Студент поневоле

Преамбула как всё начиналось, Или «Вспоминайте иногда бедного студента….»…

Сегодня я покидал родительский дом. С надеждой на лучшее и жаждой приключений в сердце. Но, увы, ожидали меня отнюдь не приключения. В ближайшие пять лет мне предстояло лишь учение.

Вся семья — отец, мать, брат, сестра, дедушка, тётушка… собрались у речного причала — проводить меня в новую жизнь. А я стоял в лодке, рядом с чемоданом, держал весло и должен был по традиции пропеть что-то вроде «вспоминайте иногда бедного студента….». Но не мог. Не из-за сдавивших горло волнений и наворачивающихся на глаза слёз, просто в детстве мне медведь на ухо наступил и попутно наверное ещё и на горло. Не стал я терзать дражайших родственников по доброте душевной. Хотя и следовало бы. Они тайком радовались моему отъезду и дружно махали платками с печальными улыбками на лицах…

Притворщики! Довольны ведь, что еду учиться… Мамуля вытерла платочком слёзы в уголках глаз, а дед лукаво улыбнулся и поднял кверху большой палец.

Я отчалил и смотрел, как скрывается за поворотом родной дом, стоящий на берегу реки в окружении белых акаций. Вот мелькнули последние ступени длинной белой лестницы, исчезли за кустами гладкие перила с мраморными шарами. Их отполированная поверхность ещё долго преследовала моё воображения — так часто съезжал я по перилам к реке, не утруждая себя утомительным спуском.

Так миновал второй поворот. Скоро покажется пристань и станция, где нужно пересесть на речной трамвайчик, следующий до Ближнеморска, куда я и направлялся… В университет.

А на другом берегу реки…. Была совершенно иная жизнь. Широкая как полноводная река. Большие города и магистрали, которые манили меня. За рекой мне уже чудились высотные здания и огни мегаполиса, где океаны возможностей и море соблазнов. Сердце моё стремилось туда. Надо было лишь переплыть реку, пройти километров двадцать по лесу, выйти на шоссе, поймать попутку и… В голове уже проносились шикарные автомобили, модели на страницах глянцевых журналов, модные кинотеатры…. А в кармане штанов лежала кредитка на пять лет обучения. Мне казалось, что сейчас она прожжёт там дырку.

Ну-ну… Дырки на штанах конечно появятся, но как раз на том месте, которым придётся протирать жёсткую студенческую скамью, чтобы стать экономистом или юристом. Мне было без разницы. Я твёрдо знал, что не хочу быть ни тем, ни другим…

Поравнявшись с причалом, я живо вообразил себе строгих преподавателей, многометровые очереди в библиотеку и столовую, постоянно голодный желудок, несданные зачёты (по рассказам старших товарищей)… В животе как-то жалобно пискнуло. Потом я припомнил строки из письма дядюшки. Он настойчиво звал меня в гости, предлагая пожить у него и поработать в столичном агентстве. Отец, естественно, воспротивился, а мой восемнадцатилетний голос никак не учитывался.

«Солидное университетское образование — в первую очередь», — постоянно твердил отец, невзирая на мои доводы.

Я нащупал в кармане мятое письмо с адресом… и пристань незаметно осталась позади. Лодочник, готовый привязать лодку, проводил меня недоумённым взглядом, а потом и вовсе исчез из виду.

Душу переполнило невиданное ощущение свободы. Я дошёл до узкого места реки, где клонились к воде длинноволосые ивы, и вырулил к противоположному берегу…

Затащив лодку на песчаный пляж, прихватил чемодан, углубился в заросли и нашёл тропинку. «Шоссе — 20 км» — намалевал кто-то синей краской на фанерном указателе.

В лесу было сухо и тепло, а пыльную землю и жёсткие корни укрывали золотисто-зелёные иглы и первые опавшие листья. Начало осени дышало уютом и безмятежностью, утро выдалось солнечным, и предстоял погожий денёк. Пряно пахло высохшей травой, грибами и ещё чем-то тёплым и терпким. Идти было приятно, но чемодан стал оттягивать руку. Поразмыслив немного, я переложил из чемодана в рюкзак самое ценное. В том числе и «набор туриста» — зажигалку, компас, светодиодный фонарик… Дедушка подарил. Сам не знаю, как он тут оказался. Наверное, дед и положил. Только зачем? Неужели догадался? «Что ж, спасибо дед. Ты один меня понимаешь».

В чемодане осталась только одежда. Одежду не жалко, прикуплю всё, что надо, в столице. Забросил чемодан в кусты и, насвистывая весёленькую мелодию, бодро зашагал дальше.

К полудню я устал и проголодался. Уселся под высоким кустом с синими ягодами, зажевал бутерброды, незаметно для себя пригрелся и уснул…

Меня разбудил холод, вернее собственная дрожь и зубовное клацанье. Я тут же пожалел о чемодане с одеждой. Открыл глаза, но от этого мало что изменилось. Вокруг — непроглядная темнота. Ни луны, ни звёзд …

Что? Уже ночь?! Не мог я проспать целый день… Или мог?.. Растяпа! Как можно так по-идиотски заснуть в лесу?! С дикими зверями! Главное, вовремя подумать…

В зловещей тишине что-то скрипнуло, зашебуршало, и я поспешил нащупать тропинку; но куда бы ни двинулся — всюду натыкался на деревья. Ветки цепляли за шиворот, колени стукались о корни… Да где ж она, чтоб её?!

Дрожа от холода, я скрючился, пригнул голову и пополз наугад. Рука наткнулась на что-то мягкое. Рюкзак!.. Я приподнялся, силясь пролезть в лямки, и невольно вскрикнул от радости. Далеко за деревьями мерцал огонёк. Он не исчез и после того, как я протёр глаза. И пока продирался к нему, задевая корни и путаясь в кустарниках, — тучи разошлись…

Показалась луна. Огромная, яркая и коричневая — она медленно всплыла над лесом. «Обман зрения», — услужливо подсказал мозг. Из всего меня он видимо устал меньше всего. А вот руки, ноги и спина болели, желудок свело от голода, а рот пересох от жажды. Зато теперь я мог встать и идти по-человечески.

Лунный свет обозначил бледную дорожку впереди. Деревья по бокам выглядели кривыми силуэтами, неровно вырезанными из картона. Вскоре тропа упёрлась в каменный мост через поблёскивающую льдом речушку. Посреди моста на столбе раскачивался фонарь, вспыхивая на ветру. Так вот откуда мерцающий свет… Тут-то я и вспомнил о фонарике. Очень своевременно!.. Руки окоченели, пальцы не гнулись — не стоило и пытаться развязать рюкзак… Да я и так видел дорогу.

На мосту задувал леденящий ветер, заставляя меня ёжиться. А я-то считал, что замёрз! Выходит, ещё не до полного оледенения… В призрачном свете луны, надвинулась тёмная громада… Здание! Едва я добрался до него, как меня накрыла темнота, будто сверху резко набросили покрывало. Это луна спряталась за облака, успев осветить кованную дверь с фигурной ручкой. Открыть не удалось, и я принялся дубасить по ней изо всех сил, до боли в кулаках. Долго никто не отзывался, а потом в маленьком окошке вспыхнул свет. Я зажмурился, а дверь распахнулась…

— Кто тут?! — недовольный женский голос.

Я осторожно приоткрыл глаза. В прямоугольнике света стояла миловидная девушка и, кутаясь в халат, хмуро смотрела на меня.

— Опоздавший что ли? Баллов не добрал в университет? В ответ я пробормотал невразумительное вроде:

— Мммы бда, вот, тут… О чём это она? И при чём тут университет? Девушка отступила вглубь помещения.

— Проходи, несчастный… Дверь за моей спиной с грохотом захлопнулась. Куда я попал? В любом случае, раньше надо было спрашивать.

— Идём, — сказала девушка, беря фонарь. — Так и быть, проведу незаметно. Мракобред не любит опаздывших… Соврёшь ему, если спросит, что прибыл вчера утром. Ну… придумаешь что-нибудь. Задержал Проректор, не успел к ужину. Понял?

Я с готовностью кивнул от греха подальше, хотя совершенно не понял, что она несёт. Может, незаметно во сне ударился головой? Или она — стукнулась…

Мы шли длинными коридорами, ныряли в тёмные закоулки, которые изгибались подобно лабиринтам. Повсюду гуляли сквозняки, а где-то наверху свистело и завывало. По стенам корчились зловещие тени, и чудилось, что они крадутся за нами. Внезапно нос уловил неприятный, но знакомый запах. Так пахло в зоопарке, куда я в детстве ходил с родителями.

Коридор закончился аркой, открывая просторную залу с пылающим в глубине камином.

— Это гостиница? — на всякий случай осведомился я. Провожатая изумлённо глянула на меня:

— А ты шутник! И покачав головой, отвернулась.

— Оставь свои шутки при себе. Вот встретишься с Мракобредом, тогда поймёшь, что к чему. Опасно здесь шутить.

Девица повесила фонарь на крюк, и в неярком свете я разглядел длинные каменные столы, заставленные клетками. В клетках спали, свернувшись в клубок, всевозможные звери: зайцы, хомяки, белки, лисы… Так вот откуда запах! «Наверное, это ферма», — предположил я.

— Залезай под стол, — девушка кинула мне одеяло, оказавшееся грубым и колючим.

— Почему под стол??

— А ты ожидал, что кроватку предложат? А если серьёзно, под столом тебя Мракобред не сразу заметит. Она усмехнулась и сняла фонарь с крюка.

— Погоди-те, — я совершенно растерялся. — А поесть и попить что-нибудь найдётся?

— Еда — на завтрак, — выходя, бросила она. — А вода в бочке справа от камина. Кружка там привязана…

Жёлтый огонёк удалился по коридору, а затем пропал, растворившись в тёмных лабиринтах. При свете камина я нашёл ту самую бочку и нащупал жестяную кружку на верёвке, прикреплённую к железному ободу. Вода оказалась неожиданно приятной на вкус и прохладной.

Утолив жажду, залез под ближайший стол и завернулся в одеяло. Сон никак не шёл. Мешал уснуть резкий звериный запах, да и несколько часов сна под кустом не прошли даром. Добираясь сюда, я конечно устал, но не настолько, чтобы сразу отключиться. Так и лежал, прислушиваясь к шорохам и вздохам, доносившимся из клеток. Звери храпели, порыкивали и поскуливали во сне; одеяло кусалось, жёсткий пол давил на бока. Да-а, ситуация ко сну не располагала.

Ладно, незачем раньше времени беспокоиться. С утра и будем решать, что делать, а пока… Сон наконец сжалился надо мной, позволил закрыть глаза и забыться… Мне снился шумный город, освещённый неоновыми огнями. По улицам проносились автомобили с нарядно одетыми красотками. Ночные проспекты смотрели на меня рекламными щитами и сулили весёлую жизнь. А рано утром…

Глава 1 — самая шокирующая, в которой я понимаю, что попал. В КЧП ЗАГАДОЧНЫЕ ПРЕВРАЩЕНИЯ

Рано утром… жизнь показалась мне отвратительной.

Проснулся я оттого, что кто-то грубо тряс меня за плечо. Первое время не мог ничего понять, а потом открыл глаза и увидел ту самую девушку, что отворила мне дверь. А за её спиной мелькали чьи-то ноги, резво пробегая мимо.

— Ну наконец-то! — воскликнула она и добавила. — Быстро вылезай. Тебя не заметили. Повезло.

В помещение проникал предутренний свет. Становилось шумно, людно, и я осторожно высунул голову из-под стола. Вокруг дружно галдели и суетились юноши и девушки. Мне показалось, что они младше меня, на год или два, примерно как мой брат.

Четыре огромных окна были распахнуты настежь, и утренний холод серым туманом заползал внутрь, переваливаясь через подоконники. Брр… Однако ко мне под одеяло он пока не забрался.

— Давай сюда, — девица безжалостно стянула с меня последнюю защиту от холода и ушла, а я нехотя вылез из укрытия.

Клетки куда-то исчезли. Я огляделся, инстинктивно поднял глаза и увидел, что все они висят под сводчатым потолком, пустые. Зато в углу появился огромный аквариум, наполненный зеленоватой водой. Зачем-то. Никаких рыб там не водилось.

На столах стояли подносы с едой, и я сразу же вспомнил, что проголодался. А вообще, в числе всех прочих вещей мне больше всего хотелось умыться и домой.

Умывались здесь слева от камина, над металлическим крашеным желобом, чуть наклоненным вдоль стены. Воду зачёрпывали кувшинами из левой бочки. Я схватил со стола последний кувшин и, бесцеремонно растолкав народ, протиснулся к желобу, бросил себе в лицо несколько студёных пригоршней и вылил остатки на руки. Вода, стекая по желобу, убегала в водосток. Полотенца не было, и я вытерся носовым платком. Спасибо мамуле. Если б не она… Итак. Пора завтракать и уносить отсюда ноги. В тарелках лежала склизкая каша, похожая на овсянку. Терпеть не могу овсянку!

Поэтому взял два ломтя хлеба и кружку с водой. Жуя на ходу, подошёл к окну, выглянул наружу и обомлел…

Нет, сначала я не увидел ничего особенного. Пасмурное утро. Затянутое хмурыми тучами небо. А потом… Седые деревья с узловатыми ветками без единого листочка. Лес скелетов! Он подступал к окнам, раскинувшись во все стороны и заполняя собой горизонт … Невероятно! Неужели всё могло так измениться?

Я неплохо знал местность за рекой и был твёрдо уверен, что таких лесов в округе не существует. Наличие зверофермы я ещё мог допустить, но столько диковинных деревьев в окрестностях… Стоило припомнить вчерашнюю луну, чтобы аппетит улетучился мгновенно. Где я?! Что произошло?! И что здесь творится?

Стоп! Без паники. Будем рассуждать спокойно, не дёргаясь. Я шёл по лесу, съел бутерброд, уснул под кустом, проснулся в темноте, добрался до моста… Перенёсся в другое место?.. Фантастика!.. В какое? И когда это произошло? Ещё до моста или после?.. Подумать мне не дали, завопив:

— Мракобред!

— Гадство!

— Прозевали… Галдёж тут же растворился в грозном окрике:

— Построиться! Живо!

Меня толкнули, я выронил хлеб и устремился куда-то вместе со всеми. И через несколько секунд уже стоял у стены в толпе юношей и девушек, и мне чудилось, что людей стало вдвое больше. Потом лишь сообразил, что стена — зеркальная.

Молодёжь выстроилась в шеренгу, и я затесался где-то посередине. Вдоль шеренги прошёлся высокий худой старик в серой хламиде перепоясанной толстой верёвкой. Остановился и обвёл взглядом строй. Шеренга затрепетала, рядом ойкнули, а я задрожал при виде круглых жёлтых глаз с ненормально расширенными зрачками и торчащих во все стороны чёрных косм. Он крутил маленькой головой на неестественно тонкой и кривой шее, плавно переходящей в горбатую спину. Как будто плеч у него вообще не было.

— Кто это? — приглушённо спросил я, ни к кому не обращаясь.

— Мракобред… По прозвищу Мракодур, — прошептал черноглазый парнишка. — Надзиратель. Я в тюрьме!?!

— Заткнитесь!

Надо мной нависло бледное лицо с крючковатым носом, а из волос и бровей Мракобреда торчали перья… Жуть! Настоящий человек-птица.

— Поручения на сегодня! — клокочущим голосом командовал он, прохаживаясь перед строем и хлопая руками. — Ты! Да, ты…

И пока он раздавал поручения, а именно — кто что моет, метёт, вытирает и протирает, мой давешний собеседник протянул мне руку и прошептал:

— Оливер… Олли. Я на секунду растерялся, а потом неожиданно брякнул:

— Кеес…

За секунду до этого в мозгах что-то щёлкнуло и замкнуло на фантастических историях связанных с попаданцами… Похоже, я таки попал. И выудил первое же пришедшее в голову имечко из одной приключенческой книжки, которой зачитывался лет в десять. Раз уж угодил в страшную сказку…

— Кеес, — уверенно повторил я и пожал руку Оливеру.

— Будем знакомы, — улыбнулся Олли.

В этот момент Мракобред уставился на нас, и мы умолкли. Ненадолго. А тем временем подошла и наша очередь. Надзиратель выдал нам задание: «Помыть…», и сопроводил его непонятной инструкцией: «… второй коридор направо после шестой двери за четвёртым поворотом налево, до лестницы и лестницу на второй этаж…». С Мракобредом никто не спорил. Точно! Исправительно-трудовая тюрьма для малолетних…

— Бежим! — Олли дёрнул меня за рукав. — А то тряпок не хватит.

Мыть полы голыми руками мне не улыбалось, и я припустил вслед за Оливером, практически не представляя, куда и зачем бегу. И почему я должен что-то мыть?!

Миновав несколько коридоров, переходов и дверей, мы спустились в промозглый подвал, с капающей водой и чадящими факелами… И нашли вёдра, швабры, тряпки в холодной, сырой коморке под лестницей. Вернее швабр нам уже не досталось. Последнюю мы грустно проводили взглядами, когда её унёс какой-то рыжий бугай, распихивая недовольную толпу и внушительно потрясая добытым орудием труда. Видимо он отбил его в нечестной схватке — двое парней отсвечивали колоритными фингалами, и морщась потирали побитые места. Связываться с бугаём больше никто не хотел.

Мы с Олли отхватили ржавое ведро и два куска рваной мешковины. Зато после нас осталось всего одно мятое корыто, два выщербленных таза и сиротливая кучка ветоши. А в подвале толпились ещё десятка два несчастных.

— Вовремя мы, — усмехнулся Олли. — Пошли быстрее.

— Успеем, — буркнул я. — Работа не волк…

— Работа может и не волк, а препод — зверь, — бесцеремонно перебил меня напарник. — Вчера такое обещал за опоздание! Неделю карцера. А занятия в девять начинаются. Надо успеть. Ждать никого не будут.

Я прикинул. Мои худшие опасения подтвердились. Это какое-то учебно-исправительно-трудовое учреждение для малолетних…

— Идём!

Я всё ещё не мог до конца поверить в происходящее. Окружающее представлялось мне каким-то диковинным сном. Вот сейчас проснусь, открою глаза и…

— Ну! Чего застыл? Идём же! Я не знал — куда и поплёлся за Олли, рассуждая на ходу:

«Вот я — нормальный парень, увлекаюсь скейтбордом и компьютерными играми, слушаю рок-музыку, знакомлюсь с девушками, мечтаю о путешествиях… Поступил на экономический. И что теперь? Вместо университета оказался неизвестно где, иду непонятно зачем за этим малолетним хулиганом, держу в руках грязную мешковину, собираюсь мыть какие-то дурацкие полы… брр… в какой-то зловещей тюрьме похожей на замок… или в замке похожем на тюрьму… Бред!». Теперь осталось только выяснить — чей именно. Мой или соседа по палате? А может всё ещё обойдётся, и я просто в коме. Или в другом измерении. Сумасшедшая мысль, но на тот момент она показалась мне единственно правильной.

По пути наполнили ведро водой в скользкой комнате с трубами, умывальниками и кабинками. Наверное, это был туалет. А когда мы дошли, наконец, до заветного поворота, я решился осторожно расспросить Оливера. Вдруг, это действительно тюрьма, да ещё в другом измерении. А то, что это другое измерение — я почему-то уже не сомневался.

— Надолго ты здесь? — спросил я, отчаянно елозя мокрой тряпкой по грязному полу. Олли делал то же самое на своей половине коридора. Он отвлёкся и удивлённо покосился на меня. Н-да, неудачный вопрос.

— На пять лет, как и ты. Или ты собираешься окончить досрочно?

— А что, так можно?

— Вроде да. Один мой знакомый за три года окончил. Но он способный был. А я так… Мне не светит. Разве что выгонят за неуспеваемость или плохое поведение.

— И такое возможно? — изумился я.

— Ещё бы! Выгонят, пинка дадут и до дому не проводят. Станешь потом подмастерьем-недоучкой, если дойдёшь. Это в лучшем случае. Вот те раз… В душу закрались сомнения.

— А в худшем?

— Не знаю. Не рассказывали, — Олли потёр нос тряпкой, сморщился, сплюнул и вновь принялся тереть пол.

Я задумался. А Оливер вдруг задал встречный вопрос, не переставая возить коленками по каменному полу:

— А чего ты спрашиваешь?

— Да так, — осторожно начал я. — Понимаешь, мне бы уйти отсюда совсем, поскорее.

Олли уставился на меня, даже тряпку бросил.

— А зачем ты сюда поступал?

— Куда? — брякнул я.

Олли хмыкнул.

— Куда-куда… На Луну!

— Куда?!

— В колледж, растяпа!

Так это колледж?! Впрочем, мне следовало догадаться. Олли и на хулигана-то не похож.

— Ну ты даёшь! С Луны свалился?

Гм, скорее она на меня… Странный, однако, колледж. Ну и дела! Надо как-то выкручиваться.

— Э-э, я… это, не хотел. То есть не я, родители хотели. Так получилось. Я вообще не сюда поступал.

Уф! Ажно вспотел.

— А куда?

— В университет, — наобум ляпнул я и не промахнулся.

— А-а, в университе-ет, — протянул Олли. — Тогда что ты здесь делаешь? Не поступил?

Я тут же вспомнил реакцию миловидной девушки, открывшей мне двери, и удручённо ответил:

— Баллов не добрал.

— Туда сложно, — посетовал Олли.

Я кивнул.

— Не переживай, — Оливер решил подбодрить меня. — Оно и к лучшему. В сто раз интереснее быть «превращателем», чем «написателем». Ну что такое «написатель»? Сидит себе, сидит и пишет, пишет и пишет. А ну как не то напишет? Магисториум Мистериума живо думалку вправит. «Написатель» — человек подневольный. Строчит только на заданную тему по своей специализации, иначе, и в тюрьму можно загреметь. А здесь — никаких тебе специализаций. «Превращатель» — свободный человек. Закончил колледж и иди куда хочешь. А чтобы свободным «написателем» стать — надо особые привилегии иметь или против Магисториума идти. Тогда ссылки и гонения. Вот мой дядя, он «написателем» был…

Он снова принялся лихорадочно тереть пол и рассказывать. Я полз рядом с ним и понемногу узнавал их семейную историю. По всему выходило, что дядя Оливера был деревенским «написателем», специалистом по урожаю, поголовью скота и хорошей погоде на завтра. Но однажды он преступил закон и написал не о том. Хотел помочь другу. В итоге, дядю-написателя взяли под стражу…

Честно говоря, слушал я вполуха. И плохо понимал, о чём речь. Я тогда ещё не знал, кто такие «написатели» и «превращатели». И не хотел знать. В голове билась одна мысль: «Домой!».

Я вертел головой во все стороны в поисках выхода. Заглядывал в узкие окна, расположенные с одной стороны коридора, слева от нас. Но ничего обнадёживающего за ними не видел. Тот же унылый пейзаж: пасмурное утро и деревья-скелеты. Тем временем Олли переключился на мечты о том, как закончит колледж с отличием, станет «превращателем» и отправится путешествовать, подрабатывая в городах и селеньях. Как его будут уважать и каким он будет «мастером превращений»…

Понемногу, за мытьём полов и разговорами, мы добрались и до лестницы. Поясница у меня разламывалась от боли, руки покраснели от холодной воды и ныли от постоянного выжимания тряпки. Да и в коридоре явно был не курорт. Изо рта при разговоре шёл пар, я продрог так, что даже труд не помогал. Олли же словно не чувствовал холода, и я виду не подавал, что замёрз, хотя время от времени меня охватывала дрожь. А в голове крутилась только одна мысль: «Благословен тот мир, в котором изобрели моющий пылесос и электрообогреватель». Дома мне не приходилось убираться, тем более в таком холодильнике… Хуже некуда! Я в сердцах шваркнул тряпкой об стену и заметил, как нахмурился Олли.

И вдруг увидел её! Такую желанную и манящую. Она стояла в простенке возле окна и притягивала к себе. Такая одинокая, крепкая и деревянная. С отполированной до блеска ручкой. Швабра! Её появление существенно облегчало нашу участь и ускоряло процесс. С криком: «Ура!» я ринулся к ней и схватил пока не поздно… Неожиданно за спиной «дзэнькнуло», словно кто-то стукнул согнутым пальцем по стеклу… И вот в руках у меня уже не бесценная швабра, а тощая веснушчатая девчонка. И ехидно хихикающая к тому же. Позади меня кто-то весело вторил ей, и, обернувшись, я увидел другую девчонку. При этом выпустил первую, и они обе с громким, обидным смехом умчались вверх по лестнице. А мне осталось только смотреть им вслед, раскрыв рот.

— Ничего себе!

Или у меня начались галлюцинации от непривычного положения тела, или это часть изначального бреда.

— Нет! Ты это видел?! — возмущённо воскликнул я.

Олли неторопливо подошёл и констатировал:

— Второкурсницы. Спустились протереть зеркала. На первом этаже самые старые зеркала, вот и отправляют второй курс. Девчонки пошутить решили. И всего-то.

Он оглянулся.

— Понятно. Никогда не трогай то, что находится перед зеркалом.

— Зеркалом?

И тут только я обратил внимание на очевидный факт. На то, что давно заметил, но не придавал значения. В коридоре висели зеркала. Большие, прямоугольные и старые, в громоздких растрескавшихся рамах. Некоторые из них выглядели совсем древними — тусклые, мутные, желтоватые, кое-где взявшиеся волнами и покрытые чёрными точками. Я не понял, что он имел в виду, поэтому пожал плечами и спросил:

— Почему?

— Ну ты даёшь, парень! — искренне поразился он. — Ты что, первый день на свете живёшь?

В каком-то смысле так оно и было. Но я мог только промолчать или помычать нечто невразумительное:

— Ммм…

Олли покачал головой.

— Странный ты, — он хмуро окинул взглядом мою футболку, рубашку, джинсы и кеды. — И одет чудно.

Как одет Олли и остальные мне было откровенно по барабану. Я и в нормальной-то жизни не обращал внимания на подобные нюансы, а тут и так не до этого.

— Ты будто из заморского города Фегля, — продолжал Олли, подозрительно прищурившись.

— Оттуда, — подыграл я.

— А я-то думаю, гадаю. Тогда ясно. Там, говорят, все жители чудные. И волшебники все, как один, прирождённые.

Вот я и попался! Ладно. Придётся врать до последнего, мне не привыкать! Хуже всё равно не будет.

— А мне не повезло, — пожаловался я. — Мне попались строгие родители, и способностей к волшебству у меня нет.

— Бедолага, — посочувствовал Олли.

— И местных порядков не знаю. С какого такого перепугу мы драим полы?

— Так положено, — серьёзно ответил Олли. — Зеркала содержатся в чистоте. Нас предупредили. Это самое важное. Ни пятнышка, ни пылинки. Иначе, ну ты понимаешь.

Ничего я не понимал, но на всякий случай кивнул.

— Распоряжение ректора. О! А ректор следует указаниям Серого герцога. А Серый герцог — ух! Прирождённый колдун. Как-то приезжал в нашу деревню. Волкопсы перед ним на брюхе ползали.

Олли со свистом втянул воздух и закашлялся. А когда прокашлялся, продолжил:

— Мы — первокурсники — делаем всю чёрную работу — моем пол, стены. Второй курс убирает верхние этажи. Там почище. Третий — протирает зеркала. Наверху. Там зеркала поновее и получше. А здесь старые, ещё со времён прежнего ректора.

— А четвёртый и пятый?

— Готовятся к экзаменам.

Олли вздохнул.

— Ну, пошли, что ли, лестницу мыть.

— Пошли.

Я всё же рискнул спросить:

— Олли, а как отсюда выйти?

— Но ты же как-то сюда вошёл, — хмыкнул он, выжимая тряпку.

— Я не про то, — отмахнулся я. — Какой-нибудь другой, запасной выход есть?

— Не знаю. А тебе зачем? — Снова этот подозрительный взгляд.

Я огрызнулся:

— Погулять хочу.

— Первокурсникам без сопровождения преподавателей выходить нельзя. Таковы правила.

— А если мне родственников навестить нужно?

— Не отпустят. Закрытое учебное заведение. Так герцог распорядился.

— Но мне очень нужно уйти, — отчаялся я.

Оливер посмотрел на меня с сочувствием.

— Что, очень надо?

— Очень!

— Можно попробовать через гостевой вход, но там привратница. Не выпустит. С ней не договоришься.

— А если подкупить?

— Чем? — Олли усмехнулся.

— А ночью?

— Ты и правда с Луны свалился, парень из Фегля, — он фыркнул. — Ночью невозможно! Да и запирается всё. Но даже если ты каким-то чудом выйдешь отсюда, то куда ты пойдёшь? Вокруг — Древний лес. А в лесу рыщут волкопсы, бродят чёрные медведи и подстерегают сухие спуны…

Олли нервно сглотнул, и глаза его наполнились страхом. Непонятно было, кто из перечисленного монстрятника пугал его больше всего.

— Чем тебе здесь плохо? КЧП, знаешь ли, не самое худшее учебное заведение. Даже одно из лучших. Да, места здесь глухие, но поступить сюда непросто. Кого попало не берут, способности иметь надо. Мы целый год готовимся к поступлению, занимаемся, а ты вот так — всё бросить и уйти. Или испугался трудностей? В университет тебя всё равно не возьмут. Куда пойдёшь?

— Ладно, — согласился я, не желая развивать эту тему. — Поживём — увидим.

— Правильно. Молодец, — Олли улыбнулся.

Лестницу мы домыли молча. А я размышлял. Надо бы узнать, где находится этот Фегль, и что за люди там живут. Чтобы при случае не пришлось врать, что я ещё и память потерял. Да! И надо бы выяснить, что это за КЧП такое. Пока я здесь как бы учусь.

Сгрузив помывочный инвентарь в коморку под лестницей, мы вместе с другими студентами отправились на занятия.

И как только очутились в большой мрачной аудитории с голыми стенами, уселись за грубые деревянные столы, на жёсткие деревянные скамьи, отполированные поколениями студентов за много лет до нас, я понял, что самый главный бред только начинается.

В аудиторию подпрыгивающей походкой вошёл сухой и желчный преподаватель, сморщенный, как усохший лимон. Он прыгнул за кафедру, смерил студентов недовольным взглядом и отрывисто поздоровался. Новоиспечённые студенты привстали со своих мест, как-то неуверенно, вразнобой.

«Господин Гимвирог», — кратко представился преподаватель, все сели, и он начал занятие.

Вернее, сначала он прочитал нам краткую лекцию о том, как надо себя вести. Минут на двадцать. А потом напомнил правила распорядка колледжа.

— Занудный тип, — прошептал Олли.

Гимвирог не реагировал на разговоры. Студенты вовсю шумели, а ему, похоже, было наплевать, чем они занимаются. Закончив речь, преподаватель выскочил из-за кафедры и раздал всем брошюрки с заданием, карандаши и бумагу. Половина аудитории к этому моменту уже дремала, другая половина тупо пялилась в потолок. Девушки за первым столом хихикали. За моей спиной громко и взахлёб обсуждали какого-то Хмука и прошедшие праздники. Знать бы, какие!

— МОЛЧАТЬ! — голос щуплого Гимвирога оказался оглушительно-громким.

У меня аж уши заложило. Остальные притихли, пригнулись и принялись выполнять задание.

Преподаватель с довольным видом уселся на стул перед кафедрой и углубился в какую-то книжку.

Я открыл брошюру и уставился на цветные картинки с изображением разных предметов. Нашёл инструкцию и начал читать… Стоп! Я понимаю, что здесь написано. Знакомые буквы, слова, фразы. Разве что предложения построены непривычно. Но это не особенно напрягало. Только сейчас до меня дошло, что я понимаю язык другого измерения и говорю на нём же, и читаю. Одно из двух. Либо в этом измерении говорят и пишут так же, как и в моём. Либо, попав сюда, я автоматически усвоил местное наречие и воспринимаю его как своё? Да какая разница! Всё равно одной проблемой меньше.

Я углубился в чтение инструкции, которая предписывала мне срисовывать картинки с брошюры в надлежащем порядке. И всего-то? Я насчитал двадцать картинок, взял карандаш, и почувствовал себя в младшей группе детского сада. Ерунда какая-то. Но, судя по виду остальных студентов, они относились к этому серьёзно, уйдя в работу и сосредоточенно шурша грифелями.

Я глянул в окно, за которым маячил уже порядком надоевший лес и принялся украшать листы своими каракулями. Дело в том, что я никогда не был силён в рисовании. Мне даже человечки-головоноги удавались с трудом…

Так прошло около двух часов. Благо у меня были часы. Кварцевые, на аккумуляторе. В начале занятий я их сразу поставил на девять часов. Правда, шли они почему-то в обратную сторону. Мне некогда было с этим разбираться, и я предпочёл приспособиться. Гораздо больше меня заботило, что будет, если их кто-нибудь увидит. Я же не знал, существуют ли в этом ненормальном мире часы. Поэтому приходилось их прятать… Интересно, а если и существуют, то как они выглядят?

Когда возле меня выросла приличная горка мятой бумаги, Гимвирог велел сдать подписанные работы. Я отдал свои «шедевры» последним. Преподаватель долго и пристально изучал рисунки, одобрительно кивая головой и улыбаясь, пока очередь не дошла до моих кривулей. Сперва он удивлённо замер, затем неуверенно пролистал и огорчённо покачал головой. Как я его понимал! Гимвирог сунул рисунки в папку, обвёл глазами аудиторию, как-то расстроено задал нам домашнее задание: мысленно нарисовать все эти картинки по памяти, к следующему занятию. Попросил собрать брошюры и ссутулившись удалился.

Ударил гонг. Началась перемена. Студенты вставали и выходили. Болтали и смеялись. Олли сосредоточенно хмурил брови, думая о чём-то своём. И я размышлял, глядя в окно. О том, как выбраться отсюда, и куда потом идти, — раз, и что это за КЧП такое, — два. Ну ладно, я конечно не силён в аббревиатуре, но и так понятно, что К — это колледж, П — это… что там Оливер говорил о «превращателях». Наверное П — это превращатели. А «Чэ»? В голову так и лезли разные мысли, одна смешнее другой. Если им верить, получалось — Колледж Чокнутых Превращателей. Забавно! Теперь я стал одним из них.

Гонг! Начало следующих занятий. На этот раз вошёл молодой преподаватель. Гладкий и холёный. Он надменно осмотрел притихших студентов и, не говоря ни слова, в отличие от Гимвирога, раздал брошюры со словами. А точнее с названиями предметов. Теперь в инструкции значилось, что к каждому слову надо нарисовать картинку. Более бесполезного времяпрепровождения я пока не встречал. Хотя наверняка у меня всё ещё впереди. И на этот раз нас ограничили во времени. Заодно я узнал, как в этом измерении выглядят часы. Огромными и песочными. Новый преподаватель вытащил их из-за кафедры и водрузил на стол перед студентами, и песок посыпался, отмеряя нам ровно полчаса.

Я нарисовал несколько жалких картинок, и мне в десятый раз вспомнилось, что глупее занятия не придумаешь. А в голове навязчиво стучало: «От чего сбежал к тому и прибежал. От чего сбежал…».

Получается, я всё же стал студентом. Пусть и не университета, а какого-то чокнутого колледжа в сером захолустье бредового измерения и против своей воли. Так, словно судьба посмеялась надо мной. Но в судьбу я не верил. И собирался всё изменить. А пока решил затаиться, не выделяться и узнать как можно больше об этом мире.

Я и не заметил, как пролетело время. Задумался и очнулся от удара гонга. Занятия закончились, и все отправились обедать в зал с камином и зеркалами.

Я с тоской посмотрел на жидкий супчик, в котором плавали разномастные и разнокалиберные кусочки чего-то несъедобного на вид, но всё же попробовал. По вкусу — картошка и морковка. Значит, есть можно.

На второе в тарелках появился (я уже ничему не удивлялся) варёный овощ, напоминающий репу, нарезанный кружочками и чуть сладковатый. От голода я проглотил всё, даже не думая о последствиях, и сожалея об утренней каше. Заел хлебом и запил водой. Остальные студенты тоже не особенно привередничали.

После обеда нас отправили в библиотеку за учебниками. Предварительно вручив пушистые метёлки, чтобы мы заодно могли смахнуть пыль со столов, книг и статуэток. Да в этом КЧП какое-то всеобщее пылеуборочное помешательство!

Библиотека… Огромное трехъярусное помещение с витражами. «Обитель Библуса!». Так было написано на дверной табличке.

Библиотека, как библиотека: стеллажи с книгами, столы, стулья, лампы. Седая библиотекарша, строго смотрящая на нас из-за конторки. А по стенам развешаны зеркала. Очень много зеркал. Только здесь они были овальные и гораздо новее, в отличие от коридорных. Зеркала висели повсюду, сверкая серебристыми поверхностями в роскошных золочёных рамах. Зеркала настолько намозолили мне глаза за утро, что я невольно задумался, какую же роль они играют в жизни колледжа. Наверное, очень важную, если не главную. Я даже подошёл к одному из них, изучая своё слегка помятое отражение, но тут Олли меня оттолкнул и предостерегающе заметил:

— Никогда не отражайся без надобности.

И утащил смахивать пыль со столов, за которыми сидели старшекурсники. Я узнал их и без намёков Оливера. По вальяжным позам, важному виду и насмешливо-снисходительным взглядам. И несложное поручение — вытереть пыль, обернулось для нас с Олли крупными неприятностями. Вернее, вонючими и скользкими. Всё, к чему мы прикасались, внезапно превращалось в кучки мерзкой гнили.

— Уроды, — сердито бормотал Оливер, когда мы отмывали и руки и метёлки в бронзовой чаше фонтанчика в виде лягушки, из пасти которой струилась вода.

— Развлекаются они! — ворчал он. — Будет у нас в конце года практика превращений, тогда я им устрою. Экзамены!

Я молчал, пытаясь в который раз осмыслить происходящее. Как они это делают? Сидят и посмеиваются, бессовестные рожи, любуясь на наши мучения.

Проследив за чистотой наших рук, библиотекарша выдала учебники. Пять потрёпанных книг, которые мы поспешно сунули в такие же потрёпанные коричневые сумки, пока их во что-нибудь не превратили. Сумки нам тоже выдали.

Остаток дня прошёл в приготовлении домашнего задания в зале с камином. Но первым делом я проверил на месте ли мой рюкзак. Я спрятал его утром в нише за бочкой с водой, прикрыв куском доски найденной там же. Рюкзак был на месте.

Я уселся у окна и наспех выполнил задание. Картинки воображать не стал, а слова нарисовал кое-как, чтобы отвязались. Я не собирался здесь надолго задерживаться. При первой же возможности сбегу. Затем пролистал учебники. Много картинок, минимум текста: инструкции, подписи, схемы, столбики со словами. Ничего полезного… Хотя, я наконец-то узнал, что означает это пресловутое КЧП. Прочёл на синих библиотечных штампах: Колледж Чудесных Превращений. Значит, здесь учат превращать и превращаться. Ну, вроде того. О таком я даже мечтать не мог. Н-да.

Один из учебников назывался «Свойства волшебных зеркал». Я просмотрел его и выяснил, что зеркала служат для превращения. Вот так-так! Где-то в глубине души я догадывался, но не верил…

«Рекомендовано Магисториумом Мистериума Страны Двенадцати и одобрено Серым герцогом» — значилось на внутренней стороне обложки. Ну-у, если уж одобрено местным «агентством по образованию»… А измерение, выходит, называется страна Двенадцати. Или это только его часть?

Вечер был посвящён болтовне ни о чём. В основном первокурсники делились сведениями кто они и откуда. Я слушал, но вопросов не задавал и в разговор не вступал. Попасть впросак я всегда успею, и что-то мне не хочется туда попадать.

На ужин была та же каша что и утром. Наверное, варили впрок. Хлеб. На этот раз даже с сыром. И вода.

Смеркалось. Зажгли свечи, подбросили дров в камин. Явился Мракобред с фонарём в руке. Поставил фонарь на стол и, часто моргая, заклокотал:

— Спать!! Быстро! Спать! — И захлопал руками точно крыльями. Ни дать ни взять — человек-птица.

Едва мы успели умыться, толкая друг друга под пристальным взглядом надзирателя, как клетки опустились на столы, открылись дверцы, мы выстроились перед зеркалами и…

Я не успел ничего понять, как очутился в клетке, и всё вокруг виделось через прутья другим — громадным, чёрно-белым и угловатым. Я ощущал себя пылинкой в огромном мире. Рядом понуро сидел другой зверёк, полосатый с пушистым хвостом, смахивающий на бурундука. Он равнодушно глянул на меня глазами-бусинками и свернулся в углу пушистым клубочком…

Я хотел закричать, но лишь зафыркал. Рванулся прочь, но дверца больно стукнула меня по носу. Я неожиданно смирился и беспомощно уселся на задние лапы. Я даже не знал, в какого зверя превратился и принялся разглядывать свои чёрные лапки с коготками. Наверное, в хомяка или суслика. Глянул в зеркало, но безрезультатно. Мракобред погасил свечи и унёс фонарь.

За окнами стемнело, по залу расползлась темнота, лишь зеркала тускло поблёскивали во мраке. Я свернулся в углу клетки по примеру зверька-соседа и попытался заснуть. Но несмотря на то, что я вымотался, уснуть мне никак не удавалось. А Луна светила в окошко, поворачиваясь коричневым боком. Потом и она уплыла, а я лежал и прислушивался как вокруг сопели, храпели и ворочались зверушки-первокурсники. Дно клетки было устлано соломой, которая хрустела, когда я шевелился. И в ту ночь я понял, что колючее одеяло предпочтительнее кусачих насекомых. Однако сон таки одолел меня, я пригрелся и забылся тягучим сном.

А на рассвете меня так стремительно вырвали из сновидений и выдворили со спального места, что я даже не успел насладиться блаженным неведеньем. Поэтому сразу осознал, что всё происходящее накануне мне не привиделось и не приснилось. И ещё больше утвердился в своём намерении бежать.

Лязгнув, клетки по очереди взмыли к потолку. Сначала первый ряд, потом второй, третий… И так далее. Я вновь увидел своё отражение в зеркале. Бледное, испуганное, взлохмаченное, с застрявшими в волосах соломинками. Решено! Дальше так продолжаться не может. А ледяная вода и скудный завтрак из вчерашней каши и чёрствого хлеба только укрепили мою решимость. Я дождался Мракобреда и сразу же бросился к нему, не давая опомниться.

— Уважаемый Мракобред!

— Что-оо?!

Н-да и ой, всё получалось не так, как я ожидал, но остановиться уже не мог. И пусть меня хотя бы выгонят отсюда, если не отпустят!

— Господин Мракобред.

— Ка-ак?!

Студенты вокруг мгновенно притихли и замерли, — кто-то, не донеся ложку до рта, а кто-то с куском во рту. Олли уронил тарелку, и она разбилась. А глаза у него стали круглыми, как у человека-птицы.

— Как ты меня назвал, щенок?!

— Мрако…

— ??!!!

— … бред. Вас ведь так зовут…

— Меня?! Что-то я напутал.

— Мракодур…

В последних рядах зашептались, кто-то приглушённо хихикнул, а надзиратель прожёг меня злым взглядом.

— Так как меня зовут? — истерично прокаркал он.

— Мракодур, — растерянно повторил я.

В толпе студентов засмеялись, но тут же испуганно притихли под убийственным взглядом надзирателя. А потом он схватил меня за шкирку и, встряхивая как мешок с картошкой, подтащил к аквариуму.

— Как моё имя, балбес? Говори!

Я попытался вырваться, но костлявая рука стиснула меня, будто клешня и воротник врезался в горло. Я захрипел и придушенно выдавил:

— Мракобес…

Надзиратель ослабил хватку. Я закашлялся.

— Не расслышал. Ну?! Как?! Громче, чтобы все поняли, — и угрожающе добавил:

— По буквам, иначе… Предупреждаю! Кто-то из студентов громким шёпотом подсказал мне:

— Мракодр…г, Мракодр…г…

Я едва расслышал, а надзиратель сразу вычислил нарушителя и тот, вскрикнув-пискнув, серой мышью в страхе заполз под стол.

— Мракодрыг! — уверенно провозгласил я, почти убеждённый в успехе.

— В карцер! — заверещал Мракобред и поднял меня над аквариумом.

Я на краткий миг увидел своё отражение — несчастное, барахтающееся и услышал слова надзирателя:

— Запомни, губошлёп. Меня зовут Мракодраг! Мракодраг меня зовут! Мрако-уодраоуогоу… оу…

Протяжно донеслось до меня, словно издалека. На секунду я ослеп и оглох, потерял память и ориентацию. А потом увидел зыбкий мир, колеблющийся огромными размытыми очертаниями.

Я оказался в аквариуме. Внутри прозрачного, но мутного куба. Сквозь зеленоватую толщу воды пробился слабый утренний свет, наполнив сиянием расплывчатые контуры зала. Раскачивая столы, камин, бочки… Я закричал, но не услышал ни звука. И глядя на разбегающиеся от меня пузырьки, понял, что стал рыбой. Так я узнал…

Глава 2 — самая разоблачительная, в которой я узнаю мрачные тайны Колледжа Превращений СЕКРЕТЫ КОЛЛЕДЖА

Я узнал…, что аквариум и есть карцер!

А ещё я выяснил, что рыбы сознания не теряют. Разумеется, обычные рыбы и так его не теряют, потому что у них сознания нет. Но ведь я стал необычной рыбой, разумной, и всё время таковой и оставался. Хотя иногда мне удавалось немного подремать.

В этом положении я пробыл три дня и две ночи. Я наблюдал. Поначалу вода мешала мне смотреть, а потом я приспособился и видел, как слегка расплывчатые студенты становились зверьками. Приходил Мракобред и начинался очередной день. Потом всё происходило в обратном порядке — появлялся Мракобред, студенты превращались в зверьков, и так по кругу. С ума сойти можно!

Или умереть со скуки. Но либо рыбы не умеют скучать, либо я слишком боялся умереть, вот и не скучал.

Заботливый Олли подкармливал меня хлебными крошками, а я ловил их в воде, чуть ли не выпрыгивая из аквариума. Наверное, это смешно выглядело со стороны. Но Оливер не смеялся. Он что-то говорил мне и сочувствовал. По крайней мере, так читалось сквозь мутную воду по его прижатой к стеклу физиономии.

В облике рыбы я научился здорово плавать, и часами гонял по аквариуму, пока никого не было рядом. А на второй день ко мне подсадили ещё двух провинившихся студентов. Так что грустить мне было некогда, ведь крошки теперь приходилось делить на троих.

Первое время новоявленные рыбки грустно жались в углу аквариума, а я их разглядывал. Они напоминали гупий. А вот интересно, в какую рыбу превратили меня? Хоть бы не в хищную. А то рыбьи инстинкты возобладают, и я от голода сожру этих робких гупёшек. Однако охотиться меня не тянуло, и я успокоился. Оставалось лишь надеяться, что тот рыжий бугай не загремит, в смысле, не плюхнется в карцер. Его уж точно превратят в полосатого барбуса. И это будет началом конца.

Но видимо, рыбы долго переживать не умеют. Поэтому уже на третий день моего пребывания в аквариуме мы с двумя освоившимися и повеселевшими «гупиями» плавали на перегонки. Мне даже начала нравиться такая жизнь. А что? Никакого полотёрства, никаких занятий и склизкой каши с недосоленным супчиком и, самое главное, — Мракодур на суше. Одного я боялся, что разучусь думать своими наполовину рыбьими мозгами.

Зря боялся. Вечером третьего дня к аквариуму подошёл надзиратель и освободил меня. Крибле, крабле, бумс! Или что там у них — у «превращателей»? И я уже стоял мокрый до последней нитки, щурился и дрожал. Подо мной на полу в два счёта натекла лужа, и я чихнул.

