Там, за Зеркалом

Татьяна Минасян Там, за Зеркалом

Опять телефон звонит, и как всегда, ну совсем не вовремя! Может, сделать вид, что меня дома нет? Мало ли, куда я мог уйти в выходной день… Вздыхаю, закатываю глаза и снимаю трубку. На другом конце провода пищит голосок Елены:

— Виктор, это ты? Слушай, у меня тут девушка сидит. Ее к нам Нина направила. Короче, помощь твоя требуется, причем срочно. Поминаю про себя нехорошим словом Нину, потом пока еще неизвестную мне девушку, а потом и всю свою дополнительную работу в целом.

— Хорошо, путь приходит.

— Виктор, ты золото! Через полчаса она будет у тебя!

За полчаса еле-еле успеваю привести свою комнату в более-менее приличный вид.

Проще говоря, прячу в не закрывающийся до конца шкаф валяющуюся повсюду одежду и другие вещи. Пыль вытереть не успеваю — ну да и черт с ней! Это на основной работе, в офисе, у меня должен быть идеальный порядок, чтобы клиентов не отпугнуть, а здесь все по-другому. Звонок в дверь. Через глазок наблюдаю стройную молодую девчонку. Не особенно даже симпатичную, хотя, в общем, пожалуй, ничего. Отпираю дверь.

— Проходите, присаживайтесь. Что у вас случилось? Кто-нибудь из родных..? Мотает головой:

— Нет… Парень. Два года встречались, а неделю назад… Это плохо, что парень, пусть даже у нее и был с ним длительный роман. У родственников, в первую очередь, конечно, самых близких, шансы на победу обычно неплохие, а вот у возлюбленных…

— А что его родные? Родители у него есть?

— Есть. Но им все равно. Говорят — это его решение, и они не имеют права на него давить. Говорят, у человека должна быть свобода выбора…

Совсем плохо. Если уж родные мать с отцом не хотят вмешиваться… Были в моей практике такие случаи, до сих пор вспоминать о них не люблю.

— А сами вы почему его упустили?

Ее глаза мгновенно наполняются слезами. Да, не спорю, жестоко так спрашивать, но я ведь ей — не подружка и не любящая мамочка. Это они пусть ее утешают и говорят, что она ни в чем не виновата, а парень ее — дурак, а я буду говорить ей только правду. В том, что случилось, есть и ее доля вины. Причем немалая.

— Мы поругались… Из-за глупости, хотя тогда мне казалось… А потом я из города уехала. Командировка. Возвращаюсь, а он…

— Только не плачьте! Скажите лучше, зачем он вам вообще тогда нужен? Если уж при первом удобном случае, из-за пустяковой ссоры… Разумеется, она тут же начинает рыдать. И сквозь слезы и всхлипы доказывать мне, что «он на самом деле хороший», просто все так неудачно совпало, что и она на него обиделась, и с родителями он разругался, и друзья его за что-то там обсмеяли, а пойти ему было не к кому, потому что она была в командировке. Всего я из-за ее всхлипываний, естественно, не разобрал, но общий смысл мне понятен. В очередной раз вздыхаю, отправляюсь на кухню за стаканом воды и мысленно спрашиваю себя, почему до сих пор не бросил эту чертову вторую работу. На основной ведь вполне прилично зарабатываю! Разве что скучно там неимоверно, а здесь — риск, адреналин… Возвращаюсь в комнату, протягиваю клиентке стакан:

— Успокойтесь. Сейчас поедем и попробуем… что-нибудь сделать.

— Прямо сейчас? — на ее лице написан неподдельный испуг. Я пожимаю плечами:

— Тут нельзя тянуть. Чем раньше спохватиться, тем больше шансов. Давайте, поехали. Что делать, я вам по дороге объясню. Оплата — после, если все хорошо закончится. Она вскакивает со стула, все еще испуганная:

— А что… Мне тоже надо будет что-то делать? Я думала, вы… Черт бы побрал этих Лену с Нинкой! Похоже, они ничего толком девчонке не объяснили! И правда, зачем, пусть Виктор сам все сделает, он же у нас — золото!

