Тамо далеко (1941)

Глава 8 — Чужие среди своих

На радостях от избавления забили трех коз, раскупорили два бочонка с вином и устроили праздник: весело трещал огонь, кипела мясная похлебка, звенели песни. Поляна, где мы стали, хранила следы недавних костров — не одни мы такие умные сподобились удрать из Боснии, ставшей Хорватией.

И не только удрать — летом по всему бывшему королевству гремели выстрелы и рвались гранаты, в особенности после того, как коммунисты призвали к вооруженной борьбе и совместно с четниками отбивали города и веси. Так что наш поход только слабый ручеек в том потоке, что затопил страну.

Хотя не такой уж и слабый, всего набралось двадцать пять человек, которых я, Бранко и еще один служивый с опытом пытались превратить в подобие отряда. Казимираса бы сюда Гедиминовича, уж он сразу бы привел всех к нормальному бою, большой мастер, не зря старшинские погоны носил.

Ладно, чтобы не предаваться пустым мечтаниям, я перевернулся на пузо, подоткнул поудобнее солому и, угнездив голову на сложенных один на один кулаках, принялся глядеть вниз, на поляну, где наевшиеся беженцы даже завели большой хоровод — коло. И пофиг, что с неба время от времени накрапывает.

Хорошая жизнь настала. Не гонятся за нами усташи, есть еда, есть оружие, тепло… Ну дождик, но от него можно укрыться под деревьями или вообще построить шалаш. Тем более, что капать перестало, как только стемнело.

А потом ветер разогнал последние тучи и в черноте засияли крупные звезды. Я перевернулся на спину, устроил винтовку рядом и раскинул руки, глядя на дрожащий свет огоньков на небе. Стоило так полежать минуту-другую, как появлялось ощущение, что ты паришь, в точности как Ломоносов писал, «раскрылась бездна, звезд полна, звездам несть числа, бездне — дна».

Но полета не случилось: прошуршали по траве легкие шаги и где-то рядом раздался тихий голос Живки, симпатичной девицы, пришедшей с нами из-за Дрины:

— Не спишь, Марко?

— Не сплю, — удивленно ответил парень.

— А что так?

— Звезды считаю…

Ага, не один я горазд в небо таращится.

— А давай я с тобой тоже посчитаю?

И прежде чем Марко успел что-либо ответить, Живка, судя по звукам, улеглась рядом с ним и чмокнула в щеку.

— Эй, ты что делаешь?

— Звезды считаю, — смеясь ответила девушка и тихо добавила: — А ты красивый…

Ну да. Что Марко, что Сабуров — сероглазые блондины, молодые-красивые. Да еще из-за наших тренировок в хорошей форме.

— Ты тоже, вон коса какая.

— Ты лучше.

— Почему?

— У нас все парни черные, а ты светлый. И глаза у тебя, как серебро.

Чуть было не вякнул младшему, что комплименты он должен говорить, а не женщина, но, похоже, названный братец не растерялся и сам — Живка счастливо ойкнула.

Вскочил и свалил подальше, чтобы не мешать. За спиной сперва встревоженно затихло, а потом раздались смешок, звяканье пряжки ремня и шуршание юбок.

Утром, когда проснулся, винтовки рядом не оказалось.

Я пошарил вокруг, но вместо деревянного ложа или стального ствола нащупал сапоги. Что характерно — не мои, а совсем-совсем чужие. Поднял глаза и как-то сразу вспомнил вице-фельдфебеля Мишку Лещенко с его воплем «Рота, подъем!»

— Вставай, вояка, — слегка пнул меня мужик в полувоенной форме.

Пришлось подняться, отряхнуть прилипшие травинки, заправиться и валить вниз, на поляну.

Там уже распоряжался высокий и широкоплечий офицер с тонким носом и редкой бородой. Волосы он явно отпускал, но они пока не достигли состояния «патлы» и вылезали из-под шайкачи с королевской эмблемой, до половины прикрывая уши.

Его люди, обмундированные в полувоенном стиле Абдуллы из «Белого солнца», при этом все, как один, с кокардами, сгоняли мужчин из нашего каравана в подобие строя. Втолкнули в шеренгу и меня. Следом привели и поставили рядом Марко, на его лице поначалу блуждала мечтательная улыбка, но вскоре ее сменил тревожный взгляд.

Я застегнул ворот, одернул куртку и проверил, на месте ли пистолет. Младший заметил мое движение, одобрительно подмигнул и одними губами сказал «я тоже». Молодец парень, отличный боец вырастет.

Если не убьют, конечно.

