Талисман

Аскольд Шейкин ХЛЕБ ГРЯДУЩЕГО Научно-фантастический рассказ

8 сентября, 3 часа ночи.

Здравствуй, любимая!

Сейчас проснулся. Замерз. Затопил печку. За стенкой палатки позвякивают боталами олени. Зажег свечу и, конечно, пишу тебе, хотя знаю, что письмо мое ты получишь нескоро. Позавчера с самолета нам сбросили продукты и почту. И твои письма тоже. Какое тебе спасибо за них!

Сбросили и записку от начальника экспедиции: на базе все удивляются, сколько ты пишешь мне, — ведь ответы я тебе не могу посылать! Это верно. Радиограмму — пожалуйста! Хоть сегодня. А передать тебе листок бумаги, который держу сейчас, и эти лепестки полярного мака, — это нельзя. А ведь обращаться к тебе, писать тебе каждый день для меня — как дышать.

Дмитрий Сергеевич спит. Очень тяжелый был день: мы в истоках Томтордох — бурелом, заросли ивняка, болота с микроозерами, буграми, канавами. На водоразделах — каменистые россыпи, глинисто-щебенистые плешины пятнистой тундры. Я по-прежнему ехал верхом. Мне везло: у оленя широкая лапа, он проходит по любым мочажинам. Дмитрий Сергеевич же, как всегда, шел пешком и весь день был мокрый по пояс. И только посмеивался: «Что делать, Клим? У каждой профессии свои плюсы и минусы. Я не могу вести географическое обследование, так сказать, оторвавшись от почвы. И к тому же, Клим, груза у нас — много, оленей — мало, надо щадить их. Ну и кто-то из нас двоих должен меньше устать за день, чтобы вечером иметь больше сил для устройства ночлега. Пусть уж так и останется: одному ехать, другому идти. Счастье никогда не бывает полным, Клим».

Зато он так провалился около одного микроозера, что погрузился в торфяную жижу по шею и дна не достал! Значит, глубина болота в этом месте не менее полутора метров! Явление весьма необычное для области вечной мерзлоты, которая, как ты знаешь, конечно, занимает почти половину территории нашей страны, ну а там, где мы сейчас, начинается всего лишь в восьмидесяти сантиметрах от поверхности почвы и лежит сплошняком.

Дмитрий Сергеевич измерил температуру воды в микроозере — 38 градусов! По географической классификации это значит, что нами обнаружен горячий источник, и это очень большое открытие. Если пробурить скважину, здесь можно построить гидротермальную электростанцию, выращивать в теплицах овощи, обогревать дома, — и все это на Крайнем Севере, далеко-далеко за Полярным кругом.

Потом мы шли по очень старой верховой гари. Лет сто назад здесь пролетел по верхушкам деревьев огонь, сжег хвою, спалил стволы. Вздымая к небу обугленные скелеты, лиственницы продолжают стоять, хотя и погибли. Что-то из страшного сна или сказки, тем более, что с обгорелых веток свисают лохмотья в виде черных бород.

Дмитрий Сергеевич говорит, что это лишайник. Он даже назвал мне его по-латыни. Но я такого лишайника еще ни разу не видел.

Хуже всего, что нет обычного ягеля. Есть только какой-то буро-коричневый, хрупкий и твердый. Под ногами он хрустит, как стекло. Олени его не едят. И для нас это самое печальное — не ослабли бы.

8 сентября, 14 часов дня. Дневной привал.

Мы у цели. А цель наша — радиомаяк. Мы должны попутно зайти к нему для обследования. Он почему-то плохо работает. Нас попросили проверить. Это нужно для ГВФ.

До маяка километр. Уже видна приземистая изба. Над ней шатровая антенна, поодаль ветряк. Он вращается. Так странно смотреть на него, зная, что люди здесь не бывают годами.

Этот привал можно было бы не делать, но Дмитрий Сергеевич после вчерашнего купанья в болоте чувствует себя плохо. Привал сейчас тем более не нужен, так как в 18 часов 30 минут назначена связь с базой, надо успеть не только добраться до места и как-то осмотреться, но и развернуть рацию. Последняя связь была у меня два дня назад.

8 сентября. 20 часов.

Все до предельного несуразно: связь не состоялась. В эфире полнейшая тишина. Состояние такое — будто мы в вате. Но это-то в конце концов не беда.