— Значит, так, девочка, — стараюсь говорить как можно жестче, на грани грубости. — Я там буду только страховать твою персону, чтобы ты вслед за своим бой-френдом не отправилась. А с ним разбираться надо будет тебе, понятно? Самой и без всякой помощи. Это единственный способ. Чтобы вернуть близкого человека, надо пойти за ним самому, чужого человека об этом просить бесполезно. И если ты его действительно любишь, у тебя это получится.

— Но я же ничего не умею, а вы — профессионал… Ну да, конечно, почти все клиенты так думают! «Вы там сто раз бывали, вы все знаете, значит, должны сами все сделать, а мы в сторонке постоим и посмотрим, потому что сами — не профессионалы!»

— Профессионализм здесь не при чем. Чтобы вернуть человека, надо просто его любить и хотеть, чтобы он был с тобой рядом. А я, как ты понимаешь, твоего парня не знаю, а потому никаких чувств к нему не испытываю.

Некоторое время она молча хлопает глазами, и я втайне надеюсь, что сейчас она испугается и уйдет, и мне ничего не придется сегодня делать. Но она вдруг успокаивается, вытирает слезы и решительно смотрит мне в глаза:

— Я готова. Поехали. Всю дорогу она достает меня жалобами на своих родных и друзей и на родителей своего парня. Оказывается, они все по очереди отговаривали ее к нам обращаться. Говорили, что она должна дать этому придурку свободу, что она ведет себя, как приземленная мещанка (а я и не знал, что это слово до сих пор ругательное!), что она пытается навязать ему скучное и неинтересное существование, а он хочет быть счастливым и жить красивой жизнью… На середине дороги я всерьез начинаю подумывать о том, чтобы повернуть назад и отказаться от задания, потому что с такими близкими у девчонки все равно ничего не получится — и парня своего не вытащит, и сама пропадет. Но все-таки не поворачиваю, сам не знаю, почему. На выезде из города, она, выговорившись, замолкает. Сидит рядом и смотрит вперед — с виду спокойная, но я прекрасно знаю, что на самом деле она жутко нервничает. Молодец, многие мои клиенты держались гораздо хуже!

— Вот оно, появилось! — неожиданно вскрикивает она, указывая рукой вперед. А то я сам не вижу? Впереди, прямо навстречу нам неслась легковая машина — точь-в-точь такая же серая «Вольво», как у меня. Только очертания у нее были не ровные, а размытые, как если бы мы смотрели на нее через дрожащий горячий воздух.

Атмосферное Зеркало. Мираж, непонятно каким образом возникающий не в пустыне, а на загородной лесной дороге. Кто только к нам сюда ни приезжал, чтобы его изучать, да только никаких результатов ни официальные академики, ни всевозможные уфологи-парапсихологи так и не добились: перед ними Зеркало обычно не появлялось, а если кому-то все-таки удавалось его увидеть, обратно этот человек из-за него не возвращался. Пробовали его стеной огородить и охрану к ней приставить, но и эта затея ни к чему не привела — возникает-то Зеркало, хоть и на одной и той же дороге, но всегда в разных местах! А поскольку происходит это все же не слишком часто, в конце концов, и ученые, и военные на это дело плюнули и больше нашей главной «достопримечательностью» не интересуются: пользы от Зеркала никакой, а десяток пропавших человек в год для них — «допустимые потери». Тем более что многие из них, скорее всего, вообще в опасность Зеркала не верят и считают его просто необычным природным явлением. Останавливаю машину перед самым Зеркалом, выхожу из нее, подхожу ко второй передней двери и протягиваю девушке руку. Чувствую, как она трясется, но делаю вид, что ничего не заметил. Утешать — это не ко мне.

— Ну как, — спрашиваю, — готова? Молча кивает. Совсем бледная стала, еще немного, и в обморок от волнения свалится.

