Судные дни

Helter Skelter

Неподалеку от Мортена, Нижняя Нормандия,

Франция.

15 июня 2011 года

Телефон Кайла опять звякнул – пришла смс.

От Макса: «Снимайте все здание. Мне нужен брат Гавриил во всех комнатах».

Это было девятое сообщение от Макса с того момента, как они приехали во Францию с братом Гавриилом, похожим на маленькую куклу, умастившуюся на заднем сиденье.

– Да хватит уже! – Его подозрения о лицемерности Макса, появившиеся, когда тот вдруг попытался по мелочи контролировать съемку, еще больше усилились теперь, когда на них сгрузили старого идиота-сектанта. Раздражение переросло в настоящее возмущение, и что-то поделать с этим было сложно.

Паром из Портсмута в Нормандию шел восемь часов. Почти бессонная ночь из-за нескончаемых монологов брата Гавриила, да и спать на стульях, прикрученных к кренящейся палубе, оказалось сложновато. А поездка из Гавра в Мортен вогнала Кайла в ужас – с точки зрения любого английского водителя, здесь все ездили по неправильной стороне дороги.

– Что случилось? – спросил Дэн, не столько интересуясь содержанием сообщения, сколько пытаясь перебить очередное нравоучение, доносящееся с заднего сиденья.

Кайл ткнул телефон в подставку.

– Макс! Опять. Блин! Мы знаем, что делаем. А он все повторяет и повторяет.

В зеркале заднего вида он поймал взгляд маленьких веселых глазок брата Гавриила, прячущихся за очками, заляпанными перхотью и следами от пальцев. «Как он вообще в них видит?» Казалось, старому сектанту очень нравится, что Кайл злится на Макса.

– Да уж, – Дэн выглянул в окно.

Вряд ли его вдруг потянуло к сельским видам – скорее пугало вонючее дыхание брата Гавриила, высунувшего головенку между передними креслами. Пейзаж за окном, казалось, был нарисован всего тремя цветами: зеленым, белым и грязно-серым. Монотонные поля перемежались маленькими фермами. Если бы Кайл не ехал по неправильной стороне дороги, мягкий солнечный свет мог бы его немного успокоить.

Он прикусил губу, чтобы не рассмеяться истерически. Не верилось, что на Земле существует еще один человек, кроме брата Гавриила, который бы так хотел рассказать о том, что никто не желал слушать. Старик был настолько тощим, что рядом с огромным Дэном выглядел куклой с головкой, увенчанной гривой сальных серых кудрей, доходивших до плеч. Лицо у него было минимум на два дюйма у´же черепаховой оправы, а уши напоминали курагу.

Они забрали его из Вуд-Грин, где бывший сектант жил на пособие по нетрудоспособности в муниципальной квартире на первом этаже. Воняло там так, что Кайл с Дэном едва не сбежали. Сразу стало ясно, что брату Гавриилу редко выпадает шанс поговорить с людьми, если только те не заперты с ним в одном помещении.

Стоило им позвонить в дверь, как он открыл ротик, окруженный несвежей седой бородой, да так и не закрыл. Пиджак был велик ему размера на три, хотя, кажется, изначально шился на мальчика. На потертой черной ткани виднелась белая шерсть, но ни кошки, ни собаки в полутемной захламленной квартире с одной спальней они не разглядели. Гавриил упомянул, что с ним живет девяностолетняя мать, за которой он присматривает. При мысли об этом Кайлу стало нехорошо.

– С вашей мамой все будет хорошо, Гавриил? – спросил Дэн у маленького человечка, склонившегося над старым фибровым чемоданом с латунными уголками. – Вы вернетесь через два дня. Может, не нужно брать столько вещей? – В чемодане было полно одежды.

Между потертыми лацканами Гаврииловой куртки виднелся зеленый спортивный костюм, а под ним – еще две рубашки, заляпанные у ворота. Кайл подумал, что, если все это снять, под одеждой останется только детский скелетик. На секунду он даже пожалел, что Гавриил уезжает из дома, и теперь они с Дэном за него отвечают.

По дороге в Портсмут их осчастливили долгими подробными лекциями об истории поместья, где жил Гавриил, его важности для изучающих географию паранормального, о бункерах инопланетян в Гемпшире, о возможном местонахождении Атлантиды неподалеку от южного побережья Англии, о движении психической энергии по силовым линиям и их влиянии на радио, которое Кайл включил, чтобы заглушить бесконечный словопомол. Лекции продолжались и продолжались, каждое предложение произносилось с характерной иронической интонацией человека знающего, пока Дэн тайком не воткнул в уши крохотные наушники, а Кайл не попросил говорить «немного потише», чтобы «он мог сосредоточиться на незнакомой дороге».