Когда мы подходили к маяку, Дмитрий Сергеевич вдруг подозвал меня и сказал, подавая ветку с черными лохмами лишайника: «Знаешь, Клим, что я установил? Это совсем не лишайник». Я поднес ветку к глазам, всмотрелся, пауки! Большие серые пауки! И значит, все эти бороды на обуглившихся деревьях — обычная паутина!

Она уже облепила крышу дома радиомаяка, переплела колючую проволоку забора вокруг него; достигая местами земли, свисала с изоляторов антенных растяжек. Я только свистнул: ну, ясно. После каждого дождя паутина закорачивает антенну. Маяк выходит из строя. Вот и вся разгадка.

Растяжки я очистил. Снял паутину с изгороди, со стен дома, с крыши. Работа это, видимо, зряшная, ибо старая гарь вокруг поляны кишит пауками. Они наползут опять.

Дмитрий Сергеевич, едва подошел к маяку, сел на пень, посмотрел на меня, и покачал головой — на большее сил у него не было.

Загнал оленей за изгородь — ягеля возле маяка все равно нет, — поставил палатку. В 0: 30 свяжемся с базой, Утром пойдем назад.

9 сентября, 2 часа ночи.

В 0:30 связи не было. Как я ни бился, ни одного позывного не принял ни базовой рации, ни раций при партиях. Все молчат, как один. Дал радиограмму без связи: «Вас не слышу. Благополучно прибыли в район избы. Завтра выходим назад». Но выйдем ли? Дмитрий Сергеевич не может спать болят руки и ноги. Будет ли он в состоянии завтра хотя бы просто сидеть на олене?

И знаешь, такой тишины в эфире, как сейчас, я никогда не встречал. Разрядов и тех нет. На обычное непрохождение радиоволн это ничуть не похоже. Что же случилось? Ни Якутска в эфире нет, ни Москвы. Вообще ни одной радиостанции.

10 сентября, 8 утра.

В 6:30 дал по CQ [2], что Дмитрий Сергеевич тяжело болен. Может, услышит кто из ребят, передаст на базу. Болеет он странно. Пока лежит спокойно, все хорошо, едва напряжет хоть один мускул — судорога. О выходе с маяка нет и речи: он не может ни встать, ни сесть. В сотый раз перебираю аппаратуру — нигде не обрыва, ни пробоя, и мощность на антенне вполне приличная. Такого со мной еще никогда не было, хотя на Севере я уже третий сезон, да прибавь сюда еще два года армии. Там ведь я тоже работал на рации.

Просто волосы дыбом встают.

11 сентября, 10 утра.

Я разгадал: пауки питаются радиоволнами! Ты ведь помнишь — я с детства натуралист. Я взял у Дмитрия Сергеевича бинокулярную лупу и рассмотрел точно. У этих пауков нет желудка. И не должно быть! Зачем? Если бы человек питался радиоволнами, разве ему требовался бы желудок?

Вернее — желудок есть, но только совсем микроскопический, неизмеримо меньших размеров, чем обычно у паука. И понятно: сколько там нужно превратить ему за всю свою жизнь, чтобы сформировать тело? Доли грамма, один грамм! Не больше.

Но для чего же тогда паутина? Не знаю. Может быть, ею они, словно антенной, улавливают электромагнитную энергию.

Идет ли у них в организме возобновление клеток, обмен веществ? Тоже не знаю. Надо специально исследовать их. Такой возможности у меня сейчас нет.

11 сентября, 14 часов.

Только что говорил с Дмитрием Сергеевичем. Он уже не может пошевелить даже пальцем. Я из ложки лью ему в рот теплый бульон. Он считает, что болен столбняком или бешенством. А я думаю, что его отравила вода, в которую он окунулся. Как только я взглянул тогда на микроозеро, она сразу показалась мне необычной — голубоватой и в то же время слегка как бы дымчатой, словно вобравшей в себя туман. Такой бывает жидкость в аккумуляторах. Да и сам Дмитрий Сергеевич тогда же сказал, что горячие источники часто имеют особый состав. Наверно, и в этом случае так. Значит, в будущем здесь будет строительство.

Когда я сообщил ему, что у пауков нет желудка и они, по-моему, питаются радиоволнами, он прошептал, что и человек часть энергии получает в виде лучей. Например, в виде тепла. Договорить он не смог. Он резко глотнул, его перекорежила судорога, а я беспомощно стоял над ним. Знала бы ты, как это было ужасно!

