Своя-чужая война

Глава 2

Герцогство Морич. Левый берег пограничной реки Тихая

На небольшом взгорке, в версте от переправы, расположилась группа всадников, среди которых особенно выделялся один. На нем не было серебряных и золоченых доспехов, как на остальных. Сбруя его коня не была украшена красивыми нашлепками из всех тех же металлов, призванных обозначить статус всадника. В навершии полуторного меча, что висел на его боевом поясе в простых деревянных ножнах, не было драгоценных камней, а неброский плащ, накинутый на плечи, не был оторочен мехом редких зверей. Но именно он приковывал взгляд любого разумного, кто решался посмотреть на эту группу воинов. От него исходили такие волны силы и скрытой властности, что взгляд невольно, но соскальзывал с разукрашенных, словно бродячие артисты в ярмарочный день, благородных, именно на этого воина.

Хотя нет, был еще один, кто обращал на себя внимание – полная копия первого, только на несколько десятков лет моложе. Его конь переминался с ноги на ногу по правую руку от старшего мужчины, который внимательно смотрел из-под кустистых бровей своими пронзительными серыми глазами на длившуюся вот уже почти половину дня переправу. И от того, что происходило на реке, его не единожды перебитый нос недовольно морщился, а в уголках прищуренных глаз образовывалась паутинка морщин.

– Как бараны безмозглые лезут, – презрительно сплюнул он. – Мы еще не переправились через эту лужу, а уже потеряли две сотни воинов. Они что, перепились вчера все?

– Да вроде нет, отец, – проговорил младший из мужчин. – Мне наши бойцы говорили, что вода в Тихой очень холодная. Что странно для этого времени года. У многих просто сводит судорогой ноги, воины падают и захлебываются – в доспехах ведь идут. Русло почему-то углубилось. Раньше здесь по колено было, а теперь по пояс. Может, в мокрый сезон размыло его? Тихая в это время становится всегда очень бурной, опровергая свое название. Но если честно, то странно все это.

– Вот именно, сын, что странно, – кивнул его собеседник. – И мне это не нравится. Мне не нравится все, если я в этом что-то не понимаю. А непоняток таких, как мы вышли к реке, все больше и больше.

Жилю Окороту, графу Капрису, а это именно он сейчас беседовал на взгорке со своим сыном Жекаром Тараном, не нравилось не только то, что сейчас происходило у реки. Ему не нравилась вся эта кампания с самого ее начала. А последние дни, и особенно эта переправа, вообще заставили зазвучать в его душе тревожные струны. Единственным, кто был в восторге от этого тошнотворного на взгляд бывалого воина действа, что разворачивалось на его глазах, был сын герцога – Ванд Быстрый. Окруженный толпой напомаженных лизоблюдов и барышень, преданно заглядывающих ему в глазах и изображающих безмерную к нему любовь, наследник герцога лихо гарцевал на своем квартероне матийце и рассказывал, как скоро он будет снимать своим мечом головы варваров, которые решили, что могут создать свое государство на границах его (ЕГО?) вотчины.

Сейчас было уже неважно, кто напел в уши принцу (ну да, нравилось мальцу, когда его так называли), что за Тихой есть много свободных земель. И если их присоединить к герцогству, то давняя мечта его отца о королевстве Морич станет вполне реальной. Да и сам Ванд после этого может вполне законно называться наследным принцем. Вот только уцепился мальчишка за эту мысль так крепко, что смог убедить своего скрягу-отца выделить на эту кампанию деньги, сказав ему, чтобы тот уже заказывал у ювелиров королевскую корону.

Старый герцог хоть и был жадным до невозможности, но человеком был далеко не глупым и только порадовался, что его сын начал думать не только об охотах и женщинах, а еще и о своей стране, которой ему в будущем предстояло править. Да и кто откажется от приращения земель? Если быть откровенным, и сам коннетабль граф Каприс был не против расширения границ герцогства, которому посвятил всю свою жизнь и которое безмерно любил. Ну и единственному сыну давно пора иметь свою землю, а не ждать, когда отец ляжет на погребальный костер. Вот только земли за Тихой были не такими уж и бесхозными.

