Свет во тьме

Ганс Кнайфель

СВЕТ ВО ТЬМЕ

Перевод с нем. В. Полуэктова

- Океан слишком велик, а лодка слишком мала и ее трудно увидеть, сказал Старик. Он заметил, как было приятно беседовать с кем-нибудь, а не только с самим собой или с морем.

Эрнест Хэмингуэй

Он был приговорен к смерти, хотя еще не знал этого.

Часы адской машины уже давно тикали в нем, и взрыв был лишь вопросом времени. Звук этого взрыва должен быть громким - его услышат как на планетах Альфарда, так и на Земле, а также на Альфе в южном треугольнике.

Рафаэль Эскобар любил тишину, молчание и темноту перед собой; он любил космос, и каждая минута, проведенная Рафаэлем во мраке, была добавочной каплей в чашу. Психозам требовалось очень много времени, чтобы возникнуть.

Девять дней назад корабль "Каталония" стартовал с Земли. Гигантская серебряная стрела ввинчивалась в темную область между Землей и Техедором, четвертой планетой Альфарда. Уже двести шесть часов Рафаэль находился в космосе, физические тайны которого он знал, как никто на Земле. Он смотрел на космос со смесью гордости, высокомерия и тайной ненависти. Эти чувства и делали его способнейшим, мужественным и осторожным пилотом. На Земле, кроме Рафаэля, было еще пятьсот семнадцать пилотов.

- Ни один человек так не одинок, как я, - вполголоса сказал Эскобар сам себе.

Еще одна капля упала в чашу.

- Нет, - сказал Рафаэль чуть громче и потряс головой.

Вокруг кресла пилота, как стеклянная стена, высился полукруглый пульт управления. На скошенных под резкими углами плоскостях светились и тлели свыше четырехсот указателей. Это лампочки, шкала всех цветов, бегущие извивающиеся линии на экранах осциллографов и самосветящиеся рычажки и клавиши - все это образовывало полный смысла узор. Мысли Рафаэля снова вернулись в грузовое помещение корабля, где находились семь трубок семидесяти сантиметров в диаметре и двухсот сантиметров в длину, полные спящей жизни. Пионер и три пары поселенцев, накачанные наркотиками и питаемые искусственно, проводили пятнадцать дней сверхсветового полета. Только спустя шесть дней трубки откроются.

- Разумеется, я не один, - сказал Рафаэль и взял из надорванной пачки, лежащей между двумя хронометрами на пульте, черную сигарету.

В корабле было тихо. Как в склепе, подумал Эскобар, или как в старых церквях, где его всегда охватывало неопределенное и загадочное чувство. Клик! Снова упала капля.

Рафаэлю не хотелось слушать музыку, так как в это мгновение его еще интересовала книга, вставленная в считывающий аппарат.

Он задумался. Корабль с испанским названием мчался в парапространстве. Его целью была планета, названная именем ее первооткрывателя: четвертый мир Альфарда, главной звезды Гидры - водяной звезды. Семьдесят лет назад капитан Техедор со своим картографическим экипажем открыл планету, и там поселились люди. Сегодня на этой планете жило сто тысяч поселенцев, а через несколько дней их будет на семь человек больше.

Из динамика донесся металлический стрекот. Рука пилота вынырнула из темноты, коснулась одного из рычажков и передвинула его. Светящаяся стрелка на одной их шкал переместилась на более низкую отметку. Рулевой излучатель в глубине корабля повернулся и отключился; коррекция курса, продолжавшаяся семь дней, была завершена.

Рафаэль заметил, что его сигарета погасла, и щелкнул зажигалкой, яркое пламя которой на секунду осветило его лицо. Эскобар увидел себя в зеркале одного из выключенных экранов. Голова тридцатилетнего мужчины с темными глазами. Классическая красота и надменность объединялись в выражение, присущее аристократам и пилотам. Это не было лицо человека, который чего-то боится.

- Чушь! Конечно, я ничего не боюсь, - пробурчал Эскобар сердито.

Клик! - еще одна капля.

Для Техедора груз был жизненно необходим. В ящиках и бочках были сложены те вещи, без которых человек не мог обойтись: инструменты, механизмы, составные части электрических и электронных приборов и аппаратов, медикаменты. И семь человек. Корабль был загружен до самого верха трюмов и мчался сквозь море тьмы, что Эскобар любил - и чего боялся.

В третий раз я говорю себе, подумал Рафаэль Эскобар, вытаскивая сигарету, что я не боюсь, но я боюсь и не хочу себе признаться в этом. Чего боюсь?

Клик! Острова, море солнца и газовый туман, облака и светящаяся вуаль фантастических очертаний, пронизанная холодным бриллиантовым огнем. Менее стойкий человек, чем Рафаэль Эскобар, не смог бы выдержать долго это зрелище, а он - мог и гордился этим. Мужество и осторожность были традицией в его семье, так как еще его дед выходил на арену в Барселоне и сражался, поэтому кровь и смертельная опасность не были для Рафаэля чем-то необычным.

Пилот откинулся в кресле, скрестил руки под головой и закрыл глаза, делая попытку проанализировать, что сделало его неуверенным в эту минуту. К отсутствию звуков от-привык, к другим обстоятельствам долгого путешествия тоже: никто с пилотом не говорил, кроме записей на лентах, никто ему ничего не показывал, кроме видеозаписей; здесь не было никого, кого бы он мог коснуться, кроме бездушных переключателей и бесчисленных рычагов, которые были лиши функционирующими предметами.

- Привычный вид,- сказал он и открыл глаза.

Она снова была тут: выступающая на дальнем плане вращающаяся спиральная вуаль; бриллиантовая пыль на фоне облака, светящегося пурпурным газом. На нерегулярных расстояниях друг от друга ее покалывали солнца, самым большим из которых был Альфрад; на Земле это была звезда второй величины. Далеко позади корабля, словно дерево под ночным ветром, скрипело какое-то крепление.

- Нет, я достигну своей цели, - сказал Эскобар и встал.

Его корабль, названный по имени провинции его родной страны, мчался дальше: расстояние между Землей и Техедором сокращалось со сверхсветовой скоростью. Сложные приборы позволяли видеть звезды, которые автоматически высчитывал бортовой компьютер.

Рафаэль происходил из BARRIO GOTICO, готического квартала Барселоны, и поднимался вверх подобно автомату. Эти годы остались далеко позади... Рафаэль принес жертву, которую должен принести человек для звезд: три года пилотом грузовика на службе в Системе, пассажирским пилотом на линии Земля - Марс, потом полеты на межзвездных грузовиках. Еще три полета - и он стал капитаном, получив дворянство. Он стал летать на пассажирских кораблях, курсирующих между пятью колониями, и имел на борту до двухсот пассажиров, а не ультразвуковые сеялки и механические плуги.

Теперь он утешался мыслью, что в настоящий момент ничем не мог себе помочь. Казалось, у него наступил один их тех небольших кризисов, которые были частью человеческой жизни.

Полет продолжался, и Эскобар, включив автопилот, покинул рубку. Его ждали пять часов сна.

Где-то в эти пять часов в светящейся голубым прорези панели сменились цифры и бортовой хронометр на кварцевых кристаллах показал наступление нового дня.

00. 01. 52 - 21. 04. 2144 года по новому времени.

Выспавшись, вымывшись и сытно поев, Рафаэль снова пошел в рубку управления. Он осмотрел курсограф, который регистрировал поступающие импульсы и наблюдения. Ничего. Курс был нормальным, в направлении главной звезды Водяной Змеи - Альфарда. Созвездие на переднем экране не изменились. Рафаэль закурил сигарету, слегка улыбнулся и установил, что странное настроение продолжает преследовать его со вчерашнего дня.

- Это снова началось, - сказал он сам себе, - нужно с этим покончить.

Клик! Последняя капля. Чаша была полна, и теперь ее содержимое переливалось через край. Невроз существовал уже в течение пятнадцати лет, а теперь обострился. Вода из чаши пролилась и потекла по маленькой канавке в то мгновение, когда Рафаэль Эскобар включил обзорные экраны.

Звезды ринулись к нему, Вселенная сомкнулась вокруг него, словно черная мантилья, и вид ее ударил Рафаэля словно рог торро. Чернота, осязаемая и угрожающая, серебряная пыль и алмазы, пылающий факел Альфарда. Эскобару показалось, будто в сердце вонзилась ледяная сосулька, и теперь он боялся звезд - своих звезд,

- Святая Монсеррат! - простонал он.

Ужасный приступ все смыл. Самоконтроль, который в таких случаях предусматривал, чтобы пилот покинул рубку управления, исчез в течение секунды. Постгипнотический приказ растворился в возбуждении измученного мозга. Невроз обострился еще больше. Наступило сумасшествие.

Детекторы зафиксировали происшедшее. Гидравлическая рука с рабочей головкой, содержащей воздушный инъектор с антиневрозином, метнулась вперед, и содержимое ампулы с успокаивающим средством с шипением устремилось в искусственную кожу сидения, туда, где находилась бы сонная артерия пилота, сиди он в кресле.

Эскобар спрятался за креслом и сильно задрожал. Все его тело тряслось. Синдром кокакриза содержал множество подробностей, и чувство непосредственной угрозы жизни, порождаемое этим приступом, обострило все.

Мучительная сухость иссушила рот пилота. Дрожа и всхлипывая, словно ребенок, он прижался к спинке сидения. Жажда, бушевавшая в нем, угрожала сжечь его, давление на зрительные нервы лишило его возможности видеть. Эскобар уставился широко распахнутыми глазами прямо на центральный экран, видя все в черно-белом изображении и как на негативе - солнца были темными кругами ужасного серого цвета, а пространство было, как саван. Из горла пилота вырвался звук, в котором не было ничего человеческого. Крик, превративший его в покинутое существо посреди Вселенной, бросил его в пот. Потом руки его разжались, и Эскобар подрубленным деревом рухнул на пол и разбил себе нос, но ничего не почувствовал. В его ушах звучал крик, несущий в себе все скрытые ужасы Вселенной.

В течение секунды Эскобар превратился из человека во что-то, напоминающее яростного зверя. Все, что составляло душу разумного существа, было мертво.

Включился маленький, но мощный прибор, который наблюдал и все записывал.

Эскобар громко взревел, встал на четвереньки и побежал по кабине, как собака. Лицо его было залито кровью, на серебристом мундире были такие же пятна. Открылись магнитные поля. Одним прыжком воющее животное вскочило на пульт управления.

Далеко позади, в последнем проблеске рассудка, напрягшись под невыносимой нагрузкой, в Эскобаре дрожало что-то, напоминающее струну. Икар подлетел к солнцу слишком близко, крылья расплавились, и он рухнул в море. Нить лопнула с отвратительной психической болью... Рафаэль Эскобар, тридцатишестилетний пилот корабля "Каталония" и кандидат на звание Благородного, перестал существовать.

Существо громко выло. Эхо воя, как металлическое гудение, проникало в часть коридора. Существо неестественно резко захихикало встало бить по часам, нажимая на кнопки без разбора; каблуки вонзились в анкер выключателя вращения и нажали на контакт. Колени вонзились в крышку Паксола, уничтожив защиту. Осколки вонзились в кожу.

В корабле, в основном в механической части привода, заработали механизмы и приступили к действию, которое было абсолютно бессмысленным и грозило смертельной опасностью для корабля при посадке.

Кокакриз мог продолжаться от десяти до пятнадцати минут.

Почти мгновенно "Каталония" выпала из парапространства в нормальный континуум. Реактор, вырабатывающий энергию, который был нагружен до красной черты, начал перегреваться. Заревела сирена.

Воющее существо прыгало на пульте, выкрикивало что-то, похожее на "вода", и, слепо ударившись об экран, разбило его. Потея и хрипя, оно опустошило свою флягу. Потом снова свалилось на пол, сломало руку, но и на этот раз не почувствовало боли, и продолжало разрушать корабль.

Маленький прибор, шар тридцати сантиметров в диаметре, наблюдал и регистрировал. Электронный механизм уже начал производить магнитный анализ происходящего и заносить на бесконечную ленту с сорокасекундным временем воспроизведения.

Корабль бушевал. Воцарился хаос. Экраны разлетелись от острого, палящего пламени, ударившего в них из цоколя трубки Кальдера. Кипящая ртуть испарилась, и существо, задыхаясь, закашлялось, на его губах выступила пена. В машинных помещениях энергия уничтожила все, что находилось на ее пути. Масса, позволяющая кораблю восьмикратно преодолеть расстояние между Землей и целью, была выброшена в течение секунды. Реактор раскалился докрасна, в результате чего в нескольких местах ленивыми ручейками по полу текла изоляция.

В огромном помещении объемом в двадцать кубических километров произошел взрыв, уничтоживший все, что было здесь еще минуту назад, - и сам себя. Буйствующее животное, не похожее ни на что, известное человеку, наконец спрыгнуло с пульта в темный угол, закрыло глаза и затихло, только кататоническая дрожь время от времени пробегала по его телу.

Импульс... он отключил оптику, герметически закрыл шар и освободил магнитные зажимы. Из пустого помещения внутри корабля донесся глухой взрыв. Возле носа корабля открылась крышка, и вырвавшееся бело-голубое пламя химического топлива вытолкнуло шар, унося его прочь. Когда шар удалился от корабля на три километра, магниты отключились, сбросив топливо, и он повис.

А "Каталония" мчалась дальше. Корма ее уже пылала, потом краснота перешла в желтизну и наконец в ослепительную белизну. Корабль взорвался. Пылающие осколки, обломки и длинные полосы дыма устремились в разные стороны, но были сдержаны кинетическим импульсом. Куча космического лома тотчас же охладилась и продолжила свое долгое, одинокое путешествие. Лет через двести пятьдесят поле тяготения Альфарда притянет ее к звезде и расправит. Стоимость металлолома составляла миллиард - это была цена корабля, два миллиона межзвездных долларов стоил груз, а что стоили восемь человеческих жизней, никто подсчитать не мог. У молодой Земной Империи было только пятьсот семнадцать кораблей и соответственно пятьсот семнадцать пилотов.

Тем временем маленький позолоченный шар выпустил из своих гнезд антенны, излучавшие сигнал:

Корабль "Каталония" уничтожен. Информация на ленте. Корабль...

