Т-34 — истребитель гархов

Глава 5 ПОДВОДНЫЙ МАРШ

Подводная лодка стояла у пирса. Низкие волны облизывали корпус в темных маскировочных разводах. Рядом со сходнями стояли двое: матрос и дежурный офицер. По мостику расхаживал капитан. Брюнет среднего роста был худощавым, и длинная форменная куртка из светло-серой кожи с погонами капитан-лейтенанта подчеркивала его худобу. Дотошный капитан имел привычку совать нос всюду — и в проблемы камбуза, и в процесс смазки направляющих в торпедном отсеке. На обшлаге рукава его куртки красовалось полузатертое косое пятно краски — перед походом лодка прошла тщательную профилактику в сухом доке, заодно подлатали и подкрасили корпус, а капитан лично с фонариком проверял наличие краски в труднодоступных местах.

Наставник изучил досье моряка досконально. В подводном флоте с 1937 года. Боевое крещение принял во время гражданской войны в Испании, имел опыт плавания в Средиземном море и Бискайском заливе. Капитаном он был очень осторожным и зря никогда не рисковал. Он был в числе аутсайдеров по количеству потопленных кораблей, но и единственным из своего выпуска живым командиром субмарины. Все его однокурсники покоились в персональных стальных гробницах на морском дне. Важная деталь: подводник отнюдь не был трусом. Его отвага тлела ровным и устойчивым пламенем, позволяя не терять головы и совершать необдуманные поступки. Короче говоря, командир подлодки полностью отвечал требованиям Наставника.

Наставник подошел к капитану. Офицер козырнул и представился:

— Капитан-лейтенант Клаус Райф.

— Доктор Эрик Гримм, — представился главный пассажир, расстегнул нагрудный карман и протянул пару листов сопроводительных бумаг вместе с прошнурованным и опечатанным конвертом из плотной бумаги. — Здесь документы, подтверждающие мои полномочия, конечная точка маршрута и координаты места встречи с «дойной коровой». Выход в эфир только с моего личного разрешения. Вопросы?

— Никак нет, господин Гримм! — Капитан Райф кивнул и повернулся к рубке, пропуская доктора вперед.

По приваренным скобам они поднялись наверх рубки, где зиял открытый зев люка. Штурмовой рюкзак оставили на палубе, препоручив его заботам вахтенных. Чехол с оружием Эрик Гримм так и не снял с плеч, пока не пришел его черед опускаться в люк.

Первым, нащупывая ногой стальные перекладины, спустился капитан. За ним осторожно последовал пассажир.

Внизу было не развернуться. Доктор Гримм инстинктивно пригибался, пробираясь вслед за юрким капитаном через стальное нутро. Тусклые лампочки в паутине железных сеток освещали трубы, переборки и пучки проводов.

Узкий проход вел в недра лодки. По бокам на цепях висели койки матросов, внизу в специальных креплениях размещались запасные торпеды. У изголовий были прикреплены фотографии — жен, детей, родителей. Воздух в подлодке еще не был спертым, но густой запах копченой колбасы и сыра был первым и основным из всей доступной человеческому обонянию гаммы. Провиантом было забито все свободное место. Под потолком висели сетки с желтыми головками итальянского пармезана.

По дороге капитан скороговоркой объяснял руководителю похода устройство лодки «U-347». Доктор внимательно слушал моряка, стараясь не удариться. Перед походом Эрик Гримм изучил детальный план субмарины, но теоретические познания были всего лишь бледным отражением реальности. Внутри прочного корпуса лодка делилась на четыре секции. В кормовой части находились двигатели, электрооборудование, компрессор и торпедные аппараты. Благодаря двум мощным дизелям лодка была способна развивать на поверхности скорость до 19 узлов. Два электромотора позволяли субмарине двигаться под водой — один час с максимальной скоростью в девять узлов или три дня с крейсерской — в два узла. Батареи должны были перезаряжаться каждые 24 часа, что возможно только в надводном положении, поскольку подзарядка производилась генераторами, работавшими от дизельных двигателей. Идеальный вариант — совершить весь дальний переход под водой — был неосуществим.

Между секцией с дизелями и серединой лодки располагались крохотный камбуз, туалет, кубрик унтер-офицеров, а под палубой — часть пятидесятитонного комплекта аккумуляторных батарей. В центральной секции лодки помещались ее сердце и мозг — центральный пост. Он был оборудован трубами, клапанами, проводами, измерительными приборами, переключателями, счетчиками, контрольно-регулирующим механизмом и гирокомпасом. Оборудование поста включало также насосы, нижний перископ, магнитный компас, шкаф для хранения навигационных карт, столик, электропривод для контроля за вертикальным и горизонтальным рулями.

В следующей секции размещались радиорубка, рубка акустика, нижняя торпедная установка с четырьмя торпедными аппаратами, а также матросский кубрик, кают-компания для офицеров и мичманов, небольшая каюта капитана, туалет и опять же под палубой — вторая часть аккумуляторного комплекта. Три секции были разделены на семь водонепроницаемых отсеков, каждый из которых имел дверь, способную выдерживать давление воды на глубине сто двадцать метров.

В четвертой секции, самой маленькой, находились перископ, счетно-решающий механизм для торпедных аппаратов и штурвал. Цистерны для балласта размещались по всей лодке. Запасы топлива и пресной воды хранились в цистернах, спрятанных в особых полостях между легким и прочным корпусами.

Капитан уверенно продвигался вперед, ловко избегая столкновения с возникающими на пути преградами. Доктор Гримм старательно повторял маневры капитана и начал вдруг ощущать себя зверьком, попавшим в пищевод стального ископаемого зверя. Казалось, переборки медленно смыкаются вокруг добычи и вот-вот начнут давить ее, ломая кости беспомощной жертвы. Наконец, они добрались до центрального отсека, где три офицера в пилотках ждали капитана. На борту лодки фуражку имел право носить только командир — и никто больше.

