Глава двадцать третья
Секретные обстоятельства
Подмосковье. Троицо-Сергиева лавра
17 января 1890 года
ЕИВ соправитель Александр Михайлович
И всё-таки я умудрился простыть. Да. всё из-за этого полета. А что делать? Так обстоятельства сложились. Кортеж императора Михаила неспешно направлялся к Троицо-Сергиевской лавре. Дорогу предусмотрительно очистили от конных и пеших вояжёров. Нет, никакого насилия не применяли, а лишь популярно и доходчиво объяснили особо непонятливым: «Ты туда не ходи, ты сюда ходи. А то снег в башка попадет. Совсем мертвый будешь!». Шутка, конечно, но, когда её озвучивают чубатые хлопцы в лампасах, пошире чем у генерала поигрывая нагайками и пощелкивая затворами, доходит до самых упрямых, заодно эффективно исцеляя хронический запор, который переходит в стадию диареи и заикания. А что делать? Побочные эффекты терапии никто еще не отменял. Посты жандармов и казаков перекрывали все протяжение по пути из Хотьково к Троице. Я, сидя в санях, закутанный в шубу с ног до пят имел возможность не замёрзнуть, и даже малость сопрел. Но вот к добру ли это? Ведь придётся выходить на пронизывающий ветер, правда, мороз чуть спал, но это могло и не помочь. А пневмонию все еще лечить нечем. Пенициллин? Получили. Вот только он настолько неочищенный, что применять его пока что опасно, никак не могут соответствующие технологию до ума довести. Если говорить про обстоятельства, то всё дело получилось из-за того, что вскрылся очередной заговор, да еще какой. И вот тут у меня возникла надобность срочно оказаться в столице. Вот и рискнул на свою голову… Хорошо, что дорога от Хотьково до Сергиева Посада пятнадцать вёрст, вот только решили поезд не использовать, двигаться санным ходом. Надо было всё же на поезде настоять, но тут вмешалась церковь, подавай им торжественную церемонию у Троицкой лавры и никак иначе!
Ладно, расскажу по порядку. На пустыре у Мытищ, где предполагалась встреча народа с государем и после торжественный въезд с этой стороны в столицу, расположились жандармские и полицейские посты. Полицейский урядник, Степан Тимофеевич Рябинкин, обратил внимание на большую группу ремонтников, которые возились на обочине дороги из Сергиева Посада в Москву. И не то, чтобы они ему показались подозрительными, но служба есть служба, и урядник направил своего коня к этим бедолагам, которые ковырялись в промерзшей земле забоки[1]. Один из них сняв шапку, достал из оной оформленный по всем правилам «токумент» подписанный лично городским головой. Сия бумага, требовала привести в порядок обочину дороги перед торжественным въездом государя в столицу. Оформлены документы были надлежащим образом, потому урядник, ухмыльнувшись в роскошные густые усы поехал далее по своим делам. Но что-то ему не давало покоя. Слишком всё было правильно, вот! Такого, да за день до торжества просто быть не может. Если бы их сюда без бумаг вообще послали, Степан Тимофеевич, наверное, не сильно бы удивился да не насторожился. Да полежав в шапке работяги, она, скорее всего, источала бы малоприятный амбре. А тут такое дело, одеколоном отдаёт…
Слежку за собой урядник заметил уже въехав в столицу. Ну да, вот тебе, батенька, и Новый год! Не подавая виду, Рябинкин направился в салон мадам Жужу, заведение не самое престижное, но мадам была полицейскому немного обязана. Этого было достаточно, чтобы через четверть часа, переодетый в гражданское платье, и наскоро сбривший усы, господин полицейский незаметно выскользнул из заведения через чёрный ход. И направился он, прихватив извозчика, в отделение жандармерии. Там стоял форменный Содом и Гоморра, но Рябинкина внимательно выслушали, а к вечеру отряд спецназа аккуратно спеленал как следивших за заведением мадам господ, так и всю странную бригаду ремонтников. Кололи их быстро и жестко. Тем более. занимался этим делом сам Полковников. И есть из-за чего возбудиться: по обочинам дороги скорбные умом успели прикопать два мощных фугаса, причем щебень должен сыграть роль поражающих элементов, эти гады сумели изготовить что-то вроде направленного взрывного устройства с расчетом, что два одномоментных подрыва создадут перекрытие осколками и камнями, для полной надежности, черт меня подери! Там всю семейку Романовых могло на ноль помножить. А еще молодчики собирались после взрыва (спрятавшись в подвале одного из домов) выйти наружу, и дострелить тех, кто выжил.
