Так умирают короли

- Неужто никто не насторожился?

- Да нет. Что нужно крестьянам? Уверенность в завтрашнем дне. Наследник – залог этой уверенности.

- Особенно, когда свободен трон.

Мадлена вздохнула.

- Мне жаль людей. Нам проще. Всегда есть возможность обратиться в Темный Храм, принести клятву и попроситься в услужение. Если не примут туда, найдут, куда приткнуть. При желании даже от мира людей можно спрятаться. А у них такой возможности нет. Ты прикреплен к месту, в котором рожден. Твоя жизнь принадлежит господину. Эх, добрый наш король Филипп IV начал процесс открепления, дал возможность крестьянам выкупать свободу, но ничем это не закончилось. Вернее, итог самый что ни на есть предсказуемый – смерть.

- Славный был король… Теперь и не знаешь, кому молиться за него.

- А ты небу молись, - отозвалась вдова Фуссе. – Небо всегда услышит. Сколько ты пробудешь у меня?

- Пока не пойму, что здесь делал этот Незнакомец. И пока не пойму, куда он направился.

- Да гулять. Питаться. Вернется поди.

- Тем лучше.

***

Но ни через день, ни через три господин Мишель не вернулся. Старый замок Журви так и оставался безлюдным и спокойным. Голодная зима вылизала двор. Крестьяне возвращались медленно и осторожно. А пожилые господа уже не требовали от них особого рвения. Лишь бы дома было тепло, а на столе каждый день была еда. Область жила мирно и спокойно, насколько это было возможно, если учесть обстановку в стране. Сет наблюдала, разговаривала с людьми. Как-то ночью добрела до замка, но не смогла там долго находиться – Мадлена оказалась права, старинные камни до сих пор помнили. Они буквально кричали о том, что здесь был Незнакомец. Это чувствовалось в густоте воздуха, в красках, в запахах.

Может, эльфийка-полукровка права, и ассасинка лезет шеей в петлю? Может, бросить все и вернуться… Куда вернуться? Найти среднего сына Железного Короля и убедить его принять ее кинжалы в знак верности? Конечно, Филипп пошел в отца не только именем, но Сет передергивало при мысли о том, что ее клятва потеряла смысл. И что она никогда больше…

С чего Ролан взял, что Филипп жив? Почему он считает, что разбушевавшийся молодой Незнакомец – это он? Все совпало? При мысли о том, как сильно мог измениться Железный король, Сет чувствовала во рту отвратительный привкус неизбежности. Он действительно мог превратиться в зверя. Он убивал. Она нашла подтверждение нескольких смертей. Пробовал себя.

Он действительно учится. И скрытничает.

Сет нашла безлюдный уголок на берегу реки. Тихая заводь, окруженная с трех сторон деревьями и кустарником. Через реку открывался чудесный вид на замок. Ассасинка с наслаждением сидела в воде, собрав длинные волосы в высокий пучок и закрепив его шпильками-кинжалами. Здесь о таком и не слышали. А она уже не мыслила даже короткой прогулки без оружия. С каждым днем во Франции все опаснее было ходить одной. И пусть лично ей вряд ли кто-то мог угрожать, женщина часто вступалась за тех, кто за себя постоять не мог.

Сет откинулась на прибрежные камни и посмотрела в небо сквозь густую листву.

Ее одежда на расстоянии руки. Четыре дня в Шампани ничего не дали. Сет трижды обошла всю деревню. Поговорила со всеми. Мужчины теперь видели ее во снах, а женщины бросали косые взгляды, боясь за сохранность семей. Лишь одна Мадлена посмеивалась себе, изображая умудренную опытом и уставшую от жизни мать, которая только что потеряла дочь. Впрочем, пропажам никто особого внимания не уделял. В процессе долгих разговоров удалось выяснить, что за несколько недель пропало семь человек. Причем, из этих семи как минимум трое сами виноваты – ушли в город, скорее всего попались в руки разбойникам.

Эльфийка провела правой рукой по смуглой коже левой и снова расслабленно замерла.

Как минимум четыре жертвы – дело рук (или Великая Тьма знает чего еще) Незнакомца. Тел нет. Что он с ними делал, непонятно. Да и он ли? Ах, если это Филипп, почему, почему она поверила в то, что говорили люди? Почему она не удостоверилась, что тело в гробу – тело короля? Ведь, обладая зачатками способностей, можно кого угодно убедить в чем угодно. И кто взял на себя труд устроить этот маскарад? Кому так осточертел Железный король?

Сет вздохнула.

Проще сказать, кто его любил. Жесткий стиль правления, не признающий альтернатив, не допускающий вольностей, стремление к величию государства, а не баронов, непримиримые отношения с папой… Филипп IV войдет в историю под именем Железного короля. У него много недоброжелателей. Но если предположить, что он – Незнакомец, значит, он успел нажить врагов в Темном мире. Ах, и почему из тамошних правителей она никого не знает?

Помимо Ролана никто не сможет ей помочь. А вернуться к нему с пустыми руками эльфийка не могла. И, как назло, след, оставленный Незнакомцем, стирался.

Сет вытянулась в воде. Нужно возвращаться к Мадлене. А потом собирать вещи и идти дальше. У нее есть подтверждение того, что в Журви орудовал Незнакомец. Что он тут жил. Что он заменил собой сына господ. И исчез. Он должен отправиться в крупный город – там больше еды. И, если в прошлом он был Железным королем, возможно, он выберет Реймс. Недалеко. И связан с каждым новым правлением. Значит, и ей стоит посетить Реймс. День пути. А если там следов не окажется, ее снова ждет Париж.

***

Сет вернулась в дом вдовы Фуссе глубокой ночью. Она не избавилась от сомнений и не определилась с дальнейшими действиями, но вода успокоила и придала сил. Мадлена сидела на пороге, глядя в никуда. В пальцах – тонкая самокрутка, странный атрибут во Франции. Взгляд сосредоточен. При виде гостьи она слегка нахмурилась.

- Жанетта вернулась.

Сет выронила плащ.

- Что?

- Пришла, легла в постель. Не отвечает на вопросы. Все время улыбается и молчит.

- Но ты же говорила, что Незнакомец ее убил?

- Иди и проверь сама, - она дернула подбородком.

Сет подобрала плащ и вошла в дом, с порога отмечая, насколько другим он стал. Здесь царил тот кислый привкус, который всегда сопровождает людей, связавшихся с Незнакомцами. Пустота и переполненность чем-то запретным. Свет и тьма. Девушка лежала в углу. Тугие рыжие локоны разметались по подушке. Руки сложены на груди в молитвенном жесте. Взгляд в потолок.

- Где ты была? – резко спросила Сет, мелко дрожа от волнения. Помнит ли она Незнакомца? Сможет его описать? Хотя бы обрывки…

- Эти глаза… - прошептала Жанетта. – Я ни у кого не видела таких глаз.

«Хорошее начало».

Сет приблизилась. На девушке было свободное белое платье, похожее скорее на рубаху, чем на верхний наряд. Оно открывало шею и декольте почти до самой груди. Молочная белая кожа блестела в неровном свете.

- Он сказал, что я могу идти. Он сказал…

- Кто – он?

- Бог.

Сет фыркнула, но промолчала.

- Мой господин, - продолжила Жанетта, похлопав ресницами. – Мой бог. Мой король. Мое все.

- О ком ты говоришь?

- Он пришел ко мне во сне, - девушка не обращала внимания на вопросы. – И позвал за собой в чудесную страну. Он подарил мне неземное счастье. И оставил меня – я должна передать это счастье другим.

Странный Незнакомец, который при разрыве с жертвой оставляет ее в безумном состоянии удовлетворенности. Слишком щедрый подарок. Эльфийка бросила плащ на стул и села на край кровати, сверля неподвижным взглядом серебристых глаз девушку. Она сама не знала, насколько выражение ее глаз в эти мгновения напоминала знаменитый взгляд Филиппа IV Красивого, Железного короля. Тот взгляд, которого избегали все придворные, который был способен утихомирить любого буйного барона.

Неожиданно Жанетта схватила ее за руку.

- Он так прекрасен! Знала бы ты, сколько в нем света, сколько в нем доброты и тепла…

- Немыслимо…

Сет отдернула руку – кожа у девушки была ледяной. Она определенно оставалась человеком. Но что-то изменилось безвозвратно. Безумный взгляд. Подчеркнутая, яркая красота. Мечты об ушедшем и святая вера в собственную миссию. Вряд ли она сможет долго прожить в обществе, которое боится всего выдающегося. И красоты в том числе.

- Как он выглядел?

- Не помню. Свет. Он как свет, всеобъемлющий.

- А что помнишь?

- Голос. И глаза. О, эти глаза!.. Они сжигают меня изнутри. Они ласкают и… Он никогда не вернется? – Жанетта посмотрела Сет в лицо с умоляющим выражением.

Вероятно, что нет. И ей придется прожить свою недолгую жизнь воспоминаниями о том, чего, скорее всего, никогда и не было. Незнакомец исчез. Сохранил ей жизнь. Что он получил? Эмоцию? Близость? Он явно искал себя, еще пробовал и пробовал, определяя, в чем его путь. Что станет пищей. Что станет удовольствием.

Сет мало знала о Темном мире. Но и ее познаний хватало, чтобы понять – молодой Незнакомец, который выжил и который намерен укорениться – серьезная угроза миру и обществу. Он может убивать, очаровывать, влиять. Он может перевернуть политику страны, сосредоточить в своих руках судьбы миллионов.

А если этот молодой Незнакомец в прошлом – Железный король, невозможно предугадать, к чему он придет.

Нужно спешить. Утром же она отправится в Реймс.

Лион

Июнь 1316

Доменик

Все, что оставалось тому, кто когда-то был всемогущ в мире светлом, но потерял все, чтобы обрести подлинное величие бессмертного существа, в ситуации, когда у него выбита почва из-под ног и нет ни единого шанса испросить совета - следовать по знакомому пути. Доменик, узнавший о том, что случилось во Франции, предчувствующий страшную смуту, принял решение быстро. И, верный себе, сразу перешел к действиям. Он отправился в Лион. Путешествовал ночью. И покрывал такие расстояния, которые не подвластны и самым быстрым гонцам. Доменик держался вдали от деревень, чтобы жажда убийства или огня не сбивала его с пути. Ему понадобилось всего два перехода – и, оказавшись в Лионе, он даже не почувствовал ожидаемой усталости. Зато почувствовал другое – миллионы потоков. Потоков того, что хотелось назвать запахом, хотя улавливалось оно совсем не носом.

Городские ворота оказались закрытыми. Доменик обрадовался новым способностям – если бы он оставался человеком, то не смог бы попасть внутрь. Как и сотни тех, кто расположился под стенами. Такая мера говорила о многом – Филипп не собирался сдаваться. Видимо, он принял решение и уберег себя и своих поданных от лишних потоков информации. Он знал, что Карл Валуа провозгласил себя регентом в Париже. А сам сделал то же самое, но в Лионе, опираясь на поддержку преданных ему баронов. И приказы Карла Валуа помешали бы, если бы не сделали невозможной его затею. В итоге сын просто не дал гонцам возможности сделать свою работу. Доменик восхитился. Жесткое решение. В духе Железного короля.

Все-таки чувствуя в теле приятную усталость и удовлетворение одновременно, вампир бродил по улицам знакомого города, пряча лицо и впитывая в себя чужие эмоции. В нем боролись король и животное, высшее существо. Он понимал, что не придет к сыну и не скажет, кто он и что он. И при этом точно знал, что не сможет оставить Филиппа в тяжелый момент в одиночестве. Двойственность мыслей, состояний, не позволяющая четко принимать решения, отвлекала от цели. Облегчение, которое он почувствовал в Журви, испарились, стоило оторваться от людей и отправиться в путешествие. Каждое лье давалось с трудом. Нет, не идти было трудно. А ощущать нового себя в пространстве.

Прошло двадцать месяцев с мгновения «смерти» Филиппа IV Красивого. Ничтожно мало даже по меркам человека. А на самом деле – невыносимо много. За это время страна успела испытать все горести, какие только могли выпасть на ее долю в связи со сменой власти. И вот снова. В народе говорили – пусть бы лучше Людовик жил долго. Лучше слабый король, чем вовсе без короля. Люди слабы. Они нуждаются в подчинении. И так смешно и грустно наблюдать за тем, как лучшие из них преклоняют колени перед теми, кто помазанник божий лишь по праву крови, но не духа.

И эти мысли тоже не были свойственны Филиппу Красивому, который занимался укреплением абсолютной монархии и вел все к тому, чтобы престол передавался по наследству без вариантов отойти в сторону. Четкая смена королей, от отца к сыну, от отца к сыну. И никакой каши, никакой возможности сменить династию. Никакого хаоса. И о чем он думает сейчас? О том, что королевская кровь не всегда способна обеспечить должный уровень правления. Еще при жизни Филипп прекрасно понимал, что Сварливый сын не создан для трона. Он видел его упрямство и безуспешно пытался направить мальчика. Людовик боялся отца – и ненавидел именно поэтому. Именно поэтому он так любил брата короля, Карла Валуа, который и прибрал власть к своим рукам почти полностью в его правление, подобрав именно те крючки, которые сработали.

Филипп III Смелый дал жизнь более опытным правителям. Сколько бы споров и разногласий ни было между Филиппом IV и его братом Карлом Валуа, Карл не был дураком. И их брат Людовик д’Эвре всегда оставался верным другом и опорой. И сейчас он находился здесь, в Лионе. А Железный король мог полагаться лишь на Филиппа. Из троих сыновей он, средний, – лучший претендент на престол.

Но хватит ли мальчику духу принять жесткие решения, если того потребует благополучие страны?

Доменик, стоявший на крепостной стене, окинул Лион долгим взглядом янтарно-волчьих глаз.

Филипп Пуатье – его сын. А его дело - мальчику помочь. Железному королю было девятнадцать, когда его помазали на царствие в Реймсском соборе. Его сын уже старше. Он уже пережил многое. Предательство и прощение. Радость отцовства и горечь утраты. Он обращался к отцу чаще других. Оказался самым прилежным учеником. Он любил Францию. И любил власть. Осторожный, расчетливый, жесткий. Да, он станет хорошим монархом. Если разберется с бюрократическими тонкостями. А если не монархом, то хотя бы регентом. Что позволит ему исправить множество ошибок брата. Пусть и не в полной мере.

