Свобода уйти, свобода остаться

Тринадцатый день месяца Первых Гроз

Рука, шарящая по постели, наткнулась на что-то шершавое и холодное. Что бы это могло быть? Открыть глаза и посмотреть? Ой, не хочется после вчерашнего… Стоп. А что было вчера?

Я рывком сел и только потом осторожно раздвинул веки.

Так. Зачем-то уложил в кровать вместе с собой шпагу. Хорошо ещё, в ножнах. Да, если бы моя острозубая daneke предавалась сновидениям без своей «одёжки», у меня имелся шанс здорово порезаться: судя по взборонённым простыням, спал я крепко, только беспокойно. Но из-за чего?

Или из-за кого: с кухни доносится голос. Мужской. Тарма ещё не вернулась от родственников, следовательно, это не может быть конюх, он же садовник. Тогда кто?

Прямо в ночной рубашке спускаюсь вниз. Ни одна дверь не закрыта, что за свинство? Значит, запираться не стал, а шпагу с собой всё же прихватил. Странное поведение даже для меня: если в доме посторонний, следовало бы подумать о возведении оборонительных укреплений. Или же я, напротив, отходя ко сну, думал о том, чтобы иметь возможность услышать, если что-то случится с моим гостем? Гостем… Гостем!

А вот и он — орудует ножом, разбирая куски рыбы на кухонном столе. Кошаки крутятся под ногами, тыкаясь лбами в голые икры. Э, знакомые штаны! А рубашки нет вовсе, что позволяет сделать любопытное открытие: парень вовсе не такой хилый, каким кажется в одежде. Да, не гора мышц, но, признаюсь, поостерёгся бы недооценивать человека с подобным образом развитой спиной.

— Не все сразу, мои хорошие, не все сразу… А вам, сударь, следовало бы пропустить вперёд даму! Подождите минутку, ещё несколько косточек выну и…

— Ранняя пташка?

Джерон обернулся и приветственно махнул рукой:

— Доброго утра! Вы хорошо спали?

— Понятия не имею.

Я порылся в шкафу, выудил чашку, показавшуюся на заспанный взгляд чистой, черпнул из ведра воды и пригубил. Истинное блаженство!

— Сушит?

— Ещё как!

— Вы немного перебрали вчера.

— Догадываюсь. Но, как мне помнится, вы не особенно отставали, и всё же бодрости в вас куда больше.

Джерон вздохнул:

— Дурацкое свойство: если выпиваю больше положенного, вскакиваю ни свет ни заря, полный сил и не могу успокоиться, пока их не истрачу. Глупо, правда?

— Удобно.

— Вы так считаете? О, совсем забыл — я устроил маленькую постирушку и позаимствовал кое-что из ваших вещей, пока мои не высохнут.

Машу рукой:

— Ничего, ничего, я не в обиде… А почему, собственно, потребовалась стирка? Вроде вчера ваша одежда выглядела вполне пристойно. Или вечером?..

— Нет, что вы! Мне нужно будет посетить одного достойного человека, и хочется выглядеть подобающе визиту.

— Достойного?

— Мне так думается. Раз уж речь об этом зашла… Вы, конечно, не знаете горожан от первого и до последнего, но, возможно, слышали имя «Ра-Дьен»?

Если бы у меня что-то было в этот момент во рту, можно было бы заказывать похороны: подавился бы непременно. Впрочем, и глотка воды хватило бы, чтоб захлебнуться, но я только-только собирался его сделать, поэтому остался жив. Чудом.

— У вас дела к Ра-Дьену? Калласу Ра-Дьену?

— Вы близко с ним знакомы?

— Хм… — Уж так близко, что иногда жалею о степени этой близости. — Да.

— О, тогда вы объясните, как его найти?

— Лучше провожу.

Джерон положил нож и опёрся о стол ладонями.

— Не хочу показаться неблагодарным, но подобная забота кажется мне излишней.

О, тон голоса стал напряжённее. Подозревает меня? Немудрено, я бы себя за своё поведение уже не просто подозревал, а давно вынес бы приговор и привёл его в исполнение.

— Обещаю — я не буду ничего спрашивать!

— Но сопроводите от дверей до дверей?

— Угу.

Он опустил голову, некоторое время оставался в таком положении, потом тряхнул волосами и выпрямился.

— Вас что-то беспокоит? В отношении меня?

Я выдвинул стул, водрузился на него и посмотрел снизу вверх:

— Да.

— Скажите что. Возможно, я смогу развеять ваши сомнения.

Сказать-то можно, вот только для этого придётся начать издалека. Очень издалека.

— Полагаю, у вас есть немного свободного времени, раз уж одежда ещё не высохла?

— Долгая история?

— Пожалуй.

Он стряхнул остатки разделанной рыбы в кошачью миску, осчастливив мохнатых любовников, вытер стол полотенцем и… Сел. На стол, в точности повторив мою любимую привычку. Занятно: у нас есть кое-что общее. И почему-то сей факт меня вовсе не огорчает.

— Я слушаю.

— Наш город, как вы вчера уже могли заметить, построен на берегах реки. Не совсем обычной реки — её воды имеют одно любопытное свойство. Могут свести с ума.

— Как понимаю, это не поэтическое сравнение?

Ещё язвит. Недоволен тратой времени впустую? Ничего, потерпит.

— Отнюдь. Самая правдивая из правд. Лавуола несёт в себе частицы «лунного серебра», вот оно-то и способно вызвать безумие. «Водяное безумие».

Он заметно оживился и переспросил:

— «Лунное серебро»? Какое из трёх?

— Выплаканное Ка-Йен.

— О!

На простоватой физиономии появилась хитрющая и довольная улыбка, улыбка человека, который наконец-то понял, откуда и куда ведёт дорога.

— Вам что-то об этом известно?

— Немного. Но, если позволите, поговорим позже. Продолжайте, прошу вас!

— К счастью, от речной воды сходят с ума не все подряд люди, а только некоторые. Но даже малого количества безумных достаточно, чтобы вызвать серьёзные неприятности, поэтому существует служба, которая выявляет среди вновь прибывающих в Антрею тех, кто может быть подвержен безумию.

— Соответственно, таковых в город не пускают?

— Не пускают.

— А вы как раз служите…

— Я возглавляю эту службу.

Он нахмурился, видимо, сопоставив полученные сведения и собственные впечатления:

— Но тогда вы не должны лично встречать каждого приезжего.

— Почему?

— На это должны быть подручные.

— Не-а.

— Что?

— Их нет.

— Почему?

Начинает повторяться с вопросами. Наверное, от удивления, которое становится всё заметнее.

— Потому. Я сам себе и командир, и солдат. Из всех жителей Антреи только я один могу определить предрасположенность к безумию.

— Интересно. Ваша способность… естественная?

— Нет.

Он помолчал, задумчиво скрестив руки на груди.

— Знаете… Не надо больше ничего рассказывать.

— А это вовсе не тайна. Вся Антреа знает, что я — изменённый.

Джерон сдвинул брови и пристально посмотрел на меня. Просто посмотрел, но в какой-то момент я почувствовал: что-то происходит. Ощущение не было неприятным и напомнило мне мои собственные чувства, когда кого-нибудь читаю. А потом все снова успокоилось, и парень, похоже удовлетворённый проведённым исследованием, улыбнулся:

— Действительно, кружево сдвоенное, но дополнительный фрагмент не просто наложен, а выращен… Тонкая работа.

— Работа? Чья?

— Того, кто изменял.

— Вы можете это видеть?

