С монахинями всегда нелегко спорить, но еще сложнее, когда она размахивает пистолетом–пулеметом, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. Сестра Жозефина была безумно сердита, потому что я не рассказал ей, что увидел в своем Видении, но я не мог сказать ей. По крайней мере, пока у меня не будет доказательств. Некоторые вещи являются слишком странными, чтобы сказать вслух, даже для Темной Стороны. Сестра Жозефина, наконец, уступила, настояв лишь на возвращении в поместье Гриффинов со мной, и я не смог отказать ей. Только не тогда, когда мы были окружены расчлененными телами сестрами ее ордена. Кроме того, у нее была Рука Блаженства, единственный способ мгновенно переместиться через всю Темную Сторону в поместье Гриффинов. Так что я согласился, и сестра Жозефина заставила меня ждать, пока укомплектовывала себя дополнительным оружием, гранатами и зажигательными смесями, так на всякий случай. Я не смог сдержать улыбку.
– Мне действительно стоит познакомить вас с моей девушкой. У вас так много общего.
Монахиня громко фыркнула.
– Я серьезно сомневаюсь относительно этого. Ну, вот и все. Я готова. Пора отправляться.
Она в последний раз оглядела пустынную часовню, заставляя себя посмотреть на каждое мертвое и изуродованное тело, чтобы пребывать в надлежащем настроении, когда она прибудет в поместье Гриффинов. А потом она зажгла свечи на восковых пальцах Руки, и ткнула ими в дверь перед собой. Тяжелая древесина изгибалась и дергалась, трясясь в дверном проеме, будто ее пугало то, что от нее требовали, и внезапно, распахнулась, открывая лишь темноту за собой. Я прошел через нее бок о бок с сестрой Жозефиной.
Но когда я вышел, я был по-прежнему далеко до поместья Гриффина. Я был прямо посреди джунглей окружающих его, и нигде не было никаких признаков сестры Жозефины. Моим первым побуждением было отступить назад через дверь, но когда я оглянулся назад, ее уже не было. Тонкие лучи мерцающего лунного света проникали сквозь плотный навес над головой, подчеркивая серебром дрожащие листья и медленно колышущиеся растения. Странные огни мелькали между деревьями, и медленные, тяжелые звуки доносились глубоко из–под земли. И все вокруг меня, медленно, злорадно пришло в движение в джунглях, когда поняло, кому не посчастливилось попасть им в руки.
Защиты поместья, должно быть, работали сверхурочно. Они не могли остановить такую могущественную силу как Рука Блаженства, но могли не допустить меня в само поместье, сбросив меня сюда. В джунглях. Где растения всегда голодны...
Растительность возвышалась со всех сторон вокруг меня, цветы открывали свои лепестки, обнажая острые зубы и колючие глотки, ветви в шипах тянулись ко мне, а лианы обвивали, как удушающие веревки. Даже деревья выворачивали свои корни из влажной земли в стремлении дорваться до меня. Джунгли помнили меня и ненавидели меня каждой своей частичкой в медленном, холодном гневе.
Я был окружен врагами и находился далеко от подмоги. Типичная ситуация в моей сфере деятельности. Я вытащил несколько зажигательных бомб из карманов плаща, быстро поджег их, и бросил туда, где как я думал, они принесут наибольшую пользу. Взрывы сотрясли джунгли и озарили ночь, а шелестящие кругом заросли превратились в дикие всполохи пламени. Они качались взад-вперед, пытаясь сбросить с себя пламя, которое поглощало их, но лишь преуспели в дальнейшем распространении огня. Образовавшийся свет разогнал тьму, улучшая мне обзор. Поместье Гриффинов виднелось сквозь деревья, прямо на вершине холма. Оно было не так далеко. Я мог добраться до него.
