8. Сновиденье – грёзы бывают разные (ночь 3)

В момент засыпания опять присутствовал эпизод с двумя пятнами, словно перед тем, как окончательно заснуть я сначала заходил в некий «предбанник» или в «сени», а уже потом из них отбывал по разным направлениям: просто спал, видел кинематографичные видения или попадал к русалке. Осознав себя в «сенях», в этот раз я попытался коснуться желтого пятна, но что-то пошло не так и меня на автомате стремительно затянуло в синее…

В этот раз я очутился в другом лесу. В нем все деревья были огромными, как Эйфелева башня. Высоту их оценить мешала густая листва на высоте сорока метров над землей, а вот ширина вполне соответствовала выбранному сравнению. Солнечный свет сквозь переплетение листвы не пробивался, но зажигал ее изумрудным сиянием, и весь подлесок был окутан этим чудным изумрудным полумраком. Подлесок, представленный кустами и папоротником, к слову сказать, гигантизмом деревьев не страдал, но их привычные размеры лишь подчеркивали непривычную громадность деревьев.

Этот лес был живым. Он дышал, колыхался в порывах ветра, поскрипывал, постанывал, ронял засохшие листья. Жизнь и ее проявление были чисто растительными, «деревянными», а какие бы то ни было следы какой бы то ни было живности отсутствовали напрочь. При этом лес был на удивление однообразным, куда бы я ни пошел везде вставали деревья-переростки, рос папоротник и царили зеленоватые сумерки. Не было естественного разнообразия флоры и освещения, не было подвидов деревьев и кустов, не было полутонов и различия по яркости цветов и света. Самая необычная обстановка, если не будет претерпевать изменений, быстро приестся и надоест, станет обыденностью. Вот и этот лес, так поразивший меня вначале размерами деревьев и сказочным освещением, стал надоедать. И даже раздражать, поскольку не было ему ни конца, ни края, соответственно не было и выхода из него. А клетка, хоть и золотая, клеткой и остается.

Я уже худо-бедно понимал, что для передвижения в таких снах надо не только двигаться, но еще и хотеть двигаться. Вот только куда хотеть? Единственное место, которое я до этого видел во сне, это поляна с Дубом и девушкой, но идти туда почему-то не хотелось. Во-первых: Дуб опять надсмехаться начнет, а поскольку он видит меня насквозь, со всеми потрохами и подноготной, поэтому и бить будет по самым больным и уязвимым местам. А чего в этом приятного, скажите на милость? Во-вторых: я боялся лесной красавицы. Вообще, я и к красивым девушкам отношусь с опаской, побаиваюсь их. Ибо имеют они надо мной власть, мне непонятную, но непреодолимую. В их обществе я не то, что теряюсь, скорее тупею, и вертят они мой как захотят, во все четыре стороны и тридцать два направления. Соответственно, чем красившее девушка, тем больше ее власть надо мной и тем больше мой страх перед ней. Поскольку лесная дева была абсолютно красива, то и страх мой перед ней был абсолютным. Увидеть-то я ее хотел, даже мечтал об этом, но самой встречи, как и ее последствий, боялся. С красавицами легче встречаться в мечтах, или во снах, смущало лишь то, что я сейчас как раз во сне и находился.

Поскольку местность по горизонтали не спешила меняться, то я решил попробовать изменить ее по вертикали. Проще говоря, я полез на дерево. Оно словно для того и предназначалось: многочисленные складки коры, ветви, сучки, грибы-паразиты образовывали почти идеальную винтовую лестницу. Пробившись сквозь листву, я вынырнул уже над лесом. Ветви исполинов только на одном уровне образовывали непроницаемый полог, а по остальному стволу произрастали относительно редко. Я бы даже сказал – с долей позерства. Каждая веточка имела уникальную форму и размеры, и любая сошла бы за двухстороннюю, но причудливо изогнутую дорожку. Иногда ветви моего дерева соприкасались с ветвями соседок, и, в принципе, можно было прогуляться с дерева на дерево без особых затруднений. Вот только зачем? Ведь насколько хватало глаз, то есть от горизонта до горизонта, стелилось зеленое море листвы и возвышались стволы исполинов, соединенные причудливыми ветвями-переходами. Фантастическая красота и феерическая бессмысленность. Можно часами ходить с дерева на дерево и умиляться открывающимися видами, но зачем? С какой целью? Для чего?