И вот, после доклада Полковникова меня угораздило сесть в аэроплан и помчаться в столицу. Нет, кроме того, что мне до смерти надоели эти хотьковские политесы, еще за это решение сыграла и погода, прошедший накануне снегопад вызвал наметы на железнодорожном полотне и почистить его от снега обещали только поутру следующего дня. Хорошо, что я брал в Гатчине уроки воздухоплавания, дабы закрепить свой авторитет не только среди плавающих по воде, но и по воздуху. И, кроме того, как еще привлечь энтузиастов в те три аэроклуба, который открылись в Москве, Санкт-Петербурге и Нижнем Новгороде? Вот, только своим собственным примером! Плюс в отряде отрабатывались зимние полеты, и парочка самолетов оказались оснащены лыжами, новинкой, рассчитанной только на наши отечественные условия. Это всё и сыграло свою негативную роль, правда, сказавшуюся именно на моём здоровье, ибо как я не одевался, и как не стих ветер, но самолет летит с определенной скоростью, и продувает пилота нещадно. Думаете, кожаная форма летчиков им только для форсу нужна была? Три раза ха-ха-ха!
Надо сказать, что в Кремле есть очень удобные подвалы, в которых устраивать темницы да пыточные сам Бог велел, не исключаю, что эти помещения изначально для этого дела и предназначались, не будет же царь-батюшка ехать на чертовы кулички, чтобы боярина за вымя потрогать, да строгий спрос ему учинить? Нет, разбойный приказ, тайная канцелярия, я все такое понимаю, но у них свои возможности, у государя свои. И не надо путать своих овец с государственными, как говаривал один весьма наглый персонаж. Колол наших персонажей Полковников жестко, жестоко и эффективно. И к моему приезду были взяты основные фигуранты, кроме самого заказчика, который всё это замутил. И тут моему удивлению не было предела. Ибо покушение на Романовых было задумано и подготовлено на деньги французской разведки. Чему я был удивлен? Да тому, что лягушатники с большой разведывательной игры сошли на нет. Это при королях, особенно Людовиках всяких, французская разведка, в распоряжении которой имелись практически неограниченные финансовые возможности, крутила в Европе всё, что хотела. И к гвардейским заговорам в России — матушке всякие Шетарди да Де Бюсси свои шаловливые ручки прикладывали. Но в конце девятнадцатого века французская разведка была в кризисном состоянии, в первую очередь, из-за ограничения в средствах. Пиастры! О! Простите, нет, конечно же, луидоры, тогда задавали тон в играх возле престола нашего государства. Насколько я знал, все усилия галлы направили на противостояние с Германией, которая два десятка лет назад серьезно их так пощипала. Продув вдрызг франко-прусскую войну именно на противодействие самому опасному сопернику на континенте были направлены основные средства. Остальные векторы интереса финансировались по остаточному принципу. Ну что тут скажешь? Нельзя недооценивать врагов, опасно это. А я что-то второй раз упускаю очевидное из сферы внимания. Надо, следовательно, перестраивать свою работу, иначе мы никуда не уйдем.
Когда я читал протоколы допросов, появился и верный казак — помощник Полковникова. Он был явно чем-то доволен. И если маркиз Де Равальяк успел покинуть земли Российской империи, то вот прихватить резидента, которого он оставил на своем посту оказалось намного проще. Пятый или шестой секретарь посольства. Который думал, что сможет работать под дипломатическим прикрытием и гадить, подобно англичанке. Не! Тут вам не там! С нами такие фокусы не проходят!