Все восемьдесят секунд излучался сигнал о помощи. Однажды вблизи передатчика окажется поисковый кбрабль или картограф, и тогда люди узнают, почему не прибыл на Техедор грузовой корабль. Очевидно, человек - homo sapiens - не был приспособлен для Вселенной или Вселенная была не для него. На протяжении пяти лет было уничтожено восемнадцать кораблей.

Шар снова начал излучать.

Гул тихо ведущихся разговоров смолк, когда вошел председательствующий. Здесь и сегодня - в Кристаллическом куполе Верховного трибунала Земли знаменательная дата, 92-й год со времени предпоследнего полного уничтожения звездного корабля.

Было 19.04.2236 года по новому времени. Сегодня процесс столетия вошел в последнюю фазу. Куполообразный зал состоял из сотен тысяч сотообразных стеклянных ячеек, каждая со своим источником света, из своего материала и со своим спектром. Барьеры были из гранита.

- Сегодня суд огласил приговор, - сказал человек, ведущий заседание. У Капитана, рыцаря Рено де Божу, несмотря на его почтенный возраст, все еще был ясный голос. - Трибунал - признак того, что происходящее здесь полностью осознано. Мы заслушали протоколы обвинения и свидетелей, а также их выступления. Я прошу надлежащего внимания.

На контрольном экране цветной телекамеры появилось лицо Рыцаря. Рено было девяносто лет, он тяжело болел, и у него отсутствовала одна рука. Левый рукав серебристого капитанского мундира был перехлестнут и застегнут платиновой застежкой. Темно-коричневое лицо мужчины - нос, щеки, подбородок и шею, а также старчески дрожавшую руку, лежавшую на бумагах, - покрывала сетка серебристых колец, сверкающих в причудливом свете купола.

- Защита готова, ваша честь, - произнес Гилберт ТТластонбери и незаметно нагнулся. Он ненавидел Рено де Божу, но уважал его.

- - Обвинение тоже готово, - равнодушно заявил Тьерри фон Найвард.

За гранитным блоком виднелась эмблема Земной Империи: лродолговатый прямоугольник - золотой разрез, пронизывающий шар и нацеливающийся в силуэт. Звезды, Земля, корабль.

- Я хочу в последнем слушании высказать одну мысль, - произнес обвинитель.

- Суд слушает.

Здесь были также два робота, стоявшие по бокам скамьи обвиняемых и между пультами защиты и обвинения. Серебристые пластмассовые эмблемы отражали свет; бесполые машины носили на груди эмблему Т. 1.

Когда камера повернулась и нацелилась на него, Тьерри фон Найвард произнес:

- Нам больше не нужно заботиться о персоналиях или допросе обвиняемых - они ясны. Вопрос вот в чем: как должен вести себя человек, когда моральные понятия, которым его обучало государство, сталкиваются с Империей? Налицо дуализм; это не только вопрос совести, но и права. Признает ли ваша честь эту неясность ядром проблемы защиты? Здесь ни в коем случае не должна использоваться поговорка "Что позволено Юпитеру, то не позволено быку".

Сетка председательствующего пришла в движение, когда он улыбнулся.

- Чтобы ответить на этот вопрос: суд знает, о чем сегодня идет речь. У вас есть что сказать, господин защитник?

Т Гластонбери был опытным психологом и великолепно жонглировал фактами и внушением. Резкие черты лица сорокалетнего защитника, делающего карьеру, напряглись.

- Защите очень трудно поверить в объективность услышанной аргументации. Два молодых человека, которых сегодня обвиняют, действовали так, как это предписывала инструкция. Если бы государство не создавало вокруг звездных перелетов атмосферу таинственности, ничего бы не произошло.

Здесь неуместно дискутировать о вине индивидуума перед государством, прежде чем будет обсуждена вина или обязательства государства перед гражданином. Информационных обязательств государства недостаточно, чтобы остановить этот основополагающий процесс. Ваша честь, я прошу принять это во внимание.

Защитник замолк, по рядам слушателей прокатилась волна гула удивления. Божу бросил на ТГластонбери тяжелый взгляд, но промолчал.

Три человека - Божу, Найвард и ТГластонбери - три противоположности.

Найвард, богатый и независимый холостяк, был воспитан в старые, еще доинквизиторские времена. Он и Божу знали, что каждое судебное заседание было делом людей, хотя при этом страдала объективность. Конечно, нельзя было найти второго такого судью, воплощавшего справедливость так, как Божу. Найвард это знал, поэтому был спокоен, даже если обвинение было очень шатко.

Т Гластонбери был тороплив и часто ошибался. Мозг его работал великолепно, поэтому он еще ни одного процесса не проиграл. Это делало его мало симпатичным, зато карьера шла круто вверх.

И ни один из этих людей не мог конкурировать с рыцарем Божу.

Благородный был стар, как никто другой. Божу страдал от звездной проказы, и ему оставалось жить всего несколько лет. Он видел все, что космос открыл людям на сегодняшний день. Два его сына были расстреляны инквизицией, отсутствующая родня сгорела в камере реактора, который отключал Божу; кроме него, спаслось только двое. Проказа пожирала его тело изнутри.

Проказа была незаразной, и ее можно было остановить. Дикий распад тканей кожи останавливали, вживляя пациенту в сорокочасовой операции сеть пластмассовых колец. Свыше шести тысяч колец диаметром до семи миллиметров покрывали кожу рыцаря. У Божу было одно-единственное желание - никаких теней на могиле.

Такими были люди, решающие исход этого процесса. Было 19.04.2236 года, и телекамера гудела.

-- Прошу Вас, мисс Гринборо, к месту свидетеля, - сказал рыцарь Божу.

Публике - журналистам, адвокатам и наблюдателям колоний - пришлось некоторое время подождать. Убийство произошло сорок дней назад.

Один из роботов бесшумно и быстро направился к правой двери, открыл ее и сказал,

- Мисс Гринборо, прошу вас.

Камера повернулась, и миллионы зрителей увидели изображение.

Вошла женщина, выглядевшая иномирянкой, потому что там, где она жила до сих пор, царили другие условия. Люди там иногда мутировали.

Голова женщины была высоко поднята. Две пряди темно-синих волос обрамляли лицо с широко расставленными глазами густо зеленого цвета, а в зрачках, казалось, блестели кристаллы. Впечатление чужеродности дополняла одежда в виде халата с поясом из неизвестного материала. Женщина была скорее изысканной, чем красивой. Она подошла к стулу для свидетелей, кивнула Божу и села.

- Одна формальность, мисс Гринборо, но необходимая, - мягко сказал председатель. - Я просил вас прийти, чтобы спросить, не изменилось ли что-либо в ваших показаниях.

Между женщиной и рыцарем, казалось, произошел, неслышный диалог.

- Ничего не изменилось, ваша честь, - ответила женщина звучным и очень четким голосом.

- Ничего не могло бы дать слушателям дела другое направление?

-Нет... ничего, ваша честь. .

Голос, хотя и негромкий, проникал в самые удаленные уголки аудитории.

- Благодарю вас. Можете вы подождать снаружи?

- Разумеется, ваша честь

Камера следовала за женщиной с синими волосами, пока узкая дверь не закрылась за ней, а робот не занял свое место. Самоуверенная улыбка председателя погасла.

- Пожалуйста, приведите обвиняемого.

Открылась дверь, и робот ввел человека не старше двадцати лет. Обвиняемый остановился; на нем не было наручников. Пока его вели сюда, он не делал попыток к бегству и не хотел бежать, даже если бы для этого представилась возможность.

- Обвиняемый, - сказал рыцарь Божу своим старческим голосом,- у вас здесь есть последний шанс изменить свое положение или оправдаться. Вы можете сказать что-нибудь, что могло бы повлиять на ход процесса?

Голос обвиняемого был тихим, но динамики делали его понятным.

- Нет, - ответил он. - Нет, ваша честь.

Он тоже был синеволосым и зеленоглазым, широким в плечах и атлетически сложенным, тщательно одетым по чужой моде.

- Вы настаиваете на каждом слове ваших показаний?

- Да, ваша честь.

- Хорошо. Спасибо.

- Ваша честь? - внезапно обратился мужчина.

Снежно-белые брови старика поднялись над пластмассовыми кольцами.

- Когда все здесь кончится? Я хочу, чтобы меня увели вниз...

Губы председателя скривились в скупой улыбке, что было редким зрелищем.

- Сын мой, - медленно произнес он, - вы убили. По закону вы убийца. Мы все знаем, при каких обстоятельствах вы сделали это. И теперь вы должны нести ответственность по закону.

Рыцарь Божу замолчал, и на мгновение показалось, что силы покидают это хрупкое тело, так как рука старца дрожала намного сильнее. Потом голос снова стал ясным и четким.

- Даже если этот спектакль продлится неделю - вы еще сорок дней назад хотели доказать, что вы человек. Мы дали вам эту возможность.

Рено тяжело кивнул. Голова его, чье изображение можно было видеть на золотых монетах, кивком указала на дверь. Пронизанная серебром рука вытянулась. Робот двинулся к обвиняемому и вывел его. Молодой человек смотрел в пол, так что камера не могла показать его лицо.

- Заседание прерывается на десять минут, - устало сказал Рено и с трудом поднялся. Два из шести помощников судьи подскочили к нему и поддержали. Старец медленно, но важно держа голову, прошел между темными мантиями и вышел из зала. Смерть к этому человеку была ближе, чем к другому. Не коснется ли его ледяная рука смерти еще до окончания процесса?

Сегодня вечером должен быть оглашен приговор. Только четыре человека в этом зале знали больше. Они знали, что Рено сделает еще одно, гораздо более важное заявление.

Но было ли что-нибудь важнее, чем убийство? Очевидно.

Когда машина пошла на посадку, он снова увидел это. Под ним в двухстах метрах волны прибоя накатывались на песок. Света здесь было в избытке. Повсюду искрились лучи солнца и резкие, угловатые тени. Свет освещал каждый предмет, гасил одни краски и делал ярче другие, придавая им новые оттенки. Страна продолжала жить. Машина медленно покатилась; Корт отстегнул пояс и погасил светящуюся надпись над дверцей кабины. У Корта было время, и он посмотрел наружу, сквозь двойное стекло окошка.

Красная почва, желтый песок и белые строения. Песок, асфальт и много камня, а над всем этим обшитая деревом диспетчерская башня. Казалось, изменения здесь происходили так медленно, что их было не заметно; свет был обманчив. Разбитый автобус-ховер доставил Корта к распахнувшимся створкам двери из дымчатого стекла сантиметровой толщины; бронзовая дверная рукоятка двери воспроизводила герб города. Над дверью висела вывеска "Интернационалы".

Корт показал пропуск, затем долго прождал, сидя на чемодане и нервничая, отрицательно ответил на вопрос служащего таможни и подошел к выключателю информатора.

- Мое имя Хуан д. Корт, - сказал он стюардессе. - Вот моя индентификационная карточка. Для меня должны оставить автоматический ключ.

Красивая девушка с каштановыми волосами заглянула в ящик, достала пакетик и, улыбнувшись, протянула его через пульт Корту.

- Пожалуйста, ключ.

- Спасибо, - ответил Корт.

Выудив ключ из конверта, он скомкал упаковку, хорошо прицелился, бросил ее в урну, надел солнечные очки и вышел. Свет солнца и жара обрушились на него, словно лавина. Корт быстро направился к месту стоянки, пытаясь между длинными рядами оставленных машин найти служебный глайдер Психоаналитической станции. Это был "остин-цезарь" песчаного цвета, который он обнаружил в последнем ряду. Он затолкал в него чемодан, сбросил пиджак и сел за управление. Казалось, что кожа сидения кипела внутри.

На мгновение он подумал о волнах прибоя, потом покачал головой и поднял машину вверх. Загудел ионный двигатель.

- Потом...- пробормотал Корт.

Глайдер поднялся на пятнадцать сантиметров, повернулся на месте и осторожно направился к выходу со стоянки. После этого Корт увеличил скорость и влился в движение на обрамленном тополями шоссе.

Год назад Корт не видел здесь ничего, кроме дорожных рабочих. Тяжелый "остин" мчался по шоссе к запруженной машинами Кастеллдефельс восьмирядной авеню. Машина с эмблемой T.I быстро нагнала и обогнала его; Корт подумал и увеличил скорость, поехав так же быстро, как и она. На протяжении девяти километров он ехал так, а потом покинул общий поток. Нажатие кнопки - и стальная крыша сложилась, боковое стекло исчезло в дверце. Корт зажег сигарету и высунул наружу левую руку. Он нагнал тяжелый "СЕАТ" на воздушной подущке, обогнал его и поехал дальше. Мимо пролетали пинии, невероятно корявые сливы и кипарисы. На полях работали зеленые аграрные роботы.

Кастеллдефельс. Корт миновал два перекрестка и только потом уменьшил скорость. Дорога на Ситгес извивалась вдоль берега, как змея; мужчина улучшил свой рекорд последних лет на две секунды. Тяжелый глайдер выл на поворотах, а Корт радовался, как маленький мальчик. Слева находилось море, справа вверх поднималась обработанная скала.

Вильяфранка - 18 километров. Корт обогнул щит; между Ситгесом и Вильяфранкой, на дикой горной дороге из Каньеласа, находился "Холм сломленных душ". Корт лишь условно оценивал богатство души, ибо для него это была только одна из девяти систем, координатором которых был он, состоя на службе в Империи. Задачей этих девяти станций был поиск в данной местности идиотов.

Были ли это просто станции? Для Корта это было нечто большее, поэтому он радовался, что снова оказался здесь. Он, словно гонщик, вылетел из последнего, семьдесят шестого поворота, резко затормозил и остановил "Цезаря" возле белой машины скорой помощи. Турбина сбавила обороты и остановилась. Корт вышел из машины.

Перед ним находилась станция, окруженная четырехметровым забором из колючей проволоки, находящейся под высоким напряжением. На горном склоне тянулись пять рядов по десять маленьких бунгало, окруженные жилыми блоками. В каждом домике можно было разместить десять кретинов. Там жили невротики, эпилептики, дебилы всех степеней от четвертой до двадцать второй, монголоидные идиоты в послеоперационном периоде, неврастеники, кретины, психопаты и всевозможные их комбинации различных возрастов - не было только уродов.

- Конкурс Хомо Сапиенс, - пробормотал Корт; он уже знал об этом. Найроби, Стамбул, Бангкок.