Джунгли нависали вокруг меня, деревья тушили огонь тяжелыми ветвями, в то время как все остальное ушло из досягаемости огня. Тонкие пронзительные вопли заполнили ночь, пока неестественные растения поглощались искусственным огнем. Но огонь уже стихал, и скоро не останется ничего, чтобы держать джунгли в страхе. Разве что… растения вроде бы боялись яркого дневного света так же, как высокой температуры. Я задействовал свой дар и нашел место за пределами Темной Стороны, где ярко светило солнце; и, протянувшись, принес солнечный свет ко мне. Большой круг ослепляюще яркого света обрушился сверху, окружая меня теплым, здоровым дневным светом.
Джунгли ненавидели его. Пока я еще щурился против непривычно яркого света, ночные растения засыхали и сжимались подальше от его лучей, уменьшаясь в размерах. Цветочные лепестки потемнели и опали, стволы деревьев покрылись волдырями, а ветви сами уползли от палящего света. Листья съежились, лианы отступили обратно в тень, а некоторые деревья застонали под воздействием дневного света.
– Слушайте! – громко сказал я. – У меня нет времени на это дерьмо. Я направляюсь в поместье Гриффинов, и если что-нибудь встанет на моем пути, я устрою здесь яркий летний день на многие недели!
Я блефовал, но джунгли не знали этого. Я целеустремленно зашагал вперед, круг света перемещался со мной, и все растения на моем пути отпрянули, чтобы дать мне больше пространства. Я побежал через джунгли, поддерживая максимально возможный для себя темп. Мелисса вернулась в поместье и находилась в смертельной опасности, и, вероятно, остальные члены семьи также. Время вышло для всех Гриффинов. Вскоре явится Дьявол, чтобы потребовать свой долг, и заплатить его придется в Аду.
Наконец, я выбежал из джунглей, выдохшийся и вспотевший, мои руки и ноги дрожали, и я с трудом мог дышать. Я полагался на выносливость, а не скорость. Дневной свет мгновенно исчез, когда я покинул джунгли и вышел во двор, как будто здоровый естественный свет не допускался в этом месте. Я прислонился к открытым металлическим воротам, пока переводил дыхание и проверял ситуацию. Я действительно чувствовал себя лучше без света. Слишком долгое поддерживание его, выматывало меня. Вытерев рукавом пот с лица, я осмотрелся.
Первое, что бросилось в глаза, не было никаких машин, припаркованных во дворе. Все гости были отправлены домой. Свет горел в каждом окне поместья, но было что-то... неправильное в этом свете. Он был слишком ярким, слишком интенсивным, и неестественно резким. И все место было смертельно тихим. Глядя на поместье Гриффинов создавалось ощущение, что смотришь на открытую могилу. Я сделал последний глубокий вдох, чтобы успокоить себя, и направился прямо к парадной двери. Ничто и никто не появился, чтобы остановить меня. Когда я подошел к двери, она была заперта. А, когда защитные чары поместья блокировали сестру Жозефину, с ней осталась ее Рука Славы.
Я сильно подергал ручку, на всякий случай, но дверь была очень массивной и очень тяжелой, и едва двинулась в своей раме. Я даже не потрудился пробовать выбить ее плечом. Я проверил замок – он был большим, увесистым и очень прочным на вид. Я знал несколько нелегальных способов открыть упрямые замки, но ни один из них не обойдет защиты поместья. Внезапно я вспомнил золотой ключ, который Пол дал мне умирая. Он должен был знать, для чего он подойдет. Я выудил ключ из кармана плаща и попытался засунуть его в замок, но он не подошел. Даже близко. Я убрал ключ и хмуро посмотрел на закрытую дверь. Я не для того зашел так далеко, подобрался настолько близко, чтобы быть остановленным запертой дверью. А когда сомневаешься, думай нетривиально.
