Сумеречные королевства

I

Легкое касание, и я проснулся. Где-то там, в конце кровати, крошечное существо оседлало мою лодыжку. Я приподнялся на локтях и, улыбаясь лишь краешком губ, посмотрел на малыша. Тот обвил ручонками большой палец моей ноги и сейчас тряс его, выражая бесконечную преданность. Я сел и прогнал кроху мановением руки. Этот низший демон уже выполнил свою работу. Существо пискнуло, скользнуло по шелку одеяла, ускакало в сторону окна и растворилось во мраке.

Слипающиеся глаза наконец-то соизволили привыкнуть к темноте. Чертыхаясь, я поднялся. Увы, вчера сон пришел ко мне слишком поздно. Ну что же, придется взбодрить себя крепким ликером или на худой конец морабийским кофе. Вот и весь завтрак. Я покинул спальню и побрел по пустынным коридорам, наполненным затхлым воздухом. Мои «постояльцы» так рано не просыпаются, если, конечно, не считать Пертюиса, который, должно быть, уже во всю трудится в общем зале.

Комната, расположенная на первом этаже, была достаточно просторной, чтобы вмещать нас всех. И на то имелась своя причина: мы обитали в здании бывшего постоялого двора квартала Плюща, которое я выкупил лет эдак десять назад за пригоршню экю. Пертюис не стал открывать ставни. Завернувшись в шерстяной плед, он меланхолично перебирал стопку пергаментов, довольствуясь светом, который давали шафрановые пчелы, рассыпавшиеся по его седеющим волосам. В доме царила приятная прохлада, хотя лето выдалось необычайно жарким. Пертюис не услышал, как я вошел в зал. Его жизненное пространство ограничивалось лежащими на столе листами пергамента и пчелами, тихонько гудящими где-то в районе лба.

Я положил руки на его плечи. Он обернулся. Постаревшее лицо Пертюиса всегда казалось мечтательным, отсутствующим. Сухонькая кожа, отполированная часами усердного труда, выступающие скулы, тонкие губы и большие зеленые глаза, деформированные очками в толстенной прямоугольной оправе.

Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы свыкнуться с моим присутствием и осознать, что речь действительно идет о моей скромной персоне, а не о ком-то другом.

— Все в порядке? — осведомился я.

— Да. Лишь сюда закралась одна крошечная ошибочка. Вот сюда, видишь? — Пертюис продемонстрировал мне пергамент, испещренный математическими символами.

Разумеется, я ничего не видел и ничего не понял.

— Да, конечно. Но ведь у тебя уже готово решение?

— Нет, пока еще нет. Полагаю, я найду правильный ответ во второй половине дня.

— Прекрасно.

Я не стал настаивать. Пусть с моей стороны это и было проявлением трусости, но я поспешил свернуть разговор. Когда Пертюису в голову закрадывается мысль, что вы способны ему хоть чем-то помочь, он обрушивает на вас лавину слов. Конечно, кто-нибудь другой на моем месте понял бы его и помог разрешить возникшую проблему. Но, увы, лишь я один являюсь частью мира Пертюиса, единственным, кто способен проломить стену его одержимости.

Крошечная ошибочка. Вот уже почти целое десятилетие ученый муж гоняется за ней и за ее подругами… «Трактат углов» поддерживает в нем жизнь. Бывший арбалетчик, никогда не состоял у меня на службе, за исключением того времени, когда я был Принцем воров. Его страсть к цифрам оказалась просто невероятной, но, к сожалению, чересчур инстинктивной, и потому перед ним не распахнулись двери университета. В конце концов, когда мы ушли на покой, он целиком и полностью посвятил себя созданию книги, призванной описать совершенный полет арбалетного болта через весь наш немаленький город. По мнению Пертюиса, благодаря неким загадочным ориентирам он мог выстрелить в любое место Абима прямо из окна собственной комнаты. Арбалетный болт, выполненный, как настоящее произведение искусства, должен был миновать не одну улицу, не задевая углы домов, и поразить намеченную мишень. Я никогда бы не осмелился попросить приятеля продемонстрировать полет такой стрелы. Провал бы его убил. Порой я думаю, что однажды обнаружу здесь Пертюиса мертвым, сидящим за столом: потухшие глаза, скрюченные пальцы сжимают перо, испачканное чернилами, и пергамент с бесконечными рядами цифр. Но, по крайней мере, пока он жив, и его жизнь много насыщенней, чем жизнь других стариков.

Я взял бутыль с морабийским кофе и сделал большой глоток прямо из горлышка. Черная шипучая жидкость тотчас наполнила тело бодростью. Ну вот, именно это мне и надо для встречи с Владичем. Окончательно проснувшись, я распрощался с Пертюисом и вернулся в спальню, чтобы одеться. Я выбрал бледно-голубой костюм в лифанском стиле: длинную куртку со стоячим воротником, которая, поверьте на слово, мне чрезвычайно шла. Когда-нибудь любовь к кокетству меня погубит. Но к черту неотесанных мужланов, я всего лишь отдаю дань хорошему вкусу.

Я подошел к комоду, чтобы прихватить те полезные вещицы, без которых никогда не покидаю дом: широкий пояс, украшенный маленькими позолоченными гвоздиками, к каждому из которых крепились флаконы с чернилами и кисти, необходимые для вызова демона, а также острый кинжал с выкидным лезвием. Следует отметить, что я не люблю это оружие, впрочем, я вообще не люблю оружие. Необходимость использовать его кажется мне признаком слабости, будто бы я расписываюсь в собственном бессилии. Тем не менее давайте внесем ясность: в нынешнее время молодые люди больше не отличаются хорошими манерами. Несмотря на строгие законы, на улицах нашего старого города так и плодятся многочисленные шайки бандитов. И эта молодежь абсолютно не уважает «стариков» — воровская честь осталась в прошлом. Безрассудные юнцы, случайные убийцы или грабители, нападают на всех подряд. В ту эпоху, когда я еще был Принцем воров, мы имели представления о «приличиях» и тщательно выбирали жертву. Увы, еще одна примета времени.

Итак, я готов. Там внизу, в зале, Пертюис не подавал никаких признаков жизни. Лишь пчелы, чувствуя приближение дня, начали выказывать признаки усталости.

Покинув дом, я перешел на другую сторону улицы и несколько секунд внимательно рассматривал фасад нашего скромного убежища. Подобный осмотр превратился в привычку, в своеобразный ритуал, с его помощью я успокаивал нервы, убеждался, что за ночь ничего не изменилось: массивные ставни из светлого дерева плотно закрыты, на камнях здания не появилось ни одной насечки, оставленной дагой случайного грабителя. Каждый раз эта постройка вдохновляла меня, внушала чувство уверенности. Я искренне любил свой приземистый дом, крытый красной черепицей, — наш надежный приют. Его величавое достоинство всегда укрепляло мои силы. Недаром в городе существует поговорка: «Укорениться в Абиме помогают сердце человека и камни домов».

Я развернулся и двинулся вдоль по набережной. Несколько гондол скользили по каналу, стремясь поскорее добраться до Третьего круга города. Порой сквозь плотные бархатные шторы из окна того или иного близлежащего здания долетал вязкий приторный смех или отголоски приглушенных ругательств. Эти звуки умирали на берегу канала, оставляя после себя призрачное послевкусие крепкого алкоголя и звериной похоти. Припозднившиеся послы делали последний глоток вина, срывали последний поцелуй с губ миловидной шлюшки, и, гонимые дневным светом, спешили к своему кварталу, сопровождаемые скептическими взглядами утренних прохожих.

Я миновал башню с большими часами, косясь на поскрипывающие стрелки, до которых добрался вездесущий ночной плющ. Скоро пробьет семь часов утра: я ускорил шаг. Владич не любит ждать.

Покинув набережную, я поднялся по улице Свечных дел мастеров, где витали терпкие запахи ароматических свечей. В этот ранний час запахи были не столь сильны, как днем, когда на улице появлялись многочисленные паломники, потеющие от охватившей их религиозной лихорадки. В конце улицы обнаружилась небольшая лестница, которая вывела меня на широкую улицу Виноградных лоз — первые виноторговцы уже открывали свои лавки. Многочисленные городские садовники приступили к работе и сейчас очищали стены домов и створки дверей от выросшего за ночь плюща. Кучи фиолетовых листьев громоздились по обеим сторонам улицы, ожидая появления аптекарей.

Поддавшись суеверию, я по привычке коснулся указательным пальцем шрама, пересекающего мое лицо. Какая юная, свежая кожа, как у подростка! Некогда плющ подарил мне нестирающееся напоминание о моих двадцати годах. Следует сказать, что осенью фиолетовые листья становятся необычайно твердыми и словно пиалы собирают в себя дождевую воду. Каприз природы, который теряет свою волшебную силу с первыми заморозками. Но каждый год на улицах города в листьях плюща собираются ледяные жемчужины — крошечные капельки вечной молодости. Моя жемчужина подстерегала меня в вечернем сумраке. С хрустальным звоном она стукнулась о мой лоб, чтобы превратиться в обычную каплю, которая скользнула по носу, добралась до верхней губы и закончила свой бег в ямочке на подбородке. В ту секунду я ощутил лишь странное покалывание, но впоследствии, заглянув в зеркало, обнаружил светлую линию, проложившую себе дорогу среди только зарождающихся морщин.

Мой жест не ускользнул от садовника, который почтительно раскланялся со мной. Я ответил ему самым что ни на есть куртуазным поклоном. На самом деле я знал, что мужчина страшно завидует мне, ведь он и его товарищи жили и работали лишь для того, чтобы заполучить подобный шрам, который превратит их в избранных.

Улица Виноградных лоз заканчивалась просторной площадкой у лестницы, прозванной проходом Официалов. Скривившись, я поставил ногу на первую ступень. Старость — не радость, легкие частенько подводят меня, и на лестнице мне приходится останавливаться, чтобы восстановить дыхание. Сжав зубы, я мысленно проклял немощное тело, которое постоянно подводило меня. На первой же лестничной площадке я капитулировал и, не способный идти дальше, сел. Назойливая боль стучала в висках — эхо незванно нагрянувшей старости. Рельеф улиц Абима всегда доставлял неприятности людям моего возраста. Я помянул недобрым словом этого чертового Владича и его привычку назначать встречи на холме. Затем я бросил вожделенный взгляд на склянку с чернилами, что висела на поясе. Прибегать к помощи демона, чтобы подняться по лестнице, — это, конечно, дурной тон, но в конце концов… Нет, о демоне следует забыть, отбрасываемые тени в этом месте совсем прозрачные. Вероятно, через несколько часов одна из них обретет необходимую плотность и размер, но у меня не было времени ждать. Раздосадованный, я поднялся и, борясь с головокружением, добрел до стены. Как же я не люблю ощущать, как хрупкие листья плюща ломаются у меня под рукой, крошатся и падают на землю! Это просто кощунство, но у меня не оставалось выбора. Ступень за ступенью, стараясь хвататься лишь за ветви без листьев, я с трудом добрался до вершины холма.

Там я перевел дыхание, глядя на след из пыли цвета лаванды, который тянулся за мной, словно вытянутый клочок дыма. Часы на городской башне пробили семь. Через несколько мгновений им ответили куранты, расположенные в этом квартале, — свидетельство того, что садовники не сумели вовремя освободить от плюща их острые стрелки.

Я повернулся. Прямо передо мной возвышалась небольшая ротонда, увенчанная изящным куполом, который грозил рухнуть под тяжестью черных роз. Площадь Безумцев. Она получила свое название в честь приюта для убогих, здание которого окружало ее. Необычайно зловещее местечко, видимо, именно поэтому оно должно понравиться Владичу.

Впрочем, он уже был здесь. Он и его огр.

Оба моих знакомца укрылись в ротонде, в тени, отбрасываемой розовыми кустами. Сложив руки за спиной и прищурив глаза, Владич внимательно наблюдал за мной. Огр сидел на табурете рядом с хозяином. За плечами гиганта примостился огромный ящик из светлого дерева — картотека, такая привычная вещь для любого абимца, хоть раз в жизни заключающего сделку с демонами.

Приосанившись, я приблизился к ротонде. Не могу не отметить, что Владич обладал удивительно отталкивающей внешностью: невзрачный человечишка с заостренным лицом пепельного цвета, почти лысый череп, на котором уныло торчало несколько клочков седых волос, и хилое тельце, завернутое в бесформенный коричневый балахон. По правде говоря, больше всего он напоминал рахитичную ворону.

Несмотря на то что каждый раз, когда я видел его, я прямо-таки начинал чесаться от желания продиктовать ему адрес своего портного, я никогда не осмеливался сделать это. По всей видимости, меня останавливало присутствие его молчаливого и незыблемого, как скала, спутника. А огр — верная тень Владича — был настоящей горой мускулов. Не стану скрывать, когда я вижу эту странную парочку, то мой взгляд всегда непроизвольно задерживается именно на гиганте. Шесть локтей росту и тело, словно вытесанное зубилом, не могут не вызывать заслуженного уважения. Особенно, если ты — фэйри. Плюс ко всему огр всегда ходит с обнаженным торсом, щеголяя зимой и летом широченной волосатой грудью. Костюм монстра состоит лишь из одних черных шаровар. Короче, этот огр меня раздражает. У него нет ни имени, ни прошлого, ни будущего. Он принадлежит Владичу душой и телом и, по моему скромному убеждению, умрет сразу же, если его хозяин внезапно исчезнет. Еще одна крошечная деталь, чтобы покончить с портретом огра: в его глазах, или, вернее, в заменяющих их двух стеклянных шариках вечно скачут черные блестящие демонята. Когда я вижу, как резвятся эти дьявольские создания, то тут же начинаю испытывать тошноту. А если уж вспомнить досужие байки, согласно которым каждый демоненок в глазах огра является «живым свидетельством» смерти очередного заклинателя, пожелавшего обвести вокруг пальца нашего любимого Владича… Еще один способ напомнить, кто тут всем заправляет.

Невзирая на дрожь, которая пробегает по спине любого, кто столкнулся с этими двумя зловещими фигурами, я почувствовал радостное возбуждение. Каждая встреча с одним из адвокатов Дьяволов горячит кровь. В ваших жилах вскипает гремучая смесь, сотканная из страха близкой опасности и удовольствия, из предвкушения нового контракта и боязни не получить его из-за неких мелких грешков.

Следует сказать, что Владич, как и все его собратья по профессии, пытается всеми способами проследить за соблюдением прав и интересов как обитателей Бездны, так и заклинателей демонов. Необходимые и неизбежные посредники, с чьей помощью мы можем «обзавестись» личным демоном; именно они придают официальный характер договору, который связывает нас — к добру ли, к худу — с выходцами из преисподней, которых мы «вырываем» из их королевства.

И этот адвокат Дьяволов знает меня как облупленного. Он следил за моей скромной особой на протяжении всей моей карьеры, и некогда даже любезно согласился пополнить ряды гостей, приглашенных на церемонию провозглашения меня Принцем воров. Впрочем, он был рядом и когда я вознамерился отойти от дел, пока кто-нибудь другой не решил все за меня и не отправил прямиком на дно канала. В общем, мы уважали друг друга. Да, мы не стали друзьями, но именно это и не мешало нам проворачивать наши дела.

Мановением руки Владич дал понять, что деловой разговор начался.

Едва заметное колебание воздуха, но его слуга-слепец тут же догадался, что хозяин приступил к работе. Огр медленно поднялся, опираясь руками о колени, чтобы облегчить вес ящика, висящего у него за спиной. Перекрещивающиеся ремни врезались в обнаженную грудь, лицо исказило невероятное усилие, но мне никогда не доводилось видеть, чтобы огр споткнулся или хотя бы предпринял попытку подняться дважды. Могучий, как вековой дуб, гигант выпрямился во весь рост, схватил приставную лесенку и поставил ее прямо перед собой. После чего он совершил ловкий маневр и с величайшей осторожностью, не снимая ящик с картотекой со спины, опустил его на последнюю ступень лесенки.

Владич наконец-то соизволил открыть рот:

— Опаздываешь.

— Преувеличиваешь.

— Ты действительно так думаешь?

Хорошо поставленный голос, в котором прозвучали снисходительные нотки. Я скривился.

— Два или три удара сердца…

— Четыре, если быть точным. Знаешь ли ты, что можно успеть сделать за четыре удара сердца?

— Нет, — вздохнул я.

— Можно взять перо и поставить подпись на контракте. Или же аннулировать этот контракт.

Я поднял руки, демонстрируя, что сдаюсь.

— Хорошо-хорошо… Прими мои извинения.

— Приняты.

И этот мерзавец наградил меня хитрющей улыбкой. Я не стал продолжать спор. Провокация — роскошь, которую я предпочитаю приберечь для врагов.

— Однако я спешу, — добавил я.

— Разумеется.

Меня так и подмывало спросить Владича, зачем он меня позвал. Но я сумел сдержаться. Дело чести. Адвокат Дьяволов засунул руку в карман и выудил оттуда связку ключей.

— Посмотрим-посмотрим…

Все ключи оказались на месте. Десятки крошечных ключиков, висящих на железном кольце, потемневшем от времени. Каждый из этих ключей открывал определенный ящичек картотеки, отделение, на котором на медной табличке красовалось имя призывающего и дата подписания первого сговора. Да, именно сговора. А не «контракта» или «договора». Странный, даже неправильный термин, ведь слово «сговор» означает скорее молчаливое соглашение между двумя союзниками. Молчаливое? Нет, конечно, соглашение, но достигнутое ценой нескончаемых переговоров адвоката с вызываемым демоном.

Владич с преувеличенной медлительностью поднялся по ступеням приставной лестницы. Оказавшись на необходимой высоте, он прошелся пальцами по ящикам, делая вид, что ищет мое имя.

— Мадеро… Мадженна… Мафелли… — цедил он. — Ах, вот! Маспалио!

К вашим услугам!

Восемь букв, которые родители швырнули мне в лицо, даже не удосужившись спросить меня, в состояние ли я носить столь звучное имя. Поймите правильно, ведь речь идет о легендарном основателе Абима. Ни больше ни меньше. Но как бы то ни было, я не имею права на них сердиться. Они возлагали на меня такие надежды! Они подарили мне столько любви! И по возможности я старался не разочаровывать их, хотя моя карьера абсолютно не походила на то, что они планировали.

Скрип ключа в замке вырвал меня из раздумий. Адвокат осторожно выдвинул ящичек, протянул руки и схватил связку пергаментных листов.

Мое сердце перестало биться, ну или мне так показалось. Еще две недели назад этой связки не существовало. Когда мы виделись в последний раз, у Владича на руках имелся всего лишь один весьма незначительный сговор. А не эта кипа пергаментов, которую он с непроницаемым лицом протянул мне.

— Это еще что такое?

— Твои неоплаченные сговоры.

Я быстро просмотрел листы. Никакого сомнения, на всех свитках стояла моя подпись. А также подписи семи адвокатов Дьяволов, с которыми я регулярно имею дело. С такими документами Владич может требовать у меня все, что ему заблагорассудится. Я связан по рукам и ногам. Целиком и полностью в его власти.

Удивление сменилось злостью.

— Какую игру ты затеял? Эти сговоры тебе не принадлежат!

— Ну почему же? Я их выкупил у своих коллег, и теперь они принадлежат только мне.

— Ты не имеешь права!

— Конечно, имею. И это право самым недвусмысленным образом прописано на странице твоего первого сговора. Не припоминаешь?

Свой первый сговор я подписал двенадцать долгих лет назад. Каким чудом я мог припомнить столь несущественную на первый взгляд деталь? Насколько мне известно, ранее подобных прецедентов не случалось.

— Действительно не помнишь? — настаивал Владич. — Досадно… чрезвычайно досадно.

На самом деле, все вызывающие стараются «распылять» свои подписи. Обычная история, простая предусмотрительность. Это позволяет нам выплачивать долги по частям, и один-единственный адвокат не может взять нас за горло. Однако, как оказалось, все эти уловки ни к чему, все долговые расписки все же могут очутиться в руках у одного человека. И если он потребует расплатиться по всем сразу — что он имеет законное право сделать, — вы пропали. Я пропал.

Но зачем? Я задал Владичу именно этот вопрос. Видимо, задал чересчур агрессивным тоном. Огр, по-прежнему стоящий к нам спиной, заворчал и сжал кулаки.

— Спокойно, — прошептал хозяин слуге.

Он смахнул несуществующую пылинку с полы балахона и внезапно как-то странно посмотрел на меня. Посмотрел почти доброжелательно.

— Я нуждаюсь в тебе, Маспалио.

Вот так неожиданность. Адвокаты никогда не нуждаются в заклинателях. Ни чтобы попросить у них помощи, ни для чего-то иного.

— И поэтому ты решил загнать меня в угол, приставить кинжал к горлу? Ты ведь хорошо меня знаешь. Мне случалось оказывать услуги и без всякого принуждения.

— Знаю. Обычная предосторожность. Я хочу быть уверенным, что ты станешь работать с… с энтузиазмом. Без отдыха.

— Еще скажи, что буду предан тебе душой и телом.

— Да, что-то в этом роде. Не желаешь ли присесть?

Мой собеседник указал на каменную скамью. Мы сели. Владич колебался, кажется, подыскивал нужные слова. Никогда раньше я не видел адвоката таким… Таким нерешительным.

— Так в чем проблема? — спросил я. — Переходи сразу к сути.

— Демон.

— И что?

— Я хотел, чтобы ты разыскал одного демона.

— Несколько туманно…

— Дело весьма деликатно. Но ты прав, я тебя хорошо знаю. Знаю, что ты можешь быть скромным, сдержанным, что твои светские замашки — всего лишь маска. Я также в курсе, что ты обучаешь молодежь воровскому искусству.

— Лишь для того, чтобы не терять формы. Атмосфера, царящая в моем пансионе, несколько удручает меня.

— Но все же ты не расстался со своей профессией, не так ли? Ты отказался от титула, но остался вором. Душой и телом, как ты только что изволил выразиться.

— Возможно, ты прав. Если я захочу поговорить об этом, то тут же тебе сообщу.

— Не хами.

— Тогда перестань задавать дурацкие вопросы о том, кем я стал, и расскажи мне, чего ты от меня ждешь.

— Этот демон исчез. По причинам, тебя не касающимся, я не желаю обращаться к городской милиции, просить ее разыскать беглеца.

— Понимаю. Но существует Республика наемников. И в Абиме проживает не один из ее подданных.

— Ты уникальный заклинатель, тебе нет равных.

— Спасибо.

— А мне нужен заклинатель и вор. Человека, который знает Абим как свои пять пальцев, у которого есть связи во всех социальных слоях города. И который не отличается излишней болтливостью.

— Не так быстро. Когда исчез демон?

— Четыре дня назад.

— Шутишь?

— Нет.

— Огромный срок. Он убил заклинателя?

— Нет. В таком случае сговор был бы незамедлительно аннулирован. Нет, Маспалио, демон просто взял и исчез.

— Хорошо, понял. К какому демоническому семейству он принадлежит?

— К Опаловому, он — Опаловый. Элегантный, воспитанный и надежный.

— Заклинатель?

— Перевозчик.

— Что со сговором?

— Сговор был заключен на крайне короткий срок, демон должен был выполнить конкретную работу. Опаловую бестию пригласили всего на вечер. Эскорт для дамы, аристократки. Демон сопровождал ее. Перевозчик должен был явиться на рассвете и забрать подопечного. Но дама пребывала в полном одиночестве.

— А что она говорит о случившемся?

— Ничего. Ей требовался телохранитель, и даму совершенно не волновало, где он находится. Именно по этой причине она выбрала Опалового. Он должен был охранять ее, но оставаться незаметным, не попадаться на глаза. Вот она и думала, что демон просто виртуозно выполняет свои обязанности.

— Следовательно, она даже не знает, когда он исчез. Если это так, то он мог уйти, не попрощавшись, в самом начале вечера.

— Конечно.

— Могу ли я с ней встретиться?

— Ты должен был догадаться, что я о ней ничего не знаю. Лишь Перевозчик имеет право сообщить тебе имя заказчицы.

— Чертовы абимские законы, — проворчал я. — Тогда кто этот перевозчик? Полагаю, если мы с тобой сегодня встретились, то он даже ничего не почувствовал, ни о чем не догадался?

— Точно в цель. Демон не погиб, но и не вернулся в Тень. Пока мы с тобой разговариваем, Опаловый свободно разгуливает по Абиму.

Я увидел свет в конце тоннеля. Конечно, Владичу удалось завладеть всеми моими сговорами, но, несомненно, я остался его единственной надеждой. Обретя уверенность в собственной значимости и даже незаменимости, я задал явно лишний вопрос:

— А если я откажусь?

— Я потребую, чтобы ты расплатился по всем сговорам. И отлично зная, что это невозможно, незамедлительно вызову Фейерверщика. — Голос Владича даже не дрогнул.

Просто, но эффективно. Прежде чем стать заклинателем, я обожал фейерверки, расцвечивающие яркими цветными лентами небо Абима. Любил производимые ими шум, запах… А вот теперь я фейерверки ненавижу. В праздничные дни прячусь в тавернах-погребах и старательно напиваюсь вплоть до самого восхода солнца, чтобы не слышать зловещего салюта.

Все адвокаты владеют грозным оружием, способным заставить соблюдать абимский закон, Закон Бездны, даже самых лихих заклинателей. Они могут призвать сурового палача, существо, которое сумеет поймать вашу душу и поместить ее в ракету-шутиху. Ни один заклинатель не пережил столь страшной участи, чтобы поведать нам о своих ощущениях и впечатлениях, да мне и не требуются свидетельства очевидца. Что чувствует человек, душа которого разлетается на тысячу крошечных кусочков, превращается в искры, и ветер разносит их по всему городу? Тем более, что большая часть таких искр попадает прямиком в Тень… Иначе говоря, какой-нибудь демон может легко унаследовать часть вашей души. Если честно, то у меня нет никакого желания очутиться в шкуре создания, чья миссия заключается в одном — каждое утро дергать за палец заклинателя, страдающего бессонницей.

Короче. Все что угодно, только не Фейерверщик.

Я фыркнул, выражая свое отвращение к подобной судьбе, я дал понять Владичу, что понял его намек.

— Хорошо, — сказал он, — ты боишься Фейерверщика, и тут ты прав. Поддерживай в себе этот страх. Он поможет тебе сохранить жизнь.

— Не беспокойся за мою жизнь.

Внезапно адвокат поднялся и положил руку мне на плечо.

— Мне пора идти. Перевозчика зовут Анделмио. У него есть официальный мандат на работу.

— Полагаю, он состоит при посольстве.

— Да, при посольстве Княжеских областей.

— Какой у него ранг?

— Двадцать две складки.

Черт возьми, этот человек не новичок в своей профессии. Зная, что известность и опыт перевозчика определяется количеством складок на его брыжах[11], можно предположить, что нужный нам субъект перевозит лишь самых знатных послов Третьего круга.

— Надо с ним встретиться.

— Только не медли. За ним уже охотится Фейерверщик.

Я моргнул. Раз, затем второй.

— Шутишь?

— Нет. Вина доказана. Перевозчик должен был вернуть Опалового в Тень на следующий день после подписания сговора. Он этого не сделал. Следовательно, я был вынужден констатировать, что он нарушил Закон Бездны.

— Но если это так, то считай, он уже мертв!

— Нет. Ручаюсь тебе.

— Все это бессмысленно! Неужели ты действительно думаешь, что он не постарался затаиться, спрятаться? И вот сейчас ты хочешь, чтобы я разыскал его раньше Фейерверщика?

— Просто не теряй времени даром. Вот и все.

Уступив, я пожал плечами. Дело принимало дурной оборот. Сама мысль, что мне придется соревноваться с Фейерверщиком, вызывала у меня отвращение. Передо мной стояла почти неразрешимая задача.

Совершенно неожиданно Владич протянул мне руку. Прежде он никогда такого не делал. В ответ я протянул свою. Когда его ледяные пальцы коснулись моих, я непроизвольно вздрогнул.

— Держи меня в курсе дела.

— Если мне улыбнется удача, то демон будет у меня уже завтра.

— Да, если удача соизволит улыбнуться.

Короткий кивок на прощание, и Владич двинулся прочь в сопровождении верного спутника.

— Владич?

Адвокат остановился.

— Этот демон, он нужен тебе живым или мертвым?

— Желательно живым.

Я смотрел, как они уходят. Я даже и не знал, что думать об этой встрече. Поведение Владича смутило меня. Что-то в нем изменилось, адвокату недоставало обычной уверенности. Вот выполню возложенную на меня миссию и попытаюсь разобраться, в чем тут дело.

Априори разыскать демона в Абиме совсем несложно. Вопрос времени. Если этот Опаловый болтается на улицах города, то рано или поздно его заметят.

Я задавался вопросом, какие причины могли подтолкнуть его к бегству. Если верить Владичу, то перевозчик клянется, что его подопечный жив и не вернулся в Бездну. Допустим, что это так. В таком случает создание Тьмы, добровольно или нет, но подписало свой смертный приговор. Демон, нарушивший сговор, автоматически превращается в существо вне закона, он становится парией как среди своих сородичей, так и среди вызывающих. На него открывается настоящий сезон охоты. Если мне не изменяет память, то один Алый, решивший ускользнуть из своего королевства, закончил бренное существование на столе своих же собратьев. В качестве особого лакомства.

Мои размышления прервало явственное бурчание, доносившееся из моего живота. Я умирал от голода, хотя день толком еще и не начался.

Итак, мне предстоит визит к перевозчику. Конечно, при условии, что еще один буйнопомешанный охотник не схватит его раньше и не засунет в свою распроклятую ракету.

II

Я снова шел вдоль набережной, но квартал уже изменился до неузнаваемости. Скоро часы пробьют восемь. На улицах суетились фонарщики, неся на плечах длинные приставные лестницы. Они явились за тем, чтобы выпустить из стеклянных темниц блуждающие огни. В этот час фонари, усеявшие улицы Абима, не радовали прохожих задорным блеском. В лучах восходящего солнца крошечные огоньки уснули, приберегая свой лучистый свет для следующей ночи.

Будучи совсем юным, я лелеял мечту стать охотником за блуждающими огнями. Это ремесло отличалось от прочих профессий некой загадочностью и оттого становилось особенно притягательным в глазах мальчишки. Какой нормальный подросток не грезит о том, как он будет в течение долгих ночных часов прятаться за надгробной стелой и скользить по молчаливым аллеям, вооружившись лишь стеклянной сеткой? К счастью, я довольно быстро вырос, а повзрослев, понял, что у этого ремесла есть и свои оборотные стороны: фонарщики практически живут на кладбищах и в итоге насквозь пропитываются тем специфическим, неповторимым запахом, который всегда сопутствует смерти. Принимая во внимание все вышесказанное, эта работа многим кажется зловещей.

Улица ожила. Последние аптекари с усердием толкали тачки, наполненные сухими сливово-фиолетовыми листьями. Коричневатая пыльца с золотистым отливом легким облачком окутывала ноги прохожих и главным образом детей, которые развлекались тем, что скакали по ней, как иные ребятишки скачут по лужам, поднимая тучи брызг. В нос бил характерный запах, сладкий и резкий. Этот запах заставил меня вспомнить красавицу Лилу-Сирень, местную куртизанку, которая имела обыкновение умащивать тело соком ночного плюща.

На мосту Немудреных Желаний я принялся размышлять о другой миссии, за которую я взялся «чисто по-соседски» и которая требовала, чтобы я весь грядущий день ошивался в этом квартале. Накануне мне даже пришлось провести небольшое расследование, чтобы разузнать побольше о некой таверне, вывеску которой я должен был украсть по заказу частного коллекционера. Я нанес визит в кадастровую контору, где получил все необходимые сведения: хозяин таверны купил дом, стоящий прямо напротив его заведения. Наверняка эта покупка не была случайной — предосторожность, позволяющая устроить ловушку нежелательным гостям. Избитый прием, но он позволяет обмануть неумелых молодых воров. Что касается меня, то прежде чем приступить к делу, я должен быть убедиться, что хозяин таверны не собирается жить в этом доме или хотя бы его сдавать. Люблю работать в спокойной обстановке.

Но коллекционер подождет. Я покинул свой квартал, пересек канал и оказался в Первом круге города, у входа в святая святых Толстяков. Это место мне хорошо знакомо, здесь денно и нощно толпятся придворные, собираясь с духом, чтобы войти во Дворец. Сплетение лестниц, обнимающих склон холма; мужчины и женщины, прикрывающие лица золотыми надушенными шарфами в надежде, что легкая ткань защит их носы от миазмов, парящих вдоль улицы. Я не стал задерживаться. Не терплю смотреть в глаза, в которых притаилась рабская покорность и тихая паника, заставляющая знатных особ карабкаться на холм, забыв об опасности. Не стоит столь легкомысленно играть собственной жизнью, не стоит продавать ее по дешевке, надеясь заручиться милостью Толстяков. Порой я искренне злюсь на моих тучных друзей, которые всячески поддерживают вековые традиции, и все потому, что, по их мнению, Абим должен оставаться храмом безумной, самоубийственной роскоши.

Я ускорил шаг, а затем свернул к таверне, что находилась на границе квартала. Желание работать в спокойной обстановке — это одно, но работать на голодный желудок — совершенно иное. Я наскоро проглотил чашку морабийского кофе, закусив его нежными коричными слойками. После чего распорядился, чтобы хозяин подготовил для меня еще более дюжины слоек, я хотел, чтобы ими полакомились те, кто, как я надеялся, поможет мне разыскать следы пресловутого Анделмио.

Выйдя на улицу, я тут же кликнул здоровых носильщиков портшеза, и они незамедлительно поспешили ко мне навстречу. Конечно, мне придется изрядно потрястись, и я рискую растревожить переполненный желудок, но так я сэкономлю лишний час и мне не понадобится добираться пешком до намеченной цели.

Я взобрался в портшез и оплатил лишь первую часть пути. Традиция, которую я нахожу весьма похвальной: улицы Абима всегда забиты народом и экипажами, и потому нет никаких гарантий, что вы доберетесь до нужного вам места. Если мы где-нибудь застрянем и придется вылезать, то носильщики не получат всех своих денег. Простое правило, но оно заставляет тех, кто выбрал ремесло носильщика, искать самый быстрый и удобный путь. Те двое громил, что несли портшез, судя по всему, домчат меня в два счета — ведь у них на ногах красовались отличные модеенские сапоги. В их подошвы вплетены особые крошечные волокна из языка хамелеона, что позволят обуви не скользить на влажной мостовой.

Я захлопнул ставенки, чтобы побыть в полном одиночестве. Портшез вздрогнул — мы тронулись в путь. Что было сил, вцепившись в подлокотники кресла, я сжал зубы и вознес молчаливую молитву нашему городу. Портшез повернул, резко остановился, носильщики попятились, а затем снова принялись прокладывать себе дорогу по извилистым улочкам Второго круга.

Я старался представить себе улицы, по которым мы мчались, мысленно восстанавливая наш путь. Иногда, когда мы пересекали очередной мост небольшого канала, мне это удавалось. Но когда мы вновь погружались в лабиринт узких переулков, я терял всякое представление, где мы находимся, и начинал ориентироваться лишь когда мы снова оказывались на мостике. Резкий запах сообщил мне, что скоро мы прибудем на место. Запах крови и мясных отход проник внутрь портшеза. Я приоткрыл ставенку, чтобы сделать глоток воздуха, хотя смрад стал невыносимым. Мясники и торговцы требухой смотрели на нас дурными взорами, явно надеясь, что носильщики собьются с шага на скользкой мостовой.

Но мы беспрепятственно миновали район скотобойни. Портшез остановился в Студенческом квартале, на набережной Большого канала, разделяющего Второй и Третий круги города. Тут не было ни единого моста, который бы позволил преодолеть широкий канал. Доставить на другой берег вас могли лишь гондолы, управляемые перевозчиками, принесшими присягу городу. С небывалым облегчением я ступил на твердую землю и расплатился с носильщиками, не поскупившись на хорошие чаевые. После чего я несколько мгновений просто стоял, разглядывая посольства, расположившиеся на другой стороне канала. С этого берега были видны лишь крутобокие крыши небольших дворцов.

Затем для очистки совести я все же ступил на пристань, чтобы расспросить какого-то перевозчика. Тот встретил меня вполне ожидаемой гримасой: «Анделмио? Как давно я его видел? Два, возможно, три дня назад… Уж и не знаю, куда он запропастился, он нам ничего не говорил. Никто не знает, что с ним сталось. Приходила милиция, но они его тоже не нашли», — сообщил мне перевозчик.

Я кивнул и вернулся назад на набережную, чтобы нырнуть в узкий проулок, заканчивающийся у небольшой площади, где возвышается знаменитый фонтан «Алмедиа». Восхитительное творение гномов из гильдии «Угольника», из-за которого некогда разразился грандиозный скандал. Не буду спорить, сапфическая[12] оргия томных сирен, высеченных из монолитного мраморного блока, способна шокировать целомудренных горожан. Что касается меня, то я обожаю это изваяние. Скажу по правде, когда я еще был Принцем воров, то даже подумывал похитить удивительную скульптуру. Увы, предприятие оказалось слишком дорогостоящим. Но даже сегодня, когда я вспоминаю о том безумном проекте, у меня сжимается сердце. Сад, раскинувшийся прямо за нашим пансионом, стал бы отличным приютом для этих прекрасных дам.

Я подмигнул сиренам, желая поприветствовать их, и направился к вытянутому зданию из темного дерева. Я не был здесь больше года. Я поправил коричные слойки, лежащие в корзинке, любезно предоставленной мне хозяином таверны — к сожалению, во время путешествия хрупкое лакомство несколько потеряло свой товарный вид, — и постучал в дверь.

Раздался топот детских ножек, замок заскрипел, в дверном проеме возникло личико юной эльфийки.

— Принц Маспалио!

Глядя на улыбку ребенка, я всегда таял. Личико же этой девчушки излучало такую неподдельную радость, что я поставил корзину на пол и подхватил малышку на руки.

— Привет, красотка.

Поцелуи забарабанили по моим щекам, словно бархатные градины.

— Как же я скучал по тебе, — выдохнул я.

Стоило мне спустить эльфийку с рук, как меня закружил шквал детской радости и восторгов. Улыбаясь, я позволил себе утонуть в нем. Я никогда не забываю, что все эти дети — сироты.

— Дайте ему хотя бы вздохнуть! — Строгий женский голос внезапно прервал веселье.

Кира. Эльфийка с круглым лицом и розовыми полными губами; миндалевидные глаза цвета гагата, копна темно-русых непослушных волос. Принцесса, которую я безумно любил, которая пронеслась через всю мою жизнь, словно падающая звезда. Воспоминание о бесконечных ночах, напоенных молчанием, взаимное уважение, нескончаемые объятия. Ее шея — чудо. Никогда не уставал осыпать ее поцелуями, нежно касаться губами.

Кира улыбнулась. Мои ноги предательски задрожали, сердце забилось чаще.

— Добрый день, Маспалио, — произнесла она, приблизившись ко мне.

— Принцесса.

— Ты стал редким гостем в нашей обители.

Я робко пожал плечами и тут же отметил, что принесенные пирожные не выжили в буре восторгов.

— Я принес коричные слойки…

— Как мило. Но нам достаточно твоего присутствия.

Эльфийка взяла меня за руку и повлекла за собой. В сопровождении детей, которые не прекращали радостно гомонить и хихикать, а также теребить края моего камзола, мы двинулись по коридорам сиротского приюта.

Это место всегда наполняло мою душу покоем. Надо же, я успел забыть, сколь прелестны растения и цветы, живым ковром покрывающие стены, сколь уютны альковы, увитые розами, сколь величественны своды из переплетения ветвей, к которым крепились изящные лампады. Фантастическая, драгоценная шкатулка — детище самой Природы, вплавленное в плоть Абима, цитадель, в которой находят убежище юные эльфы, лишившиеся семьи. Эльфы, которым так трудно существовать в шумном городе. Про себя я отметил, что многие дети, которых я неплохо знал, уже повзрослели, но взгляды их огромных глаз с поволокой остались печальными, невзирая на всю любовь, расточаемую Кирой.

Наконец мы добрались до самого сердца дома, где рос могучий дуб, поддерживающий всю эту постройку. Дерево возвышалось посреди квадратного двора и тянуло свои ветви ко всем окнам здания, выходя за его фасад. Мы сели на скамью, дети сгрудились вокруг нас и примолкли. Я был смущен, взволнован и никак не решался начать разговор. Кира сразу почувствовала снедающие меня сомнения, и когда я все-таки попытался заговорить, приложила палец к моим губам.

— Не говори ничего. Не сейчас.

Во дворике воцарилась тишина. Было слышно, как ветер играет в листве. Город с его яростью остался где-то далеко-далеко. Мгновения священной тишины, я относился к ним с трепетным уважением. Эльфы склонны к созерцанию. Они умеют и любят слушать природу и тем самым отличаются от людей и других существ нашего мира. Я никогда не мог понять, почему мы, фэйри, близкие родичи эльфов, предпочитаем лесам шумные города, хотя должны были бы ненавидеть их просто из принципа.

Наконец Кира хлопнула три раза в ладоши, чтобы нарушить это молчание, больше напоминавшее молитву. Дети снова загомонили. Они принялись скакать и крутиться вокруг нас. Посыпались вопросы, зазвучал заливистый смех.

Я чувствовал себя как никогда хорошо.

Эльфийка решилась первой нарушить безудержное веселье, она призвала детей к порядку и снова потребовала тишины.

— Мне кажется, что Маспалио хочет обратиться к нам с какой-то просьбой, — сказала воспитательница.

— Подожди, я…

Румянец залил щеки. Я никогда не умел скрывать от Киры свои мысли.

— Давай же, расскажи нам, какая помощь тебе требуется, — настаивала эльфийка.

Сияние ее глаз сводило с ума. Я слишком сильно любил ее, чтобы противиться чарам Киры.

— Я нуждаюсь в их помощи, — признался я. — Я кое-кого разыскиваю.

Дети, внимательно следившие за моими губами, оживились. Они уже догадались, что я способен подарить им день свободы, и сейчас ждали реакцию приемной матери. Кира отказывалась вмешивать в дела малышей, если их жизням грозила хоть малейшая опасность.

— Посла?

— Нет, не в этот раз. Перевозчика.

Теперь в глазах Киры промелькнуло легкое беспокойство. Я знал, что ей не нравится, как обращаются с ее детьми перевозчики. При виде юных эльфов, которые являлись на пристань, чтобы полюбоваться послами в роскошных нарядах, гондольеры начинали беситься и становились агрессивными.

— Как его имя?

— Анделмио.

— Не слышала о таком.

— Двадцать две складки. Связан с Княжескими областями. Мне необходимо знать, покинул он ваш квартал или нет.

Эльфийка молчала, казалось, она размышляет, глядя на пол, на устилающие его корни.

— Хорошо, Маспалио, — наконец с некоторой горечью произнесла она.

Я поблагодарил Киру кивком. Я прекрасно понимал, что никто и ничто не ускользнет от любопытных взоров маленьких пансионеров, отлично знающих прибрежный район. Они способны проскользнуть в любую щель и выполнят за меня утомительную работу, которая к тому же отнимет у меня слишком много драгоценного времени.

— Вы слышали? Ведите себя пристойно, никаких глупостей и шалостей. Вы должны обшарить все уголки нашего квартала, но не смейте никого провоцировать. Будьте осторожны. И возвращайтесь к вечеру.

Глаза детей сияли. Кира оделила каждого малыша горсткой монет, а затем улыбкой повелела им исчезнуть. Что они и поспешили незамедлительно сделать. Вновь наступила тишина.

— Все будет в порядке, — сказал я.

— Очень надеюсь.

— Я могу подождать здесь?

— Да.

Я так хотел остаться рядом с ней. Забыть о Владиче, о моих учениках-пансионерах. Смотреть на нее, слушать вместе с ней тайны природы. Кира положила голову мне на плечо.

— Почему ты так долго не приходил? — прошептала она.

— Я уже не мальчишка, здесь нет места для меня.

— Но ты никогда не просил меня оставить приют, оставить детей.

— Я не хотел тебя потерять.

Я провел рукой по ее волосам. Эльфийка вздохнула. Она знала, что я прав, что наша любовь не стоила того, чтобы жертвовать жизнями малышей, которых она поклялась опекать и защищать.

— Я хочу, чтобы ты понял одну вещь, — сказала Кира.

— Я тебя слушаю.

— Если однажды ты снова решишь прийти сюда, то сделаешь это ради меня или ради них. Ради того, чтобы встретиться с нами, послушать нас или рассказать о себе, но никогда не приходи, чтобы нас… использовать.

— Все много сложнее.

— Нет.

Она подняла голову. Выпрямилась и наградила меня суровым взглядом.

— Нет, — повторила Кира. — Напротив, все очень просто. Не вздумай больше стучать в нашу дверь после столь длительного отсутствия лишь для того, чтобы попросить нашей помощи. О чем бы ни шла речь.

— Я все понял.

Она снова склонилась к моему плечу. Я гладил ее затылок.

Для нас время остановилось.

Темнота подкралась к Абиму.

На пороге приюта для беспризорников я слушал рассказы детей, окруживших меня. Большая часть из них вернулась ни с чем, только Эрлин и Манжелун, брат и сестра, сумели раздобыть действительно важную информацию: Анделмио не покидал квартала. Он предпочел укрыться в «Мельнице».

Смелый маневр, этот чертов перевозчик заинтриговал меня. В Абиме существует с десяток заведений высшего разряда, гостиниц и постоялых дворов, отличающихся особой роскошью, в которых предпочитают останавливаться маги, прибывшие со всех концов света. Как и посольства, «Мельница» являлась суверенной территорией, на которой не действовали городские законы. Чтобы попасть туда, надо иметь нешуточные связи. Такие, какие есть, например, у меня.

Кажется, я догадался, почему Анделмио выбрал именно это место. Он тянет время, без сомнения, надеясь, что маги станут надежным щитом против Фейерверщика. Неплохой расчет, однако нарушитель сговора лишь оттягивает неизбежную развязку.

Я поблагодарил детей, раздав им слойки, которые мы с Кирой приготовили на кухне во второй половине дня. Проголодавшиеся и явно уставшие ребятишки один за другим испарились, оставив нас с эльфийкой наедине с ночной прохладой.

— Будь осторожен, — сказала она мне на прощание.

— Ты тоже.

Я поцеловал ее в щеку, но ответного поцелуя не получил. Кира вздрогнула, не говоря ни слова, повернулась ко мне спиной и закрыла дверь приюта. После чего я ушел, подгоняемый эхом нашей печали.

Я направился прямиком к «Мельнице», которая стояла на небольшой площади у самого тупика Арфы. Я легко разыскал здание, которое оказалось точно таким, каким я его помнил: приземистая постройка, сложенная из массивного камня, огромные ветряные крылья цвета охры медленно крутятся, противненько поскрипывая. Несколько секунд я стоял, зачарованно разглядывая переливающиеся искры, которые окутывали деревянные перекладины мельничных крыльев. Искры потрескивали и, словно бледные волны, сходились в перекрестье досок, там, где корчился в муках распятый Танцор.

Я подошел поближе. Крошечное гуманоидное существо — не больше трех дюймов росту — несомненно, принадлежало полуночнику, магу, который колдует, истязая своего Танцора. Несчастный малыш невыносимо страдал, заставляя крутиться мельничные крылья в особом магическом ритме. Отвратительное зрелище! Именно поэтому я предпочитаю иметь дело с затменниками или даже с полуденниками. По крайней мере они относятся к своим подопечным как к соратникам или друзьям и не заставляют Танцоров порождать искры с помощью пыток.

Я взялся за дверной молоток в виде головы Минотавра: чтобы постучать, гость был вынужден держаться за оба его рога. На пороге материализовался слуга в ливрее и впустил меня внутрь здания. Я тут же ощутил покалывание в кончиках пальцев. Что поделаешь, рефлекс, связанный с моей основной профессией, не могу спокойно смотреть на драгоценные вещицы, а здесь их было в избытке.

Мы поднялись на второй этаж, где нас встретила роскошная женщина с длинными рыжими волосами. Она внимательно оглядела меня с ног до головы и, кажется, узнала, потому что незамедлительно сообщила, какую сумму я должен заплатить за право войти в заведение. Я чертыхнулся, смерил красавицу недобрым взглядом и швырнул несколько монет в серебряную корзиночку, которую мне протягивала дама, в данную секунду больше всего напоминающая алчного суккуба[13]. Где-то в глубине дома заработал хитроумный механизм, созданный гномами-элементариями, закрутились мельничные жернова, заставив здание содрогнуться. Наконец-то гостиница предстала передо мной во всей своей красе.

Проникнуть в нее можно было сквозь узкую дверь, которая, в теории, должна была вести в пустоту, но в данном случае открывалась в единственный видимый глазу зал, располагавший, сколь невероятно это ни звучит, в одном из крыльев мельницы.

Неприязнь, с которой относятся друг к другу заклинатели и маги, — вовсе не досужая байка, и лишним тому подтверждением стало гробовое молчание, которым меня встретили присутствующие. В основном это были затменники, со своими шарфами, завязанными вокруг шеи. Меня никогда не встречают с распростертыми объятиями, но и не гонят — моя репутация говорит сама за себя. Лавируя меж низких столиков и шелковых подушек, усеивавших пол, я направился к стойке, у которой хозяйничал владелец гостиницы. Одновременно я внимательно оглядывал зал.

Сидевший, или скорее распростершийся, рядом с несколькими опустошенными графинами вина Анделмио демонстрировал мне свою спину. Я не сомневался, что речь идет именно о перевозчике: брыжи с двадцатью двумя складками уныло висели на спинке его стула.

По всей видимости, он почувствовал взгляд, прикованный к его спине, и обернулся. Я получил возможность полюбоваться худой фигурой перевозчика, завернувшегося в черную тогу с серебряными пуговицами. Овальное лицо обрамлено жидкими светлыми волосами. Вылинявшие голубые глаза направлены прямо на меня.

Он мне не понравился. Я подошел к нему, вооружившись еще одним графином с вином, и сел прямо напротив.

— Я не звал тебя, фэйри, — протянул Анделмио. — Пошел вон…

— Нет.

Я наполнил бокал собеседника. Он заворчал, но опустошил его одним махом.

— Плохо выглядишь, — сказал я, снова наливая вино.

— Какая разница! Все равно я скоро сдохну. Хотя это не твое дело.

— Возможно, ты ошибаешься.

В его глазах промелькнул ужас. Анделмио огляделся по сторонам, снова выругался и с той же небывалой скоростью опрокинул очередной бокал.

— Чего тебе надо, фэйри?

— Прояснить две или три крошечные детали одного дельца, и я хотел бы сделать это до того, как тебя разыщет Фейерверщик.

Лицо перевозчика приобрело отвратительный восковой оттенок. С отвисшей челюстью он наклонился ко мне:

— Это он тебе послал, верно?

— Нет. Владич.

— Ты его представитель?

— В некотором роде.

— Мне нечего тебе сказать.

— Есть, мой друг, есть. Ты расскажешь мне все, причем с самого начала.

— Демон сбежал. Точка. Я созрел для фейерверка…

Я налил вина в свой бокал и сделал крошечный глоток. Мое терпение грозило лопнуть, и я понизил голос на целую октаву:

— Расскажи мне свою историю.

Гримаса исказила лицо заклинателя.

— Зачем ты пришел, чего ищешь? Хотите провести небольшое расследование, пока моя душа не расколется на тысячу кусочков и не разлетится по городу? И не мечтай об этом, фэйри. Я жажду унести тайну с собой. Если Владичу повезет, он сумеет расплатиться за разбитые горшки.

— Я тоже. Я пытаюсь помочь тебе.

— Ты? Ты явился сюда, чтобы помочь мне? Лучше забудь об этом…

— Не намерен. Если я найду беглеца, ты спасен.

— У меня и то больше шансов добраться до сбежавшего демона.

— Но ты больше не имеешь права на него, и сам это отлично знаешь. Ни один заклинатель не может менять пункты собственного сговора.

— И что же ты предлагаешь?

— Ты честно и откровенно рассказываешь мне, что произошло. Не скрываешь от меня ни единой детали.

Анделмио, замкнувшийся в своем отчаянии, по-прежнему колебался.

— Просто отвечай на вопросы, вот и все, — сказал я.

— Чтоб меня огры сожрали, я уже ничего не знаю и не понимаю. Здравый смысл покинул меня, я уже даже рассуждать нормально не могу.

— Итак, Опаловый демон, что ты знаешь о нем? Ты когда-нибудь уже вызывал его?

— Нет. Не этого. Я часто пользуюсь Опаловыми, но ведь мы не выбираем какого-то определенного демона, не правда ли?

— В котором часу он появился и где?

— В самый что ни на есть лучший час дня.

Иначе говоря, когда солнце стояло в зените. В тот час, когда тени, падающие на землю Абима, особенно плотны. Я кивнул.

— Я выбрал тень, которую отлично знаю, с которой привык работать. У стены крошечного садика.

— Крестообразная тень?

— Нет, обычная тень от невысокой стены.

— Не заметил никаких странностей?

— Нет, не думаю.

— Этого недостаточно. Возможно, была еще одна тень, которая наложилась на ту, что ты выбрал? Или рисунок, начертанный другим заклинателем?

— Да нет же, говорю я тебе!

Маги, сидящие на стульях, обернулись и смерили нас гневными взглядами. Я послал им улыбку, соответствующую случаю, и попросил перевозчика говорить немного потише.

— Успокойся. Продолжим. Хорошо, давай допустим, что тень была совершенно обычной.

— Я неплохо разбираюсь в своем деле, — процедил Анделмио.

— Верю-верю. Итак, появился Опаловый. И снова ничего особенного, никаких происшествий?

— Ничего. Побеседовали о контракте, обычная рутина… Я потребовал, чтобы он оставался у меня дома вплоть до наступления сумерек.

— Где это?

— Улица Тысячи потрясений.

— И всю вторую половину дня демон сидел у тебя дома в полном одиночестве?

— Да.

— А ты сам не заметил ничего подозрительного? Быть может, за тобой кто-то следил?

— Нет… ну, не знаю. Я ничего не заметил.

Я сделал глоток вина и прочистил горло.

— Продолжим. Расскажи мне о своем клиенте.

— Клиентке. Герцогиня де Болдиа.

Я нахмурил брови, это имя представлялось мне пустым звуком.

— Она лишь недавно вернулась в город, — уточнил мой собеседник. — Вечером она появилась на пристани, где я ждал ее вместе с Опаловым. Дама села в лодку, поездка прошла без происшествий. Я оставил ее вместе с демоном на другом берегу канала. Я должен был явиться следующим утром, на рассвете, и забрать их обоих. Но она была одна.

— В котором часу истекал срок сговора?

— В семь часов утра.

— И ты ничего не почувствовал?

— Ничего! Опаловый все еще разгуливает по Абиму.

— Хм…

— Я надеялся его разыскать, ведь тварь должна была избегать любых теней. Во всяком случае тех, что ведут прямиком в Бездну.

— Сговор уже потерял свою силу. Следовательно, демон мог вылезти лишь ночью.

— Я переоценил свои силы.

— Эта твоя герцогиня, она живет в посольстве?

Перевозчик завладел графином, отхлебнул прямо из горлышка, вытер ладонью рот и уставился на меня стеклянным взглядом.

— А вот этого я не скажу.

— Прости?

— Выпутывайся сам. Я не скажу ни слова о том, куда я ее отвез.

Я тяжело вздохнул и устало спросил:

— Смерти ищешь?

— Не стоит давить на меня, фэйри. Что бы ни произошло, я остаюсь перевозчиком.

— Но я потеряю драгоценное время.

— А я — мою душу. Причем раньше времени. Законы перевозчиков суровы, их лучше не нарушать. Если я проболтаюсь, то подвергнусь страшному риску.

— На кону стоит твоя жизнь.

— Знаю, — выдохнул он.

Рука Анделмио теребила брыжи, висящие на стуле. Он гладил пальцами многочисленные складки, его взгляд стал отрешенным.

— Вся моя жизнь заключена в этих двадцати двух складках. Тридцать лет безупречной службы…

— Я должен встретиться с герцогиней.

— А я должен спасти то, что у меня еще осталось.

— То есть?

— Честь и некоторые воспоминания. Ты хоть способен себе представить, что случится, если мы начнем рассказывать каждому встречному о перемещении того или иного посла? Если все эти люди, которых мы перевозим с берега на берег, перестанут нам доверять? А ведь они оказывают нам великое доверие. Только задумайся об этом, фэйри. Речь уже идет не о моей душе, но о душе Абима. А она не заслуживает того, чтобы ее предали.

Последний довод Анделмио растрогал меня. Возможно, я слишком поспешно осудил этого человека. Ему грозит смерть, а он остается преданным городу, собственной чести и той памяти, что он оставит после себя.

— Давай вернемся к Опаловому демону, — предложил я.

— Как тебе будет угодно.

— У него имелись причины предать тебя?

Перевозчик пожал плечами и покачал головой.

— А враги у тебя есть?

— Конечно, я не со всеми ладил, так, пустяковые ссоры, но чтобы враги… Да еще такие, которые устроили бы целый заговор.

— Получается, Опаловый действовал на свой страх и риск?

— Если честно, то я не знаю.

— Априори, он просто решил сбежать из Бездны.

— Я пришел именно к этому выводу.

— Тогда почему он остался в Абиме?

— А вот это я бы и сам хотел знать.

Тишина. Я надеялся выудить у Анделмио больше сведений. Но, увы, придется довольствоваться именем клиентки и некоторыми незначительными деталями. Что-то я не слишком продвинулся в своем расследовании. Анделмио с гримасой прикончил графин и, как будто бы почувствовав мое разочарование, тихо добавил:

— А, ладно, ты все равно рано или поздно узнаешь. Герцогиня остановилась во Дворце Стали. Об этом сообщалось во вчерашних газетах. Думаешь, она сможет тебе помочь?

— Ты сам-то с ней виделся?

— Да. Безрезультатно. Не умею задавать правильные вопросы.

— В любом случае у меня больше нет ни одной зацепки, — пробормотал я.

— Не доверяй ей, она та еще штучка, да к тому же шлюха. Связывается с любым мужиком, который попадается ей под руку, но быстро пресыщается. К несчастью, она еще чертовски красива. Не позволяй ей очаровать тебя, фэйри.

— Она человек?

— Да. Но она обожает малышей типа тебя.

Он схватил брыжи и неловко нацепил их на шею. Я с сомнением смотрел, как перевозчик пытается подняться на ноги.

— Хочешь уйти? Покинуть гостиницу?

— Да, я ухожу, — сообщил он мне, когда наконец смог встать. Качаясь и спотыкаясь, бедняга поплелся к выходу.

— А Фейерверщик? Ты не думаешь, что здесь ты находишься в относительной безопасности? Я полагал, что…

— Забудь, фэйри. Зачем ждать самого страшного? Лучше пойти и найти его, чтобы положить конец этим мучениям.

Я пожал плечами, в свою очередь, поднялся и предложил ему руку. Он, что было сил, вцепился в нее — так мы вдвоем пересекли зал, сопровождаемые суровыми взглядами магов.

Легкий ветерок, дующий в тупике, вернул лицу Анделмио краски жизни.

— Ты в порядке? — несколько трусливо осведомился я.

Теперь, когда маги больше не прикрывали нас своим щитом, я вдруг почувствовал настойчивое желание очутиться как можно дальше от обреченного перевозчика. Я даже не представлял себе, как действует Фейерверщик, но совершенно не горел желанием узнать это, и потому мечтал исчезнуть.

Анделмио протянул мне влажную горячую ладонь, которую я с жаром пожал, стараясь избавиться от неприятного чувства, что прощаюсь с неудачливым заклинателем на веки вечные. На секунду мне почудилось, что в глазах перевозчика вспыхнул какой-то странный огонек, что он хочет мне что-то сказать, но не решается.

Он ушел, так ничего и не сказав. Нетвердая походка, поникшие плечи. Я подождал, пока Анделмио исчезнет за углом улицы, и тут же зашел в притон, который заметил еще по пути в «Мельницу».

Размещенный в разветвленной сети бывших погребов, притон провонял потом, табаком и винными парами. Двое осоловевших клиентов храпели прямо на столе. Я подошел к владельцу заведения, плохо выбритому огру, который дремал на пивном бочонке.

— Держи. Это за тень.

Хозяин приоткрыл один глаз, протянул здоровенную лапищу с черными ногтями и с ворчанием сграбастал десять денье[14]. Я тотчас же устремился в угол зала, где потрескивал чадящий факел. Встал на колени и провел ладонью по полу, чтобы убедиться в его плотности. Массивные каменные плиты, разделенные полосками пересохшей земли. Ничего особенного, но этого достаточно для ритуала самого простенького вызова.

Ни одна тень не сравнится с тенью, рожденной естественным светом. Факел дарит вам затененное пространство, не имеющее особой магической ценности, это пространство позволит мне в лучшем случае вызвать самого низшего демона из тех, что обретаются в Межбрежье, на призрачном, сумеречном плато, отделяющем Абим от Бездны. Что делать, время не ждет.

Я дунул, чтобы убрать соринки, засыпавшие выбранную мной тень, и выбрал одну из склянок, висевшую у пояса: легкие быстросохнущие чернила. Затем взял кисть с самым жестким волосом — такая не пропустит ни одной неровности камня.

Ну вот, теперь я готов. Все дальнейшие действия потребуют хладнокровия, которое и отличает плохих заклинателей от хороших. А я, безусловно, относился ко второй категории. Задержав дыхание, я отвинтил пробку флакона. Стоит его открыть, как чернила сразу же начнут улетучиваться. Поэтому следует работать очень быстро, обмакнуть кисть с предельной точностью, взяв необходимое количество краски. Опытный заклинатель окунает кисть в чернила два, в крайнем случае три раза, но редко больше. Уверенным движением я погрузил кисть в склянку и тут же вытащил ее. Чернила, пропитавшие волос, не текли, и их было достаточно, чтобы обвести всю тень одной-единственной чертой. Правой рукой я уже завинчивал крышку, а левой — принялся рисовать линию.

