ЧАСТЬ VI Перевоплощенные души

ГЛАВА I, где встречается персонаж еще более удивительный, нежели само Сверкающее Колесо

Паника, возбужденная на земле двукратным появлением Сверкающего Колеса, начала уже утихать и люди стали понемногу проникаться верой в спокойствие неба, как вдруг еще одна поразительная новость всколыхнула мир подобно громовому удару.

Это было утром на одиннадцатый день после появления Сверкающего Колеса над Колумбией и его окончательного исчезновения. Читатели «Вселенной», огромного ежедневного издания, выходящего на шести языках и печатающегося разом во всех столицах Старого и Нового Света, — четыре миллиона читателей «Вселенной» развернули утром газету и увидали на первой странице сенсационнейшую заметку. Она гласила так:

Световое письмо с Венеры.

Далее крупным шрифтом было напечатано следующее:

«Сегодня ночью, в 11 ч. 30 м., директор астрономической обсерватории Верьерского леса г-н Констан Брюлярьон увидел на ровной поверхности незасеянного поля проектированный круглый свет.

Наблюдая Венеру, г-н Брюлярьон уже несколько ночей с удивлением замечал, что от планеты несется к земле световой луч, более интенсивный, чем ее обычный свет.

Этой же ночью, в 11 ч. 34 м., чудесный луч коснулся земли на поле, о котором сказано выше.

Пораженный явлением, г-н Констан Брюлярьон вышел из своей обсерватории, подошел к светящемуся кругу и констатировал, что на светлой поверхности, диаметром в 4 метра, выделялись черные буквы, не вполне ясные, однако разборчивые.

При содействии трех товарищей, ученый-астроном снял несколько фотографий с проекции.

Г-н Брюлярьон, который, как известно читателям, состоит у нас редактором астрономического отдела, немедленно передал одну фотографию парижскому редактору «Вселенной», который уже сообщил ее по телеграфу и по кабелям нашим редакторам всего мира. На прилагаемом снимке читатели легко восстановят текст, дополнив несколько недостающих букв.

Не может быть ни малейшего сомнения: это письмо с Венеры.

Ясно, какими великими последствиями чревато это событие, которое мы отмечаем с чувством волнения. Оно блестяще подтверждает теории г-на Брюлярьона о многочисленности обитаемых миров.

Завтра наши читатели найдут на этом же месте статью нашего гениального сотрудника по поводу светового письма.

Считаем нужным заметить, что только одна «Вселенная» напечатала сегодня сообщение о поразительном событии».

Посреди этих строк был помещен фотографический снимок светового письма.

Вот оно:

«Четверо мужчин и женщина, унесенные Барселоны Боготы Сверкающим Колесом, брошены на планету Меркурий. Двое подписавшихся опять подхвачены Колесом, теперь на Венере, посылают сообщение Земле чудесным аппаратом, собирающим и отбрасывающим солнечный свет. Женщина и два других мужчины остались на Меркурии, грозит смерть. Попытаемся соединиться, спасти. Многие условия делают это письмо видимым 58 минут на Земле, у французской астрономической обсерватории, различаемой телескопами Венеры. Вследствие тех же условий Венера может послать второе письмо через 8 лет, 3 месяца, 8 дней, 11 час., 34 минуты земном смысле. Артур Брэд, Джонатан Бильд, граждане свободной Америки, сейчас города Ученых, Венера».

Неописуемо было волнение на Земле! В 10 часов утра все выдающиеся газеты земного шара выпустили второе издание, воспроизводившее 1-ю страницу «Вселенной». Кабели и телеграф работали без перерыва. Делались спешные анкеты. На следующий день все печатные издания вспомнили о похищении сеньориты Лоллы Мендес и слуги Франциско, а также и об исчезновении в Колумбии, до сих пор необъяснимом, а теперь понятном, геологической экспедиции в составе Поля Сиврака, Артура Брэда и Джонатана Бильда. Обещанная статья Брюлярьона была прочитана всем человечеством, по крайней мере грамотною его частью. Впрочем ничего нового она не дала; в ней говорилось о существовали жизни на всех планетах, и, само собою, об обитаемости Меркурия и Венеры для человека; ставилось несколько вопросов, которым суждено было долго оставаться без ответа, потому что второго письма с Венеры приходилось ждать более 8 лет.

Что такое Сверкающее Колесо и что с ним сталось?

Какого рода смерть грозила Полю Сивраку, Лолле Мендес и Франциско на Меркурии?

Как устроен прожектор на Венере? Что это за телескопы, которые уничтожают расстояние в 16 миллионов лье, отделявшее Землю от Венеры в момент получения письма?

Статья Брюлярьона оканчивалась так:

«Теперь в особенности приходится пожалеть, что человеческая наука еще не в силах построить снаряд, который позволил бы нам отправиться на помощь к нашим братьям, заключенным на Меркурии, и сделать с ними поистине необычайные открытия!»

А в 8 часов утра, в тот самый день, когда во «Вселенной» появилась эта статья, знаменитый доктор Ахмед-бей завтракал один в столовой своего роскошного дома, близ парка Монсо в Париже. Завтрак был очень скромен: он состоял из крошечной чашечки турецкого кофе. Позади доктора стоял неподвижно слуга, костюм и наружность которого указывали на индусское происхождение. А перед доктором был развернутый номер «Вселенной», прислоненный к графину. Доктор пил маленькими глотками кофе и читал.

Когда он дошел до заключительного места статьи Брюлярьона, то поставил пустую чашку на блюдце и потер руки, а на исхудалом лице заиграла молчаливая улыбка. Потом обернулся к невозмутимому индусу и что-то сказал. Слуга вышел. Через две минуты в столовую вошел молодой человек и наклонился перед Ахмед-беем.

— Г-н Марлин, — сказал доктор, — вы поедете и пригласите ко мне на ужин, в полночь, тех лиц, каких я сейчас назову… Скажите, что я считаю их присутствие необходимым… необходимым, слышите?

— Слушаю.

