Танцующая в ночи

– Мммм, уже утро, – он обнял ее покрепче, не обращая внимания на сопротивление, – а ты у меня горячая девочка, – его довольный смех перекрыл ее горький стон. – Не ожидал, что ты можешь быть настолько страстной, женушка.

Она сжалась как пойманная птичка, с трудом сдерживая бесполезные слезы. Ранагнар приподнявшись на локте, нагнулся к ней и начал целовать со все нарастающей страстью.

– Хочешь я расскажу тебе самое интересное? – хрипло прошептал он, и не дожидаясь ее ответа продолжил, – когда ты забываешь о своей ненависти ко мне, становишься очень нежной и страстной любовницей. Лучшей из всех кто был у меня.

Его рука спустилась ниже, Данирен попыталась остановить его ладонь. Высший улыбнулся, поймал обе ее руки, поднял вверх и, перехватив запястья одной рукой, второй продолжил нескромно ласкать ее.

– Я говорил тебе, что сохранил Ариану жизнь? – он увидел, как широко распахнулись ее глаза, впрочем, понять от чего именно, от его слов или от действий, было сложно и он усилил действия. – Так вот, ммм… мне нравится, когда ты стонешь, я сохранил ему жизнь, при условии что он откажется от наследования Трона Ночи. И он согласился. Кстати, тебе интересно, чем я сколько времени занимался, оставив тебя одну?

Данирен отчаянно пыталась вырваться и когда его рука вошла в нее, яростно изогнулась:

– Нет…не надо…

Он улыбался, с женщинами всегда так, сначала сопротивляются ласкам, потом тому, что ласки прекращаешь, и он был уверен, что доведет ее и до этого состояния.

– Так вот, моя радость, – он проник глубже, – я взломал защитную грань темных, ту самую, которая несколько тысячелетий делала территорию темных кланов, совершенно темной для нас, высших, в буквальном смысле слова. Так было, и так больше не будет. Все территории темных вошли в состав Северных земель, судя по злому взгляду, ты догадалась кто теперь там повелитель. Ммм, не надо так дергаться, иначе будет больно, – он снова рассмеялся ее попыткам вырваться, – не знал, что тебе нравится боль, но я это учту, женушка.

Он легко перевернул ее на живот и продолжил начатое.

– Сбежала только Эссиара, – его порывистое дыхание обжигало кожу, – но я пустил по ее следу Аттию, уверен девочки между собой разберутся, в пользу моей ищейки естественно. Кстати, о чем вы говорили с Эссиарой на берегу моря?

Он прекратил посягательства на ее честь и развернув ее к себе, требовательно заглянул в глаза. Данирен отвечать не собиралась и он, не дождавшись ответа, медленно направил свою руку вниз.

– Я не помню,– испуганно ответила девушка,– пожалуйста, хватит. Я постараюсь вспомнить…потом.

Ранагнар остановился, тяжело вздохнул, встал и уже уходя, хитро подмигнул ей:

– У меня для тебя вечером будет сюрприз, он тебя порадует.

-

Ран сидион Агнар медленно спускался в тронный зал, обязанности правителя его утомляли, но он с ранних лет усвоил, что значит слово НАДО. А на лестнице его самого поджидал сюрприз.

– Мама? – Ранагнар с удивлением смотрел на высшую.

Женщина, с огромными, словно наполненными сиянием глазами обернулась и улыбнулась сыну.

– Мира и власти, мой повелитель, – она склонилась перед высшим, в низком ритуальном поклоне.

– Мира и благоденствия под моей властью, матушка, – он ненавидел ритуальные приветствия, но мать всегда была непреклонна в этом вопросе. – Чем обязан вашему визиту? – что ж он тоже умеет следовать предписаниям этикета.

Высшая не ответила, протянув руку над слегка увядшими цветами в вазе, она вдохнула в них жизнь, проследила, как поднимаются листочки и наполняются красками цветы, и лишь после обернулась к Ранагнару.

– Как хранительница рода, пусть и бывшая, я должна поговорить с тобой, сын мой.

– Вот именно, что бывшая, – он с трудом сдержал гнев.

Женщина улыбнулась, но в ее улыбке была печаль.

– Так много лет прошло, но ты все еще не простил меня.

– Прости, матушка, не умею прощать предательства.

Высшая выпрямилась и гневно посмотрела на сына, да он не простил, ничего не простил.

– Ты и сам женился на смертной, так что не стоит учить меня жизни, сын.

– Я женился на смертной, чтобы у Андариона был законный наследник, или по твоему мне нужно было возвести на престол новую династию?

Нимерина Агнар смотрела на него с хитрой улыбкой, затем шагнула вверх, и направилась в покои Данирен. Ранагнар несколько секунд оторопело смотрел ей вслед, затем быстрым шагом догнал мать.

– Что ты делаешь?

– Хочу взглянуть на твою жену, я слышала, что принцесса Винниона отличается удивительной красотой.

– Она… она не одета сейчас, – хмуро выдавил Ранагнар.

– Тем лучше, – пакостно улыбнулась ему мать, – увижу ее во всей красе.

Высшая подмигнула сыну и трансформировалась в ветер. Повелитель северных земель скрипнул зубами и вошел в покои жены. Данирен там не было, он заглянул и в будуар, и в спальню, и в купальню, но в покоях было пусто.

Его жена, услышав шум, вышла из гардеробной в темно-синем платье, так подчеркивающем сине-зеленый цвет ее глаз, с удивлением посмотрела на него.

– У вас еще есть ко мне вопросы, муж? – голос холодный и злой, что ж, он это заслужил.

– А она красивая, – прошелестел ветер и супруги разом уставились на говорящее пространство, – но мне стыдно, что ты мой сын.

Данирен посмотрела на высшего, но не сказала ничего, Ранагнару тоже сказать было нечего. Ветер закружил по комнате, и через мгновение девушка увидела высокую женщину с темными сияющими глазами. Оливковая кожа высшей словно светилась, темные волосы собраны в длинную косу, платье из изысканной черной парчи, подчеркивало ее величие.

– Ты женился на нимфе! – высшая не обращая на Данирен внимания, яростью смотрела на сына. – На ночной нимфе!

Ранагнар тяжело вздохнул, он ожидал подобной реакции от членов клана, но не от матери же.

– Мать, – холодно ответил высший, – ты последняя с кем я буду обсуждать эту тему.

Нимерина смерила его холодным взглядом, затем резко повернулась и посмотрела на девушку, смотрела она долго, оценивающе, словно пыталась рассмотреть ее суть. Принцессе сдержаться помогло лишь воспитание.

– Бедное дитя, – прошептала вдруг высшая, – проклятие красоты и тебя коснулось. Ран сидион Агнар, следуйте за мной.

Ранагнар не сразу последовал за матерью, он подошел ближе к девушке, нежно прикоснулся к ее волосам, и заглянул в глаза.

– Подожди меня в покоях, не выходи в сад, хорошо? – она молчала, но он терпеливо ждал, и ей пришлось согласно кивнуть в ответ.

Высший улыбнулся, и отправился догонять мать, он не помнил, когда последний раз эта женщина была настолько взбешена. Нимерина ждала его в его покоях, и едва он вошел холодно осведомилась:

– Ты знал?

– Знал о чем?

– Что она нимфа?

Он прошел к окну, и сел на один из кованых стульев.

– Я не сразу узнал. В любом случае она дочь властителя Винниона, этот статус позволяет мне взять ее в жены на время, так что вам, бывшая хранительница, беспокоиться не о чем.

Мать удивленно приподняла левую бровь, хмыкнула и подойдя к нему села напротив.

– Ты заигрался мой мальчик, во всевластного правителя. Как же, как же, великий и всесильный Ран сидион Агнар, повелитель Северных земель, один из трех сильнейших в Закатном мире, победивший клан южных земель, ах и конечно, как я могла забыть, победивший многочисленный клан темных. Великий Ранагнар, привыкший добиваться всего и всех. Ты давно, сын мой, задумывался о чем-то кроме своего величия?