Посреди отсека стоял маленький штурманский стол. Под потолком переплетались трубы, шланги, провода, повсюду торчали разные рычаги и ручки. Мерцали датчики и циферблаты, перемигивались бесчисленные ряды контрольных лампочек. Оборудованием было забито все вокруг.

Капитан Райф представил офицеров, и на этом официальная часть закончилась. Пассажиру показали каюту капитана, предоставленную в его распоряжение, но он отказался от почетного предложения, сославшись на то, что главное условие успеха — привычный распорядок на лодке. После этого доктора Гримма проводили в торпедный отсек, уже вполне обжитый двумя бранденбуржцами.

Десантники спокойно лежали на спальных мешках в ожидании командира. Они резво вскочили на ноги, увидев доктора Эрика. Вместо приветствия он спросил:

— Готовы?

— Всегда готовы, господин командир, — флегматично ответил за двоих сапер.

— Превосходно. — Гримм обернулся к капитану подлодки. — Можете приступать к выполнению задачи, капитан Райф.

Капитан-лейтенант молча козырнул и отправился в центральный отсек.

Последняя перекличка, несколько рубленых команд — и швартовы были сняты с кнехтов, а сходни убраны на пирс.

Подводников не провожали. Не было оркестра, не было девушек с букетами цветов. Отплытие проходило без обычно принятых церемоний. В море выходили тайком, чтобы об этом не узнала вражеская агентура. Не стоило привлекать к себе лишнего внимания. Разведка противника времени не теряла: за подводниками следили повсюду — в городе, в ремонтных мастерских, в кафе и в публичных домах. Шпионов отлавливали, но им на смену неизбежно приходили другие.

По старому обычаю, подводники выбросили за борт разную мелочевку из личных вещей. В темную воду полетели письма, книги, пара старых носков. Акустик зашвырнул дальше всех зубную щетку и бритвенный набор, который случайно прихватил с собой, собираясь перед походом. Брать с собой на борт бритвенные принадлежности запрещалось. Усы и бороды останутся нетронутыми все время плавания: запас воды на лодке ограничен.

«U-347» отчалила задним ходом в полной тишине: лодки серии «U» были оснащены бесшумными электромоторами подкрадывания. Субмарина отошла от пирса, а затем постепенно стала увеличивать скорость. В сотне метров от причала старпом развернул лодку на сто восемьдесят градусов. Старший помощник приказал запустить дизельную установку, и субмарина направилась через канал в открытое море. Корпус лодки подрагивал; сдвоенные винты взбивали за кормой пенящиеся водовороты. Низкий берег вскоре превратился в темную линию, а потом и вовсе исчез.

Капитан вызвал на мостик вахтенную смену. Лодка шла курсом на юго-запад. В ее правый борт били короткие крепкие волны, ограждение рубки окутывала водяная пыль. Отдав последние указания, Райф скользнул в люк и спустился по вертикальной лестнице в вытянутую, узкую полость лодки. Внутри царило спокойствие. Дизели размеренно работали. Шли первые сутки похода. Теперь вместо солнца придется довольствоваться тусклым светом ламп дежурного освещения и ночными звездами. Это в лучшем случае, а о худшем капитан-лейтенант думать не хотел.

Послышалось шипение воздуха, выходившего из цистерн, пол под ногами дрогнул, накренился, и лодка начала погружаться. Невидимые волны сомкнулись над рубкой.

Райф вскрыл запечатанный конверт. Субмарине было предписано двигаться через всю Атлантику к побережью Бразилии, туда, где полноводная Амазонка впадает в океан. К предписанию прилагались схемы минных полей — своих и чужих. На отдельном листке был обозначен район встречи с «дойной коровой»: длительный морской переход должен был истощить запасы топлива и пресной воды, и дозаправка предполагалась в открытом море с танкера, замаскированного под каботажное судно нейтральной страны. Прилагался световой код и отзыв для опознания. Особо рекомендовано избегать встречи с кораблями противника, не вступать в бой и держаться подальше от судоходных трасс. По прибытии к устью Амазонки следовало ждать указаний от руководителя экспедиции, предъявившего конверт.

В Бразилию! Из рубки акустика донеслось громкое индейское «улюлю». Командир нахмурился, но от замечания воздержался: бодрость экипажа гораздо предпочтительнее уныния, разъедающего души быстрее, чем кислота съедает металл.

«U-347» легла на курс и больше не сворачивала с него, двигаясь ночью с максимальной скоростью. Днем лодка уходила на глубину и шла гораздо медленнее. Курс, проложенный в штабных кабинетах, был слишком сложным, но капитан Райф придерживался его неукоснительно. Этот курс лежал вдали от оживленных транспортных маршрутов. Там, где шли караваны, было слишком жарко: охотники нападали на конвои, авиация бомбила охотников, боевые корабли и транспорты шли ко дну, а карты минных полей менялись с неимоверной скоростью. Моряки называли судоходную часть Атлантики «долиной смерти», а субмарина не имела права на риск.

Неприятности начались через две недели. Утром солнечный свет загнал лодку под воду, и они двигались на тридцатиметровой глубине, ощупывая морское пространство локатором и ориентируясь на слух. Ничто не предвещало нежелательных встреч в этом безлюдном районе Атлантики, но акустик услышал шум, который мог исходить только от корабля.

— Всплыть на перископную глубину, — скомандовал командир.

«U-347» помедлила и заскользила вверх, на заданную позицию. В рубке появился старпом и склонился над столом, на котором была расстелена карта с отметками глубин и течений. Жужжание механизма, поднимавшего перископ, заполнило тесное помещение. У капитана что-то не ладилось. Он дергал перископ за ручки вверх и вниз и нервничал. Акустик подтвердил, что приближается конвой. Через некоторое время акустик определил впереди конвоя группу эскорта. Шум винтов нарастал, сливаясь в единый грозный гул.