Молодой человек взял карандаш и стал записывать на дощечке из слоновой кости, а доктор диктовал:

— Астроном Брюлярьон, доктор Паен, аббат Норма, профессор Марсиаль и Торпен, префект полиции. Записано?

— Готово.

— Вы объедете их сегодня же утром. После обеда позаботитесь, чтобы лаборатория была приготовлена так, как для моих спиритических сеансов… Да, телефонируйте сейчас моему нотариусу, чтобы приехал завтракать ко мне. Идите.

Секретарь пошел было, но доктор опять его позвал:

— Я забыл сказать. Г-ну Торпену вы скажете дословно следующее: «Доктор Ахмед-бей нашел то, о чем он говорил вам в парке Монсо, в ночь с 21 на 22 июня».

Отпустивши секретаря, доктор встал, сложил газету, усмехнулся и вышел из столовой, но не через ту дверь, через которую вышли индус и Марлин.

Этот день Ахмед-бей провел в своей лаборатории, за какой-то таинственной работой, которую ни один человек не видел. Только в полдень он прервал работу на один час, чтобы позавтракать со своим нотариусом г-м Сюруа; он дал ему подробные распоряжения относительно размещения процентных бумаг.

В 8 часов вечера он скромно, в одиночестве пообедал. Потом опять заперся в лаборатории, а индусу приказал ждать гостей в зале и, когда соберутся все пятеро, ввести их в столовую, где был накрыт холодный ужин.

Лаборатория доктора Ахмед-бея занимала весь подвальный этаж дома. Это была огромная комната с высоким потолком и с мраморными колоннами. Кругом, по стенам тянулись широкие диваны, а над ними висело множество полок: там лежало 4–5 тысяч книг. Посреди комнаты возвышалась огромная, даже немножко страшная электрическая машина; около нее находились другие машины, поменьше, и стояли фарфоровые чашечки с какими-то разноцветными жидкостями.

Подле электрической машины стояли еще два белых мраморных стола, довольно похожие на те столы, что бывают в анатомических театрах.

Тридцать электрических люстр, по 4 лампочки каждая, ярко освещали всю комнату. Десять радиаторов с мельчайшими делениями и десять холодильников с такими же делениями могли распространить в комнате тропическую жару или сибирский холод; то и другое делалось машинами, помещавшимися под полом; при них день и ночь работали индусские механики.

В этот день температура в лаборатории была только в 10° тепла.

Без трех минут двенадцать раздался звонок. Доктор дремал на диване; он встал, прошел в гардеробную, сменил длинную белую блузу на сюртук и вышел в столовую. Там ждали его гости.

После обычных приветствий и рукопожатий Ахмед-бей посадил Брюлярьона против себя, а сам сел между Торпеном и аббатом Норма, ученым-физиологом; доктор Паен, член медицинской академии, и профессор химии Марсиаль, член академии наук, расселись по обеим сторонам от Брюлярьона.

— Господа, — говорил Ахмед-бей, пока метрдотель распоряжался убиранием закуски, оставшейся почти нетронутой, — господа! Благодарю вас, что отозвались на мое столь неожиданное приглашение. Вы не пожалеете. Сегодня я вас позвал не на спиритический сеанс, а на чудесное зрелище, какого вы и не ожидаете… Но чтобы спокойно перенести его, вам нужно собрать все физические и духовные силы: поэтому я вас прошу — кушайте. Извиняюсь, что кроме воды не предлагаю вам никаких напитков. Но в высшей степени важно, чтобы ваш мозг сохранял полнейшую ясность; а я не раз видел, что каких-нибудь полрюмки вина уже действуют неблагоприятно даже на самых закаленных людей… Сам я не буду есть: то, что мне придется делать, требует совершенной пустоты желудка. Да я уже сегодня позавтракал по-монашески. Вы, однако, не обращайте внимание на мой пост… Сделайте честь кухне моего индусского повара…

Гости приступили к ужину. Но несмотря на спокойствие Ахмед-бея, не проявлявшего никакого волнения, ели наскоро: слова амфитриона возбудили больше любопытство, нежели аппетит.

В 12 часов 50 минут слуги внесли щербет и фрукты, но к ним едва прикоснулись. Когда пробил час, Ахмед поднялся, а за ним и все.

Кроме маленькой речи Ахмед-бея за столом не было произнесено ни одного слова; все знали строгий обычай таинственного доктора — не давать объяснений раньше «опытов».

— Пожалуйте, господа, за мной в лабораторию, — сказал он и открыл дверь.

Пройдя коридором и спустившись на тридцать ступенек по широкой мраморной лестнице, шесть человек вступили в ярко освещенную электрическими люстрами лабораторию.

— Не угодно ли сесть, господа, и слушать!

Пятеро гостей разместились на диване; Ахмед-бей сел против них на деревянном табурете, достал из кармана газету, развернул ее и прочитал вслух:

«Теперь в особенности приходится пожалеть, что человеческая наука еще не в силах построить снаряд, который позволил бы нам отправиться на помощь к нашим братьям, заключенным на Меркурии, и сделать с ними поистине необычайные открытия.

Доктор сложил газету и обернулся к Брюлярьону.

— Это заключение вашей сегодняшней статьи?

Астроном кивнул головой.

— Ну, — продолжал улыбаясь Ахмед-бей, и его черные глаза сверкнули из глубоких орбит, — ну, дорогой мой астроном, не жалейте!.. Лучше сказать, теперь уже не жалейте!

— Что вы хотите сказать? — воскликнул Брюлярьон.

— Я хочу сказать, что если современная наука не изобрела и не собирается изобрести снаряд, способный перенести вас на другую планету…

Ахмед-бей умолк, встал и торжественно сказал:

— Зато древняя наука нашла средство подчинить пространство и расстояние человеческой воле. Это средство позволяло одному брамину, сотни веков назад, оставлять землю и странствовать в междупланетных пространствах, за звездными пределами.

— И это средство? — спросил аббат Норма среди молчания.

— Оно потеряно, — отвечал Ахмед-бей.

— Но тогда?..