Хрен его знает, что это за вояки, тут сейчас по стране куча самых разнообразных формирований в диапазоне от регулярной армии до разбойничьей шайки. Но вперед вышел офицер, поправляя висящий на груди шмайсер:

— Я поручник Янко Милутинович. Мы, Югославская армия на родине под командованием полковника Драгутина Михайловича, ведем борьбу с оккупантами. Все, кто служил или годен для службы в королевской армии, должны вступить в наши ряды. Мы четники, мы не будем распыляться на мелкие атаки, а нанесем немцам мощные решительные удары.

Солнце понемногу поднялось над окружающими поляну деревьями и в его лучах засверкали сапоги оратора. Я еще подивился — полная форма, да еще выглаженная, да начищенные до зеркального блеска сапоги плохо сочетались с торчащими во все стороны прядями волос.

— Кто желает вступить в отряды четников, шаг вперед.

Примерно половина шагнула сразу. Я окинул взглядом их, потом оставшихся стоять и нахмурился — не хватало как минимум пятерых из небольшого отряда, пробившегося из Боснии.

— Почему наши не все? — шепнул я.

— Сбежали ночью, — так же тихо ответил стоявший сбоку Бранко.

— Тихо! — прикрикнул офицер. — Вы почему не шагнули?

— Семья… мать больная… я нездешний… куда мне воевать… хромаю… — нестройно загомонили нерешившиеся.

— Ты? — офицер подошел к стоявшему на правом фланге Луке.

— Наш отряд в Боснии, господин поручник, — вместо Луки хладнокровно ответил Бранко. — Беженцев мы довели, теперь обратно.

Я чуть не подпрыгнул — какой отряд, о чем он? Но промолчал, подумав, что если Лука и его братец действительно коммунисты, то вряд ли они вступят в четницкий отряд.

Милутинович едва заметно кивнул, сделал два шага и остановился напротив меня:

— Ты?

— Кадет 1-го Русского великого князя Константина Константиновича корпуса! — отрапортовал со всей возможной серьезностью. — Возвращаюсь к месту службы, в Белу Цркву!

— Ну и отлично, — кивнул поручник. — Мы завтра как раз выступаем на Каменицу, оттуда совсем рядом.

— Да нет там никакого корпуса, — угрожающе проворчал из-за его спины косматый бугай. — Врет он все.

Я аж обомлел — это как, то есть корпус, то нет, я что, второй раз попал?

— Ничего, дойдем до Пецка, пошлем связного, проверим, за день обернется, — процедил офицер.

Какой, нахрен, день? Где мы, и где румынская граница? И тут до меня дошло: название-то не уникальное, Белая Церковь даже на Украине есть.

— Виноват, в Беле Цркве на Нере, под Вршацем!

— Под Вршацем? — обернулся Милутинович к своим, получил утвердительный кивок и шагнул дальше, к Марко.

— Годами не вышел, — улыбнулся Марко.

— А винтовка у тебя была, — нахмурился поручник.

— Больше некому было, а тут вон сколько мужиков годных!

Тем временем наредник построил и увел добровольцев, а к оставшимся понемногу подтянулись прочие воины Милутиновича. Ну чистая махновщина — вместо сапог галифе заправлены прямо в шерстяные носки, пулеметные ленты навешаны крест-накрест, но вот ни одного пулемета что-то не видно.

Военная форма присутствовала вразброс, примерно как горский костюм у Труса, Балбеса и Бывалого: у одного бриджи, но с вязаным жилетом и гражданским пиджаком, у другого китель, но с крестьянскими шароварами, у третьего форменная шайкача, но не с армейской, а с национальной сербской кокардой, двуглавым орлом.

Ладно, хрен с ними, со шмотками, партизанам все сгодится, лишь бы воевали хорошо.

Четники расспрашивали новичков, искали родню и знакомых, подшучивали…

— А что у тебя, момче, рожа такая немецкая? — сощурил на меня глаза невысокий живчик в шайкаче и с крупным православным крестом на шее. — Есть у меня сомнение, что ты, мил человек, немачок…

На волшебное слово немедля подтянулись и другие четники.

— Точно, на немца похож, — гудел один.

— Да брось, Павло такой же, он что, тоже немец?

— Немец-немец, — насупился детина, что ворчал за спиной поручника, — я немцев да турок насквозь вижу!

И подошел почти вплотную.

Плохие зубы и еда с чесноком создали косматому убойное амбре изо рта, меня чуть не замутило, а он тем временем сгреб и сжал мой ворот в кулаке.