По отсекам метался отвратительный скрип — звуки металлических прутьев, бесцеремонно щупавших корпус. Скрип сменился резким металлическим позвякиванием. Звуки были ответом на импульсы гидролокаторов эскорта. Каждая звуковая волна ударяла о поверхность субмарины молоточком камертона, мгновенно распространяясь по всему корпусу.

Акустик сообщил, что конвой идет встречным курсом. Капитан Райф довернул перископ и произнес:

— Два эсминца, курс по пеленгу, дистанция — полторы тысячи. Право руля!

Можно было напасть на эскорт, но Райф должен был принять самое безопасное решение — так велел приказ, к этому призывала и натура самого капитана.

— Шум винтов приближается, — доложил акустик. Капитан-лейтенант плотнее вжал лицо в обрезиненные окуляры перископа. Секунды для принятия решения истекали. Он выдохнул:

— Тревога! Срочное погружение на восемьдесят метров.

Зашипели балластные цистерны, забирая в себя воду. «11-347» нырнула в глубину океана. Субмарина бесшумно описывала под водой широкую дугу, выходя из-под удара на электромоторах. Как раз вовремя! Серия разрывов глубинных бомб встряхнула лодку. Пока конвой удалялся в восточном направлении, импульсы охотников безостановочно колотили по корпусу. Через десять минут после первой атаки новые кассеты бомб с грохотом разорвались уже над рубкой. По лодке многократно ударила взрывная волна, и ее корпус заскрипел. Где-то сорвало клапан, и фонтан воды забил в центральный проход.

На поверхности группировались эсминцы эскорта, чтобы добить субмарину — подводники прекрасно ощущали их маневры и без приборов. Противник был опытен и настойчив: очередные серии взрывов взяли содрогавшуюся от ударов лодку в вилку. Дело было плохо. В душу командира закралось леденящее ощущение, что охотники захватили жертву и уже не отстанут. Капитан резко поменял курс, чтобы субмарину не накрыло в следующий заход. Время шло, и с каждой минутой лодка уходила все дальше от западни.

Гидролокаторы вражеских эсминцев неутомимо ощупывали глубину, но контакт был потерян: звуковые волны гасли в толстом слое морской воды. Без малого полчаса эсминцы обшаривали район в поисках сбежавшей цели, а затем бросились догонять караван. Беззащитные корабли с грузом для фронта нельзя оставлять без охраны; охотничий азарт для конвоя неуместен.

Когда часы в командном отсеке показали, что наверху наступила ночь, акустик доложил: «Горизонт чист. Шум чужих винтов не прослушивается».

Субмарина вынырнула на поверхность моря и полным ходом продолжила движение на запад, оставляя за кормой недолговечную белесую пену.

Поршни дизелей деловито стучали. Вода, прорвавшаяся из клапана, была откачана, спертый воздух проветрен. К рассвету «U-347» была готова к погружению.

После нападения эсминцев лодка дрожала, тряслась и вибрировала гораздо сильнее. Она медленно и непрерывно разрушалась — давление воды в подводном и удары волн в крейсерском положении неотвратимо продолжали дело, начатое глубинными бомбами. Ломались заклепки, трескались болты и гайки, миллиметр за миллиметром корежился стальной корпус, гнулись шпангоуты. Даже в таких обстоятельствах запаса прочности должно было хватить с избытком, особенно если не попадаться морским охотникам и не погружаться слишком глубоко. Несмотря на ночные проветривания, в подлодке стоял невыносимый запах солярки, которая протекла из запасной цистерны. Летучие пары топлива моментально пропитали всю одежду, да и пищу в придачу, которая имела теперь индустриальный вкус. Высокая влажность привела к порче продовольствия. Хлеб превратился в бесформенную массу, копченая салями осклизла и почернела. Горячий напиток, приготовленный коком на камбузе, напоминал кофе только цветом, а на вкус был все той же проклятой соляркой, сильно разбавленной водой.

Капитан опасался недовольства важных пассажиров, но те, казалось, не заметили ухудшения рациона. Их было невозможно чем-то удивить или расстроить. Доктор Эрик не выпускал из рук книжку стихов в черном с золотым обрезом переплете, иногда часами не переворачивая страницу. Капитан Райф несколько раз хотел было спросить, что за стихи то ли перечитывает, то ли учит наизусть глава экспедиции, но так и не решился. Не лезут с ценными указаниями, козыряя полномочиями, и ладно. Пусть читают все, что хотят.

Доктор Гримм никогда не изображал морского волка и внимательно слушал капитана во время редких ночных прогулок по палубе. Однажды Райф пригласил его в торпедный отсек. Затворы торпедных аппаратов напоминали величиной и формой огромные литавры. Над полом отсека на стальных направляющих рельсах, блестящих свежей смазкой, покоились торпеды. Вдоль одной из торпед готическим шрифтом шла белая надпись: «Привет толстяку Черчиллю от немецких моряков!»

Капитан ласково погладил торпеду.

— Наша новинка. Это — «крапивник», самонаводящийся подводный снаряд. От этой торпеды спасения нет.

Доктор Гримм уловил неподдельную гордость в словах капитана и уважительно коснулся рукой прохладного бока снаряда.

