Танец смерти

Глава 17

Марго Грин первой пришла в огромный конференц-зал Мурчисона. Усевшись в одно из старых кожаных кресел, окружавших массивный дубовый стол работы XIX века, огляделась по сторонам. Повсюду удивительные, но несколько разнородные предметы – стены украшали головы занесенных в Красную книгу животных; бивни слона обрамляли дверь; были здесь и африканские маски, и шкуры леопарда, зебры и льва. Мурчисон побывал в Африке более ста лет назад. Наряду со славой замечательного белого охотника получил признание в более серьезной профессии – антропологии. В противоположном конце зала стояла пара слоновьих ног, служивших в качестве корзин для мусора. Но это был музей, а музей не должен ничего выбрасывать, и не имеет значения, что чьи-то привычки могут счесть политически некорректными.

До прихода остальных членов совета Марго воспользовалась несколькими минутами покоя – просмотрела свои записи и привела в порядок мысли. Она ощутила возраставшую нервозность, которую никак не могла подавить. Правильно ли она поступает? Она пробыла здесь всего полтора месяца, сейчас должен выйти в свет ее первый номер «Музееведения», и она уже вступает в борьбу. Почему для нее это так важно?

Ответ она уже знала. Она должна отстаивать то, во что верит. И с профессиональной точки зрения – редактора «Музееведения» – это правильный поступок. Люди хотят знать мнение журнала по этому вопросу. Замалчивание или неопределенность сразу же будут замечены. Общество поймет, с каким редактором оно имеет дело. Нет, важно показать, что «Музееведение» остается компетентным журналом, не страшащимся высказывать независимую точку зрения, даже если она не совпадает с мнением большинства. Ей представилась возможность продемонстрировать профессионализм и серьезность намерений.

Марго снова вернулась к своим записям. В обсуждаемом вопросе заинтересованы прежде всего кураторы отдела антропологии. Второго шанса донести свое мнение всему отделу ей уже не представится, и она хотела воспользоваться своим правом.

Кураторы уже входили в зал, кивали ей, переговаривались между собой, гремели почти пустым электрическим кофейником, кипятившим остатки приготовленного утром кофе. Кто-то наливал себе чашку, а потом отодвигал ее с выражением отвращения на лице. Явилась Нора Келли, сердечно поприветствовала Марго и села с противоположной стороны стола. Марго огляделась.

Все десять кураторов были на месте.

Последним пришел Хьюго Мензис. Начальником отдела антропологии он стал шесть лет назад, после безвременной кончины доктора Фрока. Мензис улыбнулся Марго по-особенному и занял место во главе стола. Поскольку большая часть статей «Музееведения» посвящена была антропологии, его назначили методистом. Она подозревала, что на работу ее взяли не без его ходатайства. В отличие от остальных музейных работников, предпочитавших солидные кейсы, Мензис носил на плече парусиновую сумку фирмы «Джон Чепмен энд компани», главного английского производителя рыболовных и охотничьих товаров. В этот момент он вынимал из сумки бумаги, раскладывал в стопки. Затем надел очки, поправил галстук и пригладил давно не стриженные седые волосы. Наконец взглянул на часы, поднял на собравшихся живые голубые глаза и откашлялся.

– Приятно, что все на месте, – голос его был пронзительным, а произношение – старомодным. – Ну что, начнем?

Все зашуршали бумагами.

– Прежде чем перейдем к рутинным вопросам, – сказал он, взглядывая на Марго, – начнем с темы, которая наверняка волнует всех. Это проблема масок Великой Кивы.

Бумажный шорох усилился. Кураторы поглядывали на Марго. Она выпрямилась, постаралась придать лицу невозмутимое выражение. В глубине души она знала, что правда на ее стороне, и это придавало ей силы и убежденности.