Слухи о безвестном до поры князе Сайшат стали ходить еще раньше. Что-то было связано с принцессой Даргаса и не удавшимся на нее покушением, каким-то соглашением князя с королем Даргаса и сорванном мятеже в этом королевстве. С каждым днем эти слухи обрастали просто невероятными небылицами, в которых фигурировали загадочные оборотни и вампиры Пепелища и стремительно растущее войско самого князя. Затем правители государств Центральной Тивалены узнали о его женитьбе на княжне Леса Изгоев. И в конце концов этот самый разумный появляется в бывших герцогствах Гальт-Резен и Верен, за последними вздохами которых пристально следили их соседи, в том числе и Морич, дожидаясь момента, когда можно будет забрать то, что плохо лежит. И не просто появляется, а объединяет их, называя своими землями, и начинает твердой рукой наводить порядок в новообразованном Великом княжестве Сайшат, которое тут же признает Лес Изгоев, направляя в его столицу свое посольство. Хотя это, в принципе, и не удивительно, если вспомнить о том, кто стал женой этого самого Атея Призрака.

Вот почему только у Жиля Окорота создавалось впечатление, что происходящее на севере за рекой Тихой – это не очередные разборки благородных, давно рвущих эти государства на клочки? Почему остальные благородные, облеченные в их герцогстве властью, делали вид, что ничего не происходит?

В одной из бесед с герцогом и его сыном коннетабль просил обратить на северных соседей пристальное внимание, но те лишь отмахнулись. Один был обеспокоен медленным наполнением его обожаемой казны. Второй думал о том, как бы вечером затащить в свою постель какую-нибудь маркизу. Совсем не подозревая, что лезут девицы в его постель не лично к Ванду Быстрому, а к «принцу» Ванду. А это две большие разницы. Да и его второе имя Быстрый, после взросления, из уст все тех же маркиз, баронесс и прочих девиц – не всегда, кстати, благородного происхождения – зазвучало совсем с другим смыслом, чем было изначально, когда отец дал его юркому и вездесущему малышу. И его самомнение как о потрясающем любовнике здесь совсем ни при чём.

В результате коннетаблю не оставалось ничего другого, как самому начать пристально следить за этим загадочным князем. И с каждым днем, тщательно изучая приносимые с севера донесения своих шпионов, он понимал, что время, когда можно было почти безболезненно прибрать к рукам ставшие бесхозными земли, безвозвратно ушло.

Об этом говорила не только возведенная вокруг строящейся столицы князя крепостная стена (и когда только успели?), каких еще не видели разумные. Но и то, что по землям бывших герцогств, а точнее (чего уж душой кривить), нового княжества теперь бродили не конкурирующие банды благородных, а прекрасно вооруженные и хорошо обученные патрули воинов. Многие из которых были теми самыми мифическими оборотнями и вампирами. Не верить одному из своих самых преданных соглядатаев граф Каприс просто не мог. А тот сам видел, как воины оборачивались в огромных волков и катали на своих спинах детвору по Оплоту.

Но это было не главным, на взгляд самого Жиля. Главным было то, что, со слов того же соглядатая, князь Сайшат пользовался безмерной любовью своего народа, какой не мог похвастаться ни один правитель Тивалены. И народ этот составлял такую мешанину из рас, какая была, наверное, только когда боги создавали этот мир. Тут невольно вспоминается еще один разумный, который в свое время создал империю, которая несколько столетий диктовала правила на всей Тивалене.

Еще раз об этом граф вспомнил потом, когда стал набирать обороты маховик вот этой самой кампании, запущенной единственным наследником герцога, которому дворцовые шаркуны сказали, что на север уходит простой люд и наемники. Кто-то за лучшей жизнью, кто-то пограбить, а значит, и «принцу» стоит обратить туда свое внимание. И только немногие, среди которых был и сам граф Каприс, понимали, что народ уходит не туда, где лучше. В первую очередь он бежит оттуда, где хуже. Но наследнику казалось, что там его ждут россыпи драгоценных камней и золота, благожелательные мери́ты, новые земли и СЛАВА. Слава, лучами которой он затмит дела всех своих предков. Поэтому, когда земля подсохла и после зимнего сезона окрасилась изумрудом молодой травы, подготовка к вторжению за реку Тихая вступила в последнюю стадию.