Высота деревьев, кажется, не имела конца, ибо их верхушки терялись в лазурной голубизне неба. Света над пологом леса было много, словно ярким безоблачным днем, однако солнца на небосводе не наблюдалось. Мне стало интересно, на какую высоту все-таки поднимаются стволы? Ведь не могли же они и вправду быть бесконечными…

По мере возвышения колышущееся море листвы все отодвигалось, а горизонт все расширялся. Вскоре у меня уже недоставало зрения разглядеть полог, и стало казаться, что дерево произрастает прямо из воздуха. Горизонт по причине все той же ограниченности зрения стал бескрайним. Стволы соседних деревьев на всем протяжении подъема стремительно разбегались по сторонам, и теперь я карабкался по одинокому столпу, возникающему из ниоткуда и уходящему в никуда. Ощущение безмерности и безграничности было столь сильно, что я начал путать верх с низом. Усугубляя путаницу, гравитации как-то подозрительно ослабла.

Ствол почти лишился ветвей и стал тонким, как водонапорная башня. Ползти вверх стало сложно, но стоило только подумать о спуске в бездну, как организм сразу находил новые силы, а мозг – новые аргументы в пользу именно подъема, а не спуска. Наконец, что-то изменилось. Внизу была сплошная чернота, синь осталась лишь узкой полоской у самой кромки горизонта, а вот вверху показался клубящийся серо-белый массив. И в скором времени я уже продолжал подъем как пресловутый ёжик в тумане. Признаюсь, это было намного приятнее, чем подъем над бездной, ведь недаром говорят, что у страха глаза велики.

Слой облаков кончился внезапно, не разрежаясь, и я резко вынырнул из полумрака на свет, прищурился и огляделся. Верхушка дерева здесь и заканчивалась, распушившись симпатичной метелкой. Небеса светились золотым маревом, а облака на проверку оказались проницаемые только в одну сторону: пропустили меня вверх, но притворились твердокаменными при попытке двинутся вниз. При этом они не переставали клубиться, изменяться и казаться эфемерными.

Прогуляться по облакам было приятно, по крайней мере первые десять минут. После этого очарование места растаяло, оставив лишь досаду: в лесу хоть деревья торчали, было на что посмотреть, здесь же было абсолютно пустое клубящееся серо-белое поле без границ и краев. К глупости своей я успел удалиться от верхушки приведшего меня сюда дерева, и теперь никак не мог ее отыскать.

Хочу вниз, решил я, и для наглядности попрыгал на месте. С третьим прыжком я провалился сквозь облачный слой и устремился вниз с захватывающей дух скоростью. Внизу, во тьме, что-то начало проступать, приобретать очертания и медленно приближаться, и вскоре я уже довольно четко видел, что несусь к земле. Когда стали различимы отдельные детали, такие как горы, озера и деревья, я с ужасом возопил: вниз-то я хочу, но не с такой же скоростью!.. Не знаю, помогли ли мои неумелые взмахи руками, но падение заметно замедлилось.

Детали приближающейся земли все увеличивались, и вскоре стали узнаваемыми – я падал на поляну с Дубом. С высоты своего полета я окинул ее взглядом вдоль и попрек. Дуб находился в центре, а сама поляна, отделяющая его от леса, по площади примерно равнялась площади, занимаемой Дубом, но была площадью кольца, а не круга. Дуб оказался ниже давешних деревьев, но толще, ширше и массивнее. Он на их фоне выглядел бы столетним пеньком на фоне камышовой поросли: та хоть и выше намного, да по общим впечатлениям и близко с ним не лежит.

Поляна стремительно приближалась, и если первой мыслью было – не упасть бы на Дуб, то второй – не дать бы дубу! Мысль переросла в страстное желание, поэтому вместо удара о землю я почувствовал, что проваливаюсь сквозь нее. Словно в мягкий стог сена попал. Этот «стог» замедлил мое падение почти до нуля, и выплюнул на каменный пол пещеры. Пол оказался жестким, и удар об него отозвался в голове и теле тупой болью. «Ауч», – поморщился я и осмотрелся. Каменные стены сходились на высоте двадцати метров цельным сводом. Из пещеры вели в различных направлениях двенадцать выходов, но ни один из них меня не впечатлил. Все какие-то мрачные, косые и сырые. Я с надеждой воззрился на каменный свод, в котором пробил длинный прямой тоннель. В конце этого тоннеля брезжил просвет. Знакомый такой просвет, который выведет на поляну с Дубом, как во вчерашнем сне. Вот только как до него добраться?