— Слушай, — говорю уже более мягко. — Если хочешь, я могу отвезти тебя назад. Найдешь себе нормального сильного мужчину, который будет ценить то, что у него есть, который тебя никогда не бросит… А этот путь будет счастливым по-своему. По-прежнему молчит, но головой мотает так яростно, словно пытается что-то с нее стряхнуть. Ну ладно, как знаешь, я тебя предупредил.

— Дай руку. Закрой глаза. А теперь иди за мной, медленно. Вперед не забегай. Я тебе скажу, когда можно будет смотреть. Ее ладонь все еще дрожит, а глаза она зажмурила так сильно, что у нее даже лицо малость перекосилось. Я медленно подвожу ее вплотную к Зеркалу, и наши расплывчатые отражения останавливаются у нас перед самым носом. Собираюсь с мыслями, напоминаю себе, что я, в общем-то — вполне счастливый и здоровый человек и что у меня есть приличная работа и веселые друзья, а в последнее время еще и Елена мне начала глазки строить… Короче, думаю о том, что все у меня хорошо, и я просто хочу ненадолго заглянуть за Зеркало — всего на несколько минут. И делаю еще один шаг. Сколько раз я уже это проделывал, и все равно в первый момент не могу удержаться от того, чтобы не вскрикнуть от восхищения. Мир по ту сторону Зеркала поражает все чувства сразу: яркие цвета, завораживающая мелодичная музыка, потрясающе приятные запахи… Что есть силы трясу головой и, на всякий случай, шлепаю себя свободной рукой по щеке. Хотя это, на самом деле, лишнее — это в первые разы мне сложно было, а сейчас я почти сразу в себя прихожу. Привычка.

— Открывай, — говорю своей клиентке, еще крепче сжимая ее руку. Она широко распахивает глаза, охает, ахает и от избытка впечатлений приседает на корточки и начинает гладить густую ярко-зеленую траву под ногами. Вокруг нее из этой травы тут же начинают лезть цветы — красные, синие, желтые… Облегченно вздыхаю. Цветы — это не страшно, было бы хуже, если бы она улететь попыталась, как один из моих прошлых клиентов! Дергаю ее вверх, разворачиваю лицом к себе и резко встряхиваю:

— Очнись, ты сюда пришла, чтобы забрать домой своего парня. Ну же! В глазах никакого понимания — вообще ни одной мысли, сплошная эйфория. То самое счастье, ради которого якобы создан человек. И ради которого он готов бросить всех и все, что этому счастью мешает. Сдать стариков-родителей в дом престарелых, а детей — в детский дом, бросить надоевшего мужа или жену, послать к черту друзей и коллег по работе, которые на него рассчитывают. Или просто, никому ни слова не говоря, медленно пройти сквозь Зеркало, мечтая о том, чтобы остаться за ним навсегда — и войти в этот странный мир, где каждый человек живет именно так, как ему хочется, и никто ему в этом не мешает. Размахиваюсь и от души залепляю клиентке оплеуху. Джентльменству здесь не место — если сразу не привести девчонку в чувство, за Зеркалом станет на одного жителя больше. Хотя и рискую при этом, конечно: она запросто может разозлиться и пожелать, чтобы меня за эту пощечину растерзали кровожадные монстры, которые тут же здесь появятся. Впрочем, мы стоим совсем рядом с поверхностью Зеркала, так что, в крайнем случае, я, пожалуй, успею убежать в реальный мир.

— Ты что?! — возмущается девушка, но расправляться со мной, похоже, не спешит, потому что пейзаж вокруг нас не меняется — кругом все те же цветущие деревья и порхающие среди них огромные бабочки.

— Зови своего Алика и побыстрее, — напоминаю я ей. — И старайся поменьше смотреть по сторонам. По сторонам она, конечно, все равно глазеет, но, кажется, чувства реальности больше не утрачивает.

— Прямо так и позвать? — спрашивает.