После минут трёх, когда месье Жан-Жак Баркарди изволил требовать посла, консула или еще чёрт знает кого, утверждая, что он гражданин Французской республики и дипломатическое лицо, в смысле неприкосновенное, к нему, наконец-то прикоснулись. И миленок наш запел на чистом петушином наречии. Оказалось, что Франция не уверена в сердечном согласии с англичанами, с которыми у них столько противоречий, что создаваемая бриттами коалиция против России могла обойтись без Парижа. Но галлам кровь из носу нужен был союзник против Германии, которой только вмешательство России помешало оккупировать всю их Белль Франс[2] и установить границы по Сене. И теперь «сердечное согласие» с Москвой для Парижа стало вопросом выживания, а тут Михаил был настроен, по мнению франков прогермански. Но, работая в режиме экономии, кто-то слишком умный решил привлечь для этой операции деньги Ротшильдов, которые не только помогли финансово, но и через своих агентов наняли банду польских фанатиков-отморозков, которые и должны были осуществить теракт, под взрывы и выстрелы плавно перетекающий в государственный переворот. Оказывается, на смену Романовым планировали поставить кого-то из Рюриковичей, того же Долгорукова. Впрочем, была и другая кандидатура — из потомков Чингиз-хана, Юсуповых, хотя, у последних высокое родство было под вопросом, но для целей господ из Парижу они годились даже больше, чем кто-либо другой[3]. Как-то эти господа смогли найти общий язык. Поразительно было другое –как это люди Полковникова под его чутким руководством смогли за столь короткое время вытрясти из подневольных гостей столько ценной информации. Николай Степанович отправился со мной обратно, в Хотьково, тем более, что чугунку к ночи сумели-таки очистить от снежных сугробов, а вот его доверенные сотрудники остались дорабатывать с уже готовыми петь клиентами. Всё необходимо строго запротоколировать и далее уже решать судьбы заключенных. Впрочем, с рядовыми исполнителями всё было ясно — их ждала петля, а вот с организаторами еще предстояло принять решение: что делать? Может, какую шпионскую игру затеять?
Ну вот и подъезжаем. К остановившемуся моему возку подбежал Полковников.
— Как самочувствие, Ваше Императорское…
Не дав ему договорить, я поморщился, неопределенно махнув рукой.
— Выпейте-ка вот этого! Поможет, слово даю!
И Степанович протянул мне плоскую фляжку, в которой что-то булькало. Учитывая морскую закалку, я без всякой опаски сделал мощный глоток из горлышка сего сосуда с лекарством. Способность соображать вернулась лишь через несколько мгновений, а в голове крутилась единственная мысль: вот что такое шоковая терапия в действии. При этом глаза приобрели квадратную форму, а по горлу пробежала струя толи напалма, толи ракетного топлива. Не знаю, что туда мой современник намешал, но горлодер получился знатный! Меня сразу пробрало до основания организма. А через пару минут почувствовал, что дышать стало как-то легче, да еще и тепло разлилось по телу, аж взмок весь, ага, теперь бы в теплую постельку, да двух барышень с разных сторон для полнейшего сугреву! Но нет, надо выходить на свежий воздух и делать присутственное лицо, тем более, что толпы обывателей уже заполнили площадь перед Лаврой, у входа которой стоял патриарх со свитой священников самого разного ранга.
Михаил с супругой в сопровождении детей и оставшихся в живых Романовых (кроме брата Константина, который не смог покинуть Болгарское царство), за которыми нестройной толпой шли государственные сановники, приблизились к патриарху. Первосвященник произнёс чувственную речь, покаялся перед народом за слепоту матушки-церкви, введенной «чадами нерадивыми» в искушение, возвестил благую весть и поздравил государя с чудесным избавлением от «плена агорянского». После этого прямо тут начался благодарственный молебен, который, благодаря громкоговорителям, разносился по всей площади. Слова молитв звучали торжественно и проникновенно и у многих из собравшихся на глазах были заметны слёзы радости и умиления. После громогласного провозглашения могучим архидьяконом: аминь, патриарх возглавил крёстный ход, по окончании которого он и семья Романовых вошли в Троицкий собор, где государю была вручена чудодейственная икона Архистратига Михаила, привезенная специально из Афона.
(Михаил Архангел — икона из монастыря Святой Екатерины на Синае)
Далее кортеж императора отправился в сторону Москвы, а жители Сергиева Посада — на площадь, где для обывателей монахи приготовили праздничное угощение. Возки со священниками прибавились к царскому кортежу, из-за чего караван увеличился чуть ли не вдвое. Вот только дорога получилась достаточно долгой: пять раз поезд государев останавливался у скоплений местных жителей, вышедших приветствовать Михаила Николаевича и царскую фамилию. И каждый раз служили короткий благодарственный молебен, архиереи произносили чувственные речи, государь приветствовал своих подданных. Всё происходило торжественно и чинно.
У околиц Москвы толпа собралась уже намного более значительная. Казалась, вся столица собралась на пустыре. Там же расположились шпалеры войск, торжественно встречающих императора. Среди них не было ни одного представителя гвардейских полков, участвовавших в заговоре. Впрочем, за злоумышление против государя их этого достоинства лишили. И теперь статус гвардии стал совершенно иным: получить его можно было только на поле боя.
