Ненавижу этот жуткий черный балахон!
Кто? Ну кто, ткните мне пальцем, чтоб я знала, кого бить, придумал, что монахиням и послушницам будет удобно ходить в этой… этой… жертве чьего-то отсутствия фантазии?!
Рукава свисают на десять сантиметров ниже рук; чтобы извлечь последние оттуда, приходится бодро изображать зарядку по собственному желанию: ручки подняли, в воздухе ими поболтали, опустили. Причем как можно быстрее, чтобы ручки успели оказаться на нужном месте раньше распустившихся рукавов – а то придется изобразить из себя помирающего лебедя еще раз.
Ничуть не лучше – с подолом. Даже на шпильках он волочится по полу, несмотря на то что я самым бессовестным образом подоткнула его за пояс. Что было бы, надень я полагающиеся послушницам тапочки на плоской подошве – страшно подумать.
И причем во всем этом жутком обмундировании, годном разве что на то, чтобы сесть на высоченный стул и неподвижно просидеть весь день, мы должны носиться по этажам, помогать готовить на кухне и успевать добегать до стен монастыря, а желательно – и до своей кельи, раньше первого рассветного луча.
В этот раз – не успели…
И вот Раонна, Мелла и я с самым что ни на есть покаянным видом стояли перед матерью Даонной. У меня не очень-то получалось, но я старалась честно. Хоть бы не засмеяться…
Да, мы не успели до рассвета вернуться в монастырь. Да, мы пропустили утреннюю молитву (а толку с той молитвы? Я ее все равно до сих пор не знаю – просто губами шевелю!). Да, мы вечером ушли в харчевню и пробыли там до утра. Да, от нас разит вином, как от бочек с освященным кагором в погребе… Ну и что?!
Как будто она сама не такая же в молодости была![14]
– Как вы могли так низко опустить почетное звание послушницы нашего монастыря?! Как вы могли пренебречь святыми заветами Хранящих?!
Меня начало меленько трясти от смеха. «Святые обеты Хранящих»!
«Не ругайся, не пей»… Да видала я, как эти самые Хранящие вино хлещут! И сама же им подливала!
«Не вступай в связь с мужчиной до священного брака»… Ну неужели они и вправду верят, что мы за восемьдесят, двести, пятьсот лет – и ни разу?..
И матушка это отлично понимала, украдкой показывая мне кулак из-под рясы, чтобы не засмеялась в самый ответственный момент прочувствованного монолога: «Вы, недостойные дщери, хоть бы стыд поимели – прятались вовремя, что ли!» От этого стало еще смешнее, но я честно ущипнула себя за руку и сдержалась.
– Полагаю, пребывание в комнате для замаливания грехов до вечера наставит вас на путь истинный, дети мои, – устало подвела итог матушка, и сама уже запутавшаяся в наших прегрешениях.
Лица непослушных послушниц с надеждой прояснились. «Вечером опять в харчевню рванем!» – крупным шрифтом было написано на лбу у каждой, и матушка не преминула мстительно добавить:
– И еженощные моления посетите.
Мы синхронно горестно вздохнули, приуныв. Целую ночь стоять на коленях, держа в руках тоненькую свечку, обжигающую пальцы плавящимся воском?! Да еще молиться иконе с двумя одухотворенными ликами?! Скорее всего, рисовали их не с Хранящих – к ним столь трогательное выражение лица точно не разу не залетало, благополучно подменяясь редкостной злобности перекошенной харей.
Лично я вместо молитвы костерила их на чем свет стоял, но интересно это было только первые часа три – потом мои познания в нецензурных выражениях со всех Веток подыстощались и приходилось просто спать рядышком с иконой, создав морок себя молящейся. Удивительное, должно быть, зрелище…
Матушка еще немного поразорялась, поругалась, но потом украдкой глянула на часы, поняла, что если продолжать в том же духе, то завтрак пройдет мимо нее, и махнула рукой, отпуская нерадивых чад. Впрочем, попросив самое нерадивое подзадержаться ненадолго.
Едва за ободряюще подмигнувшими мне напоследок послушницами закрылась дверь, как Даонна прекратила разыгрывать из себя великого обличителя и, кивнув мне на мягкое кресло у стены, села напротив.
– Иньярра, а ты еще долго собираешься пробыть у нас в монастыре?
Не далее как позавчера я пришла в знакомый монастырь, потребовала аудиенции у настоятельницы и попросила позволения остаться в монастыре, пока аура не восполнится до состояния возможности открытия портала. Даонна, знакомая со мной уже лет десять как, разумеется, позволила.
И через пятнадцать минут из кельи матушки вышла новая, только что принятая послушница. О том, что из меня послушница, как из козла – дойная корова, задумывался мало кто: там, в общем-то, большинство особым религиозным рвением не отличалось. Так, родители отправили, или сами сдуру обет дали – вот и маются.
– Не знаю, – засомневалась я. – Аура восполнилась примерно наполовину. Еще где-то денька два-три побуду, наверное. А что? Кому-то кельи не хватает? Подселяй – вдвоем интересней будет!
Настоятельница позволила себе улыбнуться:
– Тебе, как я вижу, и так не скучно.
И замолчала, наивно ожидая, что мне станет стыдно. Очень наивно с ее стороны.
Сама, поди, помнит, как мы десять лет назад вот так же с ней самой по харчевням ночами подвизались.
– Тогда в чем дело? – спокойно спросила я.
Настоятельница вздохнула, осознав, что муки совести скончаются в страшных конвульсиях еще на подступах к моему распутному образу жизни, и выложила карты на стол:
– Мне очень нужна твоя помощь… По специальности.
Я как-то сразу посерьезнела, выпрямилась и, глядя прямо в глаза, потребовала:
– Так выкладывай! Надо будет – и подзадержусь.
Монахиня тяжело вздохнула, прикинув, что останется от монастыря и девичьей невинности, если я подзадержусь, но ответила:
– Знаешь, очень неудобно вот так к тебе обращаться, потому что денег у монастыря…
Я привычно оборвала взмахом руки вступительную часть, ожидая собственно фактов.
– В общем, в монастыре завелся оборотень, – на одном дыхании выпалила Даонна, виновато глядя на меня, словно это она сама еженощно вместо святых молений шастала по монастырю в хвостатом обличье.
– Загрыз кого-нибудь? – без обиняков и сентиментальностей вроде предсмертных вздохов и сложенных на разрывающемся сердце рук спросила я.
Настоятельница суеверно перекрестилась:
– Нет, что ты!!!
Я недоуменно нахмурилась:
– А с чего же ты тогда вообще взяла, что он есть?
– Я его видела, – с достоинством пояснила монахиня.
– Только ты? – сразу же уточнила я.
Даонна высокомерно фыркнула:
– Да даже если бы кто-нибудь еще его и увидел, то списал бы на пьяное воображение – ты же мне всех послушниц споила!
– Не всех, – спокойно возразила я. И, подумав, глубокомысленно добавила: – Пока.
Настоятельница нервно сложила руки на груди, но от очередного гневного монолога воздержалась: меня все равно ведь не прошибешь, а время завтрака неумолимо истекало.
– Где ты его видела? – между тем продолжала выспрашивать я.
– На третьем этаже, рядом с трапезной.
– Как он выглядел?
Матушка смутилась: видимо, труда себе рассмотреть оборотня она не дала, улепетывая со всех ног в свою келью и по ходу костеря недоглядевших за монастырским благополучием Хранящих.
– Ну… Волк и волк. Серый. Мохнатый. А глаза разумные, человеческие.
– А как он себя вел?
– В смысле? – нахмурилась Даонна.
– Ну рычал, кидался, пытался преследовать?
Матушка медленно покачала головой:
– Нет. Просто стоял и смотрел.
Я тихонько хихикнула:
– Значит, это не послушница. Ты их всех уже настолько достала, что любая с восторгом воспользовалась бы столь великолепной возможностью свести счеты.
– Иньярра, да прекрати ты нести чушь! – завопила не на шутку испуганная Даонна. – Я тебя как человека попросила, а ты!
– Тихо, тихо! – пошла я на попятный. – Я же не отказываюсь, правда? Просто строю догадки о том, кто бы это мог быть.
Монахиня только вздохнула.
– Ладно, Даонна, разберусь я с твоим оборотнем. Если нападать не станет – не убью, а просто сообщу тебе, кто это. А там уж решай сама, что делать с ней… или – с ним.
Даонна потерянно кивнула головой. Я поднялась и, в который раз запутавшись в подоле рясы, тут же шлепнулась обратно.
– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз! – раздраженно возопила я, но тут же испуганно прикусила себе язык. В келье настоятельницы такие шутки дорого обходились.
Но Даонна, казалось, даже не заметила моего комментария: она отрешенно смотрела в окно, переплетя руки на груди. Видно, предположение по поводу послушницы здорово ее напугало.
Уже на самом выходе я обернулась и, лукаво прищурившись, невинно обронила:
– Но вообще-то мне будет сложновато заниматься отловом оборотня, сидя в комнате для замаливания грехов!
Даонна, явно ожидавшая этой фразы, только вздохнула:
– Ну хоть пару часов для приличия отсиди! А потом сделаем вид, что ты сбежала, а я не заметила.
Удовлетворенно усмехнувшись, я закрыла за собой дверь. Определенные плюсы у процесса выслеживания оборотня уже намечались…
Семьсот сорок пять… Семьсот сорок шесть… Семьсот… сколько? А может – уже все восемьсот?! «Запросто!» – мрачно решила я, с отвращением останавливаясь и облокачиваясь на осевой столб, чтобы перевести дыхание. Говорят, нет ничего хуже, чем подниматься по винтовой лестнице: дескать, и голова кружится, и ноги устают, и клаустрофобия разыгрывается. Интересно, те, кто это говорит, пробовали когда-нибудь по этой самой лестнице спускаться?
Нет, ногам-то весело, они упрямо стремятся пуститься наперегонки, а вот равновесие постоянно куда-то девается, грозя запустить меня пересчитать скользкие ступеньки ребрами. Шпильки то и дело цепляются за пройденную ступеньку и за подол дурацкой рясы, а то и вообще подворачиваются, с твердым намерением сломаться в самый неподходящий момент.
В общем, комнаты для замаливания грехов я ждала как манны небесной – лишь бы поскорее кончилась эта злосчастная лестница!
Дождалась. Вот только радости особой не почувствовала.
Каземат размером в пять шагов по длине и ширине. Каменный пол. Ледяные стенки. Стакан с водой, прикрытый ломтем черствого хлеба. И икона Хранящих, издевательски ухмыляющихся с полотна.
«А ты рассчитывала на царские хоромы?!» – издевательски высунулся разум.
Нет! Но могли же они хотя бы коврик соломенный постелить! Так ведь и воспаление легких заработать недолго!
«Монашкам полагается заранее привыкать к здоровому закаленному образу жизни. Здесь ведь зимой не топят!»
Совсем? – поразилась я.
«Совсем! Так что сиди и радуйся, что в Сыреме нынче лето!»
Радуюсь, – убито заверила я разум, безуспешно пытаясь умоститься как-нибудь поудобней, подоткнув рясу под зад.
Вот теперь-то я поняла великую целесообразность странного покроя! Излишнюю длину подола удалось сложить в несколько раз и умалить зверский холод, струящийся по полу. А из длиннющих рукавов вышла отменная муфта. Не хватало только капюшона, отороченного мехом, которому полагается медленно обледеневать.
Протянув руку, я взяла стакан с водой и жадно выпила залпом – вином от нас троих разило совсем не по невинной причине нескольких капель, пролившихся на подол рясы!
– Жить будем! – радостно заверила я бесстыдно ухмыляющихся с иконы Хранящих. Вот это полотнище, скорее всего, как раз с них самих рисовали.
Через час я уже вспомнила всю Храмовую программу разминки, накачки и растяжки, но все равно зуб на зуб не попадал. Попрыгала, поприседала, побегать не удалось ввиду маленького пространства, но я честно пыталась на месте. Без толку!
«По-моему, мозги у тебя вконец обледенели!»
Ага, настал ледниковый период, и ты наконец-то оставишь меня в покое!
«У тебя куртка где?» – не поддаваясь на провокации, спросил замерзший разум.
В сумке.
«А сумка где?» – продолжал дотошный голосок.
В келье.
«А материализовать ее слабо?!»
Меня словно обухом по голове ударили.
– Вот дура! – с восторгом завопила я, выуживая из воздуха сумку.
«Я с этого и начал!» – резонно напомнил разум и тут же трусливо ретировался.
В куртке стало тепло-о-о-о-ооо… Просто чудо!
Игриво клацнув зубами в сторону иконы, я вытащила из сумки наконец-то заряженный кристалл и мысленно настроилась на Таю.
Пора узнать, что там без меня в мире творится.
– Тай, привет…
– Ты где шатаешься?! Ты почему кристалл не заряжаешь?! Тебя где носило?!! Я тебя уже неделю ни одним поисковиком вычислить не могу, думала, случилось что!!! – тут же заорало в ответ.
Оторопев от такого приветствия, я уже хотела было скромненько выключить кристалл, но поняла, что я не ошиблась настройкой и меня не приняли за кого-то другого – просто Тая действительно кричит! До этого момента я даже представить себе не могла!
– Тай, не кричи.
– Что значит – не кричи?! Ты шатаешься невесть где, в мире творится невесть что, а я должна спокойненько сидеть и всем улыбаться? – уже более спокойно ответила подруга.
– А что творится в мире? – сразу же насторожилась я.
Тая на том конце горестно вздохнула, явно жалея, что так рано позволила себя успокоить, и, хотя и горя желанием еще чуть-чуть поругаться, все-таки заводить ор по второму кругу не стала:
– Ты сидишь?