– Марго Грин, новый редактор «Музееведения», просила поговорить с вами. Как вам известно, индейцы племени тано требуют возвращения масок Великой Кивы, а они являются главным экспонатом предстоящей выставки. Мне – как начальнику отдела – надлежит выдать директору рекомендацию по этому вопросу. Либо мы передаем маски, либо удерживаем их у себя, либо находим какой-то компромисс. У нас с вами не демократия, но обещаю, что внимательно выслушаю мнения каждого. Должен добавить, что и сам директор выслушает совет правления и музейных юристов, прежде чем вынесет окончательное решение, а потому мое слово – не последнее. – Он улыбнулся и повернулся к Марго. – А теперь, Марго, вам слово.

Марго встала, окинула взглядом помещение.

– Большинство из вас, думаю, знают, что я намерена опубликовать статью в редакторской колонке «Музееведения», и в этой статье я выступаю за возвращение масок Великой Кивы племени тано. С черновиком статьи многие ознакомлены, и администрация обеспокоилась. – Она перевела дух, пытаясь изгнать из голоса нервную дрожь.

Она продолжила, рассказала об истории масок, о том, как они попали в коллекцию музея. К ней вернулась прежняя уверенность.

– Для тех, кто не слишком хорошо знаком с индейцами тано, – сказала она, – сообщаю: они живут в удаленной резервации на границе Нью-Мексико и Аризоны. Благодаря изоляции они сохраняют в неприкосновенности свой язык, религию и обычаи, хотя и живут рядом с современным миром. Менее двадцати процентов племени считают себя христианами. Антропологи думают, что они поселились в этом районе у реки Тано почти тысячу лет назад. Говорят они на уникальном Языке, не имеющем аналогов в мире. Рассказываю я вам это, потому что важно подчеркнуть: они не пытаются восстановить давно утраченные традиции. Тано – одно из немногих племен, которое своих традиций никогда не теряло.

Марго помолчала. Кураторы внимательно слушали и, хотя она знала, что не все с ней согласны, отнеслись к ее речи с должным уважением.

– Племя разделилось на две половины, то есть две религиозные группы. Маски Великой Кивы используют, только когда эти половины сходятся для религиозных церемоний. Кива – это круглая подземная пещера, место для молений. Племя проводит там свои большие церемонии раз в четыре года. Они верят, что их ритуалы поддерживают равновесие и гармонию не только в племени, но и на всем земном шаре. Они верят – и я ничуть не преувеличиваю, – что ужасные войны и природные катастрофы последнего столетия вызваны тем, что у них нет масок Великой Кивы, и они не могут проводить моления как положено, а вот если бы им маски вернули, в мире снова утвердились бы красота и гармония.

Она говорила еще пять минут и закончила, довольная тем, что удалось сделать речь не слишком длинной.

Мензис поблагодарил ее, обвел взглядом кураторов.

– А теперь пусть все выскажутся.

Музейщики зашевелились. И тут раздался тонкий, слегка оскорбленный голос. Принадлежал он доктору Прайну. Сутуловатый куратор поднялся со своего места.

– Будучи специалистом в этрусской археологии, сознаюсь, что об индейцах тано знаю немного, однако чувствую, что от этого дела исходит дурной запашок. Почему тано так внезапно заинтересовались этими масками? Почем знать, может, они их потом продадут. Должно быть, маски стоят миллионы. Мотивы обращения индейцев к музею вызывают у меня сильное подозрение.

Марго прикусила губу. Она помнила Прайна еще со студенческих лет: тупая башка, которая по прошествии времени стала еще тупее. Всю свою жизнь он занимался изучением гаданий и прорицаний этрусков по внутренностям животных.

– По этим и многим другим причинам, – продолжил Прайн, – я высказываюсь против передачи масок. На самом деле, я не верю, что нам вообще следует серьезно обдумывать этот вопрос. Мы их купили, мы ими владеем, и мы их будем хранить.

Он плюхнулся в кресло.

Затем поднялся невысокий мужчина с пухлыми щеками. Большую лысину окружала венчик рыжих волос. Марго узнала его – это же Джордж Эштон, главный куратор коллекции священных образов. Антропологом Эштон был талантливым, но его легко было вывести из себя. Вот и сейчас он не на шутку разволновался.

– Я согласен с доктором Прайном, к тому же я возражаю против опубликования этой статьи.