— Убрать! — проорал Мракодур, а когда две первокурсницы бросились за тряпками, спросил:

— Ну как? Теперь запомнишь?

— Мрак-ккод-драгг, — трясясь от холода и пережитого шока, простучал я.

Пол вытерли, а я повторял его имя, пока не высох. Удовлетворённый Мракодраг превратил меня в зверушку вместе с остальными, и я радовался этому как ребёнок.

А на утро поинтересовался у Олли, — какой хоть рыбой был. Тот пожал плечами.

— Да не разбираюсь я в рыбах этих, но не золотой — это точно. А вот по ночам ты — хорёк.

Утешил, блин!

В этот же день я пожалел, что даже не пытался выполнить задание Гимвирога. Он устроил нам контрольную по всему пройденному материалу. Всего за один час нужно было нарисовать шестьдесят рисунков по памяти! Только копировальному аппарату такое под силу! Или студентам первого курса колледжа «превращателей». С заданием справились все, кроме меня. Я сдал пустые листы, получил неуд и вдвое больше картинок в качестве дополнительных занятий.

Расстроенный я пришёл на следующую пару. А молодой учитель, которого кстати, величали Киппегом, с гаденькой улыбочкой осведомился «хорошо ли я отдохнул» и выдал мне особые брошюрки со словами. Абстрактного содержания! То есть, я должен был нарисовать безмолвие, покой, неистовство, милосердие…

Да что этот препод знает о милосердии?! Киппег так издевательски усмехался, что я не выдержал и взбунтовался, швырнув эти слова прямо ему в лицо. Тот перестал смеяться, побледнел и велел мне выйти, а потом задержаться после занятий.

Так я остался без обеда и нарисовал ещё десятка три отвлечённых понятий. Не знаю, что там у меня получилось, но когда я сдавал работу, Киппег ухмыльнулся, бегло пробежав глазами мои каракули. А потом серьёзно заметил:

— Полагаю, Вы усвоили урок, и на этот раз обошлось без карцера.

При упоминании о карцере меня передёрнуло. Однако я дерзнул спросить:

— А зачем мы всем этим занимаемся — слова, картинки? Как это пригодится «превращателю»? Преподаватель поморщился и покачал головой.

— Не тупите, юноша. В правилах для поступающих указаны качества, необходимые «превращателю». И главное — это умение представить то, во что собираешься превращать или превращаться. До мельчайших деталей. Образы, образы и ещё раз образы.

— Но как можно представить безмолвие? — продолжал упорствовать я. Киппег прищурился.

— Вы ещё много не понимаете. Но в одном Вы правы — это не каждому дано. Но Вы обязаны уметь это в совершенстве, хоть расшибитесь, уже к концу четвёртого курса. Иначе, не сдадите экзамены. Хотя эти упражнения предназначены для третьего курса. Я задал их Вам специально, чтобы Вы поняли всю серьёзность обучения в колледже и ответственность «превращателя». Это вам не рожи перед зеркалом корчить. Одно неправильное представление и результаты могут оказаться плачевными, а Ваш статус под угрозой. Магисториум не простит. Идите и учитесь усердней.

«Всё равно это полная ерунда, — думал я, торопясь в зал с камином. — Что ж, голодным из-за этого сидеть? А мне ещё кучу заданий делать».

На обед я, конечно, не успел, но Олли припас мне бутерброд с брюквой, и я от души поблагодарил его, всё ещё злясь на преподавателя. А когда мы рисовали, Олли посмотрел на мои неудачные попытки и удивился:

— Ты что, совсем рисовать не умеешь?

— Абсолютно, — зло ответил я, продавливая бумагу карандашом. — Глупости всё это.

— Не скажи, — Олли нахмурился. — В колледж берут только тех, кто хорошо рисует. Срисовка и изображение по памяти входит в экзамены. Как ты вообще сюда попал с такими-то, хм, задатками?

И тогда я не выдержал и рассказал ему всё. Почти всю правду о том, как я оказался в КЧП. Умолчав, что я из другого мира. Таинственный город Фегль по-прежнему был моим козырем.

— Понимаешь… Я не захотел ехать в университет, сбежал из дому, путешествовал, потом заснул в лесу и очутился здесь… Я постучался и…

— Значит, тебя приняли по ошибке?

— Да, и мне нужно вернуться домой. Я даже готов учиться в университете. Здесь мне не нравится!

— Охо-хо, — Олли проникся ко мне сочувствием. — Чтобы уйти отсюда, нужен надёжный провожатый. Слушай, а ты хоть что-нибудь помнишь? Ну, как ты переместился.

— Совсем ничего не помню. Я же спал.

— Н-да. Никому такое не под силу. Разве что Держателю Измерений, — Олли вдруг осёкся, зажал рот рукой и огляделся.

Однако нас никто не слышал, все занимались своими делами. И больше мы к этому разговору не возвращались. Но после этого ещё больше сдружились. И поддерживали друг друга. Олли замечательно рисовал и помогал мне делать задания.

Шок прошёл, первые впечатления улеглись, и я уже понимал, что выйти из замка мало, надо ещё как-то попасть домой. Хотя попыток выбраться не оставлял. Но вскоре обнаружил, что бесполезно. Не единожды вылезал в окно, но костлявые деревья загоняли меня обратно, а в ушах ещё долго звучал волчий вой, доносимый холодным ветром. Я не нашёл ни одного запасного выхода из замка, а парадный всегда был заперт и охранялся неподкупной привратницей.

Тогда я попытался купить свободу на зажигалку. Н-да. Трудно было поверить, что эта миловидная девушка способна так истошно визжать, призывая надзирателя. А я — бегать со сверхзвуковой скоростью. Мне удалось скрыться раньше, чем визгливые звуки достигли ушей Мракобреда.

В итоге, все двери, что мне удалось найти и открыть, вели либо в другие помещения, либо во внутренний двор замка, где студентам разрешалось гулять после обеда. И когда я впервые увидел мрачные башни и неприступные стены, то просто растерялся.

Замок выглядел огромным и зловещим. Замшелые бурые камни, кованые двери в грязноватых потёках, узкие бойницы и угрюмые витражи, словно всевидящие глаза замка за непроницаемыми очками… Они смотрели во двор уже сотни лет и всё замечали.

А посреди разбитого двора торчал покосившийся колодец. Он был давно заброшен, и в нём обитали летучие мыши.

По углам, за сваленными в кучу камнями, росли чахлые деревья, а возле стены возвышался громадный амбар с сеновалом и хозяйственными клетушками…

Вечером в закатном небе отпечатывались чёрные шпили. И арочные своды, украшенные зеленоватой лепниной, окроплялись сиянием уходящего солнца словно каплями крови, и скульптуры крылатых идолов, скалившиеся повсюду, будто оживали… Всё это нависало и надвигалось как в кошмарном сне, а в вышине стремительно проплывали хмурые тучи, изредка обнажая меркнущее небо.

В какой-то момент я смирился, а иногда мне начинало здесь нравиться. Особенно после того, как к нашей маленькой компании примкнул Тим.

Тим был второкурсником и, так же, как и я, терпеть не мог колледж, мечтая убежать. Он стал изгоем среди однокурсников, и они постоянно издевались над ним. Поэтому мы и познакомились. Короче, дело было так.

Как-то раз я шёл из библиотеки, и увидел на подоконнике булку. Точнее — крендель. Румяный, аппетитный, с глазурью; тепло пахнущий ванилью. В зеркале он не отражался, поэтому я прихватил лакомство с собой, чтобы поделиться с Олли. Я же не мог съесть булку без него. Особенно после препаршивейшего обеда. Однако Олли не доверял колледжу, а тем более его обитателям и предложил подождать. Украдкой глотая слюни, мы спрятали булочку в укромное место — под стол, и, приблизительно через полчаса, оттуда вылез растрёпанный студент и забористо выругался.

— Чего? — мы с Олли недоумённо переглянулись.

— Это я не вам, — пояснил он без тени смущения и в его зелёных глазах зажглись озорные огоньки. — Я про этих придурков со второго курса. Вот фокусники! Хорошо хоть не научились надолго превращать. А вам спасибо, что не съели меня.

В тот момент меня чуть не стошнило, когда я представил — что могло очутиться в наших желудках. Вернее — кто. А ведь я ещё боролся с искушением отщипнуть кусочек от кренделя, пока нёс его Олли. Бяяяя!

Нам повезло. А Тимми — весёлый и бесшабашный, знал множество смешных и страшных историй из жизни колледжа. А ещё он был специалистом по пакостям и приколам. И не раз под его чутким руководством мы зашивали штаны старшекурсникам, подвешивали вёдра над дверью проректора, выливали воду из аквариума, подсыпали птичий корм в тарелку Мракобреда. И мазали зеркала на втором этаже зубной пастой (в рюкзаке у меня завалялся тюбик, а зубы здесь чистили мятными палочками и порошком). В общем, дурачились как могли. Тим взял на себя роль лидера, хотя был младше меня.

Да! Кстати! Выяснилось, что первокурсникам колледжа на самом деле по пятнадцать-шестнадцать лет. По разговорам Олли и Тима, я понял, что обучение в обычной школе чтению, счёту, письму и прочим нехитрым премудростям заканчивалось в четырнадцать лет. А потом на год или два подростки становились учениками мастеров, чтобы изучить самые азы ремесла и подготовиться к поступлению.

Я вот тоже так хотел, только в своём мире, в дядькином агентстве, пока… Обычно эти воспоминания вызывали у меня хандру.

Дружба с Тимми оказалась нам очень полезной. У него не ладилось со сверстниками, но зато он подружился с местной кухаркой, и она периодически подкармливала нас кусочками пирога с мясом и шпинатом и угощала компотом. А ещё мы с Тимми были практически одного роста, и он одолжил мне кое-какую одежду из своего гардероба, чтобы мой «феглярский» вид не бросался в глаза. Поскольку преподаватели и студенты начинали ко мне присматриваться.

Однажды Тим признался нам, что совершенно не умеет превращать, тогда как его однокурсники уже делали некоторые успехи.

Да уж! Видали мы эти успехи — в образе швабры. Тим заявил, что хочет быть «алхимиком».

— А чего ты здесь второй год торчишь? — как обычно удивился Олли.

— Я типа потомственный «превращатель». У нас династия, — скривившись объяснил Тим. — Мой прадед был «превращателем», потом дед и отец, а меня никто не спрашивал.

«Ну, прямо как и меня», — подумал я

— Только никакой «превращатель» из меня не получится. Я позор нашей семьи, — грустно заключил Тим. Олли покачал головой.

— А как ты вообще сюда поступил?

— Ха! Поступил, — усмехнулся Тим. — Ничего я не поступал. У моего отца договорённость с ректором.

— В смысле? Взятку дал что ли? — я мыслил реалиями своего мира.

— Тссс… Тихо, — Тим вытаращил глаза. — Это запрещено. Если кто узнает, отцу несдобровать… А я всё равно буду алхимиком. Когда-нибудь я отсюда сбегу, — мечтательно сказал он. — Но одному страшновато.

После этого мы не раз строили планы побега, сидя где-нибудь под столом и уплетая гостинцы от сердобольной кухарки.

Понемногу я привыкал, и даже занятия становились для меня интересными. У нас добавилось предметов и преподавателей. Среди них были даже совсем ничего — интересно рассказывали, помогали и не шпыняли.

Огни большого города снились мне всё реже и реже. Более реальным казалось то, что я живу здесь, учусь на «превращателя», а по ночам превращаюсь в хорька или другую зверушку. Может я и есть зверёк, а днём превращаюсь в студента… Стоп! Ну что за идиотские мысли?!

И всё бы ничего, но меня терзала тоска по прежней жизни. Я скучал по скейтборду, компьютерам и родителям. И меня беспокоило то, что мои часы шли в обратную сторону. Изредка глядя в обычное зеркало, я отмечал, что вроде бы помолодел. Возможно, это только казалось, никто бы не мог измениться за такое короткое время. Однако я опасался, что вместо девятнадцати мне в будущем году снова исполнится семнадцать, со всеми вытекающими последствиями.

Итак, третья неделя моего обучения или заточения подходила к концу. После обеда мы втроём сидели в библиотеке, и пока несколько первокурсников за кухаркины пирожки смахивали за нас пыль со столов, Тимми рассказывал нам леденящие душу истории. На этот раз очередь дошла до Мракобреда. А всё началось с того, что я высказался по поводу неразберихи с его именем.

— Это потому, — объяснял Тимми, — что ему всё время дают разные прозвища. Каждый год — новое. Все уже и забыли, как его зовут на самом деле. Одни думают, что Мракобред, а другие, что Мракодур. Поэтому лучше обращаться к нему — господин надзиратель.

— Неприятный он тип. Жуткий. И на птицу похож, — сказал я.

— Так он, типа, того, и есть, — начал Тим. — Наполовину птица.

Мы с Олли тут же превратились в слух. Фигурально, а не буквально.

— Ну-ка, ну-ка.

— Говорят, — Тимми понизил голос. — Что раньше он был обычным «превращателем» и принимал птичий облик.

— И в каких птиц он превращался?

— В разных — в сов, беркутов, а чаще всего — в чёрного грифа. И его постоянно посылали с вестями к серому герцогу.

— Погоди, — перебил Олли. — Почему он? А как же стрелки?

— А, — Тимми махнул рукой. — Последний стрелок сбежал отсюда лет пять назад. Рассказывали. Стрелки они ведь вольные! А какая здесь воля? Особо не разгуляешься.

«Ага! — подумал я. — «Превращатели», «написатели», «алхимики». А теперь ещё и «стрелки».

— Ну, дальше, дальше! — от нетерпения Олли подпрыгнул.

— Разговорчики! Вы-го-ню.

Седая библиотекарша строго глянула в нашу сторону. И мы с Олли сделали вид, что срисовываем с учебника зрительные иллюзии, а Тимми — что зубрит этапы превращения.

Чуть погодя библиотекарша отвлеклась на протиральщиков столов и потеряла бдительность. А мы возобновили разговор.

— Значит так, — продолжал Тим. — Случилось это восемь лет назад. Как-то раз ночью Мракобред превращался в грифа, лампа неожиданно погасла, он оступился, нечаянно попал клювом по зеркалу, и оно треснуло.

— Ого! Бедняга, — Олли покачал головой, а я вопросительно взглянул на Тимми.

— И что?

— Да ты что! — шёпотом воскликнул Олли. — Если зеркало треснет в момент или сразу после превращения, особенно пока ты там отражаешься — навсегда застрянешь в превращении. Станешь ни то, ни сё, как будто наполовину превратился.

— Это и произошло с Мракодуром, — кивнул Олли. — Теперь он — человек-птица. Но это ещё не всё. Теперь каждую ночь он становится полностью грифом, а утром наполовину превращается обратно. Побочный эффект.

Мне почему-то стало жалко надзирателя, но я тут же вспомнил про аквариум, и жалость испарилась.

— А почему он не воспользуется другим зеркалом?

— Не поможет. «Застревание» необратимо.

— Треснувшее зеркало, — в ужасе прошептал Олли. — И что может быть хуже?

— Грязное? — предположил я.

— Разбитое, — возразил Тим. Олли вздрогнул.

— Это самое страшное. Я даже думать боюсь, что при этом происходит с «превращателем».

— А что такого? И так все знают, — Тимми был знатоком всех местных ужастиков. — Исчезает бесследно и все дела. Такое, поговаривают, с прежним ректором случилось. Зеркало разбилось, и он пропал, как в воду канул. До сих пор не нашли.

— Н-да, рисковая профессия, — заметил я. — Пора уносить отсюда ноги.

— Да я бы с удовольствием, — Тим усмехнулся. — Но как достать ключи от главного входа. В чащу соваться не стоит, — я дороги не знаю, а вот за главным входом начинается серый тракт.

— А что если поговорить с привратницей?

— Ты уже поговорил.

— Ну так теперь ты попробуй. Она — милая девушка.

Тут Тимми расхохотался во весь голос, и библиотекарша всё же нас выгнала. Поэтому договорили мы в коридоре.

— Она такая же милая девушка, как Библус — человек, — держась за живот хохотал Тимми.

— Это почему? — не понял я.

— Ты где находишься, чудак? Это же колледж «превращателей». Дряхлая она и страшная, как спуна. А милая девушка — это только её облик. Поддельный. Усёк?

Выходит, я напрасно кидал на неё нежные взгляды?! Ну что за место такое? Ни в чём нельзя быть уверенным. Что ж, теперь буду держаться от неё подальше.

— А кто такой Библус? — поинтересовался Олли, и я тоже вспомнил вывеску над библиотекой. Тимми усмехнулся.

— Это библиотечный фантом или дух.

— То есть, привидение?

— Нет, все приведения раньше были людьми или животными, а Библус человеком никогда не был. В библиотеке уймища книг, и половина из них написана прирождёнными волшебниками. А когда много таких книг собирается в одном месте — происходит выброс магии. Так и получается Библус. Сгусток энергии в виде фантома. Неприятнейшее существо! Смотри, не зли библиотекаршу и возвращай книги вовремя. Иначе за дело возьмётся Библус. А если вдруг порвёшь страничку или корешок, или запачкаешь — эта тварь будет преследовать тебя везде, превращаясь в мерзких чудищ из этих самых книг. Пока не исправишь содеянное. Лучше ему не попадайся.

— Ну и порядки…

— Это ещё что! Один незадачливый первокурсник вырвал листы из книжки. Хотел шпору сделать. Так его фантом целый час по библиотеке гонял, срывая одежду. Потом бедолага еле от него отделался, оставшись, в чём мать родила. Так парню ещё и Мракодур нагоняй устроил. Да уж, не жизнь, а сказка. Страшненькая только.

Мы на время забыли о побеге. А вскоре на нас обрушились нежданные новости. Через четыре дня к нам приезжал с инспекцией сам Серый герцог.

— Рано он чего-то, — заметил Тимми. — Каждый год заглядывает после охоты. У него охотничий домик недалеко отсюда. Но обычно — гораздо позже. Наверное, охота не задалась…

Так или иначе, но весь колледж был поднят на уши. Ведь на подготовку к визиту герцога оставалось мало времени. Первым делом всех студентов и преподавателей собрали во внутреннем дворе. И перед нами выступил сам ректор. До этого мы его никогда не видели. Проректора, — толстенького низенького и вечно суетливого, — мы хорошо знали. Он маячил перед нами постоянно со своими нравоучениями, а про его холмистую лысину, обведённую кустарником из волос, сочиняли анекдоты. Поэтому мы и ждали, что появится ещё кто-то более уморительный и смеясь обсуждали это.

Во дворе замка толпились студенты и преподаватели. Мы втроём заняли самую выгодную позицию, устроившись на крыше сарая. Оттуда хорошо просматривались — и взволнованные учителя, в нетерпении толкущиеся у крыльца главной башни, и толкающиеся студенты, орущие на манер — «кто кого переорёт».

А неподалёку от нас на не очень чахлом дереве, словно синички на ветке устроились рядком три девчонки. Они шушукались и хихикали, поглядывая на нас, а мы загадочно улыбались.

— МОЛЧАТЬ! РЕКТОР! — оглушительно рявкнул Гимвирог. Громкоговоритель он проглотил, что ли?!

Все замолчали буквально на полуслове, полусмехе, полукрике, как будто резко выключили звук. Тяжёлая деревянная дверь главной башни распахнулась и на крыльцо… тут мы вытянули шеи… вышел высокий темноволосый красавец со жгучим взглядом. Девчонки на дереве заохали и заахали. А раскрасавец тряхнул чёрными кудрями, и они рассыпались по плечам; обвёл притихшую толпу обворожительным взглядом, и девчонки семечками посыпались с ветки.

Что поделать? Женщины! Им частенько нравятся именно такие вот темноволосые, смуглые и жгучие красавцы. Сидят теперь и млеют под деревом. Но мы-то не девчонки, и поэтому сразу же захотели устроить этому красавчику какую-нибудь пакость. Особенно, мы с Тимми.

И пока он до безобразия слащавым голосом заливал «какая нам выпала честь», мы замыслили и обсудили по меньшей мере десятка два гадостей, включая и зубную пасту, и зашивание штанов. Жаль, я скотча с собой не захватил.

Потом ректор на редкость эффектно удалился, взметнув полы красной мантии, и Гимвирог своим «встроенным громкоговорителем» разогнал всех студентов по местам. А преподаватели ушли сами.

А на следующий день началось! В общем, всё, что случилось дальше, произошло по вине Серого герцога, или вернее из-за его приезда. Так что, это событие оказалось роковым. Только вот уж не знаю, для меня или для колледжа.

В замке с утра царила суматоха. У младших курсов отменили занятия. Но ничего хорошего в этом не было. Потому что третий курс освободили от уборки. Они, наряду с четвёртым и пятым, должны были демонстрировать свои достижения герцогу и готовить представление.

— Говорят, пятикурсники покажут множественные превращения, — сообщил всезнающий Тим.

— Это как? — поинтересовался я.

— Ну, это когда зеркало напротив зеркала, и получается множество отражений, — попытался объяснить Тим. — Вроде бы так. Только это очень опасно.

— А откуда ты знаешь? — удивился Олли.

— Стащил из библиотеки учебник для пятого курса, — усмехнулся Тим.

— А Библус?

— Ну, именно так я с ним и познакомился.

Всю протирку зеркал взвалили на второкурсников, а помывку коридоров на нас.

— Чтобы к приезду его светлости всё блестело! — распорядился Мракобред.

Поэтому мы с Олли мыли коридор на третьем этаже, недалеко от проректорского кабинета. Третий этаж почти ничем не отличался от первого, разве что казался чище, а на стенах между относительно новыми зеркалами висели гобелены с изображением людей и животных. Один меня особенно поразил: измождённое чудовище с человеческим лицом вылезло из скелетообразного дерева и обвивало кривыми щупальцами, похожими на ветки спящего мужчину в короне… Н-даа… Картина явно была из серии «голодные сны бедного студента».

Вскоре, после созерцания ещё пары таких картин, я предпочёл уставиться в намыленный пол.

Да-да, вы не ослышались, и вам не привиделось. Мы мыли полы с мылом. А Тим за два поворота от нас протирал зеркала.

А когда мы устали и отдыхали, привалившись к стене, послышался стук каблучков, и из-за поворота выскочила привратница с подносом в руках. Она несла второй завтрак для проректора.

— Чего уставились, бездельники?! Живо мойте, сейчас Мракобред придёт проверять.

— Спасибо, что предупредила, — буркнул Олли, остервенело намыливая тряпку…

И в этот момент где-то внизу что-то грохнуло, зазвенело, — оттуда раздался душераздирающий вопль и прокатился по замку. Привратница вздрогнула. А крик повторился. Внизу забегали и заголосили:

— ААААА! ААААА! Кто-нибууууудь!

— Да что же это такое! — воскликнула мнимая девица. Огляделась, подбежала к нам и, сунув мне в руки поднос, велела:

— Отнеси это проректору и сразу же назад. Понял? — и убежала, дробно стуча каблучками. Притворщица!

Я кивнул. Посмотрел на Олли, пожал плечами и понуро отправился выполнять поручение. Но не успел я дойти до проректорской двери, как она распахнулась, и из кабинета подобрав полы мантии, пузатым мячиком вылетел проректор, прокатился по коридору и запрыгал по лестнице.

Внизу снова завопили. И проректор перепрыгнул сразу через пять ступенек — догадался я по смачному шлёп и жалобному «Уй!»

Поскольку дверь он не запер, то я воспользовался этим и проник в кабинет. Так даже лучше, встречаться не придётся. А то во время нашей последней встречи он как-то подозрительно на меня косился.

В кабинете проректора не было даже зеркал. Так, — не кабинет, а одно название. Стол, стул, шкаф. Я поставил поднос на стол и уже собрался выйти, как вдруг заметил оттопыренную штору в глубине комнаты. И что меня дёрнуло?!

За шторой оказалась приоткрытая дверь. А за дверью узкий коридор, освещённый настенными светильниками. Он поднимался вверх и заворачивал, огибая башню. Ух ты! Таинственный путь… Проклятое любопытство!

Я не мог не посмотреть, куда он ведёт. И коридор привёл меня в другую комнату побольше и пороскошнее, а там я нашёл ещё несколько дверей. Треть комнаты занимала кровать под балдахином, а напротив красовался резной комод. Но не они привлекли моё внимание. Вся комната была уставлена и увешана зеркалами — круглыми, квадратными, овальными; большими и маленькими; в рамах и без рам. А посреди комнаты на медной подставке возвышалось нечто, накрытое чёрным покрывалом.

Заинтригованный я протянул руку и вдруг услышал громкое сопение и шаги из коридора позади себя. Так я же только что пришёл оттуда!

Я заметался словно зверь в клетке (благо навык у меня имелся), забегал, дёргая ручки дверей, но ни одна из них не поддавалась. Попался! Загнали в ловушку!

Шаги и сопение раздавались совсем близко, и в последний момент я метнулся под стол с висящей до пола плюшевой скатертью. Хоть бы у меня не было аллергии на плюш, бахрому и пыль!

В комнату кто-то вошёл и торопливо просеменил мимо стола. Я осторожно выглянул из-за плюшевых складок. Посреди комнаты стоял проректор. Со своего места я отлично видел, как он сорвал с подставки чёрное покрывало, и под ним оказалось круглое зеркало в узорчатой раме.

Проректор покрутился, осматривая себя со всех сторон, провёл рукой по зеркалу, и оно вдруг прямо на моих глазах вытянулось, постепенно увеличиваясь и вмещая в себя всего проректора… И диаметр моих глаз тоже резко увеличился.

А через секунду никакого проректора в комнате не было. В зеркале отражался высокий красавец со жгучим взором. Опа-на! И кто бы мог подумать?! Ректор?! Так проректор и есть ректор? Или ректор — это проректор? Так это один и тот же человек? Или нет?

Пока я сидел и соображал, к зеркалу вернулись прежние размеры, а новопревращённый ректор набросил покрывало обратно и, звякнув ключами, стремительно вышел через другую дверь. Кажется, она вела в коридор.

Я немного подождал и выбрался из-под стола. Первым моим побуждением было немедленно бежать вниз, найти Олли и Тима и всё им рассказать. Вот бы мы посмеялись! Но меня словно магнитом притягивало чёрное покрывало. И зеркало под ним. Словно какая-то зеркальная дыра. Никто в колледже не упоминал о том, что зеркала могут увеличиваться или уменьшаться в размерах. Я приблизился и откинул покрывало.

Зеркало действительно выглядело немного необычно. Оно блестело и переливалось в свете ламп в старинной на вид серебряной раме, немного почерневшей от времени. Сама рама была искусно свита из металлических веточек, переплетённых с вензелями «К.Ч.П» и «Н». Поверхность зеркала словно искрилась, и от неё исходило слабое свечение. Я дотронулся до него кончиками пальцев…

— Эй! Ты кто? — раздался хриплый ворчливый голос.

Я вздрогнул, отдёрнул руку и в страхе обернулся. Никого. Слуховые галлюцинации? Приехали! Приплыли, прибежали. Н-да. Я всё-таки свихнулся.

— Чего вертишься, как ведьмина сковородка?! Я перед тобой, — раздраженно заметил кто-то.

На этот раз я точно слышал: голос шёл от зеркала. Я посмотрел туда и увидел своё офигевшее отражение. Смешно. Как будто я ожидал, что увижу там другого человека, который сидит в зеркале и разговаривает со мной.

— Кхе-кхе-кхе, — прокашлялся говоривший и спросил уже более благозвучно. — Ну, и кто ты такой?

Это и вправду говорило зеркало. Вернее голос звучал из зеркала, и его поверхность при этом заметно мерцала.

— Ты что, немой?

— Н-нет…

— Ну хоть что-то. Я-то уж думал, что не повезло — и так молчал целых восемь лет, а как выпала возможность поговорить, собеседник немой попался. Обидно было бы. Ты кто?

— Э…Кеес…

— Я не спрашиваю, как тебя зовут Э-кеес. Я хочу знать, что ты здесь делаешь. Первокурсник?

— Д-да.

— И как тебе здесь?

— П-паршиво.

— Прекрасно!

— Ч-что?

— П-прекрасно. У меня для тебя работа.

Удивил! Последнее время я только и делал, что работал.

— К-какая?

— Потом расскажу. А сейчас надо торопиться. Этот прощелыга может явиться с минуты на минуту. Так, возьми вон то зеркало.

— К-какое?

— Тебя что, заело? К-какая, к-какое. Любое! Которое сможешь поднять. И поживее!

Его язвительность мигом излечила меня от заикания, оторопелость прошла, и я взбрыкнул:

— А с чего это вдруг?!

— Потому что без меня ты отсюда не выберешься.

— Посмотрим…

Я спустился вниз и обнаружил, что он прав. Мнимый ректор запер и эту дверь. Мне ничего не оставалось, как вернуться назад.

— Ну! Берёшь зеркало? Или оставайся и до конца жизни плавай в аквариуме.

— Откуда…

— И не спрашивай!

— Сначала я хочу знать, что это за работа? — не сдавался я.

Зеркало хмыкнуло.

— Ничего сложного. Заберёшь меня отсюда и доставишь в Королевский город к магистру Линкноту. За хорошее вознаграждение. Магистр тебя отблагодарит.

— А почему я должен тебе верить? — Сердце моё радостно забилось, но я боялся угодить в ловушку.

— Я тебя не обманываю. А магистр Линкнот — прирождённый волшебник. Он выполнит любую твою просьбу, в обмен на меня.

— Но как ты, вернее я, выйду отсюда? Всё заперто и…

— Положись на меня. Ну, давай, бери зеркало.

Я схватил с комода первое попавшееся. Руки у меня дрожали от волнения. Наконец-то я могу сбежать отсюда!

— Ну-ну! Не отвлекайся… Теперь направь на меня.

— Вот.

Секунда, и в руках у меня — зеркало-близнец говорящего.

— Тэ-эк. Я конечно не в форме, но этого хватит надолго, и трое суток меня… нас никто не хватится.

Затем Зеркало уменьшилось до размеров карманного. В точности как у моей сестрицы в сумочке. С таким она никогда не расставалась, ни при каких условиях.

— Теперь положи меня в карман, чтобы никто не увидел. Я ещё могу сделать так, что кроме тебя меня никто не услышит, но исчезать не умею… Нет! Подожди! Сначала подойди вон к той двери. Не-ет, к другой. Правильно. Теперь наставь меня на замок. Молодец. Хорошо. Умница.

Секунда, и на месте замка образовалась большая круглая дыра.

— Открывай! Та-ак. Теперь проделай то же самое, только с другой стороны.

За дверью оказалась ведущая вниз лестница.

— Спускайся.

— А что там?

— Коридор в заброшенной части замка и чёрный выход. Но сначала мы заглянем в кладовые и запасёмся провизией. Для тебя. Путь предстоит неблизкий.

— Наконец-то!

— Тогда вперёд!

— Стоп! — Я резко затормозил и чуть не скатился с лестницы.

— Чего там?

— Я никуда не уйду без Тима.

— А кто это?

— Друг. И Олли надо предупредить.

— А это обязательно? Мы спешим.

— Иначе останешься здесь. Как мне попасть на третий этаж? Наверное, парни ещё там. Моют.

— Вытащи меня из кармана — покажу.

Так, пользуясь подсказками Зеркала, которое тайком смотрело из-под моей руки, я добрался до третьего этажа. Ну и лабиринты!

— А чего это все бегают? — поинтересовалось Зеркало.

— Так герцог через четыре дня приезжает?

— О нет, — простонало Зеркало. — Вот это уже плохо.

— Почему?

— Почему-почему. Так у нас в запасе была бы неделя. А так — четыре дня. Через три — они увидят, что на подставке другое зеркало. А тут и герцог нагрянет…. Ладно. Всё равно удобного случая может больше не представиться. Рискнём и прорвёмся.

Тут я увидел друзей. Они сидели у стены и лениво возили тряпкой и губкой — один по стене, а другой по зеркалу.

— Обо мне ни слова! — воскликнуло Зеркало.

— Ладно… Притомились?

— Где тебя носит?! — Оба вскочили с недовольным видом.

— Есть новости. Идёмте скорее.

Мы спустились в пустующий зал с клетками. Все были на уборке или во дворе. Я достал рюкзак и стал запихивать в него свои вещи, в которых явился из дома. Потом я проверил в порядке ли набор туриста. Друзья непонимающе смотрели на меня.

— Ну? — не выдержал Тимми.

— Мы уходим, — я радостно повернулся к ним.

— Правда?! Ты нашёл способ! — Тимми просиял, а Олли резко погрустнел. Я боялся на него смотреть. И мне тоже стало грустно.

— Так мы и правда уходим? — Тимми чуть не прыгал.

— Да. И немедленно. Иди собери вещи.

— Да какие вещи?! Они в привратницкой. — Действительно, здесь была только старая рубашка Тима. И тёплые куртки.

Я наполнил водой походную флягу из туристического набора и направился к выходу.

— Пошли.

Украдкой выставив перед собой бормочущее Зеркало, я уверенно двинулся вперёд, а Олли с Тимом за мной. В беготне и суматохе на нас никто не обращал внимания. Вот только бы не столкнуться с Мракобредом!

Так мы вернулись на площадку перед заброшенным коридором и кухонным блоком замка. С помощью Зеркала я открыл замок, и мы оказались в просторной кладовой.

И у нас вырвались восхищённые возгласы. Широкие полки от пола до потолка были уставлены корзинами, коробками, мешками и ящиками, с продуктами.

— Бери хлеб, сухари, сушёные овощи, солонину и сыр, — посоветовало Зеркало. — Они долго не испортятся.

Я набил рюкзак доверху. А Тим сложил продукты на разостланную рубашку и завязал её на манер котомки. Мы и Олли уговорили взять, хотя бы немного.

— А как ты открыл дверь? — запоздало полюбопытствовал Тим, когда мы уже шли к чёрному выходу.

— Потом расскажу. Но Оливер пока так не сможет.

— А я и не буду, — печально откликнулся тот.

Мы дошли до конца заброшенного коридора и остановились перед затянутой паутиной дверкой с амбарным замком.

— За ней лес, — объяснило зеркало. — Прямо от порога тянется секретная тропа. Всего две лиги по лесу, и тропинка выведет нас на Серый тракт, а там посмотрим.

Олли вздохнул:

— Значит всё? — Мне показалось, что он сейчас заплачет.

— Идём с нами.

Олли затряс головой.

— Не могу.

— Ну чего ты, дружище! — Тим хлопнул его по плечу.

— Я надеялся, это случится не скоро, — уныло ответил Олли.

— Послушайте! — воскликнул я. — Мы ведь ещё встретимся. Лет эдак через пять. — Не знаю, почему я так сказал.

— Ты, Оливер, к этому времени станешь классным «превращателем». Ты и так уже лучший студент на курсе.

Олли улыбнулся.

— Ты, Тимми, будешь суперским алхимиком.

Я умолк. В горле стоял комок.

— А ты?

— А я вернусь домой. В Фегль. Или поступлю в университет.

Мы обнялись, попрощались, и я открыл дверь. Вернее это сделало Зеркало, превратив замок в шнурок, который легко развязался.

— Пусть твой друг завяжет его и оставит так, всё само вернётся.

Я передал это Олли, и он кивнул, понимающе взглянув на меня. А Тим даже и не спрашивал. Он уже был за дверью, а мыслями — где-то и ещё дальше.

— До свидания, парни. Я вас прикрою, как смогу, если будут спрашивать, — пообещал Оливер. И прошептал мне на ухо:

— Думаю, ты всё же будешь «превращателем». Я кивнул.

— Спасибо, Олли. Вот возьми, на память, — и отдал ему бинокль из туристического набора.

Однажды я показал его Оливеру. Олли понравилось смотреть в него, и он называл бинокль чудом. «Я слышал, что в Фегле делают чудесные вещи!», — воскликнул он тогда.

— Спасибо, — Олли улыбнулся.

— И тебе спасибо. Бывай.

— Пока.

Я вышел за дверь, и корявые деревья-скелеты со всех сторон обступили меня. Мы с Тимом переглянулись, подхватили рюкзак, котомку и двинулись вперёд по заветной тропинке. Дверь за нами закрылась, замок остался позади, выпустив нас на свободу. Тропа убегала в самую чащу и терялась за деревьями, исчезая в колючих кустарниках. Вот так мы и оказались…

Глава 3 — самая дикая и бестолковая, в которой мы продираемся через заросли, идём по дороге, сидим у костра и встречаемся с жуткими чудищами Древнего леса ЗАЧАРОВАННЫЙ ЛЕС

Мы оказались… в Древнем лесу — одни и без охраны. Но полные решимости идти и идти, пока не придём к цели. Каждый к своей.

Казалось бы, вот она — тропинка и заблудиться просто невозможно. Но, — то ли по ней давно никто не ходил, то ли Зеркало что-то напутало, — метров через сто тропа навсегда затерялась в буераке. И мы в растерянности остановились.

— И куда теперь? — спросил я.

— Я думал ты знаешь, — удивился Тим

— Я тоже так думал, — вздохнул я.

— Во даёт! — ухмыльнулся Тим и попробовал разделаться с кустарником.

— Достань, посмотрю, — пробурчало Зеркало. Я украдкой вытащил его из кармана, пока Тим штурмовал заросли.

— Да-а, как всё запущено, — протянуло Зеркало.

— И это всё, что ты можешь сказать?

— Я? — переспросил Тим, оставив в покое кустарник. — Я ничего не говорил.

— Молчи! Говорить буду я… — Наглая стекляшка!

— Да это я так, мысли вслух.

— Тэ-эк, насколько я помню, нам — туда.

— В те кусты?!

— В кусты так в кусты, — сказал Тим, и взяв сучковатую палку отправился прорубаться. А я остался на месте.

— А что тебя смущает?

— Они же — густые и колючие.

— Неженка! Вон твой дружок как яростно орудует. Загляденье!

— А я может природу охраняю, — пробубнил я.

— Тебя самого охранять надо. Возьми дубинку и аккуратно отодвинь… Ну? Чего паришься. Здесь всего две лиги.

Две лиги по этим дебрям?! Легко ему говорить! В кармане-то полёживая. Да и лига — лиге рознь. Одно дело лига по шоссе, а другое — по буреломам. Я припомнил, сколько в лиге километров и ужаснулся.

— Может лучше, сразу на тракт выйдем?

— Надо замести следы. Вперёд!

И это он называет замести следы? Ладно, кто их разберёт местные лиги-то, а вдруг они меньше, чем наши.

Мне ничего не оставалось, как найти крепкую палку и последовать за Тимом. Примерно через час мы ненадолго прорвались к остаткам тропы.

— И всего-то, немного заросла. Делов-то! — воскликнуло Зеркало, выглядывая из кармана. — Видать, давно никто не ходил.

Мы прошли ещё немного, и нам снова пришлось прорываться. А Зеркало подначивало:

— Смелее, парни! Всего полторы лиги и мы у цели. Зато срежем путь и выйдем на тракт после поворота.

Чем такой крюк делать… Лучше бы мы разбили это болтливое Зеркало и сделали крюк.

— Тэ-эк, положись на меня. Ищи камни, чёрные камни, — ими когда-то была обозначена тропинка.

И мы искали — продирались, пролезали, протискивались и проползали. Последнее — чаще. И почему она совсем не заросла?! Всё закончилось бы гораздо быстрее. Так нет же, выныривала из зарослей, дразнилась и издевалась, а потом снова ныряла…

Мы были так заняты борьбой с кустами, что даже забывали бояться лесных чудищ и волков, чей вой изредка разносился окрест.

— Не трусь, — успокаивало зеркало. — На тропе остался шлейф старого волшебства. Волкопсы сюда и близко не подойдут и к тракту тоже. Здесь хорошие чары, а не те, что наложены на лес. Поэтому старайтесь не сходить с дорожки, чтобы они вас не учуяли. «А если одной ногой? — сердито думал я. — Как заступ считается?»

В конце концов, вроде бы никто не крался за нами по пятам, дыша в затылок.

Только к вечеру, преодолев последние непроходимые метры, мы вышли, а вернее, выползли на тракт. Злые, голодные, грязные, исцарапанные, в порванных штанах.

Солнце уже сбежало с небосклона и пряталось за лесом, словно под ворсистым одеялом. Там, откуда мы пришли, выглядывала только его красноватая макушка. А над трактом прямо перед нами поднималась огромная по вечернему бледная и царственная Луна.

— Чего расселись?! Быстро поднимайтесь и вперёд марш! До ночи надо пройти ещё лигу-другую. А я-то надеялся, что лиги здесь покороче. Мы с трудом поднялись с земли.

— Есть хочу, — простонал Тим.

— Я тоже. Пожуём по дороге. Лучше как можно дальше оказаться от замка. Он ведь близко, если разобраться. А вдруг нас хватятся?

— Не смеши, — Тим фыркнул. — В лучшем случае — завтра. Или вообще не спохватятся. Сейчас все заняты приездом герцога. А может даже поглядят, что мы ушли и вздохнут с облегчением. И ещё посетуют, что пинка не дали для ускорения.

— Скорее, как раз для этого и догонят, — хихикнуло Зеркало.

— Наверняка неизвестно, — ответил я, заталкивая его поглубже в карман, несмотря на зеркальные протесты. Мне не хотелось знать, что будет, когда пропажа обнаружится.

— Хорошо, идём, — сказал Тим. — В какую сторону?

Я неуверенно покрутил головой. За время блуждания по лесу мы совсем потеряли ориентацию.

— У тебя что, пространственный кретинизм? — хмыкнуло Зеркало. — Налево конечно.

— Налево! — воскликнул Тим. — Я понял! Солнце позади нас, значит там — восток. Где восходит луна — там запад, а тракт ведёт на юго-запад. Потом поворачивает на юг…

Что-то в его словах было неправильно. Сначала я не мог сообразить, что именно. А потом меня стукнуло! И едва не прикончило.

— Как, ты говоришь? Где заходит солнце?

— На востоке, — ответил Тим.

— Ты уверен?

— Ты чего??

— Ничего. Забыл…

— Забыл??

Я достал компас. И напрасно. Компас тоже сошёл с ума. Синяя стрелка показывала на юг, если верить словам Тимми и Зеркала, а красная — на север. Стало быть, замок находится на северо-востоке. На меня так повлиял культурный шок или просто компас испортился? Тут я вспомнил про часы, которые шли в обратную сторону и решил, что в этом мире нельзя доверять приборам или доверять с поправкой до наоборот, а именно на сто восемьдесят градусов и против часовой стрелки. Зашибись! Но, в конце концов, и к обратному компасу можно приспособиться. К часам же я привык…

— А что это? — поинтересовался Тимми.

Я был так занят своими проблемами, что не заметил, как он уже несколько минут разглядывает компас.

— Э… определитель частей света, — ответил я. — Компас. И поспешно добавил: — Из Фегля.

— Я так и понял. А дай посмотреть.

— Он неправильно показывает. Сломался, — ответил я и поспешно сунул компас в карман. Тим разочарованно вздохнул.

Итак, совершив над собой титаническое усилие и грызя на ходу сухари, мы двинулись по тракту.

— Интересно, а что впереди? — невольно вырвалось у меня минут через двадцать. Мне ответили одновременно:

— Ночлег, — с надеждой произнёс Тим.

— Через десять лиг будет указатель и ответвление, ведущее к северо-западному тракту, — ответило зеркало. — Мы будем там послезавтра утром, с учётом ночёвок, если не сбавим темп. А ещё дальше лиг через тридцать заканчиваются владения герцога, и начинается королевский тракт. Но мы после указателя по тракту не пойдём. Это станет опасно. Из-за меня. Я знаю другую дорогу. «Если она не заросла», — ехидно подумал я.

Подкралась ночь. Опустилась тьма. Подобрался холод. Именно в таком порядке. Но нам было жарко от беспрерывной ходьбы.

Тракт ярко освещался Луной. Дорога извивалась и наша невозмутимая попутчица, высветлив чуть ли не каждый камушек, то убегала от нас, то догоняла. Ноги заплетались. Глаза слипались от усталости, а деревья тянулись по сторонам чередой костлявых веток.

Наконец, мы совсем выбились из сил, сошли с обочины и упали прямо там, где стояли…

— Ну, ещё чуть-чуть, — прохныкало Зеркало.

— Да иди ты, — шепнул я, засыпая, и провалился.

Ночью мы дрыхли без задних ног, но как только утренний холодок забрался под куртки — проснулись. Оказалось, что мы очень удачно свалились — в кювет, поросший травой, что само по себе редкость среди бурых каменистых почв Древнего леса. И, несмотря на тяготы пути, настроение у нас с Тимом улучшилось. Чего нельзя было сказать о Зеркале. Оно ныло и торопило нас с самого нашего пробуждения. Однако и вправду пора было выдвигаться. Я потянулся, чтобы размять затёкшие конечности.

— Класс! Выспался… Давно уже не спал человеком. Всё зверушкой, да зверушкой.

— Хм, — Тим криво улыбнулся. — Ты-то хоть хорьком был. А знал бы, во что меня превращали, не жаловался бы.

— Во что?

— Неважно, это уже в прошлом, — и Тим тоже потянулся. — Но выспался я отменно.

— Скажите мне спасибо, — прогнусавило зеркало. — Я немного превратил воздух вокруг вас. Так сказать, подогрел. Я не в очень хорошей форме для таких экспериментов, но до утра хватило.

— Спа-си-бо! — ответил я.

— За что? — удивился Тим.

— За то, что ты есть.

Мы поели хлеба с сыром, и запили водой из фляги. Овощи, сухари и солонину решили пока приберечь. Зеркало понимало, что нам нужно подкрепиться, поэтому терпеливо ждало. Зато потом оторвалось как следует, подгоняя нас по дороге.

Вскоре мы уже шагали по серому тракту, попинывая камушки и делясь своими планами.

— А я в ВАУ — Высшее Алхимическое Училище, — сообщил Тим. — Ты со мной?

— Нет. Мне нужно в Королевский город.

— В университет?

— Может быть… Я должен…

— Цыц! — вмешалось зеркало.

— Ну, попробовать поступить. Или вернуться в Фегль. Слушай! — меня вдруг застигла досадная мысль. — А как же мы с тобой поступим, ведь зачисление уже закончилось?

— Иногда принимают и в середине года, — ответил Тим. — Надо только сдать экзамены.

Да уж, если бы я и в самом деле надумал поступать в местный университет, то с треском провалился бы, ещё до экзаменов.

— Значит, нам в разные стороны, — сказал Тим. — Мне — на запад, тебе — на юг.

— Жаль расставаться.

— Зато море увидишь, — вздохнул Тим. — Хотя, чего тебе море. Ты же из Фегля. Но и в Королевском городе есть на что посмотреть. Я там был однажды, с отцом. Красивый город. Да чего я тебе рассказываю? Сам небось видел.

Только бы он не начал ещё и расспрашивать. Тогда я точно вляпаюсь в лужу, даже не успев надеть калоши.

Тракт выровнялся, и тянулся прямо на юг. Я проследил по компасу. Теперь красная стрелка у меня однозначно тяготела к северу, а синяя — к югу. Но окружающий пейзаж не менялся. Всё те же скучные деревья, без единого листика и непролазные кусты. Изредка попадалась пожухлая травка. Иногда из леса раздавались диковинные звуки, скрипы и шорохи. Но ни пения птиц, ни мышиного писка мы не слышали. Хоть бы какой зайчишка перебежал дорогу. Как будто вся живность попряталась и выжидала… Интересно, здесь все леса такие, странные? Я невольно озвучил вопрос. И получил сразу два ответа.

— Нет, — Тим вздохнул. — Только в Сером герцогстве. А дальше обычные леса с нормальными деревьями.