Корт взял чемодан и пошел к энергетическому барьеру. Возле него стоял кирпичный домик охраны. Уже здесь чужак получал соответствующее впечатление. Исидоро не заметил прибытия; Корт уставился в окошко. Карлик сидел на своем особом стуле, держа сигару между зубов искусственных челюстей, подперев их кулаком. Потом губы его открылись, он обнажил зубы и зажег сигару. Корт постучал в окошко.

Исидоро поднял взгляд, широко улыбнулся, и стекло окна скользнуло в прорезь мраморной стены.

- Вы уже тут, координатор? - спросил он.

- Нет, - ответил Корт. - Это мое второе, лучшее я.

Исидоро Грилмайер сполз со стула, открыл дверь во двор, подковылял ближе, отпер маленькую дверцу.

- Дама, конечно, не ждет вас.

Челюсти были, разумеется, ненастоящими и выговор нечетким.

Корт кивнул и вошел на территорию станции.

- Что нового, Исидоро? - спросил он.

- Что вы понимаете под новым, сеньор?

- Новости и вещи, сильно отличающиеся от нормальных.

- Ничего нового, - ответил карлик.- Все по-старому.

Корт остановился и посмотрел на солнце. Звезда, словно гигантский диск из латуни, погрузилась в Средиземное море. Небо мгновенно приобрело прозрачный фиолетовый оттенок. Где-то играла музыка. Корт нагнулся к Грилмайеру. Тот недоверчиво посмотрел на него и почесал горб.

- Исидоро, друг мой, - сказал вполголоса Корт, - вы должны оказать мне любезность. Закажите столик в Ла Кабана-Клубе в Ситгёсе, заправьте "равер" и не сообщайте об этом Даме. И сегодня ночью вы не должны петь под моим окном. Ясно?

Лицо Исидоро осветилось.

- Si, - ответил он.- Я все сделаю для вас.

- Я должен быть здесь свободен.

- Тогда я должен переставить вашу постель, координатор!

- Если хотите - пожалуйста. Мой ключ?

Исидоро подал ему примитивный железный ключ, поковылял в свою каптерку, взял телефонную трубку и заговорил в нее приглушенным голосом.

Ничего не изменилось. Струя воды поднималась отвесно вверх и рассеивалась над лужайкой. Все растения были ухожены, где-то кто-то пел под гитару. Корт болезненно улыбнулся, прошел по каменному полу зала и по винтовой лестнице поднялся наверх. Войдя в свою комнату, он запер дверь и встал под душ. Четверть часа спустя Корт постучал в дверь другой комнаты, гитара смолкла, и голос произнес:

- Входите!

Прихожая за дверью была ярко освещена, и виднелся обтянутый зеленой материей шкаф. Корт повернул направо. Найвес Вандрелл, сидевшая между жилой комнатой и террасой, встала и прислонила гитару к стене. Корт остановился у двери комнаты и сказал:

- ... Любовь моя, цвет зеленый. Зеленого ветра всплески. Зеленый парусник в море...[Федерико Гарсиа Лорка "Сомнамбулический романс" (перевод А. Гелескула).]

- Почему ты не дошел до конца? Я люблю Лорку.

Она была более чем удивлена.

- Ты? Лично Хуан д. Корт?

- Ты очень удивлена, Найвес? - спросил он.

- Да. Я ожидала тебя только завтра.

- Все прошло без задержки, было как и запланировано. Вчера утром я прибыл из Найроби в Ден Хасег, день пробыл на процессе, а после обеда отправился сюда.

Он подошел к ней, взял ее руку. Найвес слегка прижалась к нему.

- Как давно ты здесь?

- Девять дней. У меня отпуск.

- Я специально установила приемник. Рено, как я думаю, откроет тайну.

Он кивнул.

-.Да. Но сегодня не будем говорить о работе - я здесь исключительно по личным делам. Очень личным.

- У тебя есть личная жизнь?

- Конечно, - улыбнулся он. - Насколько я тебя знаю, у тебя в холодильнике находится два литра сангрии. Это верно?

- Абсолютно, - подтвердила она, высвободив руку, и прошла на крошечную кухоньку. Корт любил сангрию. Красное вино, фрукты и коинтро, смешанные в надлежащей пропорции, образовывали великолепный напиток для усталого путника.

Корт вытащил старый трубчатый столик на террасу, поставил два кожаных кресла и закурил. Вернулась Найвес с коричневым кувшином и двум стаканами в руках; из кувшина высовывалась лимонная корка. Сангрия полилась в стаканы.

- За нас, - сказал Корт, и Найвес кивнула. Он одним глотком опустошил стакан. - Я должен тебе сказать, что сегодня заказал для нас обоих столик в Ситгесе, в Ла Кабана-Клубе. Этим будет выполнен ритуал наших вечерних прогулок.

- Это очень любезно и позволяет мне надеяться на многие часы приятного времяпрепровождения, - произнесла женщина. Он улыбнулся, глядя в разгоряченное лицо, предложил сигарету и закурил сам.

- Твоя наивность освежает, как стакан сангрии, - сказал он и указал на быстро темнеющее небо. Показались отдельные звезды, а на горизонте, над морем, пылала ярко-красная полоса.

- Кому же мне тогда верить? - спросила Найвес.

- Спасибо, - ответил он. - Я предлагаю одеться и спуститься вниз. Заседание завтра будет нелегким. Я жажду принять ванну.

- Разумеется, - кивнула она.

Двумя часами позже они сидели в плетеных креслах, смотрели на море и ели сэндвичи. Из динамика доносилась музыка, и Корт откинулся назад. Он освежился купанием, и мозг его снова работал так же точно и быстро, как и всегда. Подводя итоги, Корт смотрел на Найвес, чей ясный профиль вырисовывался на фоне темно-голубого моря с рассеянными по нему огнями рыбачьих лодок. Все это было взаимосвязано, хрустальный дворец в Гааге и слушание дела, около двадцати потерянных звездных кораблей и женщина с синими волосами, рыцарь Божу и Корт, Найвес и "Холм сломленных душ". Поток излился в море; это море было Вселенной, слишком большой, слишком темной и слишком тихой для людей. Вселенная наказывала людей сумасшествием за то, что Земля основала колонии далеко вовне.

Корт взял руку Найвес, поднес к губам.

- Однажды все это кончится, - сказал он. - Путешествия и все. Я жду этого мгновения.

Найвес удивленно подняла брови

- Я не понимаю, - сказала она.

- В свое время я объясню это, - пообещал он.

Корт, который всю жизнь сохранял определенную позицию между собой и многими вещами, испытывал благоговение к некоторым из них, хотя редко показывал это; он был более чем просто холодным талантом. На Системе, которую он контролировал, некоторые вещи не подходили, так как противоречили порядку, как его представлял Хуан д. Корт. Можно ли будет восстановить порядок в ближайшие годы? Он этрго не знал, но надеялся.

Пока Корт, накрытый простыней, вытянувшись лежал в кровати, во дворе выл и охал Исидоро Грилмаер. Он крутил ручку древней шарманки, звуковой тон и такт которой гармонировали с романсом Гарсиа Лорки, исполняемым Исидором. Было пыткой слушать его, но эта песня заряжала калеку жизненной силой на целый месяц. Наконец привратник замолчал. Корт взял походный будильник, поднес его к лицу и сказал:

- Шесть часов.

Корт постепенно уснул, и сон его был омрачен картинками из книги, называющейся "Звездные полеты": взрывающиеся корабли, умирающие пилоты, ласково улыбающиеся сумасшедшие, прекрасная, как у тореро, сетка на лице рыцаря. Долгий зуммер разбудил его в шесть часов.

Когда вошел и сел последний, двадцать четвертый ученый, Корт встал, слегка поклонился и сказал:

- Дамы и господа, я надеюсь, что ежегодный контроль пройдет очень быстро. Я приветствую вас и благодарю от имени Совета. Отдел Психологии Земной Империи выражает вам признательность за то, что вы сделали и продолжаете делать.

Тихий гул согласия был ему ответом. Здесь присутствовали ученые Холмов. Они сидели в помещении группового обучения последнего класса. Сложные приборы были укрыты или убраны, во всяком случае, из сложной техники мало что было видно.

- Сегодня утром я получил книги, но не успел даже бегло посмотреть их, - продолжил Корт, - и был удивлен безупречным введением к этим книгам. Понадобилось предоставить дотации. В ближайшую неделю мы переведем необходимую сумму на следующий год.

Замершая Найвес улыбнулась, так как знала, что Корт сделал в этой ситуации все, что было в его силах. Ее взгляд скользнул по лицам психологов, терапевтов и воспитателей, ненадолго задержавшись на белом лакированном роботе, контролировавшем нейроаппаратуру, и потом остановился на узком черепе координатора. Корт поднял руку.

- К предлагаемым расчетам, - сказал он, - вам понадобится большая сумма, меньшая или такая же?

- Нам понадобится на четверть миллиона больше, потому что нужна обучающая аппаратура для последних классов. Как мы знаем, управляющие системы изменились.

Корт кивнул инструктору и быстро ответил:

- Новые игровые машины уже созданы. - Он заглянул в свои записи. - Вы получите экземпляр ровно через четырнадцать дней.

- Очень хорошо.

- На станции, по моим подсчетам, находится в настоящее время четыреста человек. Это так?

- Ровно четыреста, - ответила Найвес.

- Сколько человек прибыло в этом году?

- Сорок пять. Но один, несмотря на все наши старания, умер, значит, сорок четыре.

- И они, - спросил Корт, - в первую очередь абсолютно пригодны для нашего учреждения?

Ему ответил другой ученый.

- Мы должны установить отклонения от нормы двух десятилетий дебилов; их сознание становится слишком широким. По опыту известно, что их интеллект с возрастом уменьшается. Игры, развивающие интеллект, нужно ликвидировать и заменить игрой мысли. Во всяком случае, наши прогнозы до сих пор оказывались весьма неплохими.

- Вы правы, - ответил Корт, не заглядывая в свои записи, - до сих пор ошибка в прогнозах составляла меньше одного процента.

Он снова повернулся к Найвес, руководящей этой станцией.

- Сколько полностью обученных учеников может выпустить станция в этом году?

- В ближайшее время мы заканчиваем обучение сорока человек.

Корт удивленно поднял брови.

- Сорока?

- Да, - кивнула Найвес, - и все мужского пола - слабоумных женщин подозрительно мало - в возрасте от двадцати двух до двадцати четырех лет. Коэффициент интеллекта между двадцатью четырьмя и тридцатью двумя. Три невротика, два искусственных монголоида, восемнадцать...

- Спасибо!- устало махнул рукой Корт.

Спустя некоторое время он сложил перед собой листы бумаги, закрыл папку.

- Горько, конечно,- сказал он, - что у сотрудников психологической службы нет никакого другого задания, кроме как искать по всему миру слабоумных детей и душевнобольных со здоровым телом.

Мы делаем это, потому что мы разочарованы и у нас не осталось выбора. Если бы общественность узнала, для каких целей нам нужны наши подзащитные, поднялась бы целая буря протестов. И эта буря начнется через несколько часов - судья Рено де Божу объявит долго ожидаемый приговор. Насколько мне известно, убитый был отсюда?

Найвес молча кивнула.

- Мы нашли Альваро четырехлетним ребенком, - сказала она, - цыганом из Манчи. Это было еще до меня, но его освобождение три года назад происходило под моим наблюдением. Он был обученным идиотом.

- Все мы знаем больше, чем общественность, - продолжил Корт, - и постоянно находим ученых, которые добровольно присоединяются к нам. И все в порядке. Только мне кажется, что аварии происходят слишком часто, поэтому привлекают слишком много внимания. И я должен это изменить, потому что лучше Координатора никто не сможет это сделать. Благодарю вас.

Один из ученых поднял руку.

- Можно вопрос, Координатор?

-Да?

- Вам лично, синьор Корт. Что значит маленькое "д" перед вашим именем?

Корт рассмеялся.

- Пожалуйста, оставьте мне эту маленькую тайну, - сказал он.

- Если вас удовлетворит такое сообщение, то "д" - это "дикарь", Хуан, "дикарь" Корт - звучит не очень-то, верно?

- Ладно, - возразил терапевт, - хотя это, конечно, неправда.

- Совершенно верно, - ответил, улыбаясь, Корт. - А сейчас совершим обход. Я хочу начать свой отпуск.

Они пошли, осматривая аппаратуру и помещение. Обычно здесь находились слабоумные дети до двух лет, родители которых в большинстве своем были рады избавиться от них и добровольно отдали сюда. Существовали десять классов одаренности, в рамках которых пытались вложить в дебилов и психопатов строго ограниченный минимум способностей и технических знаний; бесчисленные спецустройства, разработанные техниками Империи специально для этой цели, помогали людям.

Десять классов и более сорока детей. Процесс был медленным и качественным. Мир сознательного восприятия у этих детей был слишком мал, это так. Сначала они учились говорить и писать.

Их словарный запас ограничивался шестьюстами словами. Если мозг ребенка не подчинялся требованиям, использовались нейтроновые индикаторы. Так на протяжении двадцати лет, полных трудов, загаженные, воняющие, беспомощные комки плоти превращались в здоровых, пышущих силой мужчин, которые получали воспитание детей Благородных; только использовались другие знаки.

Витаминное питание... гимнастические упражнения, обучение общей, и специальной механике движений... солнечные ванны и спорт. Молодые люди из последнего класса были в состоянии поставить рекорды во многих дисциплинах, но не могли отличить звезду от лампочки накаливания. В их мире не было звезд, не было космических кораблей, не было стихов Лорки; только безбрежная пустыня, ограниченная отдельными незыблемо взращенными островками знаний и сведений.

- Здесь размещается класс "А", - сказала Найвес.

Роботы-няньки, андроиды, облицованные пенорезиной и снабженные искусственными женскими признаками, с убивающей душу неутомимостью заботились о малышах.

Впечатление: белые кровати, пестрые игрушки из гибкой пластмассы. Яркие краски, свет и аромат чистоты. Дети здесь были собраны из всех концов континента, маленькие, худенькие существа, нуждающиеся в непрерывной заботе. В их глазах не было заметно никаких признаков разума. Они были большими, круглыми и слепыми, как илистый пруд. "Как цветные стаканчики из-под молока", подумалось Корту. Он видел это почти каждый день и больше не пугался.

- Класс "Б", - сказала возле него Найвес.

