Из подсобки я вышла ещё минут через десять, когда окончательно пришла в себя и почувствовала себя достаточно уравновешенной, чтобы успокоить и помощницу.
– Я видела книжку, Эвелин, и даже немного почитала. Неужели сама не понимаешь, какая ерунда нам описана?
– Ты просто пытаешься меня успокоить.
– Конечно пытаюсь! Потому что проповедника следует гнать отсюда метлой. Из-за него ты волнуешься, после его глупых страшных сказок. Хочешь, а тебе докажу?
Мне ещё возле кассы придумалось, как отвлечь внимание Эвы от Ника и я пролистнула брошюру до нужной главы.
– Посмотри сюда, что ты видишь на этой гравюре?
Эва едва взглянула и сразу ответила – явно знала книжку наизусть.
– Там колдунья с рунами. Тоже страшно.
– Да, которая ворует младенцев для чудовищных ритуалов и наводит порчу на невест. Узнать можно по яйцам, которые мгновенно становятся тухлыми при её появлении, а также по моментально вянущим и высыхающим в пыль в её присутствии цветам. Так вот – вся эта пурга в предостережении… как бы обо мне. У меня именно рунная магия, твоё первое предположение было верным.
Я многозначительно покосилась на маленький букетик васильков на нашем чайном столике, который выглядел вполне свежим и бодрым.
– Я похожа на это чудовище на картинке? Можешь поверить, что я ворую младенцев? И много ли тухлых яиц ты съела на обед в магазине?
– Это не доказательство, Лия. Просто слова. Ты всё придумала, чтобы я отстала и позволила тебе уйти с монстром, потому что он тебя зачаровал!
Я вздохнула и обвела взглядом лавку, подыскивая что-нибудь подходящее. На одном из стеллажей была выставлена птичка из перепелиных пёрышек в соломенном гнезде, перевитом сиреневыми и белыми ленточками. Пёстрая рыжая пичужка чем-то была похожа на меня. Вот её и оставлю Эве на память.
Сперва я закрыла глаза и сплела руну для птички. Отправила зримый светящийся символ взглядом – игрушка поднялась в воздух и опустилась к Эве на колени.
– Вот так я использую руны, Эва. Только теперь не давай её никому в руки!
В сторону гнезда поплыл второй синий знак – я переместила его с витрины на крышу высокого шкафа за прилавком.
– И не носи домой. Не продавай. Если найдут – смело говори, что ничего не знаешь и игрушка осталась от меня. Никто не усомнится – ты даже не сумеешь дотянуться до верха шкафа со своей скамейки. Но сама можешь позвать её, если будешь одна в лавке и вспомнишь вдруг обо мне. Она прилетит. Как прилетает ко мне Призрак, потому что он просто ручной филин! Под утро он всего лишь отправляется на охоту. А я ночами занималась и тренировалась. Теперь хочу уехать, чтобы учиться делать более сложные механизмы с помощью рун. В Гленроке мне не место.
Еще пару часов мы с Эвелин посвятили генеральной уборке залежей под прилавком, после чего я с облегчением покинула магазин. Но не успела пройти до конца улицы, когда услышала, как меня окликнул по имени отец.
Обернувшись, я заметила его двуколку для объезда пациентов в подворотне. От страха даже слегка затошнило – интуиция кричала об опасности.
Подходить совсем близко не стоит – Ник настойчиво просил ни при каких обстоятельствах не оставаться с отцом наедине и запираться в комнате даже днём. Я, конечно, ничего конкретного ему не обещала. Убеждала, что чёрствый родитель просто излишне жестоко обрывает мои связи с домом перед сватовством, чтобы я с облегчением побежала потом утешаться в объятия добряка Эдди. Но на всякий случай стоит быть осторожной. Неделя прошла и всё отравленное угощение Призрак «съел».
Я вернулась к подворотне и стала гладить морду нашей лошадки Эппл.
– Здравствуй, отец!
– Что твоя сова, Таллия? Ей пришлась по вкусу дичь?
Я на неделе несколько раз передавала через Рут благодарности. Вряд ли она забыла. И она, кстати, сообщила, что пару тушек отец велел подать к обеду ещё в среду. Нам с Ником сразу стало ясно, что он специально припас и неотравленных глухарей, чтобы Рут даже в голову не пришло связать дичь с плохим самочувствием совы.
– Спасибо, Призрак всё съел. Правда он в последние дни какой-то квёлый. Не думаю, что сейчас нужно ещё, но когда к нему вернётся аппетит – сама буду заказывать у Эдди. Отличная идея.