— Это не простой лес, — ответило Зеркало. — Сейчас его называют Древний или Зачарованный. А раньше это были Изумрудные леса. Красивые тонкие деревья с серебристо-зелёной корой упирались вершинами в небо и пели ему свои песни, шелестя глянцевыми листьями. В этих лесах жили рарринарри. Пока не явились Хозяева… Зеркало осеклось и умолкло.

— И? — осторожно спросил я.

— А дальше — коралловый лес, — Тим поёжился. — Красивый до жути. Доводилось мне мимо проезжать. Тракт и его огибает… А вот если идти по северо-западному тракту, то герцогство заканчивается всего через пять лиг, и начинается королевство Граффити. Граница проходит по городу Каранде. В тех местах растут знаменитые карандашные кедры. Но самые красивые леса — в королевстве Пергамотум и в Оленьем графстве.

— Хозяева лесов — могущественные и злобные духи с Холодных равнин. Они вселяются в животных и растения и преображают их. Это Хозяева изменили леса герцогства. А волкопсы — их верные слуги. Это случилось лет триста назад. По вине тогдашнего правителя одного исчезнувшего королевства. Он вызвал Хозяев, чтобы они помогли ему разобраться с врагами. И заплатил слишком высокую цену. Теперь его прапраправнук — Серый герцог пожинает плоды. Однако его всё устраивает. Хозяева ему покровительствуют… И хватит о них. Лучше не упоминать здесь эту свору…

— Тракт продолжается за городом, а училище алхимиков находится ещё дальше, но тоже в королевстве Граффити и… — рассказывал Тим. Я начал опасаться, что у меня произойдёт расслоение личности.

Так за разговорами мы отмахали не знаю сколько лиг, и время подоспело к обеду. Проголодались и надумали сделать привал. Выбрали наименее заросшее место, сошли с тракта и немного углубились в лес. Заприметили укромный овражек и спустились туда. Дно оврага устилали ползучие растения, переплетённые с древесными корнями, а старые деревья образовывали что-то вроде круга. Овраг показался нам относительно безопасным. Да и зеркало одобрило наш выбор, лишь предупредив:

— Не рассиживайтесь. Ешьте и скорее на тракт. Древнему лесу доверять нельзя.

Мы бы так и сделали. Нас смущала полная тишина, словно на овраг набросили звуконепроницаемую плёнку. По дороге мы то и дело слышали лесные шорохи и шуршания — скрип, хруст веток, иногда с дерева вспархивала какая-нибудь птица и исчезала прежде, чем нам удавалось её разглядеть. А здесь — безмолвие, как будто нечто невидимое притихло в ожидании.

Но вот мы поели, и слегка разомлели от еды и усталости. Я и сам не заметил, как привалился к стволу и задремал. А Тим свернулся калачиком у корней неподалёку. Даже Зеркало почему-то молчало. Лёгкая дремота перешла в сон. В прекрасный сон.

Я был дома. Сидел за столом на кухне в ожидании завтрака и смотрел, как мама — румяная, в цветастом переднике суетится у плиты. Потом она подошла ко мне, улыбнулась и подала стакан молока. Вообще-то, я ненавидел молоко, но тут схватил стакан и принялся с жадностью пить. И такое оно было вкусное, будто нектар. Я никогда не пробовал нектара, но почему-то думал, что у него именно такой вкус. И удивлялся, отчего я раньше не пил молока. А мама протянула мне ещё один стакан и сказала: «Пей, дорогой, набирайся сил». Я взял у неё этот стакан, а она подошла ко мне и обняла… В этот момент стакан вырвался у меня из рук и запрыгал по столу расплёскивая молоко.

«Не бойся», — цепкие руки стиснули меня, и я вдруг почувствовал, что это не мама, а кто-то другой и попытался вырваться.

Стакан упал, молоко вылилось, постепенно образуя ровный круг и превращаясь в зеркало. У зеркала появился рот, и оно громко заверещало. Руки не отпускали меня, я дёрнулся и проснулся…

Верещание раздавалось из моего кармана… Я по-прежнему сидел, привалившись к дереву, а мой карман визжал как резанный. Зеркало!

Я почувствовал, как что-то ползёт по телу, обвивая меня со всех сторон и заорал не хуже этого карманного визгуна, в ужасе подскочил и отпрыгнул от дерева, резко развернувшись в прыжке…

И мне почудилось, что я снова в замке превращателей перед гобеленом. Но только теперь этот гобелен — ожил. Не сразу я сообразил, что это взаправду. Блёклая тварь, похожая на высохшую корягу, лохмотьями отделилась от ствола, шевеля корявыми руками-ветками. Устремив на меня мутные глаза и ощерив безобразный рот, она стеная двинулась ко мне…

— Достань меня! Живо! — верещало Зеркало.

Я стряхнул оцепенение и, не помня себя, выхватил его из кармана штанов, вырвав при этом кусок подкладки…

— Наставь! Наставь!

И направил на чудище. Зеркало увеличилось прямо в моих руках без предупреждения, так быстро, что я едва не выронил его. Но удержал. И-ии раз! Неведомая тварь превратилась в камень, упав и глухо стукнувшись о корень.

Теперь понятно, откуда в лесу камни. Результат столкновения «превращателей» с лесными чудищами! Почему-то в такой момент именно эта дурацкая идея застряла у меня в голове.

— Что это было?

— Самое мерзкое существо Древнего леса — сухая спуна, — ворчливо ответило Зеркало. — Если бы не я, сидеть бы тебе голубчик под деревом до самой смерти, пока бы она не выпила из тебя все соки, и ты не усох. Я вздрогнул. Ужасть невероятная!

— Так это та самая, что сожрала того короля?

— Какого короля?

— На гобелене в замке.

— Не знаю я никакого гобелена с королём. А вы — олухи не могли выбрать другое место для привала?! Поели бы прямо на обочине.

— А где ты раньше был, спрашивается?

— На этом овраге гиблые чары, видать спуна здесь давно обосновалась. Вот и меня они поначалу зацепили. Говорю же, я сильно не в форме. Особенно у тебя в кармане. Но я кричал.

— Героический поступок! Тут я внезапно вспомнил, хлопнул себя по лбу и огляделся.

— А где Тим?

— А я всё ждал, когда же ты спросишь!

— Без шуток!

Тима нигде не было, и я всерьёз забеспокоился. Хотя он мог просто отойти, по нужде. Но я подозревал, что это не так. Поэтому двинулся по оврагу вглубь леса, высматривая приятеля.

— Ти-им!

— Тебе мало неприятностей? Ещё духов сюда вызови. Быстро на тракт!

— Заткнись!.. Ти-им!

Озираясь вокруг, я увидел то, что мы не заметили раньше. В конце оврага, привалившись к стволам, в разных позах сидели скелеты, уставив в небо пустые глазницы. И я едва не споткнулся об иссохшего мертвяка в полуистлевшей одежде, притулившегося к бурому корню. Он полулежал, пялясь в никуда мёртвым взглядом. Меня замутило, ведь и мы могли навсегда уснуть рядом с ним. Как товарищи по несчастью. М-да…

— Ти-им! Где ты?!!

Раздался треск ломающихся веток, и в овраг кубарем скатился парень в изорванной одежде. Это был Тим, а за ним неслась чёрная бесформенная масса похожая на летающего паука…

— Мезагрыл! — завопило Зеркало.

Но я уже знал, что делать. Поэтому не растерялся и наставил его на чудище удерживая двумя руками для верности. Мезагрыл стал мошкой и улетел.

— Уф! — воскликнул Тим, поднимаясь с земли. Он запыхался и пытался отдышаться. А Зеркало уменьшилось, и я спрятал его в карман куртки. Кажется, Тим ничего не заметил.

— Вот тварь! Еле убежал. А где он?

Тим покрутил головой.

— Кто? Мозгогрыз?

— Мезагрыл!

— Не знаю, исчез, — невозмутимо ответил я. Тим осуждающе посмотрел на меня.

— Я тебе дурачок что ли?! Мезагрыл преследует жертву, пока не поймает. Ты спал, когда он выскочил из кустов и напал на меня. Еле отбился, а ты — смеёшься.

— Тим, это…

— Молчи или соври что-нибудь! — просипело Зеркало и закашлялось.

Ну и зеркала в этом измерении. Интересно, все такие чокнутые или только моё?

— Понимаешь, Тим. Я же из Фегля, поэтому немножко волшебник. Я его прогнал.

— Так я тебе и поверил, — упрямо ответил Тим.

— Сам посмотри. Видишь? Я тоже встречался с чудищем. Спуной. Тим обвёл глазами овраг, увидел скелеты и мумифицированного мертвеца…

— Бежим!

И мы стремглав ринулись из оврага, подхватив на бегу вещи. И, толкая друг дружку, вылетели на тракт. Там и отдышались.

— Всё. Равно. Не верю, — отдуваясь, выдавил Тим.

— Как хочешь, — ответил я. — Моё волшебство проявляется только в минуты опасности.

— Ладно, раз так.

— А кто эти там, в овраге? Бедняги. Тимми нервно пожал плечами.

— Заблудившиеся путники.

— Или дровосеки, — добавило Зеркало. — Приходят сюда на заработки. Древесина деревьев Зачарованного леса ценится разными ведьмами и колдунами по Ту Сторону Чёрных гор. Нужна им, чтобы творить тёмные делишки. Они за это хорошо платят. А спуна караулит таких. Они похоже с мезагрылом на пару работают. Вас было двое, вот они и поделили добычу. У них этот, как его…

— Контракт, — мрачно подсказал я.

— Ага. Симбиоз.

— Что? — переспросил Тим.

— Пошли, что ли, — поспешно ответил я.

До вечера мы не проронили ни слова. Каждый думал о своём. Шли очень быстро, периодически оглядываясь и прижимаясь к середине дороги. А я размышлял, почему за два дня нам не попалось ни одного живого путника. Надо будет спросить у Зеркала. Хотя, после увиденного, какие ещё могут быть вопросы.

На ночлег мы остановились прямо на обочине тракта, чтобы в случае чего успеть отскочить. И решили караулить по очереди.

— Некоторые звери и твари боятся огня, — сообщило горе-Зеркало. А раньше сказать как будто нельзя было?!

Поэтому мы набрали сухих веток, я достал зажигалку и, промучившись примерно с полчаса, развёл костёр. Всё это время Тим зачарованно наблюдал за мной. А когда пламя весело заплясало, озаряя наши усталые лица и чуть-чуть разгоняя густую темень, Тим дотронулся пальцем до блестящего бока зажигалки и спросил:

— Это тоже из Фегля?

— Да, — ответил я. — Это разжигатель костров — зажигалка. Но с ней надо очень осторожно обращаться, иначе можно спалить лес.

Хотя, мысль, в общем-то, неплохая — относительно Зачарованного леса. И все чудища заодно вспыхнут и… Кажется я даже высказал эту мысль вслух и Зеркало издало сдавленный звук.

Приятно было сидеть и смотреть на огонь. Он успокаивал и отгонял прочь страхи. Мы поджарили хлеб и поели солонины с овощами из резервного рациона. И поболтали немного, вспоминая колледж. Сейчас он не казался нам таким уж отвратительным местом, как до встречи со спуной и мезагрылом. Даже Мракобред представлялся довольно милым человеком.

Вскоре Тим уснул, положив голову на кустик травы и накрывшись курткой, а я остался сидеть у костра. Была моя очередь караулить сон и стеречь огонь. Я ворошил пепел сучковатой палкой, ломал и подбрасывал в костёр ветки, когда Зеркалу приспичило поговорить о делах.

— Пока твой дружок не слышит, давай начистоту. Кто ты такой и откуда?

— Бывший студент КЧП.

— Кого ты обманываешь?!

— Какая тебе разница? — удивился я. — Ты же — зеркало.

— Я должен знать, кому доверять.

— Поздновато спохватился, — усмехнулся я. — И вообще я тоже не знаю, что за безделушку таскаю в кармане.

— Ну, ты видел меня в действии…

— Этого мало. Я тоже должен знать, каких ещё неприятностей прихватил из замка.

— Прихватил? — Зеркало зазвенело от возмущения. — Прихватил?! Да это я тебя прихватил! Точнее, похитил.

Надо же, похититель! А я-то думал! Одно знаю точно — наглости ему не занимать, ещё и одолжить может.

— Это как посмотреть. Без меня бы ты оттуда не выбрался.

— Ты тоже, — обиженно ответило Зеркало.

— Ладно. Я из Фегля.

— А вот и врёшь! — хмыкнуло Зеркало.

— Почему это? — я даже обиделся, поскольку сам поверил, что — фегляр.

— Бывал я в Фегле, ты не похож на феглянина. Шут гороховый!

Гм, а я думал «фегляр».

— Ну и что! Я другой. И у меня есть волшебные предметы.

— Не финти, — раздражённо фыркнуло Зеркало. — Можешь обманывать кого угодно, а меня не проведёшь. Не делают в Фегле таких фитюлек. Но там и впрямь мастерят чудесные вещи, и я точно знаю какие. А ты — нет.

Ладно. Ну что я теряю? Какой смысл скрывать от Зеркала, что я из другого измерения. Возможно, если я открою правду, это даже поможет мне.

— Хорошо. Я скажу, кто я, а ты мне скажешь, кто ты. Идёт?

— По рукам!

Ну-ну. Покажите мне, где у него руки.

— Ты не поверишь. Я из другого измерения.

— Ещё как верю. И как ты умудрился?

— Не знаю. Уснул, проснулся и…

— Забавно!

Ему забавно!

— Можешь не продолжать. Похоже на проделки Держателя измерений.

Помнится мне, я это уже слышал.

— А кто это — Держатель измерений?

— Один… э… сумасшедший волшебник.

— А почему о нём боятся упоминать?

— С чего ты взял?

Я объяснил.

— Так он малость того, сбрендил. И к тому же впал в немилость. С некоторых пор.

— А с ним можно как-то встретиться? Ну, чтобы попроситься обратно…

— Не думаю. Он уже давно живёт где-то по Ту Сторону Чёрных гор и здесь не появляется.

— Что же делать?

— Сначала отнеси меня к Линкноту. Может быть, он тебе что-то подскажет.

— С чего ты взял? — передразнил я его.

— Линкнот знает всё. Он — Хранитель знаний.

— Замётано. Теперь говори, — кто ты.

— А чего тут рассказывать. Я — волшебный предмет. Таких в этом мире ещё штук одиннадцать. Но я единственный в своём роде, — судя по голосу, Зеркало словно приосанилось. Х-ха! Какие мы важные.

— Так уж и единственный. А другие зеркала?

— Они же просто заколдованные! С моей, между прочим, помощью. И не обладают и десятой долей тех возможностей, что есть у меня. У них ограниченный срок магического действия. Обычно он длится от года до пяти лет. Потом их заколдовывают повторно. И так несколько раз, пока не потрескаются. А меня сделали в Фегле из знаменитого горного хрусталя добытого в сердце Ледяных гор. Фегль находится в предгорьях недалеко от подножия Ледяных гор. Их там из любого окна видно.

— А я слышал, что Фегль стоит на берегу моря.

— Одно другому не помеха, — хмыкнуло Зеркало. — Учи местную географию.

— А где изготавливают остальные зеркала?

— В Сером герцогстве, в городе Зерпентракль. Всё зеркальное производство принадлежит герцогу. Но там делают обычные зеркала. И они остаются такими пока не отразятся во мне. Теперь сечёшь?

У меня по коже пробежали мурашки, а в голове пронеслись невесёлые мысли. Теперь до меня дошло, что я натворил. Взял и упёр реликвию и оплот экономической стабильности целого герцогства. Час от часу не легче. И какая же меня ждёт кара, если поймают?

— Надеюсь, ты не потащишь меня обратно к герцогу за вознаграждение?

— Ага, разбежался. У меня в руках — ценная вещь… За такое и схлопотать недолго.

— Вот именно. Как только это обнаружится, герцог тут же снарядит погоню, по тракту.

— Он же не знает, что это я.

— А куда ты денешься дальше Зачарованного леса?! К тому же, дурачок, ловить будут не тебя, а меня. Не забывай, что герцог прирождённый волшебник и у него свои методы. Пока я на его территории, он живо почует, в какую сторону я направляюсь, и ему помогут в этом. Не сомневайся. Поэтому держи меня в секрете. Не исключено, что он и о тебе пронюхает. Но мы к этому моменту будем уже далеко, в каком-нибудь из трёх королевств. Там нас сложнее достать. А тебе мы ещё и внешность изменим. Тогда возможно и не поймают. Но и без этого в тебе что-то есть, хоть ты и не феглянин. И в твоём дружке Тиме, кстати, тоже.

— Что именно? — не понял я. — Объясни. Что в нас не так?

— Ну-у, с тобой всё проще. Тебе удалось обойти «написанные» правила колледжа.

— Какие правила?

— Понимаешь… Тут такое дело. Над правилами колледжа в своё время поработал «написатель».

— Это как?

— Ну смотри. Когда Гимвирог орёт, все тут же замолкают и становятся послушными. И всё такое. Понятно объяснил?

— Гм…

— В правилах чётко прописано, что никто не может зайти в кабинет ректора. Но ты же вошёл! И ещё нюансы… Но это связано с тем, что ты из другого измерения.

— Погоди-погоди! А поподробнее, про «написателя» и все эти правила. Значит, «написатель» просто напишет, чтобы нас поймали… и нас поймают? Зеркало звонко рассмеялось.

— Не глупи. Всё написать невозможно. Есть ряд условий. Чтобы поймать меня или тебя с помощью пергамента, нужно точно угадать направление, суметь описать твою внешность, узнать твоё настоящее имя и ещё много чего. Но, самое главное, придворный «написатель» герцога с «написателем» колледжа сбежали ещё год назад. А других «написателей» сюда и карандашом не заманишь. Кому охота жить в такой глуши да ещё рядом с негодяем герцогом?! Но некоторые правила до сих пор действуют.

— Лучше бы этот «написатель» черканул пару строк, чтобы студентов хорошо кормили, — возмутился я.

— Большинство «написателей» — люди подневольные, за что им платили, то и сочиняли. Как приказывали герцог или ректор… Постой-ка! А что в колледже плохо кормили?

— Это ещё мягко сказано. Отвратительно! — И я живописал ему наше ежедневное меню в самых омерзительных красках.

— Мы сейчас питаемся лучше, чем в колледже.

— Вот жмот! — воскликнуло Зеркало. — Экономит на продуктах, скупердяй. При прежнем ректоре такого не было.

— А зачем экономить? Написали бы сразу тонну продуктов, да так, чтоб долго не портились.

— Гм, понимаешь, юноша, возможности пергамента ограниченны. Я уже говорил. То есть, если бы Гимвирог не умел превращать свой голос, «написатель» не смог бы прописать ему дополнительные возможности. Если крестьянин не бросит зерно в землю, то ничего не прорастёт, как не изощряйся «написатель» урожая. Понял?

— Более или менее, — буркнул я. — А что если каждодневную уборку заменить написанной? Чтоб студенты не мучились…

Зеркало расхохоталось. Я недоумевал.

— Да уж, герцог не меняется, а ректор ему верно служит.

— А при чём тут герцог?

— Видишь ли, когда-то в детстве герцог пострадал из-за грязного зеркала. Его старший брат — потенциал-превращатель неудачно пошутил. Молодой был и глупый. Герцог не сильно пострадал, но пятно на щеке осталось на всю жизнь. Теперь у герцога страх перед грязными зеркалами.

— Значит грязь на зеркале — допустима?

— Ни в коем случае! Запачканное зеркало не смертельно, однако — неприятно. Хотя, несколько пылинок на зеркале или немытый пол едва ли повредят волшебству. При прежнем ректоре убирались по необходимости, но только сами. Потому что самоналивающиеся вёдра, самовыжимающиеся тряпки и самотрущие швабры — не по плечу рядовому «написателю». А при новом ректоре-проректоре порядки ужесточились. Поскольку герцог боится грязи, а ректор боится герцога и следует предписаниям. Доносы пока никто не отменял. Это тоже в правилах колледжа записано. Но тебя они слабо касаются.

— Ладно, со мной понятно. А с Тимми что не так?

— А ты сам не догоняешь?

— Не-а…

— Никто из обычных людей не способен выжить, столкнувшись с мезагрылом в лесу. У Тима нет зеркала, но он сумел убежать и даже отбиться.

— А Тим и превращать не умеет.

— Это не важно. Вероятно, Тим — прирождённый волшебник, но ещё не выявленный.

— А как же способности к превращению?

— Так у него вполне может их не быть. Он прирождённый — в другой области.

— Как ты можешь быть уверен?

— Я всё-таки тоже волшебник.

— Кто?

— В смысле, волшебный предмет, — поправилось Зеркало. — Кое-что чувствую. И, видишь ли, прирождённые отличаются от потенциалов.

— А кто такие потенциалы?

— Это обычные люди способные научиться волшебству с помощью волшебных предметов. В основном, только одному виду, но в редких случаях и нескольким. А прирождённые таковыми родились. Но и они разные. Есть ведьмы, колдуны, волшебники и маги. Маги — это учёные волшебники. Короче, спросишь у магистра Линкнота. Он тебе растолкует. Иди, буди друга — ему пора дежурить.

— Ещё вопрос!

— Валяй.

— А превращать первокурсников в зверей на ночь — это тоже новый ректор придумал?

— Нет, прежний.

— Ну и тип!

— Но-но-но! Не трогай прежнего ректора. Он был мужик что надо, и студенты его любили. — Зеркало хрипло вздохнуло, или мне послышалось, и так потрескивали сучья в костре. — Подумай сам. Колледж «превращателей». Сотни оголтелых подростков и хитроумных юношей. Чем они там, по-твоему, занимаются?

Я припомнил швабру, булку, старшекурсников…, наши с ребятами шутки и хихикнул.

— Вот-вот, — подхватило зеркало. — Если днём с ними никакого сладу, даже карцера не боятся, то представь, что ночью начнётся, когда все преподаватели и ректор уснут. Даже Мракобред со всеми не справится, и никакой «написатель» не поможет. А когда зверушки в клетках, можно спать спокойно. К тому же, в этом есть обучающий момент. Студенты понимают, что значит превращаться и как вести себя в другой форме. Чем старше курс, тем сложнее…

— Надеюсь, мне никогда больше не придётся превращаться в животное.

— Всё может быть…

Я так и не узнал, что «может быть», потому что проснулся Тим и занял моё место. А я отправился спать. Но, завернувшись в куртку и устроившись поудобней, всё же пробурчал:

— Ну и порядки в этом КЧП.

— Ты ещё не знаешь, какие порядки в Университете Мистериума. Вот там — это да! Колледж показался бы тебе безобидным заведением с добренькими дяденьками и тётеньками. Не знаю, не знаю…

Ночь прошла без происшествий и визитов чудовищ. А на следующий день мы позавтракали и отправились в путь. Я посмотрел на серое, затянутое набухшими тучами небо, и спросил:

— А здесь, что, никогда не бывает солнца?

— Хоть бы дождь не зарядил, — ответил Тим, а через некоторое время добавил:

— Серый тракт совсем обезлюдел. Ты заметил? — Я кивнул.

— Люди боятся ходить пешком. Только с обозами. А в это время вообще мало кого встретишь.

Так почти к обеду мы достигли указателя и поворота на северо-западный тракт. Здесь нам надлежало расстаться. И, о чудо! Мы увидели первых путешественников. Однако вскоре они свернули в лес.

— Звероловы, — сказал Тим. — Охотятся на медведей. Наверное.

Рядом с указателем бил источник, обложенный камнями, и вода — чистая, прозрачная сбегала по желобу в канаву, а дальше тёк ручеёк, где стайками резвились мальки.

Мы пообедали, напились вкусной воды из источника и наполнили флягу. Пора было расходиться.

— Как же мы флягу будем делить? — спросил я.

— Тебе больше пригодится, — ответил Тим. — А я дойду до города уже сегодня к ночи. А потом с каким-нибудь обозом дальше, на запад.

Мы разделили провизию. Потом Тим попросил у меня ножик и распорол подкладку на куртке, достал оттуда блестящие монеты и отсчитал мне половину:

— Держи. Здесь должно хватить и на дорогу, и на еду нам обоим. Это я на каникулах заработал, — тайком подрабатывал у алхимика. Так что, и я кое-что умею.

Я молча взял монеты и протянул ему зажигалку, помня, какими глазами смотрел на неё Тим.

— Держи.

— Это мне?

— Конечно. Ты мой лучший друг, Тимми, особенно после того, что мы пережили вместе.

Тим усмехнулся.

— Да ладно! — Но зажигалку взял и несколько раз высек огонёк.

— Здорово! Спасибо.

— И тебе спасибо! Только осторожней, не спали лес или ещё чего-нибудь.

— Училище алхимиков, — рассмеялся Тим.

Так мы и расстались. Каждый отправился в свою сторону. Но сначала я долго смотрел ему вслед, а Тим один раз обернулся и помахал мне, а я — ему… и зашагал по тракту на юг.

— Вот мы и одни, — сказало зеркало. — Теперь можно нормально разговаривать.

— Лучше бы Тим был здесь, без него как-то скучно.

— Хм, со мною тоже не соскучишься.

Кто бы сомневался!

— Доставай меня из кармана. Я должен видеть дорогу…. Ух! Хорошо. Свежий воздух!

Я прошёл ещё лигу, и Зеркало сказало:

— Стой! Посмотри направо. Видишь? Тропа! Ровная, довольно широкая и, на первый взгляд, безопасная.

— Дальше серый тракт делает крюк на юго-восток, а затем постепенно поворачивает к юго-западу. Завтра идти по тракту будет опасно, а здесь самое удобное место, чтобы свернуть. Это проверенная тропка. По крайней мере, всегда была. Ею часто пользуются звероловы и дровосеки. Так мы немного срежем путь и выйдем на королевский тракт за пределами Серого герцогства. Положись на меня…

— Всё дело в чарах, — на ходу разъясняло Зеркало. — Тропинки в лесу всё ещё хранят дивное волшебство рарринарри.

— А кто такие рарринарри? — полюбопытствовал я.

— Духи леса, умеющие превращаться в людей, — ответило Зеркало. — Но они давно покинули эти места. Вроде бы, какие-то рарринарри до сих пор обитают в лесах Оленьего графства. Но я не уверен.

Мы прошли за день довольно много и поэтому мне милостиво разрешили сделать привал ещё засветло, но, не покидая тропы и не разжигая костра. Хотя развести его всё равно было нечем, а методику первобытного человека я так и не освоил. Позже оказалось, что Зеркало преследовало собственные цели.

— Ты должен научиться превращать, — изрекло оно. Я поперхнулся куском солонины и не доел бутерброд с сыром.

— Зачем это?

— Так надо.

— А ты на что?

— Бывают непредвиденные моменты, когда действовать нужно быстро и без спросу. И нам это пригодится.

Ха! Нам.

Да уж, у Зеркала явно переизбыток оптимизма. Зато у меня — пессимизма, плюс полное отсутствие способностей. Учитель старательно бился целый час с нерадивым учеником, но так ничего не добился. Всё было бесполезно. Зеркало перепробовало на мне все свои упражнения. Но нельзя научиться за час тому, чему учат годами и гораздо более способных, чем я.

— Я тебе помогу, — убеждало Зеркало. — Поработаем над представлениями. Посмотри на дерево.

— На какое? Здесь их много.

— Не умничай, а выполняй… Закрой глаза. И представь дерево до мельчайших подробностей. Легко сказать.

— Открой глаза. Сравни образ с увиденным и снова закрой. Дополни недостающие элементы. А теперь… Я честно старался.

— Теперь направь меня на тот куст и вообрази, что это — дерево. Раз, два, три… Упс! Упс! Упс…

У меня ничего не получалось, и Зеркало сдалось.

— Никакого толку от тебя, — сердито высказалось оно.

— Я предупреждал и не просил меня учить. И вообще, если от меня никакого толку, иди-ка ты дальше сам. Что? Никак? Так вообрази себе ноги.

— А кто вывел тебя из замка? Самому бы тебе ни за что не выбраться?

— А зачем ты вообще меня использовал, раз такой умелый? Ну превратил бы своего ректора в жабу и сбежал.

— А толку-то?! Или ты полагаешь, что он взвалил бы меня к себе на спину и попрыгал в лес?

— Ну, тогда надо было превратить его мысли во что-нибудь более полезное и внушить ему отнести тебя к магистру.

— В правилах записано, что я не могу причинить вред проректору или ректору. Тем более было бы что превращать. А на деле волшебный предмет не может воздействовать на человеческую волю. Это иные материи.

— Кто бы говорил! Я же видел дырку на месте замка.

— Не спорь со мной, неуч!

Мы бы ругались до ночи, но Зеркало одумалось, вспомнило, что оно мудрее и старше и придумало выход. На мою голову, как всегда.

— Что ж, если нельзя так, значит, будем по-другому. Я поделюсь с тобой своей силой. Немного, но тебе хватит, чтобы стать «превращателем» среднего уровня.

Я поначалу запротестовал, а потом подумал, прикинул и решил, что это даже весело и полезно.

— Загляни в меня, — велело зеркало.

Я так и сделал, и слегка оторопел, увидев свою чумазую, исхудавшую физиономию. Но долго любоваться мне не позволили. Из зеркальной глубины вспыхнул яркий свет и ослепил меня на несколько минут. А пока я тряс головой и протирал глаза, Зеркало вещало:

— Обычно я так не делаю, но иного выхода у меня нет. Поздравляю! Теперь ты — «превращатель».

— Спасибо!

— Не за что. Не ахти какой, но всё же. Хотелось бы лучше, но я и так ослаб. Прежде чем ты начнёшь превращать, запомни правила. Первое: различные превращения сохраняются неодинаковое количество времени. Если ты превратишь палку в книгу — она такой останется, скажем, на двое суток, а ежели в животное — на сутки. Второе: если захочешь всё вернуть обратно, просто щелкни пальцем по зеркалу. Только не разбей! Третье: превращаться ты не умеешь, только превращать. И четвёртое: пробуй.

И я попробовал, едва зрение восстановилось. И к своему восторгу и радости учителя превратил палку в книгу и обратно. Потом ещё немножко поупражнялся на камнях. Это оказалось так здорово!

— Э, э! Полегче, — предостерегло Зеркало. — Остановись, студент. Главное — это вовремя остановиться.

А перед сном Зеркало молвило:

— Запомни! Превращение это не иллюзия. «Превращатель» действительно становится тем, в кого превращается, перенимая свойства, качества и возможности, сохраняя при этом собственный разум. То же происходит и с объектами превращений. Но только на время. Вроде полной имитации на определённый срок. А потом всё возвращается. Понятно?

— Угу, — сонно пробормотал я и спросил:

— А как же масса? Когда большое превращается в маленькое и наоборот, куда девается масса?

— Переходит в иное состояние. Изменение вещества, преобразование магической энергии или вытеснение. Если захочешь, Линкнот тебе подробно объяснит. Я не спец, я — волшебный предмет.

— А как же с неживыми объектами?

— «Превращатель» не может сам превратиться в неживой объект. Только с помощью другого «превращателя». И тогда он ничего не помнит…

Следующий день выдался на удивление тёплым. Мы приближались к югу.

Я бодро топал по тропе. Разговаривал с Зеркалом и превращал понемногу под его руководством, и мне это нравилось.

Опасения развеялись. К вечеру я даже сошёл с тропы, выбрал уютную ложбинку и устроился на ночлег. Деревья поредели, и местность больше напоминала рощу, чем лес. Я забыл о герцоге, а спун и всяких мозгогрызов поблизости вроде бы не наблюдалось.

Я устроился прямо на земле и, заложив руки за голову, следил за тусклыми облаками, думал о доме, о городе…. Мечтая, «вот вернусь… будет что порассказать».

К ночи тучи разошлись, и в темноте над лесом взошла луна… Умиротворённый я засыпал и видел во сне город, незнакомый город с высокими сверкающими башнями… Неожиданно в мой сон ворвался ураган. Я проснулся и подскочил в безотчётном порыве.

Дул ветер, проносясь над лесом, и деревья стонали во мраке. Луна скрылась за облаками, и повсюду зажглись зловещие красные огоньки. Раздался дикий визг, и, вторя ему издалека, донёсся пробирающий до костей вой. У меня волосы на голове зашевелились. А из темноты прозвучал нечеловеческий голос:

Я так и замер от страха.

— Волкопсы! — заорало Зеркало. — Беги!

— К-куда?

— Всё равно куда! Беги и всё! Беги! А я что-нибудь придумаю. Времени нет! Беги! Герцог отправил за мной волкопсов! Беги же…

И я помчался, не разбирая дороги, а ветки больно хлестали меня по лицу. Я огладывался и видел красные огоньки. Это горели злобные глазищи свирепых волкопсов, несущихся за мной разъярённой сворой.

Герцог снарядил погоню, и Хозяева леса настигали меня. Я увидел впереди за деревьями свет, рванулся туда и…

Глава 4 — самая сумасшедшая, в которой после безумной гонки по лесам у меня зверски болят ноги… или лапы, — попробуй теперь разбери ЛЮТАЯ ПОГОНЯ

Я увидел впереди за деревьями свет, рванулся туда и… внезапно выскочил на поляну.

И передо мной, словно большой гриб выросла покосившаяся хижина. И в окошке… О удача!.. Мерцал свет. Даже не думая о последствиях… А что могло быть страшнее зверюг у меня за спиной?.. Я бросился к двери и забарабанил в неё кулаками и ногами изо всех сил.

— Впустите! Спасите! Впустите!

— Хватит тарабанить, — раздался за дверью сварливый голос, и дверь отворилась. Как раз в тот момент, когда я, оглянувшись, увидел красные парные огоньки за ближайшими деревьями.

Я ввалился в хижину и без сил рухнул на порог, а дверь за мной закрылась, на засов, — сама собой. Меня это уже мало беспокоило. Чего я только здесь не насмотрелся! Но что-то подсказывало мне, что ещё далеко не всё.

— Разлёгся! Вставай давай! — на меня, уперев руки в боки, смотрела седенькая старушка с крючковатым носом. Да какая там старушка?! Старая карга.

«Неужто опять вляпался?» — я нечаянно прошептал это вслух, поэтому Зеркало хмыкнуло в ответ:

— Угу, по самые подмышки. Мы в логове лесной ведьмы.

Хороши дела! Я поднялся, машинально отряхиваясь от земли.

— Больно уж ты пригожий, — заценила старушенция, осматривая меня с головы до ног.

— Спасибо за комплимент, — буркнул я.

— Чего зверюги-то хозяйские за тобой гнались? Набедокурил или украл чего?

Она была недалека от истины. Я — похитил зеркало, хотя, нет — оно ведь само меня похитило. Забыл.

— Идём в горницу. Нечего на пороге стоять. Не бойся, не обижу, а волки к дому не подойдут. Не перейти им через круг.

И словно в подтверждение, снаружи раздался голодный вой. Желая всё же быть подальше от двери, я проследовал за семенящей каргой.

«Горница» оказалась мрачной тёмной комнатушкой с маленьким окошком. На узком подоконнике прилепилась единственная оплывшая свеча с неестественно синим пламенем. Посредине горел круглый очаг, сложенный на полу из гладких камней, и весь дым от огня уходил в дыру на потолке. Странно, но дымом почти не пахло… Магия? Вместо этого в хижине неуловимо витал болотный дух, с лёгким привкусом прелой травы и древесной гнили. Дух лесного колдовства… Несколько не струганных кольев подпирали крышу. На них были развешаны пучки трав, коренья и какие-то корявые кусочки, о происхождении которых не хотелось догадываться.

— Садись, — велела старуха, указав на мешок в углу.

Я сел. Мешок явно набитый чем-то плотным и сыпучим, — то ли песком, то ли землёй — тут же примялся подо мной и заскрипел.

— Сейчас отгоню волков, — обнадёжила ведьма и бросила в огонь какой-то порошок из засаленного мешочка. Полыхнуло зелёным, и густой едкий дым унёсся к потолку, а вскоре на поляне раздался визг, и наступила тишина.

— Убежали, — старуха повернулась ко мне. — Ты из «превращателей» будешь?

То ли от неожиданности, то ли от дыма я брякнул:

— Ну да…

— Остолоп, — простонало Зеркало.

— Так вот, молодец. Еды у меня нет, кроме кореньев и ягод сушёных. Переночевать оставлю и даже дам бодрящего отварчика с утречка. За небольшую плату. Заплатишь, и ещё получишь в придачу пузырёк с вонючим настоем — отпугивать псов. Идут-то они по твоему следу.

Тоже мне открытие!

— Согласен?

— Сколько? — а что мне оставалось делать. Оказаться одному (пардон, с Зеркалом) в ночи, с наступающими на пятки злющими псами я не сильно жаждал.

— Чего, сколько?

— Ну, денег…

Старуха рассмеялась.

— Никаких денег. Знаю я вас, плутов-превращателей! Ещё наделаешь блестящих кружочков из птичьего помёта.

— А чего Вы тогда хотите?

— Скажу утром. Иди спи, голубок. Вечер утра коварнее, да утро вечера лукавее.

Час от часу не легче!

Ведьма отвела меня в клеть, смежную с комнатой. Хотя если судить по размерам хижины, тут и для одной-то комнатки места маловато. Но я не разглядывал и не измерял, спасаясь от погони.

— Поспишь в чуланчике. На соломе.

И оставив меня одного, старушенция удалилась, задёрнув штору из мешковины. Теперь, когда я был один и за мной никто не гнался, меня клонило в сон.

— Держи ухо востро с этой ведьмой. Мало ли чего она запросит… — пробубнило Зеркало.

— Дай поспать…

Солома хрустела и кололась. Но меня это не беспокоило. Я совсем выбился из сил, и дрёма почти сморила меня. Так уютно, мягко, тепло, темно… Горячее дыхание коснулось моей щеки, и я подскочил. Из темноты на меня таращились жёлтые глазищи. Снова здорово!

Я нашарил в темноте рюкзак, нащупал фонарик и включил. Голубоватый свет выхватил из темноты бугристую морду, и вытянутую шею…

Существо было не больше телёнка. Оно шумно вздохнуло и отпрянуло от света вглубь чуланчика. Кто бы это мог быть? Может и есть телёнок или вроде того? Ну, раз оно само меня боится, значит, я могу спокойно поспать. Что я и сделал, выключив фонарик и обняв рюкзак. А наутро меня разбудило Зеркало. Фальшивым и гнусавым пением.

— Прекрати, изверг!

— Если бы не я, ты бы всё проспал. Посмотри-ка, кто здесь.

— Как ты можешь видеть у меня в кармане? — пробормотал я, перекатываясь на другой бок.

— А я уже давно не у тебя в кармане… Сон мигом слетел, и я вскочил.

— Испугался? — Зеркало лежало у стены.

Мало того, оно ещё и увеличилось в размерах, так, что в него отражалась почти вся клетушка вместе со вчерашним существом.

В оконце между горницей и клетью проникал бледный утренний свет, и создание выглядело серо-зелёным и чешуйчатым. Большие миндалевидные глаза настороженно разглядывали меня. У него было четыре лапы, похожие на птичьи, только покрупнее и потолще. Гибкое тело, напоминающее удлинённое тулово жеребёнка… или телёнка. Кожистые крылья, с перепонками.

Я подобрался поближе и животное, вздрогнув, убрало их, сложив за спиной. Лобастую голову украшал короткий кручёный рог, а от вытянутой морды отходило несколько толстых белых волосков. Они шевелились, скручивались и раскручивались, когда оно двигалось и нюхало.

— Тихо, не пугай его, — предупредило Зеркало. — Это летун или дракер. Дракеры — ближайшие родственники Эренийских драконов. Обитают по Ту Сторону Чёрных гор.

Разумеется, я и не сомневался, что в этом измерении водятся драконы. А с чего бы мне сомневаться?! Это же обычное дело.

— По Эту Сторону, летуны — редкость. Интересно, как это ведьма раздобыла его?

— А чего он такой пугливый?

— Маленький ещё. Ребёнок.

— Жалко, — протянул я.

— Неправильное чувство… Э… Нет! Чего задумал? Остановись!

Не слушая Зеркала, я наставил его на детёныша поровнее, чтобы отразился весь дракер и… Вскоре на соломе лежала горошина. Сунув её в рюкзак, я порылся в нём и не нашёл ничего бесполезного, кроме половины позавчерашнего недоеденного (и уже несвежего) бутерброда. И вскоре на соломе дрожал новый летун, превращённый из хлеба с сыром.

— Это ненадолго, — укоризненно проговорило Заркало.

— Знаю, — огрызнулся я. — Но к тому времени мы будем уже далеко.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Не оставлять же беднягу этой карге…

— Тише ты!

Я спохватился и отодвинул мешковину. Ведьмы в хижине не было. О её присутствии напоминал лишь котелок с кипящей бурдой на огне. Я вылез из клети и уселся у очага с опаской поглядывая на тёмную пузырящуюся жидкость. Явно какое-то зелье, источающее лёгкий сладковатый аромат. Вскоре старуха появилась с вязанкой хвороста и, бросив её на пол, спросила:

— Как спалось?

— Замечательно, — ответил я, думая о назначенной плате.

— Познакомился со зверушкой? — она подмигнула мне, помешивая бурду в котелке.

— С кем?

— С летунчиком.

— Э-э… ну-у, да… Откуда он у Вас?

— Не твоего ума дела, касатик. Держи. Ведьма протянула мне жестяную кружку с пахучим настоем.

— Пей и отправляйся восвояси. А то дел у меня невпроворот. И ни слова о цене. Неужели забыла? Однако я ошибся.

— Перед тем как уйти, отрежь прядь своих волос и положи в эту чашу.

— Не соглашайся! — завопило Зеркало.

— И всё? — спросил я.

— Это немало. Но отрезать ты должен сам и сам положить.

Она протянула мне огромные ржавые и заляпанные ножницы. Я постарался не представлять, что именно ими резали.

Н-да, после того, как я сделался «превращателем», у меня разыгралось воображение. И как они вообще с этим живут?

— И без фокусов. Проверю. Если обманешь… Видел того малыша в чулане?

— Угу.

— Вышлю его за тобой.

— Она не шутит, — прошептало Зеркало.

— Понял, — ответил я, осторожно выпил чуть горьковатый отвар и поставил кружку на пол. — Ой, забыл в чулане рюкзак.

Когда мы с Зеркалом оказались в клети, я выбрал клочок соломы посимпатичнее.

— Учти, — предупредило Зеркало. — Она этого так не оставит.

— Бутерброда испугался? И вообще, чем опасен этот летунчик? Он же совсем маленький.

— Всё не так просто… Она что-то замыслила.

Но я уже не слушал. Подхватил рюкзак, подмигнул «бутерброду» и вышел из чулана. Отдал ведьме прядь волос и получил из её рук пузырёк с отпугивающей жидкостью.

— Выливай по капле позади себя каждые сто шагов, — напутствовала она, и я покинул хижину.

В лесу мне сразу же представился случай воспользоваться ведьминым зельем. Волкопсы находились где-то неподалёку, ветер доносил вой, а изредка и рычание. Я представил, как они крадутся, опустив носы к земле, и в любой момент могут выскочить из-за кустов.

Не то чтобы я беспрестанно отсчитывал по сто шагов. Делать мне больше нечего! Просто засёк время и сделал поправку на скорость. Теперь я знал, за сколько точно прохожу примерно сто шагов. Главное, чтобы аккумулятор у часов не сел, пока не вернусь домой. Здесь, в лесу, я почти и не думал о доме, но он всё время маячил в сознании.

Лес немного поредел, и шёл я довольно быстро, периодически сверяясь с компасом. Ведь тропинку мы потеряли, и приходилось полагаться только на синюю стрелку. Всё-таки молодец дедушка, что подарил мне набор туриста. Встречусь с ним — обязательно поблагодарю.

На душе у меня не скреблось ни одной кошки. Даром, что псы рыскали по округе. Но Зеркалу было неспокойно, и оно время от времени причитало, порядком меня раздражая:

— Что-то здесь не так. Что-то не так…

— Да что такого? От ведьмы мы ушли, волкопсам нас не достать.

— Слишком легко ушли. Лесная ведьма так просто никого не отпускает.

— Она и взяла прядь волос.

— Угу, солому. Неужели так просто поверила плуту-превращателю?

— Ей нас не догнать.

— Зря ты это затеял с дракером. Что мы будем с ним делать?

— Отпустим. А что? Надо было оставить его этой карге? Она ж его для опытов держала или собиралась на органы разобрать.

— Так или иначе, не твоё это дело!

— Очень даже моё! Ненавижу, когда мучают животных.

— А ты не смотри!

— Заткнись.

Так мы и препирались, пока не дошли до очередных непроходимых зарослей. Я остановился, соображая с какой стороны лучше всего их обойти. После некоторых колебаний двинулся налево. Мы продолжили разговор, и я сказал:

— Меня другое тревожит. Как она собиралась этого хилого малыша отправить за мной в погоню?

— Всё может быть. Ведьмы владеют особой силой. Могут приказать, приманить, отогнать, опоить зельем…

Мне сразу же нехорошо вспомнился утренний отвар.

— Прирождённые маги, такие как серый герцог и лесная ведьма, могут быть очень опасны. Они изощрённее потенциалов. Но им недоступно то волшебство, которое используют обычные люди. В том числе и магия превращений.

Я задумался. Но умные мысли не успели пробраться ко мне в голову, поскольку прямо над ней раздалось громкое хлопанье и пронзительный крик.

— А вот и неприятности! — объявило Зеркало.

Я глянул вверх и кинулся под защиту ближайшего дерева. Надо мной парил мой… Ну да, — бутерброд в облике летуна. Он снижался и кричал всё печальнее и печальнее. Нападать на меня дракер не собирался, и когда он приблизился, я заметил, что глаза у него какие-то остекленевшие. Летун вскрикнул и камнем рухнул вниз, неподалёку от меня. Ну и ну! Не хватало ещё быть пришибленным собственным бутербродом.

И упав, «малыш-бутерброд» продолжал кричать, тараща на меня безумные глаза. А из чащи леса ему вторили волки. И, судя по усилению громкости и распределению воя, они приближались ко мне со всех сторон. Я вжался в спасительный ствол.

— Ничего не понимаю. Время ещё не истекло. Волосы не стали соломой…

Зеркало молчало, зато рядом взвизгнула ведьма:

— Так я и знала! Откуда она здесь взялась?

— Так я и знал! — воскликнуло Зеркало. — Она следила за тобой из хижины с помощью волос и переместилась. Она управляет дракером.

— Так волосы же фальшивые!

— Но до истечения срока — всё же волосы. Твои!

— Попался, голубчик! — захохотала карга.

Но смех её резко оборвался, как только из зарослей раздался оглушительный рёв. Я оторопел. А из кустов поднимался массивный, но грациозный зверь. Взрослый дракер расправил крылья и взлетел над деревьями и, зависнув над нами, парил над неподвижными кронами.

— Вот и мамочка пожаловала, — ведьма даже поперхнулась. И тогда я, кажется, всё понял. Дракер в тот же момент узрел малыша, отчаянно взревел и ринулся вниз.

— Превращай её! Превращай! — заверещала ведьма. Ах, вот оно что! Не выйдет!

— Не-ет! — заорало Зеркало. — Не доставай меня! Не показывай ей! Лучше смерть!

— Но не тебе же умирать, — прошептал я … и кинул горошину подальше. «Бэмс!»

И детёныш сразу же превратился в бутерброд, а горошина в малыша дракера. Родительница увидела это и остановилась.

— Ах ты, поганец! — завизжала ведьма.

Мамаша летунья глянула в нашу сторону и плюнула в каргу… Ведьма испарилась, а я в ужасе застыл, думая, что и меня постигнет та же участь. Но дракерша внимательно посмотрела на меня, подхватила довольного детёныша в лапы и с торжествующим криком взмыла в небо. А скоро и силуэт её растаял вдали.