Пятилетние, шестилетние, ползающие между ног роботов, встающие, падающие на мягкий ковер и что-то лопочущие. Чего здесь не было, так это рева, а дети этого возраста часто ревели. Здесь было относительно тихо, и казалось, все звуки были заглушены толстыми занавесками.

Так было и дальше... ступень за ступенью. Крытые проходы вели из здания в здание, оконные рамы из гибкого материала, повсюду натянутые невидимые сетки. И внимательные глаза роботов видели все.

Возьми нечто, что еще не является человеком, но уже и не животное, что стоит на промежуточной ступени, хотя это и трудно заметить, посмотри на него, и обнаружишь отсутствие огня Прометея - и ты испугаешься, потому что это нечто похоже на человека меньше, чем робот.

Сострадание! Совершенно ошибочно. Сострадание означает, что существо обладает способностью страдать. Но это не так. Здесь все есть. Все, чтобы сделать из ошибки природы вполне удовлетворительного человека. Нет, не человека, странное двуполое существо, парящее между мирами. Дух его, как крышка стола, - чистая доска. Только то, что в течение двадцати лет было закреплено на этой доске, можно рассматривать как существующее. Все, что находилось за пределами этой доски, - не существовало. Этого не было, этого нельзя было даже представить. Границы сознания были слишком малы и узки, но порядок на этой доске был образцовым.

В конце концов некоторые из самых талантливых людей Империи уже семьдесят пять лет работали над этим, и за все это время надежды людей не были обмануты. Большая часть прогресса стала теперь возможной потому, что были эти двадцатилетние мускулистые тупицы.

Хомо Сапиенс напрягал мускулы, чтобы сделать следующий шаг в Галактику, чтобы распространиться среди звезд. И когда он хотел идти, приходил слабоумный, брал его на руки и нес.

Корт усмехнулся. Голос Найвес оторвал его от размышлений.

- Здесь наш класс "С".

Один тренер мог тренировать сорок подростков. Корт уже пятнадцать лет координировал эти станции и каждый раз удивлялся этому.

- Фантастика! - пробормотал он.

На одной из спортивных площадок полукругом стояли сорок загорелых юношей. Они все без исключения были выше метра семидесяти ростом. Коротко подстриженные волосы, белые зубы, фигуры молодого тореро. Они смотрели на маленькую группу с Кортом в центре и дисциплинированно молчали. Найвес держалась на заднем плане.

- Еще восемь месяцев, потом они нас покинут.

На молодых людях были длинные брюки и специальные сапоги из искусственной кожи, которые они будут носить все оставшиеся недели. Широкие пояса с магнитными пряжками поддерживали брюки, а над ними блестели обнаженные торсы.

- Все в порядке, - сказал Корт и повернулся. - Идемте. - Но прежде чем покинуть группу. Корт пожал руку ее руководителю. Господа, я поражен, сказал он. - Я давно уже знаю эти станции,

но меня всегда захватывает картина последнего класса. Я считаю, что вы тоже частично удовлетворены этим прогрессом. Или я ошибаюсь?

- Нет, - ответил один из нейротехников, - вы не ошибаетесь, Координатор. Мне только жаль, что мы не можем поговорить с ... нашей продукцией лет через десять.

- Здесь я могу дать вам только один ответ, который вынужден давать каждый раз: попытайтесь войти в положение одного из этих людей - потом. Этого достаточно?

Техник медленно кивнул.

- Я полностью сознаю это, - ответил он. - Но, несмотря на это, чувствую некоторое неудобство. И сообщения, получаемые время от времени от людей Внешней службы...

В долю секунды Корт превратился в человека, отдающего приказы и не привыкшего выслушивать возражения.

- Эти сообщения представляют из себя максимум предупредительности, и я предупреждаю каждого, занимающегося личными исследованиями и так или иначе влияющего на ход вещей. До сих пор было выслано сорок психологов. Довольно суровые приговоры были вынесены быстро. Я заклинаю вас, в ваших же собственных интересах, никогда не делать ничего подобного. Мы заметим это и нанесем удар, - потом совершенно другим голосом: - Люди, разве вам недостаточно того, что мы сделали здесь? Разве недостаточно того, что Земля пожинает плоды новых станций? Этого должно быть достаточно.

Техник опустил голову.

- Вы правы. Координатор, - произнес он и медленно направился к жилому корпусу.

Корт взял руку женщины и сжал ее пальцы. Потом он расслабился и почти неслышно произнес:

- А мы сядем в одну из машин и куда-нибудь уедем с двумя небольшими чемоданами. Туда, где есть солнце и песок... и ты.

- Хуан, - почти испуганно произнесла она, - ты меня пугаешь!

- Я замерз. У меня совсем нет желания и дальше вести эту утонченную игру. Я буквально тоскую по кому-нибудь, у кого есть несломленная душа. Так едем?

- Да, - тихо ответила она. - Едем - и быстрее.

Полчаса спустя "цезарь" свернул на побережье.

Ноугэра прогудел:

- ... не было ни песка, ни моря, ни соленых вод, ни Земли внизу, ни неба вверху, ни травы - одна пустота.

Потом он протянул руку, сравнивая цифры второго ряда чисел, мигающие в глазах угловатого Лица перед ним, и нажал на рычаг. Один. из глаз дружески подмигнул, еще раз загорелся красным и погас.

- Хорошо, - сказал теплый голос.

Прозвенел маленький колокольчик. На лбу Лица появились цветные линии, означающие, что Ногуэра должен нажать еще один рычаг, чтобы что-нибудь произошло.

- ... с юга Солнце, Луны товарищ, касающееся правой рукой края неба;

Строки из "Эдды" были остатками уроков литературы, которые когда-то посещал этот человек. Время между играми он заполнял тем, что восстанавливал воспоминания в своем мозгу; ему нравилось слушать звук своего низкого голоса в шарообразном помещении. Лицо перед ним, на самом деле являющееся сложным полуприборомполуроботом, играло с ним в игру, которую он любил.

Внезапно он заметил отсутствие Лица, очарование которого сохранил в своих воспоминаниях, - белый предмет, округлый, мягкий и хорошо пахнущий. Он знал также его название: робот. Игра продолжалась... продолжалась уже пятнадцать дней.

Ногуэра откинулся назад, рассматривая бесчисленные точки вокруг себя и думая о линиях. Эти тонкие линии связывали точки друг с другом в прочную сеть, ведя другие линии от одной точки до другой, освобождались и меняли положение; это было забавно и красиво.

- Семнадцать, - произнес низкий и полный теплоты голос, донесшийся из овального отверстия Лица под мостиком из светящихся линий. Семнадцать - это было число Большой Игры.

- Да, - ответил Ногуэра и повернул один рычажок. На носу Лица появилась черная точка, ползущая вверх по линии. Двадцатипятилетний парень в удобном кресле хихикнул.

- Солнце не знает чертогов их звезд... - сказал он.

- Ты голоден?

- Нет, няня, - ответил парень, - они выбрали имена для Ночи и Новой Луны.

- Точно. Восемнадцать, - голос мягко усмехнулся Ногуэре. На этот раз все было серьезно; человек несколько раз подержал себя за мочку уха и сконструировал спираль. Круглое окошко осветилось, и появилось игровое поле, в центре которого возник пестрый шар, покрытый золотыми, зелеными и синими клочками вуали. По мере того как гибкие, смуглые пальцы Ногуэры с помощью двух верньеров создавали линии, спираль расширялась, окружив шар и захватив его словно следами быстрых огоньков.

- Хорошо, - сказало Лицо. - Девятнадцать.

Левая рука передвинула рычаг вперед. Звуковая гамма стала громче, колеблясь от высоких нот к низким, и наоборот. Когда прозвучал последний звук, все окошки вокруг Ногуэры засветились.

- Яркие, чистые, - сказал он, - ... утро и полдень.

Ассоциации ползли по нервным путям, вызывая слабое чувство: жажду.

- Я хочу пить! - произнес человек.

Голос ответил медленно и очень настойчиво.

- Пока еще рано. Мы должны закончить игру. Это займет около часа.

- Час - слишком долго, - Ногуэра заплакал, и слезы побежали из его огромных глаз.

- Не плачь, - стала утешать его машина. - Продолжим игру. Двадцать.

В глаза мужчины ударил яркий свет.

- Ха, стало еще светлее, - хихикнув, сказал он и правой рукой перевел еще один рычаг, на верхнем конце которого был белый шарик, в длинной щели до одной из отметок. Там, слегка щелкнув, рычаг остановился. На четырехугольном светящемся поле образовалось ухо Лица, побежали цифры: 8...6...5...3...1,3.

Когда появилась последняя цифра, Ногуэра нажатием кнопки остановил хоровод цифр. Он не мог поступить иначе, потому что, вопервых, все другие манипуляции были блокированы, а во-вторых, это просто была Большая Игра. До сих пор он всегда выигрывал. Как часто? Он покопался в своей памяти; тридцать четыре - один раз Лицо выиграло у него. Но сразу же после этого он снова начал выигрывать. Так же часто.

- Сумерки и вечер время отмеряют.

Ногуэра уже давно сидел в шарообразном помещении, диаметром в три раза превосходившем его рост. Он спал в кресле, откидывающемся назад и превращавшемся в постель после того, как красный цвет стен сменялся стерильной белизной. Душ и туалет находились возле шкафа с пестрой одеждой, и Лицо давало ему все, что нужно: беседу, пищу и музыку. Игра длилась двадцать шесть ходов. Каждый ход назначался Лицом. Потом было произведено несколько переключений, каждое из которых вызвало определенную реакцию. До сих пор зеленая лампочка выигрыша всегда вспыхивала на стороне человека, а не Лица. Между отдельными ходами иногда проходило много времен.

- Ногуэра, - донеслось изо рта Лица, - теперь ты должен обратить внимание на точки. Это относится к правилам.

Огромное окно, прозрачное полушарие над головой мужчины, изменило свой цвет. Стало темно. В темноте блестели многочисленные точки разных цветов. Их было не сосчитать. У Ногуэры болела голова, когда он их видел, и он отвел взгляд.

- Посмотри еще раз, Ногуэра! - мгновенно раздался голос Лица.

- Не хочу.

- Это входит в игру!

- Слишком много!

- Ты должен это сделать!

Он снова посмотрел на точки, которые собрались в определенные группки, но линии их не связывали. За ними были видны нечеткие предметы, напоминающие свернутые тряпки. Прямо перед его глазами, на светящемся белым перекрестье нитей, находился переливающийся шарик. Головная боль усилилась. Что-то потянуло за одну из нитей, натянутых в псевдовакууме его мозга. Струна заколебалась. Голова человека еще находилась под светящимися глазами, которые уставились на него. Он захныкал.

- Нет! - в отчаянии воскликнул он. - Больно!

Клик! Механизм затемнил окно, и привычная полутьма с множеством мерцающих цветных точек снова заполнила шарообразную кабину, в которой находился Ногуэра. Но шар все еще был перед ним, и он начал неясно сознавать, что шар этот останется здесь до конца Большой Игры. В прямоугольном окошке появилась успокаивающая картина, и боль словно выдуло. Ногуэра провел нервными пальцами по коротко остриженным волосам, потом стал следить за светящимися сигналами, вспыхивающими перед ним на большом экране.

- Двадцать три, - произнес наконец голос.

Лицо перед ним состояло из глаз, под которыми находился овальный рот, венок разноцветных огоньков окружен плоскостью, из которой выступали два больших уха. И все это жило, непрерывно двигалось, было веселым и возбуждающим, поэтому Ногуэра не знал ничего более прекрасного, чем Большая Игра. Но были ли тут слова?

- Двадцать три... Двадцать три! - в голове четко прослушивалось настойчивое напоминание.

Пестрая игра красок- прямоугольный узор извилистых форм выстраивалась на игровом поле. У него появилось чувство, что шар вертится вокруг оси, но, возможно, это было не так. Шар перед ним распухал.

- Двадцать четыре.

Шар рос и рос; скоро он заполнил все окошки, перетек через его боковые стороны- изгиб поверхности остался и стал заметно четким. Было жаль, что узор поблек и сократился. Внезапно засветилось вторре окошко, в котором появилась поперечная черта, а под ней цветная линия, косо пересекающая черту. Появились цифры. Соответствие! Когда линии совпали, на стороне Ногуэры вспыхнула зеленая лампочка. Выигрыш! Затем над линиями появился круг, возле которого по светло-серому полю окошка медленно ползла точка, которую нужно было ввести в круг.

- Двадцать пять.

Он взялся еще раз за рычаг, который мог свободно двигаться во всех направлениях. Когда он двигал этот рычаг, точка тоже двигалась. Ногуэра безошибочно направил точку к кругу. Она приблизилась... подошла еще ближе, а потом, перед самой линией, круто пошла вверх. Рука двинулась, перенеся импульс на рычаг, который передал его механизму; прибор перед Ногуэрой зло загудел. Точка упала отвесно вниз, коснулась круга и пошла дальше. Мужчина отчаянно пытался переместить точку в круг.

- Двадцать пять... Ты невнимателен.

У Ногуэры не было чувства времени, но это продолжалось до тех пор, пока он не осознал, что, по-видимому, эта игра проиграна. Приборы вокруг него яростно гудели. Точка все еще двигалась по параболе вокруг круга, но в него не попадала.

- Двадцать шесть - конец игры! - сказал рот, зеленая лампочка вспыхнула на другой стороне.

Ногуэра, зная, что следующую игру он снова выиграет, обрадовался сну и еде, которые ожидали его. Он нажал на одну из кнопок. Тяжелые предметы навалились на его тело, вжимая в податливый материал причудливо светившегося кресла, пока в правом углу Лица двигались две разноцветные ленты. Он повернул вправо один из переключателей и, как только треугольные метки соприкоснулись остриями, нажал на другую кнопку. После этого все огоньки погасли, а за спиной сиденья вспыхнула световая лента, наполнившая шарообразное помещение приятным, мягким, желтоватым светом.

- Конец, - сказал голос. - Сидите на месте.

Широкие пластиковые ленты выскользнули из продолговатых щелей на подлокотниках и прижали предплечья мужчины к креслу.

То же произошло с голенями и грудной клеткой. Потом словно насекомое укусило его во внутреннюю часть бедра, и по телу Ногуэры разлилась усталость. Он опустил голову и захрапел.