В автомобильной очереди на паром Кайл получил от Дэна смс: «Этот чувак похож на египетскую мумию в парике Харпо Маркса. Еще один клоун. Давай выкинем его за борт».

Кайл ответил: «Я беру за ноги, ты за руки». Мысль о целом дне наедине со стариком и обратной дороге вводила в ступор. Единственное, что Гавриил не упомянул ни разу, – Последний Собор.

Ближайшей точкой около их цели навигатор счел городок Мортен. Адреса у фермы не было. Картографы думали, что там ничего нет, кроме чистого поля. После Мортена Кайл ориентировался по атласу и ксерокопиям карты, взятым из инструкций Макса, но, кажется, промахнулся. Отъехал слишком далеко на юг от города.

«Ее не видно с дороги, – писал Макс, – в двух милях от деревни внизу холма будет большой белый дуб. Напротив него ворота. На ферму вы не проедете. Нужно перелезть ворота или пройти через изгородь. Или там стена? Спросите у Гавриила. Прямо к северу от ворот будет рощица. Найдите дуб, и он укажет путь».

Оставался вопрос, считалось ли недавнее скопление убогих домишек деревней. Они теснились вдоль дороги настолько узкой, что там еле могла проехать одна машина. Думая о вероятной встрече с трактором, Кайл искусал губы до крови. «Поселок» выглядел пустынным или вообще заброшенным, все окна были закрыты. Из скольких домов состоит деревня? Кайл не знал.

Он вообще ничего не знал. Не говорил по-французски. Никогда раньше не водил машину в Европе. По спине у него лил пот. На спинке сиденья прокатной машины наверняка образовалось мокрое пятно, напоминающее кляксу Роршаха. Пробираясь по узкой дороге, он то и дело задевал кусты и ветки деревьев, пытаясь следить за дорогой, слушать навигатор и смотреть в карту, а не внимать очередной речи брата Гавриила о тамплиерах во французском правительстве.

Когда дорога сделалась достаточно широкой для маневра, Кайл неловко развернулся.

– Вы что-нибудь узнаете? – спросил он через плечо.

– Что вы постоянно меня спрашиваете? Я не помню.

– Вы тут жили!

Гавриил впервые промолчал.

– Может, хоть раз скажете что-нибудь полезное? Плюньте вы на заговор Евросоюза. От него сейчас никакого толку.

Дэн улыбнулся и толкнул Кайла в плечо:

– Остынь.

Вокруг росло столько деревьев, что Кайл засомневался в том, что сможет узнать среди них дуб. В детстве у родителей в саду точно рос один. Он вспомнил, как съехал по огромному стволу жарким летним днем, в одних плавках, цепляясь тонкими руками и ногами за жесткую кору, как медведь. Первые несколько секунд после падения мама думала, что он оторвал себе член. Он вспомнил, как она купала его «краник» в ванночке с антисептиком, пока Кайл одной рукой прижимал вату к порезанному лицу, а второй – мокрую фланель к кровоточащему соску.

Все оставшееся лето лоб и нос покрывала паутина царапин.

Он треснул кулаком по рулю и резко надавил на тормоз. Всех троих бросило вперед.

– Что?! – спросил Дэн.

– Может быть, стоило посмотреть на карту до того, как мы уехали из кафе? – вмешался Гавриил.

«Первая передача»: он останавливался после каждого большого дерева, оглядываясь и пытаясь понять, не дуб ли это, пока дорога не пошла под уклон. Холм?

– Узнаете что-нибудь, Гавриил?

– Не уверен.

– Если это не здесь, то я вообще не знаю где. Эта чертова ферма, вообще, существует?

– Существует, конечно. Камни, которые использовались при постройке…

– Не сейчас, Гавриил, – сказал Дэн, – у вас будет куча времени поговорить перед камерой, хорошо?

Кайл сдвинулся на дюйм вперед к следующему дереву. «Может, эта фигня – дуб?» Да, точно: широкий короткий ствол, так и манивший на него забраться, и огромная крона, отбрасывавшая густую тень на машину. Он вырубил навигатор. Опустил правое окно и посмотрел через Дэна. Напротив дуба в траве виднелся еле заметный съезд, но не было никаких ворот. Густая изгородь разрослась.

Кайл отстегнул ремень и выбрался из машины. Ноги затекли.