— Она тебя запомнила, — заметило Зеркало.

— Всё-то ты знаешь не видя.

— Я слышу.

— И что теперь? Будет мстить?

— Скорее наоборот, ведь ты спас её детёныша.

— ?????

— Летуны — телепаты и весьма разумны.

— Что ж, в моём положении неплохо иметь такого огромного крылатого друга. А ведьма — была мерзавка…

— Теперь понятно. Ведьма похитила малыша у дракера, желая таким образом заполучить взрослую особь. И пока она ломала над этим голову — появился ты. Весь из себя красавчик-превращатель. Детёныш — идеальная приманка, а ты — лучшее средство для её коварного плана. Расчёт был на то, что ты испугаешься и превратишь летунью во что-нибудь безобидное. Не знала же карга, что ты такой жалостливый и заберёшь у неё летунчика. И смелый, в общем-то…

— Спасибо.

— Пошли, смельчак, а то скоро стемнеет.

Но далеко уйти не получилось. Поблизости раздался знакомый вой.

Волки!.. Растяпа! Чуть не забыл. Я полез в карман за ведьминым пузырьком, но его там не оказалось. Потерял?

— Зелья нет…, — растерянно объявил я.

— Исчезло вместе с ведьмой, — ответило Зеркало. — Колдовство прирождённых пропадает вместе с ними. Так всегда.

— А мне-то что делать? Псы настигают.

— Положись на меня.

Ох, как мне не нравилась эта тема последние восемьдесят часов.

— Чтобы избежать когтей и клыков, придётся самому отрастить клыки и когти.

— Как это?

— Превращу тебя в собаку. Они не смогут унюхать твой след и собьются с пути. Кроме того, это сильно увеличит скорость твоего передвижения и ориентировочные возможности. А через сутки ты естественным образом станешь человеком. Как раз успеем достигнуть кораллового леса.

— И как я тебя в таком виде понесу? В зубах что ли?

— Ничего не слышал об «отсроченном превращении», мальчик? Разумеется, это же высший пилотаж. Доступен лишь магистрам. Вернее, только одному — вашему покорному слуге.

Тоже мне! Магистр.

— Давай без вступлений. Волкопсы близко. — Я уже слышал как они перетявкиваются за деревьями.

— Достань меня, умник, и прислони к дереву.

Так я и сделал. Зеркало увеличилось в размерах, так, что в нём отразился весь я. Потом по стеклу пробежала рябь, и вот уже там не моё отражение, а поджарый серый пёс в ошейнике… Но я — это по прежнему я!

— Ух ты!

— Закрой рот и положи меня в карман, — велело Зеркало, уменьшаясь в размерах. — Тебе как раз времени хватит. Для надёжности я положил его в рюкзак.

— Вот так.

Затем со мной что-то произошло. Я почувствовал себя лёгким, земля приблизилась, небо рванулось вверх, лес вырос, словно я очутился среди великанов… Видеть стал слабее и как-то по-другому. Деревья выглядели серыми трепещущими тенями. Зато я улавливал летящие ко мне отовсюду прозрачные волны, а потом лавина запахов обрушилась на меня. Мой нос реагировал на малейшие нюансы, тонул в запахах и наслаждался ими…

— Не увлекайся, — напомнило о себе Зеркало. Голос шёл от шеи. Что-то кольцом сдавливало шею. Ошейник! Рюкзак превратился в ошейник, а внутри находилось малюсенькое зеркальце. Кстати, я и слышать стал лучше. Различал малейший шорох.

— Придётся теперь ориентироваться на запах. Ты должен двигаться в сторону моря. Чувствуешь, с какой стороны пахнет морем?

Я повернул морду, принюхался, и запах соли и водорослей ударил в ноздри. Я попытался что-то сказать, но не смог. Из моей пасти вырвался странный трескучий звук. Лай!

— Беги к морю, — сказало Зеркало. — А разговаривать нам не обязательно.

И я побежал. Вернее, прежде запутался в лапах и упал. И с трудом поднявшись, осторожно переступил туда-сюда. Ничего себе — «увеличило скорость передвижения». Теперь у меня было целых четыре ноги. Как же их переставлять?

— Много думаешь, балда, доверься инстинктам. Просто иди и всё, — шепнуло Зеркало. Легко ему говорить. А я говорить не мог, поэтому просто полаял.

— Всё? — поинтересовалось Зеркало. — Высказался? Лаять ты уже хорошо умеешь. Бегать тоже научишься.

Издевается что ли?

Сделав несколько неуверенных шагов, я постарался отвлечься от лап, проковылял ещё немного, а в скором времени и в самом деле побежал, всё быстрее и быстрее.

Какое необычное чувство! Я нёсся как ветер. Навстречу солёному запаху с примесью йода. А ещё, заслышав лай свирепых псов, я понимал, о чём они судачат, вернее лают:

— «Где».

— «Запаха нет».

— «Потерял».

— «Ушёл».

— «Он там».

— «Нет там».

— «Р-разорву».

— «Укушу».

— «Где».

— «Туда».

— «Слабее нюх».

— «Запаха нет».

— «Двигаться туда».

— «Уууууууууу».

Так в облике собаки, прислушиваясь к «пересудам» волков, которые кружили на месте, и с упоением нюхая воздух, — мне удалось одолеть приличное расстояние.

Стемнело, но я отлично видел в темноте. Запахи так будоражили меня, что я уже забыл о том, что когда-то был человеком. Вскоре мы оторвались от волков, и я перестал слышать их.

Мчался я без отдыха, но не чувствовал усталости… И конечно же не мог посмотреть на часы. Однако мои внутренние ощущения указывали на то, что скоро наступит утро.

Занялась заря. Лес стал выше и гуще. Деревья оплели гибкие лианы. Снова наступил вечер. А я бежал, бежал, бежал…

— Стой! — закричало Зеракало.

Но я не успел и упал, растянувшись во весь рост и больно стукнувшись о корень.

— Мог бы и предупредить!

— Предупредил.

— Угу, лучше поздно, чем никогда.

Несмотря на боль в коленке и привычку быть собакой, я всё же радовался, что снова стал человеком. Хотя запахов и шорохов мне очень не хватало. Я чувствовал себя так, как будто меня наполовину лишили обоняния и слуха.

— Ничего, скоро пройдёт, — пообещало Зеркало.

— Что?

— Я знаю, как чувствует себя человек после превращения.

— Если ты такой умный, мог бы превратить меня в птицу. Я бы долетел быстрее, и были бы мы уже на месте.

Я только сейчас ощутил, как болят у меня руки и ноги. Зеркало хмыкнуло:

— Учитывая, как ты путался в лапах, занятно, как бы ты справился с крыльями.

— Но я же научился…

— Само собой. Ты бы научился. Но где гарантия? Боюсь, что после первых же попыток уже нечему было бы летать.

Я не ответил. Помахал ноющими руками и ногами, и мы отправились дальше.

Вскоре лес снова поредел, и тощие кривые деревья сменились настоящими исполинами с конусовидными стволами в три, а то и в четыре обхвата. Гладкие без единого сучка, они заканчивались ветвистыми, усеянными зубчиками отростками, и короткие изогнутые веточки торчали наподобие кораллов.

Так и есть! Кораллы! Только древесные! А когда я увидел, что они ещё и шевелятся, мне стало как-то не по себе.

— Вот и коралловый лес, — сообщило Зеркало. — Как только минуем его — закончатся и владения герцога.

Я пошёл вперёд, трогая блестящие, гладкие стволы и вдруг… Дверь! Прямо на стволе ближайшего древа! У этих деревьев были двери! Овальные полированные двери с большими деревянными ручками — почти на каждом стволе. Я протянул руку…

— Не трогай! — завопило зеркало. — А то как выскочит! Я отпрыгнул и услышал хихиканье своего карманного спутника.

— Вот щас ка-ак…

Где-то позади, совсем близко раздался пронзительный визг, рычание и заунывный вой.

— Открывай дверь и прячься! Быстро!

— А как же, если выскочит? — ну не мог я не съехидничать даже в такой момент.

— Да никто не выпрыгнет. Ну?! Они уже близко…

«Р-рррр-уоааааауууууууу! Р-рр…».

Я рывком открыл дверь, заскочил внутрь и закрыл её как можно плотнее. Внутри дерева оказалось довольно просторно.

Дальше я так и передвигался — короткими перебежками, прячась в стволах коралловых деревьев. Внутри всегда было тепло и немного сыро.

Обычно я сидел у самой двери, прижавшись к шершавой стенке ствола. Смотрел в отверстие узкого лаза, уходящего вниз, под самые корни, и ещё глубже. Туда уводили земляные ступеньки, покрытые мхом и оплетённые тонкими беловатыми корешками травы. Из подземелья струился красноватый свет и там, в самом низу, что-то постоянно вспыхивало, постукивало, скрежетало и потрескивало…

— Подземный народец, — объяснило Зеркало. — Никогда не выходят наружу. Но и к ним лучше не соваться. Я не пробовал, но кто знает…

А я выглядывал из ствола, чуть приоткрыв дверь, и если волков поблизости не было, бежал до следующего дерева. И так до тех пор, пока где-нибудь неподалеку не раздавался вой. Я уже не следил за временем, но несколько раз мне пришлось заночевать прямо в стволе.

Однажды пошёл дождь, и коралловый лес наполнился шелестом и треском. Деревья активно двигали отростками, впитывая влагу, наливаясь соками и меняя цвет кораллов — с жёлтого на зелёный, с розового на красный. Деревья наслаждались дождём, будто живые. А мне пришлось пережидать, спрятавшись в стволе одного из них. И зеркало надоедало мне рассказами о том, как лесные кораллы используются в народном хозяйстве.

Наконец, коралловые деревья закончились, и я чуть не врезался в красноватый кустарник, растущий в виде изгороди. Компас показывал строго на юг. По словам Зеркала — это была граница. Здесь заканчивались земли герцога, и буквально через пятьдесят шагов начиналось королевство Стирин. Значит, теперь волкопсов можно не бояться, дальше они не пойдут.

Кусты оказались почти с меня ростом, но мне уже было не привыкать. Я проломился сквозь поросли и тут же увидел конец тропы. Неужели та самая?

Тропинка убегала на юг, прячась под густыми ветвями. Вскоре я очутился в самом обычном лиственном лесу и уже не сходил с тропы. Она вывела меня на редколесье, а оттуда на королевский тракт.

Лес закончился. Я вышел на открытую местность и ахнул. Впереди раскинулись зелёные луга, озарённые полуденным солнцем. В лицо ударил ветер. Я вдохнул, запрокинул голову и увидел небо. Ясное, чистое, голубое — без единого облачка, лишь где-то далеко на западе сбились вместе подсвеченные солнцем тучки. Там хлестал дождь, и перед серо-сиреневым горизонтом, небо словно сшили с землёй светящимися шёлковыми нитями… Как же хорошо!

Я двинулся по тракту, насвистывая и глазея по сторонам. Становилось очень тепло, даже жарко. Пришлось снять куртку. Навстречу попадались рощицы, чередуясь с лугами и полями, где всё ещё колосилось что-то похожее на пшеницу.

А на других полях я видел, как люди убирали урожай. Проходил мимо высоких крытых сараев и стогов сена, и пасущихся… Коров! Хоть что-то знакомое в этом другом измерении. Правда меня немного тревожили их рога и повышенная лохматость, но всё же. Может это были и не коровы, а что-то вроде помеси яков с быками, но какая разница.

Я даже услышал лай собаки, а вскоре мне стали попадаться хутора и фермы, пока я ни дошёл до первого крупного населённого пункта — деревни.

К этому времени я окончательно вспотел. Поэтому, прежде чем попасть в деревню, переоделся в свою прежнюю одежду за раскидистым кустом. Лучше уж выглядеть чудным чужеземцем, чем страдать от жары.

Я переложил монеты, компас и зеркало в карман джинсов, свернул куртку и, закинув её за спину, вошёл в деревню.

Мои припасы закончились, а есть очень хотелось. Заметив во дворе крайнего дома женщину с кувшином, я окликнул её и попросил продать мне немного еды. Крестьянка смерила меня настороженным взглядом и попросила показать деньги. Я достал одну блестящую монетку. Она глянула, удивлённо захлопала глазами и покачала головой, объяснив, что у неё не будет столько сдачи.

Хм… Женщина подошла поближе и, разглядывая мою одежду, предложила, за кружку молока и ломоть хлеба, а также за несколько мелких монет, купить мою куртку.

Мысленно извинившись перед Тимом, я согласился. Всё равно здесь очень тепло, а в Королевском городе прикуплю себе что-нибудь. Ведь магистр Линкнот заплатит мне за услугу.

Крестьянка пощупала ткань, мех, подкладку, кивнула, ушла в дом и вынесла мне обещанную еду и три мелкие монеты. Пока я уплетал хлеб с молоком, она, рассмотрев мои джинсы, поинтересовалась, не продам ли я и штаны тоже. Пришлось отказаться, других брюк у меня не было. Там же, под кустом, я избавился от прежнего рванья.

Женщина предложила мне переночевать в сарае и спросила, куда я направляюсь.

Вот так мне и повезло. Я узнал, что завтра утром из деревни отправляется обоз на ежегодную ярмарку, что проводится в Королевской долине вблизи форта Мормион. Оттуда до города Королей рукой подать. Я конечно не знал, где этот Мормион, но всё складывалось очень удачно.

А на следующий день я пристроился к обозу всего за одну монету. Для начала я показал деньги зеркалу. Оно долго изучало их, а потом заявило, что монеты ему не знакомы, и что он уже лет восемь не видел никаких денег. Но они чем-то напомнили ему старые королевские реалы и, судя по всему, это монеты крупного достоинства. Но он так и не сумел определить, который из королей изображён на аверсе.

— Похоже, это граффитский реал, — предположило зеркало. — Насколько я помню. Реал составляет десять рикелей. Рикель — это средняя монета, а мелкая, что заплатила тебе крестьянка — копия.

Выходит, мы — богатенькие буратинки. Здорово! А ещё у меня была кредитка, но в этом мире она годилась разве что для того, чтобы под ножку стола подкладывать, и то — не факт.

Обоз состоял из нескольких телег и фургонов. С утра возницы собрались на деревенской площади пред домом старосты и ратушей с башенкой и… часами. Часы — настоящие со стрелками, как и в моём мире, только вместо чисел на циферблате были нарисованы солнце, луна, звёзды, а стрелок я насчитал всего три и обломок, как будто четвёртую стрелку небрежно отломали.

Я быстренько посмотрел на свои часы и обнаружил, что стрелки вращаются с бешеной скоростью, но не успел испугаться, как они остановились. То же произошло и с компасом — стрелка вертелась как полоумная, а потом застыла, будто её приклеили. Сколько я ни тряс. Ну и дела… Однако теперь вопрос направлений не стоял передо мной так остро.

После того как проверили упряжь, и закрепили груз, мне разрешили забраться в телегу, и обоз двинулся по тракту в сторону Королевского города.

Забыл сказать, мне даже не пришлось заботиться о пропитании. Увидев мою монету, начальник обоза заверил, что меня будут ещё и кормить, бесплатно.

— Не верь им, — убеждало зеркало. — Питание не входит в стоимость проезда, просто с тебя содрали больше, чем следовало.

Но я только отмахнулся от него. Так приятно было ехать, а не идти. А то я и так сбил все ноги, и руки, в каком-то смысле, тоже. Зато теперь наслаждался поездкой, свежим воздухом, солнцем и пейзажами.

Коренастые коричневые лошадки с чёрными гривами и хвостами, переступая широкими копытами, деловито тянули возы, и ехали мы довольно быстро. Дорога была каменистой, поэтому повозки не поднимали пыли.

Несколько раз остановились переночевать прямо в полях. С кострами, песнями и анекдотами. В этом измерении были свои анекдоты. Половину из них я не понимал, а другая половина — в чём-то повторяла наши. Весело травили истории — про не вовремя вернувшихся мужей, жадных купцов, жестоких правителей и незадачливых волшебников. И смеялись.

Местность вокруг не отличалась разнообразием — поля, пашни, пастбища, луга, рощи. Однако мне здесь нравилось гораздо больше, чем в Зачарованном лесу.

Иногда попадались деревеньки, и к нашему обозу по пути присоединились ещё несколько телег. Ехали мы весело и ничуть не утомительно. Ярко светило солнце, пахло душистой травой и медвяными цветами, стрекотали кузнечики, щебетали птички. Несколько раз я видел огромных птиц парящих в вышине.

— Беркуты — высматривают добычу, — сказал мой сосед по обозу — усатый седой крестьянин.

Так, вскорости, мы выехали на холмистую пустошь. Земля выгнулась травянистыми волнами, и холмы поднимались всё выше и выше, так что на очередную возвышенность повозки уже забирались с трудом. Нам пришлось слезть с телег, вылезти из фургонов и идти рядом. А когда мы взошли на вершину холма, перед нами раскинулось небывалое великолепие. И я увидел такое…

Глава 5 — самая неопределённая, в которой я встречаюсь с магистром Линкнотом и нахожу четвёртые ворота; наконец понимаю, куда я попал и ощущаю, как что-то таинственное витает в воздухе ХРАНИТЕЛЬ ЗНАНИЙ

Я увидел такое…, какое раньше мог узреть только на картинке. Восторг сдавил меня так, что я едва не задохнулся. Под ясным небом раскинулась огромная зелёная-презелёная равнина, расчерченная дорогами и перевитая сверкающими лентами рек и ручьёв. Вдалеке лежал перламутровый город, словно скопление громадных, развернутых во все стороны, раковин. И серебристые шары венчали тонкие башни. Далее, у самого горизонта, поблёскивала полоса воды, а ещё дальше всё тонуло в туманной дымке.

Возница рассказал мне, что «отсюда с холма видно даже море, вернее, залив Трёх королей, а сам город стоит на Ракушечном лимане». Ежегодно там скапливалось несметное количество ракушек. Отсюда лиман и получил своё название. Ракушки собирали и использовали по назначению. А все дома испокон веков, по словам возчика, облицовывались ракушечником.

Ух ты! Интересно на это вблизи посмотреть. Но издалека выглядело здорово.

Тракт сбегал с холма, метров через пятьсот разветвлялся, и извилистые дороги поворачивали на северо-восток, на запад и северо-запад.

Обоз спустился с возвышенности, и мы дошли до стелы с короной. Под короной в разных направлениях торчали указатели в виде стрелок с названиями королевств: Стирин, Пергамотум и Граффити.

В тот момент мне бросилась в глаза некоторая асимметрия. Явно чего-то не хватало. Между ними так и напрашивался ещё один — четвёртый указатель.

Отовсюду к стеле стекались телеги и фургоны, подъезжали верховые и подходили пешие путешественники. Оживлённая толпа в основном следовала налево — в сторону королевства Стирин. Налево сворачивал и наш обоз, собираясь ехать по боковому тракту, туда, где виднелись башни форта Мормион. Там возчики и торговцы собирались остановиться в знаменитом трактире «Королевский Перекрёсток». О нём я вдоволь наслушался по пути сюда и был в курсе, какой «превосходный эль с пряностями там подают, и какой забористый швамк, и жаркое из мяса королевского бизона».

Дорога на Граффити лежала направо и скрывалась за холмом. А в сторону главного тракта показывала стрелка с надписью «Пергамотум». Туда мне и надлежало идти напрямик к городу. «Отседова до города рукой подать», — прощаясь, напутствовал возница.

Я закинул рюкзак за спину и пошёл. Но это оказалось вовсе не так близко — местное «рукой подать» равнялось примерно трём лигам.

Я шёл и наслаждался тишиной, потому что Зеркало молчало почти всю дорогу. Да и город всё же приближался — медленно, но неотвратимо. Он рос и заполнял собой горизонт. Залива на равнине не было видно, о его близости свидетельствовал лишь запах моря и одинокие чайки, залетевшие с лимана. А вскоре путь мне преградила река, и дорога продолжилась сразу за мостом. Город был уже близко, когда Зеркало вновь заговорило, перво-наперво потребовав его вытащить и направить на дорогу. Что я и сделал. А попробовал бы не сделать!

— Надо подумать о перемене внешности. Доберёмся до магистра, и он что-нибудь подскажет.

— Зачем? Мы же за границами герцогства.

— Да, но не за пределами герцогской башки. Он это так не оставит. Ноги у него короткие, зато руки — длинные. Снарядит своих слуг на поиски. Людей, на этот раз. И в городе кое с кем свяжется.

— Откуда он знает, где нас искать?

— Он сообразит, куда могу отправиться я, — не важно с тобой или с кем-либо ещё, — а это куда как серьёзнее.

Хорошенькое дело! Выходит я всего лишь разменная монета. Лестно такое о себе узнать.

— Тогда к чему мне менять внешность? Не проще ли тебе во что-нибудь превратиться.

— Ты прекрасно знаешь, что я не умею… Так! Мы уже подходим к городу. Ищи четвёртые ворота.

— А как я их узнаю?

— Иди, смотри, читай и говори мне, что там написано. На всех воротах таблички с названиями и щит с гербом королевства. Тракт, если мне не изменяет память, должен закончиться у граффитских ворот.

Город надвинулся переливчатой махиной из стен, башен, колонн… И гигантских ворот, величественных, как триумфальная арка.

— Ну? Что там написано? Что? — нетерпеливо вопрошало Зеркало.

— «Граффити», — послушно прочитал я. — Хм… Прикольный герб!

На прямоугольном щите с вензелями по контуру изображались могучие хвойные деревья, подпирающие зелёными кронами синее небо и заточенные снизу наподобие карандашных кончиков. Как есть — деревья-карандаши! С витиеватым росчерком внизу:

«Писать, пока не затупится кончик и не сотрётся вечность!».

Н-да, вот это я понимаю девиз. Это ведь девиз? Наверное…

— Граффити? Тэ-эк… Тогда вдоль стены, направо.

— И долго мне так идти?

— До следующих ворот.

— Хм, понятно.

Прошёл я ещё лиги две, а может и больше, но никаких ворот так и не увидел. Зеркало разнервничалось:

— Ну, и…? Чего там? Видишь?

— Никаких ворот не было…

— А ты не пропустил? Давно должны быть — они неподалёку от Граффитских.

— Нет, постой-ка.

Что-то такое мелькнуло в сознании. Я вспомнил и вернулся метров на пятьсот назад. Ну точно! В одном месте стена выпуклая и неровная. Бугристая, будто кто-то наспех заложил большую арку. И в отличие от остальной стены, отделанной ребристой мозаикой из ракушечника, просто заштукатуренная. Я поднял голову и пригляделся. Так и есть — наверху обозначенная дугой граница, и кладка верхней части стены явно отличалась от нижней. Над дугой потемневшие отпечатки, явно следы от висевших там некогда щитов.

— Здесь нет никаких ворот, — повторил я.

— А что есть?

— Ну, заделанное отверстие в стене.

— Заделанное, говоришь? — мне показалось или голос Зеркала и впрямь дрогнул. — Может быть, ворота перенесли чуть дальше. Кто-то из архитекторов однажды сказал, что расположены они неудобно. Ну-ка вернись назад, немного.

— Насколько немного?

— Пока не дойдёшь до следующих ворот!

Ха! Немного. И я снова отправился вдоль стены. Когда-нибудь это кончится? Зато обратил внимание на очень интересную деталь — конец стены отгибался, нависая над землёй закруглённым отворотом и образуя козырёк. Ракушка и ракушка.

Дальше действительно оказались ещё одни ворота, на этот раз с надписью «Пергамотум». А на треугольном гербе тоже здоровущие деревья на фоне неба, только с широкими изумрудными листьями, потолще и с золотистой корой. А под ними развёрнутый пергамент с кисточками и девиз:

«Написанного — не сотрёшь»!

Что за измерение такое? Явно помешанное на карандашах и пергаментах…

— Пергамотум, — прочитал я.

— Да что ж такое-то?! — Зеркало явно волновалось. Ну, не всё же мне одному.

— А, наверное их решили перенести поближе к Стирину. Только какой резон? Ладно, проверим. Возвращайся назад.

— Как? Опять?

— Не опять, а снова.

Проклиная местные лиги, я поплёлся в обратную сторону, туда, откуда пришёл. И вскоре достиг Граффитских ворот.

— Давай просто войдём в город через эти ворота?

— Ни в коем случае?

— Почему? Неужели нас уже караулят у ворот слуги серого герцога? Оперативно работают.

— А? Нет, я не о том. Просто боюсь заблудиться. Столько лет прошло. А ворота — ориентир. Магистр живёт возле четвёртых ворот.

А кто-то ещё обвинял меня в пространственном кретинизме…

И вообще, я теперь сомневался, что у Зеркала сохранилось хоть какая-то ориентация. Да и у меня голова давно кругом — туда, а потом обратно.

— Пошли дальше.

Я вздохнул и двинулся дальше. На это раз идти пришлось долго. В жизни столько не ходил и притом так бестолково. Дорогу мне вновь преградила река и я перешёл по мосту. А дальше стена петляла колоссальной перламутровой ниткой, так, что я почувствовал себя челноком. Но был вознаграждён за свой пеший подвиг и вскоре достиг ворот с надписью «Стирин», а напротив них как раз располагался форт Мормион. Я увидел флаги на башнях, наряженных людей на лугу и солдат с алебардами на стенах. А внизу сошлись в импровизированном турнире рыцари в доспехах — копьё на копьё. Замелькали конские копыта, опустились забрала, и застыли шлемы с плюмажами. Тык-тыгдык-тыгдык-тыгдык… Лоб в лоб. Ну прямо картинка а-ля дремучее средневековье, мир меча, магии и кинжала….

— Не зевай! — Зеркало стукнуло меня ногами об землю.

— Стирин! — громко прочёл я. И посмотрел на герб.

На круглом щите, на фоне того же неба и похожих на трубы деревья с шаровидными кронами, была изображёна… стёрка или ластик (а может мне привиделось), ползущий по пергаменту и начисто стирающий какие-то фразы. Девиз, разумеется, гласил:

«Стереть можно всё!»

Дурдом! Да что они здесь все с ума посходили?! То нельзя стереть, то можно…

— Абсурд! — провозгласило Зеркало.

— Ты о девизах? — поинтересовался я. — Согласен.

— Нет, о воротах.

Зеркало повздыхало, повздыхало и решило таки войти в город. Что я быстренько и сделал.

— Будем искать четвёртые ворота изнутри, — придумало Зеркало.

Тоже мне, великий мыслитель. И где это видано, чтобы ворота, ведущие из города, не вели в город! Но его мир, ему и голову ломать.

— Ориентиры, ориентиры, — бормотало Зеркало, пока я глазел на дома и горожан.

За воротами начиналась мощёная камнем дорога и продолжалась до самой городской площади. Об этом я прочитал на указателе.

— Вспомнил! Теперь иди прямо. Пересечёшь площадь — сверни в переулок перед домом с флюгером в виде каравеллы, а там ступай дальше до следующей площади, снова заверни в ближайший переулок и ищи дом с красной крышей.

— А вдруг крышу перекрасили?

— Крыша из красного ракушечника.

— А если крышу снесло?

— Это у меня сейчас снесёт, башню, если не перестанешь задавать глупые вопросы. Я здесь лет десять не был. Ничего не помню и не узнаю. Будем искать. А теперь — иди.

И я окунулся в суету большого города. Не забывая по ходу любоваться достопримечательностями. Сначала пытался соотнести их с ранее увиденным, прочитанным и услышанным. Но потом сдался. Это было похоже на всё сразу. Но если город и напоминал средневековый, то в общих чертах и очень отдаленно.

Первое, что меня поразило — это какая-то художественная беспорядочность. Только центральная площадь ещё как-то сдерживала это буйство красок и стилей. Дворцы расположенные красивыми полукружиями и палисадники вокруг них были надёжным «гвоздём», от которого во все стороны разбегались бойкие несуразицы улиц и переулков, доходящие порой до архитектурной бессмыслицы.

Рядом с мрачной башней, словно выдернутой из готической эпохи с уже знакомыми мне часами, мог притулиться малюсенький, по виду пряничный домик с крышей из ракушечной черепицы.

Широкие каменные проспекты чередовались с улочками поросшими зелёненькой травкой. Река бежала через весь город, и каменные набережные беспорядочно сменялись деревянными мостками и песчаными пляжами. И при этом я не увидел ни одного одинакового моста.

В своих поисках я часто упирался в высоченную стену с массивными воротами, шёл дальше и находил другие пути. Заглядывал за маленькие дверки из ажурных решёток и открывал для себя уютные дворики с садиками или парки со стриженными под шары и конусы деревьями и помпезными клумбами. А больше всего меня восхищали сферы на тонких башнях. Одни изумляли своим парящим великолепием, а другие казались диковинными грибами дождевиками на высокой ножке.

А ещё — деревянные заборчики и калитки увитые виноградом. Каменные дома и живые изгороди… Н-да. Неужели я становился поэтом? Но первый же толчок в бок от местного жителя, которому я, зазевавшись, нечаянно наступил на ногу, отбил у меня охоту награждать этот город красивыми эпитетами. А потом меня чуть не сбила повозка. Я едва успел отскочить в сторону под вопли возмущённого Зеркала, но тут же угодил под ноги коню, и всадник — вычурно одетый мужчина истратил на меня недельный запас витиеватых ругательств. Да уж. Местами в городе было шумно и оживлённо, и весь это шум ещё и перекрикивали уличные торговцы и наводящие порядок стражники.

Наконец я пересёк вторую площадь и свернул в ближайший переулок. А день уже клонился к закату. Наступал вечер, усиливающий запахи цветов, моря и травы. По переулку сновали редкие прохожие. Стало непривычно тихо. Я очень устал и хотел есть, а во рту с утра не было ни крошки.

— Ищи дом с красной крышей, — напомнило мне Зеркало.

— Послушай, изверг, — взмолился я. — Можно где-нибудь отдохнуть? Давай найдём гостиницу или трактир, я хоть поужинаю. А то сил нет ноги таскать.

— Если что-нибудь попадётся, — Зеркало было неумолимо.

Можно подумать это у него ноги, а не у меня. Но Королевский город сам сжалился надо мной и поставил на моём пути таверну с весёлой вывеской «Длинный нос». Изображения носа я не увидел. Зато под вывеской качалась на цепях внушительная деревянная бутылка…

— Чего остановился? — не выдержало зеркало. Такое впечатление, что оно своим голосом подталкивало меня в спину.

— Таверна, — доложил я. — Зайдём?

— Как называется?

— Длинный нос.

— Гм… что-то не припомню… Была неподалёку от ворот одна таверна, но она называлась Красный нос.

Я хмыкнул.

— Ну, это понятно. Красный нос — более подходящее название для таверны.

— За столько лет многое могло измениться. В том числе и действие вина на некоторые части тела.

— На что ты намекаешь?

— Войди и проверь. А лучше не рискуй и вали отсюда быстрее.

— Нечего меня пугать.

На самом деле мне было немного не по себе. Кто его знает, какие ещё сюрпризы поджидают меня в этом неуравновешенном мире. Однако я открыл дверь и вошёл.

Внутри было просторно, малолюдно и спокойно. Я едва не повернул назад. Вот если бы мне навстречу выскочила толпа дерущихся головорезов или рядом со мной об стену шмякнулась кружка с элем, или вокруг ломали бы мебель об стойку… Вот тогда бы никаких проблем — нормальная таверна, а так… Даже подозрительно. Однако я всё же остался и даже сел за крайний столик, поближе к выходу, на всякий пожарный.

— Ну и чего там? — полюбопытствовало Зеркало. — Только постарайся разговаривать незаметно.

— Ничего, таверна как таверна.

Сонный трактирщик, то есть — тавернщик неопределённого возраста за стойкой. Неподалёку от меня за угловым столом несколько парней в рабочей одежде синхронно запрокидывали, и по очереди опускали на стол кружки.

Похоже, до этого они размахивали молотами в кузне. Видать заело после нелегкого трудового дня.

В другом углу, повалившись на стол, похрапывал одинокий посетитель. Угу, судя по помятому и безмятежному виду, — пьяный завсегдатай. Вроде всё. А, нет, вот и ещё кто-то явился. Бухнула обитая войлоком дверь и ввалился следующий, в смысле — после меня, пришелец. Незнакомец, закутанный в плащ с надвинутым на лицо капюшоном. Протопал в зал, по-хозяйски развалился за столом и, подняв руку, щёлкнул пальцами. К нему тут же подбежал подросток в фартуке. Со своего места я не слышал, что заказывал незнакомец, но паренёк с готовностью кивал и записывал. Потом убежал выполнять заказ.

— Можешь незаметно достать меня? — попросило Зеркало.

— Постараюсь.

Я осторожно вынул его из кармана и направил на зал, стараясь захватить как можно больше зрительного пространства.

— Порядок, — констатировало Зеркало. — Ничего опасного.

Подросток-официант принёс заказ новому посетителю. И в тот же момент я, по его примеру, поднял руку и тоже прищёлкнул пальцами. Через минуту парень стоял возле меня и услужливо записывал. Меню в таверне оказалось довольно скудным, но я честно заплатил четверть реала за ужин, состоящий из солидного куска мяса в соусе, хлеба, сыра и кружки… воды. Поскольку поостерёгся пробовать местное вино, памятуя о названии заведения.

Я с аппетитом накинулся на еду и не обращал внимания на то, что творится в зале. А зря. В какой-то момент я взглянул на незнакомца в плаще, и мне показалось, что он смотрит на меня, из-под капюшона. Молодые рабочие расплатились и ушли. Однако вскоре в таверну начал прибывать народ. Я ещё раз взглянул на загадочного посетителя — он смачно хлебал суп из миски и на меня не смотрел.

Почудилось. Неужели я стал бояться даже собственной тени, настолько, что и в ней мне мерещился соглядатай герцога?

— Становится людно, — шепнул я Зеркалу.

— Пора уходить.

— Здесь сдают комнаты? Переночуем.

— Это в Кра… Длинном носе-то? — фыркнуло Зеркало. — Отродясь такого не было. Обычное питейное заведение.

— А вдруг? Сколько лет, говоришь, прошло?

— М-дя, не мало…

Мы совсем потеряли бдительность. Впрочем, внимания на нас никто не обращал. А человек в плаще незаметно ушёл, я и не уловил когда. И к лучшему.

Я поразмыслил, немного поспорил с Зеркалом, покинул трактир и отправился искать дом с красной крышей.

Надвигались сумерки. Я шёл по безлюдному переулку. Где-то вдалеке звучали голоса людей, лаяли собаки, смеялась девушка. Я смотрел по сторонам, но главным образом на крыши. Иногда отвечал на вопросы Зеркала… Позади раздался шорох, я тревожно оглянулся и в мгновение ока оказался прижат спиной к забору, шею мне сдавила чья-то сильная рука, а перед глазами блеснуло лезвие…

— И часто ты беседуешь сам с собой?

Странный вопрос для грабителя.

Нападавший чуть отступил назад, и я увидел давешнего посетителя таверны в плаще. Я по-прежнему не мог разглядеть его лица, спрятанного в тени капюшона, лишь блестящие глаза пристально смотрели на меня из тени. Попался!

— Ааааа! Помо… Жёсткая ладонь зажала мне рот.

— Молчи! Если будешь тихо себя вести и отвечать на вопросы, ничего с тобой не случится.

Я кивнул. Он убрал руку.

— Кто ты такой и откуда?

— Не знаю. Память потерял.

— Хорошо. Тогда другой вопрос, беспамятный ты наш. Откуда у тебя волшебное зеркало?

От этого заявления у меня подкосились ноги, и я начал сползать по стене сарая, несмотря на его хватку. И в этот момент, словно в насмешку над ситуацией заметил край крыши из красного ракушечника. Весьма кстати!

— Эээ… парень, — он убрал нож и встряхнул меня за шиворот, как щенка.

— Какое зеркало? Я ничего не знаю…

Меня поставили на ноги.

— Зубы не заговаривай! Уж я-то знаю, Зеркало у тебя. Я всё знаю…

— Отпусти парнишку, дружище, — внезапно подал голос виновник моего незавидного положения.

Агрессор от неожиданности разжал пальцы и лихорадочно огляделся по сторонам.

— Эт-то кто ещё? Выходи!

— Всё так же, воюешь? — усмехнулось Зеркало и добавило:

— Не бойся его, Кеес.

Мужчина в плаще насторожился, потом резко откинул капюшон, и я увидел его нахмуренное лицо. Он казался молодым, но суровые черты делали его лицо угрюмым и словно высеченным из гранита, а глубоко посаженные тёмные глаза только добавляли мрачности облику.

— Ты всё ещё не понял, старичок? Всё ведь знаешь, а тут…, — разочарованно протянуло Зеркало. — Линк, сволочь, не прикидывайся дураком.

— Норд? Ты? — выражение лица этого Линка было настолько идиотским, что я невольно хрюкнул от смеха.

Так. Постойте! Линк? Магистр Линкнот? А я представлял его мудрым седым старцем, благообразным книжным червём с тросточкой. Ну и ну! Этот мир и вправду был ненормальным.

— А кто же ещё, Хранитель знаний?! Кеес, покажи ему.

Я вытащил Зеркало из кармана, оно увеличилось самую малость и спросило:

— Ну, как я тебе? Красавчик? Как ты меня находишь?

— Но… как?

— Ты меня спрашиваешь?! — Зеркало сорвалось на крик. — Это я должен спрашивать! Какого ядовитого бяса я восемь лет торчал в конуре у этого вонючки?! Ты! Почему ты не почесался, чтобы освободить меня?! И не говори, что не знал?

— Я действительно не знал, — спокойно ответил Линкнот, приходя в себя и пряча нож в ножны на поясе. — Я не знал! Понимаю. Ты не поверишь. Но последний раз я видел тебя и остальных на приёме в горном замке. А потом ты исчез и… Он взял у меня зеркало.

— Ты — Хранитель знаний, тупица!

— Но мы недооценили Завирессара! — воскликнул Ликнот. — Он перекрыл мне доступ ко многим знаниям за пределами этого города. Я…

— Ладно, не оправдывайся. Мы все пострадали.

Я слушал их разговор, тупо вытаращив глаза и открыв рот. Сколько интересного я вдруг узнавал, постепенно.

— А чего мы здесь-то стоим? — спохватился Линкнот. — Пошли ко мне, поговорим.

И посмотрел на меня:

— Идём… как тебя, Кеес. Расскажешь о себе, а я постараюсь помочь.

— А…

— Я всё знаю. Знания — это по моей части.

Он двинулся вперёд по переулку, миновав примечательный своей крышей дом, с Зеркалом в руках, а я подумал и потрусил за ним. И почему именно эта крыша так запомнилась Зеркалу?

— Ты всё ещё живёшь у ворот? — поинтересовалось оно.

— Угу, только про ворота я бы не упоминал?

— С чего это?

— Погоди, сам увидишь.

Мы вышли из переулка и очутились на улице, дошли до конца и повернули. Сразу за домом… с красной крышей. Теперь всё ясно. Да здесь просто мода на такие дома. По дороге я насчитал ещё четыре, пока мы не вышли на небольшую площадь, вокруг которой выстроились двух— трёх — этажные особняки. Но Линкнот не остановился, а пересёк площадь, и мы упёрлись в арку с полуразрушенными колоннами, наполовину заложенную камнями и крест накрест заколоченную досками. Магистр остановился и направил на неё Зеркало.

— Это всё, что осталось от четвёртых ворот.

Зеркало помолчало немного и спросило упавшим голосом:

— А как же Точин?

— Нет больше Точина, друг мой. Теперь в стране Двенадцати по Эту Сторону Чёрных гор — три королевства.

— Нам надо это обсудить, — выдавило из себя Зеркало.

— Тогда идёмте в дом. И ты, Кеес.

Я оторвался от разглядывания бывших ворот и от мыслей по этому поводу. Что бы всё это значило?

Магистр привёл нас в один из домов на площади, ближе всех стоящий к воротам с флюгером в виде стрелы. Так мы оказались у него в гостях и конечно же остались на ночь. После того как я искупался с дороги и надел чистые вещи, щедро выданные мне гостеприимным хозяином, Линкнот пригласил меня в свой кабинет на втором этаже, поговорить. Маленькая комната была завалена книгами, свитками, картами и заставлена приборами непонятного назначения. Домохозяйка Линка — женщина средних лет принесла нам чаю с кексами. Ну хоть что-то родное. И здесь пьют чай!

— Извиняюсь за беспорядок, — произнес магистр, когда женщина вышла. — Но кабинет — это единственное место, где я не позволяю Агнессе убираться.

Он отхлебнул чаю, я последовал его примеру. А Зеркало могло лишь наблюдать. Линкнот разместил его тут же на столе в удобной подставке.

— Рассказывай, — потребовал магистр.

— Чего?

— Кто ты, откуда, как сюда попал. Настоящего твоего имени мне знать не нужно. Всё равно каждый из нас в этом мире придумывает себе любое имя, по вкусу.

— Но ты же — Хранитель знаний и должен всё обо мне знать, — подколол я его. Магистр снисходительно улыбнулся.

— Видишь ли, паренёк. Я в курсе, что ты из другого измерения, но дальше этого мира мои знания не распространяются. Ещё я сразу вычислил, что у тебя Зеркало, но ты не настоящий «превращатель» и тут — чужой. Так что говори. Это в твоих же интересах. Если я пойму, как ты сюда попал, то может статься помогу тебе вернуться домой.

И я принялся рассказывать. Поведал ему о том, как я сбежал, шёл по лесу, поел и уснул под кустом. Показал для пущей убедительности часы и компас. Не забыл упомянуть о несоответствии в ходе времени и направлениях частей света.

За окнами стемнело, и Агнесса принесла лампу. Мы сидели возле ровного успокаивающего круга жёлтого света и беседовали.

— Под кустом говоришь?

— Ну да, с синими ягодами…

— А ты ягод с него не ел?

— Чё я — больной?

Я и в самом деле никогда ничего незнакомого в рот не тащил. Особенно неизвестные ягоды с подозрительных кустов. Однажды в детстве я попробовал волчьих ягодок, думая, что они вкусные. Последствия запомнил на всю жизнь и до сих пор кусты с ягодами ассоциировались у меня с резью в животе, банкой марганцовки и сиреной скорой помощи.

— Чего я, ненормальный что ли?

— А кто тебя знает? Но если не ел, тогда не совсем понятно, в чём дело. Но куст явно причастен и без Держателя измерений здесь не обошлось.

— А при чём тут куст и кто такой Держатель измерений? Я о нём не в первый раз слышу.

— Всё по порядку. Тебе ведь интересно знать, куда ты попал, и что с тобой будет.

— Да…

Последняя фраза мне не понравилась так, что даже засосало под ложечкой, словно я и впрямь отведал этих синих ягод.

— Вот смотри. По всему выходит, что ты попал сюда из измерения обратного времени.

— Это как?

— Не перебивай… То есть для нас твоё измерение обратное, а для тебя — наше. И время в этом измерении течёт для тебя в обратную сторону. То есть, время в наших мирах противоположно направлено. Я буду объяснять, а ты соотноси с чем-нибудь знакомым тебе в твоём измерении. Представь, что наши миры непрерывно движутся параллельно, но по разным временным веткам и как бы навстречу друг другу. Но они никогда не соединяются и даже не соприкасаются…

Я вообразил тоннель и две электрички, которые движутся напротив друг друга, в разных направлениях, по разным рельсам и с бешенной скоростью. Окна мелькают и в них невозможно что-либо разглядеть в соседнем поезде, а уж тем более встать и перейти из одного в другой…

— … По идее ты никак не мог сюда угодить, потому что нет точек соприкосновения. Более того, наш сегодняшний день для вашего мира уже завтрашний, а ваше сегодня для нас ещё не наступило. Или наоборот. То есть, временное несовпадение. Нельзя из завтра попасть в сегодня, обычным способом. А если ты не мог здесь оказаться, значит, и уйти отсюда не можешь.

От такого заявления я едва не подавился кексом, чаем и чуть не упал со стула.

— Но я же как-то попал сюда!

— Да! Но это уже другой разговор. Это всё не само собой случилось. Тут вмешался Держатель измерений. Теперь слушай и представляй. Держатель измерений — весьма необычный волшебник. Единственный в своём роде в нашем измерении. Если ещё десяток Хранителей знаний найдётся и в Фегле, и в этом городе или ещё где-то, то Держатель — уникален. Но начну сначала и издалека. Изначально наш мир людей делился на прирождённых волшебников и обычных людей, которые впоследствии оказались потенциалами… но это ты уже знаешь.

— Да.

— Тем лучше. Объяснять не придётся. Так вот, Держатель измерений — это один из уникумов — двенадцати волшебников, обладающих определённой силой. Они издавна управляли землями, названными в их честь Страной Двенадцати, пока… Но это уже отдельная история. А способность Держателя измерений в том, что он может останавливать параллельные измерения и связывать их на короткое время…. Представляешь?

Я тут же будто воочию узрел огромную металлическую скобу, вонзившуюся в крыши соседних электричек, соединяя их… Они резко затормозили и мгновенно остановились дверь в дверь…

— Да, теперь он делает это с помощью волшебного предмета, но вполне может без него обойтись. С предметом просто легче, да и его ученики-потенциалы могут при случае им воспользоваться.

Я представил, как противоположные двери открываются, и я вхожу в соседний вагон. Почему-то в кромешной темноте. Лишь слабо светятся контуры дверей, и где-то далеко в тоннеле мигает лампочка…

— А это соединение не опасно для миров?

— Держатель измерений делает это мастерски и знает своё дело. Никто даже не почувствует кратковременной остановки. А потом миры вновь приходят в движение…

Скоба отлетела и исчезла во мраке, поезда тронулись, а я остался в чужом вагоне и поехал в другую сторону…

— Скорей всего, именно таким образом ты и попал сюда. Знать бы только, с помощью чего, и при каких условиях. Но что соединение было установлено в районе КЧП — очевидно и полагаю не случайно. И с этим придётся разобраться. Это может быть ключом к разгадке.

— И что со мной будет теперь?

— Трудно сказать. Когда ты попал сюда то, судя по твоим часам, жил в обратную сторону, но воспринимал течение времени нормально. Вероятно, ещё год и ты бы стал младше, даже не замечая этого, но вполне различимо для окружающих. Однако этого не произойдёт. Потому что время для тебя остановилась. Судя, опять же, по твоим часам. Сейчас ты находишься в неопределённом состоянии. И здесь возможно два варианта. Либо ты приспособишься, и ход времени для тебя нормализуется, в нужную сторону в соответствии с этим измерением. Либо…. Он замолчал.

— Ну? Что? Говорите, мне уже не страшно.

— Либо, время опять потечёт для тебя в обратную сторону, но гораздо стремительнее, и ты исчезнешь на исходе этого года или следующего…

Я был подавлен и растерян. Хорошенькая перспектива — исчезнуть в чужом мире, не оставив следа в своём.

— Но это только предположение. Не принимай близко к сердцу раньше времени. Я не могу знать будущего, а лишь предполагать, основываясь на существующих сведениях. Мои знания ограничены прошлым и настоящим, а на грядущее они не распространяются. Кроме того, Завирессар перекрыл мне доступ ко многим знаниям, поставив магические заслоны. Понимаешь, знания для меня витают в воздухе, а я просто ловлю их, как бабочек. Нет, не так, я ими дышу. Дышал… а теперь знания из отделённых уголков до меня не долетают. Но то, что рядом я считываю довольно неплохо.

— А кто такой Завирессар?

Магистр помрачнел.

— Тринадцатый, — ответило Зеркало.

Я не стал пока вдаваться в подробности и вместо этого спросил о том, что волновало меня гораздо больше:

— Так что же делать?