Сильный удар сотряс шарообразное помещение, и Ногуэра мгновенно проснулся. Он заметил, что что-то произошло, но что, он так никоща и не узнал. Большая Игра закончилась.

В семи тысячах километрах от единственного космопорта планеты с серо-голубого неба Техедора упал С 10. Стальное копье, блеснув в свете солнца, рухнуло вниз, на мгновение застыло на столбе пламени двигателей, и уж потом амортизаторы ткнулись в песок пустыни. Посыпались обрывки жести; вверх взлетели куски раскаленной обшивки. Потом взвыл химический двигатель.

Балансируя на трех столбах пламени, пронзив воздух, в сторону отлетел шар диаметром около шести метров. Полукибернетические сенсорные устройства засекли положение почвы; громко взревели дюзы. Плавно, словно перышко, шар опустился вблизи рощи голубых олив. Тишина, прерванная на сорок шесть секунд, снова воцарилась над ландшафтом. Песок осел, запылив стальной шар. С 10 совершил посадку.

Эта посадка, совершенная Ногуэрой, была его тридцать пятой посадкой. Тридцать четыре раза он выигрывал игру, но на этот раз он не справился с двадцать пятым ходом. И эта ошибка должна стать роковой.

Чудовищный шар пылающего золота плыл над оливковыми вершинами. Сучковатые стволы фильтровали свет Альфарда, распределяли его и отбрасывали длинные тени на бухту. Здесь река делала изгиб, и вода застаивалась. Солнечные лучи преломлялись, попадая на ее поверхность. Танцующие тени и сверкающие зайчики смешивались на потолке жилого вагончика. Анжанет открыла глаза. Провела рукой по волосам и скрестила руки над головой. Туман сна постепенно уходил, и день пробуждался к жизни. На искусственном озере лопались пузыри; на потолке роились калейдоскопические цвета: золото, серебро и другие краски расходились, потом сливались вместе и снова рассеивались. Анжанет любила эти тихие утренние часы. Щелкнул выключатель тихая музыка планетного радио наполнила помещение. Женщина была одна. В радиусе пятидесяти километров здесь не было больше ни одного человеческого существа.

Анжанет отбросила одеяло, встала и почистила зубы, потом надела купальник и побежала вниз, к реке. Она дважды проплыла от одного берега к другому, затем обтерлась огромным полотенцем, натянула выстиранные брюки, сунула ноги в туфли на тонкой подошве и застегнула короткую рубашку.

- Теперь можно начинать, - пробормотала она, сварила кофе, приготовила завтрак и убрала жилой вагончик.

Две машины-вагончика были специально изготовлены для Педагогической службы Земной империи; один вагончик служил для жилья, а другой - в качестве учебного класса. Анжанет преподавала двадцати четырем ребятишкам поселенцев, которые на протяжении четырех планетных месяцев каждое утро прибывали сюда верхом или на ховерах.

Анжанет вытерла стол и начала катать ссфайру по стенной полке взад и вперед. Она все еще хотела спать, поэтому подняла пластмассовые жалюзи на солнечной стороне, включила уборщик. Вся пыль была поднята в воздух в одно мгновение, но заработавшая турбина сильным потоком выгнала ее наружу. Занятия продлятся еще один месяц, потом все уроки будут записаны на мнемоленты. Двадцать четыре ученика частично обучались по программе, что сберегало время и ускоряло обучение.

Анжанет посмотрела на свои наручные часы - модель для пилотов, подаренная одним из друзей по школе еще до того, как она прибыла сюда. Земля - как она далеко отсюда... более чем в десяти годах.

Классную комнату, техническую игру можно было разместить на площадке десять на десять метров; за три часа внутри устанавливались все парты и стулья, сделанные из вставляемых друг в друга металлических трубок. Анжанет проверила ленты в обучающих автоматах, вспомнила прошлый материал и нашла, что все было в порядке; она уселась в тени на стул и закурила. Из жилого помещения вагончика донеслось звонкое гудение, потом вылетел двадцатиметровый хвост ссфайры и уцепился за пучок травы - за ним последовал шар с насечкой. Он помчался к воде над песком, используя в качестве руля хвост.

- Малыши могут приходить, - вполголоса произнесла Анжанет, моргая от солнца. Столбик раскаленного пепла сигареты упал в водяной фильтр, зашипел и погас, а сигарета полетела на песок. Вдали, на фоне стального неба, обозначились полотнища песка: первый ученик. Сюда мчался Гаспар Роблес. Он подвел глайдер вплотную к Анжанет, выпрыгнул из-под пузыря двухместной кабины и пробежал несколько метров по направлению к лестнице. Там он споткнулся, но Анжанет подхватила его.

- Что случилось, Гаспар?

Парнишка, шестнадцатилетний сын владельца ранчо, тяжело дышал и был очень возбужден. Он сглотнул, вытер рот и сказал:

- Мадам... там, в пяти километрах, находится шар. Возле него стоит корабль. Я открыл шар, а там, прямо у выхода, человек. Он лежит в белом кресле словно мертвый.

- Ты фантазируешь, Гаспар. Вчерашний фильм...

Юный ранчеро покраснел, отчаянно покачал головой и произнес:

- Нет, мадам, на самом деле, нет! Этот корабль и шар возле него действительно существуют.

- Гм, - произнесла Анжанет. - И больше никаких следов?

- Никаких. Все пусто.

- Мы должны поехать туда, Гаспар. У тебя достаточно горючего?

- Да, - поспешно кивнул юноша, - вчера папа заправил машину.

Анжанет побежала в жилой вагончик, схватила медицинскую сумку и увидела, как юноша направляет машину к порогу. Женщина по сходням поднялась в классную комнату и магнитным карандашом написала что-то на доске. Графитовый порошок сконцентрировался на следах магнитного карандаша.

"Класс! Я скоро вернусь. Пожалуйста, оставайтесь на месте и просмотрите вчерашнее задание. Никаких глупостей!"

Анжанет села на узкое сиденье возле Гаспара и кивнула. Турбина взревела, машина поднялась и повернулась тупым плексикуполом на север. Ховер был похож на примитивный вертолет с одной несущей плоскостью сзади и малокомфортабельный, зато скорость имел около двухсот километров в час, а грузоподъемность около полтонны. Оставляя позади себя хвост песка, усеянная дырами платформа понеслась прочь; Гаспар хотел показать, как великолепно повинуется ему машина. Юный Роблес, один из синеволосых парней, почти на голову выше Анжанет, чувствовал себя прекрасно. Он находил жизнь великолепной и наслаждался ею - а школа была одной из неизбежных неприятностей. Гаспар держал машину в двадцати сантиметрах над поверхностью пустыни, объехал могучую стальную колонну космического корабля и остановился возле бледно-голубого шара. Дюзы двигателя и хромированные опоры были холодными, когда Анжанет коснулась их, чтобы заглянуть внутрь шара.

Космический пилот! Солнце жгло спину Анжанет, и она отступила в сторону, чтобы лучше видеть. Справа он нее зияла открытая круглая дверь, через которую лучи солнца освещали белое кресло, вытянувшаяся фигура в кресле походила на загорелую статую Праксителя. Анжанет отступила на несколько шагов назад, чтобы все обдумать, и при этом ее взгляд упал на красную надпись на наружной стороне двери. Это были слова на галаксрноме, языке космонавтов.

"Внимание! Содержимое этого шара - собственность Империи. Эту дверь открывать только в случае серьезной необходимости. Пилота не допрашивать и не уводить.

О необходимости немедленно сообщить в близлежащий космопорт или в находящееся поблизости учреждение Империи.

Любая кража будет строго наказана. Осторожно: легкая радиоактивность.

Земн. Имп. Межзв. Прав."

Анжанет молчала, пока Гаспар возле-нее не спросил:

- Что же нам делать? - Он тоже прочел надпись.

- Я не знаю.

Гаспар озабоченно произнес:

- Космопорт находится более чем в семи тысячах километров отсюда, и ховер не преодолеет такого расстояния. У вас есть передатчик, мадам?

Анжанет покачала головой.

- Нет. Месяц назад его у меня забрал Рэнделл; Но мы не можем из-за этого запрета оставить его лежать здесь. Он умрет от голода если только еще жив.

- Еще жив?

- Сначала я установлю это.

Женщина забралась внутрь, сорвала магнитные ленты застежки серебряной рубашки и приложила ухо к груди мужчины. Сердце билось как у спящего.

- Он только спит, - сказала Анжанет.

- Но он же пристегнут, мадам, - беспомощно возразил Гаспар, указывая на широкие пластиковые пояса вокруг рук, ног и области живота.

В конце концов на цоколе кресла они обнаружили приклепанную табличку. Желтые буквы на галаксономе гласили:

"Чтобы освободить пояса безопасности, нужно передвинуть переключатель "С6", потом повернуть штурвальчик "А2" влево до отказа".

При помощи юноши, нашедшего рычажки, Анжанет удалила пояса, потом остановилась, задумавшись, и наконец сказала:

- Что здесь всегда запрещено - пока мы не уведомили об этом власти, так это позволить умереть человеку от голода или жажды или позволить задушить его дикой ссфайре. Мы погрузим его на твой ховер и отвезем к жилому вагончику. Мы сможем его вытащить?

- Конечно, мадам, - поспешно ответил Гаспар.

- Хорошо. Тогда начнем.

Они вытащили пилота из кресла, протащили через люк и погрузили на платформу ховера. Анжанет внезапно охватило странное чувство; на серо-синем утреннем небе неожиданно появился светлосерый туман. Десять лет назад у нее уже было такое чувство, и она его боялась. Когда она должна была распрощаться с Университетом и уйти из... Но это было очень давно.

Как только из песка выступили очертания обоих вагончиков и возле лаугха появились припаркованные глаидеры, Анжанет успокоилась. Здесь она снова оказалась в знакомой обстановке. Позвав других юношей, она вытащила находящегося без сознания пилота в жилой вагончик и положила на постель. Мужчина все еще спал, и Анжанет предположила, что кровь его насыщена снотворным. На груди серебристой рубашки, возле, расстегнутой магнитной пряжки, была прикреплена крошечная пластиковая метка, на которой значились имя и опознавательный код:

Ногуэра, А.Б. 17-26: 2031784.

Анжанет отправила учеников в другой вагончик и посмотрела на спящего. Это, несомненно, был один из самых привлекательных мужчин, которых приходилось видеть Анжанет. Кожа его была смуглой, волосы и брови черными, а длинные ресницы окаймляли сомкнутые веки. Пилот выглядел очень мужественным, но его лицо не было лицом двадцатипятилетнего мужчины примерно так оценила его возраст Анжанет, - оно оказалось лишь незавершенным наброском, словно исходная модель еще до того, как художник закончил последние тонкости.

- Ногуэра - человек без лица, - пробормотала Анжанет, закрыла легкую металлическую дверь, вышла наружу и пошла к классному помещению. Там она оборвала дискуссию между парнями и девушками и, объяснив все в нескольких словах, начала урок. Работали они восемь часов без перерыва, затем были ежедневные уроки при помощи обучающих машин, а также обсуждение сообщенных вчера фактов и сведений, обобщение их и повторение пройденного. Закончив урок, Анжанет дала домашнее задание и попрощалась с учениками.

- У кого-нибудь есть на ферме передатчик? - спросила учительница.

- Нет, мадам, - разом ответили несколько учеников, - мы все улаживаем через Курьера Империи, который регулярно нас посещает. Анжанет подняла руку и попросила еще немного подождать.

- Внимание, - сказала она, - спросите дома, как можно сообщить правительству Империи о происшедшем. Тому, кто принесет лучшее предложение, не придется делать домашнее задание.

- Мы сделаем это, мадам.

Класс разъехался. Машины с гуденьем умчались,-поднимая песчаные облака возле отверстий двигателей. Лаугхи испуганно вскакивали. Это были невероятно худые, но выносливые конеобразные местные млекопитающие, которые уже в течение тысячелетий населяли пустынные области планеты и позволяли себя приучать, хотя это было довольно трудно. Они использовались в качестве ездовых животных. Дети сидели в специальных сидениях с высокими спинками, а на боках животных были прикреплены тяжелые подсумки. Почти каждый ученик имел для своей защиты ручную ссфайру, устроившуюся на луке седла. Минуту спустя осталось только облако песка.

Анжанет осталась один на один со своей проблемой.

Не каждое молчание наполнено неизвестными опасностями - это было так. Альфард опустился за большую дюну по эту сторону реки, и все вокруг заполнил медный свет. Он лег на предметы внутри жилого вагончика, и создалось впечатление, что несчастье расползалось словно туман. Анжанет почувствовала, как кожа на ее спине стянулась, и пристально посмотрела на Ногуэру.

Он просыпался очень медленно. Сначала замигали темные глаза, потом их взгляд стал твердым и упал на лицо женщины.

- Няня - пить! - сказал Ногуэра.

Анжанет взяла стакан, стоящий на столе, и наполнила его холодным фруктовым соком из холодильника. Затем она осторожно села на край кровати и поднесла стакан к губам пилота. Когда она убрала руку, стакан был пуст.

- Что случилось? - спросил Ногуэра и медленно выпрямился.

Он оперся на руки и осмотрелся, словно не узнавал окружающее.

- Ваш корабль совершил посадку в семи тысячах километрах от космопорта, в пустыне Техедора. Пилотская кабина была отстрелена; один из моих учеников нашел вас, и мы перевезли вас сюда.

Ногуэра озадаченно заморгал и посмотрел в глаза Анжанет.

- Корабль? Ты не няня, не робот?

- Я Анжанет, - ответила учительница.

- АН. .. жа... нет? Это новая игра?

Шок от несчастного случая, подумала женщина. Она оставалась сидеть, посмотрела в странно пустые глаза пилота и медленно произнесла:

- Нет, это не игра; это смертельно серьезно. Вы сбились с курса, а я вас нашла. У вас где-то болит?

- Нет, - ответил Ногуэра. - Я много знаю, я вижу далеко: Посланник Судьбы...

- Это из "Эдды"... что это должно значить?

- Я проиграл Большую Игру. Точка не вошла в круг. Но в следующий раз я выиграю.

Анжанет покачала головой, ничего не понимая, потом коснулась плеча пилота и стала жать на него до тех пор, пока мужчина снова не лег. Прикосновение, вероятно, пробудило рефлекс, так как загорелая рука мужчины схватила пальцы Анжанет и крепко сжала их жестом ребенка, который чего-то боится.