Гхорн впервые за последние годы жизни видел сон. Он лежал на твердой потрескавшейся поверхности, баюкавшей его в детстве. Холодная пустыня была бесконечно родной и близкой. Через некоторое время Гхорн вдруг понял, что человеческое тело не способно хранить живую силу Га, и она капля за каплей покидает ничтожное и ветхое жилище. Он собрался с силами и решил проснуться в своем первородном обличье, но не мог этого сделать. Черные снежинки падали, возникая в разреженной ледяной атмосфере. Раньше Гхорн не знал, что черное — это траур. Теперь весь его разум заполняли иные, человеческие понятия. Траур… Гхорн поискал в своем родном языке хоть что-то отдаленно похожее, но не нашел. Речь предков едва пробивалась через частокол чужих выражений, которые теперь были гораздо понятнее и ближе. Что это?! Кто я? Почему мне жаль этого убогого тела, лишенного могучих мышц, брони, крыльев и несокрушимых когтей? Когда оно, это тельце, погибнет, куда денусь я, потомок несокрушимых?!!

Гхорн вздрогнул всем телом и проснулся.

Доктора и его спутников при каждой возможности выводили на ночные прогулки, чтобы они, непривычные к подводному затворничеству, не впали в депрессию.

Практически все время Рубин и Наконечник проводили за сборкой-разборкой и чисткой оружия, которого в их багаже было столько, что можно было вооружить пехотное отделение. К исходу второй недели смертоносные механизмы стали продолжением их рук. Требования самых жестких нормативов были превзойдены — совершенство в степени абсолюта. После атаки эсминцев бранденбуржцы заскучали. Командир Эрик Гримм, подметив некоторую апатию подчиненных, вытащил из штурмового рюкзака коробочку с шахматами и книгу «Самоучитель по игре в шахматы для начинающих». Все фигурки были вырезаны из приятного полупрозрачного камня.

— Какой тяжелый минерал, — задумчиво произнес Рубин, вертя в руках изящную пешку.

Рубин и Наконечник погрузились в шахматную теорию. Самоучитель читали вдвоем, беззлобно переругиваясь. Наконечник читал быстрее и постоянно норовил перевернуть страницу. Через несколько дней сыграли первую партию, почти не подсматривая в самоучитель. Наконечник на девятом ходу выиграл пешку, а затем и фигуру.

Теперь все было забыто, кроме бесконечных стратегических возможностей тридцати двух фигур на шестидесяти четырех клетках. Играть без интереса быстро надоело. Выбрали простую ставку: проигравший должен был отжаться сто раз. Чаще упор лежа принимал Рубин. Он пыхтел, но не сдавался. По прошествии времени он сам предложил поднять ставки: теперь проигравший должен был отжиматься стоя на руках вниз головой у железной переборки, опираясь на нее ногами. Мастерство Рубина росло от партии к партии, и Наконечник начал, в свою очередь, совершенствоваться физически. Доктор Гримм играть в шахматы отказывался, тактично намекнув, что с ним играть не интересно. Бранденбуржцы не поверили и упросили сыграть. Командир играл против двоих, не глядя на доску, быстро выиграл и с удовольствием погрузился в чтение.

Субмарина достигла района встречи с заправщиком. Небольшой квадрат на карте обозначал место почти в полтора десятка квадратных километров, и «U-347» начала уныло блуждать по квадрату. С каждым днем запасы солярки на лодке неумолимо сокращались. Штурман в сотый раз проверял координаты.

Ночью следовали в надводном положении с малой скоростью, расставаясь с каждым литром солярки, словно с собственной кровью. «U-347» прибыла в заданное место точно в срок. Лодка крейсировала в квадрате, пока не израсходовала топливо до критического минимума. Привычный рокот дизелей смолк.

Наступило время беспомощного дрейфа. Утром привычного погружения не было. Лодка, притопленная в воду по палубу, лениво колыхалась на волнах. Пользуясь случаем, дежурная команда добралась до прохудившейся цистерны и загерметизировала отверстие. Мерзкий запах солярки выветрился, оставив легкий след, заметный только тем, кто спускался с палубы. Испорченные продукты были выброшены за борт.

В полдень вахтенный заметил черное пятнышко в нескольких милях справа по борту. В бинокль рассмотрели судно. Оно спокойно шло по направлению к субмарине, а потом остановилось, выжидая.

Капитан просигналил пароль. Ответные вспышки света сложились в отзыв. Опознание было завершено. Свои.

Судно приблизилось, оказавшись рыбацким сейнером, на мачте которого весело трепыхался португальский флаг.

Моряки погрузочной команды поднимались на палубу. Они первым делом спешили выкурить свои первые за несколько недель сигареты, с непривычки заходясь кашлем, но жадно глотая дым.

На лодке поймали брошенный с корабля линь с привязанным к нему топливным шлангом. Судя по низкой утиной осадке сейнера, цистерны в трюме были заполнены до отказа.

Механик подсоединил шланг к бортовому клапану и привязал веревку к леерному ограждению. Субмарина начала жадно всасывать топливо в свои пустые гулкие цистерны. Продовольствие переправляли на резиновых штормботах.

Загорелые до черноты «рыбаки» оказались немцами. Здоровые и крепкие, они выглядели превосходно, шустро работали и весело перебрасывались шутками с подводниками. Экипаж «U-347» на их фоне выглядел плачевно: с засаленными волосами, обросшие, бледные и осунувшиеся, они больше напоминали больных из приюта, чем красу и гордость Кригсмарине.

Через полтора часа заправка была окончена. Матросы отсоединили топливный шланг, и его выбрали вместе с линем на борт заправщика. Капитаны пожелали друг другу удачи, и подводная лодка ушла под воду. Нос субмарины нацелился на побережье Бразилии и больше от курса не отклонялся. Цель приближалась с каждым оборотом винтов, с каждой вахтой…

Долгожданный день наступил. Райф вошел в пассажирский отсек и буднично доложил:

— Устье Амазонки прямо по курсу! Время: двадцать два семнадцать, третье октября 1943 года.

Наставник отложил в сторону неизменный томик стихов и добродушно отозвался:

— Благодарю вас, господин капитан! Вас и весь экипаж. Теперь я сообщу вам вторую, главную часть задания. — Он легко поднялся на ноги и достал из штурмового рюкзака черный тубус. — Это — навигационные карты и промеры глубин интересующего нас притока.