Ранагнар побелел от ярости, не будь она его матерью, он уже заставил бы ее ответить за эти слова.

– А знаешь ли ты, сын мой, о том, что бывает с ночными нимфами, если их принуждать силой?

Мать как всегда перепрыгивала с одного на другое и он, глубоко вздохнув, дабы сдержать свою ярость, тихо ответил:

– Мне известна история ее матери, но та осталась жива вопреки этому странному проклятию, по крайней мере, ходила и разговаривала. Что вас еще интересует?

Он требовательно посмотрел на мать, ожидая чего угодно, но не слез, а высшая плакала. По величественному лицу, которое она всегда являла подданным и членам своей семьи катились крупные слезы. Ранагнар никогда не видел, чтобы его мать позволяла себе подобное, никогда, даже когда умирал его отец, даже когда умер ее любовник. Женщина встала, стараясь сдержаться начала рассматривать резные потолки, изысканные витражи на окнах, великолепные гобелены, и лишь спустя время повернулась к сыну.

– Ты ублюдок, Ран. Жестокий, бесчувственный и мерзкий. Я ждала, я надеялась, что мой сын будет другим, благородным и величественным. Величия в тебе как вод в северном океане, а благородством тебя судьба обделила. – Он вскочил, но она одним жестом отбросила его назад, – И мне жаль, мне впервые безумно жаль, что я более не являюсь Хранительницей клана, тогда я смогла бы спасти ее, сейчас мне остается лишь смотреть, как ты ее убиваешь!

За окном начиналась буря, Нимерина вздрогнула, она и сама не ожидала, что ей будет настолько больно, судорожно вздохнув, она подняла голову вверх, в глупой надежде, что слезы перестанут струиться по ее лицу.

– Ты просил выдать тебе секрет власти восточного правителя, я пойду на это, сын мой, – теперь она почти шептала, чувствуя как от боли разрывается материнское сердце, – но ты поклянешься, что ребенка отдашь мне!

Ранагнар отброшенный силовой волной встал и стряхнул с колен остатки раскрошившегося стула, он медленно подошел к матери:

– О каком ребенке идет речь, мать?

Нимерина смотрела на сына так, словно впервые видела его. Рослый, темноволосый и как две капли воды похожий на своего отца, хотя нет Гиар сидион Агнар, был немногим выше нее, сын все же выше.

– Я говорю о ребенке, которого носит твоя жена. – Высший побелел, – Что же ты не радуешься сын? Ты ведь этого хотел, не так ли? Где же ликование в твоих глазах? Мерзавец! И ведь знал же, ты же все знал! – Она, не отрываясь, смотрела на сына, и не понимала, как ее чрево могло породить такое чудовище.

Ранагнар отвернулся от матери, прошелся по комнате, посмотрел, как буря за окном все разрастается и свист ветра уже перекрыл шум фонтанов в саду.

– Слишком рано, слишком. Ты сможешь его убить? – он задал вопрос холодным тоном, не показывая своих эмоций.

Ветер срывал ветви деревьев, сбивал с ног людей в городе, ломал ставни, разбивал стекла, а Нимерина чувствовала, что не в силах успокоить разбуженную стихию. Высшая потянулась к ветру, и поняла что это не она, не ей плохо настолько, что буря вышла из-под контроля, не ее эта боль, которая вот-вот начнет собирать урожай смерти. Она с удивлением посмотрела на показное спокойствие сына, осознала произнесенные им слова, и, не смотря на очевидное, не могла поверить.

– Ран, ты любишь ее? Не может быть, ты не способен…

Небо за окном потемнело, на землю начали падать крупные капли холодного дождя.

– Ты сама ответила на свой вопрос. Я не способен любить! – Высший спокойно смотрел на мать.

– Тогда почему? – Нимерина, – зачем ты мучаешь ее? Ты ведь знаешь, что с рождением ребенка она погибнет. Или надеешься все исправить? Глупец.

За окном полыхнула молния, высшая невольно вздрогнула, услышав раскат грома, а затем нарастающий шум урагана.

– Останови стихию, Ран.

Он лениво взглянул на улицу, похоже только сейчас заметив, что творится за окном.

– Ты разбудила, ты и останавливай. Мать, ты не ответила на мой вопрос, ты сможешь его убить?

Нимерина испуганно смотрела, как начинают рушиться здания в городе, который из окон дворца просматривался как на ладони. Вдали она рассмотрела ветряную воронку, и поняла, что ураган нарастает.

– Ранагнар, останови стихию! Это не моя боль, а твоя, упрямый идиот. Это твое наглядное пособие как ты разрушаешь свою жизнь! – он все также смотрел на мать, и ждал ответа на свой вопрос, – Данирен испугается, Ран, останови это.

Он вздрогнул, отошел от матери и подошел к окну. Затем медленно вдохнул в себя наполненный озоном воздух и стихия замерла. Высший привычно брал эмоции под контроль, ему всегда приходилось себя контролировать, с раннего детства, мать подошла сзади и положила руку ему на плечо.

– Я никогда не рассказывал тебе, как он умер, – собирая своей ветер, прошептал высший, – он просто не захотел жить после твоего ухода, он отказывался от еды, от света, от всего. Он просто не хотел жить без тебя. А ты ушла… Бросила его умирать и вышла замуж, родила другому другого сына. Он умер, когда узнал, о рождении Ретана.

Андарион накрыл дождь, мелкий, словно рыдало небо…или маленький мальчик, которого так долго Ран прятал в себе, и Нимерина видела своего ребенка таким впервые.

– Ты считаешь меня жестоким, – продолжил Ранагнар, – возможно я и жесток. Но я никому не отдам, то, что мне дорого. Я не буду молча умирать, зная, что мою женщину ласкает другой, что она улыбается другому. – На улице снова громыхнуло, и Ран на секунду замолчал, вновь успокаивая стихию, – Я никогда не отпущу Данирен, она моя! – раскаты грома сотрясли дворец, – если ты не поможешь избавиться от ребенка сейчас, я обращусь к верховной Хранительнице кланов.

Высшая тяжело вздохнула.

– Ты не спросил, как я узнала, Ран. Вчера ночью расцвел цветок на родовом дереве, малыш уже принят в клан. – Нимерина тяжело вздохнула, – Я хотела поздравить тебя…пока не увидела кто твоя жена. Я не смогу убить зародыш и никто не сможет, у тебя родится сын. Родится в положенный срок и он будет высшим, как и ты. Ты любишь ее, видимо даже себе признаваться не желаешь, но любишь. Не стоит ей мстить за отца, Ран, девочка не виновата, что я не любила его. Ненавидела, презирала, боялась, но никогда не любила.

Дождь все усиливался.

– Неужели все ночные нимфы погибают, дав жизнь ребенку? – он с надеждой посмотрел на мать.

– Нет, не все. Лишь те, кого лишили свободы, кого лишили желания жить, те, кто не привязан душой. Ты был на поляне танцующих в ночи, ты видел их. Они прекраснее дриад, грациознее темных, они притягательнее высших. Слишком многие мечтают заполучить ночную нимфу, но душа нимфы в танце, ее жизнь в лунном свете, лиши ее свободы и нимфа начинает медленно погибать. Данирен дочь человека, но у нее душа нимфы и проклятие танцующих в ночи коснулось и ее. Она слишком красива чтобы обличенные властью и силой самодовольные индюки могли пройти мимо, не правда ли, сын?

Наверное, Нимерина была жестока, но даже сейчас вместо сочувствия, она не упустила возможность поиронизировать.

– Великий Ранагнар, о твоих победах над женскими сердцами ходят легенды. Даже женщины темных забывали о гордости в твоих объятиях, но та которую любишь ты, тебя ненавидит. Что, сын мой, стоило влюбиться, как ты растерял все навыки искусства любви?

– Уйди, бывшая хранительница, – холодно произнес Ранагнар, по окнам побежали ледяные узоры, – просто уйди.