Я быстро пробежался по мысленному списку того, что имел, ища что-либо полезное, затем внезапно улыбнулся и вынул аборигенскую указательную кость. Я ткнул костью в дверь, произнося правильные Слова, и тяжелое дерево двери поморщилось, будто пытаясь отдернуться от ужасной вещи, убивающей его. Дерево раскололось и почернело, мгновенно сгнивая и разлагаясь, и большое отверстие образовалось в губчатом неорганическом веществе. Я убрал кость, и просунул обе руки в ослабевающие отверстие, разрывая его, пока не образовалась достаточная щель, чтобы я протиснулся.
Я шагнул вперед, ожидая, что столкнулись с армией вооруженных до зубов охранников и даже потрясенных слуг, но огромный вестибюль был пуст. Безлюден. В поместье было устрашающе тихо, нигде ни единого звука или любого признака жизни. Я не мог допустить мысли, что прибыл слишком поздно. Еще есть время. Я чувствовал это. Я задействовал свой дар, чтобы найти, где находилась семья Гриффина, и вновь Что-то извне со зверской силой захлопнуло мой внутренний глаз. Я закричал от ужасной боли, которая наполнила мою голову. Я качался назад и вперед, подавляя боль усилием воли. Напряженное усилие оставило меня тяжело дышащим и потрясенным. Ощущение было такое, словно только что бомба взорвалась в моей голове.
И мне показалось, что где-то далеко, я услышал, как Что-то смеется, потешаясь надо мной.
Я выпрямился, собирая последние силы вокруг себя как броню. Мне не требовался мой дар. Я знал, где была семья Гриффина, где они должны были быть. В единственном месте, запрещенном для всех, кроме самого Гриффина – старом подвале под поместьем. Я быстро пересек первый этаж, ища путь вниз. И обнаружил, что же случилось со всеми охранниками и слугами. Они были мертвы, каждый из них, убит и изуродован, как монахини в часовне. Разорваны на части, выпотрошены, расчленены и изуродованы. Но, по крайней мере, у этих тел все еще были головы. Каждое лицо было вытянуто и искажено агонией и ужасом их последних минут. Мне хотелось остановиться и закрыть им всем глаза, но времени не было.
Потому что тела были выложены в одну линию... тщательно выстроены, чтобы привести меня к двери, ведущей в подвал. Слуги в старомодных униформах, охранники в бронежилетах; все они умерли так же легко, как и ужасно. Кровь была повсюду, большая часть которой все еще была липкой на ощупь, и длинные, темно-красные полосы, тянулись по стенам от артериальных брызг. Воздух был густо пропитан смрадом от нее, и когда я дышал через рот, то ощущал вкус меди. Я, наконец, добрался до конца линии и остановился перед дверью, которая осталась услужливо приоткрытой, приглашая меня спуститься в подвал... Я знал, что меня ждали там, желая показать, что произошло с семьей Гриффина, и Мелиссой.
Я распахнул дверь рукой. Длинный ряд каменных ступеней вел вниз, ярко освещенными бумажными фонарями. И сидя привалившись к голым каменным стенам на каждой ступеньке был труп служащего или охранника, пристально уставившихся вниз на ступеньки мертвыми глазами. Я осторожно ткнул ближайшего пальцем. Труп слегка качнулся, но не показал признаков воскрешения, чтобы напасть на меня. Я начал спускаться по ступенькам, тщательно придерживаясь середины, и пока я проходил мертвецов, время от времени один из них медленно поднимал голову и смотрел на меня, нашептывая тайны заблудшим, далеким голосом.
– Пламя огней такое обжигающее здесь. Даже птицы сгорают здесь.
– Что-то держит меня за руку, и не отпускает.
– Они пьют наши слезы, как вино.
– Нам не нравится быть мертвыми. Это совсем не то, что нам обещали. Тебе это также не понравится.
Я приложил все усилия, чтобы не слушать их. Ад вызывал отчаяние, и всегда врал. Кроме случаев, когда правда могла навредить вам больше.