– Угу, – угрюмо подтвердила я, оглядывая холоднющий пол, леденящий зад даже через рясу.
– Тогда слушай: появились как минимум три новые Ветки, восточная нежить оккупировала западные края, окейнинские кактусы засыхают без воды на третий день.
Я только вздохнула, ожидая чего-то подобного. Хотя едва ли в таких масштабах.
– А Храмы под землю не ушли? – тоскливо провыла я, вспомнив Инка.
– Прекрати шутить такими вещами! – взвилась Таирна.
– Ладно, Тай. Могу еще добавить тебе в копилку «невероятно, но факт». Веток появилось не три, а четыре – на одной из них я как раз и застряла, в Окейне был дождь, в Мисвале мутировал Лес, в Варильфийте обнаружилась полуденница и домовенок, а священный эльфийский цветок зацвел когда ни попадя…
– Йыр побери… – присвистнули на том конце.
– Вот-вот, – мрачно подтвердила я. – Что делать-то будем?
Тая легонько вздохнула:
– Ну вообще-то мы с Ильянтой хотели собраться всей шайкой-лейкой и отправиться в какой-нибудь Храм – обсудить это дело с магистрами.
«Всей шайкой-лейкой» – это значит, втроем: Таирна, Ильянта и я. Ведьмовское трио. Страх и ужасть! Разбегайтесь с дороги, закрывайтесь на все запоры, готовьте хворост для костров! И я не шучу…
– В какой-то – это в какой? – подозрительно спросила я.
– Ну-у… Вообще-то – в Западный, – призналась Тая.
Я бы предпочла Восточный – знакомый до последней ступеньки по годам учебы, но…
– Ладно, пусть так. А где же собирается наша шайка-лейка?
– На Миденме.
– Места лучше придумать не могли? – возмутилась я. – Не поеду я туда!
– Почему? – неподдельно изумилась Тая.
– Не люблю я ее!
– Полюбишь, – философски рассудила ведьма.
Вот и попробуй с ней поспорь…
– А когда собираемся-то хоть?
– Денька через три в гнезде. Ты сейчас, вообще, где?
– В Сыреме. Оборотня ловлю.
– Плюнь ты на своего оборотня!
Я вздохнула:
– Не могу! Очень просили разобраться. К тому же я все равно еще дня три порталы не смогу открывать.
– Почему? Куда ты всю энергию дела?
Я только отмахнулась:
– А! Потом расскажу. Значит, ждите меня в Миденме денька через три-четыре.
– Постарайся только побыстрее, – со вздохом заключила Тая, отключаясь.
Я всегда стараюсь. Только не всегда старания окупаются…
Еще немножко попрыгав по комнате для замаливания грехов, я пришла к выводу, что два часа уже благополучно прошли, а за это время да при таких мучениях мне должны были уже отпустить не только все грехи совершенные, но и все будущие! И пошла на выход.
Хотя это легко сказать – пошла… А вот подняться на эти злосчастные восемьсот ступеней винтовой лестницы – занятие для тренированных спортсменов или монахинь!
Но уж никак не для ведьм, не увлекающихся накачиванием мышц исключительно из-за профессионального мазохизма. Да чтоб я еще хоть раз в жизни позволила запихать себя в эту жуткую комнату!
Ни от кого не скрываясь (матушка пообещала «не заметить» смены моей дислокации, а никто больше и не знает, где мне сейчас положено быть. Разве что Раонна с Меллой – так эти сейчас сами в подобных казематах сидят), я поднялась в свою комнату, мрачно посидела, согреваясь, сняла опостылевшую рясу и переоделась во вполне приличное платье. Волосы заплела в косу. И, накрывшись коконом невидимости (монашка, ни с того ни с сего нарядившаяся в обычное платье, явно вызывает подозрения), пошла подготавливать работу по отлову оборотня.
То есть обедать в местную харчевню.
Народу в монастыре было немного – с полтысячи человек, сейчас большинство – на работах: в огороде или на кухне, так что в коридорах я почти ни на кого не натыкалась. По крайней мере таких толп, что не разминуться, точно не было.
На стенах в залах висели иконы, в специальных подставках дымили свечи. Коридоры удручали взгляд голыми стенами, голыми каменными полами и печальным отсутствием всякого освещения. Лично мне это ничуть не мешало, но вот другим жителям монастыря – даже очень. Только у меня на глазах споткнулись три монашки. Одну даже пришлось поддержать под локоток, чтобы не упала, расплескав дорогущие благовония. Женщина ничуть не удивилась неведомой силе, удержавшей ее от падения, выровнялась, отвесила поклон Хранящим и спокойно пошла дальше. Удивительная сила – вера.
Выйдя из монастыря, я сощурила глаза от яркого солнца и привычно пошла вдоль высоченного забора. Надеялись, что он поможет монашкам соблюдать суровый обет целомудрия. Зря надеялись: в том заборе было больше потайных лазов и подкопов, чем в подполье с узниками пожизненного заключения.
Выходить из тени не советовалось: невидимость невидимостью, но вот бесплотностью я не обладала, а тень от невидимой девушки в платье наверняка привлечет внимание общественности.
Шмелем прошмыгнула мимо огородов, попутно вспомнив собственные вчерашние мытарства – попробуй-ка вылущи семь ведер фасоли, если у тебя ногти по полсантиметра! Уже через полчаса я не выдержала и втихаря применила заклинание развертывания. Результат – два полных ведра аккуратно сложенных пустых стручков и разбросанные по невероятным траекториям семена. Какими словами меня наградили получившие в глаз монашки – лучше матушке не знать. А то комнат для замаливания грехов на всех не хватит, а вдвоем в этом каземате кворр уместишься!
Я вышла за пределы монастырских земель и с облегчением сняла заклинание. Дальше прятаться смысла не было.
В харчевне было пусто: время еще не обеденное, но уже и не утреннее. Как раз завтрак закончился давно, а обед пока не начался. У противоположной стенки сидела тройка пьяных в дым завсегдатаев, Да у стойки околачивался незнакомый менестрель, ожидая заказанного напитка.
Я взглядом голодной кошки проводила бережно закрытую в футляр гитару. Да, я умею играть. Да, я умею петь. Но все-таки я Сказительница. А у каждой Сказительницы есть где-то свой менестрель. И если друг друга найти, то мои Песни и его музыка станут еще сильнее. Кроме того, Сказительница и менестрель – это две половинки одного целого. Возможно, мой менестрель был тем единственным, от которого мне не пришлось бы уходить. Вот только найти одного-единственного человека на огромном Древе – задачка не из простых. К тому же менестрели, даже если они – не маги, все равно обладают способностью ходить по Веткам. Тоже странники.
Менестрель, с одного взгляда признав во мне Сказительницу приветственно кивнул и сел за столик. Я подошла к стойке.
– Чего изволите? – вежливо спросил хозяин, не признавший во мне монашку, дебоширившую ночью.
Я пожала плечами:
– А что у вас есть?
– Все! – расплылся в улыбке хозяин. И пояснил: – Чебуреки, плов, картошка вареная.
Прекрасный выбор…
– Давайте чебуреки, – решилась я.
– Что будете пить? Вино, самогон, пиво?
Я содрогнулась: голова и так болела до сих пор.
– Чай, есть? Две чашки.
Хозяин кивнул и удалился. Я села за свободный столик и от нечего делать принялась размышлять. Из окошка струился солнечный свет, расцветая причудливыми радугами на капельках воды – стекла, похоже, недавно вымыли. По столу ползала надоедливая муха, все норовя сесть на пальцы.
Итак, что мы имеем?
Имеем абсолютно необъяснимые аномалии в Древе, необходимость прибыть в Миденму через три дня и некоего дружелюбно настроенного оборотня, виденного Даонной возле трапезной. С чего начнем?
Допустим, с оборотня.
Эти существа были одними из самых странных, каких вообще изучают в Храме. Кто-то относил их к разумным и предлагал составить реестр и прекратить истреблять почем зря. Кто-то вопил, что это такая же нежить, как и вурдалак, только гораздо более опасная, так что нечего с ними цацкаться – угрохать, и вся недолга. Мне же они казались… примерно такими же, как и обычные люди. Просто умеющими превращаться в волков. Ну и что такого? Я вон тоже в кошку превращаюсь. Правда, я и не человек…
Оборотни, как и люди, бывают разные. В жизни мне попадались и такие, которые предлагали помощь – они умеют лечить, и я как-то раз провалялась месяц в беспамятстве у одного оборотня. И такие, которых обуяла жажда крови, заслонившая разум и чувства. Но ведь и среди людей сумасшедших, да и просто преступников, предостаточно! Как правило же, оборотни использовали свою вторую ипостась в исключительных случаях: для самозащиты, для того чтобы скрыться от охотников, или когда просто грустно: промчался сквозь лес, повыл на луну волком – глядишь, и легче станет.
Вот только одного в толк не возьму: если оборотень не пытался на Даонну напасть, значит, он, скорее всего, не агрессивный. Но тогда какого йыра вообще было так светиться, попадаясь ей на глаза? Спрятаться не успел? Да ни в жизнь не поверю! У этих тварей такое чутье, что он настоятельницу должен был за добрую сотню шагов заприметить. А уж шмыгнуть в какую-нибудь нишу и там затаиться – это для него совсем проще простого. Тем паче подобных ниш в монастыре предостаточно.
Значит, специально показался. Зачем? Испугать? Предупредить? Отвлечь?
Ох, что-то здесь нечисто с этим оборотнем. Совсем нечисто.
И тут хозяин наконец-то прекратил повышать свои арифметические способности, считая ползающих по стойке мух, а вспомнил, что вон та девица с черной косой не просто так одиноко за столиком сидит, и принес мой заказ. Лучше бы он этого не делал…
Если чай еще можно было признать в этих двух чашках с желтоватым настоем, пахнущим прелым позапозапрошлогодним сеном, но принять за чебуреки два куска теста, насквозь пропитанных маслом, я отказывалась.
– Их что, сначала выжимают, а потом едят? – мрачно поинтересовалась я у сопящего за плечом хозяина, ожидавшего мзды за великолепный обед в денежном эквиваленте.
Приподнятый двумя пальцами за краешек чебурек жалко обвис, болтаясь, как тряпка. С противоположного конца тонкой струйкой стекало на тарелку черное горелое масло. Удручающее зрелище…
– Как вам будет угодно! – нашелся трактирщик.
– Мне угодно засветить этой гадостью тебе в лицо, – спокойно сообщила я, и надоедливого мужика как ветром сдуло.
Мясо в чебуреке на поверку оказалось каким-то кислым и вообще не съедобным. Я уныло уставилась в чашку с «чаем». М-да, по-моему, я прямо сейчас отравлюсь в этой харчевне, и оборотню не придется заниматься устранением досадной неприятности в виде заинтересовавшейся им ведьмы. А может, он и есть трактирщик? Я с таким профессиональным интересом уставилась на стоящего за стойкой мужика, что он не выдержал и подошел поближе:
– Может быть, вы еще что-то хотите?
Я, чуть наклонив голову, неспешно перебрала в воздухе мгновенно засветившимися пальцами:
– Что-нибудь. – И веско добавила: – Съедобное.
– К-к-конечно, госпожа ведьма, – пролепетал мужик и унесся на кухню.
Менестрель за соседним столиком только усмехнулся, встретившись со мной понимающим взглядом. Ему его первоклассный глинтвейн тоже явно не просто так достался.
Буквально через пять минут на столе появилось блюдо с запеченной в майонезе картошкой и отбивная. Я проводила мужика довольным взглядом:
– А чай?
– Простите, забыл, – поклонился тот, уносясь на кухню. Чашка со свежезаваренным чаем дополнила сервировку стола через пару минут.
«Хорошо быть ведьмой!» – в который раз решила я, впиваясь в мясо зубами. Кислым оно не было. Оно было нежирным, нежным и приправленным хмели-сунели. Чудо, а не мясо!
Вспомнив криво отрезанный кусок черствого хлеба, поджидавший меня в комнате для замаливания грехов, я содрогнулась и с удвоенным энтузиазмом накинулась на картошку.
Хорошо быть ведьмой!
Проще всего выследить оборотня, подсыпав ему в еду немного специального зелья: оранеала. Безвкусный, бесцветный, без запаха. Это, разумеется, не яд, а своеобразный индикатор, никак не влияющий на людей, но вызывающий резкую аллергическую реакцию у оборотней.
Пакетик-то у меня с собой был, но вот незадача – подсыпать надо было именно во время готовки, потом – без толку. Да и как будет смотреться монашка, неспешно идущая по трапезной и опыляющая еду какой-то дрянью? Порошочек был редкостно подозрительного едко-зеленого оттенка (он терялся, как только попадал в пищу), так что выдать его за соль никак не получится. Значит, надо идти на кухню и набиваться в помощницы – авось возьмут.
И я, засунув пакетик в карман рясы (там вообще-то положено лежать молитвеннику, потерянному мной в первый же день), пошла на кухню. В огромной комнате было дымно, шумно, жарко, и вообще на пороге возникло острое желание развернуться и сбежать оттуда куда подальше. Но – дело есть дело.
Я с самым что ни на есть невинным видом подошла к главной поварихе и поинтересовалась, не нужна ли ей моя помощь. Оказалось, что нужна, да еще как! Варево (назвать это супом у меня просто язык не повернется) уже давно кипело, капусту порезали, лук пережарили, а вот картошку, олухи, даже почистить забыли!
И я послушно присела над ведром, неспешно срезая грязную кожуру и выколупывая ростки. Возле котла с варевом постоянно кто-нибудь крутился, так что подобраться к нему мне, похоже, удастся только «легально»: если попросят что-нибудь туда кинуть.
