Сверх всякой меры

IV

– Сегодня ко мне пристал какой-то чертов извращенец, – доверительно сообщила Лизетт.

– В подземке? – Даниэль стояла на цыпочках, роясь на верхней полке их книжного шкафа.

Она только что приняла душ и расхаживала в одной шнурованной футболочке и трусиках-шортах – кникерах, как их называют в здешних магазинах, – изящно подчеркивающих ее скульптурной формы ягодицы.

– В Кенсингтоне. После того, как я покинула офис доктора Магнуса.

Лизетт валялась на кровати в старой сатиновой комбинации, которую нашла в лавочке на Черч-стрит. Они пили «Бристол Крим»[12] из рюмок для бренди. Девушки любили такие вечера, которые проводили не в компании всевозможных друзей Даниэль.

– Я шла по Холланд-стрит, а это жалкое ничтожество в полном панковском облачении прижало физиономию к двери бывшего магазина «Равноденствие». Я мельком взглянула на него, проходя мимо, а зря – он, должно быть, заметил мое отражение в стекле, потому что вдруг развернулся, уставился на меня и воскликнул: «Роднуля! Какой приятный сюрприз!»

Лизетт хлебнула хересу.

– Ну вот. Я наградила его самым суровым взглядом, на какой только способна, но, можешь ли ты поверить, этот тип продолжал стоять, лыбясь так, точно знает меня, а когда я заорала: «Отвали!» – с моим американским акцентом, он так и застыл на месте, разинув рот.

– Ага, вот она, – провозгласила Даниэль. – Я поставила ее рядом с «Теряемся из виду» Роланда Франклина – ты обязательно должна это прочесть. Надо как-нибудь не забыть вернуть ее тому симпатичному писателю из Ливерпуля, который мне ее одолжил.

Она уютно устроилась возле Лизетт на кушетке, сунула ей слегка испачканную и помятую книгу в бумажной обложке и снова взяла свою рюмку с хересом. Книга называлась «Новые дворцы: свидетельства бесконечности», автор – доктор Ингмар Магнус, собственноручно оставивший на форзаце трогательное посвящение Даниэль.

– Первое издание. В последующих отсутствуют две главы – понятия не имею почему. В них говорится о сеансах, которые он описывал тебе.

– Он хочет вставить меня в одну из своих книг. – Лизетт посмотрела на соседку с хитрецой. – Может ли женщина доверять мужчине, который пишет столь пылкие посвящения, когда он желает ее загипнотизировать?

– Доктор Магнус – настоящий джентльмен, – несколько раздраженно заверила подругу Даниэль. – Он выдающийся ученый и полностью поглощен своими исследованиями. И, кроме того, я несколько раз позволяла ему загипнотизировать себя.

– Я этого не знала. А зачем?

– Доктор Магнус вечно ищет подходящих субъектов. Я восхищалась его работой и, когда встретила его на одной вечеринке, сама предложила подвергнуться гипнозу.

– И что произошло?

– Боюсь, ничего, что стоило бы описания. – Голос Даниэль звучал так, как будто она завидовала Лизетт. – Он сказал, что я либо очень цельная личность, либо мои прошлые жизни погребены слишком глубоко. Такое часто случается, объяснил он, вот почему безусловное доказательство реинкарнации так трудно продемонстрировать. После нескольких сеансов я решила не тратить больше его драгоценное время.

– Но на что это похоже?

– Чего ты боишься? Это не опаснее, чем вздремнуть. Никакой Свенгали[13] не заглядывал из-под капюшона в мои глаза. Никаких сияющих опаловых колец. Никакого кружащегося света. Честно говоря, процесс этот довольно скучен. Доктор Магнус просто внушает тебе уснуть.

– Звучит обнадеживающе – в смысле безопасности. При условии, что ко мне никто не будет приставать на обратном пути из его офиса.

Даниэль игриво взъерошила волосы подруги:

– Вряд ли твой вид способен привлечь панка. Ты же не подстригаешься садовыми ножницами и не красишь щетину в зеленый цвет. И в твоих щечках нет ни единой булавки.

– На самом деле он, может, и не был панком. Староват для рокера и недостаточно пестр. Просто он был весь в черной коже, с золотыми сережками в ушах и каким-то медальоном на груди.

– Перед «Равноденствием», ты сказала? Любопытно.

– Так вот, я его, значит, осадила. А потом оглянулась, чтобы убедиться, что он меня не преследует, но он так и стоял там с ошеломленным видом.

– Возможно, он действительно обознался. Помнишь того старикашку на вечеринке у Мидж и Фионы, который настаивал, что знает тебя?

– И который был туп, как башмак. Иначе он мог бы придумать более оригинальный способ заигрывания.

Лизетт принялась листать «Новые дворцы», а Даниэль вытащила из стеллажа альбом «Тангерин Дрим»[14] и негромко включила стерео. Музыка точно легла на серую морось ночи за окном и уют их комнаты. Увидев, что подруга погрузилась в чтение, Даниэль подлила им обеим хереса и стала изучать книжные полки – мешанину из оккультных и метафизических трудов, альбомов по искусству и всевозможных книг в бумажных обложках. Между «Магией в теории и практике» Алистера Кроули и «Как я открыл свою бесконечную суть» некоего «Посвященного» оказалась засунута последняя книга доктора Магнуса, «Тень незнакомца». Она вытащила ее, и с запыленной обложки на девушку задумчиво взглянул сам доктор.

– Ты веришь в реинкарнацию? – спросила Лизетт.

– Верю. Точнее, иногда верю. – Даниэль обогнула кушетку и склонилась над плечом Лизетт, чтобы увидеть, какое место она читает. – Мидж Воган уверяет, что в прошлой жизни меня повесили как колдунью.

– Мидж должна быть благодарна судьбе за то, что живет в двадцатом веке.

– О, Мидж говорит, что мы были сестрами по шабашу и нас повесили вместе; вот почему мы так близки.

– Держу пари, Мидж говорит это всем девушкам.

– А мне Мидж нравится. – Даниэль отхлебнула херес, задумчиво разглядывая ряды корешков. – Ты сказала, тот парень носил медальон? Это не была свастика или что-то подобное?

– Нет. По-моему, подвеска его походила на звезду в круге. А еще у него кольца на всех пальцах.

– Погоди-ка! Сальные черные волосы, забранные назад вдовьим гребешком и закрывающие воротник? И круто изогнутые, словно навощенные, брови?

– Точно.

– А, Мефисто!

– Значит, ты его знаешь?

– Не совсем. Просто видела раз или два в «Равноденствии» и паре других мест. Он напоминает переигрывающего актера, исполняющего роль Мефистофеля. Мидж как-то заговорила с ним, но, полагаю, выяснила, что он не часть ее личного ковена.[15] Возможно, он не слышал, что «Равноденствие» закрылось. Он не производит впечатление сердцееда или похотливого хама, грязно пристающего к женщинам. Весьма вероятно, он действительно тебя с кем-то спутал.

– Что ж, говорят, у каждого есть двойник. Наверное, моя копия бродит по Лондону, и ее принимают за меня, а?

– И без сомнения, она отвешивает твоим ничего не подозревающим однокашникам звучные пощечины.

– А что, если я вдруг встречусь с ней?

– Встретишься со своим двойником – своим доппель-гангером?[16] Помнишь Вильяма Вильсона?[17] Беда, дорогая – беда!