– Ты не ответил на мой вопрос, – высшая отошла от повелителя, – ты отдашь мне ребенка? – Ранагнар молча отрицательно покачал головой, и высшая не сдержалась, – Хочешь вырастить из него такого же самодовольного кретина, который будет топтать чужие жизни не глядя?

– Ты просто сейчас уйди, – он опустился на стул, и обхватил голову руками, – не хочу забирать твою жизнь. Уйди мать, и не появляйся больше.

Нимерина судорожно вздохнула, сдерживая слезы, и трансформировавшись в ветер, покинула его покои.

-

Она была дочерью южного клана, ее мать была хранительницей рода, ее сестра стала женой повелителя Южных земель. Нимерина росла окруженная высшими, которых любила и которые любили ее, но сердце отдала скромному и застенчивому юноше из людей. И клан наказал ее, ведь мужчинам из высших было позволено все, а женщины, несмотря на всю власть, которой обладали, не имели права выбора. Великий повелитель южных земель Дор сидион Альмери, поддавшись уговорам жены, очень быстро нашел для Нимерины мужа, который был в состоянии держать в узде ее ветреную натуру.

Повелитель Серверных земель всесильный Гиар сидион Агнар приехал за ней сам, используя не обычные порты перехода, а построив звездную дорогу, но даже великолепный путь усыпанный россыпью звезд не смягчил ее сердца. Нимерина возненавидела мужа, с ненавистью она смотрела на все его попытки завоевать ее любовь, с презрением относилась ко всем его подаркам, высокомерно терпела его попытки доставить ей удовольствие. Гиар терпел долго, но однажды узнав, что тайно его жена продолжает встречаться с человеком, к тому времени уже возмужавшим по меркам людей, высший в ярости убил его, а затем стер с лица земли и весь город, в котором жил скромный воин Ретан.

Она узнала об этом не сразу, а лишь спустя много дней, когда смогла вырваться из Лунного дворца, и ее рыдания сотрясали землю, ее ярость ломала деревья, ее гнев превратил землю в лед. Нимерина была дочерью южного клана, но стала истинной северянкой, впустив в сердце холод. С раной в сердце ей пришлось вернуться, пришлось лицемерно улыбаться ненавистному супругу, пришлось лживо притворяться, что жизнь продолжается. Шли годы, боль от потери притупилась, но росла ненависть к убийце, и даже рождение сына, истинного высшего впитавшего в себя силу клана, не принесло ей радости. Ранагнар тянул ручки к маме, а она видела в нем продолжение того, кого ненавидела всей душой. Малыш улыбался ей, старался порадовать, но в его чертах, в его улыбке жил тот, кто отнял ее жизнь. Нимерина старалась быть хорошей матерью, но не могла любить дитя, рожденное от убийцы. И чем сильнее была ее ненависть, тем сильнее Гиар сидион Агнар пытался получить ее сердце, ведь он любил ее, любил больше жизни и больше гордости. Едва Ран стал совершеннолетним, Нимерина отреклась от права быть Хранительницей рода и покинула клан. Гиар не стал ее останавливать, он слишком сильно любил свою жену, чтобы и дальше делать ее несчастной. Она долго бродила по земле, пока не встретила такого похожего на ее первую любовь, юного Лиама, и правитель Андариона стал ее мужем, через год у них родился сын, которому Немерина дала имя своего первого возлюбленного – Ретан.

Гиар скрывал позор своей женщины, но с его смертью преступление Нимерины перестало быть тайной. Клан южных отрекся от своей дочери, повелитель южных земель Дор сидион Альмери лично собирался наказать высшую. Немерина прижимая к груди своего ребенка, с ужасом смотрела, как Доральмери разрушает белокаменный город, но что она могла поделать против мощи повелителя земель. Ее любимый Лиам погиб одним из первых, но за жизнь высшей и ее младенца вступился новый повелитель Северных земель. Ран сидион Агнар вступил в бой, с высшим, который был старше в десять раз и победил его, навсегда получив земли южного клана. Нимерина не могла забыть, как ее сын впервые взял на руки брата, как с болью смотрел на мать. Он сохранил ее жизнь, он позволил ей растить сына, он даже разрешил ей вернуться в клан, едва Ретан стал взрослым и перестал нуждаться в опеке матери. Но он так и не простил ей тот уход из дома, ту холодность к нему в детстве. Мчащийся над городом ветер, метнулся к озеру на окраине, и через секунду на мокрой от недавнего дождя траве, лежала рыдающая женщина. Нимерина проклинала свою жизнь, но даже высшие не способны повернуть время вспять.

-

Ранагнар вошел в покои своей жены, и застал ее за чтением отчетов от старост деревень.

– Данирен, – она вздрогнула, обернулась и ее лицо тут же стало холодным, а взгляд отрешенным, он подошел ближе, но не стал прикасаться к ней, сел рядом, – Данирен, ты сможешь полюбить меня, хоть когда-нибудь?

– Нет! – она ответила не задумываясь.

– Почему, Данирен?

– Вы знаете ответ, повелитель.

– В твоих глазах мне нет оправданий, да?

Данирен опустила голову и с трудом заговорила:

– Я любила и была любима, мы… мы даже придумали, как будут звать наших детей, я… представляла каким будет день нашего сочетания, я столько лет мечтала стать взрослой…чтобы быть рядом с ним. Элиандр был для меня самой жизнью, а ты отнял его у меня. И вместе с ним умерла я. Там на поляне, волки оплакивали нашу общую смерть.

– Мне жаль, но я не в силах вернуть ему жизнь…

– А потом в моей жизни появился Ариан, и он…он так похож на Элиандра, такой же добрый, открытый и так же, он был так же готов ждать меня. Он был готов на все, чтобы я была счастлива, даже пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти меня, хотя для него я никто. Но и его ты отнял у меня…

– Он посмел прикасаться к моей женщине, посмел целовать тебя!

– За что мне любить тебя, высший? За боль? За смерть тех, кто был дорог мне? За позор перед отцом и советниками? За насилие? – она смотрела на него без страха, впервые высказав то, что было у нее на душе. – Я для тебя всего лишь игрушка, ты для меня жестокий палач. Я смерти жду как спасения. Я с тобой, только чтобы не было больше смертей тех, кто мне дорог.

– Я люблю тебя, Данирен, – только произнеся эти слова, он понял насколько она дорога ему, но ее не тронуло признание.

Данирен отложила перо, закрыла чернильницу и повернулась к нему:

– Разве это любовь, высший? – она не мигая смотрела на него, и перед этим наполненным болью взглядом, он не выдержал и опустил голову, – Когда любят, любимого стараются сделать счастливым, а не насилуют. Когда любят над любимыми не издеваются, им не причиняют боль. К чему это притворство, высший? Еще в Виннионе ты открыто сказал, для чего я нужна тебе, если я и могу уважать тебя, то только за честность, больше просто не за что. – Она встала, и впервые Ранагнар увидел в ней не только красоту, но и силу, – Ты просил дождаться тебя, я выполнила просьбу. Теперь позволь мне откланяться.

– Не уходи…

Она услышала его, но все же ушла. Плакать больше не хотелось, почему-то внутри Данирен ощущала сияние, что-то неуловимо изменилось, и это сделало ее счастливее. Она ощущала, что теперь больше не будет одна, хоть и не могла объяснить себе это ощущение. Данирен спустилась в сад. Деревья шумели, сбрасывая капли недавнего дождя. Садовые дорожки были усыпаны листочками и цветами, сорванными странной бурей, которая столь же странно завершилась. Несколько капель упало на ее лицо и принцесса подставила лицо, вновь начинающемуся дождю, впервые за прошедшие в Андарионе месяцы, юная правительница позволила себе улыбнуться.

– Госпожа, – услышала она тихий голос второго советника Нивлона, – будете ли вы присутствовать на суде?

Данирен тяжело вздохнула:

– А разве повелитель не взял на себя эту почетную обязанность?

Советник вышел из тени дерева, и хмуро потупился:

– Господин послал меня…далеко очень и очень надолго, и покинул дворец.

– Хорошо, советник Нивлон, я появлюсь чуть позже.