После того, как Михаил Николаевич вместе с сопровождающими лицами, среди которых был и ваш покорный слуга, обошел строй войск, громко и ладно приветствовавших императора, все собравшиеся с нетерпением ждали обращение Государя к народу российскому. Началось все с выступления патриарха, благо, и тут был подготовлен помост и громкоговорители, впрочем, его речь была копией того, что Его Святейшество произнёс перед Троицкой лаврой, после чего был отслужен еще один торжественный благодарственный молебен Богородице, которая считалась заступницей земли Русской. После этого слово взял государь.
Вот он шагнул вперёд, и собравшаяся толпа затихла, готовясь внимать каждому слову Русского Царя. Практически полную тишине, изредка нарушали лишь голоса детей, которые прижавшись к матерям пытались узнать, что происходит. Внезапно, Михаил Николаевич обнажил голову и сжимая козырёк фуражки своей богатырской дланью, поклонился перед всем честным людом, поклонился низко, поясным поклоном. На лицах присутствующих появилось выражение недоумение, кое постепенно сменялось обожанием и восторгом. По всему было видно, что и стар, и млад набирают в грудь побольше воздуха, дабы грянуть троекратное ура, но увидев, что Государь, выпрямившись властно поднял правую руку, дружно выдохнули и стали внимать царскому слову.
— Примите от меня слова благодарности, люди русские. За вашу веру нерушимую, за ваши молитвы Всевышнему, за то, что не поддались словам лживым врагов наших. Спасибо вам, воины русские!!! Вы — истинные витязи, а не паркетные шаркуны, участники баталий с Бахусом и Ивашкой Хмельницким. Отныне, восстанавливаю правило: гвардейцем можно стать лишь на поле брани. Находясь во вражьем окружении, в холоде и голоде, страдая от недугов телесных, силы выжить мне давали лишь мысли об отечестве, о долге государевом перед Россией — матушкой и надежда вновь увидеть своих близких и услышать небесный перезвон колоколов соборов Белокаменной, откуда есьм и пошла единая держава наша. Избежав чудом смерти, хочу перед всем честным народом дать клятву. Сколько бы не осталось отпущено Всевышним мне лет жизни, но все свои силы, умения и знания отдам на то, чтобы жила и процветала держава наша, чтобы изо дня в день, из года в год народ наш становился богаче и здоровее. Дабы враги наши и думать забыли о вторжения в пределы российские. Не одиножды, в самые трудные часы нас спасало лишь покровительство и заступничество Пресвятой Богородицы, пресвятой девы Марии. Но счастье само не придёт к нам, нужно трудиться и сражаться. Работать, работать и работать. Мой батюшка, Император Николай Павлович не раз говаривал, что трудится ако раб на галерах. И это же завещал делать и мне, и братьям моим. Державу нашу, взращённую Государем Петром Великим, сравнивали с кораблем, коей сошел со стапелей под стук топоров и громе пушек. Долг Императора Российского, это долг капитана, стоя за штурвалом державы, вести корабль через штормы и бури, через рифы и водовороты. Не даром на флоте капитана именуют вторым после Бога. Но плох тот капитан, коей не озаботится воспитанием смены, дабы вовремя передать ему штурвал государства. А посему, я после совета с супругой и детьми нашими решил, что передам власть в руки моего сына, Александра, достойно показавшего себя во дни невзгод и злодейства окаянных. Пять лет он будет в статусе моего соправителя, дабы под моим руководством постигнуть мудрость управления столь огромной и мощной державой, как наша Матушка-Россия. А через пять лет водрузит на себя венец императора и будет править самостоятельно, а я, ежели доживу, всегда помогу ему добрым словом и советом.
Благослови, отче нас на труд во благо государства Российского! — обратился император к патриарху, который находился тут же, рядом. Я вместе с отцом подошли под патриаршее благословение, после чего приложились к чудодейственной иконе архистратига Михаила. И только после этого, сопровождаемый криками «Ура!», «Слава!», мы въехали в столицу.
[1] синоним обочины
[2] Прекрасную Францию с фр.
[3] Потомки Юнус-бека к Чингизидам отношения не имели, но ради дела модно было им такую генеалогию пришить, что французы и собирались сделать