Встал на цыпочки и посмотрел через изгородь. Примерно через сто метров виднелась кучка деревьев. «Роща?» Посмотрев под ноги, Кайл понял, что нашел мостик через канаву, бегущую вдоль узкой каменистой дороги, земляную насыпь, поросшую травой по колено, из-за которой он уже промочил джинсы. Пройдя по ней, Кайл отвел несколько густых веток с изгороди и увидел ворота в двух футах от себя.

– Нашел!

До заката оставалось часа четыре. «Лучше закончить до ночи. Не стоит вызывать подозрений». – велела последняя смс от Макса, а потом сигнал исчез.

«Почему? У кого?» – набрал он в ответ. Соломон, как обычно, не ответил.

Кайл перевалился через изгородь и помог пробраться Дэну, тащившему камеру и сумку с оборудованием. Гавриил прошел следом, осторожно ступая маленькими ножками.

Они шли по лугу: целый океан травы и крапивы, мокрый, доходящий Кайлу до пояса. Где-то внизу вилась дорожка, по которой последователи секты ходили в деревню и обратно продавать яйца и поделки, отправлять рукописи Катерины и статьи издателю в Дорсете, который делал из них сюрреалистичную «Благую весть». Макс вложил в папку экземпляр книги и два номера журнала. Книгу читать было невозможно: громоздкая, написанная под Ветхий Завет проповедь самовосхваления, белиберда о вере Катерины в свою божественную сущность и роль Спасителя для собственного стада, а также жалобные тирады о преследованиях и исходе из гибнущего мира. Мира, откуда она ушла в поисках богоподобного бессмертия, которого достигнет с помощью веры и уединения. Журнал перепевал примерно те же мотивы, обещая всем спасение от ужасов семьи, общества и правительства, но только путем преданости Катерине и ее прозрениям. На благую весть это походило мало – скорее на манию и чрезмерно раздутое эго.

Землю никто не трогал много лет, наверное с марта семьдесят второго года, когда Собор, едва пережив вторую мучительную зиму, ушел отсюда. По словам Макса, участок так и не продали, и он все еще принадлежал Храму Судных дней. От этого его смс о «подозрениях» делалась еще загадочнее. Соломон не нашел никакой информации о завещании организации, но ее активами управляла подставная компания в Нассау. Если заброшенная ферма принадлежала секте, которая перестала существовать сорок лет назад, стоит ли так уж заботиться о нарушении частной собственности?

«Не сходите с дорожки, – написал Макс, когда они уже пересекли Ла-Манш, – Катерина говорила, что поставила там капканы, чтобы напугать чужаков и наказать отступников. Насколько я знаю, это капканы на барсуков и диких псов. Пружинные, могут ногу размолоть. Зубья у них стальные и дойдут до кости. Я всегда думал, что это ложь, и их должны были (должны?) убрать, ведь прошло сорок лет. Но все-таки не сходите с дорожки. Пожалуйста».

Спутники Кайла восприняли новость не слишком радостно. Брат Гавриил не смог ее подтвердить или опровергнуть – он покинул секту в конце первого года.

– Какая, к хренам, дорожка? – Кайл обозревал акры заросшей земли, огороженные далеким проволочным забором. На всем лугу выделялась только рощица, а за ней, кажется, продолжался бесконечный выпас. – Чертовы хиппи.

Ниже собственного ремня он ничего не видел и постоянно представлял ржавые зубья на земле. Распахнутые, настороженные. Надежно скрытые густой травой. Ждавшие четыре десятка лет, чтобы наконец сомкнуться. У него аж ягодицы свело.

Их крики никто не услышит. До деревни две мили, и там, скорее всего, никого нет. Ни Дэн, ни Гавриил не умеют водить. Он представил, как скользкими от горячей крови пальцами тщетно пытается разжать ржавую сталь на ощупь, и с трудом прогнал эту мысль из головы. Это слухи, просто слухи. Откуда вообще Максу знать?

Он-то сбежал из секты задолго до того, как тут все пошло прахом.

– Да ты издеваешься, – сообщил Дэн, оглядывая луг.

– После вас, Гавриил, – сказал Кайл.

– Поработаете сапером.

Шутка Дэна не показалась старику смешной. Он еле стоял на ногах и старался держаться поближе к изгороди, как будто готовясь бежать обратно к машине. Худое лицо посерело, а крошечные темные глазки быстро моргали.

– С вами все в порядке? – спросил Дэн. Посмотрел на Кайла: – Наверное, дурные воспоминания.