Сведения из-за границы приходили противоречивые: от того, что князь огнем и мечом приводит к покорности города и замки, до таких, что воинов у него не хватает и тот вынужден их или гонять с места на место, или размазывать небольшими гарнизонами по всему своему княжеству. Слышавший это Ванд Быстрый был готов взять одну лишь рыцарскую конницу и втоптать, как он сам говорил, ее подкованными копытами такие гарнизоны в землю. Но он все же послушал коннетабля герцогства и решил не геройствовать, а взять половину гвардии отца. Собрать вассалов со своими отрядами, ну и набрать ополчение. В конечном итоге получилось войско в десять тысяч клинков, не считая латной рыцарской конницы, – практически половина от того, что может выставить герцогство. И с такой силой можно было действительно воевать. Даже скребущие на душе у графа Каприса кошки, мявкнув последний раз, скрылись в темных подворотнях этой самой души.

Оказалось, скрылись они ненадолго, а просто пошли за подкреплением, потому что чем ближе моричцы подходили к границе, тем тревожнее становилось Жилю Окороту. Старый бывалый воин, интуиция которого не раз спасала его в бою и от дворцовых интриг, просто не мог не чувствовать надвигающихся неприятностей. Ну а когда они подошли к реке, то вся эта орава орущих кошек выплеснулась наружу и стала его душу не просто скрести, а рвать острыми когтями на куски.

И такое состояние было не только у графа.

Все началось в последнюю ночь перед переправой, когда посланная к левому броду, что находился ближе к границам Сарема, разведка сообщила, что тот практически непроходим. Весеннее половодье превратило его пологие берега в вязкую топь, которая, несмотря на пекло Хассаша, еще не подсохла, и единственным местом, где можно попасть на правый берег Тихой, остается та переправа, которая располагалась практически посередине границы с княжеством Сайшат.

О броде у границ Леса Изгоев и не вспоминали. С ненормальными альвами, которые во всех чужаках видели врагов, связываться никто не собирался. Они сначала пускали стрелы, а лишь потом спрашивали: кто, почему и зачем здесь околачивается? Если было, у кого спрашивать.

Вот только самому графу это показалось странным. У него создалось впечатление, что невидимый кукловод, умело дергая за ниточки, сам гонит войско моричцев туда, куда нужно именно ему. Вот только подтверждений его опасениям не было, так как посланная через центральный брод разведка благополучно его пересекла, но обратно еще не вернулась. И вернется ли – еще не ясно.

Но на этот факт опять обратил внимание, наверное, только сам коннетабль, да еще те воины, кто пролил вместе с ним не один бурдюк крови. «Принц» Ванд, взявший в свои «корявые» руки все руководство войском, лишь изредка советуясь с графом, наоборот, был в полном восторге. С его слов эта переправа была шире, берег ровный, да и путь до Урьяка, первого города этих земель, от нее намного короче. А разведка, скорее всего, уже пьет, жрет в три горла и тискает тамошних девиц. И никакие увещевания, что это может быть тщательно подготовленной ловушкой и нужно высылать еще отряды разведки, до него не доходили. Ну не верил наследник в хитрость варваров, к которым он причислял всех, кто жил на правом берегу. Или, наоборот, верил в свой гениальный полководческий талант, который до этого выражался только в истреблении зверей в редких лесах герцогства да многочисленных дуэлях. Истины же не знал, наверное, и сам «принц».

Следующий тревожный звоночек, тренькнувший в душе Жиля, прозвучал ранним утром дня, на который была назначена переправа. Разбудивший его оруженосец дождался, когда коннетабль выйдет из своего шатра, а потом молча указал на невысокие окрестные холмы, на которых со спущенными штанами и зелеными лицами обосновались чуть ли не все ополченцы, орошая зеленую сочную траву содержимым своих желудков.

То, что это была диверсия, графу было понятно сразу. Вот только легче от этого не стало. Собранное на скорую руку ополчение свои съестные припасы несли с собой и готовили и питались отдельно от воинов-регуляров, поэтому «принц» махнул рукой на доводы графа по поводу диверсии и сказал, что другого от черни ждать и не приходится.