— С некоторыми усилиями, да. Но мы отвлеклись от главной темы: почему вы так внимательно наблюдаете за мной? Я, как вы выразились, предрасположен к «водяному безумию»?

Вздыхаю:

— А вот этого как раз не могу сказать. Ни в защиту, ни в обвинение.

— То есть?

— Моя способность позволяет ясно и быстро узнавать определённые сведения о человеке. Не задавая вопросов. Но с вами…

— Что со мной?

— Не удаётся.

Он покачал головой:

— Сожалею. Понимаю, почему вы встревожены, но, право, не знаю, как вам помочь. Возможно… Каким именно образом вы узнаете то, что нужно?

— Говорю с водой.

— А подробнее?

Подробнее… Можно, конечно, вспомнить заметки из семейной библиотеки и лекции времён моего обучения у магиков, но это невыносимо скучно и толком ничего не объясняет. Лучше было бы показать. Показать? Придумал!

— Где ваша одежда?

— Та, которую…

— Да, которую вы постирали. Она же ещё не высохла, верно?

— Думаю, мокрая, и даже слишком.

— Отлично! Идём!

Штаны, куртка и рубашка болтались на верёвке, натянутой между стойками террасы. Капать уже не капало, но для устраиваемого представления влаги в ткани более чем достаточно.

— Раз уж вы можете видеть изменения, то… смотрите!

Я никогда не задумывался, как делаю то, что делаю. Наверное, поэтому ни за что не смог бы описать всё происходящее словами. ЭТО было рождено задолго до меня. ЭТО было рождено со мной. Никто не задумывается, как и когда научился дышать, вот и мне никогда не приходило в голову искать истоки своего врождённого умения. Я просто читаю и говорю. Договариваюсь.

Вода, пропитавшая одежду, оставила в набухших волокнах часть своего неумолимого воинства — лазутчиков и доносчиков, которые потом покинут облюбованные места и вернутся: сначала паром поднимутся к небу, потом соберутся тучами и в конце концов осыплются дождём на землю, просочатся сквозь её поры и снова вольются в речные струи. Но пока мириады капель остаются на ткани, скованные формами и границами, они не прочь немножко поболтать, коротая время до обретения свободы. А моё дело — предложить тему для беседы. Точнее, сейчас мне надо просто заболтать капельки и уговорить их поскорее воспарить в воздух…

Как поживаете, хрустальные мои? Греетесь на солнышке? Прислушиваетесь к дуновениям ветерка, так и норовящего стряхнуть вас прочь? Ах, подлец какой! Вы же не хотите падать, вы хотите взлететь, верно? Там, над кронами деревьев и крышами домов, в звонкой синеве неба вам будет привольно и весело собираться белыми хлопьями облаков, судача о том, что какая из вас видела и где успела побывать. А когда вы вдоволь наговоритесь, устанете и хмуро насупитесь, потому что болтать больше будет не о чем, ваши тела начнут твердеть, вы прижмётесь друг к другу боками так крепко, что скоро станете неразделимы, крылья ветра больше не смогут удерживать вас, и вы рухнете вниз, к земле, которая раскроет навстречу дождю объятия. И вам останется только змейкой юркнуть в знакомую норку, потайной ход из которой приведёт туда, где всё началось… Я бы на вашем месте поспешил домой. Согласны?

Они не протестовали: выбирались из глубин тканевых волокон на поверхность, светлели, распадались на невидимые глазу частички и таяли туманом в воздухе.

Счастливого пути, хрустальные мои!

— Захватывающее действо. Весьма захватывающее.

Поворачиваюсь и гордо щурю глаза:

— Видите? Всё совершенно сухое.

— Да, на удивление. Вы задаёте своим внутренним Прядям нужный ритм колебаний, совсем как струнам лютни, извлекаете из них мелодию и усиливаете так, чтобы она была слышна Прядям вне вас, а они начинают подпевать…

Что-то похожее говорится и в старых учебных записях, бережно хранящихся в библиотеке на Лунной Излучине. Только там, на потрескавшемся от времени пергаменте, в затейливых завитках букв всё гораздо многословнее и расплывчатее. А парень сразу уловил суть, да ещё изложил её не как теоретик, а как практик. Сам магичит на досуге?

— Но подчинению в вашем случае помогает наличие подобных друг другу фрагментов кружева, и я, кажется, понимаю, чем обеспечивается подобие. А ещё начинаю догадываться, почему вы оказались в затруднении на мой счёт.

— И почему же?

Он усмехнулся, зачем-то погладил пальцами левой руки правую ладонь и начал неторопливо собирать высушенную одежду.

— В речной воде растворено «лунное серебро», верно? Какое-то его количество находится и в вас самом, и в людях, живущих в Антрее. «Слёзы Ка-Йен» — живое создание, хоть и металлическое от начала и до конца; оно обладает собственным разумом, непонятным нам, но существующим вне зависимости от наших желаний и представлений. Когда вы говорите с водой, в беседе принимают участие именно частички «лунного серебра». Они выстраиваются замысловатыми цепочками, перенимая ваши мысли и намерения, и начинают петь. Довольно громко поют, кстати, если вам довелось находиться в паре футов от объекта влияния… Дети одного и того же источника всегда рады встретить родичей и охотно откликаются, подхватывая заданную мелодию. Вот и всё, очень просто. Ваш дар заключается в том, что вы способны убеждать серебро, находящееся внутри вас, поступать так-то и так-то. Другие люди, по всей видимости, не могут это делать?

— Моё умение, можно сказать, наследственное. Но совсем недавно я столкнулся ещё с одним, совершенно незнакомым человеком, умеющим наводить заговоры.

— Неужели? — Джерон пожевал губами, обдумывая мои слова. — А вы уверены, что не связаны с этим человеком родственными узами?

— Конечно…

Осекаюсь. А что, если…

— Конечно да или конечно нет?

— Теперь уже не знаю.

— Видите ли, подобные умения, как правило, наследуются, а не случайным образом приобретаются извне, поэтому шанс, что встреченный «говорун» является вашим родственником, велик. Причём родовая линия могла разветвиться, только боги знают когда, но кружева, со временем изменяясь, всегда сохраняют основные мотивы.

Моя родственница? Невозможно — в моём роду появляются потомки только мужеского пола, никогда не покидающие Антрею. Разве что разветвление произошло ещё ДО изменения. Ещё до того, как первый Рэйден Ра-Гро стал Стражем. Как бы это узнать поточнее? Есть одна мыслишка, но почти неисполнимая.

— Вы быстро разобрались в том, над чем ломает головы вся Магическая гильдия. Скажите, вы владеете магией?

Он перекинул сложенную одежду через плечо, слегка помрачнел лицом, но ответил:

— Нет. Наши отношения скорее можно назвать враждой.

— Как вас понимать?

— Я знаю, как плетутся заклинания, но не силён в их практическом воплощении.

— Не волшебствуете? Откуда же вражда?

— Магия — дама, как можете догадаться. А какая дама будет снисходительна к кавалеру, не способному ею овладеть?

Шутка, если она и вправду была таковой, прозвучала горьковато, словно заключённый в ней смысл причинял парню боль. Эх, если бы я мог чуть-чуть его почитать! Но, поскольку книга закрыта, хотя бы потру пальцами корешок обложки:

— Вы не закончили своё объяснение.