Земля, на которой они стояли, оказалась единственной вещью, способной заткнуть Гавриила. Кайла это не успокоило.

– Давайте снимем, как мы идем через луг. Может получиться неплохо. Покажем, насколько это отдаленное и заброшенное место.

– Не знаю, – Гавриил почти шептал.

– По логике, заросшая тропинка должна идти прямо к деревьям. Ферма где-то за ними. Правильно, Гейб? – спросил Дэн.

Гавриил кивнул.

– Идите вперед. Будем снимать, – в голосе Дэна слышался садистский восторг. Плата за долгие часы беспрестанной болтовни, которая даже для бонусов к DVD не сгодилась бы.

Кайл не выдержал и тоже поддразнил Гавриила:

– Расскажите нам, что вы чувствуете, – вы первый член секты, который вернулся сюда спустя сорок лет.

– Мне нужно поговорить с Максом, – заявил старик.

– Сигнала нет, – Дэн возился со штативом.

– Мы зашли слишком далеко, чтобы поворачивать назад. Нам нужно просто дойти до фермы, снять развалины, задать вам пару вопросов перед камерой и вернуться к воротам по своим следам. Горячий ужин, отель, холодное пиво. Все за наш счет. Расслабьтесь.

Гавриил выглядел как-то неуверенно.

Кайл заговорил мягче. Под открытым небом стресс от дороги стал отпускать:

– Сейчас не время менять решение. Я понимаю, что вы пережили здесь многое…

– Не понимаете.

– Хорошо. Я думаю, что это было нелегко, но повторное посещение этого места может стать полезным для вас. Так случилось со Сьюзан Уайт. Ну, сестрой Исидой. Мы привезли ее на Кларендон-роуд. А вы согласились приехать сюда.

– Да, конечно. Но сейчас я здесь, и…

– Что?

Гавриил умоляюще смотрел на Кайла маленькими водянистыми глазками:

– Я чувствую их. Они как будто так и не ушли отсюда.

Кайл попытался раздвинуть руками траву, чтобы видеть, куда ступать, но это было равносильно попыткам развести ладонями грязную воду. Первые десять шагов он шел осторожно, на цыпочках, и дважды споткнулся. Потом вернулся к изгороди и выломал из нее ветку, которой стал прощупывать землю перед собой.

Он тащил сумку со светильниками и звуковым оборудованием, стараясь держать ее повыше. Когда они подошли к роще, Кайл весь вспотел, плечи горели, а шея затекла и болела. «Как-то не быстро». Двадцать пять минут на то, чтобы пересечь поле. Солнце еще не село, но светило уже несильно. А последний дневной свет нужен – повторять все завтра Кайл совсем не хотел.

Гавриил отказался идти первым, так что начальный план со стариком, идущим к могиле своих мечтаний и надежд, не получился. Вместо этого бывший сектант жался поближе к Дэну и нервно оглядывался. Страх казался ненаигранным, но Кайл все равно с трудом сдерживал злость.

В качестве альтернативы Дэн снял пустой луг со стороны изгороди, Кайла, прощупывающего дорогу, и записал кое-какие реплики. По крайней мере, легенда о капканах отлично подчеркнет то, с какой маниакальностью Катерина контролировала секту во Франции.

– Последний Собор принесло сюда волной веры после первого пророчества сестры Катерины, которое, по-видимому, видели все сектанты. К этому моменту они все стали вегетарианцами. Никто из них не умел возделывать землю и не знал ничего о сельском хозяйстве, так что в первый год они едва не умерли от голода. В основном они красовались в форме и толковали о постройке «рая». С нами здесь брат Гавриил, который бежал из секты в конце первого жуткого года…

Дэн повернул камеру и снял маленькую фигурку, не отрывавшую взгляда от земли.

Под деревьями Кайл вытащил из рюкзака три бутылки воды и раздал спутникам. Свою тут же опустошил на две трети. Зажег сигарету. Принялся медленно бродить между деревьями – земля под ними поросла крапивой и ежевикой. Сухие коричневые ветки напоминали ржавый металл.

Пройдя через рощицу, Кайл увидел ферму.

Маленькие деревца частично скрывали серые каменные стены и шиферную крышу. Четыре кривоватых здания, заросших травой, доходившей до открытых окон первого этажа. В большом белом фермерском доме, где жили члены секты, давно не осталось ни окон, ни дверей.