Но если и на самом деле эти пауки поглощают радиоволны, тогда я знаю, в чем выход. Надо поджечь старую гарь, и когда окрестности освободятся от паутины, связаться с базой, вызвать самолет, увезти Дмитрия Сергеевича прямо в Якутск!..

11 сентября, 19 часов.

Что делать с оленями? Выпустить их из ограды? Они уйдут за гарь: ближе нет ни ягеля, ни травы, ни грибов, ни единого зеленого ростка вообще. Лови потом! Вот и лежат они возле палатки, поджав свои заячьи хвостики, и вздыхают протяжно, как усталые люди. Если еще день-два не выйдем, они не смогут двигаться даже без всякого груза. А Дмитрию Сергеевичу тяжелей и тяжелей с каждым часом.

И чем больше я размышляю, тем сильней убеждаюсь, что думаю вовсе не глупо. Ведь и действительно живые существа, в том числе и человек, получают часть энергии в виде лучей. Как уже говорил Дмитрий Сергеевич, например, в виде тепла. Но только человек получает так очень малую долю энергии. В отличие от растений, прожить, ограничиваясь лишь ею, он не может. И ясно почему — на Земле нашей тепловая энергия не постоянна. Солнце светит не круглые сутки, зимой греет слабо. Стоишь у костра жарко. На метр отдалился — холодно. За камень зашел, в тень — и уже совсем не поступает энергия. Потому-то в процессе эволюции человек и не приспособился к такому питанию.

Насекомые, рыбы, земноводные в этом смысле устроены несколько иначе. Температура их крови прямо зависит от тепла, приходящего из окружающей среды — от Солнца, из воды, воздуха. Недостаток? Конечно! Из-за этого они менее активны в холодные дни. Но все же почему они не вымирают, хотя появились на Земле за много миллионов лет до млекопитающих? Да потому, что зато на единицу веса своего тела они едят меньше, чем млекопитающие.

Был случай, когда радиотехник поднялся для ремонта на антенну крупной радиостанции. В это время станция неожиданно заработала. Многие говорили, что радиоволны оказались опасными. Радиотехник заболел лучевой болезнью. Возможно, это случайность, но ведь бывает и так, если вообще съесть в десять раз больше, чем нужно? Разве не заболеешь? И разве не сгорает бабочка, подлетевшая слишком близко к огню? Так произошло и с радиотехником.

Если же увеличивать поле радиоволн всего на несколько процентов за тысячелетия, живые организмы приспособятся к нему, как к теплу. Это, я убежден, и случилось здесь, возле горячего источника, в котором, видимо, происходят химические реакции, сопровождающиеся выделением электромагнитных волн. Тут сформировался уже такой тип существ, которые нуждаются в пище лишь как в «строительном» материале. И, когда здесь поставили радиомаяк, они сгрудились вокруг него, будто люди зимой у костра.

Ты скажешь: «Ну какая там мощность этого маяка!»

Верно. Мощность ничтожная. Но, может, частоты, на которых он работает, оказались для них по-особому притягательны?

Важно другое: ведь где-то должно было начаться! И неужели, несмотря на то, что человек давно ушел из пещер и постигает тайны строения материи, он никогда так и не изменит характер своего питания?

Я читал: всего несколько десятилетий назад в эфире над нашей планетой почти не было метровых радиоволн. Но вот изобрели телевиденье. Насыщенность околоземного пространства такими волнами возросла в миллион раз! Что же будет, когда не только еще и еще увеличится мощность радиостанций, но когда вообще энергию начнут всегда и везде передавать без проводов? Бездонный океан ее окажется всюду — и здесь, и там, на дневной и ночной стороне нашей планеты. Люди станут черпать из него силу так же незаметно для себя, как дышат. И они сделаются свободней. Еще свободней!

Скоро ли будет это?

Не знаю. Эволюция животного мира продолжается. Она не может не продолжаться: это закон природы. Человек не только пересоздает окружающую его среду. Одновременно он пересоздает и себя: он частица этой же самой среды!

12 сентября, 2 часа ночи.

Дмитрию Сергеевичу все хуже и хуже. Как помочь ему? Везти, несмотря ни на что, на оленях? Куда? Да олени уже и не в состоянии нести такой груз.

Надо любой ценой прервать проклятое молчание эфира. Я физически ощущаю эту давящую немоту. Чувствую сердцем. Я задыхаюсь в ней!

Что же делать, любимая?…