— Я его опять нашел…

Эта фраза раздалась среди напряженной тишины. Гостям была известна таинственная глубина науки Ахмед-бея, его серьезный характер, строгий метод искания истины. Нельзя было сомневаться в его утверждении, и глубокое волнение охватило их.

— Господа, — продолжал Ахмед-бей, не теряя хладнокровия, — вы знаете, что такое подразумевали жрецы храма Сакульны, в древней Индии, под развоплощением и перевоплощением душ?

— Да, — ответили разом голоса пяти ученых.

— Посредством нескольких слов, составляющих формулу заклинания, открытую самим Брамой, трижды святые брамины могли отделять свою душу от тела, управлять затем этой душой, посылать ее путешествовать по своему желанию, возвращать в собственное тело или воплощать в другое… Изменяя в формуле заклинания лишь какой-нибудь слог, брамины умели распоряжаться душой, они могли оставлять на земле свою человеческую оболочку и уноситься духом в бесконечность астрономических небес… Знали вы все это, господа?

— Да, — отвечал взволнованно аббат Норма. — Но я почти не верил этому… верил наполовину. Ведь кто способен развоплощать и перевоплощать душу, тот безусловный властитель жизни и смерти… Такая власть принадлежит только Богу…

— Она принадлежит мне! — гордо произнес Ахмед-бей.

За этими страшными словами воцарилось торжественное молчание.

Наконец Торпен дрожа, точно очнулся от сна, нарушил безмолвие.

— Ну! Господин!..

— Мне было 17 лет, когда я открыл под Большою Пирамидой выделанную коровью кожу, сохранившуюся неизвестными способами. Она была покрыта санскритскими письменами. Там я узнал то, что сказал вам и что потом сообщил, не называя себя, ученому миру. Но там же я узнал и то, каким путем можно было открыть чудесную тайну развоплощения и перевоплощения душ. Спустя два года, когда умер мой отец и оставил мне огромное состояние, я отправился в Индию. Там я отыскал храм Сакульны, был посвящен в тайны Брамы, Вишну, Сизы и Ганеты. Я изучал священный книги, писанные на заре человеческого ума, и собирал знания, выходившие из иссохших уст браминов, стилитов, святых отшельников… Все это с единственною целью проверить, не обманула ли меня герметическая надпись. Убедившись в ее правдивости, я предпринял высшее изыскание… Один я поднялся на Тибет… Один блуждал в джунглях, где царят змеи и тигры и где пальмы растут среди развалин храмов…

Ахмед-бей, в голосе которого теперь звучала грусть, — сколько воспоминаний всплыло в памяти! — Ахмед-бей умолк и опустил голову.

Гости почтительно молчали. Но Ахмед-бей еще не сказал всего.

— Продолжайте же! — воскликнул, дрожа от нетерпения, Норма.

— А!.. разве я не кончил? — встрепенулся Ахмед-бей.

Но сейчас же пришел в себя и прибавил обычно спокойным тоном:

— Так вот, я владею секретом герметической надписи.

Никто из слушателей не усомнился в этих невероятных словах. Они вместе встали, охваченные непобедимой ажитацией.

— Но если верно, — воскликнул Констан Брюлярьон, — что время и пространство не существуют для души, как мы ее знаем; если правда, что бесплотная душа сохраняет умственную и нравственную личность субъекта, которого она оживляла, то вы стало быть можете развоплотить вашу собственную душу и сами отправиться на Меркурий…

— Совершенно верно, — просто ответил Ахмед-бей. — Я и отправляюсь на Меркурий.

— Когда?

— Сейчас.

Это громоподобное слово вызвало оцепенение… Оно прервалось дрожащим голосом:

— Как?

— Вы увидите, — сказал улыбаясь Ахмед-бей. — Потрудитесь занять ваши места. Когда все будет кончено, вам останется только уйти. Мой верный управляющий Ра-Кобра, которого вы здесь несколько раз видали, получил необходимые распоряжения, чтобы мои смертные останки сохранились в неприкосновенности и ждали моего возвращения. Я только попрошу вас поклясться честью — сохранить глубочайшую тайну… Все, что я вам говорил и что вы увидите, не должно быть разглашено… Господин Торпен, вы особенно будьте немы, потому что, припомните, — вы приезжали меня спрашивать. Господа, поклянитесь!..

— Клянемся! — возгласили все пятеро, подняв правые руки.

— Великолепно!

Доктор постучал кулаком в гонг.

В дверях показался богато одетый индус. Это был Ра-Кобра. Ахмед-бей сказал ему несколько слов на языке непонятном никому из гостей, и тот вышел. Доктор удалился в гардеробную и переоделся в длинный льняной балахон без рукавов и без воротника; его ноги были босы, да вероятно на нем и не было ничего кроме этого одеяния друида…

Он подошел к медному аппарату и повернул два маленьких колеса. Температура в лаборатории немедленно спустилась до нуля, как показали термометры.

В ту же минуту дверь отворилась и быстро вошли девять слуг с восточным обликом, образуя странный кортеж.

Один из них притащил пять шуб и роздал их гостям; те живо закутались, потому что холод был совсем не шуточный.

Четверо других внесли тело белого человека, остальные четверо внесли тело негра и положили то и другое на мраморных столах.

— Господа! — сказал Ахмед-бей, — белый — это покойник, мне его прислали два часа назад из госпиталя; он умер сегодня в полдень. А негр только спит. Это невольник; я — его хозяин, абсолютный и бесконтрольный властелин. Прежде чем мне самому развоплотить свою душу и улететь на Меркурий, без помехи со стороны моего тела, в данную минуту живого и действующего перед вами, — прежде я хочу показать вам свое могущество. Подойдите ближе и удостоверьтесь, что белый мертв, а негр жив.

Брюлярьон поднялся первым, а за ним а его друзья. И пятеро ученых легко убедились, что белый человек представлял собою труп, а негр спал гипнотическим сном.

— Совершенно верно, — сказал Торпен.