Ирвин Левин утверждал, что два домика рядом с главным зданием служили мастерской и храмом. Напротив стояло еще одно строение с односкатной пристройкой-амбаром, но Кайл не помнил, что это. Сестра Катерина жила одна в деревенском домике на другом участке где-то неподалеку – у нее единственной были водопровод и электричество. Его он не увидел, но тот явно находился где-то рядом.

Красно-коричневое здание, назначения которого Кайл не помнил, единственное было выстроено из дерева. Несколько досок упало в траву. Двускатная крыша просела. Двери не осталось, из пустого проема смотрела темнота. Как и из дверей трех каменных зданий.

– Давай-ка снимем все это тем новеньким двухсотым объективом, – решил Дэн. Он терпеть не мог зум, предпочитая менять объективы.

– Ну если хочешь… по мне, тридцати пяти миллиметров достаточно.

– Эй, это мой шедевр! Отвали.

Они настроили цветовой баланс обеих камер, и Кайл отвинтил микрофон Sennheiser, предназначенный для съемок на открытом воздухе. Фонарик они взять не додумались, но разные лампы все-таки прихватили, хотя те работали на аккумуляторах.

– Гавриил. Вот это деревянное здание с пристройкой…

– Сарай.

– Для чего его использовали?

– Для детей.

– Вы держали там детей?

Старик промолчал. Кайл не стал задавать вопросов.

Они зашли на территорию фермы и встали в бывшем дворе перед главным зданием. Старый плуг и сломанная тележка виднелись среди высокой травы, напоминая кости мамонта.

Кайл осознал, как здесь тихо, пока подбирал наилучшие ракурсы. Наконец-то он видел это место не на черно-белых фотографиях из книги Левина. Безмолвие его выматывало, он как будто чувствовал на себе чужой взгляд. Тишина, общее ощущение развала и тления и пугающее спокойствие.

Прохладный воздух казался густым, его не оживлял даже самый слабый ветерок. Ни одно насекомое не пролетело мимо и не прожужжало, хотя на лугу их было полно. Но ферма совсем не походила на мирную. Скорее, тут ощущалась атмосфера какого-то дурного предчувствия.

Гавриил сел на траву и уставился на здания. Он походил на ребенка с головой старика.

Раздавая указания Дэну, которого иногда требовалось поправлять, Кайл снимал все вокруг жестко закрепленной камерой. Потом поставил вторую у сарая: они всегда использовали две. Когда-нибудь будут снимать четырьмя. «Ага, мечтай».

Начали с установочных планов. Начальный кадр каждой сцены всегда определял ее общее направление. Сейчас надо снять разрушение, запустение и ветхость. Этому месту пришлось хуже, чем дому в Лондоне. Ферма вдруг показалась Кайлу оскверненной, как будто здесь когда-то появлялся или даже жил кто-то нечистый. Он отбросил эти мысли, показалось, что Гавриил думает о чем-то похожем.

– Все снял? – спросил он у Дэна через час.

Тот кивнул из-за камеры:

– Общие планы отличные, пару перебивок я сделал, сейчас еще крупных планов добавлю.

Технических проблем вроде бы не предвиделось. Для некоторых помещений понадобится свет. Дальше будет интервью, общие планы, средние и крупные.

– В одном Максу не откажешь – он умеет выбирать хреновые места для съемок.

Дэн осклабился в ответ.

Кайл вынул из рюкзака «Судные дни», сценарий и раскрыл книгу на вклейке. Посмотрел на план фермы и попытался представить, как она выглядит с воздуха, но тут его отвлек один из шестнадцати снимков, словно созданный для раздела «Классика сенсационных фотографий». Фотограф снимал ферму снизу, как будто лежа на земле. На черно-белом снимке виднелись оконные стекла и светлые деревянные двери на фоне каменных стен. Рядом с домом стояли двенадцать сектантов. Двенадцать из тех двадцати трех, что остались в секте к этому времени.

Мужчины были длинноволосые и бородатые. Большинство улыбались. Фотографию сделали в 1970 году, но она больше походила на тысяча восемьсот семидесятый. Странное сочетание доминиканских монахов, ветхозаветных пророков и хиппи. На всех были плащи с капюшонами, сделавшие их знаменитыми на улицах Лондона, а позже Лос-Анджелеса и Юмы.

– Гавриил, – окликнул Кайл.

Тот, легко ступая, подошел и посмотрел на фото. Дэн выглянул из-за камеры и прислушался: обычно ему этого хватало, чтобы сделать отличный кадр.

– Встаньте перед домом, как на этом фото. Ничего не говорите.

Гавриил кивнул.

