Пышки оказались ожидаемо вкусными. Одна за другой они таяли во рту и рука тянулась за следующей. Я даже и не заметила, насколько проголодалась.
Уплетая очередную булочку, я с благодарностью посмотрела на тетю. Та прихлебывала чай, губы улыбались, а в глазах проскальзывала тревога. Ничего удивительного. Не свалится родственник на голову в середине рабочей недели да ещё после полуночи, без слишком серьезного на то основания.
Пышки подошли к концу, заварка в чайнике тоже закончилась. Тетя продолжала выжидательно смотреть. Вокруг нее разлилось тепло и тревога. И у меня язык не поворачивался начинать разговор.
— Постелить, как обычно, в твоей комнате? — нарушила молчание тетя.
Улыбнувшись самой спокойной улыбкой, на какую только была способна, я кивнула. Небольшая отсрочка погоды не сделает, но отказаться от нее, было выше моих сил.
Комната… Все тот же, впитавшийся в душу слегка затхлый запах. Я подошла к полированному шкафу-купе. Скрипнула дверца. Внутри все то же зеркало, только черных пятен внизу блестящей поверхности стало больше.
Рука сама заскользила по гладкой поверхности дверцы пока ногтем не зацепилась за трещину. Только я знала, откуда она здесь взялась. Грусть накатила удушающей волной. Больше нет тех моих десяти лет. И беззаботности, с которой можно вырезать свои инициалы где угодно, даже на блестящей поверхности шкафа, тоже больше нет.
А что есть? Только тяжесть знания, без понимания. Что может быть хуже?
Походив по комнате, остановилась около тети, которая с проворством, которого я раньше за ней не замечала, натягивала на одеяло цветастый пододеяльник.
— Подушку тебе, как и раньше с гусиным пухом? Или синтетическую? — на миг сделала паузу тетя.
— Синтетическую? — от изумления я перестала думать о своем.
— Ну да, от хандроза. Продавали у нас тут, вот я и взяла, — ворчливо продолжила она. — И Пименовы себе такие подушки купили, и Пинчуки набрали несколько штук, и Силивончики. — Перечислила она ближайших соседей. — Даже скряга Мотя взяла. Ну и я при таком ажиотаже две ухватить успела.
— Давай синтетическую, — согласилась я. Мне стало интересно, чем же привлекла обычная синтетика ни разу не падких на рекламу деревенских жителей.
И тетя притащила подушку, неплохую на вид, но совершенно не подходящую для сна хотя бы из-за малого количества наполнителя.
— Вась, ты врач, скажи, поможет она от хандроза?
— Сколько ты за нее отдала?
— Двадцать тысяч.
«Мошенники-маркетологи, чтоб вам пусто было», — ворчала я про себя щупая подушку со всех сторон. Но сказать тете, что ее обманули и от «хандроза» такая подушка ничем помочь не сможет, язык не повернулся. Лишь неопределенно покачала головой. Мол всякое бывает, может помочь, а может нет.
— Спи детка, утро вечера мудренее, — пробормотала тетя. — Поговорить и завтра успеем. Я сначала хотела запротестовать, но усталость железной хваткой сжала спину. Хотелось поскорее забраться под одеяло, закрыть глаза и забыть обо всем.
Яркий, без источника, свет прорвался сквозь ночную тьму и осветил могучие стволы деревьев, которые словно исполины столпились на моем пути. Ни одна ветка, ни один лист не колыхнулся от ветра. Словно его и не было. Странное место.
Прислонившись к стволу, я кожей чувствовала, как ветер играл моими волосами, как щекотал кожу. А вот лес, оказался неподвластен силам природы и как каменный истукан стоял неподвижно.
Свечение, сначала робко проглядывавшее издалека, нарастало и нарастало, пока яркой вспышкой не полыхнуло среди деревьев.
Я зажмурилась, чтобы в следующий миг открыть глаза и вскрикнуть от неожиданности. В моем направлении, оглядываясь назад, бежала пара. Смертельный страх накрыл лес. Казалось, они молча звали на помощь. А я, замерев от предчувствия беды, не в силах шелохнуться прилипла к стволу дерева и пыталась получше рассмотреть нарушителей спокойствия.
Силуэты сразу выдали беглецов — мужчина и женщина. У женщины в руках был небольшой сверток, который она то и дело прижимала к груди.
Пара стремительно приближалась и мне на миг показалось: сейчас меня увидят и мы втроем должны будем спасаться бегством.
Но пара мчалась не смотря по сторонам. Только оборачиваясь назад. Я смотрела широко раскрыв глаза, притаившись за широким поросшим мхом стволом и боялась вздохнуть. Чтобы не привлечь внимание. И не проснуться.
