Танцующая с Ауте

Глава 3

Просыпаюсь внезапно, как от толчка. Если мне что-то и снилось, то я этого не запомнила. Сколько лет я не видела просто снов? Не пророческих видений, не сеансов связи с «подсознанием», которые порой помогают решить сложнейшие задачи, не гротескных кошмаров, а обычных снов? И с чего бы это вдруг стало меня волновать?

Арр-Вуэйн всё ещё спит, но стоит мне шевельнуться, как его веки вздрагивают и телекенетический толчок вдавливает меня в холод пола. Впрочем, сила тут же исчезает. Дарай мягко поднимается на ноги:

— Прошу прощения, Антея-тор. Рефлексы.

Фыркаю и потягиваюсь. Арр стоит и беспардонно меня разглядывает. Ауте, неужели я во сне провела какую-то трансмутацию, заметную извне? Такое случается, особенно после кошмаров. Да нет, вроде всё в порядке. Недоумённо смотрю на человека, но тот уже отвернулся и поднимает свой плащ.

— Пора идти. — Голос хриплый и спокойный. Неужели умудрился простыть на каменном полу? Только этого ещё не хватало.

Поднимаюсь. Ноги немного покалывает, по всему телу растекаются тысячи маленьких хрусталиков с острыми гранями — верный признак ускоренной регенерации нервов. Но в целом я чувствую себя гораздо лучше, чем вчера. Может, всё это не такая уж безумная затея?

Ага, а Ауте — добрая и благосклонная тётушка. Не будь смешной, девочка.

Будь реалистом.

Дарай-князь раздобыл некое подобие завтрака, на который я яростно набрасываюсь. Тело требует всё больше материала для многочисленных трансмутаций.

Несколько часов идём по пещерам. Темно, холодно, сыро, закрыто. Последнее — хуже всего. Нет кругового обзора, нет информации об окружающем — только мелкие вибрации камня, которые могут много рассказать знающему арр-Вуэйну, но ничего не говорят мне. Впиваюсь когтями в ладонь. Чувство поля, общая картина окружающего пространства нарушены — и это медленно, но верно выбивает меня из колеи. Но мы не пробудем в пещерах достаточно долго, чтобы проводить полную психическую адаптацию. Если я это сделаю, выйдя на открытое пространство, то окажусь беспомощней слепого лапауши. Несколько часов спокойствия в подземном мире того не стоят.

Прижимаю ладони к шершавой стене, разрезаю воздух нервно стригущими ушами. Едва заметные, даже для моей сверхобостренной чувствительности, подрагивания. Эти стены живут своей геологической жизнью, странной и непонятной. Огромный лабиринт, некоторые залы в нём столь высоки, что даже мои глаза не могут различить потолок. Невероятная, чуждая красота. И очень много межпространственных переходов. Лабиринт буквально пронизан ими — активными, свёрнутыми в спираль и обычными порталами. А ведь я вряд ли могу почувствовать даже десятую часть того, что доступно дарай-князю. Как же он видит это место?

Снова идём по тёмному коридору. Чувствую, что реальность вокруг меня меняется с умопомрачительной скоростью, одно измерение следует за другим, время вообще исчезает как одна из характеристик пространства. Но если доверять только глазам — просто туннель, стены из чуть влажного камня. Я прищуриваюсь. Как же он это делает? Ага, множество одинаковых туннелей в различных Вероятностях. Совмещённых в один. Не новое решение, но как элегантно выполнено!

Интересно, почему, раз уж здесь столько выходов в разные миры, в этом месте нет ничего живого? Логичней было бы предположить наличие самых разнообразных монстров, не обязательно живых. Я снова прикасаюсь руками к стене, на этот раз веду уже направленный поиск. Испуганно отшатываюсь.

Камень ЖИВОЙ? Лабиринт РАЗУМНЫЙ?

Мои уши плотно прижимаются к черепу, откуда-то из горла вырывается не то шипение, не то пищание.

Это странное существо, раскиданное по многим мирам и реальностям, несомненно более сложное, чем нервная система человека или даже клетка эль-ин. И оно не терпит посторонних внутри себя.

