Танго на треснувшем зеркале

Глава 18. О том, что выговориться полезно, даже если слушатель, свой собственный глюк

— Явилась! Наконец-то! — едва я закрыла входную дверь, как Василий, про которого я и думать забыла, пользуясь своей независимостью от гравитации, бросился мне под руки. — Я весь переволновался!

Я хмуро смотрела на тень, суетящуюся перед моим носом, и, мысленно послав по известному адресу Маланью Степановну, которая обязательно выйдет, задержись я в коридоре на лишнюю минуту, не раздеваясь, прислонилась к стене и уставилась в одну точку. Моя жизнь вышла из-под контроля. План, казавшийся блистательным еще совсем недавно, рассыпался, как карточный домик.

Вот я — психиатр без пяти минут. И у меня глюки. А сегодня еще и апокалипсического характера.

— Василина, ты чего?

Мохнатая тень снова промчалась перед глазами, крутанулась на сто восемьдесят градусов и сочувственно заглянула в глаза.

Ужас пробрал до глубины души. И холод. Казалось, бездна заглянула в душу. Слезы покатились из глаз и, всхлипывая, я сползла на пол, прямо в своем любимом кардигане.

— Ты чего? Что случилось?

Пушистый хвост, точнее, его тень снова мелькнула рядом.

— Не молчи! — призрак вдруг выгнул спинку дугой, задрал хвост столбом, а потом свернулся клубком у меня на коленях и замурчал.

Машинально махнула рукой, словно собиралась погладить, но рука прошла сквозь воздух без малейшего сопротивления и я, не сдерживаясь, зарыдала навзрыд.

Но звук мурчания не удалось перешибить ни рыданиям, ни сварливому голосу Маланьи Степановны, предсказуемо высунувшейся из своей комнаты.

Мурчание затихло. Тень спрыгнула с моих коленей и метнулась в сторону старухи. Круговые движения, взмах хвостом. Маланья Степановна продолжала сурово смотреть, хмуря брови и сведя губы в тонкую ниточку, а потом внезапно раздался странный чавкающий звук и, не веря своим глазам, я уставилась в спину старой каракатице. Хлопнула дверь. Еще пара минут тишины. Скрип постели, и почти сразу зычный храп эхом зашелся в стенах квартиры.

— Готово! — Василий призывно мотнул хвостом и, снова наводя мурашки, заглянул в глаза. — Я свою часть работы выполнил, мррр!

Вздохнув, я неуклюже встала и замерла на минуту в ожидании, когда мурашки разбегутся и ногам вернется чувствительность. А потом проковыляла на кухню и щедро разбрызгала валерьянку.

— Вот, мррррр, так-то лучше! — тень шустро замелькала в воздухе, а потом, выгнув спинку и вытянув лапы, потянулась. — Давай, р-р-рассказывай, что у тебя стряслось!

— У меня стряслось, то, что ты мой глюк, — раздраженно фыркнула я.

— Я твой кто? — желтые глаза (О святая Марфа, разве у призраков могут быть такие? — Да, если это галлюцинация, — ответила сама себе), не мигая, уставились на меня.

— Глюк, — как можно невиннее, представив себя в телешоу, выдохнула я. — Галлюцинация.

Кот замер на месте.

— Я, между прочим, тебе не оскорблял!

— Я тоже никого не оскорбляю, — и выдохнула устало.

— Ничего не понимаю!

— Шизофрения у меня, Василий. Или психоз. Острая фаза.

Кот молча не сводил с меня взгляда.

— Я сегодня такое в метро видела! Закачаешься.

Кот все еще стоял неподвижно, и лишь самый кончик хвоста заходил влево-право.

— Что ты видела в метро?

— Апокалипсис. Вода из всех щелей лилась, пока не разнесла все вокруг. Но видишь, я живая и невредимая вернулась домой, — и нервно хихикнула. — Значит, — поднесла руку к виску и прикоснулась пальцем к мокрым от пота волосам, — все здесь. В моей голове. Только в моей голове. И ты тоже, только в моей голове.

— Я бы не торопился с выводами, — не согласился Василий.

— А я и не торопилась. Уже скоро восемь лет будет, как накрывает меня.