Наконец я достиг основания лестницы. Это заняло изрядно времени. Я понятия не имел, как далеко я спустился, но должно быть я был глубоко под поместьем к настоящему времени, может быть, в самом центре холма, на котором оно стояло. (Поговаривают, что Гриффин возвел холм и поместье в одну ночь...) Дверь была совершенно невзрачной на вид, вновь слегка приоткрытая, приглашая меня зайти внутрь. Я распахнул ее ударом ноги и вошел в каменную палату, как будто за спиной у меня была армия. И действительно, там были все они – семья Гриффина. Иеремия и Мэрая, Уильям и Глория, Элеонора и Марсель, и все они распяты, пригвождены к холодным каменным стенам. Кровь еще капала из жестоких ран на их пронзенных запястьях и лодыжках. Они смотрели на меня молча, широкими, умоляющими глазами, боясь сказать что-нибудь. Мелисса Гриффин сидела в одиночестве в центре каменного пола, внутри пентакля, линии которого были начертаны кровью ее семьи. На ней все еще были рваные остатки черно-белой рясы послушницы, хотя плат был оторван. Кто-то хорошо отделал ее, вероятно, просто потому, что мог. Кровь высохла на ее синяках и опухшем лице, но все еще осталась спокойная, непоколебимая благодать в ее глазах, когда она посмотрела на меня.
Я кивнул и улыбнулся ободряюще, скорее для себя, чем для нее. Моей первой мыслью было то, насколько она была похожа на Пола как на Полли, но был внутренний свет и мир в Мелиссе, которого никогда не находил Пол. Я подошел и осторожно встал на колени перед Мелиссой, стараясь не прикасаться к любой из линий пентакля.
– Привет, Мелисса. Я Джон Тейлор. Я искал тебя. Рад наконец-то встретиться. Не волнуйся. Я вытащу тебя отсюда.
– А мою семью? – спросила Мелисса.
– Я сделаю все, что смогу, – сказал я. – Для некоторых из них может быть уже слишком поздно, но я специализируюсь на безнадежных делах.
– Ну, разумеется, мистер Тейлор, – сказал спокойный, полный ненависти, знакомый голос. – В конце концов, вы сами являетесь самым безнадежным делом.
Я оглянулся и там был он, прислонившись к дальней стене, с руками, сложенными небрежно на груди, улыбаясь, как будто у него были ответы на все вопросы и несколько тузов припрятанных в руке. Человек, стоявший за всем этим с самого начала. Человек, которого я Видел, убивший всех тех монахинь в часовне.
Дворецкий, Гоббс.
Я медленно поднялся на ноги и повернулся, чтобы посмотреть на него.
– Я знал, что что-то не так с тобой с самого начала, но просто не мог себя заставить поверить, что все это сделал дворецкий.
– Добро пожаловать в реальное сердце и душу поместья Гриффинов, мистер Тейлор. Так отрадно, что вы смогли принять участие. Развлекательная программа начнется в ближайшее время.
– Да что ты говоришь. – Я начал приближать к нему, но остановился, когда он оттолкнулся от стены. Не сделав практически ничего, он вдруг стал выглядеть очень опасно, и нисколько ни человеком. Я принял вальяжную позу и одарил его лучшей презрительной усмешкой. – Мне стоило догадаться, что это ты в тот момент, когда я услышал твое имя. Гоб это старое имя Дьявола. Твое имя не Гоббс, а Гоб – принадлежащее Дьяволу.
– Точно, – сказал Гоббс. – Удивительно, сколько людей упускает самые очевидные факты, даже когда ты суешь их прямо под их глупые смертные носы.
– Хватит, – сказал я. – Мы уже упустили время для цивилизованного разговора. Покажи мне свое истинное лицо. Покажи мне, что ты на самом деле.
Он засмеялся надо мной.