Доктор Гримм продолжил удивлять капитана Райфа.

— Цель экспедиции, — негромко рокотал десантник, — скала Палец Дракона. Это вверх по реке, триста восемьдесят километров по прямой. Горный кряж узнать легко, высота скалы — почти восемьсот метров, видно издалека.

Капитан протянул руку к тубусу с навигационными картами. Амазонка!

Акустик доложил, что появились шумы, которых он никогда не слышал. Капитан бросился к нему в отсек и надел вторую пару наушников. Подводник слушал океан, как слушают любимую музыку. Из привычного набора отчетливо выделилось мяуканье, перемежающееся посвистом и чириканием. Капитан улыбнулся: впервые он услышал эти звуки, когда стажировался зеленым гардемарином на парусном судне. Постоянными спутниками парусника были дельфины, привыкшие кормиться остатками с камбуза, выбрасываемого за борт. Молодой акустик никогда не слышал дельфинов, что поделать, теперь он запомнит их болтовню. Странно, что дружелюбные животные ни разу не встретились за все время перехода через океан… Капитан с улыбкой обернулся к акустику:

— Густав, это дельфины. Вслушайся, можно даже различить их голоса.

Некоторые морские животные резвились вдалеке от субмарины, другие дружелюбно терлись боками об ее корпус. Им нравилась твердая громадная рыбина, и звуки в наушниках менялись: дельфины подбирали слова, вызывая подлодку на разговор.

Райф снял наушники и потер уши. По узкому коридору протопали матросы. Новая смена заступала на вахту.

Капитан добрался до командного отсека и приказал посадить лодку на дно. «U-347» легла в мягкий ил; двигатели остановили, всю команду, кроме дежурной вахты, отправили спать.

В центральном отсеке штурман колдовал над развернутой картой, нанося на нее маршрут. Рядом лежала стопка лоций с промером глубин, вынутая из черного тубуса. Капитан пометил карандашом точку прибытия. Красная отметка рядом с жирной синей линией, обозначавшей безымянный рукав. Русло делало в этом месте резкий поворот.

— Вопросы?

Поскольку у штурмана не было никакого представления об Амазонке, то не было и вопросов.

Вскоре к штурману присоединился старпом, и офицеры с головой погрузились в изучение навигационных карт. Глубина Амазонки в устье достигала ста метров, ширина устья была просто непостижима: двести километров. Проблем никаких, кроме необходимости учесть приливную волну — огромный вал, катящийся вверх против течения. Волна шести метров в высоту, вызванная столкновением прилива и течением гигантской реки, катится вверх по Амазонке, и способна разбить любое судно. Местные жители прозвали это явление клокочущим словом «поророка». При таких условиях входить в реку следовало исключительно в подводном положении, благо глубина позволяла. Свои соображения и расчеты они доложили капитану и получили от него «добро». После опасной зоны было решено всплыть, замаскировать подводную лодку под один из плавучих островков, оторвавшихся от суши, и идти дальше в надводном положении.

С началом прилива лодка оторвалась от мягкого дна и поднялась на перископную глубину.

— Продуть балласт, — скомандовал капитан. — Включить определитель глубины.

На самых малых оборотах лодка двинулась к побережью. Акустик не услышал ни одного подозрительного шума, кроме звуков вращавшихся гребных винтов утлых рыбацких баркасов.

Подлодка шла вверх по течению. Сквозь обшивку было слышно, как билась за бортом вода, словно «U-347» попала в гигантский миксер. Снаружи что-то шуршало и постукивало по броне. Это был мусор, влекомый приливной волной: комья водорослей, обломки деревьев.

— Погрузиться еще на пятнадцать метров, — скомандовал Райф. Стало тихо.

Капитан-лейтенант дал дифферент на нос. Субмарина теперь шла, как ищейка по следу, опустив стальной нос и принюхиваясь ко дну. Так командир избегал опасности зацепить днищем грунт и поломать лопасти винтов.

За несколько часов лодка прошла пять поворотов русла. Когда толкнуло по левому борту, застопорили винты. Акустик доложил: «Слева по борту песчаная отмель».

Пришлось сбавить ход до самого малого. Опущенный нос действовал безотказно. Наткнувшись на препятствия, Райф либо обходил их, либо подвсплывал и «переползал» через преграду.

На поверхность всплыли, когда ночь уже перешла в яркий рассвет. Густая стена растительности начиналась прямо из воды, и оставалось только гадать, как далеко простирались джунгли. Верхушки высоких пальм возвышались над остальными деревьями; пестрели тропические цветы, виднелись древовидные папоротники, фантастические губчатые растения или редкостно красивые орхидеи, корни которых цеплялись за стволы деревьев.

Река медленно несла свои воды в сторону океана.

Подводная лодка, работая винтами, упрямо поднималась вверх по течению. От кромки джунглей доносились жуткие звуки, словно крупное животное задыхалось в тине и билось в предсмертной судороге. Офицеры на мостике решили, что это охотится аллигатор, безусловный хозяин местной акватории.

Субмарина проходила один поворот реки за другим, и перед глазами капитана и вахтенного офицера проплывали постоянно меняющиеся пейзажи. Райф заметил гигантское черепаховое дерево, сплошь покрытое густой листвой. Это были чужие листья: цветущие лианы оплели дерево от корней до самой верхней ветки. Со временем они высосут жизненные соки из лесного гиганта, и он свалится от сильного ветра или собственной тяжести. Яркими кляксами мельтешили в ветвях птицы. Вдруг послышалась раздраженная болтовня и визг, замелькали коричневые туловища, прыгающие с ветки на ветку или свешивающиеся с лиан.

