Аэддан показал им самую короткую дорогу к твердыне лорда Гориона, и путники достигли цели задолго до заката солнца. С удивлением Тарен обнаружил, что никакого замка нет. Вместо этого на взгорке теснились небольшие, но прочные постройки, окруженные частоколом из кольев, перевитых ивовой лозой, с замазанными глиной щелями. Ворота, сбитые из тяжелых бревен, были распахнуты. В них въезжали и выезжали всадники, проходили пастухи, пригнавшие коров с пастбища.
Несмотря на сопротивление упиравшегося Гурги, Тарен решительно двинулся вперед, стараясь не выказывать ни робости, ни колебаний. В снующей туда и обратно толпе они вошли в крепость незамеченными. Тарен без труда отыскал конюшни, которые выделялись среди остальных строений особой чистотой и прочностью. Он направился к молодому парню, сгребавшему солому, и, придав своему голосу побольше уверенности, крикнул:
– Эй, друг! Скажи, не здесь ли серый конь, которого захватили воины лорда Гориона? Редкой, сказывали, красоты лошадка.
– Серый конь? – переспросил конюший. – Лучше сказать, серый дракон! Зверь! Он чуть не разнес в щепки стойло и так цапнул меня, что я век буду помнить. Думаю, лорд Горион еще до заката переломает все кости.
– Как это? – ужаснулся Тарен. – Что он сделал с лошадью?
– Лучше спроси, что лошадь с ним сделала! – ответил парень, усмехаясь. – Сбрасывала его уже не менее дюжины раз! Наш конюший и то не мог усидеть на этом дьяволе больше трех мгновений. Но лорд Горион не сдается и даже сейчас, кажется, пытается его объездить. Его называют Горион Доблестный. – Парень хмыкнул и, прикрывая рот рукой, добавил: – Доблестный-то он доблестный, а по мне, так для такого занятия доблести у него маловато. Но его прихвостни знай подстрекают хозяина. Лорд Горион поклялся объездить это непокорное животное, даже если придется сломать ему хребет.
– Добрый хозяин, – зашептал Гурги, – поторопимся к королю Смойту! Без его подмоги одни тревоги!
Тарен словно бы не слышал. Слова конюха заставили его побледнеть. Нет, Каер Кадарн далеко. Помощь Смойта придет слишком поздно!
– Где конь? – резко спросил он, пытаясь скрыть тревожную дрожь в голосе. – Хотелось бы взглянуть на эту потеху.
Конюх ткнул граблями в сторону длинной приземистой постройки с низкой крышей.
– Там, на заднем дворе за главной усадьбой. Но будь осторожен, – добавил он, – и держись подальше, не то этот бешеный конь и тебя затопчет.
Тарен еще только приблизился к главной усадьбе, как услышал крики и громкое ржание Мелинласа. Ноги сами понесли его, и он помчался сломя голову. На вытоптанном, изрытом копытами заднем дворе не было ни травинки. Несколько воинов с трудом удерживали на длинной веревке серого коня, гоняя его по кругу. Конь вставал на дыбы, упирался, вскидывал задние ноги и молотил воздух тяжелыми, как булыжники, копытами. Коренастый всадник, пытавшийся удержаться в седле, вдруг взмахнул руками и грохнулся на землю. Лорд Горион так и остался лежать неподвижно, словно мешок со свинцом.
Мелинлас метался, норовя прорваться сквозь плотный круг воинов. Один из них поспешил взять коня под уздцы. Забыв про осторожность, Тарен закричал и помчался к лошади. Он успел схватить поводья, прежде чем воины опомнились и обнажили мечи. Он обнял Мелинласа за шею. Тот радостно заржал. Тарен быстро вставил ногу в стремя. Только тут все пришли в себя. Кто-то сцапал Тарена за полу куртки, но он рывком высвободился и развернул коня. Тем временем лорд Горион опомнился, вскочил на ноги и теперь прорывался сквозь беспорядочную толпу воинов.
– Дерзость! Невиданная дерзость! – проревел он.
Его темная с проседью, коротко подстриженная борода по-ежиному ощетинилась. Тяжелое лицо покрылось багровыми пятнами то ли от зреющих синяков, то ли от слепой ярости, то ли от того и другого.