Тогда Ахмед-бей, стоявший у мраморных столов перед пятью зрителями, протянул руку к ближайшей колонне и повернул пуговку слоновой кости; все люстры погасли; только одна, как раз над столами, давала слабый свет ночника. Контуры тонули в жутком мраке; лишь там и сям, как глаза чудовища, блестела медь или хрусталь.

Ахмед-бей приступил к магнетическим пассам. По мере того, как его руки задали традиционные движения, губы его повторяли тысячи раз заклинание, а расширенные глаза метали молнии. Все его лицо преобразилось…

С невыразимым волнением увидели вскоре пять ученых, как тело негра конвульсивно задрожало и на его губах показалась красноватая пена… Вдруг черное тело приподнялось, опять повалилось на стол; из его открытого рта вышла маленькая искорка, стала двигаться и прыгать в воздухе… Ахмед-бей сделал сильное движение и громко вскрикнул; искра направилась ко рту белого трупа и скрылась в его губах…

Ахмед-бей отвернулся от негра и возобновил пассы над головой белого; мертвое голое тело вздрогнуло, зашевелилось, открыло глаза: странные испуганные глаза, еще полные загробной тайны.

Но Ахмед-бей умерил пассы; воскрешенный закрыл глаза и уснул… Чародей сделал шаг к колонне, повернул пуговку, и люстры опять ярко осветили всех.

Ахмед-бей постепенно успокоился. Через несколько минут тяжелого молчания он улыбнулся и сказал обыкновенным голосом:

— Теперь, господа, потрудитесь удостовериться, что белый человек жив, а негр умер. Я перевел душу второго в тело первого!

Несмотря на все волнение и даже ужас, пятеро ученых легко убедились, что действительно бывший покойник ожил, а бывший живой стал трупом.

Ахмед-бей постучал кулаком в гонг. Явились восемь слуг. По знаку приведшего их Ра-Кобра они взяли на руки белого и негра и побежали с ними.

— Это непостижимо чудесно! — бормотал Брюлярьон, а по лбу у него катился холодный пот.

— А что будут делать с мертвым и с воскресшим? — спросил аббат Норма.

— Мертвый, — отвечал спокойно Ахмед-бей, — в три минуты будет растворен, в жидкости моего изготовления: от него не останется кусочка с булавочную головку… А воскресший белый сделается моим слугой…

— Но ведь вы ему дали душу негра! — воскликнул Паен.

— Разумеется.

— Стало быть эта душа почувствует себя непонятным образом переселившейся в белое тело!..

— Не совсем. Негр, которого я убил, состоял здесь слугой. Сделавшись белым, он будет по-прежнему нести свои обязанности. А что касается до изменения цвета и внешности, то Ра-Корба объяснит ему это сверхъестественным вмешательством духов. Это дело нескольких дней, чтобы душа негра обжилась в новой оболочке.

— Но вы убили человека! — произнес префект полиции, силясь выразить улыбку.

— Преступление! — засмеялся деланно Марсиаль.

— Нет, — возразил чародей, — потому что если я убил одно тело, зато воскресил другое.

— В самом деле! — проговорил аббат, — это ни что иное, как замена…

Пятеро друзей вновь заняли места на диване.

— Теперь, господа, — сказал Ахмед-бей серьезным тоном, — позвольте пожать ваша руки и пожелайте мне счастливого пути. Через пять минут, освободившись от грубой земной оболочки я улечу в междупланетные пространства…

Эта невероятная речь не удивляла слушателей: то, что они видели, отучило их удивляться. Они пожали своему амфитриону руку, а Брюлярьон выразил общую мысль, сказав:

— Желаем, чтобы ваше путешествие было недолго и чтобы вы вернулись… Постарайтесь выяснить тайну Сверкающего Колеса!

— Я вернусь, — отвечал Ахмед-бей. — Что касается продолжительности путешествия, этого не знаю. Я проследую через Венеру, чтобы развоплотить и взять с собою души господ Бильда и Брэда. Потом мы отправимся втроем на Меркурий, где нам придется искать m-lle Лоллу Мендес, г-на Поля Сиврака и Франциско… Мы, вероятно воплотимся в меркуриевские тела… Все зависит от того, долго ли придется искать.

— И долго ли лететь отсюда к Венере, потом к Меркурию? — спросил доктор Паен.

— Один миг! — сказал Ахмед-бей. — Чистая душа переносится так же быстро, как мысль, а вашей мысли не нужно и секунды, чтобы достигнуть самой дальней звезды… Ну-с, господа, прошу теперь абсолютнейшей тишины и позволю себе напомнить о вашем слове.

Произнеся эти слова повелительно и сурово, Ахмед-бей опять погасил все люстры, оставив только лампочку-ночник.

Потом он лег на мраморный стол. Закрыл глаза. Губы стали шептать что-то непонятное. Побледнел. Дрожал порывами все слабее и слабее. Потом стал неподвижен. Красноватая пена выступила на губах… Вот его передернула конвульсия… Из открытого рта вылетела белая искра, заплясала в воздухе перед глазами ошеломленных свидетелей, поднялась к потолку — и пропала…

Несколько минут протекло в страшной тишине. Пятеро друзей глядели на вытянувшееся застывшее тело Ахмед-бея.

Дверь открылась и Ра-Кобра подошел к трупу своего господина. Проходя у колонны, он повернул электрическую пуговку, и лаборатория осветилась.

— Господа, — сказал Ра-Кобра, — душа хозяина вышла… Разрешите исполнить над его телом, что мне было предписано.

Доктор Паен прежде всех вернул себе хладнокровие. Он подошел к телу Ахмед-бея, потрогал его, выслушал, приложил к губам карманное зеркальце, приставил к сердцу стетоскоп…

— Друзья мои, — сказал он с дрожью в голосе, — это неоспоримо! Тело Ахмед-бея представляет труп… Мы видели… Теперь остается ждать!..

Пять ученых, провожаемые поклонами Ра-Кобры, сдали шубы слуге-индусу, вышли из лаборатории, прошли через коридор, переднюю и сад. За решеткой их дожидались пять карет. Они пожали друг другу руки, но не могли произнести ни слова.

