Суперанимал

24. Сомнамбула

Барбара, лежавшая в кабине бомбардировщика, заворочалась во сне. Но тут же ее тело напряглось, судорожно дернулось и замерло, быстро спеленутое невидимой смирительной рубашкой. Словно кто-то, управлявший ею, опасался, что она может разбудить Локи неосторожным движением.

У супера был очень чуткий сон. Правда, после изнурительного сексуального марафона он спал глубже, чем обычно, и чувствительность немного притупилась. До этого он изнасиловал Веру – занятие прескучнейшее, все равно что трахать рыхлый тающий сугроб, – а Лили решил оставить на завтра.

Кабина оказалась тесновата для пятерых, не считая хилого детеныша, который занимал совсем немного места, – и Наку пришлось с близкого расстояния наблюдать за соитием хозяина сначала с его девушкой, а затем и с Барби. Он смотрел на это равнодушно, не мастурбируя и даже не особенно возбудившись.

А Локи было тем более плевать. Он не испытывал ни малейшего неудобства, занимаясь любовью в присутствии суггестора и митов, – точно так же, как если бы за ним наблюдали собаки или дегро. Он чувствовал себя вполне раскованно и свободно.

Почти непрерывная бешеная скачка длилась еще дольше, чем в первый раз. Барби все больше входила во вкус, обнаружив в себе эксгибиционистку. Она будто мстила за что-то (за боль ревности, а может, и за чистоту) этой соплячке Лили, забившейся в угол и зыркавшей оттуда с совершенно безумным выражением лица. Чертова девственница! Если б не она, глядишь, все было бы иначе…

Детеныш почти сразу же заснул, изнуренный дальним переходом. Кажется, он не вполне осознавал, что его ожидает через несколько часов. И слава богу.

Вера лежала, отвернувшись от всех. Она давно выплакала все слезы. Теперь ее глаза были черны, как высохшие колодцы, но никто не видел эту пугающую черноту.

Локи считал, что осчастливил бабу – когда еще на нее взглянет настоящий мужик! Нак с его желтым стручком не в счет. В будущем суггестор станет ей кем-то вроде МУЖА (до чего же смешное евнухоидное словечко! – жалкий обрубок, оставшийся от «МУЖЧИНЫ»).

В общем, супер заснул утомленным и удовлетворенным. Он был уверен, что трусливый суггестор будет сторожить подступы к логову лучше цепного пса. Но даже в этом Локи переоценил Нака. Того хватило всего лишь на несколько часов. Он сделал обход, чтобы размять ноги и продрать глаза, но ветер усиливался, и Студент поспешно вернулся в согретую огнем очага и дыханием людей кабину.

Некоторое время он пытался бороться с дремотой, составляя в уме шахматную задачу, но вместо белых и черных абстрактных фигур в мозгу постоянно возникали вполне реальные образы: проклятый мэр на позиции белого короля; черная королева Барби; белая ладья – Грув; парочка пешек – идиотка Вера и смазливая сучка Лили («Тайная любовь Роя, мать ее так! Несостоявшаяся жертва инцеста… Долго же мэр прятал свое дерьмо… Ну ничего, вскоре он получит дочку обратно с подарком в брюхе – в сохранности, но не в ЦЕЛОСТИ. Ха-ха…»).

Была, правда, еще одна фигура, очертания которой Нак почему-то не мог различить. Он также не мог дотянуться до нее, не мог контролировать, и это его раздражало, как заноза в заднице. Только потом, когда он сделал начальную расстановку, фигура вдруг выплыла из мрака БЕЗ его участия – оказалось, что это белая королева, разрушившая своим вмешательством весь замысел.

Испугавшись галлюцинаций, Нак бросил вредное для трезвого рассудка занятие. Веки слипались. Он понял, что вымотался до предела, хоть и не кувыркался с бабами, как Локи. Сказывалось нервное перенапряжение. Рядом с супером он не мог расслабиться ни на секунду.