Доменик понимал, какую стратегию следует выбрать, и не без гордости отмечал, что граф Пуатье выбрал именно ее. Лион закрыт. Его откроют на рассвете – и тогда гонцы Карла Валуа, регента-узурпатора, принесут в город вести. И будут встречены приказами регента Филиппа Пуатье. А дальше – тонкие политические ходы. Кошки-мышки. Кто кого обставит, кто где ошибется, кто кого на свою сторону призовет. Филипп затеял опасную игру. Но именно эта игра могла принести ему победу. Надо рисковать!

Доменик спрыгнул на землю. Он уже дважды побывал на крепостной стене, прошелся по улицам города, но так и не решался приблизиться к сыну. Его нутро требовало крови, голод давал о себе знать. Но занимающееся на восходе светило больше не вызывало мучительного страха. Бывший король ждал его, будто желая проверить, кто над кем одержит победу в этот раз.

Утро следующего дня

Филипп Пуатье, очень высокий, худощавый, но крепкий, кутался в просторный плащ и внимательно слушал отчет Людовика д’Эвре. Доменик не приближался, боясь, что его увидят. Он стоял, кажется, не дыша, не прислушиваясь и просто смотря на родных людей. На того, кого называл сыном, но к кому никогда не относился, как должен относиться отец. На того, кто был его братом, но кто ни разу не мог поговорить с ним как с братом. Филипп IV был Железным королем для всех – и для собственной семьи в первую очередь.

Он поправил капюшон, даже не зная, что сменил внешность, и сейчас походил на молодого рыцаря, жадного до воинской славы. Очередной рыцарь в бесчисленной армии графа Пуатье, одного из лучших военачальников, которому еще отец даровал высокий пост не за то, что тот был его сыном, а за то, что тот обладал недюжинным умом и не боялся действовать, если требовались жесткие меры.

- Замуровать собор, - тихо приказал Филипп. – Я отправляюсь в Париж.

- Я с вами, ваше высочество, - отозвался Людовик д’Эвре. Ну конечно, он недолюбливал брата Карла и слишком любил брата Филиппа. Он последует за сыном последнего куда угодно, пусть даже за черту смерти. Людовик мечтал о последовательности в правлении и считал политику Железного короля единственно верной.

- Этот поход может окончиться ничем, - сообщил регент, вскакивая на лошадь.

- Вам не к лицу сомнения.

Филипп вздернул худой подбородок и поднял глаза к небу. Доменик услышал его обращение. Обращение к себе. Сын обращался к отцу за помощью и поддержкой. Он не просил совета, просил лишь незримого присутствия. Это причинило неожиданную боль.

Вампир отступил в тень, чтобы не видеть этих странных людей, которые о мироустройстве знают не больше, чем дети, которым предстоит прожить пятьдесят, ну, семьдесят лет, теряя силы с каждым днем, которым не суждено понять или почувствовать и сотой доли того, через что проходил он. Филипп IV всегда чувствовал себя одиночкой – именно поэтому он приближал только тех людей, которые могут принести пользу государству, а не государю. И такая политика принесла свои результаты – вырванные из грязи правители, помощники, советники и сановники были слепо преданны государю и предельно холодны и трезвы в делах.

- В Париж! – донесся до слуха Доменика шепот. – И берегитесь, дядя. Так просто я не уступлю вам престол. А вы, Гоше, следите за нашими святыми отцами. Мои приказы соблюдать неукоснительно. Обо всех новостях я должен узнавать первым.

- Будет исполнено, ваше высочество. Выпустим лишних, запасемся терпением.

Доменик подождал, пока регент с окружением покинет Лион. Он кутался в плащ в естественной попытке спрятаться от солнца. Впрочем, усилия не пропали зря – на коже больше не было ожогов, хотя она горела огнем, несмотря на плотную ткань. Лицо оставалось бледным, а глаза от боли пожелтели. Он мог изменить черты лица, рост, цвет кожи и волос – но не глаза. Пока что. Глаза животного, волка, в спокойные минуты становились карими, но спокойных минут Доменик почти не знал. Их цвет менялся от древесного до янтарного, в глубине вспыхивали искры невозможного пламени. И лишь их выражение он перенес из прошлой жизни. Если взгляд Железного короля ассоциировался с замерзшим озером, то Незнакомца Доменика – с жерлом вулкана. Но он подчинит своей воле и эту особенность изменившегося тела. Незнакомец пообещал себе, что, победив солнце, научится изменять цвет глаз.

Он дождался сумерек и наконец улучил момент, чтобы осмотреть собор. Конечно, он понимал, кто там и почему, но желание убедиться в верности догадки взяло верх. Собор хорошо охраняли – Филипп еще прославится этими лучниками. Главный вход замуровали. Все черные ходы тоже. Оставили окошко для передачи еды, писем. Кардиналам предстояло провести здесь не один неприятный день. Регент решал вопросы резко – их предупредили, что пока не будет выбран папа, никто не уйдет. Пока что они шумели и возмущались. Но рано или поздно им придется пойти на поводу у молодого правителя. И они сделают это. Доменик забрался на крышу собора и опустился на нее, прислушиваясь к гомону внизу и оглядывая Лион с этой прекрасной высоты. Его положение с каждым мгновением приносило все больше удовольствия. Пусть, он больше не король. Пусть, никто не способен его узнать – но все падают ниц, стоит ему чуть нахмуриться. У него безграничная власть над людьми. Она и была, но сейчас стала настолько естественной и абсолютной, что он проникся и хотел прочувствовать это глубже.

Ненависть, волнами исходившая из собора, настроила Доменика на миролюбивый лад – он перестал чувствовать голод. Отсюда он слышал мысли сотни человек, запертых внизу, слышал мысли Филиппа Пуатье, который направлялся в Фонтенбло, чтобы оттуда войти в Париж. Он принял решение и действовал, пока не зная главного – что Людовик Сварливый был отравлен.

Фонтенбло

Нагнать процессию не составило труда. Филипп прибыл в Фонтенбло и тут же занял королевские покои, запретив себе сомневаться. Доменик, в очередной раз изменивший внешность, находился в замке, примеряя на себя то одну, то другую роль по необходимости. И старался держаться как можно ближе к окружению принца. Было необходимо захватить Луврский замок, где находилась и королева Клеменция – главный человек в государстве до того мига, как на свет появится наследник. Или наследница, что осложнит задачу. Волею судеб на момент смерти короля королева была беременна.

Филипп держал военный совет. Он уже вел себя практически как правитель – и никто не смел ему перечить. Он общался просто и на равных, выглядел спокойным. И в эти минуты повадками был слишком похож на покойного отца, чье имя за вечер вспоминали чаще, чем за все месяцы после его кончины.

Доменик, слившийся с тенью огромной залы, не дышал. Он боролся с желанием прикинуться кем-то из баронов и присягнуть на верность регенту, чтобы остаться рядом с ним, был готов даже возродить шевалье, под именем которого посещал графа де Гресс и его жену, но передумал. Он не может быть настолько близко к происходящему – он уже чувствовал, что придется уйти, хотя и не смог бы ответить себе на вопрос «почему».

Его сын отдал все распоряжения и удалился в королевские покои. Доменик уже был там. В той самой комнате, где по мнению всех умер Филипп IV. Он стоял у стены в тени огромной кровати, к которой был прикован в последние дни. Он помнил ту ночь так, будто она была вчера. Тяжелый разговор с де Шароном, который оказался совсем не де Шароном и даже не тамплиером. Ужас перед неизвестностью. Жуткая боль, которая разрывала его тело на части. И его вечное молчание. Молчание – вторая натура. Он помнил, как плясали отблески пламени на лице пришельца, как его глаза загорались красным. Тогда он решил, что это – лишь игра воображения. Но сейчас… Доменик горько усмехнулся. Он вернулся сюда, испытывая странные ощущения. В последнее время он остро реагировал на все происходящее, еще не привык ни к новому телу, ни к новому мироощущению. А сейчас был спокоен. Его члены сковало льдом, сердце почти не билось, изредка совершая короткие, но мощные удары, скорее, чтобы напомнить ему самому – он еще жив, - чем чтобы разогнать кровь.

Его сын опустился на ступеньки около кровати, не решаясь лечь туда, где умер его отец.

- О, дай мне сил… Отец, если вы слышите меня. Помогите принять решение.

- Вы уже приняли его.

Филипп вздрогнул. Доменик остался в тени, сам не зная, что в эти мгновения неожиданного слияния с сыном, он преобразился. И уже лицо Филиппа Красивого, холодное, мраморное, было обращено к принцу. Потемневший взгляд остановился на затылке юноши, а тонкие, белые руки сплелись. Пуатье не решался повернуться. Он всегда ощущал присутствие отца, но сейчас готов был поклясться на библии в том, что король Филипп IV стоит рядом.

- Я стану регентом.

- Возможно, вы станете королем…

Доменик говорил глухим голосом. И юноше казалось, что в покои вернулся призрак. Тень, прикованная к этому месту и не имеющая возможности найти пристанище. Мятежный дух проклятого короля.

- Вы слишком рано покинули нас, отец, - заговорил принц. - Людовик свернул с вашего пути. В стране смута. Голод. Только я могу что-то изменить. Я должен взять регентство. До того момента, пока королева разрешится от бремени. И… если будет мальчик, я сохраню для него страну. Мой дядя…

- Карл Валуа станет верной опорой и поддержкой, если вы сможете его усмирить.

- Спасибо, отец. – Филипп закрыл глаза и склонил голову. – Я чувствую ваше присутствие. Я хочу быть достойным наследником.

- Франция, сын мой. Вы в ответе за нее.

Доменик умолк и прижался к стене. Для Филиппа, так и не обернувшегося, он буквально растворился в воздухе. Больше не было давящей атмосферы, более не чувствовалось присутствие Железного короля. И этот юноша, неловкий, длинный, который так и войдет в историю под именем Филиппа V Длинного, легко сбросил с себя одежды и лег на отцовскую постель.

Наутро он одним стремительным штурмом займет все ключевые точки Парижа. На его сторону встанут богатые горожане. Интригами и тонкими политическими ходами он отстранит от возможного правления дочь Людовика Сварливого от первого брака. Он объявит себя регентом и сможет договориться со всеми, с кем необходимо договориться.

Еще не раз он обратится к отцу и получит ответы на свои вопросы, потому что Доменик будет следовать за ним. Следовать за ним в Париж, в Венсен, куда пожелает вернуться Клеменция. Последует за ним в Артуа… усмирять развоевавшихся баронов. Это будет короткий двухнедельный поход, в котором будущий король одержит безоговорочную победу.

Филипп IV Красивый поймет, что есть надежда на светлое будущее, на которое он положил целую жизнь. Он поймет, что из троих сыновей есть хотя бы один, на которого он может положиться. Жена Филиппа родит ему сына. Граф Пуатье примет власть и будет работать на укрепление дела своего отца. Его судьба, как и судьба королевства, будет зависеть только от одного: мальчик или девочка родится у королевы Клеменции.

А срок рождения должен настать в ноябре. Впереди несколько месяцев страхов и сомнений. Несколько месяцев действий и борьбы. Даже с братом Карлом, младшим сыном Железного короля. С дядей Валуа. Граф Пуатье, регент, с блеском выйдет из всех политических хитросплетений.

Лето.

Осень.

Историю творят люди. Но непосредственное влияние на нее оказывают те, о ком история не говорит. Король Филипп IV погиб. И кто-то верил в проклятие тамплиеров. Незнакомец Доменик лишь набирал силу. Он отдавал последнюю дань королевству, поставив перед собой цель довести сына до более-менее прочного положения. И он тоже был вынужден ждать ноября.

Что ж. Он всегда умел ждать. А теперь в его распоряжении была вечность.

Глава десятая. Король умер? Да здравствует король!

Весна 1292 года

Окрестности Парижа, Франция

Сет (Онелия)

Девушка бежала, не разбирая дороги. Ветки цеплялись за волосы, царапали щеки. Ее ноги были сбиты в кровь, а легкие сандалии потерялись еще несколько дней назад. Она знала, что солнце защищает ее – и только днем можно чувствовать себя в безопасности. Тогда как ночью возвращался кошмар. Девушка не понимала, сколько времени она провела в пути. Она не помнила, когда в последний раз с кем-то говорила. Охотилась. Искала съедобные коренья, запасы белок, благодаря то ли небо, то ли луну за то, что слушала природу и помнила почти утихшие отголоски наставлений кого-то из прошлого. Дикарка. Однажды вышла к деревне, но ее чуть не закидали камнями – странного цвета глаза вызывали у людей панический ужас. Онелия не понимала, почему. И за что на нее ополчился целый мир.

На нее, совсем юную девушку, еще почти девочку, которая всего лишь хотела выжить. Последним воспоминанием о детстве было зарево. Зарево, зарево, зарево. Падающие крыши легких домов эльфов. Крики и стоны. Случилось что-то ужасное. И она до сих пор не понимала, как это могло быть, что целую деревню смели в одночасье. Она скиталась. Десять лет по лесам, от тени к тени. Пока ее не нашли. Она не знала этих существ, но чувствовала – надо бежать. Бежать как можно дальше. В города. Туда, где количество людей сдержит неведомого и опасного врага.

Вампиры не охотятся на темных эльфов с целью пропитания. Они охотятся на темных эльфов с целью забавы или из мести. Онелия ничего не знала о мести. Но она знала все о погоне. Расстояние, которое удавалось пройти за день, вампир пересекал за несколько часов. А ее преследователь, чью природу она так и не смогла определить, и того быстрее. И сейчас, очутившись в незнакомом лесу, девушка с ужасом понимала, что солнце вот-вот сядет. И если ее не оставили в покое, уже и не оставят. Она бежала по лесу, то и дело пригибаясь чуть ли не до земли, чтобы уберечь лицо от веток, раздвигая их руками, пока не споткнулась о выступивший корень и не упала в только что проклюнувшуюся траву, где и замерла.