- Послушайте же! - снова начала женщина.

-Да?

Она озадаченно спросила себя, что здесь происходит, так как они говорили, не слушая друг друга. Казалось очевидным, что мужчина не понимал, что она пытается ему объяснить. Он говорил на галаксономе с почти незаметным незнакомым акцентом. Было также очевидно, что она не понимает, что он имеет в виду. Что такое Большая Игра?

- Кто вы? - спросила Анжанет.

- Я - соперник Лица.

- Что такре Лицо? - спросила она.

- Лицо - это Лицо. Оно говорит со мной, дает пищу, дает мне еду и питье, дает задания, играет со мной в Большую Игру.

- Что такое Большая Игра?

Анжанст ясно видела, что мужчина перед ней пытается понять вопрос и ответить на него. Чего она не знала, так это того, что он каждый вопрос должен воспринимать как нечто, имеющее отношение к игре.

- Большая Игра... это... Игра. Я один на один с Лицом, и мы играем.

- А кто выигрывает?

- Всегда я, а последнюю игру я проиграл.

Теперь женщина, кажется, поняла, о чем здесь идет речь, в общих чертах. Очевидно, для пилота звездный перелет был занимательной беседой во время длинного путешествия, а партнером его было "Лицо". Анжанет решила, что это было нечто вроде очень сложного механизма управления, о функционировании и внешнем виде которого она не имела ни малейшего представления.

- Почему вы цитируете "Эдду"? - спросила она.

- Цити... рую? Что это такое?

Она сдалась. Бедный парень, подумала Анжанет, ты мчишься во Вселенной один на один со своей машиной, и у тебя, естественно, возникают затруднения с контактами, когда ты покидаешь корабль. Женщина решила списать все промахи на трудности контакта.

- Послушайте... - начала она. - Вы здесь, у меня, - она осторожно подбирала слова, которые должны быть в самом скудном словарном запасе, не представляя, как была близка к истине. - Вас забрали из корабля. Я сообщу о вас начальству, но это, вероятно, будет не скоро, а пока вы можете оставаться здесь. Спрашивайте, если чего-то не знаете. Я сделаю все, чтобы связаться с начальством. У вас здесь достаточно еды и всего остального, так что не беспокойтесь. Меня посещают лишь раз в месяц. Вы меня понимаете?

Ногуэра кивнул и заплакал.

- Нет, - сказал он, всхлипывая, - ты не няня.

Анжанет показалось, что она вот-вот впадет в истерику, и силой воли заставила себя успокоиться. В конце концов именно от учительницы скорее всего можно было ожидать решения этойпроблемы. Она встала и медленно раскурила сигарету. Мужчина наблюдал за ней, словно пойманный зверь, следя своими огромными глазами за каждым ее движением. Быстро темнело, и Анжанет нажала на одну кнопку. Тончайшая энергетическая решетка для защиты от насекомых опустилась на большое окно, и зажегся свет.

"Проблема действительно сложнее, чем я думала, - решила она.

- Пилот кажется явно беспомощным, когда находится вне корабля, до отказа набитого механизмами. Я должна как можно быстрее связаться с одним из Курьеров Империи или сообщить об этом администрации". Она вспомнила предупреждения и запреты на внешней стороне люка шара и поняла, что они были обоснованны.

- Вы не голодны? - спросила она, поколебавшись.

Пилот поспешно кивнул и ответил:

- Да, голод. Да.

Анжанет бросила сигарету сквозь энергетический занавес, и она, вспыхнув, упала наружу на песок обугленными останками. После этого Анжанет повернула переключатель маленькой печки и поставила на нее кастрюли.

- Сейчас я что-нибудь приготовлю, - сказала женщина, на что Ногуэра тупо кивнул.

Через полчаса на столе уже стояли тарелки и стаканы, рядом лежали вилки и ложки.

- Идемте, - пригласила Анжанет и села за стол.

Ногуэра осторожно встал с постели, повернулся и тяжело опустился на стул. Пока они ели, женщина наблюдала за каждым движением пилота, словно хотела собрать побольше фактов и быстрее разгадать загадку. Мужчина сидел на стуле, выпрямившись, и пользовался ложкой и вилкой хотя и умело, но медленно - словно эти жесты и движения были результатом двадцатилетней тренировки.

- Вам нравится еда? - внезапно спросила Анжанет.

Ногуэра испуганно выронил вилку и скривил лицо, как будто собирался снова заплакать, но потом нагнулся и поднял вилку.

- Есть хорошо, - произнес он глухо и нечетко.

Мужчина этот представлял для Анжанет все большую загадку. С одной стороны, в его движениях была уверенность взрослого человека, а с другой стороны, в некоторых вещах он был беспомощен, как ребенок. У него отсутствовала координация. Кроме того, Анжанет боялась смотреть в его карие глаза, потому что ей казалось, что взгляд их парализует ее. К этому присоединялся и второй фактор: воздействие Ногуэры как мужчины, которое было почти непреодолимо. Анжанет было двадцать восемь лет, но это не означало, что она могла оставаться спокойной, когда два человека вынуждены находиться рядом друг с другом в абсолютном одиночестве. Она старалась не показывать своей нервозности, которая захлестывала ее каждый раз, когда она думала об этом, и все же была глубоко обеспокоена.

Увидев, что тарелки и стаканы опустели, она убрала посуду.

- Вы хотите еще чего-нибудь поесть или выпить, мистер Ногуэра? спросила она, откинувшись назад, чтобы закурить сигарету. Зажигалка лежала в центре стола, но мужчина не сделал ни единого движения, чтобы передать ее ей, и женщина, незаметно пожав плечами, зажгла сигарету.

- Сыт, - спасибо, няня, - сказал Ногуэра и пристально посмотрел на нее.

- Вы устали? - спросила она.

- Я хочу спать, - ответил он.

Диалог, который они вели, напоминал Анжанет абсурдистскую пьесу или разговор пациентов сумасшедшего дома. Она кивнула.

- Послушайте, - заговорила она.- Во-первых, вы не должны называть меня няней - меня зовут Анжанет, во-вторых, теперь я буду обращаться к тебе на "ты", поскольку для тебя это, очевидно, не имеет никакой разницы, а в-третьих, ты можешь спать здесь. Я же переночую в спальном мешке в классной комнате. Ясно?

Он пристально уставился на нее, но ничего не сказал.

- Ты... меня понял?

- Я хочу спать! - ответил он, кивая.

- Боже мой! - в отчаянии сказала она, воздев глаза. - Что за чушь! Ты слабоумный?

- Ногуэра!

- Разумеется, - пробормотала она и встала.

Анжанет забрала из стенного шкафа спальный мешок, пенорезиновый матрасик, защитную сетку и положила все это на верхнюю ступеньку маленькой лестницы. Потом она указала на кровать и вполголоса произнесла:

- Здесь ты можешь спать!

Он кивнул, очевидно, на этот раз поняв. Она повернулась и сдвинула в сторону узкую дверь, за которой был виден белый санузел. - Здесь туалет, объяснила Анжанет. - Ясно?

-Ясно!

Она удовлетворенно кивнула и сказала:

- Спокойной ночи, Ногуэра. Выключатель света вон там.

Кнопка... проклятье! Ты, как пилот, можешь нажать кнопку, не так ли?

- Я хочу спать!

Он снова уставился на нее, и она заметила, что он о чем-то напряженно размышляет. Каковы эти мысли, Анжанет не могла угадать, несмотря на все свое знание психологии. Она вышла наружу и в задумчивости остановилась возле вагончика. Потом, обогнув классное помещение, она положила матрасик на песок между стеной и опорой, расправила спальный мешок и повесила сетку на крючки. В это мгновение она проклинала себя и педагогическое управление, которое не снабдило эти передвижные школы серийными передатчиками, а дало лишь аварийные сигнальные ракеты.

Это было решение! Она прошла в класс, выдвинула ящик и взяла ракеты, после чего открыла крышку трубы пусковой установки.

- Надеюсь, ее кто-нибудь увидит, - пробормотала она про себя и ударила своим маленьким кулачком по пусковой кнопке. Заряд взорвался, и огненный луч поднял ракету высоко в воздух. Она поднялась на полтора километра и разорвалась; вспыхнула далеко видимая красная молния, потом возник огненный шар, горевший секунду.

Пусковую установку покинула вторая ракета, и над пустыней взошло миниатюрное голубое солнце, погасшее ровно через восемь секунд.

Успокоившись еще больше, Анжанет спустилась к реке и разделась; напряжение от плавания дало выход скопившейся энергии и принесло разрядку. Когда женщина устало забралась в спальный мешок и закурила последнею сигарету, на небе показались звезды и бледная луна Техедора. Женщина заснула беспокойным сном, полным зловещего кошмара.

Но от необычного звука Анжанет внезапно проснулась.

После пяти часов сна - обычное время на космических кораблях - Ногуэра проснулся с точностью кварцевых часов. Он открыл глаза, обнаружив темноту, тишину и одиночество. Не было Лица. Не было Большой Игры.

Он пробормотал:

- С Волком несчетные мчатся чудовища: Билейтпра брат направляет их рать.

Внезапно он хихикнул. Те немногие мысли, которые могли возникнуть в пустом черепе, перевернулись, откатились в прошлое, задолго до начала большой Игры. Тогда тоже было пусто, как и сейчас. Так же, как и сейчас. И было только одно: робот-нянька. Она выглядела примерно так же, как и он сам, только кожа ее была белой, мягкой, а не жесткой, как у мужчины, с которым он играл. Мягкая нянька. И она была специально для него. Всегда. Она говорила с ним теплым, низким голосом, когда он плакал, всегда утешала, когда у него что-нибудь не ладилось. Теперь этого больше не было. Большая Игра закончилась... Он проиграл, и теперь у него все отберут. Ногуэра скорчился под легким, как перышко, одеялом, сунул голову под подушку и заплакал. Через некоторое время подушка стала мокрой.

- Няня? - жалобно позвал он. Никто не вошел, никто не ответил, никто не стал играть с ним, и внезапно он почувствовал себя покинутым. Но тут же был голос няни!.. Где? Внезапно у него заболела голова, и в нем проснулось незнакомое до этого чувство. Темный голос, словно удар по натянутой коже барабана, сказал ему, хотя и не очень четко, что это чувство было чувством власти и забвения, поиска защиты, тепла и утешающего голоса - чувство, которое было так же старо, как и само человечество.

- Няня! - снова крикнул он, но нечетко, потому что плакал, и тихо, потому что боялся беззвучной, лишенной света темноты, которая была совершенно иной, чем та темнота, которую знал и любил.

Он начал зябнуть, потому что одеяло незаметно соскользнуло с его тела.

- Няня!

Непонятные языковые понятия составлялись и формировались в извивающуюся змею. Измененный мозг Ногуэры считывал эти понятия и принимал импульсы. От него что-то требовали - а наградой будет исчезновение одиночества, боли в голове и чужого ощущения в теле.

-Няня!

Белая, как няня, которая сегодня тебя кормила и чьи пальцы ты держал.

- Вырвался волк...

С голосом, светлым, теплым, как у доброй няни тогда...

Ногуэра встал, не замечая, что тело его дрожит от холода, -который не шел снаружи. Потом волна обжигающей жары промчалась через его тело; рот и горло пересохло. Дико и настойчиво запульсировала на шее артерия. Требовательно!

- Няня! - всхлипнул он.

Атавистический импульс, глубоко укоренившийся в подсознании, наследие непредставимой древности, пробил себе путь. Слабоумный становился мужчиной. Внезапно в его мозгу оборвалась какая-то нить. Жуткая боль опрокинула Ногуэру, заставляя потерять сознание. Мускулистое загорелое тело перекатилось через стол и осталось лежать неподвижно. Когда через некоторое время пурпурный туман посветлел - исчезло давление на зрительные нервы Ногуэра пополз к двери.

- Узы расторгнуты... вырвался волк...

Белая, как эта няня. Там спокойствие. Словно темное животное, Ногуэра прополз по металлическому полу, перекувыркнулся, скатившись по ступеням, и тяжело зашагал по тяжелому песку. Огромный волк трусил дальше. Плача, он обошел жилой вагончик, пролез под лестницей, больно оцарапав спину, потом прополз вдоль опоры и добрался до сетки от насекомых. Мощный толчок отбросил его на песок, и он упал возле фигуры няни на пенорезиновом матрасике. Когда Анжанет проснулась с придушенным криком и повернула голову, взгляд ее уперся прямо в слепые глаза мужчины. По его коже бежали серебристые капли.

- Няня! - всхлипнул он.

Женщине захотелось одновременно вскочить, убежать и закричать, но она не могла даже пошевелиться; ее парализовало от охватившего страха.

- Няня!

Руки его схватили ткань спального мешка и разорвали, как бумагу. Потом одна рука коснулась лица Анжанет, провела по нему и легла на плечо.

- Мягкая-белая... Няня! - выдохнул мужчина.

Женщина словно окаменела и не могла пошевелиться, даже если бы хотела. Ее охватило то же желание, какое двигало Ногуэрой, и хриплый стон вырвался из ее горла. Ногуэра стал спокойнее, а возбужденное дыхание тише. Он все еще искал няньку своего детства, искал защиты и тепла. Грохот в его черепе перекрыл все звуки и разогнал все мысли. Ногуэра наконец нашел то, что искал.

Он нашел тепло и убежище; руки гладили его, и чувство бесконечного одиночества исчезло. Казалось, что это были теплые руки робота-няньки, которые с мягкой настойчивостью обнимали и удерживали его. Ногуэра забыл о боли и пустоте.

- Няня! - медленно произнес он. Выделяя каждый звук.

Молчание... Бледная луна над пустыней, казалось, лопнула.

Природа действовала по своим собственным законам, которые более абсолютны и стары, чем любое другое право. Сон сморил мужчину и женщину. Они нашли друг друга, хотя и не искали.

Ночь прошла быстро, и лучи света, упали сквозь ветвистые кроны олив на водное зеркало, залив своим отражением оба вагончика.

Проснувшись, Анжанет увидела мужчину и закричала, а он улыбнулся.

- Боже мой! - беззвучно прошептала Анжанет. - Как это могло произойти?

Он ничего не ответил и продолжал улыбаться.

- Что сказал твой отец, Гаспар? - спросила Анжанет.

