Глава 3

В Усинск я возвращался вместе с братьями Подковами. Лаврентий комфортно расположился в телеге на большом мешке, специально набитом сеном и сразу же заснул. Иван попросил разрешения ехать с ним и я естественно не возражал.

Мягко покачиваясь в седлах, мы ехали рядом и Иван рассказывал о своем брате.

— Он, ваша светлость, родился очень слабеньким, а потом у него стали сохнуть ножки. Лавреня годикам к трем стал немного ходить, а вот то, что шибко умный, стало заметно как говорить начал. Матушка его шибко любила. Когда ему было четырнадцать, Лаврентия сильно избили, несколько раз у нас были заказы одного польского пана и к нам несколько раз заходила его дочь, ей было лет пятнадцать и она приходила не одна. Ей надо было сделать какую-то безделёху, уж не помню какую, вот она и заходила, чтобы показать. Пану сказали, что Лаврентий нагло на нее смотрит, он и получил.

Иван замолчал, отвернулся от меня и смахнул слезу. Справившись с собой, продолжил рассказ.

— Думали, не выживет. Если бы не моя жинка, она в нем души не чаяла, баловала его сильно, не выкарабкался бы. Но ходить он после этого совсем перестал. Жинка моя вскорости после этого умерла. Лаврентий чуть с ума не сошел, убивался сильно. Пан от греха подальше куда-то уехал, испугался моих шуринов, их трое было — в нашей округе никто им не перечил. Силища была у них дикая, то же кузнецами были. А в Тобольске мне однажды показалось, что я того пана видел. Лет прошло много, я и засомневался. Да видать зря сомневался, — Иван горестно махнул рукой. После долгой паузы он закончил. — Мне одно непонятно, почему они нам инструмент оставили?

— Это, Иван, гора с горой не сходится, а люди запросто. Поверь мне мы и с паном тем еще повидаемся и со злодеями теми тоже. Вот тогда всё вопросы и зададим. Будь уверен, так и будет, — товарищ Нострадамус мне открытым текстом об этом сказал, но я же не мог Ивану свои источники информации разглашать.

— Да пан тот уже стар, может статься спрашивать уже и не с кого будет.

— Будет — будет, не переживай, мы хорошо поищем и найдем.

Отец Филарет происшедшему не удивился, мне даже показалось, что он нас ждал и очень обрадовался, увидев Лаврентия. Иван остался в Усинске, я же поспешил к своей дражайшей супруге.

Ночью нам обоим не спалось, я все вспоминал и вспоминал происшедшее и пытался понять, что же подвигло меня задать такой вопрос Лаврентию. Машеньке в конце концов надоели мои терзания и она, ласково поцеловав меня, прошептала мне на ушко:

— Мой дорогой, прекрати пытаться заглянуть за горизонт. Давай лучше, на сон грядущий, займемся приятным семейным делом.

Пришлось признать её правоту и подчиниться.

Исповедовав братьев и причастив их, отец Филарет категорически заявил, что они должны еще как минимум на сутки задержаться в Усинске, возражать ему я не стал.

Выйдя из храма я увидел как на взмыленной лошади на площадь вылетел один из гвардейцев ермиловского десятка. Вышедший следом Леонтий вынес категорический вердикт:

— Лонгин, ваша светлость.

И действительно, вчера уже в сумерках караван Лонгина вышел к Семиозеркам. Ранним утром в Усинск помчался гонец, а Лонгин не спешно двинулся следом. Я же решил поспешить и вместе с Леонтием помчался навстречу. Лонгин двигался совершенно неспешно, и мы с ним встретились в Железногорске. Причину его неторопливости я увидел сразу, два достаточно взрослых фикуса и четыре маленьких. Помимо этого, несколько десятков тюков с тканями, кожами, войлоками для юрт и хлопком.

Увидев это подлинное для нас богатство, Леонтий приосанился и повернувшись ко мне довольно развел руками, как бы говоря мне, ну что я говорил? Тут, как говориться не поспоришь, ваша правда, Леонтий Тимофеевич.