Черные волосы, неловко стянутые кожаным потертым шнурком, рассыпались по земле, накрыв ее подобно вороновому крылу. Серебряные глаза закрылись. Девушка замерла, тяжело дыша. Острое чувство приближающейся опасности не в силах было заставить ее подняться и пойти дальше. Сколько лет она уже одна? Ей всего пятнадцать. И десять лет из них она скитается, прибиваясь то к одной группке темных эльфов, то к другой, теряя друзей, спасаясь из когтей смерти и мечтая о ней. Жажда жить в ней превратилась в плотный сгусток противоречия – она не хотела умирать. Но и не понимала, зачем ей жить. Она в совершенстве овладела луком и могла сразить любого противника. Но не вампира. По меньшей мере не древнего вампира.

Может, погоня – лишь бред измученного разума. Возможно, сегодня никто не будет следовать за ней по пятам. Но память слишком явно приносила прошлые встречи. А шрам на плече говорил лучше всяких слов. Однажды она уже была на волосок от гибели. А сейчас осталась одна в целом мире.

Она с трудом поднялась на руках и села, привалившись к стволу дерева. Еды оставалось на один неполный перекус. Девушка закрыла глаза, пытаясь получить удовольствие от кусочка черствого хлеба – последнего, оставшегося от буханки, которую ей удалось утащить в деревеньке на краю леса. Ее голову терзали странные мысли. Может, не стоит больше бежать? Есть вещи, от которых не убежать. И если ей суждено погибнуть… что ж, значит, так тому и быть.

Кусочек хлеба закончился.

Девушка огляделась. Вздрогнула, сообразив, что на лес опустилась ночь. Прислушалась. Нужно найти воду – во рту пересохло. Она с трудом поднялась, стараясь отделаться от ощущения, что на нее кто-то смотрит. Глядя строго перед собой, держа в судорожно сжатых пальцах кинжал, она медленно шла в глубь леса, не думая ни о чем. Здесь кипела жизнь. Насекомые, зверье, даже сами деревья вели долгие разговоры, недоумевая, что забыла под кронами столь юная особа.

Королевский лес.

Онелия остановилась. И почему она так решила?

Она углублялась, с каждым мгновением все острее ощущая уже знакомое чужое присутствие. Что это за сущность, следящая за каждым ее шагом и медленно сводящая ее с ума? Кто этот монстр, не вампир и не зверь, чей пристальный и мертвый взгляд она ловит на себе уже месяц? Она хорошо помнила, когда впервые поймала его на себе. Это было в ночь кровавой луны. Необыкновенно темную и мрачную, в которую никто и не рискнет выйти из дома. Была гроза. Онелия спряталась в корнях старого вяза, вздрагивая при каждом ударе молнии, при каждом раскате грома. Рядом дремал мальчик-эльф, которого она нашла за несколько дней до этого. Он был измотан и крайне напуган. Девочка решила взять на себя заботу о нем. Так в жизни появлялся хоть какой-то смысл.

Существо затаилось в десяти шагах от них. Молния то и дело освещала его гибкое тело, в одно мгновение напоминающее волка, а в другое – высокого человека. И только глаза оставались неизменными – пронзительно красные и темные, как само сердце ночи.

На следующую ночь мальчик эльф погиб. Он упал в яму, утыканную деревянными кольями. Она сама чуть не скатилась по гладкой стороне, но вовремя ухватилась за ветку дерева. Времени на то, чтобы вытащить тело мальчика, не осталось – уже знакомые глаза появились снова, девушку затопил сумасшедший ужас… И она побежала. Она бежала с тех пор и не могла остановиться. Продвигаясь в самое сердце страны, язык которой понимала как-то естественно. Минуя поселение за поселением. Даже города. Месяц неистовой гонки, который привел ее в очередной лес. Лес, которому не было названия, но девушка назвала его Королевским.

И вот опять. Волчий силуэт то и дело мерещился ей среди деревьев, оборачиваясь то человеком, то искривленным стволом старого дерева. Сет снова побежала. Ей казалось, что только стремительный бег на кончиках пальцах поможет ей вновь обрести душевное равновесие и, может быть, все-таки спасти свою жизнь. Она не заметила, как оказалась на лесной тропинке, а потом…

Когда она врезалась в высокого мужчину в плотном темном плаще, он не упал. Лишь слегка пошатнулся, удивленный. Онелия отскочила в сторону и попятилась, глядя на него во все глаза. В этом месте кроны деревьев расступались, прокладывая дорогу лунному свету, который выхватил из лесной мглы правильные черты лица незнакомца и бездонные, сейчас казавшиеся совершенно черными глаза.

- Я…

Она не знала, на каком языке говорить.

- Что случилось? – по-французски спросил мужчина. Его голос, низкий и глубокий, мгновенно успокоил девушку.

Человек. Или нет? Что-то в нем отличало его от всех встречавшихся Онелии на пути.

- Я… не знаю.

Она села на тропинку и закрылась руками. Мужчина подошел и присел перед девушкой. Неужели он не чувствует, что тот, другой, приближается? Онелия замерла. Она больше не ощущала угрозы. Она подняла измученный взгляд на своего спасителя, не доверяя ощущениям. Может, вот он и есть, ее преследователь? Но нет. Мужчина был настолько строго-красив, в нем была такая величавая стать, что она не посмела бы даже подумать, что он месяц охотится за ней в облике дикого зверя.

- Меня зовут Филипп, - представился он. – А тебя?

- Сет.

Точно. В то мгновение она назвалась другим именем. И маленькая Онелия навсегда уснула в душе, уступив место ассасинке.

- Где твои родные?

Из серебряных глаз девушки хлынули слезы.

- Никого нет…

Филипп стащил с плеч плащ и завернул в него девушку.

- Теперь будут, - проговорил он.

Впервые за десять лет она почувствовала, как разжимается внутри когтистая лапа, как снова к сердцу стекается тепло. В ту ночь она встретила короля Филиппа Красивого, которому вскоре принесла клятву верности. И чьим тайным оружием стала. Она убивала для него. Искала для него. Спасала для него. Она любила его всей душой, хотя женщиной стала в объятиях другого. Она жила от встречи к встрече, зная, что одного взгляда неподвижных глаз будет достаточно, чтобы она почувствовала себя счастливой. Она не ждала ничего.

Филипп дал ей семью. Он дал ей смысл жизни. Он помог ей прийти в себя и навсегда избавиться от страха. Потом она узнала, кем был ее спаситель. И благословила небо за удивительную встречу с человеком, который мыслил и выглядел почти как темное существо. В его лике было что-то вселенски прекрасное. В его взгляде – изначальная мудрость первых богов. Он напоминал ей кого-то из далекого детства. Онелия, которая приняла новое, суровое и строгое имя Сет, отдала свою жизнь в руки этого существа. Но ей было суждено жить столетия… А Филипп скончался даже по человеческим меркам слишком рано.

И почему ее не было рядом на той злополучной охоте? Как она посмела не суметь его уберечь?

Но тогда, весной 1292 года, они встретились в Венсенском лесу: король Филипп Красивый, который любил одиночество и мглу ночного леса, и темная эльфийка Онелия, которая спасалась от первобытного зла и нашла покой под крылом человеческого властителя. Как причудливо сплелись их судьбы. И как странно было идти, чувствуя сильную руку на плече. Щемило сердце – оно точно знало, какое место в нем займет Филипп.

Ноябрь 1316 года

Доменик

Хочешь быть ближе всех к королю и при этом не вызывать ни у кого подозрений – притворись доминиканцем. Доменик устранил монаха с непринужденностью опытного убийцы, изменил внешность, занял его место и, пользуясь природной мощью собственной новой натуры, убедил регента Филиппа Пуатье в том, что как бы он ни относился к церкви, ему нужен тот, кому можно доверять. Особенно, если учесть шаткость его положения. Сейчас, когда он превратился в монаха, вернулся ко двору, он понял, как на самом деле много здесь темных существ. Пару раз он видел графа де Бательер, понимал, что перед ним Юлиан, и исчезал в тени, удивляясь и при этом радуясь тому факту, что создатель его присутствия не чувствует. Или делает вид, что не чувствует. Страстное желание довести начатое до конца открывало в нем все новые и новые силы и способности. Он по-прежнему боялся солнца и несколько раз получил жестокие ожоги при очередной попытке пренебречь телесной слабостью и прогуляться по крепостной стене Венсена посреди дня. К счастью, образ доминиканца позволял все время носить рясу и прятать лицо. И глаза, что становилось все сложнее. К счастью, у регента Филиппа не было привычки смотреть в них, с кем бы он ни общался. А с духовником - тем более.

Так что пока молодой вампир, который не питался кровью и искал все новые способы получения пищи, оставался при королевском дворе без короля. Он путешествовал вместе с регентом. Иногда давал ему советы, если тот спрашивал. Филипп радовал его день ото дня. Единственное, что пугало – здоровье. В отличие от брата Людовика регент обладал крепким, пусть и очень худым, телом, только вот до отцовской формы ему было слишком далеко. Филипп Красивый в молодости гнул подковы. Но никто из его сыновей не смог бы повторить этот фокус.

С другой стороны, крепкое тело и мощный дух не спасли его от лжесмерти и мести сумасшедшего вампира.

Сумасшедшего вампира, по которому Доменик скучал, как скучал бы любой на его месте.

Последние четыре дня двор гудел. Королева Клеменция родила мальчика, которого нарекла Жаном. Иоанн Первый родился слабым, болезненным и уже пару раз напугал всех, задергавшись в конвульсиях. Доменик к нему не приближался, оценивая обстановку. Филипп придерживался нейтралитета, понимая, что рождение наследника – это крах его грез о престоле и при этом гарант относительного покоя в стране. В стране, которая привыкла к бесперебойной преемственности власти.

Подданные требовали показать им наследника. Они боялись, что он уже мертв. Или родился уродом – все помнили о слабом здоровье Людовика Сварливого. Регент нехотя уступил требованиям. Церемонию назначили на утро следующего дня. А сейчас Филипп находился в своих покоях. Он не хотел видеть ни жену, ни приближенных и горячо молился, снова обращаясь к отцу чаще, чем к богу. Он понимал, что в эти секунды решается все. Регент или король? И там, и там на тебе ответственность, но в первом случае твоя власть ограничена массой условностей, а во втором – не ограничена ничем, кроме самой политической структуры страны. Филипп начал свое правление резко и метко. Но он был стеснен обстоятельствами больше, чем оказался к этому готов.

Доменик наблюдал за ним, слушал его. И думал. Можно пустить все на самотек. Иногда невмешательство –тоже действие. А иногда действие есть невмешательство. Что окажется лучшим для Франции? Дождаться совершеннолетия Иоанна или убрать тщедушного младенца, отдав всю власть Филиппу, которому еще придется доказать свое право на престол. Он станет узурпатором власти, останется непонятым, так как его политические взгляды слишком опережают умы его поданных. Но он сможет что-то изменить. Он молод, полон сил и планов. И точно знает, что делать. А каков Иоанн? Смотря на младенца, Доменик понимал, что не найдет в нем черт, которые позволили бы сделать выводы и принять решение.

Зато он прекрасно знал Филиппа Пуатье.

Регент сидел за столом в своем кабинете в Венсене. Он отослал прочь всех, отказал в аудиенции жене и думал. Перед ним лежал чистый лист, на котором будущий король выписывал основные мысли, помогая себе структурировать происходящее. То, что Доменик проделывал в эти минуты в голове, сын Железного короля выносил на бумагу. При свечах его и без того худое лицо принимало странный, почти пугающий вид. Темный взгляд слишком холодных для человека глаз не отрывался от букв и кончика пера. Регент чутко слышал происходящее в замке, одновременно отказываясь воспринимать эти звуки и сосредоточившись на собственных мыслях.

Есть несколько фактов.

У Франции появился король.

Королева Клеменция тяжело заболела после родов. И, скорее всего, она потеряет всяческий интерес к управлению государством. Ее жизнь будет завязана на сыне, в котором она будет искать черты Людовика и молить бога, чтобы ей простили ее непонятно какие прегрешения.

Он, Филипп Пуатье, останется регентом еще на десяток лет как минимум. Этого достаточно, чтобы поднять страну с колен. Но где гарантия того, что Иоанн последует советам дяди?

Можно воспитать в короле нужные качества, если они там есть. А что, если он пошел в отца?

А если в деда?

При этой мысли благородное лицо регента исказила неопределенная гримаса. Доменик, слившийся со стеной, следил за ним, не отрывая глаз.

Ребенок может умереть. И это тоже непреложный факт. Он уже пару раз довел до исступления кормилицу и нянек, внезапно посинев. Над Венсеном нависло тяжелое слово «яд», которое передавали из уст в уста. Может, именно поэтому вассалы требуют показать им короля? Но, черт возьми! Это риск! Где гарантия, что Иоанна не убьет кто-то из присутствующих?

Что было бы определенно на руку Филиппу. Он сможет стать королем, но получит головную боль в виде разделения вассалов на верных поданных и воинствующих несогласных. И что за бред – слушать всех потомков Людовика Святого?

Филипп отшвырнул перо и ударил себя по руке. Это слабость. Всего лишь слабость!

- Отец, как ты бы поступил в этой ситуации?

Вопрос остался без ответа.

Доменик слабо улыбнулся. Филипп привык каждое - даже незначительное – решение тщательно взвешивать и перепроверять. Иногда это утомляло. Но всегда играло ему на руку. Вампир оставил сына и отправился к внуку, еще не решив, что будет делать в покоях короля Иоанна.

Король Иоанн беспокойно спал в своей колыбели. Рядом в кресле дремала кормилица. Она не проснулась и не проснется, пока Доменик не позволит ей это. Девушка была утомлена, под глазами залегли тени. Ее собственный ребенок лежал у нее на руках. Он выглядел довольным, сытым и здоровым. Какова ирония судьбы. Умирающий, тающий на глазах отпрыск королевского рода – и полный сил младенец, которому не суждено сыграть важной роли в жизни государства.