Вахтенный приложил бинокль к глазам и через мгновение восторженно доложил:

— Обезьяны, герр капитан!

Приматы некоторое время следовали за лодкой вдоль берега, а затем, словно повинуясь какому-то тайному сигналу, исчезли так же внезапно, как и появились.

Стаи маленьких попугайчиков с писком пролетали над головами моряков и исчезали за деревьями. Попугаи покрупнее совершали короткие перелеты с ветки на ветку, испуская пронзительные, резкие крики.

Красивая цапля в белоснежном оперении недолго кружила над лодкой, примериваясь, но вдруг передумала и полетела дальше по своим птичьим делам. Темно-синий тукан с огромным красно-желтым клювом надсадно закаркал, как обычная ворона, уселся на рубку, нагадил и отправился вслед за цаплей. Метровые светло-зеленые ящерицы лежали на ветках упавших в воду деревьев и стремительно убегали, когда на них падала тень от рубки.

Райф приказал на самом малом ходу подойти как можно ближе к берегу. Пора было маскировать судно. Истосковавшиеся по солнцу матросы один за другим выбирались из рубочного люка на палубу. Вслед за ними появились и десантники. Доктор Гримм переговорил с капитаном и поручил своим людям прикрывать моряков — так, на всякий случай. Наконечник взял с собой автомат МП-40 со складным прикладом, а Рубин предпочел пулемет. Сам Наставник извлек из чехла винтовку, но крепить сошки не стал, ограничившись оптикой и глушителем.

На берег сбросили сходни. Моряки, весело переговариваясь, сошли на берег. Земля! Под ногами настоящая суша, а не железный пол субмарины!

Подводники приступили к работе. Вооруженные топорами, пилами и длинными кортиками, они рубили живые ветки, отдавая предпочтение крупным и узловатым — такие медленнее увядают, и их удобнее крепить. Прибрежный камыш и траву матросы нарезали и связывали пучками. Густой дерн аккуратно срезали и сворачивали длинными лентами, чтобы потом расстелить на надводной части палубы. Из трюма вытащили брезент. Им укутали орудие на носу и зенитную установку. Скоро корпус субмарины зазеленел.

Глубоко в лес не уходили. Уже после минутной прогулки в нем можно было не найти дороги обратно. Разве, что плеск воды и громкая ругань боцмана могла помочь определить, где находится субмарина. Боцман с серебряной дудкой на бушлате принципиально не признавал нормативную лексику, в глубине души считая, что настоящему моряку она приносит только вред, а подводнику — тем более. В чем-то он был прав: соленые бессмысленные выкрики боцмана бодрили подчиненных, заставляя быстрее работать. Моряки сновали между берегом и подлодкой черными муравьями.

Десантники во главе с доктором Гримом приглядывали и за берегом, и за рекой. Доктор время от времени рассматривал удаленные участки берега через оптический прицел. В километре вверх по течению река делала широкий изгиб, и сильное течение намыло серпообразную белую косу. Кроме нескольких крупных пресноводных черепах на песчаной отмели никого не было. Широкие, как противни, они лениво переползали по песку с места на место.

Спокойствие было нарушено лишь однажды: кабан с огромными желтыми клыками выскочил из зарослей и помчался на матросов. Рубин так стремительно срезал секача короткой пулеметной очередью, что на берегу даже не успели испугаться.

Запасные трубы топливопровода закрепили перпендикулярно палубе и пустили по ним лианы зеленым водопадом. Срезанные ленты дерна и мха раскатали по палубе среди сшитых проволокой матов из травы и камыша. Ветки и целые кусты, выдернутые почти с корнем, привязывали вдоль леерного ограждения. Мичман-дизелист любовно расправлял ладонями помятые листья орхидей, оставленных кем-то возле турели. Он наклонился над импровизированной клумбой и с наслаждением вдохнул аромат дивных полосатых цветов. Резкий запах тухлого мяса заставил мичмана отпрянуть. Он громко чихнул, подняв облако желтой пыльцы.

— Красота обманчива, — пробормотал дизелист, пытаясь рассмотреть слезящимися глазами дорогу в трюм.

Подводная лодка после тотального озеленения приобрела вид дикого островка. Под конец на борт прихватили тушу убитого секача, освежеванную коком на берегу. После короткой переклички старпом убедился, что весь экипаж на борту, и сходни убрали. Заработали электромоторы, и еще один зеленый островок поплыл по реке. Его отличие от других заключалось в том, что он плыл быстрее, причем против течения.

Голова подводника в черной пилотке просунулась в дверь:

— Господин Гримм, командир приглашает вас в центральный отсек!

Командир субмарины стоял у перископа, прижав лицо к окулярам. Услышав шаги, он оторвался от перископа и произнес:

— Посмотрите! Узнаете?

Над угольно-черной водой, левее лунной дорожки, возвышалось плато с остроконечной скалой.

— Палец Дракона?

— Так точно, Палец Дракона, — торжественно подтвердил капитан. — Если верить карте, по воде до него километров сорок. Река здесь делает петлю. Напрямик, по джунглям и через плато, — километров пятнадцать.

— Мы высадимся здесь. — Доктор Гримм оторвался от перископа. — Пойдем к скале по суше. Если понадобится, прикроете нас орудием и пулеметами. Если все будет тихо, отправитесь к Пальцу Дракона по воде. Вы там будете через двадцать пять — двадцать шесть часов. Там и встретимся. Приступаем, господин капитан!

Капитан-лейтенант повернулся к рулевому:

— Стоп машина!

По коридору пронесли тяжелый кокон штормбота и разборные весла в чехлах. По трапу поднимались комендоры, таща с собой ящик со снарядами. Когда Эрик Гримм и капитан Райф появились на мостике, артиллеристы уже расчехляли орудие, а боцман встал к зенитному пулемету, проверяя ход турели. Расчеты были готовы к бою ровно через две минуты.