– Наглый простолюдин посмел коснуться моего коня! – неистовствовал лорд Горион. – Покончите с ним! Пусть расплатится жизнью за это оскорбление!
– Я всего лишь вернул своего коня! – крикнул Тарен. – Это Мелинлас, сын Мелингар!
Высокий тощий человек с перевязанной рукой внимательно посмотрел на него. Тарен догадался, что это и есть главный конюший.
– Сын Мелингар, знаменитой лошади принца Гвидиона? О, это благородная родословная! Но откуда тебе это известно? – воскликнул он.
– Я знаю это так же хорошо, как и то, что Мелинласа у меня украли, – ответил Тарен. – Его отняли у меня около хутора крестьянина Аэддана, у самой границы вашего кантрефа. А у моего друга и спутника взяли его пони. – Юноша попытался объяснить, кто он, но владетель кантрефа даже слушать не стал.
– Дерзость и наглость! – бубнил он свое, и борода его угрожающе топорщилась. – Скотник осмеливается оскорблять меня лживыми историями. Мои воины добыли этих лошадей чуть ли не ценой своей жизни!
– Нашей жизни! – не сдавался Тарен, одновременно выискивая глазами нападавших на него всадников. – Пусть ваши воины сами расскажут и будут нашими свидетелями.
– Еще большая дерзость! – возопил Горион. – Мои воины не разбойники. Они по моему приказу объезжают границы кантрефа. Как смеешь ты обвинять их в грабеже?
– Да, ваша честь, – подхватил один из стоящих рядом воинов, – они честно служат вам и все до одного герои. Ведь им пришлось сражаться против шести великанов!
– Великанов? – опешил Тарен, едва веря своим ушам.
– Да, да, именно великанов! – воскликнул Горион. – И это останется на века в памяти потомков, как смелые воины Гориона Доблестного не дрогнули перед врагами, вдвое превосходящими их числом! Свирепое чудище рвало их острыми когтями и страшными клыками. Другой противник вращал вырванный из земли дуб, словно сухую веточку! Однако всадники Гориона Доблестного вернулись с победой и добычей!
– Лошадь тоже колдовская, – вставил другой воин. – Она дралась так же люто, как и ее хозяин-великан. Это же зверюга, убийца. Лютый волк!
– Но Горион Доблестный приручит ее, – поддакнул третий воин, заглядывая в глаза властителю, – не так ли? Ты ведь объездишь эту непокорную скотину, Горион?
– Я? – переспросил Горион с недовольной гримасой. – О, конечно! – прорычал он и вдруг пронзительно завопил: – Ты оскорбляешь мою честь, если сомневаешься в этом!
Окруженный грубыми воинами Гориона, Тарен уже отчаялся словами убедить чванливого лорда. Он подумал было выхватить меч и силой прорваться сквозь плотное кольцо, но, еще раз взглянув на суровые лица вокруг, понял, что ничего не выйдет.
– Милорд, – твердо промолвил Тарен, – я говорю правду. Там не было великанов, а только мой спутник, я да крестьянин, который пришел нам на помощь.
– Не было великанов? – взревел Горион. – Еще большее оскорбление! – Он затопал ногами с такой яростью, будто сама земля его смертельно обидела. – Ты называешь моих людей лжецами? Ну-ка, покажи хоть одного! Ткни пальцем в того, кого обвиняешь! Посмей!
– Милорд, – вновь начал Тарен, низко кланяясь. Ему уже стало ясно, что гордость не позволит Гориону поверить, будто его воины – обычные конокрады, сражавшиеся не с великанами, а с Помощником Сторожа Свиньи да с простым крестьянином. – Я не называл ни одного из твоих воинов лжецом. Они говорили правду. Ту правду, которая им померещилась.
– Ну, это уж такая дерзость! – задохнулся Горион. – Померещилась! Правда не мерещится, она есть или ее нет! И в твоих словах нет ни крупинки правды! Там были великаны, чудища и вырванные с корнем дубы! Мои люди получат награду за свою храбрость, а тебя я велю поколотить за бесстыдную ложь!
– Выслушайте меня, милорд, – ответил Тарен, тщательно подбирая слова. Он уже понял, что Гориону во всем чудятся оскорбления. – Солнце стояло низко, наши тени вытянулись, из-за чего воинам показалось, будто нас вдвое больше.