Задерживаться в Железногорске мы не стали и поспешили в Усинск. По дороге Лонгин рассказал, как ему удалось так блестяще выполнить наше поручение. Ларчик, как говориться, просто открывается.

— Я, ваша светлость, знал, что где-то рядом с нашими пределами кочует передвижной буддистский храм. Когда я отдал статуэтки в монастырь Да Чжао, со мной долго беседовал один лама и он сказал, что если мне нужна будет их помощь, они помогут. И дал мне ихние четки. В Урянхайском крае есть буддистский монастырь, Самагалтайский. Если я приду в этот монастырь и покажу эти четки, то монахи мне помогут. А до монастыря мне помогут добраться ламы из передвижного храма.

Наш друг Ольчей помог найти мне передвижной храм, а эти ламы расспросив, что мне надо предложили мне другое. Они, в смысле ламы, строят сейчас основательные свои монастыри в Урянхае. Вот этот Самагалтайский и еще один. Но есть еще и передвижные монастыри, наподобие того храма в который я пришел. Только всё там побольше и основательнее. Вот они предложили мне идти в такой монастырь. Я уже через неделю был там.

Наш Енисей начинается где-то в их краях, вот если идти на юг от Медвежьего перевала, то упрешься в реку. Эта река на вашей карте, ваша светлость, называется Уюк. Вот где этот Уюк впадает в Енисей, там на предстоящую зимовку встал этот монастырь. Показал ваш рисунок и ламы сразу сообразили, что мне надо. Монастырь движется на самом деле медленно. На одном месте бывает по несколько недель, стоит даже летом. И у них, вы не поверите, есть передвижная оранжерея. Эти самые фикусы у монахов в ней и растут. Там вообще много всяких чудностей. Через пять дней я отправился назад. Ламы этого монастыря дали мне еще одни четки. И предложили торговать с ними, золото и меха с нашей стороны. Фикусы подарок, а хлопок и прочее аванс.

Лонгин сделал небольшую паузу, хмыкнул себе под нос.

— Только думается мне, что у них в отношении нас какие-то тайные планы. Угостили меня каким-то чаем, я и заснул. Стал просыпаться, слышу голоса, один голос узнал. Это был тот, что меня чаем угостил. Второй мне не знакомый, очень властный. И он говорит, когда русский проснется, он так и сказал — русский, ничем его не пои больше. Господин наш Оюн Дажы считает, что эти русские нам могут помочь. А правду про статуэтки мы и так узнаем. Тем более что он, наверное, не врет. Похитителями статуэток были два старика с Тибета. Вот такие пироги, ваша светлость.

— Чудны дела твои Господи, — прокомментировал услышанное Леонтий. Я же про себя подумал, что хотели в медвежий угол забиться, чтобы отсидеться, а в итоге оказались участниками каких-то непонятных пока игрищ.

— Чудность дел всяких, мы Леонтий Тимофеевич, обсудим на досуге в ближайшее время А сейчас ваша задача сохранить фикусы, это вопрос для нас наиважнейший.

— Я, Григорий Иванович, уже думал над этим, как Лонгин поехал, — Леонтий взял в кулак свою бороду. Я заметил, что когда он о чем-то размышляет, то частенько это делает.

— Кондрат когда показал мне окна для юрт, я его спрашиваю, мил человек, дерево-то сырое, начнет сохнуть, все стекла повылетают. А он говорит, что нет, я говорит придумал хитрость одну, рамы эти можно будет подтягивать или наоборот. Одним словом, он гарантирует, что стекла не вылетят.

— Ну, дай Бог, что так, я об этом тоже думал, только к фикусам какое отношение все это имеет.

— Кондрат, хочет построить из этих рам оранжерею, да только не получиться у него. Времени мало и рам маловато. Я предлагаю на заводе их пока держать. Фома мне рассказал, что там, где кузница и печь, будет стоять огненная машина.

— Паровая в смысле.

— Да, да паровая. Так вот, там получается как бы большой сарай без одной стены. Вот если эту стену стеклом закрыть, то там можно будет эти фикусы и поставить, а весной видно будет. Стекла Яков Иванович размером и поболее сделает, а раму можно сделать из металла.