Допрыгнуть не получилось, как я ни старался этого захотеть, а вот взобраться по стене удалось. Ощущения от происходящего оставались двоякими: с одной стороны сон ощущался реальностью, в которой люди по отвесным стенам могут лазать только в кино про супергероев, с другой стороны, даже не веря в то, что я хотел сделать, я это делал. Я, даже ползя вверх по отвесной стене, не верил, что это возможно и что это происходит. Однако хотел этого, и полз, одинаково попирая законы притяжения и собственную веру. Мой путь продолжился по потолку, а затем по каменному колодцу и благополучно закончился на поляне.

Она не изменилась, была залита ярким светом, не имела солнца на небосводе и имела Дуб посередине. Последний подозрительно косился в мою сторону, но от комментариев воздерживался. Страхи мои, перед Дубом и девушкой, между тем никуда не делись, напротив, вспыхнули с силой «сверхновы». И как ни хотелось бы мне повторить свидание, да только не сумел себя пересилить, и двинулся к едва заметному на горизонте краешку леса, махнув Дубу на прощанье ручкой. Достиг я его на удивление быстро, а вот приблизиться не смог. Если вдоль него идти, или по направлению к центру, то – пожалуйста. А вот если приблизиться к кромке, то словно мешает что-то. Вроде и не упираюсь ни во что, а с места не сдвигаюсь. И уж как я ни напрягался, как ни хотел-желал с полянки убраться, да только не смог. Я сел на краю леса, скрестив ноги, и задумался. Бесило то чувство, что я не мог проснуться. Да и вообще, я не осознавал, что сплю. Все происходящее было чересчур уж реалистично. Собственно, деваться-то особо было некуда, поэтому я плюнул, поднялся и направился к Дубу.

На этот раз мое продвижение не сопровождалось никакими спецэффектами, и я беспрепятственно достиг его ствола. Однако девушки нигде не было видно. Я пошел вокруг Дуба по часовой стрелке, замечая, что его облик меняется по мере движения. При этом менялся не только облик Дуба, но и облик окружающей его поляны, и леса на ее краю, и неба над ним: Дуб, хотя и не потерял своей массивности, но теперь больше напоминал Ясень, поляна стала каменистой, лес на ее краю уменьшился и поредел, а небеса приобрели белый оттенок. Я остановился и призадумался, а затем побрел в противоположную сторону. С удивлением я замечал, что окружающее пространство продолжает меняться: Ясень превращался в Клен, лес по краю поляны поднимался вверх к небесам, а сами небеса становились красновато-желтыми. Я остановился и присел под стволом.

«И днем, и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом…» Что за чертовщина происходит? «Пойдет налево – дуб станет ясенем, направо – кленом станет он…» О, я прям как поэт, зовусь Незнайка, от меня вам балалайка. И то правда – не знаю, что еще сбалалаить… И что делать тоже не знаю. Так, думай голова, шапку подарю… Посулы, видимо, помогли, и голова, давно мечтавшая о шапке, решила, что надо попытаться позвать лесную деву.

– Эй! Красотка, выходи! – прокричал я, а мысленно зачем-то прибавил: «встань передо мной, как лист перед травой!», и «повернись ко мне передом, а к лесу задом», «хотя можно и наоборот…»

Дуб-Ясень-Клен оглушительно захохотал. Или даже заржал. По крайней мере, ощущение, или подозрение, такое было. Ржущий в голос гигантский Дуб – та еще картина маслом, скажу я вам. Я посмотрел вверх, в густую крону, и спросил:

– Чего ржешь-то? Хотя нет, ржут же кони. А дубы что обычно делают? Дают! Дашь дуба?