- Фермеры этой местности ожидают Курьера Империи только через два месяца, а у нас на ферме передатчика нет.

Анжанет молча кивнула.

- Кто-нибудь знает дорогу? - спросила она.

- Нет.

Ракеты тоже никто не заметил, потому что они взорвались в то время, когда там, наверху, еще были лучи солнца. Обе ракеты были потеряны. Несколько фермеров предложили забрать пилота, сказав, что у них всегда найдется место для крепкого работника. Ноникто не мог посоветовать, как быстрее сообщить о нем властям Империи; здесь не было даже почтовых голубей.

- Я благодарю ваших родителей, но, вероятно, оставлю пилота у себя до тех пор, пока его не заберет поисковая команда, потому что посадку должны были зарегистрировать.

Уроки продолжались. Четыре часа спустя моторы ховеров взревели и забурчали ездовые животные - ученики разъехались. Анжанет и Ногуэра снова остались одни. Положение, сложившееся между ними, было двусмысленным и опасным.

- Мне приготовить что-нибудь? Ты, вероятно, голоден? - спросила женщина.

Он открыл глаза, улыбнулся, как рептилия, и молча посмотрел на Анжанет долгим взглядом. Еще вчера этот мужчина был беспомощным, а теперь одна дверца его разума открылась. Глаза его, видя окружающие предметы, идентифицировали их. Женщина тоже была включена в их число.

- Да, няня, - тихо сказал он и снова улыбнулся.

Он посмотрел на нее, заметил падающие на плечи волосы, цвета которых он не знал, увидел зеленые, широко расставленные глаза и тело, очертания которого подчеркивали холщовая рубашка и стираные штаны. Няня никогда не выглядела так; тогда... вчера ночью.

- Голод, няня, - сказал он.

Анжанет стала хлопотать у очага, ощущая, как глаза мужчины ощупывают ее. Появилось чувство неудобства, и ощущение страха усилилось. Работа помогала ей направлять мысли в другую сторону, но когда она снова повернулась, чтобы накрыть маленький столик, чувство неуверенности вновь вернулось к ней.

- Прибора для бритья у меня, конечно, нет, Ногуэра, - сказала Анжанет и слегка улыбнулась.

Выражение лица мужчины не изменилось. Менее чем за двадцать четыре часа его дух совершил два скачка. Один привел его к точке, до которой он добирался четыре тысячи дней: материальность предметов, очертаний, контуров и содержимого,"степень плотности вещей", как это говорили окружающие его люди, и он отметил для себя эти кажущиеся бессмысленными слова.

Он - Ногуэра! Он среди прочего обнаружил тогда очертания первой белой няньки и ее утешающее присутствие, когда он больше не понимал окружающий его мир.

Второй прыжок вознес его высоко вверх. Он помог ему начать понимать самого себя: исследовательское путешествие внутрь своего сильного тела и изучение его функций. Ногуэра чувствовал смутно и схематично, как его разум, словно подрастающий ребенок, ощупывал вещи и постепенно охватывал их контуры. То, что оставалось, погружалось в неосознанную массу мыслей и ощущений. Но в то же время это было постижимо и осязаемо. Это можно было сравнить с инстинктами животных. Ногуэра не знал, почему, но узнал, что он делает что-то - и чувствовал последствия этого. Казалось, что Большая Игра продолжается, только у него появился новый партнер. Это доставляло большое удовольствие. Ногуэра даже представить себе не мог, какой смертельной может быть для него эта игра.

Его "разум" не допускал такого представления.

- Это великолепно, няня, - пробормотал он, указывая на накрытый стол.

Анжанет кивнула и села напротив него. Ногуэра взял ложку в правую руку, несколько секунд подумал, потом заменил ее вилкой в левой руке и начал есть.

- Вкусно? - спросила она.

-Да.

Он ел молча, сконцентрировавшись, словно в это мгновение ничего другого не знал. Все, что от него ожидали, он делал с молчаливой сосредоточенностью. Его жизнь была игрой. Ногуэра наполовину опустошил стакан и, рассмеявшись, выплеснул остатки в лицо Анжанет.

- Няня! - сказал мужчина.

Анжанет отпрянула, пораженно заморгала и размахнулась. Удар отбросил голову пилота назад, пальцы оставили отпечатки на его коже.

Стул опрокинулся, и Ногуэра, упав, ударился о пластиковую раму кровати. В падении он потащил за собой скатерть. Посуда упала и покатилась по гладкому полу; Анжанет вскочила и закричала:

- Ты, идиот, - что это тебе пришло в голову?

Ногуэра рассмеялся и встал. Он потер болевшее бедро и направился к женщине. Анжанет отступила, протянула руку назад и нащупала дверной косяк. Одним прыжком женщина оказалась снаружи, на песке. Возле нее зашипела ссфайра, расправила хвост и хлестнула им воздух. АнжанеТ щелкнула пальцами, и животное покатилось прочь, издавая чистый, громкий свист. На песке остался след. Анжанет отбежала метров на десять, вытерла лицо рубашкой и задумалась. Что же произошло?

Она не понимала реакций мужчины. Сначала смущение, потом внезапное понимание - ночью, - а затем действия, в которых отсутствовала всякая логика. Ногуэра вышел из двери, увидел женщину и побежал к ней. Анжанет свернула налево, потом в другом направлении и снова побежала. Внутренний голос сказал ей, что Ногуэра теперь опасен. Она ничего не знала: Ногуэра был наказан и бежал к няне, чтобы та утешила его. Он бежал за Анжанет, которая ударилась в паническое бегство.

Метров через двести Ногуэра догнал ее и схватил за руку. Она сжала кулаки.

- Ты чудовище... - всхлипнула она, пытаясь вырваться от болезненной хватки его жестких пальцев. - Почему ты выплеснул сок мне в лицо?

- Игра доставляет мне удовольствие, - с нажимом ответил Ногуэра и улыбнулся.

- А что теперь? - спросила она опасливо, зная, что у него хватит силы, чтобы убить ее. Она испугалась и задрожала.

- Сначала наказание, теперь утешь меня... няня! - ответил Ногуэра.

Ее испугала последовательность этих слов. Анжанет искала отговорку, путь уклониться, и наконец спросила,

- Как же мне тебя утешить, Ногуэра?

- Няня знает, как утешить, - всхлипывая, ответил он, отпустил ее руки, обнял и повалил на песок. Обхватив колени, мужчина зарыдал, тело его лихорадочно вздрагивало.

Анжанет почувствовала, что ускользнула из рук смерти, и начала такими же движениями гладить его волосы. Так продолжалось минут двадцать. Все это время Ногуэра лежал у ее ног и рыдал, как упрямый ребенок, которого побили. Ей показалось, что на миллиметр приоткрылась дверь, за которой находятся все объяснения. Этот мужчина в некоторых областях своей жизни был ребенок, находящийся на пути взросления. Его действияна восемь десятых были действиями неразумного ребенка, а остальные - действиями мужчины. Только где был мужчина, а где - ребенок? Анжанет поняла, что никто не сможет предугадать его реакции. Было возможно все; было возможно, что она убьет его при помощи ссфайры или он ее задушит.

Дверь перед ее внутренним взором снова закрылась.

В эти двадцать дней Анжанет едва сохраняла самообладание, а хуже всего - она почти потеряла самоуважение. Чувство самооценки, которое известно каждому самому жалкому созданию космоса, исчезло для Анжанет. Это было ужасно. В последующие недели она забыла многое, но не эти три сцены, прочно отпечатавшиеся в ее сознании.

Это произошло на вторую ночь. Психологи называют это "пограничным состоянием". Анжанет находилась в глубокой раздвоенности. С одной стороны, ей хотелось находиться от Ногуэры как можно дальше, но с другой стороны, она стремилась к его сильному телу всеми фибрами души.

Это привело к тому, что женщина легла в своем спальном мешке на берегу реки, под оливами, метрах в двухстах от обоих вагончиков. Она видела, как Ногуэра погасил свет в жилом вагончике.

Внезапно воцарилась тишина. Диск луны поднялся выше, где-то громко и настойчиво свистела ссфайра. Анжанет почувствовала, как к ней тоже возвращается спокойствие.

- Боже мой, - тихо сказала она самой себе, - почему сюда случайно не зайдет кто-нибудь? Почему, когда кого-нибудь ждут, никто никогда не приходит?

Никогда никто не приходит, когда в нем нуждаются, -это вторая сторона неписаного закона. Первая гласит, что станешь сильным только тогда, когда победишь слабости - свои и других. Собственно, она должна это знать, она знает это, но не хочет признать элементарной истины.

Ночью она отдалась Ногуэре, одному из его непредсказуемых желаний.

На этой мысли она заснула.

В двухстах метрах внизу по реке на водопой пришел табун лаугхов; несколько животных вслед за вожаком перешли реку вброд и теперь паслись на противоположном берегу. Слепые рыбы выпрыгивали из воды, зеркало лагуны разрывалось и образовывало беспечные круги, в которых переливался лунный свет. Звезды спирального рукава Галактики выплыли на небо и застыли над пустыней. Снова раздался свист ссфайры. Анжанет ничего не слышала. Около полуночи она проснулась и, дрожа, поднялась. Ей одновременно хотелось бежать и оказаться рядом с Ногуэрой. Было еще не слишком поздно. Все же разум победил. Хотя в ее сознании одновременно проснулись опасения и другие взаимоисключающие друг друга чувства, Анжанет торопливо оделась и спряталась в тени синих олив. Сердце ее дико билось.

Пилот искал ее. Ночь была теплой, на нем была его серебристая рубашка и тесно облегающие брюки. Он быстро прошел от жилого вагончика вниз, к воде, и остановился, осматриваясь. Затем, решив поискать вниз по течению реки, он направился к укрытию Анжанет.

Она еще глубже втиснулась в тень синих олив. Мужчина, ища, медленно подходил ближе; Анжанет видела на его щеках слезы, блестевшие в лунном свете. Наконец Ногуэра остановился, увидев покинутый лагерь. Он присел на корточки и ощупал песок вокруг. Увидев следы ног, он встал и пошел прямо к дереву, за которым стояла Анжанет. Она снова попыталась уклониться от него и с развевающимися волосами побежала назад, к бухте, к влажной полосе песка между водой и пустыней.

Ногуэра бросился следом и через несколько секунд настиг ее. Анжанет одним рывком вырвалась, повернулась и побежала. На секунду на небритом лице пилота появилась недоверчивая улыбка, потом он громко засмеялся и снова догнал ее.

Она уперлась в него, отчаянно отбиваясь, а он смеялся. Только когда ее маленький кулачок больно ударил его в солнечное сплетение, он перестал смеяться и жалобно всхлипнул:

- Няня, утешь.

Она не могла пошевелиться. Он так адски больно стиснул ее предплечья, что из ее глаз побежали слезы. Ногуэра положил голову на ее плечо. Вес мужчины грозил опрокинуть ее.

- Прекрати! - произнесла она в отчаянии. - Оставь меня, чудовище! добавила она дико и злобно.

Он снова жалобно всхлипнул:

-Утешь!

Он просто упал, обхватил ее босые лодыжки и вздохнул.

Ее отчаяние сменилось состраданием, и она присела, чтобы погладить его по голове. Рыдания его стали тише, потом внезапно прекратились. У него снова была нянька, и он, глубоко вдохнув, снова почувствовал ее. И снова прежнее чувство охватило Анжанет. Пока сухие пальцы мужчины ласкали ей шею, она почувствовала, что что-то не дает ей защититься - а скорее, ей больше этого не хотелось. Бледный диск луны, казалось, снова лопнул.

В своей одинокой борьбе с собой и обстоятельствами, Анжанет только через шесть дней вспомнила о том, что у нее есть аптечка, в которой имелось несколько пузырьков с барбитуратами.

После этого она каждый вечер подмешивала в питье пилота по четыре таблетки и теперь могла спать без всяких происшествий, но страх перед ночной охотой, заканчивающейся всегда одним и тем же, сменили другие мысли.

Что скажет Рэнделл, который прибудет сюда только через тридцать дней? Какова будет реакция властей Империи? Какие законы она нарушила и каково будет наказание? Ее начали мучить сомнения.

За восемь дней до того, как тяжелый вертолет Рэнделла совершил посадку, Анжанет выбросила последний пустой пузырек. Теперь Ногуэра снова будет просыпаться ночью и охотиться за ней. Так это и случилось.

Второй эпизод этого темного, полного ужаса сна, был другого рода.

Последний пузырек был пуст...

Вечером Анжанет выбежала наружу и направилась вниз, к реке.

Там она нашла защищенное место и легла под солнцем. Она задремала на несколько минут, а когда проснулась, почувствовала запах водяных растений, но оставалась лежать, в тысячный раз обдумывая свое положение, которое было, по ее мнению, очень скверным.

Взгляд в зеркало сказал ей, что это не осталось бесследным.

Лицо, которое смотрело на нее из зеркала, больше не было лицом Анжанет, какой она была двадцать дней назад: веселым, свободным, полным радостного спокойствия - это химера. На нее смотрело бледное лицо с запавшими глазами, с глубокими тенями под веками и жуткими морщинами вокруг носа и рта. Весь этот кошмар дополняли растрепанные волосы. Анжанет была более чем испугана и задумалась... Но придумать ничего не смогла. Она убежала сюда от себя самой.

Учеников поразили непостоянство и нервозность учительницы, но они только благовоспитанно удивлялись и ничего не говорили. Только слабые остатки чувства ответственности удерживали Анжанет от того, чтобы не поехать с одним из учеников на ферму его родителей и не оставить Ногуэру там до прибытия Рэнделла.

Она подняла руку и нашла подтверждение того, что боится; пальцы рук дрожали. Она находилась на грани нервного срыва и чувствовала себя так, словно ее выбросили и оставили лежать.

Она быстрыми гребками выплыла на середину бухты, откинула назад голову так, что волосы сплелись позади нее, и занавес водяных капелек взметнулся вверх. Потом она нырнула.

Когда она снова появилась на поверхности и глубоко вдохнула воздух, то увидела Ногуэру, который в то же мгновение заметил ее. Она не заметила, как они устремились в центр маленькой бухточки. Анжанет обернулась и сильно оттолкнулась. Мужчина нырнул; она увидела, как его голова на мгновение появилась над водой, затем блеснули его длинные серебристые брюки. Потом она почувствовала, как руки Ногуэры сомкнулись вокруг ее лодыжек. Он снова нырнул и потянул за собой ее. Ногуэра был превосходным пловцом. Анжанет дико отбивалась, пытаясь освободиться, изогнулась над водой и выдохнула воздух. Она почувствовала, как смертельный страх охватывает ее.