Было 4 часа утра. Заря чуть занималась в стороне Пантеона…

ГЛАВА II, где встречается персонаж столь же интересный, как Ахмед-бей

Между тем в пустынях Меркурия, на сумеречном плато, высоко вздымающемся у самой границы вечной ночи, Поль и Франциско по-прежнему боролись со смертью.

Десять убитых меркуриан дали им запас крови и огня на 56 часов; кровь утоляла голод и жажду, огонь смягчал смертельный холод, исходивший из темного неба, тянувший из беспредельности мрака.

Догорал уже предпоследний одноног.

— Сеньор, — сказал Франциско, — останьтесь-ка здесь, а я пойду на охоту. Последнее письмо мы получила 60 часов тому назад, до следующего еще остается 36 часов. Нам теперь не расчет замерзнуть… Видите, в ущелье не осталось ни одного страшилища; как только они увидели, что мы пьем их кровь и жжем их трупы, то и убежали… Они должны спуститься в долину… Я пойду туда. А вы покамест жгите последнего… Его вам хватит до моего возвращения. Я бегаю проворно, мне нечего бояться. А вы, со своей больной ногой, все равно много не поможете. Лучше вам остаться тут… Через три-четыре часа я вернусь и принесу полдюжины этих одноногов, как вы их называете… А может быть узнаю новости о Лолле.

— Что же, иди, — сказал Поль.

Он был поглощен такими мрачными мыслями, что не будь у него надежды найти и спасти Лоллу, когда нога выздоровеет, он бы с радостью умер. Возвращение Бильда и Брэда казалось ему теперь очень сомнительным; он не смел верить, не смотря ни на какие прожекторы, что венериане найдут средство отправить Бильда и Брэда с Венеры на Меркурий. Затем все эти удивительные приключения, пережитые с тех пор, как он улетел из Боготы, были до того необычайны, что он готов был считать себя игрушкой нескончаемого кошмара. И энергия его все слабела.

А Франциско, который меньше думал, но больше делал, уже взял кол и устремился к ущелью.

Прежде чем перепрыгнуть на освещенный склон горы, он помахал колом.

— До скорого свидания, сеньор! — крикнул он.

Пока эхо от его возгласа гремело в облаках, он пустился прыжками. Будучи очень ловок, он высматривал в 30–40 шагах впереди удобный пункт, рассчитывал движение и прыгал. Его упругие ноги сгибались, отталкивались, едва касаясь почвы и несли его с головокружительной быстротой. Вот он опять почувствовал удушливую жару и ослепительный свет, стал задыхаться; но это временное неудобство не беспокоило его.

Без остановок пролетел он обширное плато, где Поль ушиб ногу. Ни один одноног не показывался.

— Они вернулись в свой город, на берег, — подумал он.

И он направился к впадине, где, казалось ему, выходит на плато ущелье, ведущее через утес к берегу Золотой реки. Но дойдя до этой впадины, он вскрикнул и сразу остановился: перед ним зияла глубокая пропасть, а на самом дне ее чуть искрилась Золотая река. Это была как бы огромная трещина с отвесными стенами, шагов в полтораста ширины.

— Demonios! — выругался Франциско, — я чуть не слетел туда!..

Но тут же вспомнил, как падал с гораздо большей высоты, со Сверкающего Колеса; вспомнил о собственной легкости, о густоте воздуха, обо всех ученых материях, которые ему объяснял Поль, и засмеялся над своим инстинктивным страхом.

— Я все забываю, что я не на земле! — весело сказал он. — Не стоит искать тропинку, по которой мы поднимались, брошусь прямо… Упаду на речку, она мягкая. Уж если я спрыгнул со Сверкающего Колеса и не расшибся, так теперь спрыгнуть — чистый пустяк… Этак долечу скорее… А меркуриане, когда увидят меня, так испугаются, что я без борьбы наловлю с полдюжины… Правда, вот убежать от остальных будет не так легко… Ну да может быть они не станут гнаться за мной… Летим!.. Гоп!..

И спрыгнул, глядя вниз.

Ему казалось, что река бежит ему навстречу; он начал смеяться. Но сейчас же крепко выругался: прыжок был рассчитан не верно, и он падал не на реку, а на берег, посреди пирамидальных домиков. Едва он успел отдать себе отчет в этой непредвиденной случайности.

— Если я свалюсь на скалу или на дом, переломаю себе ноги…

В то же мгновение он коснулся земли, но не ногами, а спиной, и почувствовал жестокий толчок. Однако не потерял присутствие духа.

— Ладно, я ничего себе не сломал… — бормотал он, — хотя удар был здоровый.

Он уже собрался подняться на ноги, когда вдруг со всех сторон повылезли одноноги. Бедняга замахнулся колом, но прежде чем опустил его, двадцать когтей вцепились ему в ноги, в руки, в тело… Напрасно он отбивался. Жесткая веревка обмотала его кругом, парализовала ему члены, захлестнула бока, стянула шею… Полузадушенный, он почувствовал, что его приподняли, тащат среди шума яростных свистков — и очутился вдруг один на полу, в темноте. Четырехугольный свет, вровень с полом, исчез, дверь захлопнулась. Франциско был заперт в пирамидальном доме меркуриевского города.

Им овладело такое бешенство, что он стал крутить веревку, старался разгрызть ее и ругал своих врагов так, как может ругаться только испанец. Но мало помалу приступ бессильной ярости стих; Франциско перестал кричать и ругаться; и вдруг услышал, что кто-то шепчет его имя…

— Santa Virgen! Кто меня зовет?

— Франциско, это…

— Сеньорита!..

— Не крича так! Не кричи!..

— Сеньорита! Сеньорита! — вопил бедняга.

Глаза его заволоклись слезами, когда во мраке своей темницы он увидал склонившееся к нему лицо Лоллы Мендес.

— Сеньорита! Это вы? вы? я не сплю?..

— Нет, Франциско, ты не спишь. Я здесь давно заперта. А что с Полем, где он?..