— Правда? — Он недоумённо поднял брови. — Ах да… Простите. Итак, «лунное серебро», находящееся в крови и прочих жидкостях тела, понимает вас и исполняет ваши просьбы. Соответственно, когда вы хотите что-то узнать о человеке или предмете, в котором или на котором есть немножко влаги, происходит обратное действо: серебро извне делится своими знаниями с вашим. Потому что желает поделиться. Потому что ему невыносимо существование, только отдалённо напоминающее жизнь, без тела, без свободы движения, и болтовня — единственное, что хоть как-то помогает ему на несколько вдохов притвориться по-настоящему живым. Согласны со мной?

— Признаться, с этой точки зрения, как живое существо, я никогда не…

— А зря. — Он наставительно поднял палец. — Мир сам по себе живое и своевольное создание, так почему же вы лишаете его частичку права считаться такой же?

— Возможно, вы правы, но ваши слова всё ещё не объясняют почему…

— Я уже подхожу к ответу. В моей крови тоже есть «лунное серебро». Но если внутри вас оно чувствует себя узником, то внутри меня… Просто живёт. Наслаждаясь обретённой свободой. И, разумеется, платит за постой чем умеет. В частности, не позволяет себе лишних разговоров с менее удачливыми родичами.

В его крови живёт «лунное серебро»? Как такое возможно? А он меня не дурачит? Нет, зелень глаз даже не делает попытки улыбнуться.

— Не верите? Хорошо, поступим иначе. Вы только что показали мне чудесное представление, теперь подошла очередь моих фокусов… Ну что, мой хороший, поболтаешь немного с дяденькой? Он не обидит ни тебя, ни меня, не бойся! Итак, что вы хотели узнать? Узнавайте!

Это походило на шквал. На волны, следующие одна за другой без права на передышку. Они накатывали на моё сознание, качали его, роняли и снова поднимали, как простую игрушку…

Светлая грусть, пронизанная затухающей яростью. Злость на себя самого и на обстоятельства. Безысходность и отчаяние прошлого, не подлежащего изменению. Холодная расчётливость близкого будущего. Рассеянность и краткий покой настоящего. И лица… Много лиц, но яснее других два девчоночьих. Одно принадлежит черноволосой синеглазой малышке, робко улыбающейся и прижимающей к груди тряпичную куклу в странной золотистой обёртке, а второе… Ххаг меня сожри! Эти белёсые косицы, нахальный чёрный взгляд и многозначительно усмехающиеся узкие губы я уже видел. Это та самая девчонка, что подвозила меня до поместья! Но откуда он её знает, если ни разу не бывал в Антрее? Откуда? И настроения… Похожие, да не совсем: если воспоминания о первой вызывают у парня боль утёкшей сквозь пальцы мечты, то вторая… О, я чувствовал себя примерно так же: зло, растерянно и беспомощно. И всё же, откуда…

— Достаточно?

Створки раковины захлопнулись, выгоняя меня из чужого дома.

— Да. Простите, что спрашиваю, но… Я видел в ваших воспоминаниях образ одной особы, по странному стечению обстоятельств знакомой и мне. Но вы, как понимаю, впервые в Антрее?

— Впервые.

— А я встретил эту девочку в черте города, но никогда ранее не видел, стало быть, она родилась и росла здесь. Скажите, как могло случиться, что вы тоже её встречали?

— Девочка? — Он подозрительно прищурился. — Какая именно?

— Светловолосая, темноглазая, худенькая. Дерзкая и бесцеремонная, словно знает то, чего не знают другие.

— Ах, ЭТА девочка!

Слово «эта» Джерон оттенил настолько странной улыбкой, что мне невольно стало жалко прерванного чтения: в выражении его лица сплелись воедино нежность и обречённость.

— А по какому поводу она терзала вас?

— Хм… — Вспомнить бы. — Говорили о подарках и их истинном смысле. А ещё она что-то предрекала.

Собеседник выразил неподдельный интерес:

— Что-то определённое?

— Не то чтобы… Но обещала неприятности. И оказалась права, как теперь вижу. Ещё сказала, что не прочь поболтать, когда мне станет совсем уж трудно, только сама почему-то прийти не сможет, а пришлёт какого-то друга. Который «добрее» её… Можете предположить, что сие означает?

— Стерва.

Прозвучало устало, но ласково. Странные у них отношения, должно быть.

— Вы знаете, что за друг имелся в виду?

— Догадываюсь. И об этом буду говорить с маленькой проказницей отдельно. Когда состоится следующая встреча.

Угрозы в голосе вроде бы не прибавилось, но серьёзность намерений сомнений не вызывала: поговорит и отчитает со всей строгостью.

— Но вы можете сказать…

— Не сейчас, dan Ра-Гро, если позволите. Но прояснённые обстоятельства вынуждают меня даже настаивать на вашем обществе в прогулке по городу. Ваши планы ещё не изменились?

— Касательно совместного посещения дома Ра-Дьена? Нет.

— Замечательно! Тогда я отправлюсь одеваться, а вам советую вернуться на кухню и заглянуть в духовку: лепёшка ещё не должна была остыть, но если и остыла, то всё равно съедобна, а многие едоки утверждают, что холодная она ещё вкуснее.

— Лепёшка?

Ничего не понимаю.

— Я взял на себя труд приготовить утреннюю трапезу. Конечно, мастерства в этом деле у меня немного, но на яичную лепёшку хватило.

— Постойте! А из чего вы её делали?

— Хозяин трактира, где мы вчера провожали вечер в добрый путь и встречали ночь, любезно собрал в корзинку остатки сыра и ветчины, а в погребе из двух дюжин яиц нашёлся пяток пригодных к употреблению. Или вы предпочитаете по утрам оставлять желудок в голоде?

— Ни по утрам, ни по вечерам! Так где, говорите, эта лепёшка меня ждёт?

Мийна не подняла взгляда от бумаг, сухо известив, как только я переступил порог дома:

— Dan Советник занят.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, милая моя! Денно и нощно Каллас Ра-Дьен трудится на благо её величества. И на своё благо, разумеется. Можешь не хмуриться зря, я не собираюсь домогаться твоего командира. Я всего лишь привёл к нему посетителя.

— Посетителя?

Карие глаза наконец-то соизволили подарить нам внимание. Меня, конечно, долгим осмотром не удостоили, а вот Джерон, поймав вопросительный взгляд, шагнул к столу и улыбнулся невиннее ребёнка:

— Добрых дней и сладостных ночей прекрасной daneke! Я не займу много вашего времени, мне нужно всего лишь переговорить с господином по имени Ра-Дьен, которому на хранение была оставлена некая вещь, предназначенная моему родственнику. Как только ваш повелитель убедится в правоте моих притязаний, я заберу то, что должно, и удалюсь, а вы вернётесь к более приятным занятиям, чем беседы с неуклюжими незнакомцами!

Мийна хотела было ответить, но вовремя спохватилась, порозовела и встала из-за стола:

— Как о вас доложить?

— О, не извольте беспокоиться! — Он достал из кошелька футляр для писем. — Здесь указано всё необходимое.

— Подождите минутку.

Девушка взяла письмо и плавной, но быстрой походкой направилась в кабинет.

— Ничего себе… А в вас кроется много талантов, dan. Меня, к примеру, эта красотка и на дух не переносит, как я ни растекаюсь в любезностях.

Джерон пожал плечами:

— Я сказал что-то особенное? По-моему, нет. Возможно, вся штука в том, КАК говорить.

— И как нужно?

— С уважением к собеседнику. С искренним желанием доставить ему приятное.

— И только?

— Попробуйте, вдруг получится?