– Граф, – нахмурившись, сказал он тогда. – Вы не сможете затормозить меня на пути к моему триумфу. Вам за каждым кустом мерещатся отряды диверсантов и лазутчиков, а в обычных явлениях вы видите искусно замаскированную ловушку, на которую варвары не способны в принципе. Им лишь бы орать и бросаться на наши копья – здесь им в смелости не откажешь. А хитрые ходы не для них. Своей нерациональной осторожностью вы добьетесь лишь того, что я буду вынужден пересмотреть свои намерения и отдать земли за Тихой не вашему сыну, а кому-нибудь другому. А черни надо было всего лишь не лезть испачканными в дерьме руками за мясом в котле, тогда бы и не сидели сейчас со спущенными портками.

Жилю тогда оставалось лишь промолчать и склонить в покорности голову. А потом, когда ополченцев согнали с их «насиженных» мест и свернули лагерь, началась переправа. Такая же скомканная, с нелепыми и непредсказуемыми смертями, и сумбурная, как и весь этот поход.

Но худо-бедно к концу дня войско все же перешло реку и по распадку между двумя не очень крутыми, но довольно высокими холмами, отдалилось от нее на три версты, где их уже ждало войско князя Сайшат. Увидеть его в сгущающихся сумерках было невозможно, но горящие во множестве костры говорили о том, что это не стоянки караванщиков. Биться в темноте никто не собирался, поэтому моричцы тоже встали лагерем. Стали разводить костры и при их свете молча готовиться к битве, для многих из которых она станет последней. А когда первые лучи Хассаша робко стали обшаривать мокрую от утренней росы землю, над лагерем моричцев пронесся громогласный хохот от увиденной воинами картины. И даже ополченцы, все еще пачкающие свое исподнее, неожиданно воспаряли духом, потому как то, что они увидели, даже самый заядлый оптимист не смог бы назвать войском.

– Я сам поведу латную рыцарскую конницу на этот сброд, – выпятив вперед грудь, сказал «принц» и указал острием меча на север. – И если тот бандит, что называет себя князем Сайшат, в их рядах, притащу его привязанным к стременам моего коня. Готовьте мешки под трофеи, гариэры. Хотя какие с этих голодранцев могут быть трофеи? – махнул он рукой и ушел в свой шатер.

Вот только граф Каприс не ощущал того приподнятого настроения, что творилось в их войске. Он еще не знал, что скоро воины будут находить в командирских палатках их мертвых постояльцев, зато как наяву видел, что над многими моричцами уже начинают плясать языки их погребальных костров. Идти к «принцу» было бесполезно, паренек, как говорится, закусил удила и уже видит себя на стенах как минимум Урьяка, а то и Оплота.

Граф вздохнул и еще раз посмотрел на уголок небольшого листа, что выглядывал из-под его наручей. Этот лист он увидел приколотым его же кинжалом к одному из опорных столбов шатра сегодня утром. На нем было совсем короткое предложение, написанное аккуратным ровным почерком: «Зря вы сюда пришли граф, здесь вас ждет одна лишь смерть».

– Жекар, – повернулся он к сыну. – Не лезь вперед, будь рядом.

Молодой воин чуть скривился, но ослушаться отца не смог, а лишь утвердительно кивнул. Ему и самому все это не нравилось. И это он еще не знал о записке.

Великое княжество Сайшат. Правый берег реки Тихая

На следующее утро после обсуждения предварительного плана первого в истории молодого княжества боевого столкновения с внешним врагом, отряд Атея выдвинулся из Урьяка, соединился с остальным войском и скорым маршем отправился к южной границе, куда и прибыл к исходу того же дня. Правда, уже в сумерках.

По окрестностям были сразу разосланы усиленные дозоры из «боевых кулаков» волков и «мышек», а когда предутренний туман следующего дня в клочья разорвали лучи Хассаша, он и ближники, скоро перекусив, направились выбирать место, где собирались вдумчиво со всей серьезностью растолковывать моричцам ошибочность их намерений.

– Неплохое место, княже, – оглядев окрестности с высокого холма в трех верстах от центрального брода, сказал Саттор. – На этом холме, где стоим мы, – разместим моих боевых туров. Склон пологий, поэтому когда клин начнет разгоняться – быки не переломают себе ноги. Зато с той скоростью, что они наберут, их сможет остановить разве только крепостная стена.