Я не имел права останавливаться, — один неверный жест, и вызов не состоится. За долгие годы практики мои движения стали почти автоматическими. Согнувшись в три погибели, я медленно пятился, оставляя за собой на полу лазурную линию, обнимавшую размытые контуры тени. Самым сложным было вернуться точно в ту точку, с которой начал, не позволить линии прерваться даже на дюйм.

Готово! Тень поймана. Виртуозная работа, все прошло без сучка и задоринки.

Я слишком поспешно выпрямился. В спине что-то неприятно хрустнуло, заставив меня скривиться от боли. После каждого вызова демона я клянусь себе, что в ближайшее время отправлюсь к массажисту, но впоследствии непременно забываю о клятве. На самом деле я ненавижу отдавать свое хрупкое тело в руки неизвестных врачевателей, которые целыми днями только и делают, что разминают тела людей. Хотите верьте, хотите — нет, но крайне редко можно встретить массажиста-фэйри.

Чернила сохли прямо на глазах. Магия начала действовать, приказывая этой «луже» цвета оникса превратиться в проход, через который демон проникнет в наш мир. Сквозь пол проступили очертания Межбрежья, любезно согласившегося уступить мне на время своего слугу. Тень сгустилась, превращаясь в черное сукно, окутывающее тело создания, которое вырастало прямо из пола.

Демон всегда является сжавшимся в комочек, эдакий эмбрион, зародыш будущего существа. Поэтому сначала я увидел костистый шишковатый скрюченный позвоночник. Затем череп продолговатой формы и, наконец, короткие и худые лапы. Сложенные крылья медленно разворачивались, вырывая существо из тени.

Создание тьмы отряхнулось, чтобы рассеять последние клочья тени, и уставилось на меня маленькими горящими глазками. Я не сумел сдержать улыбку. Во время каждого вызова я испытываю чувство, которое, должно быть, испытывают роженицы.

Лазурный. Он, как любой демон его семейства, часто прислуживает заклинателям, выслеживая намеченную жертву. Лазурные отличаются несколько буйным нравом, но они всегда преданы хозяевам и являются отличными ищейками, к тому же наделенными даром речи. В том демоне, которого я вызвал, было около локтя росту, его крылья в размахе достигали того же размера. Дряхлые хитиновые крылья цвета сырой глины, полное отсутствие шеи — голова существа сидела прямо на плечах. Сейчас на его морде застыло чрезвычайно угрюмое выражение: Лазурный всем видом показывал, как ему не нравится, что его изволили побеспокоить. Я уже обожал его.

Тварь из Бездны продемонстрировала мне зубы, или скорее ряд пеньков, чтобы произвести должное впечатление. Я фыркнул и снял с пояса футляр из слоновой кости. Достав из него пергамент, я приступил к чтению типичного сговора — оставалось лишь договориться об оплате. Демон потешно зашевелил крохотными пальчиками и склонил морду к плечу. У меня не было времени на торг, и поэтому я великодушно пообещал существу шесть модеенских голубей, которых то потребовало. Не стану лукавить, редкие и дорогие птицы, но я могу позволить себе их купить благодаря тем дружеским связям, что имеются у меня во Дворце Толстяков.

Я пронзил иголкой большой палец руки, чтобы обмакнуть перо в кровь, после чего поставил подпись на пергаменте и протянул его демону. С довольной миной, высунув язык от усердия, Лазурный неловко вывел на листе большой крест. Теперь мы с ним связаны нерушимыми узами: сговор будет действовать три дня. Конечно, при условии, что Владич подтвердит подлинность контракта и скрепит его своей подписью. В принципе, не должно возникнуть никаких проблем, сговор был составлен в пользу демона.

— Перевозчик, двадцать две складки, зовут Анделмио. Он работает на Княжеские области. Мы расстались с ним совсем недавно, по всей вероятности, сейчас он должен брести вдоль канала. Следуй за ним, но так, чтобы он тебя не заметил. Каждое утро ровно в шесть тридцать будешь являться на мост Лилий. Не спускай с него глаз, прервать слежку ты можешь только для встречи со мной. Будешь стараться, получишь седьмого голубя.

Демон нацепил на морду восторженную улыбку и пронзительным голосом заверещал:

— О, да, хозяин! Седьмого, жирного и свирепого. Он…

— Не теряй времени, — прервал я восторги демона. — Отправляйся и не подведи меня.

— Хорошо, хозяин.

Его уход был не лишен пикантности. Тварь взмахнула крыльями, взлетела и грохнулась. Так повторялось несколько раз, пока, наконец, демону не удалось взмыть под потолок притона. Затем он устремился к окну, сначала не попал в него, но потом вылетел на улицу, яростно размахивая крыльями. Я вздохнул и, прежде чем покинуть заведение, кинул еще пригоршню монет в руку огра.

— За испорченный пол, — сообщил я.

Было почти десять часов вечера. Я могу еще попытаться добраться до квартала Дворца Стали и получить приглашение на ужин от герцогини де Болдиа.

По дороге я подвел итоги. Четыре дня назад Анделмио вызвал низшего Опалового демона, чтобы тот сопроводил даму в некое загадочное место. Вечером, мы не знаем когда, демон исчез. Сам факт, что перевозчик ничего не почувствовал, свидетельствует о том, что в Бездну вызванный демон не возвращался, то есть он остался в Абиме. Интуиция подсказывала, что копать надо именно с этой стороны. Почему существо не покинуло город, если уж оно хотело ускользнуть от своих хозяев? Возможно, у него не было выбора?

Я никак не мог понять, чем руководствовался Опаловый. Поведение перевозчика также смущало меня: покинуть «Мельницу» якобы для того, чтобы поскорее покончить со всем происходящим. Я отправил Лазурного следить за Анделмио, чтобы убедиться, что тот ничего он меня не скрывает.

Надеюсь, герцогиня мне поможет. Я не мог не думать о сговорах, зажатых в костистой руке Владича, и ускорил шаг.

III

В конце концов меня вышвырнули. Я слишком импульсивен, мне это частенько вменяют в вину. Следует отметить, что возраст нисколько не повлиял на мой беспокойный характер.

Сначала во Дворце Стали все пошло хорошо. Стражники-огры подсказали, где найти герцогиню — в лабиринте северного крыла. Затем, ловко используя свое влияние среди Толстяков, я заручился помощью усердных придворных, которые помогли мне сориентироваться в хитросплетениях коридоров.

Я уже готов был постучать в двери апартаментов герцогини, когда из соседних комнат вывалилась орда воздыхателей красавицы и буквально вдавила меня в деревянные дверные створки. Увы, три локтя роста не дают никаких преимуществ в сутолоке. Через какое-то время я обнаружил себя зажатым среди толпы юных напудренных петушков, чье счастливое будущее, казалось, скрывалось именно за этими крепкими закрытыми дверями, превратившимися в непреодолимую преграду.

Неужели герцогиня де Болдиа действительно столь прекрасна, что сводит с ума поклонников, заставляя их осаждать ее покои? Уязвленный до глубины души, я сумел отогнать эту свору с похмощью острия даги.

Освободившись, я с трудом совладал с собой и вспомнил, что во Дворце Стали строго запрещается вызывать демонов. В противном случае я бы не колебался ни секунды и уже бы подписывал сговор с Алым, который способен одним мановение руки смести всех этих кретинов. Битый час я терпеливо ждал в коридоре, окруженный двумя влюбленными юнцами, рыдающими от вожделения. Все закончилось банально: пришел слуга и сообщил, что герцогиня согласилась встретиться со мной только следующим вечером. Напрасно я сулил вознаграждение, кричал, бушевал — ничего не действовало. В конце концов вмешалась стража, которая и вышвырнула меня из дворца. Я болтался в локте от земли в руках огра, улыбающегося краешком губ, что окончательно вывело меня из себя.

Оказавшись на улице, я долго не мог успокоиться. С тяжелым сердцем я вернулся в наш пансион. День прошел зря. Слишком злой, чтобы улечься в постель, я, без сомнения, должен был посвятить остаток ночи дельцу, касающемуся злополучной вывески соседней таверны. Но я предпочел напиться.

К двум часам ночи я был уже немного пьян. В главном зале бывшего постоялого двора собрались мои старые товарищи, по большей части страдающие бессонницей; некоторые из них играли в карты, некоторые — читали. Они украдкой наблюдали за мной, выказывая определенное беспокойство. Все они прекрасно знали, что алкоголь на меня почти не действует.

— Мальтус, плесни-ка мне еще вина, — распорядился я, тряхнув опустевшим стаканом.

Все сидящие в комнате сделали вид, что не замечают меня, и попросту проигнорировали просьбу. В такие моменты я навожу нешуточный страх на окружающих. Я могу стать злым, ранить друзей язвительным словом. Однако в ту ночь я был в лирическом настроении, обычный цинизм куда-то улетучился.

Эти старики заботились обо мне так же, как я заботился о них. Каждый из них являлся осколком воспоминаний — драгоценных воспоминаний о былой жизни. Прошлое прочно вплелось в ткань наших отношений. Однако фэйри стареют медленнее, чем люди. И этот намек на бессмертие искренне печалил меня, не давал стать одним из них. Одни похороны сменяли другие, словно главы толстенной книги. В последней главе умру я сам, и тогда книга наших жизней подойдет к концу.

Решительно алкоголь меня не берет. Я поймал бутылку, протянутую Мальтусом, решив напиться всем демонам назло.

Стол удлинился, лица расплылись, превращаясь во фрагменты причудливой мозаики, голоса стали тише, а затем их поглотила темнота.

Когда я открыл глаза, крошечный демон, ответственный за мое пробуждение, усердно кусал меня за нос. Я скосил глаза на его пасть, на два ряда острых зубов, щекочущих кожу. Я лежал в собственной кровати прямо в одежде. Моя голова напоминала большой барабан, по которому колотят ладонями воинственно настроенные великаны.

Приподнявшись на локтях, я попытался оглядеть спальню. И внезапно понял, что в ней кто-то есть. Вздрогнув от неожиданности, я принялся шарить рукой по простыням в поисках кинжала, и тут обнаружил физиономию Пертюиса.

— Ждал, пока ты проснешься, — сказал он.

Я недовольно заворчал. Глухая боль буравила виски.

— Ты спал всего три часа, — уточнил старик.

С губ сорвался хриплый стон. Великаны, засевшие в многострадальном черепе, забарабанили с еще большим остервенением.

— Три часа… — прошептал я.

— Я попросил демона разбудить тебя пораньше.

— Спасибо, видно, ты собрался меня убить.

Крепкий алкоголь, пару часов сна — такого не выдержит ни одна голова. Я снова рухнул на кровать и уткнулся лицом в подушку.

— Маспалио?

— Убирайся.

— Толстяки требуют тебя к себе. Произошло несчастье.

Некоторое время произнесенная фраза прокладывала себе путь в мой воспаленный мозг. Когда она наконец обосновалась в сознании, я отшвырнул подушку и попытался забыть о нежелающих разлипаться, глубоко запавших глазах.

— Послание принесла цапля. Хочешь его прочесть?

— Нет.

Я свесил ноги с постели и легонько помассировал лоб.

— Ты слишком много выпил.

— Ты серьезно?

Преодолевая себя, я поднялся. Комната тут же принялась раскачиваться и кружиться, Пертюис устремился ко мне, чтобы поддержать.

— О чем говорится в послании?

— Ты должен незамедлительно явиться во Дворец. И подпись: Горнем.

Упоминание о моем старинном друге несколько поумерило боль в висках и придало мне сил. Если Толстяк просил явиться к нему в столь ранний час, то у него имелись на это веские причины.

— Приготовь мне свою отраву. Я тем временем приведу себя в порядок, а затем присоединюсь к тебе.

Пертюис с сомнением кивнул, затем, убедившись, что я все же могу самостоятельно стоять на ногах, исчез, чтобы отправиться на кухню и приготовить для меня напиток или, вернее будет сказать, взрывчатую смесь, рецепт приготовления которой знал он один и хранил его в тайне. Страшная дрянь, но она вернет мне подобие достоинства и позволит продержаться до вечера.

Вынужден признаться, что Пертюис предусмотрел все. Он не только охранял мой сон, но также приготовил лоханку со свежей водой, душистое белье и стакан «Дуэльи», чтобы я мог прополоскать рот. Я умывался до тех пор, пока великан, обосновавшийся в моей голове, не согласился передохнуть. Причесавшись пятерней, я прополоскал рот драгоценной жидкостью, которая дарует вашему дыханию чудесный свежий аромат, и сменил вчерашний наряд на более скромный, состоящий из простой куртки жемчужно-серого цвета, таких же брюк, широкополой шляпы, отделанной черным бархатом, и замшевых ботинок, созданных самим мастером Скапало.

Глянув в большое зеркало, я констатировал, что не упустил ни единой мелочи. Только вот, к несчастью, мои глаза больше походили на две заплесневевшие виноградины, а так я выглядел вполне сносно.

Я спустился в главный зал, где уже витал кислый запах варева Пертюиса. В полной тишине я уселся за стол и с гримасой взял в руки дымящуюся чашку, которую старик поставил прямо передо мной.

— Быть может, капельку морабийского, чтобы было легче проглотить эту гадость? — Мой голос стал умоляющим.

— Ни за что.

Я тяжело вздохнул, втянул носом отвратительный запах и единым махом проглотил содержимое чашки. Когда я потребовал вторую порцию, на лице Пертюиса расцвела улыбка. Прикончив третью чашку, я понял, что великан сдался и выкинул барабан.

— Прежде чем идти во Дворец, мне надо урегулировать одно крошечное дельце. Если они еще кого-нибудь пришлют, скажи, что буду приблизительно через час.

— Ладно.

Я уже был готов покинуть дом, но замешкался на пороге.

— Пертюис?

— Да?

— Спасибо.

Я вышел на улицу и дошел пешком до моста Лилий. Лазурный уже ждал, оседлав фонарный столб. Завидев меня, он соскользнул на землю и разразился восторженными воплями.

— Хозяин, хозяин!

Я присел на корточки, так чтобы мое лицо оказалось прямо напротив оскаленной мордочки.

— Ну что?

Демон покачал головой. Затем облизал губы черным заостренным языком:

— Этот ваш перевозчик — презабавный тип, хозяин. Во-первых, он не работает…

— В этом я не сомневался.

— Я обнаружил его на набережной. Он направился прямиком в курильню. Сами понимаете, я не мог войти внутрь вслед за ним. Как бы то ни было, из курильни он вышел более спокойным…

— У тебя есть идеи насчет того, какой наркотик он принял?

— Полагаю, настойку из ветра.

— Ты полагаешь или уверен?

— Хозяин, послушайте! Когда он вышел из курильни, это был совершенно другой человек. А значит, использовал эффективное, быстродействующее средство… Лишь настойка из ветра способна мгновенно обновить дурную кровь.

Оказывается, Анделмио себе ни в чем не отказывал. Однажды я пробовал этот наркотик, тогда золото текло у меня рекой. Я представил себе перевозчика, вытянувшегося на кушетке, окруженного двумя или тремя гномами, чьи сильные пальцы вплетают в плоть Анделмио воздушные потоки. В такую секунду вас охватывает ощущение удивительной свежести, ветры гуляют по вашим венам, разгоняя, очищая кровь. Есть одна крошечная ложка дегтя в этой бочке с медом: неизбежное привыкание к наркотику. Зависимость формируется чрезвычайно быстро и ведет к неминуемой смерти — подгоняемая ветрами, кровь мчится по венам с поразительной скоростью, и в какой-то момент сердце просто разрывается.

— Хозяин?

— Да, продолжай, продолжай…

— Так вот. Он вышел из курильни, добрался до Великой Метрессы, где встретился с еще одним человеком.

— Каким человеком?

— Из тех, что носят чернильницы на поясе.

— Что было дальше?

— Они нырнули в примыкающий проулок, туда, где выстроился ряд затененных аркад, и второй тип вызвал Медного демона.

— Дьявол меня забери!

— Заметьте, это не я сказал! Еще чуть-чуть, и я оставил бы там свои крылья! К счастью, Медный был вызван не для эскорта. Он и заклинатель тотчас испарились. А Анделмио отправился в квартал Случайностей.

— Квартал Случайностей?

— Да, хозяин. И знаете, зачем?

— Нет.

— Чтобы побеседовать с астрологами. Он посетил не меньше десятка астрологов и проторчал в этом квартале вплоть до самой ночи.

— Затем?

— Он пошел в «Мельницу», откуда больше не выходил.

— Заклинатель, можешь его описать?

— Это зависит от…

— Не стоит играть со мной. Семь голубей, и ни одним больше.

— Хорошо, попробую, — проворчал демон. — Среднего роста. Брюнет, глаза цвета лесного ореха. Круглое лицо. Просторный черный плащ накинут на рубашку из бледно-голубого шелка. Больше ничего не могу добавить.

— Хорошо. Возвращайся к «Мельнице» и не своди глаз с перевозчика.

— Если он еще там, дорогой хозяин.

Я начал думать, что дело оказалось совсем не таким простым, каким мне пытался представить его Владич. Анделмио решил сбежать с помощью другого заклинателя? А астрологи? Какого дьявола они делают во всей этой истории? Надо бы встретиться с перевозчиком еще раз и поговорить совершенно иным тоном.

Я направился к кварталу Косых проулков, не обращая внимания на зловещие танцы всевозможных шарлатанов и парфюмеров, работающих к взаимной выгоде бок о бок. Их цель — опустошить кошели придворных, готовящихся подняться во Дворец.

Что касается меня, то я ничего не боялся. Наш город насквозь пропитал меня, защищая от болезней, которые, словно призраки, витают на узких улочках этого района. Однако люди, вот они не столь удачливы, и вынуждены трястись от страха, пробираясь меж серых стен окрестных лепрозориев. Здесь безраздельно царят нищета и страдания. Больные ощущают себе полноправными владыками этого «царства» и пользуются манной небесной, исторгаемой днем и ночью страшным Дворцом.

Скоропортящиеся продукты. Неистощимый источник пищи, которую Толстяки, в силу абимских законов, взимают с каждого каравана и каждого путешественника, прибывающего в Абим. Подобная пошлина «натурой» позволяет Толстякам забить доверху кладовые и чердаки, не скудеющие на протяжении всего года, и устраивать роскошные «пиршества» для нищих. Но я отнюдь не радуюсь, глядя на несчастных людей, участвующих в ежедневных банкетах, достойных самых грандиозных абимских празднеств. Хотя должен был бы радоваться: по крайней мере бедолаги умирают с набитым животом. Тем не менее это приличествующее случаю лицемерие мне порядком поднадоело, ибо Толстяки заставляют вас думать, что умирающим ничего и не надо, кроме жирного мяса, оливкового масла да сладких пирожных. Коли вам есть, что кушать, то жрите себе на здоровье и не жалуйтесь — таков лозунг сильных мира сего.

Отвратительно. И все-таки я никогда ничего не делал, чтобы изменить существующие порядки. Иногда мне кажется, что Абим заслуживает худшей участи. Да и я тоже.

Я вступил в лабиринт улочек, которые после каждого перекрестка делались все круче и круче. Вонь стояла такая, что было трудно дышать. Мне пришлось задерживать дыхание. В этот час испортившиеся продукты вот-вот посыплются с крыш чердаков прямо на мостовую. Они насытят бездомных, рахитичных нищих, которые держат в руках огромные соломенные шляпы, предназначенные для сбора гнилых овощей и фруктов, падающих прямо с неба. Их глаза уже мертвы, а мои не желают на это смотреть.

Мне осталось преодолеть еще одно препятствие: разветвленную сеть узких проходов, столь покатых, что приходилось цепляться за специально натянутые веревки. Некоторые проходы тянулись вплоть до подножия холма, и с приходом зимы содрогались под тяжестью роскошных саней, мчащихся по ним с фантастической скоростью. Это зрелище стоило того, чтобы им полюбоваться. Мне всегда очень нравилось смотреть, как придворные, стоя на санях, неистово размахивают руками и задыхаются от ветра, бьющего в лицо.

Хотя я всегда немного опасался этих проходов. Изношенная, а иногда даже подрезанная доброжелательными соседями, «официальная» веревка, предназначенная для посетителей Дворца, могла лопнуть в любую минуту, и тогда вы покатитесь кубарем по склону, рискуя сломать себе шею.

Прищурив глаза, я оценил прочность этого вульгарного конопляного жгута, которому я был вынужден вручить свою жизнь. На первый взгляд веревка выглядела прочной. Я ухватился за нее и несколько раз дернул: будем надеяться, что выдержит.

Затем я убедился, что кинжал легко выходит из ножен — в крайнем случае он поможет затормозить, если удача отвернется от меня. Я не раз видел, как придворные спаслись от неминуемой смерти, уверенно тормозя крепким лезвием даг, вонзенных в щель между камнями мостовой.

Я вцепился в веревку и начал восхождение, не сводя глаз с окон близлежащих домов. Люди в этом квартале развлекаются любым способом. Некоторым из них могла прийти в голову шальная идея швырнуть в меня чем-нибудь тяжелым. Мое тело плохо переносит подъем, но, шаг за шагом, я приближался к вершине холма. И вот я наконец без всяких происшествий добрался до самого верха, где тяжело осел прямо у стены.

Подъем истощил меня.

Дворец Толстяков возвышался прямо передо мной. Невероятный и величественный. Множество башенок, колоколен и вытянутых насестов, построенных специально для птиц, которые облепили их словно шапка из перьев. Если вдруг откроется какое-нибудь окно, эта шапка сорвется в воздух и закружит в танце, бахвалясь разноцветным оперением. Но самым красивым, без сомнения, был помет этих одомашненных птиц, который год за годом скапливался на крышах и стенах здания, изменив до неузнаваемости первоначальную задумку архитектора. Помет окаменел и превратился в затейливый барельеф, который менял свой рисунок после каждого сильного дождя. Одни усматривали в данном явлении квинтэссенцию абимской магии, полагали, что камень «потеет» от удушья под плотным «молочным» панцирем. Другие видели в этом феномене олицетворение печали Толстяков, осужденных на вечную неподвижность.

По всей вероятности, я начисто лишен воображения и потому не согласен ни с теми, ни с другими. Меня способны взволновать лишь руки и лица статуй, выглядывающие из-под птичьего помета — скульптуры напоминали мне людей, переживших кораблекрушение и борющихся с захлестывающими их яростными волнами. Я привык к этому безумному барокко, и к Толстякам, которые не желали ничего менять. И если лепрозории на склоне холма мне категорически не нравились, то странный вид дворца, напротив, меня зачаровывал.

Я окинул взглядом трупы свежеиспеченных самоубийц, усеивающих мостовую у здания. Их скелеты стали предметом культа. Им поклоняются, приписывают удивительные лечебные свойства, что заставляет некоторых больных разбивать импровизированные палатки прямо на площади, в непосредственной близости от места драмы. Однако в этих скелетах нет ничего зловещего. Просто еще один элемент декора. Напоминание о том, что в один прекрасный день любой Толстяк способен освободиться от законов земного тяготения и воспарить над городом…

Вот и сегодня кто-нибудь из обитателей дворца, без сомнения, совершит роковой прыжок. Он будет долго стоять на краю балкона. Размахивать руками с семенами на ладонях и ждать, пока жадные птицы не подлетят к нему и не лишат равновесия, определяя час его смерти. Затем он качнется, распугивая птиц, и устремится в последний полет, чтобы разбиться, как и его товарищи, у подножия башни. Я всегда стараюсь избегать этого страшного зрелища. Слишком уж боюсь увидеть на камнях мостовой лучшего друга.

Сопровождаемый сонными взглядами часовых, я вошел в южное крыло дворца. В коридорах раздавалось лишь эхо моих шагов. Здесь царила тишина. Я перешагивал то через одно, то через другое тело спящих людей, которые заснули прямо на полу, истощенные ночным праздником. Обломки судна, выброшенные морем на берег. Чем дальше я шел, тем тучнее становились тела — порядок требует, чтобы самые жирные проживали в сердце дворца. Вот я уже вынужден карабкаться по горам плоти, иначе мне не пройти. Их владельцы недовольно ворчали, приоткрывали глаза, налитые кровью, и тут же вновь закрывали их. Никто не попытался меня задержать, чтобы потребовать извинений. Их разбудит лишь голод — вечный спутник этих жирдяев. Не раздумывая ни секунды, я ступал прямо по огромным животам, раздвигая складки жира, чтобы было легче идти. Храп стал таким громким, что уже заглушал шум шагов. Наконец мне удалось добраться до лестницы, ведущей к верхним этажам здания, — после окончания праздника эту невидимую границу не вправе нарушить ни один придворный.

Путешествие порядком измотало меня. Очень медленно я поднялся по мраморной лестнице и очутился в анфиладе великолепных галерей — настоящее поле брани, на котором суетились мириады слуг. Это войско было призвано убрать пиршественные залы, смыть блевотину, испачкавшую стены и пол. Войско, вооруженное щетками, швабрами, перьевыми метелками, тряпками и тазами; когда Толстяки проснутся, все вокруг должно сиять чистотой. Слуги трудились при свете затемненных масляных фонарей, стараясь производить как можно меньше шума. Все окна были закрыты. Птичий помет лишил стекла прозрачности, и потому дневной свет во дворце казался неестественно тусклым.

Теперь за мной внимательно следили. По мере приближения к спальням, окружение Толстяков превращалось в неусыпную стражу, бдительно стерегущую своих хозяев. Нельзя не отметить, что во взглядах, направленных на меня, почему-то плескалась враждебность. В этих залах воцарилась странная, необычная атмосфера, атмосфера подозрительности и испуга. Несколько обескураженный, я переступил порог спальни Горнема, своего старинного, очень близкого друга.

Он возлежал на кровати, прикрыв чресла белой простыней. Из одежды на Толстяке имелся только ночной колпак, длинная заостренная оконечность которого, словно шерстяное щупальце, обвивала руку всезнающего медикуса, днем и ночью следившего за здоровьем Горнема. Медикус не обратил на меня никакого внимания и продолжил промокать лоб хозяина шелковым платком. Комната купалась в свете жаровен. Ярый поклонник кехитского искусства, Горнем, декорируя свои покои, обратился к сочным теплым цветам, мозаикам и роскошным коврам.

Я относился к Толстяку, как к родному брату. Когда мне хочется забыть об Абиме, я прячусь в апартаментах Горнема, сажусь рядом с ним в черное кожаное кресло, которое давно отдано в мое распоряжение. Я рассказываю другу о городе, о его запахах, о лицах. Он слушает меня и смеется, как ребенок. А затем делится со мной своими печалями и чаяниями. Горнем разумно смотрит на жизнь.

Я подошел к кровати и увидел, как равномерно вздымается его грудь — свидетельство того, что саланистры, которых «высиживает» Толстяк, пребывают в добром здравии. Тело Горнема укрывало десяток существ, свернувшихся клубочком в складках его живота и рук. Они будут оставаться в них до тех пор, пока не наберутся сил и не смогут самостоятельно выбраться из жирового кокона. Те, кто не сумеет этого сделать, погибнут от удушья. Естественный отбор, позволяющий выжить самым ценным особям, которые и станут символом, душой нашего города.

Тучность Горнема привлекает меня, словно редкое произведение искусства. Я никогда не устаю любоваться малейшими изгибами его тела, маслянистой дрожью жира и перламутровой кожей. Мне думается, что медикусы совершают истинное чудо, чтобы сохранить эту плоть, но они ни с кем не делятся своими профессиональными секретами. Народ должен довольствоваться тем изображением, которое Толстяки хотят ему подарить.

Гладко выбритое лицо моего друга напоминало сливочное пирожное с большими голубыми глазами. Сейчас они повернулись ко мне и загорелись радостью:

— Мой малыш, наконец-то ты пришел!

Я схватил его большой палец, который Горнем протянул мне для рукопожатия. Моя рука еле-еле обхватила эту раздувшуюся сосиску.

— Все в порядке?

— Пока еще жив…

Стремясь избегать любого переутомления, Толстяк тихонько рассмеялся. Его сердце не выдержит никаких резких движений.

— Но вынужден сообщить тебе чрезвычайно плохую новость, — добавил Горнем. — Произошло несчастье, страшное несчастье. Адифуаз умер.

Я закрыл глаза и присел на край кровати. Новость меня потрясла: в этом огромном дворце Адифуаз был единственным настоящим другом Горнема. Мы трое так любили собираться за картами и спорить о всякой всячине.

— Покончил жизнь самоубийством, — с уверенностью прошептал я.

— Нет.

Я удивленно уставился на Горнема.

— Не выдержало сердце?

— И ты снова ошибся. Его убили.

— Адифуаза?

— И самым жестоким образом.

— Но зачем? И кто?

— Если верить большинству свидетелей, ты…

— Полагаешь, это удачная шутка?

— Нет.

— Ты действительно думаешь, что я…

— Молчи. Я прекрасно знаю, что это не ты.

Я рухнул в кресло.

— Объясни, в чем дело.

— Пойдем, сам все увидишь.

В комнату вбежали мускулистые слуги, вооруженные прочными шестами из красного дерева, которые они закрепили по углам кровати.

— В апартаменты Адифуаза, — приказал Горнем.

Поднятая с помощью сильных рук кровать покинула свое святилище и медленно поплыла по коридорам дворца. Я хранил молчание. В груди зарождался глухой гнев. Я спешил взглянуть в глаза тому, или тем, кто осмелился выдвинуть столь тяжкое обвинение в мой адрес.

Мы миновали мощные колонны, окаймляющие роскошные бани и пиршественные залы, и очутились у апартаментов покойника. Я инстинктивно жался к кровати Горнема.

— Маспалио, — тихо сказал мой друг. — Приготовься к худшему. Это чудовищно.

Я оттолкнул медикуса, который склонился, чтобы вытереть лоб Толстяка, и прошептал прямо в ухо Горнему:

— Ты настаиваешь, чтобы я вошел туда один, без тебя? Послушай, не хочу драматизировать, но все эти люди, что окружают нас, готовы меня на куски разорвать.

— Не волнуйся. Пока я с тобой, они ничего не сделают.

— Черт побери, скажи мне, что здесь происходит? Можно подумать, что они все собственными глазами видели, как я убиваю Адифуаза!

Его лицо исказила гримаса.

— Ты почти попал в цель… Пойди, взгляни на него, а потом поговорим.

— Очень на это рассчитываю.

Я выпрямился и обвел гневным взглядом собравшихся, которые сгрудились вокруг нашего кортежа и о чем-то дружно шептались. Затем, не забывая держать голову высоко поднятой, я вошел в спальню Адифуаза.

В свете факелов мне явилась такая привычная обстановка. Я узнал широкую застекленную стену, которая служила удовлетворению непомерных аппетитов Толстяка к «подглядыванию», с десяток телескопов — все превосходного качества — и наброски, сделанные угольным карандашом. Эти наброски валялись на столах и даже на полу. Живописный талант Толстяка не уступал его же извращенности. Сцены, подсмотренные с помощью телескопов и биноклей, отличались удивительным реализмом. Во дворце постоянно организовывались выставки, посвященные искусству Адифуаза.

Под покрывалом, красным от крови, угадывались очертания тучного тела. Вокруг кровати я заметил многочисленные оранжевые перья, перекликающиеся по цвету с перепачканными простынями.

За оставшейся открытой дверью раздался голос Горнема:

— Подними покрывало. Давай посмотри.

Я протянул руку, и мое сердце болезненно сжалось: я заледенел от одной только мысли, что мне предстояло увидеть. И резко дернул покрывало.

Я даже не моргнул, хотя меня обдало волной ужасающей вони. И тут же понял, как появились все эти раны на теле. Адифуаза склевали птицы. Выпотрошили ему живот.

— Абимские сарычи[15], — бросил Горнем.

Я молча кивнул. Подобное преступление предполагало, что убийца сумел купить у аптекарей мощное эфирное вещество, экстракт жизнедеятельности животных, эдакий птичий афродизиак, и вынудил свою жертву проглотить его.

Сильнейший экстракт, запах которого свел пернатых хищников с ума и заставил рвать живот жертвы, подчиняясь инстинктам.

Когда я подумал о тех муках, что пережил Адифуаз, мои кулаки невольно сжались. Я приступил к более детальному осмотру тела и был вынужден констатировать, что запястья и лодыжки несчастного привязаны к спинкам кровати. Его рот заткнули свернутым в шар бельем.

— Должно быть, он умирал медленно. Страшно медленно, — сказал я. — Как получилось, что никто не слышал шума, производимого птицами?

— Адифуаз отпустил своего медикуса.

— Странно.

— Нет, в последнее время у него появилась привычка отсылать врача.

— А слуги?

— Все произошло вчера вечером, когда праздник достиг своего апогея. Мы давали большой прием. Все наши люди прислуживали за ужином. Я знаю, Адифуаз никогда не должен был оставаться один, но судьба распорядилась так, чтобы его медикуса не оказалось на месте.

— Любопытное совпадение, не так ли? Надо расспросить врача, ты этим займешься?

— Ладно.

— Судьба здесь ни при чем, — заявил я. — Ты уже уведомил милицию?

— Еще нет. Я хотел, чтобы ты взглянул на его кольцо.

Горнем мог не продолжать. Я отлично знал, что каждый Толстяк еще в раннем детстве учится манипулировать этим странным артефактом. Ювелиры вплавляли в кольцо крошечный крутящийся алфавит, что позволяло выдавливать на специальной пластине ту или иную букву, записать слово, фразу или промелькнувшую мысль. Живя в постоянном страхе скончаться от сердечного приступа, владелец кольца всегда мог составить завещание. Хотя очень часто предсмертные послания Толстяков были весьма туманны, а порой даже лишены всякого смысла. Послание Адифуаза покоилось в коробочке, выстланной бархатом. Небольшая пластина, на которой застыло последнее обращение к людям убитого. Несколько букв, складывающихся в имя: в данном случае — мое. И никаких объяснений. Восемь букв, оставленных моим старинным другом, — страшное обвинение.

— Кольцо на месте?

— Да, — подтвердил Горнем.

Я встал на колени перед бледной рукой мертвеца и внимательно осмотрел кольцо. Оно было надето на безымянный палец, и никаких следов того, что убийца силой заставил несчастную жертву использовать драгоценность. Кроме того, я отлично знал, что лишь Толстяк может манипулировать кольцом. Неопровержимое доказательство. И если уж убийца оставил его на руке Адифуаза, то он явно желал, чтобы в преступлении обвинили именно меня. Я счел маневр преступника несколько грубым, но он убедил придворных и слуг, которые волновались за спиною Горнема, явно не разделяя мое мнение.

Априори, убийца вынудил Адифуаза составить это послание, а затем оставил беднягу на растерзание сарычам.

— Теперь ты понимаешь мое смятение? — спросил Горнем.

— Все слишком просто, тебе не кажется?

— Конечно. — Толстяк мрачно вздохнул. — Но почему-то я подозреваю, что сенешалю эта улика покажется весьма убедительной.

— Я хочу, чтобы нас ненадолго оставили наедине. Только ты и я.

Горнем тут же отдал приказ, и, несмотря на жаркие протесты своего медикуса, настоял, чтобы мы остались одни.

— Я не сумею сдерживать их слишком долго.

— Знаю. Я просто хочу обыскать комнату в спокойной обстановке.

— Понятно.

Я принялся разгуливать по комнате, внимательно вглядываясь в каждую мелочь.

— Уверен, что расспросил всех, кто мог хоть что-то видеть или слышать?

— Да, но они не рассказали ничего нового. Дверь была заперта изнутри, окна закрыты. Как будто бы ничего не случилось.

Я обладаю огромным опытом в воровском искусстве и потому знаю, как можно проникнуть в запертую комнату, а затем покинуть ее, не оставив ни единого следа, не сдвинув с места ни единого предмета. Но это не объясняет присутствие птиц. Тщательный осмотр места преступления ни к чему не привел, но в итоге я заинтересовался стеклянной стеной, одна из створок которой легко открывалась.

Тщательный осмотр подтвердил, что интуиция меня не обманула. Едва заметная царапина на внешней задвижке. Восхитительная работа. Я вышел на балкон и перевесился через перила в поисках недостающей улики. Через несколько секунд созерцания окрестностей я испустил победный клич и повернулся к Горнему.

— Что-нибудь нашел?

— Ты помнишь тот день, когда позволил мне незаметно проникнуть во Дворец?

— Отлично помню.

— Так вот сейчас мне в голову пришла одна мысль: если убийца пробрался в комнату, карабкаясь по стене, на свежем помете должны остаться следы его ботинок.

И вот сейчас я заметил следы и объяснил другу, что этот отпечаток обуви на фасаде здания оставлен именно убийцей.

— Мне необходим этот след. Немедленно вызывай антиквара.

Тысячи птиц, гнездившиеся на крышах здания, в считанные часы уничтожат важную улику. В теории антиквары, приставленные к Толстякам, ответственны за то, чтобы возвращать владельцам драгоценности, унесенные сороками. У этих мастеров есть специальное оборудование, позволяющее им лазать по стенам, раскачиваясь над пустотой, и добираться до гнезд, расположенных на самой верхотуре.

Парень, вызванный Горнемом, оказался худым и долговязым. Я увлек его на балкон и показал отчетливо виднеющиеся следы.

— Ты их видишь?

— Да.

— Ты должен принести мне кусок помета вместе со следом. Не теряй времени.

Антиквар тут же приступил к работе: с неподражаемой легкостью он принялся балансировать на выступах фасада, не боясь сорваться в пустоту. Прошло всего несколько секунд, и вот он уже завис в ста локтях от земли, среди птиц, кружащих между двух башен. Хладнокровие мастера произвело на меня неизгладимое впечатление. При помощи особых скоб, закрепленных на ногах и руках, он, словно паук, подполз к самому близкому следу и принялся отделять кусок помета. Затем парень засунул его в свою заплечную суму и ловко вскарабкался на балкон. Предмет, который протянул мне антиквар, напоминал гипсовый слепок, только очень дурно пахнущий. Бороздки, оставленные ногой убийцы, были отлично видны. Невозможно. Этого просто не могло быть!

Чей-то раскаленный коготь впился прямо в сердце. Я постарался оставаться бесстрастным, ничем не выдать охватившего меня смятения. Я без труда узнал дугу из крошечных насечек, идущих по краю подошвы ботинок. Именно эти ботинки сейчас красовались у меня на ногах.

Уникальная модель, пара обуви, изготовленная башмачником по моему личному заказу. Горнем и антиквар не заметили моего волнения.

— Отлично, — сказал я, приложив неимоверное усилие, чтобы мой голос не дрожал. — Надо показать этот след близкому окружению Адифуаза, убедиться, что никто из придворных прошлой ночью не покидал Дворец. Я не думаю, что это нам что-то даст, но следует попробовать.

Горнем пристально посмотрел на меня.

Я думал, что сумею его обмануть, но долгие годы дружбы сделали свое дело. Он окинул взглядом мои ботинки и загадочно улыбнулся.

Я молчал, сжимая слепок в руках. Убийца тщательно подготовился к преступлению. Никакой импровизации. Я припомнил минувшую ночь. Когда я проснулся, Пертюис сидел в изголовье моей кровати. Неужели это он похитил ботинки? Нет, только не он, Пертюис мой старый друг, боевой товарищ. Мне на ум пришло другое объяснение, более правдоподобное: башмачник. Тем или иным способом убийца узнал о нем и заказал пару обуви, ничем не отличимую от моей. О, он все продумал, следы ботинок являлись неотъемлемой частью его плана, он оставил их намеренно, чтобы я сам разыскал их и чтобы они стали самой тяжкой уликой.

Мой противник не столько хитер, сколько упрям. Уж и не знаю, что им движет, но я могу поплатиться головой, если не возьму инициативу в свои руки. Меня хотят устранить, вывести из игры, но для чего? Я давно вышел на заслуженную пенсию, и больше не представлю из себя никакой угрозы. Запоздалая месть, ревнивый муж? Что-то не верится. Возможно, в этом как-то замешено то дельце, ради которого меня нанял коллекционер? Кража вывески? Пустяк, который не мог никого заинтересовать. Оставались Анделмио и расследование, порученное мне Владичем. Возможно, кто-то хочет во что бы то ни стало помешать мне.

Голос Горнема вывел меня из задумчивости.

— Ты закончил? В таком случае, давай вернемся в мои апартаменты.

Мы снова оказались в спальне. Медикус опять был изгнан, но в комнате прочно обосновалось гнетущее молчание. Толстяк первым нарушил его.

— Если эти следы — твои, сей факт ничего не доказывает, — выдохнул он. — Во всяком случае, я не верю в твою виновность.

— Спасибо за доверие, но речь идет об уникальной модели обуви. Мне думается, что убийца навестил моего башмачника.

— Дело принимает дурной оборот. В конце концов кто-нибудь из слуг узнает отпечаток подошвы. Ты не один раз вручал им свои ботинки, чтобы они начистили их перед твоим уходом.

— Знаю.

— Кто мог все это подстроить?

— В данный момент не имею ни малейшего представления.

— Ты в этом уверен?

Я воздел руки к небу:

— Ты представляешь, сколько врагов у меня в этом городе? Увы, я не сегодня родился.

— Но речь идет о враге, способном проникнуть во Дворец Толстяков, способном убить одного из наших и свалить вину на тебя.

— Что правда, то правда. И совершенно неважно, действовал ли он самостоятельно или же заплатил кому-то за грязную работу. В любом случае этот убийца должен обладать нешуточным состоянием.

— Согласен.

— Ты намерен сообщить о случившемся милиции?

— У меня нет выбора. В твоих интересах поскорее избавиться от этих злополучных ботинок.

— Пустая трата сил. Они все равно найдут башмачника.

— Если только этот последний все еще будет жив и сможет давать показания.

— Не рассчитывай на подобный исход дела.

— Почему-то я это подозревал… Но что же тогда ты намерен делать?

— Я попал в ловушку. Мне следует продолжать расследование, порученное Владичем.

— Еще несколько дней, и сенешаль с превеликой радостью постучит в двери твоего дома. Я могу оказать определенное давление, отсрочить арест, но в конце концов они тебя сцапают.

— Сделай это, пожалуйста. Отныне у меня каждая минута на счету.

— Я сделаю все от меня зависящее.

Я встал с кресла, чтобы нежно промокнуть платком лоб Толстяка:

— Спасибо, Горнем.

— Не говори глупости. Потеря Адифуаза приводит меня в бешенство, но я даже не способен скорбеть. Придет время, и тогда я оплачу своего друга. А пока я хочу разыскать виновного. Он заплатит за свое преступление.

— Думаешь, он попытается добраться и до тебя?

— То есть?

— Не знаю. Просто шальная мысль. Адифуаз умер, и в теории ты можешь отправиться за ним следом… Двое из нашего дружного трио выведены из игры. Остался ты один. Усиль охрану и обещай мне никогда не оставаться в одиночестве.

— Не волнуйся. Уходи, пока придворные не решили вершить суд, не дожидаясь появления сенешаля.

Я обвил руками толстую шею и запечатлел поцелуй на выбритом черепе. После чего покинул Дворец.

Входные ворота облепили сотни нищих, превратившие площадь в эдакий Двор чудес[16], причем никто из собравшихся и не подумал приподнять капюшон, скрывающий все лицо целиком. Шум толпы сливался с птичьими криками и назойливыми жалобами трещоток.

Уже спустившись с холма, я вспомнил, что забыл купить голубей, обещанных Лазурному. Ладно, в другой раз. У меня не было ни сил, ни желания снова карабкаться по склону. Усталость и потрясение, пережитое в стенах дворца, взяли свое. Чудесный напиток Пертюиса переставал действовать. Мне необходимо немного поспать, прежде чем предстать перед герцогиней де Болдиа. Однако я не поленился и по дороге завернул к башмачнику, выслушав его искренние заверения, что он никогда не изготавливал пару ботинок, даже приблизительно похожих на мои.

Совершенно озадаченный и измотанный, я вернулся в пансион, направился прямиком в свою комнату и запер дверь на ключ. Спать! Лишь крепкий сон поможет мне вернуть ошметки достоинства и способность ясно мыслить. Я рухнул на кровать и завернулся в одеяло. Уснул я мгновенно, вырвав у реальности несколько часов покоя.

IV

— Готов поклясться, что он еще спит.

— А вот я думаю, что он нас слышит.

— Тогда пусть откроет глаза!

Я проснулся. Одено, безногий калека, склонился к моему лицу и испустил вдох удовлетворения. Что касается демоненка, державшего на руках торс инвалида, так этот задира удовлетворился тем, что уставился на меня с весьма озабоченным выражением на мордочке.

— Что-то он выглядит каким-то потрепанным и не слишком бодрым, — заметило существо.

— Он много работает, — возразил Одено.

— Замолчите! Оба, — проворчал я. — Который час?

— Около восьми вечера, — ответили они хором.

— Одено, приготовь мне горячую ванну. Будь так любезен.

— Поужинаешь с нами?

— Нет. Важная встреча, с герцогиней.

— Разумеется, мы не приглашены? — воскликнул демоненок.

Одено отвесил ему затрещину.

— Прекрати молоть чушь, сейчас не время!

— А когда у него есть время? — процедил маленький демон. — Лично я пришел к мысли, что мессир Маспалио больше тобой не интересуется, впрочем, другими тоже. Этот пансион — самый настоящий дом для престарелых, не так ли, мессир?

Я схватил демоненка за мордочку.

— Что-то ты забыл о хороших манерах, малыш. Поменьше трепись да носи Одено. Насколько я знаю, ты в этом доме не живешь.

— Высокопарные фразы, мессир! Вы купили их присутствие, вот и все!

— Замолчи. И помоги своему хозяину подготовить ванну.

Я поручил себя заботам моего дорогого Одено, к которому уже присоединились другие пансионеры. Сначала меня терли мочалкой и поливали водой. Затем обсушили полотенцем, подровняли волосы. Наконец принесли самые разные костюмы, которые я осмотрел придирчивым взором. После бесконечных споров и пререканий мы остановились на наряде, больше всего соответствующем случаю. Я был свободен! Часы показывали почти половину десятого.

Перед тем как уйти, руководствуясь докладом моего демона, я составил портрет заклинателя и попросил друзей провести этой ночью небольшое расследование, чтобы опознать его личность. Оказавшись на улице, я поспешно нанял портшез, который доставит меня прямо ко Дворцу Стали.

При свете луны я полюбовался четкими линиями здания, гладкой поверхностью башен и стен, прячущихся в тени. После чего я коротко поздоровался с ограми, стоящими на часах, и углубился во Дворец, чтобы добраться до покоев герцогини.

Вечер начался неудачно. У дверей знатной дамы ошивалось несколько хорошо одетых молодых людей, терпеливо ожидающих аудиенции. Я уже почти миновал их, когда чья-то уверенная рука сомкнулась на моем запястье.

— Эй, старина, не спешите. Вы должны знать, что тут все присутствующие ждут своей очереди.

Я резко развернулся и окинул яростным взором зарвавшегося юнца.

— Старина?

Ненавижу фамильярность. Я стряхнул его руку, схватил кинжал и приставил острие к белейшей шее нахала.

— Мальчик мой, я вынужден требовать извинений.

Парень побледнел и взглядом попросил товарищей о помощи. Но они поспешили ретироваться и разбежались, как тараканы, нырнув в прилегающие коридоры. Я опустился до провокации и резко щелкнул одним из выкидных лезвий кинжала. Оно издало сухой треск и прочертило красную борозду на щеке моего противника.

— Хотите получить еще один шрам, молодой человек?

— Я… я извиняюсь, мессир.

— Тогда исчезни.

Юноша поспешил последовать моему совету, прижав ладонь к щеке. Вот история всей моей жизни: живя среди людей, фэйри так или иначе приходит к мысли, что любой, чей рост превышает три локтя, агрессивен по определению. А чего вы хотите! Когда мы находимся на улице, то видим лишь животы прохожих, которые начинают вас страшно раздражать, и делаем вывод, что каждый человек враждебен нашему роду.

Дверь приоткрылась, пропуская слугу в черной ливрее, расшитой золотом, который пригласил меня следовать за ним. Апартаменты герцогини напоминали настоящий лабиринт: галереи сменялись коридорами, узкими переходами, по которым мы шли не менее четверти часа, пока не очутились перед тяжелой дубовой дверью.

— Принц, — слуга поклонился. — Можете войти.

Я подчинился.

Короткий удар сердца, и я ощутил головокружение. Я вцепился в дверной наличник и, забыв дышать, смотрел на пресловутую герцогиню де Болдиа. Передо мной предстало тринадцать женщин. Тринадцать совершенно одинаковых женщин.

Они выставили напоказ свою поразительную красоту, которую лишь подчеркивал свет ароматных свечей. Молодые дамы с густыми светлыми волосами, с фарфоровой кожей и огромными глазами ланей. Мой взгляд невольно задержался на стройных фигурках, облаченных в легкие шелковые туники пастельных тонов.

— Маспалио, Принц воров, к вашим услугам.

Герцогини сидели в креслах, обтянутых шелком цвета граната, стоящих вдоль стен комнаты, которая изгибалась полумесяцем. Они хранили молчание и смотрели на меня с нескрываемым вожделением. Я попытался сохранить достоинство, приличествующее фэйри, хотя в душе возникло ощущение, что меня оценивают, словно заурядный кусок мяса.

Само мое присутствие уже заинтриговало их. Семеро красавиц едва скрывали возбуждение.

— Мы — герцогиня де Болдиа, — сообщила мне та, что сидела первой с левого края.

Какой глубокий, колдовской голос.

— Я явился по чрезвычайно важному делу, — сумел выдавить я из себя.

Короткие смешки, перемигивание. Та, что представилась, произнесла, странно растягивая слова:

— Само собой разумеется, все дела, что творятся в этой комнате, необыкновенно важны. Но возможно, это значит, что вы уже сделали ваш выбор?

Они раздвинули и сдвинули прелестные ножки, заставив шелк аппетитно шуршать. Атмосфера похоти и сладострастия, царящая в этом будуаре, начала меня серьезно нервировать.

— Я пришел, чтобы поговорить об Анделмио, о перевозчике.

Девицы, все как одна, надули губки и наградили меня раздосадованными взглядами. Моя собеседница сделала знак, и герцогини грациозно поднялись.

Головокружение усилилось. До сего момента полумрак мешал мне различить одну существенную деталь. Эти дамы были сиамскими близнецами, чьи плечи срослись. Подобно солдатам, выстроившимся в ряд, прелестницы дружно шагнули вперед и образовали круг, центром которого оказался ваш покорный слуга. Я был окружен тринадцатью высокими женщинами, которые были одним целым. Они превосходили меня в росте на целый локоть!

Я покраснел.

Ловкие пальчики взъерошили мои волосы, другие пальчики обхватили шею. Мое первое впечатление подтвердилось: сейчас меня проглотят, как кусок мяса. Хотелось верить, что я хотя бы представлялся им изысканным блюдом.

Я совершил последнюю бесплодную попытку:

— Это очень важно. Я разыскиваю Опалового демона и…

Указательный пальчик нежно коснулся моих губ.

— Ты должен удивить нас, должен быть на высоте, маленький фэйри, — нашептывал лукавый голосок. — Чтобы мы рассказали тебе о прошлом, ты должен проявить себя в настоящем. Заслужить наш рассказ.

Давайте будем реалистами, мне пятьдесят три года… не успел я об этом подумать, как мой нос уткнулся в высокую грудь, обтянутую шелком. Две другие груди терлись о мою спину. Я потерял голову. Светлые пряди щекотали лоб, умелые руки уже скользнули под камзол.

— Ты должен отыскать ту, что сопровождал Анделмио, — прошептали мне в левое ухо.

— Лишь твои объятия и поцелуи заставят ее сознаться, — шепот в правом ухе.

Чья-то рука уверенно потянулась к моему паху. Моя воля разбилась о сладостную дрожь, и с легким сердцем я отдался ста тридцати пальцам герцогини.

Что же, удивим, будем на высоте.

Мне показалось, что я умер ровно тринадцать раз. Скажу без ложной скромности, что я неплохо себя проявил. Не стану утверждать, что творил чудеса, но герцогини остались довольны и указали мне на ту, что совершила поездку вместе с Анделмио.

За занавесками, раскачивающимися от легкого ветерка, забрезжил рассвет. Расслабленный и совершенно опустошенный, я лежал, водрузив голову на живот одной дамы, и рассеянно созерцал лица ее уснувших сестер.

После визита искушенного, но чрезвычайно скромного хирурга Дворца Стали, магия на некоторый срок разделила близнецов. Я видел, как кружит Танцор, как потрескивают искры и как одно плечо отделяется от другого. Ни единого шрама. Хотелось бы знать, почему это извращенное создание не желает раз и навсегда прибегнуть к помощи магии, а предпочитает оставаться единым организмом. Что касается меня, то я бы удовлетворился одной женщиной.

— Ты слишком молчалив, Принц.

— Я размышляю об Абиме.

— И что ты о нем думаешь?

— Лишь этот город мог подарить мне столь удивительную ночь.

— Мы приехали в Абим ради него самого. Ради его очарования.

— А где вы жили до сих пор?

— Ты слишком любопытный.

— Я думал, что заслужил право задавать вопросы.

Дама засмеялась и погладила меня по голове.

— Ничего ты не заслужил. Неужели ты полагаешь, что для этого достаточно одной ночи?

— Я полагал, что произвел на вас впечатление.

— Это была лишь прелюдия.

— Прелюдия?

— А ты вообразил, что один-единственный малыш-фэйри в состоянии удовлетворить нас?

— Рогоносцы, которые никогда не давали мне покоя, поспорили бы с тобой.

— Ты показал себя чудесным любовником, но этого мало.

Я взял спелую фигу из корзины с фруктами, принесенной слугой.

— Поговорим об Опаловом.

— Я тебя слушаю. Что ты хочешь знать?

— Все. Расскажи мне о нем.

— Отличный Опаловый демон. Высокий и хорошо сложенный.

— Ты не заметила ничего особенного?

— Быть может, он выглядел несколько женственным.

— То есть?

— Я хорошо знаю Опаловых. Движения этого демона отличались особой плавностью, он был лишен привычной скованности. Не знаю, всего лишь мимолетное ощущение. Его руки… этого Опалового можно назвать излишне внимательным, порой он даже казался наглым.

— Он возжелал тебя?

Она задумалась и тоже взяла фигу.

— Нет, не думаю. Я всегда знаю, когда мужчина меня хочет, а он… Скорее он испытывал желание коснуться меня, и ничего большего. Если это и было вожделение, то демон отлично владел собой. В его поведении просматривался особый эстетизм.

— Хм… Куда вы отправились?

— В «Бутон». Полагаю, ты знаком с этим местом.

Ну конечно. Кто из абимцев не знает самой знаменитой курильни города, десять башен которой напоминают лепестки цветка, складывающиеся в бутон!

— И часто ты там бываешь?

— Скажем, я посещаю эту курильню, когда хочу отведать настоя, поддерживающего мою красоту.

— У тебя есть хоть какие-нибудь идеи касательно того, когда мог исчезнуть Опаловый?

— Ни единой.

— Попытайся вспомнить. Я знаю, утром он не появился на пристани, но ночью он был рядом? Ты его видела?

— Нет. Я увидела его только на следующий день.

Я вздрогнул, приподнял голову с живота герцоги и повернулся к ней всем телом.

— Что?

— Да, он вернулся. Я отправилась в «Бутон» и следующей ночью. Разумеется, я наняла другого перевозчика. Я хотела, чтобы он вызвал демона, заслуживающего полного доверия. И тут на одном из мостиков я заметила Опалового Анделмио. Он наблюдал за мной или скорее следил.

— Ты рассказала об этом Анделмио?

— Уже не знаю. А это важно?

Я не ответил. Я размышлял над тем, что могло сподвигнуть демона на слежку за герцогиней. Вожделение? Это удивило бы меня, хотя нельзя быть ни в чем уверенным, когда имеешь дело с выходцами из Бездны. Другая гипотеза: он хочет убить красавицу. И последняя гипотеза, несколько заумная, но все же правдоподобная: в этого Опалового вселилась частица души бывшего заклинателя, который некогда стал жертвой Фейерверщика. Душа покойного рухнула в Тень и по неизвестной мне причине решила сбежать и использовать заклинателя Анделмио для слежки за герцогиней.

Я потерялся в догадках и спросил:

— У тебя есть враги?

— Можно ли назвать врагами бесчисленных воздыхателей, отвергнутых мною? Воздыхателей, которых наша охрана была вынуждена выпроваживать за дверь силой. Столько же врагов, сколько разбитых сердец.

— Понимаю… После этого ты еще встречала Опалового?

— Больше ни разу.

— И твоя охрана?

— Я попросила своих телохранителей быть особенно бдительными, но ни один из них не поднял тревоги.

— Возможно, мне потребуется список ваших воздыхателей и…

— И не мечтай, Принц, — вздохнула она, нежно проведя пальчиком по шраму на моем лице. — Достаточно слов, достаточно вопросов. Мы остались вдвоем, так давай же воспользуемся этим.

— Нет, — твердо сказал я, выскальзывая из цепких лапок.

— Ты уже уходишь?

— Дела не ждут. Я должен попасть в «Бутон», причем как можно скорее.

Она поймала мою руку.

— Останься… У тебя нет более серьезного дела, чем предлагаю тебе я.

Ее пальчики вновь сомкнулись на моем члене. Я проглотил комок, застрявший в горле, постарался не смотреть в эти сияющие глаза и соскользнул с кровати. Внезапно лицо герцогини затвердело, но гнев сделал его еще прекраснее.

— Отлично. Убирайся на все четыре стороны. Только поспеши, пока я не кликнула стражу.

Она отвернулась, чтобы поцеловать затылок своей соседки. Затем женщина погладила изящно выгнутую спину сестры и бросила на меня косой взгляд. Желание вернулось — мне надо как можно скорее покинуть это место, пока я снова не нырнул в омут сладострастия.

Ломота в теле испортила утреннюю прогулку, целью которой стал мост Немудреных Желаний. И хотя мои ноги заплетались, я все-таки оценил всю прелесть предрассветной тишины, позволившей мне ощутить молчаливое единение с городом. Осененный бледным светом блуждающих огоньков, я брел по узким улочкам, втягивая носом ароматы замшелых камней, обрамляющих каналы.

Сидя на парапете моста, Лазурный с нахмуренной мордочкой смотрел, как я приближаюсь.

— Какие новости? — спросил я.

— Плохие и даже опасные, — проворчал демон.

— Медный?

— Нет, хозяин. Я даже не знаю, что с ним сталось. Но вот ваш перевозчик, он становится опасным.

— Он заметил слежку?

— Нет! — раздраженно воскликнуло существо из Бездны.

Оно скрестило лапки на груди и принялось нервно оглядываться.

— Я следил за ним, хозяин. И хочу продолжить слежку. Ведь именно за этим вы меня вызвали. Но я желаю, чтобы мою работу уважали! Не принимали меня за дурака!

— Спокойно. Что происходит? Фейерверщик уже напал на его след?

— Что? За ним еще и Фейерверщик гонится? А вы мне ничего не сказали? Я туда не вернусь! С меня довольно! Плата за работу должна удвоиться, хозяин!

— Давай не будем об этом. Поговорим о цене чуть позже.

— Хорошо, я вас понял. Короче… Помимо Фейерверщика за вашим перевозчиком еще и Алый бегает.

— Дьявол!

— Нет, Алый, говорю я вам.

— Очень странно.

Я вспомнил о том дне, когда Владич посоветовал мне никогда не связываться с Алой семейкой. Как и Пурпурные, эти демоны требуют в качестве платы годы вашей жизни. В прямом смысле этих слов: заклиная Алых демонов, вы стареете. Стареете ровно на столько лет, сколько их указано в сговоре. Получается, заклинатель решился заплатить неимоверную цену, чтобы не упустить из виду Анделмио.

— Хозяин, так продолжаться не может. Я требую изменить условия сговора, требую содействия адвоката. Дело стало слишком опасным.

— Послушай, остался всего один день!

— Ну и пусть. Перейти дорогу Алому — это не чихнуть. Подобный риск требует особой платы, и я хочу, чтобы это было прописано в договоре, черным по белому.

— Очень хорошо. Заглянем к Владичу, но сначала ты расскажешь мне все, что узнал.

— Ладно. Анделмио больше не покидает «Мельницу», но он не сдался. Я видел в тупике двух шушукающихся полуночников. Теперь, когда я узнал о Фейерверщике, я все понял. Они обсуждали цену, которую следует запросить с Анделмио за защиту.

— Он потерял голову. Вмешательство магов Полуночи ни к чему не приведет.

— Быть может, Анделмио считает, что Фейерверщик — это еще не приговор? Он использует любой шанс.

— Глупо, поверь мне. Давай вернемся к перевозчику, к тому, что он делает. Ты сказал, «больше не покидает “Мельницу”». Значит, он все-таки выходил?

— Да, чтобы разжиться чернилами. Учитывая то количество, которое он закупил, можно решить, что он вознамерился выдержать настоящую осаду. Он выложил за чернила целое состояние, несколько тысяч денье. Торговец только руки потирал… Больше Анделмио никуда не выходил. Все оставшееся время он сидел в «Мельнице».

В моей голове роились тысячи вопросов. Сначала эта загадочная встреча с заклинателем и вызов Медного, затем посещение астрологов, тщетная попытка ускользнуть от Фейерверщика, а теперь еще и Алый… Анделмио водит меня за нос.

— Этот Алый, ты совершенно уверен, что он следит именно за перевозчиком?

— Абсолютно уверен, хозяин. Ни больше ни меньше.

— Хорошо. Давай пойдем к Владичу.

Вдвоем мы добрались до квартала Плюща, чтобы встретиться там с адвокатом. Мы разыскали его в дорогой таверне сидящим за столом, уставленным всевозможными яствами. Огр, сложив руки на груди, возвышался за спиной хозяина. Я заказал морабийский кофе и опустился на скамейку прямо напротив Владича. Лазурный обосновался на краю столешницы.

— Маспалио…

Адвокат встретил меня с распростертыми объятиями. Я указал на демона:

— Вот хочу расторгнуть сговор с этой тварью, — начал я.