Ну, нахал! Ещё и подшучивает! Не рановато ли расслабился? Сейчас как что-нибудь учудю и…

— Dan Советник ожидает вас.

Джерон прошёл мимо вернувшейся на своё место Мийны и уже на пороге кабинета поступил так, что заставил задуматься над своим возрастом. По крайней мере, раньше я никогда не видел, чтобы взрослый человек показывал язык, как мальчишка!

Дверь закрылась. Одновременно с моим ртом.

Я укоризненно посмотрел на помощницу Ра-Дьена:

— Первого встречного вы встречаете с распростёртыми объятиями, а мне, несчастному, не дарите и приветливой улыбки… Какая несправедливость! Чем этот выскочка лучше меня?

— Он не выскочка, а любезный мужчина, в отличие от вас хорошо воспитанный. Если у вас нет дел к Советнику, извольте покинуть этот дом!

— Я должен дождаться того, с кем пришёл.

— Тогда дожидайтесь, но не отвлекайте меня пустыми разговорами!

Ах, какие мы строгие! Ну и на здоровье. Не хочет поболтать? Не надо. Я вполне могу и помолчать. Даже буду рад посидеть в тишине и немного подумать.

На случай, схожий с моим, у Калласа в приёмном зале имелись кресла. Правда, они, несмотря на свою похожесть, отличались друг от друга: три четверти из них были, что называется, «с секретом», то есть с виду удобные и мягкие, они не позволяли усидеть на них дольше четверти часа — надёжное средство избавления от нежеланных посетителей. Ра-Дьен и сам не знал, какие из кресел «враги», а какие — «друзья», но мне определить подходящее для времяпрепровождения местечко было легче лёгкого: там, где нет воспоминаний о нетерпеливом ёрзанье, там и можно пристать к берегу.

Я пристроил пятую точку на подушке сиденья, вытянул ноги и скрестил руки на груди. Подремать? Нет, наверное, не стоит: разве долго передать вещь с рук на руки? Правда, если Калли заинтересуется персоной посыльного (а он заинтересуется, если этот парень отколет какую-нибудь из свойственных ему штучек), можно рассчитывать на долгое ожидание. Ладно, пока подумаем, благо есть темы для размышлений, а потом, если соскучимся, будем искать другое развлечение.

Уверенность Джерона в том, что способностью говорить с водой могут обладать только представители одного рода, меня немного напугала. Я и сам смутно подозревал нечто подобное, но услышать из чужих уст подтверждение собственных сомнений всегда становится потрясением. Родственница, значит… Где искать следы её возникновения? В Архиве? Можно было бы попытаться, но… Наброски, приложенные к старинному письму, не встретили никакого отклика в архивных документах, словно возлюбленной поэта не существовало в природе. Рисунок родинок, рассыпанных в области поясницы у девиц, совпадает, значит, обе происходят из одной семьи. Моей? Похоже на то. Поговорить с отцом? Поговорю, конечно, только вряд ли узнаю что-то новое: если бы па было известно о возможности моей встречи с такого вида опасностью, он не стал бы скрывать свои знания. Хотя бы намекнул, если не мог быть честным на сей счёт. Поверить, что умалчивалось нарочно, не могу — подобными вещами не шутят. И…

Если она была безумна, значит ли это, что мой предок тоже некогда сошёл с ума? Нет, не может быть: сумасшедшему не доверили бы безопасность целого города. Или доверили бы? А что, если он в здравом уме не соглашался, и только наступившее безумие смогло заставить… Нет. Только не это. Тогда получается, что я тоже не в себе. Конечно, не назову это известие потрясающим воображение, но как-то неприятно признавать. Нет, не буду, со мной всё в полном порядке, и точка! Подумаю лучше о другом.

Парень по имени Джерон сказал, что в его крови «лунное серебро» обрело настоящую жизнь, но все маги на свете знают: сие невозможно. Нет вещества, в котором «слёзы Ка-Йен» способны полностью раствориться, а полное растворение — необходимое условие возможности освобождения от заданной формы. Что же получается, он солгал?

Я не могу читать его без разрешения. Даже хуже: без согласия серебра, которое живёт в его крови. В описанных обстоятельствах отличить ложь от правды очень сложно, поскольку можно пользоваться только собственными умозаключениями, а не привычными подсказками. Но опыт, который я всё же успел приобрести в наблюдениях за людьми, говорит: меня не обманывали. Не делали попытки обмануть. Ответы давались без назойливости, без заметной смены ритма, спокойно и дружелюбно, словно ему было совершенно всё равно, как они будут восприняты. Либо этот Джерон поднаторел в словесных играх, либо… привык к тому, что его слова никогда и никого не интересовали, а потому нет ни малейшей необходимости лгать и тратить на ложь силы. Какой вариант предпочтительнее для меня? Любой. И в том и в другом случае я узнал много нового и любопытного, и даже если парень чуть-чуть слукавил, не беда: правды было сказано больше.

Да и что толку лезть в пещеры его души? Честно говоря, те несколько вдохов, на которые он позволил это сделать, не показались мне сколько-нибудь приятными. Тяжёлыми — да, но удовольствия не принесли никакого: слишком много тревожных теней металось в распахнувшемся передо мной сознании. А их сочетание со спокойной уверенностью человека, принявшего решение, и вовсе выглядело жутко. Вообще, странно — с виду парень вполне миролюбивый, даже излишне, а копнёшь поглубже… Нет, и не уговаривайте! Если я безумен, то не настолько, чтобы стремиться оборвать собственную жизнь раньше времени, которое…

Которое ни шатко ни валко, но идёт. Раз Джерон не вышел из кабинета сразу, можно биться об заклад: Калли нашёл, о чём поговорить с гостем города. Значит, можно совершенно спокойно предаться сну. Я зевнул во весь рот и в полный голос, чем вызвал неудовольствие Мийны: она прекратила выводить строчки букв и выразительно постучала по столу длинными ноготками, не менее холёными, чем у Ювиса, молодого хозяина «возчиков». Можно было бы поступить в духе Джерона и показать строгой daneke язык, но она так и не оторвала взгляд от бумаг, следовательно, мои труды пропали бы втуне. Зато ничто не мешало мне разглядывать красавицу и её окружение.

Сегодня помощница Калласа предпочла платье цвета речного песка, наглухо закрывающее грудь, к вящему разочарованию всех лиц мужеского пола, посещающих дом Ра-Дьена, потому что грудь у Мийны выше всяческих похвал, сам видел. Правда, вместе с удовольствием получил чувствительную пощёчину и холодность отношений. Но у меня ещё оставалась надежда сменить гнев на милость. Со временем.

Тёмные волосы снова причёсаны гладко-гладко и скручены в тугой узел, а зря: лучше бы распустить по плечам. Впрочем, дело хозяйское. Хотя солнечные лучи, окрашивающиеся стёклами витражей во все цвета радуги, наверняка жалеют, что не могут подарить свой блеск роскошным локонам.

Хорошо у Калласа: снаружи — форменное лето, жаркое и шумное, а здесь, в приёмном зале, покойно, словно особняк не расположен на одной из самых людных улиц Антреи. А может, красновато-коричневые деревянные панели задерживают гомон толпы и не пропускают его в дом? Всё может быть. А высокий ворс ковров, почти полностью скрывающих под собой паркет, глушит шаги. Так надёжно глушит, что появившегося в зале мужчину я заметил, только когда он вошёл в поле моего зрения.