Решение пришло неожиданно. Если готовится покушение на короля, он просто не будет вмешиваться. Если покушения не будет, но Иоанн умрет от слабости – тоже. Если он выживет – понаблюдает за мальчиком. До того момента, когда он сможет вступить на престол, у вампира будет миллион возможностей или воспитать его, или убить. Что касается амбиций Филиппа… Ему пришло время проявить их. Если он действительно хочет быть королем без условностей, он должен принять решение.

Филипп IV всегда шел на крайние меры, если не видел иного выхода. По его приказу устраняли неугодных. По его приказу рушили целые города. И на осколках создавали великую державу. И у него не было бессмертного покровителя. Не было даже понимания о существовании другого мира. В раннем детстве ему казалось, что он видит странных существ и слышит больше, чем должен – и лишь усилием воли будущий великий монарх отсек видения, сосредоточившись на цели.

И теперь, подведя сына к порогу, он оставил право сделать решающий шаг ему. Как бы ни злословила молва, настоящий король всегда один. Редкое счастье – иметь советников достаточно разумных, чтобы управлять. И у Красивого короля это счастье было. А что останется Филиппу… Только то, что он выстроит сам.

***

Отель дю Гресси

Несколько часов спустя

Доменик стоял в саду дома де Гресса, наблюдая за его темными окнами. Шарль де Гресс сегодня не мог уснуть слишком долго и утомил своей непоседливостью нянечку. Отца, занятого при дворе, не было дома, и слугам пришлось несладко – юный господин проявил редкое упрямство. Это передается по наследству?

Вампир возвращался сюда при каждой возможности. Пусть де Гресс переделал все, и в освеженном, прекрасном саду было сложно узнать то место, где когда-то он впервые остался с Шарлоттой наедине. Он не мог понять, почему до сих пор помнит запах ее волос и почему старается оказаться поближе к дому, который она делила с другим. С законным мужем, которого он, король Филипп, ей дал. Доменик устало прикоснулся к виску.

Юлиан дал ему бессмертие, неограниченную силу и власть над смертными, но он не смог искоренить из его сердца любовь, которая пугала и самого короля. И осталась балластом сейчас, заставляя вновь и вновь возвращаться к воспоминаниям. Филипп не позволял себе любить, он всегда ставил интересы государства выше любых других. И сейчас испытывал нечто, похожее на сожаление. Что не помог. Не успел. Почему умерла Шарлотта? Как-то ее уже спасали от смерти… Тогда в этом помогла Сет.

Почему Сет не спасла ее еще раз? Глупый вопрос. Зачем ей выполнять приказ, о существовании которого она даже не подозревает? Остаток мира, разбитого Юлианом в ту жуткую ночь, когда король Филипп перестал существовать, сосредоточился в маленьком упрямом мальчике с темными волосами, пронзительно-голубыми глазами и строгим, серьезным взглядом. Любил ли он Шарля? Да вряд ли. Скорее, он чувствовал, что Шарль – последнее, что осталось от горячо любимой женщины. И судьба такова, что рано или поздно ему придется увидеть, как он умрет.

Почему-то о том, что мальчика можно будет обратить, вампир не думал. Инстинкты спали в нем так глубоко, что неизвестно, как они проявят себя в будущем. Пока он разрывался между тем, чем жил Филипп Красивый, и тем, чем в скором времени предстоит жить ему. Он точно знал – время до его отъезда из Парижа неумолимо сокращается. А еще он точно знал, что Иоанн Посмертный завтрашнего утра не переживет. Порой действие есть бездействие. И Доменик принял решение, о котором не пожалеет никогда, даже когда оно приведет к непоправимым, поистине ужасным последствиям для королевства.

20 ноября 1316

Полдень

Париж

Волна ужаса прокатилась по Парижу. Иоанн I, король Франции, получивший прозвище Посмертный, скончался после крестин. Он умер быстро, в агонии. Поговаривали о яде, но доказательств не нашли. Что будет с королевством? Что будет с народом, оставшимся без покровителя и защитника? Иррациональный страх пробирался в сердце каждого из узнавших. Все ждали дальнейших событий.

Теперь корона перейдет к Филиппу Пуатье.

Отпустит ли семью Филиппа Красивого злой рок? Что принесет царствие нового короля? Такого молодого, но уже прославившегося своими жесткими решениями. Доменик, присутствовавший при трагедии, остался с сыном, который принял слишком отчужденно-спокойный вид и теперь находился в своих покоях наедине с ближайшими советниками, включая Людовика д’Эвре. Другого дяди, Карла Валуа с ним не было. Тот пытался извлечь выгоду из нового положения, собираясь выторговать свой голос пэра Франции по как можно более высокой цене.

Филиппу принесли полный отчет о состоянии дел в королевстве. Он мог рассчитывать на поддержку горожан. А вот знать? На его стороне и папа, который взошел на престол при прямом содействии молодого короля. Но вся расстановка сил была совершенно не радужной. Филипп Пуатье гордо смотрел вперед. Он принял смерть племянника как благословение. И оказался недалек от истины – при желании Доменик мог спасти младенца. Всего капля крови бессмертного существа способна изгнать любой недуг. Выбор был сделан, песочные часы перевернулись, отсчитывая крупицы нового царствования.

- Нужна коронация, - проговорил д’Эвре, озвучивая мысли всех собравшихся.

- Как себя чувствует королева Клеменция? – осведомился Филипп.

Доменик, укрывшийся в тени, восхитился. Его не могли видеть эти существа, всего лишь смертные, всего лишь люди, члены его семьи. Не могли видеть, пока он сам того не желал. Он мог бы управлять страной через них. Но сейчас не чувствовал ничего, кроме усталости от узости человеческого мышления. Может, именно поэтому кандидатура Филиппа была принята вампиром так легко – юноша резко отличался от своего окружения. И он был достаточно опытен, чтобы Доменик мог спокойно покинуть Францию. Чтобы долго-долго туда не возвращаться.

На исповеди он признался духовнику в том, что, если с младенцем что-то случится, он будет чувствовать вину – и с этим грузом предстанет перед богом, когда придет его черед. Но также он был твердо намерен воспользоваться ситуацией для укрепления могущества страны. Ведь нет ничего важнее Французского королевства. Корона манила юношу всегда, но вероятность того, что когда-либо он сможет возложить ее на голову, была слишком ничтожна. Никто не мог предугадать, что ему суждено стать королем. И сейчас, когда мечта превратилась в реальность, он не сразу мог возродить в себе радость. Он молод. У него есть сын. Дочери. Жена. Он способен продолжить политику Филиппа Красивого. Он способен вернуть Франции величие и мощь, которые она слегка растеряла при предыдущем правлении.

- Без сознания, - ответили ему.

Филипп вынырнул из своих мыслей и удивленно взглянул на говорившего, не сразу сопоставив ответ с вопросом, который сам задал несколько мгновений назад.

- Пусть с нею будут врачи.

- Королева в надежных руках, ваше величество.

Филипп вздрогнул. Но этого не заметили. Для всех этот высокий, задумчивый молодой человек воплотил в себе все, что нужно королю. Он унаследовал от отца взгляд, способный перевернуть душу, мышление, недоступное большинству и жесткость, граничащую с жестокостью. И при этом известную доброту и чувство ответственности. Сейчас, когда свершилось неизбежное, когда на его глазах умер король, а толпа попыталась завопить о яде, но быстро умолкла, видя искреннее изумление в глазах регента, в нем видели законного наследника, единственного, кто имеет право и способен занять трон.

- Нужна коронация, племянник, - повторил д’Эвре.

- Как можно скорее, - откликнулся Филипп. – Отправьте гонцов в Реймс, дядюшка. Пусть готовятся.

- Будет исполнено. Когда?

- Как можно скорее, - повторил король. Филипп выпрямился на троне. Окинул подданных холодным сосредоточенным взглядом. – Значит, богу угодно мое царствие. У меня есть сын. Молитесь, господа, чтобы злой рок перестал преследовать нашу семью.

Значит, решено. Доменик улыбнулся и исчез в потайной двери. Реймс. Коронация. Последний разговор с сыном. Он пошлет ему сон. Даст напутствие. Пусть мальчик думает, что отец приходил к нему во сне. Пусть укрепится в своем решении. Он станет хорошим королем.

А потом?

Вампир, очутившийся в Нельской башне, окинул волчьим взглядом Париж. А потом нужно уходить. Он отдал последнюю дань делу прошлой жизни. Теперь нужно решить главную задачу – научиться жить под солнцем. Единственное, что по-прежнему вызывало горькую усмешку на его губах – понимание, что он не сможет видеть Шарля. Потому что необходимо вырвать с корнем все старые привязанности Филиппа. В Темном мире они не имеют никакого смысла и лишь ослабляют его.

Глава одиннадцатая. Коронация

Январь 1317

Реймс

Сет (Онелия)

Сет с криком подскочила на кровати. Дремавший рядом темный эльф пробурчал что-то недовольное. Девушка посмотрела на него так, будто увидела привидение. Ей снились эльфы. И проснулась она рядом с эльфом. Перед глазами еще мелькали огненные тени, а щеки опаляло дыхание пламени. Кто-то кричал. Кого-то били. Убивали. Сет много лет не испытывала этого животного, панического ужаса, в котором прошло ее взросление. Страха одиночества и темноты, из которой за ней наблюдали ужасные глаза. Несколько лет назад она нашла своего мучителя из детства. Оборотня. И безжалостно убила его, хотя понимала, что он в свою очередь тогда, в лесах, ее смерти не желал. Оборотни могут передвигаться днем, а он шел только ночью. Оборотни не питаются эльфами. А он… он просто хотел поиграть. Жестокие игры у молодых оборотней. Поэтому он и ушел, когда девочка встретилась с королем.

Сет сжала виски пальцами и нагнулась к коленям в ожидании, пока боль, острой вспышкой ослепившая сознание, растворится в небытии. Эльф вытянулся на кровати. Она почувствовала, что он не спит, но и не стремится начинать разговор. И где она его нашла? Она пришла в Реймс накануне. Сет привыкла доверять своим инстинктам, не раз спасавшим ей жизнь. Она шла не по следу. Она шла в тщетной надежде, что тот Незнакомец окажется Филиппом, и память о прошлом не позволит ему пропустить коронацию сына. Если его не будет здесь, она его уже не найдет.

Только зря лишила жизни девчонку.

Эльф Адриан повернул голову. Она взглянула ему в глаза. Обсидиановые. Цвета ночи. Цвета самой темной ночи в году. Это не черный. Это бездонный. Блестящий, живой и пристальный взгляд, присущий темным эльфам. Темным эльфам благородных кровей. Наверное, нормальным эльфам, в чьей крови нет примесей и нет крови чертовых янтарных Жрецов, о которых по сей день складывают легенды. Сет замерла. Почему она вспомнила детскую сказку про Жрецов в таком контексте и именно сейчас? Ее сердце сжалось. Может быть, память наконец смилостивится и приоткроет занавесу тайны ее детства? До кровавой ночи.

- Сегодня коронация? – cказала она, не отрывая взгляд от его лица.

Она не понимала, сколько лет Адриану. Двести ли, триста ли или все пятьсот. Тонкое лицо, здесь, в Реймсе, считавшееся слишком утонченным и холодным. Но женщины его любили. Адриан легко встроился в человеческую жизнь. У него был титул для двора и тайная торговая сеть для себя. Он прекрасно себя чувствовал даже в голодные годы, наступившие после смерти Филиппа IV. Сет почему-то хотелось думать, что он помогал простым жителям и крестьянам, но она не знала эльфа.

Они не успели даже поговорить. Неестественная или, наоборот, абсолютно естественная вспышка желания ослепила обоих в тот момент, когда их взгляды встретились. Сет пришла в себя только в его объятиях у него дома. И не помнила, как туда попала.

- Ты хочешь пойти туда.

Он не спрашивал. Утверждал. В пронзительном взгляде скользнуло что-то, напоминающее понимание. Он тонко улыбнулся. Слишком тонко. До ощущения ядовитости. Сет передернуло. Слишком знакомое выражение лица… только откуда? Из далекого детства, оставшегося за пределами ее памяти. Она протянула руку и коснулась черных волос.

- А где ты вырос?

Вопрос сорвался сам собой. Сет прикусила губу, кажется, покраснела, не понимая, что эльф видит в ней самую красивую женщину в двух мирах именно сейчас, когда она позволила себе слабость. Он перехватил ее руку и мельком поцеловал пальцы. Сел на постели, позволив покрывалу соскользнуть. Мускулистая грудь была покрыта мелкими шрамами. Сет ощущала их всю ночь под своими пальцами, но рассмотреть смогла только сейчас. Бесчисленные укусы и царапины. Он был воином?

- Везде, - обронил он. – Почему ты спрашиваешь?

- Твое лицо… В нем есть что-то очень знакомое. Может, я видела тебя в детстве…

- Мы не планировали откровенничать, воительница, - неожиданно жестко проговорил Адриан, отстранившись.

- Я ничего не помню о своем детстве. - Она повернулась к нему и положила руку на грудь. – И не могу найти никого, кто смог бы мне помочь.

- С чего ты решила, что я могу помочь тебе?

- Не знаю. Прости. Пустое, – она выпрямилась, отвернулась и соскользнула с кровати, потянувшись за одеждой. - Так ты отведешь меня на коронацию?

Адриан посмотрел на нее долгим неопределенным взглядом.

- Я ничего не слышал о девочке с серебряными глазами. Мы жили в разных деревнях.

- Сколько тебе лет?

- Много…

Сет вздохнула. Он явно не хотел говорить о прошлом. Оно и понято – если вспомнить, во что война превратила его тело.

- Ты собираешься идти на коронацию… так? – спросил Адриан, смягчившись.

- Мальчик паж, - улыбнулась Сет.

- Прости, душа моя, но твоя ослепительная красота слишком женственна… как бы ты ни старалась это скрыть.

Адриан хлопнул в ладоши. Сет вздрогнула и натянула на себя покрывало, когда дверь в спальню отворилась, пропустив молодую женщину.

Женщина поклонилась.

- Госпоже нужно платье на коронацию.

Еще один молчаливый поклон. Служанка исчезла, буквально растворившись в воздухе. Не каждый властитель может похвастаться такими вымуштрованными слугами. Кто же ты, темный эльф, живущий во французском городе и отказывающийся говорить о своем прошлом? Что-то подсказывало, что она не хочет знать ответа на этот вопрос. Сет бессознательно протянула к нему руки. Адриан, собравшийся встать, ухмыльнулся и взял ее за пальцы.