Вскоре Студент уже сладко спал, привалившись спиной к переборке. На его губах лопались пузыри. В полудетском лице появилось что-то беззащитное.

Он тоже не слышал, как дернулась Барби. Вдобавок существо, находившееся далеко отсюда и державшее женщину на прочном поводке, позаботилось о маскировке намерений и действовало чрезвычайно осторожно.

Следующее ее движение уже было плавным и совершенно бесшумным.

Кукловод ПРИСПОСОБИЛСЯ.

…Рука раздвинула полумрак, скользнув по воздуху как ночная птица. Было некое несоответствие в том, что она двигалась абсолютно независимо от других частей тела. Голова даже не повернулась. Дыхание осталось ровным и замедленным, характерным для состояния глубокого сна. Ноги уперлись в пол, и туловище слегка повернулось, чтобы поднятой руке было УДОБНЕЕ. Другая рука оказалась вывернутой и зажатой в крайне неестественном положении.

Кому-кому, а Барбаре было, кажется, все равно. Ей снился нездешний мир. В сновидении она лежала на кровати, усыпанной ЦВЕТАМИ (откуда она знала, что эти разноцветные ломкие пахучие штуковины называются цветами?..). Так много цветов, что ценность каждого была смехотворной. Увянут и умрут – вырастут новые…

И в самом деле: цветы ворохом сыпались сверху, из темноты, – подарок от неизвестного воздыхателя. Барби тонула в облаке сложных ароматов, а чудесный дождь не прекращался ни на минуту… И фиалки упали на ее глаза… И роза оцарапала шипами обнаженную грудь… И лепестки маков прилипли к губам… Левкои ласкали шею… Из вагины росла плотоядная орхидея…

Барби превращалась в цветы. Ее волосы стали стеблями астр, соски – бутонами тюльпанов, ушные раковины – лилиями; из-под ногтей вытягивались нарциссы. Язык заострился, как гладиолус; сквозь кожу полезли незабудки… Она уже не видела этого, но чувствовала себя так, словно была земляной насыпью, усеянной цветами. Насыпью над собственной могилой…

Тем временем ее рука подбиралась к поясу Локи. Он никогда не ложился спать голым – даже после изнурительного секса. В любую секунду он готов был вскочить и драться, а для этого лучше быть одетым и вооруженным. Пожалуй, имелась еще одна причина – он не хотел, чтобы гаденыш Нак из любопытства лапал Громобоя или Тихую Фриду. Это отдавало бы кощунством и осквернением. Все равно что позволить суггестору нагадить на алтаре.

Но не суггестор прикоснулся к Тихой Фриде. Рука Барбары легла на рукоять ножа. Почему она не потянулась к Громобою? Неизвестно. Может, Барбара вдруг неведомым образом ощутила, что у клинка было женское имя и коварная женская суть. Во всяком случае, ее пальцы нежно поглаживали (ядовитую змею – но что такое змея?) шероховатую кожу, которой была обтянута рукоять. Старую, хорошо выделанную кожу. Человеческую кожу, содранную с ляжек женщины, которую звали Фрида. Спустя много лет у Фриды появилась возможность отомстить жестокому мужскому племени. Это была лучшая, холодная месть, остывшая до температуры льда…

Рука Барбары приготовилась преодолеть последнее препятствие, но вдруг оказалось, что Фрида свободна. На ней не было затянутой супером узды! Один только Локи знал, как распускается сложный узел, и он надежно завязал его, прежде чем уснул. Тогда кто освободил Фриду? Еще одна загадка…

«Свободна, свободна, ш-ш-ш-ш…» – пропела Фрида свою песню немого убийцы. Теперь уже она управляла рукой, как всадник – лошадью. Рука была всего лишь мышечным двигателем, обладающим физической энергией и силой для удара, но клинок делал главную работу – искал дверь, в которую должна войти смерть.