Советник низко поклонился, и поспешно удалился из сада. Данирен постояла еще немного, наслаждаясь свежим, наполненным влагой воздухом и последовала в тронный зал, ей тоже с ранних лет внушили, что у нее есть обязанности перед народом.

-

Эссиара отлетела на несколько метров и упала, больно ударившись головой. Аттиа стояла спокойно, ожидая нового нападения. Все-таки она справилась, она выполнила приказ господина и принесет ему голову темной. Аттиа торжествовала и упивалась моментом своего торжества, она прекрасно понимала что темная не питалась много дней, и теперь слаба почти как смертная. Темная пыталась спастись в этом гроте на берегу моря, но ищейка выследила ее и теперь медленно и с удовольствием убивала.

– Остановись, дай сказать, – Эссиара едва дышала.

Выглядела она не лучше, чем чувствовала себя, черные волосы спутаны и колтуном висят на затылке, одежда порвана. Некогда прекрасное лицо исполосовано когтями хранительницы высшего. С ненавистью Эссиара посмотрела на ищейку, та в отличие от нее выглядела так, словно час назад покинула покои господина, темная догадывалась, что высший поддерживает ее силу на расстоянии. – Ты ведь тоже любишь его, Аттиа!

Ищейка, уже поднявшая руку для удара, на секунду задумалась.

– К чему ты клонишь, темная?

Эссиара внутренне возликовала:

– Неужели ты позволишь господину любить эту вертлявую танцовщицу, разве понравится тебе, о Аттиа, быть у нее на побегушках? Ты наследница клана великих воинов, – Эссиара подумала, что нет никого более великого, чем темные, но что значат слова, в сравнении с ее великой целью, – ты позволишь ей победить?

Хранительница молчала. Да она любила его, нежно и преданно. Ранагнара невозможно было не любить, хотя когда-то Аттиа давала клятву, что никогда он не будет ночевать в ее постели.

-

Ей было тридцать полных лет, когда ее приняли в круг посвященных, после пятнадцати лет обучения. Аттиа гордилась званием хранительницы, тем, что она следует традиции предков. Она была лучшей в отряде, самой отчаянной, самой смелой, всегда предчувствующей опасность и именно ее взял в личные хранительницы повелитель Северных земель. Перед новым назначением Аттиа дала клятву служить и защищать, всегда быть преданной клану Северных земель, но в первый же день службы хозяин обратил на нее заинтересованный взгляд. Ранагнар умел соблазнять. Легкие касания, нежные слова, маленькие подарки, умение хвалить те качества, которыми она особенно гордилась, и она сдалась на милость победителя спустя лишь несколько дней. Это была лучшая ночь в ее жизни. Прикосновения его рук, нежные поцелуи губ, страстные объятья и полные любви слова… Об их связи узнали очень быстро, слишком откровенные взгляды бросал повелитель на свою хранительницу, слишком нежно смотрела она на любимого. Ее отозвали из клана, и стоя на коленях с поднятыми вверх руками в течение трех суток, Аттия с полными слез глазами, принесла клятву, клятву в верности хранителям и традициям истинных воинов, клятву в том, что более никогда не позволит высшему делить с ней постель. Ее отправили служить повелителю Видарена, и сцепив зубы она дала обет верности новому хозяину. Ранагнар нашел ее, отыскал, несмотря на то, что ее новое место службы держали в тайне, и предложил покинуть круг хранителей. Аттиа посмотрела в его глаза и согласилась. Жизнь без него, без его улыбки, без его нежных слов для нее была невыносима, ради него она преступила законы круга. Он сделал ее своей личной хранительницей, с правами ищейки и начальника стражи, но она все чаще замечала, как его взгляд становился рассеянным, а чувства ослабевали, она понимала, что он не давал ей никаких обязательств, видела, как в его жизни появляются другие женщины, но каждую ночь надеялась, что услышит его почти бесшумные шаги. Иногда он приходил, и это были часы счастья, когда она могла выразить ему свою любовь, но ее любовь не была нужна ему, он приходил все реже, а вскоре перестал приходить совсем. И все же она продолжала ждать, понимая как бесплотны ее ожидания, как призрачны надежды. Ей больно было видеть, как он улыбается другим женщинам, как соблазняет очередную, как перестает видеть в ней самой женщину. Теперь она была для него лишь личной хранительницей, пусть и высокооплачиваемой, пусть и доверенной, но больше не любимой. Эссиара задела за живое, темная слишком хорошо понимала эмоции, вот и ее легко прочитала.

– Да я люблю его, люблю больше жизни. И я буду преданна своему господину, я приму любой его выбор. – Аттиа занесла руку для удара.

– Стой, прошу, остановись, – темная смотрела умоляюще, – я ведь тоже его люблю…

Эссиара рыдала от боли и от обиды, все сильнее вытягивая из удивленной хранительницы жизненную энергию и собирая силу для удара. Когда-то любимый назвал ее змеей. Что ж Ран, ты был прав, темная была похожа на змею, опасную и коварную, и сейчас Эссиара собиралась подло убить его ищейку.

Аттиа недоверчиво смотрела на рыдающую у ее ног темную, и не видела, как из дальнего угла пещеры в нее летит клинок, зато Эссиара прекрасно управляла своим оружием.

– Я тоже люблю его, – рыдала темная, затем зло добавила, – и если бы ты согласилась мне помочь, я бы сохранила твою жизнь, ищейка!

Хранительница не сразу поняла что происходит, и только когда клинок вошел в ее сердце, испуганно вскрикнула. Еле дыша от нарастающей боли, Аттиа упала на колени, но упасть на песок ей не позволил ветер. С бессильной яростью темная смотрела, как ветер подхватывает ищейку, как относит ближе к выходу из пещеры, как вынимает кинжал и затягивает нанесенную рану. Миг и на камне сидит высший, удерживая в объятиях хранительницу.

– Мой господин, – Аттиа преданно взирает на любимого, – я не выполнила ваш приказа.

Ранагнар залечил ее рану, дождался, пока сердце восстановит привычный ритм и лишь после ответил:

– Ты все сделала правильно, я хотел вначале допросить ее.

Аттиа наслаждалось теплом его рук, да, она должна была защищать его ценой своей жизни, но как быть, если только рядом с ним она чувствовала себя в безопасности, только с ним она чувствовала себя как дома, хотя дома у нее никогда не было. Еще несколько секунд она позволила себе провести в объятьях высшего, затем поднялась, позволив господину покарать темную.

Ранагнар легко встал и подошел к темной. Эссиара все же была истинной женщиной. Даже в такой ситуации остатки своих сил она потратила на то, чтобы быть привлекательнее. Сейчас ее черные волосы струились по обнаженным плечам, лицо она восстановила той жизненной энергией, которую украла у хранительницы. Прекрасная темная взирала на высшего с кокетством и вызовом.

– Эссиара, – хмуро глядя на женщину, произнес Ранагнар, – ты многое должна мне рассказать.

– Сумеешь ли заставить, высший?

– Ты знаешь ответ.

Эссиара грустно улыбнулась и подняла на него полные любви глаза.

-

Сколько ей было лет, Эссиара не помнила и сама. Мужчины входили в ее жизнь и уходили, не затрагивая ее сердце. Темная легко шагала по трупам и сердцам, добиваясь для клана Эхсир положения при правящем клане Ночи. Она всегда получала то, что хотела, и когда получила Ариана, ее радости, ее торжеству не было предела. Ариан любил ее, наследник трона ночи принял под покровительство и ее младшего брата Элиандра. Казалось, жизнь прекрасна и она несется на волне успеха, но в ее судьбу тяжелой поступью вошла любовь.

Впервые она увидела его, когда пила жизнь красивой и сильной высшей, которая к несчастью оказалась любовницей Ранагнара. Эссиара помнила, как встретилась взглядом с его глазами, увидела жестокую, всепоглощающую ярость и поняла, что навеки полюбила его.

Даже сейчас, глядя в его жестокие глаза, в которых для нее не было прощения, Эссиара замирала перед его величием, а тогда, увидев его впервые… тогда она забыла о чести.