– Ты что делаешь?! – изумленно спросила повариха, случайно увидев плоды моей деятельности: с десяток вычищенных картошек, горкой сложенных возле разделочной доски.
– Картошку чищу, – так же удивленно ответила я. – Вы же сами попросили.
Женщина вгляделась в меня и понимающе протянула:
– А-а-а-а… Так ты новенькая?
Я неуверенно кинула. Женщина сразу подобрела и с улыбкой пристроилась рядышком, взяв в руку нож:
– Ну кто ж так чистит? Ты так ее и за три года не почистишь! Вот как надо, – с этими словами она двумя движениями лезвия небрежно срезала кожуру, мало заботясь о том, что кое-где она срезалась не полностью, и, наплевав на море оставшихся в картошке ростков, бросила клубень в кастрюлю.
Я внутренне содрогнулась, похвалив себя за то, что пообедала в харчевне. Похоже, пост – это не самое страшное в монастыре. Куда страшнее его отсутствие… Хорошо, что я не буду это есть.
«Это ты так думаешь потому, что пообедала в харчевне. А согласись, там-то ты на кухню не заглядывала. Мало ли как они там готовят?»
Молчи! – в ужасе попросила я. А то мне сейчас этот обед боком выйдет.
«Вряд ли боком. Скорее – другим местом!» – язвительно просветил глас разума, но замолчал.
Картошку мы дочистили в рекордные сроки, порезали – еще скорее («А чего с ней возиться – все равно в котле разварится!» – рассудила повариха, разрезая картошину на четыре части и тут же хватаясь за следующую), и повариха только собралась было ее нести к котлу, как за ее спиной начал дымить, шкворчать и катастрофически пригорать лук (не без моей помощи, конечно). Женщина затравленно огляделась, от всей души желая разорваться на Две части, и умоляюще глянула на меня, стоящую рядом.
– Давайте, я отнесу! – услужливо подхватила я миску с «порезанной» картошкой.
– Спасибо, – улыбнулась повариха, кидаясь к сковороде.
Я неспешно протопала к котлу, нащупала заветный порошочек и, высыпав в кипящее нечто картошку, с самым наглым (то бишь невинным и отсутствующим) видом отправила туда же содержимое пакетика. Варево недовольно взбурлило, но тут же успокоилось.
– Что это ты тут делаешь? – подозрительно спросила подошедшая монахиня.
– Картошку высыпала, – невинно ответила я, в доказательство предъявляя опустевшую миску и между делом пряча пакетик обратно в карман.
– А-а-а, – успокоенно протянула монахиня и отошла.
Спецзадание было выполнено.
С Раоной и Меллой я встретилась только после ужина. Пребывание в холоднющем каземате без воды и еды никоим образом не испортило им настроения, обе охотно щебетали, рассуждая, как бы надуть настоятельницу, пропустив еженощные моления. Я же, напротив, была задумчива и даже растеряна, пожалуй.
Оранеал не сработал. Точнее, не оранеал не сработал, а оборотня в трапезной за обедом не оказалось. Учитывая, что там было девятнадцать двадцатых всего монастыря, выходило, что либо оборотень был пришлым, либо в этот раз решил не портить себе желудок монастырским обедом. В общем, блин комом.
– Эй, ты нас вообще слышишь?! – Мелла, устав от моего отсутствующего вида, нетерпеливо помахала рукой у меня перед носом.
Я вздрогнула, тряся головой:
– Что? Извини, я не слышала.
Послушница вздохнула, но набралась терпения и повторила:
– Мы с Раоной хотим сбежать с этих молений, как только настоятельница пройдет мимо – она проходит только один раз. А потом пойдем в харчевню. – Девушка смущенно хихикнула: – Как вчера.
Да, вчера она изрядно гульнула под хмельком. Послушница, танцующая на столе… Узнай об этом Даонна – была бы в ужасе. Впрочем, зайти слишком далеко я Мелле не дала.
Я вздохнула:
– Да, вам-то хорошо, а вот меня всегда в самый конец ставят. Пока Даонна до меня доберется – уже часа три ночи будет!
На эту ночь у меня были планы гораздо интереснее, чем стояние перед иконой с двумя осточертевшими лицами и вымаливание у них прощения за какие-то там проступки. Но вот девчонкам об этом лучше не знать. Не потому, что я им не верю. Просто они не знают, что я ведьма, – и пусть дальше не знают. Так общаться проще.
Послушницы заметно приуныли:
– Ну… Тогда и мы не пойдем.
Но портить другим удовольствие я не собиралась.
– Вот что. Давайте так: вы идете в харчевню, как только Даонна проходит мимо вас, а я присоединяюсь, когда смогу. Постараюсь побыстрее, конечно, но это уже не от меня зависит.
«А от кое-кого хвостатого, странно себя ведущего!» – мысленно закончила я.
– Ладно, – хором согласились послушницы, разбегаясь по кельям.
Я тоже пошла в свою – переодеться. Гоняться по всему монастырю за оборотнем в этом жутком балахоне? Как бы не так!
В келье было темно: свечки, которым положено непрестанно гореть перед образами, я извела еще позавчера, да и сами образа перевесила на стенку за спиной. Ну не спится мне под укоризненным взглядом этих двоих! Тем паче я-то знаю, что после таких взглядов они обычно далеко не отворачиваются со всепрощающей улыбкой, а начинают бесстыдно швыряться шэритами, а то и «звездами».
Подойдя к открытому окну, я полной грудью вдохнула уличный воздух. Без особого удовольствия: воздух оказался невкусным – душным, тяжелым и пахнущим прогорклым жиром. Моя келья находилась как раз над кухней.
С собой я ничего брать не стала. Надела амулет на шею, переоделась в привычное платье и бесшумно вышла в коридор.
В коридорах было темно и безлюдно: монахини, отслужив вечерню, разошлись по кельям спать – подъем на рассвете; послушницы, вымыв посуду на кухне, либо втихаря сбежали в харчевню, либо уныло отправились отбывать наказание – еженощные моления. Тихие сумрачные лабиринты иногда выводили к широченным залам, оглашенным тихим гулом голосов молящихся. Весь монастырь пропах ладаном, а возле кухни – горелым маслом. Ни то ни другое мне по вкусу, то есть по нюху, не пришлось.
Отправляться сразу к трапезной особого смысла не было: едва ли оборотень еженощно туда заглядывает. Гораздо разумнее просто побродить по монастырю – не такой уж он и большой, чтобы единственная ведьма разминулась с единственным оборотнем.
Страшно мне не было – было любопытно. Ну что это за оборотень такой, который мало того что охотно нюхает ладан (они его не то чтобы очень уж боятся, но недолюбливают), так еще и бегает по монастырю – лишь бы лапы размять?
Коридоры были похожи, как братья-близнецы (впрочем, учитывая, что монастырь женский – сестры-близняшки), так что я бы не удивилась, узнав, что прошла по одному и тому же месту пять раз. Чем дальше от центральной части, тем реже попадались освещенные комнаты, чаще – клетушки келий (во многих свечки под образами не горели – значит, не одна я такая злостная нарушительница Правил).
Оборотень все никак не появлялся. То ли я ему показалась такой уж малопривлекательной и он не захотел идти на контакт, то ли – наоборот, понравилась, и он засмущался, но волчьей морды, пока не было. Где его йыр носит?
«Вот у него и спросишь!» – недовольно высунулся разум. Он сегодня что-то не в настроении.
Каким образом?
«Сейчас узнаешь!» – ехидно пообещал он и испарился.
Оборотень выскочил внезапно. Я даже не поняла откуда. Видимо, в этот раз он воспользовался-таки какой-нибудь нишей.
– Э-э-ээ, здрасте, – неуверенно выдавила я.
Оборотень удивленно присел на задние лапы, потряс кудлатой башкой. То ли не ожидал такой вежливости, то ли удивился, что в замке есть ведьма (нашего приближения они чувствовать не могут). Потом подумал, покосился на колечко, позволяющее материализовывать меч, рыкнул: нашла, мол, дурака! – и, неспешно развернувшись, побежал прочь.
Я, оторопев от такой наглости – настолько безобразно меня еще в жизни не игнорировали! – даже не сразу бросилась вдогонку, дав ему шагов десять форы.
Услышав топот за спиной, оборотень лениво обернулся, скорчил скучающе-недовольную физиономию: «Ну никак без этого нельзя было, а?» – и ускорил шаг. Я последовала его примеру, причем за несчастные тридцать метров умудрилась так разогнаться, что едва вписалась в поворот. Каблуки противно скрипнули по каменному полу.
Оборотень забеспокоился, то и дело оглядываясь назад: он явно бежал во всю прыть, покрывая мягкими бесшумными прыжками немалые расстояния, но, сама испугавшаяся своей прыти, ведьма его однозначно догоняла. Причем меня это событие совсем не радовало, ибо остановиться сама я уже, похоже, не могла, а тормозить в оборотня – не самая удачная затея!
Но тут оборотню спектакль надоел, и он, резко развернувшись, со всей силы рявкнул мне в лицо. Вопреки всем законам физики, включая ускорение и инерцию, я остановилась как вкопанная. Оборотень скорчил скептическую морду, оглядывая малосъедобный, на его взгляд, продукт: «Ну и что мне теперь с тобой делать?» Я с не меньшим интересом оглядела оборотня. Ничего особенного: волк и волк. Глаза разумные, зубы острые. А так – ничего такого.
– А мне что с тобой делать? – озадачилась я тем же вопросом.
«Бить!» – уверенно ткнулось в виски.
Я с удивлением уставилась на оборотня.
– Ты что, камикадзе? Или дал обет умереть от руки ведьмы, а ведьм все не попадалось?!
«Нет. Ну и что теперь – стоять и смотреть друг на друга?» – скептически фыркнул оборотень.
– Не лучшая идея, – согласилась я. – Но как же я могу тебя бить, если даже и не за что? Никого не загрыз, никого не покусал, на меня лично – так только рявкнул разок! За что бить-то?!
«Щас будет за что! – пообещал оборотень, примеряясь. – Вот щас отгрызу какую-нибудь руку, и сразу станет за что!»
– Э-э-э! Ты так не шути! Что значит «какую-нибудь»? У меня их всего две! – испуганно завопила я, но оборотень уже не слушал.
Придя к выводу, что пространное вступление окончено и приличия соблюдены, он перешел непосредственно к действиям: с утробным рычанием кинулся на меня, грозя отгрызть не то что руку – голову! Брошенная «звезда» прошла верхом, только еще больше разозлив зверюгу, так что мне ничего не оставалось, как начать доблестно (то есть без воплей ужаса и истерики) наступать в обратном направлении. Наступалось как-то плохо: хуже, чем туда.
Поиграв в салочки минут пять, я поняла, что надолго меня так не хватит и надо что-то делать. Вот только что? Арсенал заклинаний хоть и не маленький, но подходящего заклятия не подбрасывал, ибо для большинства из них нужно замереть хотя бы на пару секунд и развернуться лицом к противнику.
За те самые пару секунд он успеет не то что добежать – уже и растерзать меня, так и не завершившую разворот к нему, чтобы плюнуть в наглые очи напоследок.
И вдруг, действуя по какому-то наитию, я остановилась как вкопанная, развернулась, но не стала ни читать заклинания, ни доставать меч – просто стояла и ждала. Оборотень удивленно затормозил и встал напротив.
«Ну и что мне теперь с тобой делать?» – пошел допрос в обратном порядке.
– Съешь, – посоветовала я.
«За что? Ты же мне ничего не сделала – так, дрянь какую-то швырнула, и то промахнулась!»
– Ну тогда не ешь, – пожала я плечами.
«А что сделать?»
– Не знаю. Хочешь – давай знакомиться. Меня Иньярра зовут.
«Не хочу!» – обиженно ответил оборотень, словно я предложила ему что-то неприличное.
Потом еще постоял, пофыркал и ушел, растворившись в темноте. Я не стала его догонять – какой смысл? Все равно убивать не буду, а после еще одного такого диалога впору сильно усомниться в собственной нормальности.
– Какие вежливые нынче оборотни пошли! – недовольно фыркнула я в темноту и отправилась по делам.
В харчевню. Нервы лечить.
В харчевне горела сотня свеч, гомонил подвыпивший народ, прятался за стойкой от разбушевавшихся постояльцев хозяин и стоял такой винный дух, что можно было опьянеть от одного запаха.
Мелла уже «дошла до кондиции», напропалую флиртуя с рыцарями, стражниками и просто мужиками, заглянувшими на кружечку пива. Причем периодически их путала и ничуть не расстраивалась по этому поводу. Мужики липли к миловидной послушнице как мухи к варенью.
Раона сидела рядом на лавке, скептически наблюдая за пятком подвыпивших мужичков, искренне желающих к ней подкатить, но не могущих выдумать достойный предлог. Впрочем, еще пара кружек – и они подойдут уже безо всякого предлога. Зная послушницу, я могла точно сказать, что после первой же пьяной попытки положить руку ей на колено любой из них вылетит из окна харчевни. На расправу Раона была скора, причем дралась ничуть не хуже меня. Хотя лично я это свое умение предпочла не демонстрировать, втихую усыпляя самых надоедливых «ухажеров» заклинаниями на ушко.
– Иньярра, да что с тобой сегодня такое? – недоумевала послушница, доливая себе вина и в который раз обнаруживая, что у меня его количество почти не изменилось.
– Да так, – отмахнулась я. – Спать хочу.
Раона скептически вздернула бровь, но допытываться не стала.
Я была расстроена. Я была недовольна. Я была в полной растерянности, в конце концов!
Ну кто он такой? Что ему надо? Почему так охотно идет на контакт? И что мне в итоге с ним делать?!