— Постой, не так быстро. Давай сначала поговорим о нашем маленьком дельце, не против?

— Нет, сначала расторгнешь сговор, а затем уже побеседуем.

— Как хочешь.

Лазурный явно вознамерился воспользоваться сложившейся ситуацией и выторговать себе непомерную плату за последний день работы. Удивленный моими словами, он вмешался в наш разговор с адвокатом:

— Эй, подождите! Я не требовал аннулировать сговор. Я узнал о непомерном риске и потому просто просил повысить плату.

Я решительно прервал излияния демона и обратился к Владичу:

— Ты расторгаешь контракт. Я больше не желаю его видеть.

Удар попал точнехонько в цель. Демон потерял все хладнокровие, разволновался и принялся угрожать адвокату. Владич, явно взбесившийся от подобной наглости, схватил пергамент, которым я небрежно помахивал, и одним махом порвал его.

— Сговор аннулирован.

Остолбеневший Лазурный прекратил ломать комедию и плаксиво заверещал:

— Вы что, с ума сошли?

— Прости?

Тон Владича убедил демона, что лучше не настаивать.

— Отныне ты принадлежишь Теням, — провозгласил адвокат. — А теперь проваливай.

Моя насмешливая улыбка заставила Лазурного жалобно застонать. Он взмахнул потрепанными крыльями и покинул нас.

Официантка подала морабийский кофе. Я с удовольствием отхлебнул из чашки и посмотрел на Владича. Тот начал терять терпение. Мне нравилось злить его, и потому я продолжил наслаждаться напитком.

— Хорошо. — Терпение собеседника окончательно улетучилось. — Как движется расследование?

— Это ты мне должен сказать.

— У меня нет ни времени, ни желания играть с тобой в кошки-мышки.

— А вот у меня сложилось впечатление, что именно этим ты и занимаешься с тех самых пор, как поручил мне это дело.

— Ты устал, это видно невооруженным глазом.

Я поставил чашку на стол и внимательно посмотрел в глаза собеседнику.

— Давай играть в открытую.

— Мы что, о картах говорим? Я ничего от тебя не скрываю.

— Алый идет по пятам за Анделмио. Как ты это объяснишь?

— Я ничего не знал.

— Подумай еще.

— Уверяю тебя.

Я многозначительно помолчал.

— Допустим. Но для слежки достаточно Лазурного демона. Какая причина могла толкнуть заклинателя пожертвовать годами собственной жизни и призвать Алого для столь несложной работы?

— Это ты мне должен сказать, — улыбнулся Владич.

— Твое задание мне не нравится.

— А я никогда не говорил, что будет легко.

— Уверен, что рассказал мне все, что знаешь?

— Не пропустил ни одной детали.

Мои инстинкты взбунтовались. Адвокат врал, врал самым бессовестным образом, я знал это, но не мог доказать. Не мог ничего поделать. Никто не смеет угрожать адвокату Дьяволов, если только не хочет насладиться фейерверком.

— Анделмио посетил нескольких астрологов. Тебе это о чем-нибудь говорит?

— Нет.

— А ты что-нибудь знаешь о заклинателе, которого сопровождает Медный демон?

— Тоже ничего не слышал.

— Не слишком-то ты мне помог.

— А я не подряжался выполнять за тебя твою работу.

Я покачал головой и допил кофе.

— Просто для информации, меня обвиняют в убийстве. Совершенном во Дворце Толстяков, — сообщил я на прощание.

Владич довольствовался тем, что лишь приподнял одну бровь.

— Просто для информации, ты виновен?

В свою очередь, я довольствовался кривой усмешкой. Таверну я покинул в самом мрачном настроении. В последние дни моя жизнь преподносила странные сюрпризы. Я чувствовал, как город ускользает от меня, ощущал его враждебность. Мне необходимо прикоснуться к корням Абима, только в этом случае я обрету былую уверенность в собственных силах, сумею избавиться от странного давления, к которому не привык.

Должно быть, это приближение старости. Я чувствовал себя именно старым. И подавленным. Ночь в обществе графини де Болдиа оставила горький привкус во рту. Да, я получил удовольствие, но удовольствие мимолетное, которое отдалило меня от Абима. Как будто бы я изменил ему, ему и нашим общим воспоминаниям.

А ведь сейчас я обязан уже мчаться в «Мельницу», чтобы вытрясти всю правду из Анделмио, или вернуться в пансион, чтобы узнать, какие сведения собрали мои товарищи. Вместо этого я направил стопы к «Утренней звезде», старой башне, возвышающейся посреди широкого канала. До того как стать таверной, башня была сторожевым постом, в котором обретался отряд городской милиции. Содержание здания требовало немалых вложений, и власти предпочли продать его старой горгоне, которую старожилы типа меня почитали как родную мать. Она правила в башне, словно королева, а главное, умела готовить лучшее в городе заячье рагу.

Я решился на эту эскападу без малейшего угрызения совести и нанял гондолу, которая и доставила меня к шаткой пристани у подножия башни. Стоило мне войти в таверну, как меня опьянил чудесный аромат. Главный зал башни — вышина не менее пятнадцати локтей — занимал большую часть здания. В нем наличествовало несколько видавших виды столов, грубо сколоченных скамеек — тот еще комфорт — и огромный камин, в котором медленно жарилась дичь. Сидевшая на своем вечном табурете, Арья внимательно следила за приготовлением мяса, неутомимо вращаю ручку, которая приводила в движение огромный вертел. Завсегдатаи заведения явятся позже, чтобы пообедать или поужинать. В сей ранний час в таверне находилось всего несколько случайных посетителей, которые сидели в углу зала и тихо беседовали.

Я застыл на пороге, любуясь Арьей. Мне страшно нравилось смотреть на нее, на уверенные движения старухи, на глубокие морщины, избороздившие лицо, и на змей — гадюк цвета лаванды, — которых горгона завязывала в хвост, ниспадавший на спину.

Наконец я приблизился к хозяйке башни и устроился у очага. Полупрозрачные глаза Арьи остановились на мне.

— Здравствуй, Принц.

— Привет, Арья. Рад встречи с тобой.

Горгона наморщила нос.

— Ты пахнешь духами. Наконец-то нашел женщину в своем вкусе?

— Не сказал бы. Подвернулась одна герцогиня. Случайная связь.

— Ты всегда любил роскошь.

— Поверь, мне не пришлось прилагать никаких усилий, чтобы соблазнить ее…

— Расскажи мне последние новости. Как поживают Капиццо и Деместрио? А Пертюис, все корпит над своим трактатом? Теперь они нечастые гости в моей таверне.

— Все они в полном порядке. Конечно, несколько поизносились. Будничная рутина подтачивает стариков, а у меня нет времени заниматься ими.

— Проблемы?

— Честно? Да.

— Твоя смущенная физиономия мне не нравится. Расскажи, что случилось.

— Даже не знаю, с чего начать…

— Может, попробуешь с начала?

— Владич, один из моих адвокатов, выкупил все мои сговоры, чтобы заставить меня работать на него. Короче, он попросил разыскать сбежавшего демона. Вроде бы, ничего сложного. Опаловый, вызванный перевозчиком для сопровождения герцогини.

— Той, с которой ты провел ночь?

— Да.

Горгона прыснула. Змеи у нее на голове зашевелились. Я не обратил внимания на то, что меня прервали, и продолжил рассказ:

— За перевозчиком гонится Фейерверщик. Заклинатель изображает из себя умирающую от страха жертву, но на самом деле ведет какую-то игру.

— Какого рода?

— Не возьмусь судить. Например, перевозчик зачем-то ходил к астрологам.

— Возможно, он хотел узнать, что скажут звезды о дне и часе его смерти?

Я вяло, неуверенно кивнул.

— Но самое противное, в деле замешан Алый.

— Ты меня пугаешь.

— Он следит за перевозчиком, представляешь? Алый демон, который выполняет работу самой обычной ищейки.

— Любопытно.

— Но это еще не все. Меня обвиняют в убийстве старого друга. Адифуаза, Толстяка.

— Да, я его знала. По крайней мере милиция еще не напала на твой след?

— За этим дело не станет. Убийца оставил на месте преступления чертовски убедительные улики. Их достаточно, чтобы обвинить меня вместо него.

— Ты знаешь, кто этот убийца?

— Нет.

— Я надеюсь, что ты принял соответствующие меры, отдал распоряжения, касающиеся твоих пансионеров? На случай, если тебя арестуют.

— Не беспокойся о них. Им есть на что жить ближайшие тридцать лет.

— О них надо заботиться, у стариков нет никого, кроме тебя.

— А у меня нет никого, кроме них.

Лицо Арьи закаменело, ее взгляд потерялся в пламени очага.

— На твоем месте я бы пошла и как следует тряхнула этого перевозчика, разыскала бы демона, и ноги бы моей не было в пансионе, пока бы я не узнала, какая гадина убила Адифуаза. Если хочешь, можешь ночевать у меня.

— Спасибо, Арья.

— И последнее. Я видела, как в мое заведение входит сломленный, уставший фэйри. И желаю видеть, как отсюда уходит настоящий Принц воров. Выше голову, грудь колесом! И задай жару этому перевозчику. А теперь живо, выметайся!

Я прижал горгону к груди и застыл. Старуха высвободилась из моих объятий и подтолкнула меня к входной двери. Я унес с собой искру ее дружбы и любви, унес пламя, сияющее в ее глазах. В гондолу я сел с легким сердцем.

Солнце, стоящее в зените, раскалило крыши Абима. Не торопясь, я шел в сторону «Мельницы». Мой взгляд задержался на распахнутых воротах шлюза. Я ни на секунду не забывал, что где-то поблизости бродит Алый.

Прежде чем предстать перед перевозчиком, я обязан принять все меры предосторожности. На сей раз я иду к нему, чтобы получить честные ответы на все вопросы, и не желаю, чтобы меня застали врасплох. Если Анделмио решит водить меня за нос, то я должен найти средства, чтобы сломить его. Маги не позволят угрожать клиенту в святая святых колдовства. Осторожность и еще раз осторожность.

По пути я заглянул в лавку мастера Сиона, заклинателя, сколотившего свое состояние благодаря черным как оникс волнам, которые с наступлением ночи захлестывают некоторые улицы Абима. Крайне редкое и локальное явление, неразрывно связанное с королевством Межбрежья, выплескивающим демонические эманации на площади нашего города. Я не раз видел подобный выплеск и сейчас вспомнил о нем. Во время такого выплеска тени обретают плоть и превращаются в смолянистую жидкость, липнущую к подошвам. Прилив оставляет следы, а именно черные ракушки с блестящим панцирем, ради которых я и нанес визит мастеру Сиону. Самого хозяина в лавке не оказалось, но меня встретил один из его помощников, который хорошо меня знал, — мы быстро договорились. Не торгуясь, я выложил кругленькую сумму за товар и заполучил нужные ракушки.

Несколькими минутами позже я разыскал подходящий двор и внимательно осмотрел землю, подыскивая «правильную» тень. Та, что распростерлась под навесом ветхого сарая, вполне сойдет. Я приготовил все необходимое и спешно приступил к вызову. На этот раз я воззвал к многочисленной семье Сапфировых. Речь идет о низших демонах, незаслуженно забытых многими заклинателями. А зря. Эти создания прячутся в складках вашей одежды и в умелых руках становятся грозным оружием.

Ко мне явились два демона. Оба размером с ноготь, они напоминали взъерошенных шершней, которые сейчас жужжали у меня на ладони. Когда я вознамерюсь их использовать, они, взорвавшись, умрут. Их острые иглы полетят в разные стороны с такой скоростью, что пробьют даже самую прочную кольчугу.

Но пока я должен был дать осужденным на смерть их еду. Я быстренько заключил сговор, который демоны подписали, проткнув пергамент иглами, а затем положил ракушки на землю. Сапфировые устремились к лакомству и сожрали его, поскрипывая от удовольствия. Когда пир закончился, я снова пустился в путь с твердой уверенностью, что обе твари, прячущиеся под воротником моего камзола, прикроют мой тыл, если события начнут развиваться самым неблагоприятным образом.

Очутившись в тупике Арфы, я решил оставить одного демона снаружи. Я прошептал малышу свои распоряжения, а сам направился в гостиницу, заплатил входную пошлину и миновал магический проход, ведущий в самое сердце заведения.

Атмосфера в таверне изменилась. Анделмио сидел в обществе нескольких магов, которые, стоило мне возникнуть на пороге, тут же потянулись к своим Танцорам.

Уверенным жестом перевозчик приказал им не шевелиться, а сам поднялся и двинулся ко мне навстречу. С бесстрастным лицом я дождался, пока он подойдет, а затем указал на ближайший от входа столик. Анделмио кивнул. Усевшись, мы молча смотрели друг на друга. Глаза в глаза.

— Ты солгал мне, — я первым начал разговор.

Перевозчик рассеянно погладил складки брыжей.

— Разыскал Опалового?

— Нет.

— Тогда зачем пришел?

— Ты пытался меня надуть.

— Даже так?

— Именно так. И у меня сложилось впечатление, что Алый, скитающийся в окрестностях «Мельницы», придерживается того же мнения.

Лицо моего собеседника болезненно исказилось.

— Ты уже достаточно много знаешь, в таком случае…

— В таком случае, если ты мне не поможешь, твое имя пополнит список жертв Фейерверщика.

— Ты мне нравишься, Маспалио. Самое отвратительное, что ты искренне хочешь мне помочь. И веришь, что сможешь это сделать. Так вот, хочу дать тебе один дельный совет: беги из Абима. Беги прямо сейчас. Выйди из этой гостиницы, найди лошадь и гони ее, что будет сил, пока между тобой и этим городом не останется добрая сотня лиг.

— Ты прекрасно знаешь, что это невозможно.

— Они будут защищать свою тайну до последнего, и убьют всякого, кто встанет у них на пути. Ты даже не представляешь, какой опасности подвергаешься, встав между ними и мной. Даже если тебе удастся разыскать Опалового, они не оставят свидетелей в живых. А если ты сбежишь, есть хоть какой-то призрачный шанс, что они забудут о тебе.

— А ты, что ты намерен делать? Скрываться в «Мельнице» до тех пор, пока сюда не явится Фейерверщик?

— Я хочу жить, Маспалио. И попытаюсь ускользнуть от него.

— Не строй иллюзий.

— Я стану первым. С помощью магов.

— Никто еще не сумел ускользнуть от Бездны, перевозчик. Даже с помощью магов.

Его лицо стало суровым. Анделмио наклонился вперед и схватил меня за воротник камзола:

— Ты меня слушаешь? Я хочу жить, черт возьми! Я посвятил всю свою жизнь Абиму, я работал, как проклятый, чтобы быть достойным своего отца, достойным этого города. И какое право имел этот Опаловый вот так разрушить мою жизнь, растоптать мое честное имя? Ты, как и все заклинатели, дрожишь в страхе перед Фейерверщиком. Само его имя и его намерения гипнотизируют вас. Что касается меня, то я отказываюсь взорваться вместе с ракетой!

— Думается мне, что ты вообще отказываешься взрываться, а что если я скажу тебе, что в эту самую секунду твоя рука касается Сапфирового.

Мне не потребовалось ничего объяснять перевозчику. Он нахмурил брови, захотел убрать руку, но одного моего взгляда оказалось достаточно, чтобы Анделмио передумал.

— Твои игры надоели мне, перевозчик, — сообщил я. — Не люблю, когда мне заговаривают зубы, упоминая Абим. Я полагал, что ты уважаешь этот город, уважаешь достаточно сильно, чтоб принять его законы, согласиться с решением Фейерверщика и умереть достойно. Все эти разговоры о чести, о семье… В действительности, ты недостоин брыжей, которые носишь на шее: ты лишь хочешь спасти свою шкуру.

Меж тем Сапфировый уже проскользнул меж пальцев Анделмио и теперь обосновался на оборотной стороне ладони перевозчика.

— Ты блефуешь, фэйри.

— Возможно. Тебе решать, так это или нет.

Я взял паузу и остановил взгляд на крошечном создании Бездны. Оно скользнуло на запястье Анделмио и не решилось нырнуть под рукав.

— Ты не осмелишься проверить, блефую я или нет, — добавил я. — Ты ведь хочешь жить, не правда ли?

На лбу у Анделмио выступил пот, блестящие капли заструились по вискам. Перевозчик чуть повернул голову и был вынужден констатировать, что маги ничего не заметили.

— Если я умру, ты последуешь за мной, — проскрежетал он.

— Я и так покойник, если ты не начнешь говорить. Поторопись, перевозчик. Если твои друзья поймут, что здесь происходит, я рискую обставить Фейерверщика.

— Тем хуже для тебя, Маспалио.

— Обо мне будем волноваться чуть позже. Говори.

— Ты сам этого хотел… Этот Опаловый не похож на других представителей своего семейства. Это Лунный демон.

— Какой демон?

— Демон Луны. Опаловый, заклятый в лунном свете.

— Не рассказывай мне фантастических историй. Сейчас не время для сказок.

— У тебя практически нет шансов разыскать его. Он не боится дневных теней, лишь теней ночных.

Лунный демон… Это откровение никак не укладывалось у меня в голове. Я просто не мог представить ничего подобного. Анделмио только что разрушил мои представления о мироздании, о самих принципах работы заклинателя, о законах, управляющих Бездной и вызовами.

— Опаловый страшится ночи, — продолжил перевозчик, — и прежде всего полнолуния. В это время тени так же плотны, как днем. Изменяется лишь их цвет. Лунные тени белые и отливают серебром. В обычное время их невозможно увидеть. Во всяком случае, если у тебя нет вот этого.

Тщательно выверенным жестом, не желая потревожить Сапфирового демона, который по-прежнему жужжал у него на запястье, Анделмио сунул свободную руку в карман и достал прямоугольный ларчик.

— Открой его, — предложил мой собеседник.

— Нет уж, лучше ты.

Перевозчик подчинился. Внутри ларчика лежали очки в позолоченной оправе, в стеклах которых притаились два полупрозрачных создания.

— Мастер, изготовивший очки, заклинатель. Демоны выполняют функцию призмы. С помощью этого устройства ты можешь видеть лунные тени.

— Завораживает…

Дрожь возбуждения пробежала вдоль всего позвоночника. Я мгновенно оценил возможности этих очков — новое слово в работе заклинателя. Тайна, стоящая целого состояния. Однако у них есть и опасное свойство… Механизм нарушит хрупкое равновесие, управляющее Абимом.

Моя растерянность, мешавшаяся с восторгом, не ускользнула от перевозчика.

— Не спеши радоваться. Бездна тщательно охраняет свои секреты.

— Не сомневаюсь. Но как случилось, что ты оказался причастен к тайне?

— Профессия позволяет мне заводить самые разные и полезные связи. Я вращаюсь среди знатных особ и некоторых людей, которых Высшие Дьяволы считают достойными самого лучшего эскорта, эскорта из Лунных демонов.

— Эти демоны сильнее остальных?

— Нет. Они более чувствительны. Можно сказать, что они человечнее, больше похожи на людей…

— Герцогиня знала?

— Нет, но ее отец хотел, чтобы герцогиню сопровождали самые лучшие.

— А заклинатель, с которым ты встречался?

— Ты что, следил за мной?

— Это очевидно. Отвечай.

— Оптик, тот, что создает очки.

— Где я могу найти его?

— Он сам находит своих клиентов. Появляется, когда сочтет нужным.

— Есть какое-нибудь средство, которое может заставить его появиться?

— Я о таком ничего не знаю.

Демон начал выказывать признаки нетерпения. Не спуская глаз с Анделмио, я погладил его колючки кончиком указательного пальца.

— Астрологи?

— Хотел узнать дату ближайшего затмения. Оно удесятеряет силу лунных теней.

— Как солнце, стоящее в зените, увеличивает силу дневных?

— Точно. Я надеялся воспользоваться этим моментом, чтобы выгнать Опалового из логова.

— Каким образом?

— Вызвав самых лучших Лунных демонов, которые смогли бы без труда разыскать собрата.

— Бездна позволила бы тебе это сделать?

— Высшие Дьяволы обеспокоены. Сбежав, Опаловый привлек внимание к лунным теням. Бездна хочет во что бы то ни стало замять это дело. Пока они ограничились лишь тем, что поставили в известность Владича. Адвокат, зная твою репутацию, надеется, что ты обнаружишь Опалового, не поднимая лишнего шума. Если ты не преуспеешь, в игру вступит Фейерверщик, и Высшие Дьяволы будут вынуждены провести расследование самостоятельно. Рискуя раскрыть свою тайну.

— Так почему они не поручили расследование тебе? Ты знаешь много больше меня, ориентируешься в ситуации.

— Я нарушил сговор. Владич был вынужден сообщить об этом Фейерверщику. Даже Бездна не имеет права вмешиваться в дела палача. Высшие Дьяволы не могут доверить мне столь важное дело: ведь я могу в любой момент исчезнуть.

Лишь сейчас я понял, в какую передрягу попал, и все из-за жалкой пачки сговоров, выкупленных Владичем. Забыл вовремя расплатиться с серьезными долгами и очутился в самом эпицентре событий.

Глаза перевозчика вдруг странно блеснули. Пот больше не струился у него по лбу. Анделмио улыбнулся краешком губ и твердой рукой схватил Сапфирового.

— Берегись, Маспалио.

— Что…

Внезапно перевозчик вскочил и, не прекращая ухмыляться, закричал:

— На помощь, друзья!

Краем глаза я заметил, как всполошились маги и их Танцоры. Когда я бросился к выходу, искры уже вовсю трещали под сводами таверны. Увы, мое тело не так проворно, как в юности. Я решил, что смогу воспользоваться столом как трамплином, который выбросит меня в открытую дверь, но забыл о собственной немощи. Левая нога соскользнула со столешницы, я судорожно взмахнул руками, дабы удержать равновесие. Слишком поздно. Я рухнул на соседний стул и почувствовал, как водопад искр пронесся прямо над моей головой. Искры разбились о дверь, образуя сверкающую петлю, которая мешала мне выйти из таверны.

Когда речь заходит о выживании, я никогда не импровизирую. Я сделал глубокий вдох, чтобы усмирить панику, поселившуюся где-то в животе. Сейчас не время для смятения: оно нарушит эмпатическую связь с демоном, оставшимся снаружи. Мысленно я отдал ему приказ умереть.

Я отчетливо услышал, как острые иглы-шипы обрушились на крылья мельницы, разрывая на части Танцора, который позволял существовать этой призрачной внепространственной гостинице. Анделмио не оставил мне выбора: магия, удерживающая здание в ином измерении, исчезала на глазах.

Пол содрогнулся. Некоторые маги попадали с ног, некоторые из них ухватились за стены, но при этом отвлеклись от Танцоров. Я взялся за кинжал и, стараясь не оступиться на содрогающемся полу, прицелился в затменника, который с помощью магии все еще загораживал выход из гостиницы. Лезвие пролетело через весь зал и вошло прямо в лоб мага. Затменника развернуло, и он осел у стены, которая уже почти рассыпалась в прах. Мельком я увидел Анделмио, он пытался схватить меня за ногу, чтобы помешать добраться до выхода. Я поставил перевозчику подножку, и тот рухнул на землю.

Какой-то маг дико завопил. Я заметил, что его рука уже попала в плен той пустоты, что с невероятной скоростью поглощала зал. Теперь все присутствующие рвались к выходу, пока он еще не закрылся окончательно. Маги цеплялись друг за друга, толкались, топтали упавших, лишь бы добраться до спасительной двери, сбежать от проворных лап пустоты.

Магическая петля у двери исчезла. Я нырнул в проход. Мое тело уже почти вывались из исчезающего зала, и тут в последний момент чьи-то пальцы яростно впились в мою лодыжку. Я упал. Паника вернулась. Я принялся отчаянно лягаться, надеясь высвободить ногу, но маг не уступал.

Пустота уже поглотила две трети комнаты. Я закрыл глаза и приказал второму демону убить себя.

Создание взорвалось. Приглушенный звук и душераздирающий крик слились в моей голове. Иглы полетели в разные стороны, пронзая дерево, тела и даже пустоту, в которой они растворялись с тихим шипением. Две из них попали прямо в мой ботинок. Десяток других прикончил мага, пытавшегося меня задерживать. Я выдернул ногу из слабеющих рук. В эту секунду проход за моей спиной закрылся. Легкое дуновение ветерка унесло последние хрипы оставшихся в зале.

Наступила тишина. Нестерпимая боль обжигала ногу. С грехом пополам я поднялся, дохромал до лестницы и вышел на улицу. Ослепленный солнцем, я пошатнулся и сжал зубы. Кровь пропитала кожу ботинка. Я знал, что рана была серьезнее, чем казалась — яд, таящийся в иглах Сапфирового, уже распространился по всему телу и требовал немедленного вмешательства лекаря.

В глазах потемнело. Неожиданно чьи-то сильные руки обхватили меня за талию и куда-то поволокли. Затхлый запах канала, грязной воды и покрытого плесенью дерева. Почва ускользала из-под ног. Неизвестный впихнул меня в гондолу и усадил на скамью.

— Пансион Даконти, — пробормотал я.

— Ну конечно, — ответил чей-то хриплый голос.

Сквозь багровый туман, застилающий глаза, я различит силуэт своего спасителя.

Алый.

Узкое как кинжал лицо, почти скрытое просторным капюшоном из черной шерсти, заканчивалось массивной челюстью, которая доставала до живота существа. Я не мог оторвать глаз от заостренного носа, огромных глаз, обведенных сеткой вен, бугрящихся на коже.

И тут я потерял сознание. Демон привел меня в чувство, отвесив звонкую пощечину. Я ощутил, как костистая челюсть упирается мне прямо в грудь. Вздрогнув от отвращения, я попытался слабой рукой убрать эту чудовищную морду из моего поля зрения.

Очередная пощечина. Более болезненная.

— Ты слышишь меня, фэйри?

На сей раз пощечина сбросила меня со скамейки, и я грохнулся на дно гондолы.

— Хватит… я тебя слышу, — прошептал я.

— Продолжай свое расследование, Маспалио. Найди этого Опалового, но постарайся не привлекать к себе лишнего внимания. Если тебе это удастся, то Бездна в долгу не останется.

— Конечно.

— Я отвезу тебя домой. Отдам твоим старикам.

— Подожди! А милиция? Меня обвиняют в убийстве, Бездна не может вмешаться?

Ответ не заставил себя ждать: еще одна пощечина, правда, не столь сильная, как ее предшественницы, но все равно болезненная.

— Выкручивайся сам, Маспалио. Найдешь Опалового, иди к перевозчикам Третьего круга, спроси Солвио.

Я больше не шевелился. Сквозь наваливающееся беспамятство я слышал торопливые шаги, такие родные голоса. В конце концов я окончательно провалился в темноту.

V

Я полулежал в собственной постели, спину поддерживали груды подушек. Под бдительным взором Одено я прикончил прямо из горлышка бутыль морабийского, удовлетворенно вздохнул, протянул бутылку калеке и потребовал:

— Еще.

— Достаточно, это уже третья!

— Еще!

Одено заворчал, но затем все же послал своего демона на кухню. Наконец я смог забыть о яде, растекшемся по венам. Вторую половину дня я помнил весьма смутно: спутанный лихорадочный бред, чуткие руки, обтирающие мое горящее тело. Старые товарищи не сдались и сумели победить болезнь. Меня искупали в теплой ванне, Пертюис продезинфицировал рану и наложил на нее повязку с одной из своих целебных мазей. Скоро рана зарубцуется и от нее не останется даже следа.

В настоящее время я просто обязан воспользоваться приближающейся ночью, отправиться в «Бутон», и если мне улыбнется удача, обнаружить след Опалового. Я вырвался из теплого уюта кровати и оделся, смакуя последнюю чашку морабийского. От друзей я узнал, что несколько часов назад к дверям нашего пансиона заявился отряд городской милиции. Но у солдат не было надлежащего эдикта, подписанного сенешалем, и мои пансионеры не позволили незваным гостям обыскать наше жилище. Но эта свора вернется. Капкан вот-вот захлопнется. Возможно, я должен последовать совету Арьи и пожить у нее хотя бы до тех пор, пока не разыщу Опалового.

Я накинул куртку, распрощался с пансионерами, слонявшимися по коридорам, и покинул нашу берлогу, чтобы навестить «Бутон».

Заведение возвышалось на границе квартала Туманов. Чуть дальше виднелась пристань, оккупированная перевозчиками. Разношерстная толпа стекалась к курильне: представители высшего света Абима, послы, бродяги. Чтобы войти в «Бутон», мне надо было миновать небольшую башню и пройти по изящному мостику, ведущему к сердцу здания.

Я выложил двадцать денье, которые у меня потребовали на входе, и оказался на просторной подвесной площадке. Зрелище отсюда открывалось потрясающее. Люди толкались, мчались куда-то вперед, а так же грезили, стоя на дюжине хрупких мостиков, протянувшихся над бездной к огромной опоре, удерживающей висячую площадь. Из соседней башни доносилась развеселая какофония: там музыканты ублажали слух почетных гостей. Следует заметить, что завсегдатаи курильни еще не появились в заведении. Они придут позже, когда рассеются случайные посетители.

Я всматривался в лица, следил за их изменяющимися выражениями. Пытался проникнуть взглядом под маски, представить себе лунные тени и существо, старательно избегающее таких теней. Я разгуливал по заведению, обменивался репликами с разными людьми, преумножая свои знания. Но Опаловый оставался невидимым. По мере того как близился вечер, площадь пустела — публика заполняла башни. Кто-то искал кресла и кушетки, чтобы предаться грезам. Некоторые посетители растекались по диванам, другие выкрикивали обрывки фраз или отбивались от одним им видимых чудовищ. Постепенно это место все больше и больше напоминало сумасшедший дом, по которому сновали огры в ливреях — бдительные стражники утихомиривали слишком уж разгулявшихся гостей.

Я старался не приближаться к башням, окутанным едким галлюциногенным дымком. Лишь неимущие посетители отваживались вдыхать эту смесь самых разных наркотических испарений, которая могла оказаться смертельной.

Ближе к полуночи в курильне стало невозможно дышать: из узких окон вырывались густые облака дыма, который оседал ближе к полу дурманящим сознание туманом. Тут же на полу валялись бредящие люди. Двор «Бутона» превратился в прибежище кошмаров, в выгребную яму для наркотиков всех видов — здесь проведут свою последнюю ночь только самые отчаянные.

И никаких следов Опалового! Никто его не видел, никто ничего не мог о нем вспомнить.

Я решил, что у меня не осталось иного выхода: надо присоединиться к узкому кругу завсегдатаев и испытать судьбу рядом с каким-нибудь послом. Я обязан воспользоваться сведениями, полученными от Анделмио. В прошлом мне не раз случалось общаться с теми, кто явился в «Бутон», чтобы прикоснуться к душе Абима. С мужчинами и женщинами, которые вправе требовать чего угодно за свои видения. Хотя обычно они не торгуются.

Пройдя по длинному мостику, я нырнул в случайно выбранную башню и поднялся по старинной лестнице, ведущей на последний этаж. Здесь наверху царила совершенно иная атмосфера, чем у подножия башни. Прежде всего, здесь было очень тихо. Никакой сутолоки, суеты. Витающие в воздухе блуждающие огоньки заливали комнату призрачным светом.

Я приблизился к молодым людям, сидящим по-турецки вокруг уважаемого и известного в городе человека. Мессир Пананголь, ургеманский посол. Он уступил свою саланистру человеческой девушке, почти подростку, чья шейка вздрагивала от ласк удивительной животинки. Ящерица сомкнула челюсти на затылке девочки и потихоньку заменила малышке сердце, чтобы та стала Абимом.

Неорганическая гармония, невероятный симбиоз, связавший воедино девушку и наш город, они слились, словно любовники, образовав единую сущность, чьи границы протянулись от центра Абима до самых его окраин.

Стать Абимом. Услышать тысячи голосов, раздающихся на улицах и в домах, почувствовать тысячи шагов, ступающих по мостовым. Головокружительное чувство, эмоциональный ураган, который ведет прямиком к смерти. Становясь вашим сердцем, саланистра дарит вам одно-единственное и последнее путешествие.

Молодые люди подвинулись, чтобы пропустить меня. Я с грустью разглядывал ангельские черты этой девушки-подростка, которая уже не увидит рассвет. Она была в трансе, ее лицо излучало чистую первозданную радость. Я повернулся к послу и заметил вожделение, притаившееся в его глазах. Он явился в курильню исключительно ради порока, желая ощутить свою безраздельную власть над людьми.

— Я хочу, чтобы она помогла мне, — прошептал я на ухо послу. — Вы не будете против?

Только посол имеет право решать, может ли незваный чужак нарушить церемонию. Пананголь оглядел меня с головы до ног и, видимо, узнал.

— Я даю тебе свое дозволение, Маспалио.

— Как ее зовут?

— Анэма.

Я присел рядом с девочкой-подростком и обратился к ней по имени. Она вздрогнула.

— Анэма, мне разрешили с вами поговорить.

Девушка едва заметно кивнула, но глаз не открыла.

— Я разыскиваю демона. В этом квартале. Он несколько раз посещал «Бутон».

Черты ее лица закаменели: мой голос украл у самоубийцы часть грез.

— Соглашайся, Анэма, — приказал ургеманец.

Она слабо застонала, а затем прошептала:

— Его шаги. Какие они?

— Он движется несколько… хаотично. Нетвердая поступь, как будто бы он пьян. Можно сказать, что он перемещается зигзагами.

Лишь подобная, вроде бы незначительная, деталь могла выдать Опалового. Чтобы пересечь улицу, он должен лавировать среди лунных теней, иначе они засосут его и вернут в Бездну.

На плече Анэмы появилась крошечная капелька крови, стигмат, свидетельствующий, что симбиоз между девушкой и Абимом стал полным и неразрывным.

Она сосредоточилась. Время текло медленно-медленно: лишь тихое дыхание Анэмы, да блуждающие огоньки у нас над головами.

Внезапно девушка схватила меня за руку.

— Вот он.

Я судорожно вздохнул, не отрывая взгляда от шевелящихся губ.

— Как странно, — добавила она. — Он скачет, можно подумать, что он боится стен…

— Все верно, Анэма. Пожалуйста, не останавливайся.

— Вот он встретился с другим мужчиной. Нет, с женщиной.

— С женщиной?

— Какие кокетливые туфельки… И какие плавные шаги! Надо же, она стала легче. По всей видимости, она что-то держала в руках. А вот твой демон стал тяжелее. Он должен был взять то, что она принесла.

— Ты знаешь, где он?

— Подожди. Он снова пошел.

Нескончаемая тишина. Анэма тихо вздохнула, а затем воскликнула:

— Мы в квартале Грехов, я узнала шаги проституток. Он входит в свой дом. Нет, это постоялый двор.

— Как ты узнала?

— Столы, стулья. Множество ног, ступающих по полу, звон стаканов.

— Где это, черт меня побери?

Посол кашлянул, призывая меня к порядку. Я послал ему извиняющуюся улыбку и зажал рот ладонью, чтобы не задать очередной неосторожный вопрос.

— Он поднимается по ступеням. Комната. Он садится прямо на пол. Вокруг него разбросаны какие-то вещи. Книги…

— Книги? — не сдержавшись, воскликнул я.

— Да, десятки книг, открытых и закрытых. И… и… достаточно!

Лицо девушки исказилось. Она покачала головой и с трудом восстановила дыхание.

— Хорошо, Анэма. Давай на этом остановимся.

Если я стану настаивать, она может умереть. Мне страшно хотелось узнать больше, но я не ощущал в себе мужества вырвать несчастную из ее последнего сна. Какой-то молодой человек обнял девушку за плечи и принялся баюкать ее. По комнате снова разлилась тишина, которую через несколько мгновений нарушил посол.

— А теперь, Анэма, потребуй свою плату.

Успокоившаяся и снова улыбающаяся девочка-подросток прошептала:

— Обещай мне одну вещь.

— Я тебя слушаю.

— Когда найдешь демона, помоги ему.

Протест застрял у меня в горле. Я не чувствовал в себе сил ни предать Абим, ни нарушить данную клятву, клятву самоубийце, решившей свести счеты с жизнью с помощью саланистры.

— Обещаю, — наконец выдавил я из себя. — Скажешь, почему попросила меня об этом?

— Опаловый демон хочет остаться среди нас. В Абиме. Это его самое заветное желание. Я не знаю причин, которые подтолкнули существо из Бездны к подобному решению, но я хочу, чтобы оно добилось желаемого.

Я встал, попрощался с девушкой и с послом, а затем покинул последний этаж башни, убежденный, что наконец-то узнал нечто существенное: Опаловый скрывается где-то там, среди публичных домов и мрачных таверн квартала Грехов. Совсем близко от меня. Туда-то я и отправлюсь этой ночью.

Когда я покинул «Бутон» и направил стопы к искомому кварталу, куранты пробили полночь. Сама мысль, что я должен продолжить поиски в одиночестве, уставший и ко всем прелестям жизни хромой, нисколько не вдохновляла меня, но я ни на секунду не забывал об угрозе Алого, и потому был вынужден продолжить расследование.

Завернув в ближайшую таверну, я быстро выпил прямо у стойки чашку морабийского кофе, попутно разрабатывая план действий. До рассвета я обязан посетить каждый постоялый двор квартала Грехов, и при этом не свалиться от изнеможения. В результате я выбрал самую простую тактику: сначала буду перемещаться между тремя главными магистралями района, а затем уже прочешу все заведения на границах квартала.

Когда я начал эту скучнейшую прогулку, в моей душе клокотало еле-еле сдерживаемое бешенство. Черт возьми, я как-никак удалился на заслуженный отдых. Я только стал привыкать в новой размеренной жизни. Безмятежные ночи, поздний подъем и долгие дни безделья. Вместо этого я шатаюсь по улицам, как заурядный начинающий воришка в поисках случайной добычи.

Так я бродил до пяти часов утра. Расспрашивал сонных трактирщиков, предлагал деньги за любые сведения об Опаловом. Все эти люди, без исключения, заверили меня, что никогда не сдавали комнат демону-библиофилу.

Ноющая боль в ноге усилилась, отчего настроение окончательно испортилось. Я как раз вошел в общий зал постоялого двора, носившего гордое название «Школа для новичков». Посредственное и пыльное заведение, которое держала немолодая фэйри. Я вытащил ее прямо из кровати. Тучная, одетая в поношенную бесформенную ночную рубашку дама, ворча, подала мне домашний ликер.

— Обычно я открываюсь не раньше шести, голубчик.

Она плеснула крепкого ликера себе в стакан, отпила и громко рыгнула. Зловонное дыхание, вырывающееся из ее рта, заставило меня мысленно застонать. Я задал ей вопрос, уже набивший оскомину. Хозяйка постоялого двора наградила меня весьма недружелюбным взглядом, а затем изобразила кривую улыбку, будто бы у нее зубы болели.

— Думается мне, что вы обратились по адресу.

Молчание. Я бросил на стойку двадцать денье — в сонных глазах заблестел алчный огонек.

— Двенадцатая комната, голубчик. Ночью он никуда не выходил, во всяком случае я этого не видела.

Сердце пустилось вскачь. Фэйри махнула рукой в сторону лестницы.

— Вам сюда. Эй, только без ерунды…

Когда я поставил ногу на первую ступень, у меня во рту пересохло. Я добрался до лестничной площадки и остановился, чтобы осмотреть пустой коридор с многочисленными дверьми. Все двери были закрыты. Ни звука. На цыпочках я двинулся к ближайшей, чтобы взглянуть на ее номер. Комната под номером двенадцать находилась в глубине коридора.

Я крался вдоль стены, стараясь производить как можно меньше шума. Вдруг, словно раскат грома, на первом этаже загремел зычный голос фэйри:

— Эй, голубчик, завтрак вам приготовить?

Я застыл, затаив дыхание.

— Так готовить или нет? — настаивала хозяйка. — Мне надо знать, а то…

За дверью комнаты под номером двенадцать раздалось явственное шуршание ткани. Приготовившись к прыжку, я не шевелился.

— Дьявол вас побери, вы что, оглохли, что ли? — крикнула владелица постоялого двора, уже поднимаясь по лестнице.

Ручка двери повернулась. Я сжал кулаки и сделал шаг: если дверь откроется, я проскользну внутрь. Сухой щелчок. Выставив плечо, я бросился вперед. Впоследствии я не раз думал, что мне стоило бы сначала убедиться, что дверь действительно распахнулась, а уж затем кидаться очертя голову. Тело со всей дури врезалось в дубовую створку, и я закричал от боли. Меня отбросило назад; падая на пол, я заметил хозяйку-фэйри, которая стояла в конце коридора, уперев руки в боки.

В комнате раздались торопливые шаги. С перекошенным лицом я вскочил и открыл дверь. Даже в темноте я отчетливо видел долговязую фигуру, стоящую на подоконнике.

— Опаловый, стой! — выпалил я.

Демон не обернулся и растаял в предутреннем сумраке. Я хотел броситься вдогонку, но сильная рука схватила меня за воротник камзола и грубо отшвырнула назад.

— Ты зачем сюда явился, хочешь учинить у меня погром? — заорала фэйри.

— Отпустите меня сию секунду, грубиянка!

Я выскользнул из цепких лап и кинулся к окну.

На улице никого не было. Вообще никого. Я испустил крик ярости, оттолкнул оторопевшую матрону, скачками пересек коридор, скатился по лестнице и выскочил за порог дома. Щеки горели огнем, кровь стучала в висках.

— Опаловый! — набрав полную грудь воздуха, заорал я.

Я пробежал по всей улице, от одного конца до другого — демон исчез без следа. Я не обратил никакого внимания на брань проститутки, перевесившейся через перила балкона, и вернулся на постоялый двор, злой, как сто голодных огров. Силы меня покинули. Я обнаружил хозяйку на пороге комнаты, бросил ей горсть денье, чтобы не слышать ее воплей, — ее и еще нескольких постояльцев, разбуженных шумом и беготней, — молча вырвал фонарь из рук фэйри и захлопнул дверь у себя за спиной.

После чего я отдышался и внимательно осмотрел комнату. Стопки книг занимали почти всю поверхность пола, фолианты валялись в полном беспорядке и на одиноком столе, примостившемся у окна. Я раскрыл первую попавшуюся под руку книгу. Речь шла о сборнике стихов анонимных авторов. Я схватил другую — опять та же ерунда. И тут я понял: Опаловый собрал здесь сотни томов любовной литературы. Я рухнул на край кровати. Каким образом в этом деле замешана любовь? В моей голове рождались предположения, одно фантастичнее другого. Опаловый до такой степени влюбился в герцогиню де Болдиа, что решил ради нее отказаться от Бездны? В ту минуту эта теория казалась мне самой правдоподобной.

Я лег и сложил руки на груди. И где он спрячется на сей раз? У меня осталась лишь одна ниточка, ведущая к демону, — герцогиня. Если он так сильно в нее влюблен, то, без сомнения, попытается вновь приблизиться к красавице. Значит, в настоящее время я должен удовлетвориться этим предположением и уже завтра потревожить своих пансионеров и отправить их следить за Дворцом Стали.

Мой взгляд невольно обратился к окну и призрачным очертаниям Дворца Толстяков, господствующему над окрестными крышами. Я больше не сомневался, что убийство Адифуаза напрямую связано с поисками Опалового. Те, кто вознамерился обвинить меня в преступлении, хотят не только отстранить меня от расследования, но и одновременно бросить вызов Бездне.

Адифуаз. Мои веки смежились. Обезображенный труп, развороченный живот. Сжав зубы, я насиловал память. Ко мне явились иные воспоминания. Простые и радостные картины: мы с Горнемом навещаем Толстяка, мирно беседуем, наслаждаемся жизнью. В конце концов, преследуемый угасшим взглядом старого друга, я уснул.

Пробуждение оказалось не самым приятным. Несколько мгновений я никак не мог сообразить, где нахожусь, что это за гнусная комната, набитая книгами и пылью. Затем я свесил ноги с кровати и невольно вскрикнул от боли. Ступня! Рана не затянулась, как то ожидалось. Я снял ботинок, Убедился, что повязка не сбилась, и проорал в коридор:

— Морабийского! Большую чашку! Хорошо охлажденного!

После чего я снова сел на кровать, обратив лицо к окну. Семь или восемь часов утра, летнее солнце залило город. Телескопы в окнах Дворца Толстяков сверкали, словно крошечные звездочки. В моем мозгу еще плавали остатки сновидений. Адифуаз, деревянная фигурка, передвигающаяся по шахматной доске, ее преследуют грифы и всадник без лица.

Я предпочел забыть о неприятном сне и почти обрадовался появлению хозяйки-фэйри. По-прежнему выряженная в ночную рубашку дама с растрепанными волосами протянула мне чашку с ледяным напитком, но не ушла, а придержала дверь ногой.

— Надо избавиться от этого хлама, — она указала на книги. — Постоялец смылся. Теперь мне придется убирать все это свинство.

— Демон вернется за книгами.

— Нет.

— Нет?

— Нет. Мне надо избавиться от них, срочно. Если только вы не заплатите за комнату.

Не в силах спорить, я отсчитал еще двадцать денье и отослал владелицу заведения прочь. После чего я снова обосновался у окна, чтобы насладиться морабийским и утренним светом. Мой взгляд вернулся ко Дворцу Толстяков, его словно магнитом притягивал блеск телескопов. Внезапно в голове возникла безумная мысль. А что если кто-то из Толстяков видел Опалового, рассматривая окрестности в бинокль? А мысль не такая уж и безумная. Городская милиция порой обращается к обитателям дворца, чтобы обнаружить неизвестного убийцу. Для этого она тщательно изучает их рисунки. А не просмотреть ли и мне наброски Толстяков? Быть может, я увижу на них своего демона? Я не осмелился развить эту мысль дальше. А вдруг Адифуаз был убит именно за то, что подглядел некую сцену в квартале Грехов? Я с горечью отметил, что, обыскивая комнату, не удосужился проверить, куда были направлены телескопы друга.

Донельзя возбужденный и спешащий поскорее добраться до дворца, я, недолго думая, перемахнул через подоконник и ловко спрыгнул на улицу, стараясь не слишком сильно нагружать раненую ногу. Учитывая обстоятельства, лишняя физическая нагрузка мне не повредит. Я просто обязан восстановить былые рефлексы, избавиться от той коварной ржавчины, что наросла на моем теле в тени пансиона.

Зеваки не обратили никакого внимания на мой акробатический этюд. Внезапно я почувствовал, что прежняя сноровка вернулась ко мне, задание Владича помогло обрести утраченную форму, я словно помолодел. Свежая кровь бурлила в жилах. До этой минуты я воспринимал навязанное расследование как некое нарушение привычного течения жизни Принца воров, удалившегося на покой. И вот сейчас понял, что, вопреки ломоте и сбивающемуся дыханию, на свет вновь появился «почивший» Маспалио, истинный сын Абима.

Стоило мне войти во Дворец, как ко мне тут же ринулись слоняющиеся без дела придворные. Они шли за мной по пятам, даже не пытаясь скрываться. Правда, они старались не приближаться, но когда я добрался до покоев Горнема, меня уже сопровождала многочисленная «свита».

Оказавшись у дверей друга, я с решительной миной попытался проскользнуть мимо стражников, которых никогда раньше не видел. Но солдаты преградили мне путь, скрестив алебарды.

— Вы не пройдете.

— Как бы не так! Уведомите о моем приходе Горнема.

Один из стражников неохотно подчинился. Я уловил эхо яростного спора, в котором доминировал резкий голос медикуса. Внезапно врач возник на пороге, его лицо пылало от гнева.

— Какая наглость, Маспалио! — проскрежетал он, тыча в меня указательным пальцем. — Вы осмелились явиться во Дворец! Предстать перед нами! Я…

— Ты меня пропустишь.

Я отодвинул медикуса рукой, и, не обращая внимания на тяжелые взгляды придворных, столпившихся в коридоре, вошел в комнату.

Лицо Горнема отливало мертвенной бледностью. Распростершись на кровати — спина покоится на огромной парчовой подушке, — друг встретил меня усталой улыбкой и пригласил сесть в знакомое кресло.

— Так, значит, ты не получил моего послания, — прошептал он.

— Я не ночевал в пансионе.

Толстяк выдержал паузу.

— Они все знают.

— Ты говоришь об отпечатке ботинка?

— Да. Один слуга припомнил рисунок на подошве.

— Хорошо. — Я старался говорить как можно тише: — Значит, у милиции появились недостающие улики. Мне не стоит возвращаться в пансион.

— При условии, что тебе удастся выйти отсюда…

— Что?

— Ты отлично меня слышал. Всю ночь во дворце только о тебе и судачили. Делегация наших придворных уже готова выдвинуться во Дворец Стали, чтобы потребовать твоего ареста и показательной казни. Они надеялись, что городская милиция схватит тебя, если ты появишься у подножия холма. Никому и в голову не могло прийти, что ты осмелишься явиться прямо во Дворец. И поверь мне, было бы лучше, если бы ты попал в руки городской милиции. Придворные скоры на расправу, они не станут ждать сенешаля.

— Я нуждаюсь в твоей помощи, мне надо опросить Толстяков, чьи окна украшают южный фасад дворца. Плюс к этому мне необходимо еще раз осмотреть спальню Адифуаза.

— Неподходящий момент!

— У меня не осталось времени. Я могу рассчитывать на твою помощь?

— Ну конечно, я тебе помогу… но ты не отдаешь себе отчета во всей серьезности ситуации, — вздохнул Горнем. — Главное, не отходи от меня ни на шаг.

— Я делаю все это, чтобы восстановить свое честное имя, черт возьми!

— Боюсь, что ты несколько опоздал, малыш. Но не волнуйся. Пока я рядом, не думаю, что они решатся напасть на тебя.

Явились слуги. Кортеж покинул комнату и углубился в хитросплетение коридоров. Пренебрегая недовольством окружающих, Горнем положил свою гигантскую лапищу мне на плечо. Мы продвигались крайне медленно, окруженные мрачным молчанием придворных, которые сплотили свои ряды. Иногда некоторые из них принимались тихо перешептываться, а гневные взгляды не сулили ничего хорошего. Вся эта свора ждала малейшего промаха, чтобы кинуться на меня.

Живот свело от страха, но я гордо расправил плечи и шел твердой поступью, глядя прямо перед собой. По моей просьбе мы отправились в спальни Толстяков, у которых имелись телескопы, направленные на юг.

Первый, друг Горнема, не раздумывая, согласился побеседовать со мной. Он не сомневался, что я пришел, чтобы любой ценой найти убийцу Адифуаза.

— Как он выглядит? Это мужчина или женщина?

— Мужчина. Но я никогда не видел его. Я лишь знаю, что он разгуливает с книгами под мышкой.

— С книгами? Действительно, в квартале Греха такой тип не останется незамеченным.

Толстяк задумался, но затем покачал головой.

— Нет, увы, не припомню. Мне жаль.

— Ничего страшного. А можно взглянуть на ваши рисунки?

— Я давно забросил рисование.

— Это уже хуже. — Я не смог скрыть разочарования.

Горнем заставил меня ускорить шаги. Придворные окончательно осмелели и теперь толкались прямо позади конвоя из стражников. Мы незамедлительно отправились к следующему Толстяку, который отказался открыть передо мной двери своих апартаментов. Горнем посоветовал мне не настаивать, и тут же постучал в соседние покои. Очередная неудача. Нам пришлось обойти еще девять спален, и только в десятой мне улыбнулась удача. Интуиция не подвела меня. Толстяк тут же вспомнил странного демона, который страшно заинтересовал его.

— Однажды утром я был невероятно изумлен, увидев портшез, из которого вышла элегантная дама. Ее лицо скрывала вуалетка. Обычно этот квартал посещают мужчины, богатые мужчины, желающие предаться греху. Но чтобы женщина… В каждой руке она держала по небольшому чемоданчику. Она миновала улицу Развеселой жизни и остановилась у постоялого двора на улице Галантных утех.

— У «Школы для новичков»?

— Точно! На пороге ее встретил мужчина, чье лицо скрывал капюшон. В руках он держал несколько книг. Они о чем-то тихо побеседовали, а затем вошли в гостиницу. Вышла дама приблизительно час спустя. Хотите верьте, хотите — нет, но чемоданов при ней не было. Вуалетка сбилась на сторону, юбка помялась. Эта парочка времени даром не теряла. На следующий день на постоялый двор явилась еще одна женщина, что нешуточно раззадорило мое любопытство. Я начал внимательно следить за комнатой этого господина. К нему приходили и другие дамы. И каждый раз они приносили с собой чемодан или корзину. Я был потрясен, поверьте мне. Вы когда-нибудь видели мужчину, продающего свое тело в обмен на книги?

— А лицо, вы видели его лицо? — спросил я.

— Ни разу. Он всегда держал ставни закрытыми, а когда выходил на улицу, то опускал капюшон.

— И часто он выходил из гостиницы?

— Нечасто. Понимаете ли, из своего окна я не могу разглядеть некоторые улицы квартала Грехов. Не тот угол обзора. Часто случается, что стена или крыша мешают мне проследить за тем или иным человеком от начала его пути до конца. Я не могу вам его описать, но могу сказать, куда ходил этот странный субъект. Всегда в одно и то же место. В лавку травника. Вы понимаете, к чему я клоню?

Я все отлично понимал. За травниками из квартала Грехов закрепилась отменная репутация. К ним стекались клиенты из самых разных стран, чтобы купить приворотное зелье или любовный напиток.

Однако я по-прежнему не понимал, что руководило поступками Опалового. Судя по всему, он никогда не был влюблен в герцогиню. Демон не только спал с женщинами, которые одаривали его редкими книгами, но также скупал любовные напитки. Зачем? Неужели я трачу силы на то, чтобы поймать развратного демона, который решил сбежать от Бездны, дабы удовлетворить свою похоть?

Если только… если только не допустить обратное: этот демон удовлетворяет свою похоть, чтобы сбежать от Бездны. Я скрестил руки на груди, чтобы мой собеседник не заметил, как они дрожат. Мне случалось вызывать демонов, у которых была одна навязчивая идея: попасть в мир людей лишь для того, чтобы потешить свое либидо. Но в данный момент речь шла не об обычной похоти, а о любви, о чувстве, способном нарушить глубинную связь, порвать невидимую нить, которая связывает демонов с их королевством, заставляет возвращаться в Бездну, когда истекает срок сговора.

Нежданно-негаданно отдельные фрагменты мозаики сложились в законченную картину. Я снова слышал герцогиню, которая сказала, что этот Опаловый человечнее других демонов, вспоминал Анделмио, упомянувшего, что мы столкнулись с существом, родившимся из лунной тени, а значит, имеющим склонность к романтизму. Луна, любовь, Бездна. Совершенно ошарашенный, я не сомневался, что наконец-то прикоснулся к разгадке. Я полностью погрузился в свои мысли и потому не услышал голоса встревоженного Толстяка, лежащего передо мной.

— Маспалио? Маспалио, с вами все в порядке? Вы вдруг так побледнели.

— Я подумал… подумал об одной детали…

Если мои подозрения подтвердятся, то я столкнулся с демоном, который, ни больше ни меньше, нашел возможность ускользнуть от своих хозяев. Мне стало жарко, кровь стучала в висках, придворные встревоженно загомонили.

Я пожал руку Толстяка и распрощался с ним. Когда я вышел из комнаты, ко мне обратился медикус, подбадриваемый распаленными придворными:

— Ну что, закончили? Ваши уловки не способны никого обмануть! Видите, что вы наделали? — патетически воскликнул врач. — Адифуаза вам, значит, мало!

Лицо моего друга странно исказилось, как будто бы он боролся с навалившимся сном. Я резко оттолкнул медикуса и склонился к кровати Горнема.

— Ты в порядке? Что случилось?

Губы Горнема задрожали, а его веки закрылись. Я развернулся на носках и схватил врача за длинный свисающий конец колпака:

— Что с ним стряслось? Отвечай!

— Он засыпает, и все благодаря мне! — Лицо медикуса осветилось злобной радостью. — Я должен защитить его. Он доверяет вам, не видит вашего истинного лица. Вы манипулировали им, и вы за это заплатите!

Придворные, сгрудившиеся за спиной медикуса, качнулись вперед. Не стоило доказывать свою невиновность. Это ни к чему не приведет, они мне не поверят. Я бросился к ближайшей двери и тем самым дал сигнал к началу охоты: свора зарычала в едином порыве и кинулась за мной.

Я захлопнул дверь и опустил задвижку. Дерево дрогнуло под неистовым натиском придворных. Комната, в которой я укрылся, оказалась обычным чуланом, где хранят глиняные горшки с пряностями и бочки с вином. Я поискал глазами второй выход, но увидел лишь узкое окно, разноцветное стекло которого потускнело от обилия птичьего помета. Я открыл ставни и выглянул наружу. Преследователи предусмотрительно предупредили антикваров, и те уже карабкались по стенам в моем направлении. Это место становилось опасным для здоровья. Я перевалился через подоконник в надежде добраться до маленького балкона, расположенного в десяти локтях ниже меня. Ноги болтались в пустоте, опоры я не нащупал и начал спускаться на руках. Запах экскрементов вызывал тошноту. Вонзая пальцы в мягкую вонючую массу, я спустился приблизительно на два локтя и тут услышал, как дверь чулана не выдержала напора и с треском распахнулась. Я спустился еще на локоть — руки горели огнем. Словно паук, я цеплялся за каждый выступ. Помет начал крошиться под пальцами, угрожая в любую секунду рухнуть вниз. Какой-то придворный свесился в открытое окно и, заметив акробатов-антикваров, решил прекратить погоню. Ловушка захлопнулась.

Взглядом я прикинул расстояние, которое мне оставалось преодолеть. Около семи локтей. Антиквары движутся слишком быстро, я не успею достичь балкона. Я закрыл глаза и вознес молчаливую молитву Абиму. После чего разжал пальцы. Я падал, или скорее скользил, по помету, пытаясь тормозить с помощью рук. И вот я обнаружил себя валяющимся на балконе: все оказалось много проще, чем виделось сверху, если, конечно, не считать страшную боль в раненой ноге. Однако я все же мог встать и идти. Не обращая внимания на пот, струящийся по лбу, я поднял глаза. Придворный, высунувшийся в окно, уже отдавал новые распоряжения, и его товарищи устремились на нижний этаж. Я распахнул стеклянную ставню ровно в тот миг, когда заступ антиквара поднял в воздух фонтан желтоватого порошка в непосредственной близости от балюстрады балкона.

Я бежал. Задыхаясь.

Я несся по коридорам, осыпаемый проклятиями слуг. У себя за спиной я слышал шум шагов моих преследователей. Внезапно я очутился в коридоре, заканчивающемся одной-единственной дверью. Тупик. Обратно я повернуть не мог. Я распахнул дверь, а затем, используя кинжал вместо ключа, запер замок. Я находился в просторной столовой, из которой не было иного выхода, кроме того, через который я вошел. В центре зала возвышался круглый стол, прогибавшийся под остатками роскошных яств. Тихий шум заставил меня подскочить на месте. На цыпочках я обогнул стол: за обглоданным остовом индейки и гигантской корзиной с пирожными обнаружился Толстяк, развалившийся в огромном кресле, у которого отсутствовало одно колесо. Вместо него слуги подложили под кресло деревянный чурбачок, а сами, по всей видимости, отправились за мастером-столяром. Расстегнув рубашку и откинув голову назад, мужчина громко храпел.

За дверью кто-то отчаянно дергал за ручку. Совершенно неожиданно я заметил, как между двух жировых складок спящего появилась хищная мордочка саланистры. Мне в голову закралась совершенно безумная идея, идея, недостойная Принца воров, но уж лучше унизиться, чем быть разорванным на тысячу кусочков придворными, возжелавшими справедливости.

С гримасой отвращения я раздвинул складки теплого и дряблого тела Толстяка. Я должен раствориться в этой студенистой массе и надеяться, что никто не станет меня там искать. В коридоре спешно вызванный слесарь подбирал ключи, чтобы открыть дверь.

Я задержал дыхание и нырнул головой вперед в узкую щель, образовавшуюся между подлокотником кресла и телом Толстяка. Темнота, влажность: чужая плоть сомкнулась вокруг меня, словно зыбучие пески. Рождение наоборот, путешествие в «утробу» — вокруг меня колыхалось горячее и вязкое «тесто». Я слышал приглушенные голоса и, полузадушенный, в последний момент сумел втянуть ноги в спасительную щель.

Толстяк даже не шевельнулся. Ворвавшиеся придворные как по команде замолчали. Они не осмеливались нарушить сон господина и передвигались по комнате на цыпочках. Я задыхался, грудь будто бы сжали мощные тиски. Озадаченные придворные сгрудились вокруг кресла и принялись тихо переговариваться. Никто никогда не осмелится тронуть Толстяка без его дозволения. В конце концов свора покинула столовую, а я высвободил голову, чтобы сделать глоток воздуха. Какая невыносимая жара! Я уже намеревался вылезти наружу, но вовремя передумал: появился запыхавшийся слуга в сопровождении столяра-краснодеревщика. Голова оказалась зажатой между подлокотником кресла и массивной рукой моего невольного спасителя, но я мог видеть обоих мужчин, которые совещались шепотом, бросая взгляды на сломанное колесо. В конце концов столяр взял колесо в руки и вместе с ним удалился. Что касается слуги, то он встал у входа, прислонился к стене и принялся охранять сон хозяина.

Я отлично понимал, что ситуация просто комическая, но мне было не до смеха: я не имел возможности покинуть тайник, не привлекая внимания слуги. Придется ждать удобного случая. Я не знал, представится ли он мне, но терпеливо ждал, попутно восстанавливая силы. Извиваясь, я сумел расположить свое тело таким образом, чтобы рука Толстяка не слишком сильно давила на него, а главное, чтобы у меня появилась возможность дышать. Приползла, заинтригованная моим присутствием, саланистра и потерлась мордочкой о мое лицо. Вот такая вот веселая компания.