— Искать Держателя измерений или его учеников с волшебными предметами останавливающими измерения. Только это может помочь тебе вернуться домой. Да-а, задачка со многими неизвестными. И одно из них…

— А как хоть выглядит этот предмет?

— Он может выглядеть как угодно. Никто не знает, кроме самого Держателя. Видишь ли, по мнению многих — это «держание» совершенно бесполезное для нашего мира умение. Даже опасное. Поэтому Держателя мало кто любит и ценит. Но при этом, он милейший человек, хоть и малость сумасбродный и взбалмошный. К нему в ученики идут разве что искатели приключений, азартные игроки с судьбой и любители пощекотать нервы. Но это всё по Ту Сторону Чёрных гор. Поэтому феглярийцы не особо за него держались. А вот Пергамент отдавать не хотели.

— Ну да, — хмыкнуло Зеркало. — Едва унесли! И Зеркало тоже.

— А зачем нужны были все эти предметы, если волшебники и так всё умеют? — недоумевал я.

— Волшебники-то, да. Но у них появилась возможность обучить этому других, а именно — потенциалов, которые с помощью волшебных предметов овладевали силой и умениями. В результате, возникли королевства управляемые потенциалами. Жизнь людей стала намного интереснее и легче, когда прирождённые нашли способ поделиться способностями с другими. И веселее.

Да уж, я заметил! Весело-то как, сил нет.

— И у волшебников появилось время на отдых и развлечения.

Не фига себе! Это они, значит, так развлекаются. Перетаскивают ни в чём не повинного человека к себе в измерение и третируют разными штучками, вроде превращения в хорька, мытья полов… Кажется, я сказал это вслух.

— Чего ворчишь? — усмехнулось Зеркало. — Можно подумать, тебе не интересно!

— Интересно будет, когда я исчезну.

— Не обязательно.

— Ладно, — сказал Линкнот. — Мы разберёмся, что делать дальше. Я постараюсь найти способ добраться до Держателя измерений, чтобы вернуть тебя домой. Но мне нужно подумать. До завтра. А сейчас уже поздно. Иди-ка ты спать.

Меня отправили в соседнюю комнату с кроватью, а сами остались в кабинете. Я так устал от бесконечных хождений и волнений, что сразу провалился в сон. Снились мне шум прибоя и завывание ветра. А среди ночи внезапно проснулся. И выяснилось, что шум мне не приснился. Я действительно слышал, как волны накатывали на берег. В темноте слух обостряется, а в ночной тишине явственно доносился шелест залива.

У меня пересохло в горле, а где-то в коридоре был кувшин для питья. Держа пред собой ночник со свечой внутри я двинулся в коридор, разгоняя темень. И услышал голоса из-за приоткрытой двери кабинета. Похоже, беседовали Зеркало с магистром. Я прислушался, мгновенно забыв о жажде, и уловил обрывок фразы:

— … делать со мной?..

— Погоди отчаиваться, Норден.

— Как мне не отчаиваться?! Я надеялся, что ты мне поможешь. Я хочу снова стать собой. Но что я вижу, встретив старого друга?! Полнейшую безысходность… Была надежда на короля Тёрна, но…

— Забудь о короле Тёрне. Его больше нет.

— Он умер?

— Исчез. Никто не знает, где он. Ходят слухи, что Тёрн повторил печальную участь своего отца, заблудившись в Древнем лесу.

— Этого ещё не хватало! А ты? Остальные?

— Я стараюсь лишний раз не высовываться. А остальные — сам знаешь где. Им не лучше, чем тебе, а теперь и хуже.

— По крайней мере, им не пришлось смотреть каждый день на этого предателя жабоида…

— Не стоит себя жалеть. Стараниями этого юноши…

— Да уж, вовремя он подвернулся.

На этот раз они явно говорили обо мне.

— Думаю, он может сослужить нам службу.

— Как? Вдобавок ещё и слуги герцога наступают на пятки…

— Пока нет. Я буду знать, когда они появятся. А что до герцогства, то туда мой ум проникнуть не в состоянии. Завирессар постарался. Я точно так же заклят.

— Тоже мне! Сравнил!

— Да, мне легче, но я чувствую себя слепым и глухим. А пять лет назад, когда Тёрна не стало, и ворота заложили, Точин присоединили к Граффити и объявили провинцией.

— А я парился в коморке под чёрным покрывалом и ни сном, ни духом! Как это произошло?

— Заговор трёх королей. Они использовали пергамент. Развязалась война, которая длилась всего пару лун. Тёрн не выстоял против троих. И всё это с подачи и одобрения Завирессара. Тёрн всегда высказывался в пользу двенадцати и не скрывал этого.

— Ну ладно, Завирессар — поганый властолюбец, и способен заманить в ловушку двенадцать прирождённых. Но кому помешали точилки?

— А ты не понимаешь? Главный зачинщик здесь — король Граффити. Ему выгодно гнать свои карандаши партиями. «Написатели» вынуждены пачками, сотнями закупать новые. Чистая прибыль! А если кто попробует писать пером или точить ножом — вплоть до смертной казни. Диапазон наказаний велик — от позорного столба до публичной порки.

— Они совсем обнаглели!

— Это ещё мягко сказано! Так что, придётся нам, друг мой, действовать самим. Видишь, как бывает полезно сидеть неприметно до срока и молчать в нужном месте. Я пока на свободе и ещё пригожусь. И что-то мне подсказывает, что путь ваш лежит в Фегль. Они могут подсказать решение, поскольку изготовили предметы и знают их свойства даже лучше прирождённых. Будем надеяться. А всё остальное сделает пергамент.

— Ты уверен?

— Я знаю. С тех пор как вы появились здесь.

— Тогда надо срочно идти в лавку и купить пергамент…

— Ты что окончательно отупел, там, взаперти? Заколдованные пергаменты не годятся, да и без лицензии нам их никто не продаст. Я говорю о волшебном Пергаменте. И вообще, по возможности надо собрать всех.

— Некоторые далеко отсюда и нам не по пути.

— Неважно. Пока соберём, что возможно. В Фегле наверное знают, что делать с ними дальше.

— Я почему-то подумал о…

— Как? И ты тоже? Это неспроста.

— А что мы скажем парню?

— То и скажем. Он просто обязан быть с нами заодно. Иначе не вернётся домой. Держатели измерений на дорогах не валяются, а вероятней всего встретить одного из них именно в Фегле.

— Что ж, попробуем.

— Я ещё обмозгую и утром скажу. А сейчас — спать.

Я услышал шаги и кинулся обратно в спальню, даже и не вспомнив, зачем приходил. Да и жажда от всего услышанного тут же улетучилась.

Уже лёжа в кровати и пялясь в тёмный потолок, я дико перетрусил. Что они задумали, и что будет со мной? А вдруг я попал в лапы к злодеям? Нет, на злодеев они не похожи. Скорее злодеи — те, другие. Я уже совершенно ничего не понимал и думал только о том, что здесь кроется какая-то тайна и не одна. А моё появление? Раз уж мы выяснили, что оно состоялось отнюдь не чудесным образом, а явно с чьей-то подачи. Всё это было очень странно, запутанно и обещало кучу приключений с неприятностями. Я не ошибся, и на следующий день…

Глава 6 — самая разгульная, в которой я узнаю, что значит напиться до поросячьего визга и поступаю в Университет Мистериума ПОРОСЯЧИЙ ВИЗГ

На следующий день… магистр с Зеркалом взяли меня в оборот. Буквально прижали к стенке, предварительно загнав в угол. Им почему-то втемяшилось, Магистру — в голову, а Зеркалу — не знаю куда, что мы должны добыть волшебный Пергамент. А возложить эту священную миссию необходимо именно на меня. И никого из них не интересовало, что я-то как раз был против.

— Вон преврати Линка и пусть себе идёт.

— Исключено, — запротестовал магистр. — Ты хоть немного «превращатель», а я ни разу.

— Зато ты всё знаешь.

— Да пойми же, дурило, — внушало мне Зеркало. — Это тебе нужно, в первую очередь.

— Мне?

— С помощью пергамента мы сможем найти Держателя измерений…

— А как-нибудь по-другому его найти нельзя?

— Можно. Например, обойти всю страну Двенадцати, и на это у нас уйдёт…

Так они меня и убедили. Мне не улыбалось исчезнуть к концу года, и я сдался.

— Что нужно делать?

— Поступить в УМ — Университет Мистериума. Я поперхнулся, закашлялся, и магистру пришлось похлопать меня по спине.

— Как вы себе это представляете? Вы думаете, что я такой способный? Вчера — «превращатель», сегодня — «написатель»… А завтра кто?

— Какие ещё способности? Речь не о способностях и даже не о поступлении, а о проникновении. И поступать тебе на самом деле не придётся. Зеркало превратит тебя в одного из студентов университета. Чтобы не вызывать подозрений.

— И где мы найдём этого студента?

— В одном известном месте, — ответил Линкнот. — Дождёмся конца недели. По выходным знатные студенты Мистериума (а это и лучше), собираются на набережной в пабе «Поросячий визг» и кутят там до позднего вечера. Всего-то — отловить одного студента, а дальше всё сделает Норд, то есть Зеркало.

— И кто будет отлавливать?

— Ну, я, предположим. Я тоже бываю в этом пабе, когда денежки заводятся, — магистр мечтательно улыбнулся. — Да и когда-то преподавал в университете. Студенты до сих пор принимают меня как своего. Разберёмся, это я беру на себя.

— Ну хорошо, попаду я в этот УМ… А что потом?

— А там ещё проще. Ни для кого не секрет, где находится Пергамент — в Пергаментном зале. Пойдёшь, возьмёшь и сюда.

— Неужто всё так просто? Вот так просто возьму и уйду? Наверняка он охраняется. Как я выйду оттуда с Пергаментом? — Я замолчал, потому что Зеркало захохотало.

— Ой, не могу! Не могу! — голосило оно. — Да когда же ты поумнеешь? А я тебе зачем?! Превратим Пергамент во что-нибудь незаметное, а что-нибудь незаметное — в Пергамент. И вся недолга… Уразумел?

— Более-менее.

— Положись на меня!

Да меня уже подкидывало от этой фразы, и я продолжил играть в скептика.

— Ну ладно, Пергамент мы с Зеркалом достанем. А как быть с «написателем»? Меня превратишь в «написателя»?

— Увы, этого я не могу, — вздохнуло Зеркало

— Тогда, где его взять? Причём такого, чтобы написал то, что нам нужно и преступил закон.

— Всё-то ты знаешь, — заметил магистр и улыбнулся. — Предоставь это мне.

Ну да, теперь я понял. «Положись на меня» и «предоставь это мне» своего рода «клеше-предупреждения» и после этих слов следует бежать без оглядки подальше от этих двоих.

— Я как-нибудь решу это проблему, — повторил магистр. — Думаю, найдутся «написатели», которые согласятся, за хорошую плату, разумеется. А не найдутся — сами напишем.

— Сами? — я уже абсолютно ничего не понимал. — А я думал этому надо учиться…

— Надо. Но ты забываешь, кто я.

— Нет, помню, к сожалению. Хранитель знаний.

— Вот. Разберусь как-нибудь.

— Прирождённым недоступно волшебство потенциалов.

— Умнеешь прямо на глазах.

— Горе от ума, — заявил я.

— Это ж какое огромное у тебя должно быть горе!.. Чтобы разглядеть за ним ум…

Линкнот вздохнул, похоже, он начинал терять терпение. Тогда за меня взялось Зеркало.

— Смотря каким прирождённым. Это первое. А второе — даже ты можешь написать что-нибудь на волшебном Пергаменте, и будет эффект. Я вскочил.

— Что, правда?! Что же ты раньше молчал? Тогда я готов! За чем же дело стало?! Желаний у меня хоть отбавляй. Как напишу!

— Не хохми, — вяло парировало Зеркало. — Я сказал — эффект, но не уточнил какой. Ты такого можешь наворотить, что этому миру уже ничто не поможет и тебе тоже. А Линк подойдёт со знанием дела и подскажет тебе, что именно писать. Он ведь когда-то преподавал в университете. Главное, что написано и как, а не кем… Но я не сдавался.

— А почему бы и герцогу не черкнуть пару строк, чтобы тебя поймали и вернули.

Теперь уже Зеркало потеряло терпение:

— Я объяснял, почему. А что и как правильно писать — знает только профессиональный «написатель». Ну и Хранитель знаний, если напряжётся. Да! И не думай, что мы вот так возьмём и пропишем твоё возвращение домой или решение наших проблем, и всё произойдёт как надо. Условия, условия… Не питай иллюзий, желторотик, всё гораздо сложней. Поэтому…

— Предоставь это мне, — подхватил магистр.

Ага, а добывать Пергамент придётся мне. Хорошо устроились! Однако я поразмыслил и постановил не парить себе мозги и довериться старшим товарищам. К тому же я ещё плохо ориентировался в этом мире. Но о ночном разговоре не забыл. И мне хотелось надеяться на чудо. Поэтому я успокоился, и несколько дней до выходных прошли для меня уныло. Зеркало всё больше молчало, а Линкнот целыми днями где-то пропадал.

Я хотел осмотреть город, но Зеркало развопилось, что не стоит лишний раз высовываться, чтобы слуги герцога нас не засекли.

Не знаю, почему я его послушался? Наверное, благоразумие на этот раз победило, и я все дни разглядывал карты Страны Двенадцати по Эту Сторону Чёрных гор и читал книги, которые дал мне магистр. Одна из них называлась «Битва трёх королей». В ней долго и нудно повествовалось о сражении у форта Мормион, где три короля геройски бились, пока не победили диктатора Тёрна. Король Тёрн представлялся на страницах книги тираном и самодуром, поработившим мир своими точилками… В итоге войско Тёрна было разбито, а сам король бежал в леса и бесследно исчез. Далее, на треть книги, расписывались все ужасы, которые предположительно с ним происходили. Там конечно фигурировал мезагрыл и ещё с десяток неизвестных мне чудовищ. И, разумеется, сухая спуна, с которой я имел несчастье познакомится. Вдруг вспомнился тот гобелен в замке превращателей, и завеса тайны немного приоткрылась. Выходит, на гобелене был изображён отец того самого Тёрна, а может и он сам. Интересно.

А ещё, я иногда думал об Олли и немного скучал по Тиму. Где-то он там. Добрался ли до Высшего алхимического училища? Но по дому я тосковал уже меньше, хотя всё равно хотел туда вернуться, особенно учитывая зыбкость своего положения.

Наконец, в один прекрасный вечер магистр явился довольный, принёс несколько заточенных карандашей, стёрку и отдал их мне.

— Вот, карандаши купил у контрабандистов по дешёвке. А то королевский точильщик дерёт втридорога.

Я недоумённо осмотрел их. Они были разной длины, некоторые с явно погрызенными верхушками или заточены с двух сторон.

— Зачем они мне?

— Могут пригодиться. В университет написателей отправляешься, а не куда-нибудь.

— А как же запрет на заточку? — подало голос Зеркало.

— Граффити узурпировали это право. Король же, ихний, не совсем дурак. Понимает, что собственные леса не бесконечны, а саженцы кедров долго растут, даже стараниями «написателей». Вот и разослал по городам королевских точильщиков. Это стоит дешевле, чем покупать новые карандаши, но всё равно накладно.

— Выходит, попросту забрали себе тёрновские точилки и на этом наживаются?! — Зеркало возмутилось, и по его поверхности пробежала рябь. — Мне бы только… Я бы…

— Нечего рассиживаться, — перебил магистр. — На улице ждёт фургон. Доедем до паба не привлекая внимания. Да, и ещё! — Он достал с полки потёртый свиток.

— Здесь план университета, где обозначен крестиком пергаментный зал. Чтобы ты не плутал и не задавал лишних вопросов. Сам университет находится за городом на берегу залива.

— О, морской замок! — тоскливо воскликнуло зеркало. — Сколько весёлых часов я там провёл…

— Не время вспоминать о прошлом, — сурово прервал его ностальгию Линкнот. — Идёмте.

Жёлтый в красный горошек фургон с кричаще одетым возницей довёз нас до набережной. А я всю дорогу гадал, — у какого цирка магистр арендовал эту экстравагантную фуру и отчаянно подозревал, что она привлекла гораздо больше взглядов, чем закутанный в плащ незнакомец и студент в джинсах и клетчатой рубашке. Хотя именно поэтому мне пришлось надеть рубашку и штаны магистра, подшитые и ушитые Агнессой. А Зеркало всё равно лежало в кармане и молчало.

Мы тайком вылезли из фургона в переулке перед набережной и подошли к пабу с аляповатой вывеской «Поросячий визг» в окружении свиных пятачков и внушительных кружек. А сам паб — длинное одноэтажное строение располагался буквой «П» прямо у деревянного причала, где болталось несколько лодок и баржа, а мимо по реке сновали небольшие суда или пришвартовывались к соседней пристани.

Напротив паба находилось ещё одно подобное заведение под названием «Трактир Рога и Копыта» и соответствующей красочной вывеской. Пока я разглядывал кирпичное трёхэтажное здание с башенками, Линкнот пояснял.

— Трактир для солидных мужчин. Там ещё и гостиница для лодочников. А паб в основном для молодёжи и незнатных горожан.

Мы вошли в паб, широко распахнув набухшую дверь. Внутри оказалось дымно, шумно и многолюдно. Поначалу я ничего толком и не разглядел. Свет проникал в узкие окна под самым потолком и наискось ложился в полутёмное помещение длинными полосами, в которых танцевали миллионы пылинок, образуя замысловатый движущийся узор.

Понемногу я пригляделся. В просторном зале гудело множество разношёрстного народу. Низкий потолок подпирали резные столбы, а в центре на большущей бочке восседало деревянное нечто со свиным пятачком и с трезубцем в руках. Грубые разномастные столики беспорядочно стояли там и тут, а люди сидели на табуретах, бочках или просто на круглых отполированных чурбачках.

— Вперёд! — скомандовал магистр, и мы с ним протолкались через задымлённый зал поближе к традиционной стойке. Правда, чуть кривоватой. Уж не знаю, по какой букве её сооружали. Наверное, по легендарной букве «зю». К нам тут же подлетел официант с подносом уставленным кружками.

— Эль-пиво-брага-грог-чего-желаете? — отбарабанил он. Линк отстранил его.

— Позже.

И официант исчез в глубинах зала. Глаза постепенно привыкали к неяркому освещению, но по углам всё тонуло в полумраке и лишь по взрывам смеха и стуканью кружек о столы угадывалось, что там кто-то есть.

Итак, мы протиснулись к стойке, где царило наибольшее оживление и несколько ловких парней-пабщиков, а я для удобства назвал их барменами, вертелись и прыгали, едва успевая наливать, подносить, рассчитывать.

— Смотри-ка, — магистр ткнул меня в бок и наклонился к самому уху, чтобы не повышать голос. — А вот и они — голубчики, весь цвет знати здесь — бароны, маркизы, виконты.

На высоких табуретах у стойки вольготно расположилась шумная компания вычурно одетой молодёжи. Рядом с ними стояли кружки и кубки; они шумно спорили и смеялись.

— Слабовато пьют сегодня. Надо помочь, — Линк подмигнул мне. — Ты посиди где-нибудь в сторонке, а я выясню, что к чему. У меня свои методы. Как только всё подготовлю, дам знать.

— А где мне посидеть?! — переспросил я, пытаясь перекричать толпу.

— Да где хочешь! — магистр неопределённо махнул рукой. — Вон там…

Я отправился в ту сторону, нашёл свободное местечко под окном, где хорошо просматривалась стойка, и стал разглядывать народ в пабе, пока Зеркало что-то бубнило себе под… э-э… воображаемый нос.

У дальней стены собралась группа низкорослых чудиков в капюшонах с трубками в зубах. Они-то и дымили, значит. Справа от меня за длинным столом восседали рядками настоящие великаны — огромные мужчины, заросшие волосами и густыми бородами. Они пили, орали и оглушительно хохотали, с силой припечатывая кружки об стол, и зычно подзывали официанта, топая ногами.

Вскоре я заметил, что некоторые посетители паба, прежде чем выпить из кубка или кружки, выплёскивали немного на чудо с пятачком. Восклицая при этом: «И Хряку!». Это они так чокались что ли? От большого количества вылитого Хряк уже лоснился.

Я посмотрел на Линка. Магистр затесался в толпу студентов и вовсю угощал их элем и вином, потешаясь вместе с ними. Что он задумал?

Примерно через полчаса, когда я уже заскучал, он присел рядом со мной и сообщил:

— Итак, слушай. Нам повезло. Среди этих молокососов есть один первокурсник — баронет Кнурен. Тебе лучше превратиться в него, дабы не вызвать недоумения от твоих познаний со стороны преподавателей. Это удача! Обычно первокурсники по таким местам не ходят. Но этот — благородных кровей, пришёл сюда с братом — пятикурсником. Брат этот — барон выпить-то не дурак и дружки его такие же, все пятикурсники. Я их тут поугощал малость. А баронет почти не пьёт, так — за компанию. Но я ему подливал слабенького эля, и то, водой разбавлял. Поэтому скоро он захочет в сортир. Я иду к ним и подам тебе знак — подниму кружку. Следи. Как только баронет направится по нужде, так сразу вы с Зеркалом его и превратите. Он тот — в берете с перьями, в белой кружевной рубашке и вышитом жилете.

Магистр хлопнул меня по плечу и вернулся к стойке, где студенты уже затянули разудалую песню. А я принялся изучать баронета. Вскоре прогнозы Линка сбылись, хотя он, как уверял, был не в состоянии предвидеть будущее. Магистр поднял кружку, и юный баронет покачиваясь побрёл куда-то в конец паба. Я подскочил и, на всякий случай, нащупав в кармане зеркало, двинулся за ним. Так мы дошли до низенькой двери, прямиком за студентом.

— Давай сейчас, — предложило Зеркало. — И все дела. Я поморщился.

— Пусть сначала облегчится.

— Какая разница?!

— Мало ли что, от неожиданности…

— Ну как хочешь.

И я устроил баронету засаду. Благо, сортир находился в конце пустынного коридорчика, куда и вела низенькая дверь. Его загораживал громоздкий умывальник. Почему-то он напомнил мне сказку «Мойдодыр», читанную-перечитанную в детстве. Вот за этим умывальником я и притаился с Зеркалом наготове, поджидая «жертву». Пока я придумывал во чтобы такое его превратить — маленькое и незаметное, наш объект покачиваясь выпростался из кабинки и…

— Я буду превращать, — перехватило инициативу Зеркало.

Времени возражать не было, я выскочил из-за умывальника, присев прижал зеркало к полу, и оно увеличилось, вместив парня… Тот даже пискнуть не успел, как превратился… в карандаш. Я поднял его и, прислонив Зеркало к стене, и повертел в руке.

— А почему карандаш? У меня их несколько, вдруг перепутаю.

— Не перепутаешь. Видишь, он — белого цвета. У тебя таких нет. Да и потом, самая логичная и не вызывающая подозрения в УМе вещь — это карандаш.

— А если его кто-нибудь попросит? Типа, взаймы.

— Исключено. Он же белый. А кому нужны белые карандаши? Ими и не напишешь ничего толком. Они так, для декора и редко кто ими пользуется.

Я добавил мнимый карандаш к остальным, среди которых были синий, жёлтый, зелёный, оранжевый, красный и вроде как серый — простой.

— Становись, буду тебя превращать.

Я на миг отразился в Зеркале, и вскоре оттуда на меня смотрела слегка ошалелая физиономия баронета. Таким Зеркало запомнило его в последний момент. Вернее, это была теперь моя собственная ошалелая физиономия, но с непривычки я отшатнулся. Хорошо ещё, что баронет был человеком, причём почти одного со мной роста и комплекции. Хоть в этом не пришлось приспосабливаться, и никакого дискомфорта я не ощущал. Вроде ничего… Вот только эти дурацкие кружавчики на рукавах и берет. Родной братец меня не видит!

Зеркало уменьшилось, привычно уместилось в кармане, и я вернулся в зал с чувством выполненного долга. Подошёл к стойке, где продолжали буянить студенты во главе с Линкнотом. Оказывается, он сам был не дурак покуролесить. И, похоже, все они уже были изрядно навеселе. Один из пятикурсников заметил меня.

— Дафи! Где ты был? Выпьем ещё по кружечке…

Так меня зовут Дафи? М-да… Хорошо хоть не Дауни. Интересно, а это полное имя? Если да, то печально, — для настоящего баронета. Я его занял на пару дней, а ему с ним всю жизнь ходить.

Подошёл другой студент, развязно обнял меня за плечи, и, заикаясь, выговорил заплетающимся языком:

— Ну-у, эт-та-а, чё-о т-ты, бра-ательник, Линк уго-а-щает.

Я с тоской заглянул в пустую кружку баронета и мне тут же налили ещё пенистого эля. Я не особо хотел это пробовать, но любопытство победило разум. Да и когда ещё случай представится?! Чужой мир, палить меня тут некому, родители далеко, делай, что хочешь. И я сделал, — первый глоток. Оч-чень даже ничего! Очень! Сладковатый, резкий и немного терпкий напиток с густым привкусом мёда и специй. Он немного покалывал язык и бодрил. Короче, я выпил всю кружку залпом. Братья-студенты хлопали меня по спине, восхищённо присвистывали и выкрикивали: «Пей ещё! Пей до дна!». Не знаю, что на меня нашло, но я расхрабрился и выложил на стойку полреала, выданного мне на сдачу в Длинном носе.

— Н-на все! И н-на всех!

Студенты засвистели и застучали кружками по стойке: «Даф-фит! Даф-фит! Молодец, парниша! Так держать! Знай наших!».

Линк бросил на меня предостерегающий взгляд и хотел что-то сказать. Но малость запоздал, ушлый бармен уже выстроил передо мной парад кружек — восемь сортов крепкого эля. И светлого, и тёмного, медового, яблочного, с перцем и… столько, на сколько хватило моего полреала. А ещё и осталось на закуску и две бутыли шипучего вина; и вскоре все студенты угощались, звякая кубками, тарабаня кружками, расплёскивая пенный напиток и закусывая жареным мясом с пряными зёрнышками, на палочках. Вкуснее я, кажется, ничего и не пробовал.

Вскоре мне стало слишком весело и хорошо. Я орал и смеялся наравне с новыми товарищами, даже не понимая шуток, которыми они сыпали наперебой. Да они и сами не понимали. Мне уже было наплевать на Линка и Зеркало. Я и забыл, кто они такие, и где я нахожусь. Да и п-поффиг! Ха-ха-ха!

Стойка, бутылки, бармен, столбы, дружки — всё плыло перед глазами. Я ржал во весь голос и толкал своего мнимого брата пытаясь что-то ему втолковать, а он осоловело таращился на меня, глупо улыбался и повторял:

— А, братии-ишка. Т-ты м-мене ув-важ-жаешь?

— Ув-важ-жаю! — сквозь туман отвечал я.

Я смутно помнил, как мы смели кружки со стола и отплясывали на нём с полными кубками в руках, так что этому их священному Хряку досталось даже больше того, на что он обычно рассчитывал. Зеркало истошно вопило, но мне было всё равно. Я даже хотел выбросить его, под стол, чтоб не портило веселья. Но в этот момент кто-то из студентов полез целоваться с Хряком под общий гогот пьяных посетителей, и я забыл. А другой УМник ползал вокруг бочки и так натурально хрюкал, что я хихикал до колик в животе, катался по столу и дрыгал ногами. И на всё это как будто смотрел со стороны, и сам себе удивлялся. Мне было так легко, что я просто парил над полом.

Пока… не получил увесистый подзатыльник и слетел со стола, проехавшись по винной луже почти до самого сортира. Потом кто-то подхватил меня, потащил, и я очнулся от того, что мне на голову и за шиворот потекла холодная вода. Отфыркиваясь и отплёвываясь, я попытался вырваться, но меня крепко держали. Я закашлялся, задыхаясь от попавшей в рот и нос воды. Кто-то несколько раз тряхнул меня и опять подсунул под умывальник.

— Ну, оклемался? — спросил он сурово и отпустил.

Меня немного качало, ноги казались ватными, я судорожно уцепился за его одежду и поднял взгляд:

— Линк? А чего ты тут делаешь?

— Вырываю тебя из пьяного угара, дубина, пока совсем не оскотинился.

— А?

— Бэ!.. Посмотри на себя в зеркало, болван… Да не в это! Оставь Норда в покое, он и так на грани истерики. Туда смотри!

Он дёрнул меня за шкирку и почти вплотную притиснул к щербатому зеркалу над умывальником. Я сначала и не сообразил, что это за отвратная рожа на меня так пялится и даже испугался. Но потом всё вспомнил… Это же я, только в облике баронета Дафи. Вот только посреди лица почему-то алел красный, как перезревший помидор, нос. Вроде бы у настоящего Дафи он выглядел нормальным. Я ощупал нос руками, для пущей убедительности, и потёр ладонью.

— Не старайся, — насмешливо бросил магистр. — До утра таким и останешься. Допился до красного носа, алкоголик!

— Я не…

— Пошли, а то дружков твоих скоро штабелями складывать придётся.

Он вытащил меня из сортира. Ноги у меня ещё заплетались, но соображал я вполне сносно и даже различал ворчание Зеркала, кроющего меня последними словами.

Линкнот подтащил меня к стойке, которую подпирали мои невольные собутыльники, облокачиваясь друг на друга. Двое разом повернулись ко мне, и я недоумённо пошатнулся. Вместо носов у них были свиные пятачки… Ну и дела! В другой момент я бы поразился, а тут даже прыснул.

— На с-себя хрю, п-посмотри, хрю-хрю, — прохрюкал один из них и отвернулся. — Хрю, хрю, хрю…

— О, эти набрались до свинского состояния, — констатировал Линк.

Следующие двое — с пятачками, подползли к нам держась за стойку, собираясь что-то сказать, но у них вырвалось пронзительное:

— Ви-иии! Уи-ииии!

Я изумленно икнул.

— А эти назюзюкались до поросячьего визга, — подытожил магистр. Я вспомнил название паба, и обалдело уставился на него.

— Так э-эт-то…, — и заикался я вовсе не потому, что язык плохо ворочался. Посмотрел бы я, как бы вы владели речью после увиденного. Наконец я совладал с собой и более-менее точно сформулировал вопрос:

— Они это, того… и правда такие от эля или вина? Напиться до поросячьего визга — это буквально?

— И тебе уже немного оставалось! — ехидно встряло Зеркало. Магистр усмехнулся:

— А ты как думал? Эль быстро ударяет в голову, и это отражается на физиономии, а потом начинаются стадии опьянения.

— Но ты тоже пил!

— Я знаю меру и никогда до этого не довожу.

Меня словно стукнуло.

— А таверна «Длинный нос»? Значит…

— Туда привозят заморское вино. Оно действует иначе, — спокойно пояснил магистр.

Ой, мамочки! Я смеялся как безумный. Но Линкноту было не до смеха, и он сгрёб в охапку первых же попавшихся студентов

— Этим уже точно хватит.

И потащил их к выходу. Я хихикая поплёлся за ним, а за мной увязались и остальные, икая, хрюкая и повизгивая. Вот так процессия! Посмотреть бы со стороны. И хорошо, что папа с мамой меня не видят. Я прикрыл нос рукой и перестал смеяться.

Но как только мы вышли на улицу, и взгляд мой упёрся в название соседнего трактира, меня буквально свалил с ног новый приступ хохота.

— Рога и копыта! Ой! Рога и копыта!

Я тут же представил, кто оттуда может вывалиться. И словно в подтверждение этому, дверь трактира с грохотом распахнулась, и на пороге появился обнаженный по пояс детина, держа за шиворот сразу двух пьяных посетителей. И конечно же, у них росли и рога, и копыта, и даже подметающие мостовую хвосты с кисточками. Хвосты при этом высовывались из прорванных штанов и забавно подёргивались.

— Эй, Линк! — окликнул магистра детина. — Забери и этих. Из УМа. Семикурсники. Наклюкались до чёртиков! Бедолаги.

Выходит, магистра и там знали. А ещё учит меня, как надо или не надо пить. Тот ещё, видать, кутила!

Линкнот кивнул. Бросил «свинтусов», перехватил у детины двух рогатых и легко перекинул их через плечо — сразу двоих. А он ещё и силач!

У причала была привязана баржа. Туда магистр и сгрузил хвостатых студентов, бросив владельцу баржи несколько монет. Туда же отправились и бесчувственные «свинтусы», а едва стоящим на ногах, но ещё пребывающим в сознании, — то есть мне и четверым собутыльникам, — пришлось перебираться самим. При этом один едва не свалился в воду, чертыхнулся, но, покосившись на рога и копыта, суеверно осёкся. Линк устроился на носу баржи, и мы отчалили.

— В университет, — велел магистр хозяину баржи.

Я лежал рядом со счастливо похрюкивающими приятелями и смотрел в чистое небо. Невзирая ни на что, мне было легко. Время от времени я идиотски хихикал и совершенно не боялся завтрашнего дня. Кто-то затянул песню:

«А красотка та была…». Но Линк проворно щёлкнул певца по лбу, и он умолк, выплюнув напоследок: «…ик, подмигнула и ушла, ик…».

Баржа замедлила ход, остановилась, и я услышал скрип поднимающихся решёток, и увидел, как над нами вместо ясного неба, проплыли каменные своды с поднятыми кверху пиками. Стало быть, в Королевский город можно попасть и через водяные ворота.

Я приподнялся на локте и огляделся. Вскоре за воротами река расширялась, и совсем близко сверкнули воды залива, резче запахло морем, и над нами пролетели чайки, взмывши с песчаного пляжа. Мы двигались по лиману — навстречу шороху волн.

Я вновь откинулся на какие-то мешки, которые только сейчас обнаружил под собой. Ну хоть не на голых досках. Линкнот же не совсем изверг. И вот только я поудобней устроился, как меня начало донимать Зеркало.

— Ну? И как ты объяснишь своё поведение?! Придурок!

— Заткнись!

— А я, ик, м-лчу…, — недоумённо выговорил пятикурсник рядом. Зеркало не умолкало:

— Пьяница! Бестолочь! Чучело! Не надо было тебя останавливать. Походил бы пару дней со свиным пятачком, чтобы другие пальцем показывали…

Я благоразумно помалкивал, глядя ввысь на кричащих чаек и наслаждаясь шумом моря. Всё равно жизнь была прекрасна

— И где, спрашивается, был ум у человека?! — распекало меня Зеркало.

— И, правда, где мой ум? — вопросил я, глупо хихикнув.

— А мы туда и плывём, — пьяно икнул один из пятикурсников. — В УМ, хрю…

На самом деле у него получилось что-то вроде «му-хрю». И он тут же захрапел.

— Поплыли, поплыли… Приплыли! — ругалось Зеркало. — Разгильдяи! Выпивохи! Привыкли жить чужим умом. От того всё и случается. Как со мной…

— Прекрати ворчать, Норден, — прошептал магистр, спускаясь и наклоняясь к моему карману. — Тебя всё равно никто не слышит, кроме нас с Кеесом. Мне твоя лекция по барабану… О! А Кеесу похоже тоже.

Я лежал и по-идиотски лыбился, глядя в голубое небо. Мне было хорошо и весело. И какое мне дело до недовольства какого-то там Зеркала. А кто оно такое вообще? Права тут качает…

Надвинулась тёмная махина, тень закрыла солнце, и я подскочил от неожиданности. Над нами возвышался громадный замок. Настоящий тёмный исполин на фоне береговых утёсов. А часть его башен и мостов высились на вершине скалы и нависали над каменистым берегом залива. А волны лизали голыши и скальники, рисуя на них белую пену.

— Выгружаемся! — скомандовал Линкнот, хлопая студентов по щекам, чтобы привести в чувство. А после махнул рукой, зачерпнул ведром воды за бортом и выплеснул разом на всех. Они зашевелились… Фыркая и отряхиваясь, поползли по барже, путаясь в хвостах, цепляясь рогами, чертыхаясь, визжа и хрюкая:

— Чё…те, что… хрю-хрю… Ви-иииии!

Наконец, пинками магистра и с помощью хозяина баржи, которому дали ещё несколько монет, и собственными усилиями несчастные выпивохи выбрались на каменную пристань. Пролезли под цепями и распластались на мокрых камнях. А я и ещё несколько «свинтусов» справились самостоятельно. Но впереди нас ждало непреодолимое препятствие. В виде каменной лестницы с железными перилами из пятидесяти ступенек, вырубленных прямо в скале.

Но делать было нечего. Линкнот подхватил четверых. Силён мужик! Я и остальные держащиеся на ногах помогали тем, кто почти не стоял. Так мы и ползли по ступенькам. Периодически кто-нибудь норовил скатиться вниз, стуча головой по камням, или свернуться клубочком на высоте двухсот метров и уснуть, используя мою ногу как подушку. Однако мы преодолели и этот путь. Видимо, лишь затем, чтобы услышать:

— Ну и ну. Хороши красавчики! Нечего сказать.

— Хрю-у?

— У-ии?

— А-а! Допились. Как Вы посмели явиться в таком виде?! А?! Линкнот! Мне следовало догадаться. Там, где ты — всегда выпивка и гулянки. Забыл, за что тебя выгнали из УМа?

— Мой-то ум всегда со мной, а с тобой, я вижу, поступили похуже — ум из тебя выгнали.

— Ой-ой-ой, не пытайся острить, знаю я твои тупые шуточки, — фыркнул обладатель голоса.

Я подтянул за собой последнего студента и поднял голову. В конце лестницы стоял худосочный тип со впалыми щеками и зло прищуренными глазами. Волосы его были зачёсаны назад и прилизаны. Одетый в строгую мантию, напоминающую сутану священника из моего мира, он колыхался сушёной воблой на ветру.

— Не зуди, а помоги, — сопел Линкнот. — Бывший соратник по УМу, магистр Колклок.

— Никогда не был тебе соратником. И тащи этих болванов сам. Были бы не знатного рода, завтра же выставил бы из университета.

Он посторонился, давая Линку пройти, и тут его взгляд упал на меня.

— Господин баронет! Что я вижу?

— Меня, — по-идиотски уточнил я. — И вообще-то, кого, а не что.

И пока Колклок отходил от моей дерзости…

— Не кто, не что, а чмо, — гадко прошипело Зеркало. — Тебе сейчас покажут, что к чему. И поделом!

Линкнот тем временем затащил всех студентов наверх, на площадку и потопал вниз по лестнице, подмигнув мне на прощание. Но я не успел почувствовать себя одиноким.

— Пьяница! — взвизгнуло Зеркало, и я сжал его ладонью, чтобы не пищало. И запоздало посмотрел вслед магистру.

Под ногами простирался залив. Замок высился слева от лимана, а справа раскинулся порт, напичканный парусниками, лодками, баржами и плотами. Причаливали корабли, — топорщились мачты, плескались разноцветные флаги. Задувал ветер, пузыря далёкие паруса. Каравеллы уходили в открытое море мимо поднимающихся из воды скал… Бухта Трёх Королей.

Я приблизился к краю и заглянул вниз. Серебрясь под солнцем, воды бурлили в заворотах и ложбинках среди острых камней. Всё сияло, искрилось, а где-то в стороне за замком садилось солнце, одаривая мир последними тёплыми прикосновениями.

— Ну, господин баронет? — продолжил Колклок. Час от часу не легче. Я едва соображал, а тут…

— … Как же вы затесались в столь честную компанию? А-а, и господин барон здесь! Завтра же сообщу вашему разлюбезному папаше. Пусть знает, как его отпрыски проводят время. Совершенно распоясались!

Он развернулся и пошёл в сторону подъёмного металлического моста на цепях. Мост опускался, ложась на широкую каменную площадку перед нами. Мы протащились по мосту, лязгнули решётки, бухнули тяжёлые ворота, но я успел заметить изваяния свирепых драконов по бокам от входа.

Мы стояли в громадном холле с мозаичным полом и светильниками на толстенных цепях. И за нами с шелестом закрывались створки внутренних ворот. Так я оказался в УМе или в Университете Мистериума, и мне сразу расхотелось шутить по этому поводу. Более того, я резко протрезвел. Потому что в голову тревожным клином врезалась мысль: «Куда идти?! Что делать?!». Я потряс ближайшего «свинтуса». Но он плохо реагировал и только хрюкал.

Однако вскоре прибежал смотритель этажей, так его называл Колклок, и развёл отупевших студентов по комнатам. Мне пришлось прикинуться ну очень пьяным и отупевшим, чтобы поскорее очутиться в «собственной» комнате. Огляделся. Что ж, маленькая, но зато своя. Тут силы оставили меня, и я рухнул как есть на подвернувшуюся постель, едва не промахнувшись. Зеркало, заорав, выпало из кармана и затерялось в складках одеял, а я отрубился…

И пробудился от звона колоколов, и долго не мог понять — в моей голове звенит или нет. Прислушался. Звон доносился откуда-то сверху и толчками отдавался в моей больной голове, как будто это у меня тряслись мозги: «Бомм! Бомм! Бэмс! Бэмс! Бомм! Брамс! Брамс! Бэмс!.. Ой…». Я сжал руками виски. Как больно! Голова просто раскалывалась… А затем услышал язвительное:

— Что, плохо тебе?

— Отстань, изувер, — простонал я.

— А вот! Не будешь напиваться как свинья. Терпеть не могу пьяниц.

— А я не пьяница.

— Ещё немного и хрюкал бы…

— Ничего подобного.

Я выудил его из одеял и взглянул на себя. На меня смотрело лицо баронета.

— Тьфу! И когда я стану самим собой?

— Тебе на всё про всё — три дня.

— Немало…

Что ж, хотя бы нос пришёл в норму. И это уже хорошо.

«Бэмс! Бэмс!» Я поморщился:

— И чего этот колокол всё трезвонит?!

— Извещает о начале занятий, тупица. Умывайся и пошли. А то на завтрак ты уже опоздал.

— Мог бы и разбудить!

— Мог бы, да не обязан.

— Хамло.

— От хамла слышу.

Я сделал над собой усилие, поднялся с кровати и подошёл к открытому окну. Солнце только-только поднялось над краем неба, позолотив воздух и окрасив стены комнаты в бронзовые тона… В лицо мне дунул свежий ветерок. Я высунулся по пояс и увидел, как по реке в сторону Королевского города плывёт парусник с гордо реющим флагом.

— Иди, а то ещё и на занятия опоздаешь, — проворчало Зеркало. Я провёл пятернёй по волосам и оглядел комнатку.

— Ух ты, Зеркало. У нас отдельная спальня.

— Так баронеты же…

Я заприметил умывальник, тазик, кувшин; стянул залитую вином одежду (а дурацкий берет я где-то раньше посеял) и немного поплескался, залив пол. Потом переоделся в чистое, пошарив в шкафу у баронета; вышел в коридор и влился в студенческий поток. Не сразу я разобрался, где какой курс. Но на моё счастье нас выстроили в холле именно по курсам и прежде чем отправить на занятия долго разглагольствовали о вреде пьянства с демонстрацией наглядного материала: моих вчерашних собутыльников. Несчастные протрезвевшие «свинки» готовы были сквозь пол провалиться, если бы сумели.

— Такими они до завтра и останутся, — злорадно усмехалось Зеркало.

А «чёртики» откровенно прикалывались и нагло ржали погромче некоторых студентов. Старшекурсники… Ничто их не берёт?! И даже преподаватели прятали улыбки. Потом всех распустили на занятия. И я вместе с первым курсом попал в огромную аудиторию, где студенческие места располагались амфитеатром, а преподаватель стоял где-то внизу за кафедрой и читал нам лекцию: «Об условиях написания и правилах волшебнописи». Я мало чего понимал в этом, но прилежно записывал, как и другие студенты, на выданном в начале лекции пергаменте. В столбик, под диктовку.

— Присматривайся к ситуации. Изучай, — бубнило Зеркало. — Сегодня вечером попытаемся добыть Пергамент. Если не получится — завтра повторим.

А я думал о том, что вот снова оказался на студенческой скамье и довольно жёсткой. У меня за полтора часа едва не окаменели ягодицы. А я ещё пенял на скамейки в экономическом. Знать бы… Одно слово — студент поневоле. Глядишь, такими темпами я превращусь в вечного студента, который ни в одном учебном заведении подолгу не задерживается.

— И почему ты не можешь превратить меня в «написателя»? — прошептал я, со злости пихая в кармане Зеркало. — Было бы дёшево и сердито. Я бы скоренько всё написал.

— Сначала добудь Пергамент и не толкайся.

После лекции нас разделили на группы и отправили в аудитории поменьше. Я действовал по наитию и подражанию — как все, так и я. И едва ни приблудился к чужой группе. Но меня удачно окликнули по имени: «Даффит!», к которому я довольно быстро привык благодаря вчерашним собутыльникам.

Нам раздали чистые пергаменты, назвали несколько тем и велели писать на одну из них, по выбору.

Голова у меня всё ещё побаливала, ведь аспирина или парацетамола в этом мире не было, а я не знал, чем их заменить.

— Это называется похмелье, — ехидно ввернуло Зеркало.

Во рту появился мерзкий привкус, и зверски хотелось пить. Естественно, я ничего толком не написал и сдал почти пустой пергамент. Да я и не знал, как и чего писать, а студенты вокруг меня прилежно скрипели грифелями. Какая знакомая картинка! Или у меня дежа вю?

К концу второй пары я уже рассматривал аудиторию и обратил внимание на тощенького паренька сидящего через проход от меня. Ничего примечательного — маленький, худенький с волосами светлыми как солома. Они топорщились в разные стороны, усиливая сходство с соломой. Один раз парнишка обернулся, будто почувствовав, что за ним наблюдают, и я успел заметить загорелое веснушчатое личико и огромные глаза. Так он же совсем ребёнок! Ему лет тринадцать всего, а то и двенадцать, на вид. Я готов был поклясться, что не больше. Неужели и таких детишек в университет принимают. А этот мальчишка написал больше всех, раньше других закончил работу и сдал пергамент. Или вундеркинд…

После пары нас отпустили на перерыв. Я рванул в комнату баронета и вдоволь напился воды из кувшина. Потом позвали на обед, и я нашёл столовую, следуя за стайкой студентов. В громадной зале под живописными сводами собрались почти все студенты — с первого курса по пятый и преподаватели. И надо признать, кормили здесь отменно, не в пример лучше, чем в колледже. Вот только есть мне совсем не хотелось. Я выпил ещё литр молока и захватил с собой сладких булочек, вдруг потом захочется.

Внезапно я отметил, что среди студентов очень мало девочек. Всего несколько старшекурсниц, а на первом курсе их вообще не было. Странно. В КЧП и тех, и других было поровну. Может, они обедали в другом месте, как шести- и семикурсники.

На послеобеденные занятия я плёлся еле-еле. Головная боль понемногу улетучивалась, но по мере этого усиливалась другая — пергаментная. К тому же, я чувствовал себя беспомощным и разбитым, а Зеркало упорно приписывало это последствиям вчерашнего куража. Мы снова оказались в той же аудитории-амфитеатре. Но профессор не стал вести занятие. Он подождал, пока все усядутся, и спросил:

— Вы помните, какой сегодня день?

— Посвящение! — выкрикнул кто-то с переднего ряда.

— Уй ты, ёклмн, — приглушённо ругнулось Зеркало. — Посвящение! Как мы могли забыть.

Вот так сюрприз! Гром среди ясного неба! Солнечное затмение среди бела дня…

— Та-ак, — протянул я. — Это что ещё за бодяга такая?

— Ничего страшного, — поспешно ввернуло Зеркало. — Потом объясню. Смотри и слушай. Я посмотрел на преподавателя.

— Итак, Посвящение! — повторил он. — Торжественный и важный для нас день. Завтра на рассвете будет окончательно известно, кто из вас способен стать настоящим «написателем». Посвящение начнётся на закате, а сейчас вам выдадут пергаменты, и вы отправитесь по своим комнатам. Перечитайте ещё раз правила. И запомните! Всё будет зависеть от того, что и как вы напишете.