Убить его я не могла. Просто не могла, и все тут. За что его убивать? За то, что слегка подпортил нервы настоятельнице? Так ей полезно!
Имени его я не узнала, значит, сообщить его матушке и посчитать задание выполненным не удастся.
Убедить Даонну, что оборотень дружелюбен и не опасен, тоже не получится – она не поверит.
И что же мне теперь с ним делать?!
Но с другой стороны, не просто же так он вдруг показался. Раньше не перекидывался или тщательно прятал свое хвостатое обличье, а теперь вдруг вышел на авансцену. Значит, ему что-то надо. Что-то особое, чего нельзя достать в человеческой ипостаси. Еще узнать бы что.
– Иньярра? – голос Раоны донесся словно издалека.
Я потрясла головой, возвращаясь в харчевню:
– А?
– Иньярра, я, конечно, понимаю – мысли о вечном не дают тебе покоя, но вот видишь ли, если ты на пару секунд не спустишься к нам на землю, то во-о-он тот мужик что-нибудь учудит, – язвительно просветила меня послушница.
Вышеозначенный мужик поднялся с лавки и, нарезая пьяные круги по харчевне, направился ко мне.
– О нет! – быстро сказала я, спеша отодвинуться от благоухающей третьедневным перегаром тушки, шмякнувшейся рядом на скамью. – Вам чего, уважаемый?
Уважаемый удивленно икнул и заплетающимся языком ответил:
– Уа эо – тоо!
– Очень приятно! Разделяю ваше похмельное горе и даже готова пожертвовать монетку на помощь страждущим, – с насмешливой улыбочкой ответила я, отодвигаясь еще дальше и чуть не выпихивая Раону с лавки.
– Ыыыыы? – радостно переспросил доходяга.
– Да-да-да, – торопливо подтвердила я, вручая ему обещанную монетку и надеясь, что теперь-то он оставит меня в покое.
Рано радовалась! Благодарный мужик не спешил избавлять меня от своего малоприятного общества:
– Спасибо!!! – вдруг на диво четко и ясно проревел он, пытаясь заключить избавительницу в пьяные объятия.
Я не разделяла его восторга, с брезгливым шипением выскочив из-за стола и отбежав подальше. Мужик, уже перенеся вес тела на меня и не обнаружив желанной, но нагло сбежавшей в последний момент опоры под руками, выровняться уже не сумел и загремел лицом на лавку, где тут же и захрапел, чуть не придавив собой Раону. Вся харчевня покатывалась со смеху.
– Ну вот, только зря деньги извела! – со вздохом констатировала я, отправляясь на поиски другой лавки.
Раона с сомнением оглядела переполненную харчевню:
– А может, мы того – лучше пойдем проветримся-прошвырнемся, а?
– А Мелла? – Я кивком головы указала на веселившуюся от души послушницу, пьющую на брудершафт с двумя приятелями сразу.
Послушница пожала плечами:
– Не маленькая – сама разберется. Если что – зайдем сюда перед рассветом и вытащим ее.
Я попереминалась с ноги на ногу, подумала… А почему бы, собственно, и нет? Пить я сегодня все равно не стану – настроение не то, а сидеть трезвой среди пьяного народа глупо и даже как-то обидно.
– Пошли!
Одурманенные вином посетители даже не заметили нашего ухода. Только пять так и не допившихся до нужного состояния ребят грустными взглядами проводили уходящую Раону.
После душной харчевни свежий ночной воздух, приятно обдувавший лицо и волосы, казался манной небесной. В темноте яркими точками пыхали светлячки, стрекотали кузнечики, где-то далеко противно квакали лягушки. Мы пошли по главной деревенской улице, неспешно беседуя.
– Раона, а ты откуда?
Девушка замялась:
– Да как тебе сказать? Немножко там, немножко сям. Родилась в деревне, мать умерла, когда мне было пятнадцать, отца никогда не было. А потом шлялась, где только могла, пока сюда вот не прибилась.
– Так ты сюда надолго? – удивилась я.
Раона никак не походила на истово верующую.
– Да не знаю. Хотелось бы, конечно, поскорее уйти, но тут уж как получится, – непонятно протянула девушка. – А ты, кстати, откуда?
Я пожала плечами:
– Да примерно так же. Только вот задерживаться здесь надолго я не собираюсь: еще пару дней – и хватит.
– Жалко, – непритворно расстроилась девушка. – С тобой весело.
Я усмехнулась. Да уж, а мне-то самой как весело!
– Самой жалко, Раона, но надо. Вот закончу одно дельце – и уеду.
«Оригинальное такое дельце. Мирный оборотень с чувством юмора», – мысленно добавила я.
– А что за дельце? – тут же встрепенулась девушка.
– Да так, – замялась уже я. – Просто небольшая проблемка.
Раона на миг остановилась, повернулась ко мне лицом, заглянула в глаза:
– Иньярра, говори давай. Может, помогу?
Я только вздохнула:
– Едва ли. Только испугаешься зазря.
– Ты за кого меня принимаешь? – возмутилась послушница. – Думаешь, я мало видела, пока по дорогам одна шаталась?!
Я испытующе глянула на нее исподлобья… и рассказала. Просто так. Чтобы не обижалась.
Послушница нахмурилась, сосредоточенно пожевала нижнюю губу и спросила:
– И что ты собираешься делать теперь?
Я горько усмехнулась:
– В том-то все и дело, что не знаю! Ну могу я его, конечно, убить – но толку с того? Да и зачем? Пыталась познакомиться – он застеснялся, а что теперь делать – не знаю.
– А если по всему монастырю собак напустить?
– А толку? Собаки оборотней шугаются. К тому же, как ни странно, встретиться с ним проблемой не стало. А вот дальше что?
– Не знаю, – пожала плечами послушница.
Лягушки, жившие в затопленном овраге, надрывались наипротивнейшими голосами, стремясь переквакать друг друга. Послушница, поглядев вниз и прислушавшись к дивному вокалу, досадливо поморщилась:
– Эх, камень бы. Да ведь и не попадешь по такой темени.
– И я не знаю, – со вздохом согласилась я, игнорируя последнюю реплику. – Хотя зачем-то же он вылезает. Не просто же лапы размять? Вот если бы узнать зачем…
– И что тогда? – резонно спросила Раона.
– Ну… Тогда я, скорее всего, помогла бы ему достать то, чего он хочет. В обмен на обещание уйти из монастыря или прекратить трепать нервы его обитателям.
– А почему он должен тебе поверить?
– У магов есть такое заклинание – клятва. Его нельзя нарушить под страхом смерти. Могу предложить ему эту клятву в качестве гарантии. Может, согласится…
– Может…
Девушка неопределенно кивнула и перевела разговор в другое русло. Больше об оборотне мы не вспоминали до утра.
В этот раз мы осчастливили монастырь своим присутствием до первого рассветного луча, так что разноса от Даонны не получили и поговорить с ней, не вызывая подозрений, мне не удалось. Просто на завтраке (которого я, помня вчерашнее приготовление обеда и радея за собственный желудок, есть, разумеется, не стала) я, встретившись с настоятельницей взглядом, отрицательно покачала головой: мол, все глухо. Она кивнула и уныло уставилась в тарелку с нетронутой кашей. Видимо, тоже на кухню порой захаживает.
Сегодня я решила проверить тех, кто на вчерашней трапезе, приправленной оранеалом, не был. Таковых оказалось совсем немного – трое паломников, остановившихся ненадолго в клетушке на первом этаже и не посмевших своим видом смущать невинных послушниц и монахинь (знали бы, что эти самые послушницы сами кого угодно смутят – мы с Раоной утром чуть не волоком оттащили Меллу от какого-то весьма перепуганного столь активно проявляющей инициативу послушницей деревенского паренька), да одна приболевшая старая монахиня.
Вооружившись подносом с кашей, щедро посыпанной оранеалом, я отправилась кормить голодающих.
– Что-то нас сегодня, видимо, решили оставить без завтрака, – донесся из-за прикрытой двери недовольный бас.
– Что ты, брат! Сестры и так оказали нам невиданное гостеприимство, как можно упрекать их в чем-то?! – патетично проговорил другой, тонкий и одухотворенный.
– А я и не упрекаю! – пожал плечами первый. – Я просто говорю, что у меня с их ужина больше изжога, чем насыщение! А завтрак нести они что-то не думают. Слышь, может, пост какой начался?
Похоже, «брат» (скорее – «браток») не слишком-то упорствовал в религии, не утруждая себя зазубриванием всяких там постов, а в монастыре остановился просто ради бесплатных харчей.
Второй укоризненно покачал головой:
– Нет, брат, что ты! Пост в честь старшей прародительницы начнется только послезавтра.
Ах, Тая, я из-за тебя скоро еще и голодать буду?! Надо с оборотнем кончать побыстрее…
Я ногой распахнула дверь – руки были заняты подносом, – запуталась в рясе и чуть не загремела на пол, но «браток», видя, что едва принесенный завтрак грозит уплыть прямо из-под носа, кинулся навстречу, одной рукой подхватив поднос, другой – меня. Причем если поднос – со всей осторожностью и любовью, то меня только для проформы, да так, что не удержал, и на пол я все-таки загремела. Совсем неизящно и очень даже больно.
Но комментарий к ситуации пришлось проглотить, не выдав наружу, – как минимум двое из троих меня бы не так поняли. Правда, зато третий сразу же воспылал бы братско-сестринской любовью…
– Доброе утро, – сдавленно пропыхтела я, пытаясь одновременно скорчить самое одухотворенное личико, распутать спеленатые рясой ноги и подняться.
Не преуспела ни в том, ни в том, ни в том.
– Благословят тебя Хранящие, сестра, – напевно протянул худенький паренек, помогая мне подняться на ноги.
«Как же, благословят! Так через три дня благословят, что лучше бы в покое оставили!» – мысленно проворчала я, потирая ушибленный локоть.
«Браток» оказался и внешности соответственной – то есть самой что ни на есть бандитской. Я бы с таким в одной комнате спать без защитного купола побоялась.
Третий же паломник заинтересовал меня больше всего: это был Слышащий. Вроде бы и не маг, вроде бы и не человек. Слышащие очень хорошо, как мы, ведьмы, чувствовали травы и людей – «слышали» мир вокруг. Но при этом не обладали магией. Только что по Веткам ходить умели. Интересно, что ему здесь понадобилось?
Слышащий чуть заметно кивнул, безошибочно признав во мне ведьму, и, скорее всего, задался тем же вопросом.
– Присядьте, сестра, отдохните, – самозабвенно вещал меж тем самый набожный.
Я охотно приняла предложение и жестом указала им, что, если они ничего не предпримут в ближайшее же время, то «браток» доест свою тарелку с кашей и переключится на две оставшиеся.
– Не желаете ли присоединиться к нашей скромной трапезе? – тихо, размеренно спросил Слышащий, берясь за деревянную ложку.
– Нет, спасибо, – испуганно открестилась я. – Я только дождусь окончания вашего завтрака и заберу посуду.
«А заодно проверю, не прельщает ли кого из вас по ночам полная луна», – мысленно усмехнулась я и благовоспитанно села в уголке, сложив руки на коленях.
Паломники помолились перед трапезой и принялись за кашу. «Браток», впрочем, уже поел и теперь подозрительно рассматривал на свет стакан с миллион раз «жененным» чаем. Потом махнул рукой: дескать, была не была, – и выпил залпом. Досадливо поморщился, в который раз убедив меня, что я не зря трачу деньги на завтраки в харчевне.
– А что, сестра, больше нам на завтрак ничего не положено? – грустно оглядев пустой поднос, спросил он.
Я, мысленно усмехнувшись, со скорбным лицом ответила:
– Нет, брат, ибо и так мы пребываем во злостном грехе чревоугодия, коий тяжким бременем ляжет на чашу весов со стороны мракобесов, не давая полотенцу, смоченному слезами истового покаяния перевесить, отправляя нас на небеса.
«Брат», мученически вздохнув, еще раз оглядел комнату в поисках чего-нибудь, способного низвергнуть его во грех чревоугодия.
Я же мысленно покатывалась со смеху. Узнай Тая, какие я тут отповеди даю, – была бы в шоке.
Еще двадцать лет назад я, постояв перед картиной Страшного суда, поняла, что налево меня не пустят, и отправилась самозабвенно грешить дальше. Ибо хуже уже не будет. Хуже уже просто не может быть!
– А желудочным соком слезы покаяния заменить никак нельзя? – тоскливо протянул «браток».
Завтракающие паломники дружно подавились кашей: один – возмущенный таким святотатством, второй – от сдерживаемого смеха.
– Что вы, брат! – притворно ужаснулась я.
«Брат» вздохнул и улегся ногами в потолок, самозабвенно ковыряя пальцем в ухе. Похоже, ему с завтрака ничуть не поплохело. Впрочем, как и доедающим паломникам. Оранеал обычно действует почти мгновенно, но все-таки выждать минут пятнадцать для верности было бы совсем не лишним. И я, собрав грязную посуду, села обратно и умоляющим любопытным голосом попросила:
– А расскажите мне что-нибудь… о странах дальних… А то ведь я в монастыре живу, даже как люди за околицей живут – не знаю!
«Браток» только насмешливо фыркнул, поворачиваясь на бок, спиной ко мне, а вот «одухотворенный» тут же вскинулся:
– Что же рассказать тебе, сестра?
«Не изменилось ли чего существенного на вашей Ветке!» – чуть не ляпнула «сестра», но сдержалась, смущенно потупилась и пролепетала:
– Что вам угодно. Я ведь совсем ничего не знаю!