- Только не говори, что собрался представить меня ко двору.

- Ко двору, которого еще нет? Не уверен. Но многое бы отдал, чтобы увидеть тебя в платье.

***

Адриан оказался не просто дворянином. Он оказался представителем одного из древнейших родов. Каким образом темному эльфу удалось вписаться в число дальних родственников дальних родственников Людовика Святого, эльфийка не знала. Но удалось. Его встречали как короля. А он хмурился, оглядывая Реймский Собор. Здесь уже все собрались. Будущий король тоже был готов к церемонии. Сет не разбиралась в том, что происходило – ее сносило от концентрации темных существ в одном помещении. Она опасливо обернулась на спутника. Тот сверлил ее недвусмысленным взглядом. И зачем они сюда пришли? Сет была готова отказаться от преследования. В это мгновение она была готова оставить прошлое прошлому. И просто довериться внезапно рухнувшим на ее голову чувствам. Или ощущениям.

Эльф был красив. Богат. Что-то в нем подсказывало – он умеет за себя постоять. И в состоянии защитить близких. Разве на короля она должна была смотреть? Зачем? Вот существо ей под стать.

Стало горько. Она обманывает себя. Она обречена пронести через всю свою почти бессмертную жизнь любовь к простому смертному, который навсегда оставил след в истории и чье имя будут помнить и прославлять потомки.

- Что тебя печалит?

Голос Адриана вырвал ее из воспоминаний о том дне, когда король Филипп освободил ее от клятвы. А она не смогла уйти.

- Если я скажу, что работала на Филиппа IV, ты мне поверишь?

Адриан прищурился.

- Ты скучаешь по человеку? А зачем рвалась на коронацию? – прошептал он одними губами.

- Это его сын.

- Филипп Пуатье, - Адриан перевел взгляд на регента, который готовился стать королем. – Лучший из его сыновей. Его коронация дает Франции надежду. А я слишком люблю Францию, чтобы не радоваться этому событию.

- Он похож на отца.

- Но не внешне, да?

Сет опустила глаза.

- Что ты знаешь о Незнакомцах?

- Не лучшее время и место ты выбрала для такого разговора, - вздрогнув, проговорил эльф.

Церемония началась. Кардиналы что-то пели или говорили. Эльфийка не вслушивалась. Она обратилась в ощущения в тщетной попытке почувствовать присутствие того, к кому так отчаянно рвалось ее сердце. И пусть эльф, презрев все законы света, бесстыдно обнимал ее за талию, то и дело склоняясь к виску, пусть она чувствовала себя куклой в тяжелом платье и со сложной прической на голове, она мечтала о том, что, подняв голову, встретится с холодным, льдистым взглядом Филиппа, существа, которого она так любила, что до сих пор не в состоянии поверить в его смерть.

И в какой-то момент знакомое чувство проснулось в ней. Эльфийка вскинула голову. Но никого, кроме Карла Валуа, брата Филиппа не увидела. Карл не подозревал о ее существовании в жизни покойного короля. И от силы видел ее пару раз в кабинете Филиппа, когда сам туда заходил по тому или иному вопросу. А она знала о нем все. Знала и о том, что Филиппу Пуатье пришлось заплатить дяде, чтобы тот поддержал его кандидатуру на престол. Заплатить слишком кругленькую для потрепанного королевства сумму. Серебряный взгляд Сет сверкнул ненавистью. Ее король привычно использовал лучшие черты своего окружения, закрывая глаза на то, что не мешало, каким бы омерзительным оно ни было. Она не могла. Она ненавидела Валуа всей душой. За то, что он после смерти брата сделал все, чтобы уничтожить плоды его трудов.

Холодная рука Адриана легла ей на плечо.

- Дорогая, я здесь, - шепнул он ей на ухо.

Сет разжала пальцы и вернула машинально выхваченный из складок платья кинжал-шпильку на место. Ей всегда было проще убивать, чем разговаривать. Дверь в собор с грохотом закрылась. Ушел кто-то из важных гостей, раздосадованный тем, что на престоле сын Филиппа IV, а не дочь Людовика Сварливого Жанна. По рядам присутствующих пробежал ропот. Но уже через мгновение церемония возобновилась. Филиппа V короновали. Но его всегда будут считать узурпатором власти. Хотя в данных условиях узурпатором мог быть признан любой.

Через час Сет стояла на ступеньках собора, мелко дрожа и смотря на город. Вот и оборвалась последняя ниточка. Если Незнакомец здесь был, она не почувствовала. Он слишком хорошо прятался, хотя чувство смутной угрозы не покидало девушку с момента, как она прошла городские ворота. Адриан скрасил ее одиночество, в его объятиях она забыла про цель своей жизни. Но тревога никуда не уходила. И даже сейчас. Эльф оставил ее на минуту, чтобы отдать какие-то распоряжения. Сет осталась одна. Вокруг знать и простые люди, приветствующие своего короля. Изможденный король, которому коронация далась тяжелее всех пережитых сражений. Восторженная публика. Все как всегда. Перья и маскарады. И только она в нелепом наряде отчаянно сжимает в складках платья кинжал.

- А ведь это могло быть твое время, Сет…

Она крутанулась вокруг своей оси, но никого не увидела. Кто? Что? Еле различимый, почти зловещий шепот будто раздался в ее голове. И тут же стих. Ее взгляд не задерживался ни на ком. Люди. Эльфы. Вампиры, пользующиеся какими-то мазями, чтобы солнце не причиняло им вред. Кто угодно! Но…

- Что с тобой? - Адриан взял ее за руку и заставил посмотреть ему в глаза. – Ты слишком тревожна для ассасинки, дорогая.

- Не называй меня так.

- «Ассасином» или «дорогой»? – улыбнулся эльф, подавая ей руку.

Он помог спуститься по лестнице и усадил в карету.

- Ни так, ни так. Я теперь не ассасин. И тебе никто. Я уйду…

- Утром. Раньше я тебя не отпущу.

Дверца кареты закрылась, и они оказались в полумраке. Эльф расстегнул рубашку и провел рукой по волосам. Черные, длинные, они спускались чуть ниже плеч. Они пахли какими-то травами, тонко и терпко одновременно.

- Я провалила задание.

- Так вот зачем ты пришла в Реймс.

Она кивнула.

- Найти Незнакомца.

Адриан улыбнулся. Карета мягко тронулась, оставляя гудящую толпу позади. Солнце клонилось к западу. Скоро этот длинный день подойдет к концу. Можно будет расслабиться и уснуть. А потом вернуться к Ролану. Сказать, что она не справилась. И что хочет уйти. А потом… Серебряные глаза встретились с обсидиановыми. Может быть, он примет ее? Примет ее так, как в свое время сделал Филипп? Может быть, этот эльф спасет ее так, как когда-то ее спас король? И она наконец смирится с тем, что любимого не вернуть?

- Незнакомца невозможно найти, если он сам того не хочет.

- Рассуждаешь так, будто знаком с ними.

- Знаком, - помрачнел Адриан. – И даже веду дела с некоторыми из них.

Сет подалась перед.

- Ты знаешь Ролана?

Он медленно кивнул.

- Мне поручили найти… совсем молодое существо.

- Обычно это несложно.

Сет глубоко вздохнула и откинулась на подушки. Сейчас они повернут. А потом подъедут к дому, в котором жил Адриан. Есть несколько минут прежде, чем… что? Все ее тело будто бы ждало. Она чувствовала чудовищное напряжение и не понимала его природу.

- Не удалось. Я обошла всю страну. Его след потерян в районе Журви, где молодой мерзавец спокойно себе жил и питался. А потом ушел. Он зачаровал девушку. И, признаюсь, такого я не видела никогда.

- Почему ты рассказываешь это мне?

Потому что ей просто не с кем больше поговорить. Сет прикусила губу и отвернулась. Он прав. Она знает его всего сутки. Она знает его тело. Но совершенно ничего о нем самом. Темный эльф, который водит дела с Незнакомцами. Кто он такой? И что ему за развлечение носиться с ней, как с маленьким ребенком? И откуда на его теле столько шрамов?

Карета остановилась. Адриан собрался выходить, но Сет схватила его за руку. Внутренний голос буквально вопил о том, что не стоит этого делать. Что угодно, только не выходить из кареты. Эльф взглянул на нее удивленно и несколько высокомерно. Дверца распахнулась, и он легко соскочил на землю и повернулся к ней, чтобы подать руку. Сет выглянула из кареты и замерла.

Он стоял за спиной эльфа, немного возвышаясь над ним, хотя она не назвала бы его слишком высоким. Янтарно-желтые глаза смотрели холодно. Тонкие, лишенные чувственности, но не лишенные красоты четко очерченные губы слегка искривлены в ухмылке. Кожа гладкая, матовая, немного смуглая. Волосы кажутся черными, но Сет уверена – они каштановые. Собраны в хвост. Рука с длинными пальцами легла эльфу на плечо. Тот замер, парализованный то ли страхом то ли волей Незнакомца.

Сет выхватила кинжал и соскочила на землю. Они находились на расстоянии вытянутой руки. И эльф между ними. Воля Незнакомца почти мягко парализовала ее. Оружие выпало из ослабевшей руки.

- От вас обоих страхом не пахнет, - проговорил Незнакомец, чуть сжимая плечо Адриана. Тот побледнел, но ничего не сказал. Его глаза смотрели ей в лицо, то ли прощаясь, то ли упрекая.

- Что тебе нужно?

Сет почувствовала, что снова может дышать и вытащила второй кинжал из прически. Волчий взгляд Незнакомца остановился на нем.

- Милая вещица. Храмовое серебро, если не ошибаюсь?

- Многому же ты успел научиться. Меня попросили тебя найти.

- А я думал, ты сама меня искала.

Незнакомец наклонил голову набок и оттолкнул от себя эльфа. Адриан отлетел в сторону и, ударившись спиной о каменную стену, стек на землю и затих. Сет не в силах была повернуть голову, чтобы посмотреть, как он. Она не понимала, где слуги. Только угроза, которая смутно окутывала ее все это время, сейчас буквально пульсировала в воздухе. Этот Незнакомец не походил ни на кого из известных ей. От него волнами исходила такая сила, что становилось трудно дышать. Он затягивал в свой мир, будто бы ничего и не делая. Редкий дар.

- Искала. Но не тебя.

- Посмотри на меня, Сет.

Она снова выронила оружие и схватилась руками за горло. К глазам подступили слезы. Она узнала. Не понимала, как, но узнала. Незнакомец, казалось, смягчился. Он сделал шаг вперед и заключил ее в свои объятия. И она провалилась во тьму.

Два часа спустя

Реймс, Франция

Доменик

Она целовала его руки. Плакала. И целовала его руки. Долго говорила. Снова плакала. И целовала его руки. Доменик сидел в кресле, позволяя эльфийке делать все, что она хочет. Впервые за два года он ощутил радость. Радость, подобную той, которую переживал в своей смертной жизни. Говорила, что не верит. Дурацкое платье порвалось. Доменик принес ее вещи, не тронув уснувшего тревожным сном раненного эльфа и даже не вспомнив о нем. А сейчас молча позволял ей плакать. Ей нужны были эти слезы. Как ему… что? Ночь. Филипп V получил корону. Он может уходить. И он даже позволял себе мысли о том, чтобы найти Сет. Потому что слова о том, что она не человек, глубоко запали в душу. И правда. Не человек.

Теперь он мог видеть ее иначе. Чувствовать острее ее мощный, но тонкий аромат. Жгучую смесь эмоций. Доменик признавался себе – ее слезы приносят ему наслаждение и ощущение глубокого удовлетворения. Это слезы радости. Боль, которая влечет за собой экстаз. Сет подняла на него заплаканное лицо. Сейчас он отдаленно напоминал ей Филиппа, хотя Незнакомец внешность не менял. Взгляд. Выражение глаз – вот, что осталось неизменным. Пусть цвет другой. И холод стал не человеческий, но вампирский. Отчуждение, присущее темным существам. Присущее бессмертным существам. И особенно Незнакомцам. Но это был Филипп. То, что от него осталось. Существо, сидевшее перед ним, во много раз превосходило короля. Оно было таким же статным и уверенным в себе. Только теперь эта уверенность обрела мощь бессмертия. Только теперь эта статность, это величие в равной степени узнавались в двух мирах.

Маленькая Сет, которая по эльфийским меркам была еще совсем молода, рядом с ним всегда чувствовала себя юной, но сейчас особенно. Если Филипп пленил ее мудростью, красотой и человеческой мощью, то мощь Незнакомца буквально обволакивала, убаюкивая будто в колыбели.

- Что с тобой произошло, мой король? – наконец спросила она, позволив последней слезе скатиться по щеке. Жемчужина упала на разодранное серебристое под стать глазам платье. Не в моде. Наверное, она смотрелась дико на коронации, если кто-то вообще на нее смотрел.

- Мое имя Доменик, - ровно отозвался Незнакомец. - Филипп умер в Фонтенбло. 29 ноября 1314 года. Остался только Доменик.

- Ты получил темную жизнь…

- Через месяц.

Его лицо омрачилось.

- Ты искала меня. Почему?

- Я не могла поверить, что ты… что он умер.

- Почему?

- Это означало бы, что и я умерла.

Она с трудом поднялась с колен и опустилась в кресло напротив вампира. Тот подал ей платок.

- Почему?

- Я люблю тебя, - прошептала Сет, отводя глаза. Она не имела права так разговаривать с ним тогда, когда его голову венчала корона. Не имела права намекать, когда его сердце принадлежало другой. Когда они жили в разных мирах. Но теперь. Сколько лет она хранила эту тайну, всем своим видом показывая, что готова умереть за своего короля, но не давая ему повода отыскать в ее поступках истинные причины.

- Когда-то я тоже любил. Счастья это не приносит.

Сет промолчала. Что могла сказать ему сейчас, когда в ровном и спокойном голосе Незнакомца она услышала жгучую боль? Боль, волю которой он не давал, которую глушил в глубине души. Шарлотта умерла не так давно. И он был там. Сет четко и ясно увидела, как он приходит в дом графа де Гресса, как проникает к саркофагу, как прощается с возлюбленной. Эльфийка закрылась руками, отсекая видения.