Арр-Вуэйн останавливается, смотрит на меня вопросительно. Делаю успокаивающий жест и иду дальше. Он знает? Ну, разумеется, знает. Как же он добился, чтобы нас пропустили? И надолго ли это? Судя по напряжению в текучих движениях мужчины, не очень. В мою беспокойную голову вдруг приходит мысль, что сила воли этого странного человека — единственное, что не даёт нам быть… «переваренными». Ох. Наверное, положение совсем отчаянное, если он решился на подобные меры. Куда же я нас зашвырнула? И, главное, как? То, что так запросто делает дарай-князь, на порядок сложнее доступных мне игр с Вероятностью. Почему же мы до сих пор не выбрались?

Пытаюсь вспомнить момент своего поспешного бегства со станции.

Боль. Чудовищный (даже по меркам эль-ин) выброс энергии от погибающего симбионта, дикая, какая-то вихрящаяся чернота, снова боль, агония сжигаемой нервной системы.

СТОП.

Энергия. Это была не просто энергия. Уж кто-кто, а я должна была бы почувствовать разницу. Пальцы медленно холодеют, желудок скручивает дёргающим холодом. Нет, пожалуйста, нет.

Аррек резко поворачивается ко мне, с беспокойством смотрит в глаза. Эмпат, Целитель. Ну-ка, Антея, держи себя в руках, ты здесь не одна. Снова делаю успокаивающий жест, показываю на стены. Призываю лёгкий транс, отстранённое и безразличное спокойствие.

— Клаустрофобия.

Извиняясь, повожу плечами. Это даже не ложь, если подходить с технической точки зрения. Он понимающе кивает, идёт дальше, теперь в походке, в каждом движении чувствуется беспокойство. Ладно, Ауте с ним.

Итак, вот в чём дело. На какой-то страшный, ослепительно краткий миг я вновь стала полной эль-э-ин. Этого не может быть, но… Генетические эксперименты? На миг я окунаюсь в сверкающую заманчивость мысли. Возможность быть эль-э-ин без платы. Неужели наши генетики нашли этот путь?

Нет, нет, не то. Плата всё же была произведена. Это — моя разрушенная нервная система и гибель симбионта. Любая другая эль-ин скорее всего была бы мертва и сама. Но я… Не думать об этом, не думать. Не сейчас, когда каждая минута промедления убийственна. Вообще никогда.

Эль-э-ин. Да, тогда я действительно могла зашвырнуть нас так далеко, что даже дарай-князь не нашёл бы дороги назад.

Не думай…

Лучше исследуй это странное существо, внутри которого ты оказалась. Хотя нет, я не в том состоянии, чтобы проводить сложную перцептивную работу. Не хватало ещё потревожить Лабиринт. Лучше иди вслед за дараем и старайся думать поменьше. Думать тебе вредно, и если бы только тебе.

Мы уже не идём — бежим по узким туннелям. Освещение недостаточно даже для адаптированных глазных анализаторов, но дарай как-то умудряется ни разу не наткнуться на стену. Может, он их просто убирает со своего пути?

Вновь чувствую, как во мне поднимается паника. Скорость наша не так уж велика по сравнению с привычной для меня скоростью полёта, но закрытое пространство, нехватка информации для точной ориентации… Кошмар для любого эль-ин. Не-е-ет, я не буду изменять психику на «пещерный» лад. Не сейчас.

Аррек останавливается так резко, что я почти натыкаюсь на его спину. Перед нами стена. Стена? Похоже, перед нами бо-ольшие неприятности. Даже мне понятно, что если попытаться обойти этот камень через соседнюю Вероятность… В общем, лучше этого не делать. Вопросительно смотрю на дарай-князя. Тот отвечает совершенно непроницаемым взглядом.

— Антея-эль, здесь не пройти. Придётся просачиваться сквозь камень.

Просачиваться? Ауте, я думала это только слухи. Слегка качаю головой:

— Сожалею, дарай Аррек, эль-ин не владеют этим умением.