– Это верно, – подтвердил Гаспар. – Сам не видел, но хватило рассказов отца. Он-то вот был свидетелем того, как такой клин разносит гномий хирд, как трухлявый пень.

– Я так понимаю, это были наши дальние сородичи, – улыбнулся Саттор. – Род Раздвоенное Копыто. Только они и еще род Степного Тура умели ставить быков под седло. Но они тогда все равно проиграли, и мой род остался единственным, кто сохранил эти знания.

– Но и нам досталось, вернее моим предкам, – угрюмо проговорил гном. – Это было еще на заре империи, но память о бычьем клине хранится среди моих сородичей по сей день.

– Не грусти, Стойкий, – хлопнул его по плечу урукхай. – Вождь Раздвоенного Копыта был слишком гордым. За что и поплатился в итоге. Он не увидел или не захотел увидеть того, что Крис Великий не просто захватчик – он нес в мир Тивалены спокойствие, как бы странно это ни звучало про того, кто смог подчинить себе всю центральную ее часть. Теперь же этот клин стоит не напротив тебя, а рядом.

– Это да, – тут же повеселел Гаспар.

– Ты прав, Саттор, – кивнул слушавший их Атей. – На этом холме встанешь ты со своими воинами на быках. И три сотни конных урукхаев. Их поведет Уздечка. Все вы будете под иллюзией. Что это, пока даже не представляю, но к вечеру, когда вернутся Пит с Дариной от Саремского брода, обещали показать. Вам ясно?

– Да, княже, – одновременно ответили меднокожие воины.

– Там, – продолжил Призрак и указал на холм за распадком, – встанут лучники. Холм покруче, и сразу до них не доберутся. На склоне вобьем клинья и дадим усиление из андейцев и нескольких десятков «боевых кулаков». Им строй не так привычен, как тем же гномам, поэтому в нужный момент они ударят с фланга. Главное, чтобы мы до этого момента дожили.

– Не волнуйся, вождь, – со всей решимостью ответил Саттар, вдруг перейдя на обращение, которое было у них привычно в степи. – Ни нам, ни моричцам за нашей спиной жизни нет. Нам – если проиграем битву, ну а тем, – он кивнул за реку, – по определению. Это уже наша земля, и мы ее отдавать не собираемся.

– Именно, – поддержал его гном.

– Ну а вам, Гаспар, – центр, – тут же повернулся к нему Атей.

– Да, это наше место, – подобрался и гордо выпятил вперед грудь воин. – Все три сотни гномов станут единым хирдом в центре. Справа и слева дружинные – те, кого мы обучали. До нашего строя им, конечно еще далеко, – самоуверенно заявил он, на что остальные лишь улыбнулись, хотя и не опровергали его слова, потому что это действительно было так. – Но и пеший строй любого из королевств уже за пояс заткнут. Особенно те, кто начинал обучаться у тебя, княже, – из первых «верных». Ты точно не гном? – спросил его Гаспар и командиры дружно заржали. Каждый представитель любой расы, что обживались в княжестве, видел в своем правителе частичку крови своего народа.

– Да кто его знает? – с улыбкой пожал плечами Призрак, но тут же посерьезнел и продолжил: – Два каре по три сотни воинов справа и слева от вашего хирда. Ваш немного утоплен в глубину построения, фланговые каре, наоборот, выдвинуты вперед.

– Можем просесть при необходимости по центру еще больше и взять в клещи, – почесал бороду Стойкий. – Толково, княже.

– Но лучше не проседать, а пройтись по ним железным катком и вбить в землю.

– Тоже верно, – согласился с ним гном.

– Лучники за спины нужны?

– Если только сотню, – чуть поразмыслив, ответил тот. – У каждого «каменнолобого» за спиной арбалет, да и сюрприз у нас есть.

– Борода, – толкнул его в бок Саттор. – Да что за сюрприз-то?

– Увидишь, – отмахнулся гном.

– Тогда план принимаем, – кивнул Атей. – За вашими спинами, Гаспар, будут «боевые кулаки» и оставшиеся вне строя воины – вы должны им обеспечить разрыв передней линии морчцев. Сами они ее не вскроют, или вскроют, но большой кровью.