Плотненький, с красноватым, как будто сгоревшим на солнце лицом. Длинный кафтан, увесистый кошель на поясе, шляпа с узкими полями и тульёй, с которой на спину спускается шарф, на южный манер. Штаны заправлены в высокие, до блеска начищенные сапоги. На груди, плотно обтянутой кафтаном, как приклеенная лежит массивная цепь, похоже, золотая. Зажиточный дяденька, ничего не скажешь. Купец? Скорее всего. Наверное, пришёл клянчить у Ра-Дьена содействия в заключении сделки с казначеем её величества.

Мийна вроде глаз так и не поднимала, но, стоило посетителю приблизиться на расстояние шагов пяти от стола, ледяным тоном сообщила:

— Dan Советник сегодня не ведёт дел.

— Ах, красавица моя, да разве ж это дело? Сущая безделица! Вы только передайте ему бумаги, вот и всё. А если проследите, чтобы dan Ра-Дьен их прочитал, поверьте, моя благодарность не оставит вас до конца дней!

— Я не буду ничего передавать и ни за чем следить, dan Сойнер. Вам было отказано трижды, поэтому умерьте свои притязания.

Сойнер? Так вот каков он из себя!

Я оторвал спину от кресла, невольно подаваясь вперёд. Жаль, сижу далековато: стол Мийны в другой стороне зала, справа и наискосок от меня, поэтому могу сейчас видеть только спину купца и сосредоточенное лицо девушки. А ещё — высокого и дюжего молодца, пришедшего вместе с Сойнером и подпирающего дверной косяк в ожидании, пока хозяин закончит дела.

— Красавица моя, как вы жестоки! Строгость совсем не идёт к вашему нежному личику! А обрамлённое золотом, оно могло бы стать ещё прекраснее…

Он зашёл сзади и склонился над Мийной, прикладывая к её груди ожерелье, и вот в этот самый момент я понял: напор купца мне не нравится. Его дыхание ещё не успело долететь до меня и раскрыть свои секреты, но короткий и вроде бы случайный взгляд исподлобья, брошенный Сойнером в мою сторону, не требовал пояснений.

Я поднялся на ноги, но опоздал:

— Вам лучше не дёргаться, dan Ра-Гро. Если, конечно, не желаете увидеть, как голова этой милой daneke скатится с плеч.

Шипит хуже змеи, мерзавец. А я-то считал его непричастным к злоумышлениям, невинной жертвой обстоятельств… Ошибался. Как всегда. Теперь имею шанс записать на свой счёт ещё один труп помимо Баллига. Любопытненькое ожерелье. Наверное, занимая определённое положение, его звенья выстраиваются в единое лезвие, и весьма острое: кажется, на шее Мийны уже появилась тоненькая тёмная полоска, постепенно начинающая прорастать струйками. Впрочем, мне даже не требуется видеть кровь, потому что ужас девушки выплеснулся раньше, чем появился первый порез на смуглой коже.

— Чего вы хотите?

— Вас, dan Ра-Гро, всего лишь вас. В полное своё распоряжение.

— Отпустите её.

— Непременно, но только в обмен.

— Не глупите, dan Сойнер, вы не сможете безнаказанно покинуть этот дом. А если daneke ещё и пострадает, ваша участь будет решена окончательно.

— Ах, как мне страшно, любезный dan! Ах, я весь дрожу… — Ёрничанье решило, что хорошего понемножку, и сменилось злобой: — Бросьте вашу шпагу. Немедленно! Мне терять нечего, а вам?

Да и мне, собственно, тоже. Можно было бы плюнуть на дурацкую угрозу и разделать купца на жаркое, но меня останавливали две причины.

Во-первых, я получил возможность встретиться с врагом лицом к лицу. Если Сойнеру необходима моя персона, значит, он, скорее всего, попытается доставить меня к своему господину — тому, кто и замыслил всё это. Грех упускать из рук такую удачу! Убивать меня никто не собирается: случаев для душегубства было предостаточно, раз уж ряды моих телохранителей сильно поредели. Единственное, не ожидал ответного хода так скоро, но не разочарован — похоже, сразу после тюрьмы за мной следили, и купец просто выбирал удачное стечение обстоятельств для нападения. Точнее, искал жертву, на которую мне было бы трудно пойти. Нашёл. Правда, Мийна не вызывает у меня настолько тёплых чувств, чтобы захотелось рискнуть ради неё жизнью, и я могу совершенно хладнокровно…

А вот и нет. Не могу, потому что о себе заявляет вторая причина.

Страх девушки лишён того оттенка, который способен заставить меня отвернуться. Мийна, конечно, до слёз боится и не горит желанием умереть, но и в её взгляде, и в испаряющихся капельках пота читается покорность. Только не того же рода, что обречённое и безропотное повиновение, а нечто иное. Она готова принять судьбу, потому что выполняет свой долг. Готова пожертвовать собой, потому что моё благополучие важнее. Уж не знаю, Каллас так её вымуштровал или кто-то ещё, но собачья привязанность, проступившая сквозь маску презрительного равнодушия, больно ударила по моему сердцу. Нет, милочка, такие подарки не принимаю. Никогда!

Я разжал пальцы, и шпага огорчённо зарылась в ворс ковра.

— Отпустите её.

— Отойдите подальше от своего оружия, dan Ра-Гро. Да, вот так будет вполне достаточно!

— Отпустите девуш…

Слуга Сойнера двигался быстро, бесшумно и, кажется, даже задержал дыхание, пока добирался до меня, потому что удар в основание шеи достиг меня раньше, чем ощущение опасности.

Вода упала сверху, скользнула в приоткрытый рот, затопила нос и рассеяла темноту, в которой сознание существовало отдельно от меня.

Я мотнул головой, стряхивая задержавшиеся на лице капли, выплюнул солёную влагу, отфыркался, но открыл глаза только после масленого:

— Как вам понравилось омовение, dan Ра-Гро?

Сойнер стоял шагах в десяти от меня, в окружении двух молодцов с лицами, застывшими в попытке казаться грозными. Один из подручных купца держал в руке ведро, содержимым которого меня, как видно, и окатили. Судя по вкусу, вода морская. Значит, сходить к морю было быстрее, чем к реке. Интересно, что это за место?

Кладка грубая, камни разновеликие, такое впечатление, что стены собирались из того, что было под рукой, и зодчий заботился о крепости, а не о красоте. Но выглядит внушительно, даже пугающе, хотя и вовсе не мрачно: в сравнительно небольшой округлой комнате целых шесть узких бойниц, сквозь которые вместе с ветром и светом внутрь проникает шум. Точно, море. Где я нахожусь?

Сойнер повёл подбородком слева направо, и подручные вышли, скрипнув тяжёлой, окованной железом дверью. Не слишком ли опрометчиво было отпускать охрану? Или он считает, что наручники могут меня задержать?

Словно прочитав мои мысли, купец радостно осклабился:

— Эти замки вам не открыть, dan Ра-Гро, можете даже не пытаться, ведь в них нет ни воздуха, ни воды!

Я поднёс правую руку ближе к лицу и присмотрелся к браслету, плотно обхватившему запястье. Ххаг! Залиты расплавом, похожим на оловянный. Тот, кто руководил похищением, был хорошо осведомлён о моих талантах. Слишком хорошо. Круг подозреваемых сужается.

— Что вам нужно от меня?

— Мне? От вас? Полно, светлый dan, я и не смею чего-то требовать! А вот мой господин и впрямь нуждается.

— В чём же?

Покатые плечи беззаботно поднимаются и опускаются:

— Разве мне нужно это знать? Сами у него спросите, может, он и ответит. Если вы ещё сможете услышать ответ, конечно!