– Садись в экипаж. Поедем к Хоукам и возьмём сейчас. Раз приболел – как раз важно здоровое питание.
Интуиция ответила раньше меня:
– Прости, но у меня срочный заказ, тороплюсь в мастерскую.
– Не будь неблагодарной и садись, Таллия! Я приказываю!
Сердце велело послать интуицию ко всем демонам проповедника Оуэна. Опасность грозила Нику, а не мне, и будет даже очень хорошо, если я сама что-нибудь конкретное узнаю.
Я глубоко вдохнула и забралась в двуколку. Что же – вполне вероятно, что сейчас и состоится брачный сговор, раз он тянет меня на соколиный двор. Я успокою Ника и через пару дней, наконец, покинем город.
Ехали мы в абсолютном безмолвии. Вдруг на перекрёстке, вместо того, чтобы повернуть в сторону заставы и дороги на предгорье, отец резко натянул вожжи и увёл двуколку на пыльную сезонную колею, едва различимую среди пригородных овощных полей. Одновременно он подстегнул Эппл так жестоко, что дальше мы почти полетели по ухабистой беспутице над окружающей её капустой.
Я не успела даже вскрикнуть – в ту же секунду в нос уткнулась тряпка, приторно воняющая полынью и чем-то тошнотворно-сладким.
Очнулась я всё ещё в экипаже, который стоял теперь в подлеске за полями. Связанная. Недалеко отец невозмутимо читал, сидя на пне, свой любимый медицинский журнал. Эппл паслась рядом распряжённой, а солнце было низким. Значит я была без сознания довольно долго.
Заметив мои движения, он неторопливо свернул журнал трубочкой, сунул его в сапог, достал из кармана какой-то флакон и подошёл. Откупорил пузырёк и протянул мне.
– Пей! Будь любезна – сразу до конца, Таллия.
– Что это?
– Яд.
– Почему же ты думаешь, что я стану пить сама?
Отец поморщился.
– Не устраивай сцен. Ты прекрасно понимаешь – я врач и умею влить питьё в любого отпирающегося пациента. Умирать ты будешь долго, но в бреду, так что это твои последние минуты в сознании. Неужели хочешь провести их, бесцельно крича и царапаясь?
Я насупилась и отвернулась от склянки.
– Не выпьешь сама – обещаю хорошенько ощипать твоего Призрака, прежде, чем убить его. Каждое перо выдерну, а пух подпалю над горелкой. Только тогда порешу.
Выдавать свой страх за Ника нельзя! Я замолчала ненадолго и продумала руны. Не много пока умею, но флакон вполне улетит чуть выше и в сторону, руки и ноги освобожу, а отца ослеплю на несколько секунд ярким светом.
Именно в таком порядке и яд нельзя сразу пролить, потому что иначе он что-нибудь лишнее заметит раньше срока. А так – на следующие воздействия будет время, пока он растеряется, а затем попытается хватать бутылочку.
Но что дальше? Двуколка без лошади, как и куда бежать? Надо тянуть время и думать ещё. И у меня есть вопросы!
– Хорошо, я выпью. Но сперва ответь на несколько вопросов.
– Пей, это успеется. Ты будешь в сознании минут десять. Я могу ответить, пока запрягаю.
– Ты вполне можешь и врать судя по тому, что вытворяешь. Чтобы поменьше возиться. Поэтому – нет. Или будем бороться и царапаться, или спокойно приму яд, узнав ответы. Если влить так просто – сделал бы это, пока я спала. Тебе желательно убедиться, что я приняла строго определённую дозу, раз умирать я должна в заданном темпе.
– Удивительно, что ты выросла такой сообразительной у тупицы Дианы. Спрашивай.
– Почему? За что ты меня настолько не любишь?
– Мне не с чего тебя любить, ты не моя дочь.
Я вздрогнула.
– Пожалуй – не удивлена и даже подозревала подобное. Но нельзя за такое убивать! Дай мне просто уехать!
– Ты умрёшь не поэтому. Ты ненужная наследница Миртлов. Если вдруг придёт весть о смерти Мисти, я могу потерять всё – состояние, дом, практику. Поэтому вас обеих должен убить я.
– Но есть же ещё тётя Ди. Неужели ты и её убьёшь? Люди же не идиоты и сложат дважды два! Все Миртлы один за другим умерли, и выгода только твоя. Деда Гровера ведь, как я теперь понимаю, тоже ты отправил на тот свет? Тётушка до сих пор причитает иногда, что он следил за здоровьем и странная хворь для всех была неожиданностью. Выхаживал его ты.