– Ах, дитя! – растроганно пролепетал «одухотворенный». – Тогда я расскажу тебе об удивительном чуде, виденном мною в монастыре имени Святого Колантия! В нем икона Хранящих – огромная, оправленная в тяжелое золото, – висит прямо напротив алтаря. И на ветхую ткань самой вот этой иконы, взявшись из ниоткуда, медленно и величественно капают святые слезы младшей прародительницы, оплакивающей грехи человеческие. Говорят, икона начинает плакать, как только где-то неподалеку осмеливается муж бросить вверенную Хранящими его защите и заботе супругу…
Чтобы Ильянта плакала по такому поводу? Да не дождетесь! Возьмет за шкирку этого свирта, притащит обратно, да еще заставит на коленях перед женой извиняться – вот и весь сказ! Нашли дурочку!
Знаю я все эти «чудеса». Сама за полтысячи сантэров их наколдовать могу. Впрочем, профессиональные маги редко до такого опускаются, так что большинство подобных «чудес» – дело рук недоучек, не могущих найти себе нормальную работу.
Особенно смешно становится, когда плохо выверенное заклинание дает трещину и слезы вдруг начинают течь не из глаз, а изо рта, словно слюна у бешеной собаки. Тогда икону скоренько стараются уволочь куда-нибудь «на реставрацию», а горе-колдуна выгоняют в три шеи.
Как-то раз подобный конфуз произошел на свадьбе одного не слишком известного короля: венчается, значит, венценосец со своей нареченной, испрашивает священнослужитель, повернувшись к иконе, благословения, а старое, давно уже всеми забытое заклинание возьми да самопроизвольно восстановись! И плачет икона, горькую судьбу короля оплакивает…
Гости в ужасе, маги – в хохот. Хорошо, что хоть священник не дурак попался. «Это, – говорит, – слезы умиления и счастья!» Будь король побогаче да попривередливей – согнали бы в кучу магов, чтобы выяснили по волшбе, кто над Его Величеством злую шутку сыграл, и примерно бы наказали, чтоб другим неповадно было. А так – посудачили, посмеялись да и забыли.
Слышащий тоже с немалой долей скептицизма отнесся к вдохновенному повествованию и промолвил:
– Я, конечно, подобных чудес не видывал и не слыхивал, но все же кое-где в этой жизни побывал. Ежели интересно – могу рассказать.
Мы обменялись многозначительными взглядами: он явно хотел что-то сказать не как паломник послушнице, а как Слышащий ведьме. И я это отлично поняла.
– Конечно, брат, жду с нетерпением, – изобразила я скромную монашку, на сей раз играя только для двоих зрителей.
– Бывал я, конечно, много где, да и видел много чего – дивного и не очень, – неспешно завел Слышащий. – Да вот только странные вещи в последнее время творятся…
Я напряглась. Очень хотелось выяснить, какими временными Рамками определяется «последнее время», но не прерывать же рассказчика.
– Был я в Нучере – оттуда драконы сбежали, невесть куда отправились. А раньше исправно ведь и скот таскали, и рыцарей-драконосеков уму-разуму учили, посмертно, правда, да и девицами не брезговали. И куда, спрашивается, теперь с хлебного местечка подевались?
Я кивнула головой, показывая, что информация принята к сведению и будет обдумана. Слышащий улыбнулся:
– А был я на Востоке – там Храм посадочное место поменял…
– Что?! Храм?!! – не выдержала я.
На сцене бы закидали тухлыми помидорами. В жизни – просто наградили парой недоумевающих взглядов.
Слышащий кивнул, подтверждая, что мне не послышалось:
– Храм. Точно так же садится на землю ежеутренне, но вот совсем не туда, куда раньше.
– А куда? – растерянно спросила я.
– Дальше на восток.
Паломники совсем перестали понимать смысл разговора и тихо занялись своими делами: «браток» лег на спину и раскатисто захрапел, «одухотворенный» стал на колени подле иконы, висящей в углу кельи, и огласил комнату тихим напевным речитативом.
Я быстро попрощалась, благодарно кивнула Слышащему за ценную информацию, забрала поднос и вышла из комнатки.
Храм поменял место приземления. Храм! Не какой-то там мутировавший Лес или взбесившийся климат в Окейне, а Храм, средоточие магии, поддерживающей весь мир в гармонии!
– Это что же – конец света, что ли? – тупо спросила я у пробегающей мимо кухонной собачонки.
Собака насмешливо на меня посмотрела, досадливо чихнула и побежала дальше. Не понимает, дура, что ей, может, жить осталось всего с месяц, а там… Апокалипсис? Потоп? Что, йыр побери?!
Что творится в этом сумасшедшем мире? И что лично я могу для него сделать здесь и сейчас?
«Поймать оборотня!»
И что это будет значить в мировом масштабе? – нервно хихикнула я.
«Что одна из ведьм сейчас отвлечется и не свихнется окончательно!»
И я, решив, что разум в кои-то веки прав, отправилась кормить болеющую монахиню. Правда, каша уже остыла напрочь, но ведь главное – внимание, правда?
К монахине меня не пустили. Видимо, посмотрели на не обремененное излишней любовью к ближнему лицо и пришли к выводу, что едва ли монахине с моей каши станет лучше. Как бы, наоборот, не похужело!
И я, в общем-то не так уж и расстроившись, отправилась в харчевню. Говорят, неприятности надо заедать.
А уж там-то меня встречали как родную: хозяин не посмел заставить меня саму пройти к стойке, а мгновенно материализовался за спиной, услужливо выдвинул стул и вежливо поинтересовался, чего я изволю.
– А что у вас есть? – подозрительно спросила я, памятуя о вчерашнем «богатом» меню.
– Все, что вам угодно! – расплываясь в неискренней улыбке, протянул хозяин.
Я скептически вздернула бровь и недоверчиво фыркнула:
– И курицу, фаршированную осетриной, принесете?
– Принесем, – кивнул мужик, испаряясь в дверях кухни.
Я немножко посидела, поскучала, но совсем недолго: уже через три минуты ко мне мчался хозяин с дымящейся курицей на блюде.
– Пить что-нибудь будете? – боязливо-вежливо поинтересовался он из-за плеча, сноровисто разрезая курицу и выкладывая несколько огромных кусков мне на тарелку.
– Буду, – нарочито медленно протянула я, прикидывая, чего бы такого несуществующего заказать.
– Что же? – услужливо подхватился мужик, мигом доставая какой-то засаленный свиток и держа на изготовку уголек, дабы не забыть мой заказ по дороге к кухне.
– Ну… Рябинную настойку на семи травах, пожалуй! – хитро улыбаясь, решила я.
Мужик судорожно сглотнул. Настойка хранилась только в погребах монастыря, появляясь на свет исключительно в самые важные праздники, и то лишь на столах настоятелей.
– Щас будет, – неуверенно заверил он меня и помчался на кухню… Идиотизм какой-то!
Через пару секунд с заднего крыльца вылетели двое парнишек в порванных на коленях штанах и помчались к монастырю.
Я задумалась. Ну не может быть, чтобы его так уж сильно напугала моя магия. Все-таки здесь не Миденма, маги хотя колонной и не ходят, но все же время от времени попадаются. Тот же менестрель вчерашний! Нет, тут что-то совсем другое. Может, они меня травануть решили?
Я подозрительно принюхалась к поданной курице, но ничего странного или враждебного не почувствовала. Обычная курица с чифраном. Уже почти остывшая, кстати.
Значит, яд отпадает. Что же тогда еще они мне за пакость могли подстроить? Надеюсь, у них на кухне творится не то же самое, что в монастыре?
– Эй, хозяин? Хозяи-и-ин!!! – громко позвала я.
С кухни высунулась перепуганная физиономия:
– Что, госпожа ведьма? Вино, вы уж извините, не поднесли еще. Обождите минутку, ладно? – скорчил умоляющую рожицу мужик.
– Подожду, – милостиво кивнула головой я. – Хоть пять минуток. Я другое хотела.
– А-а-а, – чуть осмелев, мужик выбрался из кухни и подошел поближе. – Еще чего принести?
– Нет. Можно мне посмотреть на вашу кухню?
Мужик удивленно нахмурился:
– Дык… Там же нет ничего толкового. Дым, посуда грязная да две бабы носятся – готовят!
– Вот именно это я и хочу увидеть, – невинно улыбнулась я. – Можно?
– Ну… Конечно, – недоверчиво кивнул мужик, отодвигая мне стул. – Только я вас предупреждал – там ничего хорошего нет!
– Предупреждали, – послушно согласилась я, заходя в тесную кухоньку.
Там, как ни странно, все было именно так, как говорил хозяин: две девушки, споро работающие ножиками, дымящий казан с пловом и ворох грязной посуды. Я походила, позаглядывала в углы, ища какие-нибудь следы той пакости, которую они мне уготовили, но не нашла. В углах кое-где была крысиная отрава, кое-где – невыметенные крошки, а где-то – так и вовсе очередной припрятанный ворох частично грязной, частично битой посуды. Никаких ужасов типа недочищенной картошки и непромытых огурцов на кухне тоже не было.
– У нас тут не прибрано, вы уж не серчайте… – юлил вокруг меня мужик, грозно шикая на тут же занявшихся уборкой девок.
– Ничего, – рассеянно сказала я, направляясь к выходу.
Ну и правда, чего я так всполошилась? Ну попался мне услужливый хозяин харчевни – что такого? Может, приворотное поле в очередной раз не вовремя активировалось? Да нет, я его нейтрализовала вроде. Чертовщина какая-то!
Впрочем, чертовщина чертовщиной, а курица безвозвратно остывала, и оставлять сей шедевр кулинарного искусства без внимания никак не входило в мои планы. Так что я благодарно кивнула мужику за увлекательную экскурсию и с чувством выполненного долга впилась в упитанную куриную ляжку зубами.
Курица и впрямь оказалась выше всех и всяческих похвал! Тонкое белое мясо в нежном шафрановом соусе так и таяло во рту, не задерживаясь ни на секунду. Тарелка опустела возмутительно быстро.
– Госпожа ведьма? – вопросительно позвал хозяин.
– Что? – сыто и оттого довольно отозвалась я.
– Вам настойку в фужер аль рюмку?
– Что?! – подавилась от неожиданности госпожа ведьма. Мужик смущенно потупился:
– Ну мы того, этикету не обучены… Вам настойку в рюмку или в фужер?
– В пивную кружку! – нервно пошутила я.
– Щас сделаем! – просиял хозяин и умчался.
– Стой! – Я хотела было объяснить, что пошутила, но потом передумала: какая разница? Хоть из рюмки, хоть из кружки – как говорят профессионалы, «вкус или градус содержимого от этого не меняется».
И все-таки чем таким я напугала хозяина, что он из-за меня за пятнадцать минут подрядил кого-то монастырские погреба ограбить?! И причем не абы кого, а профессионала своего воровского дела: лично я, чтобы совершить вышеозначенное преступное деяние, позавчера воспользовалась аж тремя заклинаниями. Правда, и настойка оказалась выше всех похвал, но ведь у мальчишек-то магии не было. Каким образом они сумели обмануть трех сторожей, двух собак и охранное заклятие?
Меж тем на сцене вновь появился хозяин: с самой что ни на есть радушной улыбкой доброго медведя на лице он тащил ко мне поднос с огромной деревянной кружкой. Я наклонила, понюхала, лизнула… Йыр побери, и вправду настойка! Причем, к моему непередаваемому возмущению, безнадежно не отравленная.
– Э-э-э… Спасибо, милейший… – неуверенно протянула я, не зная, что ему еще сказать.
– Да не за что, госпожа ведьма, – прогудел он, не спеша, впрочем, уходить.
Я подумала, прикинула причины столь странного поведения, прокрутила в пальцах монету и протянула ему.
– Нет-нет, что вы! Для нас такая честь, госпожа ведьма, что вы изволили отобедать в нашей харчевне! Ей-ей, не надо денег! – испуганно спрятав руки за спину, открестился мужик.
Я совсем прекратила что-нибудь понимать.
– Ну… Тогда идите, милейший, мне больше ничего не надо, – растерянно пожала я плечами.
Мужик недоверчиво покосился на пустое блюдо, но спорить не стал.
– Ну… Ежели что понадобится – вы тока свистните! – решился он и ушел.
«Что-то здесь нечисто, ведьма!»
Да знаю я, знаю, – рассеянно отмахнулась я.
«Знать-то ты знаешь, а вот что именно – не понимаешь!» – продолжал зудеть настырный голосок.
А ты прям знаешь! – огрызнулась я.
«Подозреваю…» – уклончиво ответил разум.
Так скажи, раз такой умный!
«Не буду! Ты со мной грубо обращаешься!» – надулся он.
Ну и иди тогда!.. – подвела я итог, залпом допивая настойку и выходя из харчевни.
Из кухни за мной внимательно наблюдали три пары испуганных глаз…
Что меня всегда поражало на всех трапезах в монастыре – это удивительная тишина, прерываемая разве что смущенным стуком брякнувшей ложки. Казалось бы – народу в трапезной человек пятьсот, а слышно, как муха летает!
Но так – только первые минут десять. Потом наименее брезгливые и наиболее голодные монашки съедают завтрак, обед или ужин, а остальные окончательно утверждаются в мысли, что голодание сохраняет фигуру, и комната наполняется неровным гулом голосов. Пока еще через семь минут мать-настоятельница не пресечет своим появлением этого безобразия и не отправит всех на вечернюю молитву.
Мертвая десятиминутка подходила к концу, соседние послушницы начинали уважительно посматривать на усердно постящуюся вот уже третий день подряд меня и понемногу откладывать ложки – в этот раз ужин вышел таким «вкусным», что большинство враз принялись радеть за свою и так не слишком упитанную фигуру. А заодно и желудок.