– Мы покажем этот кадр, а потом сразу вас в цвете. Сделаем такой плавный переход, понимаете? Типа тогда и сейчас.

– Сколько это займет времени?

– Боюсь, это от вас зависит.

Гавриил смотрел на здания так, что Кайл подозревал, что его придется затаскивать туда силой, хотя он немного взбодрился, как и Сьюзан Уайт. Когда старик потащился к дому, Дэн прошептал:

– Пошло дело.

Кайл снова посмотрел на фото. Судя по подписи, Семерых на нем не было. Других фотографий фермы Макс не нашел. Ирвин Левин купил ее у блаженной Сэнди Уоллес (она же – сестра Юнона), умершей от заражения крови. Она бежала незадолго до раскола.

Из-под плащей виднелись ноги в сандалиях, символ аскезы. Ирвин Левин писал, что во Франции красивых девушек заставляли постоянно покрывать голову и лицо. Сестра Катерина не терпела конкуренток. Но пять женщин на фотографии были отлично видны: молодые, симпатичные, загорелые, с длинными прямыми волосами, падающими на хрупкие плечи. На поводках они держали собак. Любимые «варги» сестры Катерины – хаски, которых она привезла с собой из Англии и которые здесь ели лучше людей.

Кайл посмотрел на подпись под планом – деревянное здание было названо псарней/школой.

– Гавриил, собак держали в сарае вместе с детьми?

– Да. Детей, родившихся на ферме, воспитывала община. Младенцы спали в колыбельках, а дети постарше на матрасах.

– В этой ужасной развалюхе. С собаками. Е-мое, – сказал Дэн про себя.

Кайл вошел в кадр и закрепил на одежде Гавриила микрофон. Он не понимал художников-постановщиков, которые делают сцену интересной. По его опыту, нужно было просто посмотреть повнимательнее, и натура сама оказывалась идеально подходящей. Он снимал то, что видел. Именно грязь и мрачность делали эти места такими интересными. Нередко в них заключалась важная часть истории, которую он рассказывал. Полусгоревший коттедж в Шотландии, засветившийся в «Шабаше», или исписанный граффити многоквартирный дом в Осло, который он снимал для «Кровавого безумия», словно некоторые места, где происходило что-то ужасное, настигало возмездие в виде запустения и полной разрухи. А уж с этой фермой не могли сравниться никакие постановочные декорации.

Кайл заглянул в выбитое окно. Предпоследнее убежище Собора в этом мире. Солнечный свет проникал сквозь пустые рамы и два больших дверных проема, и внутри царил неверный желтоватый свет.

Битое стекло захрустело под ногами Дэна, когда он устанавливал камеру для съемки интерьеров. Окна выбили изнутри.

Ирвин Левин утверждал, что случилась ужасная буря, которая разрушила крышу, вышибла стекла и погубила весь урожай. Но ведь он никогда здесь не был на самом деле.

Кайл вошел внутрь. Поморщился от резкого запаха звериной мочи и черной плесени, покрывавшей каменные стены. К этому добавлялась вонь мокрого дерева и, кажется, падали.

– Дэн!

Тот вошел в дом следом за ним.

– Стремно тут.

– Сними это все для перебивок. Заодно посмотри, как тут в темноте.

– Ага.

– Должно выйти клево, друг мой.

– Реплики будут?

– Пока нет. Просто сними это все, как в «Техасской резне бензопилой». И микрофоны надо поставить. Хочу слышать голос этого места.

– Так точно.

– Молодец, чувак. Если бы с утра не поленился побриться, я бы тебя поцеловал.

Дэн фыркнул:

– Гавриил сюда не войдет. Придется брать у него интервью снаружи.

Кайл закатил глаза:

– А почему тогда мы не взяли его прямо в Вуд-Грин?

Дэн, давясь от смеха, снимал помещение. Первый этаж состоял из одной длинной комнаты с гигантским очагом в дальнем конце. Неровный цементный пол покрывал слой гнилых листьев высотой по щиколотку. Тут и там виднелись разбросанные дрова, кирпичи, комки земли и куски мокрой штукатурки. Собор ел прямо здесь, в три очереди. По потолку шли три длинные балки, между ними виднелись доски пола второго этажа.

– Дэн, сними очаг крупным паном.

Напарник обнаружил там две мятые кастрюли, остатки метлы и пачку полусгнивших книг.

– Надо же, – сказал Кайл, глядя на тусклый металл среди черных листьев, – Гавриил!