Ну надо же! Как много нового он сказал. Ладно, расспрошу Зеркало. Как обычно.

На этом нас отпустили, на входе выдав каждому по два пергаментных свитка: чистый и с правилами.

— Не забудьте проверить, хорошо ли заточены ваши карандаши и замените пока не поздно, время ещё есть, — напутствовал преподаватель. — И знайте! Ваша конечная цель — пергаментный зал, где вас встретит сам Великий магистр и посвятит в студенты.

— А если кто-то не дойдёт, профессор? — срывающимся голосом поинтересовался тот самый соломенноволосый веснушчатый мальчишка.

— Я думаю, Вы справитесь, — уклонился от ответа преподаватель.

Мне тоже вручили пергамент. Я понёсся к себе в комнату, на зависть скаковым лошадям и, едва заперев дверь, потребовал ответа от Зеркала:

— А теперь рассказывай быстро, что за фигня такая это Посвящение. Говори! Времени у нас мало.

Зеркало молчало, словно нарочно изводя меня. Или мы действительно влипли?

— Ну-уу, — Зеркало начало сильно издалека. — Я точно не знаю. Но волшебники рассказывали, что это всего лишь ритуал, определяющий сможет ли студент стать «написателем». Это э… вроде как лабиринт для выявления способностей. Студенты проходят его с пергаментом и карандашами, а их конечная цель и главная задача — попасть в пергаментный зал до рассвета. Вот и всё, что я слышал.

— А тот, кто не доходит до конца? — я вспомнил вопрос светловолосого парнишки и задал его Зеркалу.

— Не знаю. Про это ничего не знаю. Возможно, их просто отправляют домой, и на следующий год они поступают куда-нибудь ещё. Да всё это Посвящение просто формальность.

— Ничего себе, формальность!

— Насколько я знаю, при прежнем Великом магистре это было формальностью. Первокурсников ночью приводили в тёмный лабиринт, старшекурсники пугали их, а потом они же и провожали в пергаментный зал, показывали волшебный Пергамент и рассказывали, как заколдовывают обычные пергаменты. И после все пировали до рассвета. Вот и всё посвящение. Был бы здесь Линк, спросили бы у него.

— А почему мне ничего не сказали о Посвящении?

— Забыли, наверное. Вероятно, Линк думал, что Посвящение уже закончилось.

— Как он мог ошибиться? Он же Хранитель знаний.

— Дело рук Завирессара. Некоторые знания Линку неподвластны.

— Ладно, — я достал карту. — Как бы там ни было, не собираюсь ждать Посвящения. Отправляемся за Пергаментом прямо сейчас.

Я глянул в окно.

— Время у нас есть, до заката. Я найду этот чёртов пергамент, и мы уйдём отсюда.

— Хорошо, — ответило Зеркало. — Лучше не рисковать.

Минут десять я изучал карту, ориентируясь от холла. Пергаментный зал находился в центральной башне этажом выше. А вот здесь — в правом крыле замка спальни первокурсников.

— Нам туда, — я отметил путь на карте карандашом.

Положил зеркало обратно в карман, собрал свитки, распахнул дверь… и обомлел… Не может быть! Я же давно протрезвел…

— Чего ты остановился?.. Что там?.. Эй! Чего молчишь? Отвечай! — Зеркало запаниковало. Я вытащил его и развернул к выходу.

— Смотри сам.

— Ёжки-головёшки! — воскликнуло Зеркало. — Ничего себе!

А я перевёл дух, и в груди тревожно заныло. Надо же так вляпаться! Такое только в страшном сне привидится, и точно не в моём. Не отваживаясь шагнуть за порог, я обвёл взглядом…

Глава 7 — самая мистическая, в которой я прохожу таинственное Посвящение, в таком месте, откуда не возвращаются СТУДЕНЧЕСКИЕ МИСТЕРИИ

Я обвёл взглядом… чёрные холмы на фоне багрового неба. А сразу за порогом начинались развалины какого-то древнего храма. Синюшные каменные обломки, переплетённые лианами, словно верёвками, зажатыми в корявых руках-ветках деревьев-чудовищ обступающих полуразрушенные стены. Обрубленные колонны, наполовину срезанный огромный купол и острые фрагменты арочных дуг… А вдалеке на холме зловеще возвышался тёмный замок. Он выглядел так, будто там обитал самый отъявленный злодей. А кто ещё в нём мог жить, при таком-то пейзаже? Главная башня со шпилем закручивалась спиралью и словно ввинчивалась в набрякшее небо. Кошмар!!

— Нет, я туда не пойду! — немедленно вырвалось у меня. — Ни за что! Пересижу в комнате, пока Посвящение не закончится. Скажу, что проспал…

— Не получится, — трагическим тоном ответило Зеркало.

Оказывается, я в порыве потрясения невольно убрал его за спину, и теперь оно смотрело прямо в комнату. Вернее…

— Повернись назад и посмотри … только медленно… Как можно медленней.

Я последовал его инструкциям. Противоречить мне почему-то не хотелось…

— ААААААААААААА!

— Тихо, тихо. Спокойно, парень… Дыши глубже. Расслабься. Давай поговорим…

Психиатр, рамку его!

Я в ужасе взирал на то, что когда-то было комнатой. Под ногами у меня разверзлась клубящаяся серым туманом бездна, и вокруг тоже был странный холодный клочковатый туман. Он наползал, тянулся ко мне стылыми щупальцами, а я балансировал на узком пороге, единственном, что отделяло меня от падения и одновременно от багрово-чёрного кошмара. Нечто напирало с двух сторон, и вряд ли у меня был выбор. Можно было конечно постоять на пороге, но едва ли это могло продолжаться долго. Дверь болталась на неведомом ветру, скрепя несуществующими петлями, а потом и её оторвало, и она полетела в никуда… А ещё можно было последовать за ней и посмотреть, что будет, но я предпочитал твёрдую почву под ногами, пусть и чёрного цвета. Поэтому выбор мой был однозначен.

Я попятился, и дверной проём, вспыхнув лиловым огнём с пурпурной окантовкой, исчез постепенно затухающими всполохами. Позади меня тоже были развалины на фоне всё того же багровеющего неба. Я повернулся лицом к замку и только тогда спросил, без надежды на ответ:

— Что это?

— Жуть? — предположило Зеркало.

— И без тебя вижу, что не пасторальный пейзаж в колокольчиках, — огрызнулся я, но больше от страха.

Мне действительно было страшно, настолько, что всё пугающее до этого представлялось экскурсией по комнате смеха.

— Наверное, это часть испытания, — Зеркало предприняло вторую попытку. — И всё, что ты видишь — не существует. Это иллюзии лабиринта.

— Хочется верить. Мы же не станем и в самом деле думать, что из комнат университета можно попасть в такие места.

— Тогда пошли, посмотрим, — предложило Зеркало. — Всё равно стоять на месте не выход. Выход надо искать.

— Надеюсь, он рядом, — вздохнул я и двинулся вперёд, к замку.

Срезанные купола и арки нависали надо мной чёрно-синей громадой. Я лихорадочно оглядывался по сторонам, реагируя на малейший шорох. Но это лишь хрустели камни под моими ногами. Повсюду словно незримый и коварный враг притаилась невидимая тишина, и тем явственней в этой тишине разнёсся далёкий свист. Он приближался…

Позади меня раздался скрип, явно не мой, и он усиливался, приобретая сходство со звуком поднимаемой и опускаемой крышки ржавого гроба.

Я впал в ступор, но в последний момент, когда над куполом возникло нечто большое и крылатое, — Зеркало вскрикнуло, я дёрнулся, бросился в сторону и упал за первый же кусок стены с узкими прорезями окон-бойниц. И как раз вовремя, потому что кто-то в этот момент, скрипя, а, также сопя и урча, протопал мимо меня. Свист стал режущим и пронзительным, словно нечто вошло в крутое пике, а потом резко стих и кто-то второй приземлился на камни.

Я боязливо выглянул в бойницу и чуть не свалился обратно, в глубоком обмороке. Но, прислушавшись к разговору этих загадочных существ и подстёгиваемый причитаниями Зеркала, взял себя в руки и присмотрелся. Вскоре я всё разобрал и разглядел. Скрипучий был похож на крокодила с человеческим телом, покрытым чешуёй, и с волнистым раздвоенным хвостом. Второй по виду больше напоминал человека в тёмных облегающих одеждах. За спиной у него поднимались нетопыринные крылья, только гораздо больше, чем у нетопыря, а из-под верхней губы выглядывали белоснежные клыки. А причёска у него напоминала взрыв на макаронной фабрике… Ну, если бы макароны были чёрными. Глаза, светившиеся красными огоньками, брови, губы — были словно обведены чёрной краской, а язык оказался ярко алым и раздвоенным. Говорил он тихо, вкрадчиво с подвыванием, а «кроколюдь» отвечал ему низким грубым голосом с пришепётыванием.

— Готов ли ты, Даэдрэ? — осведомился крылатый.

— Как изволите, Принц Ночи, — с поклоном ответил «кроколюдь» Даэдрэ.

И как он способен издавать человеческие звуки и складывать их в слова? С такой-то пастью. Непостижимо!

— Мы должны провести ритуал сегодня на исходе дня. И открыть врата… — Принц ночи трепетно умолкнул.

Если это день, то какая же здесь ночь? Страшно вообразить…

— … Я ждал этого миллион лет.

— Что я должен делать, господин? — ещё раз поклонился Даэдрэ.

— Найти седьмого.

— Почему? Разве он не явился к Вам? Пишущий бог не сдержал обещания?

— Пишущий бог верен мне, как всегда, и не мог нарушить слово. Шестеро находятся в подземелье замка, а седьмой бродит где-то среди развалин. Найди его, о преданный раб… Я чую, он недалеко от нас. В нескольких шагах.

Не сразу до меня дошло, что речь идёт обо мне. А как только я сообразил, то едва не хлопнулся в обморок, на этот раз, и стал бы лёгкой добычей. Красные глаза и крокодилья морда разом уставились на меня через бойницу, а Зеркало заглушило мои эмоции своими криками. Я заорал в ответ и кинулся прочь, улепётывая по развалинам, как бешеный заяц. Я бежал, петляя между осколками, от неторопливо, но неумолимо настигающего меня крокодила Даэдрэ с расставленными лапищами. А Принц Ночи, не унижаясь лично до моей поимки, взлетел на обломок стены и усмехался, скрестив на груди изящные бледные руки с длинными ногтями…

Я оглянулся и спрятался за колонну, чтобы отдышаться, пока чудище будет топать.

— Ты чего драпал-то?! — наконец докричалось до меня Зеркало, и начало без предупреждения расти.

Я понял! Да-а, а крокодила ждал большой зеркальный сюрприз! Мне оставалось лишь выдвинуть Зеркало из-за колонны и направить на него. Что я и сделал, держа его в вытянутых руках и немного высунувшись сам. Но у Зеркала были другие планы.

— Направь меня на крылатого, — потребовало оно. — Покажи его мне.

— Зачем?

— Увидишь… Тэ-эк, а теперь на себя…

Крокодил вышагивал уже в каких-нибудь десяти шагах… И я замирая от страха выполнил приказ Зеркала. И вот уже оттуда на меня смотрел Принц Ночи, вернее — его копия.

— Теперь обратно.

Для этого мне пришлось полностью выйти из укрытия, и «кроколюдь», увидев меня, удивлёно замер.

— Остановись, несчастный! — раздался голос поразительно похожий на голос Принца. — Седьмой напустил на тебя морок, и ты не разбираешь, где твой настоящий хозяин, — замогильным голосом вещало Зеркало.

«Кроколюдь» нерешительно посмотрел на подлинного Принца, потом снова на меня, а затем на Принца. Видимо, его крокодильи мозги плющились под гнётом непривычных мыслей. Выражение морды стало ещё тупее, и он заметался, не зная кого выбрать.

— Иди и забери его! — приказало Зеркало.

Принц почуял неладное и, оторвавшись от стены, полетел к нам. Но как только он полностью отразился в зеркале, так тут же на лету превратился в меня, то есть в баронета, — упал, ударился головой и потерял сознание.

Плачевно. Из принца в баронеты. Какая печальная участь для высокопоставленного лица.

«Кроколюдь» молча наблюдал за этим, потом повернулся и недоумённо уставился в зеркало. Не исключено, что он видел своё отражение впервые, поэтому вид у него сделался озадаченный. Но он по-прежнему медлил, и Зеркало решило его подтолкнуть:

— Чего стоишь, раб Даэдрэ? Бери седьмого и доставим его к остальным. Да свершится священный ритуал! На этот раз крокодил опомнился и поклонился.

— Я смиренно выполню приказ, о Принц Ночи.

Он подошёл к распростёртому на камнях мнимому баронету, взвалил его на спину и размеренно потопал в сторону холмов. Я бы расхохотался от этого зрелища, но всё ещё не оправился от шока. Да! Теперь у меня были крылья, и я мог летать.

Как бы ни так!.. После первых же безуспешных попыток я оставил это занятие и пошёл следом за крокодилом.

— Ты молчи. Твоя задача — открывать рот, а говорить буду я, — велело Зеркало. Я оторопело кивнул.

— Тэ-эк, из тебя теперь и так слова не вытянешь. Приходи-ка в себя. Будем разбираться с ситуацией. И для начала выясним, во что мы вляпались. А вообще, положись на меня…

Как бы не настораживали меня эти слова, я впервые обрадовался услышав их. А ещё… Было что-то такое, что меня смущало. Я отчаянно хотел свежей крови, до слюны скопившейся во рту при мысли об этом. А в голове возникали кровавые сцены жертвоприношений…

Я часто-часто задышал, мучимый непривычными ощущениями. Потом вдруг взмахнул крыльями и полетел, как заправский летучий мышь… Я ведь когда-то был собакой и очень даже неплохой. Так что там рассказывало Зеркало о превращениях? Частично перенимаешь свойства того, в кого превращён? И почему я тогда в пабе этого не понял? Я немного перенял характер Даффи и поэтому меня так легко споили. Хорошо ещё что интеллект, мысли и воспоминания оставались моими. Но теперь надо держать ухо востро, а рот на замке. Придётся жёстче себя контролировать, а то, кто его знает…

Так я перелетел через срезанный храм, долетел до конца развалин, остановился перед холмами и обернулся. Даэдрэ с принцем-баронетом на спине упорно пёр за мной.

Я посмотрел в небо — настоящий багровый купол; тяжело нависший и равномерный. Но какой-то мёртвый. А солнца я не видел. Интересно, чем здесь всё освещается? Я огляделся. Окоёмы тонули в красноватом тумане, как будто за пределами этого места — холмов, замка, развалин ничего больше и не существовало…

«Кролюдь» Даэдрэ наконец догнал меня пыхтя и скрежеща, и я снова полетел. На этот раз я приземлился перед широкой лестницей, начинающейся от подножия холма и полого взбирающейся к самой его вершине, где невнятной громадой вставал тёмный замок. Мне незачем было идти пешком, я подождал Даэдрэ с его ношей, взлетел и достиг ворот, неожиданно оскалившихся на меня внушительной звериной пастью. «Значит, в пасть к зверю, — подумал я, — и отнюдь не фигурально».

Замок действительно казался зверем — с острыми шипами и когтистыми лапами, с застывшими в немой свирепости глазами-окнами и чешуйчатыми боками стен. Чьё же воображение способно сотворить такое?

Помедлив, я вошёл, ведь «кроколюдь» уже наступал на пятки. Хоть он и тупой, по всей видимости, но выдавать ему свою неуверенность мне не хотелось. Миновав узкий каменный «пищевод», окольцованный круглыми распорками, я оказался внутри чудовищного брюха, сверкающего мрачным великолепием. Всё, — и полы, и стены, и даже перила многочисленных балконов и лестниц окаймляющих зал, были отделаны чёрным хрусталём и кроваво-красными рубинами…

— Принц?!

Я невольно вздрогнул и обернулся. И увидел увеличенную, более мускулистую и, вероятно, более зрелую копию нынешнего меня, тоже с красными глазами и нетопыринными крыльями. По всей видимости, в этом месте главенствовали два цвета — чёрный и красный. А, нет, ещё тёмно-синий. Я вспомнил синюшные развалины.

— Ты нашёл седьмого, сын мой?! — вопрос неприятно резанул по ушам.

Отвечать не пришлось. Вскоре вслед за мной ввалился пыхтящий «кроколюдь» Даэдрэ, протопал к нам и, бросив к нашим ногам бесчувственное тело мнимого баронета, упал перед нами на четвереньки, склонив крокодилью голову.

— О Король демонов, о величие Даэдрэнекона! — прогудел он. — Вот седьмая жертва.

Хм, стало быть — это и есть король…

Демон воздел руки и объявил так громко, что от стен отпрыгнуло гулкое эхо:

— Час пробил! Время пришло воздать богу Даэдрэнекона! И врата откроются, как только кровь семи жертв прольётся на священный алтарь! Он опустил руки и обратился ко мне:

— Ты славно поработал, сын мой, и тебе дозволяется вкусить крови вторым, после бога Даэдрэнекона. Я застыл, не зная что ответить, а Король явно чего-то ждал от меня.

— Кланяйся, дурень, — прошипело Зеркало.

Я спохватился и поклонился, а Зеркало провещало заунывным голосом Принца Ночи:

— О повелитель Некедемерии! Смиренно возвращаю это право тебе — отцу моему и королю. А я буду третьим, если соблаговолите.

Я с опаской поднял глаза и увидел благосклонную улыбку на лице Короля симпатично оправленную в клыки. Затем, демон обратил свою клыкастую благосклонность на ползающего по полу «кроколюда».

— Встань, Даэдрэ! Приказываю тебе!

Тот мгновенно подскочил с ловкостью удивительной для такого пыхтящего существа. И застыл в почтительной позе.

— Ты примитивен, — снисходительно продолжал король демонов. — Но боги Даэдэнекона любят тебя и расположены к тебе более чем к нам — разумным. Они выбрали тебя посредником. Так будь им сегодня! Вот тебе высочайшая награда за твою помощь и преданность Принцу Даэдрэнекона. Я дарую тебе седьмого. Самую важную жертву.

«Кроколюдь» почтительно дёрнулся вперёд и припал к ногам повелителя, лобзая их. Демон несколько минут терпел, а потом отступил и велел:

— Отправляйся и готовь алтарь!

И Даэдрэ с непроницаемым выражением крокодильей морды подхватил «седьмую жертву» и направился куда-то вглубь помещения.

— Подождём же твоих брата и сестру — Принца Мрака и Принцессу Сумерек, чтобы совершить воздаяние, как и положено. Они прибудут к назначенному времени, — проговорил король обращаясь ко мне.

Я чуть было не спросил: «а когда наступит это назначенное время?», но вовремя прикусил свой новый раздвоенный язык. Интересно? У меня получится теперь говорить? Я же ещё не пробовал… Или лучше и не пробовать…

— У меня для тебя сюрприз, сын мой, — король приблизился и по отечески обнял меня. — Ты откроешь ворота, а не твой брат. Ведь ты нашёл седьмую жертву. Идём, я представлю тебя главному богу Даэдрэнекона.

И он повёл меня следом за «кроколюдом», в конец «брюха». В том конце что-то темнело и надвигалось. И вскоре я увидел алтарь. Громадный каменный стол с фигурными подпорками в виде звериных ног, увенчанный статуей ещё одного чудовища. При виде его я ощутил холодок в груди и мне ещё больше захотелось крови… Тьфу!

Чудище обхватывало стол четырьмя когтистыми лапами. Голова у него была как у «кроколюда», мускулистое тело, — как у демона; шесть волнообразных хвостов поднимались и нависали над алтарём, и каждый заканчивался человеческой головой, а дополняли картину крылья с изогнутыми шипами.

Даэдрэ взгромоздил принесённое тело на стол ногами к центру, прижав голову, руки и туловище жертвы металлическими тисками. А король тем временем вводил меня в курс дела:

— Здесь Даэдрэнекон-единый — в истинном обличие, сочетающий в себе три ипостаси. И нам он является в разных видах. И часть своего облика он даровал нам. Нижайший — даэдрэ, величайший — нам демонам-некедам и промежуточный — людям-жертвам. Я с тоской посмотрел на мнимого баронета.

— … Люди должны проливать кровь ради нас и Даэдрэнекона. Это честь. Даэдрэ-низшие совершают обряд, соединяя нас с богом, а мы вкушаем вслед за ним. И тогда открываются ворота, — в мир, где множество: тысячи, миллионы жертв, и начинается грандиозный Пир… А скольких мы заберём с собой!..

Он торжественно умолк, а меня чуть не вытошнило прямо на алтарь. А жаль. Была бы самая подходящая жертва для этого урода Даэдрэнекона…

— … И мы ещё долго будем наслаждаться до открытия новых врат… А потом — наступит вечное блаженство…

Выходит, все эти приготовления, жертвы, кровь, — лишь для того, чтобы эти сволочи могли сыто пожрать?! И чего ради я сюда припёрся?

— … Теперь отправляйся вниз и подготовь жертвы, а после даэдрэ принесут их сюда и возложат на алтарь. Даэдрэ призовёт наших слуг, но не всех, а лишь по одному на каждую жертву. А Принц Мрака и Принцесса Сумерек приведут за собой остальных некедов.

Выходит, и «кроколюдов», и демонов много? Целый рассадник! И все кушать хотят. Мне что, придётся спасать чей-то мир? Нет, надо в первую очередь понять, как спасти себя, и унести ноги из этого проклятого места.

По знаку Короля, Даэдрэ метнулся куда-то вправо от стола и поднял тяжёлый люк, жестом приглашая меня спуститься.

— Иди, сын мой, — разрешил Король. — И как только они будут готовы, позови слуг.

Я глянул вниз и увидел узкую лестницу; по ней мне и предстояло спускаться. Я сделал первый шаг и уши заложило, как в идущем на посадку самолёте, а в голове зашумело… Я почти не помнил, как оказался внизу, в каменном мешке, где сидели, прижавшись друг к другу забившись в угол, шесть испуганных жертв.

Шум в ушах понемногу прошёл, и жажда крови уменьшилась, но я опьянел от близости стольких человеческих тел и с трудом соображал, спешно вспоминая, кто я есть на самом деле. Ну что за чертовщина?!

Люк над моей головой захлопнулся, стало совсем темно, но я прекрасно всё видел. Наверное, демоны-некеды обладают ночным зрением. А любопытно, как называется эта часть внутренностей замка-зверя?

Я усмехнулся и всмотрелся в шестёрку людей, гадая, кто бы это мог быть и откуда. Я бы, наверное, ни за что не догадался, если бы не заметил среди этих несчастных знакомого мальчишку с соломенными волосами. И сейчас он смотрел на меня расширенными от ужаса черносливовыми глазами. Так это первокурсники из УМа? Какая приятная встреча! Но они, похоже, моего мнения не разделяли, и, когда я шагнул к ним, задрожали, ещё сильнее вжимаясь в стену. Я попытался заговорить, ворочая во рту непривычно раздвоенным языком, и вот что у меня получилось:

— Фто фы штешь тефаефе? А фто йа тофен тефать?

— Ты что отупел? — саркастически поддело Зеркало. — Или мозги Принца Ночи повлияли на качества твоего ума? Соберись, прынц на чёрном Даэдрэ!.. Превращай их быстро во что-нибудь и валим отсюда.

— Фо фто фефафять? — поинтересовался я.

Демонский язык меня не слушался. Теперь он плохо умещался во рту, и мне приходилось запихивать его туда руками.

«Ничего, — решил я. — Летать же научился. Значит, и с речевым аппаратом как-нибудь управлюсь.

— Горе горькое! Во что-нибудь, да побыстрее. И помельче, чтобы всех унести. И молча, желательно. Больше дела — меньше слов.

— Фафно, фуфть фуфет…

— Что-нибудь попроще, — в последнюю минуту взмолилось Зеркало. — Я сильно не в форме.

Глухая отмазка на все случаи жизни!

Зеркало увеличилось, и вскоре на выщербленном полу лежало шесть разноцветных пуговиц от штанов.

— Юморист!

Не слушая Зеркало, я собрал шесть пластмассовых кружочков, и рука сама потянулась к штанам положить их в… Приехали! Долетались! Допревращались. У Принца Ночи не водилось карманов. Ну что за упущение!

Как я пожалел, что со мной не было моего рюкзака. Линк почему-то не разрешил взять его с собой в университет. Хотя он, наверное, был прав. И баронет, и демон одинаково нелепо смотрелись бы с моим рюкзаком. Да и всё равно он оказался бы бесполезен. Зеркало его во что-нибудь да превратило бы.

— Ну, чего застыл?

Я сжал пуговицы в горсти. Благо, ручища у Принца была не в пример моей.

— Приготовься. Сейчас я буду звать их по одному, а ты превращай. Во что-нибудь попримитивнее. Зеркало прокашлялось и заунывно протянуло:

— Я готов! Зову моему послушны будьте, о Даэдрэ-посредники стражи врат Даэдрэнекона…

Я приготовил Зеркало, и вскоре шесть камушков, бывших некогда даэдрами по очереди скатились под лестницу. А когда я выбрался оттуда через откинутый люк пришла пора и главного Даэдрэ, и принцева папаши — Короля демонов-некедов. Остальных — всяких там принцев и принцесс мы ждать не стали. Я не особо горел желанием с ними встречаться.

Вот так я выбежал из замка-зверя, прыжками одолев разинутую пасть, и в два счёта долетел до развалин. А там, среди синюшных камней, потребовал ответа от Зеркала.

— Офефяй! Фте эфо фы?

— Чего ты сказал?

— Ифтефафефя?

— Ладно. Если тебя это утешит. Мы в Некедемерии.

— ????

— Н-да… Полагаю, это ни о чём тебе не говорит. Попробую объяснить. Я и сам читал об этом в одной из древних феглянских книг, когда гостил в Фегле. Она так и называлась, вроде бы, — «Мистерия Некедемерия». Там такие жуткие вещи описаны, что слабонервным лучше не читать…

— Фто эфо — Фефетефефийа?

— Это место, которого не существует на самом деле, и в то же время оно существует. Вернее, его способны сделать на какое-то время реальным открытые врата. Раз в миллион лет. А потом закрываются. Но пока врата открыты, даэдрэ и некеды врываются в мир и творят ужасающие вещи…

— Фрут?

— Что?

— Ф фмыффле…, — я сделал усилие над языком и выговорил почти правильно: — Едяф?

— Не совсем. Они пируют, но не так, как ты себе это представляешь и не так, как кажется им. Их же не существует. Просто в это время в мире происходят страшные события — эпидемии, голод, войны, катастрофы…. А потом, опустошив всё, они уходят сытые и врата смыкаются. Уяснил?

Я кивнул.

— Однако… — Зеркало выдержало выразительную паузу. — Если совершится три обряда подряд, — Некедемерия станет реальностью. Даэдрэнеконы наводнят мир, и он преобразится… Насколько я понимаю, это второе открытие врат, а третье — даст жизнь Некедемерии и горе тому, кто окажется в этом мире. О таких мрачных перспективах думать не хотелось, и я спросил:

— А што фетель теладь?

— Нужно разобраться, как и почему мы здесь оказались. Вообще-то, сомневаюсь, что такое возможно. Вероятно, иллюзия.

— А дефать-то фто?

— Для начала прочитай правила Посвящения. Тебе ж их затем и выдали. Может, что и узнаешь.

Я машинально полез… Вот балда, так нет же карманов, где лежали все мои свитки, карандаши и стёрка… Куда же они делись?

— А хте? Где?

— Уй! — Зеркало сконфуженно хмыкнуло и попросило:

— Посмотрись-ка в меня. Что я и сделал, предварительно высыпав пуговицы на плоский камень.

Через несколько секунд я вновь стал баронетом и с облегчением шаря по карманам, выуживал оттуда драгоценные свитки. Ведь у баронета были классные карманы — глубокие в половину длины штанин его дурацких шаровар с бахромой.

— Я это…, — объяснило Зеркало. — Действовать пришлось быстро, и я просто превратил твои вещи в элементы одежды и украшения демона.

— Ладно, принято, — снисходительно заметил я, разворачивая свиток с правилами.

Как же приятно разговаривать нормально, привычными органами речи. Пусть даже не своими, а баронетскими. И я углубился в чтение правил.

— Читай вслух, — потребовало Зеркало.

— Как скажешь, — я для приличия поморщился и начал:

И в чём тут фишка? Но разрешений больше, чем запретов, и это уже хорошо. И я перечитал ещё раз.

— Не понимаю, как я могу их использовать, чтобы выбраться.

Вдруг меня осенило.

— Послушай. Вот здесь лежат целых шесть студентов-написателей. Всё ж месяца два учились и кое-чему научились. Их бы совсем неучами в этот лабиринт, или что там у них, не выпустили. Давай я их верну и расспрошу.

— А ты запомнил, как они выглядели?

Ой, так, так! А ведь действительно, я не помнил никого кроме соломенноволосого, да и то сомневался в деталях. А это было чревато…

— А ты сам?

— Ещё чего! Я сильно не в форме. Я же говорил.

И почему оно всегда не в форме, в самый неподходящий момент? Да и в подходящий тоже.

— Норд, ну пожалуйста, ты же знаешь как мы от тебя зависим, — неожиданно попросил я.

— Как? Как ты меня назвал? — голос Зеркала задрожал.

— Норд… так называл тебя Линк.

Зеркало печально вздохнуло, а если бы у него были глаза и слезу бы смахнуло.

— Чудесные были времена, когда меня все звали Нордом… Ладно, кое-что можно сделать. Щёлкни по мне пальцем. Осторожно.

Я было обрадовался, а потом засомневался. Ведь тогда превратятся и остальные.

— Да, не без этого, — согласилось Зеркало. — Но будем надеяться, что всё обойдётся. В крайнем случае, превратим их снова. Я к тому времени немного отдохну. И не забывай, — последовательность превращений. Тебе нужно сделать ровно девять щелчков, чтобы очередь дошла и до них. Да, чуть не забыл — одиннадцать. Ты же не хочешь, чтобы студенты с криками разбежались при виде тебя в облике Принца Ночи.

Раз, два, три, четыре, пять…. Одиннадцать. Уф! Никогда не думал, что это так утомительно. Оказывается. Последовательность превращений. Надо запомнить.

В кругу разрушенных стен обалдело сидели шестеро студентов и, вертя головами, таращились — то на меня, то по сторонам. Первым опомнился светловолосый мальчишка. Он подскочил и бросился ко мне с расспросами:

— Что ты сделал? Как ты это сделал? Как мы выбрались из замка?..

И увидел Зеркало, которое не успело уменьшиться и стояло прислонённое к каменной плите. Глаза-черносливины вспыхнули, и он выпалил:

— Ты — «превращатель»?

Тут и остальные опомнились, и галдя обступили меня.

— Где мы?..

— А они как накинутся… жуть…

— Нас сразу скрутили…

— Страхолюдны…

— А пасти-то зубастые, кошмар!..

— И клыки…

— Он тащил меня по воздуху…

— И бросил…

— Где мы?..

— Тихо! — закричал я, затыкая уши. — Все по одному. Они замолчали.

— Да, — ответил я. — Умею превращать, немного. Учился на «превращателя». Так мы и спаслись из подвала замка-зверя.

Я заметил, что соломенноволосый смотрит на меня с уважением.

— Ты тоже был в подземелье?

— Я туда пришёл, превратившись в демона…

Не скоро мне удалось их успокоить. Наконец у меня получилось их усадить и устроить допрос самому.

— Кто мне скажет, что это за место, как мы здесь оказались и главное, — как отсюда выбраться?

— Я знаю, — хмуро ответил за всех светловолосый. — Это мистерия.

— Чего? — не понял я. Остальные переглянулись.

— Ну, это значит, — объяснял соломенноволосый, блестя глазами черносливинами. — Мистерия — это фантазма или фантастический выдуманный мир, которого не существует в реальности, но его можно написать, и тем самым заставить воплотиться в действительности. То есть, кто-то описал мистерию прямо в замке, используя вложение и замещение пространств, а именно — вкладывая воображаемую сущность в действительную реальность. Возможно таких мистерий несколько… Тогда плохо дело…

Он старался говорить солидно и басовито, а получалось — неровным ломающимся голоском. Но я и так сидел с открытым ртом, поскольку слышать подобные речи от двенадцатилетнего парнишки — первокурсника университета, это всё равно что встретить где-нибудь на улице малыша-первоклассника с учебником квантовой физики под мышкой… Как есть — местный вундеркинд.

— Значит всё ненастоящее? Иллюзия? — спросил кто-то из студентов. Соломенноволосый вздохнул.

— А вот и нет. Всё для нас реальней некуда и опасность нам грозит самая настоящая.

— Какие, однако, крутые нравы в УМе, — я покачал головой. — Я-то думал, что лабиринт, это просто испытание…

— Это и есть испытание. Но так не должно быть и всё намного хуже, — пояснил вундеркинд.

— Как это? — я нахмурился.

— Это не просто студенческая мистерия. Такое под силу только магистру экстра-класса. И никто не станет выделывать эдакое на простом Посвящении. Но, поганее всего… Кто-то использовал в процессе написания чёрный карандаш! — выпалил парнишка.

Я вспомнил последний пункт запретов, а студенты недоумённо переглянулись.

— Неужели никто не понял? Вы в свои пергаменты смотрели? Разверните и посмотрите.

Тут же зашуршали свитки и все разом ахнули. Развернул и я, и удивлённо сморгнул — пергамент был целиком чёрным.

— Кто-то написал нужный ему текст чёрным, — всхлипнул светловолосый. — Чёрный карандаш запрещён законом. Его ничто не берёт. Он не стираем. Я пытался, стёрка — стёрлась, — грустно закончил он.

— Выходит, мы в ловушке? — уточнил я.

Мальчик кивнул.

— Кому это выгодно?

Он пожал плечами.

— А если написать что-то сверху?

— Думаешь, я не пытался. Вопреки здравому смыслу. Ничего не получается. Ничего!

Надо было что-то делать. Ведь скоро эти твари прилетят за нами, когда поймут, что мы здесь. Они конечно тупые, но бежать нам некуда… Я с опаской поднял взгляд… Над замком возникло несколько чёрных точек. Они приближались так быстро, что я не успел ничего предпринять, а студенты растерянно смотрели на меня и на горизонт…

Вскоре, семь угольно-чёрных ворон с душераздирающим карканьем спикировали на развалины и уселись рядком на обломок арки…

— Полагаю, это гонцы, — констатировало Зеркало. — Не забудь о втором составе. Принцесса Сумерек, Принц Мрака. Ох, чувствую, зададут они нам жару. Думай, быстро.

Я и сам об этом знал. В задумчивости достал карандаши из кармана. Может ещё попытаться?.. И вдруг меня буквально подкинуло! Я с удивлением уставился на белый карандаш в своей маленькой «коллекции» карандашных огрызков. А что если… это выход? Белый — чёрный, чёрный — белый. А что если, белый закрашивает и нейтрализует чёрный? Так вот для чего нужен белый карандаш! Чёрный запрещён, и поэтому все забыли. Нет, я, естественно, не собирался рисовать баронетом, памятуя, что белый — это он. Мало ли какую жизненно важную часть тела я рискую у него исписать.

— Зеркало! — завопил я так, что студенты вздрогнули, а вороны с недовольным карканьем шарахнулись и, вспорхнув, переместились подальше от меня, на обрубленные колонны.

— Ребята! Давайте сюда свои карандаши, у кого что есть. Зеркало! Превращай! Все в белые.

— Да не проблема! Хотя я сильно не в форме, но ради вас, — похоже оно меня зауважало, наконец.

Студенты сперва не поняли, а вот вундеркинд сразу смекнул и взирал на меня с восхищением. Он первым протянул свой карандаш для опытов. И вскоре все были вооружены белыми орудиями для написания.

— А теперь, — сказал я. — Закрашивайте чёрные пергаменты. Тщательно, как только можете.

Все углубились в работу и я тоже. Закрасив половину, посмотрел вверх на замок, на половинчатый купол и увидел их… На этот раз некеды парили неслышно… А где-то там за останками стен тяжело крались даэдрэ… Я спрятал уменьшенное зеркало в карман и приналёг на карандаш.

Они приближались… Осталось всего четверть листа, а я уже отчётливо видел во главе летучих тварей женщину с длинными волосами. Обнажив клыки в безмолвном крике, она снижалась прямо на нас, а её космы развевались, словно от ветра.

Поднялся вихрь. Демоны взвыли, и вой их смешался со скрежетом подступающих деаэдрэ. И чистым звоном колоколов ворвался другой звук — ясный и заливистый, и чёрно-красно-синяя картинка начала распадаться прямо на глазах. Мелькали синюшные камни, трескался багровый свод и падал в перевёрнутую бездну далёкий замок, втыкаясь шпилем в расколотый купол. Всё вмиг исчезло и залилось белым светом… Кто-то схватил меня за руку, и нас понесло куда-то. В ушах гудело, звенело, трещало, словно рвалась невидимая ткань. Рвануло и подбросило. Мы упали, и я ещё долго валялся слепой, глухой, немой, пока не услышал чей-то тихий вопрос:

— Ты живой?

Я открыл глаза и увидел склонённое надо мной тонкое веснушчатое личико.

— А где остальные?

Вундеркинд пожал плечами.

— Я схватил тебя за руку, и мы оказались здесь! А вообще, сработало! Ты молодец!

— Погоди радоваться.

Я сел и осмотрелся. Судя по всему, мы угодили в какую-то серую степь без конца и без края… или нет, так — без начала и конца. Ничего. Только пыльная пустошь, а на горизонте знакомый туман…. Нет вру. Вдалеке, зияя чёрными провалами окон и дверей, высилось непонятное строение, похожее на многоэтажный сарай. Снова развалины. Опять мистерии!

— Я, кажется, понял, — заявил вундеркинд, разворачивая пергамент.

— Для начала, как тебя зовут?

— Верен-н, — представился он и запнулся. — Верений. А тебя?

— Ке… Даффит.

— Знаешь, Даффит, я должен перед тобой извиниться.

— За что?

— Видишь ли, я считал тебя недалёким, глупым и напыщенным баронетом. А теперь вижу, что это не так. Ты очень умён и способен помочь в трудную минуту. Ты же всех нас спас! Да ещё и на «превращателя» учишься. Мне бы так…, — со вздохом добавил он.

Я не стал его разубеждать и только сказал:

— Ты тоже очень умный. Слишком умный, для первокурсника.

— Да брось ты! Просто задолго до поступления у меня был хороший учитель, — он помолчал и грустно добавил:

— Самый лучший. Таких больше нет. Он всегда говорил, что у меня способности к написанию. И я поступил, благодаря его усилиям. Но есть и способней меня.

— Так что ты там понял?

— Думаю, кто-то умышленно делает так, чтобы мы не дошли до цели. Вот и ставит нам непреодолимые преграды. Но я его раскусил. Он использует «слоёное» письмо. То есть, пишет один текст, потом заштриховывает его и пишет другой. А верхний слой закрашен чёрным карандашом, чтобы мы не могли стереть и догадаться. И злоумышленник наложил эти описания на описания конкретных мест в замке, создавая вложенные пространства.

— Значит, можно попробовать стереть.

— Но мой пергамент чист. А твой?

— И мой. Попробуем? Безрезультатно…

— Знаю! — вскричал Верений. — Знаю. Это ещё более хитрый ход — невидимое письмо. Его нельзя просто так стереть. Это означает, что мы должны примерно повторить текст писавшего. Детально описать всё, что мы видим здесь и затем стереть. На первый взгляд просто, но придётся постараться.

— Я не силён в описаниях, — вздохнул я.

— Ничего, — весело ответил вундеркинд. Я напишу за двоих. Ты меня выручил, а я — тебя.

— Нельзя писать в чужом пергаменте, — вспомнил я правило номер два.

— А я и не стану писать в твоём. Я напишу в своём. У меня вот что есть.

И он вынудил из кармана… Нет, не может быть! Обыкновенную копирку. Только синюю.

— Ого! — вырвалось у меня.

— Редкая вещь, — гордо казал паренёк. — Отпечатывающая бумага. Отец подарил перед поступлением. Он привёз её из Фегля. Сказал, что когда-нибудь пригодится. Вот и пригодилась. В Фегле делают копии рукописей с помощью такой бумаги, а также книг, используя металлические буквы и пресс. Она ведь окрашивает при нажиме.

Пока я подбирал отвисшую челюсть, этот юный вундеркинд положил межу нашими пергаментами копирку и принялся бегло писать обычным простым карандашом, периодически поглядывая по сторонам. Он исписал уже половину пергамента, когда вдруг поднялся ветер, гоня в нашу сторону тучи пыли. Непонятно откуда он дул, но серое здание без окон вдруг поднялось, закрутилось на месте и понеслось прямо на нас.

Я оцепенел. Верен поднял голову от пергамента, и закричали мы практически одновременно. При этом голос парнишки срывался на высокие ноты.

— АААААА!

— Зеркало!

— Вижу! И ничего поделать не могу. Пишите быстрее!

— Не могу, — Верен чуть не плакал, трясясь от страха, и я его понимал. Серая махина летела к нам, и от неё походу что-то отрывалось и падало.

— Бежим!

И мы побежали. Но здание упорно нагоняло нас, как будто охотилось за нами.

— Стоп!

Мы остановились, я достал зеркало и поднял над головой.

— Давай! Действуй!

— Не могу!

— Сильно не в форме?

— Нет, не умею!

— Я видел, как ты превратил замок в дыру, сможешь и наоборот!

— Нет!

— Попробуй!

— А так? — смышлёный Верен подбросил кверху пергамент с правилами…

Здание было уже над нами — безглазая и трухлявая махина. Она опускалась серой массой, грозясь прихлопнуть, смять, раздавить в лепёшки. Нам на головы сыпалась пыль и труха…

Я оглушительно чихнул, но удержал зеркало… Верен вцепился в мою рубашку и зажмурился. Сарай-призрак неудержимо падал, и вдруг резко остановился и завис. В воздухе над нами образовался прочный прозрачный волпак. Вот оказывается, что можно сделать из старого свитка и атмосферы. Мы вздохнули с облегчением.

— Спасибо, Норд.

— Не за что.

Нас облёк пылящийся вихрь, но под колпаком мы были в безопасности. Пока…

— АААА! — Верен заорал, упал на землю, сгруппировался и закрылся руками.

— Чего…

И тут я увидел. Из пылевого вихря на нас со всех сторон таращились искривлённые хари с белыми глазницами и развёрстыми ртами. Они бились о прозрачное заграждение, вились вокруг и визжали. Пронзительно и зловеще. Они вылетали из окон сарая призрака — жуткие приведения похожие на глазастые кометы. Их становилось всё больше и больше, бесконечное множество…

Верен икал от страха. Он совсем обезумел, но я несколько раз встряхнул его и заставил писать. Он потерял свои карандаши во время бегства, и я выдал ему свои. Наконец, пергамент был исписан полностью. Верен с облегчением поставил последнюю точку и… заработал стёркой… Серая пыль таяла, сарай исчезал, призраки мельтешили, и всё вокруг замелькало, потонув в белом сиянии… Вспыхнул свет, словно в разгар дня резко сорвали тёмную штору с окна. Нас кинуло на вспышку, и мы сразу очутились в каком-то помещении. За окном была ночь, но здесь ярко горели люстры. Пахло пылью, клеем и прочей канцелярией…

Как-то всё знакомо — витражи, стеллажи, книги, торчащие отовсюду свитки, будто свёрнуты в трубочку от непомерной информации уши.

— Библиотека! — радостно воскликнул Верен. — Это же научная библиотека замка. Мы в университете!

Он подскочил, стукнулся головой и поморщился, почёсывая макушку. Я щёлкнул по Зеркалу, и колпак испарился, а мне по голове прилетел пергамент с ненужными правилами. Всё равно их уже кто-то нарушил. Верен радовался как ребёнок.

— Вероятно, это отправная точка для писавшего мистерии. В научную библиотеку допускаются лишь профессора и студенты шестого-седьмого курсов. Для остальных — учебная и общественная. Значит, тот, кто писал — высокого ранга. Что ж, посмотрим, кто кого.

А я огляделся. Наверное, в этом мире точны, по крайней мере, три постулата: все дороги ведут в королевский город, все волшебные ноги растут из Фегля, и все библиотеки страны похожи друг на дружку, как близнецы-сёстры. Так или иначе, а я обрадовался этому миру, как старому знакомому и готов был целовать пол библиотеки. Вот что значит — «всё познаётся в сравнении».

— Сейчас, — проговорил Верен. — Значит так. Здесь никого нет. Мы первые, и у нас есть шанс достигнуть пергаментного зала.

— А у меня есть карта, — внезапно вспомнил я.

— Чего ж ты молчал? Давай сюда.

Мы расстелили карту прямо на мозаичном полу и, улёгшись тут же, принялись внимательно изучать хитрорасположение залов, холлов, коридоров и комнат.

— Мы находимся тут, — говорил Верен, водя пальцем по карте. — В левом крыле. Довольно далеко от пергаментного зала.

— Он помечен крестиком, — подсказал я.

— Я и так знаю, — ответил вундеркинд. — Умею читать карты… Ага, понял. Написать вот это, изменить так, и стереть здесь, и пергаментный зал будет непосредственно за этой дверью. Изменим расстояния и направления. А потом всё сотрём, и станет, как было.

— Мы можем и так дойти, — предложил я.

— Опасно. Мало ли что ждёт нас за дверью. Вдруг снова мистерии.

И он принялся за работу, поглядывая на карты и сосредоточенно заполняя словами сразу два пергамента под копирку. Не прошло и получаса, как он вручил мне мой пергамент.

— Держи и пошли. Перед дверью он вдруг остановился и сказал:

— Надо по очереди, сразу вдвоём нельзя. Я иду первым, а ты за мной, через несколько секунд после того, как я закрою дверь. Я согласно кивнул. На пороге он обернулся и сказал:

— Прости, Даффи. Ты войдёшь, но позже. Ты умный, поймёшь…

Я не успел ничего ответить, как он взялся за ручку и быстро скользнул за приоткрытую дверь. И дверь за ним бесшумно затворилась. Я подождал пару секунд и почему-то с бьющимся сердцем дёрнул ручку на себя… Передо мной выросла каменная кладка. Глухая стена? Или я рано?

Я несколько раз открыл и закрыл дверь. Всё то же самое. Теперь для меня стал очевиден смысл слов Верена. Он что-то написал такое, чтобы я не вошёл вслед за ним. Но зачем? Почему? Я спросил у Зеркала, показав ему стену за дверью.

— Полагаю, он хотел выиграть для себя время, чтобы прийти туда первым, — уверенно ответило Зеркало.

— Но зачем?

— Какая уже разница? Главное, что он чётко дал тебе понять, что ты тоже войдёшь, если подумаешь.

— Что я должен думать?

— Глянь в текст, дубина! А то умный, умный, а тупишь не по детски.

Я развернул пергамент, и почему-то у меня дрожали руки, от злости или от обиды. Это ли не предательство?

— Что там может быть? Он писал под копирку.

— А ты следил?

Действительно. Разве я смотрел, что он там пишет. Ходил по библиотеке, глазел на стеллажи.

— Читай. Я прочитал очень внимательно, обходя стёртые места, и был разочарован.

— Ничего.

— Не может быть. Этот мальчишка — «написатель», и, по всей видимости, умелый. Вся его сила в этом пергаменте.

— Но нет ничего такого! Вот послушай. Коридор совместился с…

— Дело не в содержании текста, — бесцеремонно перебило меня Зеркало. — Сдаётся мне, тут какой-то код, тайнопись, ребус, шарада..