Сойнер затрясся в приступе мерзкого смеха. В ожидании, пока булькающие звуки утихнут, я сел поудобнее, прислонив спину к буграм стены и устроив скованные руки на согнутых коленях. Была бы цепь подлиннее, я бы до тебя добрался, хохотунчик ты этакий…

— Надо полагать, ваш господин придёт сюда?

— Как на то будет его желание. Если дела отпустят… Путь-то неблизкий!

— Неблизкий? Что же это за место?

Купец растянул толстые губы в довольной улыбке:

— Вам и представить-то трудно будет!

— И всё же? Что вы теряете рассказав?

— Я? Теряю? — Последовал новый приступ смеха, похожий на кашель, по затихании которого осталась мелкая дрожь. — А, вы всё надеетесь, что сможете выбраться отсюда? Не выйдет!

— Я ещё не знаю, откуда именно должен выбираться. Это побережье в черте города или?..

— Или, или, или!

Прямо-таки детский восторг, подозреваю, мало свойственный торговцам. Не нравится мне поведение Сойнера, ой как не нравится! Жаль, морской ветер уносит его дыхание прочь, иначе я бы давно уже получил ответы на все вопросы.

— Мы играем в загадки? Право, я не против, но вряд ли угадаю, так что…

— Малый Клык! — Победно огласил купец правильный ответ.

Малый Клык? Один из островов Собачьей Пасти (правда, в народе её именуют несколько иначе, но на архивных картах используется более пристойное название)? Но ведь это… По меньшей мере пяток миль от внешнего рейда! Мы за пределами Антреи и подвластных её величеству территорий. Но что ещё хуже, мы на острове, который затерян среди других таких же, похожих друг на друга. Если не знать, где искать… Кажется, я влип, и на этот раз крайне серьёзно.

— Никак вам стало не по себе, светлый dan? Чтой-то вы приуныли… Ну, ничего, скучать недолго, и вечер не настанет, как…

За дверью раздались голоса. Сойнер начал было прислушиваться, но, прежде чем он успел сообразить, кто и с кем разговаривает, стихло. Всё. Кроме дрожи купца, становящейся крупнее и крупнее. Успокоенный установившейся тишиной, он снова повернулся ко мне, и в этот самый миг дверь отворилась.

— Что там? — недовольно спросил Сойнер, не оборачиваясь.

— Уже ничего. И никого.

Дрожь остановилась, словно наткнувшись в своём беге на препятствие, потому что ответивший голос, по всей видимости, не был знаком купцу. Зато я уже успел привыкнуть и к нему, и к его владельцу, который, собственно, и шагнул в комнату из коридора.

Мокрый, как рыба, но, похоже, воду из одежды всё-таки выжимал, да и из сапог выливал, иначе не смог бы свободно двигаться. Чёлка прилипла ко лбу, а часть височных прядей обосновалась на скулах. Выражение лица предельно умиротворённое и совершенно не вяжется с обнажённым мечом, который правая рука пришельца держит остриём вниз и чуть отведённым в сторону. На тусклом лезвии, покрытом змеящимся узором, тёмные разводы. Тёмно-красные. А зелёные глаза смотрят пугающе равнодушно, и следующий вопрос заставляет дрожь Сойнера снова пуститься вскачь:

— Если кто-то остался, будьте любезны сообщить, кто, сколько и где: я должен рассчитать свои силы.

Колени купца подогнулись, и он бухнулся вниз, на каменные плиты пола, в остатки истлевшей соломы.

— Что-то не так, любезный dan? — перехватил я нить беседы. — Вы же ожидали визита? Видно, пришёл не тот, кто вам нужен?

— Я-а-а… г-г-гос… агрх!

И раньше казавшееся чересчур красным лицо купца приобрело совершенно алый оттенок, а потом… Брызнуло в стороны. Сойнер забился в судороге, скребя по полу скрюченными пальцами, из-под ногтей и сквозь кожу которых тоже сочилась кровь. Несколько капель долетели до меня, коснулись щеки, и я понял: он умирает. Уже умер, потому что внутри его тело затоплено кровью, прорвавшей стенки сосудов, как ветхую сеть…

Две минуты спустя всё было кончено: прекратились и движения, и звуки. Обмякший куль в пропитавшейся тёмной жидкостью одежде — вот что осталось от купца. Страшная смерть. Хорошо только, быстрая.

— Пожалуй, я приму его ответ за положительный, — бесстрастно решил Джерон, огибая мёртвое тело и подходя ко мне. — Надеюсь, вам не причинили вреда?

— Не успели. Хотя и нагадили.

— В чём именно?

— Залили замки браслетов расплавом. Теперь придётся звать кузнеца.

— Зачем?

— Сбивать, если удастся.

— Нет нужды.

— Предлагаешь мне всю жизнь оставаться здесь?

— Никто нигде надолго не останется.

Короткий взмах меча поднял в воздух капельки крови, задержавшиеся на лезвии. Быстрое точное движение, и они снова пойманы сталью, но уже в другом порядке, сливаясь с не пожелавшими воспарить подружками. Резкое косое движение. Веер крошечных кровавых брызг. Тусклая полоса выглядит почти чистой. Интересно, Хонк так умеет делать? Красиво, ххаг меня задери!

— Я обещал вашему телохранителю позаботиться об оружии. И о вас, конечно же.

Джерон прислонил меч к стене, присел рядом со мной на корточки и провёл пальцами по браслету на моём левом запястье.

— Всё очень просто, dan Ра-Гро. Слишком просто, чтобы быть интересным…

И тут я снова почувствовал его, но совсем иначе, чем в прошлый раз. Страница перевернулась. А может быть, передо мной открылась совершенно другая книга. Этот Джерон был старше, намного старше, чем телесная оболочка, которую он занимал, но даже не годами, а… Накопленными знаниями. Их было столько, что моё сознание само отшатнулось назад, страшась даже соприкоснуться с разверстой… бездной. Да, именно так — чёрной, как ночное небо, дырой, из которой на меня глянули так сурово, что… Я струсил и прекратил чтение.

Моё смятение заметили: парень усмехнулся, но не зло или ехидно, а печально, и положил вторую ладонь на правый браслет.

— Не надо подглядывать в замочную скважину, dan: кто-нибудь может с другой стороны засунуть в неё же спицу.

— Простите.

— О, только не извиняйтесь! Знаете, моя любимая сестрёнка однажды сказала: извиняться нужно только за то, что противно твоей природе. А вы делаете то, чем дышите, не так ли? Просто в следующий раз предупреждайте, хорошо? Ну, вот и всё, а вы боялись!

Всё? Что он имеет в виду? Гляжу на браслеты. Целёхоньки, кто бы сомневался.

— А говорили, что желаете поскорее их снять, — с наигранной обидой в голосе заметил Джерон. — Если хотите, можно снова приготовить расплав. Только сомневаюсь, что он поможет, кажется, не только олово решило с нами попрощаться.

Смеётся надо мной?

Я возмущённо дёрнулся. Наверное, от меня нечто подобное и требовалось: замки наручников тут же рассыпались пылью, и браслеты, раскрывшись, огорчённо звякнули о стену.

— Как вы это делаете?!

Он пожал плечами, поднимаясь.

— Примерно так же, как и вы, когда болтаете с водой. В общих чертах.

Понятно, подробностей раскрывать не будет. Что ж, каждый имеет право на свои тайны. А донимать расспросами человека, можно сказать, только что спасшего тебе жизнь, по меньшей мере постыдно. Но кое-какие ответы мне всё же нужны. Для удовлетворения любопытства.