Время тянулось на редкость медленно. Сквозь складки кожи Толстяка я наблюдал за перемещениями слуги. Он неоднократно подкрадывался к столу, чтобы полакомиться изысканным блюдом. Его хозяин продолжал мирно сопеть, но он мог в любую секунду проснуться и спросить — вполне на законных основаниях — что за кроха-фэйри поселился в его жировых складках.

А случай никак не желал подворачиваться. Сопровождаемая шуршанием юбок, в комнату ворвалась рота служанок.

— Ну и что? — воскликнула одна из них. — Вы его до сих пор не вытащили? Этот зал должен быть чистым уже к вечеру!

Невзирая на объяснения и протесты слуги, молодые женщины вознамерились разбудить Толстяка. По всей видимости, они привыкли к подобной процедуре, и сгрудились вокруг хозяина, чтобы побольнее ущипнуть его. Повторяющиеся щипки заставили спящего недовольно заворчать. И тут я решил взять инициативу в свои руки — не хватало только погибнуть в жировых складках обжоры! Я проскользнул меж лопаток Толстяка.

В измятой, промокшей от пота одежде, со спутанными волосами и бордовой физиономией, я вскарабкался на спинку кресла, а затем соскочил на пол. Мое появление потрясло присутствующих и вызвало шквал истошных воплей. Зажав рты руками, некоторые служанки взирали на меня с нескрываемым ужасом. Интересно, что они подумали? Предпочитаю не знать этого. Я проскользнул мимо остолбеневших женщин, миновал превратившегося в статую слугу и рванул в коридор.

Увы, придворные не прекратили поиски. И вот, пока я готовился совершить отчаянный бросок и нырнуть в грузовой подъемник, который доставит меня вместе с грязным бельем на первый этаж, меня заметили. Я снова бросился бежать, но больше не верил в спасение. Мои приметы сообщили каждому обитателю дворца. Ко мне тянулись руки придворных, к которым присоединились слуги, поборовшие первую оторопь. За спиной грохотали шаги стражников, тоже присоединившихся к погоне.

Сил не осталось, я был измучен, опустошен и решил покончить с осточертевшей свистопляской. Я споткнулся, упал и снова поднялся, думая о Кире. Как же я хотел еще раз коснуться поцелуем ее губ, послушать, как жужжат шафрановые пчелы в волосах Пертюиса, и почувствовать, как легонько дрожат у меня под ногами камни любимого города. Я не желал сдохнуть в этом треклятом дворце!

Привлеченные шумом, появились солдаты, вооруженные ловчими мешками, они окружили меня и оттеснили к музыкальному салону. Я в очередной раз запер дверь. В углу зала съежился и рыдал обезумевший от страха флейтист.

Я добрался до единственного окна салона, чьи створки открывались наружу. Дерево у меня за спиной затрещало — пора принимать решение. И я предпочел линчеванию самоубийство. Я выбрал небо Абима, оно станет моим саваном, а еще я отдам последнюю дань Адифуазу, я полечу в пропасть вместо него. Пора прыгать.

Несколькими этажами ниже какой-то Толстяк, кажется, принял то же решение, что и я. Сейчас он с трудом удерживал равновесие, стоя на массивной балюстраде балкона. Грохот сокрушенной двери. Конец близок.

Я перешагнул через подоконник и услышал звонкий голос, доносившийся снизу:

— Маспалио, я здесь!

Горнем. Теперь я узнал его: именно мой друг раскачивался на краю бездны.

— Иди сюда, Маспалио!

Неожиданно я понял, чего ждет от меня Толстяк, он задумал спасти меня, стать моими крыльями в небе Абима, пуховой периной на каменной мостовой. Горнем очень медленно поднял руки. Одинокая слезинка скатилась по моей щеке, оросив шрам. Я оплакивал друга, способного принести подобную жертву, я плакал, потому что усталость и напряжение, накопившиеся за последние часы, взяли свое, я чувствовал себя старым и немощным и был неспособен принять такой подарок. Я покачал головой и выдавил:

— Нет!

— Мой малыш, иди ко мне! Помоги мне!

Придворные и стража застыли, не зная, что предпринять. Слезы уже лились градом. А вот лицо Горнема сияло. Он протянул ко мне руки.

— Маспалио, иди ко мне, без тебя я не смогу это сделать…

Заледеневший разум отказался служить мне, толком не понимая, что делаю, я скользнул вниз по фасаду. Я действовал, как автомат, мной управляли лишь инстинкты, и прежде всего, жгучее желание выжить. Тут было довольно балконов, и, прыгая с одного на другой, я продвигался вниз; последнее титаническое усилие — и я окажусь рядом с Горнемом.

Он стоял с обнаженным торсом — лишь чресла опоясаны белым шелком — и улыбался кружащим в воздухе птицам. Внезапно его красота сразила меня, и я бросился в объятия самоубийцы. Как же я любил Толстяка, своего самого старого друга. Он не стал ничего говорить, лишь ласково провел рукой по моим волосам. Затем Горнем нарушил молчание:

— Давай, забирайся ко мне на спину. Да, держись покрепче.

Я выполнил его распоряжение, обхватил руками шею и прижался к могучей спине, как прижимается к отцу неразумный ребенок. Радость Толстяка потрясла меня. Я больше не различал ошеломленных лиц придворных, которые спешили выйти на балконы, прильнуть к окнам. Я мечтал лишь об одном: Горнем полетит, словно птица, небо Абима смилостивится, примет его и подарит крылья.

— Не плачь, Маспалио. Я никогда не покину тебя! Взгляни вон туда, где притаились в тени башенные часы. Однажды ты тоже туда придешь, разыщешь меня, и мы снова будем вместе.

Его тело качнулось вперед. Мы падали. Время остановилось. Я закрыл глаза, вцепившись в шею друга. Я слышал свист ветра, биение птичьих крыльев прямо у лица. Земля приближалась.

Удар был страшен. Меня оторвало от тела Горнема. Я грохнулся на мостовую, чувствуя, как хрустнуло запястье, покатился в сторону и остановился лишь у пьедестала каменной статуи. Я заставил себя подняться, хотя боль казалась невыносимой, и постарался не смотреть в сторону обезображенного трупа. Я хотел сохранить в памяти лишь одну картину: воодушевленное лицо Толстяка, его бесподобную красоту на фоне зияющей пропасти.

Я с трудом держался на ногах, но все же затерялся среди нищих, которые устремились к месту трагедии и уже ссорились из-за добычи. Каждый хотел заполучить частичку плоти погибшего. Самоубийство Горнема парализовало Дворец и его обитателей. Никто даже не попытался преследовать меня на площади. С разбитым сердцем я растаял в ночи.

VI

Нет смысла рисковать — милиция могла появиться в любое время, — поэтому я вернулся домой, в пансион. Несколько часов сна, горячая ванна и неоценимая забота Одено позволили мне встать с постели уже к полудню. Я тотчас собрал всех моих товарищей за большим круглым столом.

Чтобы забыть о печали, необходимо действовать. Задание Владича изменило меня, подарило уникальную возможность окунуться в прошлое. Собрать старых подельщиков на военный совет — лучшее средство пересмотреть это дело пункт за пунктом и разработать план на ближайшие дни.

Приподнятое настроение, царящее в столовой, напомнило всем об атмосфере тайных сборищ минувших лет. Возбужденные пансионеры радовались самой мысли, что смогут расстаться с набившей оскомину рутиной. И хотя сейчас ветераны размахивали не кинжалами, а костылями и медными слуховыми рожками, какое это имеет значение, наши сердца бились в такт — старая дружба не ржавеет.

Я рассказал им все. Рассказал о своей первой встрече с Владичем, о расследовании, проведенном на берегах Третьего круга и во Дворце Стали, о лунных тенях, а самое главное, о том, какое влияние оказывает любовь на глубинные связи между Бездной и демонами.

Исповедь успокоила меня и заставила примолкнуть пансионеров. Первым среагировал Лацци по прозвищу Насмешник. Шестидесятилетний мужчина, кехит по происхождению, долгое время считался лучшим осведомителем в городе. Его лицо цвета эбенового дерева изрыли глубокие морщины, но глаза, как и раньше, блестели юношеским задором. Он засучил рукава широкой лазурной джеллабы[17] и сказал:

— В данный конкретный момент чего мы должны опасаться больше всего? Прежде всего, Алого, посланника Бездны. Затем городской милиции и, без сомнения, некоторых придворных из дворца Толстяков… Я ничего не забыл?

— Можешь еще включить в этот перечень убийцу Адифуаза. Я еще не знаю, кто заказал это убийство, идет ли речь о наемнике или же заказчик и преступник одно и то же лицо.

— Хорошо, убийца Адифуаза. Кто еще?

— За Алым стоит Бездна. Поделившись своим секретом, я преподнес вам еще тот подарочек. Отныне вы все в черном списке Высших Дьяволов, и, конечно, если тайна лунных теней выплывет на свет божий, вам несдобровать.

— Предпочитаю оказаться в списке Бездны, чем видеть тебя по уши в дерьме. Полагаю, что я не один так думаю. — Насмешник обвел взглядом товарищей.

Пансионеры молча кивнули.

— И каков же твой план, Принц? — добавил Лацци.

— Он не изменился: разыскать Опалового.

— А когда ты его найдешь, то что сделаешь? — вмешался Джечети, маленький, кряжистый коренной абимец — лучший карманник, встречавшийся на моем пути. — Та девица из «Бутона», я, конечно, ее уважаю, но могут возникнуть проблемы. Ее последняя просьба… На твоем месте я бы забыл о ней.

— Надо же, именно ты, человек, родившийся в Абиме, просишь меня надуть несчастную?

— Я постарел, Принц. И хочу прожить как можно дольше, чего и тебе желаю, необходимо уважать традиции, но всему есть предел.

— Тем хуже для тебя. Что касается меня, то я исполню ее последнюю волю, исполню, и точка.

— Тогда зачем искать Опалового? — недовольно пробурчал мой товарищ.

— А вот этого я пока не знаю. В данный момент я просто хочу сцапать демона. Послушать, что он скажет. А затем буду импровизировать.

— Ах, так? А мы, что будет с нами? Если ты поможешь демону, Бездна набросится на нас. Только что ты вот так спокойно заявил, что намереваешься пожертвовать старыми товарищами, сдержав обещание, данное какой-то незнакомой девице, которая уже покоится глубоко под землей. И я должен довольствоваться твоим объяснением? Опомнись, Принц. Ты тоже сильно изменился.

Джечети говорил попросту, не церемонясь, он говорил правду, и по рядам собравшихся пробежал встревоженный шепоток.

— Ты совершенно прав, — кивнул я. — Но не волнуйся, в мои планы не входит ссора с Бездной. Ведь в таком случае нам грозит смертельная опасность.

— Ладно, Принц. Если ты уверен в победе, то я пойду за тобой.

— Наша первоочередная задача — как можно скорее найти этого демона. Не забывайте, меня обвиняют в убийстве. У меня нет доказательств, что эти два дела связаны между собой, но необходимо заняться мерзавцем, убившим Адифуаза, а также узнать, почему он пытается свалить вину на меня.

— Давай разыщем Опалового и послушаем, что он скажет, — вмешался в разговор Деместрио, бывший перевозчик, чья гондола бороздила каналы Абима на благо гильдии. — Ты знаешь, если понадобится, ты притащишь его сюда, а уж мы сумеет разговорить Опалового.

— Угу, — пропел Джечети, — пригрозим ему костылем, и он запоет, как миленький, твой демон!

За столом раздались сдержанные смешки. Я сделала большой глоток морабийского и уточнил:

— Но пока мы его не нашли. Поступим так: разделимся на две группы. Первая будет дежурить у Дворца Стали. Четыре или пять человек. Никто не способен предсказать, как поведет себя Опаловый, а вдруг он снова начнет преследовать герцогиню. Я возглавлю вторую группу. Занимаемся травниками из квартала Грехов. Навестим того, что продал эликсиры демону, а также установим слежку за лавками других знахарей.

— А как быть с милицией? — спросил Деместрио.

Я повернулся к нему. Наша история началась холодной зимней ночью, когда я совершенно случайно спас перевозчика от неминуемой гибели, бедняга чуть не утонул — он и посол, которого перевозил Деместрио. Погрязнув в долгах, Деместрио вовремя не отремонтировал свою лодку и собственноручно спровоцировал «кораблекрушение». Впоследствии он искренне привязался ко мне, разрываясь между жизнью, которой был обязан вашему покорному слуге, и стыдом за то, что выжил.

— Время поджимает. Я и так сильно рисковал, вернувшись сюда. Правда, Одено сообщил мне, что пока за пансионом никто не наблюдает… Увы, кому-то придется остаться в пансионе, их задача — сбить со следа городскую милицию. Остальные, пока мы не сцапаем Опалового, обоснуются на постоялом дворе. Те же, кто останется, должен организовать все таким образом, чтобы стража поверила, будто бы я сбежал из города. Не мне вас учить, как действовать, сами все знаете.

В нашем жилище гулял ветер перемен, ветер возрождения. Я осознал свою ошибку: мои верные лейтенанты только и ждали знака, чтобы выйти на улицы Абима и убедиться в том, что они еще живы. Я даже представить себе не мог, сколь велико было их чувство безысходности и отчаяния. Давно привыкнув к вечному ворчанию стариков, к их скорбным минам, я решил, что меня окружают одряхлевшие, порой болтливые сообщники, даже не помышляющие о серьезном деле.

Как и меня, перспектива принять участие в «боевой операции» изменила их самым кардинальным образом. Их глаза сверкали задором, а наш пансион превратился в настоящую штаб-квартиру гильдии. Одено возглавит группу, которая будет шнырять в окрестностях Дворца Стали и, на всякий случай, пристально следить за герцогиней де Болдиа. Что касается меня, то я возьму с собой Джечети, Деместрио и Лацци Насмешника. Мацио, седой модеенец с узловатым телом и серо-зелеными глазами, будет исполнять роль связного. Я хотел, чтобы обе группы постоянно контактировали друг с другом. Этот весельчак знает каждый закоулок города и до сих пор каждое утро пробегает четыре лье. Я отдал последние распоряжения, не забыв о Пертюисе, которого я попросил установить свой арбалет в стратегической точке: он должен держать под прицелом площадь Дураков, вход в наше логово и близлежащие улицы. Это задание воодушевило ученого, но я не строил никаких иллюзий по поводу эффективности «Трактата углов».

Через пару часов после полудня Одено со своей группой уже выдвинулся по направлению к Дворцу Стали, а мы поспешили в квартал Грехов.

Травник, снабдивший снадобьями Опалового, тут же вспомнил удивительного покупателя.

— Он унес с собой такое количество любовного напитка, — доверительно сообщил торговец, — что можно подумать, будто бы этот удалец вознамерился соблазнить целый монастырь. Уж и не знаю, что он там задумал, но я был бы рад, если бы у меня было побольше таких клиентов. Мои коллеги придерживаются того же мнения. Этот демон опустошил наши запасы!

Итак, мы не узнали ничего нового. Ни малейшей зацепки, которая привела бы нас к убежищу демона. Остальные травники квартала лишь подтвердили уже имеющиеся у нас сведения: Опаловый потратил кучу денег на любовные напитки, их запасы истощены, значит, не имеет никакого смысла устраивать засаду в одной из лавок.

Затем мы завернули на постоялый двор «Школа для новичков». Я все время думал об этой комнате, в которой демон хранил книги. Флаконов с любовным зельем здесь не обнаружилось, и по всему выходило, что У Опалового есть еще одно убежище. Возможно, это комната, снятая в соседнем квартале. Конечно, можно предположить, что один из владельцев окрестных постоялых дворов солгал мне, что демон хорошо заплатил ему за молчание. И вообще этот демон был окутан сплошной тайной: например, откуда он взял и где хранит тысячи денье, которые тратит с такой легкостью? Быть может, он получил деньги от богатых дам, которых принимал в этой самой комнате? До сих пор я считал, что они расплачиваются с любовником драгоценными фолиантами. Любовный напиток удесятерял привлекательность демона, он также мог околдовывать этих женщин с помощью приворотного зелья и тянуть из них золото. Однако стоит сказать, что уроженки Абима весьма искушены в вопросах любви, их трудно обвести вокруг пальца. Если ты живешь в этом городе, то отлично знаешь адреса самых умелых травников и всегда можешь приобрести необходимые «противоядия».

Хозяйка-фэйри безропотно открыла комнату демона и заверила меня, что Опаловый сюда не возвращался. Тем не менее я решил удостовериться в этом сам. Пустая трата времени, здесь ничего не изменилось.

Ближе к вечеру мы обосновались в скромной таверне, где нас и разыскал Мацио. Новости из Дворца Стали были неутешительными, но это меня не удивило. Опаловый не появлялся, сестры-герцогини не покидали своих апартаментов. Плюс к этому Одено подкупил нескольких солдат, отдыхавших после трудового дня, и узнал, что сенешаль уже назначил крупное вознаграждение за мою поимку и вот-вот отдаст приказ обыскать наш пансион. Горнем использовал все свое влияние, чтобы оттянуть эту процедуру. Но его смерть означала конец нашего иммунитета.

Время поджимало. Я решил сыграть ва-банк, чтобы найти Опалового раньше, чем милиция начнет масштабную облаву. Я доверял своему инстинкту: демон по-прежнему находится в этом квартале. У него есть сообщник среди содержателей постоялых дворов или же он заручился помощью влюбленной женщины. Как бы там ни было, он бродит где-то поблизости, в этом я не сомневался. Чтобы разыскать беглеца, я должен забыть о предупреждении Алого.

— Передай Одено и всем остальным, чтобы подгребали сюда. Но сначала пусть немного отдохнут. Встречаемся в этой таверне завтра утром.

Ночь была коротка. Уже на рассвете мои боевые товарищи рассыпались по улицам квартала Грехов и принялись рьяно стучать во все двери и опрашивать местных жителей. Мы не имели права упустить ни единой мелочи: за несколько часов мы соткали настоящую паутину, и благодаря неутомимому Мацио знали, какую информацию раздобыли наши друзья.

В конце концов наши усилия увенчались успехом. День еще не закончился, а мы уже располагали уликами, свидетельствующими о том, что Опаловый предпринял не одну попытку соблазнить проституток из окрестных публичных домов. Продажные женщины очень редко соглашаются спать с демонами. Все те, кому нанес визит Опаловый, прогнали его, как только заподозрили, что шельмец пытается заставить их выпить приворотное зелье. Хотя у всех проституток уже давно сформировался стойкий иммунитет к любым любовным напиткам. По мнению женщин, демон этого не знал.

За день мы все вымотались, как собаки, но я не желал потерять еще одну ночь.

Чтобы восстановить силы, я быстренько организовал пир, щедро орошенный морабийским кофе, после чего мы отправились патрулировать заведения сомнительного толка, в которых мог появиться Опаловый.

В четыре часа утра я удобно устроился на диване и наслаждался обществом хозяйки борделя, которая встретила меня с отменным радушием. Молодая горгона обосновалась у меня за спиной — моя голова покоилась прямо между ее массивных грудей — и поручила змеям массировать раздвоенными языками мои напряженные плечи. Когда в комнату влетел запыхавшийся, но донельзя довольный Мацио, я с трудом разлепил тяжелые веки и был вынужден прервать чудесные ласки.

— Принц, Джечети обнаружил одного типа, который знает Опалового.

Я проворно вскочил с дивана и покинул публичный дом, чтобы присоединиться к другим пансионерам, которые стекались к небольшой площади на окраине квартала Грехов.

Джечети ждал нас в компании огра, нашего давнего знакомца: Экхмор Пелидин, профессор литературы, преподаватель самого престижного университета Студенческого квартала. Я всегда искренне восхищался этим парнем, который сумел, вопреки распространенному мнению о недалеком уме огров, достичь небывалых высот на поприще науки, возглавить несколько интеллектуальных кружков города. Он частенько выезжал ко дворам великих королей, дабы пробудить в их чадах любовь к чтению.

Мы встретились пятнадцать лет назад, безлунной ночью, когда я решил ограбить библиотеку университета — мне позарез был нужен старинный гримуар, обещанный заказчику-иноземцу. Огр не выдал меня страже, но попросил об одной малюсенькой услуге. Я счел его требования законными и согласился. После чего мы стали друзьями; я регулярно снабжал профессора деньгами в обмен на свет его знаний. Он был единственным, кто знал о моей страсти к чтению, и самолично приносил книги, достойные занять место на полках библиотеки Принца воров. В последние годы из-за вечной нехватки времени мы потеряли друг друга из виду, но остались добрыми друзьями.

Я с силой пожал руку огра.

— Экх, старина! Как поживаешь?

— Больше никто меня так не называет, — вздохнул ученый. — Мне не хватало тебя, Принц.

— И мне тебя. Так как дела?

Огр был облачен в просторный темный плащ, одну полу которого он щегольски забросил на плечо.

— Более или менее сносно.

— Проблемы?

— Нет, не то чтобы проблемы. Но мне не хочется, чтобы кто-нибудь заметил меня в столь сомнительном квартале… Некоторые коллеги-злопыхатели запрыгали бы от счастья, получи они подобную информацию.

— Прошло столько времени, а они все еще пытаются растоптать, опорочить тебя?

— Горстка упертых бездарей, которые никак не могут простить мне мой взлет. Ничего страшного, но я не желаю преподносить им на блюдечке такой подарок — позволить подмочить мою репутацию.

— Понимаю.

— Да ничего ты не понимаешь. Я пришел сюда не ради проституток. Мне нужен любовный напиток.

— Тебе? Знаменитому Пелидину?

Огр отвел глаза и стряхнул несуществующую пылинку с воротника плаща.

— Я люблю одну женщину. Она человек. Преподает в университете, и я мечтаю жениться на ней.

— А что она?

— Она меня любит, но готова подарить мне лишь свое сердце. Она… она не хочет близких отношений. Обычная робость. Моя любимая — уроженка Княжеских областей. Пуританка. Родители отказались от дочери, когда узнали о наших отношениях, причинив тем самым непоправимый вред. Эти негодяи исковеркали ее душу. Видишь ли, она плачет. Каждый раз, когда я пытаюсь прикоснуться к ней.

— Это плохо.

— Да. И я чувствую себя слишком старым, у меня просто нет времени, чтобы выбить у нее из головы весь этот вздор. Она хочет меня, Принц. Действительно, хочет. Вот я и решил ей немножко помочь.

— Надеешься приобрести зелье, разжигающее неудержимое желание?

— Неужели ты думаешь, что ее семья не позаботилась о том, чтобы привить дочери иммунитет к любым любовным напиткам. Нет, речь идет о совершенно ином средстве.

Экхмор схватил меня за руку и увлек в сторону.

— Я не знаю, что тобой движет, Принц, но прошу не нарушать моих планов. Твой друг Джечети рассказал мне об Опаловом. Да, я знаю этого демона. Видел его в обществе мага, у которого я намерен купить… то, что мне нужно.

— Можешь отвести меня к нему?

— Я собираюсь это сделать, да. Но если ты намереваешься принять радикальные меры, то дай мне два дня. Всего два коротких дня, и только. А потом делай все, что сочтешь нужным.

— Ладно, Экх.

Не раздумывая ни секунды, я скрепил наш договор новым рукопожатием. Решительно, сама судьба охраняет этого Опалового. Я сообщил своим компаньонам, что мы отправляемся к дому, где проживает искомый демон, и попросил их удвоить бдительность. Не намерен вновь пережить провал, постигший меня в «Школе для новичков».

Ведомые Экхмором, мы углубились в квартал Грехов. Наша процессия распугала припозднившихся клиентов, покидающих публичные дома. Мы шли плечом к плечу, словно банда подвыпивших молодых воров, возвращающихся с пирушки. Подобное зрелище привело меня в отличное расположение духа, согрело сердце. Ночь была очень теплой, кажется, Абим наконец-то улыбнулся мне. Мы миновали массивные ворота, и, повинуясь огру, остановились в подворотне со сводчатым потолком, ведущей в небольшой сад частного дома. В центре садика возвышалась изящная башня из кирпича цвета охры, ее венчала черепичная шапка.

— Сейчас я покину вас, — прошептал Экхмор. — Принц, не забудь своего обещания.

— Не беспокойся. Да хранит тебя Абим, Экх.

Я приказал своему отряду рассыпаться, окружить квартал и принять все необходимые меры, чтобы мимо них даже мышь не проскочила. Руководствуясь опытом воровской жизни, я велел также стеречь водостоки, которыми изобиловали абимские подвалы. Ими я попросил заняться Мацио, он должен был проверить, нет ли здесь отводной трубы, ведущей к башне.

Экхмор пожелал мне всего наилучшего и оставил меня в обществе Джечети и Деместрио.

— Вы двое, ждите меня здесь. Никто не должен войти в подворотню. А я пойду разведаю, что там происходит.

Мы договорились об условном сигнале на случай тревоги, и я углубился в сад. Я крался, прячась за кустами, и в конце концов очутился у единственного окна первого этажа. Вместо стекла окно было закрыто роговыми пластинами в деревянном переплете, сквозь которые на улицу проникал призрачный свет факела, озаряющий помещение изнутри.

Кончиком кинжала я отковырял одну пластину и припал глазом к образовавшемуся отверстию. Башня была полой. Цилиндр, сверху донизу заполненный стеллажами гигантской библиотеки. Сотни книг, стоящих и валяющихся в неописуемом беспорядке. На полу были разложены многочисленные пергаментные свитки, словно простыни, приготовленные для просушки. В зале обнаружилось двое мужчин, они оба расположились спиной ко мне. Один из них высоким голосом читал какой-то текст, а второй, сидящий за столом, слушал.

Читал Опаловый.

Эта мирная сцена убедила меня в том, что ни демон, ни маг ничего не заподозрили и не помышляют о бегстве. Я повернулся к моим сообщникам, чтобы знаком показать им, что все идет отлично, и постучал в дверь. Открыл ее маг. Эдакий добрый дедушка, облаченный в тунику изумрудного шелка. Коротко подстриженные седые волосы, добрые глаза. Старик наклонился, чтобы рассмотреть мое лицо, прячущееся в тени.

— Чем могу служить?

— Я пришел поговорить с демоном.

— Мы работаем. Возвращайтесь завтра, — сказал маг и уже хотел закрыть дверь.

Я придержал створку ногой.

— Скажите ему, что с ним желает поговорить Маспалио, что я явился от имени Владича.

Старец покачал головой и исчез. Когда он вернулся, выражение благообразного лица не изменилось. Маг пригласил меня войти. Опаловый прервал чтение.

Сначала я увидел мозг демона, не прикрытый кожей, узкое лицо, обхваченное двумя хитиновыми лапами, обрамлявшими его словно ремни каски. Затем глаза, сияющие чувственные глаза, вздернутый нос картошкой, полные губы. Облаченный в ярко-фиолетовую тунику, демон наградил меня открытым взглядом, преисполненным доброжелательности.

— Садитесь, Принц.

Мы трое уселись вокруг низкого стола. Несколько обескураженный атмосферой мира, покоя и дружелюбия, царившей в башне, я пробормотал:

— Ты знаешь, зачем я пришел?

— Ты пришел, чтобы забрать меня, чтобы вернуть в Бездну.

— В принципе, ты прав. В этом и заключается цель моего визита. Вот только я до конца не уверен, что именно этого требует Абим.

— Так кому ты служишь, городу или Владичу?

— Я служу Абиму.

— Ты преследовал меня все последние дни, а сейчас взял и вот так запросто постучал в дверь. Не боишься, что я сбегу?

— Я надеялся, что встречусь с совершенно особенным демоном. До настоящего времени все сведения, что я собрал о тебе, заставляли меня считать, что ты не похож на других. Прежде всего я полагаю, что здесь твое место, что ты прибыл по назначению.

Молчание. Я с любопытством разглядывал странные весы, стоящие на столе. На одной чаше этих весов сияли три маленьких камня, три жемчужины, переливающиеся всеми цветами радуги. Маг заметил мой взгляд и сказал:

— Это плоды его чтения.

— Чтения?

— Слова, фразы, украденные у тех, что нас окружают. — Старик обвел рукой бесконечные полки библиотеки. — Писатели, поэты, трубадуры.

— Попробуй объяснить попонятнее, — скривился я.

— Мой голос пробуждает к жизни все эти истории, — вмешался в разговор Опаловый. — Жемчужины, что лежат на столе, пассажи, которые особенно тронули меня, потрясли мою душу. Одно слово, строчка, глава, не имеет значения. Магия превращает их в драгоценные камни, будто бы умелый ювелир. Когда чаша весов заполнится, будет готово зелье, содержащее все мои эмоции, мое сердце.

Лапы, прижатые к щекам, дрогнули.

— Я должен влюбиться, Принц.

— В герцогиню?

— Я любил ее. Безумно. Настолько сильно, что не ощущал потребности вернуться домой, в Бездну. И вот когда меня осенило, что именно в этом чувстве и заключено мое спасение, любовь потеряла смысл. Любя, я был свободен. Парадоксально, не правда ли?

— Не совсем.

— Ты веришь, что влюбленный человек остается свободным?

— Чаще всего, да.

Весь этот разговор казался мне каким-то нереальным, фантастическим. Куда он нас заведет?

— Все это любопытно, — продолжил демон, — но, как бы там ни было, я больше не люблю герцогиню. Осознанное чувство ведет в тупик. Мне необходимо найти средство, которое поможет мне влюбиться вновь. Влюбиться без памяти. Я использовал самые разные уловки, проштудировал вашу литературу, чтобы почерпнуть в ней спасительные эмоции. Я встречался с женщинами, многочисленными женщинами, но я не сумел избавиться от мысли, что должен их полюбить. Связь с Бездной восстановилась, она становилась сильнее день ото дня. Я с трудом боролся с этим атавизмом, который побуждал меня нырнуть в первую попавшуюся тень. И тогда я решил прибегнуть к любовным напиткам.

— Ты отправился к проституткам.

— Да. Но у меня ничего не вышло. И вот один травник посоветовал мне обратиться к Селгуансу. С тех пор я почувствовал себя лучше. Его магия оказывает на меня благотворное влияние, особое действие, порождает эмоции, и связь с Бездной снова рвется. Скоро я стану обладателем сильнейшего зелья, оно поможет мне влюбиться раз и навсегда, и я никогда не вернусь в Тень.

— Чего же ты ищешь на самом деле? Любви или возможности ускользнуть от Бездны?

— Несомненно, и того, и другого.

— Если я оставлю тебя в покое, Владич позовет Фейерверщика и тот меня уничтожит. Или адвокат позволит выполнить эту работенку Алому. Моя жизнь неразрывно связана с твоей, Опаловый.

— И что же ты предлагаешь?

Этот вопрос вернул меня к клятве, данной в «Бутоне». Теперь я видел лишь один выход из сложившейся ситуации, и через него мы, я и демон, сможем потихонечку выбраться на свободу.

— Мы организуем встречу с Владичем. И, образно говоря, уладим все полюбовно.

— Ты сейчас говоришь серьезно или шутишь?

— На кону стоит моя жизнь, какие уж тут шутки! Но эта история еще не закончилась. Мы все ходим на коротком поводке у Бездны. И Владич тоже. Я знаю, что он серьезный человек, и поэтому согласится нас выслушать. Давай попытаемся выторговать тебе свободу. У нас есть, что предложить противнику, есть козыри, чтобы выиграть эту партию…

— Какие, позволь узнать?

— Тайна лунных теней, но главное, тот факт, что любовь — это ключ к вольной жизни, возможность ускользнуть от Бездны. Я не уверен, что ты способен осознать всю грандиозность своего открытия. Если низшие демоны узнают, что влюбившись, они обретут свободу, разорвут путы, связывающие их с Тенью, что случится, по твоему мнению? Настоящая революция… Чтобы удовлетворить заклинателей, Дьяволы стремились сделать вас всех более и более разумными. Вы научились мыслить, ваш интеллект оттачивался веками. Я убежден, что большая часть низших демонов решит освободиться.

— Без сомнения. Тогда зачем упускать такую возможность, когда можно использовать ее, словно козырь в игре? Если мы с тобой можем спровоцировать революцию?

— Я никогда не пойду на это. Пострадает Абим. Не говоря уж о том, что при таком развитии событий наши жизни не будут стоить и ломаного денье. Лично я не желаю жертвовать собой ради вашей эмансипации. И тебе советую: довольствуйся тем, что я тебе предлагаю.

— Свободой лично для меня?

— Это не так уж и плохо.

Опаловый потупил глаза.

— Расклад такой, — добавил я. — Бездна может принять наши условия, а может не рисковать и задействовать силы, которые уничтожат всех свидетелей. Но сейчас гадать бесполезно, мы должны навязать торг Высшим Дьяволам.

— Полагаю, у меня действительно нет выбора.

— Априори, нет. Ты останешься здесь. Продолжишь читать, сделаешь все возможное, чтобы поскорей разжиться нужным эликсиром. Что касается меня, то я встречусь с Владичем и начну переговоры.

— И это все?

— Легко сказать! Чтобы выполнить данное обещание, я ввяжусь в схватку с Бездной и попытаюсь спасти твою шкуру. А заодно и свою. Можешь поблагодарить меня.

Демон улыбнулся, и по его влажному мозгу пробежал странный сполох. Не говоря больше ни слова, я поднялся и покинул башню с твердой уверенностью, что вручил свою жизнь двум мечтателям, рожденным нашей общей матерью — Абимом.

VII

Десять часов, я сидел за стойкой таверны квартала Проходных дворов. Для встречи с Владичем я выбрал место, расположенное прямо за питейным заведением. Мацио взял на себя труд предупредить адвоката Дьяволов, но последнему не понравилось, что он должен куда-то идти, и он сначала отклонил приглашение. Тогда я послал к Владичу очередного пансионера с пергаментом, на котором неразборчивым почерком вывел всего несколько слов: «Приходи. Я нашел Опалового. Я должен поговорить с тобой о любви и о лунных тенях». Кажется, прочтя каракули, Владич побледнел… и согласился прийти. Если бы он этого не сделал, я бы сильно удивился.

Большая часть моих товарищей осталась в окрестностях башни. Они должны были защищать демона и одновременно следить, что он не попытается сбежать, не попрощавшись.

Я выбрал квартал Проходных дворов совершенно осознанно. Он расположен в старом городе, его проектировали умелые зодчие, отлично понимающие свою задачу. Когда королевства решили построить наш город — оплот высокой дипломатии, они намеренно возвели в нем квартал Проходных дворов. Здесь всегда можно было организовать тайную встречу, и именно сюда являлись искушенные дипломаты, скрывавшие свои лица под капюшонами, чтобы провести важные, но неофициальные переговоры. Дома здесь так тесно лепились друг к другу, что образовывали единый массив. Их разделяли лишь тесные проулки да проходные дворы. Некоторые проходы были такими узкими, что по ним нельзя было проехать верхом. Даже малыш-фэйри, задумай он растопырить локти, тут же уперся бы ими в стены домов, стоящих по обеим сторонам улицы. Шли годы, и дипломаты уступили этот квартал нам, ворам, людям, которые так любят беседовать в ложных нишах, в крошечных альковах, изначально предназначавшихся для заключения сделок государственной важности.

Штаб-квартира нашей гильдии находилась всего в нескольких шагах от таверны. По слухам, она обосновалась там довольно давно, впрочем, у меня не было никакого желания проверять эти сведения. Уйдя на заслуженную пенсию, я искренне полагал, что раз и навсегда завершил этот период моей жизни. Вот только в настоящее время я больше не был в этом уверен.

Я покинул таверну, чтобы оказаться на перекрестке четырех узких проходов, где ко мне и должен был присоединиться Владич. Я внимательно осмотрел окрестности и с помощью отмычки даже заранее открыл несколько дверей в ближайшей подворотне. Не представляю себе, какова будет реакция Владича. И потому необходимо заранее подготовить пути к отступлению. Конечно, он нуждается во мне, чтобы сцапать Опалового, но что взбредет ему в голову? А вдруг он натравит на меня Алого? В этом случае лишние меры предосторожности не помешают.

Адвокат появился часом позже, о его появлении я догадался по характерному хлопающему звуку его сандалий. Я терпеливо ждал, затаившись в тени укромной ниши, наблюдая, как он приближается со своим огром.

— Маспалио, наконец-то!

Владич нацепил на лицо улыбку, соответствующую случаю, и опустился на терракотовую скамью рядом со мной.

— Привет, Владич.

— Из Дворца Стали просачиваются слухи, касающиеся твоей персоны. Я волновался за тебя.

— Не сомневаюсь.

— Твое послание меня удивило, — заявил адвокат, буравя меня взглядом.

— Именно этого результата я и добивался.

— Где Опаловый?

— В надежном месте.

— Любопытно. Не могу не напомнить, что я просил доставить его ко мне.

— Так было до тех пор, пока я не раскрыл ваши секретики. Отныне правила игры изменились.

— Да что ты?

Его взгляд затвердел.

— Не забывай о Фейерверщике. Где Опаловый?

— А где Алый?

Владич вздохнул и потер глаза.

— Маспалио, и не надейся, что сможешь надавить на меня и уж тем более не думай, что можешь обратиться напрямую к Бездне. Кажется, ты узнал больше, чем было нужно, но это не дает тебе никаких преимуществ. Ни-ка-ких, малыш. Оставь нам Опалового и будешь жить долго и счастливо.

— Достаточно долго, чтобы увидеть, как моими стараниями падет Бездна?

Адвокат нахмурил брови, а затем расхохотался:

— Что ты еще удумал! — воскликнул он. — Полагаешь, что тайна лунных теней дает тебе право торговаться?

— Нет. Полагаю, что, заполучив надежное средство освободить демонов от неразрывных уз с Бездной, я способен начать в Тени настоящую революцию. И именно этот факт заставит тебя прислушаться к моим словам.

На лице Владича читалось неподдельное изумление.

— Ты свихнулся? Средство освободить демонов от уз с Бездной?

— Да, Владич. Любовь. Безумие, не так ли? Кто бы мог подумать, что любовь способна сокрушить Бездну?

— У меня нет оснований верить тебе…

— Однако ты мне веришь. И только по этой причине ты нанял меня. Потому что вы не понимаете, как этот демон сумел ускользнуть от вас, почему не вернулся в Тень. Ты мне веришь, потому что знаешь, что речь идет о лунном демоне, вызванном для сопровождения герцогини, знаешь, что Опаловый влюбился в эту женщину. С этого все и началось. Ты мне веришь, потому что чувствительность и человечность демона открыли в сердце этой твари некую дверцу, запертую на семь замков. И один раз открывшись, эта дверца позволит всем остальным нижним демонам ускользнуть от Бездны.

Владич старался скрыть охватившее его волнение, но его губы предательски дрожали.

— Все это очень серьезно, мой малыш…

— Намного серьезнее, чем ты даже можешь себе представить. Если вы не прислушаетесь к моим требованиям, Опаловый освободит низших.

— Но… но чего ты хочешь?

— Я хочу договориться.

— Договориться? С Бездной? Это противоречит всем…

— Успокойся, — прервал я излияния собеседника. — Я не хочу обвести тебя вокруг пальца. Я просто хочу, чтобы ты стал посредником. Между мной и Высшими Дьяволами.

В его взгляде притаился страх.

— Маспалио, я не наделен подобной властью, я…

— Досадно. Придется обратиться к Алому и сообщить ему, что ты отказываешься участвовать в переговорах.

— Я этого не говорил.

— Тогда свяжись с Высшими Дьяволами. У тебя должен иметься канал связи на чрезвычайный случай. Донеси до них, что я желаю провести переговоры.

— Что на тебя нашло? Этот Опаловый околдовал тебя?

— Нет, не он. Абим.

— Но что я должен сказать владыкам Бездны?

— Что я требую заключения сговора ad vitam aeternam[18] для меня и Опалового. Сговора, подписанного Высшими Дьяволами, их обязательство защищать меня в обмен на наше молчание.

Открыв рот, адвокат смотрел на меня, как на душевнобольного.

— Такой сговор защитит нас надежнее любого щита, — продолжил я. — Не думаю, что Дьяволы захотят надуть, предать нас, если, конечно, они намерены сохранить существующий уклад Тени. В противном случае, только попытайся представить себе реакцию заклинателей Абима и других стран. Рухнет вся система, не правда ли?

— Это бессмысленно, они никогда не подпишут этот сговор.

— Возможно. Но я прошу тебя сделать все от тебя зависящее, чтобы убедить их подписать его. Надо подыскать какого-нибудь писаку посолиднее, если в один прекрасный день я решу предложить нашим газетчикам подобную бомбу. Только представь себе! На всех улицах, во всех тавернах и постоялых дворах, на набережных каналов, все будут читать заголовки утренних газет: «Демоны свободны! Любовь уничтожит Бездну?». Если честно, мне не хотелось бы доводить до этого. А тебе?

Владич был сокрушен. Он медленно поднялся и рассеянно поправил куртку.

— Я сообщу им.

— У тебя в запасе неделя, этого времени должно хватить. Через семь дней встретимся в таверне Гаргонса, что на Центральной площади, в этот же час.

Владич больше ничего не добавил. Молча, ссутулившись, он удалился, лишь один раз обернувшись, прежде чем окончательно исчезнуть за поворотом очередного узкого прохода.

Я привалился к стене, нервы были напряжены до предела, во рту пересохло. Я уломал адвоката, а за его спиной уже маячила тень Высших Дьяволов. Какова будет их реакция? Я лишился возможности еще поразмышлять на эту тему: прямо у меня над головой открылся люк, и в отверстии нарисовалась физиономия молодого парня.

— Принц Маспалио!

Совершенно незнакомое лицо.

— Мы знакомы?

— Да, Принц. Я примкнул к гильдии уже после вашего ухода. Там милиция! Она явилась за вами! Окружила квартал. Обитатели квартала Проходных дворов попытались задержать солдат, но их целая куча! Три, возможно, четыре роты в полном составе. Не теряйте времени!

— Черт возьми…

— Руку, Принц!

Он протянул мне свою руку, чтобы втащить меня в люк.

— Дан, отведи меня на крышу. Мне нужна плотная тень и несколько минут.

— Ладно, Принц. Следуйте за мной!

Невзирая на решительность и задор парня, я воспринял угрозу всерьез. Сенешаль стянул к кварталу внушительные силы. Даже слишком внушительные. Четыре роты, чтобы поймать одного-единственного фэйри, обвиняемого в убийстве? Конечно, речь шла об убийстве Толстяка, но задействовать около четверти всей абимской милиции… Крайне заинтригованный, я уверенно следовал за молодым вором, торопясь выйти на свет и найти нужную мне тень, чтобы вызвать Высшего Сапфирового, который способен унести меня по воздуху подальше от этого места.

Сверху квартал напоминал цепь угловатых холмов, усеянных вытянутыми каминными трубами, отбрасывающими отличные тени. Мой проводник двигался с грацией эквилибриста и вел меня от одной крыши к другой, не теряя из вида ту тень, что я ему указал.

От намеченной цели нас отделяла добрая дюжина крыш, когда появились первые стражники. Пока они еще были лишь расплывчатыми силуэтами где-то на границе квартала, но, растянувшись цепью, они образовывали непреодолимый барьер. Сейчас островерхие крыши скрывали нас от глаз солдат, а ведь скоро появятся другие, и тогда начнется настоящая облава. Прежде спокойный, Дан начал выказывать признаки нервозности, он остановился на небольшой террасе.

— Принц, мы не можем идти дальше. Найдите другую тень, или они нас заметят.

Я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы угомонить заполошно стучащее сердце, и взглянул на море черепицы, окружившее нас.

— Забудь о тени, парень. Спустимся с крыши и где-нибудь спрячемся, дождемся ночи.

— Все дело в том… — еле слышно пробормотал воришка.

— В чем?

— У меня приказ вывести вас за границы квартала. Наши соглядатаи видели, как вы вошли в квартал Проходных дворов, и до прибытия милиции наш Принц был столь великодушен, что закрыл глаза на ваше появление. Но теперь… когда здесь милиция, вы мешаете нашему промыслу.

— Повтори…

— Вы все отлично слышали, Принц. Мне… мне действительно жаль.

— Уж не сплю ли я? Ты пытаешься сказать мне, что я уже не желанный гость в этом районе? У себя дома, в Проходных дворах?

— О, Принц… Не мне решать. Времена изменились, жесточайшая конкуренция…

— Она всегда была такой. Кровь дьяволов, ведь это моя гильдия! Стыд и позор вам! И ты тоже стыдись!

— Принц, не сердитесь. У меня нет выбора. Вы так давно оставили свое ремесло. Но воровская жизнь не остановилась, вы меня понимаете?

— Нет, не понимаю. Вы оскорбили меня, оскорбили Абим. Никто и никогда не предавал своих братьев, за которыми гонится милиция. Уходи, пока я не потерял терпение, парень. Убирайся с глаз долой! Выкручусь как-нибудь без тебя.

— Принц…

— Убирайся.

С жалким выражением на лице парнишка поплелся прочь. Взбешенный и твердо решивший при случае напомнить моему преемнику некоторые неписаные законы воровского братства, я направился к чердачной двери соседнего дома. Если уж я не могу покинуть квартал, то мне необходимо затаится в нем на ночь. Плевая задача, справлюсь.

Я встал на колени и принялся возиться с замком, когда прямо у меня над головой загремел зычный голос:

— Не шевелись. Брось кинжал и подними руки. Очень медленно.

Я оторвал взгляд от замка и обнаружил на самом краю крыши бравого представителя городской милиции с весьма суровым лицом. Он целился в меня из арбалета.

— Никаких проблем, — сказал я.

Положил кинжал на крышу и сделал несколько шагов вперед. Стражник пошире расставил ноги, чтобы удержать равновесие на шаткой крыше, а затем громко свистнул, привлекая внимание товарищей. Его оружие находилось всего в двух локтях от моего лица. Внезапно я нырнул вправо, протянув руки к черепице, зависшей над пустотой. Я рванул ее и тут же упал плашмя, увернувшись от просвистевшего арбалетного болта. Ряд черепиц задрожал, и солдат потерял равновесие. Он грязно выругался и попытался отскочить от края крыши. Слишком поздно: тело качнулось назад, грохнулось на водосток, соскочило с него и устремилось вниз. Крик мужчины умер, едва успев родиться, — тут же последовал глухой удар о мостовую.

Я вскочил на ноги и увидел отряд солдат, спешащих в моем направлении. Пот заливал глаза, но я снова атаковал замок. Он поддался с глухим лязгом. Не теряя ни секунды, я перемахнул через порог и наткнулся на заслон из троих здоровенных детин с самыми зловещими физиономиями. Бандиты, облаченные в кожу и вооруженные дубинами.

— Сматываемся, парни, милиция идет за мной по пятам! — заорал я, и попытался проскользнуть мимо них.

Один из бандитов вытянул руку, загораживая проход:

— Прощения просим, Принц. Однако нам надобно, что милиция оставила нас в покое.

С перекошенным лицом я отпрянул.

— Вы осмелитесь сдать сенешалю Принца воров?

— Ну не то чтобы, — тихо запротестовал тот, кто начал разговор. — Лично мы никого сдавать не собираемся. Просто сообщаем, что эта дорога для вас закрыта. Вот и все.

Сквозь открытую дверь долетал шум приближающихся шагов, топот становился все громче и громче.

— Эй, парни, дайте мне пройти. Я, как-никак, Принц Маспалио!

— Нам жаль.

Никогда не забуду эту троицу. Я развернулся на пятках с намерением вернуться на террасу, оборудованную на крыше. Миновав дверь, я оказался лицом к лицу сразу с тремя солдатами. Двое из них подняли арбалеты, а третий, обнажив шпагу, потребовал, чтобы я сложил оружие, не оказывая сопротивления. Тем не менее я попытался добраться до лестницы, ведущей вниз, на улицу: проскочил мимо двух стражников, но слишком поздно заметил занесенный эфес шпаги, который с размаху врезался мне в лоб.

Вспышка боли. Вязкая пелена. Я потерял сознание.

Карцер был крошечным. Каждая стена не длиннее пяти локтей. Сырая клетушка без окон, выложенная старыми мшистыми камнями. Я валялся на соломенном тюфяке, выряженный в рубаху из грубой шерсти. Очнулся я в обществе великана, который уже стал моим добрым приятелем. Вооружившись барабаном, великан бушевал в и без того раскалывающемся черепе. Там, куда врезался эфес шпаги, запеклась корка крови. Но рана была нетяжелой. А вот моя нога, так та разболелась не на шутку.

Охранники оказались людьми приличными и не стали снимать повязку. Я размотал бинт, и обнаружил, что рана затянулась; боль доставляли сероватые пятна, опоясывающие лодыжку — следы от ядовитых шипов. Пертюис предупредил меня: эти пятна сами по себе не страшны и обычно исчезают через четыре или пять дней после ранения.

Я снова тщательно забинтовал ногу, и так как спать у меня решительно не было никакого желания, начал анализировать сложившуюся ситуацию. По всей очевидности, меня доставили в тюрьму Дворца Стали. Я еще раз припомнил, какое количество солдат задействовал в операции сенешаль. Чего ради он решился нарушить неофициальное соглашение с процветающими гильдиями Проходных дворов? На протяжении десятилетий милиция даже не совалась в этот квартал: в обмен на невмешательство в ее дела воровская братия платила городу немалую дань со своих доходов. Конечно, таким образом власти обманывали мирных граждан Абима, но этот обман позволял поддерживать хрупкий мир в городе, мир без лишнего насилия.

Ощущая смутную тревогу, я задался вопросом: уж не надавила ли Бездна на Стальных судей? Если это так, то мне следует готовиться к самому худшему.

В самом мрачном расположении духа я заставил себя проделать серию физических упражнений, лишь бы занять голову. Прошло несколько часов, когда в двери распахнулось крошечное окошко и до меня донесся приказ:

— Маспалио, встать!

— Я хочу есть.

— Потом поешь. А сейчас встань лицом к стене.

— Сначала я хочу поесть.

Дверь с грохотом отворилась. В проеме возникла фигура огра, щеголявшего черной с золотом формой элитной гвардии Дворца Стали. Солдат гаденько улыбнулся, одним махом пересек камеру, схватил меня за шиворот и встряхнул.

— Не желаешь разрушать стереотипы, да? Недаром про фэйри говорят: «Сам маленький, но глотка здоровенная»?

К поясу стражника была приторочена массивная шпага, в левой руке он держал короткую палку, окованную железом. Огр толкнул меня к стене и с размаху стукнул по почкам. Чтобы не взвыть от боли, я до крови закусил губу, а затем сполз на пол.

— Вот видишь, я предпочитаю, чтобы между нами установилось полное взаимопонимание, — выдохнул мой мучитель. — Я разрешаю тебе быть маленьким, но советую забыть о «здоровенной глотке». Не здесь, не со мной. Понял?

Молчание. Стражник обрушил палку на мое бедро.

— Понял?

— Думаю, да, — слабым голосом пробормотал я.

— Тем лучше. А теперь пойдем. Тебя хочет видеть сенешаль.

Тот, кого прозвали Душой Стали, принял меня в своем кабинете — большой комнате, обшитой светлыми древесными панелями. В центре комнаты возвышался металлический стол, намертво крепившийся к полу.

В камине из белого мрамора трещал огонь. Сенешаль Мадокьель стоял ко мне спиной, протянув руки к пламени. Он носил черный костюм, перетянутый в талии широким поясом, расшитым золотом, и высокие сапоги из темной кожи. Его светлые прямые волосы тонкими прядями ниспадали на плечи.

— Оставьте нас, — приказал он, не поворачиваясь.

Хорошо поставленный бесцветный голос. До безобразия ровный.

— Подойди, погрейся у огня, Принц. Во дворце, как всегда, холодно.

Я пристроился рядом с ним. Он чуть повернул голову. Я увидел знакомое восковое лицо с ястребиным профилем, тонкий нос и стальные шарики глаз, в которых отражались сполохи пламени.

— Ты удалился от дел четыре или пять лет назад?

— Шесть.

— Даже так…

— Если уж беседовать о скоротечности времени, то я бы предпочел это делать у себя дома, за стаканчиком доброго вина. Так почему я здесь оказался?

— Это ты мне должен сказать. Признаюсь, я никогда не думал, что ты способен на убийство.

— Я не убивал Адифуаза. Вокруг меня плетется заговор.

— А что скажешь о других преступлениях?

— О каких еще преступлениях?

— Например, об убийстве девицы Жехины. Ты ее знаешь?

— Да, она моя хорошая знакомая, я бы сказал, подруга. Она делала пряжки для моих нарядов.

— Как давно ты ее видел?

— Если ее убили, то…

— Это ты ее убил, Принц. На сей раз у меня имеется несколько надежных свидетелей.

— Не могу не выразить своего удивления. Мы потеряли друг друга из вида два или три года назад…

— И вот четыре дня назад, в самый разгар дня соседи несчастной видели, как ты вошел к ней в дом, а затем через некоторое время вышел из него. Черные феи, прибывшие на место преступления, уверяют, что смерть Жехины совпала по времени с твоим визитом.

Я напряг мозги. В тот день я вел жесточайшее сражение в «Мельнице», где прятался Анделмио. Увы, ни один из постояльцев гостиницы не сможет свидетельствовать в мою пользу. Впрочем, стоит умолчать об этом маленьком инциденте. Сенешаль счел мое молчание признанием вины и продолжил:

— Что касается Адифуаза, выдающегося представителя Дворца Толстяков, тут я даже не настаиваю. Я весьма сожалею об инициативе, проявленной придворными, которые сами вздумали вершить справедливость, хотя обнаруженные улики почти неопровержимы. Короче. Больше всего меня интригует убийство твоего брата. Зачем было его убивать?

Я не сумел скрыть своих чувств. И пусть в последние годы брат стал для меня совсем чужим, он оставался членом моей семьи. Мы частенько ссорились, и на то имелась серьезная причина: братишка регулярно приходил клянчить деньги, чтобы расплатиться с кредиторами. Карточные долги, от них его детское личико покрылось преждевременными морщинами, а огромные голубые глаза вылиняли.

Мадокьель сообщил, что убийство произошло в ту самую ночь, когда я наведался в башню «Бутона».

— На этот раз у меня есть свидетель, — поспешно выпалил я. — Посол.

— Интересно. Какого квадранта?

— Жанренийского.

— Мне думается, что ты пытаешь сбить следствие со следа, но, разумеется, я проверю твои слова.

Сенешаль сел за стол и пригладил волосы ладонью.

— Я ошибался в тебе, Принц. Твоя гильдия всегда соблюдала установленные правила игры, и я рассчитывал, что, уйдя на пенсию, ты довольствуешься тем, что канешь в безвестность. Я никак не могу понять, зачем ты совершил все эти убийства. Я не знаю, что управляло тобой, не знаю твоих мотивов, но полагаю, что обойдусь без этого знания. Ты преступил черту. Преступления, совершенные в наших дворцах, всегда наказываются. В особенности, когда речь о моем собственном дворце. Герцогиня де Бодиа числилась среди наших почетных гостей, самых уважаемых гостей. И ты убил и ее.

— Это не я, — устало вздохнул я. — Я никого не убивал. Ни Жехину… Ни Адифуаза, ни даже брата.

— Ты осудил их на страшную смерть, на алую чуму, — продолжил Мадокьель, не обратив никакого внимания на мой робкий протест. — Оружие преступления, ручной распылитель, который ты похитил у конвоира во Дворце Толстяков, уже найдено. И ты продолжаешь все отрицать?

— Да, все. Я все отрицаю.

— Это не имеет никакого значения. Отныне я не волен над твоею судьбой. Вскоре ты предстанешь пред Стальными судьями. О, простая формальность. Я уже назначил день твоей казни.

— Поговорите с послом. Что касается Жехины, то я готов подвергнуться допросу черных фей. Они могут рыться в моих воспоминаниях, сколько пожелают.

Мадокьель отмел рукой все мои аргументы.

— Воспоминания, извлеченные черными феями, не могут считаться доказательствами, судьи не примут их в расчет. Все знают, что особые наркотики могут исказить картины, запечатленные в памяти. Возможно, именно этим и объясняется твое мнимое присутствие в «Бутоне».

— Давай говорить серьезно. Ты ведь не думаешь, что я виновен, не правда ли? Не будем останавливаться на отсутствии мотивов… Не сомневаюсь, что ты просто ищешь виновного, чтобы успокоить горожан, упрочить свое влияние среди Толстяков, доказать, что ты правишь железной рукой во Дворце Стали. Впрочем, я неплохо тебя знаю, в обычное время ты бы попытался докопаться до мотивов, понять их. А сейчас у твоей справедливости появился привкус мести, сенешаль.

— Возможно. Но для меня улики важнее мотивов. Можешь думать, что хочешь, но я уверен в твоей виновности. Хотя не мне выносить приговор, и если сможешь доказать свою невиновность, сделай это.

— Так и поступлю.

— Я больше не удостою тебя аудиенции, Принц. Если ты сознаешься здесь и сейчас, я попытаюсь облегчить твою участь.

— Мне не в чем сознаваться.

— Тогда все решат судьи.

VIII

Судебный процесс начался уже следующим утром. Заседание проходило в восьмиугольном зале, перекрытом черным стеклянным куполом. В отполированных до блеска стенах были обустроены специальные ниши, в каждой из которых находилось восемь стальных кафедр, поддерживаемых массивными железными цепями.

Мои будущие палачи стояли за этими кафедрами, облаченные в тяжелые мантии, декорированные гвоздями, что делало их похожими на воинские латы. Эти одеяния поблескивали в сумраке зала, отражая свет шафрановых пчел, которые жужжали над головами присутствующих. На полу извивались призрачные черные тени. Стальные судьи — тощие, костлявые старики — кутались в мантии. Я смог разглядеть лишь лысые черепа да черные жемчужины глаз.

Огры из элитной гвардии проводили меня до центра зала, а затем отступили, образовав вокруг плотное кольцо.

Резкий скрежет ознаменовал начало процесса. Один из судий поднял стилет, чтобы прочертить невидимую линию на черной хромированной поверхности своего тела, — никто не знает тайны металла, рождающегося во дворце. Я вздрогнул и заскрежетал зубами. Я знал, что мурашки, бегущие по коже, являются неким символом для обитателей дворца, они неразрывно связаны со значимым этапом их духовного пути. Этот путь должен закончиться полной метаморфозой бренной плоти, уникальным мгновением, когда кожа станет металлом и «освятит» избранника.

Второй судья повторил жест своего собрата. Хромированный металл стонал, изливал жалобу, и эхо разносило ее под сводами зала. Звук буравил мозг. А я даже не мог заткнуть уши. Стражники связали мои руки за спиной. Судьи «переговаривались» друг с другом при помощи скрежета металлической плоти. Язык, известный им одним, протяжный речитатив, который парализовал все мои мышцы и сводил с ума. В конце концов визг стих, оставив у меня в голове звенящую пустоту.

Один из Стальных судий оперся на край кафедры и наклонился ко мне.

— Маспалио, вы признаетесь в убийствах, в которых вас обвиняют?

— Нет.

— В таком случае суд считает вас виновным.

— Простите? А как же процесс?

— Он только что состоялся. Мы посовещались и вынесли вердикт. Вы приговариваетесь к смертной казни.

— И где мой защитник?

— Мы предоставим вам защитника лишь в том случае, если вы признаете себя виновным.

— Но это какой-то абсурд!

Мой голос, словно мячик, запрыгал под стеклянным куполом. Я готовился к драке, к битве за истину, к жестокой борьбе, в которой я бы сумел доказать свою невиновность, но сенешаль обманул меня: никто не собирался выслушивать мои доводы. Этот фарс привел меня прямиком на плаху.

— Судьи, если я умру, то вы умрете вместе со мной!

— Нет, вы только послушайте! — воскликнул один представитель Стали. — Он угрожает высокому суду!

— Пусть его уведут! — потребовал другой.

— Подождите! Я могу предложить вам сделку.

Тот, что выступил первым, призвал собравшихся к тишине.

— Говорите, Маспалио.

— Высшие Дьяволы задолжали мне сговор. Я могу включить в контракт и ваши имена и таким образом гарантировать защиту от Бездны вам и всем обитателям дворца.

Стилеты ожесточенно заскрипели по металлу. Несколько судей выглядели особенно возмущенными, скрип становился все оглушительнее и оглушительнее. Когда наконец в зале вновь установилась тишина, мой собеседник заговорил самым зловещим голосом:

— Ваши смехотворные попытки прервать процесс лишь подтверждают, с каким неуважением вы относитесь к суду. Мы отложим казнь до следующего месяца. И приговорим вас к тридцати дням пыток.

— Вы…

— К шестидесяти!

— Прикажите позвать Владича, адвоката Дьяволов из квартала Плюща.

— Девяносто дней мучений!

— Да послушайте меня, черт возьми! Он подтвердит то, что я вам только что сказал!

— Сто шестьдесят дней! Я требую сто шестьдесят дней пыток! — орал судья, чье лицо пошло пунцовыми пятнами.

— Только представьте себе! Вам будет навеки обеспечена преданность Высших Дьяволов!

Старик, в свою очередь, замолчал. Затем срывающимся голосом он заявил:

— Я бы желал узнать чуть больше о его предложении. Давайте же послушаем обвиняемого, мои дорогие коллеги. В худшем случае мы потеряем еще немного времени. Маспалио, чем вы докажете свои слова?

— Их подтвердит адвокат Дьяволов.

— Этого недостаточно. Он может быть вашим сообщником, разве он не является представителем Бездны?

Я отказался от мысли попросить судей привести во Дворец Опалового. По правде говоря, лишь свидетельские показания Высшего Дьявола помогут мне выпутаться из затруднительного положения. Рисковый план, значит, его-то я и попытаюсь воплотить в жизнь. Теперь следовало заморочить головы судьям, заставить их помочь мне.

— Я предлагаю вызвать Дьявола, — заявил я. — Создание, которое по своей природе не может быть моим сообщником, особенно если я буду заклинать его прямо здесь, перед вами.

Снова заскрипел металл, кажется, судьи выражали свое сомнение. Тот, кто высказался в пользу моего предложения, прочистил горло и усмехнулся.

— По-твоему, выходит, что любой демон способен шантажировать Бездну?

