли полностью изгнать раздражение от этой суеты вокруг меня.

Набравшись терпения, я послушно вертелась, наклонялась, поднимала руки. Если вот прямо сейчас мне под руку подвернется Ландар, я убью его! С особой жестокостью!

Чтобы хоть как-то себя утешит, я стала думать о том, как Ландару шью платье. Как он мучительно стоит уже четыре часа подряд в позе огородного пугала.

– Так вот почему он такой злой! – пронеслась в голове мысль. – Может, он по вечерам в свободное от гадостей нам время, шьет себе платья?

Я даже хихикнула, представляя Ландара в платье и швей, которые переглядываются.

Прошло еще два часа. Я выла волком, а художник все рисовал. Изредка я вспомнила про художника и про то, что скоро на память потомкам останется мой портрет, поэтому рефлекторно улыбалась, в надежде как-то улучшить будущий результат.

– Мадам, готово! – послышался голос, а я стекла с пуфика и чуть не заплакала. – Завтра мы пришлем готовое платье!

– Нет, – послышался голос Адриана. – Шить платье вы будете здесь. Я выделю вам комнату. Все будет оплачено.

– Да, но… – запереживали швеи.

– Если нужно все доставят. Только шить платье вы будете здесь под надзором, – отрезал Адриан.

Швеи пожали плечами, согласившись с требованиями.

– Итак, ваш портрет готов! – послышался выдох художника.

Что-то внутри скуксилось заранее, представляя, что там получилось. Первым портрет увидел Адриан. Он поднял брови, а я по его реакции попыталась понять, стоит ли мне его смотреть?

– Ты прекрасна, – вздохнул Адриан.

“Врешь ведь!”, – пронеслось в голове, когда я подошла смотреть на работу.

“Мама! Сожгите этот портрет!”, – это была первая мысль.

Я выглядела очень злой теткой, которую нельзя вешать в столовой, иначе потомки сядут на диету. Глаза у меня были колючие, губы поджаты, а на лице написано истинно аристократическое отвращение. Нет, я не такая! Я вовсе не такая!

Чтобы как-то уравновесить злость лица мне добавили локоны и разбросали их по плечам.

– У мадам настоящее аристократическое лицо! – восхитился художник. И мне пришлось смириться с тем, что я увековечена эдакой снежной королевой, которой на новый год подарили камин.

Я поела, и направилась в комнату с Кристианом.

Малыш был весьма оживлен, а я с радостью стала с ним играть. Из всех игрушек, коих в детской комнате было полным полно, самой интересной был мой нос. Маленькие ручки пытались проверить, что это. Зачем оно мне вообще нужно. И можно ли как-то оторвать его!

– Он всегда так себя ведет, – послышался голос Милдред. – Ему не интересны игрушки… Я предлагала ему все! А он…

– Нос мамин интересней, да? – улыбнулась я, понимая, что на свадьбе буду с носом картошкой.

Я думала о том, как Адриан относится к Кристиану? Меня смущало то, что он не уделяет ему время. Хотя, с другой стороны, он и не обязан. У него сейчас дел выше крыши.

Странное чувство недосказанности висело в воздухе. Я люблю Адриана, ее величество настояло на браке с ним… Но как сложатся отношения с Кристианом?

И тут Кристиан сморщился и… чихнул! Я увидела вспышку огня рядом с ухом.

– А! – дернулась я, как вдруг на меня бросилась Милдред, шлепая рукой по волосам.

– Фух, успела! – послышался запыхавшийся голос. – Просто… Просто у вас волосы загорелись!

Я до сих пор не могла поверить, что только мой сын чихнул огнем! Да так, что достало до стены.

– Апчху! – послышался еще один чих.

Ой мамочки!

Милдред стала тушить диван, на котором заплясали языки пламени.