— Как?.. Ой… Развяжите меня скорее, сеньорита!..

— У меня тоже руки и ноги связаны… Отвечай же… Что с г-м Сивраком?

— Жив и здоров, сеньорита, остался на горе… Ждет меня… Ах, если бы он знал, что вы здесь! Он прибежал бы!.. Нарочно дал бы захватить себя, чтобы быть с вами!..

— Ты полагаешь? — спросила Лолла, и голос ее дрогнул, выдав смущение.

— Сеньорита, — продолжал Франциско, — он только о вас и думает… Но скажите же, как вы попали сюда?

В нескольких словах рассказала Лолла, что Золотая река унесла ее в большую пещеру; там ее захватили меркуриане и отвели к начальнику; потом поднялись вверх по реке, и ее заперли в эту тюрьму. Два раза в день ей приносят в чашке из желтого металла что-то вроде белых сливок; она пьет, закрывши глаза — чтобы жить! Она все надеялась, что Поль и Франциско найдут и освободят ее. Одноноги не трогают ее. Иногда только начальник с кольцом на хоботе, входит в комнату, затворяет за собою дверь, садится в темноте, свистит, жестикулирует, потом уходит.

Когда Лолла Мендес кончила говорить, Франциско рассказал о своих приключениях. Слушая про эпизод с письмом от Бильда и Брэда, Лолла не могла верить ушам: Франциско должен был три раза повторить свой рассказ. А Лолла, плача от радости, воскликнула:

— А рана г-на Сиврака?

— Ничего! Через несколько часов нога совсем заживет… Но что будет делать теперь г-н Сиврак? Видя, что меня нет, пойдет ли искать меня, или захочет остаться на плато и ждать письма?.. Тогда ему придется сильно терпеть от голода и стужи!..

— Боже мой! Боже мой! Что делать? — стонала Лолла, ломая свои хорошенькие ручки, связанные грубою веревкой.

— Caramba! Если бы мне развязаться!.. Сеньорита, вы не пробовали разорвать веревку зубами?

— Да, но мои зубы слишком слабы: я не могла даже размочалить ее…

— Сеньорита, я придумал… Эти веревки кажется сплетены из стеблей бурной травы… Мои зубы крепкие… Но страшилища так перетянули меня, что я не могу шевельнуть головой… Подвиньте ваши руки… Положите свою веревку на мои зубы… Так… Не двигайтесь…

Франциско начал с силой кусать веревки, связывавшие руки Лоллы. Вот порвалось одно волокно, потом другое, потом целая связка. Франциско удвоил старание, и веревка вскоре упала.

Лолла вскрикнула от радости и подняла свободные руки.

— Ах, если бы были спички! Я их оставил у г-на Сиврака!.. Скорее, сеньорита, поищите на земле камень, кусок аспида, что-нибудь твердое… Скорее! Эти черные разбойники не станут медлить…

Лолла скоро нашла на земляном полу комнаты осколок аспидного камня.

— Браво! Скребите веревку на моей шее… так… вот эту… Скребите сильнее, сеньорита! Не бойтесь меня оцарапать: у меня кожа жесткая!..

Когда волокна веревки наполовину перепилились, Франциско надулся, так что жилы на шее натянулись; веревка разом лопнула. Теперь можно было поворачивать голову. Дальнейшее было делом одной минуты. Франциско зубами освободил себе руки, потом развязал ноги Лоллы и распутал ее всю.

Оба узника поднялись на ноги.

— У меня оружия нет, — вздыхал слуга. — Ах, мой кол! Как бы он был теперь нам полезен! Невозможно бежать без оружия… Нет ли чего здесь в хижине? Вы ничего не видали, сеньорита?

Франциско быстро обошел всю комнату. Она была квадратная в основании; треугольные стены наверху, на высоте сажени, сходились вместе. Пол был длиною и шириною шагов пять. Комната была совершенно пустая; на гладком полу валялось лишь несколько аспидных осколков величиною с маленькую монету.

— А дверь? — напомнила Лолла, — как она тут устроена?

— Из аспидной глыбы, — отвечал Франциско. — С нею будет трудно управиться… Ну, да другого ничего не остается!

Испанец только что собрался осмотреть, плотно ли приделана дверь и каким образом, как вдруг глыба упала внутрь… Свет снаружи ударил в комнату, и пленники увидали несметное число одноногов, толпившихся вплоть до берега реки. На пороге прямо и неподвижно стоял меркурианин с блестящим золотым кольцом на хоботе…

Знаками и свистом он выражал волнение, видя развязанные руки и ноги пленников. Но меркуриане теперь уже знали опасное могущество необыкновенных существ, появившихся неизвестно откуда на их планете, и ни один одноног не решался подойти; сам начальник все оборачивался назад и высматривал, можно ли будет ему убежать в случае нападения…

Франциско согнулся, почти присел на пятки, смотрел сквозь низкую дверь, вытянув сжатые кулаки, и обдумывал. Лолла стояла и ждала его приказания. На этот раз госпожа предоставляла слуге заботу избрать решение.

Бежать через толпу? Без оружия это невозможно. Тем более невозможно, что дверь всего имела полсажени высоты; значит Франциско и Лолла должны нагнуться при выходе; раньше, чем они выпрямятся, их схватят когти, повалят, может быть растерзают…

Все это соображал Франциско, когда заметил в толпе одноногов сильную сумятицу. Руки волновались, свист усилился.

— Что они хотят делать? — недоумевал Франциско.

Но в ту же минуту пленник увидел с ужасом, как аспидный домик приподнялся на воздух и упал набок. Толпа набросилась на них сзади. Двадцать одноногов вскочили на них, повалили, скрутили новыми веревками и потащили в другой пирамидальный дом.

И Франциско понял: постройки стояли прямо на земле, без фундаментов. Меркуриане приподняли и свалили в сторону тот дом, в котором они были заперты, а другие воспользовались моментом, не дали им опомниться от неожиданности и захватили их сзади.