Поднимаю уши в знак сожаления, автоматически рисую сен-образ отрицания-грусти-спокойствия. И — быстрой вспышкой — предложение идти ему одному. Я уже почему-то не хочу смерти этого странного человека. Имеет ребёнок право на такой каприз? Последовательность — не моя стихия.

Кроме того, если он сможет вернуться домой без меня… Ну, тогда есть хотя бы ничтожный шанс предотвратить грядущую резню.

Его черты застывают. Каким-то образом я понимаю: только что нанесла оскорбление. Судорожно вспоминаю, что мне доводилось читать по аррскому этикету и социологии. Н-ну, в доисторические времена, ещё когда эль-ин принадлежали к этой расе, женщина вроде как считалась слабым существом, нуждающимся в поддержке, что, кажется, было обусловлено какими-то социальными факторами. Допускаю, что пережитки этого сохранились кое-где в глуши, где агрессивные внешние условия, ставка на физическую силу и культ материнства. Но арры? Они, конечно, известны культурным консерватизмом, но чтобы настолько?

Стоп. Этот олух считает себя ответственным за мою безопасность? Мою??? Кем он себя возомнил??? Да как он…

В зародыше давлю вспыхивающий гнев и делаю резкий выдох. Особенности сравнительной культурологии эль и дараев можно будет обсудить позже.

Слегка приподнимаю уши.

— Что вы предлагаете?

Дарай-князь всё так же напряжён. Что здесь, Ауте его возьми, происходит?

— Антея-эль, я смогу… «провести» вас сквозь стену, но для этого придётся пойти на физический контакт, — протягивает мне руку.

Слегка прищуриваюсь — кожа на идеальной формы кисти почти шевелится от обилия мерцающих на ней сен-щитов. Так, значит, он решил, что я предпочитаю смерть в катакомбах прямому физическому контакту с арром? Эти ребята действительно высоко ставят свой этикет. Интересно, как долго они с такими жёсткими установками продержались бы на Эль-онн периода Безумной Пляски? День? Не-е, меньше.

Но какую же степень ментального проникновения даёт дарай-эмпату неконтролируемое физическое прикосновение, если требуются столь жёсткие культурные нормы для защиты своей личности? Не хочу думать об этом, просто не хочу.

Аррек стоит неподвижный, почти неживой, всё так же протягивая мне руку, как мог бы, наверное, предлагать зло навеки. Или для него это одно и то же? Не всё ли мне равно?

Вкладываю свою ладонь в его. Реакция дарая даёт новую пищу для размышлений. Он как будто бы и не расслабил ни одного мускула, но вновь впустил в себя жизнь. Только сейчас соображаю, что всё это время человек не дышал, вообще не позволял себе никакого физического проявления чувств. Для него это так важно?

Холёные (как ему это удаётся после нашего ползанья в горах?) пальцы крепко и больно впиваются в мою руку. Резкий выброс силы пронзает всё тело, которое отзывается болезненной волной тошноты. Во что же я вляпалась на этот раз? «Извините, Целитель, а как просачивание сквозь стены сказывается на полусожжённой нервной системе?» Бред.

Арр-Вуэйн разворачивает меня лицом к шероховатой поверхности каменной глыбы и делает шаг вперёд.

Просачивание… Это действительно было просачивание — другого слова не подобрать. Мы не обходили атомы стены через соседние пространства, нет, просто наши частицы прошли мимо чужих частиц, и всем вполне хватило места. Как, во имя милосердной Ауте, он это делает?

Резко высвобождаю руку и некоторое время стою, прислонившись к прохладному камню, пытаясь совладать с бунтующим желудком. В любой другой ситуации ни за что не стала бы гасить естественные реакции организма, но у меня слишком мало материи для восстановления, чтобы позволить себе дополнительные потери.

— Антея-эль?

Игнорирую. Целитель мне сейчас не нужен. Как это ни удивительно, но в полном порядке — физически. Но… на какое-то мгновение я потеряла ориентацию. Совсем. Эль-ин, ничего не понимающая в том, что она чувствует, — шутка, достойная Ауте. Высокая леди на этот раз решила щедро одарить меня своим бесценным вниманием.