– Твой ограниченный человеческий разум не сможет справиться с таким ужасным существом, коим я являюсь. Только одного взгляда на мою истинную сущность будет достаточно, чтобы твой маленький умишко разлетелся на части. Но есть форма, которую мне нравится использовать, когда меня вызывают в эту унылую смертную плоскость...
Он вытянулся и искривился тем образом, который не имеет ничего общего с геометрией материального мира, и вмиг Гоббс исчез, и нечто совсем иное появилось на его месте. То, что никогда не было, не могло быть, просто человеком. Он был огромен, почти под двенадцать футов высотой, склонившийся, чтобы вписаться в каменные стены подвала, его рогатая голова царапала свод потолка. Его кроваво–красная кожа была покрыта сочащимися чумными язвами, и большие перепончатые крылья простирались вокруг него, как ребристый багровый плащ. У него были раздвоенные копыта и когтистые руки. Он был гермафродитом, с чрезвычайно раздутыми мужскими и женскими органами. От него воняло серой и страданиями. И его лицо... Мне пришлось отвернуться на мгновение. Его лицо было полно всей злобы, боли и ужаса в мире.
Вся семья Гриффинов закричала при взгляде на демона в его истинной форме, и кажется, я тоже.
– Знаю, немного средневековое, – сказал Гоббс, мягким, мурлыкающим голосом, одновременно как испорченное мясо и детский плач, и рычание голодного волка. – Но я всегда был традиционалистом. Если вещь работает, придерживайся ее, вот что я скажу.
– Борись с ним, Тейлор! – крикнул Иеремия Гриффин. И даже распятый на стене в своем подвале, часть силы и высокомерия Гриффина еще сохранилась. – Останови его, прежде чем он всех нас уничтожит!
Гоббс с любопытством рассматривал меня, его длинный красный лысый хвост, скользил вокруг копыт. Я же оставался неподвижным, напряженно думая. Я не осмеливался необдуманно предпринимать что-либо. В этом месте мы все были в опасности, и рисковали не только нашими жизнями, но и душами. Это был не один из незначительных демонов, которых я успешно дурил в прошлом – это было серьезным делом. Герцог Ада, и он был очень близок сейчас, приближаясь с каждым мгновением. Я должен был найти выход из этой неприятной ситуации и свалить отсюда, прежде чем Дьявол прибудет потребовать принадлежащее ему. Гоббс говорил, что он традиционалист, поэтому... Я вытащил серебряное распятие из кармана плаща, заранее окропленное святой водой, и вонзил его в Гоббса. Распятие взорвалось в моей руке, и я закричал от боли, когда серебряные фрагменты глубоко вонзились в мою ладонь и пальцы. Гоббс засмеялся, и этот звук заставил меня содрогнуться.
– Это территория Ада, – сказал он спокойно. – Форма только форма, если у тебя есть вера, чтобы поддерживать ее. Вы когда-нибудь верили во что-нибудь, мистер Тейлор?
Не пытайся спорить с ним. Они всегда лгут. Кроме случаев, когда правда может навредить тебе сильнее...
– Как долго? – спросил я, прижимая больную руку к груди. – Как долго ты был под видом дворецкого Гриффина?
– Я всегда был дворецким Гриффина, – сказал Гоббс. – С самого начала. Но я изменял свое лицо и форму на протяжении веков, исчезая, как один человек и появляясь в качестве другого, и никто никогда не замечал этого, и меньше всего Гриффин. Никто не обращает внимания на служащих. Я держался очень близко к нему, когда он строил свою драгоценную империю на крови и страдании и тратил впустую жизни других, отпуская случайный небольшой совет здесь, предложение там, дабы проследить, что задание моего хозяина будет выполнено. Мой истинного хозяина… поскольку я всегда был слугой своего хозяина, и никогда… Иеремии.
– Как ты попал в Темную Сторону? – спросил я. – Это место было предназначено, чтобы быть свободным от прямых вмешательств Небес или Ада.