— Ну естественно! Ты же хочешь его увидеть? Значит, здесь он обязательно тебя услышит. Другое дело, что он может и не захотеть откликнуться, но если ты постараешься…

— Ясно, — перебивает она меня и, набрав в грудь побольше воздуха, громко выкрикивает. — Алик! Александр!!! Я чуть не оглох от этого вопля — она действительно хочет, чтобы он вернулся. Ее крик несколько раз отозвался эхом где-то вдали, за деревьями, вокруг нас неожиданно поднялся ветер, и даже солнечный свет, до этого очень яркий, заметно померк. Впрочем, я по-прежнему старался смотреть, в основном, в землю или на девушку — хоть я и бывал здесь уже много раз и умею себя контролировать, осторожность все же не помешает. Вон Димка, Нинкин брат, девять лет из-за Зеркала людей вытаскивал, а в прошлом году едва сам здесь не остался: увидел вдалеке своего умершего отца и побежал к нему. Хорошо, что клиента, которого он сюда привел, Димка так и не выпустил — тот его «затормозил», а потом вытащил обратно, на нашу сторону…

— А-а-алик!!! — теперь я знаю, что такое «вопль, переходящий в ультразвук». И, кажется, начинаю завидовать этому Алику. Ради меня вот еще ни одна дамочка так не верещала!

Осторожно поднимаю глаза. За деревьями мелькают какие-то тени. Кто-то из тех, кого родные не захотели или не смогли отсюда вытащить? Скорее всего. А один из этих силуэтов вдруг направляется в нашу сторону и начинает приближаться.

— Алик!.. — девушка рвется ему навстречу, но я резко дергаю ее назад:

— Стой на месте. Если она сейчас у меня вырвется — будут они с Аликом вечно гулять под этими деревьями, и я ничем не смогу им помочь.

— Алик, иди ко мне! — она машет ему свободной рукой, подпрыгивая на месте. — Иди же! Он и так идет, причем все быстрее и быстрее, и тоже размахивает руками. Значит, узнал свою подружку. И вроде как рад ее видеть. Уже неплохо — возможно, ей и правда еще удастся забрать его отсюда.

— Аня? — последние несколько метров он уже бежит и останавливается совсем рядом с нами. — Аня, ты тоже здесь? Молодец, здорово! Тут он замечает меня, холодно кивает и с удивлением обнаруживает, что мы с его Аней держимся за руки. Вновь смотрит на нее — уже не так радостно и даже слегка подозрительно:

— Аня, ты ведь ко мне пришла? Клиентка бросает на меня растерянный взгляд. Ну да, я сказал ей, что она должна убедить своего парня вернуться, но тому, как это сделать, ее никто не мог научить. Она может только сама догадаться, какие именно слова на него подействуют.

— Не к тебе, а за тобой, — твердо произносит она. — Погулял немного и хватит. Пошли домой. Выражение его лица плавно, но быстро меняется: от счастливого к изумленному, от изумленного к недовольному.

— Зачем? Оставайся здесь, со мной! Тут так здорово…

Интересно, кем он здесь стал? Крутым начальником, которого боятся подчиненные и за которым толпами бегают длинноногие блондинки? Правителем, сделавшим всех своих подданных счастливыми? Одиноким бродягой, который живет, как хочет, и до которого никому нет дела? Ребенком, которого все любят и который никогда не вырастет? Те, кого нам удалось отсюда забрать и кто потом согласился рассказать о своей «зазеркальной» жизни, почти всегда описывали один из этих вариантов, разве что с небольшими различиями. У людей, не любящих реальную жизнь, на самом деле просто безумно бедная фантазия! Голос стоящей рядом девушки отвлекает меня от этих размышлений.

— Нет, Алик, — говорит она. — Мы должны вернуться. Все, что находится за Зеркалом — это обман. Ничего этого на самом деле нет.

— Да брось, Анька! Именно это и есть настоящая жизнь! А не то, что у нас раньше было… Неужели тебе здесь не нравится?