Поворачиваюсь к дарай-князю. На лице его выражение невозмутимости. Короткий взмах рукой в сторону туннеля, сен-образ ограниченности-во-времени.

И снова бесконечное скольжение по тёмным коридорам этого удивительного живого-разумного существа.

Всё кончилось так внезапно, что вначале я даже не поняла, что же вокруг изменилось. Камни вдруг становятся самыми обычными камнями, истончения в грани Вероятности — просто порталами, вода, по колено в которой мы шли, — просто водой, а мягкое сияние — светом, пробивающимся с поверхности. Но самое главное — исчезает напряжение в походке дарая. День назад я бы даже во всеоружии своей обострённой перцепции не заметила разницы, но сейчас я абсолютно уверена, что он расслабился. Точнее, перестал тащить на себе груз, сравнимый со всей той толщей, что находится над нами. Мы покинули пределы владений Лабиринта и вновь вышли в обычную Вероятность.

Спасибо тебе, Изменчивая.

Всем телом ощущаю близость выхода на поверхность.

Водопад мягкими, слегка шелестящими складками, точно занавес, закрывает проём пещеры. Арр-Вуэйн, не оглядываясь, делает шаг в это сияющее великолепие. Посланный им разведывательный импульс эхом мечется, отражаясь от стен. Чтобы арр вышел, не прощупав предварительно обстановку снаружи? Никогда. Защитные механизмы этой расы на свой манер столь же сложны и многогранны, как и у эль-ин. И почти говорят об обстановке, в которой ребята живут. Ауте имеет множество лиц, и эль-ин не настолько наивны, чтобы полагать, что она являет их лишь им одним.

Скользящим движением, слишком быстрым, чтобы успеть промокнуть, вылетаю из пещеры на тёмную гладь озера.

Три огромные луны на мягкой черноте небосвода. Никаких звёзд. Лёгкая рябь на идеально гладкой поверхности воды, ветви деревьев, склонившиеся в изящном поклоне. После сенсорной изоляции пещер красота обрушивается на меня болезненным ударом, прохладно-мягкие запахи кружат голову.

В замедленном, чувственно-томном темпе скольжу по поверхности, впитывая дикую прелесть. Наверное, это самое близкое к счастью ощущение, которое у меня было за последние годы, — чистая радость наслаждения красотой. Каждый мир имеет свою музыку, своё дыхание. Изменяю ритмы организма, чтобы лучше слышать его мелодию.

Время умирает…

…в танце.

И танец безмолвных лун отражается в шёлковой глади воды. Наверное, такого это небо ещё не видело. Наверное, больше и не увидит. Но до тех пор, пока это место существует в Вероятности, оно будет помнить о танце Антеи Дериул. Чистая магия рождается сегодня над тихими водами. Но магия эта не для меня — она уже принадлежит Озеру.

Через мгновение бесконечности я выхожу на твёрдую поверхность. Мышцы ломит приятной истомой. Секрет скольжения над водной поверхностью не в скорости, а в координации. Если ты достаточно проворна и быстра, поверхностное натяжение не даст тебе упасть. Никогда не понимала, почему среди эль-ин это считается трудным. Мы умеем двигаться гораздо быстрее. Ничего сложного.

Призрачный свет выползает как-то исподтишка, почти ощутимый физически. Как ватное одеяло.

Уже рассвет? Сколько же я протанцевала? Если судить по ощущениям тела — не один час. Ох, дарай…

Он сидит на земле, обхватив колени руками, и задумчиво смотрит на светлеющее небо. Лёгкое дрожание воздуха подтверждает, что арр проверяет те изменения, которые я вызвала в этом мире. И кажется, то, что он ощущает, не приводит дарай-князя в восторг. По крайней мере, он очень старается не встречаться со мной глазами. Я его напугала? Ауте, да я и себя напугала! Такого неконтролируемого взрыва эмоций у меня не было уже много лет. Напряжение последних дней сказалось. Если уж для моей сверхадаптивной даже по меркам эль-ин психики понадобилась подобная разгрузка…

И я не собираюсь стесняться! Вот ещё!