– Сделаем, – уверенно мотнул головой тот. – А потом начнется пляска смерти. Наши волчата и «мышки» страшны в тесной толпе. Успел убедиться в учебных боях, да и Хальд рассказывал.

– Отлично, – подвел итог князь и обернулся, ища кого-то взглядом. – Ма’Тхи, ты где?

– Вот он я, вождь, – вышел тот из-за широких спин урукхаев.

– Разведчиков за Тихую. В утро переправы моричцы должны думать о чем угодно, только не о ней самой. Но смертей пока не надо, чтобы не напугать их заранее.

– Не напугаются они, ваша светлость, – подошел к ним Щепа. – Мой «плащ» прибыл. Герцогское войско идет к границе. Десять тысяч, как мы и предполагали. К завтрашнему вечеру будут здесь.

– Или на Саремском броду? – обведя всех взглядом, спросил Атей.

– Не гадай, бать, – кивая на запад, проговорил Палак. – Вон Игла с магом и сопровождающими скачут. Сейчас все расскажут.

– Что-то рано, – обеспокоенно сказал Призрак, но, взглянув вверх, увидел, что Хассаш давно пробежал половину своего дневного пути. – Быстро время летит, – покачал он головой.

– А сколько мы по этим холмам лазали, пока не нашли это место? – посмотрела на него Катаюн. – Даже не обедали.

– Не прибедняйся, – ухмыльнулся князь, вспомнив, что некоторое время назад отчетливо чувствовал запах копченого мяса. – С чем бутер был?

– С копченым окороком, – чуть виновато проговорила она и начала оправдываться: – Меня саму угостили. Тебе я, кстати, предлагала, но ты отмахнулся, грыз сухари своего Агата.

– Да ладно, я еще не голоден, – успокоил он девушку, потому как действительно вспомнил, что она его звала, но не придал этому значения. Был увлечен поиском места предстоящего боя.

Пока он размышлял, по привычке сунув в рот новый кусок сухаря, отчего на него укоризненно посмотрел Агат, к ним подъехали княжна, Пит Непоседа и сопровождающие их воины.

– Сделали, ваша светлость, – улыбнувшись, кивнул магистр. – Топь в две сотни шагов от берега и по сотне шагов в каждую сторону от брода на десятицу обеспечил.

– Не подсохнет? – показал князь в сторону стремящегося к горизонту, но все еще жаркого Хассаша.

– Исключено, – покачал головой маг. – Я по углам этого искусственного болотца небольшие камушки с плетениями поместил, так что даже лягушки успеют завестись. А пока там парочка «боевых кулаков» присмотрит, чтобы слишком умные что-нибудь не придумали.

– Спасибо, Пит, – удовлетворившись ответом, кивнул Атей и повернулся к командирам. – Ну и последняя задача на сегодняшний день. Думаем, как нам ссадить рыцарей на землю, – но тут же, от внезапно пришедшей мысли, резко развернулся в сторону мага. – Непоседа, как быстро ты сможешь сделать такое болото? Нет, подожди, не отвечай, – придержал он его. – Я расскажу, а потом ответишь. Все слушайте.

Дождавшись, пока все внимание будет обращено на него, князь начал говорить:

– Если маги обещают, что наш строй с противоположной стороны будет выглядеть как толпа оборванцев, есть большая вероятность, что рыцарей они пошлют сразу.

– Они и так их сразу пошлют, чтобы разорвать строй. Пройдут сквозь него, развернутся за нашими спинами, и в обратную сторону. А потом уж пойдут пешцы, – сказал Гаспар. – Если мы им, конечно, позволим пройти.

– Правильно, – согласился с ним Призрак. – Мысль моя состоит вот в чем.

Созревший в голове князя план при общем обсуждении стал очень быстро обрастать мелкими, но очень нужными дополнениями и уже через час приобрел вид окончательной стратегии боя. А уже на следующее утро эту стратегию усиленно начали претворять в жизнь.