И пока Горион вновь не разразился криками, Тарен поспешил продолжить:
– Что до великанов, то на закате любой становится великаном.
– А вырванный с корнем дуб? – возразил Горион.
– У крестьянина был дубовый посох, – поспешил объяснить Тарен, – а рука у него крепкая и разил он быстро, в чем двое ваших воинов смогли убедиться. Немудрено, что обоим показалось, будто им на голову свалилось дерево.
Несколько мгновений Горион безмолвствовал, только цыкал зубом и поглаживал встрепанную бороду.
– А как же чудище? Свирепое существо, которое мои воины видели собственными глазами?
– Чудище стоит перед тобой, – сказал Тарен, указывая на Гурги. – Он давний мой друг. Могу засвидетельствовать, что он добрый и кроткий, но неукротим, когда на него нападут.
– Да, да! Гурги таков! – залопотал Гурги. – Смелый, умный и люто дерется за своего хозяина!
При этом он оскалил зубы, замахал лохматыми руками и так устрашающе завыл, что Горион и его воины отпрянули назад.
Властитель, нахмурясь, переступил с ноги на ногу.
– Тени? – вдруг проревел он. – Ты хотел бросить тень на тех, кто мне служит? Еще одно оскорбление…
– Если твои воины верили в то, что говорят, и сражались соответственно, то их храбрость ничуть не меньше. И даже, – вполголоса добавил Тарен, – их храбрость так же велика, как их правдивость.
– Это все слова. Покажи нам дела, – перебил конюший. – Нет на свете такого коня, с которым я бы не справился, кроме этого. Посмеешь на него сесть, смерд?
Тарен быстро вскочил в седло. Мелинлас заржал, взрыл землю копытом и замер. Лорд Горион онемел от изумления. Конюший вытаращил глаза. Удивленные возгласы послышались из толпы воинов, но тут один из них выкрикнул с грубым смехом:
– Эй, Горион! Неотесанный бродяга сидит на лошади, которую не смог укротить сам лорд! Он отнимает у тебя не только лошадь, но и честь!
Горион, поначалу вроде бы вздохнувший от облегчения, что избавился от бешеной лошади, снова начал багроветь от ярости.
– Это не так! – поспешно вскричал Тарен. Он повернулся к толпе воинов. – Разве вы позволите своему властелину ехать верхом на кляче простого скотника? Неужто подобает такое великому владыке? – И вдруг ему в голову пришла смелая мысль. Он повернулся к Гориону и произнес: – И все же, милорд, если вы примете мою лошадь в дар…
– Что? – затрясся Горион. – Новое оскорбление! Мне, лорду, принять подарок от скотника? Да как ты осмелился? Я не унижу себя настолько, чтобы сесть на эту паршивую лошаденку! – Он взмахнул рукой. – Убирайся! С глаз моих долой! Все убирайтесь! И твоя кляча, и твое лохматое чудище, и его пони тоже!
Горион напыжился, отвернулся и важным шагом двинулся прочь. Пони Гурги вывели из конюшни, и под недобрыми взглядами воинов Гориона оба путника беспрепятственно выехали за ворота.
Тарен старался ехать медленно, с высоко поднятой головой, всем своим видом показывая, что он не старается улепетнуть поскорее. Но стоило им оказаться на воле, подальше от неприветливой крепости, как путники пришпорили коней и помчались галопом.
– О мудрость, вызволяющая коней у грозных владык! – вскричал Гурги, когда они отъехали достаточно далеко. – Даже Гурги так бы не сумел! Он хочет быть мудрым, как добрый хозяин, но его бедная, слабая голова не вмещает умностей и разумностей.
– Моя мудрость? – рассмеялся Тарен. – Ее едва хватило на то, чтобы исправить глупость, из-за которой я чуть не лишился Мелинласа.
Тарен с тревогой оглядел лежащую перед ними равнину. Наступала ночь, а он надеялся до темноты отыскать ночлег, ибо встреча с воинами Гориона отбила у него охоту узнавать, кто еще рыщет в здешних холмах. Однако вокруг не было никакого признака человеческого жилья, так что Тарен продолжал ехать в багровых сумерках.