– Меня пригласили, – сказал Гоббс. – И «сверху» и «снизу» всегда были свои агенты в Темной Стороне. Тебе известно это лучше, чем большинству. Я так рад, что ты нашел дорогу сюда, Джон. Без тебя, беспомощно взирающего, как я наконец-то одерживаю победу, было бы совсем не то.
– Оставь это дерьмо при себе, – сказал я. – Я здесь, потому что ты не смог удержать меня, несмотря на все свои усилия. Ты тот, кто мешал моему дару. Мне стоило обратить внимание, что это происходило только, когда ты был поблизости. А теперь ты боишься до смерти, что я найду какой-нибудь способ остановить тебя, после всей проделанной тобой работы, и лишить Дьявола его приза. Твой хозяин может быть очень строгим с теми, кто подводит его…
– Я привел тебя сюда, – сказал Гоббс. – Я выложил мертвых, чтобы привести тебя вниз...
– Ты оставил их там, чтобы запугать меня, – сказал я. – Но меня не так просто напугать.
– Даже тебе не под силу нарушить договор добровольно заключенный с Адом!
Я не мог сдержать улыбку.
– Я нарушал правила всю свою жизнь.
– Мой хозяин будет здесь уже очень скоро, – сказал Гоббс. – И если ты будешь здесь, когда он появится из пентакля, чтобы потребовать свое, он утащит тебя в Ад вместе с остальными.
– Ответь мне вот на что, – сказал я. Я тянул время, и Гоббс знал это, но подобные ему любят хвастаться. – Зачем Дьяволу предоставлять человеку такую долгу жизнь, если практически не бессмертие?
– Потому что это развращает, – легко ответил Гоббс. – Осознание, что ты можешь безнаказанно творить что угодно. Иеремия совершал ужасные вещи на протяжении многих лет, и ни разу не был наказан за любое из них. Он жуткими способами добился богатства и власти и своим примером привел многих других к разврату и искушению. Этот человек погубил тысячи, даже сотни тысяч, непосредственно и косвенно. Распространяя зло на протяжении веков, пока его бизнес рос и расширялся. Основанный на зле, заражая других своим злом. Мы все очень довольны тем, чего смог добиться Иеремия, так долго выполняя работу Ада... Ты не поверишь, какую приятную встречу мы запланировали для него и его семьи в самом горячем пламени Ада.
– Но не Мелиссе, – заметил я.
Гоббс громко фыркнул.
– Кто бы мог подумать, что этот мужчина, веками погруженный в злодеяния, подобреет при виде милого личика? Но когда время на исходе, проклятые часто ищут способ нарушить сделку, которую заключили, чтобы отменить зло, которое породили. Все, что им действительно требовалось сделать, это покаяться, искренне и по-настоящему, и Ад не смог бы прикоснуться к ним. Но, разумеется, будь они теми, кто в состоянии раскаяться, они, прежде всего не заключали бы сделку с Дьяволом. Иеремия, по крайней мере, был менее лицемерным, чем большинство. Он думал, что оставив свою империю чистой душе, она сможет сохранить свое наследие. Но это недопустимо. Я слишком много сил вложил, чтобы убедиться, что зло Иеремии будет жить после него, искушая других годами, потому что лишь дело может быть по-настоящему бессмертным.
– Послушайте, меня не должно даже быть здесь, – воскликнула Глория отчаянно. – Я не имею к этому никакого отношения! Я даже не Гриффин! Я только посредством брака вошла в семью!
– Верно! – воскликнул Марсель. – Меня это никак не касается! Пожалуйста, отпустите меня. Я ничего не расскажу...
– Вы стали бессмертными из-за сделки заключенной Иеремией, – сказал Гоббс. – Вы выгадали от этого, что делает вас виновными. Теперь прекратите ныть, вы оба, или я вырву ваши языки. Достаточно скоро настанет время всем Гриффинам спускаться... в самый низ...