Кот, застыв на месте, продолжал мотать хвостом, словно обдумывая сверхважную информацию.

— Восемь лет, говоришь?

Я только кивнула. Дожила, жалуюсь галлюцинации на свои глюки. Реверсивный психоз…

— Это не галлюцинации, — решительно, словно принял неизвестное мне решение, произнес кот. — Ты не обычный человек.

— Конечно же, необычный! Ненормальный я человек! — осмотрелась куда бы грохнуться и зареветь позатяжнее и погромче. Чтобы совсем бедную себя жалко стало.

— Расскажи мне все, Василина! Ничего не упуская, — голос Василия изменился. Погрубел.

И я рассказала все, что смогла вспомнить. Замолчала, когда рассвет окрасил комнату розовым.

Неожиданно я снова почувствовала себя живой. И холодной. Замерзшей до стука зубов, до дрожи в теле. Опомнившись, встала и, выцепив взглядом чайник, схватила его и поставила на газ. Бутерброды делать не из чего, да и есть не хочется, а вот обжигающе горячий чай будет в самый раз!

Еще полчаса и, выпив третью чашку чая, снова ощутила тепло в теле, а руки не тряслись от холода в безумной пляске.

— А здесь, между прочим, жарища, — не удержался от констатации факта пушистый глюк.

Ничем, кроме злобного взгляда, ответить я не смогла.

— Давай, приходи поскорее в себя. Я тебе все объясню.

— Я уже в себе! — и добавила со вздохом: — Как никогда раньше.

Кот несогласно покачал головой:

— Только не сейчас. Вот отоспишься, еще день поработаешь. Потом и поговорим.

И пушистый хвост, показывая, что разговор окончен, снова скрылся в стене.

Как ни странно, выговорившись и напившись горячего чая, я почувствовала себя намного лучше. Мне даже на мгновение показалось, что мир ни разу никуда не рухнул сегодня ночью и что все идет по плану.

Заставив себя задвинуть последние тревоги подальше, с мыслью, что скоро это все закончится, я уснула.

Или нет?

Пустой эскалатор вез меня вниз, на станцию. Уцепившись в перила, я стояла на металлической ступеньке и не могла сдвинуться ни на шаг.

Я не хочу в метро. Мне не надо в метро! Мне хотелось кричать во весь голос. А еще хотелось вернуться назад, на поверхность.

Но другой эскалатор тоже работал на спуск. Я судорожно перевела взгляд на лестницу. Ступеней не было. Их покрывал темный мрак. Густой клубящийся мрак.

Отлично! Просто зашибись!

Поезда тоже шли только в одном направлении. Из центра к окраинам. Вторую линию тоже покрывала пугающая вязкая темнота.

Ноги сами занесли меня в абсолютно пустой вагон. Никто больше не смотрел на мою прическу, потекшую тушь, порванную одежду. Только охранница пристально наблюдала за поездом поверх очков, пока состав не скрылся в тоннеле.

Безвольной тряпкой я упала на сидение, соображая, что делать дальше. Внезапно без единой остановки поезд вынырнул на конечную станцию. Как раз на ту самую, рядом с лечебницей.

Я продолжала упрямо сидеть в ожидании, когда поезд пойдет назад.

— Поезд дальше не идет! — прошипел голос из динамиков. — Конечная!

Я судорожно оглянулась. Что значит не идет! Есть же маршрут! Сейчас отдохнет машинист во время положенного ему перерыва и снова поедет по маршруту как миленький!

— Поезд дальше не идет! — снова затрещало в динамиках.

Вот заладил! И уселась поудобнее.

Заскрежетала дверь, свет потускнел. Воздух стал густым и вязким. Такой и не вдохнуть как следует, полной грудью. Что за чертовщина?!

Лениво подняла голову, и сердце затряслось в предчувствии беды. Ко мне приближались две громадные, заслоняющие собой пространство, безликие тени.

Не догадалась, просто почувствовала — надо бежать. Ближайший выход недоступен. Тени уже перекрыли его.

Вскочив, с небывалой для себя прытью я метнулась в противоположный конец вагона, прося всех божеств мира сразу, только бы дверь оставалась открытой.