Он повернулся к Марго. Глаза вот-вот выскочат из орбит, круглое лицо раскраснелось, двойной подбородок трясется от волнения.

– Считаю, что доктор Грин подняла этот вопрос не ко времени. Осталось меньше недели до открытия выставки. Такую большую экспозицию музей не демонстрировал несколько лет. Она обошлась нам почти в пять миллионов долларов. Маски Великой Кивы – главный экспонат. Что будет, если мы отдадим их сейчас? Послушайте, доктор Грин, я считаю, что время вы выбрали крайне неудачно. – Он сделал паузу, ошпарил Марго бешеным взглядом и повернулся к Мензису. – Хьюго, я предлагаю обсудить этот вопрос после закрытия выставки. Будем тогда спорить, сколько душе угодно. Конечно, возвращение масок – дело немыслимое, но ради бога, примем решение после показа.

Марго выжидала: она выскажется потом, если, конечно, Мензис даст ей такую возможность.

Мензис спокойно улыбнулся возмущенному куратору и произнес:

– К слову сказать, Джордж, неудачный момент, о котором ты говоришь, выбран не по инициативе доктора Грин. Ей пришлось ответить на письмо, присланное индейцами. Тано откликнулись на рекламную кампанию, которую ты же и организовал.

– Да, но следует ли ей публиковать статью? – Эштон потряс листом бумаги. – Она могла бы дождаться, когда выставка закроется. Эта статья вызовет публичный скандал!

– Мы не занимаемся связями с общественностью, у нас другая работа, – мягко возразил Мензис.

Марго благодарно на него посмотрела. Она надеялась, что Мензис ее поддержит, но это была не просто поддержка.

– Связи с общественностью – это реальность! Мы не можем сидеть в башне из слоновой кости, игнорируя общественное мнение. Несмотря на крайне неблагоприятную обстановку, я делаю все для открытия выставки, и я не ожидал, что доктор Грин будет ставить мне палки в колеса, а уж тем более ты, Хьюго!

Он сел, тяжело дыша.

– Благодарю тебя за твое мнение, Джордж, – спокойно сказал Мензис.

Эштон кивнул.

Поднялась Патриция Уонг, научный сотрудник отдела текстиля.

– Вопрос, как мне кажется, простой. При покупке масок музей поступил неэтично, возможно, что и незаконно. Марго ясно доказывает это в своей статье. Тано попросили вернуть им маски. Если музей хоть сколько-нибудь дорожит своей репутацией, то он должен немедленно отдать то, что ему не принадлежит. Я позволю себе не согласиться с доктором Эштоном. Если ради выставки мы придержим маски, продемонстрируем их всему миру, а затем вернем, признав, что в свое время поступили неправильно, то предстанем в глазах общественности лицемерами или, в лучшем случае, корыстолюбцами.

– Верно, верно, – сказал другой куратор.

– Благодарю вас, доктор Уонг, – произнес Мензис, когда женщина закончила свое выступление.

Слово взяла Нора Келли. Встала со своего места, стройная, высокая, откинула прядь светло-каштановых волос. Обвела взглядом коллег. Держалась она спокойно и уверенно. Марго почувствовала раздражение.

– Перед нами стоят два вопроса, – начала она; голос у нее был низкий, речь внятная. – Первое: имеет ли право Марго публиковать статью. Думаю, все согласны с тем, что редакционная независимость «Музееведения» должна быть сохранена, даже если кому-то из нас и не нравится изложенное в журнале мнение.

Послышались одобрительные возгласы, только Эштон был не согласен: он скрестил на груди руки и презрительно фыркнул.

– Я в числе тех, кто не согласен с содержанием статьи.

Ну вот, начинается, подумала Марго.

– И дело тут не в собственности. Кто, например, владеет «Давидом» Микеланджело? Если бы итальянцам захотелось вдруг разбить мраморную статую и сделать из нее плитку для ванной комнаты, можно было бы с этим согласиться? Если бы египтянам пришло в голову снести пирамиды и устроить на их месте автомобильную стоянку, как бы к этому отнеслись? Они владеют ими? А если греки продадут Парфенон владельцам казино в Лас-Вегасе, скажете ли вы, что они имеют на это право?