ГЛАВА III, по-видимому безумно-фантасмагорическая, на самом деле научно-реальная

Прождавши часа четыре, Поль Сиврак стал удивляться, что до сих пор нет Франциско. Предпоследний одноног уже весь сгорел. Молодой человек чиркнул спичкой и поджог ногу последнего меркурианина, что оставался у него. Голода он не испытывал, так как кровь одноногов была питательна; не чувствовал и особенного холода, укрывшись от ветра за скалой и сидя перед меркурианином, горевшим веселым огоньком, распространявшим свет и тепло.

Но продолжительное отсутствие Франциско беспокоило его. Прошло еще четыре часа, Франциско не появлялся.

— Спущусь к большому плато, — подумал Поль. — Моя нога почти прошла. С осторожностью можно идти довольно скоро… Луч с Венеры придет не раньше, как через двадцать восемь часов. Еще успею.

Однако он подождал, пока догорел одноног. Когда последнее пламя погасло, он встал, взял свой кол и направился ко входу в ущелье.

Но он не заметил, что когда он встал, то из бесконечности мрака появились две белые искорки. Пока он шел по окутанной сумерками площадке, эти две искорки плыли за ним в воздухе и колебались на высоте его плеч.

Он шел. Мерными прыжками спускался он в крутое ущелье при полном свете Меркурия. Теперь, обернувшись, он не мог бы заметить двух искорок, которые стали невидимы при ярком освещении.

Ему больше посчастливилось, нежели Франциско. Он перешел огромное плато, раскинувшееся на половине горы, и достиг крутой тропинки, которая вела через черный утес к Золотой реке.

Он хотел спускаться, когда заметил в пещере, черневшей около тропинки, пять меркуриан. В нерешимости он остановился. Но одноноги бросились на него, выставив когти вперед и пронзительно свистя хоботами. Пришлось спасать жизнь или по крайней мере свободу. Поль Сиврак взмахнул колом и изо всей силы опустил его на одного однонога, потом на другого. Раздались такие звуки, как от ударов палкой по зеленому дереву. Два чудовища свалились; три остальных поспешно запрыгали вниз по тропинке.

— Решительно война будет долгая, — подумал Поль.

Резкий переход из холодной и темной области к раскаленной жаре и свету дал себя чувствовать.

— Отдохнем! — прошептал он.

Мертвых одноногов он бросил в тень пещеры и сам сел около. У одного из них весь хобот был обвит золотом — признак высокой власти.

Тут он увидал две белые искорки; они танцевали в воздухе у него перед глазами, потом остановились неподвижно, на горизонтальной линии, в двух шагах над трупами…

— Что это еще?.. Какой-то новый феномен в этом странном мире!..

Он сделал правою рукой движение ребенка, который ловит муху на лету.

Но искорки не колыхнулись и точно прошли сквозь руку.

— Черт возьми, если я тут понимаю что-нибудь! — говорил он полушепотом. — Наверно это электрическое явление, если только не…

Он замолчал в недоумении.

Две искорки медленно спускались к трупам. Поль следил за ними. Они с минуту прыгали перед хоботами одноногов и обе разом исчезли.

Сейчас же трупы меркуриан обнаружили признаки жизни: пошевелили рукой, ногой, открыли глаза — и быстрым движением встали.

— Да что же это такое!.. — закричал Поль.

У него волосы поднялись на голове и глаза широко раскрылись от ужаса.

Он схватил свой кол, он пятился назад!..

Но оба воскресших меркурианина упали на колено, склонились черными туловищами, вытянули на земле покорно хоботы, точно умоляя земножителя не гневаться. И раньше, чем Поль мог опомниться от чрезмерного изумления, одноног с кольцом на хоботе встал, подошел к Полю и тихо, тихо, стараясь не оцарапать его когтями, снял с его пальца золотой перстень с алмазом.

Держа алмаз между когтями, одноног направился к гладкой стене пещеры.

Поль точно окаменел; не галлюцинация ли это? не сошел ли он с ума? А воскресший одноног протянул руку и стал методически чертить алмазом по гладкой поверхности аспида… На стене вырисовывались буквы, из букв складывались слова… И по мере того, как меркурианин писал, Поль Сиврак читал:

Я — доктор Ахмед-бей, пришедший с земли; другой воскресший меркурианин — Брэд, которого я отыскал на Венере. Все это сделано путем развоплощения души, посредством известной мне формулы и тайны. Бильд, упрямец, пожелал остаться на Венере; он отказался развоплотиться и объявил, что вернется на землю в собственном теле. Пришлось его оставить. Мы не можем разговаривать с вами, потому что у меркуриан нет ни горла, ни языка, ни зубов, ни нёба, никакого органа, которым вы произносите человеческие слова; но мы можем вас слышать, потому что у меркуриан есть уши. Мы обладаем земною душой с меркуриевским телом и органами. Говорите: я буду вам отвечать письменно… Где Франциско? Где Лолла?

Как ни был приготовлен Поль к чудесному, но это последнее явление было слишком уже сказочно-чудесно, слишком невероятно…

Он провел рукой по глазам, встал, приблизился к аспидной стенке и перечел с начала до конца необыкновенную надпись. Потом взглянул на двух одноногов. Те стояли перед ним, помахивая хоботами, а красные глаза их блестели не свирепо и не бессмысленно, как Поль привык их видеть, а выразительно, по-человечески!..

— Нет! Я не сошел с ума! — громко вскрикнул Поль. — Я убил двух одноногов, я видел, как в их хоботы вошли две искры, одноноги воскресли, вот этот нежно взял у меня алмаз и стал писать слова…

А в это время одноног с алмазом опять подошел к стенке и написал:

— Нет, вы не стали с ума… Мы — Ахмед-бей и Брэд!

— Ахмед-бей, с которым я познакомился в Калькутте! Разве это возможно? Разве я не галлюцинирую?.. Ахмед-бей здесь в этой форме!.. Да еще с Брэдом!.. Но это безумие… И однако вот написанные строки… Я их вижу, трогаю, они здесь!.. Я в полном разуме, я не брежу!..