Эвона как. Ладно, как учили — сжал обеими руками его обшлаг с двух сторон и резко дернул от себя, освобождаясь от захвата. Косматый недоуменно посмотрел на свою пустую пятерню, взревел и хотел было мне врезать по уху, но я не стал дожидаться, а просто двинул ему коленом по яйцам.

— Уймись, дядя.

— Кучкин сын, немецка рожа! — согнулся пополам бугай. — Бейте немца, братья!

Двое или трое шагнули в мою сторону.

— Эй, — выставил вперед руку Марко, — это мой брат, какой немец?

— Ты тоже немец, — хрипел косматый.

— А ну назад! — встал к нам Бранко, а следом за ним и Лука. — Придумают тоже! Владо нас из Боснии выводил, с первого дня с нами! Скольких усташей побил, сколько оружия взял! Кого хочешь из беженцев спроси!

Четники зашумели, и понемногу угомонили сторонников косматого. Тот отлежался, встал и на полусогнутых побрел к поручнику, не переставая ругаться сквозь зубы.

— А ты молодец, Джина не испугался, — похлопал меня по плечу наредник.

— Кого? — только джинов мне тут и не хватало.

— Бубку Шопича, его в округе все знают, а Джином за рост и силу кличут.

А, ну да, джин на сербском это же вроде синоним исполина.

— Куришь? — наредник протянул мне вышитый кисет.

Я отказался и вернулся к своим, вернее, к Марко, снова принявшему вид обожравшегося сметаной кота. Пнув младшего в бок, спросил об успехах с Живкой и полюбовался, как его от шеи вверх заливает красная волна.

— Ну… у меня первый раз… — смущенно выдавил братец и вдруг повернулся ко мне. — А ты умеешь? Научи, а?

Я обнял парня и встрепал ему волосы.

— Обязательно.

До Каменицы Милутинович довел отряд за день, даже несмотря на то, что идти пришлось вне больших дорог, по лесам и холмам Сербии. К моему удивлению, расположились не в каком-нибудь лесном лагере с землянками, а прямо в домах, в деревне, где уже стояли несколько отрядов во главе с офицерами. Рядовых четников определяли на постой в беленые хаты-плетары или избы-брвнары с высокими крутыми крышами под дранкой или досками. Золотопогонники заняли каменные дома исключительно под черепицей или даже железом. А таковых на всю деревню было по пальцам одной руки: поповский, учительский, лавочника, да местного общинного начальника. Так что принцип цветовой дифференциации штанов четники соблюдали неукоснительно. Мы же устроились не в доме, куда помимо нас определили еще пять человек, а на сеновале, где посвежее и попросторнее.

Два дня сытые и довольные господа офицеры вели среди нас буржуазную пропаганду. Себя, как я уже знал, они называли «Югославской армией на родине», что предполагало, что где-то еще есть и другая Югославская армия, но о ней почему-то не говорилось ни слова. Втирали про Равногорское движение — «За короля и Отчизну» (и если со второй частью согласны были все, то вот насчет первой сильно сомневался Бранко, да и не он один). Нахваливали Драгутина-Дражу Михайловича, основателя того самого движения. Ну этот хоть сумел по себе след оставить — помнили и в мое время, правда, собачились хуже, чем про генерала Власова. Одни говорили, что Михайлович герой и вообще спас всю страну и народ. А также выхваченных из-под носа у немцев американских и английских летчиков, сбитых над Югославией. Другие говорили, что Дража натуральный коллаборационист, договаривался с итальянцами и немцами, лишь бы придушить партизан-коммунистов и правильно его Тито расстрелял в сорок пятом. В Югославии Вторая Мировая вообще прошла в форме гражданской, а местами войны всех против всех. Помимо оккупантов (немцев, итальянцев, болгар и венгров), помимо партизан, усташей и четников, помимо Русского охранного корпуса, тут еще и сербы поделились на кучу лагерей. Например, недичевцы — бывший военный министр Недич возглавил гражданское управление в оккупированной стране. А его подручный Летич так вообще благословил формирование Сербского легиона СС. Или вот в полунезависимых Словении и Хорватии организовали вроде как регулярные войска — домобранство.

И, разумеется, в этой каше постоянно случались переходы из одного лагеря в другой, невзирая на взаимную ненависть руководства. Ну, так мне рассказывали, когда я в девяностых в Боснии воевал. Тот еще зоопарк, одним словом, чисто как у нас в Гражданскую.