Думалось при этом про «полетят клочки по закоулочкам», только чьи это будут клочки, мои или Дерева, пока оставалось неясным… Дерево сердито заворчало, и едва заметно, но с оглушительным скрипом пошевелилось, уронив на меня пару желудей, размером с сорокаведерную бочку. Понаблюдав, как я ношусь по поляне, уворачиваясь от снарядов, вроде успокоилось, видимо оставшись довольным результатом своей бомбардировки, и по округе разлилась первозданная тишина.

Я душевно, но очень нецензурно выругался и присел у подножия Дерева, прислонившись спиной к стволу. Что делать дальше я не представлял. Может надо пойти налево и начать сказку говорить? А то я все молчком да молчком, а кто ж на лево-то молчком ходит… Внезапно что-то упало мне на макушку, я поднял голову вверх и увидел лесную красавицу.

Ощущения были непередаваемые. С одной стороны, я был безмерно рад, словно обрел наконец-то давно искомое счастье. С другой стороны, показалось, что в мой дом вошли гости, а я встречаю их не то, что без галстука, а вообще без трусов! При чем почувствовать себя «без трусов» заставило не то обстоятельство, что я действительно был без них, а то, что все заготовленные мою мысли, вопросы и предлоги предательски разбежались из головы, оставив вопиющую пустоту. Однако пустовала она недолго, тут же заполнилась восторгом, радостью и счастьем, которые ласковым ветерком так и веяли от красавицы. Как же она красива! Как приятно просто любоваться ее телом, переливами волос, сиянием улыбки. Чудные зеленые глаза просто лучились радостью и приятным удивлением, словно уж и не чаяла она меня увидеть, но увидела и теперь ей эта встреча была также приятна, как и мне.

Она сидела на корточках, придерживаясь руками за широкую ветвь Дуба, и рассматривала меня не менее откровенно, чем я ее. Взаимное переглядывание могло продлиться всю оставшуюся жизнь, и я как-то ненароком вспомнил, что еще кучу дел не переделал. Дом не построил, сына не вырастил, дерево не посадил… Да и позвал я деву тоже, как-никак, по делу: кто если не она поможет разобраться со всем происходящем? Мысли попытались вернуться в мою черепную коробку, но оказалось, что желания крепко там забаррикадировались. Кто бы мог подумать, что у желаний, особенно неприличный, окажется столько силы и упорства!.. В конечном итоге умные мысли как-то договорились с неприличными желаниями, придя к консенсусу, что-де если просто так сидеть и смотреть, то возможности осуществиться у последних не будет. Те, нехотя признали их правоту и чуть-чуть потеснились. Этого чуть-чуть мне как раз и хватило, чтобы начать разговор:

– Привет! Приятно тебя снова увидеть! А не могла бы ты мне помочь…

«Правильно!» – оживились желания, – «главное ее сманить с дерева, а там уже наброситься и…»

«Не мешайте!» – одергивали их мысли, – «хозяин лучше знает, куда разговор вести…»

– …и разъяснить, что здесь все-таки происходит?

«Что-то не похоже, что он знает, куда разговор вести», – цинично усомнились желания.

«Да, действительно, не похоже…» – к моему вящему удивлению, согласились с ними мысли.

– Почему я все время в этом месте оказываюсь? Не причастна ли ты к этому? Может, ты чего-то хочешь от меня? Так ты скажи прямо, не томи душу?

«Ты что, не видишь, чего она хочет?!» – возмутились желания.

«Между прочим, чтобы сманить ее с дерева можно притвориться раненным…» – как бы между делом подсказали мысли.

Девушка заразительно рассмеялась, словно во отчую видела «борьбу» моих желаний и мыслей. Смех серебряными колокольчиками огласил поляну, заставил Дуб горделиво расправить плечи, невидимое солнышко запылать еще жарче, а меня – забыть обо всем на свете, и о том, что еще дом не построен, и дерево не посажено… про сына что-то еще помнил, по крайней мере, ту часть, которая его появлению предшествует.

Мне было хорошо рядом с этой девушкой, и совсем не обязательно было что-то говорить. Более того: даже слова, даже неверно подобранные слова, не смогли бы разрушить волшебство этого мгновения…

И только я это осознал и приготовился наслаждаться, как мир вокруг подернулся серо-черной дымкой пробуждения.

Загрузка...