Идея Леонтия показалась мне здравой и заманчивой, в цеху, который Леонтий обозвал сараем, где сооружалась большая паровая машина, действительно пока не было одной капитальной стены. Её планировалось сделать из кирпича и тогда, при закрытых воротах в цеху будет зимой тепло. А если часть стены сделать стеклянной, то вполне там можно сделать оранжерею. И с будущим сырьем не мотаться.

Все мои планы сразу же поехать на завод рухнули, когда мы вернулись в Усинск. Пока мы ездили, Евдокия выявила двух температурящих детей, трех и семи лет, к моему приезду у младшего из них на лице появилась сыпь. Больных детей и их домочадцев Евдокия, до моего приезда, изолировала в их юртах.

Осмотр и опрос больных детей и их родственников не вызывал ни каких сомнений в диагнозе — корь. У меня даже мороз по коже пошел, совершенно безобидная в легких формах, в тяжелых формах корь была тяжелейшей инфекцией во все времена. Обнаружив у обоих детей на слизистой щек характерный симптом кори, я подумал: «И как теперь это назвать? Пятна Крылова что ли?»

Когда мы изучали эту опаснейшую болезнь, то я с очень высокой степенью вероятности предположил, что моя дражайшая супруга и её домочадцы ею болели. Поэтому я решил, что главным борцуном с корью будет моя супруга.

Состояние у обоих больных детей было удовлетворительным, поэтому я, проведя подробнейшие беседы в семьях, оставил их дома. Я вообще решил пока ограничиться простым наблюдением и измерением температуры. Единственное, что я сделал, это назначил прием антигриппина шесть раз в сутки уже заболевшим детям.

Когда мы с Осипом, именно его я взял с собой, направившись на осмотр больных, вернулись в госпиталь, весь мой медицинский персонал притихший и несколько напуганный, молча ждал моего вердикта. Полученной уже подготовки было достаточно чтобы понять серьезность ситуации. Троим новичкам Машенька прочитала лекцию и они тоже прониклись серьезностью момента.

— Ну что же, господа хорошие, молодцы что выявили, молодцы что изолировали, молодцы что не подняли панику. Наши действия следующие. Первое. Доктор Павлов, — я долго думал, как обращаться к своему медицинскому персоналу, они получается все в одном лице: санитары, медбратья и медсестры, фельдшера и скоро будут врачами. Я был уверен, что сумею дать им знаний много больше чем их коллеги-современники. И выбрал обращение доктор. — Вы, работаете в госпитале. Ваша задача производство антигриппина, при первых же признаках заболевания его надо давать шесть раз в сутки. Поэтому вы должны срочно произвести нужное количество препарата. Вопросы по первому пункту?

Вопросов не последовало. Поехали дальше.

— Второе. У каждого из вас должна быть методичка по кори. Новичкам взять в канцелярии. Напоминаю клинику кори. Лихорадка, то есть подъём температуры до 38–40 °C, сухой кашель, — мы подробнейшим образом разбирали клинику кори, её распространение, осложнение и лечение. Я составил подробную методичку, а Степан со своей командой размножил её. Но сейчас я решил еще раз кратко всё повторить. Тем более, что с тремя новичками занятие провела моя супруга, а не я.

— Особое внимание прошу обратить на появление на второй день болезни на слизистой щёк в области моляров, — что такое моляры я показал на своих зубах, благо их еще не стыдно показать, — появляются мелкие белёсые пятнышки, окружённые узкой красной каймой: эти пятна представляют собой патогномоничный, то есть характерный только для кори, симптом.

Я еще раз подумал, как же эти пятна назвать, ведь Филатов и Коплик еще даже не родились, и Бельский тоже. А описание этих пятен Машенька сделает через несколько минут.

Короткая лекция длилась еще несколько минут.

— И так господа, если у нас случай неосложненной кори, то мы наблюдаем, фиксируем, даем шесть раз в сутки антигриппин. Больные находятся дома, физическая активность минимальная, обильное теплое питьё. Всем остальным антигриппин раз в сутки. Всё понятно?

Я сделал небольшой перерыв, выпил теплого чая, почему-то запершило горло. Надо себе температуру измерить.