Она снова рухнула на колени, вцепившись в ткань его рубашки. Доменик не шевелился. Он не смотрел и на нее, будто бы находился не здесь. На смуглом лице застыла печать безразличия, глаза сменили цвет. Стали золотисто-карими, мягкими, почти прозрачными. Если бы Сет подняла взгляд, разглядела бы в них призрак янтаря. Ее тонкие пальцы сжали рубашку. Эльфийка подтянулась на руках, приблизив лицо к его. Ей было страшно. Так страшно, что перехватывало дыхание. Но она запретила себе думать, опираясь только на инстинкт. Еще чуть потянувшись, она прикоснулась к его губам с поцелуем. Незнакомец не отстранился. Он неожиданно улыбнулся, обнажив клыки и посмотрел за нее. Взял ее за плечи, заставив отстраниться.

- Этого ты хочешь?

Хотела ли она именно этого? Девушка не знала. Она не принадлежала себе. Забылся Адриан – в ее сознании он остался лежать у белоснежной стены. Забылись месяцы паники и ужаса, темные, полные одиночества и боли, слабой надежды на то, что все это просто ужасный сон, и Филипп жив. Она будто бы воскресла. Его пальцы на ее плечах были жесткими, но от них шло нечеловеческое тепло. Его взгляд нельзя было назвать нежным – но он был неподвижным и бездонным – и узнаваемым, и в нем читалось неприкрытое животное желание. Вампирские клыки были ему не нужны, Сет чувствовала, что он не питается кровью, но они придавали улыбке хищность.

Доменик встал. Он был выше ее на полголовы. Ниже, чем Филипп. Мощнее, несмотря на то что король обладал атлетической фигурой. Сила, которую Сет почувствовала, когда пришла в Реймс, сейчас окутала ее с головы до ног, мешая дышать. Эльфийка снова поцеловала его, уже не чувствуя угрозы.

- Любовь к тебе не принесла счастья, - прошептала она. – Но без нее я не вижу смысла жить.

Доменик, казалось, сдался. Он запустил пальцы правой руки в черные волосы, медленно и с наслаждением распутывая сложную прическу. Пряди падали на спину одна за другой. Сет дрожала. Только горели серебряные глаза на смуглом лице, а натренированное тело убийцы напряглось в предвкушении. Адриан сумел доставить ей удовольствие. Но близость с Незнакомцем, пусть и молодым… Девушка не справилась с попыткой упростить происходящее. Филипп IV переродился. Но он оставался с собой. Она узнавала его в каждом движении.

Шарлотта мертва.

Теперь он принадлежит только ей. Даже если он никогда не полюбит ее. Или не полюбит так, как любил смертную, это неважно.

- Но тебе нравилась именно такая расстановка сил, не правда ли? – прошептал Доменик, справившись с прической и намотав волосы на кулак. Он заставил Сет отклониться и открыть ему шею, к которой тут же припал, но не для того, чтобы укусить. А для того, чтобы поцеловать. Девушку пронзила молния. Инстинктивным жестом она уперлась руками ему в грудь. Незнакомец не отпускал. Он слегка прикусил ее кожу.

- Ты пахнешь… опьяняюще. Темная эльфийка, так?

- Да, мой король.

Он потянул сильнее.

- Вот как? – взглянул ей в глаза. – Для тебя я навсегда останусь королем, даже если запрещу тебе так меня называть?

- Да, мой король.

Серебряный взгляд встретился с золотым.

***

- Я не люблю солнце.

- Ты же не вампир?

Доменик, укрывшийся в тени балдахина, поднял на нее удивленный взгляд.

- А кто я по-твоему?

- Незнакомец.

- Что это такое?

- Это вампир… но не вампир. Ты сильнее вампиров, которых я знала. И сильнее тех, кто уничтожил мой дом. В тебе есть что-то… - Сет замолчала.

Она поднялась с постели и плотнее задернула шторы, чтобы проснувшееся солнце им не мешало. Незнакомец благодарно улыбнулся и потянулся к столику за бокалом вина. Он выглядел расслабленно.

- И многих ты знала?

- Многих.

- Почему ты никогда не рассказывала мне об этом мире, Сет?

- А как бы ты воспринял? Что твоя ручная убийца сошла с ума. Начни я говорить о вампирах и эльфах…

Доменик пригубил вино, глубоко задумавшись.

- Юлиан будто сдернул пелену с моих глаз.

- Так вот как его зовут, - встрепенулась Сет. – Теперь я знаю, кого мне предстоит угостить храмовым серебром.

- Не трогай его, - покачал головой Доменик. – Он не подозревает, какой бесценный дар вручил мне в руки. То, что я приобрел…

- Ты потерял корону. Жизнь. Семью. Себя.

- О, нет, Сет, - он усмехнулся. – Я приобрел себя. А что до короны? Люди покоряются моей воле. Ты же общалась с Жанеттой, насколько я понял. Уверен, в скором времени я смогу управлять и эльфами. Зачем сидеть на троне с короной, если можно оставаться в тени и управлять всем?

Ей стало холодно.

- Люди всегда были покорны твоей воле, мой король. А теперь перед твоим могуществом на колени встанет любой. Но тебе предстоит пройти длинный путь.

- Мне нужно научиться жить под солнцем.

- Я знаю того, кто может помочь.

Доменик оживился. Он вернул бокал на столик и приподнялся на постели. Сделал приглашающий знак рукой. Сет присела рядом, подбирая слова.

- Его зовут Ролан. И это он сказал мне, что ты жив. Он нашел меня некоторое время назад. И пустил по следу. Я обошла всю страну в поисках тебя. Пришла сюда, думая, что если это действительно ты, ты не пропустишь коронацию. Я была права.

- Я видел тебя в соборе, - тихо отозвался Незнакомец. – И знал, что ты ощущаешь мое присутствие. Я позволил тебе почувствовать. Но ты ничего не поняла. Этот эльф… ты будто пряталась за ним.

- Эльф?.. Адриан.

Сет покраснела и отвернулась. Почему-то сейчас ей было невыносимо стыдно перед Домеником за то, что она провела ночь и утро в объятиях Адриана, хотя в тот момент она не видела для себя иного выхода и не искала причин отказывать себе и ему. А сейчас… Всего день отделял ее от встречи с тем, на чье имя уже много лет отзывалось ее сердце. Она приложила холодные пальцы к пылающим щекам.

- Сет, - тихо позвал Доменик.

Она не ожидала такой мягкости от него. В смертной жизни он смягчался только когда говорил о Шарлотте. В его глазах появлялся человеческий свет. Он был холоден с детьми, не реагировал на женщин и жестко контролировал свои эмоции. В новой жизни он должен был превратиться в глыбу, ледяную или мраморную. Но вместо этого он уже много часов дарит ей улыбки и тепло. Он чередовал невероятную нежность с почти животной страстью. Он подарил ей такое наслаждение, мучительное, яркое, как сама жизнь, которого эльфийка не испытывала никогда и не с кем. Он так и не укусил ее, хотя все, сама сущность девушки молила о том, чтобы он перешел границу. Казалось, будто он расслабился после того, как долго-долго был вынужден держать себя в руках.

- Я никогда не думал о том, насколько был тебе дорог. Видел это и понимал. Но не думал. В той жизни все было иначе. Но в этой… ты нашла меня. В каком-то смысле этих слов ты меня спасла. И поможешь дальше. Мне все равно, с кем и как ты жила до этого момента. И тебе не стоит себя винить за естественные вещи. Теперь мне даже жаль несчастного эльфа.

Она прижалась к его груди, свернувшись в клубок. Доменик откинулся на подушки, гладя ее по спине. Он давно не говорил так много. Ему было спокойно и почти хорошо.

- Я отведу тебя к Ролану. И, если захочешь, буду рядом. Теперь, когда я знаю, что ты жив, я способна перенести все.

- Ты будешь рядом. Спасибо. Когда я научусь жить под солнцем, все изменится. Я тебе обещаю.

Глава двенадцатая. Шампанское золото

Юлиан

19 марта 1314 года

Париж, Французское королевство

Юлиан испытывал неприятное волнение. Это чувство поднималось откуда-то из глубины естества и разъедало его изнутри. Шутка ли. Он давно разменял свою первую тысячу лет, но перед встречей с этим существом каждый раз тушевался и чувствовал себя только что обращенным несмышленышем, который даже не умеет охотиться. Каратель Амирхан, представитель мощной организации, которая контролировала Темный мир - мир, к которому относились вампиры, эльфы, феи, все те, кого люди описывали в сказках, не отличался особо дружелюбным нравом. Юлиан стремился к Ордену с того момента, как осознал, что он высший вампир. У него в крови была жажда власти и богатства. И он обрел и то и другое. Но не ту власть, которую мог дать Орден.

Амирхан нарисовал Юлиану его возможное будущее. Он стремительно поднимался по ступенькам должностей в Ордене, недавно стал старшим карателем и вошел в Совет тринадцати (что-то вроде парламента, но с абсолютной властью). Когда-то именно он подсказал Юлиану, что тамплиеры могли бы зарабатывать на хранении чужих денег. Путешествовать с монетами в сундуке опасно. Намного проще взять бумагу в одном городе, отдать в другом и получить по ней деньги. За вычетом процентов, разумеется. Тамплиеры стали сказочно богаты. Юлиан выбирал каждого магистра и контролировал каждую мелочь.

Но он отвлекся. В последние двадцать лет он был занят женщиной и пустил все идти своим чередом. Он был уверен в Жаке де Моле, даже пару раз дал ему своей крови (тот видел в человеке в черном чуть ли не самого Христа), и решил, что может себе позволить отдохнуть. И чем это закончилось? Его интуиция уснула. А орден был разгромлен. Они потеряли колоссальные деньги. И века работы. Вряд ли Амирхан скажет ему спасибо. Женщину Юлиан быстренько послал, сделав самый болезненный вывод в своей долгой жизни. И теперь стоял в огромном фойе парижского отеля, ожидая, пока Амир его примет. Каратель не торопился. Он знал, что подчиненный нервничает, знал, что тот не понимает, что можно ожидать от своего могущественного покровителя. И просто тянул время. Это тоже урок.

Юлиан злился. Злился на себя. На этого дурацкого человеческого короля. И гордился тем, как де Моле встретил свою смерть. Он не смог ему помочь, не смог забрать боль. Но теперь все закончилось. Де Моле проклял Филиппа IV. Нужна определенная сила воли, чтобы произнести те слова, которые он произнес. Но это не решало проблемы.

Из небольшой двери, размещенной в стене справа, появилась юная темная эльфийка. Девушка едва встретила двадцатую весну. Темные волосы собраны в сложную прическу, платье с открытыми плечами противоречит всем требованиям этикета, но подчеркивает удивительный цвет кожи. Юлиан был вампиром до мозга костей, и к темным эльфам всегда оставался равнодушным, но эта девушка ему понравилась. Он не знал, как ее звали, и не видел раньше.

- Великий ожидает тебя.

Юлиан кивнул. Девушка проводила его в просторный кабинет. Поклонилась и исчезла так же незаметно, как и появилась. Юлиан проводил ее долгим взглядом, а потом перевел глаза на Амирхана.

Каратель сидел за огромным столом из массивного дерева почти черного цвета. Его внимательные карие глаза следили за гостем привычным и неприятным цепким взглядом. Взглядом, который больше подошел бы начальнику тайной полиции, но никак не высшему существу. Впрочем, видимо, представители закона везде одинаковые. Юлиан отметил, что каратель повзрослел, будто бы окреп, возмужал. Его недавно назначили хранителем земель в Париже, он помогал местному судье, Аматее, древнему карателю, который поселился здесь еще тогда, когда Париж назывался Лютецией Паризиорумом. Словом, очень давно. Хотя что такое несколько веков на языке вечности?

- Юлиан.

- Великий.

Вампир поклонился и, дождавшись приглашающего жеста, опустился в большое кресло, обитое дорогой тканью. Амир зачесал волосы назад, открыв высокий лоб. От этого взгляд становился еще более жестким. Тонкие черты лица, упрямая складка губ. Все в нем говорило о том, что он привык указывать, но знает, что такое подчинение. Идеальный полководец, который может вести за собой, но при этом остается солдатом, слепо преданным своему королю. Юлиан хотел бы ощущать, что у него есть король, но не мог. Из клана он ушел давно, а в Орден так и не пришел. Пришлось занимать свое место среди людей.

- Твой орден пал.

- Да, - кивнул Юлиан.

- И ты ничего не сделал.

- Моя вина, Великий.

Амир едко улыбнулся.

- Наша работа потеряна?

Юлиан достал бумагу, которую на скорую руку написал перед тем, как приехать сюда. Список потерь. Люди Филиппа накрыли все части ордена одним днем. Арестовали почти всех рыцарей. Изъяли бесчисленное количество сокровищ. Но Жак де Моле успел вывести целый корабль реликвий в то место, которое они выбрали с Юлианом еще двадцать лет назад на случай, если нужно будет быстро уходить. Король Филипп ничего не получил. Вернее, он не получил всего, что хотел. И сам этот факт радовал вампира.

- Не совсем.

- Тамплиеры всего лишь прикрытие. Арест уничтожил крупнейшую финансовую структуру. Это меня печалит. Я не успел проработать вопрос векселей, займов и влияния на королевские дома через деньги. Ты должен сделать другой орден.

Юлиан резко выдохнул.

- Де Моле сожгли меньше суток назад! Прости, Великий, я не понимаю…

Амирхан изогнул бровь, демонстрируя вежливое нетерпение.

- Я доподлинно знаю, что ты не любитель мужчин, тем более, смертных. Откуда столько разговоров о каком-то человеке? Король Франции сжег того, кто ему мешал? Это не трагедия, Юлиан. Трагедией будет, если три века нашей с тобой работы не принесут ничего.

Амирхан протянул руку, и вампир отдал ему бумагу. Карие глаза карателя быстро пробежали по строчкам. Он нахмурился.

