Глава 8. У ЦЕЛИ

Сознание к Сергею возвращалось медленно. Оно было очень хрупким, трудноуловимым, исчезающим и появляющимся вновь в виде непоследовательных и постоянно меняющихся кадров хроники пережитых событий. Он спокойно вспоминал, оценивал свои действия и поступки. И он вспомнил почти все, что произошло с ним до того момента, как вошел в силовой отсек корабля. Что произошло дальше, этого он не помнил.

«Ладно, — думал он, — оставим это. Разберемся позже. Проанализируем конкретную ситуацию. Итак, сознание работает, значит я жив. Это уже хорошо. Далее. Где я? Почему темно и так тихо? Где Лемма? Где остальные? Что с ними? Надо открыть глаза. Странно, почему я ничего не вижу? Может, я ослеп?» — От этой мысли по телу Сергея волнами прокатилась нервная дрожь.

Шли уже третьи сутки, как Лемма не отходила от Сергея, пытаясь всеми средствами помочь ему выйти из состояния анабиоза. Уже неделю, как все члены экипажа приступили к исполнению своих обязанностей на втором, заключительном этапе полета. Все чувствовали себя после сна хорошо, системы корабля функционировали нормально. Вот только Сергей…

— Господи, помоги ему и мне, — неустанно шептала Лемма, в очередной раз пытаясь помочь ему включить сознание.

Обстоятельства для Сергея сложились очень неудачно. Из-за катастрофического отсутствия времени (корабль был уже готов к прыжку в иное измерение) в режим анабиоза вводить его пришлось в бессознательном состоянии после тяжелейшей операции по пересадке кости и тканей на пораженном участке тела. Поэтому ни научно, ни методически к этому сложному процессу он оказался не подготовлен.

— Лемма, — Кэлл осторожно тронул ее за плечо. — Мне кажется, он начинает приходить в себя. Ты видишь?

— Тише, Кэлл, тише, дорогой. Все вижу и знаю. Ты иди, иди, займись чем-нибудь, — она погладила Кэлла по плечу и легонько подтолкнула к выходу. Кэлл тихо вышел из комнаты, размышляя о потрясающих изменениях в характере и поведении Леммы с того момента, как к ней пришла земная любовь. Сам Кэлл не знал, что же это такое — земная любовь, хорошо это или плохо, счастье это или несчастье. Зато он твердо знал, что Сергей хороший человек. Он должен жить. И Кэлл страстно желал этого.

Сергей продолжал упорно восстанавливать события последних дней и часов, но каждый раз нечто главное ускользало от него. И вдруг он отчетливо услышал:

— Ангел мой, любовь моя, жизнь моя, ты меня слышишь, это я, Лемма! — нежные руки гладили его волосы, щеки, лоб.

— Я здесь, Лемма! Я люблю тебя! — Он думал, что кричит на всю галактику. Но у него еле-еле шевелились губы.

Но Лемма все поняла до последнего слова и была бесконечно счастлива, потому что знала — кризис миновал, теперь все будет хорошо. Она осторожно пошлепала ладошками по его щекам и сказала:

— Спокойно, мой любимый. Все хорошо, все очень хорошо. Ты абсолютно здоров. Просто долго спал и пора просыпаться. Осторожно открой глаза. Я знаю — трудно, очень трудно, но надо, обязательно надо.

Продолжая поглаживать его руки, она напряженно всматривалась ему в лицо. Лемма просто физически ощущала накал психологического напряжения, огромные затраты мышечной энергии и воли, которые прилагал Сергей, казалось, для самого элементарного действия — открыть глаза.

Наконец, веки Сергея дрогнули раз, другой и медленно приоткрылись. В первое мгновение выплыло, как бы из тумана, бледное пятно, постепенно оно превратилось в силуэт человека, который медленно, словно проявляясь на фотопленке, превращался в Лемму.

Огромные, бездонные глаза Леммы были полны слез. Их взгляды встретились. Еще некоторое время они смотрели друг на друга, пока Лемма не склонилась к его груди и не зарыдала от великой радости и безмерного счастья.

Огромнейшее напряжение, которое пришлось вынести им обоим, сказалось быстро. Их глаза медленно закрылись и они уснули глубоким и спокойным сном.

В дверь осторожно просунулась голова Кэлла.

— Лемма! Тебя спрашивает командир!

Ответом ему была полная тишина. Кэлл осторожно вошел в «анабиозную» (так между собой они называли эту комнату), отодвинул ширму, за которой лежал Сергей, и замер. Затаив дыхание, он долго смотрел на спящих. Их дыхание было чистым и ровным, и лица такими светлыми, одухотворенными и счастливыми, что можно было подумать, будто весь мир, вся Вселенная принадлежат только им двоим. Кэлл вздохнул и осторожно, на цыпочках, вышел из комнаты, где был явно лишним.

Путешествие подходило к концу, оставался ровно месяц полета и, казалось, что уже оставшиеся дни не принесут никаких осложнений.