Резкий треск веток совсем рядом заставил вздрогнуть. Приглушенный крик, шелест лесной подстилки, удар о землю и громкий крик младенца слились почти в один звук и прежде, чем я опомнилась, небольшой кулон выкатился из свертка, обороненного при падении, — женщина упала, сомнений не было, — и подкатился к моим ногам.
Витая подвеска, с ажурным плетением в виде буквы «В» и защелкой. Внутри фотография. Или оберег, догадалась я. Тем временем, спутник тоже остановился и, протянув руку поднял женщину. Она схватила младенца и принялась его укачивать.
Мне даже показалось, что я услышала, как спутник тронув ее за плечо, произнес:
— Времени мало, нам нужно скорее идти дальше.
И женщина, подняв заплаканное лицо, прижала к груди младенца. А потом согнулась, протянула руку и, нащупав обороненный кулон, поднесла его к глазам, а после надела на шею ребенку и они дальше помчались мимо меня.
Ошеломленно стояла я на месте ни в силах, ни проснуться, ни сдвинуться даже на шаг в сторону. Словно приросла к этому мшистому уютному стволу.
Прошло еще немного времени, совсем немного и лес опять осветился ярким, бьющим по глазам светом. Понимая, что это всего лишь сон, все равно повинуясь порыву дрожащего от страха сердца, я вжалась в ствол дерева, едва увидела продирающуюся по следам бегущей пары группу мужчин, вооруженных странными продолговатыми орудиями.
От преследователей исходила волна ярости, адреналина.
Еще мгновение… другое…
Такие орудия я уже видела и не раз. В онлайн-играх и в исторических фильмах. Мечи и копья. Плохо дело. Конечно, это же погоня! И сердце защемило в груди.
Ближе. Еще ближе. Погоня, грохоча и звякая оружием приближалась. И вот я смотрю в глаза одному из них, самому первому.
Это ведь главный? И ничего в них не вижу. Ни радужки, ни белка. Одна черная ночь плещется в глазницах.
Он резко машет мечом и встающие на пути ветки, мешающие двигаться вперед, со стоном падают вниз. И тогда богатырь громким ревущим тоном подзадоривает остальную группу. И снова машет мечом.
От ужаса я кричу, но крик безмолвно проносится над лесом и растворяется в пространстве. Погоня скрывается за деревьями, а я прошу всех святых, чтобы они помогли беглецам скрыться.
Не проходит и часа, картинка снова меняется, как в калейдоскопе. И вот с обратной стороны слышится веселый гомон и звон металла. Больше никто не рубит ветви, никто не подзадоривает остальных участников погони.
Как приклеенная к месту я смотрю на банду, иначе их никак не назвать, и не могу поверить. Нет, не так. Не хочу верить.
Первым, тяжело ступая, идет тот самый, огромный грузный воин, с мечом на поясе и копьем за спиной. В глазах его все еще плещется тьма, которая гипнотизирует, привлекает и затягивает в себя.
У меня едва хватает сил оторвать взгляд и опустить глаза на правую руку воина, в которой словно мяч болтается круглый предмет.
Я вглядываюсь и из горла вырывается крик. Нет! Нет! В руке за длинные волосы мужчина держит женскую голову. Кровь редкими каплями орошает тропинку. А победное шествие весело гогоча все приближается и приближается.
Окаменев от ужаса, я перевожу взгляд на ближайшего спутника душегуба. В руке у того тоже нечто круглое. И тоже кровь капает на землю.
Очередной скачок калейдоскопа и вот они совсем рядом. Душегуб спотыкается о тот же корень, о который споткнулась беглянка и голова выпадает из его рук. Катится, катится и катится. Пока повернувшись вокруг своей оси не останавливается у моих ног.
Опускаю взгляд и несмело смотрю в лицо несчастной жертве. Знакомое лицо, очень знакомое. Тонкие черты лица, большой лоб, волосы светлые…
Не может быть! Это же, это же я… Я продолжаю вглядываться в знакомые до боли черты, пока волна содрогания не накрывает мое тело.
— Детка, детка, что с тобой? — тряска прекращается только когда я вскакиваю с постели. — Ты так кричала во сне, так кричала! — Тетя всплескивает руками и начинает суетиться. — Не помогла подушка. Не помогла, — бормочет она про себя, а я слабо мотая головой, пытаюсь произнести, что все со мной в порядке.
— Какое в порядке? Вась, ты чего? Твой крик и в Москве услышали! Сейчас я принесу тебе чая, а ты посиди, посиди, — и тетя скрылась за дверью. А я упала на постель и закуталась в одеяло. Все мое тело, до последней клетки, сотрясала дрожь.