Она помолчала.

– Ответ на поставленные мной вопросы может быть только один: нет. То, что я перечислила, принадлежит всему человечеству. Все это – высочайшие достижения человеческого духа, и их ценность закрывает все вопросы о собственнике. Так же обстоит дело и с масками Великой Кивы. Да, приобретя их, музей преступил этические нормы. Однако маски столь необыкновенны, столь ценны и великолепны, что вернуть их тано нельзя, потому что они навсегда исчезнут в темной пещере. Поэтому я скажу: публикуйте статью. Проведем дебаты. Но, бога ради, не возвращайте маски.

Она помолчала, поблагодарила за внимание и опустилась в кресло.

Марго почувствовала, что краска бросилась в лицо. Как бы ни было неприятно ей это признать, Нора Келли произвела на нее сильное впечатление.

Мензис искательно посмотрел на коллег, но не дождался дальнейших комментариев. Повернулся к Марго.

– Что-нибудь хотите добавить? Можете высказаться.

Она вскочила.

– Да, я хотела бы возразить доктору Келли.

– Пожалуйста.

– Доктор Келли не заметила одну существенную деталь: маски – религиозные объекты, в отличие от всего того, что она перечислила.

Нора тоже немедленно оказалась на ногах.

– Разве Парфенон не храм? А Давид – не библейский герой? А пирамиды – не священные могилы?

– Я вас умоляю, сейчас это уже не религиозные объекты. Никто не приносит к Парфенону жертвенных животных!

– Я с вами совершенно согласна. Эти объекты переступили свою первоначальную, исключительно религиозную функцию. Сейчас они принадлежат всем, вне зависимости от религии. То же и с масками Великой Кивы. Возможно, индейцы создавали их ради отправления религиозных ритуалов, но сейчас они принадлежат миру.

Марго чувствовала, что вся горит.

– Доктор Келли, на мой взгляд, ваша логика уместна в старшем классе школы на уроке философии, а не на собрании антропологов самого знаменитого музея естественной истории.

Все замолчали. Мензис медленно повернулся к Марго, уставился на нее голубыми глазами. Брови его недовольно сдвинулись.

– Доктор Грин, страсть в науке – чудесное качество. Но в то же время мы обязаны соблюдать корректность.

У Марго пересохло горло.

– Да, доктор Мензис.

Лицо ее горело. Как позволила она себе такую вольность? Она не смела поднять глаза на Нору Келли. Не хватает ей нажить врагов в собственном отделе.

Кураторы нервно закашляли, кто-то тихо перешептывался.

– Очень хорошо, – голос Мензиса звучал так же спокойно, как и в начале собрания. – Я узнал мнения обеих сторон. Похоже, мы поделились поровну. Я пришел к собственному решению.

И молча обвел группу глазами.

– Директору я выскажу две рекомендации. Первое: статья должна быть опубликована. Посоветую Марго начать общественные дебаты в лучших традициях журнала «Музееведение».

Набрал в грудь воздуха.

– Вторая рекомендация: маски должны быть возвращены тано. Незамедлительно.

Наступила звенящая тишина. Марго едва могла поверить своим ушам – Мензис стопроцентно на ее стороне. Она победила. Украдкой взглянула на Нору. Лицо женщины раскраснелось от волнения, как у нее самой.

– Этика нашей профессии ясна, – продолжил Мензис. – Правило гласит... я процитирую: «Главная ответственность антрополога – перед людьми, объектом его исследования». Не могу выразить, как горько мне сознавать, что музей лишится этих масок. Но я вынужден согласиться с доктором Грин и доктором Уонг: если мы взяли себе за правило придерживаться этических норм, то мы обязаны вернуть маски. Да, момент для нас очень неблагоприятный, у нас возникнут огромные проблемы с выставкой. Прошу прощения, Джордж, ничего не поделаешь.

– Но урон антропологии, миру... – начала Нора.

– Я сказал то, что должен был сказать, – ответил Мензис, голос его звучал грустно. – Собрание закончено.