К машине подбежал здоровенный тип в распахнутом полушубке и с длинным шарфом, трижды обмотанным вокруг мощной шеи и свисающим до самых его колен. Вновь прибывший был явно навеселе.
— Стой, шеф, погоди! Подбрось до Чухлинки! — с фамильярностью, переходящей все пределы вежливости, пробасил он. — Четвертной отстегну!
— Машина идет в парк, — ответил невозмутимый голос из недр такси.
— Как — в парк?! Да ты что? Я же плачу! — взревел тип и дёрнул переднюю дверцу — ту, что со стороны водителя, — на себя. Дверца поддалась.
— Поедешь как миленький! — гремел тип в полушубке. — И не таких обламывал…
Он нагнулся и заглянул в салон такси. Автомобиль был пуст.
— А… Где?.. — сдавленным шёпотом произнёс тип в полушубке и испуганно воззрился на слепого человека с тростью, стоявшего поодаль.
Дверца самопроизвольно захлопнулась, двигатель завёлся, и автомобиль, тихо шурша покрышками, беспрепятственно укатил в темноту ночи.
— А где шеф? — прошептал тип, растерянно озираясь по сторонам и непонятно к кому обращаясь.
— Прошу прощения, вы меня спрашиваете? — спросил человек с тростью.
Тип в полушубке вплотную приблизился к нему и шумно выдохнул ему в лицо струю насыщенного алкоголем пара.
— Ты на этой тачке прибыл, отец? — спросил он.
— Во-первых, не «ты», а «вы». Что же касается вашего вопроса, то я, действительно, приехал на этой, как вы выражаетесь, «тачке».
Тип, видимо, пропустил упрёк мимо ушей. Обалделым взглядом он шарил по ближайшим сугробам и скрёб массивной печаткой свою щёку.
— Но ведь тачка пуста!
— Пуста?
— Пуста! Ты что, ослеп, что ли?
— Молодой человек, — холодно произнёс мужчина с тростью и гордо вскинул подбородок, — я потерял зрение ещё в пятьдесят шестом, в Будапеште, когда какой-то школьник плеснул мне кислотой в лицо. С тех пор уже прошло более тридцати лет…
Тип в полушубке смутился.
— Извини, отец, я не знал…
Ветер взвыл с новой силой, обдав обе фигуры колючей снежной пылью…