Помимо политинформаций, нас собирали на прослушивание радио. Да-да, на подоконник управы выставляли радиоприемник, из которого вещало… БиБиСи. Нет, не Сева Новгородцев, к сожалению, а югославское правительство в изгнании. Мировые новости вроде подписания Атлантической хартии, королевские воззвания и, внезапно, списки сербов, сотрудничающих с оккупантами. Типа — вот они, бейте их, люди!

Луку с Бранко новости не радовали — Киев еще держался, но немцы уже на подступах к Днепропетровску и Смоленску, и непобедимая Красная армия откатывается на восток. А усташи продолжают резню сербов, в одной только Глинской церкви убили больше двухсот человек. Известия, в целом, весьма поганые, и мы, возвращаясь на сеновал, их даже не обсуждали.

Лука с его идеями мгновенного восстания пролетариата по всей Европе притих и только рвал зубами кукурузный хлеб и куски свинины, будто это фашисты.

— Тяжело… — проворчал Бранко. — Если Советский Союз не выстоит, нам тоже конец.

— Не боись, будет трудно, очень трудно, но мы выстоим, — утешил я товарища. — Но нам тоже надо помочь, нечего сидеть без дела.

— А как мы поможем, если четники у нас даже оружие отобрали?

— Значит, надо добыть оружие. Где тут ближайшие немцы?

— Валево под ними.

— Вот туда и надо наведаться.

— Давай я туда схожу, разузнаю? — вылез Марко.

Парень обернулся к вечеру, по его словам выходило, что вся округа контролируется четниками и партизанами, а в самом Валево засел немецкий батальон и сейчас оккупанты заняты постройкой блок-постов и бункеров на въездах. Марко еще нарисовал пару схемок, и по всему выходило, что есть шанс разжиться оружием на ближайшей к нам точке, скрытно подойдя через городское кладбище.

Дождавшись когда четники в доме захрапят, мы вчетвером выскользнули из села и отправились в сторону Валево. Оружия у нас набралось два пистолета, да нож, да Лука внаглую стырил винтовку одного из четников, но я больше надеялся на Марко и на выстрел из вальтера в упор.

Ходить ночью по горам и лесам дураков нет, мы топали по проселочным дорогам, сторожко останавливаясь при каждом постороннем звуке, но добрались еще до рассвета, в полном мраке. Шататься среди могил мне не привыкать, я вывел группу к последним памятникам, откуда мы разглядывали чернеющие в ночи основание блок-поста, сложенное из камней. По месту прикинули пути отхода, распределили роли и ползком перебрались в невырубленные пока кусты у самой дороги, метрах в двадцати от недостроенного пулеметного бункера.

Начали после предрассветной смены караула — Марко подошел почти к самому блок-посту и артистично заплакал, когда ему навстречу выбрался полноватый немец. Да, про метод я где-то читал, но мы его отшлифовали в Боснии и дальше Марко заученно споткнулся, падая прямо на караульного.

Не сильно готовый к такому повороту Бранко дернулся, чуть было не испортив все дело — немец обернулся на шорох и уже начал открывать рот, но Марко пальнул сквозь одежду. Как и в Илияше, глухой звук никак не походил на выстрел, и камерады убитого только высунули головы над бруствером, посмотреть, что это там бумкнуло.

И тут этот, мать его, студент швырнул гранату — и откуда он ее взял!

Пока опадал караульный и летела лимонка, я, не иначе как с отчаяния, что все пошло наперекосяк, заорал «Volle Dekung!»

Дисциплинированные немцы четко выполнили команду «Все в укрытие!» и присели.

А меня как подбросило и я рванулся вперед.

Потом уже, разбирая произошедшее, подивился — похоже, мозг за считанные доли секунды успел определить, что я нахожусь в мертвой зоне: при взрыве внутри блок-поста осколки пойдут вверх и в стороны.

Граната ухнула внутрь недобункера, металлически звякнув по каске или оружию.

Внутри екнуло, дернулось и на меня заполошно выпрыгнул самый сообразительный немец, роняя на ходу пилотку и широко расставив руки.

Его-то я и приголубил рукояткой пистолета. Немец только беззвучно открыл рот, сверкнул железным зубом и свалился под ноги.

А вот взрыва, против ожиданий, не последовало. Вместо него послышались возня, сдавленные ругательства и граната вылетела обратно, хорошо хоть не в нашу сторону.

— Сдавайтесь! — рыкнул я. — Или брошу вторую!

Но в бункер уже запрыгнул Бранко с ножом.

Он же добил и оглушенного мной немца.