Отпустив женщину, Ногуэра непринужденно, словно щука, изогнулся вверх в элегантном движении, пробил поверхность воды и подождал, пока она не вынырнет.

- Мы играем - точно! - булькнул он.

Чтобы освободиться, она отбилась руками приемом "удар бабочки", однако, прежде чем успеть набрать достаточно воздуха, Ногуэра снова нырнул и потащил ее за собой. Казалось, это была игра сверхмужественных людей; она была почти смертельной. Анжанет показалось, что она должна умереть. Кровь, в которой отсутствовал кислород, вяло текла по артерии, а сердце билось как сумасшедшее. Но за секунду до того, как потерять сознание, женщина снова вынырнула.

Игра продолжалась около десяти минут. Внезапно Ногуэра потерял к ней всякий интерес,нырнул, опустив руки женщины, и поплыл прочь. Она коснулась дна, из чистого инстинкта самосохранения оттолкнулась и снова вынырнула. Воздух наполнил ее легкие, а перед глазами завращались светло- и темно-красные круги и спирали. Анжанет удалось лечь на спину и поплыть к берегу; потом она сама не могла объяснить, как это сделала. На коленях и локтях она поползла по .песку, но в конце концов и они подломились. Когда туман перед глазами рассеялся, она поняла, что находится перед лицом смерти гораздо ближе, чем когда-либо прежде.

Возле нее присел улыбающийся Ногуэра, и она с отвращением закрыла глаза.

- Няня!.. - услышала она голос.

Сознание покинуло ее, голова завалилась на бок, и мокрый песок прилип к ее коже. Ногуэра заботливо и осторожно стал гладить ее руки. От этого она очнулась и сквозь ночь потащилась к жилому вагончику. Ногуэра шел сзади и улыбался. На берегу свистнула ссфайра.

Анжанет добралась до ступенек, кое-как вскарабкалась по ним и опустила рычаг. Моторы взвизгнули и закрыли жилой вагончик; стальные плиты легли на окна и двери. Индукционное поле включилось самостоятельно. Женщина почувствовала себя более чем жалкой. Снаружи пилот молотил кулаками по стальным плитам, а Анжанет вытащила из ящика полотенце, вытерлась и оделась. После этого она опустилась на кровать и подумала о том, чем все же это может кончиться. Она преисполнилась остатками той ледяной решимости, которая или позволяет человеку подняться над самим собой, или губит его.

Кончить со страданием! Тот кретин снаружи или проголодается, или его раздавит какая-нибудь ссфайра, подумала она. Выбор один; или я, или он должны сдаться на милость другого.

Тем временем Ногуэра стоял перед закрытым вагончиком, не понимая, почему нянька убежала от него; ведь он же только играл с ней; так же, как тогда, десять лет назад...

Устав, он упал на песок и просто заснул. Вскоре после падения в его мозгу повернулся ключик, открывший большую дверь. Но та дверь, за которой Ногуэру ждало знание, захлопнулась и больше не открывалась. Только пилот этого, конечно, не знал.

Последние дни были настоящим духовным наказанием. Анжанет как-то удалось продержаться эти дни. Мысль об облаке пыли, в котором Рэнделл посадил свой тяжелый вертолет, была единственной силой, которая поддерживала ее. Днями она, полностью сконцентрировавшись, работала с детьми, а в последний вечер выписывала им документы об окднчании обучения. Теперь сыновья и дочери ранчеро были достаточно вооружены знаниями, чтобы вести жизнь пионеров.

Если кто-нибудь из них захочет продолжить обучение, он должен будет ехать в Техедор-Сити или лететь на Землю; земная педагогическая служба завершила работу здесь. В последний раз, вспугнув лаугхов, взметнулись облака песка, поднятые потоками воздуха, и вдали стихли радостные крики. Воцарилась тишина - последняя ночь на этом месте. Последняя ночь с Ногуэрой. Анжанет, смотрясь в зеркало, не узнавала саму себя; ей казалось, что она видит там свою мать. Постаревшую, с окаменевшими чертами лица, окончательно опустившуюся. Истощенного человека, достигшего абсолютного предела своих душевных сил. Анжанет не могла себе представить, откуда брались резервы, позволяющие ей делать последние шаги, но хорошо знала, что близка к самоубийству.

- Няня, - сказал Ногуэра, загоревший и выспавшийся, сидя под выступающим навесом классного помещения. Песок сыпался сквозь его пальцы, у него была тридцатидневная борода.

- Да? - коротко и неохотно спросила она.

- Поиграем, няня? - он встал.

- Нет! - воскликнула она и побежала в жилой вагончик.

Жара внутри была убийственной, но вагончик защищал от его настойчивости.

Дверь закрылась. Через четыре часа снаружи донесся такой громкий вопль, что она приоткрыла одно окно и выглянула. Мужчина лежал на все еще горячем от солнца песке и рыдал, вздрагивая всем телом.

- Пить... Няня! - нечетко всхлипывал он.

Чувство ответственности снова вернулось к Анжанет, она не могла позволить ему мучиться от жажды. Было бессмысленно считать это наказанием он не воспримет это как наказание. Анжанет наполнила фруктовым соком большой стакан и вышла наружу, стараясь не расплескать его.

Ногуэра неловко взял стакан и выпил сок. В его прекрасных глазах блестели слезы.

- Няня, - всхлипывал Ногуэра, - спасибо.

Он впервые использовал это слово.

- Пожалуйста, - удивленно ответила она. - Хочешь еще?

- Нет, няня, - ответил он. - Теперь поиграем.

- Больше нет игры. Нет никакой игры.

Он удивленно и недоверчиво улыбнулся.

- Нет никакой игры? Почему?

- Потому что мне надоели твои игры, - резко ответила Анжанет, - не говоря уже о том, что мне крупно повезло, что я осталась в живых.

- Игра прекрасна, - невинно ответил он.

- Нет! - ответила она.

Он улыбнулся и встал. Анжанет хотела бежать, но решение это на секунду запоздало.

- Узы расторгнуты... как у пилота- Вырвался волк.

Она отбивалась, ао в его сильном захвате была как в тисках. Улыбаясь, Ногуэра бежал к жилому вагончику, хотя ее кулачки колотили его без перерыва. Он вбежал в вагончик, остановился у постели и бросил на нее Анжанет. Несколькими быстрыми и удивительно целенаправленными движениями мужчина быстро связал женщину.

- Как при игре! - бородатый пилот радовался, прыгая на одной ноге вокруг кровати.

-Оставь меня, чудовище! - придушенно всхлипнула Анжанет.

- Двадцать шесть - конец игре, - с улыбкой сказал он.

Вытащив из ящика полотенце и покрывало, он начал крепче привязывать женщину к койке точно так же, как это происходило, когда игра заканчивалась. Где-то в его мозгу чередой бежали мысли, создавая картину того, что сделал с ним его противник.

- Зеленая лампочка, - удивленно произнес он и указал на контрольную лампочку энергетического обеспечения, светящуюся возле дверного косяка. Конец. Оставайся на месте.

Боже, подумала Анжанет, что он хочет сделать? Может быть, он хочет ее убить?

Она освободила ногу, напрягла мускулы и ударила мужчину в грудь. Переход от пассивности к активности спас ее, но она этого не знала. Ногуэра опрокинулся, ударился о маленькую печку и сорвал ее с опор. Брызнули искры.

- Конец... - плакал он. - Сиди. - Он вдруг захихикал неестественно долго и высоким голосом.

После этого он поднялся на ноги и, словно не испытывая никакой боли, схватил ее за ногу. На этот раз он чуть не вывернул ей сустав, используя в качестве пут свернутое полотенце.

- Лицо всегда делает мне укол вот сюда, - объяснил он совершенно связно и указал на внутреннюю сторону предплечья, - и я очень сильно устаю. Потом начинается новая игра.

Он взял из кучи посуды вилку и поднял ее. Анжанет отшатнулась и сорвала кожу на.суставах, но импровизированные путы выдержали. Мужчина воткнул вилку ей в предплечье, и от боли она потеряла сознание.

- Конец, - сказал Ногуэра, - сиди. Вот бежит волк, волк, волк, - он замолчал и, упав на колени возле неподвижного тела, начал его гладить. Далеко заполночь, когда Ногуэра заснул, Анжанет очнулась, но, увидев, что произошло, не нашла даже сил закричать. Сцена, словно фильм, снова и снова повторялась перед ее глазами. Снаружи взлетел песок, и когда его облако поредело и осело, в нем оказался вертолет, похожий на гигантское насекомое. Из его кабины по стальной лестнице выбрался пилот.

Рэнделл, ее сводный брат. Усталость, истощение, физическая потребность в защите и утешение видения заставили Анжанет перед самым утром вздремнуть.

Шар горящего золота поднялся над вершинами олив. Суковатые стволы фильтровали свет Альфарда, распределяли его и отбрасывали длинные тени на бухту. Это была та же сцена, что и тридцать два дня назад. Анжанет проснулась и- услышала два звука: возбужденный свист своей ручной ссфайры и гувинта, очень быстро рассекающего утренний воздух. Потом гудение стало громче, приблизилось и понизилось в тоне. Лучи солнца больше не сверкали так сильно, тени прекратили свою игру цветов на потолке жилого вагончика, и поднялось облако песка.

Ротор, прогремев, остановился.

- Рэнделл... - прошептала Анжанет.

Еще никогда в своей жизни она не любила ни одного человека так, как сейчас своего брата. Потом она осознала ситуацию, в которой находилась, и побледнела. Мотор замолк.

К л и к! Из кабины упала лестница. Потом - на это, казалось, потребовалась целая вечность - шаги приблизись. Тонкие подошвы сапог Рэнделла, которые она так часто должна была чистить. В этой ситуации на Анжанет нахлынула путаница мыслей и воспоминаний.

Шаги прекратились. Шорох плотного пластика на первой ступеньке, потом голос:

- Анжанет, ты спишь? - это был Рэнделл.

- Нет, - вполголоса ответила она. - Входи, но не пугайся.

- Почему я дол... - он стоял у двери.

Если бы Анжанет могла видеть сквозь волосы Ногуэра, она узнала бы широкоплечую фигуру Рэнделла. Под мышкой он держал шлем пилота, а на сгибе руки висело тяжелое оружие. Возле него извивался длинный хвост ссфайры, которая его узнала.

Животное было ростом с него.

- Анжанет!

В голосе Рэнделла были разные чувства: удивление, ужас и ненависть.

- Что все это значит? Что это? Проклятье - он же тебя связал, негодяй!

Рэнделл выронил шлем, прыгнул к постели, но в это мгновение проснулся Ногуэра. Он почувствовал, что его подняли, поставили на ноги, а потом Рэнделл размахнулся. Его рука в серой перчатке устремилась вперед; за этим движением нельзя было уследить, потому что оно было слишком быстрым. Ногуэра с треском ударился о шкаф с припасами.

- Нет - стой! - громко вскрикнула Анжанет. - Оставь, Рэнди!

Ногуэра, шатаясь, поднялся, потряс головой и ощупал ребра.

- Новая игра, - улыбаясь сказал он.

Ногуэра свесил руки по бокам, затем молниеносно подобрал их и оттолкнулся. Как шар, он бросился на Рэнделла, который повернулся так, что тело Ногуэры скользнуло мимо него, а потом могучим ударом выбросил Ногуэру в дверь. Анжанет услышала удар тела о песок и инстинктивно поняла, что Рэнделл оглушил противника.

Рэнделл попеременно то краснел, то бледнел, подходя ближе. Он ударами ноги отшвырнул с пути несколько коробок и при этом случайно нажал на кнопку банки с едой на четырех человек. Банка начала нагреваться. А Рэнделл занялся Анжанет. Сначала он развязал затянутые узлы. полотенец, потом осторожно вытащил вилку двумя смятыми покрывалами и выбросил ее в окно. Тем временем запахло разогретой ветчиной. Анжанет неестественно медленно села и вытянула руки в жесте, который почти разбил сердце Рэнделла. Он обнял женщину, и та заплакала. Плакала она беззвучно, но долго. Почти четверть часа, а он осторожно гладил ее спутанные волосы, спрашивая себя, что произошло. Он ждал, и его ненависть усиливалась с каждой минутой. Рэнделлу было двадцать шесть лет, и ему не с кого было брать пример: жизнь на планете-колонии в первое столетие сурова. После его отца Абрамса эталоном для него была Анжанет.

- Что здесь случилось, девочка? - спросил он наконец.

- Пока еще ничего. Дай мне сигарету.

Он посмотрел ей в глаза, прикрытые вздрагивающими веками и потерявшие свой очаровательный темно-зеленый цвет, молча кивнул и зажег вторую сигарету.

- Я сама не знаю, как все это могло произойти, - сказала женщина после некоторого колебания. - Мне так стыдно... перед тобой, перед собой - и даже перед ним. - Она слабо махнула рукой в сторону двери. - Он просто был тут.

- Я видел это, - ответил Рэнделл и пристально посмотрел на нее. Расскажи обо всем с самого начала.

Она уныло усмехнулась.

- Это скверная история, Рэнди! - предупредила она его. - И не было никого, кто помог бы мне. Никто не пришел, никто не заметил моих ракет, никто не посетил меня - и я не могла убежать, даже если бы хотела.

Потом она рассказала ему все. Она говорила и говорила, словно могла при этом освободиться от всех кошмаров этого времени, без предупреждения и ничего не скрывая, а когда закончила, то увидела, что Рэнделл молчит, дрожа от поднимающейся ярости.

- Ты ни в чем не виновата, и тебе никто ничего не сделает. Вы должны были оставить пилота в его спасательной капсуле; но вы с Роблесом ничего же не знали. Уже в течение нескольких десятилетий никто на космодроме не видел ни одного пилота, даже начальник космопорта. Эти люди оставались в корабле, и им не нужно было выходить... Только дьявол знает почему. И вот один из них сейчас лежит снаружи, на песке.

- Ты его убил? - спросила она тихо.

Он пожал плечами.

- Что же будет?

Он встал, и теперь Анжанет пожала плечами.