— Нет. Даже я понимаю, что она врет. Ей здесь очень нравится, потому что не нравиться это место не может в принципе. Здесь всем хорошо. Здесь не надо ни работать, ни подстраиваться под других людей, здесь никто ничего от тебя не требует, и ты можешь делать все, что захочешь. Она не может этого не чувствовать. А потому ее парень ей не верит.

— Здесь хорошо, — говорит он ей. — Здесь тебя никто не будет пилить, никто не станет капать тебе на мозги, никто не будет говорить, что ты должна делать! Здесь мы с тобой будем свободны…

— …и никому не нужны, — заканчивает она его фразу. Я проникаюсь к ней все большим уважением: с виду была этакая глупышка, а на самом деле вон она, оказывается, какие выводы делает! Алик выглядит озадаченным — по всей видимости, такая трактовка слова «свобода» ему в голову никогда не приходила.

— Почему же не нужны? — мямлит он. — Мы с тобой будем нужны друг другу…

— Ты еще нужен твоим родителям. И твоему другу, Мише. И твоей собаке, — перечисляет она, и при каждом ее слове он болезненно морщится.

— Не говори мне про родителей! Я от них сюда и ушел! А Мишка — вообще кретин…

— Но они тебя любят. Ты даже не представляешь, как им всем без тебя плохо!

Опять врешь, девочка, было бы им по-настоящему без него плохо — они бы сейчас тоже здесь в ряд выстроились и звали бы его назад. И если он об этом догадается…

— Если я им и нужен, то только, чтобы я им зарплату приносил и все их просьбы выполнял! — кричит Алик. В голосе — жуткая обида, но это как раз хорошо. Это значит, что предки ему не безразличны. Вот только Аня не знает, что ему на это возразить и снова растерянно поворачивается ко мне. А я понятия не имею, как теперь лучше действовать. Некоторых людей вмешательство постороннего только злит, и они убегают от границы Зеркала, но бывают и такие, на кого слова чужого человека производят более сильное впечатление. Вот только попробуй догадайся, к какому типу принадлежит каждая конкретная жертва Зеркала!

— Слушай, парень, — говорю я презрительно. — Ты своим предкам вообще-то жизнью обязан. За такое можно и деньгами им помогать, и посуду иногда помыть, не находишь?

— А я их просил меня рожать?! Я хотел в этом дурацком мире на свет появляться?! — Алик тоже начинает визжать, не намного тише, чем Аня, когда она его звала. Нет, ну что она нашла в этом истерике, рассуждающем, как пятилетний ребенок? Неужели никого по-настоящему взрослого рядом не было?

— Ты в этом мире не только страдал, а еще и радовался, — продолжаю я спокойным голосом. — И сюда ты попал тоже из нашего мира. Понимаешь, ты? Если бы твоя мать тебя не родила, ты не узнал бы и этого счастья! Поблагодари ее хотя бы за это, если уж за другое не умеешь! Он шагает ко мне, судя по всему, собираясь ответить какой-нибудь грубостью. Но Аня подхватывает мою инициативу и вновь продолжает его убеждать:

— Алик, вспомни, как нам бывало хорошо! Помнишь, как ты меня в первый раз танцевать пригласил? А помнишь, как мы твою собаку выгуливали и заблудились? А помнишь…

— Здесь нам будет еще лучше. Никто не будет нам мешать, никто не скажет, что я тебе не пара, никто не ворвется в комнату, когда мы… Они спорят и пререкаются, а мир вокруг нас то озаряется солнцем, то затягивается тучами. Я внезапно понимаю, что они уже начали повторяться, их аргументы пошли по второму кругу. И ловлю себя на мысли, которую в нашем деле нельзя допускать ни в коем случае — о том, что, возможно, прав Алик, а не мы с его подругой и что здесь они вдвоем действительно будут счастливы. А я, вытаскивая их отсюда в настоящую жизнь, на самом деле отнимаю у них это счастье… Так думать нельзя. Если я в это поверю, то уже не смогу проводить за Зеркало клиентов и помогать им забрать отсюда своих друзей и родственников. Елена в прошлый раз допустила такую мысль и чуть было все не испортила. Теперь она не ходит сквозь Зеркало, а только консультирует других. А я так не хочу, я знаю, что еще смогу вывести отсюда многих людей, но сейчас мне надо вернуться, иначе я сам останусь тут навсегда… Я дергаю клиентку за руку:

— Аня, твое время вышло. Она смотрит на меня полными ужаса глазами, потом переводит этот беспомощный взгляд на своего любимого:

— Алик, пойдем домой. Я очень тебя прошу, пожалуйста.