– Как продвигаются поиски? – тихо, но непринужденно спросила у меня Раона, чтобы не привлечь своим шушуканьем нездорового внимания соседок.
– Да никак по сути дела, – пожала плечами я. – Выследить человека не удалось, скорее всего, он попросту не стал тогда есть протравленного оранеалом супа, потому что я сомневаюсь, что та единственная непроверенная монашка – и есть загадочный монстр. Не то уже здоровье у старушки – по монастырю ночами наперегонки с ведьмами носиться.
– И что теперь?
Я неторопливо отодвинула подальше от себя тарелку с перловкой и глотнула из стакана с водой:
– А ничего. Попробую еще разик встретиться с этим хвостатым товарищем. Надо же этот узел как-то рубить. Если просто сидеть и ничего не предпринимать, то я в Сыреме зазимую, а две подруги, ожидающие меня через три дня в Миденме попросту со свету потом сживут!
– Хороши же подруги! – скептически фыркнула Раона.
Я философски пожала плечами:
– Лучше такие, чем никаких. А недостатки характера есть у каждой. В том числе – и у нас с тобой.
– Ну знаешь! – обиженно тряхнула головой послушница. – Я бы не стала сживать со свету подругу только потому, что она не пришла на встречу!
Я тихонько рассмеялась: до чего же буквально порой люди воспринимают твои слова!
– Это я образно сказала, – пояснила я.
– А-а-а, – кивнула Раона и только, кажется, собиралась спросить что-то еще, как в трапезную вошла Даонна, и все посторонние шорохи сразу же стихли, монахини склонили головы, благоговейно следя за неспешной поступью матери-настоятельницы. А я-то знала, как у нее под рясой коленки друг о друга стучат!
Настоятельница величественно подплыла к своему столу, мгновенно оценила степень съедобности поданного блюда (нулевая) и, не затягивая ужина, сразу же сказала:
– Не пора ли нам, сестры, вознести благодарную молитву Хранящим нас прародительницам за еще один счастливо прожитый день?
Сестер из трапезной как ветром сдуло – лишь рясы прошуршали. Только на столах остались тарелки с нетронутой перловой кашей. Похоже, пост во славу Таирны начался несколько раньше положенного срока…
В этот раз обход монастыря я решила начать с верхнего, третьего этажа. Там находились комнаты старших сестер и настоятельницы. Заодно зайду к Даонне, доложу обстановку. Впрочем, подойдя к келье матушки-настоятельницы…
– Конечно, мой милый, – приглушенно ворковал за дверью нежный женский голос.
– А нельзя, чтоб нас там кормили получше, а? – недовольно спрашивал мужской, здорово смахивающий на голос утреннего «братка». Да и сопение какое-то знакомое…
– Я постараюсь, конечно, милый, но ведь сам знаешь, скоро пост… – неуверенно пролепетала Даонна.
А уж потом пошли такие подозрительные звуки, придыхания и смущенное хихиканье, что я не без веских оснований решила, что настоятельнице сейчас совсем не до меня и не до оборотня. Ну и ладно, лучше на обратном пути к ней заверну. К тому же с таким-то компроматом я теперь могу хоть к закату из харчевни возвращаться – и пусть только попробует слово против сказать!
В остальных кельях было тихо или приглушенно читали вечернюю молитву. Здесь же, кстати, находилась и комната больной старушки. Тихонько приоткрыв дверь, я обнаружила бабушку мирно спящей под одеялом. Ну слава Хранящим, а то гоняйся бы тут за ней, да только и думай, как бы инфаркта не приключилось!
Третий этаж быстро кончился, пришлось спуститься на второй – его занимали кельи сестер и послушниц. Здесь было оживленнее. Конечно, не как у Даонны в келье, но и на молитвы болтовня и хихиканье, то и дело доносившиеся из-под дверей, походили очень мало. Во многих кельях горел свет. Оборотень, похоже, был стеснительным, народа не любил и предпочитал более темные и пустые уголки. Здесь мне ловить было нечего.
А вот на первом этаже повезло почти сразу: серый волчара сидел за первым же поворотом и лениво поглядывал на изрядно поднадоевшую ведьму. Впрочем, везение весьма сомнительное…
Я стояла в ступоре и смотрела в карие разумные глаза. Он сидел и смотрел на меня. Потом устал сидеть и лег, положив голову на лапы.
«Ну здравствуй, ведьма!» – привычно ткнулось в виски.
– Здравствуй, – вежливо кивнула в ответ я. – В этот раз обойдемся без беговой разминки или как?
«Без», – лениво согласился оборотень.
– Слушай, чего тебе в монастыре надо? – не выдержала я. – Много девок никогда не видел, что ли?!
«Еще чего!» – насмешливо фыркнул оборотень.
– Тогда что?!
«Так я тебе и сказал!»
И в самом деле, с чего я решила, что он мне как на духу всю подноготную выложит? Я же все-таки ведьма. Заклятый враг, так сказать. В его понимании.
По коридору зашаркали чьи-то шаги, медленно приближаясь к месту нашей задушевной беседы. Незнакомка (едва ли сюда бы пришли паломники) остановилась шагах в десяти, но дальше идти раздумала и, развернувшись, отправилась назад.
– Слушай, давай пойдем ко мне в келью! – тоскливо попросила я. – Там хоть поговорить нормально можно, не то что здесь! Темно, холодно, шляется кто ни попадя и сквозняки гуляют!
Оборотень недоверчиво склонил голову набок: «А почему я должен верить, что ты не забыла в комнате меч и не хочешь меня им там убить?» Я вздохнула:
– Потому что, уважаемый оборотень, меч я там не забыла, – серебристое лезвие звучно расчеркнуло темноту и снова исчезло в воздухе. Оборотень недовольно попятился, скаля острые белые зубы. – А убить тебя могла бы уже раз пять, если бы захотела. К твоему сведению, существует три способа убить оборотня: мечом, огнем и одним редким заклинанием. Так вот, это самое заклинание бережно хранится у меня в закромах памяти, так что не стоит рассчитывать на мое колдовское бессилие перед тобой.
«Мило. Я тоже знаю три способа уничтожения оборотня. А вот способов уничтожения нахальных ведьм куда больше, могу заверить как профессионал!» – угрожающе прорычал он, медленно наступая на меня.
Я не отодвинулась и равнодушно согласилась:
– Верю. И потому лишний раз прихожу к выводу, что убивать друг друга мы не хотим, а разговаривать будет куда удобней в моей келье. Так пошли?
Оборотень тоскливо на меня посмотрел, досадливо фыркнул, но не отступился:
«Пошли».
В комнате ему не слишком понравилось: как ни крути, а на нейтральную территорию она походила мало. С кучей наваленных посредине вещей и мечом, прикорнувшим у ножки кровати. Не безопасная комната, ведьминская.
– Проходи, не стесняйся, – усмехнулась я. – Может, примешь человеческий облик? Я бы тебе чая предложила, а то так – разве что в блюдце наливать!
«Обойдешься без настоящего облика!» – довольно грубо обрубил оборотень, садясь посредине.
– Ну как хочешь, – не очень-то огорчилась ожидавшая отказа. Глупо рассчитывать, что он купится на такую явную фальшивку.
«Чего ты хочешь, ведьма?» – перешел к делу не собирающийся засиживаться в гостях, рассуждая о погоде и природе, волк.
Я вздохнула:
– Если честно, то задать тебе тот же самый вопрос!
«И с чего ты взяла, что я на него отвечу?» – насмешливо фыркнул собеседник.
– Не знаю, – призналась я. – Просто я могла бы тебе помочь.
«Зачем?» – насторожился он.
– Ну-у… – А впрочем, что тут скрывать-то? Все равно узнает! – Я могла бы помочь тебе достать то, чего ты хочешь, взамен на обещание прекратить портить нервы обитателям монастыря. Или уйти отсюда вообще.
«А почему я должен тебе верить?» – скептически спросил оборотень.
– У магов есть заклятие-клятва. Ее нельзя нарушить. Если хочешь – прочитаю.
Оборотень испытующе прожег меня взглядом:
«Не надо».
Я удивилась, но читать смертную клятву исключительно из соображений пафосного идиотизма, разумеется, не стала – нечего зря такими заклятиями разбрасываться.
– Итак, что же не дает тебе спокойно спать по ночам?
«Я ищу», – спокойно ответил оборотень.
– Это я и так поняла. А что ты ищешь? – с нервным смешком спросила я.
«Амулет», – недовольно проворчал оборотень.
– Тот самый? – изумленно ахнула я.
«Тот самый», – мрачно подтвердил он.
Примерно тридцать лет назад, когда Гильдией магов заправляли фанатики свободных прав, большинству оборотней (всех попросту не нашли) были выданы амулеты-идентификаторы.
Они давали оборотню право спокойно жить среди людей, не нарушая их законы, и не опасаться магов-охотников. Но сие нововведение не прижилось, имея силу только на бумаге. На деле же оборотней так же не любили, боялись и старались истребить, как и раньше.
Только вот в чем проблема – амулетики-идентификаторы клепали-то на скорую руку, да скорей раздавать побежали, всех свойств не исследовав. А побочных эффектов у них много оказалось. Первый – что оборотень в человеческой ипостаси их видеть не мог – только в волчьей (поэтому мой знакомый и искал свой амулет по ночам. Вторым – и куда более страшным – их эффектом оказалось то, что если у оборотня этот самый амулетик отнять, то будет он потом, как собачка, слушаться того, кто им нынче владеет.
А учитывая силу, хитрость и живучесть этих тварей, оружие из них вышло просто наисовершеннейшее. Вот и стала Гильдия эти свои амулетики назад собирать. Да разве ж все соберешь?
– Да вы же их бережете как зеницу ока! Как ты его потерял-то?! – удивленно спросила я.
Оборотень попытался пожать плечами, но не преуспел (попробуйте проделать это на четырех лапах!) и только досадливо чихнул:
«Так и потеряла!»
Что ж, теперь я знаю, что оборотень женского пола. Впрочем, круг поисков это не сужает.
– А где? – тупо спросила я.
«Знала бы где – нашла бы без тебя!» – рассерженно ответила оборотниха.
– Да ладно, ладно! – успокаивающе замахала я руками. – Ты хоть скажи, как он выглядел – что искать?
Оборотень фыркнул (а):
– Обычный амулет. На цепочке. Железной. Медная бляха, а по краю крошка рубиновая брошена.
– Ясно, – кивнула я. – Слушай, а может, мы тогда завтра встречу где-нибудь в конкретном месте назначим, а? А то мне уже надоело тебя по всему монастырю искать!
Оборотниха лукаво склонила голову: ей это, похоже, ничуть не надоело:
«Ладно. Я сама тебя найду».
– Хорошо, – кивнула я. И, подумав, добавила: – Только не надо выскакивать в темном закутке из-за угла, а то, скончавшись от разрыва сердца, я едва ли тебе сумею сообщить, где находится амулет.
«Найди сначала!» – насмешливо фыркнул оборотень, выходя из кельи.
Йыр, и с кем мне только по жизни не приходится вести мирных переговоров!
…Этой ночью я в харчевню не пошла – ведьмам тоже иногда надо спать.
Задний двор монастыря напоминал обычный дворик перед деревенским домом. Только раз в двадцать увеличенный в размерах.
На длинных натянутых веревках сушилось, развеваясь на ветру, постельное белье. По улице гулял довольно сильный ветер, игриво припорашивающий белье пылью, так что лично я после такой просушки отправила бы его прямиком в стирку. Монашки, изредка проходящие мимо, похоже, были иного мнения, беззастенчиво используя его же в качестве полотенца.
Где-то далеко брехали собаки, не поделив одну-единственную кость; по вытоптанному до голой земли двору, украшенному кое-где пожухлыми пучками прошлогодней травы, летел полуобгоревший листочек бумаги, вырвавшийся из печной трубы.
Я устало плюхнулась на низкую, грубо сколоченную лавку и уронила голову на руки. День с утра не задался.
На рассвете по кельям с ревизией прошла старшая сестра и устроила мне жуткий разнос по поводу сваленной в кучу одежды на полу. Меч я, к счастью, успела ногой запнуть подальше под кровать. Причем к счастью для нее – а то под конец вдохновенной десятиминутной тирады я бы не преминула использовать оный по назначению.
Весь завтрак я уже привычно постилась, а придя в харчевню, обнаружила, что вчерашний бзик у хозяина не только не прошел, но и принял опасную прогрессирующую форму: едва завидя меня у порога, он взашей вышвырнул всех клиентов и гостеприимно распахнул передо мной тяжеленную дверь. Особое благоговение у меня этот подвиг вызвал потому, что дверь была уже сломана лет пять назад и обычно открывалась так, что только-только боком проскользнуть – и то если успеешь!
После того как на столе появились на выбор все вина, коими располагала монастырская кладовая (видимо, ночью мальчишки совершили туда еще один – а то и не один! – набег), а сам хозяин стал зазывать меня посмотреть на кухню (глянула – вычищена, как парадная корона какого-нибудь самодержца), я пришла в ужас и попросила завернуть мне завтрак и дать с собой – подзадержаться в гостеприимном заведении желания не возникало.
– Госпожа ведьма, может, вам мальчишку в подручные дать? А то как вы сами-то понесете? – услужливо высунулся из кухни хозяин.
– Что понесу? – не поняла я.
– Ну завтрак, – охотно пояснил он, для наглядности демонстрируя сверток размером с мою сумку с одеждой…
Я судорожно сглотнула, нащупала дрожащими руками стенку и, пролепетав что-то о внезапно возникших делах, бесславно сбежала через окно.
Следующие часа три я посвятила поискам пресловутого амулета. Искала везде: в трапезной, в коридорах, в комнате паломников и на заднем дворе. Без толку! Проще найти тщательно припрятанную женой от пьяницы-мужа бутыль самогона!