— Ребус говоришь? — я принялся внимательно изучать каждую букву. — Шарада, значит?

— Да, в тексте настоящего «написателя» может быть сокрыто много тайных значений, контекстов, дополнительных смыслов.

— Он всего лишь первокурсник, — простонал я.

— Вспомни, что он тебе говорил об учителе. На что угодно держу пари, что это был кто-то из прежних магистров.

— А если на щелбан? — хмыкнул я.

— А мне всё равно, я его не получу.

— Ладно, посмотрим.

Я не говорил, что в детстве был специалистом по ребусам и шарадам? Выигрывал разные школьные конкурсы. Учительница меня хвалила и на олимпиады отправляла.

— Есть! — я заметил, что в третьей строчке одна буква отличается нажимом и наклоном, словно её нарочно обвели. Дальше в каждом предложении я нашёл ещё по букве и показал Зеркалу.

— Я же говорил, — воображаемо приосанилось довольное Зеркало.

— Тихо, Норд, не мешай.

Он умолк, но мне это не помогло. Буквы не складывались в слова. Вернее складывались, но получалась абракадабра. Что же я упустил?

— Всё было бы слишком просто, — заметило Зеркало, не выдержав. — Здесь как-то иначе.

Я просмотрел строчки с самого начала. Ага. В первом слове изменённая буква третья от начала. Попробуем теперь в каждом последующем слове складывать и читать каждую третью букву. Ура! Получилось. У меня сложилось слово, и я уже знал, что будет дальше. Так, это слово заканчивалось последней выделенной третьей буквой, а ещё через строчку находилась другая изменённая буква, вторая с конца, и с неё начиталась следующее разумное слово. Вот так я и получил целую фразу, согласно которой, я должен был уткнуться носом в каменную стену. Зеркало ликовало.

— Старая школа! Это же методика величайшего прирождённого волшебника Веста! Подозреваю, что учителем этого юного дарования был один из лучших учеников Веста. Когда-то я знавал его…

— Вундеркинда?

— Волшебника! Мы были друзьями, почти братьями и вместе когда-то путешествовали в Фегль… Это приём называется «текстом в тексте» или «буквенный подтекст» или «двойной текст». Узнаю руку мастера. Нынче «написатели» пишут слишком буквально, без переносов, слоёв и подтекстов. А раньше…. Мастерам такое удавалось замаскировать в обычном непримечательном тексте. Нынешние разучились.

— А может быть теперь это не приветствуется или некому научить? — предположил я, рассуждая про себя: «Тексты-подтексты. Ребусы и ребусы. Ничего особенного».

— Теперь ты знаешь, в чём дело, — констатировало зеркало и поинтересовалось:

— Что будешь делать?

— Проще простого, — заулыбался я. — Сотру ключевые слова и заменю их синонимами. Думаю, пяти слов хватит, чтобы разрушить систему.

— А ты не так безнадёжен, — удивлённо протянуло зеркало. — Возможно, из тебя получился бы со временем неплохой «написатель».

— Готово! Век живи век учись, — весело объявил я через пару минут, с воодушевлением обдумывая описание своего эффектного возвращения домой на волшебном пергаменте. — Идём.

Я собрал разбросанные свитки, распихал их по карманам, туда же отправил карандаши, баронета, стёрку и Зеркало, и с замирающим сердцем приблизился к двери. И взялся за ручку. Приоткрыл, заглянул и широко распахнул. Навстречу мне хлынул золотой свет, и я шагнул…

Глава 8 — самая суматошная, в которой я неожиданно обнаруживаю, что волшебный пергамент жизненно необходим не только мне одному ОХОТА НА ПЕРГАМЕНТЫ

Я шагнул… в пергаментный зал. И в первый момент зажмурился, ослеплённый ярким светом ламп. Здесь всё было сделано из золота и вначале слилось для меня в единое неразборчивое сияние. Потом я пригляделся и увидел, что огромное круглое помещение по периметру состояло сплошь из глубоких встроенных полок с бортиками, заполненных всевозможными свитками. К верхним полкам кое-где были приставлены золотые лестницы с низенькими перильцами. Круговые полки прерывались несколькими дверями и двумя высокими окнами с вышитыми золотом портьерами. А прямо передо мной зияла арка, за которой виднелся тёмный коридор. Единственное чёрное пятно в этом вызывающем блеске…

Всё вокруг давило своей помпезностью, и я бы не заметил у окна скромный, хоть и золотой пюпитр, где в углублении покоилась золочёная туба… Если бы не услышал шорох и не обнаружил невзрачную фигурку испуганно обернувшегося … Верения.

— А, вот ты где?! — сердито воскликнул я, бросился к нему и чуть не упал, споткнувшись обо что-то на полу, точнее об кого-то.

Верений испуганно вскрикнул и шарахнулся от меня, а я обнаружил, что на полу перед пюпитром лежит человек. И осторожно наклонился. От него несло палёным, — волосы обгорели, и почерневшее лицо выглядело безжизненным… Труп! Теперь уж и я резво отпрыгнул от пюпитра.

— Ч-чего эт-то?!

— Почему ты здесь? — нахмурился в ответ Верений.

— Кт-то эт-то? Ч-чего он т-тут лежит?!

— Упал! Охотник за свитками. Хотел взять Пергамент…

Я покосился на золочёную тубу.

— В ней Пергамент. Он хотел взять. Дотронулся, скорчился и упал… И всё.

Мальчишка сказал это как-то спокойно и брезгливо. Я обозлился, скакнул через тело несчастного и, схватив Верения за шиворот, несколько раз встряхнул:

— Что это значит?! Говори, сопляк!

— Отпусти! — тонко завопил мальчишка, пытаясь вырваться. — Отстань! Тебя вообще здесь быть не должно…

Я отпустил, свирепо уставившись ему в глаза, но он не отвёл взгляд, лишь отступил от меня на всякий случай.

— Отвечай! Что ты-то делаешь возле Пергамента?! И почему это я не должен быть здесь?

— Ты бы так быстро не разобрался, ты — фиговый «написатель». Да и ребус был не из лёгких!

— Задачка для малолеток!

— Неправда! Его придумал великий волшебник, ты бы так легко не догадался… А когда бы догадался, я был бы уже далеко. С Пергаментом, — Верений всхлипнул и отвёл взгляд.

— Ну, судя по всему, нет, — ответил я, указывая на труп. — Далеко бы ты не ушёл, а валялся бы здесь рядом с ним или вместо него.

Верений всхлипывал чаще, отвернувшись и вытирая глаза. Он чего, ревёт что ли?

— То-то и оно. Я видел, как это произошло. Едва я вошёл, как это с ним и случилось. Теперь не знаю, что делать. А мне так нужен пергамент!

— Поразительно, — холодно произнес я. — Мне тоже.

— Ты не понимаешь, — он повернулся ко мне заплаканным лицом. — Не понимаешь! Я специально ради этого в университет поступил. Мне он нужнее. Это вопрос жизни и смерти!

— Представь себе, и для меня тоже, — спокойно ответил я. — Но на основании всего увиденного… Ты осмелишься коснуться Пергамента?

— Не-ет, — замотал головой мальчишка. — Может сначала ты?

Ну и дела. На первый взгляд незащищённый Пергамент — надёжно охраняется. Как и чем? Норд и Линк меня об этом не предупредили. Почему?

— Зеркало! — призвал я к ответу своего спутника. — Почему вы ничего не сказали мне об этом?

— О чём? — оно как всегда прикинулось невинной стекляшкой.

— Об этом! — прорычал я и, достав его из кармана, направил на тело перед пюпитром.

— А, это, — Зеркало смущённо замерцало. — Ну, извиняйте, не знали…

— Не знали?! Не знали они! Да ты представляешь, что было бы?!..

— Так ведь обошлось…

Я чуть не грохнул его об пол тут же рядом с пострадавшим, дополнив картину смертоубийства, но меня остановил голосок Верения. Он всё это время изумлённо пялился на меня, а теперь спросил:

— Я и раньше заметил, что ты с Зеркалом разговариваешь… А что, все «превращатели» говорят со своими зеркалами? Я слегка остыл.

— Нет, только я такой уникальный.

— Нахал, — пробурчало Зеркало.

— Молчи уж!

— И оно тебе отвечает?

— Конечно.

— А почему я его не слышу?

— Почему-почему… Так надо.

— Атас! Кто-то идёт! — закричало Зеркало.

Но теперь уже и мы услышали какой-то размеренный стук, в сопровождении торопливых шагов по коридору. Они приближались. Верений заметался, а я быстро оглядевшись оценил обстановку и, перехватив его за куртку, затащил за одну из плотных портьер, висящих до самого пола. Он пискнул и затрепыхался.

— Тихо, — шепнул я, притискивая его к стене.

Шаги и стук раздались совсем близко. Мальчишка затаил дыхание и зажмурился от страха. А я осторожно выглянул из-за шторы, вернее украдкой одним глазком глянул в щёлочку между портьеринами.

К пюпитру семенил человечек в долгополой мантии, а за ним, стуча деревянной палкой, прихрамывая шёл мрачный тип в лохмотьях и потрёпанной шляпе, надвинутой на лоб. Из-под старой шляпы выбивались седые патлы, чёрная повязка закрывала один глаз на обветренном морщинистом лице, а к другому подбирался уродливый шрам, пересекая щёку…

— Оу, это же наш преподаватель изящного письма, — горячо зашептал Верений. Он незаметно подобрался ко мне и теперь тоже смотрел, что делается в пергаментном зале.

— Хромой?

— Не-а… Маленький. Почерк тоже…

— Тсс…

— Кто здесь? — встрепенулся одноглазый. Голос у него оказался низкий с хрипотцой. Мы испуганно заткнулись и вжались в стену за портьерой.

— Да кто тут может быть, — залепетал тот, что в мантии. — Студенты будут блуждать по лабиринту до рассвета, а сейчас глухая ночь.

Знал бы он, кто здесь заблуждается.

— … Ну, что ты медлишь? Бери Пергамент и пошли…

Я снова подглядел.

Одноглазый нерешительно потоптался у пюпитра, и его взгляд упал на валяющееся тело.

— А это кто?!

— Э…э… неудачник.

— Сам вижу. А какого лиха он тут лежит?

Фигура в лохмотьях надвинулась на человечка в мантии.

— Ты зачем меня привёл? Смерти моей хочешь?!

Он стоял рядом с нашей портьерой, и на меня внезапно пахнуло сыростью и прелыми листьями, как будто этот человек долго пролежал в осеннем лесу под деревьями на влажной земле… Человечек в мантии извивался.

— Ну что, что ты! Я не думал, я не заметил…

— Тихо! — одноглазый вслушался в тишину коридора. — Кто-то идёт.

И действительно, вскоре и до меня донеслось едва слышное шарканье. По коридору кто-то шёл, не утруждая себя подниманием ног.

Человечек метнулся к ближайшей двери, но хромой живо поймал его за капюшон мантии и, оглядевшись, нырнул вместе с ним под другую портьеру. Я было задохнувшись от страха, с трудом перевёл дух: «Уф», а Верений еле дышал позади меня.

Вскоре в зал прошаркал странный субъект в халате, в маске и в огромных тапочках, а из кармана халата торчал свёрнутый в трубочку пергамент. Ещё один претендент? Так и есть.

Субъект засеменил к пюпитру, словно не замечая пострадавшего, и развернул свой пергамент. Пробежал глазами, удовлетворённо кивнул, сунул его обратно и протянул руку… Его тут же затрясло, будто от электрического тока, волосы встали дыбом, задымились, и он кулём свалился на пол. Некоторое время подёргался, издавая булькающие звуки, а потом всё стихло, и он застыл, испустив дух.

— И этот, — жалобно прошептал Верений.

— Тсс…

Соседняя портьера колыхнулась и, стуки-стук, — оттуда выбрались одноглазый и его маленький спутник. Хромой пренебрежительно ткнул второе тело палкой.

— Ну, Килекрий, я жду объяснений.

— Охранный свиток, — вздохнул Килекрий.

— Это что ещё за штука?

Ну-ка, ну-ка. Мы навострили ушки.

— Кто-то расписал, что произойдёт с тем, кто притронется к волшебному пергаменту.

— Где это расписал?

— На заколдованном пергаменте и поместил его здесь.

— То есть, он где-то на полках? — грозно вопросил хромой, так, что Килекрий даже присел и начал заикаться:

— Д-да, ввввв-ва…

— Обойдёмся без церемоний! Вот что, Килек, дружок. Ищи-ка этот свиток! Мы его уничтожим и дело с концом.

— Н-не м-могу…

— Это почему же? — одноглазый нахмурился.

— Здесь их вон сколько, — преподаватель изящного письма обвёл рукой полки. — Сотни тысяч. Какой из них и не угадаешь…

— А гадать и не будем. Уничтожим все!

— Что ты, что ты! — запричитал Килекрий. — Нельзя. Это очень важные свитки. На них начертаны судьбы государств, народа, эпохальные события и вехи Страны Двенадцати… хозяйственные и законодательные проекты. Я…

— И что?

— Вы не понимаете! Может случиться страшное, — стенал Килекрий. — Хаос, беззаконие, разрушения…

— Со мной уже случилось. Мне всё равно.

— А Ваши дети! Подумайте о детях…

— Дети? Дети… Значит, найди способ обойти эту «охрану».

— Есть способ. Есть! Ваше зеркало. Превратите Пергамент во что-нибудь другое, и написанное перестанет действовать.

— Уверен?

— Да, да!

— Ну нет! — вдруг взревел хромой и уронив палку сгрёб Килекрия за грудки. — Брешешь, мерзавец!

— Ч-чт-то в-вы, в-ва…

— Заткнись! Одноглазый отпустил «написателя» и подобрал палку.

— Я п-правду говорю, — попытался оправдаться Килекрий.

— Говоришь-то, говоришь… Болтаешь, правдолюбец! А сам смерти моей хочешь. Прекрасно ведь понимаешь, что превращение — не вариант.

Мне показалось, что голос хромого изменился, и речи его стали иными. И ещё… Они говорили о зеркале хромого. Следовательно, он — «превращатель»?

— Скажи-ка мне, правдолюбец, кто может знать, где находится охранный свиток? — допрашивал одноглазый постукивая по полу тупым носком дырявого сапога. — Ведь кто-то это написал и сюда положил…

— Только Великому магистру сие ведомо.

— Велмагу, говоришь? — презрительно бросил хромой.

— Д-да…

— Пошли! — и одноглазый решительно похромал в коридор.

— Ты что задумал? Это опасно! Тебя схватят! Подожди до рассвета. Магистр сам уничтожит охранный пергамент, чтобы посвятить студентов. Он-то может к нему прикоснуться. Наверняка предусмотрел.

Хромой задумчиво остановился и прищурившись посмотрел на Килекрия.

— Та-ак…

— Не надо на меня так смотреть. Давайте подождём.

— Нет уж! Я не могу ждать. Пошли.

— Куда? Зачем?

— Искать Велмага…

— Зачем?

— Я же могу в него превратиться, болван.

Хромой как-то слишком стремительно для хромого устремился в коридор, а Килекрий засеменил за ним.

— Не надо, не надо, не на…

— Надо!

— Не надо… стойте… не…

Вскоре стук, шаги и голоса стихли в отдалении, и мы немедленно вывалились из-за портьеры.

— Как ты думаешь, скоро они найдут магистра? — поинтересовался я, с опаской приближаясь к пюпитру, и стараясь держаться подальше от трупов.

— Вряд ли, — ответил Верений. — Магистр затаился где-нибудь в секретной комнате, до рассвета.

— А ты откуда знаешь?

— Рассказывали, — уклончиво ответил Верений. — Интересно, а этот хромой-одноглазый, кто он? Я пожал плечами:

— Какая разница. Главное взять пергамент раньше него.

Верений нахмурился, а потом с невероятной отвагой подступил к телу второго несчастного, ловко извлёк из его кармана свиток и развернул. Почитал с минуту и сообщил:

— Теперь ясно, как он пытался снять охрану. С помощью контрписьма. Но ничего у него не получилось. Значит и мне не удастся. Он не знал многих условий и переменных; действовал самоуверенно и наобум. Я тоже не знаю, и рисковать не хочу.

— Какой, оказывается, популярный Пергамент. Все хотят его заполучить, — сокрушённо проговорил я, а Верений поморщился и выбросил свиток.

— Так что теперь делать?

Внезапно меня осенило.

— А может сам Пергамент нам скажет?

— Как это?

— Зеркало?

— А?

— А если спросить у Пергамента?

— Ничего не выйдет. Из всех волшебных предметов лишь я сохраняю ясность мысли и владею речью, — в его тоне мне почудилась какая-то мрачная гордость. — Я выяснил это после пяти лет молчания.

— Не скажет, стало быть, — я задумался. — И то ладно. Ведь если мне попадётся ещё один болтливый спутник — я не выдержу.

Зеркало обиженно хмыкнуло. А я вспомнил слова Килекрия о превращении.

— Зеркало?

Ноль эмоций.

— Зеркало?.. Зеркало! Чего молчишь?

— Не хочу прослыть болтуном, — проворчал Норд.

— Нашёл время строить из себя обиженного.

— Да, — подхватил Верений, тревожно озираясь. — Вдруг объявятся ещё претенденты на пергамент.

— Хорошо, я понял. Ты хочешь его превратить? Приступай! План «А», как и договаривались.

— Что за «А»? — боязливо спросил Верений.

— Смотри.

Я достал Зеркало, направил его на тубу, и вскоре на пюпитре лежал золотой браслет, как и было задумано заранее. Теперь охранный свиток, по всей видимости, не действовал, и я мог взять Пергамент. Но мог ли? А, была не была!

Я осторожно дотронулся до браслета кончиками пальцев, и Верений ойкнул, но ничего не произошло. Тогда я взял браслет, надел на руку, и он с готовностью обвил запястье, но в голове возникли слова хромого: «Смерти моей хочешь?! Превращение не вариант…». Теперь до меня дошло, и я едва не стукнул себя кулаком по лбу и не сорвал опасное украшение.

— Отсроченная смерть!

— Что? — не понял Верений.

— Когда браслет снова станет пергаментом, «охрана» начнёт действовать.

— Но ведь магистр…

— Не факт!

— Понимаю, — Верений задумался и выдал. — Мы можем избирательно его уничтожить.

— Как?

— Я напишу.

— А почему тогда этот Килекрий не написал?

— Этот сморчок? — Верений усмехнулся. — Почерк у него хороший. А в остальном — ни ума, ни фантазии. Да и сложно это на самом деле. Я и сам не представляю как.

Мне в голову стукнулась мысль.

— А если пожар?

— Но…

— Избирательный пожар. Чтобы сгорел только нужный свиток. Верений заинтересованно посмотрел на меня:

— Попробую.

Он достал стёрку, простой и красный карандаши и, устроившись на полу, принялся за работу. А я тем временем предусмотрительно превратил свой многострадальный пергамент, от которого уже отрывал кусочки, в золотую тубу и водрузил на пюпитр. Начинало светать.

— Быстрее, — попросил я Верения, который и так с бешеной скоростью строчил карандашом по пергаменту.

— Я и так стараюсь, — жалобно ответил он. И через минуту объявил:

— Готово!.. Но, боюсь, ничего у нас не выйдет.

— Почему?

— У моего студенческого пергамента мало возможностей, и дыма без огня не бывает, а огонь из воздуха сам по себе не возгорается.

Верений огорчённо взглянул на меня.

«Эх, где ты моя зажигалочка? — вспомнил я. — У Тима… И где он теперь?».

— Зеркало!

— Ну?

— Что мы можем сделать?

— И не проси!

— Знаю, ты не в форме. Но если ты смог превратить замок в дыру, а часть атмосферы в купол, то вполне можешь из воздуха выделить огонь.

— Нет. Я никогда раньше этим не занимался.

Я почему-то был уверен, что он лжёт. Ну да ладно. Придётся полагаться на собственные возможности. Я порылся в кармане, вытащил кусочек пергамента, положил его на пол и направил туда Зеркало…

— Эй? Ты чего?

Итак: бумага, кислород и свет. Работай воображение, работай. Да будет огонь!

— Эй! — запаниковало Зеркало. — Ого!

На полу вспыхнул малюсенький костерок и потихонечку двинулся к полкам, и побежал наверх, пробираясь меж свитков. Мы заворожено наблюдали за бегущим язычком пламени. Он немного поколыхался на месте, исследуя направления, а затем двинулся в бок и достиг нужного пергамента. Один из свитков мигом вспыхнул, загорелся и сгорел дотла. Струйка пепла бесшумно стекла вниз и кучкой улеглась на полу. Я восхищенно вздохнул.

— Верений, ты молодец!

— А ты — молодечище!

Но огонёк не угас. Он постоял немного золотистым столбиком, и вдруг вспыхнул, заколебался и побежал дальше.

— Ох, нет, — застонал Верений. А огоньку, наверное, понравились пергаменты. Поэтому, тут же заполыхал следующий, и ещё один…

Верений принялся лихорадочно стирать написанное, и в тот же момент все двери в зал распахнулись, и оттуда повалили возбуждённые и одуревшие студенты. Они дошли таки до конца лабиринта, который разбросал нас в разных направлениях…

Пламенем занялась вся верхняя полка пергаментов, и они скукоживаясь исчезали в расшалившемся огне. Кто-то тотчас завопил:

— Пожар! Горим!

И остальные подхватили:

— Воды! Тушите! Спасите!

— Горим! Пожар!..

Поднялась суматоха.

— Как же так, как же так? — причитал Верений, остервенело работая стёркой. Я схватил его за руку и потащил подальше отсюда. Он едва не выронил пергамент и ластик, но поспешил за мной, и мне почти не приходилось его тянуть. Нам встретились несколько преподавателей и студентов старшего курса. Кто-то уже бежал с вёдрами и лейками, карандашами и пергаментами…

Завернув за угол, я сверился с картой, и вскорости мы нашли дорогу в комнату баронета. И только там, плотно закрыв дверь, почувствовали себя в относительной безопасности. Верений пристроившись не краешке стола мужественно дотёр написанное и с облегчением выдохнул:

— Надеюсь, пожар потушен.

— Надеюсь, сгорел именно тот свиток.

— Должен был. Я же написал.

— И пожар тоже? — ехидно заметил я.

— Не предусмотрел, — уныло ответил мальчишка. — Мне ещё учиться и учиться.

— Ладно, ты всё равно не промах.

— Хватит обмениваться любезностями, парни, — подало голос Зеркало. — Пора выбираться отсюда.

— Ой, — огорчился Верений. — Об этом-то я и не подумал. — Как же мы выйдем из замка? Главные ворота открываются только по разрешению магистров, а южный мост опускается только по выходным…

Я усмехнулся.

— Прокол в твоём истинно безупречном плане.

— Да никакого плана у меня и не было. — Мальчишка насупился.

— Не парься, коллега. Это мы с Линком предусмотрели. Приступаем к плану «Б»?

— А то, — ответило Зеркало.

— Идём.

Я на секунду задержался и бросил на кровать белый карандаш, завёрнутый в обрывок пергамента, чтобы не перепутать баронета с другими белыми карандашами. И отворил дверь.

— Куда мы? — спросил Верений.

— На кухню. Там чёрный ход и неподалёку северный мост. Его опускают на рассвете, когда привозят свежий хлеб, молоко и зелень. Каждое утро. Пошли быстрее, а то пропустим.

— А…

— Все вопросы потом.

И мы побежали по коридорам.

Да уж, славный переполох мы тут устроили. На нас никто не обращал внимания. И хорошо. Надеюсь, о нас и потом не вспомнят и не хватятся, а мнимый пергамент ещё пролежит на пюпитре как минимум два дня. По крайней мере, так утверждало Зеркало.

Наконец мы добрались до кухни и чёрного входа, и пока работники сгружали бидоны с корзинами, — две серые кошки, едва различимыми тенями вышмыгнули из замка и пробежали по мосту. Потом мы спустились к причалу, где нас ждала баржа заранее нанятая и оплаченная Линкнотом.

— Мяу-мяу, — скомандовала крупная кошка, и хозяин баржи оттолкнулся от берега. А другая кошка — поменьше — попыталась ухватить собственный хвост.

Не скажу, что мне понравилось быть котом. Зато уже приходилось быть четвероногим животным, поэтому двигать лапами для меня не составляло труда. А вот у Верения они поначалу заплетались. Однако он легко приспособился, и вскоре две серые тени, бесшумно двигаясь в сумерках по самым тихим и кривым улочкам, частично полагаясь на чутьё, а время от времени и на подсказки Зеркала, достигли магистерского дома на площади четвёртых ворот. Не встретив, к счастью, ни одной собаки.

— Мяяууу! — хором завопили кошки и поскреблись в дверь — Мя-яау! Мья-ауу! Огласилась мяуканьем сонная площадь.

В соседнем доме кто-то выругался и выкинул из окна старый башмак. Но не попал, а дверь магистерского дома приоткрылась, и добрая Агнесса впустила нас внутрь. Щёлкнул засов, и мы по настоящему оказались в безопасности. И недолго ещё пробыли кошками. Зеркало превратило нас всего на два часа.

— А это здорово — быть «превращателем», — восхищённо заявил Верений, и глаза его горели в полумраке, как у кошки, которой он только что был. — Обязательно выучусь после и на «превращателя». Если получится.

Линкнот ещё спал, и Агнесса наотрез отказалась его будить. Верений стеснялся и не знал, куда ему деваться. Я отвёл его в свою комнату, а сам отправился в подвал. Там у Линкнота было что-то наподобие ванной, и я, швырнув в угол одежду баронета, почти час наслаждался лёжа в лохани с горячей водой. Потом одним щелчком по Зеркалу превратил браслет в пергамент, а вторым щелчком стал самим собой. Но вещи баронета так и осталась его вещами, поскольку я переодевался.

Вот уж удивится Даффи, обнаружив в своём шкафу обноски Линка. Я с удовольствием надел свою прежнюю одежду заботливо выстиранную и выглаженную Агнессой. Хотя джинсы она конечно гладила зря. Однако в этом измерении джинсов не водилось. Откуда ж ей знать?

Я с радостью обул свои любимые кеды превращённые обратно из надоевших сапог. Я не согласился расстаться с ними ни под каким видом. Да уж, хорошо что моя одежда сохранилась, а то представляю, как уморительно бы смотрелись кеды вкупе со щегольскими панталонами баронета.

Я даже улыбнулся, и не без опаски взяв волшебный пергамент, с чувством выполненного долга отправился наверх. По дороге я вспомнил, что вроде бы Линкнот должен со мной расплатиться за Зеркало, а теперь ещё и за Пергамент. Как-то со всеми этими проблемами я выпустил из виду данное обещание. И напомнил об этом Зеркалу. Оно промолчало. Ох, не к добру…

Открыв дверь на первый этаж, я услышал крики… Верений! Моментом взлетел по лестнице и застал такую картину. Могучий и заспанный магистр Линкнот стоял посреди коридора и держал в своих лапищах бледно-зелёного Верения, испускающего душераздирающие крики, а вокруг них бегала Агнесса и голосила.

— Что происходит?

Они разом уставились на меня.

— Это ты мне сейчас объяснишь! — прорычал Линкнот. — Что за замухрышку ты сюда приволок?

— Ну, тебе же нужен был «написатель». Вот и получай «написателя» к пергаменту в придачу, — невозмутимо ответил я, повертев золотой тубой.

Линк нахмурился, а Верений, раскрыв рот и вытаращив глаза, ошеломлённо смотрел на меня:

— Даффи?

— В некотором роде — да, — я расплылся в улыбке.

— А я думал, ты — баронет…

— Я же «превращатель», глупышка.

— Нет! Ты мне объяснишь, превращатель недоделанный! — ревел Линк, отпуская Верения, и нападая на меня, но я заслонился Зеркалом. — Объясни сейчас же! Эта девчонка — «написатель»?!

Агнесса тем временем обнимала и успокаивала всхлипывающего Верения, поглаживая его по голове.

— Какая девчонка? — не понял я и на всякий случай оглянулся.

— Эта! — здоровенный указательный палец Линка упёрся в Верения.

— Оставьте в покое бедного ребёнка! — львицей взъярилась Агнесса, прижимая к себе мальчишку.

— Это не девчонка, — недоумевал я. — Это — парень, студент…

— Переодетый девочкой. Ага?! — торжествующе закончил Магистр. — Я же Хранитель знаний, мне ли не знать.

— Лучше бы ты знал, как мне вернуться домой!

— А что? — новоиспечённая девчонка внезапно вырвалась от Агнессы и подскочила к Линку, размазывая слёзы по грязному лицу. — А что мне было делать?! Девушек теперь неохотно принимают в УМ. Девушек заваливают на экзаменах. Я сама видела! Эти напыщенные тупые болваны магистры при мне завалили двух девчонок.

— Погоди, — Линк придержал её лёгким движением руки. — Но в двенадцать лет не поступают в университет.

Выходит, я был прав насчёт возраста!

— А мне зимой будет тринадцать, — нахально возразила девчонка. — И вообще, двенадцатилетние девочки легко сходят за пятнадцатилетних мальчишек. А потом было бы уже поздно.

— Почём я знаю, что ты не шпионка тринадцатого?

— Ты чего, со стены рухнул, дядя? Я поступила в УМ, потому что мне нужен был Пергамент. А вернее, моему отцу.

— А кто у нас отец?

— Так я вам и сказала!

Теперь я отчётливо видел, что это — девочка: срывающийся на визг голосок, тонкие руки, нежные черти лица. И как я мог так опрофаниться и не определить, что она такой же парень, как я баронет? Только её никто не превращал. Она всего лишь обстриглась, переоделась и прикинулась.

— А ты, что скажешь, Норд? Зеркало молчало.

— Значит — шпионка, — гнул свою линию магистр.

— Неправда! — девчонка не уступала.

— Тогда зачем тебе Пергамент?

— Спасти одного человека… вернее… волшебника.

— Одного из двенадцати? — внезапно вмешалось Зеркало. Теперь оно говорило так, чтобы его слышали все.

— Ну да, — удивилась девочка. — А ты откуда знаешь?

— Потому что мы тоже хотим помочь одному из двенадцати, — ответил Норд. — А точнее — им всем. И у тебя один выход — рассказать нам, кто ты такая и кто твой отец.

Девчонка помолчала немного, всё ещё недоверчиво перебегая взглядом по нашим напряжённым лицам и косясь на Зеркало. Агнесса приобняла её и сказала:

— Не бойся, милая. Мы не причиним тебе зла. Расскажи нам всё, и мы тебе поможем.

— Хорошо, — девочка вздохнула, блеснув черносливовыми глазами. — Мой отец — Командор.

— Тот самый «печальный командор»? — удивлённо переспросил Линк.

Она кивнула.

— Командор Морской республики, командир морских бродяг и капитан Золотой Ракушки.

— Значит, Флавия…

— Флавия — моя мама, — подтвердила она.

— Бедное дитя! — воскликнула Агнесса и прижав её к груди разрыдалась. — Какая грустная история.

Я, естественно, ничего не смыслил в здешних историях, но решил внимательно слушать.

— Вытри слёзы, Агни, не время плакать, — сурово сказал магистр.

— Но это же меняет дело, — заметило Зеркало. — Командор вполне может доставить нас в Фегль.

— Зачем? — удивилась девчонка. — Зачем нам в Фегль? У нас же есть Пергамент.

— Да, зачем? — подхватил я. — У нас же есть классный написатель.

— Боюсь, Пергаментом делу не поможешь, — пояснил Линк. — Я как Хранитель знаний тебе говорю. Надо плыть в Фегль.

Вот так поворотец! Подозреваю, они с Нордом сразу об этом знали, но меня проинформировать не удосужились. Интриганы!

— Отцовское судно стоит в Перепелиной бухте, на приколе, — помедлив ответила девочка. — Он ждёт меня и в любой момент готов отплыть.

— Просто так плыть мы не можем, — хмуро ответил Линк. — Необходимо замести следы… И в связи с этим, у меня для вас плохая новость, — обратился он к нам с Зеркалом.

— Какая? — разом встревожились мы.

— Давайте-ка пройдём в кабинет и спокойно всё обсудим, а Агнесс принесёт нам чаю с булочками. Я жутко проголодался… И вы тоже.

Я тут же обнаружил, что тоже хочу есть.

Агнесса вытирая слёзы передником, ушла на кухню греметь посудой и заваривать чай, а мы последовали за магистром. Между делом я поинтересовался у девочки:

— И как тебя теперь называть?

— Так и зови, Верения. Это моё настоящее имя. Я поменяла только окончание. А тебя как зовут?

— Кеес.

Она улыбнулась:

— Очень приятно, Кеес.

Озорные искорки мелькнули в её глазах, а веснушчатое личико на миг озарилось радостью. Но мне показалось, что она слегка смутилась.

В кабинете мы расположились за столом, поместив Зеркало на подставку. Магистр начал без обиняков.

— Я расставил своих людей у ворот.

— Комедиантов из смешного фургона?

— Актёров, юноша, — Линкнот спокойно отреагировал на насмешку. — Они засекли слуг герцога и вчера вечером доложили мне. До моего дома шпионы пока не добрались. Но теперь вы здесь и, как в глаз дать, унюхают.

Н-да, непривычно звучали в устах магистра знакомые мне с детства выражения. Я ухмыльнулся.

— Да, поскольку слуги герцога здесь, то я немного в курсе их планов. А зная о твоих похождениях, установил, что они так быстро добрались сюда отчасти из-за тебя, пересмешник.

— Это как?

— Ты отменно наследил, — серьёзно ответил Линк. — Сначала бросил свои лохмотья под кустом, затем продал куртку крестьянке. Они-то и унюхали.

— Ты говоришь о них, как о псах.

— Они и есть… э-э… псы.

— Не может быть! — я вскочил. — Они же люди. Псы не могли пересечь границу и последовать за нами.

— Кхе, кхе… — конфузливо вмешалось Зеркало. — Прости, Кеес, я тебе не сказал. Понимаешь…

— Ну давай, выкладывай, кругляшка-блестяшка с сюрпризом.

— Нечего обзываться! Они действительно люди, да не совсем. Видишь ли, когда мы пересекли границу, псы вернулись к герцогу, и Хозяева лесов поменяли своих слуг. Магия прирождённых. Теперь — они люди, но с повадками псов. Зато могут выходить за пределы герцогства. По дороге они натыкались всюду на твои следы, твой запах и мою энергию. Понимаешь…, превращения, особенно сложные, не проходят бесследно, остаётся энергетический шлейф. Он постепенно развеивается, но не сразу и не полностью, и слуги герцога способны его учуять.

— Так вот почему ты не хотел лишний раз превращать! И врал, что не в форме.

— Не врал. И это тоже. Ты пока не поймёшь, потом объясню.

— Так вот слуги и добрались сюда. Но мы можем замести следы, — заключил Линк.

— Как?

— Надо подумать. А заметать следы придётся в трёх направлениях: перед слугами герцога, Великим магистром и Тринадцатым. Рано или поздно, исчезновение Зеркала и Пергамента вызовет подозрение и привлечёт его сюда. Он не захочет потерять контроль над волшебными предметами. Мы не можем рисковать. Ведь ручки у него длинные, везде дотянутся, кроме…

— Фегля, — подытожило Зеркало.

— Мы должны перебить шлейф зеркального волшебства другим волшебством, — внезапно заявила Верения. — Волшебством Пергамента.

Магистр заинтересованно уставился на неё.

— А как же, в свою очередь, перебить волшебство Пергамента? За ним тоже скоро начнётся охота. Превращение продлится недолго.

Верения торжествующе улыбнулась:

— А мы его размножим, собьём с толку всех скопом, создадим неразбериху, а сами слиняем. Я умею одну штучку. Всех на уши поднимем. Им не до нас будет. Такое здесь устроим!

— Какое? — засомневался Линк.

— Увидите. Но для этого мне нужен волшебный пергамент, такое только с ним под силу, а также: оранжевый, фиолетовый и зелёный карандаши, желательно новенькие, только-только заточенные и не использованные ни разу.

— Достанем, — пообещал Линк, но лицо его при этом вытянулось. — Но я сейчас… э-э… на мели.

— Ага! — воскликнул я. — А чем же ты собирался меня вознаградить за Зеркало и Пергамент? Линк фыркнул:

— Твоим вознаграждением будет возвращение домой. А пока — выворачивай карманы. Знаю, у тебя есть.

Это был грабёж среди бела дня. Но делать нечего, я горестно вздохнул и расстался ещё с одним реалом, чувствуя себя Буратиной. Ладно, для дела не жалко, но…

— А почём нам знать, что это сработает? — недоверчиво осведомился я.

— Знаю, — поразмыслив, уверенно подтвердил Линк. — Сработает. Но кто тебя этому научил? Ты же, вроде, — первокурсница.

Верения загадочно улыбнулась:

— Один замечательный мастер. Он был моим учителем, пока ходил с нами под парусом. Он был лучшим и любимым учеником самого Веста…

— Расвус! — заорало Зеркало.

— Расвус, — чуть удивлённо подтвердила девочка.

— Я же говорил, — довольно заявил Норд. — А где он теперь?

— Не знаю, — ответила Верения. — Не видела его уже года три. Он высадился в Пергамотумском порту и исчез.

— Два года назад мы вместе шли из Керинтара, — сообщил Линк. — К Сэрьену. И расстались на границе Пергамотума в лесу Веклок. Я задержался погостить у Сэрьена, а Расвус отправился на запад. С тех пор я его не встречал.

— Так вы все знакомы? — удивилась Верения.

— Ещё бы! — ответило Зеркало.

— Охотно верю, что он тот ещё трюкач, — добавил Линк. — Такое выписывал! И вполне мог научить всему этому девчонку-малолетку. С него станется.

— Да, Расвус научил меня разным штучкам. Он всегда говорил, что я талантлива, и из меня получится выдающийся «написатель», — гордо сказала Верения.

— Поверим ему на слово, — хмыкнул Линк и, взяв мой реал, отправился за карандашами, так и не дождавшись чаю. А мы в его отсутствие отлично позавтракали сахарными пышками со взбитыми сливками и сладким сыром, запив это всё душистым напитком.

Когда магистр вернулся с новенькими карандашами, Верения открыла золотую тубу, благоговейно развернула пергамент и попросила нас выйти. Мы деликатно удалились из кабинета, и она писала весь день, до самой глубокой ночи. Потом свернула пергамент и легла спать. Я слышал, как она устало спускалась по лестнице в комнату к Агнессе, где ей постелила сердобольная домохозяйка.

А ранним утром я распахнул окно, впустив изрядную порцию прохладного воздуха. Зевнул, потянулся и чуть так и не остался на всю жизнь с открытым ртом. По улице со всех ног бежал пергаментный свиток, за ним вприпрыжку мчался седой мужчина, подобрав полы мантии, а за мужчиной, свистя, вопя, улюлюкая и размахивая руками, неслась стайка мальчишек.

Да-да, вы не ослышались. У свитка выросли ноги, — целых четыре тонких ножки, по две с каждой стороны, и бегал он довольно шустро.

Я спасительно поперхнулся, захлопнул рот, окно и спустился на кухню, где с ликующим блеском в глазах пила чай счастливая «написательница».

— У меня получилось! — радостно воскликнула Верения. — Всё как у великого мастера. Он однажды вытворил подобное на корабле. Практиковался, на ракушках, мне же удалось с пергаментами.

— Эксклюзив, — заметил я, присаживаясь за стол и наливая себе в чай молоко из сливочника.

— Чего?

— Авторская работа, говорю. Новаторство.

— А-а.

Вскоре вернулась с рынка Агнесса, влетела хохоча, прямо с улицы, и бросив на стол полную корзинку, и торопливо развязывая ленты круглого чепца, принялась взволнованно рассказывать:

— Там такое творится! Весь город бурлит! Повсюду бегают пергаменты! Их ловят «написатели» и мальчишки. Шум! Гам! Уже и королей подняли с постели. Они со свитой в полдень съедутся к форту Мормион на Сборищное поле, и будут вместе решать, что делать. Это мне на рынке сказали, у Стиринских ворот.

Зеркало стояло на подставке посмеивалось.

— Хе-хе, представляю! Вся культурная, экономическая, и политическая жизнь страны разбежалась, и воцарился хаос. Хе-хе…

— Это временно, — предупредила Верения. — А как только отплывём, я всё сотру. Обещаю. — Она улыбалась до ушей.

— Ты и впрямь способная девчонка, — признало Зеркало и спросило Агнессу, хлопочущую у плиты:

— А где Линк?

— Отправился в город, разведать обстановку.

— Как бы мне хотелось на это посмотреть! — воскликнула Верения.

— А что, пойдём, — я отбросил салфетку. — Посмотрим.

Агнесса нахмурилась.

— Магистр не велел никуда выходить. Просил подождать его здесь.

— Да мы быстренько. Только глянем и вернёмся. Правда, Зеркало?

— Я прослежу, чтобы они вернулись, — заверил Норд домработницу и добавил специально для меня:

— Только если не буду лежать в кармане.

— Шантажист!

— А как же.

— Хорошо, идите, но чтобы к обеду сидели за этим столом.

— Так точно! — мы весело перемигнулись и поднялись из-за стола.

— Бегите к Стиринским воротам. Там самое интересное.

Мы выскочили на улицу и помчались вперёд, глазея по сторонам, пока не вырвались на широкую улицу. Я украдкой показывал Зеркалу происходящее. А вокруг было на что полюбоваться. По улицам и площадям бегали пергаменты и люди. То цепочкой, то по кругу.

Вот бы посмотреть, что сейчас творится в университете! Уж точно не чета тому переполоху, что мы устроили вчера. Какой-то юркий свиток прошмыгнул у меня под ногами и потрусил, спасаясь от поджарого мастерового с мешком и его упитанной жены со сковородкой…

А у некоторых пергаментов отрасли крылышки, и они весело порхали над тротуарами и крышами домов. За ними носились бородатые дядьки в ночнушках и колпаках, теряя шлёпанцы и пытаясь поймать свитки сачками для бабочек. Но пергаменты оказались хитрее и изворотливее, а дяденьки путались в полах рубашек, падали и ругались. Над ними потешались босоногие мальчишки, которых разгоняли угрюмые стражники.

Когда мы устали от мелькания под ногами каменной мостовой и дощатых тротуаров, то зацепились за вельможную карету и проехали на запятках почти до самых Стиринских ворот, распахнутых настежь. А спрыгнули лишь потому, что нас всё же заметил и прогнал не слишком внимательный лакей, когда мы чересчур громко начали смеяться. Но до ворот оставалось всего ничего, и мы быстро добежали до них в толпе таких же веселящихся зевак.

Но кое-кому было не до веселья. Огромное зелёное поле, над которым словно воздушные змеи вились крылатые свитки, оцепили королевские легионы. Мрачные воины в шлемах и кирасах никого не пускали на поле и, по возможности, сгоняли в кучу заблудившиеся пергаменты, сновавшие у них под ногами, а те в ответ тявкали подобно луговым собачкам. А летающие свитки отзывались курлыканьем. И народ был на седьмом небе. Такое не каждый день увидишь и не каждую жизнь. А я восторгался. Надо же, Верения прописала и звуковое сопровождение.

Конные отряды прибывали отовсюду, и, растянув с двух сторон рыболовные сети, всадники ловили туда юркие свитки, сгребая их скопом, заворачивая, увязывая и оставляя лежать на траве. Пойманные пергаменты барахтались и сучили тонкими ножками, просовывая их в ячейки сеток.

— Бедненькие, — сочувствовала им Верения. — А стражники — бяки.

— Ну ты и напридумывала!

— А что, смешно? — она шаловливо улыбалась и смеялась так, что веснушки плясали у неё на лице.

Время от времени летучие свитки сбивали лучники в зелёных одеждах стрелами с тупыми наконечниками. Всё же никто не хотел повредить пергаменты, а сбитые тут же подхватывались всадниками, отправлялись в седельные сумки и скреплялись ремешками. А некоторые приносили длинноногие пятнистые собаки. Настоящая охота! Только вот дичь оказалась бумажной.

— Быстрее! Быстрее! Скоро прибудут их величества! — выкрикивали озабоченные командующие.

Нас конечно же не пустили за Стиринские ворота. Но мы не унывали и скоренько нашли себе место на стене, забравшись в стенную галерею по приставной лестнице принесённой находчивыми подмастерьями. Отсюда всё было прекрасно видно и протянув руку можно было поймать пролетающий свиток. Несколько отчаянных «написателей» даже свалились с внешней стены. Благо, в этом месте она была всего метра три-четыре в высоту.

Я попутно озирал окрестности, думая, что увижу Линка, и забавлялся, наблюдая за поимкой взбесившихся свитков, а Верения просто визжала от восторга и заливалась от смеха. Вдруг я заметил скользнувшую из-за выступа в конце галереи фигуру в серой одежде. Потом к ней присоединилась ещё одна, — и обе, в меховых шапках, — медленно, но целеустремленно направились в нашу сторону. Что-то мне это не понравилось и в какой-то момент почудилось, что из-под шапок сверкнули красные глаза…

Меня пробрала дрожь. Я опомнился, ухватил за руку хохочущую над упавшим в грязь стражником Верению и потащил её прочь со стены. Но лестницу переставили в другое место, и нам пришлось идти дальше, мимо мальчишек, развлекающихся стрельбой из рогаток по пергаментам. Свитки увёртывались или с писком падали на землю, если не успевали.

— Ты чего? — недоумевала Верения.

— Пошли быстрее, потом объясню.

Я боялся оглянуться, но что-то гнетущее так и ползло за нами по пятам. Я чувствовал это спиной. Мы наконец добрались до лестницы, расталкивая народ, приостановились, чтобы спуститься, и чья-то тяжёлая рука легла мне на плечо. Я вздрогнул, круто обернулся и…

Глава 9 — самая стремительная, в которой мы сбегаем из города, путешествуем с морскими бродягами и принимаем решения впопыхах МОРСКИЕ БРОДЯГИ

Я вздрогнул, круто обернулся и… чуть не врезался лбом в подбородок высокому мужчине.

— Линк?! От сердца мгновенно отлегло.

— А мы тут…

— Вижу. Как дети малые! Сказано же было — никуда не выходить…

Под его брюзжание мы живо спустились вниз и добежали до потешного фургона в горошек, что стоял в конце улицы примыкавшей к площади у Стиринских ворот. Тёмные маленькие лошадки взирали на нас исподлобья, словно осуждали за любопытство, а на козлах сидел человек в колпаке с бубенчиками и ехидно усмехался.

Линк затолкал нас в фургон. Напоследок я всё же обернулся и заметил две тени мелькнувшие у крайнего дома. Они метнулись в сторону, скользнув за угол.

— Живее, — недовольно бурчал магистр. — Не зевать.

Фургон тронулся, повернул на соседнюю улицу и покатил в сторону четвёртых ворот.

— Кажется, оторвались, — предположил Линк, выглядывая из-за колышущегося от езды задника.

Однако он чересчур рано радовался. Лишь только мы, пропетляв по улочкам и переулкам, выехали на широкий проспект, а оттуда на центральную площадь, как наперерез нам вырвались слуги герцога в серых куртках и меховых шапках. Красные глаза сверкнули из-под шапок, и лошади заржали, и встали на дыбы, едва не перевернув фургон.

— Рибиг! — непонятно выкрикнул Линк. — Колдуй!

Возница в потешном шутовском колпаке натянул поводья и обернулся. К нашему удивлению он улыбался во весь свой белозубый рот и, подмигнув нам, хохотнул:

— Колданём?

Яркая вспышка отбросила псов герцога метров на тридцать, сорвав шапки с их голов, и вытерев серыми куртками и штанами дорожки на пыльной площади. Ха-ха-ха! Привычное для них занятие, с учётом герцогской мании.