Хотя потеря контроля, конечно, непростительна.

Что ж, эмоционально я чувствую себя лучше. Может, не буду срываться на арр-князе по поводу и без повода. Но вот физически…

Ноги предательски дрожат, в голове пусто. Земля вдруг накреняется куда-то в сторону, и я неуклюже плюхаюсь вниз рядом с дараем. Мамочка, как же я теперь пойду?

Скашиваю глаза на Аррека. Тот всё ещё усиленно старается меня не замечать. Да что это с ним?

Дипломатичный ты мой.

— Антея-эль, мне необходим отдых. Преодоление Лабиринта отняло много сил. Вы не против, если мы остановимся здесь на некоторое время? — У него определённо что-то не в порядке с голосом. Простудился? Это с его-то иммунной системой?

Благодарно склоняю в его сторону уши.

Однако за время нашего знакомства человек сделал большие успехи. На этот раз у него хватило тактичности не высказываться вслух относительно моей беспомощности и уж тем более не предлагать помощи. Даже не сделал замечания относительно потерянного мной времени. Если не смотреть на него, можно даже предположить, что это сказал эль-ин.

— Это было бы чудесно, дарай-князь арр-Вуэйн. Благодарю вас за ваше терпение.

Вытягиваюсь прямо на земле и блаженно закрываю глаза. Мне не холодно и не жарко — лёгкий ветерок с Озера именно той температуры, которая идеально соответствует настроению. Тонкие ветви деревьев склоняются, закрывая меня от чужих взоров. Впервые за очень долгое время я засыпаю с чувством абсолютной безопасности — ничто и никто не посмеет вторгнуться в магию этого места, оберегающую создательницу. У эль-ин свои защитные механизмы. И кто сказал, что они менее совершенны, чем знаменитые рефлексы арров?

Пряный экзотический запах проникает в мои сны. Медленно открываю глаза и осматриваюсь…

Дарай арр-Вуэйн сидит скрестив ноги у небольшого костра и с видом заправского кулинара поджаривает кусочки фруктов. Фрукты левитируют над огнём.

— А не проще ли было бы провести термообработку при помощи пирокинеза? — Только ляпнув эту бестактность, соображаю, что я сказала это вслух. Напрягаюсь в ожидании заслуженного гнева.

Аррек поворачивается и одаривает меня проказливой мальчишеской улыбкой. Как будто солнышко вышло из-за туч и осветило чужие черты. Он не сердится?

— О, вы затронули старый спор. Конечно, так было бы гораздо проще. Но… Вам никогда не приходилось слышать анекдотов об аррах и традициях? Это — просто классический случай. Еда должна готовиться на костре.

Я не хотела смотреть на него с таким идиотским выражением. Честно. Но… Ведь даже арры не могут быть настолько консервативными? Ведь не могут, правда? Мне же вести с ними переговоры… которые должны изменить весь ход истории. Ауте, помоги мне!

Дарай широко улыбается, затем хохочет. Искренне так. Я зачарованно смотрю на веселящегося князя. Интересно, все они такие? Психи.

Даже если б от этого зависела моя жизнь, я не могла бы определить, что сейчас чувствует и о чём думает Аррек. И что он выкинет в следующий момент. Ничему не позволено прорваться на поверхность, у него железный самоконтроль. Других людей, даже арров, даже дараев, я научилась «читать». Но не его. Арр-Вуэйн совершенно непроницаем.

Зато если он показывает какие-то из своих чувств, они неизменные. Он может лишь контролировать эмоции, но не изменять их. И в этом есть нечто завораживающее. Странное, звериное, но — завораживающее.

— Не нужно так удивлённо смотреть, эль-леди. На самом деле за каждой нашей традицией, сколь бы идиотской она ни казалась, много боли и очень много крови.

Улыбка исчезает. И сам он будто исчезает отсюда. Куда-то очень далеко.