Старик, бледный и дрожащий, подошел к очагу, где когда-то ел жидкую кашу, которая больше подошла бы для скота. Сейчас его снимали для истории, но легче ему не становилось. А ведь именно славы он и хотел, когда принимал предложение Макса, а на пароме признался, что вдобавок получил изрядную сумму за участие в фильме.

– Пока он соберется, аккумулятор сядет, – усмехнулся Дэн.

– Трибуна, – шепнул Кайл Дэну. – Наконец-то кафедра, с которой можно толкнуть проповедь. Но такую бы ты не выбрал, а, Гавриил? – Кайл кивнул и щелкнул хлопушкой: – Мотор!

Старик откашлялся. Допил воду из бутылки, хотя вряд ли испытывал жажду. Открыл маленький рот:

– Здесь не было электричества. Мы пользовались керосиновыми лампами. Даже воду мы покупали в деревне. Мы носили ее ведрами… это было мучительно, – вся его ирония, красноречие и всезнайство куда-то делись.

Он говорил нервно, то и дело запинаясь. Лицо у него блестело от пота.

«Если он так себя чувствует, это и будем снимать». Чем тяжелее история, тем лучше выйдет фильм. Насыщенность, которой Кайл хотел от всего интервью, здесь появилась уже в первой фразе. От Гавриила он такого не ждал – боялся, что тот покажется слишком самоуверенным в кадре. Кайл внезапно почувствовал симпатию к старику.

– Однажды у нас остались только яйца. Еда для собак. А, и зерно, которое мы покупали для куриц.

– Вы ели собачью еду и корм для куриц?

Гавриил кивнул:

– Мы пытались сделать хлеб из этого зерна. Прямо здесь. Ни разу не получилось. Сестра Катерина запрещала приносить еду из внешнего мира.

– А что ела она сама?

– Я никогда не видел, чтобы она вообще ела. Она сюда не приходила, – Гавриил оглянулся, как будто ожидал, что откроется дверь. Потом собрался.

– Наверное, она-то питалась как следует, – предположил Кайл, – ела вкусную еду в своем уютном, залитом светом домике.

– Да, так говорили, – кивнул Гавриил, – в конце концов мы сумели вырастить немного овощей и фруктов, но еды все равно выдавали по чуть-чуть.

– А что вы выращивали? И как?

– Мы возделывали землю руками. Камнями и деревяшками. Здесь были плуг и тачка, но они были уже сломаны, когда мы приехали, толку никакого.

Кайл улыбнулся. «Отлично. Просто прекрасно. Бородатые и блаженные, они пришли сюда в поисках спасения». Он записал эту строчку, чтобы не забыть.

– Гавриил, Левин пишет об адептах, сбежавших отсюда до раскола, что они, цитирую, «отощали до костей и были одеты в лохмотья». Это так?

– Мы все голодали. У меня была цинга. Врач в Англии чуть с ума не сошел, раньше он никогда не видел цинги.

– Брат Гавриил, во время своего пребывания здесь вы знали, что состояние Последнего Собора приближается к двум миллионам фунтов?

– Нет. Не знал.

В мастерской до сих пор стояли три верстака. Старые стойла, в которых держали скот или, может, лошадей, сохранились с тех времен, когда тут была настоящая ферма. На грязном полу валялись кучи гнилых листьев вперемешку со штукатуркой и камнями. Окна кто-то выбил изнутри.

Гавриил отказался входить. Он торопливо наговорил немного текста на камеру, стоя снаружи, рассказал, что в мастерской они не только пытались делать «простые украшения и мебель», но и отвлекали родителей, разлученных с детьми, «бессмысленными задачами».

Маленькими лампами они осветили голые черные балки и подгнившие доски высокого потолка. Свет как будто тонул в плесени.

В псарне, она же школа, оказалось посветлее – в стенах остались дыры, а несколько кусков шифера с крыши давно свалились в траву. Дэн снял все помещение двумя камерами, сначала в естественном свете, а потом с маленькими лампами, расставленными по полу.

Левин утверждал, что некоторых избранных детей учили Семеро и сама Катерина. Еще он писал, что сама Катерина не могла иметь детей, и фертильность других женщин ее бесила. Гавриил сказал, что это «довольно похоже на правду», но пояснять отказался.

Переступать порог он тоже не стал, так что сцену отсняли в дверях псарни. Кайл попросил Дэна сделать крупный план и средний, чтобы Гавриил был в кадре вместе с сараем. Вышло отлично: сгорбленный старик в дверях, освещенный слабым светом. Кайл снова заметил, что Гавриил нервно оглядывается через плечо, внутрь здания. Кайл смотрел на него сквозь видоискатель второй камеры и на мгновение подумал, что из черного дверного проема действительно мог бы кто-то появиться. Но и это ему понравилось. Немного незапланированного саспенса.