Впереди замерцали огоньки. Тарен направил Мелинласа к ним, и вскоре путники оказались перед крепостью, которая очень напоминала твердыню лорда Гориона. Но здесь все было освещено пылающими факелами. Они торчали повсюду – по углам частокола, по бокам от ворот и даже на крыше главной усадьбы, будто там внутри бушевало буйное веселье и разгулялось великое празднество.
– Стоит ли здесь останавливаться? – засомневался Тарен. – Если владетель кантрефа окажет нам такое же гостеприимство, как лорд Горион, то уж лучше переночевать в гнезде гвитанта.
Однако усталость, приветливый свет факелов и надежда найти уютную постель сделали свое дело. Тарен направил Мелинласа к воротам.
Юноша поднял голову и прокричал часовому на дозорной башне, что они мирные путники, едущие в Каер Кадарн, и друзья короля Смойта. Несколько мгновений он в напряжении ждал ответа. Но вот ворота со скрипом распахнулись, и стражники пригласили путников войти. Позвали главного управителя, и тот провел Тарена в главную усадьбу.
– Просите лорда Гаста о гостеприимстве, – важно сказал сопровождающий, – и он примет вас, как вы того достойны.
Следуя за управителем, Тарен ободрился при мысли о сытной еде и теплой постели. Громкие голоса, смех, разудалые звуки арфы неслись им навстречу из окон усадьбы. Войдя, Тарен увидел тянущиеся вдоль стен столы, за которыми сидело множество людей. В дальнем конце низкого и длинного зала восседал окруженный дамами богато одетый военачальник. В одной руке он зажал громадный рог для вина, а в другой держал кусище жареного мяса.
Тарен и Гурги низко поклонились, но, прежде чем они успели сделать хоть один шаг, арфист, стоявший в центре зала, повернулся, радостно вскрикнул и кинулся к ним. Тарен, чью руку трясли так, будто хотели оторвать, с изумлением глядел на длинный острый нос, желтые лохмы и веселые глаза своего старого друга Ффлеуддура Ффлама.
– Счастлив видеть вас обоих! – кричал бард, увлекая их к столу. – С того самого мига, как мы расстались, я просто мечтал увидеться снова. Вот уж не думал встретить вас так далеко от Каер Даллбен! Когда мы приплыли с Моны, – торопливо пояснил Ффлеуддур, – я твердо решил покончить с бесконечными странствиями и осесть в моем королевстве. Потом я сказал себе: Ффлеуддур, старина, весна бывает только раз в году. И вот она пришла. И вот я снова в пути. И вот я здесь! А что случилось с вами? Впрочем, сначала ешьте и пейте, а уж потом расскажете все по порядку.
Ффлеуддур подвел спутников к лорду Гасту, и Тарен увидел сурового воина с тяжелым лицом и с бородой цвета увядшего льна. Роскошный воротник обрамлял могучую шею, пальцы, способные, наверное, с легкостью раздавить грецкий орех, были унизаны кольцами. Обручи кованого серебра плотно охватывали мощные руки. Одеяние владыки кантрефа сверкало богатым золотым шитьем, однако было заляпано жирными пятнами – следами не только пира нынешнего, но и многих давних пирушек.
Бард взмахнул арфой, указывая на путников. Он торжественно назвал их имена и провозгласил:
– Досточтимый лорд Гаст, эти двое разыскали Черный Котел Арауна и славно дрались на стороне Гвидиона, принца Дома Дон. Прими их по достоинству, отметь их смелость, выкажи свою благосклонность!
– Быть по сему! – громогласно приветствовал гостей лорд Гаст. – Ни один путник еще не был обделен гостеприимством Гаста Великодушного!
Он расчистил место рядом с собой, сдвинув пустые чаши и миски, и хлопнул в ладоши. Тотчас явился дворецкий, и Гаст приказал ему немедленно принести множество разной еды и напитков. Тарен опасался, что и с половиной всего не справится, зато голодный, как всегда, Гурги зачмокал губами в радостном предвкушении.