- Этих потерь не было бы, если бы тамплиеры научились договариваться с монархами. А не думать, что им все позволено.

Юлиан проглотил замечание.

- Работай дальше. Отдохнул ты достаточно.

- Но, Великий, неужели мы оставим действия короля безнаказанным?

- Мне нет дела до человеческих королей. Восстанови то, что было разрушено. Как можно скорее. Мне нужна транспортная сеть, гонцы, доходные дома. Все, что отняли у тамплиеров, нужно создать заново. Втрое быстрее.

Юлиан встал, поклонился и вышел.

«Мне нет дела до человеческих королей». Это значит, что он может делать все, что угодно.

1317

Жизор, Жизорский замок

Юлиан прохаживался по двору Жизорского замка, бывшей крепости, а потом и тюрьмы тамплиеров. Он уничтожил личность Гильома де Шарона, подстроив несчастный случай, в который поверили. Сменил имя на графа де Бательера и затерялся среди знати, приближенной к новому королю. Он испытал странное чувство разочарования и восхищения одновременно, когда средний сын короля Филиппа IV узурпировал власть и добился коронации. Он восхищался тем, как был спланирован поход, как жестко и безапелляционно юноша поступил с церковной братией. И напоминал себе о клятве, которую дал когда-то. Довести проклятие де Моле до логического конца. Но пока он решил немного отступить.

Почти два года назад он разорвал свою связь с Домиником, а теперь мучился, впервые узнав, что такое на самом деле подарить кому-то темную жизнь. Этот упрямец налагает свою печать на все, к чему прикасается. Им невозможно управлять! Он исказил даже темное имя! Сходя с ума от естественного ужаса, который испытывает каждое новообращенное существо, он гордо и не без издевки уведомил создателя, что будет зваться Домеником. Юлиан не нашелся с возражениями, но в душе называл сына так, как планировал. Его идея с вечной памятью обернулась против него. Вампир привычно считал людей слабыми существами и думал, что новое положение уничтожит саму душу Филиппа Красивого. Но вышло наоборот – несгибаемая королевская воля дала мощный отпор. И Доминик не только все помнил – он умудрялся вести себя, как король Филипп Красивый, которого еще при жизни окрестили Железным королем.

Юлиан так и не рискнул рассказать карателю Амирхану о том, что на самом деле стало причиной исчезновения монарха, воспользовавшись тем, что тот не задавал вопросов. Видимо, ему и правда не было дела до человеческих королей. До настоящего момента вампир не знал, что делать. Он собственными руками подарил Доминику неограниченную власть. Почему-то Юлиан не сомневался, что тот научится жить под солнцем и очень быстро сможет найти свое место под ним. Снова вернется к политике, пусть и останется в тени. Или, чем черт не шутит, сменит внешность и заменит собой кого-то из сыновей. Он может дать стране такое будущее, о котором не мог и мечтать при жизни.

Юлиан остановился и посмотрел в небо.

И при этом Доминик страдал так, как страдал бы обычный человек. Пусть и железный. Пусть и король. Вампиру донесли, что он приезжал в Париж. Что был на похоронах Шарлотты и виделся с сыном. Смерть его возлюбленной поразила Юлиана. Он не ожидал, что кто-то еще станет действовать. Он прислал Доминику сон. И потом долго еще спрашивал себя, зачем же это сделал. Юлиан мучился сам. Он понимал, что месть - это дань уважения де Моле и жест слабака, который не смог предвидеть очевидных на самом деле действий короля. И от этого злился еще больше. Разорвать связь с новообращенным было верным решением. Доминик получил свободу, а его создатель - возможность проверить, насколько первоначальные замыслы воплощаются в жизнь. И немного побыть наедине с собой.

Как сломить уже сломленное, но по-прежнему всемогущее существо? Юлиан все чаще запрещал себе задавать вопрос «зачем». Верный слову, он стремился довести начатое до конца, чего бы это ни стоило. Даже если желание мстить растворилось. А долгое общение с Домиником, его неизменно отсутствующая реакция на все козни, на сны, на места и разговоры заставили его уважать. Юлиан ловил себя на мысли, что находился рядом с ним не потому, что выступал в качестве палача, а потому, что действительно хотел быть рядом. Испугавшись неожиданно теплых, почти отеческих и одновременно сыновьих чувств, которые пробудил в нем бывший король, вампир оборвал контакт. Он чуть не умер от боли в тот момент. Знал, что и Доминик лишился почвы под ногами – и эта мысль окончательно доконала вампира, который решил искать успокоения в труде во благо Темного Ордена и братьев-тамплиеров. И сейчас он приехал в Жизорский замок, в котором оставили малочисленный гарнизон, чтобы посмотреть на тюрьму, каждый камень которой излучал страх, боль, озлобленность и надежду. Когда-то здесь томились его братья. Названные братья. Всего лишь люди. Жертвы алчности Железного короля.

Но алчности ли?

Юлиан, в момент обращения заглянувший в саму душу Филиппа IV не увидел там жажды денег. Даже жажды власти для себя. А то, что увидел, невозможно было охарактеризовать. Филипп был прирожденным правителем. Человеком, один вид которого заставлял людей склоняться перед ним. Человеком, обладающим почти сверхъестественным даром убеждения. А ведь он почти не говорил! Все, кто знал его, отмечал необычную силу, окутывающую монарха подобно покрывалу. Филиппу не нужны были деньги для личных нужд – он славился своими скромными запросами, почти аскетичным образом жизни. Роскошь только там, где того требует престиж королевской власти. Лично для себя – зачем? Для чего ему понадобились богатства тамплиеров? Для укрепления королевской власти. Для создания мощной страны, цельной и просторной.

Он был человеком. И все же больше, чем просто человеком, ведь вампир проникся-таки тем разрушающим ненависть уважением, с которым невозможно бороться. Если ты уважаешь своего врага, значит, ты и сам чего-то стоишь. Но враг ли ему теперь Доминик?

Юлиан сжал виски руками. Эти сумбурные мысли крутились в его голове, наверное, тысячу лет. Он перестал спать, разучился общаться, ограничиваясь короткими приказами. Он не мог думать ни о чем, кроме сына. И, несмотря на разорванную связь, чувствовал, когда тот испытывает сильные эмоции. Последняя такая вспышка была в день коронации. Доминик изменился. Слишком изменился. Он стремительно взрослел, превращаясь из новообращенного в мощное бессмертное существо. Он начинал понимать, что границ теперь для него нет.

- Я знала, что найду тебя здесь.

Он резко обернулся. Она стояла перед ним, кутаясь в теплый подбитый мехом плащ. Странные глаза цвета фиалки, молочная кожа. Он знал ее под именем Александрин. Эта женщина свела его с ума. Эта женщина приковала его к себе на двадцать лет, а потом просто исчезла, забрав с собой-то что-то важное, тонкое. Он был слишком вампиром, чтобы признать, что влюбился. И слишком мужчиной, чтобы просто забыть.

- Я тебя не ждал, - прохладно произнес он.

Мысли о Доменике из головы выветрились. Вампир следил за тем, как она изящными жестами поправляет плащ, как смотрит на него, чуть опустив ресницы, как улыбается лишь уголком губ, манящей, загадочной улыбкой женщины, которая точно знает, насколько она прекрасна. Александрин приблизилась. Выудила из широких рукавов тонкую руку, обтянутую в перчатку из белой кожи. Прикоснулась к его щеке. Юлиан закрыл глаза. Он был готов биться об заклад, что эта женщина соткана из магии. Он должен злиться, проклинать ее, требовать, чтобы она ушла. Но вместо этого стоял, моля все силы неба и земли, чтобы ее маленькая ладонь не отрывалась от его щеки.

От внутренней борьбы его черноглазый взгляд вспыхнул красным, а губы сжались. Александрин улыбалась. Он понимал, это имя - фальшивка. Все, что он о ней знал - фальшивка.

- Лжешь, - улыбнулась она. - Ждал и надеялся.

Юлиан посмотрел на нее с высоты своего роста, думая о том, что ее появление - закономерное течение событий, а он ведет себя как последний дурак. Из-за нее он потерял тамплиеров, а вместе с ними и расположение карателя Амирхана. Что он потеряет из-за нее в этот раз?

- Раз ты нашла меня, у тебя есть какая-то цель?

Александрин улыбнулась. Снова. И Юлиану не понравилась эта улыбка.

- Я же говорила, что вернусь.

- Но ты не говорила, зачем уходишь.

Юлиан нахмурился. Он предложил женщине руку и двинулся по замку. Отчаянно хотелось скрыться в тепле. И уйти от этого странного разговора. Слова Александрин его задели. Неестественное желание обладать этой женщиной становилось все сильнее, и он понимал, что снова сдается. Ее власть над ним была почти безграничной. И это не власть мужчины над женщиной. Он чувствовал себя одурманенным, околдованным. И при этом четко понимал, что происходит.

- Мы не всегда делаем то, что хотим, Юлиан. Верь мне.

- Верить тебе, Александрин? После всего, что случилось? И каким образом ты сможешь убедить меня в том, что я снова могу тебе верить?

Она примирительно сжала его пальцы.

- Поехали на юг, Юлиан. Тебе нужно отдохнуть, я побуду с тобой. И спокойно решим, что нам делать.

- Нам?

- Пара дней в пути, и все изменится.

Адриан

Глаза колючие. Синие. Ледяные. В них никогда не было глубины. Только мрак безумия, жестокости, которой он никогда раньше не встречал ни в смертных, ни в бессмертных. И сумасшедшая, абсолютная жажда крови. Она называла себя Лисой и требовала, чтобы он звал ее Лисенком. Первые годы он каменел при мысли, что нужно произнести это имя. Произнести мягким, свободным тембром, который она так любила. Голос не слушался. Каждый сорвавшийся звук не той интонации, которую требовала Лиса, влек за собой жестокие побои. Она никогда не била и не кусала за лицо. Ей нравилось совершенство красоты темного эльфа. Ей льстило то, что она смогла найти себе игрушку благородных кровей. Практически принц, хотя в деревне, которой правил его отец, имена звучали иначе.

Лисенок долго искала его. Долго охотилась, выслеживала. Она приметила эльфа еще когда он жил в деревне. Мальчиком он видел синие глаза и даже рассказывал о них отцу, но тот лишь качал головой - деревня в безопасности. Нельзя было сказать, что Герелен слеп или не был в курсе происходящего в мире, но отчего-то он решил, что Незнакомцы не подберутся к его деревне, спрятанной от всего мира горным хребтом. Адриан видел ее с раннего детства. Даже слышал ее голос. И бежал от него.

Он ушел из деревни, только встретив совершеннолетие, которое у темных эльфов наступает в пятнадцать лет. Он мастерски владел парными клинками, луком, уже выучил несколько языков, в том числе тот французский, который мог использоваться в первых годах одиннадцатого века, знал историю. Герелен заботился о том, чтобы его дети получали лучшее образование, и каким-то образом сумел договориться с человеческими друидами, которые согласились обмениваться знаниями. Чтобы темные эльфы могли выстраивать жизнь в новом мире. В том мире, которым все же правили люди по праву большинства. Но Адриан, младший сын в правящей семье, не видел себя и дальше по правую руку от Жреца, отца ли, брата ли. Не видел себя в маленькой деревне. Он хотел большего. Он хотел жить среди людей.

Он написал отцу письмо. Брату Лестинелю, наследнику - короткую записку. Взял небольшую дорожную сумку, немного драгоценностей, которые принадлежали ему, и ушел. Его гнало юношеское ощущение, в котором так легко увидеть цель-обманку. Он шел в город, который сейчас называют Парижем, представляя, как сможет помочь людям, как сможет поделиться с ними своими знаниями по стратегии и тактике военных сражений, по управлению и градостроительству, ему казалось, что он может что-то изменить, стать кому-то нужным. И он совершенно не думал про преследовавшие его с детства синие глаза.

Лиса пошла за ним. Иногда Адриан замечал ее тень или взгляд, но она никогда не приближалась достаточно близко, чтобы он уловил ее запах. Он понимал, что не может находиться один на дороге или в лесу, но не думал о том, что совершил ошибку. Его должны были защитить парные клинки, но не защитили. Она напала стремительно. Предрассветный час - то время, когда никто не ждет нападения, когда сон особенно глубок. Адриан помнил только жгучую боль в районе шеи - его душили.

Пришел в себя он в каком-то помещении в кромешной тьме. Сначала он кричал и звал на помощь, потом молчал. Ему было пятнадцать лет, но он не позволял себе проявлять эмоции, как мог бы сделать ребенок или человек. Лиса явилась на третий день, когда мальчик лежал, совершенно обессиленный от голода и жажды, забившись в дальний угол. Она швырнула ему помятое яблоко. И заявила, что теперь он принадлежит ей, а она - его Лисенок. Адриан рассмеялся. И тут же получил удар коротким кинжалом из храмового серебра в грудь. Он был настолько маленьким, что рассекал только мышцу. Но острое, особым образом заточенное лезвие, наносило необычайно болезненные порезы, которые долго не заживали.

Больше он не смеялся. Со временем он научился показывать улыбку, но смех - никогда.

Лиса была хорошим учителем.

***

Скрип тайной двери, которую невозможно найти изнутри. Короткий вздох. Тонкий световой луч выхватывает силуэт незнакомки, высокой, изящной, наверное, очень красивой, но вызывающей в нем лишь жгуче-горький ужас. Дверь медленно закрывается.

- Я давно тебя не видела, мой эльфеночек, - этот голос убивал в нем крупицы надежды. - Иди к Лисенку, я тебе кое-что принесла.

Он поднялся со своего места, пошел к ней медленно и осторожно. Он не помнил, когда в последний раз ел. Солома, из которой сделали лежанку, была горькой на вкус, она раздирала язык и небо, оставляя после себя только железно-соленые капли крови. Язык давно распух, Адриан не мог говорить. Больше всего не свете он боялся, что Лиса придет. Но еще больше - что она не придет, и он умрет от голода.

- Но сначала ты должен заслужить свой обед! Сегодня праздник. У нас десять лет, представляешь, малыш.

