Сумеречный приют

Изекиль

Церковь, значит.

Изекиль перевела дух, задержав ладонь на ручке массивной двери.

Ради семьи — что угодно. Что бы там ни думала Джессика о её намерениях.

Демон медленно распахнула массивные дубовые двери старинной церкви. Внутреннее пространство погрузилось в полумрак, где сквозь разломанные витражи лишь слегка проглядывал лунный свет. Ветхие деревянные балки потолка надрывно поскрипывали, пол расползался на трещины и обломки. Изекиль никогда не волновали запахи сырости и заплесневелой древесины. Однако она не могла сделать и вдоха.

Едва она переступила порог, в её внутренностях словно началось землетрясение, грудную клетку разрывало на части — благоговейная вера наносила удары самому злому своему врагу-искусителю. Каждый сантиметр святой земли казался издевательством, унизительной неприемлемостью.

— Здравствуй, Создатель рода человеческого, — хрипло произнесла она и оперлась руками на деревянные перила, обрамлявшие балкон над основным залом. — Вот и я.

Нутро рвалось от отчуждения и тревоги. На глазах заблестели горячие слёзы — она была здесь как уродливый шрам на безупречном ангельском лике. Проклята, богопротивна, ненавистна, и каждая крупица церкви буквально кричала ей об этом.

Цепляясь за перила, Изекиль шла вперёд, направляясь совсем не к двери на колокольню. Нет, сначала ей нужно было сделать кое-что другое. Демон медленно, но решительно продвигалась вперёд к огромному деревянному кресту, покоившемуся на противоположной стене церкви.

Каждый шаг давался с трудом, на лбу выступила испарина, подошвы жгло так, если бы она ступала по горячему песку в знойный пустынный полдень. От креста её отделяли всего несколько метров. При одном только взгляде на священный символ человечества, она заплакала — то были слёзы тьмы, стекавшие по её щекам обжигающими потоками. Однако она сделает то, что всегда делают люди, приходя на святую землю. Ей очень давно хотелось.

Она поговорит с Создателем.

Привалившись спиной к перилам позади себя, Изекиль с трудом вскинула янтарные глаза, встретившись с деревянным крестом. Тот словно пригвоздил её к земле, заливая в глотку раскалённый свинец. Слёзы продолжали струиться, превращая налипшую на щеки пыль в отвратительную грязь. Она неловко вытерла лицо рукавом, словно ребёнок, расплакавшийся на детской площадке.

— Господи. — Изекиль осеклась и внезапно разрыдалась, словно больше не в силах совладать с собой. Глотнув воздуха, она постаралась продолжить. — Господи, ты меня слышишь?!

Крест молча взирал на неё со своего возвышенного во всех смыслах положения. Отпрянув от перил, Изекиль попыталась устоять на ногах, и ей это удалось, хотя ощущение было такое, словно всё тело прогоняли через монетный пресс.

— За что ты так меня ненавидишь?! — Она зажмурилась, стараясь подавить ощущение сдавливания в грудной клетке. — Я не выбирала тьму, в которой родилась моя сущность! Моя природа мне не принадлежит! Ты и сам видишь, что я не то, чем кажусь!

Она вдохнула, и это движение словно далось ей легче предыдущих. Осмелев, демон сделала шаг вперёд, всё ещё слегка покачиваясь, но не отрывая взгляда от креста.

— Люди говорят, что ты можешь видеть лжецов. — Она раскинула руки, вымазанная пылью, дрожавшая и совершенно беспомощная. Её голос звучал тише, словно задушевный шёпот. — Вот она я. И, если ты и вправду есть, ты видишь, кто я такая. Посмотри на моё лицо. Зачем мне нужна маска прекрасной цветущей женщины, если внутри я гнию от тоски и одиночества?

Она прервалась. Слёзы перестали бежать по её щекам. Словно Господь услышал её, давая ей выпрямиться в полный рост в своём доме.

— Загляни в мою душу. — Она вцепилась в рубашку на груди. — Я противна своим братьям, которые преследовали меня сотни лет за предательство моего извращённого создателя. Они мстили за то, что я осмелилась жить на земле в теле человека. Меня ненавидят люди, меня пытаются изгнать или обличить, ведь я — дьявольское порождение. Но разве я выбирала?!

Её голос снова сорвался на крик. Пытаясь унять нервную дрожь в руках, она склонила голову и продолжила едва слышным шёпотом:

— Я никогда не стремилась к злу. За своё бесконечно долгое существование я не причинила вреда слабому. Я отчаялась в своём одиночестве и не хочу больше страдать, ненавидимая в обоих мирах. Не суди меня за то, кем я была рождена, позволь мне показать, как моя душа тянется к моей семье. Обретённой здесь, на земле. Среди смертных и беззащитных. — Она сложила руки на груди, словно склонившись в молитве. — Пожалуйста, помоги мне. Там, окружённые толпой оживших мертвецов, сейчас находятся два беззащитных создания, которым я обязана помочь. В приюте остались те, кто может погибнуть, если наша вылазка провалится. Они все — моя семья, подарившая мне вторую жизнь. Я очень сильно их люблю.

Она протянула руку и осторожно дотронулась до распятия. Вопреки ожиданиям, кожу не обожгло, дерево креста приятно согревало кончики пальцев, словно её молитва действительно была услышана.

— Прошу тебя, Господи, подари мне возможность защитить мою семью. Позволь мне проявить ту любовь к людям, которая всегда была заложена в глубине моего существа.

Сначала ей показалось, что эхо от её голоса продолжает летать по высоким сводам церкви. Однако через секунду Изекиль осознала, что голос принадлежит не ей. Он был глубокий, успокаивающий, до боли знакомый и неузнаваемый одновременно. Словно это был человеческий отец, с нежностью убаюкивающий в колыбели любимую дочь.

Ступай вперёд. Я буду рядом даже тогда, когда будет казаться, что всё кончено. Помоги сильным сердцами хранителям твоего дома. Помоги троим в башне: юноше с сильным сердцем и его отважной возлюбленной. Помоги беззащитному ребёнку, которого она носит под сердцем. Я прощаю тебя, дитя. Ты больше никогда не будешь одинока.

Глядя на крест, она не могла поверить своим ушам. На её молитвы… ответили. Створка двери, ведущей к колокольне, медленно отворилась, словно приглашая её помочь своим друзьям.

— Я знала, что ты есть! — радостно закричала Изекиль, голос её сорвался от совершенно невозможного счастья. — Я не подведу, обещаю! Спасибо за шанс!

Переполненная эмоциями, она почти бегом рванула к двери, уже забыв, что входила сюда, готовясь к самому худшему. Всё нутро буквально бурлило, Изекиль готова была горы свернуть. Больше никакого отвержения. Никакого одиночества.

Всё кончено. Она была свободна от своего прошлого.

И всецело готова встретить новое будущее.