— Иди со мной, — он берет ее за руку и тянет за собой, но она вырывается:

— Я здесь не останусь. Я должна быть там. И ты тоже.

— Я никому ничего не должен!!! — выкрикивает он и, развернувшись, быстрым шагом начинает удаляться. Все, мы с Аней проиграли. Эту фразу я тоже слышал уже много раз, и еще ни один человек, произнесший ее, назад не вернулся. Все они где-то здесь сейчас жизнью наслаждаются. А может, уже и нет: говорят, тут тоже умирают, причем вовсе не от счастья, а от тоски. Потому что рано или поздно человеку, у которого сбываются все мечты, становится просто незачем жить. И появляется новое желание — все бросить и умереть. Которое, как и все предыдущие, тоже незамедлительно исполняется. Девушка поворачивается ко мне, пытается что-то сказать, но не решается и снова смотрит на удаляющуюся спину Алика. Что она еще хочет сделать? И могу ли я ей чем-то помочь? И вдруг я понимаю, что она задумала, каким-то шестым чувством об этом догадываюсь — наверное, потому, что я ведь тоже сейчас нахожусь за Зеркалом, а значит, и мои желания здесь тоже «работают»! Я чуть сильнее сжимаю ее мокрую ладонь и едва слышно шепчу:

— Попробуй. Тебе можно. Это тот случай, когда цель оправдывает любые средства. Наши руки разъединяются, и она бежит его догонять, удаляясь от границы все больше и больше.

— Алик! — ее голос снова разносится вокруг звенящим эхом. — Я не буду без тебя жить! Если ты не вернешься, я покончу с собой!!! Вот прямо сейчас вернусь на шоссе и под первую же машину брошусь! Ее угроза звучит настолько искренне, что я сам верю в то, что она так поступит — то ли она так замечательно играет, то ли в этот момент сама уверена в том, что говорит. Алик оборачивается, и она тут же кидается назад, пробегает мимо меня и исчезает, вывалившись в обычный мир. Он тоже стрелой проносится мимо меня — за ней. И к тому времени, когда я выныриваю из-за Зеркала, они уже стоят около моей машины и обнимаются. Оба при этом пытаются одновременно что-то говорить: просят друг у друга прощения, объясняются в любви… Все, как всегда.

Все, как обычно. Сколько раз я уже это видел! Правда, гораздо чаще видел другое: клиентов, вышедших вместе со мной из-за Зеркала ни с чем, не нашедших нужных слов, не сумевших забрать оттуда своих близких…

— Алик, если ты хочешь, если там тебе было так хорошо — возвращайся! — негромко бормочет Аня, вытирая слезы. — Я не буду тебя удерживать, я пойму…

— Нет, — он даже не оборачивается, чтобы посмотреть на Зеркало, — не надо, я останусь с тобой, я сам этого хочу… Я отвожу глаза в сторону. Молодец, девочка, пусть этот «свободолюбивый» красавчик думает, что решил вернуться сам, без принуждения. Так меньше вероятность, что позже он захочет это повторить. Хотя с такой девушкой, наверное, уже не захочет. Да и она от него больше ни в какие командировки не уедет, не помирившись. Лезу в карман за пачкой сигарет и медленно закуриваю. Нет, я все-таки знаю, почему не бросаю свою вторую работу. Потому что такого счастья, какое чувствуешь, выведя кого-то в этот реальный мир, я не испытаю больше нигде. Даже там, за Зеркалом.

СПб, 2007

© Copyright Минасян Татьяна Сергеевна (minasyan1979@mail.ru)