— Нет. И именно по этой причине я предлагаю обратиться к Высшему Дьяволу.

Задушенные восклицания и ропот. Стилеты замелькали с такой быстротой, что скрежет стал невыносимым. Я сумел привлечь их внимание. Они прекрасно знали, что хозяев Бездны вызывают только в самых крайних случаях, и понимали, что я не стану делать этого без веской причины. Можно по пальцам сосчитать тех заклинателей Абима, что рискуют заключать сговор с Высшими Дьяволами.

— А вам не откажешь в отваге, Маспалио. Очень надеюсь, ради вашего же блага, что речь идет не о дурной шутке. Если вы лжете, то сто шестьдесят дней пыток покажутся вам блаженством в сравнении с тем, что вас ожидает.

— Мне нужны сумеречные чернила и кисть.

Только эти редчайшие чернила, отливающие ониксом, в состоянии компенсировать отсутствие полноценной дневной тени и открыть проход в Бездну. Впрочем, легенда гласит, что для вызова Высших Дьяволов требуется совершенно особое тайное помещение. А, неважно. На самом деле я вовсе не собирался заклинать черных владык.

Судьи дрожали от возбуждения, сама мысль встретиться с Высшим Дьяволом будоражила их умы. Они перекликались друг с другом, царапая металл острыми лезвиями, словно о чем-то шептались.

Группа огров вошла в зал, к моим ногам положили серебряный сундучок и развязали руки. Я открыл ларец и там, на бархатной подушечке обнаружил тонкую кисть с ручкой из эбенового дерева и малюсенькую чернильницу, в которой переливалась всеми цветами радуги черная жидкость.

Стражники поспешили отойти на безопасное расстояние. Я осмотрел колышущиеся тени и попросил судей «призвать к порядку» пчел, чтобы свет стабилизировался. Насекомые собрались в рой и расселись по карнизу. Я глубоко вздохнул. Сумрак, а главное слепота судей играли мне на руку. Я отвинтил крышку чернильницы, быстро царапнул кончиком ногтя по ладони и уверенно взялся за кисть. Капли крови скользнули по пальцам, впитались в ворс кисти.

Кровь заклинания. Опасная, можно сказать, самоубийственная практика, позволяющая, ни больше ни меньше, вручить свою жизнь демону. Замена чернил на кровь позволяла заключить контракт без сговора как такового, создавать «неправовое пространство», обращаться к которому категорически запрещается. Некогда наилучшие заклинатели в присутствии Высших Дьяволов внесли этот запрет в знаменитую Красную Конвенцию.

Тем не менее игра стоила свеч: я предпочитал променять гнев Стальных судей на гнев Бездны. Моя рука не дрожала, уверенным движением я обвел большое пятно тени. Соединив концы линии, я почувствовал, как заволновались стоявшие поблизости огры. Многие из них с озабоченными физиономиями принюхивались: они почувствовали запах крови.

Демон обретал форму. Его огромные крылья разорвали пелену тени и с глухим треском раскрылись. Появление Сапфирового было встречено приглушенными возгласами. Что касается судий, то они еще ничего не понимали, но стражники уже кинулись ко мне, вопя об измене. Грохот их сапог разлетался под сводами, но я уже вскочил на спину создания Бездны и обхватил руками его черную горячую шею.

— Унеси меня отсюда, и я согласен заплатить любую цену.

— О, да… — прошептал демон, плотоядно облизываясь.

Существо повернуло ко мне вытянутую морду и оскалилось в хищной улыбке. Крылья Сапфирового достигали в размахе десяти локтей и напоминали крылья летучей мыши. Тихий шорох, и вот мы уже оторвались от пола.

Слепые и бессильные, судьи требовали объяснений от своих солдат, в то время как огры сгрудились прямо под нами. Я изо всех сил цеплялся за шею демона, не отрывая глаз от приближающегося с небывалой скоростью стеклянного купола. Раздались арбалетные щелчки. Демон испустил сиплый крик и неожиданно начал терять высоту. Кто-то из огров задел его правое крыло.

— Улетай отсюда! Давай же! — взвыл я.

Сапфировый сумел выровнять крылья. Я взглянул вниз и увидел, как арбалетчики перезаряжают оружие. Мы были отличной мишенью. Я подгонял тварь из Бездны, молотя кулаками по его холке.

— Лети! Э-гей! Не бросай меня, мой славный великан!

Моя фамильярность заставила демона зарычать. Его здоровое крыло замолотило по воздуху с удвоенной силой. Мы врезались в стену. Я увидел, как отвалилась часть раненого крыла Сапфирового и разлетелась ошметками позади нас.

Затем мы натолкнулись на купол, который с грохотом раскололся, осыпав стражников стеклянным ливнем. Я закрыл глаза и ощутил ветер на своем лице. Подхваченный его порывом, мой спаситель воспарил в небо. Когда он счел, что набрал достаточную высоту, демон принялся планировать над крышами Абима.

Пока мы парили в воздухе, я оглянулся: в куполе зияла огромная дыра, напоминающая неровную звезду. До меня все еще долетал приглушенный звон разбитого стекла, осыпающегося на головы огров и Стальных судей. Последние меня точно никогда не забудут. Донельзя счастливый, я склонился к уху создания:

— Спасибо, демон.

Он не ответил. Мы продолжали планировать, но опускались все ниже и ниже.

— Сапфировый?

Молчание. Внезапно шея твари у меня под руками обмякла. Я извернулся и посмотрел на морду моего скакуна. Мертвые, остекленевшие глаза — арбалетчик по праву принадлежал к элитной гвардии Дворца Стали. Арбалетный болт вошел в тело прямо под челюстью демона и пробил ему череп. Меня охватила паника. Отлично, я вишу на трупе, который выписывает концентрические круги — земля приближалась с головокружительной скоростью. Что ж, попытаемся воспринимать вещи с хорошей стороны: во всяком случае, мне не придется выплачивать демону долг крови. Только вот я не слишком уверен, что выживу и буду иметь возможность поздравить себя со столь удачно заключенной сделкой.

Воздух свистел у меня в ушах. Мы снижались ко Второму кругу, к границе квартала Теней и квартала Светотени. Я безуспешно пытался выровнять крыло существа, чтобы затормозить падение. Но тут мое лицо накрыло лоскутом разорванного крыла Сапфирового. Ослепнув, я принялся сдирать с себя тонкую мембрану, которая раздулась словно парус и оторвала меня от шеи демона. Мой крик затерялся в небесах. Потеряв всякую надежду, я цеплялся, как безумный, за обрывок крыла и вдруг с изумлением понял, что воздух наполняет мембрану. Тонкая кожица грозила в любой момент лопнуть, и все-таки я больше не падал, как камень, а медленно спускался к крышам, задаваясь вопросом, уж не сам ли Абим в очередной раз спас мою никчемную жизнь.

Но приземление обещало быть трудным, возможно, даже фатальным. Где-то подо мной мелькали тихие улочки города. Я совершил несколько суматошных попыток поставить мой «парус» горизонтально, но услышал лишь зловещий треск: мембрана разорвалась напополам.

И я падал.

Это падение длилось целую вечность. Я почувствовал, как мои ноги задели черепицу. Хрустнула кость. Словно мячик, я отскочил от покатой крыши, перевернулся, упал на плечо, услышал новый хруст и на полном ходу въехал в водосток. Мое тело обрушилось в пустоту и приземлилось на тканевый навес какой-то лавки. Материал не выдержал, и я рухнул в темную воду канала, которая оказалась на удивление жесткой. Меня закрутил водоворот, водная гладь сомкнулась над головой. Темнота, тишина: я шел ко дну. Лишь отвратительный привкус во рту помешал мне отказаться от борьбы. Преодолевая боль в израненном теле, я приложил последнее сверхчеловеческое усилие и всплыл на поверхность. Всего несколько гребков, чтобы добраться до твердой земли, еще усилие, чтобы вытащить себя из воды.

Я валялся на узком каменном тротуаре, обрамляющем набережную, и несколько секунд тупо смотрел в небо. А затем мои веки сомкнулись.

Мне снились руки, которые ласкали меня, руки, которые подвергали меня пытке. Я слышал собственные стоны, слышал, как призываю смерть, чтобы покончить с бесконечным страданием, с назойливой болью, которая не желала слабеть. Неожиданно боль послушалась и отступила, оставив меня разбитым и измученным в горячечном бреду, в жарком коконе, висевшем где-то вне времени и пространства.

Какой родной, привычный запах. Острый мускусный аромат морабийского кофе. Я несколько раз моргнул. У меня перед глазами танцевал живой, теплый свет.

— Убери фонарь, придурок, — сказал чей-то тихий голос.

Шарканье ног по паркету. Я попытался открыть глаза. Появилось изображение: пустая комната, голые стены. А в дверях сгрудились мои боевые товарищи. Они стояли плечом к плечу и, невзирая на тревогу, затаившуюся во взглядах, смотрели на меня с умилением.

— Что я вам говорил? — прошипел Пертюис, прижимавший к груди свою вечную рукопись. — Он быстро поправится, я в этом уверен.

Заплетающимся языком я попросил воды. Рядом с кроватью замаячило лицо Одено, который поднес чашку к моим губам. Я сделал глоток, рухнул на подушку и улыбнулся им всем.

— Дворец Стали… я сбежал. Канал. Я упал в воду… я…

— Мы знаем, — прошептал Одено. — Отдохни, Принц. Мы позаботимся о тебе.

— Спасибо, парни.

— Не за что, Принц.

Друзья один за другим подошли к изголовью кровати, чтобы потрепать меня по плечу. Каждый счел нужным коснуться пальцем светлого шрама на моем лице. Этим жестом они показывали, как рады моему возвращению, и я невольно прослезился. Деместрио остался в комнате последним. Я удержал его за руку и спросил:

— Как долго я здесь валяюсь?

— Три ночи, Принц.

— Так много? Через четыре дня я должен быть на ногах. Мне необходимо встретиться с Владичем.

— У тебя сломаны лодыжка и плечо, все тело в синяках и ссадинах. В общем, ничего серьезного. Полагаю, что ты сможешь ходить, опираясь на трость.

— Мне повезло.

— Абим всегда заботится о своих детях.

— Да, без сомнения. Как вы меня нашли?

— Мы узнали о твоем аресте. Уже собирались организовать операцию по твоему спасению, но ты нас опередил. Когда ты сбежал, Мацио и Джечети следили за дворцом. Они видели твой фантастический полет. Именно Мацио разыскал тебя и доставил сюда. Он рассказал нам о твоем падении, по правде говоря… Абим любит тебя как сына, Принц.

— Где мы?

— В доме, который арендует друг Одено, рядом с Великой Метрессой. Мы вынуждены вести себя тихо. Милиция ищет нас повсюду. Стальные судьи обещали баснословное вознаграждение за твою поимку.

— А Опаловый? Маг?

— Они оба здесь. С их книгами.

— Почему они покинули башню? Я ведь просил…

— У нас не оставалось выбора. Нас заметили на улицах квартала Грехов. Слишком много народу знало, что мы шныряем в его окрестностях. Прошлой ночью мы перевезли этих любителей литературы. Собрали все книги, погрузили в крытую повозку, и оп, мы здесь. Вдали от любопытных взглядов. Кроме нас только друг Одено знает, кто живет в этом доме. Теперь нас никто не побеспокоит.

Я кивнул в знак согласия. Я устал, я был еще слишком слаб, чтобы поддерживать разговор. Деместрио это заметил и поднялся.

— Отдыхай, Принц. Мы обо всем позаботимся.

Окончательно я проснулся лишь к концу вечера — тело разбито, зато ум ясен. Мои компаньоны наложили шину на сломанное плечо и тщательно перевязали лодыжку. Поглядев на ногу, я отметил, что сероватые пятна исчезли. Трость с серебряным набалдашником лежала рядом с кроватью. С ее помощью я доковылял до окна.

Оно выходило на улицу, расположенную перпендикулярно Великой Метрессе — большому проспекту, который пересекал город с запада на восток. Разделенная на две части Центральной площадью, эта ось являлась превосходным путем отступления: здесь всегда можно раствориться в толпе среди людей, днем и ночью снующих среди крытых галерей.

Я вышел в коридор и увидел стопки фолиантов, сложенные вдоль стен. Не торопясь, я начал обследовать дом и убедился, что книги громоздятся повсюду. Кажется, лишь моя комната избежала «бумажного» вторжения.

Опалового и Селгуанса я обнаружил на втором этаже, в зале, который они превратили в литературный салон. Демон читал вслух, а маг, присевший на корточки перед своими чудесными весами, управлял пируэтами Танцора, скакавшего в облаке синих искр с одной чаши весов на другую.

— Принц Маспалио, — приветствовал меня Опаловый. — Счастлив, что вы снова среди нас.

Поглощенный своим Танцором, Селгуанс махнул мне рукой и сказал:

— Скоро зелье будет готово.

— Отлично. Не буду вам мешать, продолжайте.

Я закрыл за собой дверь и присоединился к друзьям, собравшимся на первом этаже.

Их присутствие согревало сердце. Еще недавно они вызывали у меня лишь ностальгию, и я старался сбежать от мрачной атмосферы пансиона. И вот я вновь осознал их ценность.

Эти люди — моя единственная семья. Братья по оружию, которые, как и я сам, некогда выковали репутацию воровской гильдии Абима.

Я скоротал вечер в их компании, среди многочисленных книг. По кругу пошла трубка с крепким табаком, бокалы наполнялись ликерами. Мы побеседовали о прошлом, о гильдии, которую покинули. Когда наступила ночь, Пертюис предложил всем поужинать на улице, в маленьком саду, примыкающем к задней части дома. Джечети тут же встал к плите. Еще никогда наше братство не было таким сплоченным, дружеская атмосфера, царящая в его рядах, казалась почти осязаемой. Мы вытащили стол и установили его под вишневым деревом, которое росло среди сорной травы. Нас окутала вечерняя прохлада. Я набросился на еду со зверским аппетитом, вызвав улыбки и шутки товарищей. Мы беззлобно переругивались, подтрунивая друг над другом, позабыв о всей сложности нашего положения, мы стремились насладиться минутами дружбы и покоя.

Селгуанс и демон отказались к нам присоединиться, чтобы продолжить работу. Когда наконец-то все наелись и разговор затух сам собой, я потребовал тишины. Каждый уселся у стола, приготовившись внимательно слушать.

— Итак, моя встреча с Владичем прошла удачно, — сказал я, — если, конечно, не считать нежданного вмешательства милиции… Мы договорились о новой встрече, она состоится через четыре дня. Я хочу, чтобы вы были в курсе того, о чем мы с ним говорили. Я принял решение, не проконсультировавшись с вами, но я сделал это лишь потому, что считал принятое решение единственно верным.

— Давай, Принц, выкладывай, — с обычной дерзостью предложил Джечети.

— Я потребовал, чтобы адвокат помог мне заключить сговор с Высшими Дьяволами. В обмен на наше молчание они должны взять на себя обязательство защищать нас или хотя бы не причинять нам вреда.

На лицах бывших воров явственно читалось сомнение. Деместрио присвистнул.

— Ты окончательно свихнулся?

— Нет. Занимаясь поиском Опалового, о котором они меня просили, я приоткрыл потайную дверцу, которая должна оставаться закрытой. Все зашло чересчур далеко. Мы уже не можем дать задний ход. Если станем сидеть сложа руки, Бездна найдет способ избавиться от нас, будьте в этом уверены. Я знаю слишком много. Вы знаете слишком много. Именно по этой причине я и проявил инициативу. Я ничего не обещаю. Если честно, я даже представить себе не могу, как среагируют Высшие Дьяволы. Можно ждать самого худшего, но внутренний голос подсказывает, что они предпочтут урегулировать дело миром.

— Чтоб меня огры съели, — процедил Одено. — Сговор с Высшими Дьяволами… даже интересно, что из этого получится.

— Я все понял, — вмешался Мацио. — Ты намерен шантажировать Бездну.

— Можно сказать и так.

— Хитро, однако… — протянул Одено. — Это правда, наш Принц намерен шантажировать Бездну!

Он поднял свой стакан. Восхищение, сияющее в его глазах, несколько смутило меня. Достоин ли я их доверия? Уж не обреку ли я старых товарищей на участь во много раз страшнее смерти? Все остальные тоже подняли стаканы. Я последовал их примеру. Они впечатлены моей дерзостью, они боятся, но доверяют мне. Мы чокнулись и выпили. Молча.

В конце концов я взял слово:

— Тем не менее я настаиваю, чтобы мы приняли элементарные меры предосторожности. У нас осталось четыре дня. Я хочу использовать их, чтобы упрочить наши шансы на успех. Феруц, ты все еще поддерживаешь связь с газетчиками?

Тот, кого я назвал Феруцем, утонул в слишком просторном блио[19]. Некогда этот мужчина был настоящим колоссом и проводил большую часть дня, отираясь в тавернах, посещаемых городскими хроникерами: там он по крупицам собирал бесценную информацию, столь необходимую для гильдии. Его могучее от природы тело долго сопротивлялось атакам старости, но сейчас она взяла реванш. Феруц страшно исхудал, его спина сгорбилась, а большие руки беспрерывно дрожали, словно листья осины. Однако его ум по-прежнему оставался острым, и бедняга искренне страдал от своей дряхлости. Феруц взглянул на меня.

— Лишь с некоторыми. Таких осталось немного.

— Постарайся найти лучших, мы должны знать, где и когда мы можем с ними встретиться, если возникнет такая необходимость.

Я поднялся, и, опираясь на трость, принялся расхаживать по садику.

— Салти, ты изложишь все, что мы узнали, в письменном виде. Мне нужен абсолютно правдивый текст. Затем ты договоришься с эшевенами, чтобы они переписали этот текст и передали его газетчикам, на которых укажет Феруц. Это на случай, если Высшие Дьяволы попытаются нас надуть. Отбери в разных кварталах около двадцати эшевенов. Меняй конторы писарей. Обращайся в самые скромные и самые престижные. Ты также вручишь один экземпляр записей Кире. И Арье.

Следует сказать, что Салти в течение пятнадцати лет вел счета нашей гильдии: он сумеет составить подробнейший отчет о событиях последних дней. Этот мужчина среднего роста, с прямыми волосами и лицом, изрезанным морщинами, всегда носил черные рубашки, распахнутые на груди, и до сих пор посещал низкопробные заведения квартала Плюща, чтобы читать там свои стихи. Книги Селгуанса привели его в неописуемый восторг и заставили помолодеть.

— Еще одно требование, — продолжил я. — Это относится ко всем. Мы не выходим из дома, не прибегая к маскировке. Даже ты, Салти. Неважно как, но измените свою внешность до неузнаваемости. Я не хочу, чтобы милиция явилась в этот дом, проследив за одним из нас. Пертюис, что касается тебя, то ты превратишь здание в настоящую крепость. Приступишь к работе этой же ночью. Выберешь свои углы и перекроешь все подходы к нашему убежищу. Ты также организуешь круглосуточное дежурство, выставишь часовых.

— Как в старые добрые времена, — усмехнулся Джечети. — Мне это нравится!

— Не смейся. Мы уже не так молоды и ловки, поэтому обязаны отнестись со всей серьезностью к нашей безопасности. Вливайте в себя галлоны морабийского, но будьте начеку. Шутки кончились. Это понятно?

Ответом стал одобрительный шепот.

— И последнее. У меня нет намерения вечно бегать от городской милиции. Тот мерзавец, что убил Адифуаза, на этом не остановился. Он разделался с Жехиной. И моим братом.

Мои товарищи разразились бранью. С лицами, перекошенными от злости, бывшие воры потрясали кулаками. Их пыл несколько охладило вмешательство Деместрио.

— Скорблю о твоем брате, Принц. И мир праху Жехины. Мы все любили ее.

— Спасибо. Вы знаете, что мы редко общались, мой брат и я. Но в наших жилах текла одна кровь, и это достаточный повод для мести. Я намерен выманить убийцу из его логова.

— Мы ничего о нем не знаем, — заметил Одено.

— Почти ничего. Но сенешаль сказал, что свидетели опознали в нем меня самого. Если еще вспомнить об уликах, найденных во Дворце Толстяков, я начинаю думать, что эта мразь каким-то образом сумела скопировать мою внешность. На это указывает и слово, оставленное кольцом Адифуаза… Толстяк действительно думал, что это я, Маспалио, явился его убить.

— Чего же он хочет, этот мерзавец? — бросил Джечети. — Свалить всю вину на тебя?

— Сначала и я был в этом уверен. Теперь начал сомневаться. Во-первых, не стоит затевать столь сложную интригу, чтобы избавиться от меня. Он мог просто прикончить бывшего Принца воров, а не уничтожать людей из моего окружения, надеясь, что милиция выполнит за него грязную работу. Во-вторых, подумайте сами: если уж он так хотел, чтобы мной заинтересовался Дворец Стали, мог убить кого угодно. Например высокопоставленного посла. Нет, он целился не только в моих близких друзей, он принялся за людей, на убийство которых в обычное время сенешаль не обратил бы никого внимания. Из-за Жехины или моего брата никто бы не стал вводить несколько рот солдат в квартал Проходных дворов. Следовательно, речь идет о мести, и сейчас я в этом почти убежден.

— Месть? — воскликнул Салти. — А вот я сомневаюсь, Принц. Ты помнишь тот день, когда мы говорили о Списках гильдии?

Я кивнул.

— Ты хотел, чтобы я подвел итог минувшим годам. У нас не осталось никаких долгов. Нигде. И все те, кто имел основание мстить тебе или гильдии, были устранены или с ними удалось договориться.

— Возможно. Но, в данный момент месть кажется мне единственным логическим объяснением происходящего. Убийца хочет достать именно меня.

Я замолчал и сел на стул. Затем потер глаза и попытался отвлечься от ноющей боли в ноге.

— Я устал, — сказал я. — Завтра прогуляюсь к дому моего брата, попытаюсь расспросить свидетелей. По всему выходит, что мы ищем особу весьма маленького роста. Я склонен считать, что это фэйри или эльф. Человек, даже загримированный, никогда не сможет походить на меня. Мацио, отправишься в Проходные дворы, попытаешься что-нибудь разнюхать. Мне не слишком-то понравилось, как меня там встретили. Никто не может знать, вдруг это как-то связано с нашим делом. Пока я веду свое расследование, загляни к Кире и Арье. Предупреди их, чтобы они были осторожны. К вам ко всем это тоже, впрочем, относится. Этот мерзавец продолжит убивать, полагаю, что он хочет уничтожить всех, кто мне дорог. И каждый из вас — отличная мишень.

Я поднял трость и ткнул ею в Деместрио:

— А ты поброди вокруг жилища Толстяков. Узнай, сколько фэйри и эльфов находятся в услужении во дворце и не уволился ли кто недавно.

Затем я перевел кончик трости на Джечети и добавил:

— Ты сказал, что за пансионом присматривают?

— Солдаты милиции рыщут поблизости. Наверное, они надеются, что ты вернешься домой.

— Значит, все наши бойцы будут жить здесь. С этой самой ночи. Ты пойдешь и приведешь остальных, а также захватишь сундуки с одеждой для маскарада. Возьми столько людей, сколько нужно. Если стражники тебя вычислят, попытайся оторваться от них, найди тихий постоялый двор и пережди там, пока все не уляжется.

— Можешь на меня положиться.

— А сейчас я вас покину, парни, я, правда, валюсь с ног. Берегите себя.

Я вернулся в спальню, зажег свечу и принялся перечислять всех, кого потерял. Я говорил вслух, вспоминал лучшие мгновения нашей жизни, все, что нас связывало, меня и их. Затем с тяжелым сердцем я дунул на пламя свечи. Я простился с ними.

IX

Вылазка Джечети увенчалась успехом. Он сумел отвлечь внимание патрулей, чтобы забрать наших товарищей, еще остававшихся в пансионе, а также сундуки с бесценными аксессуарами для переодевания.

На рассвете наше убежище превратилось в театральные кулисы. Со слезами умиления на глазах мы любовались костюмами, с которыми была неразрывно связана история Воровской гильдии. Давно забытые персонажи старой пьесы вновь появились на свет божий: суровый стражник, пузатый торговец, бродячий акробат, кехитский вельможа и еще много-много других типажей. Лацци Насмешник, наш штатный костюмер и гример, вооружился инструментами и, заражая всех окружающих своим весельем, тотчас же взялся за дело. Я выбрал более длинный нос и выдающиеся скулы. Мои брови резко погустели, а вот рот стал тоньше. Я состарился на несколько лет и принес в жертву свои чудесные темно-русые волосы. Теперь мою голову венчали длинные седые лохмы.

Изменившись до неузнаваемости, я мог спокойно покинуть наше новое жилище и добраться до мансарды, в которой некогда обитал мой брат. Те свидетели, которые считали, что видели в день преступления именно вашего скромного слугу и рассказали об этом представителям городской милиции, охотно согласились побеседовать со мной: я представился душеприказчиком покойного. После нескольких ничего не значащих вопросов и бутылки крепкого ликера — компенсация за беспокойство — я без труда узнал приметы убийцы. И получил свой собственный портрет. Следовательно, милиция не настаивала, чтобы свидетели дали ложные показания. Сосед брата сразу же узнал в нем Маспалио, он в мельчайших подробностях описал мое лицо, а также одежду, которую я обычно ношу. По всему выходило, что убийца навестил не только моего сапожника, но и портного. Остальные свидетели утвердили меня в мысли, что преступник — фэйри.

Сумерки окрасили сад в лиловые тона. Мы все были в сборе: около двадцати старинных приятелей, рассевшихся вокруг шаткого стола, тот, кто еще мог, смаковал горькую змеиную настойку. Деместрио дождался, пока я закончу свой рассказ, и начал свой. Мы узнали, что он раздобыл важнейшую информацию во Дворце Толстяков, и теперь вознамерился изложить нам все детали. Он понимал, сколь важны его сведения, и потому требовал внимания всех наши бойцов.

— Итак, — сказал он, — следует признаться, что мне улыбнулась удача. Шныряя по кухням, я совершенно случайно наткнулся на совершенно пьяного молодого человека, у которого, правда, были все основания напиться и утопить свою печаль в вине. Он хотел забыть о смерти хозяина. Разумеется, речь идет о кончине Адифуаза. Я самым решительным образом взялся за дело и выяснил, что разговариваю с Мелдио, личным медикусом Толстяка. Я плеснул вина и себе, мы чокнулись, он разрыдался, разволновался и даже попытался стукнуть меня. Но я сумел втереться к нему в доверие, успокоить разбушевавшегося парня, после чего отвел его в укромный уголок, где мы и побеседовали.

— Не уподобляйся нашему Принцу! — проворчал Джечети. — Давай, не тяни…

— Я уже подошел к самой сути рассказа. Этот врач закончил академию с отличием. Молодой, но очень способный юноша. Он должен был подменить штатного медикуса Адифуаза всего лишь на несколько дней, а в итоге остался на службе и проработал во дворце около двух лет.

— Да, я его помню, — вставил я. — Однако он был весьма незаметным. Я сталкивался с ним всего один или два раза.

— Как бы то ни было, но он любил Адифуаза как родного отца. Он отказался от личной жизни, днем и ночью заботился о здоровье хозяина. После смерти последнего он впал в отчаяние, не знал, что делать. Когда мы с ним встретились, врач только-только узнал, что у него нет достаточной суммы, чтобы принять участие в аукционе, на котором будут распродаваться личные вещи Адифуаза, и что все они осядут в самых разных частных коллекциях.

— Да, во Дворце существует подобная традиция, — прервал я рассказ Деместрио. — Ты узнал, когда состоятся торги?

— Они должны были состояться уже сегодня. Но были перенесены, потому что во Дворце нет столь просторного помещения, чтобы вместить всех покупателей. Рисунки Адифуаза представляют собой большую ценность, но… имейте терпение, я намерен изложить все по порядку. Оказывается, этот медикус страдает не только из-за кончины хозяина, он считает себя отчасти виновным в его гибели. Он обожал тебя, Принц. Да, это так, он обожал тебя за все то добро, что ты делал для Адифуаза. Твои визиты успокаивали его хозяина. В действительности парень никогда не верил в твою виновность, не верил, вопреки всем доказательствам, представленным милицией. Однако он не поведал стражам порядка всей правды, которую знал. Придворные отсоветовали ему это делать, и даже настояли, чтобы медикус сказался больным, именно поэтому милиция не занялась им вплотную.

Джечети вздохнул и сделал вид, что намеревается выйти из-за стола. Я взглядом приказал ему сесть на место и попросил Деместрио приступить к основной части повествования.

— Адифуаза очень часто и притом тайно посещал некий ремесленник, изготавливающий телескопы.

— Я его никогда не видел.

— Вполне понятно. Адифуаз никому о нем не рассказывал, даже Мелдио. Каждый раз, когда этот человек появлялся у дверей погибшего, Адифуаз прогонял всех, в том числе и медикуса, который, впрочем, заверил меня, что эта парочка не были ни любовниками, ни друзьями. Нет, по его мнению, они занимались какими-то важными делами, исследованиями, которые держали в строжайшем секрете. Именно в связи с этими исследованиями к Адифуазу время от времени наведывались гномы-ренегаты из «Угольника».

— Серьезно?

— Да. А еще я узнал, что в кровати Адифуаза имелся тайник, ключ от которого Толстяк всегда держал при себе. И если верить нашему дорогому Мелдио, именно этот тайник Адифуаз открывал в присутствии ремесленника.

— Я понял, к чему ты вел, когда говорил об аукционе…

— В любом случае, этот человек оказывал значительное влияние на поведение Адифуаза. В присутствии придворных Толстяк продолжал вести себя, как ни в чем ни бывало, но когда оставался один… Каждый последующий визит незнакомца так или иначе сказывался на нем. Порой после него Адифуаз пребывал в отличном расположении духа. Иногда становился мрачным и раздражительным. Я верю медикусу, когда он говорит, что ремесленник сыграл не последнюю роль в убийстве хозяина. Так или иначе, но он причастен к нему.

— Ты сказал, что ремесленник — человек. А мы ищем фэйри. Возможно, у него есть сообщник?

— Возможно. Я хотел узнать имя ремесленника, но совершенно неожиданно наткнулся на стену молчания. Мелдио уперся, словно осел, и ничего не желал слушать. Но потом я понял, что он хочет заручиться твоим присутствием на аукционе. Он надеется, что в этом случае личные вещи Адифуаза останутся в Абиме, в хороших руках. По всей видимости, он также хочет, чтобы ты стал владельцем кровати вместе с ее тайником. Кажется, Мелдио надеется, что Дом Жанте не обнаружит его раньше нас.

— Я пойду на торги, но у нас мало времени. Ты попытался узнать имя ремесленника каким-нибудь другим способом? Ну не знаю… переговорил с придворными или даже с Толстяками, которые тоже пользовались его услугами.

— Я пытался, но Адифуаз держал имя своего знакомца в секрете. Никто ничего о нем не знает. Те, кто вспомнил хоть что-то, говорят о высоком мужчине, вечно наряженном в просторный плащ с капюшоном, скрывающим лицо. Каждый из видевших его упомянул эту деталь: ремесленник старался оставаться незаметным. Он носил этот плащ даже во время своих последних визитов в начале лета.

— Я тебе верю. А в городе ты справлялся?

— Да. Предпринял все возможные меры, а с завтрашнего дня начну обходить все мастерские, в которых изготавливают телескопы для Дворца. Их не так уж много. Но я не строю иллюзий. Даже если Мелдио и решил сохранить имя незнакомца в тайне, он признался, что провел собственное небольшое расследование. Он весьма ревнив, плюс к этому искренне волновался за своего хозяина, который проявлял к этому ремесленнику какой-то нездоровый интерес. Медикус не нашел никаких следов. По всей видимости, этот парень не владеет собственной мастерской. Мелдио отказался сообщить имя, но честно признался, что не знает, где искать загадочного изготовителя телескопов. Надеюсь, что ты сможешь это узнать, покопавшись в постели своего друга.

— Отличная работа, Деместрио.

— Всегда к твоим услугам, — сказал бывший перевозчик, не пытаясь скрыть довольную улыбку. Он чувствовал себя триумфатором.

— А я, как же я? — воскликнул Джечети. — Я спас наших парней, вернул сундуки с костюмами, неужели я не заслужил слов благодарности?

— Ты тоже потрудился на славу. Но я не сомневался, что ты, как всегда, отлично справишься с возложенной на тебя миссией.

— О, мне этого достаточно, — Джечети тоже расплылся в улыбке.

— Ну а ты, Мацио? Как прошел визит в Проходные дворы?

— Ничего особенного. Никакой видимой связи между убийцей и кварталом воров. Более того, рассказ о твоем удивительном побеге уже у всех на устах, и теперь многие полагают, что те члены братства, что способствовали твоему аресту, вскоре поплатятся за свою измену. Все верили в кончину Принца-легенды. Но ты сумел произвести на них неизгладимое впечатление, и теперь наши бывшие коллеги поговаривают, что ты стал лишь сильнее, твоя репутация упрочилась. Я говорю серьезно, твой побег наделал много шума. Те, кто тоскует по былым временам, даже надеются, что ты вернешься в гильдию.

— Они могут мечтать, сколько им угодно.

— А почему бы и нет? — бросил Одено.

Восседающий на высоких подушках во главе стола, калека навис над столешницей и повторил:

— Почему бы нет, Принц?

Наступила тишина. Взгляды всех присутствующих были прикованы ко мне.

— Очнитесь, парни. Я вышел в отставку. И у меня нет ни малейшего намерения возвращаться. Таково мое решение.

Кто-то повесил голову, кто-то отвернулся. Я обратился к Салти:

— Ты составил текст, как я тебя просил?

— Да. Я положил его у твоей кровати. Почитай на досуге. А завтра обсудим.

— Отлично. Феруц, тебе удалось встретиться с газетчиками?

Старик приподнял бровь и процедил:

— С парочкой.

— Мне нужно, чтобы их больше.

— Знаю.

— Хорошо, пошли спать. Завтрашний день обещает быть долгим.

Я вернулся в комнату, но сначала завернул пожелать спокойной ночи Селгуансу и Опаловому, которые без устали предавались работе. Маг заверил меня: зелье будет готово через четыре, в крайнем случае через пять дней.

Дом Жанте давно облюбовал канал Святого Амбруаза для проведения аукционов. Торги проводились прямо на воде, покупатели сидели в лодках, которыми управляли перевозчики, официально состоящие на службе у города. Я нанял гондолу, и она медленно проследовала мимо фасадов дворцов, облицованных мрамором, зажиточных горожан, а затем остановилась в тенистой заводи, окруженной плакучими ивами, чьи стволы торчали прямо из воды. По случаю торгов самые длинные ветки деревьев обвязали разноцветными лентами, облегчая тем самым скольжение гондол. В центре затопленной площади возвышался помост, соединенный узкими деревянными мостками с подъездом Торгового дома Жанте.

Перевозчик, сопровождавший меня, сообщил, что аукцион начнется в ближайшее время. Наша гондола была окружена многочисленными лодками, которые то и дело сталкивались бортами: именно в этих суденышках расположились зажиточные покупатели. Сразу видно, люди, обладающие немалым состоянием: роскошные наряды, ливрейные слуги, чьи лица виднелись в окнах близлежащих таверн. Там последние терпеливо ждали хозяев.

Наконец на возвышении появилась элегантная дама с длинными пепельными волосами, заплетенными в косы. Взяв в руки молоток, она встала за кафедру и, дождавшись, пока установится тишина, заявила:

— Мессиры, дорогие гости. Я объявляю аукцион, организованный при посредничестве Дома Жанте, открытым. Сегодня, в соответствии с соглашением, связывающим нас с Дворцом Толстяков, мы распродаем имущество покойного мессира Адифуаза. Первый лот — вот эта шкатулка из красного дерева с колодой из пятидесяти четырех карт, покрытых драгоценным лаком. Она перед вами. Начальная цена: триста денье.

Долгими вечерами я не раз держал эти карты в руках, сражаясь с Горнемом и Адифуазом, чьи глаза лучились весельем. Я заявил о надбавке к цене.

Краткий миг молчания. Какой-то торговец в бледно-голубой бархатной куртке назначил свою цену.

— Пятьсот денье, мессир слева от меня… Пятьсот денье за эту чудесную карточную колоду, с клеймом мастера змеиного народа. Не стесняйтесь, мессиры, повышайте ставки. Семьсот, мессир фэйри предлагает семьсот денье!

Торговец не стал настаивать, шкатулка с картами не стоила и четверти этой суммы.

— Семьсот раз… семьсот два… три, продано. Шкатулка из красного дерева с набором карт отправляется к мессиру фэйри.

Торги набирали обороты, вещи Адифуаза уходили одна за другой. Одежда, драгоценности — их скупили богатые торговцы. Пока еще серьезные покупатели не вступили в игру. Они ждали рисунков, объединенных в несколько лотов. И когда дама объявила о продаже вожделенных сокровищ, по флотилии пробежала дрожь, предвещающая нешуточную схватку.

— Первая серия рисунков на пергаменте, выполненная угольным карандашом. Семь этюдов. Городские пейзажи, на которых запечатлен квадрант Княжеских областей в ясную погоду. Стартовая цена: шестьсот денье.

Возбужденные покупатели разразились криками, а перевозчики изо всех сил старались удержать в равновесии хрупкие суденышки. Аукцион продолжался, и вот наконец появился последний рисунок — автопортрет, выполненный гуашью. Это произведение спровоцировало настоящее сражение, и в итоге нашло своего хозяина, который приобрел его больше чем за тысячу денье. Страсти поутихли, большая часть участников торгов начала покидать площадь. Кровать заинтересовала лишь горстку дальновидных коллекционеров.

— Кровать. Модеенское дерево, отличного качества. Шесть локтей в длину, четыре — в ширину. Стартовая цена: пятьсот денье.

Целое состояние. Тем не менее я проявил инициативу и сразу же объявил семьсот.

Эта цифра изумила коллекционеров, которые тут же принялись обмениваться недоуменными взглядами. Один из них пожал плечами и удалился.

— Восемьсот от мессира Галена. Девятьсот — мессир фэйри! Мессир Гален? Тысяча! Тысяча денье от мессира Галена. Тысяча двести? Мессир?

— Джедулио, — ровным тоном сообщил я.

— Тысяча двести от мессира Джедулио.

Тот, кого звали Гален, скривился, отвесил мне почтительный поклон и знаком приказал гондольеру покинуть место торгов.

— Тысяча двести? Кто-то предложит больше?

Стук молотка.

— Кровать, тысяча двести денье, куплена мессиром Джедулио.

Я быстренько уладил все формальности и договорился о скорейшей доставке кровати: несмотря на риск, пришлось указать новый адрес. Я вернулся в нашу маленькую крепость и принялся терпеливо ждать, рассеянно слушая песнопения Опалового.

Кровать привезли ближе к вечеру и водрузили в саду — эдакий огромный чудовищный монумент. Все мои пансионеры, незанятые делами в городе, спустились в сад и молча обступили ложе Адифуаза.

Я ласково провел рукой по спинке кровати. Из почтения. Чтобы поприветствовать того, кто так долго возлежал на ней. Затем я позволил пальцам пробежать по резным деревянным завитушкам панелей, чтобы понять, где находится тайник. Обнаружил я его без труда. Верхние части четырех ножек кровати были снабженны специальными пазами и при нажатии сдвигались в стороны. Несколько неудачных попыток, и вот раздался сухой щелчок — одна из панелей основания постели отъехала чуть в сторону.

Опасаясь хитрой ловушки, я настоял, чтобы мои товарищи отошли подальше, убедился, что нам не угрожает никакая опасность, и отодвинул всю панель целиком. После чего исследовал углубление. Снова рисунки.

Чрезвычайно осторожно я извлек их из тайника и разложил прямо на земле, залитой солнцем. Двадцать два рисунка, две законченные серии. Первая серия эскизов была посвящена одному и тому же мужчине приблизительно лет сорока: высокий лоб, густые брови, тонкие черты лица и больших темные глаза. Но его лицо я разглядывал не слишком долго, самое интересное находилось ниже, там, где заканчивалась талия незнакомца: две козлиные ноги, поросшие густой шерстью, черные, скошенные копыта.

Сатир.

Если речь действительно шла о ремесленнике, изготавливающем телескопы, — а я в этом почти не сомневался, — то у Адифуаза имелись веские основания окружать визиты своего знакомого тайной. Этих созданий в Абиме не жаловали, вопреки всем эдиктам космополитов. Дворцовые интриги, которые в былые времена не раз затевали сатиры, побудили власть предержащих принять радикальные меры, пресекающие любую попытку козлоногих проникнуть в город. С тех самых пор сатиры стали нежелательными гостями в Абиме. Тот, кто рискнул пренебречь запретом, обычно пользовался поддержкой того или иного влиятельного лица.

Надежды Мелдио оправдались, купив кровать, я узнал имя ремесленника: оно фигурировало внизу каждого рисунка. Розиакр. Я повернулся к своим друзьям. Ни один из них не слышал о таком.

Вторая серия рисунков заинтриговала меня не меньше первой. На ней Адифуаз изобразил один и тот же странный предмет: куб, собранный из отдельных трубок. Я не имел ни малейшего представления, что это такое. Размеры и формы трубок менялись от рисунка к рисунку. На пергаментах не было написано ни единого слова, которое помогло бы мне сообразить, для чего предназначается этот удивительный предмет.

Итак, все, что мы узнали, это — имя. Розиакр, сатир, проживающий в Абиме, сатир, так или иначе замешанный в убийстве моего друга.

Присев на траву, мы принялись передавать друг другу рисунки, вертеть их в руках, ища хоть какую-нибудь зацепку. Мы внимательнейшим образом изучили структуру пергамента, чернила, которыми пользовался Адифуаз — пустая трата времени. И то и другое можно легко обнаружить в кладовых дворца.

Я еще некоторое время разглядывал этюды, прежде чем заметил одну любопытную деталь. На всех портретах Розиакр был изображен на фоне одного и того же пейзажа. Вид, открывающийся на квартал Туманов с его неизменными Черными башнями — квадрант змеиного народа. Но в конце концов мое внимание привлек один штрих, который не сразу бросался в глаза. Дом, или скорее обычный фасад дома, все окна которого были закрыты ставнями. Все окна, кроме одного. Я потребовал лупу и с ее помощью разглядел в этом открытом окне нарисованное лицо.

Мое.

Адифуаз потрудился на славу, чтобы создать портрет, практически неотличимый от оригинала. Мои товарищи по очереди вооружались толстой лупой и многозначительно покивали головами: нет никакого сомнения, на рисунке изображен именно я, собственной персоной.

— И что вы об этом думаете? — поинтересовался я.

— Любопытно, — сказал Одено. — Задний план выполнен весьма условно, но твое лицо — истинный шедевр. Как будто бы он хотел спрятать тебя в тени сатира. Честно говоря, невооруженным глазом тебя и не увидишь.

— А меня заинтересовал дом, — сообщил я. — Он не похож на наш пансион. — Возможно, это дом Розиакра?

— Со мной внутри?

— Таково видение художника. Что мы можем знать о причудах гения?

— Ты хочешь сказать, что это некий символ?

— Да, что-то подобное. Полет фантазии. Сатир, Абим, ты…

— И?

— И ничего. — Одено развел руками, демонстрируя свое замешательство.

— Вы когда-нибудь видели этот фасад?

Лацци, некогда бывший «ушами» и «глазами» гильдии, снова взял лупу.

— Позволишь?

— Валяй.

— Да, это то, о чем я думаю, — прошептал он, рассматривая рисунок. — Косой квартал, во всяком случае, мне так кажется.

— Что заставило тебя прийти к подобному выводу?

— Тщательное изучение окон. Они все расположены под крошечным утлом. А еще вот этот выступ на крыше.

— Да, подпорки. Ты прав. Ведь я проходил мимо этого квартала каждый раз, когда шел повидаться… повидаться с Горнемом.

— И что нам это дает?

— Достаточно, чтобы начать поиски. В любом случае, других зацепок у нас нет. Если Адифуаз нарисовал этот фасад, у него имелась на то веская причина. Уж и не знаю, существует ли этот дом в реальности, если у нас есть хоть ничтожный шанс разыскать его, то попытаться следует.

— Одено, соберешь самых крепких ребят. Цель: Косой квартал. Если этот дом стоит именно там, то мы его найдем.

С наступлением ночи мы отправились на поиски. Прокаженные и калеки всех мастей уже покинули улицы, чтобы приступить к вечернему пиршеству за облупившимися стенами лепрозориев. Над нашими головами, на холме маячил призрачный силуэт Дворца Толстяков. Было жарко, даже слишком жарко, особенно в наших маскарадных костюмах. Я распределил людей, каждый получил свой участок работы. Вооружившись фонарями и рисунками с изображением нужного нам фасада, мои соратники один за другим растворились в темноте. Я взял с собой Лацци. Мы двинулись на север, в нижнюю часть квартала, но скучная прогулка по крутым улочкам вскоре изнурила меня: дала о себе знать сломанная нога. Мы не решались заходить в редкие еще открытые таверны, чтобы утолить жажду. Времени осталось совсем немного, а мы все бродили и бродили меж жалких домишек.

К середине ночи я окончательно потерял всякую надежду. В одном из тупиков, который мы только что старательно изучили, к нам присоединился Мацио.

— Деместрио нашел, — прошептал он. — Совсем недалеко отсюда. Идите за мной.

Дом примостился между двумя лепрозориями, которые грозились поглотить его. Окна закрыты ставнями, как на рисунке Адифуаза. Однако художник не стал изображать старую деревянную пристройку, служившую входом в здание. Лацци тут же обошел дом, чтобы убедиться, что в нем нет других выходов.

Я осмотрел створки растрескавшейся входной двери и констатировал, что они заперты на щеколду, дополненную примитивным врезным замком. Пора браться за работу! Через несколько мгновений дверь со скрипом приоткрылась. Я распахнул ее пошире и заглянул внутрь.

Весь первый этаж занимала одна-единственная комната, погруженная во мрак. Она казалась пустой. Лацци и я проскользнули в дом и закрыли за собой дверь.

— Зажечь фонарь? — шепотом спросил мой товарищ.

— Еще не время.

Мы терпеливо ждали, пока наши глаза привыкнут к темноте. Мало-помалу во тьме стали вырисовываться очертания многочисленных телескопов, больших и маленьких, покоящихся на тяжелых треногах и прислоненных к стене. На столах виднелись ровные ряды оптических стекол самых разных размеров, тут же лежали детали разобранных приборов.

Мы осторожно прокрались в глубину мастерской, стараясь ничего не задеть по пути. В самом углу комнаты висела штора, скрывающая узкую лестничную клетку и саму лестницу.

— Поднимемся? — спросил Лацци.

Вместо ответа я начал карабкаться по ступеням. Старое дерево глухо постанывало у меня под ногами. На втором этаже тоже никого не оказалось: две пустые комнаты и коридор. В конце коридора виднелась приставная лестница, которая вела на крышу. Я медленно поднялся по ней и откинул крышку люка.

На небольшой террасе ко мне спиной стоял мужчина. Закутанный в плед, он с помощью подзорной трубы обозревал окрестные крыши.

Я пролез в люк, обнажил кинжал и подкрался к незнакомцу.

— Не двигайся.

Мужчина вздрогнул и медленно повернулся. Я сразу же узнал это лицо — этого голубчика мы и искали. Сатир оглядел меня с головы до ног и улыбнулся.

— Уберите оружие, Принц, оно вам не понадобится.

— Это мы еще посмотрим. А сейчас не шевелись.

— Я надеялся, что в конце концов вы меня разыщите. Теперь я спокоен.

Тут на крыше возник Лацци.

— Глаз с него не спускай, — велел я помощнику.

— Адифуаз не понимал, куда нас неизбежно заведут все эти исследования, — сказал сатир. — А вот я, я знал.

Его глаза жемчужного цвета сияли, в его взгляде читалось явственное облегчение, как будто бы Розиакр наконец-то освободился от тяжкого груза, который он давно взвалил себе на плечи. Сатир прикрыл полой широкого плаща козлиные ноги, в то время как я приблизил почти вплотную свое лицо к его физиономии.

— Это ты его убил? — выпалил я.

— Нет, Принц. Я не убивал его. Но я знаю убийцу.

Розиакр замолчал, а затем тяжело вздохнул.

— Именно вы, Маспалио, вы убили его.

— Придумай что-нибудь еще, дружище. В данный момент я начисто лишился чувства юмора.

— Позвольте, я вам кое-что покажу, — сказал сатир, доставая из кармана тонкую тетрадь в обложке из черной кожи, которая завязывалась элегантной шелковой лентой. — Полагаю, вам знаком этот предмет?

— Да, это личный дневник Адифуаза. Порой мой друг зачитывал мне из него некоторые пассажи.

— Последние страницы, Принц. Просмотрите несколько последних страниц. И вы поймете, что произошло.

X

9-й день месяца Дракона

О том, кто он такой, я узнал совершенно случайно. В то утро мастер явился, чтобы заменить стекло телескопа, разбитое клювом слишком любопытной голубки. Мужчина был облачен в довольно старый очень длинный и широкий плащ, который волочился по полу. Я внимательно следил за гостем, невольно изумляясь его странной скачущей походке, когда ткань плаща вдруг зацепилась за край стола, порвалась и явила миру поросшие шерстью ноги козла. Он не сказал ни слова, но было очевидно, что отныне его жизнь зависела от меня одного. Однако к чему мне выдавать беднягу? Вуаеризм — нездоровое любопытство, желание подглядывать за тайной жизнью других существ — издавна роднил сатиров и Толстяков. А я в то время постоянно предавался этому занятию. Если бы извращенность стала поводом отправлять людей к позорному столбу, то мы, Толстяки, заслуживали бы смертной казни. В общем, я не стал звать ни моего медикуса, ни кого-либо из придворных. Я просто указал ремесленнику на шкаф, чтобы он взял себе одну из моих тог. Так я нашел друга.

17-й день месяца Дракона

Он приходит почти каждый день. Я объясняю его визиты необходимостью отрегулировать механизм нового телескопа. Оставшись вдвоем, мы устраиваемся на террасе и следим за кварталами, раскинувшимися у холма. Впервые я встретился с существом, которое способно свободно перемещаться по городу, но которое при этом разделяет страсть всей моей жизни. Его манера подглядывать не имеет ничего общего с моей. Для него вуаеризм не является ни уходом от реальности, ни терапией, но самоцелью. Искусством. Если я, наблюдая за поведением других людей, убегаю от окружающей меня действительности, пробую на вкус жизнь, что кипит за каждым окном, за каждой шторой, то сатир ищет в подсматривании наслаждение, которое он ухитряется получить, глядя как на самый обыденный жест, так и на весьма необычную или непристойную сценку. Он подстерегает мгновение, когда мужчина или женщина, думая, что они находятся в полном одиночестве, снимают маски. Я полагаю, что он жаждет взглянуть в лицо правде, обычно таящейся в тени, он ненавидит притворство, а все потому, что сам обречен притворяться днем и ночью.

4-й день месяца Гарпии

Зима. Снег, который идет вот уже несколько дней, не позволяет нам расположиться на террасе. У нас даже нет возможности наблюдать за городом из комнаты: оконные стекла покрылись инеем. Это испытание сблизило нас. Не имея возможности потакать нашим маленьким прихотям, мы беседуем, как старые друзья, сидя у огня. То, что нас объединяет, не похоже на те чувства, что я испытываю к Горнему или Маспалио. С ними я связан крепкой и чистой дружбой, без намека на двусмысленность. Мои отношения с сатиром много сложнее. Речь идет не об обычной привязанности, питаемой к той ли иной особе, с которой нам нравится проводить свободное время. Сатир является абсолютным воплощением моего греха. Греха? Почему, рассказывая о вуаеризме, я употребляю именно это слово? Ведь я поклялся себе, что не буду стыдиться того, чем мы занимаемся. Однако то, как Розиакр подглядывал за нашим городом до начала зимы, затронуло самые сокровенные чувства моей души. Лишь глядя на сатира, прильнувшего к телескопу, я осознал, сколь нездоровое выражение появляется на лице подглядывающего. Но к чему все эти рассуждения? Мы никому не причиняем вреда.

В тот вечер он вошел в мою комнату с мрачным взором, с землисто-серым лицом. Он сел у камина, не ответив на мое приветствие, долго молчал, а затем тихим, но уверенным голосом сообщил, что может дать мне больше. Много больше. Казалось, минувшая ночь высосала из сатира все силы. Он признался, что не спал уже два дня, и вдруг совершенно неожиданно разрыдался. Сомнения душили его, рвали на части. Тогда я прижал Розиакра к груди. Сказал ему, что ничто не способно нас разлучить, что наша дружба бесценна, что ему не стоит ничего бояться рядом со мной. Он нуждался в моем утешении, мечтал увериться в нашей близости, в согласии, царившем меж нами.

И вот тогда он рассказал мне все. Поведал о тайне, чьи истоки терялись во тьме веков, о тайне, передаваемой из поколения в поколение, ее знало не больше десятка семей сатиров. До сей поры лишь избранные, только ему подобные могли услышать эту исповедь.

Сначала Розиакр не стал ничего говорить, объяснять. Он просто на секунду смежил веки, а затем распахнул глаза широко-широко. Он смотрел в окно. Я видел, как постепенно его светло-серые очи меняются, их цвет начал напоминать цвет грозового неба, и вдруг, прямо передо мной, в той комнате, где я пишу эти строки, появилась призрачная картинка. Сначала я различал лишь крошечный фрагмент заснеженного тротуара. Затем увидел силуэт женщины, которая пересекала улицу и остановилась, чтобы поправить пряжку на ботинке. Сцена повторилась раз, другой. Мне почудилось, что я заснул и вижу сон, но голос Розиакра убедил меня в обратном.

— Друг мой, наши глаза воруют саму жизнь. Наш взгляд «захватывает» любую сценку на улице. Мы истинные Подсматривающие. Великие вуаеристы. И мы можем в любое мгновение, стоит только захотеть, воспроизвести все, что увидели. Мы заставляем возрождаться прошлое, когда нам это нужно.

В тот момент я ничего не понял. Сатиру пришлось еще несколько раз сконцентрироваться и продемонстрировать мне женщину, лишь тогда я поверил в невозможное.

Его взгляд был своеобразной призмой, которая улавливает и сохраняет изображения, отдельные сцены из жизни, которые Розиакр, сосредоточившись, может «оживить» в любой миг. Сейчас я явственно различал золотистые нити, тянущиеся от его глаз к призрачной картине. Словно солнечный луч, в котором резвятся пылинки.

Признаюсь, мысли мои путаются. Никак не могу изложить на бумаге все то, что крутится у меня в голове. Рука дрожит. Быть может, я все-таки сплю?

22-й день месяца Гарпии

Я потрясен. Как выразить то, что я ощущаю? Наконец-то я могу прикоснуться пальцем к персоне, за которой слежу. Хотя изображениям, создаваемым сатиром, недостает плотности, однако я могу находиться рядом с теми, кто проживает вдали от дворца.

Вдали от наших законов, наших пиров, от плоти, давящей на сердце. У меня больше нет необходимости припадать к окулярам бинокля или телескопа, искать приоткрытые окна и заглядывать в них. Сатир подарил мне необыкновенное развлечение, чудесное зрелище. Он стал для меня ловцом чужих жизней, которые он кладет к моим ногам, как дань или краденое сокровище.

Я уже не могу обходиться без Розиакра. Целыми днями я томлюсь в ожидании, прислушиваюсь к шагам в коридоре, жду той секунды, когда он появится, и мы сможем насладиться спектаклем.

11-й день месяца Гидры

Идея возникла внезапно. Она пришла в голову именно мне, потому что я больше не мог сносить долгие, нескончаемые часы, пока Розиакр бродит по улицам так далеко от меня. Я хочу найти решение, средство сохранять изображения здесь, в моей комнате, хочу, чтобы я мог распоряжаться ими по собственному усмотрению. Розиакр сделал вид, что удивлен моим предложением, но я подозреваю, что он надеялся, что я сделаю первый шаг и предоставлю в распоряжение мастера все мое состояние. И тогда он сможет начать работу.

Мы тут же наняли неисчислимое количество магов и помощников, которые станут защищать нашу тайну, помогать осуществить задуманное.

19-й день месяца Гидры

Я живу в обществе Танцоров, которые днем и ночью трудятся ради сохранения сценок, воссозданных сатиром. Увы, все наши усилия тщетны. Маги один за другим отказываются от работы. Этим вечером я отослал последних. У меня больше нет сил продолжать.

18-й день месяца Тараска[20]

Какая радость, какое пьянящее чувство!

Сегодня ночью в мои покои пришли гномы-ренегаты, бывшие члены «Угольника». Надо сказать, весьма зловещие персонажи, наемники, поставившие своей талант на службу магии Полуночи. Я подвергаю опасности все мое состояние, но в конце концов я получил надежду. После провала Танцоров, я хватаюсь за любую соломинку. Я перерыл сотни магических книг, исчерпал все ресурсы Дворца, но наметил план, который должен увенчаться успехом. Да, маги потерпели неудачу, но гномы помогут нам. Зодчие-элементарии поддержали меня в моих начинаниях и пообещали сделать все возможное, создать в срок необходимые механизмы.

Розиакр пустил их в свою мастерскую.

Очень скоро нас ждет триумф.

23-й день месяца Нимфы

Наконец-то! Розиакр собрал у меня в спальне первый эргастул[21], это название он выбрал сам. Передо мной стоит странный предмет, куб, каждая сторона которого длиной в пол-локтя. Именно этот куб я изобразил на пергаменте. Его железные части напоминают детали часового механизма. Тонкие трубки, которые стараниями гномов стали рельефной основой куба, олицетворением божественных пропорций.

Внутри этой конструкции ожившие сцены могут повторяться до бесконечности. Я пишу, а куб стоит у подножия моей кровати, и в нем мелькают изображения людей. Но это еще не все. Я мог бы удовлетвориться крошечной копией реальных фигур, но гномы предвосхитили мои желания. Простым нажатием на металл я способен увеличить изображение до любого размера. Я плакал от радости.

16-й день месяца Дриады

В моей комнате стоит уже несколько эргастулов. Я наслаждаюсь тем, что подглядываю за интимной жизнью целой толпы народа. Но мне хочется двигаться дальше, добиться большего. Я уже попросил Розиакра следить за моими близкими. И, прежде всего, я бы хотел заполучить изображение моего старинного друга Маспалио. В последнее время Принц редко навещает меня. Визиты во Дворец его утомляют.

20-й день месяца Дриады

Маспалио здесь, у меня в спальне. Стоит на песчаном берегу. Как же он грациозен! Он сдвинулся с места, обернулся, чтобы проводить взглядом хорошенькую хрупкую брюнетку. Одно движение, но оно очаровывает меня, я тоже хотел бы совершить подобный поворот головы, небрежный жест. И вот Маспалио повторяет его для меня снова и снова.

7-й день месяца Тролля

Я страшно обеспокоен. Я спрятал все эргастулы в тайнике, ключ от которого есть лишь у меня одного. Однако два эргастула исчезли! А с ними и часть изображений. Я не сразу заметил пропажу. Хотел посмотреть до конца одну сцену и внезапно понял, что некоторые персонажи так и не появились в привычных декорациях. В том числе пропал и Маспалио.

Пришел Розиакр. Он выглядит встревоженным. Если кто-то проник в нашу тайну, мы пропали. Нас не защитит даже мой статус Толстяка. Мы обратились к гномам-ренегатам, я разрешил сатиру распоряжаться моим состоянием, читал запрещенные гримуары, хранящиеся во дворце. Как и Розиакр, я не могу рассчитывать на великодушие судей. Меня обвинят в незаконных действиях, заклеймят за то, что я позволил вовлечь себя в грязную игру. Неужели меня вытащат из кровати, неужели какие-то неизвестные люди будут смотреть, как я умираю? Неужели буду вынужден глядеть им в глаза, осознавать, что они меня видят? Меня? Груду мяса, ошибку природы.

Розиакр думает, что, возможно, эргастулы вовсе не были украдены. Он долго наблюдал за ними и пришел выводу, что кубы просто разрушаются, истончаются и таят. Он видит следы износа механизмов. А вот я, я ничего не вижу. Сатир намекнул мне, чтобы я больше не пользовался эргастулами, хотя бы до тех пор, пока мы не разберемся в том, что происходит. Уходя, он еще раз настоятельно попросил меня не прикасаться к кубам. Розиакр выглядел донельзя встревоженным.

16-й день месяца Тролля

Розиакр знает, что случилось. Влага на моих пальцах, иначе говоря, пот, именно он способствует разрушению эргастулов. Они выполнены из столь хрупкого материала, что даже ничтожное изменение в структуре металла провоцирует частичное исчезновение изображения, запертого внутри куба. Я отказался верить в теорию сатира, но, кажется, он уверен в своей правоте. Он утверждает, что два эргастула слились в один. Тот, что стоял сверху, растаял и «выбросил» своих «обитателей» в нижний куб. И куда они тогда делись? Розиакр выдвинул гипотезу, что они смогли сбежать из своей тюрьмы. Это просто смешно. Он принялся искать «беглецов» по всей комнате. И, конечно, никого не нашел. По всей видимости, герои сценок безвозвратно исчезли. Лучше всего забыть о них.

17-й день месяца Тролля

Розиакр конфисковал у меня ключ от тайного шкафа. Я больше не мог противиться желанию использовать эргастулы. Я слишком слаб духом. Я слишком сильно завишу от того, что они мне дарят. Я превратился в их раба.

3-й день месяца Феникса

Теперь мы знаем страшную правду. Розиакр видел Маспалио, сидевшего на корточках на террасе. Я в этот момент спал. Сначала сатир решил, что речь идет о реальном фэйри, и поспешил пригласить его в комнату. Розиакр открыл окно: терраса была пустой. Напрасно он вглядывался в рельеф фасада и даже в небо, Принц исчез. Тогда ремесленник разбудил меня и рассказал об инциденте. Сначала я решил, что фэйри решил нас разыграть. Никогда не знаешь, чего можно ждать от этих проказливых существ. Однако вскоре он вернулся, мы снова заметили его на террасе. И вот тогда мы пришли к заключению, что, возможно, перед нами копия, освободившаяся из эргастула. Другого объяснения не было. Но как поведет себя это создание? Должен ли я предупредить настоящего Маспалио? В данный момент я решил ничего не говорить другу. У него и так достаточно хлопот с кражами вывесок и его адвокатами.