Движением руки он отшвырнул темную от своей возлюбленной, наклонился к девушке, начал постепенно вливать в нее жизнь, а темная, лежа в осколках стекла, любовалась каждым его движением. Вот тогда Эссиара впервые поняла, что такое зависть. Она завидовала той высшей, что лежала в его объятьях, она завидовала женщине, которую он целовал, она ненавидела ее. Ранагнар не стал убивать темную, которая валялась у него в ногах моля о любви, он просто вышвырнул Эссиару из замка, презрительно и милостиво. Он сохранил ее жизнь, но любовнице темного принца больше не нужна была такая жизнь.

Темная следовала за ним тенью, подсматривала, как он любил других, много раз предлагала ему себя – но каждый раз презрение, каждый раз отказ. Это было мучительно и невыносимо, это было ее позором.

Эссиара вернулась ко двору наследника Трона ночи, и Ариан принял ее, но прежних отношений между ними уже не было. О ее любви знал только Элиандр, только ему она могла рассказать о своих страданиях, но младший братик однажды не вернулся в клан. Эссиара уговорила Ариана вернуть Элиандра назад, и вместе они оказались на поляне танцующих в ночи. Темная сразу увидела брата, но Элиандр не видел ничего, кроме прекрасной и хрупкой светловолосой девочки, которая танцевала только для него и не скрывала этого. Гнев и злость испытала темная, но едва повернулась к принцу темных, с ужасом увидела, что и наследник трона ночи не отрывает взгляда от юной нимфы. Ее отвергали ради другой, второй раз в ее жизни и Данирен она возненавидела с первого взгляда.

Темная смогла поговорить с братом только на рассвете, когда хрупкая девочка, такая юная и такая счастливая вырвавшись из его объятий, скользнула в портал. Эссиара кричала и ругалась, Эссиара умоляла его вернуться назад, но Элиандр грустно улыбнулся в ответ.

– Я люблю ее, – прошептал темный, – я буду с ней, пока и она любит меня.

Она обернулась к любовнику, потребовала, чтобы Ариан настоял на возвращении Элиандра, но наследник трона ночи сказал не те слова, на которые она рассчитывала.

– Я понимаю тебя, – произнес Ариан, глядя на темного, – я поддержу твое решение. Она чудесная, только… слишком красивая.

Элиандр улыбнулся и Эссиара впервые увидела его таким – влюбленным и невероятно счастливым. О как бесновалась темная, как проклинала того, кого называла 'влюбленным потерявшим себя'. Элиандр сдерживался долго, и лишь однажды, когда Ариана рядом не было, он тихо сказал 'Вспомни о высшем', и у нее не было слов в ответ. Она смирилась, но лишь до тех пор, пока не начал пропадать по ночам наследник трона Ночи. Она знала, куда он уходит, знала, кем он любуется, искала утешения в объятьях его врагов, готовила переворот и мечтала о мести.

– К чему привела злоба и ненависть?– тихо спросил высший, слушая ее историю, – ты погубила свой клан, ты потеряла любимого, ты уничтожила все…

Она молчала долго, и лишь спустя томительные минуты тихо ответила:

– Но я люблю тебя, о, высший.

– Нет, темная, это не любовь! – тихо произнес Ранагнар, вспомнив грустные глаза своей жены, – ты умрешь Эссиара…слишком опасно оставлять тебе жизнь, особенно сейчас…

Аттиа отвернулась, она не любила смотреть, как он убивает.

-

Танцующая в ночи. Часть третья. Лунный дворец.

Ранагнар вернулся во дворец правителей Андариона, когда сияние луны сменило свет солнца, но его жены не было в спальне. Он медленно обошел ее покои, вошел в купальню, почувствовал, как страх охватывает его душу.

Резкий окрик и в покои повелительницы входит стражник.

– Где она?– стражник, немолодой уже мужчина, замирает от испуга. У него нет ответа.

Ранагнар отпустил его, даже не наказав, он не мог сейчас убивать, слишком свежи были воспоминания о гибели темной, слишком тяжело ему было смотреть в непонимающие глаза ищейки. Высший подошел к окну, распахнул ставни, выпустил свой ветер. Ветер вернулся, неся аромат цветов, шелест листьев и ее запах. Он улыбнулся, еще не веря увиденному. Миг и порыв ветра срывается с окна, мчится вперед, опускается в саду.

На маленькой поляне близ фонтана танцевала прекрасная нимфа, рядом в струях сияющей воды повторяла ее движения вторая. Ранагнар замер, любуясь изящными синхронными движениями, он чувствовал, что это не просто танец. Он видел, что они говорят, но как бы ни был прекрасен язык тела, понять его он был не в силах.

'Данирен, – прошептал ветер, – ты восхитительна'.

Она остановилась, дыхание ее было быстрым, но легким, взгляд настороженным, но счастливым. Ранагнар отпустил ветер, миг – и перед танцующей в ночи полный страсти взгляд высшего. Она смотрит недоверчиво, но страха нет в глазах. Он видит, как изменился ее взгляд, чувствует, как поет ее тело, понимает, что она уже знает.

Мягкий переход и она продолжает танцевать, теперь подстраиваясь под движения водной нимфы. Он с замиранием сердца любовался каждым ее движением и не сдержавшись снова стал ветром. Она ощутила его касание, почувствовала, как ветер нежно перебирает ее волосы и отдалась волшебству прекрасной ночи, открывшей для нее чудо.

– Я подарю тебе звезды, – шептал ветер, – я украшу твой мир лунным светом, я поведаю тебе сказки ночи…

Данирен танцевала с ветром, не в силах остановится, она чувствовала, как нарастает буря, как гремят раскаты грома, но разве в силах остановится та, для которой танец был частью жизни. И только когда босые ступни перестали ощущать мягкие касания травы, девушка раскрыла глаза и восхитилась – она танцевала на дороге из звезд, прекраснее которой не существовало. Данирен остановилась, прислушиваясь к тому, как стучит ее восторженное сердце, чувствуя, как согревает ее свет покоренных звезд. Знал ли высший, что для ночной нимфы сияние звезд сильнее любого наркотика, желаннее глотка воды после ночного танца? Ранагнар не знал, но видел, что ее глаза сияют ярче звезд, а счастливая улыбка не покидает прекрасного лица.

– Куда ты ведешь меня, высший? – весело смеясь, спросила нимфа.

Ветер прижался к ней, запутался в длинных волосах, ласкаясь, струился по обнаженной спине.

– Я открыл для тебя путь в Лунный дворец, – прошептал ветер, – я признаю тебя своей женой, ты станешь одной из нас.

Данирен тряхнула волосами, прогоняя ветер, в изящном движении закружилась на дороге из звезд, затем столь же грациозно остановилась.

– О чем ты, высший?

Ранагнар полюбовался красотой звездного пути, на котором в одной ночной сорочке стояла прекраснейшая из женщин и понял, что волшебное мгновение ее радости закончилось. Вдох, и перед хрупкой дочерью ночной нимфы все тот же высокий и сильный высший, с упрямо сжатыми губами и тяжелым взглядом темных глаз.

– Я беру тебя в Лунный дворец, я признаю тебя своей женой, – нежный взгляд в глаза, в которых нет для него прощения.

– Но…почему? – звезды пьянили ее, но она не хотела поддаваться их зову…уже не хотела.

Он порывисто обнял ее, немного приподнял, чтобы коснуться губами сладких губ той, которую так любил, и тихо прошептал, не размыкая объятий:

– Для меня нет жизни без твоего танца, и для меня еще жива надежда, что в твоих глазах появится любовь ко мне.

– Ты солгал, высший, – нимфа вырвалась из его объятий, отбежала немного, и с тоской в голосе тихо произнесла, – я ношу твоего ребенка и в нем нет магии ночного танца, он весь твой, я права, высший?

На мгновение его охватило желание просто отпустить ее, чтобы не видеть наполненные ненавистью и отчаяньем огромные глаза, чтобы не знать, как сильно она умеет ненавидеть. Но слишком хорошо он помнил, каким стал его отец, едва Нимерина покинула дворец.