Почти весь корпус подлодки был под водой, над поверхностью возвышались только рубка и артиллерийская площадка в темных лохмотьях зелени. Легкая речная волна плескалась у самых ног артиллеристов, развернувших ствол орудия в сторону одинокой скалы.

Наставник внимательно разглядывал берег через бинокль. В некоторых местах стена деревьев подходила к воде вплотную.

— Готовы? — Доктор Гримм оглядел свою группу в свете дежурной лампочки.

— Так точно!

— За мной!

Десантная группа поверх формы была облачена в бесформенные накидки с нашитыми лоскутами. В таких костюмах немецкие лесники выслеживали браконьеров, но на борту субмарины эта одежда выглядела уродливой и неуместной, как грязь на камбузе.

— Огнемет не уроните, — тихо сказал Рубин, спрыгнул в бот и начал принимать оружие и рюкзаки.

— Все, пора. — Доктор Гримм обернулся к капитану субмарины.

Они пожали друг другу руки.

— Удачи! — пожелал морской офицер. — Если на вас нападут, ложитесь наземь, а мы накроем вспышки.

Резиновая скорлупка отделилась от субмарины с тихим плеском. Матросы взялись за весла, и лодка устремилась к темному берегу.

Нос лодки мягко толкнулся в берег. Первым на землю сошел Рубин с пулеметом. Матросы помогли перетащить поклажу на берег и подождали, пока три лохматые тени исчезнут в переплетении джунглей.

Наставник ждал, пока его подчиненные разберут и приладят поклажу.

— Ветер скоро переменится, но пока он дует в нашу сторону. Для тех, кто может нас учуять, мы пока незаметны. По моим ощущениям, по крайней мере. Вперед!

— Вперед, — эхом отозвался Наконечник, поправляя на плечах лямки огнемета.

Шум реки остался за стеной деревьев. Запах свежей воды сменился запахом цветов и растительной гнили. Наставник шел первым, раздвигая тропические заросли. Он двигался легко и почти бесшумно, несмотря на тяжесть экипировки и седину. Вторым шел Наконечник с огнеметом. Ему было тяжело и неудобно: баллон с огнесмесью оттягивал плечи, стремясь опрокинуть десантника на спину. Рубин с пулеметом наперевес замыкал шествие. Тропический лес тонул в непроглядной темноте, и десантники скорее слышали и чувствовали командира, чем видели его. Когда Наконечник споткнулся пятый раз, командир остановился.

— Так, привал, — доктор Эрик вытащил фонарь и включил. Фонарь загорелся красным. — Смотреть на свет до моей команды.

Когда Гримм забрал и выключил фонарик, Рубин и Наконечник огляделись и пришли в восторг: граница беспросветной тьмы отодвинулась на несколько метров. Дальше пошли быстрее, почти бегом.

В джунгли пришло утро. Тьма вокруг десантников сменилась зеленоватым полумраком. Где-то на втором ярусе леса, за плотным лиственным потолком, свистели и верещали птицы.

Впереди послышался плеск, поначалу едва отличимый от щебета пернатых. Когда журчание стало сильнее, в нем стали слышны звуки, подобные человеческим голосам, и командир поднял руку, приказывая ждать.

Через несколько минут доктор Гримм вернулся, и группа пошла дальше. Джунгли резко расступились. Среди больших замшелых валунов, похожих на уснувших бегемотов, бурно резвилась маленькая горная речка. Группа вышла прямо к десятиметровому водопаду. Снизу бриллиантовым туманом поднимались мельчайшие брызги. На другом берегу речки, сразу за каменистой полоской земли шириной в двести метров, поднималась отвесная каменная стена, оплетенная у подножия буйной растительностью.

— Пойдем вверх по течению? — спросил осторожный Рубин.

— Зачем терять время? — весело переспросил командир. — Нам прямо.

Он потоптался подошвами по сырому песку, сбивая с подметок глинистую грязь, перемешанную с травой, затем легко перепрыгивая с камня на камень, перебрался на противоположный берег.

Бранденбуржцы переглянулись. Что может один — сможет и другой.

Привал устроили у самой скальной стены, в приятной бархатной тени. Ели быстро и деловито.

Доктор Эрик Гримм вскочил на ноги. Его лицо стало молодым и хищным, ноздри раздувались.

— Впереди нас ждет великолепное сафари, мои боевые товарищи! Охота на дракона! — Командир пристально осматривался, что-то оценивая и прикидывая.

Рубин и Наконечник невозмутимо ждали продолжения.

— Не стоит здесь задерживаться, — задумчиво произнес Гримм. — Если бы я ждал нападения, то именно отсюда.

— А он ждет, господин командир? — Рубин уже застегивал рюкзак, а Наконечник прилаживал лямки огнемета.

— Он всегда ждет, — усмехнулся доктор Эрик. — Всегда.

Подъем давался трудно. На плоском карнизе устроили очередной привал. Рубин лежал на боку и с удовольствием рассматривал чудо природы: два неохватных дерева у самого края скальной площадки срослись и стали похожи на шагающего безрукого великана. Рубин взял кинжал и метнул в ближнюю «ногу». Рукоятка с набалдашником в виде черепа еще дрожала, когда десантник положил на нее крепкую ладонь и вытащил из сырой и вязкой древесины. Затем он сделал шаг назад, пристально глядя под ноги, как будто обронил что-то маленькое.

— Что там? — негромко спросил командир. Рубин присел, разглядывая находку, затем пошарил руками в траве и выпрямился.

У него в руках был почерневший десантный кинжал, несколько зеленых гильз и череп с остатками светлого скальпа. Из черепа ручейком хлынули потревоженные черные жуки с блестящими спинками.

— И что мы имеем, — сказал Эрик Гримм с расстановкой. — А имеем мы гильзы от «парабеллума», немецкий кинжал, череп… Череп арийца, по всей видимости.