Я все еще ничего не придумал, и погружался в отчаяние.
– Расскажи мне о Мелиссе, – сказал я. – Почему ты держишь ее отдельно? Разве она не проклята, так же, как Гриффин?
– Она присягнула своей душой Небесам, – сказал Гоббс. – И таким образом стала вне досягаемости Ада. Так что я просто убью ее, медленно и страшно, в оставшееся время. И посмотрю, может ли агония, ужас и отчаяние, заставить ее отречься от своей веры. И тогда она вновь станет собственностью Ада, и воссоединится со своей семьей, навсегда. Ох, маленькая Сестренка, кроткая и безобидная, надеюсь, ты чувствуешь себя сильной, дитя мое.
– Не смей трогать ее! – закричал Иеремия, изо всех сил напрягая железные гвозди, которыми был прибит к стене. – Тейлор, сделай что-нибудь! Обо мне забудь, но мою семью еще можно спасти! Сделай все что угодно, но спаси моих детей и Мелиссу!
– Сволочь! – завизжала Мэрайя. – После всех этих лет вместе, ты даже не думаешь обо мне?
Иеремия мучительно повернул голову, чтобы посмотреть на нее.
– Я бы спас тебя, если мог, любовь моя, но после всего того, что мы сделали... ты действительно думаешь, что Небеса примут нас? Мы упивались нашими преступлениями и нашими грехами, и теперь мы должны расплатиться. Прояви хоть немного достоинства, женщина. – Он снова посмотрел на меня. – Спаси их, Тейлор. Остальное не имеет значение.
– Да кого волнуют эти чертовы дети? – завопила Мэрайя. – Я никогда не хотела их! Я не хочу умирать! Ты обещал мне, что мы будем жить вечно и никогда не умрем!
Иеремия улыбнулся.
– Какой мужчина не врет женщине, чтобы получить желаемое?
Я посмотрел на Мелиссу, скорчившуюся, потрясенную, и избитую, но каким-то образом еще непокоренную в центре кровавого пентакля. Мне все еще было трудно смотреть на нее и не думать о Полли… И это заставило меня снова подумать о золотом ключе, который Пол так отчаянно сунул мне, когда умирал. Он должен открывать что-то важное, но что? Небольшой золотой ключик... как тот, что Иеремия использовал для открытия скрытой двери в бальном зале. Может было другое скрытое помещение, здесь в подвале? А если так, то, что оно могло скрывать? И затем я вспомнил Иеремию, говорящего мне, что оригинал его договора с дьяволом хранился здесь в подвале, под замком и ключом, потому что, хотя документ не мог быть уничтожен, условия могли все еще быть переписаны… кем-то с правильными связями на Небесах или Аду…
Я задействовал свой дар, мой внутренний глаз начал открываться, а потом захлопнулся снова, когда Гоббс закрыл его. Я боролся с демоном, используя все свои силы, но он был демоном, а я был только смертным... Я в отчаянии посмотрел на Мелиссу.
– Помоги мне, Мелисса! Я могу помочь тебе и твоей семье, но ты должна помочь! Это пентаграмма не может сдержать тебя, Невеста Христова! Она принадлежит Аду, а ты поклялась Небесам! Борись с ней!
Какой бы истощенной, удрученной и избитой она не была, Мелисса кивнула и бросилась на невидимую стену пентакля. Своим собственным совсем иным образом, Мелисса могла быть столь же сильной и решительной, как ее дед. Она бросалась на невидимую стену снова и снова, даже при том, что она причинила ей боль, громко напевая молитвы, пока дед смеялся и подбадривал ее. Марайя истерично рыдала, Уильям и Элеонора изо всех сил поддерживали Мелиссу, а Глория и Марсель молча наблюдали, не рискуя надеяться... И, пока демон Гоббс оглядывался по сторонам, шокированный подобным бунтом среди тех, кого он считал сломленными, я сфокусировался на своем даре... и заставил свой внутренний глаз открыться.