– Да, Данирен, малыш, которого ты носишь, станет высшим, он уже принят в клан, его цветок распустился на дереве рода. Я мог бы позволить тебе жить в Андарионе, но я не могу быть там постоянно, а оставлять тебя одну более не желаю. Ты ненавидишь меня, я знаю, но моей любви хватит для нас двоих.

Ночные нимфы не умели ненавидеть, наверное, поэтому Данирен всегда легко прощала обиды, но простить смерть Элиандра, гибель государства темных, то, что он с ней сотворил…такое она простить не могла.

– Данирен, – высший шагнул к ней.

Нимфа отступила на шаг, слезы струились по бледному лицу, голос больше не слушался ее. Данирен хотелось спрыгнуть со звездного пути, раствориться в сиянии звезд, исчезнуть и забыть о высшем, о жизни, обо всем. Но разве могла она погубить маленькое сияние, наполняющее ее душу радостью. Грациозное движение и она забывается в танце, она танцует саму жизнь, ее рождение, ее расцвет, ее торжество. Высший замирает не в силах оторвать взгляд, от грациозной фигурки танцующей нимфы. Он знал, что навсегда запомнит ее именно такой – грациозно танцующей на дороге из звезд.

– Данирен, – она остановилась, пристально посмотрела на него, – Данирен…

Он смотрел на нее и понимал, что не сможет сказать ей, возможно еще не время…Он превращается в ветер и кружит любимую в танце, мягко подталкивая ее вперед по дороге из звезд.

Она остановилась лишь когда сияние Лунного дворца затмило сияние звезд. Нимфа тяжело дышала – долгие месяцы без танцев сделали ее слабой, и этот ночной танец принес усталость вместе с наслаждением. Данирен с удивлением рассматривала огромный дворец из серебристого камня. Лунный дворец сиял! Сиял настолько сильно, что затмевал свет луны и искажал мелодию лунного света. Ее сердце приняло и полюбило этот удивительный замок, а разум кричал о тюрьме. Присмотревшись, Данирен увидела удивленные лица высших, перешептывающихся слуг и стражников. Они все вышли на балконы и ступеньки дворца и сияние дворца отражалось на платьях и драгоценностях дам, на оружие высших, на доспехах стражников. Дворец был прекрасен. Высшие были безупречными. Мир среди звезд казался ей идеальным. Но ночная нимфа ценила зелень лесов и полян превыше холодного сияния звезд и драгоценностей.

– Почему ты остановилась? – ветер с легким шелестом вновь стал высшим, – теперь это твой дом и твои подданные, не стоит бояться.

– Верни меня в Андарион, – попросила нимфа.

– Изредка я буду отпускать тебя в Закатный мир, но ты должна привыкнуть к новому дому. Идем, Данирен.

Она оглядела себя, бросила взгляд на разодетых дам и горько усмехнулась.

– Ты представишь меня своим подданным в таком виде? – он улыбнулся, как объяснить ей, что даже в легкой тунике она прекраснее всех.

– Если ты прикажешь, я перенесу тебя в мои покои прямо сейчас.

– Если я прикажу?

– Как моя жена, ты имеешь право мне приказывать. – Ранагнар грустно улыбнулся, он помнил, как часто Нимерина отдавала приказы его отцу, пользуясь своим правом.

– Перенеси меня в Андарион! – Данирен смотрела в его глаза, чуть запрокинув голову, и в ее огромных карих глазах было столько отчаяния.

– Не могу, – Ранагнар нежно обнял ее, – прости, сейчас это слишком опасно.

Она закрыла глаза, чувствуя как проваливается в портал перехода, затем почувствовала легкий аромат жасмина и мяты и открыв глаза увидела, что они стоят посреди огромного сада, в каменном гроте.

Данирен оттолкнула высшего и сделала несколько шагов. Под ногами была серебристая земля, более светлыми казались дорожки, покрытые сребристым песком. Там где не пролегали тропинки росла светло зеленая трава, на полянках росли цветы в основном светло-лиловые и светло-голубые. Кусты такого же ярко-зеленого цвета были обрезаны в виде звезд, животных или причудливых фигур. Деревья были огромными, почти такими же как дубы на поляне танцующих в ночи, и между великанами росли небольшие и тонкоствольные цветущие деревца, их светло-розовые цветы превращали деревья в розовые облачка. Вся исполинская пещера казалась заполненной серебристым сиянием, и нимфа поняла, что здесь не бывает другого освещения.

– Удивительно – прошептала Данирен, – как они растут здесь без солнечного света?

– Потому что я так хочу, – спокойно ответил высший, любуясь своей женой.

Она вздрогнула, в его словах не было гордости. Высшим дозволялось все, они приказывали всем, Данирен невесело усмехнулась – этот высший мог приказать даже растениям.

– А солнечный свет убьет их? – грустно спросила девушка, опустившись на колени и прикасаясь ладонью к траве.

– Да.

Она присмотрелась к цветам, почему-то ей казалось, что создан сад был давно.

– Зачем? – вопрос скорее к цветам, но высший понял, что она обратилась к нему.

– Я был ребенком, мне было плохо. Это было первое, что я создал, я вложил в него столько сил… я едва остался жив. Я надеялся, что моя мать оценит мой дар, но Нимерине сад не понравился. Она сказала, что сад такая же тюрьма как и дворец.

Данирен вздрогнула. Поверить в то, что высшие умеют любить и умеют страдать было тяжело. Высшие были почти богами, они получали все, на что упадет взгляд, разве могли высшие страдать? Сад ответил – да, могли. Данирен поднялась, подошла к высокому дереву, положила на него ладонь. Деревья в Закатном мире показывали картинки из прошлого, это дерево тоже показало ей изображение, но передало и эмоции. Она увидела маленького мальчика, как сложно было узнать в нем гордого Ранагнара, увидела и высшую, которая утром посетила ее покои. От высшей исходили волны ненависти к ребенку, к саду, ко всему, что олицетворяли высшие. От мальчика шла любовь, надежда, а потом высшая ушла и мальчик остался один. Срывал цветы, уничтожал деревья и плакал. Данирен ощутила его боль, боль ребенка, которого никогда не любили.

– Мы повторяем ошибки наших родителей, – прошептала нимфа.

– Ты тоже будешь его ненавидеть? – глухо спросил высший.

Она улыбнулась и нежно прикоснулась рукой к животу, пусть в ней рос не малыш Элиандра, но это был ее ребенок, она уже любила его. Высший увидел этот жест, увидел ее счастливую улыбку и другого ответа ему не потребовалось. Ранагнар понимал, что теперь ему придется сдерживать свое желание, и он больше не сможет брать ее силой, но иначе нельзя, теперь нельзя.

-

Ариан слушал водную нимфу. Он давно научился понимать их журчащий язык, и сейчас без труда переводил ее сбивчивую речь. Принц темных улыбнулся – высший надеялся, что подчинил темных, но это было лишь иллюзией. Темные сдались, подчинившись приказу наследника трона Ночи. Ариан знал от Кресте миров, знал, что темные могут покинуть это мир и уйти в другой, а для этого Лунный дворец должен быть разрушен. Он вновь прислушался к журчанию нимфы, которая рассказывала о его любимой. Данирен. В сердце сладко заныло, он каждую ночь видел ее лицо, помнил ее глаза, ее сладкий поцелуй. Если бы не Эссиара сейчас она спала бы в его постели, дарила ему свою любовь и носила его дитя. Но все впереди, Ариан не собирался отказываться от той, которую полюбил еще много лет назад. Как проклинал он свое благородство, как сожалел, что не завладел ею еще тогда, на поляне танцующих…

Ариан, истинный сын ночи поднялся и перенесся в далекую пещеру на побережье. Она ждала его, держалась за последнюю ниточку жизни. Душа оторванная от тела, душа которая не желала умирать.

Он почувствовал ее, тихо позвал и увидев призрак улыбнулся:

– Эссиара, твоя злость погубила тебя окончательно.