А лорд Гаст тут же завел длинную и путаную речь о дороговизне еды и собственном радушии к гостям. Тарен вежливо слушал, радуясь и дивясь своему везению. Присутствие Ффлеуддура прибавило ему уверенности, и он рискнул рассказать Гасту о встрече с лордом Горионом.
– Горион! – фыркнул Гаст. – Высокомерный грубиян! Хвастун! А хвастать-то чем? – Он сунул под нос Тарену рог для вина. – Видишь? – И он крепким ногтем прочертил по серебряной оправе рога. – Здесь написано имя Гаста! Золотой насечкой! А посмотри на эту чашу! На этот драгоценный кубок! Они украшают мой стол всегда, не только по празднествам! В моей сокровищнице есть и более прекрасные вещи! Ха! Горион! Тощая конина! Вот что выпадает на его долю! Да и доля эта не больше, чем кончик моего ногтя!
Ффлеуддур поспешно поднял к плечу арфу и заиграл.
– Эту безделицу я сочинил сам, – скромно пояснил он. – Хотя должен сказать, что она вызывала восхищение у тысяч слушателей…
Не успели эти слова сорваться с его уст, как струны на арфе натянулись, словно тетива лука, и с громким звоном лопнули.
– Проклятие! – возмутился Ффлеуддур. – Неужели она никогда не даст мне покоя? Клянусь Великим Белином, это уж слишком! Я уже не летаю на крыльях фантазии. Еще бы! Малюсенькое перышко, и нате вам! Я лишаюсь струны! А я ведь только хотел сказать, что полдюжины слушателей считают, что эта песня… м-м-м… довольно недурна. – Ффлеуддур с привычной сноровкой привязал оборванную струну.
Тем временем Тарен оглядывал зал. Он удивился, что миски и кубки гостей почти пусты и никто не спешит их наполнять. Еще в большее смущение он пришел, когда дворецкий принес огромный поднос с едой, но поставил его перед Гастом. Тот навис над столом, раскорячил локти, словно бы огородив поднос со всех сторон.
– Ешьте досыта! Не стесняйтесь! – воскликнул он и положил перед Тареном и Гурги крохотный ломтик хлеба, политый мясной подливой, оставив остальное себе. – Гаст Великодушный угощает от души! Недаром меня называют еще и Гаст Щедрый! Моя щедрость скоро превратит меня в бедняка. Но ничего не могу с собой поделать.
– Щедрый? – пожимая плечами, шепнул Тарен Ффлеуддуру, пока бедняга Гурги, проглотив тощий ломтик, безнадежно оглядывался в поисках добавки. – Я думаю, что самый отъявленный скряга покажется в сравнении с ним мотом и транжирой.
Трапеза продолжалась долго. Гаст без устали призывал гостей есть до отвала, но лишь изредка делился с ними кусочком жилистого мяса. Только после того, как он насытился и голова его сонно склонилась к столу, а всклокоченная борода – в кубок с вином, друзьям достались скудные объедки королевского пиршества. Расстроенные и полуголодные, они отправились по неосвещенному коридору в бедно обставленную комнату, где свалились и тут же уснули.
Наутро Тарену не терпелось поскорее отправиться в Каер Кадарн. Ффлеуддур решил ехать с ними. Однако лорд Гаст и слышать не хотел об отъезде, пока гости не полюбуются его сокровищами. Владетель кантрефа открывал сундуки с серебряными кубками, украшениями, оружием, конской упряжью и всякой всячиной, которую уже невозможно было разглядеть, потому что все было навалено кучей, перепуталось, слиплось, помялось. Взгляд Тарена задержался на винной чаше изысканной формы и отделки. Такой поразительной работы он прежде не видывал. Однако разглядеть ее хорошенько Тарен не успел, потому что Гаст сунул ему в руки богато украшенную конскую уздечку, но тут же забрал и принялся, нахваливая, показывать пару стремян.
– Та чаша для вина стоит, пожалуй, всего, вместе взятого, – шепнул Тарену Ффлеуддур, когда лорд Гаст уже тащил спутников из своей сокровищницы в большой загон для скота. – Я узнаю работу Аннло Горшечника, самого искусного во всем Придайне. Я уверен, что его гончарный круг – волшебный. Бедняга Гаст! Считать себя богатым и так мало знать о том, чем владеешь!