— В конкретном случае всё связано с «дикими» мирами. Слишком много арров погибло из-за того, что в них заподозрили чужаков вообще и чародеев в частности. Люди не любят колдовства — это общее правило, и вы были бы удивлены, узнав, сколь многое они могут подразумевать под термином «колдовство». Поэтому мы с раннего детства вырабатываем привычку обходиться, если это возможно, традиционными способами. Мало ли кто увидит?

Я не свожу глаз с порхающего завтрака и сияющей кожи дарая, чуть удивлённо приподнимаю брови. Он выглядит почти… смущённым?

Не-е. Только не Аррек.

— Ну, это место кажется безопасным. Я позволил себе немного смошенничать.

И смотрит так, словно просит прощения. Ауте. Я никогда не пойму людей, никогда.

Есть существа, которые могут бежать быстрее, есть и такие, что умеют оставаться более незаметными, но никогда ещё девственным лесам этого мира не приходилось видеть такого движения.

Мы скользим среди исполинских стволов с грацией, недоступной для тех, кто ограничен тесными рамками естественной эволюции. Если мы и производим какой-то шум, то слишком тихий, чтобы я могла его уловить. Ритмы моего организма идеально сливаются с пульсом диких джунглей, арр же слишком хорошо экранируется, чтобы выдать себя каким бы то ни было способом. Забавно, мне лишь сейчас приходит в голову, что мы оба делаем это совершенно автоматически. Рефлексы, как сказал бы мой спутник. Наши рефлексы много могут рассказать о тех мирах, откуда мы пришли.

Мои ноги слегка удлиняются, суставы изменяют угол, бёдра становятся чуть шире. Других изменений не понадобилось — организм и без того идеально приспособлен для длительных и выматывающих физических нагрузок, а у меня нет сил для экспериментов. Только необходимый минимум.

Редкие лучи света, пробивающиеся сквозь густые кроны, кажутся почти осязаемыми. Пятна и полоски сливаются в один неразличимый «растительный» фон, на котором чётко выделяются «животные» ауры. Скорость слишком велика, чтобы полагаться только на зрение, но я наслаждаюсь чёткостью восприятия. Мир вокруг кажется таким реальным, будто каждая веточка, каждый листок на много километров вокруг касаются моей кожи. Эффект контраста. После пресловутого путешествия по пещерам я несколько по-иному смотрю на проблему достаточности информации.

Дыхание леса бьётся в моём теле ровным приливом, его жизнь-смерть окатывает меня одуряющей волной. Разум широко открывается навстречу красоте, движения нового танца трепещут на кончиках пальцев. Я не бегу — сама сущность дикого и нетронутого мира несёт меня в нужном направлении, радостная от того, что может услужить мне.

Замечаю изменение (нет, перемещение. Аррек не изменял тот мир, он просто перешёл в новый) ещё раньше, чем оно началось. Вокруг всё те же деревья, всё то же буйство жизни-смерти, но что-то окатывает меня, точно ледяная вода. И, как вода изменяет чувствительность кожи, заставляя её адаптироваться к новой температуре, так и чуждость этого мира заставляет меня резко, слишком быстро, чтобы это можно было заметить со стороны, изменяться. По телу пробегает всплеск дрожи, ощущения почти на грани боли — и вот уже новый мир качает меня в своих любящих объятиях.

Бежим.

Перемещения следуют одно за другим всё быстрее и быстрее. Вероятности сливаются в сплошной поток. Влажные джунгли сменяются гигантскими, в фиолетовой листве, деревьями, затем чем-то колючим, но очень приятным на взгляд и на запах, что плавно перетекает в хвойный лес, застывший где-то в начале осени.

Такой темп давно убил бы любого другого эль-ин, даже Танцующей с Ауте пришлось бы худо при столь кардинальных перестройках самих основ организма, но я чувствую лишь эйфорию, возбуждение, радость с оттенком боли. Каждый из этих миров не просто меняет меня — они оставляют во мне частичку себя, какое-то глубокое потаённое знание, скрытую силу, которая позволит мне всегда найти их, если в том возникнет необходимость. Я познаю их — пусть поверхностно, небрежно и мимолётно, но и этого достаточно, чтобы никогда не спутать один с другим.