Мой Взор показал мне секретное пространство позади стены с левой стороны от меня, и потайной замок, скрытый в каменной кладке. Я рванулся к нему, вставил золотой ключ в замок и открыл его. Участок стены скользнул назад, показывая старый свиток пергамента, засунутый в расщелину в камне. Я вытащил пергамент и развернул его. Я немного знаю латынь, ровно настолько, чтобы признать, когда вижу ее. Контракт с адом, подписанный Иеремией Гриффином собственной кровью.
Я достал шариковую ручку и быстро вычеркнул положения применимые к потомкам Иеремии. И молился, что частицы освященного распятия все еще находившиеся в моей пишущей руке, добавят достаточно святости, чтобы сделать изменения обязательными.
Демон Гоббс перестал концентрироваться на удержании Мелиссы внутри пентакля и повернулся ко мне, воя от злости. Огонь хлынул на меня из вытянутой руки, но я держал перед собой пергамент, контракт, который не мог быть ничем уничтожен… и огонь не касался меня. А затем гвозди держащие Уильяма и Элеонору и Глорию и Марселя прибитыми к стене, вырвались из их пронзенной плоти и исчезли, и четверо из них беспомощно упали на холодный каменный пол. Они изо всех сил пытались встать на ноги, в то время как Гоббс застыл в состоянии шока и удивления.
– Спустите меня вниз! – вопила Мэрайя. – Вы не можете оставить меня здесь!
– Конечно, могут, – сказал Иеремия. – Мы там, где должны быть, дорогая. Тейлор, уведи мою семью отсюда!
Мелисса прорвалась через барьер пентакля и растянулась у моих ног. Я поднял ее.
– Нет! – взревел Гоббс, голосом слишком громким и слишком ужасным, чтобы его вынести. – Я увижу всех вас мертвыми, прежде чем позволю уйти!
И я использовал свой дар, чтобы вновь найти солнечный свет, и принести его ко мне, прямо в подвал глубоко под поместьем Гриффина. Блестящий свет хлынул вниз на Гоббса, удерживая его в ярком кругу как жука, насаженного на булавку. Гоббс закричал, а Иеремия засмеялся. Мелисса схватила меня за руку.
– Пожалуйста, разве вы не можете помочь ему…?
– Нет, – сказал я. – Он давно уже определил свою судьбу. Он там, где ему положено быть. Но не ты, и не остальные. Для них все еще есть надежда. Помогите мне вывести их отсюда.
– Скорей! – завопил Иеремия, стараясь быть услышанным сквозь крики Гоббса. – Он идет!
Я чувствовал это. Что-то огромное и невообразимое неумолимо поднималось из места подо всеми местами, прибыв требовать то, что было его. Мы должны были уходить, пока еще могли. Между собой, мы с Мелиссой вели остальных. Каменный пол ходил ходуном и разваливался на куски у нас под ногами. Ужасное присутствие билось в эфире, и ни один из нас не посмел оглянуться назад. Иеремия все еще смеялся, а Мэрайя кричала в ужасе. Я вытолкал членов семьи Гриффина через дверь подвала. И внезапно мы оказались во внутреннем дворе, снаружи парадной двери поместья Гриффинов, и там была сестра Жозефина с Рукой Блаженства вытянутой перед нею.
– Я же говорила вам, что они не смогут удержать меня! – сказала она, и поспешила вперед, чтобы помочь легкораненым. Мы пошли так быстро, как только могли по пустому двору, затем остановились и оглянулись, когда все огни в поместье внезапно погасли. С протяжным, громким стоном похожим на умирающее животное, огромное здание медленно разрушалось само в себя, обрушиваясь и распадаясь, и наконец, исчезло в огромной затягивающей яме наверху холма.
Все мы стояли вместе, каждый думая о своем, и держась друг за друга, наблюдая падение дома Гриффина.