Другого шанса не будет. Локи слишком силен. У Фриды был выбор – горло, глаз, сердце, яремная вена…

Где-то совсем рядом бился пульс, перетекала кровь, вкус которой она уже изведала когда-то. Кровь самца, убившего ее хозяина. НАСТОЯЩЕГО хозяина, окрестившего оружие… Фрида жаждала испить этой крови снова. Одурманивающий, пьянящий запах; неотразимая близость… Пить дольше, убивать медленно…

Но тот, кто направлял руку Барбары, проявил твердость. Он не хотел оставлять суперу ни малейшего шанса.

Фрида, занесенная над безмятежным лицом спящего Локи, едва заметно подрагивала. Это был единственный признак незримой, но упорнейшей борьбы. И победил тот, кто находился на другом конце сомнамбулического манипулятора.

Фрида резко устремилась вниз.

Локи проснулся за мгновение до того, как острие клинка прорвало его правое веко. Приближение смерти разбудило супера. Неразличимо малого времени уже не хватило, чтобы сохранить жизнь, но зато он успел забрать с собой ту, которая предала его – пусть и не по своей воле. Движение Локи, доведенное до полного автоматизма, было одинаково быстрым независимо от того, бодрствовал он или дремал, ел или испражнялся.

Фрида уже пробила глазное яблоко, перерезала пучок зрительных нервов и двигалась дальше, чтобы погрузиться в омерзительно рыхлую субстанцию, в которой было так мало любимой ею крови. Но зато это был самый надежный способ забрать жизнь.

А рука Локи выхватила из кобуры Громобоя. Она действовала быстрее, чем рука Барбары. Грохот разорвал тишину. Для супера момент выстрела совпал с короткой агонией.

И в этот же момент Фрида пронзила его мозг и провернулась в ране.

В отличие от Локи, Барби не успела проснуться и умерла во сне.

Цветы по-прежнему росли вверху, а она стала сначала черной сырой землей, плодородным слоем перегноя, в котором копошились насекомые, – затем опустилась глубже, еще глубже, пока не попала на нижний этаж, где не было даже скользких корней, зато лежали ровные струганные доски – мертвая гниющая древесина. Она очутилась в ящике, который оказался вовсе не цветником, а рассадником червей… Затем сверху обрушился заступ и проломил ее грудь.

Все это было динамичными, но крайне недолговечными образами ее последнего сна. Сон закончился. Тело, обожженное частицами горящего пороха и отброшенное выстрелом в упор, ударилось о спинку пилотского кресла и перестало жить. Прекратился ток крови; воздух вышел из разорванных легких; энергия истекла в пустоту…

Локи сделал только один выстрел – последний всплеск жизни перед исчезновением. Сила отдачи развернула его, и он остался лежать на спине с торчащей из глазницы рукоятью ножа – будто с подзорной трубкой, приставленной к глазу.

Еще один мертвец появился внутри мертвого ангела. Он присоединился к сонму призраков, которые ожидали нового «гостя», способного реанимировать их силой своего воображения.

…Кожа, обтягивающая рукоять ножа, была раньше чистой, отвратительно розовой, как поверхность протеза. Но это была НАТУРАЛЬНАЯ кожа. И сейчас на ней вдруг начал проступать странный темный рисунок, похожий на татуировку. Линии сливались и стягивались; расплывчатый контур становился вполне узнаваемым.

Сердце появилось на рукояти Тихой Фриды.

И это сердце ритмично пульсировало.

Голос Громобоя разбудил всех, кроме убитых и… Веры. Вера не спала. Она не могла заснуть, и ей казалось, что не сможет уже никогда. Следующим «сном» будет попросту смерть.

Сперма Локи застыла черным льдом, сковавшим ее внутренности. Память о том, что он с нею сделал, превратила мозг в проекционный аппарат, постоянно прокручивавший один и тот же ролик.

Ад тлел в ее голове.

И после всего случившегося она увидела ЭТО.

Она не собиралась кричать, хотя убивающая сомнамбула была поистине жутким зрелищем – гораздо более жутким, чем убивающий супер. Вместо того чтобы громко визжать, Вера начала бесшумно смеяться.