Ведь знаю я свое везение: стоит только пожелать, и на тебе, Василина, получай облом!

Определенно, сегодня был мой день, и выход остался свободным. Выскочив на станцию, краем глаза успела заметить, как тени тоже покинули вагон и идут по моему следу.

Нет! Не может быть! Теряя драгоценные секунды, снова оглянулась.

Покачиваясь и распространяя флюиды тумана, не замечая препятствий перед собой, с устремленностью маньяка две потусторонние громадины двигались в мою сторону.

Нужно спрятаться — в метро много укромных уголков — и замереть! Обмануть, в конце концов. Иначе мне от них не уйти. Но ноги сами несли меня на поверхность.

Ступеньки вверх, прямая дорога к пустырю, а за ним лес. И кругом ни души! Что же мне делать? Я снова направилась в сторону чащи леса, но нечто внутри опять не отпустило, и пришлось продолжать мчаться по тропинке.

Это же дорога к лечебнице, то ли обрадовалась я, то ли встревожилась запоздалому узнаванию маршрута. Времени для анализа чувств у меня не было. Хоть я больше не оборачивалась, все равно точно знала — черные тени следуют по пятам.

Вот и лечебница. Хватаю дверную ручку, вваливаюсь в вестибюль. На встречу идет Егор. Он широко улыбается, и я растягиваю губы в ответ. Он мне поможет! Точно поможет!

Но еще мгновение и… Что он себе позволяет?!

Пальцы Егора железной хваткой вцепляются в мою руку, и он, пыхтя от напряжения — даже физиономия раскраснелась, — тащит меня назад на улицу. Упираюсь ногами, но силы не равны. Ищу его взгляд, но встречаю в глазах только черноту ночи. И безжалостность.

Хлопок закрывшейся двери и щелчок замка.

Они близко, я чувствую их каждой клеткой своего тела! Невзирая на боль в руке — я тебе еще отомщу, гаденыш, — бьюсь в запертую дверь. Погоня приближается. Нужно уходить!

Сломя голову, не жалея каблуки, мчусь за ближайший угол лечебницы, не разбирая дороги. Тени все ближе и ближе. Я чувствую их сырое гнилостное дыхание за спиной.

Что им от меня надо? Не понимаю!

Поворот. Успею ли я до него добежать? На последнем рывке ноги отрываются от земли и я лечу вниз. Погреб?

Уверенные руки подхватывают меня, и мы вместе кубарем падаем на пол. А потом отползаем к пролому в стене и замираем.

Горячее дыхание обжигает шею. Колючая борода щекочет кожу, поднимая желание из глубины подсознания, и я прижимаюсь к горячему телу. Бегут мурашки.

Теперь я на практике убедилась, перед смертью хочется одного. И если это конец, поддамся зову природы.

Меня прижимают в ответ. В ухо тихонько долетает:

— Тшшш…

Меня трясет от страха и горячей волны, разлившейся внизу живота. Обними меня, незнакомец. Крепко-крепко обними, прошу я про себя, словно он умеет читать мысли.

И тут меня сжимают в объятьях, крепких, не вздохнуть. Пухлые горячие губы накрывают мой рот и, запыхавшись, я сгораю в обрушившемся на меня огне.

Держи меня крепче, хочется кричать мне. Крепче и жарче. Еще жарче! Не отпускай!

— Не отпущу! — доносится в ответ, и я решаюсь посмотреть в лицо незнакомцу. И отшатываюсь.

Знакомые длинные волосы. Борода… И глаза, желто-серые, с трепещущим пламенем, теперь не скрывая тревоги, смотрят на проем, через который мы сюда попали.

Ян Игнатьевич!

На такое я не соглашалась! Но не все ли равно, если смерть идет по пятам?

Нет, только не это, только не это. Нет ничего пошлее, завести роман с начальником!

Но сердце отказывается подчиняться здравому смыслу, и я зарываюсь в густую копну волос поглубже. Мурашки бегут по телу, кожу обжигает волна жара.

Ян сжимает меня сильнее и сильнее, пока я безвольной тряпкой не падаю на землю. Тени поглощают нас, но этого я уже не вижу.