— Как вы оказались здесь?

— О, я непременно расскажу, только… Позвольте найти сухое и тёплое местечко, а то чувствую, не миновать мне простуды!

Самой тёплой была единодушно признана площадка у подножия башни заброшенного форта, в которой я, собственно, и очнулся от забытья. Закрытое от ветра останками стен и скалами место отлично прогревалось солнцем, с азартом истомившегося от вынужденного безделья трудяги принявшегося сушить разложенную на камнях одежду. Причём разоблачиться пришлось и мне: вода, коей меня окатили, промочила насквозь и камзол, и рубашку. Джерон, завернувшийся в плащ, позаимствованный у кого-то из убитых подручных купца, строжайшим образом запретил мне повторять фокус, успешно показанный прежде.

— Но почему?

— Подозреваю, что ничего не получится, dan Ра-Гро — вода-то морская, а не речная, и серебра в ней может быть слишком мало для вашей беседы.

— Пожалуй, вы правы… Пасть слишком далеко от устья Лавуолы. Кстати, о расстояниях: как вам удалось так быстро сюда добраться? И вообще, что произошло? Мийна не пострадала?

— Та любезная девушка? Нет, не волнуйтесь. Собственно, она и подняла тревогу, когда вы исчезли.

— Исчез?

— Похитивший вас человек построил Портал прямо из зала.

Ничего себе! Впрочем, иначе он и не мог поступить: за порогом дома меня ждал Хонк, а мимо бывшего лэрра Горькой Земли пройти ой как непросто.

— И куда он вёл?

— Судя по всему, на палубу одного из кораблей у границ внешнего рейда, как мне объяснили.

— Прямо на корабль?

— Именно.

Всё. Имеющиеся подозрения окончательно оформились и стали обвинениями, не допускающими оправданий. Только один человек в Антрее имеет в своём распоряжении право на такие переходы. К счастью и к сожалению, только один.

— И этот корабль сразу же поднял паруса и…

— Вероятно, он уже стоял под парусами.

— Значит, прошло меньше часа, а нас уже не было в пределах города… Как же меня нашли?

— Довольно просто, нужно было только определить направление и дальность Портала, а потом проследить за совершившими переход, чтобы узнать, где они остановятся окончательно.

Я подозрительно насупился. «Определить направление и дальность»? «Проследить»? Конечно, сооружение пространственных переходов прошло мимо меня в процессе обучения, но не всякий, даже одарённый именно в этом отношении маг способен сделать то, о чём беспечно рассуждает Джерон. Над подвижной водой отслеживать заклинания вообще невозможно! Я бы не поверил ни единому услышанному слову, если бы рядом со мной не подставлял солнышку уже порядком обгоревший нос странный и совершенно безобидный с виду парень.

— И кто следил?

— Я.

Ну, хоть этого не отрицает. Назови он имя любого магика из Гильдии, был бы немедленно уличён во лжи и заклеймён позором. Мною. Если бы я, конечно, решился на столь необдуманный шаг после того, как мельком увидел тела убитых. Дураков нет, знаете ли; предполагаю, что Хонк на моём месте был несказанно счастлив встретить собрата по искусству делать в людях дырки, а вот мне стало немного неуютно. Даже загривок начал мёрзнуть.

— А что случилось потом?

— Потом я отправился за вами, предоставив остальным делать то, что надлежит.

— А подробнее?

Он вздохнул, потрогал одежду, убедился, что она подсыхает, но не такими скорыми темпами, как хотелось бы, и согласился быть чуточку многословнее:

— Когда девушка закричала, мы поспешили в зал. Признаюсь, меня насторожил всплеск магии в стенах дома, но мне неизвестны ваши обычаи, и я не придал этому значения. Однако потом, когда стало ясно, что к чему, я сосредоточил усилия на выяснении места назначения, а dan Ра-Дьен позвал с улицы вашего телохранителя и направил послание кому-то из Городской стражи. Наверное, это высокопоставленный офицер? Высокий, темноволосый, с серыми глазами и острым носом.

— Да, это ре-амитер.

— Умм… Он появился очень быстро, через несколько минут. К тому времени я уже мог назвать примерное место вашего нахождения и направление движения. По карте мы выяснили, что это может быть только корабль, и идёт он к одному из скоплений островов. Офицер отправился снаряжать погоню, но, как пояснил мне dan Ра-Дьен, самое малое время, которое понадобится, чтобы получить разрешение Портального перехода на один из военных кораблей, составит не менее двух часов. А все мы понимали, что это слишком большой срок… Тогда я взял на себя смелость предложить свои услуги.

— Какого рода?

— Добраться до вас раньше, чем этого ожидают похитители.

— И добрались, что странно… Расскажете, как вам это удалось?

Джерон улыбнулся, прикрывая глаза.

— Если вкратце… Мир вблизи побережья Антреи и на довольно большом удалении в море похож на жатую ткань, столько в нём «складок». А по таким складкам можно путешествовать куда быстрее и проще, чем по Порталам. Разумеется, если умеешь это делать. Я — умею. Поэтому мне нужно было только найти подходящее место для входа в Поток, а выход из него был совсем рядом с островом, на который увезли вас. Правда, пришлось немного поплавать, но, когда знаешь, где окажешься, легче подготовиться к возможным неудобствам. Например, понадёжнее закрепить меч.

— Хонк уступил вам даже заплечные ножны… С чего такая щедрость и… такое доверие?

— Ваш телохранитель счёл меня достойным. Наверное.

А вот теперь он лукавит, видят боги, лукавит! Но узнать истину я всё равно не смогу, разве что расспрошу Хонка. Когда вернусь. А кстати, когда?

— И вы, оказавшись на острове, сразу знали, куда идти? Не поверю: остров не такой уж и маленький, а форт, насколько могу представить, с моря виден не так уж и отчётливо.

Джерон распахнул глаза и посмотрел на меня с укором, как на малое дитя:

— Вас не смутило то, что я проследил ваш путь по воде от начала и до завершения, так почему же вы считаете меня неспособным проделать всё то же самое, только в пределах крохотного клочка земли? Логика не прослеживается.

— Вы во всём ищете логику?

— Не ищу. Просто знаю, что она есть. Должна быть, дабы равновесие причин и следствий не нарушалось. А вы сейчас противоречите своим же выводам.

Уел. Вообще-то мой вопрос изначально был глупым, но понял я это, уже заканчивая его, и отступать было поздно. Упрямый, что с меня взять? Да ещё познабливает… Неужели простыл?

— Вам не мешало бы накинуть что-нибудь сверху.

Тоже видит, что я неважно себя чувствую? Надо же, какой внимательный…

— Я не шучу. Давайте-ка, закутайтесь!

Он набросил свой плащ мне на плечи.

— Эй, а как же…

— Моя одёжка достаточно подсохла. Надеюсь, корабль не задержится.

Хоть он и старался казаться беспечным, в голосе появилась тень тревоги, и Джерон даже отвернулся, одеваясь, наверное, чтобы я не видел глаз, которые, как водится, гораздо красноречивее языка.

— Вы чего-то опасаетесь?

Он ответил коротко, почти нехотя:

— Да.

— Чего же?

— Это только мои предположения.

— Я хочу их услышать.

— Зачем?

— Мне почему-то кажется, что они важны.

Джерон заправил рубашку в штаны и качнул головой, то ли согласно, то ли разочарованно.

— И всё же?

— Они касаются вас.

— Тогда тем более!