Она шевелила губами в тщетном усилии заговорить. Ариан улыбнулся, протянул руку, коснулся ее лица и только тогда смог расслышать сбивчивую речь:

– Прости, он знает, мне пришлось рассказать.

Ярость, гнев, боль. Он разрывает бестелесное тело, отправляя Эссиару в проклятые земли. Она предала его. Снова предала. Ариан прислонился к скале, ощутил холод камня, начал постепенно успокаиваться. Данирен будет сложно выманить из Лунного дворца, а туда темному хода нет. Что ж, у него всегда был запасной вариант.

-

Ранагнар медленно спускался по ступеням Лунного Дворца, не сводя глаз с хрупкой фигурки, сидящей на резной скамеечке у Бесконечного Ручья. Данирен снова сидела у воды и снова не взяла покрывало. Легкое движение и прохладный ветер сменяется теплым, скамья из хрусталя, превращается в кресло из меха. Она обернулась и впервые улыбнулась ему.

– Только ветер сделай опять холодным, мне так лучше.

Высший мгновенно повиновался, но едва ветер снова стал прохладным, на плечи Данирен легла теплая шаль из белоснежного пуха и абсолютно без запаха – ночная нимфа плохо переносила беременность.

– Тебе уже лучше? – он не садится рядом с ней, она все еще его боится, а Ранагнар умел быть терпеливым.

– Да, спасибо. – Данирен снова повернулась к ручью. Она любила это место, любила смотреть, как вода уходит в бесконечность и не любила, когда высший подходил к ней близко.

Ран Сидион Агнар заставил свой клан с почтением относиться к жене и высшие выполнили волю повелителя земель, но Данирен, стоило ей обернуться, ловила их полные презрения взгляды. В Андарионе ей было проще, а здесь она была всего лишь игрушкой повелителя, которой повезло завоевать его сердце. Данирен возненавидела обитателей Лунного Дворца за эти два месяца, единственным кто хорошо к ней относился и искренне любил, был Ранагнар, но она ненавидела того, кто считал себя ее мужем.

– У Бесконечного Ручья очень красивая легенда, – вдруг заговорил Ран. В последнее время ей начинал нравиться его голос, он успокаивал и ее и растущего в ней малыша.

– Расскажи ее, – Данирен посмотрел на своего мучителя, как изменился высший, теперь в его взгляде больше нет желания сломать, только внимание, только любовь, но разве можно воскресить цветок, что был втоптан в дорожную пыль?

Ранагнар сотворил для себя покрывало, сел на изумрудную траву:

– Шел дождь, тревожный, быстрый, холодный. Он принес холод в селения, он принес холод в сердца. Он говорил о том, что жизнь имеет конец… Все народы верили его шепоту, не верила лишь девушка из высших, в чьем сердце жила любовь. Она была из рода властителей земель, но ее сила еще не проснулась, а любовь уже вошла в сердце царственной поступью. Ты спросишь, кем был тот, кто подарил ей радость любви? Но никто не знает ответ… не отвечу и я. Она любила, надеялась и ждала, а дождь шептал, что нет любви, нет счастья и нет радости. В те годы, далекие годы, тогда еще не были поделены земли по граням креста, и повелители земель сражались за право владеть. Это были страшные войны, Данирен, войны которые уносили жизни высших, темных, сияющих, лунных и людей…

– Войны Двух Крестов?

– Да, любимая. Тогда погибли многие из нас, а клан сияющих был полностью истреблен лунными, и… и она перестала верить в любовь. Никто не знает как, но она пустила дождь в свое сердце и подарила ему свои глаза. Ее нашли у черного дерева, она лежала на земле, и глаз у нее не было, а под деревом возник ручей. Откуда он течет и куда впадает, не знает никто. Это Бесконечный Ручей, который бесконечно долго шепчет о потерянной любви, о жестокости, о боли тех, кто больше не любит.

Данирен потрясенно молчала, удивленно глядя на извилистую змейку голубой воды. Невольно нимфа протянула руку и, коснувшись пальчиком воды, поднесла к губам, попробовала. Вода в ручье была чуть солоновата, словно слеза, но у этой воды был привкус горечи.

– Эта легенда… это ведь правда?

– Да, Данирен.

– Значит, он оплакивает всех, кто потерял любимых….

– Это Бесконечный ручей, а бесконечно оплакивать нельзя, любую боль можно забыть…нужно лишь время.

Данирен вскочила, бросила на него гневный взгляд:

– Ты зачем мне рассказал об этом, высший?

– Ты попросила, разве нет? – с ним невозможно было спорить, Данирен вновь села, он заботливо укрыл ее плечи шалью.

Она больше не вздрагивала, когда он прикасался, высший улыбнулся, но подавил в себе желание поцеловать ее.

– Бесконечный ручей оплакивает не тех, кто потерял любимых… – Данирен вновь прикоснулась к воде, – он оплакивает тех, кто был потерян, тех, кого нельзя вернуть…

Ранагнар усмехнулся – она поняла, наконец, поняла. Высший легко взмахнул рукой по берегам Бесконечного Ручья моментально выросли и расцвели цветы. Еще одно легкое движение и через Бесконечный Ручей перекинулся хрустальный мост, по нему начали бегать шустрые пушистые зверьки с пышными хвостиками. Данирен невольно улыбнулась, следя взглядом за пушистиками и Ран позволил одному из них подойти к ней, нимфа протянула руку, зверек без страха запрыгнул на ладонь.

– Какие они милые, – Данирен погладила пушистика и тот довольно заурчал, – как они называются?

– Эгдоки, только они не совсем милые, – высший поднял одного из них в воздух, слевитировал с дерева аварха крошечный плод и передал пушистику.

Зверек ухватил плод, откусил от него и через несколько секунд начала трещать шкурка, появилась жесткая колючая шерсть, когти, клыки увеличились. Данирен вскрикнула и отпустила животное которое до этого гладила:

– Что с ними? – удивленно спросила девушка.

– Просто это их вторая ипостась, – высший лениво поставил монстрика на землю, сотворил вокруг него клетку, меланхолично смотрел, как животное рычит и пытается вырваться. – Не бойся, пройдет несколько минут и он вернется в прежнее состояние.

Нимфа вновь опустилась на траву, ее рука прикоснулась к солоноватой воде Бесконечного ручья… К мертвой воде из слез и стало немного легче.

Высший с грустной улыбкой следил за каждым ее движением, и с трудом сдерживал желание подойти, обнять, вдохнуть запах ее волос… И ветер сорвался с его пальцев покрывая рябью мертвые воды Бесконечного ручья, закружил вокруг танцующей в ночи, расплетая пряди, овевая влажные ладони, и боясь, что она остановит, запретит, отмахнется… Но Данирен, закрыв глаза, наслаждалась ветром и той обманчивой свободой, которую он дарил. Ранагнар принял ее согласие и стал ветром… Он кружил вокруг ночной нимфы, даря ей то порыв морского бриза, то ветерок, напоенный ароматами леса, то жаркий зной пустынных земель, а Данирен, растворялась в обманчивой свободе, едва сдерживая желание танцевать…

– Данирен,– шептал ветер,– я подарю тебе весь мир…

– Это лишь потому, что мир принадлежит тебе,– грустно улыбнувшись, ответила девушка и поднялась, обрывая волшебный миг, обрывая его попытку стать ближе. – Оставь меня, высший.

Ветер отступил, и высший вновь стал собой. С болью смотрел на ту единственную, что не желала его любви.

А Данирен, сбросив шаль, поднималась по мерцающим ступеням Лунного Дворца, любуясь его удивительной красотой. И как бы не хотелось сбежать вниз, и танцевать на прохладной голубой траве… Данирен поднималась вверх, туда, где не было полных ненависти и злобы взглядов высших, туда, куда мог войти лишь тот, что был ее личным проклятием…

Ранагнар смотрел ей вслед, не смея остановить, не смея прикоснуться, не смея просить… Когда-то такими полными боли взглядами, его отец провожал гордую Нимерину…

– Мы повторяем ошибки наших родителей,– едва слышно произнес Ранагнар, но ветер подхватил его слова и она услышала.