Он бормотал эти слова, вытаращив глаза, трясясь как в лихорадке, полумертвый перед фантастически воскресшими меркурианами…

Вдруг ему пришла идея.

— Брэд! достаньте у меня из-за пояса часы!

Тотчас второй одноног прыгнул вперед, протянул руку и ухватил когтем за колечко часики Лоллы.

— Который час?

Одноног-Брэд взглянул на часы, сделал жест рукой и свистнул восемь раз.

Поль посмотрел и убедился, что было 8 часов.

— Хорошо! — сказал он. — Возьмите теперь коробку и зажгите спичку.

Одноног-Брэд зажег и спичку.

Демонстрация была убедительна. В порыве сумасшедшего восторга Поль распростер руки, Брэд бросился к нему, и молодой человек почувствовал на своей шее нежно ласкающий хобот.

Несколько минут протекло в молчании. Но вот к Полю вернулось все хладнокровие и присутствие духа; он заговорил.

— Я подожду пока, — говорил он одноногу-Ахмеду, — просить у вас разъяснений относительно этого непостижимого явления и странного упрямства Бильда. И благодарю вас, дорогой мой доктор, что вы, быть может сами того не подозревая, ответили на мой призыв, обращенный к вам из Сверкающего Колеса! Это было предчувствие… Мне бы хотелось еще узнать, что такое Сверкающее Колесо и его обитатели, если это вам известно. Но теперь время слишком дорого. Надо действовать, найти Лоллу и Франциско. Слушайте!..

И он описал ему различные явления меркуриевского мира, рассказал о пропаже Лоллы Мендес, о бегстве, о световом письме, о том, как убили дюжину одноногов, питались их кровью и жгли их трупы и, наконец, о том, как Франциско отправился на охоту.

— Я сам шел искать его, — заключил Поль. — Что теперь нужно делать?

Ахмед-бей размышлял. С чисто человеческой манерой он оперся концом хобота о когти руки и закрыл глаз. Брэд смотрел на него. Вот он поднял голову и направился к стене; опять взял когтями алмаз и написал на аспиде следующее:

Сиврак, вы будете нашим послушным пленником. Не бросайте однако кол, от нам пригодится, Брэд подражайте всем моим движениям и свисту. Предоставьте мне действовать. Мы отыщем Франциско и Лоллу Мендес живыми или мертвыми. Сиврак, ведите нас к городу меркуриан и держите себя как пленник.

— Хорошо! — сказал Поль.

В знак согласия Брэд несколько раз наклонил хобот.

Стали спускаться крутым оврагом, который вел к Золотой реке и к жилищам меркуриан.

Пока шли, в уме Поля поднимались тысячи вопросов, неразрешимых в данный момент, потому что Ахмед-бею было бы чрезвычайно трудно дать обстоятельное объяснение относительно перевоплощения душ, пользуясь вместо карандаша и бумаги алмазом и аспидной скалой. Не легче было бы и Брэду передать катастрофу со Сверкающим Колесом и описать мир Венеры. Поэтому Полю Сивраку пришлось пока обуздать свое любопытство. Впрочем, его больше всего занимала участь Лоллы Мендес, а затем — и Франциско. Пока он оставался в вынужденном бездействии на сумеречной площадке, его ум и сердце целиком были поглощены так внезапно нахлынувшей и разгоревшейся страстью. Теперь он любил Лоллу Мендес так, как если бы прожил с нею целые годы среди безоблачного счастья. А ведь молодые люди едва успели обменяться во время ужасных и быстротечных событий, несколькими словами любви, да несколькими поцелуями.

Течение мыслей Поля прервалось видом показавшегося внизу меркуриевского города, когда овраг повернул в сторону. Он остановился, указал пальцем на долину с Золотой рекой и с пирамидальными хижинами на обоих берегах, спрятанными в тени отвесных черных скал, и произнес:

— Вот!

Все стали на месте. Тогда, по знаку Ахмед-бея, немедленно понятому, Брэд взял Поля за левую руку, оставив свободною правую, в которой тот держал кол. Ахмед-бей стал впереди пары, и все тронулись.

Меркуриане из своего города уже заметили их приближение. Отчаянный концерт свистков наполнил воздух. Скоро толпа одноногов окружила Ахмед-бея, Брэда и предполагаемого пленника.

Ахмед-бей пробирался на удачу среди хижин. Он тоже издавал свист, но так как не знал языка меркуриан, то и не мог свистать членораздельно, а просто выпускал короткие, мерные звуки с каждым своим шагом. Он остановился на пустой площади между хижин, остановил знаком своих спутников и поднял с достоинством руку.

От толпы отделился одноног с кольцом на хоботе, подскакал к Ахмед-бею, в котором очевидно признал важного сановника, и стал держать к нему речь, по-видимому, так как его свист продолжался несколько минут без перерыва.

Ахмед-бей находился в затруднении: не зная, как отвечать, он осторожно молчал и принял полную достоинства позу. Это обмануло меркурианина: тот кончил свою речь, повернулся и пошел. Ахмед-бей без колебания последовал за ним. Сзади двинулись Поль и Брэд под конвоем свистящей и жестикулирующей толпы черных чудовищ.

У двери одной хижины начальник остановился и стал сбоку. Смело остановился и Ахмед-бей, повелительно указав на дверь. Брэд притворно заставил Поля нагнуться, и все трое исчезли в хижине: туда же вошел и начальник-одноног.

Несколько секунд они все стояли и молчали. Поль не мог сразу освоиться, попав из яркого света во мрак. Когда его глаза стали различать предметы, он вдруг быстро нагнулся, поднял с земли лоскут и вскрикнул голосом, дрожавшим от невыразимого волнения:

— Брэд! Лолла была здесь, вот кусок от ее корсажа!

На его глазах заблестели слезы. Хижина, куда начальник ввел кого он считал своим коллегой, была та самая, куда посадили Лоллу и Франциско захватив их вторично. Что же с ними сталось?

Загрузка...