Долгая дрожь пробежала по его телу. Десять лет. Значит, ему двадцать пять? Такой смешной возраст для темного эльфа. Такой страшный возраст для него. Десять лет. Лиса иногда выводила его на улицу, приковывала во дворе замка, чтобы солнце прикоснулось к его лицу и вернуло ему цвет, который ей нравился. Но почти все время он находился здесь. В подвале. Сыром и темном, без окон и с единственной дверью, которую можно было открыть только снаружи. Эльф медленно шел к ней. Лиса стояла у двери. Он уже видел в темноте, и понимал, что в одной руке она держит корзинку с едой. В другой, конечно же, кинжал. Или хлыст. Или еще что-то.

- Сыр. Фрукты. Вино. Ты давно не ел сыр?

Он кивнул. Раньше Лиса начинала кусаться, если он не отвечал, но потом поняла, что говорить он не может. Кивок ее удовлетворил.

- И еще кое-что. Дай руку.

Он опасливо протянул к ней ладонь. Вздрогнул, когда она бросила в нее что-то металлическое. Несмотря на слабость, Адриан не уронил предмет.

- Я надену это на клыки. Мы развлечемся. А потом ты поешь.

Раны, нанесенные храмовым серебром, никогда не исчезают бесследно. Кто мог подумать, что ей будет мало кинжала, и она сделает накладки на клыки?..

Январь 1317

Эперне, Шампань

С глухим криком Адриан подскочил на постели. Выхватив из-под подушки кинжал, он тяжело огляделся, но уже мгновением спустя рухнул обратно на подушки - страшная боль пронзила все его тело. Он слишком хорошо знал боль, которую приносили пытки физические. Но эта была иной - как будто сама суть его распадалась на части, разрывая душу, а вместе с ней и тело.

Чья-то знакомая прохладная ладонь прикоснулась к его щеке. Влажная ткань легла на лоб.

- Снова она?

Адриан мучительно и коротко кивнул, сжав зубы. Все прошло. Лиса давно мертва - он растерзал ее собственными руками. Конечно, не без помощи. Но каждый раз Незнакомка врывалась в его сны, стоило слегка ослабить волю. Видимо, удар знакомого Сет выбил эльфа настолько, что разум отключился. И снова вернулись кошмары.

- Тебя потрепало.

- Незнакомец, - глухо проговорил он. - Обращенный король. Его увели к Ролану…

- Тсс, мой хороший, - женщина улыбалась, это слышалось в каждом звуке. - Я все знаю, я здесь была. Ты чуть не погиб, хотя он явно не хотел причинить тебе вред. Пока не умеет себя контролировать.

Адриан открыл глаза. И память снова перенесла его в прошлое. В тот самый день, когда он увидел эту женщину в первый раз. Через всю жизнь он пронесет ее магический образ: светящиеся фиалковые глаза и лунного цвета волосы, которые иногда казались живыми. Он знал ее под разными именами, но некоторое время назад она назвала настоящее - Лейла. Простое, незамысловатое имя, за которым пряталось существо, название которому еще не придумали.

В тот день Лиса, которая наигралась и накусалась вдоволь, находилась в прекрасном расположении духа. Настолько, что впервые оставила эльфа одного во дворе. Конечно, на цепи, на тяжелой цепи с вставками из храмового серебра для прочности. Но одного. Сама забралась в спальню и уснула. Адриан научился на большом расстоянии ощущать состояние Незнакомки, это помогало выбрать правильную линию поведения. Он лежал на земле без рубашки. Летнее солнце жгло израненную грудь. На ней уже было несколько десятков шрамов, больших и маленьких. Адриан чувствовал себя мертвым, хотя начал отсчитывать дни, и знал, что ему нет и сорока. Но больше двадцати весен он встретил здесь. Только за счет удивительной силы воли, присущей многим темным эльфам, он смог сохранить рассудок и даже какие-то ошметки памяти о прошлом. О том, кто он. О том, кем он мог стать. Хотя все его попытки бежать заканчивались одинаково - его находили. Жестоко избивали. Вырезали на спине или на груди какой-то узор особым лезвием, и бросали на неделю без еды и воды. Так Адриан узнал, что Незнакомцы - лучшие ищейки.

Он лежал, позволяя солнцу жечь его кожу, концентрируясь на этой боли - другой боли. Не металлической, а живой, светлой, вроде даже восстанавливающей. Неожиданно атмосфера изменилась. Рядом с ним кто-то появился, но это не была Лиса. Адриан поднял голову. Перед ним стояла женщина. Несмотря на жаркий день на ней был длинный темный плащ.

- Отдыхаешь? - спросила она.

Адриан не ответил. Он решил, что она - одна из многочисленных подруг Лисы, а это значит, что вечером и ночью от него не останется ничего. Он бы понял, если бы Незнакомка спала с ним. Но ведь нет. Ее и ее дружков интересовала только кровь, только раны. Только тот момент, когда лезвие рассекает кожу.

- Хочешь отсюда выбраться?

Он пожал плечами.

- Если хочешь, продержись еще немного. Я помогу.

- Я тебя не знаю, - наконец ответил он, удивляясь собственной наглости.

Женщина подошла. Положила руку ему на грудь. Он чуть не закричал от неожиданности - рука была ледяной.

- Это пока все, что могу, - прошептала она, поцеловав его в лоб. - Продержись еще немного, я тебя отсюда вытащу.

Она исчезла. А он с удивлением обнаружил, что все свежие раны затянулись.

Вернувшись в себя, Адриан посмотрел на Лейлу, сидевшую на его постели, с мягкой улыбкой. Она ответила ему тем же.

- Я знаю, что ты благодарен, но зачем же каждый раз вспоминать именно этот момент, - проговорила она.

- Без тебя я бы погиб.

- Ты сполна отработал свой долг. - Она сняла ткань с его лба, смочила ее в каком-то отваре и вернула на место. - И угораздило тебя нарваться на взбешенного Незнакомца.

- Я должен был сблизиться с этой девчонкой и выяснить, кого она ищет.

- Сблизился? -рассмеялась Лейла.

Адриан закусил губу. Разумеется, приказа сближаться настолько у него не было.

- Это бывший король. Как такое возможно?

- Возможно и не такое. Ты еще многого не знаешь. Но ты молодец. Уверена, Он будет доволен. Продолжай делать то, что делаешь. Но, пожалуйста, будь осторожен. И зови меня в минуту опасности, я приду.

Адриан закрыл глаза.

- Я не хочу, чтобы ты меня все время спасала.

- Мой маленький упрямый и гордый эльф. Я восхищаюсь тем, каким ты стал. Ты выбрался из плена. Собрался с духом и стал одним из влиятельнейших существ во Франции. Хитрый план занять Шампань. Да, вы потеряли суверенитет, но это ерунда по сравнению с тем, какие возможности тебе дает французская корона.

Он улыбнулся.

- Тебе плевать на Францию.

- Конечно. Но не плевать на тебя. Отдыхай.

Глава Тринадцатая. Я дам тебе то, что ты просишь

Доменик

Рим, 1335 год

В его памяти навсегда останется тот день, когда он вышел на солнце. Он не взял с собой плащ или рубаху. Он ждал светило, стоя у двери дома, который купил на странно заработанные деньги. Он стоял, прислонившись плечом к стене, смотрел на восток и думал о том, как лихо изменилась его жизнь. Первые мгновения, когда еще несмелое солнце прикоснулось к его коже, было жутко страшно и больно. Он даже подумал, что это конец. Но затем жжение сменилось телом. Он открыл глаза, затопленный светом и ощущением, что получилось.

Ролан, находившийся рядом, улыбнулся. Он выглядел утомленным, но довольным. Незнакомцы ничего не сказали друг другу - все передал взгляд. Ролан поднялся с места, взглянул на Доменика и, развернувшись, отправился за горизонт. Так они договаривались - мудрый Незнакомец пробудет рядом ровно столько, сколько нужно, и ни днем больше. Он должен был вернуться к своему вождю. А Доменик, за эти годы так и не проникшийся парадигмой мышления Незнакомцев, должен был пойти своей дорогой. А для этого ее еще предстояло выбрать.

Молодой Незнакомец следил за удаляющимся Роланом, и думал о том, что с этим существом его роднит нечто, что не имело названия. Будто в какой-то далекой прошлой жизни они были братьями или просто друзьями. Встретившись с Роланом, Доменик подумал, что обрел дом, но это оказалось не так, ведь другие ни в чем не походили на него. Другие оказались дикими, неуправляемыми, жестокими. Они нападали на всех без разбору, не признавали правил. Доменик же не терпел хаос. Он понимал, что объединить Незнакомцев не сможет, у него не было ни права, ни авторитета, к тому же, они прислушивались к кому-то по имени Пифон. А наблюдать за стихийными перемещениями и не связанными действиями он не мог.

Доменик разочаровался. И Сет, которая не покидала его ни на миг, терялась в догадках, что предложить. Она чувствовала вину. Но теперь, когда ее обещание сбылось, и он научился жить под солнцем, она сможет вздохнуть свободно и наконец посвятить себя этим отношениям, которых она так ждала. Она обещала ему общность, друзей и солнце. Что ж. Хотя бы в одном эльфийка оказалась права, и потраченное время, силы и пережитая боль были не зря.

Доменик провел по лбу и посмотрел прямо на золотой диск. Глаза мгновенно увлажнились, но взгляд выдерживал этот свет. Еще одна интересная особенность тела бессмертного существа. Он ощущал, как ласкают его кожу лучи, улыбался сам себе - как такое возможно, что еще вчера оно обжигало, а сегодня стало другом? Он не понимал, что с ним делал Ролан, но чувствовал, как поменялось восприятие и он сам. Он будто прозрел. Мир стал ярче, мысли - четче, прошлое уходило все дальше, и Филипп забывался. Вести о смерти Филиппа V и дальнейшей смуте его не тронули. Франция стала одной из десятков стран одного из миллиона миров. Единственное, чему не суждено было также померкнуть - образ Шарлотты и Шарля. Доменик не понимал, почему они до сих пор для него так важны. Не понимал, почему, обнимая Сет, думал о другой женщине и тосковал о ней. Он пытался выяснить у Ролана, был ли хоть малейший шанс воскресить Шарло, но тот уклонялся от ответа.

А Сет чувствовала. Чувствовала, что он отдаляется, приближается и снова отдаляется и читала в волчьих глазах то, что некогда видела в спокойном взгляде своего короля. Доменику было все равно, о чем она думает. Он был благодарен ей за то, что она стала проводником, не дала ему погибнуть. Он был благодарен ей за знакомство с Роланом. Но и Ролан уходил, уходил все дальше. Доменик уже не видел его на дороге, и мысли уже отпустили его.

Он знал одно: придется заново учиться жить. Нужны деньги, нужны связи, нужны руки, глаза и уши. Он останется в Европе, попробует разные жизни. А Сет… Она может остаться с ним.

Подумав об этом еще некоторое время, Доменик оторвался от стены и вернулся в тень дома. Он смертельно устал. Незнакомец сбросил с себя одежду. Дошел до кровати, где дремала эльфийка, лег рядом с ней, поцеловал смуглое плечо и, немного поразмыслив, не стал ее будить. У них есть все время в двух мирах, а он пока сыт. Можно растянуть удовольствие, сделать его более ярким, более сочным. Иногда для этого достаточно просто немного потерпеть.

Улыбнувшись, Доменик провалился в глубокий неестественный сон.

***

Дом Шарлотты. Он так и не научился называть это место отелем Гресси, хотя именно он, будучи королем Франции Филиппом Четвертым, когда-то подарил мужу Шарлотты дом в Париже вместе с титулом и поместьем де Гресс. Ночь. Из тех лунных прозрачных ночей, когда сам воздух кажется пристальным, а каждое сказанное слово воспринимается как выстрел пушки. Он находился в том сне, который уже снился ему однажды. В самом страшном сне. В самом страшном воспоминании его жизни, хотя он и не был свидетелем этим событиям.

Высокая статная фигура Юлиана появилась в глубине сада. Вампир, облаченный в мантию, серебряное шитье которой блестело в свете невозможной в ту ночь луны, не торопился шевелиться. Позже Незнакомец неоднократно подумает о том, как так несправедлива природа, что в ночь смерти самого светлого, самого прекрасного существа, такая яркая, наглая, серебряная луна.

Доменик медленно, тяжело повернул голову, чтобы посмотреть на того, кто перечеркнул его жизнь и тем самым изменил все. И для него, и для Франции.

- И что ты намерен мне показать в этот раз, вампир? Я думал, мы закончили.

- Реальность.

Юлиан растворился во мгле, как и в прошлый раз. И - как и в прошлый раз - Доменика затопило сумасшедшее, обезоруживающее чувство пустоты. Он уже знал, что увидит. Внезапно окаменевшими ногами он аккуратно идет по дороге, делая несколько неуверенных шагов по направлению к дому, в котором изменилось все. Сейчас Доменик знал точное время, минуту, мгновение, в которой очутился. И не понимал, что он здесь делает. И зачем ему снова видеть смерть той, которая была и оставалась смыслом его существования.

Чья-то тень привлекла его внимание. Женщина. Он знал ее, видел в прошлом сне. Сильное, гибкое тело хищника, плотные кожаные одежды, похожие на вторую кожу. Волосы собраны, на лице маска, на плечах плащ. И зачем он?.. Она держала что-то за пазухой. Обернулась. Их взгляды встретились, и Доменик почувствовал, что ему стало трудно дышать. Он узнал ее. И ее невозможные, яркие, серебряные глаза.

***

Следующие дни Доменик провел в удушье. Когда он пришел в себя, Сет не было. А он мучительно боролся с тем, что увидел и узнал, пусть и понимал - нутром чуял, что Юлиан показал ему правду. Раскрыл убийство Шарлотты. Чтобы помучить? Нет, чтобы открыть глаза на ту, которая делила с ним постель.

Видения сменял бред. Доменик думал о том, что его предки сходили с ума от страха быть преданными. Они всюду видели заговоры, разжигали войны только для того, чтобы на корню пресечь инакомыслие. А он не разделял такой крайности, что в итоге привело к потере и жизни, и короны, и любимой женщины. Доменик думал о том, что нанести смертельный удар может либо тот, кто обладает властью, на голову выше твоей собственной, либо тот, кого ты подпустил слишком близко.