После чая и в самом деле стало легче. Кошмар постепенно отступал и к середине дня, стал казаться совсем незначительным. Мало ли какие страшилки могут присниться. Особенно теперь, когда я узнала о мире столько нового.
Но мир миром, а я приехала ради знаний о себе. Хочешь, не хочешь, надо начинать. Я подошла к хлопочущей у печки тети и, прикоснувшись к покрытой пигментными пятнами руке, позвала в гостиную. Тетя, вздохнув, с нотками грусти села в кресло. И снова вздохнула.
— Я ведь не дочь твоей покойной сестры, да, тетя?
Старческая голова на долю секунды склонилась, а потом тетя снова подняла ее и взглянув мне в глаза прошептала:
— Нет. Но я тебя люблю, как родную. Даже больше, чем, если бы ты была родной.
— Я знаю, тетя, я знаю.
И слезы ручьем полились из наших глаз. Через полчаса я пришла в себя. Голова моя лежала на коленях у тети, а руками она гладила мои волосы, приговаривая.
— Ты моя родная. Ты самая лучшая девочка в мире.
Ну вот, новый водопад слез опять потоком хлынул из моих глаз, а руки еще крепче обняли пожилую женщину.
— Расскажи, как ты меня удочерила?
И тетя рассказала. Про проблемы с зачатием. Петро слишком много пил, это сыграло фатальную роль.
Конечно, она могла бы обойтись и без него. Но врать не хотела. И бросить Петро тоже не хотела. И не могла.
— Пропал бы он без меня, — всхлипнула она и вытерла глаза самодельным носовым платком.
Когда знакомая медсестра сказала, что поблизости, к крыльцу магазина подбросили ребенка и что это девочка, она отдала все деньги знакомым и правдами, и неправдами смогла заполучить ребенка.
— Я так хотела девочку, — всхлипнула носом тетя. — И у меня появилась девочка.
— В пеленках у меня ничего не было? Ни записки? Ни других опознавательных знаков?
— Хочешь найти родную мать?
— Не знаю, — честно сказала я. — Хочу понять про себя… разное… кто я… что я…
— Понимаю, — кивнула тетя, вытирая слезы желтоватым по краям носовым платком. — Было. Было.
— Записка?
Я подняла голову с тетиных колен и она встала, прошла к шкафчику, открыла его и, отодвинув заднюю стенку, вытащила из ниши небольшой продолговатый предмет.
— Вот, — протянула она ее мне. — Открывай. Я в него не заглядывала.
Я взяла в руки черную деревянную с соломенным орнаментом шкатулку и сняла крючок, фиксировавший крышку, с гвоздика. Крышка поднялась и мир под ногами завертелся с бешеной скоростью.
На дне лежала одна-единственная вещица. Кулон. С ажурной буквой «В». И защелкой скрывающей то ли фотографию, то ли оберег.
Я сжимала кулон в руке, не в силах его открыть, а из глаз снова ручьем полились слезы. Это был тот самый кулон из моего сна.
Дрожащими руками надавила на защелку. С резким щелчком, крышка откинулась и перед глазами у меня возник портрет женщины, удивительно похожей на меня, только чуть старше. Это ее, а не себя видела я в том лесу.
Слезы заливали глаза и я не сразу заметила кольцо и вторую фотографию. На фотографии справа был изображен мужчина, очень похожий на спутника беглянки. Симпатичный. И грустный. А вместо глаз у него была тьма.
Я мучительно пыталась вспомнить, он ли это был во сне, но полной уверенности не было. Глаз его рассмотреть я не успела.
Спустя время, придя в себя, я сжала в руке кольцо. Странное кольцо. Без гравировки. Похожее на золотое, но не из золота. И камень в нем странный.
Вытянула ладонь и осторожно надела на безымянный палец. Мой размер, один в один. Кольцо тем временем, казалось, ожило. В камне, в самой его глубине, засиял огонь. Веря и не веря, я смотрела на него не сводя глаз, а когда голова закружилась, протянула руку тете:
— Что ты видишь?
Тетя склонилась над рукой, но так ничего не увидев, пожала плечами:
— Наверное, семейная реликвия.
— А сияние видишь?
— Сияние? — тетя снова уткнулась в камень, но через минуту отрицательно покачала головой. — Не вижу…. Ничего не вижу.
На следующее утро, распрощавшись с тетей и пообещав приезжать почаще, с надеждой, что на этот раз доеду без приключений, я запрыгнула в старый раздолбанный «Икарус» идущий в Петербург.