Голова кружится, тело ощущается как что-то далёкое и чужое, новый толчок энергии достигает апогея и… что-то ломается глубоко внутри. Ломается? Нет, напротив, становится вновь цельным, что-то очень важное. Окружающее вновь делается чётким, кристально ясным. Полным. Я вновь воспринимаю множественность измерений.

Дарай останавливается так резко, что я чуть не врезаюсь в него. Ух, это становится уже почти привычкой. Трясу головой, пытаясь восстановить дыхание. Когда это я успела так запыхаться?

Стоим нос к носу на залитой бледным светом полудюжины лун поляне. Мои босые ноги по колено утопают в белых цветах, тонкий и чуть уловимый запах щекочет ноздри, ветер шевелит непокорные пряди волос.

Медленно раздвигаю границы боли, в которые сама же себя заключила, чтобы не препятствовать восстановлению. Аккуратно, точно проверяя ещё не окрепшие крылья, расправляю свои ощущения. Ах, вот и граница. До полного выздоровления ещё ох как далеко. Значит, чувствовать чувствуй в своё удовольствие, а вот делать что-нибудь серьёзное не моги. Ну, не больно-то и надо. Всё равно главное оружие танцовщицы именно её ощущения. Остальное… Нет, скорее бы я смогла летать. Не могу больше без неба. До чего надоела эта грязная глыба под ногами.

Раскидываю руки в стороны и смеюсь. Ауте, как же хорошо. Смеюсь? Когда же я в последний раз вот так искренне смеялась? Очень, очень давно.

Ловлю взгляд дарай-князя. Понял, что произошло, понял, что каким-то образом я ускорила процесс восстановления, и будь я проклята, если знаю, что он по поводу этого думает. Эмпатические щиты точно вакуумные пробки.

Аррек стоит в мерцающем свете огромных призрачных лун, излучая собственное серебристо-нежное сияние, красивый и нереальный, как видение. Нет, хуже видения. Даже сейчас, восстановив чувствительность, я не могу читать в этих странно посаженных серых глазах. А значит, никому из эль-ин это не под силу. Можно подумать, что его здесь нет. Полная, совершенная неподвижность. Ветер развевает волосы (как всегда, безупречно уложенные), идеально чистую и свежую одежду, но всё это лишь подчёркивает нереальность происходящего. Ни дыхания жизни, ничего.

Ауте, но как же он всё-таки великолепен! Тигр, о тигр…

Что-то есть в этой перламутровой, мерцающей коже, в темноте волос, в линии ключицы, что заставляет наслаждаться им, точно великолепным произведением искусства.

Застывшей в камне статуей.

Мёртвой.

Ненастоящей.

Я замираю. Почти забытый страх перед силой и непостижимостью этого существа снова поднимается удушающей волной и застывает в горле. И оттого, что он видит мой страх как на ладони, лучше не становится.

Уши в страхе прижимаются к голове.

А потом всё кончается. Жизнь возвращается к нему, заполняя ставшее вдруг снова гибким и быстрым тело. И я вновь могу видеть это не только глазами.

Ничего не изменилось в позе или в наклоне головы, но я знаю, что он рад. Рад тому, что я восстанавливаюсь, моей новообретённой цельности. И что ему доставляет удовольствие смотреть на мою ауру, какой она сейчас стала.

Слава Ауте, человеку хватило такта не извиняться вслух. Сейчас мне почему-то совсем не хочется вызывать арр-князя на дуэль. Некое тайное предчувствие подсказывает, что шансов победить будет немного. Ну, если он подумал, что я трусиха, и не высказал эту мысль вслух, это ведь не считается оскорблением, даже среди людей, правда?

Будем надеяться.

Подаю ушами знак, что готова в путь. Сен-образ недостаточности времени — всё предельно чёткое и простое, как если бы я разговаривала с маленьким ребёнком. В ответ получаю короткий кивок, непроницаемый взгляд, и мы вновь срываемся с места, наши движения легки и безупречно отточены.

Я никогда его не пойму…