И вот я, не выспавшаяся, голодная, уставшая и разочарованная, уныло сидела на лавке, грустно взирая на тянущееся к зениту солнышко. Полдня прошло, а дело так и не сдвинулась с мертвой точки! Этак я точно в Сыреме зазимую!
– Ты чего такая кислая с самого утра? – мягко спросила неслышно подошедшая Раона.
Я только вздохнула, пододвигаясь и давая ей место на лавке:
– Тебе описать полный набор неприятностей или просто ограничиться пояснением, что жизнь – юггр мамрахх продзань?!
Девушка тонко улыбнулась:
– Лучше скажи, чем тебе можно помочь.
– Прибить, чтоб не мучилась, – грустно улыбнулась я.
– Брось! – Раона упрямо тряхнула волосами, доставая из кармана и разламывай на два неровных куска плюшку из харчевни. Меньший оставила, больший протянула мне. – Нет таких проблем, которые нельзя было бы решить!
– Знаю, – уныло согласилась я, с благодарным кивком беря плюшку. – Но бывает такое настроение, когда даже пустяк кажется проблемой мирового масштаба.
– Тогда лучше всего плюнуть на все дела и пару дней просто отдохнуть, – серьезно посоветовала послушница.
– А потом оглядеться по сторонам и обнаружить себя ровно там же, где начинала, с не пойманным оборотнем и перспективой быть убитой двумя любящими подругами? – упрямо возразила я. Но на душе все же стало немножко легче.
– Да что тебе так сдался этот злосчастный оборотень? – фыркнула Раона. – Ну подумаешь, бегает ночами по замку. Никого же не загрыз. На глаза только раз попался.
– Ага, раз! Три – не хочешь?
– Ну ты-то не считаешься – ты же его сама искала.
– Ну-ну, – с сомнением протянула я.
– Плюнь ты на этого волчару! – между тем продолжала девушка. – Никого он не съест. Ну побегает да и успокоится.
Я растерянно пожала плечами:
– Не знаю, Раона. Не знаю, как это объяснить, но я… Словно чувствую на себе ответственность.
– За него? – удивилась она.
Я, помедлив, кивнула:
– Да, и не только. За него – перед настоятельницей, а перед ним – за людей. Я словно подрядилась ему помогать и нарушить обещание – ну никак не могу!
– Ты ему что-то обещала? – непонимающе нахмурилась Раона.
– Да нет, в общем-то, – призналась я. – Но я просто знаю, что он в беде, и бросить его не могу!
– Нашла кого жалеть! – как-то зло и удивленно бросила послушница.
Я несогласно качнула головой:
– Видишь ли, я к нему, точнее – к ней – отношусь ничуть не хуже, чем к человеку. Она ведь точно такая же, как мы с тобой. Только умеет превращаться в волка, – ну и что? Я тоже в кошку превращаюсь.
Раона как-то подозрительно оглядела меня, но спорить не стала.
– А как ты ей хочешь помочь?
– Нужно найти одну вещь.
– Какую?
– Такой… – я запнулась. – Такую подвеску с рубиновой каемкой.
Раона скептически подняла бровь:
– И каким образом ты собираешься во всем монастыре найти какую-то маленькую подвеску?
Я смущенно улыбнулась:
– Пока не знаю, но мои способы работы всегда приводили клиентов и учителей в предынфарктное состояние!
Раона тихонько рассмеялась и встала, протягивая мне руку:
– Ладно, пошли совершать подвиг во славу оборотня!
Я благодарно ей улыбнулась и воспользовалась предложенной рукой.
За полтора часа мы с Раоной успели самым, что ни на есть, тщательнейшим образом вымести пыль изо всех уголков третьего этажа. На наше счастье, у настоятельницы и всех остальных его обитательниц за весь день не было и минутки свободной, чтобы подняться в келью отдохнуть, так что наша активная подозрительная и даже преступная (проникновение со взломом!) деятельность ничьего нездорового внимания не привлекла.
– По-моему, здесь нам найти подвеску не грозит – едва ли оборотень имеет вредную привычку прогуливаться мимо келий старших сестер, – со вздохом подвела я итог, вылезая из очередной темной ниши и уныло убирая паутину с волос, превратившихся в жуткую растрепанную гриву, щедро припорошенную вековой пылью.
– Он мог его потерять, когда гнался за настоятельницей, – возразила Раона, разглядывая мужской носок, валяющийся возле кровати настоятельницы. Носок подозрительно большого размера…
– Мог, – кивнула я, выбираясь из-под кровати и чихая от набившейся в нос пыли. – Но, похоже, не потерял. Во всяком случае, мы обшарили уже весь этаж, а подвеску так и не нашли.
– Значит, придется пойти на второй, – пожала плечами послушница.
Раона мне добросовестно помогала, но толку от нее, если честно, было совсем немного – разве что моральная поддержка. У послушницы оказалась очень сильная близорукость, в связи с чем подвеску фактически искала одна я, а она стояла на стреме, открывала мне двери и находила совсем уж замаскировавшиеся ниши.
– Придется, – кивнула я.
И, прислушавшись к ощущениям, добавила:
– Но, увы, только после обеда.
– Уже обед?! – поразилась увлекшаяся поисками Раона.
Я мрачно кивнула опять:
– Причем уже давно обед, так что в трапезную нам лучше бежать – мне и утренней выволочки достаточно. Не хватало только еще одну от настоятельницы получить!
– Так вот чего ты такая злая с утра была! – рассмеялась Равна. – Не переживай, такую же выволочку получили три четверти всех послушниц – просто чем дальше по коридору келья, тем меньше остается духовно-ругательных сил у старшей сестры, и тем выволочка короче.
Я, чья келья стояла второй по счету, только вздохнула:
– Ну мне, как всегда, везет! Пошли, что ли, – а то Даонна не преминет вкатить нам еще одну душеспасительную лекцию! Я ими сыта уже по горло, если честно…
– Я тоже, – со смешком согласилась послушница, безуспешно пытаясь отряхнуть рясу, больше всего напоминающую мешок для сбора пыли, который не вытряхивали этак пару месяцев.
И, не раздумывая больше, мы наперегонки помчались к трапезной.
Там мы, разумеется, надолго не задержались, залетев в уже галдящую залу буквально за пару минут до прихода настоятельницы, тут же отправившей всех на дневную молитву. На молитву мы не пошли, мы пошли в харчевню, причем я всучила Раоне деньги и, спрятавшись за плетнем, сказала купить мне что-нибудь, не говоря хозяину харчевни, для кого это.
Послушница удивленно согласилась, взяла монеты и отправилась в харчевню. Откуда вышла минут через десять с двумя промасленными свертками в руках. Развернув свой, я с непередаваемым облегчением обнаружила в нем чебурек тряпичного вида. Вещь малоаппетитная, но если у тебя с утра во рту и маковой росинки не было…
– А поффему ты так боиффя фама зайфи в хайфевню? – с набитым ртом поинтересовалась Раона. И, прожевав, более членораздельно пояснила: – Ты же ведьма – тебя должны обслужить по первому разряду.
– Ага, уже доведьмовалась, – мрачно проворчала я, тряся жирными пальцами. Потом плюнула и высушила их естественным способом – вытиранием о рясу. – Причем так, что меня теперь там боятся, как самого йыра, и при подходе на три метра стремятся накормить до смерти. Чего ты смеешься? Ты смеешься, а я теперь не знаю, где мне есть! Не смешно! Прекрати!
Но Раона не прекратила. Она хохотала, как сумасшедшая, вытирая рукавом набегавшие слезы и не в силах остановиться. И только когда я сделала вид, что смертельно на нее обиделась и вообще собираюсь уходить, девушка кое-как прекратила истерику и пояснила:
– Извини, ик! Просто… ик!.. смешинка в рот залетела. У меня, ик!.. бывает!
– Вижу, – кивнула я, награждая послушницу успокаивающим заклинанием.
Она благодарно кивнула и, с сомнением покосившись на свои жирные руки и осознав, что на то, чтобы дойти до умывальника, ее не хватит, тоже использовала длиннющие рукава своей одежки по назначению. Все-таки иногда от них какой-то толк бывает!
– И что мы будем делать дальше? – бодро поинтересовалась послушница.
– Полагаю, продолжать внедрять в жизнь план обыскать весь монастырь, – со вздохом ответила я. – Ну должен же этот проклятый амулет хоть где-то быть!
– Должен, – согласилась она. И тоскливо добавила: – Еще узнать бы где!
– Увы, выследить его магически не удастся, иначе бы я давно уже это сделала, – разочаровала я Раону.
– А почему? – сразу заинтересовалась девушка.
– Да потому, – я подхватила ее под локоток и повлекла к замку, – что таким образом Гильдия хотела защитить оборотней от магов. Представь себя на месте мага-фанатика, решившего истребить всех оборотней вокруг поголовно.
Раона зябко поежилась и нахмурила брови.
– Так вот, – неспешно продолжила я. – Так просто выследить оборотня очень сложно. Практически невозможно, как ты могла убедиться на моем горьком опыте. А вот если бы амулетики учитывались магией – так это же раз плюнуть! И истребили бы всех оборотней на кворр.
Раона поморщилась:
– Зачем их вообще оборотням выдавали? Толку нет, одни проблемы!
Я пожала плечами:
– Маги тоже люди, Раона. И тоже иногда ошибаются. Просто их ошибки, как правило, очень дорого обходятся людям. Да и нелюдям тоже.
Мы прошмыгнули мимо спящего сторожа у ворот и незаметно просочились в монастырь через задний ход – не хватало еще полчаса объяснять привратнице, что мы делали в городе и почему пропустили молитву.
– Куда теперь? – поинтересовалась послушница, осторожно выглядывая из-за угла и делая мне знак рукой: мол, пошли, все чисто.
– На второй этаж, разумеется. Будем брать монастырь измором, – с мрачной решительностью ответила я.
– Будем, – легко согласилась Раона, сворачивая на лестницу.
Со вторым этажом все пошло далеко не так гладко, как с третьим. Во-первых, он был больше. Во-вторых, по нему то и дело ходили взад-вперед монахини и послушницы, от которых нашу подрывную деятельность следовало прятать и скрывать за улыбочками. Сначала у нас это получалось, а потом дела пошли хуже: послушницы, в отличие от старших сестер и настоятельницы, были заняты куда как меньше, посему и большинство келий было занято отдыхавшими от молитвы или утреннего ничегонеделания девушками.
Ткнувшись в очередную такую келью, я вдруг поняла, что до смерти устала повторять, что просто ошиблась дверью, и выложила свежепридуманную легенду о том, что мать-настоятельница потеряла свой любимый медальон и приказала мне его найти. Девушка тут же подхватилась с кровати, дала осмотреть свою келью и предложила посильную помощь в исполнении непосильного задания.
Через час поисками потерянного оборотнем медальона занимались тридцать человек: уставшие от скуки девушки с радостью отзывались на просьбу «настоятельницы» и присоединялись ко все растущей ватаге золото… тьфу, медальоноискателей.
Мне оставалось только вводить в курс новоприбывших и клятвенно просить, чтобы, найдя медальон, они отнесли его мне, а не прямо настоятельнице. Потому что и так, если только Даонна узнает, какой хай-фай я тут подняла от ее имени… Впрочем, беспокоиться не стоило: настоятельницу послушницы боялись, как огня, и лишний раз с ней встречаться желанием не горели.
Раона смотрела на меня дикими глазами, то и дело смеялась в рукав, но спорить не пыталась. Только один раз заявила:
– Ну не зря говорят, что у вас, магов, мозги набекрень! Это ж надо было решиться – амулет оборотня искать всем монастырем!
Я только лучезарно улыбнулась в ответ:
– Во-первых, уж если у магов мозги набекрень, то у ведьм они набекрень в квадрате, а во-вторых, они же не знают, что это амулет оборотня.
– А если узнают? Или настоятельница прослышит про «свою невосполнимую потерю»? – припугнула Раона.
– Ну вот с «если» мы будем разбираться только тогда, когда оно наступит. И то еще, может, не наступит. Проблемы надо решать по мере их поступления, Раона. Иначе вообще вся жизнь кажется одной огромной нерешаемой проблемой.
Послушница хмыкнула и отошла.
Я сидела в тенечке на лавочке и неспешно потягивала квас, купленный Раоной в харчевне. События в монастыре приняли такой размах, что мое присутствие и личный вдохновляющий пример стали совсем не обязательными – когда половина обитателей монастыря ищет в нем один-единственный амулетик, то беспокоиться стоит скорее о том, как бы они не порушили в запале весь монастырь и не разорвали на клочки найденный амулет. Но за этим пообещала приглядеть Раона, а я же, как мудрый полководец, сидела поодаль и удовлетворенно созерцала плоды своего непосильного труда, держа, впрочем, руку на пульсе – так, для перестраховки.
И этот самый пульс у меня как раз и зашкалил, да так, что я подавилась квасом и, пытаясь откашляться, залила себе им же всю свою рясу. Потому что из-за угла неспешной барской походкой вышел… оборотень собственной персоной.
«Да тебя и без темных закоулков до инфаркта довести – раз плюнуть!» – усмехнулся он, порываясь похлопать меня по спинке когтистой лапой.
– Ну не посреди же дня!!! – возмущенно огрызнулась я, уворачиваясь.
«Что поделаешь, глядя на то, какой сыр-бор ты устроила в монастыре, не могла не подойти и не высказать тебе своего восхищения – с размахом работаешь!»
– А то! – довольно усмехнулась я. – Это тебе не по ночам углы обнюхивать – здесь организаторские способности нужны!