Похватав оружие и снаряжение, мы крупной рысью понеслись вниз по склонам, к долине Яблоницы, а потом резко свернули направо, в лес. Там-то Бранко сбросил пулемет на землю и мы вломили Луке в четыре руки — нехрен проявлять инициативу и рушить весь план! Взорвись граната, так весь гарнизон вскочил бы по тревоге! Сука, Лука старше Марко года на четыре, а мозгов — как у десятилетнего!

Весь день крались полями, лесами и огородами и в Каменицу вернулись среди ночи, с ходу налетев на четницкий патруль. Но ничего, разобрались, разошлись и, наконец, повалились спать на сеновале.

Только для того, чтобы утром нас грубо растолкали и поволокли на правеж.

Ну как «повололкли»… Весьма неспособно волочь людей, у которых на четверых три карабина, шмайсер, три пистолета и пулемет. Потому присланные за нами ограничились передачей приказа и повели к поповскому дому.

А следом повылезали и другие четники — они уже прослышали про удачный налет и подбадривали нас выкриками и жестами, так что до площади посреди деревни мы добрались в центре небольшой толпы человек в пятьдесят, и еще следом набегали опоздавшие.

На крыльцо вышел капитан и, несмотря на лощеную внешность, обрушил на нас поток такой брани, что я и не слышал прежде — слова-то все знакомые, но вот ударения и сочетания… И негодяи мы, что ушли без команды, и мерзавцы, что напали на немцев, и сволочи, что переполошили весь гарнизон Валево, и подонки, что подвели под удар отряды четников и еще многое другое. Выплеснув всю порцию утреннего раздражения, капитан, дернув острыми усами, потребовал сдать оружие.

— Я те щаз сдам, — вызверился Бранко, отодвигая пулемет за спину. — Добудь сперва, а потом командуй.

Капитан чуть не лопнул от возмущения, но дружный гул четников заставил его изменить намерения:

— Вы все знаете, что Валево окружено! И что мы пойдем на штурм, как только получим приказ!

— И долго еще ждать? Неделю здесь торчим! А мы две! Да за это время до Белграда обернуться можно! — послышалось из толпы.

— Необходим приказ командования! — повысил голос капитан. — Или будет как с отрядом капитана Дреновича! Он взял Мрконич-Град, но через день его выбили с большими потерями! Поэтому нужно дождаться благоприятного момента!

— Ну да, — буркнул Бранко под нос, но так, чтобы его услышали окружающие. — На перинах, со жратвой и ракией.

Четники зашумели — им-то, в отличие от офицеров, назначено спать на жестких лавках, в лучшем случае на сене, а ракию они видели только в кафане, за большие деньги. Да и с кормежкой у них явно было похуже, чем у господ в сером сукне.

— Мы на войне! — надрывался капитан, покраснев, как рак. — Мы не можем воевать каждый сам по себе.

— Хорошо устроились, — прошел шепоток. — Воюем с Германией, но сидим и ждем. А в Черногории коммунисты итальянцев прогнали!

— Коммунистам веры нет! Они против короля! И продадут Сербию своему… Коминтерну! — выплюнул капитан.

Удивительно, но в паузе между «своему» и «Коминтерну» я отчетливо услышал проглоченное «жидовскому».

На подмогу капитану из поповского и соседнего домов подошли еще офицеры и общими усилиями разогнали импровизированный митинг. Про отнять у нас оружие на фоне столь явно выраженного настроения рядовых бойцов, речи уже не шло.

— С четниками каши не сваришь, — резюмировал Лука, когда мы вернулись на почти родной сеновал. — Надо искать коммунистов.

Надо, да где? Бранко вздохнул и занялся пулеметом, а я — шмайсером, поэтому Лука собрался было политически просвещать Марко, да только малой сунулся ко мне:

— Я отойду на часок?

— Чего вдруг?

— Ну… это…

— Да не мнись ты. Говори нормально!

— Живку видел, они сюда добрались.

— А, ну пошли, провожу, только винтовки оставим.

— Зачем?

— А чтоб по одному нас не подловили и не отобрали.

На месте, где только что стоял Марко, только соломенная труха взвилась в воздухе. Секунда — и он вернулся уже без оружия. Точнее, без видимого оружия — вальтер наверняка в кармане.

Шли мы по Каменице и я думал — прав Лука, прав, нет других вариантов. Воевать мне точно против немцев, это пусть четники или Русский корпус над выбором стороны мучаются. Но из всех антифашистов самые последовательные все-таки комми. Да к тому же интернационалисты, им пофиг, серб ты, хорват или вообще шваб.

Так мы дошли до учительского дома и я встал посреди улицы, как пень — в открытом окне раздавался голос Милицы.