— Давайте продолжим. Третье, Мария Леонтьевна, подготовьте к утру приказы докторам на правый берег, в Железногорск и на завод. На завод также просьбу срочно произвести несколько дополнительных градусников. На всех выявленных больных составлять истории болезни. Это делает каждый на свои выявленные случаи. Мария Леонтьевна помогает и контролирует. И последнее, если будут тяжелые случаи, будем применять сыворотку. Что это такое и как применять, в методичке есть. Сейчас на сон грядущий еще раз общий обход. До особого распоряжения делаем его два раза в сутки, утром и вечером.

Доктора ушли на поздний обход, Машенька направилась в канцелярию писать бумаги. Я же поспешил к отцу Филарету.

— Добрый вечер, ваша светлость. Могу вас обрадовать, братья могут ехать на завод. Лаврентий чувствует себя хорошо и душой, и телом. Мне кажется вы, что — то хотите предложить?

Я еще раз убедился в даре предвидения нашего батюшки, он никогда естественно не расскажет про это, да и не надо мне это знать, хотя конечно интересно, насколько его дар похож на моего товарища Нострадамуса и как он к этому относится и как это называет. И насколько ему трудно с этим жить.

— Да, ваше преподобие. Я хочу дать Лаврентию лекарство для снятия последствий той давней травмы, когда его избили в детстве. Иван рассказал, что он до этого немного ходил. Как вы к этому относитесь?

Отец Филарет засмеялся.

— Ни как, ваша светлость. Мое дело душа, а страдания тела — это ваше дело. Если считаете, что лекарство принесет пользу, то давайте. Я знаю одно, все что вы делаете, это промысел Божий. Не забывайте об этом никогда.

Лаврентию я дал смесь трех гомеопатических лекарств, применяемых при травмах: арнику, ледум и гиперикум. Конечно мои знания гомеопатии были поверхностными и механистическими. Целостного и глубокого знания предмета у меня не было, я просто не ставил перед собой такой цели. Я правда хорошо усвоил одно из главных положений гомеопатии, её применение в терапевтических дозах может не пронести пользы, но никогда не навредит. Если у Лаврентия хотя бы уменьшаться постоянные боли в ногах и позвоночнике, то и это будет как говориться хлеб.

Уже ночью вернулись с обходов мои доктора, пока новых случаев не было. Леонтий с Лонгином закончили оборудование временной оранжереи для фикусов, упаковали тюки с хлопком и утром собирались на завод. Степан под мою диктовку написал, писал он несравненно лучше меня, письмо Петру Сергеевичу и приказы на правый берег и в Железногорск. В письме на завод я особо подчеркнул, что фикус не любит сквозняки и прямой солнечный свет, но нужна хорошая освещённость и температуры от восемнадцати до двадцати пяти, ниже пятнадцати ему смерть. Проверив всё, я вернулся в госпиталь, нам с Машенькой предстояло начать готовить противокоревую сыворотку.

Когда я в той, первой моей жизни, был врачом вакцин от кори еще не было и широко применялась сыворотка Рудольфа Дегквица. Я хорошо знал, что это такое и умел её готовить. Шприцами и иглами мы уже работали, навык выполнения внутривенных вливаний я восстановил, пробирки и медицинские флаконы с плотными резиновыми пробками и ледник были. Одним словом, никаких проблем.

Еще раз подробно расспросив жену, тестя и шурина, я взял у них кровь, сто грамм у Машеньки и по двести у мужчин. Запечатанные флаконы с кровью я поместил на двое суток в ледник и еще раз зашел в юрты к больным. Прохор как тень, везде молча следовал за мной.

Перед сном я измерил температуру самому себе. Наши градусники были градуированы через половину градуса, но это было непринципиально. Предчувствие меня не обмануло, тридцать восемь. Насколько это возможно, я осмотрел себя. Глядя в зеркало, я четко разглядел на слизистой щёк в области моляров мелкие белёсые пятнышки, окружённые узкой красной каймой. Ошибиться я не просто не мог, больных корью я в свое время видел предостаточно. Третий случай кори — это я сам.

Загрузка...