Остановилась, обернулась, с грустью посмотрела на того, кого не могла простить:

– Высший…– и все же слова ранили,– высший, уже ничего не изменить…

– Ты не желаешь даже попытаться…

– Я не вижу в этом смысла,– ответила нимфа.

– Разве младенец, что живет под твоим сердцем, не достоит расти в семье, где царит любовь? – Ранагнар с трудом сдерживал рвущийся на волю ветер.

Данирен повернулась, спустившись со сверкающих ступеней, ступила на голубую траву, медленно подошла к тому, что стал ее болью, и прошептала:

– Разве о любви думал ты, о высший, когда зачал его, используя силу и дурман? Разве любовь руководила твоими поступками, когда ты убивал? Разве любовь вела тебя тропою гибели темных? Не говори мне о том, что неведомо жестокому сердцу, высший!

И высший молчал, не в силах сломить свою гордость и просить. Он не мог молить о прощении униженно, как слабый, не мог и не желал – слишком яркими были воспоминания из детства, когда его гордый отец, стоял на коленях перед женой, что так и не приняла его любви. Но и молчать он не мог больше:

– Данирен, самая жуткая пытка в подлунном мире, это пытка безразличием. Твое безразличие убивает меня.

Но сложно испытывать жалость к тому, что вызывает лишь ненависть:

– Ты убил меня раньше, высший.

Ранагнар подошел ближе, заглянул в огромные глаза, так напоминающие темную осеннюю листву, и прошептал:

– Когда ты смотришь, в твоем взгляде ненависть и в то же время в них пустота и обреченность… И когда ты смотришь вот так, твои глаза ничего не выражают… Данирен, что мне сделать, чтобы в твоих глазах появилась любовь?

– Ничего…– слово сорвалось с ее губ, и ударило ледяным порывом, повергая его в бездну отчаяния.

Высший смотрел на свою прекрасную жену, на ту, что носила его дитя, и вспоминал разговор, что сжигал его сердце:

'– Неужели все ночные нимфы погибают, дав жизнь ребенку?

И ответ той, что никогда не любила его:

– Нет, не все. Лишь те, кого лишили свободы, кого лишили желания жить, те, кто не привязан душой… душа нимфы в танце, ее жизнь в лунном свете, лиши ее свободы и нимфа начинает медленно погибать. Данирен дочь человека, но у нее душа нимфы и проклятие танцующих в ночи коснулось и ее…'

Протянув руку, высший коснулся ее волос, которые расплел сам, будучи ветром, с нежность пропустил блестящие пряди между пальцами… Она вздрогнула и отстранилась… Снова! И боль, отчаяние поражения накатило волной, заставляя с яростью сжимать кулаки… А там, на земле людей, бушевал ураган, сметая все на своем пути… обрывая жизни, разрушая города, уничтожая все живое… Он остановил стихию, привычно взял эмоции под контроль… Ранагнар был не настолько жесток, чтобы отпустить свою силу…

Высший сдержался, но с горечью произнес:

– Ничего… это больно слышать.

Отступив на шаг, нимфа прикоснулась к резным перилам, холодным, почти ледяным, и слабая улыбка коснулась бледных губ:

– Ты говоришь, что мое безразличие стало для тебя пыткой, высший… Но я скажу тебе, что такое пытка, самая жестокая из всех существующих, самая безжалостная… Это ты, высший! Видеть тебя каждый день, чувствовать, как ты прикасаешься, смотреть на руки, которые были в крови моего любимого и знать… знать, что его нет, а я вынуждена принадлежать его убийце!

– Ты ничего не забыла, – Ранагнар невольно опустил руки.

– Есть вещи, которые невозможно забыть,– с горечью ответила Данирен,– их можно лишь оплакивать… бесконечно!

Лунный дворец мерцал все ярче, на землю людей опускалась ночь, а во дворце высших тьма вытеснялась голубоватым светом сияющих дворцовых стен.

– Что ты пытаешься мне сказать, Данирен? – высший был почти жалок, почти сломлен, почти раздавлен… но только почти.

И снова нимфа слабо улыбнулась. Ночь звала ее, манила свободой и танцем, звала… но лунный дворец искажал мелодию, и это позволяло отрешенно слушать звонкие напевы звезд, приглушенную песнь луны…

– Я не хочу причинять тебе боль, высший, – она так и не называла его по имени, игнорируя все его просьбы,– я не желаю видеть твои страдания, я не молю о свободе… Просто оставь попытки добиться прощения, я не в силах тебя простить.

– Пройдет время и боль уйдет,– прошептал Ранагнар.

– Не надо, высший,– это был уже стон,– ничего не пройдет! Мне не нужны твои подарки, мне противны твои прикосновения, мне жаль цветы, что ты срываешь для меня, обрывая их жизнь по собственной прихоти! Я не хочу видеть тебя, не желаю слышать твой голос и каждый раз, когда твои пальцы, словно случайно касаются меня… каждое твое прикосновение, как напоминание о том, что я потеряла…

Развернувшись, Данирен направилась вверх, по сияющей лестнице, невольно любуясь мерцанием лунного камня. А высший стоял, не в силах принять свое поражение. Он был терпелив, он был нежен, он был заботлив, но… этого оказалось мало. Тьма сжирала его изнутри, тьма и отчаяние. А та, что отвергла, не дав и шанса, медленно поднималась по сверкающей лестнице, оставляя его на растерзание тьме, холоду, отчаянию…

Но что он мог сделать? Он, который любил так сильно, что не мог оставить, даже когда уходил… И он касался ее, становясь ветром, заглядывал в бездонные омуты глаз, целовал кончики ее пальцев… Как тяжело было сдерживать себя каждый раз, когда глаза следовали за хрупкой нимфой, когда ее аромат пьянил сильнее власти…

– Данирен!!!

Ранагнар окликнул ее, но девушка не остановилась… Игнорируя его попытки все исправить, игнорируя его чувства, игнорируя его самого.

И высший не выдержал! Он мог ждать. Он мог ждать очень долго! Он мог быть терпеливым, если бы у него была надежда… Он мог жить, мучительно отсчитывая мгновения до того, как она проснется и спустится по мерцающим ступеням… Высший мог дать ей время, но она не дала ему надежду… И глядя вслед нимфе, он видел, как уходит в ночь его мать, гордая Нимерина… Как высшая величественно ступает, не скрывая радостной улыбки, а всесильный Гиар сидион Агнар, умоляет ее остановиться… И Ранагнар осознал, что терпение – это путь в никуда!

– Данирен!!! – ветер метнулся вверх, обгоняя, преграждая путь уже разгневанным высшим,– Почему, Данирен?

Она испуганно вздрогнула, едва он столь внезапно оказался перед ней, с лицом, искривленным от ярости… И смысл вопроса дошел не сразу, но все же она ответила:

– Я всегда буду тебя ненавидеть, высший… за всё! И за всех!

– Всегда, это слишком долго! – произнес Ранагнар, вглядываясь в ее бледное лицо.

Устало вздохнув, Данирен прошептала:

– Высший, оставь меня… хотя бы сегодня…

Тьма вытесняла свет из его души, возвращая боль и стыд отвергнутого ребенка… Ребенка, которого никогда не любили… Который искал этой любви с отрочества, и не мог насытиться, покоряя сердца все новых и новых женщин… Боль. Отчаяние. Злость! Он больше не видел смысла добиваться той, что топтала его сердце, даже не замечая этого. Он устал быть виноватым! И спокойные слова, сорвались с губ:

– Ты будешь любить меня, Данирен… Потому что я так хочу!

И высший стал ветром… темным, стремительным, мерцающим… Девушка попыталась вырваться из вихря, окутывающего ее и подчиняющего с каждым мгновением, но не сумела… И теряя сознание, услышала тихий шепот:

– Даже высшие не в силах повернуть время вспять, но мы способны изменить воспоминания!.. Ты будешь любить меня, Данирен, потому что я этого желаю!