– Но откуда у него такие сокровища? – поинтересовался Тарен.
– Точно не скажу, – усмехнулся Ффлеуддур, – но, кажется, он добывает их тем же способом, каким Горион добыл твою лошадь.
– Вы только взгляните на нее! – вскричал вдруг лорд Гаст, останавливаясь перед черной коровой, которая равнодушно жевала сено посреди большого коровьего стада. – Это Корнилла! Лучшая корова на земле!
Тарен искренне разделил восторг хозяина. Корова действительно была замечательная. Атласные бока ее сверкали, будто отполированные, короткие аккуратные рожки поблескивали на солнце.
Лорд Гаст любовно поглаживал ее лоснящийся бок и приговаривал:
– Мягкая, как барашек! Сильная, как вол! Быстрая, как лошадь! Мудрая, как сова!
Гаст просто сиял от гордости и счастья, а Корнилла, спокойно пережевывая свою жвачку, глянула на Тарена, словно надеялась, что ее не примут за сову или лошадь.
– Она вожак моего стада! – объявил Гаст. – Ведет его не хуже, чем любой пастух. Она может тащить плуг или крутить жернов, если нужно. Она всегда приносит по два теленка! Что же касается молока, то оно у нее самое сладкое! Каждая капля – густые сливки! Такое густое, что молочницы с трудом взбивают его!
Корнилла шумно вздохнула, махнула хвостом и продолжила усердно жевать. Со скотного двора лорд Гаст потащил гостей к птичнику, оттуда – на соколятню. Так прошло почти все утро, и Тарен уже начинал сомневаться, что когда-нибудь покинет крепость. Наконец Гаст приказал седлать лошадей.
Оказалось, что Ффлеуддур все так же ездит на Ллиан, той самой огромной темно-золотистой кошке, которая спасла им жизнь на острове Мона.
– Да, я решил держать ее… или лучше сказать, она решила держать меня при себе, – улыбнулся бард, когда Ллиан, узнав Тарена, потянулась к нему и принялась счастливо тереться головой о его плечо. – Она любит мою арфу еще больше прежнего, – продолжал Ффлеуддур. – И все ей мало…
Не успел он договорить, как Ллиан пошевелила длинными усами и легонько толкнула барда лапой в бок. От этого нежного толчка тот чуть не кувырнулся и поскорей снял с плеча арфу. Как только бард взял несколько аккордов, Ллиан зажмурилась и громко замурлыкала. Из-под полуопущенных век с любовью глядели на барда томные желтые глаза.
– Прощайте! – прокричал им вслед владетель кантрефа, когда путники направили коней к воротам. – В крепости лорда Гаста вы всегда найдете щедрый и достойный прием!
– Щедрость, которая чуть не уморила нас голодом! – засмеялся Тарен, оборачиваясь к барду. – Гаст считает себя необыкновенно радушным, точно так же как Горион полагает себя доблестным. Насколько я могу судить, доблесть одного стоит радушия другого. Хотя, – добавил он, поразмыслив, – оба они, кажется, довольны собой. Что ж, разве человек не таков, каким он сам себя видит?
– Только в том случае, если то, что он видит, правда, – откликнулся Ффлеуддур. – Иначе он будет не больше, чем призрачные великаны лорда Гориона. Так-то, мой друг.
Некоторое время он ехал молча, глядя перед собой.
Потом бард заговорил:
– Не суди, однако же, их слишком строго. Эти владетели кантрефов так похожи друг на друга! То он колюч, как дикобраз, а то в одно мгновение может стать дружелюбным, словно щенок. Они то скупы, то щедры до расточительности. Что же касается доблести, то можешь поверить мне, они не трусы. Смерть зачастую едет с ними в седле, а они и в ус не дуют. Я видел, как в битве они с радостью отдавали жизнь за товарища. И все же, – добавил он, – все мои странствия, весь мой опыт убеждает меня: чем дальше подвиг, тем славнее он кажется, и самые великие битвы – те, что в незапамятном прошлом. Вот почему мы встречаем на своем пути так много героев.
Ффлеуддур поправил на плече арфу.
– Если бы у каждого из них была такая арфа, как у меня, – усмехнулся он, – представляю, какой бы звон несся из каждой крепости на просторах Придайна!