Существо

Ожидание освобождает, когда знаешь, что должно произойти. Нервный густой поток осеннего ветра забирал чувство контроля и разрывал мысли. Листья и придорожный мусор болтало по всей парковке. Он давно заметил, что в их движении есть определённая последовательность и порядок. Иногда из этого хоровода выбивался лишний фантик или ветка, и они, брошенные, застывали на асфальте.

Он прикрыл глаза, и представил, будто стоит на краю обрыва, а внизу шумные волны с силой давят на землю. Отдавшись ветру, он сам стал качаться в этой воде, и жёсткие волны резали его лицо, заставляя то останавливать дыхание, то жадно глотать воздух. В какой-то момент показалось, что нет ничего – только он, его прерывистое дыхание и пустота.

«Замыкаясь на себе, ты коротишь окружающих».

Слова ярким неоном замигали в сознании, и он вернулся.

Открыл глаза. Всё та же бесцветная осень.

Если бы можно было узнать, сколько времени он уже здесь стоит. Когда даешь себе какой-то срок, становятся ли твои действия точнее? Планирование всегда было для него чем-то недостижимым. Невозможно было даже сказать, сколько лет он знаком с этим пустырём. Десять? Двадцать? Зачем что-то планировать, когда все дни смазаны в сплошной серый фон? Как обрести покой, когда ты снова стоишь здесь один, и уже даже себе не можешь объяснить, зачем. Скрипучая металлическая рука фонаря повисла над ним, свет влажно мерцал, пытаясь соединить два мира.

Что если, вытянув руку в темноту, ты наткнешься на руку другого человека. В холодной пустоте почувствуешь тепло другого существа, тянущегося к тебе, слепого и глухого от тьмы и ветра, точно как ты.

Он знал каждую яму в этом асфальте, каждый камень в большой черной луже, застывшей перед ним, как дверь в другое измерение. Знал, что брошенный пёс из дома через дорогу скоро начнет свой вечерний монолог. Он совершенно точно знал – один здесь и сейчас – мечтает о неодушевлённом бесхозном тепле. Сколько раз нужно повторить один и тот же сценарий, чтобы изменить будущее? А прошлое? Он разозлился бы, если мог. Выпустил с криком весь воздух из лёгких, разбил сломанный фонарь, пнул пса и ушёл. Собака лаяла. Фонарь качался и мигал. Мир то расширялся, то вовсе исчезал, мгновенно заливаясь вязкой темнотой.

К звуку ветра прибавился далёкий гул. Он посмотрел в небо: «Пора собраться». Дошёл до середины парковки и сел на асфальт. Взгляд остановился на старом дубе у дороги. Он не мог вспомнить, когда последний раз видел его зелёным. Справа показалось два слабых огонька. Сильный толчок тревоги острыми осколками разошёлся по телу. Если бы тогда всё было хорошо, машина проехала бы прямо по тому месту, где он сейчас сидит. Он вздрогнул от резкого скрипа тормозов, запахло жжёной резиной, и громкий удар окончательно выдернул его из оцепенения.

Кровь била по венам, в груди стало тесно. Он сильнее зажмурился и понял, что уже давно не дышит. Столько раз прожив этот момент, его глупое тело до сих пор не привыкло. С дуба отрывались серые листья и тихо падали на землю. Правая сторона машины вмята в ствол, над капотом застыло облако дыма. Дверь со стороны водителя открылась, из неё выпала девушка. Оглушённая, она ползала по земле и тёрла кровавый лоб тонкими длинными пальцами. У неё были самые чёрные глаза, которые он когда-либо знал. Мир назвал бы её красивой, если бы не большой острый нос, который как будто был снят с другого лица. Её улыбка могла зажечь светом всю эту парковку. Девушка поднялась и стала оглядываться.