Жизнь внутри корабля протекала в спокойном ритме. Основное время уходило на исполнение каждым своих обязанностей. Но чем ближе они приближались к намеченной цели, тем отчетливее ощущали напряжение, которое словно витало в замкнутом пространстве корабля и которое проявлялось у каждого из членов экипажа по-разному.

У Кэлла это выразилось в появлении какой-то непонятной суетливости в движениях и речи, у Римодала, наоборот, появилась большая сосредоточенность, молчаливость, сдержанность. И только, казалось, Лемма и Сергей оставались необремененными заботами о предстоящей встрече с Лоуэ, но это только казалось. В последнее время Сергей не раз замечал, как вдруг, надолго, умолкала Лемма, ее глаза покрывались туманной поволокой, а взгляд делался невидящим. В такие мгновения на душе Сергея становилось тревожно и он старался сделать все, чтобы ничем не потревожить Лемму, оградить ее от лишних забот. И она это хорошо чувствовала и была ему безмерно благодарна.

В один из таких вечеров, когда каждый был занят своим делом, к командиру вошел Кэлл.

— Командир. В течение двух последних дней я наблюдаю странную картину, которую не могу объяснить. И вот пришел за советом.

— Докладывай, — Римодал указал Кэллу на кресло и сам устроился напротив него.

— Два дня назад я заметил, что приборы выдают возрастание уровня внешнего гравитационного поля. Трасса знакома, здесь гравитационные поля были всегда фоновыми. Вчера этот уровень понизился, а сегодня вновь стал стремительно нарастать и есть вероятность, что скоро подойдет к критической отметке. Пока корабль идет по расчетному курсу. Но если так будет продолжаться, придется делать коррекцию траектории полета, расходовать топливо. Но самое главное — я не пойму причины возникновения столь мощной гравитационной силы?!

Кэлл закончил доклад. Наступила продолжительная пауза, в течение которой Римодал, откинувшись на спинку кресла и устремив взгляд в потолок, долго не подавал признаков жизни. Наконец он резко поднялся и коротко сказал:

— Пошли.

В зале центрального пульта электронные приборы бесстрастно показывали возрастание уровня гравитации. Этот уровень подбирался к критической отметке. Вот-вот корабль произвольно, под воздействием колоссальной силы притяжения начнет менять траекторию полета.

Ридомал подошел к пульту управления, выключил свет и переключил все экраны с внутренних отсеков на внешний обзор. Перед ними запылала их галактика. Зрелище было настолько прекрасным, что даже Римодал и Кэлл, бывалые космолетчики, видавшие все это не один раз, зачаровано смотрели на весь этот сверкающий мир. После долгого и внимательного осмотра межзвездного пространства Римодал задумчиво сказал:

— Кэлл, посмотри внимательно вон туда.

Он указал на нижнюю левую часть экрана внешнего обзора.

— Что ты видишь?

Кэлл не менее долго вглядывался в указанный квадрат и, наконец, тихо сказал:

— Невероятно! Совершенно другая картина! Посмотри, командир! Там появилась мертвая зона!

— Да, Кэлл. Видимо, в этом причина возрастания силы гравитационного поля на этом участке. Черна дыра. Самая страшная ловушка для космических аппаратов, да и не только для них. Ты ведь хорошо знаешь, что есть черные дыры, которые проглатывают не только планеты, планетные системы, но и целые галактики. Мне думается, то, что мы сейчас с тобой наблюдаем, и есть главная причина вызова всех кораблей на Лоуэ.

— Ты считаешь, что нашей планете угрожает опасность? — встревожился Кэлл.

— Будь реалистом, Кэлл, посмотри внимательно. Эта проклятая яма уже начала обгладывать нижний край нашей галактики. И аппетит ее теперь уже ничем не унять. Орион при громадной плотности звезд и планетных систем становится прекрасной питательной средой для этого прожорливого чудовища. Она будет проглатывать планету за планетой, систему за системой, наращивая свою массу до невероятных пределов, пока не доберется до центра галактики. Но даже если она не успеет добраться до нас, ее масса может достичь критической и произойдет такой силы взрыв, который сродни всеобщему взрыву, но только в миниатюре. Что будет после такого взрыва, думаю, ты догадываешься сам. А это значит, при любом исходе наша галактика обречена.

Римодал и Кэлл были мужественными людьми. Но после всего сказанного, после того вывода, к которому они пришли, оба были настолько потрясены, что долго не могли придти в себя от ужасной, поистине трагической реальности, неожиданно обрушившейся на них.

Они продолжали молча сидеть у экрана внешнего обзора, а перед ними весело поблескивали родные звезды, словно соревнуясь друг с другом в яркости и красоте. Наконец Римодал тяжело поднялся, выключил экран и, включив свет, повернулся. Перед ним стояли Сергей и Лемма. Они молча смотрели друг на друга. Наконец Сергей произнес:

— Мы все знаем. Мы находились в зале и слышали весь разговор.

— Ну что ж, по крайней мере не будет трудных объяснений, раз уж вы все знаете, — ответил Римодал и тут же властно приказал:

— Внимание! Всем по местам. Включить двигатели. Произвести коррекцию траектории полета звездолета. Прошу всех быть готовыми к встрече с Родиной. Перед нами Орион!

Загрузка...