Не поручусь, конечно, но, по-моему, она рассмеялась. «Кстати, а как тебе местная харчевня?» – невинно поинтересовался оборотень.
– Да как тебе сказать… – замялась я. – Кормят-то там ничего, да вот только меня боятся почему-то настолько, что как бы не отравили по доброте душевной…
«Ну куда там, пусть только попробуют!» – фыркнул волк.
– А что, хозяин – твой хороший знакомый? – полюбопытствовала я.
Оборотень насмешливо осклабился:
«Нет, просто я вот уже две ночи подряд к нему под дверь приходила – за тебя словечко замолвить!»
– Что?! – Я от неожиданности расплескала весь оставшийся квас. Частично – себе на рясу, частично – оборотню на нос.
Не сказать, чтобы он сначала пришел от этого в восторг, но потом принюхался, облизнулся, вошел во вкус и со вздохом предложил:
«Слушай, может, ты в харчевню еще за кружечкой сбегаешь, а? А то глянь – весь расплескала!»
– А кворр тебе! – мстительно сказала я, для наглядности скрещивая руки на груди.
«Какие вы все, ведьмы, стали ленивые, бесчеловечные!» – обиженно заворчал оборотень.
Мне стало стыдно. Потому что его и так везде обижают и убить хотят, а тут еще и я кваса не даю:
– Да пойми ты, что приду я в харчевню за кружечкой кваса – а мне там целую бочку выкатят! И что мы с тобой делать будем?
Оборотень призадумался:
«Да, похоже, я слегка перестаралась насчет хозяина харчевни!»
– И не слегка, – подтвердила я. – Так что больше не порть нервы мужику и мне.
«Ладно!» – торжественно пообещал оборотень.
– Кстати, а где мы встречаемся ночью? – полюбопытствовала я. – А то как бы ты мне и вправду инфаркт своим эффектным поведением не устроила…
«А ты так уверена, что нам будет зачем встретиться?» – вкрадчиво спросила волчица.
Я насмешливо сморщила нос:
– Ну знаешь, если уж такая орава глазастых девиц не сумеет найти в монастыре твоего амулета, значит, его там и нет вовсе.
Оборотень скептически наклонил голову и фыркнул: «Ну ладно. У трапезной в час ночи», – и испарился, словно и не было.
– Еще один любитель эффектных окончаний! – презрительно фыркнула я, направляясь к монастырю.
Монастырь при ближайшем рассмотрении напомнил мне испуганно притихший муравейник. Послушницы отсиживались по кельям, при любой возможности собираясь в весело шушукающиеся кучки. В коридорах столбом стояла поднятая при поисках пыль, и по монастырю грозно гуляла разъяренная таинственная сила.
Она поджидала за углом, ехидно вызвериваясь вослед, она насмешливо клубилась над полом, обвиваясь вокруг лодыжек, она стояла везде напряженной тишиной и молчанием. Казалось, только крикни – и она, как стрела, пущенная умелой рукой, со свистом сорвется с тетивы и настигнет цель. И у меня было весьма неприятное ощущение, что цель этой силы – именно я.
Я осторожно просочилась через первый этаж, тихой сапой прокралась на второй, и только было собралась скользнуть в келью и перевести дух, ругая себя за не вовремя расшалившиеся нервы, как услышала за спиной резкое:
– Иньярра! Вот тебя-то мне и надо!
Стрела нашла свою мишень…
Даонна с не пышущим добротой и любовью к ближнему выражением на лице стояла за спиной, скрестив руки на груди и грозно притопывая в такт мыслям ногой. Судя по мстительной ухмылке блуждавшей на губах, продумывалась как минимум моя долгая и мучительная смерть в молитвах и покаянии.
– Зачем? – тяжело вздохнула я.
– Затем! – рявкнула настоятельница, хватая меня под локоть и чуть не волоком таща к себе в кабинет.
Мне оставалось только уныло перебирать ногами и выдумывать какое-нибудь оправдание поприличнее. Придумывалось как-то пока не очень.
Меня неаккуратно скинули куда-то на стул, и дверь закрылась на защелку и засов. Похоже, живой мне отсюда не выйти…
Настоятельница зашла за свой стол, но садиться не стала – встала, уперев руки в столешницу. Пару секунд поизучала даже не шевелящуюся ведьму и подозрительно ласковым голосом осведомилась:
– Как это понимать?..
– Что понимать? – предпочла все-таки уточнить я.
– Этот йыров спектакль! – не выдержала настоятельница. – И не говори, Иньярра, что ты не имеешь к нему никакого отношения!
– Имею, – осторожно подтвердила я. – Но что в нем такого, в этом спектакле?
– Ты правда дурочка или только прикидываешься?! – во всю мощь натренированного на послушницах голоса заорала Даонна. – Ты что за сплетню про меня пустила?!
– Какую сплетню? – пришел мой черед возмущаться. – Никаких сплетен не было!
Настоятельница удивленно нахмурилась и перефразировала вопрос:
– Тогда почему половина монастыря пятнадцать минут назад по всем углам искала мое обручальное кольцо?!
– Что?! Да ты что, совсем уже, что ли? Какое кольцо?!
Настоятельница подскочила от негодования:
– Это я у тебя хотела спросить! Если я и привела один-единственный раз в келью мужчину… э-э-э… для молитвы… – то это еще ничего не значит!
– Вообще-то меня твои любовные похождения волнуют мало – слишком занята поисками оборотня, знаешь ли! – язвительно отозвалась я. – И если послушницы и помогали мне в этом – то что с того?
– Ты что, сама его поймать не можешь?! Тоже мне, ведьма!
Я, взъярившись, вскочила со стула и припечатала кулаком горестно скрипнувший стол:
– Уж извини, работаю, как могу! Если не устраивает – могу уйти и делай с ним сама, что хочешь! Мне-то что? Тьфу, да так даже проще.
– А я тебя что, держу?! Да иди ты хоть на все четыре стороны! – завопила в ответ Даонна.
И мне вдруг стало смешно: стоят в келье две давно уже не девчонки, орут, потрясают кулаками, все взъерошенные, растрепанные, как кикиморы…
– Ты чего? – ошалело спросила Даонна, глядя на меня, с хохотом повалившуюся обратно на стул.
– Ничего! – все еще смеясь, ответила я. – Просто забавно мы, должно быть, со стороны бы смотрелись.
Даонна фыркнула, тряхнув головой:
– Ничего забавного не вижу! Глупость одна!
– Вот и я о том же! – подтвердила я. – Давай поговорим серьезно. Откуда ты взяла дурацкую идею про обручальное кольцо?
– Мелла сказала, – растерянно пожала плечами настоятельница.
Я тихонько завыла:
– Даонна! Ну как будто тебе никогда не было девятнадцать лет! Она же просто подшутила над тобой, а ты повелась, как сопливая десятилетняя девчонка!
Даонна смущенно дернула плечом, опустила глаза и обиженно промямлила:
– А нечего так шутить!
– По принципу «дыма без огня не бывает»? – лукаво прищурилась я, но, заметив грозный блеск глаз, поспешила добавить: – Да шучу я! Шучу…
– Смотри со своими шуточками! – пригрозила настоятельница. – Кстати, раз уж к слову пришлось, а как идет работа по отлову оборотня?
Я пожала плечами:
– Шла успешно, но ты ее прервала самым жестоким образом.
– То есть тот гомон и суматоха во всем монастыре – это и был твой способ отловить оборотня?! – возмущенно ахнула Даонна.
– В какой-то мере, – кивнула я.
– Иньярра, ты с ума сошла? – подозрительно спросила настоятельница, наклоняясь ко мне. В вороте рясы на миг мелькнула рубиновая вспышка.
– Да, – медленно ответила я, не сводя глаз с ее шеи.
– Что? – смутилась настоятельница, садясь на место и оглядывая рясу. – Что ты так смотришь?
– Даонна, покажи, что за камень ты носишь шее, – попросила я.
Мать-настоятельница удивленно полезла за шиворот, нащупала тонкую цепочку и протянула мне медный кружок, украшенный по краю рубиновой крошкой. Я взяла его, как величайшую святыню, и недоверчиво сжала в ладони. Не испарился, оказавшись бредом больного воображения, не полыхнул злым огнем на нахальную ведьму, а ткнулся в ладонь глухим отголоском магической сущности.
– Где ты это взяла? – удивленно спросила я.
– В коридоре нашла. Три дня назад, – пожала плечами настоятельница. – А что?
Губы скривились в загадочной ведьминской полуулыбке:
– Ты хоть знаешь, что это такое?
– Нет, – удивленно помотала головой Даонна.
– Это – ключ от всех твоих несчастий, – неопределенно пояснила я и пообещала: – Оборотня в монастыре больше не будет!
– Да ну? – насмешливо подняла бровь настоятельница.
– Да, – твердо сказала я. – А завтра я с утра уезжаю из монастыря.
– Уже?
– Да. Меня ждут.
Даонна растерянно пожала плечами:
– Ну хорошо. Только… а его точно больше не будет?
– Точно! – усмехнулась я. – Честное ведьминское!
Даонна недоверчиво вздохнула, но возражать не стала, движением руки показав, что я могу идти. Чем я и не преминула воспользоваться – и тут же испарилась из кельи, бережно сжимая в руке амулет оборотня.
В этот раз, несмотря на то что мне не нужно было обшаривать в поисках оборотня весь монастырь, радости ночная прогулка не приносила никакой. Голова болела, по всему телу разлилась какая-то подозрительная слабость, и единственным желанием было залезть в постель и не вылезать оттуда подольше. Но, увы, долг есть долг, поэтому я все равно упорно шла по темному зловеще дышащему вослед коридору, направляясь к трапезной.
Оборотень запаздывал. Не будь у меня на руках его амулета, я бы уже давно плюнула на все и отправилась в келью – спать. Видимо, именно на это он и рассчитывал, намеренно не спеша явиться пред мои светлые очи.
– Йыр бы тебя побрал, зараза кворрова… – сердечно костерила я на все лады волка, когда он… нет, в этот раз – не прыгнул, а величественно выплыл из-за поворота, небрежно остановившись в пяти шагах от меня:
«Ну и чего ради я не сплю этой ночью, ведьма? Чтобы пополнить свой словарный запас?»
– Нет. Чтобы получить, что хотел, и убраться отсюда подобру-поздорову! – раздраженно ответила я.
Если с полчасика назад я еще намеревалась устроить игру «угадай то, сама не знаю что», замучив волчицу дурацкими полунамеками и туманными фразами, а в итоге триумфально материализовать в ладони утерянный амулет, – то сейчас меня обуревало только одно желание: всучить ей эту злосчастную медяшку и пойти спать.
«А у тебя есть то, что я хотела получить?» – удивилась оборотниха.
– Да! – еще раз подтвердила я, вытаскивая из кармана рясы вычурную цепочку с болтавшейся на ней подвеской. – Тебе на полу оставить или на шею надеть?
Волчица вздрогнула и, не веря своим глазам, подошла, ткнулась холодным мокрым носом в амулет, удивленно потрясла головой, словно надеясь стряхнуть иллюзию.
«Сама надену», – изменившимся голосом ответила она и… перекинулась в человека.
– Раона?! – сорвавшимся голосом выдохнула я.
Девушка смущенно улыбнулась:
– Ну… Вообще-то да. А что ты так смотришь? Сама же говорила, что для тебя оборотни – как люди, ну и чего теперь пугаешься? Так ты отдашь мне цепочку?
– Бери. – Я растерянно вручила ей амулет, все еще не веря, что оборотень постоянно был у меня под носом.
Ведь все же сходится… И нечеловеческая сила, с которой она вышвыривала из харчевни надоевших поклонников, и кочевой образ жизни, и даже эта ее близорукость, которой на самом-то деле не было! Ведь оборотни не могут в человеческом обличье видеть свои амулеты. А оранеал она тогда просто не могла съесть, потому что сидела в комнате для замаливания грехов…
– Иньярра? – Девушка легонько помахала рукой у меня перед носом. – Ты еще здесь или как? Скажи что-нибудь!
– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз! – послушалась я. И, подумав, уже с толком, чувством и удовольствием уточнила: – Жрызтра крухыхкатд срафтхула!!!
– Ясно! – рассмеялась Раона. – А ты ничего не хочешь у меня спросить?
Спросить-то я, разумеется, хотела, но вот что?
Как она могла не признаться мне сразу? Почему не раскрылась? Почему не доверилась? Глупо.
Но один вопрос у меня все-таки был. Тоже не слишком-то умный, но раз уж оборотень так щедро разрешил задавать вопросы, то грех не воспользоваться случаем.
– А зачем ты тогда показалась настоятельнице? Могла же спрятаться, затаиться…
Раона лукаво улыбнулась:
– Ну… Если честно, мне просто хотелось хоть раз увидеть на ее лице не величественное презрение, а что-нибудь другое…
Я понимающе ухмыльнулась:
– Ну и как? Увидела?
Девушка только вздохнула:
– Да как тебе сказать… Она по большей части демонстрировала мне совсем другую часть тела…
И мы дружно расхохотались…
Раона ушла еще ночью, я же подзадержалась до утра. Убедилась, что оборотнихе уже точно ничего не угрожает, и назвала ее имя Даонне. Та повозмущалась минут пять, что я дала ей уйти, но потом вспомнила, что если б она осталась, то было бы еще хуже, и, спев положенные дифирамбы, подарила мне талисман.
От чего – она не знала, я тоже с ходу определить не смогла, но силой от него веяло здорово, так что в качестве гонорара вполне годился.
Так что еще до полудня, ни с кем не прощаясь и ни о чем не жалея, я ушла из Сырема.
И гуляющий где-то на свободе оборотень ничуть не отягощал моей совести…