В первую очередь Пит Непоседа, с помощью княжны, которая с ним усиленно делилась своим резервом (а заодно училась теории), несмотря на то что магистр прихватил с собой целую горсть полностью заряженных кайскаков, углубили русло в районе брода. Совсем не глубоко, на полтора локтя. Но для той задумки, что придумал этот молодой, по меркам магов, мужчина, этого было достаточно.

Теперь там, где раньше разумный мог пересечь Тихую с закатанными по колено штанами, ему бы пришлось оголяться по пояс. Так же были «на коленке» созданы два артефакта. Ничего сложного, обычный гранитный камень, в который поместили плетение, понижающее температуру. Такие артефакты во множестве лепили даже современные «недомаги» и использовали их для длительного хранения мяса и других продуктов. В нужный момент их должны были активировать выше по течению реки. Она, конечно, не покроется коркой льда, но этого и не надо было, потому что ролью их было отвлечь внимание от основной задумки, по которой на самом броду в воде будут рассыпаны горсти гранитных осколков со слабым плетением «Молния». Наступая на них, воин будет получать небольшой разряд, от которого на короткое время его конечности будет сводить судорогой. А для того, чтобы моричцы думали, что это результат обжигающе холодной воды, и нужны были артефакты выше по течению.

Каких-то выдающихся результатов от этого не ждали, но вот суматоха и давка на переправе должны были получиться. И это уже немало, глядишь, десяток-другой воинов герцог и не досчитается потом в строю. А для дружины князя каждый меч, что потеряет противник, будет только в плюс.

Потом маги переместились на равнину распадка, где стали готовить основной сюрприз для рыцарской конницы. Со стороны можно было видеть, как мужчина и молодая девушка ползают на четвереньках по сочной траве. И если не знать всей подоплеки этого действа, создавалось впечатление, что они или что-то ищут, или собирают еще не созревшие ягоды.

На самом деле Пит усердно рисовал только ему понятную вязь рун, а княжна в этом ему посильно помогала. И когда усталые, но очень довольные они встали с зелеными от сока травы коленками и локтями, им оставалось сделать последнее приготовление. Поместить в отобранные кайсаки иллюзии, что сплетет для них сухонький старичок с глубоко посаженными глазами и редкой седой бороденкой, еще недавно развлекавший жителей Урьяка на его центральной площади красивыми фокусами. Потом напитать их Силой, а в нужный момент активировать. Ну а затем только наблюдать за результатом своих приготовлений или же вступать в бой, обрушивая на головы врагов самые смертоносные из своих заклинаний.

Простые воины тоже не сидели сложа руки. Помимо самого лагеря, где им суждено было дожидаться противника, ими были оборудованы позиции для лучников, где широкой лентой перед ними вбили деревянные столбики, а потом ударами мечей и топоров споро их заточили. Для лезущего вверх по холму врага хоть какое-то препятствие, а свои, случись им идти в атаку, перепрыгнут их легко, не задумываясь.

Сам лагерь тоже приобрел вид полевой, наспех сооруженной, но все-таки крепости. Все те же вкопанные колья. Их, кстати, пришлось нести с собой чуть ли не от самого Оплота, потому что разорять небольшие рощицы Турского удела никто не собирался. Вырытые «волчьи ямы», приготовленные «рогатки» и острый «чеснок», ждущий, когда его разбросают перед наступающим врагом, – все то, что сможет хоть на мгновение, но задержать противника.

А к концу дня на левом берегу показалось войско герцога, к которому под покровом темноты ушли пять десятков невысоких фигурок «детей леса». Результат их похода командиры видели уже следующим утром, когда, еле сдерживая улыбки (а иногда и не сдерживая), наблюдали за блеском белых задниц на холмах за рекой Тихая.

Потом была сумбурная переправа моричцев. С криками и руганью, свистом командирских стеков и ржанием лошадей, плеском воды и… смертями. Задумка Пита Непоседы полностью себя оправдала. Но, как и предполагал князь, препятствием от которого враг развернет назад, не стала. И последнюю ночь перед боем противник встречал уже на берегу его княжества. Оставался предпоследний подготовительный шаг перед завтрашней битвой, на который пойдут только сам Призрак и его «летучие мыши». Нужно было доставить послание коннетаблю герцогства Морич, который, со слов того же Дарека Щепы, был очень здравомыслящим человеком.