Кайл зачитывал вопросы из сценария, который написал вчера, после того как перечитал книгу Левина второй раз за неделю.

– Гавриил, говорят, что минимум три ребенка и шестеро взрослых заболели и умерли здесь. Ну так утверждает источник Ирвина Левина, женщина, которая отказалась назвать свое имя и которая умерла от передоза, когда эта книга была еще кучей магнитофонных лент. Вы знаете, кто это был?

– Я… не уверен. Но всегда подозревал, что с Левином говорила сестра Афина. Она прожила здесь большую часть второго года. А он давал деньги тем, у кого ничего не осталось.

– Левин говорит, что «молитвы не могли излечить их». Доказательств смерти нет, их никогда не расследовали, и вообще этот факт ожесточенно оспаривали при рассмотрении дела о клевете в семьдесят четвертом году. Но что вы думаете об этих обвинениях? Левин утверждает, что Собор бежал в Америку, чтобы избежать разбирательства с семьями погибших.

Гавриил нетерпеливо вздохнул:

– Не забывайте, что официально никаких детей здесь не рождалось. Ни у кого из них не было свидетельства о рождении. У нас даже акушерки не было, но за первый год появились на свет трое. Зачали их явно в Лондоне, но матери сомневались насчет отцов. Когда я ушел, еще двое были беременны.

Гавриил ткнул пальцем в черный проход позади себя:

– Пока я жил здесь, там родились трое детей. Никто из них не умер при мне. И ни один из взрослых тоже.

– Гавриил, из пятерых детей, отданных в детский дом в Аризоне в июле семьдесят пятого, на ферме родились только двое. Остальные трое – в Штатах. Что же случилось с остальными тремя детьми, родившимися во Франции?

Гавриил сглотнул:

– Не знаю. Откуда мне знать? Во второй год меня здесь уже не было. Люди постоянно приходили и уходили. Но в 1970 году здесь никого не убили. Время было тяжелое. Люди болели. Мы голодали. Но никто не умер.

– Вы знаете, что родителей тех детей, которых нашли в руднике, так и не обнаружили? Считается, что несколько людей «просто пропали» в пустыне. Исходя из вашего опыта, такое возможно?

– После своего ухода я не имел никаких контактов с Храмом Судных дней! Сколько раз повторять? В семидесятом году мы были Последним Собором, – Гавриил судорожно оглянулся на рощицу и тихо добавил: – Я ничего не знаю… об этом.

– Но, если кто-то умер здесь уже после вашего ухода или потом, в пустыне, как по-вашему, сестра Катерина уведомила бы власти об их смерти?

– Сомневаюсь.

– Сомневаетесь?

– Не знаю! Какой смысл спрашивать меня о том, чего я не знаю! Давайте прекратим это все.

Дэн проводил Гавриила обратно в поле за пределами фермы и попытался его успокоить. Тот убежал сразу после интервью перед школой и отказывался говорить с Кайлом, который настаивал на внесении кое-каких изменений, но без толку. Когда старик сел в траву на полпути к рощице и расплакался, Кайл отступил.

Дэн остался с Гавриилом. На плече у него болталась камера.

– Сними это, – шепнул Кайл Дэну. О разрешении на съемку он решил подумать потом.

В последнее здание, храм, Кайл вошел один. Именно здесь, если верить Левину, эго сестры Катерины, ее паранойя, ее зависть отравили души последователей и привели к первому расколу, когда пятеро членов ее гвардии, Семерки, взбунтовались. Последние дни Собора в Нормандии Левин описывал как «время гнева, зависти и раскола. Ужасный водоворот жестокости и самолюбия одной женщины породил Храм Судных дней: жутчайшую из двух инкарнаций секты».

Стены храма, где сестра Катерина принимала исповеди, иногда – целыми ночами, были выкрашены в черный. Лишь кое-где просвечивал покрытый зеленоватой плесенью камень. Краска покрывала и высокий деревянный потолок. Сенсорная депривация тут была обеспечена. Плюс темнота: несмотря на слабый свет, проникавший в четыре выбитых окна, Кайл с трудом различал свои ноги на грязном полу. Битое стекло, валявшееся под окном снаружи, тоже было покрашено в черный: когда-то в храме вообще стоял кромешный мрак.