4-й день месяца Феникса

Как только придворные оставляют меня в одиночестве, тут же появляется двойник. Словно призрак он проходит сквозь стены и наблюдает за мной, прячась за телескопами, напоминая испуганного ребенка. Чего он хочет? Я пытаюсь разговаривать с лже-Маспалио, но, кажется, он не понимает или даже не слышит меня. Я пишу эти строки и чувствую себя диковинным ярмарочным животным. Лучше не обращать на него внимания. В конце концов он уйдет.

5-й день месяца Феникса

Я действительно надеялся, что больше он не вернется. Когда я проснулся, его уже не было в комнате. Несколько успокоившись, я как можно дольше не отпускал слуг, всячески оттягивая то мгновение, когда останусь один. Я не был обязан так поступать, но хотел привести чувства и мысли в порядок. Итак, я прогнал придворных лишь ближе к вечеру. Он появился некоторое время спустя.

Цвета копии изменились. Яркие тона ее костюма побледнели. Складывается впечатление, что лже-Маспалио стал ниже ростом, что день ото дня он истончается, теряет свою «материальность». И все же он способен проходить сквозь стены и двери, как будто бы их не существует.

6-й день месяца Феникса

Утро. Сегодня я испугался по-настоящему. Этой ночью я не раз просыпался в холодном поту, меня тревожили отвратительные кошмары. Когда я зажег свечу, он был тут, у подножия кровати, и в его глазах притаился нездоровый блеск. Его тело чахло, а вот взгляд затвердел. Если это будет продолжаться, то от двойника останутся только одни глаза. В ту секунду мне больше всего захотелось убежать, скрыться, хотя я был уверен, что бегство ничего не изменит. Он последует за мной повсюду. Ничто не способно его остановить. Я должен понять, что он задумал, чего ждет от меня.

Вечер. Копия стала полупрозрачной, почти невидимой. Она развоплощается. Пришел Розиакр. Он снова и снова пытается сконцентрироваться, разрушить двойника Маспалио с помощью взгляда-призмы или хотя бы снова заключить его в эргастул. Увы, сатира ждало сокрушительное поражение. Мы имеем дело не с призраком, не с ожившей картинкой, нет, это реальное существо, которое не походит ни на одно другое существо, известное миру. Розиакр не устает задаваться вопросом: а что стало с другими пропавшими персонажами из подсмотренных сценок. Они тоже существуют? Мучают близких, как мучает меня Маспалио? Я уже ругаю себя за то, что написал имя фэйри. Но порой я начинаю их путать, копию и моего настоящего друга. Это ужасно.

7-й день месяца Феникса

Вечер. Копия пугает все сильнее и сильнее. Розиакр решил провести ночь со мной. Но до этого, невзирая на все мои мольбы, сатир несколько раз покидал Дворец, чтобы добраться до ближайшего канала: он бросил эргастулы в темные воды. Я тщетно пытался убедить его, что вода уничтожит зачарованный металл, и мы рискуем выпустить на волю остальных обитателей кубов. Он не желал ничего слушать.

Что же мы получили в результате? Чего хочет это создание, затаившееся в углу и пожирающее меня взглядом? Оно исчезает каждый раз, когда мы только делаем вид, что намерены к нему приблизиться.

8-й день месяца Феникса

Утро. Розиакр только что ушел. Я полагаю, что он тоже боится, не желает подвергаться опасности. Двойник почти невидим, за исключением глаз. И это глаза убийцы. Я пишу, а в это время лже-Маспалио, словно какой-то дикий зверек, то залезает на кровать, то слезает с нее, стоит мне протянуть руку к шнурку и притвориться, что я намерен позвать медикуса. Я пробовал коснуться твари, в очередной раз поговорить с ней. Копия не реагирует.

Вечер. Я должен покончить с этим чудовищем, должен испить чашу до дна, ведь ее наполнила моя страсть к подглядыванию. Розиакр заслужил право не рисковать. В принципе, это только моя вина. Я больше не могу жить в обществе чудовищного Двойника. Я намерен его спровоцировать, именно поэтому я запираю дверь на два оборота ключа. Сатир должен появиться с минуты на минуту. Ему останется дневник. Кто знает, чего ждет от меня копия?

Я поднял голову. Розиакр исподтишка следил за моей реакцией.

— Вы никогда не сможете найти убийцу…

— Выходит, это все-таки я… и не я.

— Да. Я думал, что он исчез вместе с Адифуазом. Но он вернулся. Он создает себе прошлое. Я это понял, когда до меня долетели слухи об убийстве вашей приятельницы Жехины, а затем и вашего брата. Когда он бродил по комнате, я пристально следил за ним, фиксируя каждое изменение в облике вашего Двойника. Впоследствии я постарался найти объяснения всем его преступлениям. И я пришел к единственно возможному выводу: по моему мнению, он использует страдание и смерть, чтобы вырывать воспоминания у своих жертв.

— Воспоминания?

— Именно они связывают вас с вашими близкими. Эти воспоминания наполняют копию эмоциями, жизненной силой. Они позволяют ей существовать. Без сомнения, одного убийства ей не хватило. Ведь Адифуаз знал правду об истинной природе копии.

— Подожди, — прервал я сатира. — Одна деталь смутила меня. Если верить этим записям, тварь была лишь тенью, призраком. Как она смогла оставить следы на птичьем помете? А окно? Я собственными глазами видел, что его вскрыли снаружи, и таким образом позволили птицам ворваться в спальню. Как ты объяснишь все это, как мы можем верить, что призрак, который, по словам Адифуаза, проходил сквозь стены, сумел провернуть столь грандиозную мистификацию, оставить самые настоящие вещественные улики?

С выражением сомнения на лице я повертел дневник в руках, а затем добавил:

— Честно говоря, ничто не доказывает, что эти записи не являются поддельными. Конечно, я узнал почерк Адифуаза, и все же меня гложут сомнения. Слишком сильные сомнения, сатир.

— Однако это — правда. Я безоговорочно верю в то, что Двойник тщательно продумал все свои преступления, чтобы свалить всю вину на вас. Подумайте. Он хотел помешать расследованию, не желал, чтобы милиция копала дальше. Все подозревают в убийствах вас, что позволяет лже-Маспалио действовать безнаказанно.

— Допустим.

— Что касается вещественных доказательств, о которых вы говорите, признаюсь, я о них ничего не знаю. Когда я покинул Адифуаза…

— Об этом я тоже хотел бы побеседовать. Ты его бросил, предал. Если бы ты остался у его кровати, возможно, наш друг до сих был бы с нами.

— Этого мы никогда не узнаем. Когда я покидал Дворец, ваша копия была всего лишь прозрачной оболочкой, прозрачной, словно стеклянный бокал. Я даже представить себе не могу, как он открыл окно или испещрил следами фасад дворца, но я предполагаю, что у него есть тайная сила. Что он может по желанию принимать твердую форму, воплощаться физически и манипулировать предметами. Это не привидение, не фантом, это уникальное создание, и вы это отлично понимаете. Подобных прецедентов в истории не было.

— И этот прецедент тебя очаровал, заинтересовал, не правда ли?

— А вас?

— Конечно, нет.

— Вы ошибаетесь.

— Я так не думаю. Вы породили чудовище, Адифуаз и ты. Но мой друг расплатился за свои грехи. А ты? Почему копия не попыталась взяться и за тебя? Ты единственный, кто знает о ее существовании, может свидетельствовать против нее. Если бы ты умер, то никто бы никогда не узнал, кто это на самом деле.

— Двойник пытался добраться до меня. Один раз. На улице квартала Светотени. С тех пор я старался не покидать этот дом.

— Почему ты не искал встречи со мной?

— Потому что боялся. А еще мне было стыдно. Я страдал из-за смерти Адифуаза и других жертв. Я не знал, какова будет ваша реакция.

— Давай вернемся к тому, что ты рассказал о копии. По твоему разумению, она исчезнет, если не сможет питаться моими воспоминаниями, это действительно так?

— В общих чертах, именно так. Чтобы существовать здесь, в этом мире, ваш двойник должен убить всех, кого вы любите. Когда он освободился из эргастула, он ничего не знал об этой реальности, не понимал, кто он такой. Фэйри без прошлого и будущего, призрак, ищущий смысл собственного рождения. Его тело развоплощалось, и так было до тех пор, пока создание не догадалось, что память способна поддерживать в нем жизнь.

— Почему, в таком случае, он не убил меня? Меня или всех моих пансионеров, к которым я отношусь как к родным братьям?

— Полагаю, этот вопрос следует задать ургеманскому психолуннику. Попробуйте разберитесь, о чем думает это существо, что руководит его поступками? Как он относится к вам? Чего от вас хочет?

— В любом случае, он мечтает увидеть меня мертвым. Он устроил все таким образом, что меня чуть было не растерзали прямо на месте преступления. Без лишних проволочек.

— Что правда, то правда. Возможно, он действовал именно таким образом, чтобы не встретиться лицом к лицу с собственной смертью.

— Так, значит, ты не знаешь, где он?

— Не знаю. Если он все еще в Абиме, то должен бродить вокруг вас, чтобы получить желаемое. Если он уже обзавелся автономным сознанием и прошлым, то мог покинуть город и сейчас находится где-то в пути, чтобы выдумать для фэйри новую судьбу, параллельную вашей.

— Пойдешь с нами. Хочу, чтобы ты на всякий случай был всегда под рукой. Собирай вещи. Мы уходим прямо сейчас.

Розиакр кивнул и оставил меня наедине с Лацци.

— Что ты об этом думаешь?

— Ничего хорошего, — ответил мой соратник. — Как представлю себе, что на свободе разгуливает еще один Принц… Нам следует готовиться к самому худшему.

— Я не могу позволить себе роскошь иметь двойника. Я обязан найти эту тварь и убить ее.

— Ну, разумеется.

— Посмотрим, что будет с заключением сговора. Если Высшие Дьяволы согласятся его подписать, то займемся двойником. Достанем его во что бы то ни стало. Он может разрушить все, что я построил в этом городе.

— Если он остался в Абиме…

— Полагаю, что остался. Если Розиакр не ошибается, двойник постарается уничтожить всех, кто мне дорог. И это может произойти только в нашем городе. Предупреди всех. Если в будущем у вас появятся малейшие сомнения, если вы хоть на секунду усомнитесь в моей личности, то расспросите меня о нашем совместном прошлом, вытрясите из меня все воспоминания — это существо не может знать всех подробностей.

— Хорошая идея.

— Теперь пойдем вниз. Надо собрать всех наших и немного поспать. А завтра, завтра мы узнаем, что решили Высшие Дьяволы…

XI

Утром я первым делом рефлекторно ощупал сломанную лодыжку. И решил, что смогу обойтись без трости, даже если буду немного прихрамывать. На Центральной площади от фэйри потребуется совершенная координация движений: малейший промах, и вы окажетесь в зале заседаний, там перед судьями вам обеспечена полная неподвижность.

Под внимательными взглядами моих товарищей я пересек дом и на секунду застыл на пороге зала. Даже маг и Опаловый решили прервать чтение, чтобы посмотреть, как я ухожу. Те, кто намеревался последовать за мной, уже собрались в столовой: они должны были добраться до таверны Гаргонса и рассеяться вокруг нее.

Я неспешно опустошил один за другим два графина морабийского, после чего, не говоря ни слова, закрыл за собой дверь. Я даже не потрудился прибегнуть к маскарадному костюму.

Я ступил на мостовую Великой Метрессы, которая уже пульсировала, волновалась, словно бурный поток, подхвативший тысячи путешественников, миновавших ворота города. Я двигался вдоль аркад, время от времени приваливаясь к опорным столбам, чтобы передохнуть и выровнять дыхание. Вход на площадь был слишком узким. Здесь образовался настоящий затор, толпы людей смешивались с повозками, сновавшими по Большой Каменке.

У меня имелась лишь одна-единственная возможность добраться до центра площади: прибегнуть к услугам великанов. Прижав к груди кошель с двумя сотнями денье, я приготовился нанять одного из этих «носильщиков». Сумма оставалась неизменной вот уже несколько веков, она была обусловлена безраздельной монополией мастеров-великанов. Только эти создания имели право доставить посетителя за периметр площади. Любой, кто пытался пролететь над ней, методично уничтожался лучниками, дежурившими на сторожевых башнях, расположенных по ее окружности.

И вот наконец я заметил фигуру великана, готового отправиться в путь. Этот гигант двадцати локтей росту прицепил себе на спину несколько подвесных корзин, которые удерживали массивные ремни, перекрещивающиеся у него на груди.

Вымотанный путешествием, я с трудом взобрался на помост, на котором находилась билетная стойка — отличное местечко для воров всех мастей. Чтобы заполучить свой билет, мне еще предстояло преодолеть заслон из истеричных клиентов, а затем постараться привлечь внимание мастера-великана. Я легко просочился сквозь пеструю толпу и кликнул первого попавшегося носильщика, находившегося в досягаемости.

Широкое бородатое лицо склонилось к стойке:

— Надо же, Принц Маспалио!

— Унеси меня отсюда, — взвыл я, чтобы перекричать страшный шум.

Две гигантских руки схватили меня за плечи и вырвали из толпы. Я протянул кошель и, не задерживаясь, бросился к лестнице, которая обвивала каменный цилиндр, стоящий чуть в стороне.

Бугрящиеся мускулы, бесстрастное лицо — великан присел на корточки, чтобы позволить клиентам погрузиться в корзины, раскачивающиеся у него за спиной. Я выбрал самую верхнюю, ту, что позволяла мне вцепиться в волосы носильщика, напоминавшие корабельные канаты. Это на тот случай, если гигант споткнется. Подобное редко, но случалось. В такой момент лучше всего схватиться за волосы единственного создания, которое не рискует в мановение ока быть поглощенным толпой.

Прозвучал сигнал к отправлению. Путешественники, расположившиеся подо мной, обхватили ладонями края корзин, как будто бы от них зависело спасение их души. Завсегдатаи казались более спокойными. Как и я, они расселись поближе к шевелюре великана и сейчас наматывали на руки длинные толстые пряди. Гигант распрямился, сделал первый шаг и ступил на камни Центральной площади. У меня появилось ощущение, что я нахожусь на борту парусника, чей нос смело разрезает волны плоти. У нас под ногами кипело людское море, оно раскрывалось, чтобы пропустить нас и мгновенно сомкнуться в кильватере.

Первый путешественник прибыл на место назначения. Руки великана ловко потянули за ремни, заставив его корзину опуститься на землю. После чего мы снова пустились в путь. Пассажиры постепенно покидали корзины. Я остался последним — мы никак не могли понять, где обосновался Гаргонс. Его таверна был передвижной, эдакая длиннющая повозка, повторяющая все пируэты толпы.

Великан недовольно ворчал, он хотел поскорее покончить с поездкой. Многочисленные телеги и экипажи, которые выплевывала Большая Каменка, рассеивались по площади и представляли весьма опасные препятствия даже для этого гиганта. Носильщик стал агрессивнее, пешеходы — тоже. Краги, прикрывающие его ноги, подверглись атакам кинжалов и шпаг. Все эти абимцы, задыхающиеся у нас под ногами и рискующие каждую секунду быть растоптанными, на свой манер мстили обидчикам.

И вот наконец за тележкой какого-то торговца мелькнула вывеска таверны Гаргонса, установленная на специальном шесте. Великан поспешно миновал пятьдесят локтей, отделяющие нас от цели и совершил сложный маневр. Теперь он должен был приноровиться к движению повозки, дождаться, когда мы поравняемся с ней, и аккуратно спустить меня прямо в таверну. Корзина ударилась о пол раньше, чем это было предусмотрено, качнулась и завались на левый бок. Я обнаружил себя лежащим на столе, затрещавшим и опрокинувшимся под весом упавшего тела. Изрядно помятый, но невредимый, я поднялся на ноги и стряхнул грязь с одежды. Посетители явно развлекались бесплатным спектаклем.

Я огляделся по сторонам. Мы находились в четырех локтях над землей, на платформе, которая периодически давала сильный крен, несмотря на все усилия кентавров, прокладывающих ей путь. Последние нанялись на службу к Гаргонсу и следили за тем, чтобы таверна никогда не останавливалась и не была снесена толпой.

Мои товарищи оставались невидимыми. Я очень надеялся, что они сумели разыскать какую-нибудь телегу или укрытие, чтобы следить оттуда за моей встречей с Владичем. Тем временем ко мне подошел Гаргонс с перекошенным лицом:

— Принц! Еще один сломанный стол! Я потерял как минимум четыре места!

— Мастера-великаны возместят убытки. Хватит стенать, подай мне чашку морабийского, да похолоднее.

— Здесь полно других таверн, Принц, — пробормотал хозяин. — Почему ты снова выбрал мою?

— Твои кентавры внушают мне доверие.

— Ладно, посмотрим. Устраивайся, я приготовлю напиток. На самом деле, тебя уже ждут. — И он указал на небольшой круглый стол.

Владич уставился на меня покрасневшими глазами. Подпрыгивая от каждого толчка пола, словно марионетка на веревочке, адвокат вжался в стул, и когда я уселся рядом, довольствовался лишь кривой гримасой. Его губы шевельнулись, но голос потерялся в царившем вокруг грохоте. Мне пришлось наклониться и проорать прямо ему в ухо:

— Ну что?

— Ничего.

— Как это, ничего?

— Алый вернулся в Бездну, чтобы предупредить Высших Дьяволов. Он еще не объявился.

Я отпрянул, нахмурив брови.

— Я ничего не могу поделать! — выкрикнул Владич, разведя руками.

Внезапно я поднялся, обогнул стол и схватил адвоката за плечи.

— Слушай внимательно. Я спешу. Я просил тебя ответить сегодня. Ты провалил свою миссию. Обойдусь без тебя!

Его глаза метали молнии. Владич стряхнул мои руки.

— Мерзкий Принцишка, неужели ты думаешь, что я готов пожертвовать собой? Алый сейчас в Бездне, пытается заполучить твой треклятый сговор. Но я, я! — воскликнул адвокат, стукнув себя в грудь.

Его лицо стало растерянным, несколько секунд он смотрел на извергателей огня, которых к нам несла толпа.

— Не пытайся надуть меня, — проскрипел я.

Владич, в свою очередь, поднялся и сделал шаг к балюстраде платформы.

— Не трогай меня, Маспалио, никогда, слышишь, никогда не смей касаться меня своими ручонками!

Я бросился к адвокату, когда из толпы неожиданно вырвался длинный язык огня, пролетел всего в локте от моей груди и лизнул столб с вывеской.

Пламя побежало по полу, посетители таверны истошно завопили, к ним присоединились прохожие, которые тут же отпрянули, освобождая проход нападавшим.

Я видел, как один из врагов схватился с Джечети, другой уже проворно карабкался к платформе, видел, как кентавры окружают таверну с флангов, чтобы оказать помощь Гаргонсу. Сам хозяин заведения вооружился топором и, держа его двумя руками, пытался свалить горящий столб.

Между тем я был вынужден констатировать, что Владич воспользовался давкой и исчез, после чего мне пришлось рухнуть на пол, спасаясь от очередного огненного шара, который со всего размаха врезался в зазевавшегося клиента.

Мужчина вспыхнул, словно факел, и завопил.

У меня не осталось выбора, я был вынужден покинуть этот «плот», пока еще не оказался запертым в ловушке. Я дополз до края платформы, проскользнул между двумя перекладинами ограждения и нырнул в толпу.

Извергатели огня вычислили меня и принялись спешно прокладывать дорогу в моем направлении. Я нашел укрытие в тени внушительного огра, который пытался спасти свой прилавок и выставленные на нем товары. Наступила короткая передышка, позволившая мне осмотреть людей, охваченных паникой. Я обязан выбрать кого-то одного, вцепиться в него и надеяться, что он унесет меня подальше от преследователей. Пламя ревело, вонь от горящей плоти стала невыносимой. Я больше не мог позволить себе роскоши ждать и бросился в брешь, образовавшуюся в людском водовороте. Я нацелился на группу решительных дам, находящихся всего в десяти локтях от меня. Они двигались единым фронтом — растрепанные волосы, потные лица. Но эти женщины отлично ориентировались в обстановке и не поддались панике. Выросшие рядом с опасностями Центральной площади, дамы, не раздумывая, сплотились вокруг самой пожилой из них и образовывали своеобразный таран, который яростно сопротивлялся напору толпы и медленно, но верно продвигался к Великой Метрессе. Раздавая направо и налево удары дагой, я перешагивал через тела, скрючившиеся на камнях мостовой, попутно оглядываясь. Двое преследователей разгадали мой замысел и вознамерились отрезать путь. Их продвижение спровоцировало новую волну паники среди беглецов, эта волна закрутила меня и повлекла за собой. Какой-то мужчина со всей дури толкнул меня в плечо, надеясь свалить наземь. За неимением лучшего, чтобы удержать равновесие, я всадил кинжал прямо ему в бедро. Если я упаду, то погибну. Вопль мужчины привлек внимание извергагелей огня, которые тут же удвоили усилия: они больше не стеснялись в средствах и превращали всех, кто мешал им, в живые факелы. Стоны несчастных летели над площадью.

Молодые женщины, прорывающиеся бок о бок к близлежащей улице, исчезли из виду. Крик ярости умер у меня на губах. Слишком мощный поток, чтобы противиться ему. Толпа подхватила меня и понесла, я лишь из последних сил пытался удержаться на ногах, чтобы оказаться как можно дальше от неприятеля. Один из убийц все еще полагал, что может достать меня. Время от времени я видел его искаженное лицо, лицо наркомана. Безумный взгляд свидетельствовал о том, что он наслаждается массовой резней, устроенной приятелями. Дымы «Бутона» давно разрушали мозг этого отщепенца. Упрямство помешало извергателю огня заметить и оценить гнев абимцев: он продолжал плеваться пламенем, чтобы расчистить себе путь. Рассвирепевшие горожане окружили убийцу и прямо у меня на глазах растерзали его.

В конце концов я заметил телегу, груженную тяжелыми бронзовыми пластинами. Ее владелец — гном с обнаженным торсом, вооруженный коротким копьем, — скакал из конца в конец повозки, сталкивая всех, кто хотел «подняться на борт».

Я вырвался из цепких объятий толпы и нырнул прямо под телегу. Под ней уже укрылось несколько ребятишек, которые лишь плотнее прижались друг к другу, освобождая мне место. Конечно, ненадежное укрытие, но все же мы не умрем под ногами бегущих людей.

Запели трубы, прибывшая милиция при содействии великанов восстановила спокойствие и порядок, угомонив свихнувшуюся толпу. Солнце стояло в зените, когда я наконец смог покинуть свое убежище и унести с собой заговорщицкие улыбки мальчуганов, спасших мне жизнь.

Все мои товарищи вернулись домой невредимыми. Мы молча обнялись. Мы были счастливы, что остались в живых, но, увы, мы не сумели договориться с Владичем. Я отказался от мысли собрать совет. Не этим вечером. Я приказал, чтобы меня не беспокоили, заглянул на кухню, чтобы прихватить несколько графинов змеиной настойки, и тяжелым шагом добрался до своей комнаты.

Я нуждался в добром глотке спиртного, чтобы утопить мрачные мысли, роившиеся в голове. Измена адвоката удручала, выбивала из колеи. Этот человек забыл о достоинстве, потерял честь. Он оскорбил меня, меня, но прежде всего — Абим.

Я скинул одежду, натянул ночную сорочку и скользнул под одеяло.

Несмотря на закрытые ставни, в комнате было жарко, как в бане. Я отхлебнул настойку прямо из горлышка.

Жидкость обожгла горло, вызвав у меня невольное ворчание.

— Как трогательно, — внезапно прошептала темнота за окном.

Графин выскользнул из рук. Я поискал глазами кинжал, но оружие находилось вне досягаемости.

Чья-то рука открыла ставню. В просвете окна возник размытый силуэт.

— Не пытайся позвать на помощь своих стариканов. Я убью тебя прежде, чем они поднимутся по лестнице.

Такая знакомая фигура уже маячила в комнате: Маспалио, Принц воров.

Я совершенно не был готов увидеть собственное отражение, которое неспешно пересекло комнату и присело в изголовье кровати с хитрющей улыбкой на лице.

— Удивлен? — спросил незваный гость.

— Немного, — не мог не согласится я.

— Счастлив, что вижу тебя.

— Не могу сказать то же самое о себе.

Он усмехнулся, поставил графин на пол и с любопытством оглядел спальню.

— Это место похоже на тебя самого. Никаких личных вещей. Только одежда, да еще вон там пояс заклинателя и верный кинжал. Как будто бы твой настоящий дом находится снаружи, за этими стенами.

— Мой дом Абим, я служу ему, ты должен это знать.

— Да, в конце концов я пришел именно к этой мысли. Хотя я существую вопреки твоей воле, не так ли?

— Я убью тебя, ты это знаешь.

— Нет, не убьешь. У меня есть к тебе предложение.

— Даже не пытайся его озвучить.

— Подумай, Принц. Мы можем стать истинными королями. Нашим троном станет вездесущность. Сначала я использовал тебя, просто чтобы выиграть время. Но я ошибался. Заключив союз, мы сможем поставить Абим на колени.

— Еще никому не удавалось поставить на колени этот город. Ни его, ни меня. Мне не нужен этот союз.

— Ты глуп. А еще ты стар, а вот я только что родился. Я могу преподнести тебе на блюдечке всю воровскую гильдию. Вместе мы способны объединить всех бандитов и безраздельно править в Проходных дворах. Мы даже подомнем под себя Дворец Стали, разве ты не мечтал об этом?

— Меня не интересует власть.

— Подумай.

— Нет.

— Ты предпочитаешь смотреть, как вся твоя жизнь день за днем разваливается на кусочки? Благодаря твоим связям перед нами откроются все двери. Но если ты не согласишься, я соберу все то, что ты посеял. Твою дружбу, твою любовь. Я намерен заполучить все, я стану питаться твоими эмоциями до тех пор, пока у тебя не останется даже самых жалких воспоминаний. Я буду уничтожать тебя медленно, Принц, очень медленно, и это будет много хуже смерти.

— Я рискну.

Двойник поджал губы, встал и подошел к окну.

— Ты отказываешься воспользоваться своим единственным шансом, — сказал он. — Задам вопрос: кто из нас будет отражением другого? Ты всего лишь жалкий осколок прошлого, немного путаных воспоминаний и одряхлевшая плоть. Ты уступил мне старую оболочку, которую мне не терпится наполнить содержанием, к настоящему времени ты стал всего лишь пустой раковиной. Знаешь ли, у меня большие планы, касающиеся этого города, и я уверен, что уже вскоре ты услышишь обо мне. Твое время закончилось, Принц. Началось мое.

— Поживем — увидим.

Ставни снова закрылись. Вернулась тишина. Я сбросил одеяло, надел костюм и покинул дом, никому ничего не сказав. Я вспомнил о средстве, более эффективном, чем простое вино, и уже по дороге горько пожалел, что не обратился к нему раньше.

На площади у Дворца Толстяков гулял легкий ветерок. Попадающиеся на его пути импровизированные саваны дрожали от холода и, казалось, постанывали. Абим оплакивал своих мертвецов. Я остановился в тени башенных часов, подкарауливая воспоминания о друге. Я собрался вырвать у Бездны крошечную часть его души.

В тот миг мне страшно недоставало его. Я нуждался в нем, в нашей дружбе.

Кисть нежно коснулась камня, тени ожили: я заклинал Опалового, демона, чья дородность свидетельствовала о невидимом присутствии Горнема.

— Пойдем, — сказал я ему. — Я хочу прогуляться в твоей компании.

XII

Он склонился к замочной скважине. Согнутая спина, руки упираются в колени. Он ждал. Они были прямо перед ним, но не спешили показаться. Не так сразу. Они тоже ждали, ждали подходящего момента, той самой секунды, когда смогут вырваться из плотных объятий замка. Сенешаль не видел, как синий сполох хлестнул по металлу скважины, словно хвост обезумевшей змеи. Искры потеряли терпение. Они почувствовали его смятение, которое появлялось каждый раз, когда он стоял у двери, появлялось, невзирая на все старания быть сдержанным. Синий язык затрепетал, выполз наружу.

Треск, крик. Мадокьель задрожал от этого чужеродного вторжения. Его руки, словно тиски, стиснули колени, мышцы превратились в натянутые канаты. До боли сжатые зубы мешали дышать. Он не мог ничего поделать, мог лишь ощущать, как потрескивающие искры скользят по его языку, прокрадываются к надбровным дугам и впиваются в мозг. Они проникали в его мысли, исследовали память. Искры выясняли личность вновь прибывшего, сравнивали его воспоминания с теми, что он оставил во время последнего визита. Вся эта сцена длилась всего лишь одно биение сердца, но мужчине показалось, что он подвергся грубому насилию, вывернувшему его душу наизнанку.

Искры покинули тело совершенно внезапно: сенешаль рухнул, как подкошенный — руки и ноги в огне, челюсть парализована. Пройдет не одна минута, прежде чем он сможет приподняться на локтях, справиться с жужжащим черепом, сухостью во рту. Сенешаль услышал щелчок, щелчок двери, которая распахнулась с неприятным скрипом.

Укус стражей двери становится больнее с каждым визитом. Хаим делает вид, что ничего не замечает, но сенешаль подозревает, что его знакомый получает извращенное удовольствие, мучая посетителя.

Мадокьель переступил через порог. Какая существенная разница! Затхлая влажность тюремного коридора сменилась ароматами старой кожи и ладана.

Сраженный этими запахами былых эпох, Мадокьель застыл у входа в пещеру. Ожившие грезы перенесли его в раскаленную пустыню, населенную племенами кочевников. Белый песок пустыни Кех, благоухание горячей земли — все эти видения принадлежали прошлому.

Пещера, выдолбленная прямо в скальной породе приговоренными к смерти, стала лишь временным убежищем. Мадокьелю не нужно видеть ее стены, серые стены, вырубленные примитивными инструментами, чтобы почувствовать: в этом месте царят лишь холод и враждебность. Однажды черная фея позволила сенешалю почувствовать всю тяжесть тысячелетней скалы, ее горечь, злость на тех, кто вырвал кусок ее плоти. Мадокьель полагается только на свое обоняние. Его ноздри затрепетали, улавливая едва различимые запахи, например запах чая, тянущийся из глубины пещеры. Напряжение, от которого скрутило живот, постепенно ушло: он сделал несколько шагов. До его слуха долетали обрывки странных звуков: приглушенное дыхание, невнятный шепот. Совершенно машинально гость выставил руки вперед, он боялся натолкнуться на жаровню.

Кончики пальцев коснулись шелка шатра, возвышающегося прямо посреди пещеры. Сенешаль знал этот шатер, как свои пять пальцев, ведь он посвятил ему свое существование. Двумя руками Мадокьель раздвинул полог, загораживающий вход. Аромат чая усилился. Хаим стоял в глубине шатра, спиной к гостю, вслушиваясь в его дыхание.

— Чувствуй себя как дома, — сказал кехит.

— Спасибо, Хаим. Рад встрече с тобой.

— Присядь, — предложил хозяин, указывая на огромную вышитую подушку.

Мадокьель уловил движение и понял, куда указала рука кехита.

Мыском ноги он нащупал подушку и опустился на нее, скрестив ноги. Привычный ритуал уже начался: оба мужчины рассчитывали каждый свой жест. Сенешаль любил эту молчаливую церемонию, хотя сожалел о том, что так легко попадает под очарование странного места. Он не знал, как избежать его влияния. Да и не хотел этого. Ведь это убежище отчасти принадлежало и ему тоже. Здесь он забывал об Абиме и его законах.

— Я могу уступить тебе двух, — прошептал кехит.

— Только двух?

— Твои заключенные… Они слишком стары, чересчур потрепаны жизнью. После трансформации камень остается излишне шероховатым. Этого недостаточно. Если мы отпустим их сейчас, они больше не найдут дороги назад. И ты это знаешь.

— Только двух… — процедил Мадокьель.

— Человек, которого ты ищешь, настолько ловок?

— Да. Но будь, что будет, я больше не могу ждать.

— Тогда они принадлежат тебе.

Кехит встал, Мадокьель последовал его примеру. Они приблизились к мужчине, распростертому на скамье. Перекошенное от боли лицо заключенного уже приобрело тот восковой оттенок, который сообщает о приближении неминуемой смерти. Его сознание было неразрывно связано с сознанием саланистры, проникшей в его тело. Окаменение еще не закончилось, ведь ящерка только начала прокладывать свой путь. В обычное время это создание движется в толще камня. Но сегодня оно вгрызалось в еще теплые органы жертвы, в его трепещущие мышцы, нервы.

Хаим склонился к узнику и постучал по его груди. Саланистра услышала приказ и тут же возникла под рукой кехита. Влажная мордочка цвета меди ткнулась в раскрытую ладонь. Хаим схватил существо за шею и протянул его Мадокьелю.

— Вот первая, — сказал он, прежде чем подойти ко второму заключенному.

Этот уже не чувствовал страдания: его мозг затвердел. Хаим внимательно осмотрел окаменевшую грудь покойника, всю изрытую крошечными бороздками — работа саланистры. Эта ящерка должна получиться много лучше первой. Она уже исследовала все тело заключенного. В данный момент саланистра спала, свернувшись клубочком между ног мертвеца. Хаим осторожно взял существо в руки и положил его в ивовую корзиночку.

— Заботься о ней как следует, — прошептал кехит, протягивая корзинку сенешалю. — Она первой найдет нужного тебе человека. Вторая лишь сменит подругу.

— Отлично.

Хаим строго посмотрел на слепца. Его печалило, что Мадокьель относится к саланистрам как к заурядным инструментам, что он не может увидеть их красоту, оценить их ум.

— Сначала дай им ознакомиться с Дворцом. Они должны сродниться с Абимом.

— Все как обычно…

— Да. А теперь оставь меня. У меня еще много работы.

Кехит протянул руку, что означало конец беседы. Мадокьель еле слышно пробормотал: «Спасибо».

По пути к собственным апартаментам все мысли сенешаля были обращены к Маспалио. С двумя саланистрами блюститель порядка быстро отыщет беглеца — дни фэйри сочтены. Теперь каждый раз, делая шаг, Принц будет производить ничтожно малую вибрацию, которая, словно эхо, распространится по всему «телу» города. И именно эту вибрацию почувствуют эти «пожиратели камня», пронзая саму плоть Абима. Скоро, очень скоро прославленный Принц Маспалио снова предстанет перед судьями.

Предстанет в последний раз.

Он любит цвета. Его отец, придворный художник, сделал все возможное, чтобы привить сыну любовь к краскам. Однако он даже представить себе не мог, что кисти и палитры могут стать проводниками в Бездну. В раннем возрасте Октанс почувствовал неодолимую тягу ко всему, что было связано с демонами. Его зачаровывал сам язык заклинателей: Алые, Опаловые — имена обитателей Тени были неразрывно связаны с так горячо любыми юношей цветами, и потому он захотел прикоснуться к ним. Но Октанс был слишком нелюдимым, слишком независимым, чтобы постичь саму суть сговора. Еще малым ребенком он начал бродить по коридорам дворцов, научившись жить в полном одиночестве. Он наугад выбирал дорогу в лабиринте кулуаров, и там сталкивался с теми или иными людьми. Одинокое существование совершенно дикого ребенка среди принцев и придворных.

Затем старость незаметно подкралась к отцу мальчика. Словно износившаяся плотина, его тело уступило неумолимому напору времени. Неистовость мазка потеряла былую силу, глаза подернулись пеленой и в конечном итоге предали мастера. Октанс, еще подросток, следил за медленным угасанием родителя, переживал из-за того, что отец теряет свое влияние, становится никому не нужным хламом, и все чаще и чаще прячется в самых темных залах. Несмотря ни на что, живописец продолжал писать, хотя старость и украла его незаурядный талант. Понемногу он превращался в примитивный механизм, который день за днем повторяет одни и те же движения. Художник забросил карандаш, он больше не делал эскизов, наносил краски прямо на холст, не думая о том, что творит. Его собратья по цеху осуждали эти декадентские произведения и избегали встреч со стариком. «Творения безумца, пьяницы…» — повторяли они, не обращая внимания на сына художника.

Ребенок страдал. Но он был злопамятен, и в его сердце поселилась темная ненависть. Он ухаживал за отцом с почти болезненной нежностью. Каждые утро и вечер Октанс мыл и причесывал родителя, выводил его на прогулки, а порой поддерживал лесенку, когда живописец принимался покрывать краской огромные полотна.

Октанс сохранил странные воспоминания о той эпохе. В них царила гнетущая тишина. Себя самого он видел присевшим на корточки в темном углу комнаты, откуда наблюдал, как из-под перепачканных краской пальцев появляются невероятные, фантастические фигуры. Возможно, именно тогда, неотрывно следя за каждым жестом художника, Октанс обрел свою власть. Возможно, постигая структуру сошедших с ума цветов, он и стал палачом?

Все началось с крошечного красного пятнышка, увиденного мельком. Этот заурядный цветовой мазок появился на стене после того, как мимо нее прошествовала юная инфанта. Октанс подошел поближе и коснулся пятна рукой, и вот тогда он понял, что речь идет о чем-то необыкновенном. Это не могло быть обычной высохшей краской или даже кровью. Поверхность пятна светилась в полумраке коридора. Октанс окликнул мужчину, пробегавшего мимо, и продемонстрировал ему обнаруженную диковинку. Мужчина лишь покачал головой, как будто бы не видел ничего необыкновенного, и удалился, недовольно ворча и бросая косые взгляды через плечо. Тогда Октанс показал пятно какому-то придворному — та же реакция.

Его сочли умалишенным. А он стал преследовать инфанту. Молоденькая принцесса носила длинное алое платье, цвет которого напомнил Октансу цвет кляксы, увиденной на стене.

Затем начали появляться другие пятна, они возникали там, где девушка прикасалась к дворцовым стенам. Цветовая подпись, это не могло быть ни чем иным! Паренек решил, что на самом деле инфанта — фея, и потому незаметно ходил за ней по пятам. Он наблюдал за девицей целыми днями, мечтая поговорить с ней. Когда Октанс все же осмелился приблизиться к красавице, она смерила его разгневанным взглядом и приказала слугам как следует поколотить наглеца.

Инцидент потряс Октанса. Он убежал со слезами на глазах и с ожесточенным сердцем, он хотел поскорее спрятаться, очутиться подле отца, в самых удаленных и пыльных залах дворца. После этого мальчик решил молчать. Он больше не отвечал на редкие вопросы других живописцев, которые неожиданно признали гениальность старика и безуспешно пытались ему подражать. Октанс проводил ночи напролет не двигаясь — колени прижаты к груди — и представлял себе движение кисти. Его голову посещали самые странные идеи. Однажды сын живописца решил, что барсучий волос, из которого изготавливают кисти и который порой приклеивается к холсту, живет своей тайной жизнью и что скоро явится изуродованное животное, чтобы потребовать то, что принадлежит ему по праву.

В остальное время Октанс бродил по дворцу, пугая любовников, милующихся по темным закоулкам здания. Ему нравилось вгонять в краску эти задыхающиеся парочки, которых скопившаяся по углам пыль делала похожими на статуи.

Искренне смущенные и горящие желанием поскорее избавиться от противного мальчишки с неприятным взглядом, мужчины и женщины частенько бросали Октансу несколько денье, лишь бы тот ушел. Эти деньги позволяли подростку питаться самому и кормить отца: он покупал на кухне остатки роскошных яств.

Так прошли долгих два года. Октанс ухаживал за отцом до его последнего вздоха. Смерть явилась в начале зимы. Живописец ушел тихо, без лишнего шума. Подросток молил родителя о прощальном взгляде, о ласковом жесте, но старик не сводил глаз со стены, на которой висело его последнее неоконченное творение.

Октанс плакал. Эти слезы орошали черный цветок, что расцвел в сердце подростка, и название тому цветку было месть. Октанс проклинал сам дворец, проклинал правящие в нем равнодушие и косность, рабскую покорность художников, которые скакали вокруг принцев, чтобы выпросить выгодный заказ.

Он их ненавидел.

Именно с той поры Октанс начал исследовать дворец, изучать его самые дальние уголки, слоняться по этажам, роскошным апартаментам и темным коридорам, днем и ночью переполненным толпами слуг, придворных и знатных дворян.

Сначала он не знал, как взяться за дело. Он считал себя разведчиком невидимого воинства, следил за перемещениями людей, определял, где находятся потайные двери и ходы. Он хотел знать все секреты дворца, чтобы стать стражем его лабиринтов. Никто не обращал внимания на молчаливого юношу. Исключением стали несколько старых живописцев, страдающих ревматизмом, которые еще хранили смутные воспоминания об отце и сыне, бредущих бок о бок. Но куда подевался отец? Умер? Мастера не знали этого, и их поведение лишь разжигало гнев и ненависть Октанса.

И вот когда он наконец понял, что больше нет таких тайн, которые бы скрывал от него дворец, молодой человек облачился в одежды палача.

Ночью он прокрадывался к полотнам и настенным росписям придворных художников, чтобы исправить в них мельчайшие детали: рыцарь на заднем плане превращался в привидение, руки лишались пальцев, ноги покрывались отвратительными струпьями.

Старая гвардия дворцовых живописцев потеряла голову. Их постигла участь того, кого они так презирали. Хозяева сочли мастеров слишком старыми, безумными и пригласили молодых художников, способных остановить творящееся безобразие.

Октанс ликовал, он не подозревал, что неведомый дар уже изуродовал его сердце, душу и даже тело. Его глаза научились проникать в саму суть цвета, моделировать живописную форму с помощью сумеречного зрения. В тот же период юноша снова стал видеть странные пятна, которые рождались от соприкосновения праздничных нарядов придворных со стенами. Сначала Октанс мог различать только самые яркие мазки, но постепенно его талант развился, и молодой человек, осознавший и принявший свою уникальность, распознавал мельчайшие нюансы тонов.

Очень скоро стены превратились для него в декорации ожесточенных сражений. Октанс читал разноцветные следы, подобно охотнику, идущему по следу дикого зверя.

Через несколько месяцев Октанс уже был способен сказать, кто из обитателей Дворца оставил ту или иную подпись. Чаще всего он следил за женщинами, чьи платья с длинными шлейфами регулярно соприкасались с дверями. Некоторые из дам жаловались на этого худого и пугающего юношу, но дворец никогда не прислушивался к их жалобам.

Однажды осенним утром, когда Октанс разгуливал по дворцу, он понял, что его обучение закончилось. В тот день, как и в другие дни, он бродил по коридорам, не задумываясь о том, куда идет. Он читал следы, вглядывался в расположение цветных пятен на стенах. В конце концов сын живописца очутился в пустынных залах, в которых провел последние дни его отец. Октанс уже очень давно не приходил сюда, и сейчас юношу охватила небывалая грусть.

Правда обрушилась на Октанса, словно ушат холодной воды. Он остановился в некотором отдалении от полотна, чтобы лучше рассмотреть картину отца. Рама светлого дерева — четыре локтя на три — потемнела от времени. Творение мастера нисколько не походило на обычный пейзаж: разгул цветовых пятен, брошенных наугад. Во всяком случае до этого мгновения Октанс считал именно так. Но вот сейчас его глаза видели совершенно иное. Молодой человек моргнул, наклонил голову и почувствовал, как его сердце забилось с бешеной силой. В этом красочном месиве скрывалась железная логика, едва заметная, но безусловная целостность.

Отец знал. У его отца был такой же дар, как и у самого Октанса.

И так было всегда. Мастер пытался продемонстрировать сыну иную реальность. Октанс задержал взгляд на синей лазури — цвет старой баронессы де Фаньелли. Он узнал ее поступить, а затем и поступь других придворных. Пот заливал лоб, ноги стали ватными, юноша соскользнул на пол. Октанс понял, что его родитель не был ни безумцем, ни немощным стариком. Что он намеренно возвел между ними стену молчания, дабы тайно взлелеять дар сына. Ложь, необходимая для формирования его разума: мастер вынудил мальчика провести долгие годы в одиночестве, и все ради того, чтобы в один прекрасный день тот понял скрытый смысл его творения. Все картины живописца были лишь страницами в огромном учебнике, в котором он воспроизводил каждое движение каждого обитателя дворца.

Октанс поднялся и бросился бежать со всех ног. Чтобы унять боль в сердце, чтобы забыть о разочаровании. С трудом переведя дух, он рухнул в какой-то пустынной комнате, съежился в углу и, рыдая, уснул.

На рассвете Октанс в последний раз миновал порог дворца, но предварительно он предал огню все холсты отца. Он оставлял за собой старую жизнь, чтобы обрести новую на улицах большого города. Он шел весь день, ужасаясь страшному грохоту и монотонности окружающих его цветов. Когда наступила ночь, юноша радостно улыбнулся, глядя на обилие цветов: в тот день отмечали какой-то праздник. Толпа оставляла на стенах домов широкие красочные мазки, несравнимые с жалкими пятнами, украшавшими дворец. Октанс позволил себе раствориться в потоке праздных прохожих, ожидающих фейерверка.

Он навсегда запомнил тот удивительный миг — первые ракеты взвились в темное небо. Октанс задержал дыхание, а ракеты взрывались и взрывались, сотни сияющих звезд рассыпались по небосклону. Юноша запрокинул голову и пережил такие потрясающие эмоции, что горечь, еще живущая в его сердце, растворилась, исчезла без следа. Октанс упал на колени, на его лице застыл восторг. Пиротехническое неистовство потрясло молодого человека. Дрожащим голосом он спросил у ближайшего соседа, что за чудо способно подарить подобное зрелище.

— Фейерверк? — удивился зевака. — Так это творения мастера Сольно! Он там, в центре…

Октанс тут же принялся прокладывать себе дорогу в толпе, чтобы добраться до центра площади. Фейерверщик оказался горбатым мужчиной, чье лицо почернело от пороха. Октанс попытался заговорить с ним, но его голос не смог соперничать с грохотом взрывов. Тогда сын живописца дождался окончания волшебного спектакля, со смесью страха и восторга наблюдая за двумя медными трубами, закрепленными на культях мастера.

— Это опасная профессия, молодой человек, — вздохнул фейерверщик, когда вновь наступила тишина.

Он догадался, что заставило этого паренька остаться рядом с ним. Мастер прочел в глазах юноши то же сумасшедшее желание прикоснуться к чуду, что жило в нем в начале его карьеры. Искреннее, ни с чем не сравнимое желание управлять ракетами, трогать их, ощущать пальцами их поверхность. Любить их.

— Вы научите меня вашему ремеслу, — прошептал Октанс. — Научите, не правда ли?

— Думаю, что научу, парень. Добро пожаловать в нашу профессию.

Сольно пригласил будущего ученика в свою мастерскую, располагавшуюся на самой окраине города. Октанс провел в ней следующие пять лет. Он учился ремеслу с бесконечным терпением. Он чуть было не потерял палец, когда вознамерился поджечь фитиль самостоятельно. Но в итоге наступило время, когда Октанс мог уже в одиночку изготавливать фейерверки и управлять ими без помощи учителя. Тогда одряхлевший мастер решил уйти на покой и поселиться далеко на Севере, у брата, который владел небольшой фермой. Он оставил ученику свою мастерскую и свои связи. Октанс о подобном и не мечтал.

С тех пор он принялся совершенствовать свое искусство, и, конечно, проводя исследования, не преминул обратиться к врожденному дару. Октанс не рассказывал о нем никому, даже учителю Сольно, опасаясь, что старик прогонит его. В какой-то миг он убедился, что постиг все тайны своего таланта: после нескольких безрезультатных попыток, новоявленный фейерверщик сумел украсть первые цвета.

Словно вампир, он крался по улицам в поисках жертвы. Он искал обитаемую ткань, ту, которой тело отдало свою жизнь, свое тепло. Возвращаясь в мастерскую, Октанс тряс пальцами, пропитавшимися цветом, и этот цвет попадал в перегонный куб. Остаток ночи мастер проводил, извлекая самые прекрасные оттенки из украденных цветов. Его репутация непревзойденного мастера росла день ото дня: фейерверки Октанса поражали зрителей взрывом самых невероятных и разнообразных тонов.

Ради того, чтобы поглазеть на чудесные шлейфы его ракет, люди стекались в город даже из соседних стран и провинций. Однажды какой-то завистник даже попытался ограбить мастерскую Октанса, надеясь обнаружить в груде хлама листы с алхимическими формулами салютов. Но никто не догадывался о его даре. Устав от собственных успехов и излишнего внимания, Октанс вознамерился покинуть насиженное местечко, принять приглашение Дворца Стали и перебраться в Абим.

В этом городе его ждали новые восторженные зрители. И здесь же, рядом с прославленными заклинателями, Октанс заметил, что его фейерверки пронзают саму Тень и что порой краски салютов пятнают кожу вызванных демонов. Это открытие привело мастера в круги абимских заклинателей. Он стал пренебрегать своим ремеслом, и постепенно мастерская пришла в упадок. Сложнейший процесс вызова демонов так увлек Октанса, что он забыл о красоте фейерверка.

Впервые в жизни у него появилась семья. Он и еще шестеро заклинателей создали настоящее братство, стали верными друзьями, товарищами по оружию, сплоченными прихотливой игрой теней. Все ночи напролет они пропадали в библиотеках, изучая планы улиц и земельные кадастры, чтобы постичь тайны эзотерической архитектуры. Днем они отправлялись в заранее выбранные места, где ждали появления солнца. Заразившись беззаботностью названых братьев, Октанс всего за несколько месяцев спустил все свое состояние.

Вызов очередного демона положил конец этому увлекательному приключению. Однажды ночью, будучи в сильном подпитии, его друзья отважились на отчаянный поступок: они вызвали Пурпурного и, конечно же, не смогли расплатиться по долговым обязательствам. Все шестеро погибли от руки демона, исключением стал Октанс, который согласился продать душу Бездне, куда и отправился, чтобы служить новым хозяевам.

В город он вернулся пятнадцать лет спустя. Его настоящее имя забылось, теперь все звали его просто Фейерверщик. Измененный дьяволами, его рассудок помутился, и теперь Октанс не различал незримых границ, отделяющих мир людей от королевства демонов. Став палачом заклинателей, верный слуга Тени не сомневался, что спасает свои жертвы, предавая их очистительному огню, заставляя их пережить немыслимые страдания. Он помещал души отступников в ракеты для фейерверка и распылял их над Абимом. «Юные безумцы, вы искупите свою вину, погибнете, но возродитесь в плоти демонов», — нашептывал Фейерверщик, поджигая фитиль.

Отныне он жил лишь своими навязчивыми идеями. Когда он не гонялся за очередным заклинателем, Октанс делал все возможное, чтобы получить приглашение на пышный бал или прием, чтобы украсть там несколько цветов. Этими ворованными красками Фейерверщик писал фрески на стенах города, фрески, которые никогда не увидит взгляд непосвященного.

Этим утром к нему явился Владич, адвокат Дьяволов, проживающий в квартале Плюща. Владич показался Октансу каким-то понурым, уставшим, болезненно-бледным. Он протянул палачу связку сговоров и выдохнул: «Маспалио, он должен был заплатить по счетам. Но все эти контракты просрочены».

«Странно», — подумал Фейерверщик. Конечно, Принц Маспалио отличается весьма экстравагантным нравом, но при этом он всегда был существом здравомыслящим. Абим потеряет своего самого талантливого заклинателя.

Тем не менее перспектива начать охоту на столь крупную дичь не могла не порадовать палача. Интересно, какой цвет воплощает фэйри? Фейерверщику не терпелось разыскать «подпись» приговоренного к смерти, проследить за Маспалио, разгадать его суть и устроить величественное действо, достойное души великого Принца.

Устроившись на табурете, Владич растерянно взирал на Металлический зал, чьи размеры не могли не потрясать. Его доставили сюда по приказу Зверя, чтобы адвокат ответил на вопросы Высших Дьяволов. Это место очаровывало и ужасало адвоката. Одна-единственная комната, расположенная в самом сердце Межбрежья, тянулась на несколько лье и вмещала в себя весь высший свет демонического королевства. Планы этого архитектурного сооружения создавали зодчие Дворца Стали, и поэтому его купол, теряющийся где-то за горизонтом, поддерживали огромные металлические колонны.

Пока Зверь не соизволит принять его, Владичу велели оставаться за большим ониксовым столом, чья столешница обнимала подножие одной из гигантских опор зала. Каждая колонна принадлежала определенному демоническому клану, здесь же стояло кресло его главы, над которым реяла семейная орифламма.

Некоторые колонны, самые широкие и внушительные, окружали Алые в роскошных бархатных одеждах, у других сгрудились Пурпурные и Обсидиановые с раскосыми перламутровыми глазами. Настоящий королевский двор, некоторые представители которого в каждую секунду могли внезапно исчезнуть, вырванные из привычной среды грубой рукой заклинателя.

Охранник, приставленный к Владичу, минотавр в боевой броне, коснулся шеи адвоката лезвием двойной секиры.

— Давай, поднимайся.

Владич вскочил и засеменил прямо перед стражником, который использовал свое оружие как поводок. Это путешествие стало настоящим испытанием для обитателя Абима. Демонята всех мастей таращились на человека, некоторые пытались потереться о его ноги, другие — повиснуть на поле камзола. Только давление холодного лезвия секиры заставляло адвоката продвигаться вперед, погружаться в темное и плотное марево.

Наконец Владич смог разглядеть массивный трон. Зверь развалился на нем. Вокруг трона извивались суккубы и гарпии, подчиняясь рваному музыкальному ритму, что задавал невидимый глазу оркестр. За столом владыки сидело около двадцати минотавров — раскрашенные рога, тяжелые доспехи. Личная гвардия правителя Бездны поднялась, едва почуяв человека. Им не понравился его запах. Зверь казался разгневанным. Он встал, отшвырнув демонят, облепивших его ноги. Владич со смешанным чувством ужаса и восторга наблюдал, как распрямляется, разворачивается создание Тени. Ничто не могло сравниться с его почти скульптурным туловищем, обрамленным огромными бронзовыми пластинами. Боевая машина, сумеречный титан. Где-то наверху, там, где заканчивалась толстая и узловатая, словно ствол векового дуба, шея, маячил чудовищный примитивный лик, на котором Владич смог различить только угольно-черные глаза. В них светился недюжинный интеллект.

Зверь наклонился вперед, и жаркое дыхание опалило лицо Владича.

— Твое дело дорого обойдется нам, адвокат.

Владич заготовил сотню ответов, предложений и даже прошения. Но сейчас, стоя перед этим чудовищем, один-единственный коготь которого мог без труда снести человеку голову, адвокат ощутил, что все заготовленные фразы застряли в горле.

— Так что ты скажешь? — прогремел владыка. — Я убил Алого. Его провал меня не впечатлил. Настала твоя очередь говорить.

— Я совершил ошибку… страшную ошибку, — забормотал Владич.

— Мы обеспокоены. Ты не смог урегулировать то, что должно было остаться ничего не значащим инцидентом.

— Но… влюбленный демон! Разве я мог даже представить себе нечто подобное?

Монстр вздрогнул. Два рога, росшие на его шишковатом черепе, завибрировали и издали глухой стон.

— Расскажи нам все, адвокат. Расскажи нам, как этот пресловутый Принц получил возможность выкручивать руки самой Бездне.

Владич начал исповедь, и пока он смущенным голосом излагал суть дела, его рассказ пролетал меж черных дуг, укрепленных на рогах минотавров, и разносился по залу так, что его могли услышать даже в самых отдаленных его уголках.

Вот адвокат подробно поведал о тех шагах, которые предпринял Маспалио, чтобы добраться до Опалового — каждая новая деталь встречалась недовольным гулом невидимых слушателей. Затем Владич, чувствуя, как у него сводит живот от страха, озвучил требование фэйри, и в зале воцарилась тишина.

Зверь закрыл глаза, казалось, он размышляет. Было слышно лишь, как где-то вдали потрескивают факелы.

— Братья, я хочу выслушать вас, — наконец заявил правитель. — Высказывайтесь по очереди.

— Я, Амбуциас, желаю говорить, — раздался зычный голос Высшего Дьявола Бородача. — Маспалио ничего не знает о Романсе. Почему бы не дать ему того, что он просит? Мы не заинтересованы в том, чтобы пробудилось любопытство всех заклинателей.

— Глупец! — прервал собрата Хаборим, Высший Дьявол Огня. — Никто не заключает сговоров, и уж тем более не торгуется с верховными властителями Бездны. Мое пламя уничтожит фэйри, всех этих жалких писак и дряхлых приспешников Принца. Эта история станет лишь дурным воспоминанием.

— Это ты дурак! — воскликнул Молох, Принц Слез, свита которого разразилась рыданиями, чтобы поприветствовать выступление своего господина. — Романс уже отнял у нас более полувека. Ты и твои прихвостни могут оставаться здесь. Мы в вас не нуждаемся.

Хаборим вспыхнул, словно факел. Красные языки огня плясали на поверхности тела, которое напоминало уголья. Его сторонники, так же превратившиеся в живые сполохи пламени, бросились в атаку, скандируя имя господина. Минотавры делали все возможное, чтобы умилостивить Высшего Дьявола, когда под сводами зала зазвучал новый голос:

— С вами говорю я, Геката. Молох прав. Мы обязаны любой ценой сохранить тайну Романса. И все-таки я отказываюсь предоставить настырному фэйри полную неприкосновенность. Мы начнем игру. Сделаем вид, что готовы подписать сговор между ним и Бездной, а затем предоставим Маспалио заботам Фейерверщика. Каждый знает, что его репутация безупречна.

— Интересная мысль, — одобрил Зверь.

— Не забывайте, Принц не доверяет нам, — заявил Салмак, Высший Дьявол Войны. — Вы не учитываете, что если Маспалио умрет, то газетчики обнародуют полученные сведения. Абим начнет задаваться вопросами, и Романс подвергнется опасности. По правде говоря, я также боюсь, что истина всплывет, даже если мы пообещаем фэйри свою защиту и полную неприкосновенность. Именно поэтому я поддерживаю предложение Хаборима: мы обязаны действовать, обрушиться на писак, использовать все доступные средства, чтобы задушить в зародыше любую утечку информации.

— Какие средства? — вскричал Вапула, Высший Дьявол Грифон. — Будем реалистами! Все дело в Романсе, пока мы еще не готовы ступить в Абим, мы не можем покинуть пределы Межбрежья.

— Тогда давайте подключим к делу одну из наших горгон… — серьезным тоном предложил Зверь.

— Нет, — сказал Аластор, Великий Палач Межбрежья. — Мы должны сохранить тайну Романса. Нам нужно выиграть время: давайте подпишем сговор, пообещаем фэйри ту защиту, которую он требует, затем убедимся, что газетчики не потревожат горожан, а затем уже обратимся к Фейерверщику, чтобы он исполнил свою работу.

— Вы все, — вмешался Зверь, — складывается впечатление, что вы все не осознаете серьезности ситуации, в которой мы оказались. Чтобы защитить Маспалио, нам придется обратиться к многим и многим заклинателям и заплатить непомерную цену, чтобы они наблюдали за ним денно и нощно.

Владич, застывший у подножия трона Зверя, тщетно пытался понять суть этого разговора. Что за странный Романс, который Бездна намерена защищать любой ценой? Никто из адвокатов никогда не слышал о его существовании. Складывалось впечатление, что Высшие Дьяволы готовы пойти на уступки, принять условия, продиктованные фэйри, лишь бы сохранить тайну.

Адвокат содрогнулся, заметив, что взгляд Зверя обращен на него. Владич понял: наступил решающий момент переговоров. Владыка Тени может в любую секунду разорвать человека на части с помощью своих рогов или же отослать его в самые мрачные глубины Бездны, где Владич будет вечно служить Высшим Дьяволам.

— Я принял решение, — сказал Зверь, — мы подпишем этот сговор, чтобы защищать Романс. Но мы внесем в договор следующий пункт: наша защита не будет распространяться на потенциальную опасность, которую представляет Фейерверщик. Получив необходимую свободу действий, мы обратимся к нашим помощникам на поверхности земли, а они уже постараются, чтобы свидетели этого неприятного инцидента исчезли раз и навсегда. Любой из вас, кто не согласен с моим решением, имеет право высказаться.

Тишина. Зверь покачал головой, а затем двумя пальцами схватил Владича за голову.

— Что касается тебя, то именно ты договоришься с Маспалио.

— Я? Но я пытался его убить!

— У тебя будет сговор, подписанный нами. Этого должно хватить. Чтобы обнаружить Принца, мы обратимся к Хаагенти.

К Высшему Дьяволу Кристалла. Лишь теперь адвокат осознал, сколь обеспокоена Бездна. Любое вмешательство Хаагенти означало, что его братья готовы уступить Дьяволу часть своих земель. Если верить слухам, то этот сильнейший представитель Тени уже владел третью всего демонического королевства.

Владич поклонился и начал пятиться. Возложенная на него миссия приводила адвоката в ужас, но все-таки он еще жив. Неожиданная отсрочка позволила человеку увидеть свет в конце тоннеля: он найдет свое место в Бездне. Секира минотавра снова коснулась его плеча. Опустив голову, Владич медленно побрел впереди страшного создания и затерялся среди демонов, застывших в гробовом молчании.

В самом дальнем и темном углу Металлического Зала Кривляка с задумчивым выражением на физиономии тихонько тряхнул своим колпаком с бубенчиками. Он прогнал прочь верных помощников, чтобы поразмышлять в одиночестве. Этот миг представлялся ему почти нереальным, ведь Дьявол так долго его ждал. Теперь он знал, что наконец-то сможет утолить жажду мести. Небрежным жестом Кривляка отряхнул красный с золотом камзол и состроил несколько гримас. Конечно, никто не обратил на него внимания. А ведь было время, когда Высшие Дьяволы не могли без него обойтись. Они сражались за право посмотреть, как он выделывает кульбиты над столами, кривляется и высмеивает соседа. Романс вытеснил его со сцены, как заурядного бродячего актера. Его — первого и единственного шута Межбрежья! У него не осталось зрителей, и Кривляка довольствовался тем, что развлекал собственное отражение, деформированное металлом колонн.