— Видите ли… — Он нервно потёр запястья друг о друга. — Влага вашего тела, содержащая серебро, находится в постоянной связи с влагой, разлитой вне его, постепенно полностью замещаясь. Вы вдыхаете и выдыхаете воздух, потеете и всё прочее… Но количество серебра в вашем теле остаётся примерно одним и тем же, поддерживаясь на необходимом для вашего существования уровне. Однако сейчас вы покинули пределы территории, на которой возможен равноценный обмен влагой и…

— Хотите сказать, я могу умереть?

Зелёные глаза нерешительно дрогнули:

— Этого утверждать не буду.

— Но Сойнер… Он умер похожей смертью, да?

— Тот несчастный? О, нет! Скорее, на серебро в его крови было оказано влияние… оно было, как вы выражаетесь, заговорено, и по выходе за пределы города начало приходить в возбуждённое состояние. В вашем случае всё немного не так.

— А как?

— Замещение влаги вряд ли убьёт вас, но… Способно повлиять на ваши способности. Умертвить их.

Понадобилась почти целая минута, чтобы произнесённые слова превратились в образы, понятные моему сознанию.

Я могу потерять свой дар? И навсегда отделаться от проклятия быть прикованным к этому городу невидимыми, но нерушимыми цепями? Могу идти куда захочу и жить как мне заблагорассудится? Могу обрести настоящую свободу и стать счастливым? Достаточно лишь задержаться здесь, на острове, спрятаться, чтобы искали подольше, выждать время… Джерон не выдаст меня, если попрошу молчать, уверен, не выдаст. И я стану…

А вот что станет с городом?

Возникшее было ликование начало угасать, медленно, но неотвратимо.

Антреа останется без своего Стража по крайней мере до тех пор, пока не родится и не вырастет новый. Но кто будет его зачинать, если я сбегу? Купель. А кто будет его учить? Да, многое станет ясным само по себе, с течением времени, но если вспомнить, как трудно было мне составлять из осколков знаний правильную мозаику… Конечно, будущий Страж справится. К концу своей жизни — определённо. Если доживёт до предписанного срока. Но сколько ошибок он успеет совершить? И не появится ли среди них той единственной, которая сможет привести к гибели весь город? Довольно позволить безумию один раз беспрепятственно проникнуть за городские стены, и оно будет находить всё новые и новые лазейки… Антреа падёт. А если выживет, то цена этой жизни будет недостойно велика.

Мне нет дела до того, как относятся к Стражу. Плевать, что на меня смотрят косо и брезгливо, полагая не человеком, а чудовищем! Я люблю свой город. Наверное, потому, что чувствую его душу полнее всех прочих жителей. Допустить, чтобы моя любовь погибла? Нет. Не могу. А позволить моей королеве остаться наедине с долгом, который и так непомерно тяжёл… Легче самому положить голову на плаху. Пусть я никогда не дождусь от Наис благосклонности, но в отместку заставлять её страдать? Глупо и недостойно. Хватит уже совершённых ошибок! Передо мной открыли дверь в другую жизнь? Спасибо, крайне признателен. Но я ещё не прожил ЭТУ. И, если позволите, сначала попробую испить до дна уже налитую и пригубленную чашу.

— Как вы полагаете, сколько у меня есть времени?

Он подумал, посчитал что-то в уме, собрал переносицу смешными складками.

— Не менее суток.

— А, тогда всё в порядке!

Зелёные глаза недоверчиво расширились:

— А мне показалось, что вы вовсе не прочь…

И как он ухитряется читать мои мысли? С помощью живого серебра в своей крови? Вряд ли: судя по предыдущим объяснениям, они заключили между собой договор и прибегают к помощи друг друга только в крайних случаях. Хотя может быть и так, что мой случай самый что ни на есть крайний.

— Вы не ошиблись. Признаться, искушение было велико.

— Но вы с ним справились?

— Наверное, да. Сейчас. Возможно, потом буду жалеть о сделанном выборе.

— Конечно, будете! Любое действие при внимательном рассмотрении оказывается не настолько верным, как видится сначала. Но всё же… Постарайтесь не жалеть. У вас есть цель существования, держитесь за неё крепче — немногие могут похвастать, что знают, во имя чего живут.

— Но я — всего лишь оружие, если разобраться.

— Оружие? Согласен. Но не бессловесное и не безвольное, а это многого стоит.

Он встряхнул куртку, недовольно качнул головой, но просунул руки в рукава:

— И соли сколько выступит… Пожалуй, за весь год я так часто не занимался стиркой, как в этом городе.

— Я одолжу вам что-нибудь из своей одежды.

— Благодарю. И не глядите так печально: то, что свершилось, не поддаётся изменениям, а то, что только собирается произойти, нам неизвестно, поэтому бесполезно грустить и о прошлом, и о будущем! Настоящее же и вовсе незаметно проходит мимо… Оружие? Ну и пусть! Клинок — ничто без руки, которая его держит, и без разума, который его направляет. А ваш случай идеален, потому что вы и меч, и воин. Неужели не договоритесь сами с собой? Попробуйте, вам понравится!

Действительно, почему бы не попробовать? А он умеет убеждать. И всё же… Так искренне и доходчиво объяснять решения трудных задач могут только те, кто уже их решил. Очень похоже, что парень болен тем же недугом, что и я.

— Можно задать вопрос?

Джерон хитро усмехнулся, словно понял, в какую сторону текут мои мысли:

— Он настолько важен для вас, что вы испрашиваете разрешения?

— Да.

— Задавайте, что с вами поделать…

Шутник. А поначалу казалось, и смеяться не умеет. Воистину, первое впечатление обманчиво!

— Вы так легко и просто рассуждаете об оружии и его применении… Этому должна быть причина.

— Она имеется.

— Ваша жизнь тоже подчиняется правилам, верно?

Он поднял взгляд в небо и взъерошил пятернёй волосы на затылке.

— Скорее требованиям и ограничениям.

— Как моя?

— Мм… Честно говоря, не пытался сравнивать. Но, если посмотреть в целом… Есть кое-что похожее.

— Значит, вы тоже своего рода…

— Оружие? Можно и так сказать.

— И… как вы к этому относитесь?

Зелёные глаза азартно сверкнули:

— Вы хотите услышать ответ правильный или честный?

— А есть разница?

— И ещё какая! Ну, выбирайте!

Есть над чем задуматься. В самом деле, что я хочу получить? Подтверждение разумности собственных выводов или созвучие душевным терзаниям? Что важнее? Конечно, первое. Но как скучно всегда быть расчётливым и разумным!

— Ответьте честно.

Он сделал паузу, но вовсе не для большего эффекта, а чтобы самому выбрать из множества вариантов нужный.

— Меня это бесит.

Фраза была произнесена тем тоном, который никогда не вызывает сомнений в правдивости: спокойным, чуть усталым и почти равнодушным. Именно так, как мог бы сказать и я. Именно так, как я думал.

— Кто-то идёт.

Как он узнал? Звук шагов стал слышен лишь спустя несколько вдохов. А ещё через полминуты на двор форта ступила нога ре-амитера, запыхавшегося, встревоженного и готового ко всему на свете.

— Рэй! — Но изначальная радость в голосе Вигера мгновенно поменяла свою окраску, изрядно дополнившись недоумением. — Что случилось с твоими волосами?

— Волосами?

Я первый раз за всё время после пробуждения от «купания» поднял руку и коснулся волос. Ладони стало щекотно. Щекотно?!

Мои волосы…

Они сострижены!