– Да, болезнь Гровера и его смерть сразу после свадьбы – дело моих рук. А Диана безобидна. Будь я официально вдовцом, она только бы вздыхала и ждала, что сделаю предложение. Всю жизнь всего лишь мечтает об этом, выходя со мной под руку с проповедей, а так стала бы ждать и намекать. Она уродлива и глупа, но супругой была бы удобной. Не будь сестры – стоило жениться на ней ещё в молодости. Но я понимал, что нужна младшая. Диана и так уже была старой девой на обочине, а вот Мисти могла упорхнуть и нарожать ненужных наследников без меня, у неё уже тогда был любовник. Что, впрочем, она и умудрилась всё же сделать.
Отец, то есть не отец, скривил рот и презрительно кивнул при этих словах на меня.
– Но никто же не знает! Официально – я твоя дочь. Живи себе спокойно, а если станет известно, что мать умерла – женишься на тёте и я буду наследницей только после вас обоих. Да мне и не нужно вовсе это наследство, хочешь – подпишу какой-нибудь отказ? Я вообще уеду, обещаю! Я и так собиралась уехать. Прямо завтра, или даже сегодня. Дай только взять кое-какие вещи и заполни разрешение для заставы, пока собираюсь!
– Нет. Я не стану зависеть ни от Дианы, ни от твоих обещаний. Вы с матерью просто должны умереть и тогда точно не останется проблем. Ты будешь умирать долго, чтобы она успела узнать и прийти к тебе. И чтобы люди видели, что ты болеешь, а я стараюсь тебя спасти, как полагается отцу и доктору. А с Мисти покончу быстро и так, чтобы никто никогда не узнал о её кончине. Я все эти годы жил на пороховой бочке и до сих про не избавился от тебя, потому что ты была приманкой для матери.
– Она больше двадцати лет не появлялась, почему вдруг теперь придёт? Хоронить и оплакивать меня? Какой-то ненадёжный план...
– Ошибаешься, она следит за твоей жизнью. И обязательно объявится, когда узнает, что ты умираешь.
Эта новость, в отличие от того, что Вернон Хилз – не мой отец, выбила меня из колеи. Я теперь уже не осуждала мать за то, что она сбежала от такого чудовища. Но почему бросила меня, почему не забрала?.. И как это – следила?!
– Почему же ты раньше её не убил, если знаешь, что она приходила?
– Мисти не появлялась сама, у неё был удобный соглядатай. Но теперь она его лишилась. Поэтому умирать ты будешь запертой в медицинском крыле, под моим присмотром. И так, чтобы каждая сплетница знала, что ты смертельно больна. Мать непременно попытается к тебе попасть. А если что – у меня в запасе ещё один способ вывести её из себя.
– Какой способ?
– Не твоё дело. Ты хотела знать, почему умираешь. Я терпеливо объяснил, всё же – последнее желание. Но мне надоело, Таллия, ты уже просто тянешь время. Пей! Мне потом слушать тебя ещё десять минут.
Склянка снова оказалась перед моим носом.
– Проливать бесполезно, у меня с собой запас. Здесь сильная доза, ты почти ничего и никогда не почувствуешь. Пара глотков – и никому не нужной рябой курице больше не надо ежедневно бороться за место под солнцем и одобрение окружающих. Я привезу тебя при смерти, чтобы сразу забрать во флигель. Дальше буду травить малым количеством, чередуя с противоядием, сколько понадобится до прихода Мисти. Но сознание к тебе уже не вернётся. Поэтому пей спокойно, для тебя всё закончится прямо здесь.
Он слишком хладнокровен и последователен, а я взволнована известием о том, что матери на меня не наплевать. Мне нужно как-то сбить его с толку прежде, чем использовать руны! К тому же – есть действительно главный незаданный вопрос:
– Малым количеством – это как мою сову глухарями? Я знаю, что они тоже были напичканы ядом. Филина-то зачем травить и именно медленно?
Вернон бросил на меня быстрый взгляд, злой и тревожный. Прищурился и прошипел:
– Сову? Ты хотела сказать – твоего любовника? Конечно мне известно. Вся в мать! Мерзость!!!
Он испугался и соображает, откуда я знаю про глухарей. Будет теперь выяснять, кто может быть в курсе ещё. Выдал эмоции, как мне и хотелось.
Только вот такого ответа я никак не ожидала и теперь тоже нервничала ещё сильнее. Что он знает про Ника? При чём здесь моя мать?!
Мне пора действовать! Но начать плести руну или спросить еще о чем-то я не смогла, потому что дальше случилось невообразимое.