Порой забвение хуже смерти, с горечью думал паяц. «Я… я — великий артист и не могу прозябать в безвестности, не желаю закончить свои дни вот так». Кривляка люто ненавидел демиурга, создавшего Романс, но сегодня он почувствовал, что удача улыбнулась ему. Он разыщет фэйри и расскажет ему всю правду, и тогда зритель вернется к шуту. Романс будет уничтожен, а он, Кривляка, снова познает успех.

Ожидание измотало меня. Пять дней прошли в пьяном угаре. Светлое время суток я пил в собственной спальне, а затем засыпал, скорчившись на простынях, промокших от пота. В редкие моменты просветления я брался за любовную литературу, груды которой чудесным образом множились в коридорах нашего дома. Сговор с Высшими Дьяволами все еще не был подписан, и я не ощущал в себе сил гоняться за Двойником. К чему лишние хлопоты? Если я появлюсь на улице, меня тут же сцапает милиция.

Мои товарищи также маялись дурью, ими завладела апатия, и их измучила жара, установившаяся в Абиме. Атмосфера в нашем логове сгущалась день ото дня. Люди ссорились из-за любого пустяка, некоторые из стариков искали уединения и просиживали долгие часы в чанах с холодной водой, чтобы избавиться от давящего зноя; другие предавались безделью на первом этаже здания, в самых прохладных залах, и частенько резались в карты.

Селгуанс и Опаловый признались мне, что дело застопорилось, хотя они неутомимо продолжали чтение и колдовали над эликсиром. Из всех бывших членов гильдии один только Пертюис жил по расписанию: каждое утро, на рассвете, он усаживался за стол, установленный в саду прямо под вишневым деревом, и работал там до самого вечера, внося изменения в «Трактат углов».

XIII

Взгромоздившись на невысокую каменную стену, он с беспокойством наблюдал за пошатывающимся фэйри. Неужели перед ним действительно прославленный Маспалио? В настоящий момент он видел лишь горького пьяницу, свалившегося прямо под вишней. Несомненно, миссия будет не такой легкой, как думалось. Однако он обставил адвоката Дьяволов, уступив четыре своих самых ценных бубенца верному заклинателю, который согласился провести его в Абим. Конечно, теперь его колпак несколько подрастерял былую красоту, но цель оправдывает средства.

Он должен поговорить с фэйри, убедить его раньше, чем появится Владич и начнет размахивать перед носом Маспалио чертовым сговором, подписанным Высшими Дьяволами. Принц находится в таком состоянии, что не станет торговаться, он, не раздумывая, подпишет контракт. Он подпишет его, чтобы избавиться от тяжкой ноши, что легла на его плечи.

Это странно, но Кривляка ощущал душевное родство с этим существом. Конфликт, который возник между Маспалио и Бездной, так напоминал его собственный, хотя цели фэйри и шута были диаметрально противоположны.

В мой кошмар ворвался чей-то незнакомый голос. Меня звали по имени. Передо мной раскачивались все те же декорации, если не ошибаюсь, это был наш садик. Я наконец-то был настолько пьян, что мне потребовалось несколько секунд, дабы разлепить непослушные губы и чуть слышно пробормотать:

— Что… ты кто?

— Я хотел бы поговорить с тобой.

Я обнаружил, что ко мне склонилась чья-то фигура, и усмехнулся:

— Шут…

— Мне необходимо, чтобы ты сосредоточился. Давай вернемся в дом.

— Но сначала давай чокнемся. Присаживайся. В любом случае, ты всего лишь плод моего воображения…

Галлюцинация. Алкоголь подточил мои мозги. Я несколько раз моргнул, чтобы прогнать морок, но существо не шевелилось.

Кривляка начал терять терпение. Эта сцена напомнила ему иные картины, когда гости, поднабравшиеся к концу пира, больше не могли оценить все изящество его представления. Переломный момент, трещина, и вот поклонники его шутовства способны лишь на неприятный, сальный смех.

Он действовал рефлекторно. Рука взвилась в воздух и отвесила фэйри такую оплеуху, что тот потерял сознание. Кривляка закинул бесчувственное тело себе на плечо.

Так он миновал входную дверь и пригнул голову, чтобы преодолеть первый коридор, заваленный книгами. Тяжелые шаги всполошили обитателей дома. Несколько пансионеров с палками и кинжалами бросились к шуту, чтобы помешать тому подняться на второй этаж.

— Отпусти его сию же минуту, — приказал кехит, вооруженный кривой саблей.

— Спокойно, старик. Я всего лишь хочу побеседовать с ним. — Существо из Бездны схватило Маспалио за волосы, чтобы приподнять его голову.

— А кто ты такой? — бросил другой старикан.

Этот вопрос вывел шута из себя:

— Кривляка, банда недоумков! У меня слишком мало времени, чтобы терять его попусту. Вместо того чтобы размахивать вашими бесполезными палками, лучше найдите средство, которое приведет Маспалио в чувство.

— Он его убил, вам не кажется? — прошептал Деместрио своим товарищам.

— Да, — кивнул Джечети. — Хотя, судя по тому, как он его несет, он не намерен причинить ему вреда.

— Давайте позволим ему пройти, — предложил Мальтус. — А сами пойдем за ним в спальню и посмотрим, что будет дальше.

Все остальные молча согласились. Никто не горел желанием спуститься по лестнице и вступить в схватку с Дьяволом. Кривляка добрался до комнаты со спертым воздухом, в котором витал кислый запах алкоголя.

— Приведите в порядок эти трущобы. Освободите место! За работу!

Пансионеры не осмелились перечить. Пертюис со всех ног кинулся на кухню. Если Маспалио должен побеседовать с этим Дьяволом, то ему понадобится испробованное средство, облегчающее похмелье.

Кажется, я обзавелся дурной привычкой: приходить в себя с отвратительным привкусом во рту и сильнейшей головной болью, разрывающей череп. Мои веки открылись, но комната не пожелала стать единым целым. Я снова закрыл глаза и почувствовал, как чья-то рука коснулась моей.

— Это я, Пертюис.

— По-моему, я перебрал.

— Да, — согласился мой друг, протягивая полотенце, смоченное в холодной воде. — Просыпайся, мы не одни.

— Они пришли?

— Нет. Только один из них. Кривляка.

— Они послали ко мне шута? — проворчал я.

Некто, стоящий у дверей, прочистил горло:

— Твой друг прав. Ты не один.

Прищурившись, я попытался сфокусировать свое внимание на неизвестном. Красное размытое пятно, затем из него проявился нечеткий силуэт, который оставался в тени. Я разглядел колпак, а затем лицо. Извращенная, гротескная морда, которую способна породить одна лишь Бездна. Нос, плотный и кривой, медленно двигался из стороны в сторону. Шаровидные глаза, бледные, серые зрачки, зеленоватые прожилки. Его рот напоминал расщелину в скале. Левый уголок губ приподнят в лукавой усмешке, правый — опущен, словно олицетворение всемирной скорби.

— Ты способен выслушать меня? — спросил Дьявол, потряхивая колпаком.

Звон бубенцов взорвался в моей несчастной голове. У меня появилось впечатление, что меня привязали к верхушке пожарной каланчи и бьют в колокол, чей звук вонзается в мозг.

— Оставь в покое свою шляпу, демон. После чего мы побеседуем.

— Дьявол. Не демон. Что касается колпака, нет.

— Отличное начало…

— А теперь твой друг нас покинет…

Я сделал знак Пертюису, что он может оставить нас наедине.

— Принес сговор? — спросил я.

— Нет, но очень скоро его принесет Владич.

— Это должен был быть Алый.

— Алый разгневал хозяина. Адвокат уполномочен вести переговоры.

— Если у тебя нет сговора, то чего ты хочешь?

Я свесил ноги с постели и покачал ими, затем вцепился руками в дымящуюся чашку, от которой шел горьковатый запах снадобий Пертюиса.

— В данную минуту тебе кажется, что ты прижал Бездну к стене. Я пришел доказать обратное.

— Обратное чему?

— Тем аргументам, которые ты привел, чтобы заполучить сговор. Ты не раскрыл никакой тайны, Маспалио, не узнал ничего нового. Ты лишь приподнял над тайной завесу.

Я прикончил чашку и вновь улегся на кровать, скрестив руки на затылке. Я ощущал себе необычайно комфортно в присутствии Кривляки. Наверное, я дошел до того, что больше ничего не боялся, и потому нисколько не смущался эмиссара Бездны.

— Объясни толком. Ты намерен утверждать, что вы знали о силе любви? Это так?

— Да, мы знаем о ней. Знаем уже полвека. И эта любовь, о которой ты говоришь, является лишь малой толикой обширнейшего заговора, окрещенного Романсом.

— Не прерывайся.

— В Бездне не сомневались, что Опаловый поддался любви. Однако они поспешили объявить, что его исчезновение связано с какой-то ссорой, с неправильным вызовом или уж и не знаю еще с чем. Только Владич выбрал тебя, и с этого началась череда необратимых событий, которые вышли из-под контроля Высших Дьяволов. Твое расследование зашло слишком далеко.

— Ты не рассказал мне ничего нового. Переходи к загадочному Романсу. О чем конкретно идет речь?

— Не спеши. У нас есть время. Владич постучит в двери твоего дома лишь через несколько часов.

— Если ты так говоришь…

Кривляка подошел к окну, приоткрыл ставню и уставился в темноту.

— Маспалио, — прошептал Дьявол, не оборачиваясь, — ты ведь никогда не был у нас?

— Никогда.

— Я хотел бы, чтобы ты приложил небольшое усилие и включил воображение: представь себе Межбрежье, территорию, тесно связанную с Абимом, равнину между миром живых и миром Бездны, лестничную площадку, своеобразный вестибюль, в котором обосновался пышный двор, подобный тому, что можно встретить во дворцах ваших правителей. Однако эта территория скорее мала, и потому мы постоянно испытываем нехватку в землях. Следует думать о будущем, и некоторые из Дьяволов принялись коситься в сторону человеческих владений. Огромное пространство, которое можно завоевать, но которое, увы, для нас недосягаемо. Мы можем попасть сюда лишь с помощью заклинателей.

Он сделал паузу, закрыл ставню и сел на край кровати.

— И вот появился человек провидения, — продолжил Кривляка. — Демиург, мужчина, который работал исключительно с Опаловыми и который обнаружил в них склонность к эмоциям, к сильным чувствам, и прежде всего к земной любви. Именно ему мы обязаны появлением Романса. Ему мы обязаны возникновением врат в ваш мир. Они откроются, когда придет срок, и тогда Межбрежье поглотит ваши земли, дотянется до самых отдаленных границ земных королевств.

Закончив фразу, он склонил голову так, как будто бы теперь для меня все встало на свои места. Меж тем я был весьма озадачен и посмотрел на него вопрошающе:

— И что?

— Как, — удивился Дьявол, — ты действительно ничего не понял?

— Честно говоря, нет.

— Тебе не хватает проницательности. Достаточно понять, что любовь дает нам возможность вырваться из Бездны.

— Это позволит демонам выбирать, хотят или нет они возвращаться в Тень.

— С чего ты решил, что они хотят туда возвращаться?

— Потому что вы рискуете лишиться всех своих подданных, Межбрежье опустеет…

И тут я запнулся, сраженный мыслью, которую мне так ненавязчиво подсовывал Кривляка, изъясняясь лишь намеками.

— Ты хочешь сказать, что… — Я был потрясен.

— Да, — улыбнулся он. — Романс заставит наших демонов обосноваться на поверхности земли. Пусть и постепенно, но мы захватим ее, воцаримся в ваших владениях.

Молчание. Мою грудь сжали невидимые тиски, я предпринял несколько попыток унять бешено стучащее сердце.

— На протяжении многих лет в вашем мире формируются смешанные пары, которые живут среди вас, в этом мире. Скоро они расселятся по всему Абиму и его окрестностям, именно они и станут нашим авангардом, нашей армией, которая готовит вторжение.

— И никто из заклинателей не посвящен в ваш план?

— Никто. Каждый демон, призванный на поверхность, был поручен заботам Хаагенти. Стоит демону преодолеть границу Межбрежья, как он забывает о Романсе.

— А как же ты?

— Я не какой-нибудь обычный Опаловый.

— Но почему ты здесь?

— Мне не нравится, во что меня превратил Романс. Я хочу, чтобы его постигла неудача.

— Почему?

— Чтобы Высшие Дьяволы снова пригласили меня к своим столам и попросили развлечь. Меня забыли, Маспалио. А я не желаю мириться с забвением.

Лицо Кривляки болезненно исказилось.

— Романс получил приоритет, он стал непререкаемым авторитетом, Бездна изменилась, и последствия этих изменений словно волны покатились за пределы Межбрежья. Мы уже вступили в войну, хотя люди этого еще не знают. Вот уже пятьдесят лет как Высшие Дьяволы оттачивают свое оружие и пренебрегают моими представлениями. Я хочу, чтобы истина стала известна всем.

— Но почему ты взбунтовался именно сейчас?

— Я ждал удобного случая, типа того, что представился сегодня, ждал, когда достаточно ловкий заклинатель пронюхает о том, что замышляет Межбрежье, и предупредит об этом людей. Сговор с Высшими Дьяволами обеспечит тебе защиту. А для меня это крайне важно. С твоей помощью я помешаю пришествию Романса и верну надежду моим приверженцам. В прошлом я командовал целой армией скоморохов. Теперь рядом со мной осталась лишь старая, обессиленная горсть паяцев, которая больше не верит в собственный талант. Я хочу вернуться на авансцену, Маспалио, и я хочу, чтобы ты это знал. Я такой не один. Некоторые Высшие Дьяволы поддерживают меня. Они больше не желают тратить силы на этот чертов Романс, но не осмеливаются выступить открыто. Они ждут, когда кто-нибудь сделает это за них. И это буду я. Но чтобы добиться намеченной цели, я нуждаюсь в тебе.

— Не так давно то же самое говорил Владич, — проворчал я. — С чего я должен помогать тебе? Ты утверждаешь, что сговор уже подписан? Если это действительно так, мне большего и не надо. У меня нет намерений провоцировать Высших Дьяволов второй раз.

— Позволишь Романсу закончиться?

— Буду откровенен. Меня и так оклеветали, Кривляка. Если мне удастся отмыться от клеветы и я проведу те несколько лет, что мне остались, в Абиме, окруженный близкими друзьями, уверенный, что Высшие Дьяволы забыли обо мне, мне этого достаточно.

— Надо же, а я-то думал, что ты служишь Абиму. Полагал, что ты любишь этот город, во всяком случае любишь настолько, что не сможешь равнодушно смотреть на его падение.

— Осторожно, ты оскорбляешь меня. Найди кого-нибудь другого. Или выкручивайся в одиночку.

— Это не так просто.

— Что мешает тебе разыскать газетчиков и рассказать им всю правду?

— Ты полагаешь, что мне поверят? Мне, шуту? Высшие Дьяволы тут же узнают о случившемся и устранят меня. У меня-то нет сговора. Именно этот сговор делает тебя столь ценным в моих глазах.

— Забудь обо мне, Кривляка. Мне жаль.

— Нет, это невозможно.

Я вздохнул и решил сделать несколько шагов, чтобы размять затекшие ноги.

Напиток Пертюиса вернул мне силы, и сейчас я думал только о сговоре, который поставит точку во всей этой истории.

— Это невозможно, Маспалио, — настаивал Кривляка, не сводя с меня глаз. — Я — твой последний шанс, единственный щит, который стоит между тобой и Фейерверщиком.

Я застыл.

— Он уже идет по твоим следам, а в сговоре четко прописано, что Высшие Дьяволы снимают с себя всякую ответственность, если ты погибнешь от руки Фейерверщика. Поможешь мне, и я сделаю так, что этот тип не сможет добраться до тебя.

— Ты все продумал, — заметил я.

— Почти все.

— А если я рискну и попытаюсь обойтись без твоей помощи?

— Как Анделмио?

Молчание. Я чувствовал себя уставшим и растерянным.

— Объясни мне, что ты намерен делать, — прошептал я, еле шевеля губами.

— Надо ввести в курс дела послов. Я выбрал Абим именно потому, что этот город является олицетворением всех Сумеречных королевств. Потому что в нем проживает представитель каждой страны материка, и именно иностранные послы должны первыми узнать о Романсе.

— Не легче ли обратиться к газетчикам?

— Нет, послы. Они наделены достаточными полномочиями, они внушают доверие, и потому мы представим свои доказательства этим людям.

— Прежде чем мы продолжим, я хочу, чтобы ты знал одну вещь: без них я и пальцем не пошевелю.

И я с самым решительным видом махнул рукой в сторону двери.

— Что еще за бредни! Ты хочешь, чтобы к нам присоединились твои калеки?

— Я слишком часто решал за них. На сей раз я хочу, чтобы они тебя выслушали и приняли решение сами. Я не желаю ничего скрывать от моих друзей.

— Они нам не нужны.

— Тебе — нет, а мне — да. Или мы беремся за это дело все вместе, или отказываемся.

Мои товарищи сидели или стояли локоть к локтю и с затаенным любопытством смотрели на Кривляку. Легкий бриз, врывающийся в открытые окна, заставлял потрескивать горящие факелы. Пертюис купил несколько бутылок вина и сейчас молча разливал его по бокалам.

Я устроился чуть в стороне, на краю большого стола, и, сложив руки на груди, кивком пригласил Дьявола начать рассказ.

Я посоветовал шуту изложить лишь краткую суть всего того, что он мне поведал несколькими минутами ранее. Какие напряженные лица! Кривляка радовался слушателям как дитя, он был в восторге от своей роли.

— Ну вот, теперь вы все знаете, — сказал я. — Я втянул вас в весьма дурную историю, парни. До сих пор я полагал, что у нас еще есть шанс выпутаться из нее, не производя слишком много шума, но…

— Не кори себя, — бросил Джечети. — Мы всегда прикроем твою спину, и ты это отлично знаешь.

— Да, знаю. Но, прежде чем мы двинемся дальше, я хочу, чтобы каждый из вас усвоил следующее. Тот, кто хочет выйти из игры, может это сделать без ложного стыда. Я дам любому из вас необходимое количество денег, чтобы вы могли покинуть город. Я говорю серьезно. Подумайте, как следует, прежде чем принять решение.

Кривляка вздохнул, закинул ногу на ногу и принялся насвистывать веселый мотивчик, созерцая потолок. Мои товарищи молчали. Обменивались взглядами, но молчали. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем я спросил взволнованным голосом:

— Никого? Вместе до гробовой доски, друзья? За это стоит выпить!

Руки с бокалами взметнулись вверх, и атмосфера в комнате разрядилась.

Даже Дьявол обмакнул губы в вино, а затем, уступив напору моих компаньонов, опустошил бокал до дна. Его обескураживающая манера одеваться, его нелепая, дисгармоничная физиономия и простота манер вызывали невольную симпатию. Я почувствовал, что он завоевал доверие моих стариков.

Несмотря на страшную жару, мы решили закрыть окна, чтобы держать совет.

Я потребовал от Сегуланса и Опалового, чтобы они оба почтили нас своим присутствием. Маг подчинился без возражений, но было очевидно, что он недоволен, что его оторвали от работы. Демон поблагодарил меня за приглашение, и тут же спрятался где-то в углу зала.

Кривляка поднялся так, как будто бы намеревался выйти на сцену.

— Я намерен вкратце объяснять вам, что такое Романс, чтобы вы поняли, чего я от вас жду. Сначала мы поручили Пану, властителю инкубов, и его подруге, правительнице суккубов, взять на себя труд сформировать избранные пары из демонов и людей. Но время показало, что подобная модель нежизнеспособна. Проблема эго, прежде всего… Короче, следовало найти другое решение. И тогда Высшие Дьяволы обратились к Верховной горгоне-Медузе, которая согласилась выделить для эксперимента своих горгон. Трудный компромисс: Медуза собирала нужных представительниц долго, в час по чайной ложке. Но мы обработали их с помощью Опаловых и соответствующей алхимии. Так продолжалось до тех пор, пока не появились совершенные пары. Ни одного провала.

— Иначе говоря, — вмешался я, — на сегодняшний день Романс — это супружеские пары, сумевшие выйти из-под опеки Бездны и рассеявшиеся по всем Сумеречным королевствам.

— Ни больше ни меньше. И, конечно же, значительная часть этих пар осела в Абиме.

— Значит, проанализировав все вышесказанное, мы должны действовать следующим образом: захватить одну такую пару и продемонстрировать ее послами. Я правильно понял?

Шут скривил рот.

— Все не так просто. Хаагенти устроил все таким образом, что их умы закрываются при малейшем давлении. Именно поэтому нам требуется спонтанная исповедь, и никаких признаний под пытками.

— А если обратиться к магии? Чары способны пробить эту блокировку?

— Сомневаюсь, и, в любом случае, у нас нет времени на эксперименты. Плюс к этому для них нам потребуются самые могущественные маги, и в этом случае мы рискуем привлечь в себе лишнее внимание.

— А если прибегнуть к помощи Аккордов?

Кривляка усмехнулся и расправил пышные складки воротника:

— Хаагенти — один из ярчайших представителей семьи Гобоя, мой дорогой. Так что даже не думай об аккордниках.

— И если кто-нибудь из заклинателей вызовет Хаагенти или Высшего Дьявола и потребует от них объяснений?

— Послушайте, это невозможно! Никто не способен потребовать объяснений от владык Бездны.

— Тогда что же делать?

Наш гость улыбнулся:

— У меня есть план.

— Давай, выкладывай, — пробормотал Джечети.

Дьявол смерил его недовольным взглядом и продолжил:

— Военная кампания, спровоцированная Романсом, предполагала, что в ней тем или иным образом будет участвовать каждый обитатель Тени. Поэтому Высшие Дьяволы задействовали и меня, поручили сформировать одну пару, то есть подобрать Опалового для определенной горгоны. Под различными предлогами я увиливал от выполнения задания, ожидая подходящего случая. Сегодня или завтра мы сможем постучать в дверь этой горгоны и подсунуть ей нужного нам Опалового. У меня на примете есть демон, который отлично выполнит…

— У меня есть то, что нам нужно. — Я резко прервал собеседника.

— Прошу прощения? Нет, Маспалио, у меня имеется демон, заслуживающий особого доверия, он…

— Мой демон сможет действовать более эффективно.

— Ах, так? — воскликнул задетый за живое Кривляка. — И чем же твой демон лучше одного из моих самых преданных соратников?

Я повернулся к Опаловому, который удивился всеобщему пристальному вниманию.

— Я… я не знаю, смогу ли… — заблеял он.

— Сможешь, — сказал я. — Именно ты. Ты ведь мечтал влюбляться? Я предлагаю тебе горгону.

— Это абсолютно не то, что я себе представлял, — заартачился демон.

— Вся проблема в том, что я не уверен, что готов предоставить тебе право выбора.

— Ты не можешь заставить меня влюбиться.

— Нет, не могу, и это правда. Но я могу заставить себя, могу подняться на второй этаж и уничтожить ваше зелье. Сжечь все книги, которые вы так долго собирали.

— Шантаж?

— Увы, определенно шантаж.

— Могу я немного подумать?

— Нет. Ты должен решать здесь и сейчас.

— Если он не хочет, — влез в разговор Кривляка, — мой демон мог бы…

Я прервал его излияния коротким успокаивающим жестом.

— Нет, я верю, что наш друг готов помочь.

Опаловый выразил взглядом свое согласие. Я обратился к Дьяволу:

— Ты гарантируешь, что горгона ничего не заподозрит?

— Ничего. Она не способна узнать, откуда явился этот Опаловый: из Межбрежья или еще откуда-нибудь. И обработан ли он Хаагенти. Пока я буду рядом, чтобы представлять демона, у нее не возникнет поводов для недоверия.

— Отлично. Что дальше?

— Дальше твой Опаловый должен будет собрать достаточно доказательств, чтобы растрогать сердца послов.

— А дальше?

— Что дальше? Это все… мне кажется, отличный план, разве не так?

— Ты серьезно полагаешь, что свидетельство какого-то Опалового заинтересует влиятельных особ, что они поверят ему на слово?

Кривляка нахмурил брови и озадаченно поглядел на моих товарищей.

— Вы находите, что этого недостаточно?

— Если бы этого было достаточно, ты сам бы мог предстать перед послами.

— О нет, Высшие Дьяволы помешали бы мне так поступить.

— А, по-твоему, Опаловому они не помешают?

— Они не всезнающи, дорогой мой. Что касается меня, учитывая всю значимость моей особы, я рискую головой, а вот простой демон… Нет, они не заподозрят его.

— Придется тебе поверить. И все же показания Опалового не решат всей проблемы.

Я замолчал. Внезапно мне в голову пришла замечательная идея.

— Сатир, — выдохнул я.

— Прости?

Лацци, сидевший рядом со мной, покачал головой.

— Ну конечно, Розиакр.

— Если ему удастся увидеть эту горгону… запечатлеть ее и Опалового. А затем поместить изображение в эргастул, мы представим мессирам послам неопровержимое доказательство.

— О чем вы говорите? Какой сатир? Какой…

— Эргастул. Лацци, сходи за Розиакром, позови его к нам.

Пока Лацци Насмешник выполнял мое поручение, я быстро поведал Кривляке историю ремесленника, рассказал о тех обстоятельствах, которые позволили нам проникнуть в его тайну.

— Невероятно, — прошептал Дьявол, когда в зале появился сатир.

Розиакр поклонился и сел. Я знал, что он согласился прийти, не раздумывая ни секунды. После кончины Адифуаза сатир не слишком хорошо понимал, для чего он живет, и целиком и полностью полагался на меня.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.

— Хорошо.

— Ты мне понадобишься. Твои глаза.

Он молча кивнул.

— Также нам понадобятся эргастулы. Как думаешь, мы сможем их починить?

— Вот этого я не знаю. Полагаю, что их все еще можно разыскать, но сомневаюсь, что можно использовать. Металл эргастулов слишком хрупок, он не способен противостоять воздействию воды. Придется обращаться к гномам. Лишь они способны сказать, будет ли работать сложный механизм. А гномам придется заплатить.

— О деньгах не беспокойся. Вместо этого давайте прикинем, как нам прочесать воды канала, не переполошив при этом весь район.

Я заметил худую руку Феруца, которой он активно размахивал, явно желая высказаться. Я пригласил приятеля подойти поближе к столу, чтобы все могли его слышать.

— Когда я встречался с газетчиками, мне случалось заходить с ними в «Рог Муз». Если вы понимаете, к чему я клоню…

— Все проститутки этого заведения — сирены, — уточнил я для Кривляки. — Ты прав, Феруц. Одна из них позволит себя убедить, все верно. С сиреной мы сэкономим уйму времени, мне это нравится. Мацио, займешься этим вопросом?

— Без проблем.

— Выбери какую-нибудь одну сирену и щедро заплати ей. Дай денег за работу, но главное — за молчание. Одено, что касается тебя, то тебе поручается договориться с гномами. Розиакр поможет.

Я встал, чтобы взять бутылку и плеснуть себе последний бокал.

— Подведем итоги. Кривляка, поправь меня, если я в чем-нибудь ошибусь. По моему мнению, основная задача — отправить Опалового к горгоне.

— Этим займемся прямо завтра, — согласился Дьявол.

— Добро. Тем временем, Мацио, ты проследишь за поисками эргастулов. Возьми с собой кого-нибудь из парней, никогда не знаешь, что может произойти. Розиакр и Лацци, вы находите гномов. Пусть они будут поблизости, когда мы разыщем эргастулы. Если все пойдет, как надо, то вскоре Владич принесет мне сговор. Мы должны быть защищены от неожиданностей. Я что-нибудь упустил?

— Две крошечные детали. — Дьявол состроил гримасу. — Во-первых, ты забыл о Фейерверщике. С моей стороны, я намерен задействовать все свои связи в среде заклинателей, но не могу ничего обещать.

Я поставил бокал и ощутил, как у меня перехватило горло.

— Буду откровенен, этот тип приводит меня в ужас, но здесь я целиком и полностью полагаюсь на Абим. Город сам решит, когда придет час Фейерверщика. И я надеюсь, он придет не слишком скоро.

— Золотые слова, — добавил Кривляка, — хотелось бы, чтобы это случилось не раньше, чем через коротких семнадцать дней.

— Ты о чем?

— О торжественном празднике, который устроит Каэзарим.

— Кихитский набоб?

— Он самый. Огромное состояние позволяет этому вельможе уже долгие годы править в своем квадранте.

— Я знаю о нем лишь понаслышке. Если не ошибаюсь, он обосновался в городе лет десять назад?

— Все верно, десять лет он правит квадрантом железной рукой. И он устроит прием, не уступающий в роскоши тем балам, что задают во Дворце Толстяков. Мы обязаны воспользоваться столь удачным случаем. Это единственное значительное событие, которое будет иметь место в ближайшие дни и даже месяцы.

— Следовательно, мы должны быть приглашены на торжество. Мне нужны все сведения о квадранте. Мы оставим дома лишь небольшой отряд, который будет охранять наше жилище. Все остальные начнут собирать информацию о квадранте и грядущем празднике. Также постарайтесь раздобыть с десяток приглашений. Джечети, ты руководишь операцией.

— Всегда к вашим услугам, Принц.

— Что касается меня, — уточнил Дьявол, смерив взглядом Опалового, — то я представлю демона горгоне. После чего я буду вынужден вас покинуть. Для отвода глаз я вернусь в Межбрежье. Встретимся через несколько дней. Тем временем постарайтесь усыпить бдительность Владича.

— Я также хотел бы усыпить бдительность Фейерверщика, — вставил я.

Несколькими минутами позже я объявил совет закрытым и вернулся в свою комнату, чтобы вздремнуть пару часов и встретить адвоката бодрым и отдохнувшим. Откровения Кривляки выбили меня из колеи. Нам предстояло провернуть нелегкое дельце, увы, почти непосильное для столь незначительных особ, каковыми являлись я сам и мои товарищи, если рассматривать нас в масштабе всех Сумрачных королевств или даже этого города. Сейчас бесполезно задаваться вопросами о будущем. Лучше довольствоваться той атмосферой возрождения, которая омолодила нас, отбросила на годы назад, когда гильдия то и дело попадала в заголовки абимских хроник. У меня появилась цель, и я не мог позволить себе опустить руки и поддаться унынию. Великая цель — служение нашему родителю, славному городу Абиму.

XIV

Она скучала. Прижавшись лицом к оконному стеклу, она наблюдала за полупустынной улицей. Вон там напротив, в мастерской, трудится штопальщик, простоватый, крепко сбитый парень, которого она так хотела бы попросить подняться в ее комнату. Но она вдова, а значит, ее статус запрещает ей приглашать в постель первого встречного. Под высокой вуалеткой зашевелилась ее змеиная шевелюра, недовольная давлением даже легкой ткани.

— Бедняжки мои, — прошептала она. — Часы ожидания вам тоже кажутся слишком долгими…

Она тихонько вздохнула и отпустила занавеску, которую удерживала тонкой рукой. Комната внушала ей смутное отвращение. Всю меблировку выбирал заклинатель, который был усердным слугой, но круглым дураком. Вот и сегодня утром он заглянул к ней, в надежде добиться расположения. Она выпроводила незваного гостя, стараясь не задеть его самолюбия. Никогда раньше она так не тосковала по Межбрежью, как в этой чуждой ей обстановке.

Вот уже две недели, как она живет настоящей отшельницей, посвящая большую часть времени своим необыкновенным волосам. Она ухаживала за своими змеями, ласкала их, порой позволяя самым ловким проскользнуть меж бедер, чтобы доставить ей хоть немного удовольствия.

За стенами комнаты жил обычной жизнью шумный город — тысячи и тысячи человек, которые могли бы стать ее добычей. Сколько раз она видела, как по этой мрачной улице проходят мужчины и женщины, которых она бы могла соблазнить одним лишь взглядом и уложить к себе в кровать. Но судьбе было угодно, чтобы она терпеливо ждала обещанного Опалового, которого ей должен представить Кривляка, потешный, озлобленный уродец, не дававший покоя Металлическому залу.

Она рассеянно упала в кресло и осмотрела свое тело, затянутое во вдовьи одежды. Ей не терпелось снять этот нелепый наряд, сменить его на соответствующие одеяния, чтобы насладиться всеми чудесами чарующего Абима.

Ее взгляд задержался на шахматах, лежащих на кровати. Она уже разочаровалась в незаконченной партии, которую, несомненно, должна была выиграть. Демонята — посредственные игроки. Ее личный демоненок съежился в бутылке из полупрозрачного стекла и страдал от близящегося поражения. Она поставила бутылку с малышом на крышку клавесина, забавляясь видом надутой, но решительной мордочки.

— Я должна закончить эту партию, хорошие мои, — прошептала она, поглаживая гадюк, спящих на ее затылке.

Она подошла к клавесину, взяла бутылку и с нарочитой медлительностью вынула пробку.

— Вернемся к игре, если хочешь.

Демоненок не заставил себя упрашивать, гримасничая, он преодолел узкое горлышко, и, очутившись на свободе, тут же вскарабкался на кровать, чтобы устроиться перед шахматной доской. Ленивой походкой она тоже направилась к постели, втайне надеясь, что крошечное существо удивит ее, и партия не будет столь ужасающе скучной.

На рассвете в квадратном дворе Дворца Стали одинокий мужчина опустился на колени, чтобы провести рукой по неровностям камней. Он поставил прямо перед собой простенькую корзину, укрывавшую обеих саланистр.

Мадокьель, чьи плечи укрывал черный плащ, думал о том, что нашел идеальное место для освобождения созданий Хаима. Некогда он уже приходил сюда, чтобы выполнить то же несложное действие, и сейчас искренне радовался, что саланистры снова послужат делу справедливости.

Сенешаль приоткрыл корзину и наклонил ее, чтобы ящерки смогли соскользнуть на землю. Сначала он слышал лишь собственное прерывистое дыхание. Затем раздался скрежет крошечных лапок по камню, который саланистры поспешили облизать тонкими язычками. Они исследовали местность в поисках прохода.

Пока у них были еще весьма расплывчатые представления о том, кого они искали. Мадокьель позволил существам добраться до зала суда, где они наконец ощутили едва различимый отзвук, оставшийся от шагов фэйри. Несовершенная звуковая подпись, но ее было достаточно, чтобы броситься в погоню. Хаим надрессировал своих подопечных совершенно особым образом: ящерки будут испытывать страшные мучения до тех пор, пока не обнаружат Маспалио.

Первая, та, которую Хаим счел более одаренной, уже атаковала камень. Ее товарка, покорная и внимательная, ждала чуть в стороне.

Мадокьель погладил кончиками пальцев медную спинку и попытался представить себе, как ящерки станут вгрызаться в саму плоть Абима, чтобы выгнать фэйри из его логова. Без сомнения, оно находится в квартале Плюща или в Проходных дворах. Но какое это имеет значение? В нужный момент он получит предупреждение. Он и Стальные судьи.

Владича привел Деместрио. Я попросил, чтобы визитера сразу же направили в маленький зал на первом этаже, где роль мебели исполняли одни лишь книги. Водрузив седалище на роскошную кожаную обложку «Десяти сказок принцессы Арьядины», я с интересом следил за появлением адвоката Дьяволов.

Возложенная на него миссия явно вернула Владичу толику былого достоинства. Он зачесал назад вечно торчащий клок седых волос, привел в порядок старую куртку и гордо расправил плечи.

— Устраивайся, — ровным голосом предложил я гостю.

Адвокат поприветствовал меня кивком и остановил свой выбор на старинном гримуаре, на который он и уселся, водрузив на колени перламутровый футляр, запечатанный черным воском.

— Сговор, — проскрипел Владич. — Тебе осталось лишь подписать его.

Я ничего не сказал, только протянул руку. Затем я сломал печать и осторожно извлек пергамент из футляра. Один-единственный лист — четыре на двенадцать дюймов, — испещренный сумеречными чернилами. Краткий текст выведен размашистыми прописными буквами. Высшие Дьяволы обязуются защищать меня от любой опасности, от любого насилия, исключением являются лишь действия Фейерверщика. Взамен владыки Бездны требовали мое молчание. Я задержал взгляд на подписях, стоявших в конце контракта. Подписи всех Высших Дьяволов на месте — бесценный документ.

Я оттолкнул перо, протянутое Владичем, и подписал пергамент своим. Без сомнения, подписал слишком поспешно, потому что на лице адвоката появилось подозрительно мрачное выражение.

— И ничего не добавишь? — поинтересовался он.

— Нет, ничего.

— Ты становишься рассудительным.

— Возможно.

— Я намерен отнести этот пергамент в Межбрежье. Можешь жить, как раньше, Маспалио.

Я усмехнулся и склонился к его плечу.

— Да, почти как раньше. Только знаешь ли, друг мой, впредь будь осторожен. Ты пустил по моему следу Фейерверщика, ты пытался прикончить меня, наняв извергателей огня. Когда этот пергамент окажется у Высших Дьяволов и ты вернешься в Абим, предупреждаю тебя: если ты еще хоть раз встретишься на моем пути, я тебя уничтожу.

Владич слегка побледнел, отпрянул и скривил рот, выплюнув:

— Фейерверщик доберется до тебя много раньше. И этот пергамент не защитит тебя.

— Один только раз повторяю тебе, Владич. А теперь изволь покинуть этот дом.

Адвокат ушел. Вскоре его сменил Опаловый, который сообщил мне, что настал решающий час.

Кривляка ждет нас, чтобы отвести к горгоне.

Октанс встретился с несколькими адвокатами Дьяволов. Подобный ход представлялся Фейервещику чем-то вроде паломничества к истокам жизни будущей жертвы. Своеобразный способ отдать дань уважения профессионализму фэйри, всем тем годам, когда Маспалио соблюдал каждую букву закона, расплачивался по каждому сговору. И вот допущена крошечная ошибочка, но ее оказалось достаточно, чтобы положить конец столь блистательной карьере. Беседуя с адвокатами, Фейерверщик не уставал удивляться, как столь искушенный заклинатель, каким был фэйри, мог позволить себе подобную небрежность. Все сговоры, представленные Владичем, сами по себе выглядели совершенно пустяковыми, и никто бы даже не вспомнил о них, хранись они у адвокатов, практикующих в разных кварталах города.

Палачу не понравилось то, что он обнаружил. Его смущала вся эта путаница, раздражало то ощущение, что он испытал, идя по следам прославленного фэйри, который совершенно неожиданно решился на безумный поступок, разом перечеркнув налаженную жизнь.

Октансу казалось, что он уже составил портрет будущей жертвы. Взбалмошный, но благородный парень, который по каким-то совершенно непонятным причинам всей душой стремился служить своему отечеству — городу Абиму. Отчасти честолюбивый, способный на самые жестокие поступки ради благополучия собственной гильдии, человек с претензиями, любящий дорогостоящие игрушки, но прежде всего — истинный абимец, плоть от плоти города.

Фэйри заслужил право умереть красиво. Чтобы начать его поиски, Фейерверщик решил навестить пансион Маспалио, который бывший вор открыл для своих старых товарищей, покинувших гильдию вслед за Принцем.

Старинное, но еще весьма крепкое здание. Октанс любовался цветовыми мазками, пестревшими на фасаде и входной двери, сортировал оттенки, выделял определенную гамму. Цветовую подпись Маспалио нельзя было спутать ни с какой другой: яркий голубой цвет, напоминающий об искрящемся сапфире, — пятна, расположенные приблизительно в полутора локтях от земли. Однако Фейерверщику этого было мало. Снаружи, при соприкосновении с воздухом и мазками, оставленными случайными прохожими, цвет никогда не сохраняет своего первоначального, истинного тона. Поэтому Октанс хотел найти более откровенные, более личные следы, сохранившиеся в спальне фэйри или в небольшом зале дома Маспалио.

Ожидая захода солнца, Фейерверщик обосновался за столиком ближайшей таверны, чтобы следить за входом в пансион. Конечно, жильцы покинули свое убежище, но Октанса смущали солдаты городской милиции — трое или четверо человек, — которые постоянно кружили по кварталу.

Сумерки уступили место ночной темноте. Октанс расплатился с хозяином таверны, вышел на улицу и ступил на пустынную мостовую. Ему требовалось побыть одному, чтобы сконцентрироваться, целиком и полностью подчинить себе дар: тогда его тело будет отражать все цвета, что есть в округе. Понемногу фигура Фейерверщика растворилась: он, словно хамелеон, слился с окружающими декорациями, превратился в едва заметную тень, которая проскользнула вдоль центрального фасада и взломала ставню, чтобы проникнуть в пансион. Стражнику, застывшему на углу улицы, показалось, что он заметил чей-то неясный силуэт. Солдат моргнул — никого. По всей видимости, служака задремал на посту. Он вытер пот с шеи и про себя проклял бесконечную ночь, которая только начиналась.

Нервы натянуты до предела — Октанс в потемках пробирался по дому. Пересекая пустынные комнаты, Фейерверщик невольно вспоминал одни и те же картины, которые возвращались к нему в страшных снах. Притихший дворец, безумный бег по пыльным коридорам и холлам, поиски любовников, сплетенных в объятиях.

Октанс закусил губу до крови, чтобы прогнать пугающие видения, и поднялся на второй этаж. Его вели сапфирово-голубые мазки, которые становились все интенсивнее, насыщенней по мере приближения к комнате фэйри. Фейерверщик касался руками старых стен, его пальцы воровали следы, цветные пятна, которые украсят его фейерверк.

Наконец он проник в святая святых Маспалио, это место было просто испещрено голубым цветом, который ровно светился в темноте. Наступил решающий миг: Октанс коснулся самой сути Принца, обнаружил совершенную подпись, которую он теперь не спутает ни с какой другой. Его глаза жадно вглядывались в хорошо видимые пятна, оставшиеся на спинке стула или на одеяле, лежащем на краю кровати.

Мужчина приблизился к окну и внезапно застыл. Какой странный росчерк, здесь, прямо перед ним, на складке занавески. Октанс наклонился и дрогнувшей рукой осторожно потрогал ткань. Этот след заинтриговал палача. Затем он заметил еще один, точно такой же, на подоконнике. Сомнения захлестнули душу Фейерверщика. Эта цветовая подпись как две капли воды походила на подпись Принца Маспалио, но все же имелось в ней некое почти незаметное отличие. Октанс точно знал это. Он не мог сказать, откуда возникла подобная уверенность. Просто знал, и все.

В душу закрались сомнения. Быть может, фэйри знает о чудесном даре? На Октанса накатили самые противоречивые чувства: страх быть обманутым, боязнь столкнуться с врагом, который располагает сведениями о его могуществе, и радость от возможной встречи с братом, с существом, который владеет тем же даром, что и он сам.

Фейерверщик не находил иного объяснения. Даже близнецы не оставляют настолько похожих следов. Его охватило небывалое возбуждение, кровь вскипела в венах. Брат… Он, Октанс, больше никогда не будет одинок. А ведь он уже давно смирился со своим одиночеством, долгие годы жил с мыслью, что уникален, и вот появилась особа, которая сможет понять его, разделить его чаяния, и именно эта особа числится в списке жертв Фейерверщика.

Когда Октанс покинул дом и выскочил на улицу, по его лицу струились слезы радости.

Мелисса, распростершись на кровати, наблюдала за крошечным созданием Бездны. Его поражение было настолько очевидным, что в какой-то момент горгона начала поддаваться, пожертвовала несколькими пешками, дабы демоненок уверовал в победу. Он носился по шахматной доске и с таким трогательным усердием передвигал фигуры!

— Шах и мат, — вздохнула она, когда время подошло к полуночи.

Демоненок испустил яростный вопль.

— Я был близок к победе, я это знаю! — проверещал он.

— Спокойно, спокойно, ты отлично оборонялся.

— Нет, вы вели нечестную игру, вы затягивали партию. Впрочем, вы мне нисколько не помогли. Мое поражение — целиком и полностью ваша вина! — воскликнул малыш, тыча пальчиком в весьма смелое декольте хозяйки.

— Ты утомил меня, возвращайся в бутылку.

— Оденьтесь, как настоящая вдова, тогда ничто не будет меня отвлекать, и партия будет не такой сложной, вот увидите…

В два прыжка демоненок пересек комнату, проскакал по клавишам клавесина, взял несколько резких нот, словно хлопнул дверью, и, ворча, юркнул в бутылку.

Мелисса совсем не хотела спать. Она в очередной раз подошла к окну и залюбовалась блуждающими огнями, танцующими в стеклянном шаре. Что будет, если она выйдет на улицу? Она легко может спрятать гадюк под вуалью, закутаться в плащ и прогуляться по улицам. О, как бывшая обитательница Межбрежья мечтала о грубых мозолистых руках, о яростном, коротком совокуплении где-нибудь в темной подворотне. Горгона вспоминала пальцы Пана, которые столь умело терзали ее тело, что она начинала кричать от удовольствия.

Но вот Мелисса заметила две фигуры, возникшие в зеленоватом ореоле. Она узнала бледное, костистое лицо Опалового. Должно быть, его провожатый — Кривляка собственной персоной.

Горгона поспешно привела в порядок одежду и вздрогнула, когда медный молоток стукнул о входную дверь первого этажа. Одна из змей взвилась в воздух, высунув раздвоенный язычок.

— Красавица моя, — сказала Мелисса, поглаживая мордочку гадюки, — а вот и мой супруг…

Удивительная новость растревожила воровское братство Абима: Принц Маспалио вернулся. Старики с умным видом качали головами, молодые бандиты рассуждали о мотивах, толкнувших Маспалио на подобный поступок, но на самом деле никто даже представить себе не мог, почему фэйри решил вернуться.

То, как он захватил власть, потрясло все Проходные дворы. Сандени, некогда сменивший Маспалио и вставший во главе гильдии, уступил свой титул, не оказав ни малейшего сопротивления. Приближенные Сандени пытались образумить главаря, но Принц ничего не желал слушать. Если не вдаваться в детали, то все произошло следующим образом: Сандени объявил о конце своего правления, возвел на престол Маспалио и с наступлением темноты покинул город, даже не сообщив своим верным лейтенантам, куда направляется.

А вот фэйри изменился. Его амбиции, планы на будущее гильдии смутили ветеранов и привели в восторг новобранцев. Те, кто оставил гильдию скорее со скуки, вновь вернулись в ее ряды: Маспалио объявил, что намерен оспаривать территории конкурирующих гильдий, не заботясь о хрупком мире, установившемся в воровском квартале несколько лет назад.

Обеспокоенные Принцы воров срочно созвали тайный совет, на котором обсудили возвращение Маспалио, наделавшее столько шума. Надо ли воспринимать всерьез угрозы фэйри? Некоторые из старожилов не постеснялись вспомнить смутные времена Маленькой войны, во время которой в Абиме в первый и последний раз появился Король воров.

В бывшем здании рынка зерна, которое стало основным оплотом гильдии, странное существо взирало на шеренгу из тринадцати бесстрастных лейтенантов, выстроившихся перед его троном. Под плащом из красного шелка переливалась пурпурная куртка, перехваченная в талии черным кожаным поясом. Голову с коротко стрижеными волосами венчала широкополая шляпа, ноги обнимали замшевые сапоги с высокими голенищами. Мужчины молчали, но невооруженным глазом было видно, что они заинтригованы и горят желанием узнать намерения своего предводителя. Двойник снял шляпу и скривил рот.

— Я разочарован, мессиры. Я проконсультировался с вашим эшевеном, кстати, напомните потом вышвырнуть его вон, он совершенно несостоятелен. Короче, я пригласил эшевена, чтобы тот в общих чертах описал деятельность гильдии за последние пять лет. И я разочарован, весьма разочарован. Печально видеть, что вы забыли о размахе воровского ремесла. Вы растеряли все ваше достоинство! Следует приступить к обновлению наших рядов, я встряхну ваш сонный мирок, вдохну в него новую жизнь. Я предполагаю, что все вы знаете о той награде, которую объявил наш дорогой сенешаль за мою поимку. У меня нет намерения бегать от него слишком долго, я не желаю страшиться его милиции, ведь мы можем нанести один решительный удар и заставить этот город считаться с нами.

Взволнованные лейтенанты чувствовали себя не в своей тарелке.

— Во время моей отставки у меня была возможность подумать об Абиме, прошерстить его историю, узнать все необходимое о его основании. Видьте ли, я просто не понимаю, почему до сих пор никто даже не попытался сокрушить саму душу этого города, нанести ему страшный удар, который принесет нам богатство.

Двойник потеребил края своей шляпы и уставился на мужчину, которого звали Федисом, командира своей личной охраны. Это был человек с резкими чертами лица, которое обрамляла окладистая белая борода. На груди у лейтенанта крест-накрест были закреплены ремни, удерживающие две шпаги с короткими лезвиями.

— Вот ты, Федис, ты понимаешь, к чему я клоню?

Последний перевел взгляд на фэйри и покачал головой из стороны в сторону.

— Это грустно, — продолжил Двойник. — На сегодняшний день меня больше всего волнует величие гильдии, она должна приобрести подобающий ей статус. Я хочу видеть ее триумф, а не довольствоваться жалкими ошметками, которые сумел собрать мой предшественник. Он выбрал неверный путь.

— Однако, — ворчливо пробормотал Федис, — Принц Сандени четко следовал той линии поведения, которую ты сам наметил, прежде чем уйти. Он уважал твои правила, при нем гильдия процветала, была достойной всех тех, кто вступил в нее. Я не узнаю тебя, Принц.

— Тем хуже, друг мой, тем хуже… Это правда, я изменился. И чувствую в себе силы начать рискованную игру.

— Но наша гильдия не игрушка, — сжав зубы, процедил Федис.

Двойник ласково потрепал лейтенанта по груди.

— Конечно, нет. Она — наше достояние, прекрасное и обширнейшее предприятие, чьим основателем по праву являюсь я сам, не так ли?

Плечи ветерана отпустились.

— Что правда, то правда. Только ты должен понять, мы служили Принцу Сандени. Он был нашим вожаком. А ты, ты ушел на покой… и, как бы тебя ни уважали, сейчас ты не из наших. Твое возвращение было таким внезапным, таким неожиданным. Парни задают вопросы, поэтому необходимо объяснить им, чего ты хочешь.

— Чего я хочу?

Двойник отступил на шаг и ловко нахлобучил шляпу на голову.

— Я жажду величия, мужества и славы!

Молодой приземистый лейтенант с непослушной шевелюрой, торчащей во все стороны, и густыми бровями хрустнул пальцами.

— Ах так? Как же ты всего этого добьешься?

Двойник коротко глянул на собеседника, звавшегося Манелфи. Этот человек сразу понравился новоявленному Принцу воров. В его глазах читалось недюжинное тщеславие, неутолимая жажда добычи. Когда эшевен описывал лже-Маспалио каждого лейтенанта, именно этот парень вызвал интерес фэйри. Бандит не отличался излишней щепетильностью и плевал на тот кодекс чести, над которым так тряслись в Абиме.

Двойник ответил с особым пафосом:

— Я добьюсь этого, объединив все наши силы, организую масштабную операцию, на которую до сей поры не осмеливался ни один Принц воров.

Улыбнувшись лишь уголком губ, лже-Маспалио обошел трон и застыл на фоне картины, висящей на стене. Он патетическим жестом указал на нее лейтенантам.

— Перед вами — творение молодой художницы из Второго круга. Узнаете это место?

— Касба[22] кехитского квадранта, — проворчал Манелфи.

— Правильно. А вы знаете, что там произойдет через шестнадцать дней?

— Полагаю, через шестнадцать дней там будет праздник, устроенный в честь набоба.

— И снова правильно.

Наморщив лоб, Федис бесцветным голосом обратился к вожаку:

— Ведь ты не собираешься организовать налет на посольство?

— Конечно, нет! Я лелею более грандиозные планы, друг мой.

— Более грандиозные?

— Да, подумайте сами. Праздник, организованный в честь Его Превосходительства Каэзарима, на который будут приглашены самые влиятельные деятели Абима…

— Ты намерен… похитить набоба? Это противоречит всем нашим…

— Хватит! — сухо прервал лейтенанта Двойник. — Ты что, слепой, Дьявол тебя забери?

Лейтенанты отпрянули, смущенные гневом, исказившим черты их предводителя. В зале повисло напряженное молчание. Манелфи первым подошел к картине.

— Он не хочет похищать набоба. Он хочет похитить его гостей.

Лейтенанты оцепенели. Федис схватился за эфес одной из своих шпаг.

— Принц, ты окончательно свихнулся? Похитить послов?

— Да.

— Это сумасшествие, преступление против самого Абима, против всех наших парней. Я никогда не приму участия в подобном кощунстве, — проскрежетал Федис. — Никогда! Лучше я покину гильдию.

— Имеешь полное право. А что скажут все остальные?

Манелфи оскалился:

— Можешь положиться на меня.

Те, кто принял сторону командира охраны Принца, сделали шаг назад. Их было пятеро, и все они отказались участвовать в безумной затее.

— Вы сделали свой выбор, я чту его, — сладким голосом протянул Двойник. — Этим вечером мы устроим праздник в вашу честь. Вы распрощаетесь с гильдией сразу же после банкета. И больше никогда в нее не вернетесь. А теперь покиньте помещение.

Федис с достоинством отсалютовал Принцу, затем вместе со своими товарищами покинул зал совещаний.

— Хорошо, — сказал Двойник, потирая руки. — Теперь пора приступать к работе.

Кивком он пригласил оставшихся восьмерых лейтенантов проследовать за ним к низким бархатным диванам, которые стояли чуть в стороне вокруг большого стола, образуя своеобразный кабинет.

— То, о чем мы говорим, — начал предводитель гильдии, когда все с комфортом устроились на диванах, — это настоящее объявление войны. Мы нарушим все табу, выступим против вековых традиций, против всех остальных гильдий.

— Абим никогда нас не простит, — прошептал Джифио, худощавый парень с рыжими вьющимися волосами.

— Он простит нас, если мы выйдем победителями из этой заварухи. Мой план прост: надо захватить квадрант, потребовать выкуп с представителей всех дворцов, которые, безусловно, захотят уладить это дело полюбовно и помогут нам вернуться сюда.

— А потом? — спросил Джифио. — Что будет потом?

— Мы получим столь значительный выкуп, что сможем завербовать всех, кого пожелаем. Начнем с гильдий, заполучим контроль над всеми Проходными дворами. После чего мы начнем переговоры с милицией, мы заключим с ней самое выгодное соглашение и поделим этот город.

— Ты говоришь о коронации… — с улыбкой заметил Манелфи.

— А почему бы и нет? Я стану Королем воров, и все вместе мы поставим город на колени.

— Да простит нас Абим, — прошептал Джифио.

— Ты еще можешь присоединиться к Федису, — усмехнулся Манелфи.

Его товарищ опустил глаза. Двойник мысленно поздравил себя с верным выбором, уже сегодня вечером этот бугай будет официально провозглашен его правой рукой.

— Все детали операции будем держать в строжайшей тайне вплоть до последнего дня. Подберите надежных людей, но только намекните им про квадрант. Я узнал, кто стережет посольство. Нам придется столкнуться с личной гвардией набоба, с воинами-кехитами, а также с наемниками, целым отрядом наемников, привлеченных специально по случаю праздника.

— Ты знаешь, какой это отряд? — поинтересовался Манелфи.

— «Шпора».

— Однако!

— Да, знаю. Серьезный противник, но мы не станем сражаться с ним лицом к лицу. Сегодня ночью мы рассмотрим различные варианты захвата посольства. Присутствие заложников облегчит нам задачу. А пока занимайтесь своими делами, как будто бы ничего не случилось. Можете быть свободны. Хотя ты, Манелфи, останься, мне надо поговорить с тобой.

Двойник подождал, пока все остальные лейтенанты удалились.

— Ты вызываешь у меня доверие. Поэтому я поручаю тебе следить за остальными парнями. У тебя есть люди, готовые к любым передрягам? Я имел в виду, такие люди, которые… не отступят ни перед чем?

— Все зависит от того, чего ты хочешь.

— Я хочу, чтобы Федис и все те, кто присоединился к нему, не пережили приближающейся ночи.

Мелисса даже не пригласила Кривляку в дом. Она схватила Опалового за руку, резко втолкнула его внутрь здания и возмущенно накинулась на шута:

— Ты задержался почти на четыре дня…

— Неожиданные осложнения, моя красавица. Должно быть, вы потеряли терпение.

— Не то слово, — резко бросила горгона. — Я не выходила из дома. Я была вынуждена страдать от приставаний какого-то жалкого заклинателя, плюс к этому мой демоненок не способен провести достойно ни одну шахматную партию. Я расскажу все моей Госпоже.

— Все идет своим чередом. Мадемуазель… — Кривляка раскланялся, взмахнув колпаком.

Мелисса захлопнула дверь и повернулась к Опаловому. Ее раздражение уступило место соблазнительной улыбке:

— Наконец-то мы одни, дорогой.

Она решительно взяла демона за руку и увлекла его в коридор, ведущий к спальне; по дороге горгона нежным жестом откинула капюшон создания Тени. И хотя его обнаженный мозг трепетал, издавая влажный, чавкающий звук, Мелисса сочла демона весьма привлекательным. «Он отлично справится со своей ролью», — подумала обольстительница, легонько подтолкнув «суженого» внутрь комнаты. Она остановилась перед демоненком, заключенным в стеклянную тюрьму, и накрыла бутылку шелковым платком. Горгона отчетливо услышала яростный вопль низшего существа, но тут же позабыла о своем маленьком друге. Супруг, стоящий прямо перед ней, завладел всем вниманием Мелиссы.

Ее змеиная грива зашевелилась, разделяя дрожь возбужденного тела. О, она явно испытывала влечение к этому демону. Горгона скользнула к Опаловому, поцеловала краешек его губ и принялась раздевать. Он никак не отреагировал, лишь зачарованно и молчаливо смотрел на клубок змей, которые шипели на голове молодой женщины.

Ее красота глубоко взволновала демона. Кончиком указательного пальца он коснулся щеки горгоны, затем ямочки на подбородке, погладил стрелы бровей и остановился у полных губ, которые нежно раздвинул. Мелисса высунула язык, облизала кончик пальца Опалового и, улыбаясь, провела им по своей обнаженной груди.

Затем она схватила напрягшийся член демона, другой рукой уперлась партнеру в плечо и резко толкнула его назад. Любовники оказались на кровати. Женщина сладострастно вздохнула и выгнулась под тяжестью демона.

— Давай посмотрим, сможем ли мы поладить, — прошептала она.

Утром, прячась по самым темным закоулкам, я лично убедился, что горгона не отвергла демона, приведенного Кривлякой. Увидев все, что требовалось, я был готов отправиться в «Рог Муз». Накануне Мацио уже попытался проникнуть в публичный дом, но был изгнан еще на входе. Это заведение принимало в своих стенах лишь знатных горожан и вельможных особ. Я должен был использовать свой шанс, и потому, когда стемнело, несмотря на угрозу, исходившую от Фейерверщика, вышел на улицу.

Лацци Насмешник загримировал меня, я облачился в залатанные штаны, старый плащ и поношенные сандалии — в таком виде я легко мог сойти за бродягу. Сверток на плече дополнил маскарадный костюм.

Когда появились первые фонарщики, я тронулся в путь. Мне так не хватало этого города, его звуков и запахов. Не спеша я добрался до набережной большого канала, отделявшего меня от Третьего круга. Миновав Косой квартал и квартал Туманов, я ступил на улицу, ведущую на юг, к кварталу Грехов.

Интересовавший меня публичный дом располагался недалеко от Большой Каменки, центральной улицы, пересекающей город с севера на юг. Я нашел укромное местечко, где сбросил свои лохмотья и переоделся в парадный костюм, после чего заглянул в таверну, чтобы привести туалет в порядок, и остановился у входа в притон.

Два наемника из отряда «Зефир» осмотрели меня с головы до ног и посторонились, освобождая проход. Я проскользнул в крошечный садик, окруженный высокими стенами из красного камня, и двинулся по песчаной аллее, освещенной фонарями. В конце концов я очутился у стойки из черного дерева, за которой меня встретила молодая женщина. Изумрудная шелковая туника, бледная кожа, длинные светлые волосы — сразу видно уроженку Модеенской марки. Не в моем вкусе, но бесспорно красивая.

— Принц Маспалио, — пропела она, — счастлива видеть вас в нашем скромном заведении. Скорее позовите Лаша.

Ее рука с неприятной настойчивостью сжала мое запястье. Я освободился и объяснил красавице цель своего визита.

— Мадам никогда не закроет двери пред Принцем воров, — заверила меня модеенка. — Впрочем, примите мои поздравления от имени всего нашего заведения, — с воодушевлением добавила прелестница. — Соизвольте следовать за мной.

Поздравления? Заинтригованный, я последовал за распорядительницей, поднялся на широкую платформу, которая качнулась и начала опускаться. Мы оказались в просторном подземном зале, озаренном неярким светом. Вдоль его северной стены тянулся темный канал. Молодая женщина пригласила меня сесть в лодку: ею управлял юноша, облаченный в белое. Лодка медленно заскользила по водной глади подземного лабиринта.

Пока мы плыли, я мельком заметил несколько небольших фаянсовых бассейнов, в которых в обществе роскошных сирен резвились мужчины и женщины. Поморщившись, я отвернулся. Я отлично знал историю этих девушек, которых корсары Пиратского анклава ловят в глубоководных морях Севера.

Лодка стукнулась о пристань, покрытую красным ковром. Лаш помог мне выбраться из лодки и указал на маленькую дверцу.

— Мадам ждет вас. Я останусь здесь, всегда готовый служить вам.

Хозяйка «Рога Муз», маленькая женщина в черном приблизительно пятидесяти лет, с сухоньким личиком и волосами, забранными в пучок, устремилась мне навстречу.