Десантники разделились и проворно прочесали всю площадку, осторожно раздвигая густые заросли.

В кустах возле шагающего дерева нашли разорванный пополам, но не расстегнутый поясной ремень с кобурой.

— Красные? — Наконечник держал в руках пистолет «ТТ», вынутый из кобуры. Он прекрасно сохранился, но и его черное воронение успели тронуть пятна ржавчины. Джунгли безжалостно поедали и человеческие останки, и металл.

— Не обязательно! — отозвался командир. — Кто-то мог или работать под русских, или использовать их экипировку.

На самом деле, Наставник хорошо помнил отчеты о русских танках у «Трона»-2 и в душе не сомневался, что здесь были именно красные диверсанты. Хотя, немецкий кинжал… И что кинжал? Диверсанты берут самое лучшее, им не до национального чванства: немецкий кинжал, русский пистолет, монгольская удавка. Неужели русские тоже пришли охотиться? Что же они использовали в качестве приманки? Наставник приготовил крупного живца, жирнее не придумать. Забавно… Вспомнив о подлодке, Эрик Гримм взглянул на часы и объявил:

— Пора!

Десантники спрятали находки под куст, усыпанный алыми звездочками неведомых цветов. Доктор Гримм осторожно поднял вокруг примятую траву и пробормотал под нос: «Смешные звезды нам пророчат смешные судьбы. Надо бы вернуться, найти, что отыщется, и похоронить парня». Последнее время Наставник все чаще замечал в себе проявления таких эмоций, о которых он раньше не мог и помыслить.

Пора было поскорее убираться с опасной площадки. Древний животный инстинкт велит всем тварям держаться подальше от останков себе подобных.

Пятидесятиметровый подъем по скальной стене совершенно вымотал десантников, но перед ними раскинулось ровное плато, в центре которого и торчал Палец Дракона — скала, протыкающая низкое облачное небо кривоватым каменным пальцем. После отвесной скалы несколько километров по плоской равнине казались отдыхом, несмотря на убийственное солнце в зените. Добравшись до скалы, путники с удовольствием растянулись в прохладной тени.

До расчетного времени встречи с лодкой оставалось семнадцать часов. Группе нужно было переждать удушающий зной в надежном укрытии. Гримм быстро осмотрелся через бинокль и выбрал место для стоянки в чаще колючего кустарника, в самой середине небольшого, но труднопроходимого болотца. У земли ветки росли реже. Забравшись в самую чащу, расчистили и утрамбовали небольшой пятачок. Наставник достал из рюкзака маленькую таблетку, поджег и положил под куст. Таблетка стала медленно обугливаться, и надсадное жужжание гнуса и крупных насекомых смолкло, как по мановению волшебной палочки. Относительный комфорт и максимальная безопасность для привала были обеспечены. Десантники откинули москитные сетки с лица, с наслаждением сняли комбинезоны и развесили сушить.

— Жизнь хороша, — подмигнул Рубину Наконечник. Рубин вытащил кинжал с черепом на рукоятке и ловко вскрыл три жестянки с мясом. К консервированным языкам полагался шоколад и витаминные брикеты. Через десять минут сытые и довольные десантники крепко спали.

Палец Дракона остался позади, его обошли без особого труда еще вечером, до ночлега. Спуск с этой стороны плато оказался пологим и легким. Дорогу омрачала только необходимость прорубать проход в зеленой стене тропического леса. Судя по карте, до протоки оставалось не более двух километров.

Джунгли расступились резко, как по команде. Десантники продирались сквозь паутину лиан и густой кустарник, и вдруг буквально выпали из дебрей на равнину, заросшую высокой травой, едва ли не в рост человека. Оказалось, что если бы Гримм решил обойти скалу с другой стороны, то их ждала бы легкая прогулка по равнине, лишенной любой растительности, кроме травы и редкого кустарника. Река была почти рядом. Над водой мельтешили птицы. Со всех сторон доносилось обычное утреннее верещание, но доктора Гримма что-то насторожило. По его знаку Рубин и Наконечник замерли. Наставник долго слушал. Из пестрого шума выделялись три тревожные ноты, повторявшиеся в разных комбинациях. Неизвестный подавал сигналы снова и снова, как вдруг совсем рядом зазвучал ответ — сомнений быть не могло. Деревянный стук прозвучал еще несколько раз и смолк. По сигналу Наставника Наконечник нырнул в высокую траву и исчез.

На небольшом холмике стоял индеец. Он напоминал античную статую; кожа его блестела, как потемневшая отполированная медь. Из одежды на индейце была юбочка, нагрудник из древесной коры и головной убор из пестрых перьев. За спину был закинут лук и колчан со стрелами, а сбоку на траве стоял вытянутый барабан, похожий на отполированное полено с кожаным торцом.

Воин держал в левой руке тонкую палочку, к которой были подвешены три деревянные дощечки с продольными разрезами. Он ударял в дощечки деревянным молоточком, обернутым кожей, и каждая из дощечек издавала свой звук. Сигналы стремительно чередовались. Смуглый разведчик закончил очередную причудливую дробь, и через мгновение сырой речной воздух донес ответное сообщение. Вибрации еще не стихли, а Наконечник уже скользил среди высоких стеблей огромной ящерицей. Индеец что-то почувствовал, положил свои дощечки на траву и втянул голову в плечи, настороженно оглядываясь. Наконечник бросил комок земли в траву слева от индейца. Воин резко повернулся на шорох, и это было последнее сознательное движение в его жизни. Наконечник прыгнул, левой рукой зажал индейцу рот и опрокинул, насаживая спиной на кинжал. Десантник придержал обмякшее тело, не давая ему упасть, и беззвучно уложил на землю рядом с барабаном. Высокая трава сомкнулась.