— Входите, мой Принц, входите, — сказала она, огибая длинный письменный стол. — Какая радость! Садитесь. Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить?

— Морабийского.

— Итак? — воскликнула хозяйка. — Рассказывайте!

— Что вы имеете…

— О, вы желаете сохранить тайну, как же я сразу не догадалась! — прошептала она, положив руку на мое колено. — Я все понимаю… но сделайте милость, скажите мне: что на вас нашло? Я так любопытна. Вы устали от безделья? Ах, какая разница, главное, что вы снова встали во главе гильдии! Абим трепещет! — закончила она, расплывшись в широчайшей улыбке.

Я больше не нуждался в подробностях. Двойник не соврал, он начал расхищать мое прошлое. Сжав в бешенстве кулаки, я молчал до тех пор, пока женщина не нарушила воцарившуюся тишину тактичным покашливанием:

— Я… я докучаю вам своими вопросами. Лучше поговорим о том, что привело вас ко мне.

— Мне нужна помощь одной из ваших девиц. Чтобы вернуть то, что принадлежит мне по праву.

— Ах, так?

— Этот предмет покоится на дне канала, в Косом квартале. Я хотел бы урегулировать это дельце, не привлекая лишних взглядов. Особенно взглядов нашей доблестной милиции.

— Понимаю, — протянула хозяйка, и на ее лице появилось заговорщицкое выражение.

— Цена меня не волнует, но я спешу. Мы можем решить проблему уже этой ночью?

— Конечно. Остановимся… скажем, на двух тысячах денье. Я доверю вас заботам Дисины. Само собой разумеется, с вами отправятся парни из «Зефира».

— По рукам.

Выпив превосходный морабийский кофе, я несколько поспешно распрощался с хозяйкой. Я не сомневался, что уже вскоре ко мне присоединится сирена, она разыщет меня где-нибудь поблизости от канала, в который Розиакр выкинул эргастулы. С почетным эскортом из трех наемников я отправился на пристань и нанял перевозчика. Когда мы оказались на месте, я огляделся по сторонам и удостоверился, что наши поиски пройдут без лишнего риска.

Сатир не зря выбрал именно узкий канал Венидио. Этот канал тянулся вдоль старых слепых стен лепрозориев, его обрамляла лишь одна-единственная грязная набережная, на которой сейчас обосновалась кучка нищих. Я кинул им всего несколько денье, и бродяги поспешили исчезнуть, не задавая лишних вопросов.

Мы терпеливо ждали. Я с горечью думал о Двойнике, о тех людях, которых я оставил в прошлом и которые отныне безропотно повиновались моей копии. Ну уж нет, я ни за что не позволю этому мерзкому существу пожертвовать гильдией ради его корыстных интересов.

Та, которую звали Дисиной, прервала мои раздумья. Ее бритая голова показалась из воды всего в десяти локтях от нашей лодки. Она махнула нам рукой, подплыла поближе и остановила на мне взгляд янтарных глаз.

— Принц Маспалио, я в вашем распоряжении.

Сирена внимательно выслушала мои приказы, быстро оглядела окрестности и нырнула. Поиски длились уже больше часа, когда она наконец смогла обнаружить первый эргастул. Грязная вода, всевозможный мусор, устилающий дно наших каналов, всячески затрудняли задачу сирены.

Тот предмет, который она положила в лодку, испускал отвратительное зловоние. Заросший тиной, куб не пережил пребывания в гнилых водах. Магия больше не теплилась у него внутри.

Я попросил Дисину продолжить поиски. Лишь когда в лодке скопилось семь эргастулов — все как один недействующие — я знаком велел сирене остановиться. Перевозчик тут же отвез меня к таверне, в которой мы должны были встретиться с Мацио. Уже вдвоем мы доставили ценный груз в наше тайное убежище.

Здесь к нам присоединился Розиакр, после чего мы очистили первый эргастул от тины и приступили к его поверхностному осмотру: мы должны были знать, смогут ли гномы сделать все возможное и невозможное, чтобы вернуть механизму его былое могущество. Сатир пришел к выводу, что куб еще можно спасти, и сообщил нам, что связался с мастерами из квартала Теней. По его мнению, гномы заломили баснословную цену за работу, да еще потребовали предоставить им мастерскую. Хотя мастерская Розиакра подойдет.

— Действуем согласно следующему плану, мессиры: ты, Мацио, наблюдаешь за тем, что будет твориться в мастерской. Ты, Розиакр, тоже пойдешь туда, но держись в сторонке. Лацци должен быть готов отправиться к Горгоне, как только Опаловый даст знак. Демон тайком проведет тебя в дом. А там уж будешь действовать по обстановке.

XV

Студенческий квартал, где-то после полудня. Жаркое солнце загнало и профессоров, и студентов Великого университета в спасительную тень аркад. Ученики также рассыпались по берегам канала, который, словно синяя лента, обнимал подножие горы Светлячков. На этом холме высилось центральное строение Университета — настоящий замок, где в этот час разгуливало лишь несколько чопорных чиновников.

Никто из них не обратил ни малейшего внимания на небольшую группу студентов, пересекших просторный вестибюль, чтобы подняться на верхние этажи здания. Беззаботная болтовня школяров стихла в тот же миг, как только они переступили порог учебного класса, из которого открывалась роскошная перспектива на кехитский квадрант. Двойник и его лейтенанты заперли дверь на замок и сгрудились у окон, изучая величественные силуэты двух дворцов набоба Каэзарима. Каждый вор выучил свою роль назубок. Они явились сюда лишь для того, чтобы еще раз взглянуть на место предстоящих боевых действий, подвести итоги и убедиться, что учтены все даже самые ничтожные детали.

Двойник указал пальцем на высокие белые стены, за которыми скрывалась цель их вылазки.

— Пристань находится вон там, — сказал лже-Маспалио. — Именно туда ты поведешь свой отряд, Манелфи.

На пристань — высокий деревянный настил — доставлялись все товары, предназначающиеся для квадранта. Товары выгружали из лодок, чтобы затем переправить в посольство через большие двустворчатые ворота. Лейтенант, который должен был через несколько дней сделать все возможное, чтобы преодолеть эти ворота, серьезно кивнул. Все будет зависеть от тех, кто в условленный час распахнет створки, чтобы пропустить лейтенанта и его людей. Манелфи повернулся к Джеццы, худющему мужчине с волосами цвета гагата.

— При вас не будет оружия, — напомнил Манелфи. — И при этом вы в любую секунду рискуете нарваться на стражу или, того хуже, на наемников. Ты обязан все продумать.

— Со мной будет Яссина.

Двойник, потерявшийся в собственных мыслях, рассеянно покачал головой. Он принял решение не участвовать в операции лично, но скрытно, переодевшись, проследить за своими людьми. Придуманный им план казался фэйри весьма надежным, у них все должно получиться, невзирая на присутствие легендарных наемников из «Шпоры». Эта лига принимает в свои ряды лишь минотавров-отступников, тварей, закаленных бесчисленными сражениями, и предпочтивших Сумеречные королевства Бездне. Но речь не шла об открытом противостоянии этим ловким бойцам. Операция увенчается успехом, если Джецца и его подручные смогут проникнуть во дворец под видом гостей, обмануть и нейтрализовать стражу у ворот, ведущих на пристань, чтобы позволить отряду Манелфи ворваться в посольство и взять в заложники кучку самых влиятельных дипломатов. «Шпора» никогда не отважится рисковать жизнями своих подопечных, в этом Двойник не сомневался. Минотавры скорее предпочтут сложить оружие, чем подвергнуть опасности жизнь той или иной иностранной высокопоставленной особы. Порой у лже-Маспалио кружилась голова от дерзости предстоящей операции, но он не поддавался головокружению, потому что спешил. Спешил подчинить себе этот город, а главное, наверстать упущенное время. Принц повернулся к своему лучшему лейтенанту.

— Ацио в конце концов решил присоединиться к вам?

— Да. Нас будет ровно двадцать. Парни подозревают, что мы готовимся к серьезной драке.

— Неважно.

Копия Маспалио сосредоточилась на касбе набоба. Предводитель воров знал, что не должен полагаться на удачу. Любая неожиданность может поставить под удар всю операцию в целом. Больше всего Двойник был не уверен в первой фазе вторжения, во время которой двадцать вооруженных воров должны будут одновременно захватить четыре лодки и пересечь канал, прежде чем «Шпора» поднимет тревогу. Сначала Принц рассчитывал, что его войско сумеет подобраться незамеченным непосредственно к главным воротам посольства, но перевозчики, закрепленные за кехитским квадрантом, получили полномочия обыскивать гостей, чтобы во время приема не произошло никаких неприятных инцидентов. Набоб строго-настрого запретил приглашенным проносить в свое посольство любое оружие. Это вынуждало гильдию раньше времени раскрыть свои карты и молиться, чтобы любопытные зеваки, собравшиеся на берегу, не переполошили стражу.

А вот вторая фаза операции обещала пройти как по маслу. Когда в руках вооруженных бандитов окажутся перепуганные заложники, квадрант падет. Начнутся переговоры.

— И пусть отвага станет нашей верной союзницей, — прошептал Двойник, глядя на лейтенантов.

Парни кивнули в знак согласия, но их лица были хмурыми. Все, даже Манелфи, понимали, что совершают кощунство, что они забыли о клятве, данной Абиму.

Прошло пять дней. Гномы в мастерской Розиакра сменяли друг друга и трудились денно и нощно, пытаясь спасти эргастулы. Вода нанесла кубам почти непоправимый ущерб, и бывшие члены «Угольника» не давали никаких гарантий. Но все же они не теряли надежды.

Кривляка не подавал признаков жизни, Владич куда-то запропастился. По моей просьбе Капиццо наведался в таверны, которые любил посещать адвокат, но их хозяева заверили моего эмиссара, что Владич в последние дни у них не появлялся.

Тем временем Одено, воспользовавшись связями Ферутца среди газетчиков, сумел раздобыть несколько приглашений на праздник Каэзарима. Он разжился всего тремя пригласительными билетами, один из которых предназначался газетчику-фэйри. Больше искать не имело смысла. Набоб вручил список гостей отряду наемников «Шпора». Если бы мы попытались достать еще несколько приглашений, нас бы тут же засекли. Лацци уже заперся в комнате наверху, чтобы подготовить костюмы для переодевания, сейчас он работал над гримом — на торжественном приеме мы должны будем походить на тех, кто уступил нам свои приглашения.

Складывалось впечатление, что в последние дни милиция искала меня не столь рьяно, как в предыдущую неделю. Надо полагать, сенешаль отказался от мысли задействовать значительную часть своих воинских подразделений, чтобы выгнать меня из логова. Тем не менее обещанное вознаграждение разжигало алчность горожан, и мы продолжали соблюдать все правила осторожности, покидая наше новое жилище.

Каждый день Деместрио докладывал мне о том, что он разузнал в Проходных дворах. Бывший перевозчик собирал информацию о деятельности гильдии, но до сих пор не мог понять намерения ее вожака. Что готовит мой alter ego? Тем же вопросом задавались и остальные Принцы воров, обеспокоенные «моим» возвращением на трон. В тавернах города люди делились друг с другом самыми разными слухами и утверждали, что Двойник намерен получить титул Короля воров. Мне не терпелось поскорее прекратить этот фарс.

Меж тем я регулярно беседовал с Джечети. Мы усаживались в саду, склонившись над схематичным планом посольства, и сопоставляли разрозненные данные, собранные нашими товарищами. Мы также обговаривали самые разные варианты доставки эргастула в кехитский квадрант и рассуждали о том, в какой момент праздника будет уместнее всего провести нашу демонстрацию. Мы оба склонялись к мысли, что действовать надо в самый разгар вечера, когда набоб возьмет слово и начнет произносить речь перед своими гостями. Одено заверил нас, что Каэзарим обязательно выступит, ведь этого ждут все приглашенные. И мы просто обязаны воспользоваться столь удачным моментом.

Понемногу выстраивалась целостная картина будущей операции. Я даже попросил Пертюиса прогуляться по песчаному берегу, тянущемуся вдоль всего кехитского квадранта, и расставить там свои метки. «Это чтобы прикрыть наше отступление», — сказал я другу. После чего старик перестал спать и неутомимо работал, покрывая большие пергаментные листы прямыми и кривыми линиями, рядами цифр и непонятных символов.

До праздника оставалась еще неделя, когда Опаловый наконец-то сумел одурачить горгону, наплел ей о необходимости отлучиться и явился к нам, дабы поведать о перипетиях своей семейной жизни. Ради такого случая мы все собрались в столовой.

— Как чудесно, — томно вздыхал демон. — Эта женщина не перестает удивлять меня, она доставляет мне несказанное удовольствие. Вот, например, вчера…

— Остынь, — попросил я. — Все пикантные детали оставь до лучших времен.

На меня градом посыпались насмешки и упреки товарищей. Я знаком велел демону продолжать.

— Она уже заводила разговор о Романсе. Я стараюсь не задавать слишком много вопросов, она сама все расскажет, потому что думается мне… я верю, что она меня оценила.

— Она тебя любит? — бросил Джечети.

— Возможно, любит. Во всяком случае, она это утверждает.

— А ты? — спросил я, сверля демона взглядом.

— Я? Ну-у… я… я нахожу ее очаровательной, даже загадочной, интригующей. Она чем-то напоминает страну… ну, мое королевство. И порой у меня появляется желание… желание снова увидеть Межбрежье, прежде чем отказаться от него раз и навсегда.

Я скосил глаза на Селгуанса. После ухода ученика маг в основном отдыхал или проводил время, сидя рядом с Пертюисом. Эти старики были чем-то похожи: жизнь скользила мимо них, не оставляя следов. Увлеченные своей работой, они оба существовали в своих грезах, поглощенные собственными химерами. Маг послал мне рассеянную улыбку, а затем нежно потрепал Танцора, сидящего на ладони. После чего он поставил кроху прямо перед собой и ласковым жестом отправил кружиться по столешнице. Я сдержал раздраженный вздох и снова обратился к Опаловому:

— Как бы там ни было, выкинь из головы эту мысль. В данный момент ты должен оставаться в Абиме и сосредоточиться на том, о чем я тебя просил.

— Да, знаю.

— Я настаиваю на том, что сказал. Могу вас представить, ее и тебя, как вы развлекаетесь, не сомневаюсь, что это чрезвычайно приятно — проводить все дни напролет в постели роскошной женщины… Только не забывай, что если в один прекрасный день она не расскажет тебе всей правды, мы умрем. Мы все. Усвоил?

— Усвоил.

— Хорошо. Тогда возвращайся и делай свое дело. А мы позаботимся обо всем остальном.

На следующий день Розиакр занял боевой пост в квартире, прилегающей непосредственно к апартаментам горгоны. Я купил это жилье, предложив его владельцу — абимскому торговцу — тройную цену. Тот не слишком долго ломался. Я поручил Лацци Насмешнику устроить все таким образом, чтобы сатир мог круглосуточно, но незаметно следить за своей соседкой. Накануне, воспользовавшись отсутствием любовников, мы отвели Розиакра на место, чтобы он ознакомился с расположением комнат.

Как будут развиваться дальнейшие события, зависело лишь от Опалового, от того, сумеет ли демон вырвать признания у своей подруги.

Вот уже три дня Розиакр днем и ночью подглядывал за эротическими играми супружеской пары. Этим вечером они долго просидели за столом. Сейчас демон возлежал на кровати, откинувшись на большую подушку. Горгона устроилась рядом, положив голову мужу на живот.

— Мне кажется, что тебя что-то тревожит, и при этом ты выглядишь голодным, — сказала Мелисса.

— Да, это странно. Но думаю, что всему виной тот сон, который я видел прошлой ночью.

— Расскажешь?

— Я был Толстяком, заблудившимся во Дворце. При этом я не сомневался, что скоро умру от голода.

— Толстяком? Это ужасно…

— Почему? Я никогда их не видел. Ты знаешь, мне кажется, что нам стоит почаще выходить из дома. Например, я бы хотел посетить этот дворец.

— Я уже говорила, мы должны быть крайне осторожными.

— Но почему, Мелисса? Почему ты постоянно повторяешь эту фразу?

— В данный момент я еще не готова рассказать тебе о своей тайне.

— Получается, ты мне не доверяешь?

— Конечно, нет.

— Тогда в чем дело?

— Я не хочу тебя потерять.

— Полагаешь, я испугаюсь?

— Нашей любви — нет, но всего остального…

Опаловый обхватил ладонями лицо подруги.

— Я люблю тебя, Мелисса. Поговори со мной. Ты ничего не рассказывала мне о себе, откуда ты явилась, что делаешь в этом городе.

— А ты, ты знаешь, что ты здесь делаешь?

— Нет, но я… я всего лишь Опаловый.

Мелиссе так хотелось рассказать возлюбленному о Романсе, разрушить стену молчания, которая разделяла их, отдаляла друг от друга. Если она признается, демон уйдет, бросит ее? Высшие Дьяволы никогда не простят провинившейся подобной ошибки. Если Опаловый захочет уйти, ей придется убить его. Мелисса знала, что способна на убийство. Чем она рискует, если расскажет Опаловому всю правду? В самом худшем случае его заменят на другого демона. Конечно, она будет страдать от потери. Но сколько она приобретет, раскрыв карты! Они станут настоящими сообщниками, тайна сплотит их. Сама мысль нарушить запрет возбуждала, перспектива превратить любовника в верного союзника казалась горгоне такой заманчивой.

Сатир за стеной сузил глаза. С губ горгоны сорвались те слова, которых он ждал с таким нетерпением. Настал момент истины. Маспалио получит исповедь, на которую он возлагал все свои надежды.

Яркий свет высоких факелов отражался в темных водах канала. Гондолы, соперничающие в роскоши, спешили по направлению к кехитскому квадранту. Лодок становилось все больше и больше.

Высший свет Абима направлялся к вратам посольства. Над водной гладью, усыпанной кораллово-красными кувшинками — редкими цветами, выращенными в далеких странах Востока, витал приторный запах духов. Бродячие артисты, погрузившиеся на огромные плоты, вокруг которых кружили мерцающие светлячки, устремлялись навстречу гостям, дабы усладить их слух чарующей музыкой. Они сопровождали приглашенных вплоть до самой набережной, на которой уже суетились слуги в ливреях, предлагая прибывшим редкие вина и нежные финики, громоздящиеся на подносах.

Пышный прием, устроенный набобом, мало в чем уступал пирам, которые закатывали в королевских дворцах. Послы и высокопоставленные жители Абима облачись в свои самые лучшие одежды и благосклонно приветствовали толпу зевак, собравшихся на берегах квартала Случайностей и Студенческого квартала, чтобы полюбоваться небывалым зрелищем.

В городе по-прежнему царила удушающая жара. Первые гости, сопровождаемые бдительными взглядами минотавров из «Шпоры», миновали центральные ворота касбы и рассыпались по тенистым садам. На белых стенах дворцов сияли разноцветные стеклянные фонарики, внутри которых тихо жужжали шафрановые пчелы, заливая окрестности фантастическим светом. На террасах и вокруг фонтанов прогибались под тяжестью всевозможных яств длинные деревянные столы. Танцовщицы с обнаженными округлыми животами томно извивались на специально сооруженных помостах, затянутых бархатом; тут же давали представление заклинатели змей. Полупрозрачная чешуя рептилий также поблескивала в вечерней темноте.

Окруженный приближенными и личной охраной, набоб Каэзарим встречал гостей в шатре на триста человек. Наряженный в прекрасную джеллабу, этот высокий худощавый мужчина раздавал направо и налево самые радужные улыбки. Он хотел одарить ими всех тех, кто проделал путь до его дворца, старался лично поприветствовать самых значительных гостей. Скрывая все эмоции за маской радушия, кехит напрягал взволнованный разум, стараясь не упустить ни единой мелочи. В Абиме все союзы и договоры заключаются именно во время таких праздников. Здесь же случаются заговоры и измены. Каэзарим обязан извлечь максимальную пользу из собственного торжества, чтобы передвинуть нужные ему пешки на шахматной доске Сумеречных королевств.

Только что он запечатлел поцелуй на ониксовом кольце, украшающем палец грозной дамы Ацарьи, представительницы Вдовьих земель. Набоб лично проследил за тем, чтобы имена юных горгон, повсюду сопровождающих свою госпожу, фигурировали в длинном списке гостей. Невзирая на праздник, женщины появились в касбе в неизменных черных платьях. Еще один способ напомнить хозяину бала об убийстве проститутки кехитским торговцем. Ацарья ненавязчиво намекала послу, что он в ответе за своих подданных. Черная дама владела почти всеми публичными домами квартала Грехов и намеревалась получить солидную компенсацию, дабы замять дело.

Короткая передышка позволила набобу окинуть взором уже прибывших дипломатов. Вот его старинный приятель, Свенхам де Влтана, посол Княжеских областей. Он сумел ускользнуть от трех молодых сограждан, сопровождавших его. Водрузив на затылок саланистру, посол нашел укромный уголок у банкетного стола и беседовал со своим модеенским коллегой, Силвариэлем де Манденьей, вырядившимся в белый расшитый золотом костюм, один рукав которого обвивала ветвь Королевского дерева. Чуть дальше, окруженный молодыми соблазнительными дамами, ждал своего часа Долус, дипломат и наместник Литургических провинций. Наверняка он захочет вернуться к разговору о монастыре, не так давно разграбленному кочующим кехитским племенем. Помимо всего прочего, посол, искушенный маг Полудня, развлекал своих поклонниц теми па, которые он разучил со своим Танцором. На лице набоба расцвела искренняя улыбка — он увидел у фонтана огрессу, которую кехит хороша знал. В данный момент великанша отбивала атаки милейшего Патъяха, развратного эльфа, который уже давно олицетворял в Абиме мощь Лифании. Вышеназванная дама представила обществу своего брата, Ифагра де Молонстонда, выздоровевшего после долгой болезни, посла Республики наемников.

Супруга Каэзарима незаметно тронула мужа за плечо, привлекая его внимание к застывшему перед ними мужчине в инвалидном кресле. Королевство Прибрежных районов не желало отзывать этого старика из Абима. Немощный, едва способный пожать руку, протянутую хозяином, посол процедил несколько невнятных слов и сделал знак своей спутнице, черной фее, закутавшейся в волчью шкуру. Каэзарим облегченно вздохнул, когда пара удалилась. Запах гниющий плоти, исходящий от щуплого тельца Мендорхана, вызвал дурноту. К этому моменту во дворце не хватало только жанрейнийского посла, весьма приятной дамы, и мессира Пананголя, представляющего королевство Ургеман. Бренгай Десериан, дипломат Пиратского анклава, отклонил приглашение, его не устраивало соглашение, касающееся нового торгового пути, который должен был связать две страны. Он предпочел прислать вместо себя своего архивариуса, странноватого типа по имени Сатурналиус.

Каэзарим был доволен. К нему направлялась делегация из Дворца Стали. Ночь обещала быть плодотворной, она послужит во славу интересов его королевства.

Джецца с тщательно уложенными и надушенными волосами, облаченный в камзол цвета спелого граната, неловко толкнул слугу, который протянул гостю бокал с вином. Вор извинился и тут же услышал жаркий шепот Яссины:

— Успокойся, возьми себя в руки, ты слишком сильно нервничаешь.

Он поморщился и грубо увлек свою спутницу в темный угол террасы, где их никто не мог побеспокоить.

— Избегай советов подобного рода, — проскрежетал он.

— Делай, как я, — наслаждайся праздником.

Уверенность молодой женщины раздражала ее напарника. Нервы Джеццы были на пределе, он испытывал тошноту от одной только мысли, что вскоре они должны взять в заложники целую кучу высокопоставленных особ. У него в голове звучали слова Джифио: «Да простит нас Абим…» Неизбежность атаки внезапно показалась ему отвратительной, и он согласился с мольбой своего подельщика. Джецца больше не знал, должен ли он верить Принцу Маспалио. Мечты предводителя о величии вдруг представились вору иллюзорными и неразрывно связанными с позором, который он обрушит на свою семью, если они доведут это дело до конца. Ненавязчивое, но грозное присутствие минотавров утвердило бандита в мысли, что им не избежать страшной резни. Облаченные в доспехи, с тяжелыми секирами за спинами, наемники из «Шпоры» пошатнули его уверенность в силах Манелфи и его людей.

Совершенно растерянный, Джецца утер пот, заливающий лоб, и вздрогнул, когда Яссина прижалась к нему и с неожиданной силой дернула за рукав:

— Пусть тебя огры сожрут, соберись наконец!

Вор, словно загипнотизированный, уставился на подругу. Та сделала вид, что хочет поцеловать спутника и безжалостно укусила его за губу. Джецца грубо отпихнул женщину, но боль сделала свое дело. У него по подбородку струилась кровь, когда он кивнул красавице.

— У нас все получится, — пробормотал он. — Я намерен… мы сделаем это. Дай-ка мне твой кубок.

Джецца одним махом опрокинул кубок, вытер ладонью рот, схватил молодую женщину за руку и решительным шагом направился к пристани.

Двойник, прищурив глаза, наблюдал за этой парой до тех пор, пока она не затерялась среди гостей. Собственный «маскарадный» костюм бесил фэйри, плюс к этому, согласно выбранной роли, он был вынужден поддерживать изнуряющую беседу с теми, кто подошел поздороваться с ним. Обосновавшись на самой высокой террасе центрального дворца, предводитель воров пользовался каждым мгновением одиночества, чтобы проследить за перемещениями наемников и кехитской стражи.

Безопасность банкета обеспечивало не менее двадцати пяти минотавров. Истинные профессионалы, они вызывали невольное восхищение и заставляли жалеть о том, что он, Двойник Маспалио, не располагает подобным войском, которое существенно облегчило бы его задачу. Минотавры ни на секунду не покидали своих постов, перемещались лишь парами, готовые вмешаться при малейшем намеке на возникновение нежелательного инцидента.

Время играло на руку новоявленному Принцу. Жара и вино делали атмосферу праздника весьма напряженной, наемники уже были вынуждены постоянно врезаться в толпу, чтобы остудить умы особо рьяных буянов. Лже-Маспалио задумал обезвредить командира «Шпоры». Этот исполин со сточенными рогами и острой седой бородкой, одетый лишь в легкую кольчугу, не шевелился с самого начала вечера. Расположившись над главными воротами, он внимательно наблюдал за гостями, переступавшими порог касбы, и лишь иногда подавал какие-то знаки тому или иному солдату. Два раза Двойнику даже показалось, что он встретился взглядом с минотавром. Его следует опасаться.

Однако не могла не радовать беззаботность кехитской стражи: Манелфи легко возьмет заложников, прежде чем эти увальни сообразят, что происходит.

Стражники — как и все остальные гости — ничего не подозревали и даже представить себе не могли, что кто-то осмелится напасть на посольство.

Последние редкие гондолы скользили по каналу, торопясь доставить во дворец опоздавших. Тем временем набоб и его свита расположились у фонтана, куда уже стекались придворные и любопытные приглашенные.

Скоро придет время действовать.

Два крошечных создания удвоили свои усилия; опьяненные успехом, они бок о бок вгрызались в горячую и влажную землю Абима. Они скользили в вязких слоях оникса, отделяющих Межбрежье от поверхности, натыкались на руины былых времен и огибали их, обнюхивали еще теплые следы Пламенеющих — скелеты Темных Писцов, которые сумели добраться до Высших Дьяволов, чтобы заложить сами основы заклинания демонов. Ящерицы семенили вдоль мрачных стен подземных пещер и галерей, проникали в крипты, заполненные робкими тенями. Иногда они задерживались у потолочных балок Металлического зала и вздрагивали, подчиняясь ритму монотонных песнопений, долетавших из самой глубины Бездны.

Их стремительный бег ускорился. Они потеряли массу драгоценного времени, прислушиваясь к эху вожделенной вибрации. Иногда саланистрам чудилось, что их добыча находится одновременно в двух совершенно разных местах. Поэтому они действовали нерешительно, колебались, неоднократно поворачивали назад по собственным следам, не в состоянии понять эту аномалию. Создания терлись мордочками в непроглядной темноте подземелий, решая, не стоит ли им разделиться. Но ни одна ящерка не осмелилась проявить инициативу. И вот теперь оба источника вибрации сошлись в одном месте, снова стали единым целым. Саланистры были готовы выйти на поверхность земли, чтобы схватить добычу. Надо предупредить хозяина, сказать ему, что охота скоро закончится. Камень трещал вокруг них, превращался в крошку, по мере того как они набирали скорость.

Я вытер перепачканный рот и со вздохом удовлетворения опустошил десятый рог с миндальной массой, ароматизированной флердоранжем — от таких яств не отказываются, тем более что рядом со мной уже материализовался расторопный слуга, готовый наполнить мой опустевший бокал.

Этим вечером я всем представлялся мессиром Ла Монака, знаменитым газетным обозревателем из квартала Случайностей. Сейчас я разгуливал среди гостей в поисках Лацци и Джечети, которых выбрал себе в спутники для того, чтобы, как я надеялся, сорвать покров тайны с пресловутого Романса. Перспектива предать Высших Дьяволов, забыть о подписанном ими сговоре нисколько не радовала меня, тем более что Кривляка так больше и не появился. Возможно, он уже бьется в агонии, попав в умелые руки Аластора, знаменитого палача Бездны? По крайней мере я мог быть уверенным в одном: если бы шут проговорился, назвал мое имя, то я бы сейчас не наслаждался восточными сладостями и пируэтами прелестной кехитской танцовщицы, которая уже несколько минут не сводила с меня взгляда огромных черных глазищ, совершая умопомрачительные волнообразные движения животом.

Я поприветствовал ее изящным поклоном и поспешил исчезнуть. Мой невысокий рост изрядно мешал мне, однако, защищая открытой ладонью наполненный бокал, я медленно, но верно продвигался к террасам, откуда открывался отличный вид на всю касбу. Я просто обязан разыскать своих двух товарищей, прежде чем проникну в личные апартаменты набоба, где, согласно традициям, складывались все подарки, принесенные гостями. Что касается меня, то я преподнес хозяину внушительную статую, изображавшую отдыхающую Моргану. Весьма посредственное произведение искусства, обладающее одним несомненным достоинством — широкие бедра девицы позволили спрятать в них драгоценный эргастул.

Наш план выглядел не слишком сложным, по крайней мере на бумаге: проскользнуть в апартаменты, достать куб и привести его в действие в тот самый момент, когда Каэзарим завладеет вниманием толпы, объявив, что он намерен произнести речь. В конце концов я заметил в толпе приземистую фигуру Джечети, который расколол стройные ряды делегации Вдовьих земель. Я сделал знак другу, приглашая его подняться на соседнюю террасу.

— Все в порядке? — спросил он, чокнувшись со мной и изобразив широчайшую улыбку.

— Кто из нас больше выпил?

— Да, я выпил, но совсем немного, — признался Джечети. — Поверь мне, я совершенно трезв.

— Боишься?

— От страха я еле стою на ногах, Принц.

— Попытайся сохранить здравый рассудок, нам только предстоит осуществить самую трудную часть плана. Видел Лацци?

— Нет.

— Не знаешь, ему удалось проникнуть во дворец?

— Не имею ни малейшего представления.

— Тогда начинаем без него. Иди за мной.

Открыв для гостей первый этаж своих владений, Каэзарим существенно облегчил нашу задачу. Толпа еще не наводнила большие залы, в которых праздно слонялось несколько слуг. С бокалами в руках мы проскользнули в просторное помещение, превращенное в хамам[23], и обнаружили узкую мраморную лестницу, ведущую к верхним этажам здания. Под крышей дворца располагались многочисленные комнаты, к которым вели узкие извилистые коридоры. Мы быстренько обыскали их, чтобы убедиться, что сюда не попало ни одного подарка, и спустились на второй этаж. Здесь, сразу за лестничной площадкой, начинались личные апартаменты набоба. Крадучись на цыпочках, мы окунулись в хаос роскоши, слабо освещенный светом больших канделябров, стоящих на полу. В этих покоях мрамор стен сохранял приятную успокаивающую прохладу. Мы раздвинули тяжелый парчовый занавес, разделяющий этаж на две части, и вдруг очутились в просторной галерее с колоннами. В самом конце этой галереи, спиной к нам стоял минотавр — он зажигал свечу, укрепленную в нише на стене. Едва заслышав скрип трута, мы отпрянули обратно в темноту.

Этот нежданный страж серьезно осложнял наше дальнейшее продвижение. После того как Владич официально сообщил обо мне Фейерверщику, я не мог обратиться к заклинанию демонов и был вынужден полагаться лишь на свои силы и инстинкты. У меня не было даже кинжала, Джечети также разоружили на входе в касбу.

— Следовательно, нам необходим отвлекающий маневр, — прошептал мой друг.

— Другого выбора не остается.

— Я займусь этим?

Я схватил Джечети за руку.

— Не рискуй понапрасну. Прикинься, что ты пьян в стельку, заставь его проводить тебя в сад. Мне потребуется некоторое время, чтобы забрать эргастул.

— Боюсь, у меня не получится отвлечь его слишком надолго.

— И все же рискнем.

Минотавр, завидев фигуру незнакомца, тут же напрягся. Джечети сделал вид, что не стоит на ногах и со всей дури врезался в ближайшую колонну, пьяным голосом заорав:

— О, тысяча извинений!

Он поднял свой бокал, чокнулся с холодным мрамором и нетвердой походкой двинулся к наемнику. Последний схватил его за плечи и нежно прижал к стене.

— Это частные владения, мессир. Пожалуйста, спуститесь вниз.

Вежливый, но твердый тон. Джечети поднял на солдата затуманенный взор, икнул и медленно осел на пол.

— Вот, сделал, как вы сказали, — пробормотал он.

Минотавр пожал плечами.

— Скоро смена караула. А пока не шевелись.

— Помогите мне, дружище… Речь… Я не хочу пропустить речь.

— Вы остаетесь здесь.

Наемник уже отошел от распростертого тела, чтобы вернуться на пост. Я еле сдержал ругательство, готовое сорваться с губ. Непреклонность минотавра вынуждала меня импровизировать. Я подкрался к небольшому ромбовидному окну и выглянул на улицу, чтобы осмотреть фасад дворца. Карниз в три дюйма шириной — он позволит мне добраться до соседних окон. Высокая стена скроет меня от глаз гостей и слуг.

Извернувшись, я пролез в окно и ступил в пустоту. Неровности камня позволили мне ухватиться за них и сохранить равновесие: я начал очень медленно продвигаться по карнизу. Вжавшись в стену, я делал крошечные шажки, преодолевая те двадцать локтей, что отделяли меня от парапета ближайшего балкона. Наконец я оказался на балконе и ввалился в спальню кехитского посла.

В огромной комнате центральное место занимала большая кровать с пологом из модеенской ткани. Плющ медного цвета обнимал верхушку балдахина и терялся где-то под потолком. Дары, принесенные гостями, были сложены в углу, освещенном слабым отблеском луны.

Я запустил руку в самое интимное место статуи. Механизм, установленный Лацци, сработал без сучка и задоринки. Открылся потайной ящик, и я осторожно извлек эргастул. Внутри куба слабо поблескивали изображения горгоны и Опалового, пойманные взглядом сатира. Я тут же прикрыл эргастул шелковым платком и задался вопросом, как же мне теперь выйти отсюда. Волшебный куб был слишком громоздким, чтобы я смог пройти с ним по карнизу. В конце концов я решил обвязать его импровизированными веревками, изготовленными из простыней, и спустить вниз, на землю. Сам я выбрался из спальни тем же путем. Стоило мне поставить ногу на твердую почву, как на мое плечо обрушилась чья-то тяжелая рука. Я подскочил от неожиданности, крутанулся на пятках и выставил кулаки.

Лацци насмешливо хмыкнул и сграбастал меня в объятия:

— Не сомневался, что найду тебя именно здесь, — выдохнул он.

— Где ты пропадал?

— Я не сумел разыскать тебя в толпе. И тогда не придумал ничего лучше, как побродить под окнами спальни набоба.

— Джечети застрял наверху. В компании минотавра. Пойду позову его. А ты оставайся здесь.

— Поторапливайся, гости уже собрались у фонтана. Речь Каэзарима не заставит себя ждать.

— Если я вдруг не вернусь, действуй сам. — И я ткнул пальцем в эргастул, стоящий у наших ног.

Я уже почти обогнул дворец и намеревался переступить порог центрального входа, когда мой взгляд остановился на такой знакомой фигуре. Я прищурился и ощутил, как у меня по спине побежали мурашки.

Джецца. Никаких сомнений. Этот вор, которого я некогда лично принял в гильдию, стоял, небрежно опершись на огромный глиняный кувшин и время от времени косился в сторону квадратного двора, где курили трубку и распивали вино несколько лакеев. Чтобы получить лучший угол обзора, я притаился за стволом пальмы.

Только что к Джецце присоединилась женщина, нежная, соблазнительная Яссина. Эта красавица, облаченная в темно-синее платье, оставлявшее обнаженными плечи и спину, за прошедшие годы совершенно не изменилась. Именно такой я ее помнил: диковатая девица с решительным выражением на хорошеньком личике, длинные золотые волосы — которые она никогда не желала стричь, — мятежными прядями ниспадают ниже талии. Роскошная грива жестокой и несгибаемой воровки, которую не смог обуздать ни я сам, ни наша гильдия.

Эта парочка непринужденно беседовала, словно два гостя, уставших от сутолоки праздника и ищущих уединения, но при этом и мужчина, и женщина не переставали бросать настороженные взгляды на кехитского стражника, стерегущего ворота, которые отделяли двор от пристани, предназначенной для хозяйственных нужд.

Внезапно воры затеяли ссору, лакеи рассеянно наблюдали за скандалом, набиравшим обороты. Яссина получила от своего приятеля звонкую пощечину. Она упала на колени и разрыдалась. Стражник, присутствующий при этой сцене, вознамерился приструнить разошедшегося гостя и перехватил руку Джеццы, уже занесенную для очередного удара.

Все дальнейшее происходило настолько быстро, что я даже не успел вмешаться.

Пока оба мужчины молча боролись друг с другом, Яссина проворно вскочила на ноги и обнажила кривую саблю, висевшую на поясе у кехита. Оружие с тихим свистом обрушилось на шею стражника. Отрубленная голова еще катилась по земле, а Джецца уже поднимал тяжелую бронзовую задвижку, запиравшую ворота. Где-то у меня за спиной раздался звонкий голос набоба, перекрывающий гул толпы.

Я колебался не больше секунды.

XVI

Разомлевшие гости с грехом пополам добрались до сада, дабы послушать торжественную речь хозяина. Набоб взобрался на помост, увитый цветами, и широко улыбнулся, призывая публику к тишине.

Каэзарим чувствовал прилив сил, но не собирался затягивать свою речь, намереваясь поскорее «освободить» гостей, чтобы они могли продолжить наслаждаться праздником. В течение вечера посол провел несколько неофициальных, секретных встреч, усилил свое влияние среди делегатов Дворца Стали, а также разработал документ, позволяющий ему противостоять дражайшей Ацарье. Он надеялся, что грядущая ночь будет не менее плодотворной, и заранее радовался активной дипломатической деятельности, что будет кипеть вплоть до самого рассвета.

В саду воцарилось молчание. Было слышно, как играет в листве пальм налетевший бриз.

— Дорогие мои, драгоценнейшие друзья, — начал набоб, приложив руку к сердцу. — Спасибо, что удостоили меня чести лицезреть вас!

Взрыв аплодисментов приветствовал первые фразы Каэзарима.

— Я еще не закончил, — пошутил кехит, потрясая кубком. — Начнем с того, что выпьем за мое здоровье!

Присутствующие засмеялись и подняли бокалы. Посол собирался продолжить, когда заметил, что по толпе пробежала странная дрожь. Все взгляды гостей устремились куда-то левее его спины, туда, где по террасе разливалось мерцающее свечение. Набоб изумленно приподнял брови, отступил на шаг и увидел, как свечение стабилизируется и превращается в сверкающее полотно, парящее в пустоте, прямо над головой почтенной публики.

Озадаченный, но все еще верящий в сюрприз, организованный приближенными, Каэзарим выдавил из себя робкую улыбку и знаком приказал стражникам не двигаться. К этому времени золотистая пыль сложилась в один сверкающий свод, который закрыл небо и осветил толпу. Кто-то восхищенно ахнул, отдавая должное зрелищу, несомненно, устроенному по велению набоба, затем последовала череда приглушенных возгласов. Прибежали минотавры под предводительством их командира и тут же рассыпались по всему саду. Еле сдерживая бешенство из-за прерванной речи, но не желая беспокоить толпу, набоб состроил соответствующую случаю мину, словно бы он действительно управлял загадочным явлением.

Теперь пыль разделилась на тонкие вихри, которые обвивались вокруг никому невидимых линий. Постепенно на фоне звездного неба появлялся рисунок, складывающийся в огромную восьмиугольную форму. Со всех сторон затрещали аплодисменты, а призрачный туман все набирал и набирал объем, словно моделируемый руками умелого скульптора, пока в воздухе не появились смутные очертания комнаты. Затем соткались и главные персонажи пьесы: полуголый демон и Горгона, растянувшиеся на кровати. Запрокинув головы, все с раскрытыми ртами смотрели, как разворачивается действие спектакля. Когда же неизвестные любовники заговорили, толпа гостей затихла, ловя каждый звук.

Яссина проскользнула мимо остолбеневших лакеев, грозя им острием кривой сабли. Я покинул свое убежище за пальмой, чтобы приблизиться к Джецце, который взирал на меня с видом триумфатора. Затем, обернувшись к проему ворот, он глянул на канал и прошептал:

— Они сейчас будут здесь, Принц!

Я, в свою очередь, выглянул наружу и обнаружил четыре гондолы, набитые вооруженными людьми, которые вот-вот сойдут на пристань. Из всего выходило, что Двойник находился где-то в посольстве и готовил нападение. Испытывая отвращение, но до конца не веря в то, что мои лейтенанты смогли опуститься до подобного кощунства, нарушить все клятвы, я схватил вора за воротник куртки.

— Как ты посмел? Ты, Джецца, сын Мадрени и Лены, лейтенант моей гильдии. Как ты посмел посрамить себя, забыть об уважении к нашему отцу, к Абиму?

— Принц? Что на вас нашло?

Ослепленный гневом, я опрокинул его на землю и со всей силы пнул ногой в живот.

— Подонок… — просипел я. — Подонок…

Мой каблук врезался в лицо вора. Я ощутил духи Яссины, а затем увидел, как она сама возникает рядом.

— Принц?

— Дай мне свое оружие, — резко велел я, усиливая давление на щеку Джеццы, который извивался от боли.

Красавица перевела взгляд на своего сообщника.

— Это приказ! Саблю! — взвыл я.

Она сомкнула веки. И протянула саблю.

— А теперь закрывай ворота! — Я коснулся лезвием шеи Джеццы. — Делай, что приказывают!

Еще около двадцати локтей отделяли гондолы от суши. Отряд возглавлял Манелфи, возвышающийся на носу одной из лодок. Я настоятельно рекомендовал своему преемнику как можно скорее избавиться от этого зверя, которого я согласился принять в гильдию с большой неохотой. Увы, в тот момент конкурирующая гильдия бросила нам открытый вызов, и мы были вынуждены принимать в свои ряды бывших солдат, чтобы защитить собственные интересы.

Неприятное воспоминание заставило меня сжать руку на гарде сабли. Я резко дернул лезвие. Стон умер на губах Джеццы. Его тело обмякло. Я убил вора. Хладнокровно. Чтобы сдержать глухие удары сердца, опаленного яростью.

Черные глаза Яссины полыхнули удивлением и злостью. Ее рука, уже лежащая на задвижке, застыла. Воровка спросила:

— Почему?

— Потому что вы предали нас, наш город и меня.

— Ты свихнулся? Ты сам этого хотел! — закричала она, указывая на касбу. — Ты сам!

— Но вы всегда могли отказаться.

— И покинуть гильдию?

— Я же так поступил. Закрой эти ворота, Яссина.

Сабля уперлась в пышную грудь.

— Ничего не понимаю. Ты убьешь и меня?

— Здесь нечего понимать. Если ты не подчинишься мне — умрешь.

Гондола с глухим стуком ткнулась в пристань.

— Живее, живее! — кричал Манелфи, спрыгнувший с лодки.

— Яссина, повторяю в последний раз: толкни створку и закрой ворота. В любом случае, все кончено. Слуги должны были поднять тревогу.

Доски дрожали под тяжелыми шагами Манелфи, которые раздавались в тишине, словно удары барабана. На груди воровки выступила капелька крови, но она никак не могла решиться.

— Тем хуже для тебя, — сказал я.

Она даже не крикнула, когда лезвие вонзилось в сердце. Ее рот перекосился в странной усмешке, как будто бы она просила прощения у меня или у этого города. Но правды я не узнаю никогда. Глаза Яссины закатились, и она соскользнула к моим ногам. Я перешагнул через лежащее тело, и обрушил весь свой небольшой вес на створку ворот.

Мадокьель не выказывал никаких признаков нетерпения. Усевшись на скамейку, он поглаживал кончиками пальцев гладкую поверхность железных шариков, закрепленных в глазницах, да слушал размеренное дыхание своих людей, которые усердно гребли, продвигая лодку по водной глади. Десять других гондол двигались в том же направлении, что и гондола сенешаля. Те, кто шел во главе конвоя, взяли на себя труд прокладывать путь остальным лодкам, разгоняя перевозчиков, снующих меж берегов.

Отряд торопился как можно скорее пересечь широкий канал, окаймляющий Третий круг города. Предупрежденные перезвоном колокольцев, солдаты милиции поспешно покинули сторожевую башню, чтобы поднять цепи, перегораживающие особый водный проход, предназначавшийся исключительно для высокопоставленных чинов Абима.

Конвой подошел к кварталу дипломатов. Напрягая до боли мышцы, подчиненные Мадокьеля схватились за багры, подтягивая лодки к причалу.

Сенешаль по-прежнему молчал. Присутствие Принца на празднике набоба Каэзарима пробудило любопытство Мадокьеля. Он еще не знал, схватили ли саланистры свою добычу, но Хаим лично сообщил правителю Дворца Стали, что захват состоится именно в посольстве.

Мадокьель вжался в подушку, задаваясь вопросом: согласятся ли кехитские дипломаты с решением судей. Казнить фэйри на глазах у трехсот изумленных гостей — подобная расправа может нанести существенный вред репутации набоба.

Манелфи должен был появиться с минуты на минуту, Двойник понял, что он больше не имеет права медлить. Он, как и все гости, стал свидетелем фантастического спектакля, который только-только закончился, оставив после себя гнетущую тишину. На какой-то миг толпа окаменела, переживая шок от увиденного. Большая часть гостей полагала, что все эта постановка срежиссирована кехитским послом, и уже пыталась понять, причастен ли набоб к пресловутому Романсу, который так подробно описала горгона.

Постепенно сад оживал. Сначала раздался тихий шепоток, затем крики, которые становились все громче и громче. Публика желала знать, какого дьявола набоб затеял весь этот фарс. Некоторые гости принялись переговариваться друг с другом возбужденными голосами, обсуждая поразительную новость. Каэзарим, ощутивший внезапное головокружение, тяжело рухнул на скамью и никак не мог сосредоточиться на супруге, которая требовала от мужа незамедлительного вмешательства. Беспрецедентный скандал набирал обороты. Неконтролируемый скандал.

Первыми опомнились жители Прибрежных районов, они сгруппировались, чтобы проложить дорогу в толпе и помочь своему послу покинуть касбу. Набоб поднял руку, как будто бы хотел удержать старика и черную фею. Но затем его рука безвольно упала. Теперь каждая делегация спешно собирала своих сторонников, чтобы принять согласованное решение. Представители Дворца Стали решительно взобрались на помост, чтобы потребовать от хозяина объяснений происходящего.

— Прошу вас, друзья мои, соблюдайте спокойствие, — повторял Каэзарим. — Произошло ужасное недоразумение…

Угрозы сыпались со всех сторон, и охрана, обеспокоенная паникой, царившей в первых рядах гостей, попросила у своего господина разрешения отвести его в надежное укрытие. Набоб испустил короткий стон, заметив, что в тени касбы некоторые приглашенные принялись заклинать демонов, чтобы те дали им необходимые объяснения. Появились первые Алые, которых тут же окружили перепуганные люди.

Внезапно Каэзарим увидел знакомое лицо: это был дражайший Патъяха, который сумел проскользнуть мимо личной охраны набоба, и сейчас стоял рядом, как-то странно, почти угрожающе, глядя на кехита. Обманутый лифанским костюмом, который его старинный друг имел привычку надевать по большим праздникам, посол слишком поздно сообразил, что эльф вовсе не является тем, кем должен был бы быть.

Двойник действовал быстро. Он молниеносно приставил кинжал к шее посла и вынудил того подняться. Паника, царившая вокруг, отвлекла внимание от маневра лже-Маспалио, и так продолжалось до тех пор, пока супруга Каэзарима, находящаяся в некотором отдалении, не испустила пронзительный вопль.

— В сторону! — распорядился Двойник, толкая дипломата перед собой.

Теперь, когда оружие упиралось набобу в спину, фэйри торопился отступить в глубь сада, где, как он надеялся, его ждало подкрепление. Лже-Маспалио потребовал, чтобы стража положила сабли на землю. Его заложник звонким голосом повторил приказание. Кехиты подчинились и один за другим покинули помост.

Эльф сбросил маску, и теперь каждый гость шептал имя Маспалио.

Мне не хватило одного удара сердца, чтобы захлопнуть створку ворот. Задвижка лязгнула в пустоте, Манелфи с силой пнул створку, которая стукнула меня по лицу. Я рухнул назад, из носа текла кровь. Вор остановился на пороге и изумленно уставился на трупы своих товарищей. Затем он перевел взгляд на лезвие сабли, красное от крови, на обезглавленное тело кехита у меня за спиной.

— Этот мерзавец убил их обоих, — выплюнул Манелфи. — А ты прикончил его, Принц. Отлично.

Остальные воры прорвались в посольстве и сгрудились вокруг нас.

— Какие будут приказания, Принц? — спросил Манелфи.

— Приказания…

Оглушенный ударом, я никак не мог опомниться. Над стенами касбы засиял яркий золотистый свет. Лацци запустил эргастул.

— Ждите меня здесь, — прошептал я. — Я скоро вернусь.

Манелфи выглядел удивленным, но кивнул в знак согласия и велел своему отряду рассыпаться вдоль стен двора. Я же тотчас устремился к покоям набоба. Кажется, у меня открылось второе дыхание, и я словно вихрь домчался до галереи, где оставил в обществе наемника верного Джечети.

Увидев мою разбитую физиономию, минотавр догадался, что происходит нечто странное. Он схватил секиру и широко раздвинул ноги, готовясь к атаке.

— Воры, — выпалил я. — Огромный отряд, там, в квадратном дворе, прямо позади дворца.

Стражник наградил меня взглядом, преисполненным сомнения, и встряхнул Джечети:

— Идите передо мной. Посмотрим, что там творится.

Минотавр отвел нас на первый этаж и кликнул товарища. Несколько секунд они о чем-то шептались, и в итоге второй солдат ушел, чтобы позвать подкрепление, а первый наемник не спускал с нас глаз. Когда второй стражник вернулся, за ним топали по пятам десять минотавров. В каждом по шесть локтей росту — металлические латы, блестящие заточенные рога, в руках секиры.

Они произвели на меня неизгладимое впечатление, поэтому я постарался не попадаться им на пути и держал руки на виду, чтобы солдаты чего не подумали. Наш страж отпустил нас и присоединился к товарищам.

— Сматываемся, — предложил я другу, когда отряд наемников скрылся за углом. Не имело никакого смысла оставаться на месте.

— Думаешь, Кривляка не придет? — спросил Джечети.

— Поживем — увидим. В любом случае самое худшее уже произошло, сговор нарушен.

Я повернулся к старому приятелю и крепко обнял его.

— Нам стоит разделиться. Так будет лучше для тебя.

— Оставить тебя одного? С ума сошел?

— На сей раз — это приказ, старый бандюга. Посмотри на себя, ты с трудом держишься на ногах. Давай, проваливай.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Встречаемся в нашем убежище.

Я смешался с толпой. Эргастул уже растворился, в воздухе плавало лишь несколько золотистых нитей. Я даже не мог понять, доволен я или нет. Я нарушил сговор. Предал Высших Дьяволов. На заре послы разнесут откровения горгоны по всем Сумеречным королевствам.

Я упал в плетеное ивовое кресло и схватил бутыль морабийского, покоящуюся в тазике со льдом. Я жадно припал к горлышку и почувствовал, как напряжение, копившееся несколько последних дней, рассеивается с каждым новым глотком. Полуприкрыв веки, я следил за тем, как спешно ретируются некоторые иностранные делегации. Я совершенно не удивился, когда услышал, как приятный и совершенно незнакомый голос произносит мое имя. Говоривший вышел из тени.

Я повернулся, чтобы получше рассмотреть Фейерверщика.

Близкий к истерике, Двойник таскал своего заложника из одного конца помоста в другой. Набоб, который сначала безропотно подчинился нападавшему, в итоге осознал, что под угрозой находится вся его карьера, и принялся демонстрировать спокойствие, соответствующее высокому титулу. Каэзарим поправил сбившуюся джеллабу и ходил с гордо поднятой головой нарочито медленным шагом. Он сумел взять себя в руки, невзирая на лезвие, приставленное к спине. Кехит слышал, как гости шепчут имя Маспалио, но образ прославленного Принца воров — которого набоб неплохо помнил, — никак не желал согласовываться с дерзким захватом заложника.

Взгляд Каэзарима задержался на опрокинутых столах и стульях, валяющихся по всему саду, и набоб еще раз мысленно помянул недобрым словом скандал, разразившийся в его посольстве. Он должен изыскать средство обернуть ситуацию в свою пользу! Теперь посол лихорадочно прикидывал все возможности: этот скандал должен стать его боевым конем, который понесет самого дипломата и его королевство к величию. Если горгона сказала правду, если действительно существует столь масштабный заговор, то он, Каэзарим, кехитский посол, должен предстать спасителем всех Сумеречных королевств, героем, осмелившимся бросить вызов самой Бездне.

Двойник понял, что Манелфи потерпел неудачу. Иначе к этому моменту его люди уже бы заняли квадрант. Он должен спасать свою шкуру, прикрываясь заложником, добраться до выхода, пока не вмешалась «Шпора». Увы, он потерял свою чудесную способность просачиваться сквозь стены. Присвоив прошлое Маспалио, копия стала настоящим фэйри, существом из крови и плоти.

Лже-Маспалио потерял голову. Внезапно он толкнул набоба, вынуждая его спуститься с помоста, чтобы пересечь сад. Члены иностранных делегаций расступались при их приближении. Жесты Двойника стали судорожными, суматошными: кинжал несколько раз полоснул по джеллабе заложника, разрезая дорогую ткань. На спине посла расплывалось красное пятно, однако он — мертвенно-бледный, но решительный — не издал даже стона и гордо шел вперед.

Они миновали уже половину пути, что отделял их от главных ворот касбы. Внезапно все, кто находился рядом с вором и его жертвой, ощутили легкую дрожь у себя под ногами: казалось, это содрогаются сами земные недра. Вибрация усиливалась, приближалась с сумасшедшей скоростью.

И вдруг почва под ногами Двойника взорвалась. Фонтан черной земли взметнулся в небо. Крик фэйри разорвал тишину, когда мощные зубы обеих саланистр вгрызлись ему в лодыжку, челюсти захлопнулись, словно волчий капкан. Набоб, отброшенный вперед, пытался подняться и, как зачарованный, смотрел на Принца, извивающегося от боли. Ящерицы, напоминающие щупальца спрута, выползли из земли и впились в кости добычи. Потеряв равновесие, Двойник попытался ударить саланистр, но его сжатый кулак не нанес никакого вреда твердой чешуе этих тварей, которые сумели проложить себе дорогу среди останков Пламенеющих.

Борьба была заведомо неравной. Свенхам де Влтана бросился к Каэзариму, чтобы помочь послу встать, они оба не могли оторвать глаз от агонии того, кого считали Принцем Маспалио. Кехитская стража, приведенная супругой набоба, образовала плотное кольцо вокруг своего господина. Вопли Двойника становились все громче. Кровь заливала его ноги и текла по земле, окрашивая ее в ярко-алый цвет. Страдание жертвы раззадорило саланистр, которые продолжали вырывать куски плоти, подстегиваемые каждым новым стоном, срывающимся с побелевших губ несчастного.

Затем, когда многие уже решили, что видят развязку трагической пьесы, разыгравшейся этой ночью, тень агонизирующего фэйри сморщилась и задрожала. Едкий запах серы предшествовал величественному явлению ученика Аластора, палача Межбрежья. Нарушив собственноручно подписанный сговор, Маспалио бросил вызов Бездне. Подобное оскорбление заслуживало немедленного ответа, исключительного, показательного наказания, выходящего за рамки полномочий Фейерверщика. Срочно созванные Хаагенти многочисленные Высшие Дьяволы объединили свои усилия, чтобы позволить одному из них воплотиться на поверхности земли.

Перламутровая кожа, грудь, покрытая шрамами, складывающимися в дьявольские арабески, символы преисподней — ученик Аластора встал во весь свой гигантский рост и навис над Двойником. Остатки Тени плавали вокруг его тела, покрывая его темным саваном. Лапы с железными когтями обвились вокруг фэйри и грубо выдернули невысокого человечка из зубов саланистр.

Обезумевшие от страха гости отпрянули. Двойник потерял сознание — ниже колен его ноги были оторваны. Когти демона впились в бесчувственное тело, вливая в вены жертвы черную кровь, которая не давала фэйри умереть. Он должен жить, чтобы предстать перед Аластаром, перед своим будущим палачом.

Демон-ученик обвел грозным взглядом притихшую толпу, прижал Двойника к груди и растворился в ближайшей тени.

Я не испытывал ни малейшего желания бежать. Мысль о том, что я скоро умру, вызвала у меня странное облегчение, твердую уверенность, что именно так все и должно закончиться.

С робкой улыбкой Фейерверщик попросил меня проследовать за ним, он смотрел на меня взглядом перепуганного, провинившегося подростка. Облаченный в темную поношенную рубаху и стоптанные сапоги, этот парень нисколько не походил на того палача, который являлся в моих страшных снах. Угловатые черты лица, тонкие черные волосы и взъерошенный вид, а главное, нерешительное поведение невольно наводили на мысль о студенте, бредущем в обществе строго профессора.

Вокруг нас царила странная атмосфера. Слуги укрылись в подсобных помещениях. От банкета остались лишь перевернутые столы да стулья, валяющиеся по всему саду. Потрясенные гости без дела слонялись по окрестностям, разбивались на группы и тихо беседовали. Я очень хотел верить, что Лацци смог сбежать после того, как активировал эргастул.

Где-то далеко, у фонтана, там, где должен был произносить свою речь Каэзарим, раздался истошный крик. Казалось, Фейерверщик не обратил на него ни малейшего внимания и продолжал легонько подталкивать меня по направлению к центральным воротам, которые мы миновали в полном молчании.

Справа от себя я заметил нескольких минотавров, окруживших горстку людей, стоящих на коленях и положивших руки на затылок. Это были выжившие воры, которые с горечью смотрели на трупы товарищей, сложенные в кучу у стены. Я не испытывал к ним никакой жалости. Им будет много труднее пережить стыд за предательство Абима, нежели долгое заключение в подземной тюрьме Дворца Стали.

Фейерверщик остановился перед гондолой и указал рукой на ракеты, покоящиеся ровными рядами в ящиках, устланных соломой. Он прыгнул в лодку, затем взял одну ракету и осторожно протянул ее мне.

— Все они лишь для тебя.

Сомнение закралось в душу. Этот парень обращался со мной так, как будто бы я был его сообщником. До сей поры я думал, что им управляет некий порок, что палач наслаждается происходящем и просто приглашает меня представить сцену собственной смерти. Но тон его голоса, так же как и растерянный взгляд, заинтриговали меня.

— Рассвет не за горами, — сказал я. — Мне хотелось бы увидеть, как солнце встает над Абимом.

Мой палач застыл, снова улыбнулся и поднял глаза к небу.

— Я тоже хочу увидеть рассвет, но нам надо спешить. Сначала я собираюсь проститься с ними со всеми. Устроить самый прекрасный фейерверк, который только возможно представить. Этот фейерверк, словно печать, скрепит наш союз… ознаменует нашу новую жизнь.

— Так, значит, ты больше не намерен меня убивать?

— Нет, — застенчиво пробормотал Фейерверщик.

— Но почему?

— У тебя есть дар.

— Дар?

— Я сразу понял это. У тебя дома.

Его глаза полыхнули безумным огнем. Он протянул мне руку.

— Мы с тобой братья, Маспалио.

И вот когда наши руки соприкоснулись, раздался необычный звук, приглушенный свист и хлопок, примчавшиеся откуда-то из-за стены, что находилась позади нас. В данную секунду Фейерверщик скосил глаза на арбалетный болт, подрагивающий прямо посреди его лба. Все происходило, словно во сне: его слабеющие пальцы выскользнули из моей ладони. Тот труд, над которым Пертюис корпел всю свою жизнь, был окончен. Стрела, описанная в «Трактате углов», совершила идеальный полет и нашла свою цель.

Взор Фейерверщика затуманился. Из его носа вытекла тонкая струйка крови. Палач упал в теплую воду канала и несколько мгновений оставался на поверхности: руки раскинуты крестом. Постепенно его кожа начала растворяться. Обнажились внутренности, сухожилия, нервы, кости, которые, в свою очередь, превращались в тонкие цветные волокна, уплывшие к берегу Второго круга. В тот миг, когда вода сомкнулась над телом Фейерверщика и поглотила его, оно уже представляло собой пустую, прозрачную оболочку.

Чуть позже первые отблески дня окрасили нежным светом крыши Абима. Я сидел на краю фонтана и с восхищением созерцал устроенный мной фейерверк.

Отныне я мог оценить всю прелесть грохота ракет, взвивающихся к небесам.