— Молодчина, Рибиг, — хрипло похвалил Линк, и паяц-возница гикнул, щёлкнув поводьями, и лошадки понеслись вскачь. Такой прыти от этих полупоней я, признаться, не ожидал.

Фургон мчался через площадь, и мы с Веренией в смятении смотрели назад, вцепившись в занавески. Упавшие преследователи медленно поднимались, а с окрестных улиц к ним стекалась подмога: новые безмолвные тени, пугающие зловещим блеском красных глаз из-под меховых шапок. Магистр смотрел на это и крутил головой.

— Замели следы, называется, — сердито бубнил он. — Мало вам неприятностей, несмышлёныши, так ещё и засветились по глупости.

— Мы же не знали, — пыталась оправдаться Верения.

А я молчал. И Зеркало всё время молчало. Вероятно, Норден очень боялся. Ему не улыбалось вновь попасть в плен к серому герцогу со всеми вытекающими последствиями.

— Не знали, не знали, — бурчал Линк.

Серые бежали очень быстро и почти догнали нас.

— Рибиг! — снова крикнул магистр. — Давай!

— Есть! — весело отозвался возница.

— А вы — на пол! Быстро! Носы зажать! — приказал магистр.

Однако перед тем как шлёпнуться на дно фургона, я успел увидеть, как сзади из-под днища повалил густой вонючий дым. Ну прямо как из выхлопной трубы автомобиля, только желтоватый… Верения дёрнула меня за рубашку, и я растянулся рядом с ней и магистром. Дно фургона, заваленное тюфяками, валиками и устланное лоскутными ковриками, оказалось достаточно мягким, чтобы не ушибиться.

— Приехали! — через какое-то время объявил Линк. — Вылезаем… Попроворнее!

Мы выбрались из фургона, и я с удивлением увидел, что он преобразился — стал другого цвета: синим в красную полоску, а лошадки — рыжими в крапинку. Заметив моё изумление, магистр пояснил:

— Рибиг тоже прирождённый. Мастер иллюзий и эффектов.

Рибиг услышал его слова, ухмыльнулся и, сняв колпак, поклонился.

— Непревзойдённый комедиант, маг и волшебник — Рибиг. Великий и ужасный!

Интересно, все прирождённые такие скромные?

— Не паясничай, а поставь фургон за домом и жди нас.

— Есть!

И с чего это Рибиг во всём слушался Линка?

— Так, а вы какого лиха рты разинули?! Олухи! Быстро в дом, хватаем вещи и обратно в фургон. И так из-за вас…

Кажется, я понял, с чего.

Даже не дослушав, мы бросились в дом, чуть не сбив с ног вышедшую на шум Агнессу. Хорошо, что она широко распахнула дверь, иначе по бокам от проёма осталось бы два фигурных отпечатка. Влетев в дом, мы принялись метаться и хватать всё, что могли ухватить, в том числе и свои вещи. Я вцепился в рюкзак, а Верения сгребла все карандаши и стёрки, какие нашла, а также свой студенческий пергамент. Из кабинета широкими шагами уже выходил магистр запихивая в мешок золочёную тубу. Агнесса суетилась между нами и кухней, наспех собирая провизию и пихая нам корзинку за корзинкой.

— Вот… тут… булочки, сыр, ветчина, пирожки, яблоки, турепка отварная, бутыль с молоком…

А сверху аппетитными глянцевыми колечками улеглась связка баранок.

— Не надо, — попытался отказаться Линк.

— Но как же, как же… — запричитала Агнесс.

— Ладно, возьмём, — смилостивился магистр и перед тем как принять две корзинки расцеловал Агнесс в зардевшиеся щёчки.

Мы с Веренией переглянулись, Агнесса всхлипнула и, сунув нам в руки оставшиеся свёртки, достала из кармана кружевной платочек и промокнула глаза.

— Я скоро вернусь, — неуверенно пообещал Линк и добавил. — Через полгода, примерно.

Агнесса всплакнула, но взяла себя в руки и, помахав нам на прощание, сказала:

— Да хранит вас мастер дорог…

Всхлипывая, она заперла за нами дверь, мы загрузились в фургон и покатили к Пергамотумским воротам.

— Так где пришвартовался твой корабль? — уточнил Линк, повернувшись к Верении.

А я осторожно выглядывая из-за задника высматривал погоню. Но серые тени пока нигде не мелькали. Вроде бы…

— В Заливе Трёх королей, в Перепелиной бухте, у левого пирса, — подсказала Верения. — Да Вы сразу увидите! У моего отца каравелла. Не парамелла и не дрэбот, а ка-ра-велла!

— Понял, Рибиг?

— Будет сделано!

И мы поехали быстрее.

А я совершенно не разбирался в названиях местного водного транспорта, но каравелла — это и мне было знакомо.

— Не высовывайтесь! — наорал на нас Линк и прогнал в глубь душного фургона.

Вскоре мы выехали из города и подпрыгивая на ухабах понеслись дальше. Если слуги герцога и преследовали нас, то давным-давно отстали. Однако Линк напряжённо хмурился, погладывая на оставленные позади ворота и дорогу. Норд притих у меня в кармане. Я же почти ничего не видел и только по характерному шуму догадался, что мы, наконец, достигли порта. Верения поняла это гораздо раньше и ползком через весь фургон добралась до козел, втихаря от задумчивого магистра, и пристроилась рядом с возницей. Он ободряюще улыбнулся ей и…

— Хей-о-хэй! — взмахнул поводьями, фургон развернулся, лошадки ускорили бег и колёса зашуршали по гальке.

Я всё-таки выглянул из фургона, невзирая на запрет Линка, и увидел удаляющиеся узкие улочки портового посёлка, деревянные доки, причалы и стоящие вдалеке у мыса корабли.

Миновав мост через лиман, и обогнув утёсы, мы приближались к левому пирсу. Он находился дальше от основного порта. А в конце пирса возвышался колоссальный крутобокий корабль.

По знаку магистра мы спрыгнули из вновь «перекрашенного» фургона на усеянный круглыми пятнистыми камушками берег. От их пестроты рябило в глазах ещё больше, чем от постоянных преображений Рибига.

— Перепелиный пляж, — сообщила Верения. — Здесь…

— Все экскурсии потом, — грубо прервал её Линкнот, затравленно озираясь. — Быстрее! Пока Рибиг отвлечёт их.

Я не приметил ни одной серой тени в меховой шапке, но доверился его чутью. Верения тоже не перечила. И мы, наскоро попрощавшись с весельчаком Рибигом, караковыми лошадками и зелёным в цветочек убежищем на колёсах, побежали вслед за магистром по длинному далеко выдающемуся в море деревянному настилу. Прямо к кораблю.

Вскоре четырёхмачтовое судно с треугольными парусами, с высокими бортами и надстройками в носовой части и на корме, надвинулось и нависло над нами. На выпуклом боку наискось было выведено крупными блестящими буквами: «ЗОЛОТАЯ РАКУШКА».

Верения сунула пальцы в рот и оглушительно засвистела как форменный хулиган. И на условный сигнал — два длинных свиста, три коротких и один длинный — сверху, как по волшебству, едва ли нам не на головы упал дощатый трап. Мы даже отпрыгнули от неожиданности.

— За мной! — скомандовала девчонка и взобравшись по трапу, мы очутились на широкой палубе, предварительно чуть-чуть туда не свалившись. Раздался дружный смех, перекрываемый громким густым баритоном:

— Ба! Вот так-так!

Мы подняли головы. На мачтах и верёвочных лестницах, смеясь, висели матросы. А на корме широко расставив ноги стоял бравый моряк. В тельняшке! В берете и ботфортах, куда были заправлены широкие белые штаны. Крепкая грудь его была перетянута перевязью, на которой висели ножи и кривые сабли. А короткая щетинистая бородка и изогнутая трубка в уголке рта дополняли этот образ. Я даже рот раззявил…

— Занавесь пещеру парень, а то чайка залетит и нагадит, — усмехнулся моряк.

— Ну и шуточки у тебя, папочка, — хмыкнула Верения.

— Ну и сюрпризы у тебя, доченька, — фыркнул в ответ моряк, хватаясь за канат и ловко спускаясь к нам. Вскоре он стоял прямо перед нами. Невысокого роста — он еле-еле доходил до плеча высоченному Линку, но выглядел не менее представительно. Только какая-то странная грусть притаилась в его насмешливо прищуренных карих глазах.

— Я ждал тебя одну, — продолжал он. — Откуда же вас столько набежало?

Говорил он вроде бы весело, но лицо его оставалось печальным, улыбались только губы, а глаза не смеялись.

— Это мои друзья, папочка. Они мне помогали.

— Так ты достала то, за чем я тебя посылал?

— Я и говорю — они мне помогали…

— Разумеется, — ответил за Верению Линк и шагнул вперёд, вынимая из мешка волшебный пергамент. — Он у нас.

Моряк недоумённо нахмурился.

— Неужели не узнаёшь старинного приятеля, Командор?

— Ба!.. Линк?! Ты ли это? — он даже вытащил изо рта трубку.

— Да-да, это я — собственной персоной.

— Вот и встретились… Сколько лет прошло?

— А также — сколько зим, сколько вёсен… Сколько лун обежало небесную сферу, сколько звёзд зажглось и погасло…

— Сколько воды утекло… Н-да… Ну так что тебя привело на этот раз?

— Общее дело и последние события.

— Да-а? А кто этот юноша с тобой?

— Главный виновник событий.

Я был не согласен с такой формулировкой (хотя возможно и лестной), но меня как всегда никто и не спрашивал.

— Ну, если так, тогда я должен произнести стандартную приветственную речь. Кх-хг-гхм… Ступив на палубу этого корабля вы попали в мои владения и теперь находитесь на территории Морской республики, вотчины моих предков мореходов, и я — её командор приветствую вас. Добро пожаловать, друзья! Будьте как дома! Моя палуба — ваша палуба, моя каюта — ваша каюта. Мой хлеб — ваш хлеб…

— Закругляйся с приветствиями, — невесело и невежливо перебил его Линк. — Мы не просто так забрели сюда. Мы пришли за помощью и помочь.

— Сам Великий магистр просит у меня помощи?! Это нечто! — рассмеялся командор. И как интересно у него получалось при этом оставаться печальным?

— Велмаг — это не про меня, — невозмутимо ответил Линк. — А я сказал ещё и помочь. Если бы ты внимательно слушал…

— Ежели так, сразу к делу. Что я могу сделать для вас? — посерьёзнел моряк, то есть Командор. Теперь я понял, почему его называли «печальным».

— Для начала — немедленно отчалить.

— Без проблем. А что так срочно-то?

— Иначе, на твой корабль начнётся охота. Тебе оно надо?

— Куда держим путь?

— Конечная остановка в Фегле. А пока…

— Зачем нам туда?

— После объясню. А пока, в любое безопасное место по пути.

— Ясно. Паруса давно подняты. Штурман! Держим курс на архипелаг! Отдать швартовы!

— Слушаюсь, капитан!

— Принимайте командование. Курс на 4.17… — Морская Академия.

Штурманом оказался совсем молодой парень. У него на груди я заметил блестящую ракушку, висящую на тонкой цепочке. Он прогремел мимо нас по палубе коваными сапогами, следуя в носовую часть. Видимо там и находился штурвал. Теперь его голос слышался оттуда:

— Лева руля! Курс 4.17… 4.17 — порт Академии. Прямо! Полный вперёд!

Повсюду суетились матросы. Корабль ощутимо тронулся, и я схватился за Верению, чтобы не упасть. Он же стояла как скала и лукаво поглядывала на меня снизу вверх.

— Ты не страдаешь морской болезнью?

— Не знаю, — ответил я. — На лодке катался. Вроде не тошнило. Солёный ветер ударил в лицо, и Командор повернулся к нам.

— Пришла пора обсудить наши дела. Идёмте в каюту.

Мы не заставили себя упрашивать и, шатаясь с непривычки, последовали за Командором, хватаясь за всё, за что можно было ухватиться.

— Эй! Оставь в покое моё ухо.

— Прости! Качка… Порт постепенно удалялся и исчезал вдали.

Прощай, Королевский город! Наша встреча была недолгой и надеюсь, я больше тебя не увижу. Агнессу только жалко и её восхитительные булочки с сахарной пудрой.

В капитанской каюте оказалось неожиданно уютно и как-то совсем по-домашнему. Командор заметил мой заинтересованный взгляд и пояснил:

— Мы всю жизнь проводим в море, в походах, на кораблях, вот и стараемся устроиться с максимальным комфортом.

Больше всего меня поразили удобные диваны, мягкие кресла и стулья с невысокими полукруглыми спинками. А также настоящий корабельный камин и круглый стол посреди каюты, клетчатые занавески на квадратных окошках с резными переплётами и изящные статуэтки на кружевных салфеточках. А в центре стола в красивой медной чаше инкрустированной самоцветами лежала большая перламутровая раковина с завитушками по краям. Она переливалась под ярко-белыми лампами всеми цветами спектра.

— Я оставил здесь всё, как было при Флавии, — вздохнул Командор и отвёл взгляд, и, как мне показалось, смахнул слезу.

В конце каюты я заметил низенькую дверь. Но туда нас капитан не пригласил, и мы расположились за круглым столом.

— Пока мама была с нами, мы подолгу жили на архипелаге, — мечтательно сказала Верения.

— Архипелаг — это много маленьких островов? — подало голос Зеркало, впервые за всё время.

— Ну и что! Маленьких, но зато много, — надула губы Верения. — И все соединены мостами. У нас дом на Розовом острове. Розы обитали с нами по соседству, мы дружили…

Я не был уверен, что правильно понял последнюю фразу, но не успел спросить — меня опередил недоумевающий Командор.

— С кем это ты разговариваешь? — поинтересовался он у дочери.

— С Нордом, — ответил за неё Линк. — Кеес, покажи.

Я выложил на стол Зеркало, и в нём отразился расписной потолок каюты со всеми лампами.

— Привет, — мрачно поздоровался Норден.

— Норден? Ты?! — опешил Командор.

— А кто ж ещё?! Или ты знаешь другого такого же с таким же именем?

— Нет, — Командор покачал головой. — Неужто такое может быть?

— Как видишь, — ответил Линк. — Затем мы, собственно, и здесь.

— Так. Зеркало, Пергамент…, — начал перечислять печальный Командор.

— Раковина, — закончил магистр. — И это только половина. А есть и ещё трое. Им тоже надо помочь…

Вот тут я насторожился.

— … И мы идём в Фегль.

— Что вы задумали? — нахмурился Командор, перемещая во рту трубку.

А у нас с ним, значит, похожие мысли. Тут я вдруг заметил, что трубка у него не зажжённая и даже пустая…

— Сначала скажи, зачем тебе понадобился Пергамент. Вернее, что ты собирался с ним делать.

— Хм, собирался! Я собираюсь с его помощью вернуть Флавию. Только и всего…

При этом Командор с такой нежностью посмотрел на раковину в чаше, что я едва не упал со стула. Благо он был привинчен к полу, как и вся остальная мебель на корабле.

— Каким образом? — осведомился магистр, хитро прищуриваясь.

— Верения напишет это в Пергаменте…

— Наивно полагать, что из этого что-нибудь получится, — Линк развалился на стуле, а Командор наоборот весь напрягся и подался вперёд.

— Почему?

— Не понимаешь? Заклятие невозможно снять таким способом. Да и Пергамент тоже под заклятием. Чтобы волшебство одного прирождённого помогло другому, необходимо его для начала освободить.

— И что ты предлагаешь?

— Отвезти волшебные предметы туда, где они были созданы, то есть в Фегль.

— И что нам это даст? — скептически усмехнулся командор.

— Серебряная вода? — вставил Норд.

— Что?

— Серебряная вода, — повторил Линк. — Серебрянка. И видя недоумённое лицо командора, растолковал:

— Снять заклятие можно лишь с помощью серебряной воды, что течёт с отрогов Ледяных гор, низвергаясь сверкающим водопадом. А всего в нашей стране два таких источника. Один на юге, там, где я уже назвал, — бежит в долину бурливым ручьём, и владеют им жители свободного Фегля. Другой — на западе, в каменистых предгорьях. Серебряный ручей вытекает из подножий Чёрных гор широким неторопливым потоком и вливается в реку Сильбу. Это очень-очень далеко отсюда, за Шуршащими лесами, за Алмазными горами и четвёртым королевством…, которого больше не существует.

— Ты уверен, что так можно вернуть Флавию?

— Только так. И Норда, и Веста и остальных. Я почерпнул эти знания в пору своей молодости, живя в городе Фегле. Их не затронуло заклятие Завирессара, — ответил магистр.

— Так это был он?! — Командор подскочил с места, выронив трубку, и ноздри его раздулись от гнева.

— Сядь, — Линк успокоительно похлопал моряка по руке. — Успокойся. Он своё получит.

Командор тяжело дыша сел, и желваки играли на его скулах от стиснутых зубов.

— Я до него доберусь, — сердито вымолвил он.

— Мы все до него доберёмся. Расплата не за горами. Но для этого мы должны собраться все вместе и проявить свою силу. Шестеро могущественных прирождённых! И мы с ними.

— А где остальные шестеро? — спросил Командор. Линк пожал плечами.

— О них мне ничего не известно. Их не было тогда на том злополучном приёме. Они живут по Ту Сторону Чёрных гор и обычно не вмешиваются в наши дела. У них своя жизнь. Но возможно тринадцатый добрался и до них.

Командор немного успокоился и задышал ровнее, а Линк спросил:

— Когда ты в последний раз видел Тёрна?

— Перед той злополучной битвой, — хмуро ответил командор.

— И ты ничем не помог ему?

— Я не вмешиваюсь в дела королей, — нахмурился командор. — У меня есть республика. Я должен защищать интересы морского народа, прежде всего.

— Но Тёрн был твоим другом…

— Так, просто близкое знакомство. Но не смейте ни в чём меня обвинять. Это я дал пару залпов по пергамотумскому корпусу и перерезал им путь, когда они собирались объединиться с основными войсками.

— Вероятно, это не помогло. Тёрн не устоял.

— Не я затевал эту драку.

— Ладно. А ты что-нибудь знаешь о его детях?

— Слыхал я, что принцессу пять лет назад взял на воспитание серый герцог, а что с ней теперь я не в курсе. Она ведь тогда была совсем девчонкой, ровесницей моей Верены. А насчёт наследного принца… помню, что учился он где-то по Ту Сторону гор и… всё… Это мне сам Тёрн поведал ещё до войны, за чаркой доброго вина.

— Стало быть, домой он не возвращался.

— Да не знаю я, — раздражённо отозвался командор.

— Так ты доставишь нас в Фегль? — неожиданно поменял тему разговора замерцавший Норд.

— Разумеется, если вы говорите, что это поможет. Но…

— Что ещё? — насторожился Линк.

— У меня два условия.

— Валяй, выкладывай.

— Мы зайдём на остров Адонисов к Таурите и заберём Флакон.

— Ты уверен, что это необходимо? — нахмурился Линк.

— Альменция — близкая подруга моей жены, — ответил Командор. — Она мне не простит, если…

— Альма предала нас, — вклинился Норд.

— Сомневаюсь, — возразил Командор. — Из шестерых она пострадала больше всех. Если уж на то пошло — её предали. Она так верила ему, бедняжка.

— Ну да, обманули влюблённую дурочку…, — хмыкнул Норд. — Нечего быть такой доверчивой идиоткой!

— Не тебе судить!

— Хорошо-хорошо, — прервал их перепалку Линк. — Мы зайдём на остров. Но не верю, что Таурита отдаст нам Флакон. Насколько я знаю, она…

— Я постараюсь с ней договориться. Она любила Альму и…

— Настолько, что с радостью заняла место директрисы. И даже не пыталась с вами связаться, — фыркнул Норд. — Полагаю, она тоже замешана в заговоре. Тут и к ведьме не ходи…

— … И ты не дослушал, — сурово подхватил магистр. — Она крутила шуры-муры с герцогом, по молодости, и, подозреваю, находится в сговоре с королём Стирина. Он отправляет к ней самых красивых девушек для обучения.

— Это всё в прошлом…

— И герцог тоже? — Линк выразительно приподнял брови. — Это новейшие сведения, полученные мной недавно, а также — здесь и сейчас. Я отказываюсь верить Таурите. А как только мы приблизимся к острову, узнаю — стоит ли ей на самом деле доверять. Тогда и решим. Предлагаю просто выкрасть Флакон.

— Как?

— У меня свои соображения на этот счёт.

Я внутренне захныкал, поскольку уже сообразил, что я и есть одно из тех соображений. Надо было знать всю историю доставания Пергамента и изуверские методы Линка.

— Поговорим об этом позже, — добавил магистр. — Какое второе условие?

— Пойдём как можно дальше от острова Тюльпанов. Попросту сделаем крюк.

— Мне всё равно, но какая в этом необходимость?

Командор покосился на дочь.

— Ну-у, я там немного повздорил с тюльпанами. Вы же знаете их. В общем, не поделил кое-что с их предводителем и… лучше мне пока туда не соваться, пока не сменится предводитель, по крайней мере.

— Папа! — воскликнула Верения, когда до неё дошёл смысл этих слов. — Во что ты опять вляпался без меня?! Ни на минуту нельзя тебя оставить!

— Извини, доченька, — виновато оправдывался командор. — Это случилось ещё в начале лета, когда ты гостила у бабушки. Я не стал тебе говорить, чтобы не волновать.

Верения показала ему кулачок и насупилась.

— Что ж, — заметил Линк. — Вы тут разбирайтесь, а я пойду, подышу свежим воздухом.

Он встал, направился к выходу и, уже открывая дверь, обернулся.

— Да! Я принимаю твои условия, Командор. Идём на остров Адонисов. За сколько времени мы туда доберёмся?

— Если будем идти четырнадцать узлов, доберёмся к завтрашнему вечеру. Но я распоряжусь идти восемнадцать. Будем уже к полудню. Кратчайшим маршрутом. Раковина нам поможет.

Магистр кивнул и вышел. А Верения с улыбкой повернулась ко мне.

— Пойдём и мы на палубу. Увидишь как красиво сегодня на море.

— Откуда ты знаешь?

— Я всё здесь знаю, — ответила она. — Это ведь моя республика.

Я прихватил Зеркало, и мы вышли вслед за Линком, оставив Командора наедине с мыслями, Пергаментом и Раковиной.

— А там пергаменты бегают, — вспомнила Верения и пообещала:

— Отойдём подальше, тогда и сотру написанное.

Я шёл за ней, слушал её щебетание, а сам думал о том, как эти два плута-чародея — Норд и Линк ловко всё провернули. А мне ничего толком и не объяснили.

Снаружи дул ветер, и ослепительно сияло солнце, проникая сквозь тяжёлую толщу волн и пронизывая их лучами до самого дна, до самой маленькой песчинки, высвечивая каждую пластинку водорослей.

Мы вышли в открытое море, и, оглядевшись вокруг, я не увидел ни клочочка, ни полоски земли. Кругом была лишь вода, сине-зелёного цвета и бутылочной прозрачности.

— Как я это люблю! — воскликнула Верения, вскидывая руки к мачте и к небу…

И я почему-то запомнил её такой — с блестящими глазами, растрёпанными соломенными волосами, и пылающими веснушками на раскрасневшемся личике. Мы ещё долго любовались небом и морем, а каравелла «Золотая Ракушка» стремительно летела вперёд, надувая паруса и рассекая волны…

А потом резко наступила ночь, разом набросив звёздное покрывало на море, потушив зарево на горизонте, посеребрив волны и утопив корабль в пучине тьмы. Утих ветер, зажглись корабельные огни. Капитан сменил курс, и корабль шёл на остров Адонисов.

Мы с Веренией устроились на корме, прямо на бухтах корабельных канатов и смотрели на звёзды. Я положил под голову свёрнутую рубашку и разглядывал незнакомые созвездия. Яркие звёзды — белые и голубые, усыпавшие ночное небо сверкающими дорожками, но все чужие.

— Смотри! — воскликнула Верения. — А вон там — Вереника!

— Что?

— Созвездие Вереника. Есть красивая легенда о прекрасной морской царевне и юноше из рыбацкого посёлка. Мама иногда звала меня Вереникой…, — девочка погрустнела. — Только мама. Папа не любит такие истории…

Я втянул носом солёный воздух и прислушался. Зеркало непривычно безмолвствовало. На палубе пели матросы. Ветер стих. Паруса опали. Наступил полный штиль.

— Как же мы поплывём дальше? — забеспокоился я.

— Не поплывём, — полетим! — рассмеялась Верения. — Смотри-ка, что будет дальше.

И действительно, корабельная команда ничуть не унывала. Все просто спокойно ждали, а мы со своего места увидели, как из каюты вышел Командор, неся в руках Раковину, словно хрупкую драгоценность.

— Пойдём, посмотрим, — позвала меня Верения.

И мы последовали за командором. Взобрались по лесенке на бак — надстройку в носовой части, миновали штурвал с улыбающимся до ушей матросом и оказались перед бугшпритом.

Не думайте, что я такой осведомлённый в корабельных вопросах. Это дочь Командора меня время от времени просвещала. Однако и сам я был наблюдательным, и поэтому, когда ещё мы только стояли на пирсе, обратил внимание на носовую фигуру. Нос корабля под бугшпритом украшала фигура прекрасной женщины с развевающимися золотыми волосами. Она словно поднималась из морской пены, и её покрывало деревянными складками струилось к воде.

Однако чего-то в ней не хватало. Я никак не мог сообразить, а теперь увидев фигуру сверху понял — на голове у деревянной красавицы не доставало короны. Командор закрепил над ней обруч с держателями и поместил туда раковину, зафиксировав её в специальном углублении. Теперь фигура выглядела завершённой, насколько я мог судить сверху. И прекрасная властительница морей, увенчанная ракушечной короной, указывала направление, выставив вперёд правую руку…

— По местам! — скомандовал штурман, и команда зашевелилась, матросы рассредоточились по палубе, а мы с Веренией тихонечко устроились неподалёку у борта. И Командор запел… Я и не знал, что у него такой красивый голос, мощный и звучный. Он пел, и словно трубили десятки труб, вздымаясь из морской пучины …

— Отец разговаривает с ветром, — шепнула Верения.

Командор пел о море и быстрых волнах, о летящем вперёд корабле, о ветре, и неожиданно ему ответила носовая фигура. Она тоже запела в ответ, подхватывая его песню нежным бархатистым контральто, напоминающим шум волн, а потом голоса их слились и зазвучали в унисон… Не сразу до меня дошло, что это поёт не носовая фигура, а Раковина. Именно из неё доносились волшебные звуки, становившиеся всё выше и тоньше, будто ветер закручивал спирали в хрустальном бокале, перебирая стеклянные льдинки… Нежная и сильная песня летела по волнам и по воздуху, и вскоре поднялся ветер, надувая паруса. Но он дул исключительно для каравеллы, а в остальной части моря было тихо, клянусь. Я видел, перевесившись за борт рядом с Веренией, безмятежные неспешные зыби…

Теперь мы двигались вперёд. Мы летели, погружаясь в созвучие ракушечной песни, музыки ветра и воды, и звёздное небо проносилось над нами…

Я смотрел на бегущие созвездия и думал, что даже в этой стремительной гонке всегда есть место романтике, особенно если это гонка за приключениями. И вихрь, откликаясь на мои думы, ерошил мне волосы, а у Верении они и вовсе стояли дыбом, а в кармане у меня вдруг застонало Зеркало.

— Норд?

— Это услаждает уши, но не желудок. Когда поёт волшебная раковина мне становится всё хуже и хуже…

— Что такое?

— Неужели не понятно? Морская болезнь у меня….

— У тебя? Как у тебя может быть морская болезнь? У тебя ведь нет ни желудка, ни вестибулярного аппарата…

— Фактически — нет, но теоретически…. О-ой… меня сейчас вывернет наизнанку…

— Только не в моём кармане! — я поспешно вытянул его наружу.

— Гипотетически, болван! Положи меня обратно. Там мне спокойнее.

Гм, видать у него и вправду морская болезнь. Ведь обычно Зеркало ненавидело лежать у меня в кармане и всегда просилось наружу. Но не теперь. Однако у меня созрел вопрос, пока я слушал дивное пение дуэтом.

— Слушай, Норд! А помнишь, ты говорил, что из волшебных предметов только ты говорящее? А вот же и Раковина поёт.

— Так ведь поёт же, — пробормотало Зеркало. — А не разговаривает. Только петь и умеет, и то если моряк затянет песню. Всё! Не трогай меня. Мне плохо… О-ой…

Ладно, пусть уж лучше молчит.

Командор закончил петь и вернулся в каюту, а Раковина ещё долго выводила нежные рулады, и корабль нёсся на всех парусах. Потом запели и матросы, но совершенно другую — свою песню.

— Этому учат в академии, — улыбаясь сказала Верения и подставила лицо ветру.

— Петь? — уточнил я.

— Этому тоже, — рассмеялась девочка. — А по большому счёту учат управлять кораблём, разговаривать с ветром и морем, приспосабливаться к погоде и усмирять шторм, понимать морские глубины и положение звёзд. А ещё, — нырять и дышать под водой, ходить по волнам и звать морскую живность — всё это возможно с заколдованной раковиной, и многое другое.

— Здорово! Я бы не отказался там поучиться.

— Ты и так уже «превращатель».

— Сама ведь знаешь — одно другому не мешает.

— Ну да, к тому же в Академии учатся всего четыре года. Два из них на суше, а потом ученики получают звание юнги и отправляются в море на два года и получают там свою первую ракушку, — Верения ненадолго умолкла. — … На суше АМБу возглавляла моя мама.

— Что возглавляла?

— АМБу. АМБа — это сокращённо Академия Морских Бродяг.

— А… М… Б…а? Ты про «а» забыла. Как расшифровывается последнее «а»? Верения рассмеялась.

— Нет, не забыла. Никак. Сначала было АМБ, а потом кто-то, то ли шутки ради, то ли от нечего делать или по ошибке, назвал академию АМБой. Так и повелось АМБа и АМБа. Сейчас все так говорят, и никто не задумывается почему.

— Интересно.

— Так вот, мой отец тоже руководит Академией, но в море. Он принимает стажёров на свой корабль, и попасть на Золотую Ракушку это огромная честь. Сюда направляют лучших учеников АМБы… А за маму пока Гильбер — мамин брат, двоюродный.

— А что ж ты сама здесь не обучаешься? При таких-то родственниках.

Верения вздохнула:

— Вообще-то, я всегда хотела быть «написателем», и как только мне исполнится пятнадцать, вернусь в УМ и поступлю туда уже по настоящему. Надеюсь, к этому моменту всё изменится, и в университет станут принимать и девушек. И потом, у меня нет ни голоса, ни слуха.

Родственная душа, однако!

— А это так важно? — поинтересовался я на всякий случай.

— Как слышишь! — расхохоталась она.

Да-а, а я уже раскатал губу. Видать, не бывать мне студентом Морской Академии. Разве ж могу я своим пением усмирить бурю? Устроить жуткую какофонию, от которой паруса просто раздерёт в клочья — это пожалуйста… Н-да.

Мы ещё немного постояли у борта, любуясь звёздным небом, дыша солёным ветром и слушая хрустальное пение, а потом отправились спать. Вернее нас загнал спать Командор вместе с магистром. Верения скрылась за таинственной дверцей в глубине каюты, меня устроили на диване прямо в каюте капитана, а Линк прихватив тюфяк отправился в кают-компанию в носовой части судна, под баком.

Утро приветствовало нас слепящим солнцем и жарой. Мы позавтракали сухим печеньем, вяленой рыбкой, салатом из морской капусты и принесённой с собой снедью от Агнессы и запили всё это капитанским сбитнем. Во время завтрака Зеркало время от времени издавало глотательно-икательные звуки, чем немало портило мне аппетит.

После завтрака Командор приказал бросить якорь, и мы остановились. По-прежнему стоял штиль, и было так жарко, что казалось сам морской воздух обжигал. Остро пахло водорослями. Спокойное море сверкало, слабо перекатывая волны под ослепительным солнцем. Теперь эта жара проникла и на корабль, и я давно уже снял рубашку, закатал штаны и рукава футболки и ходил по палубе босиком.

— Смотри не сгори, — предупредила Верения. — В открытом море это легко. И не заметишь.

Она принесла мне какую-то чудодейственную мазилку защищающую от ожогов. Не сказал бы, что и запах у неё был чудодейственным, но вполне терпимым.

— А чего мы остановились? — намазывая руки и плечи, озирался я. — Уже прибыли на остров Адонисов?

Однако никакого острова или рифа, или клочка суши вокруг не наблюдалось и на горизонте тоже.

— Нет, до острова ещё пять узлов, — ответила Верения. — Просто как раз сегодня — Посвящение. Идём, посмотрим.

Посвящение? Снова? Что ж, посмотрим. Прекрасно, когда на это можно просто посмотреть со стороны. На личном опыте я убедился, что на посвящение в этом мире лучше следить издалека, чем в нём участвовать. Но возможно в этой их АМБе совсем по-другому посвящают. Не так радикально. Я сказал об этом Верении, и она ответила:

— Конечно. В Академии это намного безопасней. И для ныряльщиков, и для зрителей.

Мы пошли смотреть, протиснувшись сквозь группу матросов. У правого борта цепочкой выстроились загорелые юноши и девушки примерно моего возраста — десять человек. Юноши все в набедренных повязках, а девушки — в купальных костюмах, похожих на купальники их моего измерения, только более закрытые.

Перед ними расхаживал Командор и что-то разъяснял. И тут же в огромной серебряной чаше, больше похожей на тазик, лежала волшебная раковина.

— Они готовятся к поиску своей ракушки, а отец объясняет им условия, — по ходу рассказывала Верения. — Во-он там, впереди песчаная отмель, усеянная ракушками. Ребята должны нырнуть с борта, доплыть туда и отыскать свою первую ракушку, а потом вернуться сюда с ракушкой во рту и положить её в чашу с волшебной раковиной. Именно так достаётся первая раковина и присваивается звание младшего матроса.

— То есть, юнги добывают её сами.

— Да, свою раковину полагается добыть самому. Первую раковину берут с отмели. Со второй сложнее, её достают со дна морского. Это настоящее испытание и экзамен для выпускников академии.

Меня прямо таки распирало — так хотелось поучиться в АМБе. Верения словно прочитала мои мысли.

— Почти все мореплаватели когда-то учились в АМБе, но не все. Увы! Не каждому это по плечу…

Н-да, мечтать не вредно. В этот момент десять будущих мореходов разом прыгнули в морскую пучину и устремились в сторону отмели, как маленькие шустрые дельфины. Любо дорого поглядеть. Они синхронно нырнули, а я сглотнул завистливую слюну и вздохнул. Может, когда-нибудь. Возьму несколько уроков пения, что-нибудь и получится.

— А как заколдовываются ракушки? — этот вопрос давно вертелся у меня на языке.

— Очень просто. Наливают морской воды в серебряную чашу с волшебной раковиной. Юнги складывают туда же добытые ракушки, становятся вокруг чаши и поют. Раковина подхватывает песню и от её пения образуются колебания, которые передаются ракушкам, и они тоже начинают звучать. Пока ни войдут в резонанс с волшебной раковиной и получают силу. Вода становится проводником и сила волшебной раковины таким образом передаётся обычным ракушкам. Надолго, но не навсегда. Через годик-другой они теряют свою силу и снова делаются обычными ракушками.

Я поразмыслил, наблюдая за будущими матросами добравшимися до отмели.

— Ну, с Раковиной всё понятно, с Зеркалом тоже. А вот с Пергаментом как? Как это происходит с Пергаментом?

— А там вообще ничего сложного. Волшебный пергамент скручивается в трубочку, такого диаметра, чтобы внутрь поместился туго свёрнутый свиток. Затем обычный пергамент помещают в волшебный и через некоторое время вытаскивают с противоположной стороны. Иными словами, протаскивают сквозь волшебный свиток. Так обычные пергаменты приобретают волшебные свойства на некоторое время…

Юнги-студенты возвращались с первыми ракушками, когда на палубе вдруг появился Линк и попросил у меня Зеркало. Я удивился.

— Скоро остров Адонисов, надо кое-что обсудить, — пояснил Линк в ответ на мой недоумённый взгляд. Я отдал ему Норда, и он отправился обратно. Какое счастье! Неужели на этот раз они решили обойтись без меня? Линк обернулся:

— Да! И ты приходи в каюту, минут через десять.

Опять размечтался!

— Ладно, — буркнул я.

Магистр удалился, а я так и не досмотрел посвящение до конца и оставил поющих студентов вместе с ракушками в самый разгар церемонии, всё же простояв на палубе лишние пять минут.

Когда я вошёл в каюту, то сразу увидел выросшее до человеческих размеров Зеркало. Оно стояло в углу и икало.

— Так ему легче справляться с тошнотой, — разъяснил Линк.

Странно…

Магистр сидел за столом и разглядывал карты. А я, ничего не подозревая, приблизился к Зеркалу и заглянул в него. Моё отражение показалось мне слегка расплывчатым, а поверхность Зеркала — мутной.

— Ты чего такой?

— Меня тошнит, — промычало Зеркало и снова икнуло.

Я подошёл поближе, отразился во весь рост и, затянувшая зеркало тусклая пелена немого разошлась. Я повернулся к Линку:

— С этим надо что-то делать. Плохо ему, бедняге.

— Ничего, — равнодушно ответил магистр. — Высадимся на сушу, и всё придёт в норму. Да ему уже и полегче. И махнул рукой в сторону Зеркала.

— Смотри.

Я мельком глянул на своё отражение и застыл, вперившись в него так, что покачнулся и едва не упал. Из Зеркала на меня…

Глава 10 — самая фривольная, в которой мне и растолковывают, и показывают разницу между дикими и культурными адонисами ОСТРОВ АДОНИСОВ

Из Зеркала на меня… раскрыв рот смотрела симпатичная девушка…. Далеко не сразу до меня дошло. А вот когда дошло-о!

— Не-ет! Нет! Нет! Верни меня обратно, гадкая стекляшка! Или…

Но Линк ловко предотвратил мой щелчок, подхватив предусмотрительно уменьшившееся Зеркало и спрятав его в карман.

— Что это вы задумали?!

Блин! Какой у меня писклявый голос. Это не мой голос! ААААА!

— Это подло!

— Ничуть. Ты у нас «превращатель». Вот и превратился.

— Это беспредел! Не понимаю, зачем вам это понадобилось. Что за гнусный сговор?

— Ты же в курсе, и сам в нём участвуешь.

— Да вижу теперь… И… Так мы не договаривались!

— Мы отправляемся за Флаконом, а для этого нам нужна девушка.

— Что-то я не пойму.

— А чего тут непонятного? Волшебный флакон находится в КИСДе…

— Где-е?! Я ещё не привык к местным аббревиатурам.

— КИСД — Куртуазный Институт Соблазнительных Девиц. Там учатся только девушки и учат там только женщины…

При этом физиономия Линка стала до отвращения слащавой, а на лице заиграла дурацкая улыбочка.

— Одни женщины…, — он напоминал кота, почуявшего сметану.

— Малинник, — мурлыкнуло Зеркало.

— Тоже мне, м-медведи, — хихикнул я. — Медведей, знаете ли, отстреливают охотники, а шкуры расстилают перед каминами или растягивают на стенах в качестве трофея. Но вы всё равно до медведей не дотягиваете. Коты, как есть коты. Кис-кис… А! Молчал бы, а то разбить тебя легче лёгкого, хоть ты и без сердца, — последние слова я адресовал Зеркалу.

— В следующий раз смотрись в меня осторожно, — нагло парировало оно, а магистр серьёзно заметил:

— Короче, у меня есть план. А для этого ты должен быть девушкой. Тебе предстоит поучиться в КИСДе.

Я поперхнулся, а когда прокашлялся, то заявил, не обращая внимания на мечтательно игривое настроение Линка:

— А что, настоящей девушки у вас не нашлось? Почему я? Вон возьмите Верению.

— У тебя уже есть опыт в похищении волшебных предметов.

— У неё тоже.

— Она ещё дитя, да и потом…

— Тысяча морских чертей! — на пороге стоял Командор.

Мы и не заметили, как он вошёл. Он не сводил с меня глаз, а из-за его плеча выглядывала оторопевшая Верения.

— Тысяча морских чертей! — трубка выпала у него изо рта, и он едва успел подхватить её.

— Это Кеес, — объяснил Линк. — Он превратился, с помощью Норда, чтобы проникнуть в институт под видом студентки. Садись, Командор, расскажу тебе наш коварный план.

Командор и Верения сели, всё ещё погладывая на меня. А я был готов провалиться сквозь палубу в трюм и ещё ниже — в море, чтоб они не видели моего позора.

— А ты — милашка, — высказался командор. — И платье красивое.

А Верения задумчиво прищурилась и отвела взгляд, словно что-то прикидывала для себя.

— Спасибо, — буркнул я, готовый в тот момент убить Норда за то, что он сотворил со мной, моей одеждой и кедами. Ну ладно ещё футболку и джинсы в платьишко с кружавчиками, но кеды — в балетки. Я с отвращением обулся. Это уж слишком!

— Спасибо за комплимент, — самодовольно подал голос из кармана этот подлец. — Я очень старался. Перебрал в памяти всех знакомых хорошеньких девчонок и составил собирательный портрет.

Он ещё гордится собой?! Коллажист треклятый! Я даже неприлично выругался.

— Эй, — отозвался Линк. — Веди себя пристойно, мадемуазель Кеес. Ты же теперь девочка из хорошей семьи, будущая студентка института соблазнительных девиц. Следи за речью.

— Да пошёл ты!

Н-да, боюсь, девичьим голоском это прозвучало неубедительно, и я нарочито презрительно прошествовал к свободному стулу.

И походка у меня изменилась. Мне стало трудновато ходить, словно центр тяжести у меня сместился. Всё время тянуло назад и вниз. Да так оно и есть, сместился. Точно.

— А над походкой придётся поработать, — заметил Линк. — А то топаешь и вихляешься, как перегруженный пони.

— Ничего, научусь, — пробубнил я. — Научился же бегать на четырёх звериных, вот и на двух девчачьих научусь.

А сам думал: «Хорошо ещё, что меня никто из прежних знакомых не видит». Я сидел и втихаря злился, пока Линк выкладывал Командору свой хитроумный план.

Я почти не слушал, потому что сейчас меня более всего тревожили некоторые мои чувства и реакции. Особенно то, с каким умилением я погладывал на кружевные салфеточки и фарфоровых дракончиков. Бред какой-то! Ну да, издержки превращения. Я и забыл.

Это мне вместе с фигурой и тонким голосом достались некоторые девчоночьи качества и пристрастия. Чтобы как-то отвлечься я принялся отчаянно ненавидеть своё цветастое платьице, завидовать тельняшке и широким матросским штанам Верении. А ещё, она была босиком. Фи, какие у неё грубые ступни, то ли дело у меня — маленькие, изящные. И вообще, она растрёпанная и не накрашенная. Дурнушка….

О боже! Да что это со мной? Лучше совсем не думать, не думать и не чувствовать. Ой! Мамочки!

Я взвизгнул и вскочил с ногами на стул. Быстрее всех отреагировал Командор. Он выхватил кинжал и подскочил к двери, а Линк и Верения недоумённо переглянулись. Командор никакой опасности не обнаружил и нахмурился:

— В чём дело?

— Паук, — пропищал я, слезая со стула, и мне при этом было непередаваемо стыдно. — Полз у меня по юбке, я стряхнул его на пол.

— А, — Командор вернул кинжал в ножны. — Это наш корабельный Паучелло. Ходит с нами уже в третье плавание. Живёт в трюме или на камбузе. Не бойся его…

А Линк и Верения хохотали надо мной в две глотки, и к их хохоту добавлялось хихиканье подлеца Норда

— Парень, не забывай, что ты парень, — отсмеявшись, предостерёг меня магистр. А Верения перестала смеяться и нахмурилась.

— Какая разница, я — не парень, а пауков не боюсь.

Кажется, она обиделась, но так ей и надо.

— Вот это я понимаю — превращение, — высказался Командор. — Тысяча морских чертей.

Его что, заклинило на этой фразе? Я обратился к Верении, чтобы как-то загладить свой промах:

— Ты когда-нибудь видела морских чертей?

— Только морских коньков, — хмуро ответила она. — Могу показать место, где они плавают стайками, если не испугаешься.

— Вообще-то я не боюсь ни пауков, ни мышей, никаких других зверей и насекомых, тем более — морских. Только Зеркало превратило меня именно в такую… девушку.

— Да поняла я, — она примирительно улыбнулась. — Просто я, наверное, действительно немного похожа на мальчишку. А ты и правда красивой девушкой получился. Я бы тоже хотела.

Она вздохнула и замолчала. Кому что.

Тем временем Линк посвятил капитана в подробности своего плана, и мы вышли на палубу. Всё это время я старался не думать о фасонах платьев, которые мне очень хотелось купить на мои оставшиеся реалы. Реалы! Командор с Линком как раз говорили о них.

— Всё-то конечно хорошо, — замялся Линк. — Но ты же знаешь, что Таурита требует вступительный взнос за обучение.

— А может она предложит тебе стипендию, как старому другу?

— Ага, конечно. Скорее по дружбе и за опоздание запросит вдвое больше. Ты забыл, кто такая Таурита?

— Ладно. Я всё же лучшего о ней мнения. Но если ты так считаешь… Для дела ничего не жалко. Сколько она обычно просит?

— Двадцать реалов.

— Я дам их тебе и даже чуть больше. От бюджета республики не убудет.

— По рукам. Верну, как смогу.

— Не надо. Это ведь и в моих интересах — взять Флакон. Однако попытайся договориться с ней вначале по-хорошему, только исподволь.

— Сориентируюсь по обстоятельствам. Но Тауриту не обманешь, если я заведу разговор о Флаконе, она сразу меня раскусит и выставит нас с острова.

— А может, повезёт!

— Не знаю.

— Кстати, я уже отправил стрелу Таурите. Так что, она ждёт тебя.

— А на корабле есть стрелок? — оживился Линк.

— А как же. Мы не ходим в плавание без стрелка.

Матрос с лисель-шприта крикнул:

— Земля! Впереди земля!

А вскоре мы и сами увидели приближающийся цветущий остров.

— Причаливать не будем, — сказал командор. — Отмели.

Мы бросили якорь на максимально близком расстоянии от острова и спустили на воду шлюпку.

— Шлюпку привяжете у пристани. Завтра поутру мы отчаливаем. Линк! Не опаздывай.

— А я? — забеспокоился я.

— Ты что, забыл? Мы же обговорили это. Тебя с Флаконом ждём завтра к вечеру в южной оконечности острова. У мыса Одиночества — единственное глубокое место у побережья. Там я и пришвартую корабль. Чтоб Таурита ничего не заподозрила.

— Было бы неплохо раздобыть карту, — спохватился Линк.

— Чего проще-то? У меня есть карты всех островов, — с этими словами командор вручил мне карту острова Адонисов.

Мы с Линком и матросом сели в шлюпку, а Командор с Веренией махали нам с борта корабля, пока мы шли к берегу. Командор снова держал в уголке рта свою трубку, по-прежнему не зажжённую. И зачем ему это понадобилось?

Берег приближался, а фигурки на корабле становились почти не различимыми. Я окончательно смирился со своей участью и принялся с интересом разглядывать остров. Вероятно, почуяв перемену в моём настроении, Линк немедленно вернул мне Зеркало.

Мы подплывали к дощатой пристани с мостками, возле которой на привязи уже покачивались несколько лодочек. Широкий коричневый пляж круто уходил вверх, и наверху росли деревья похожие на высокие папоротники, между ними стелилась трава, а из травы выглядывали оранжевые цветочки. А дальше над буйными кущами возвышались крыши и стены дворца из розоватого камня с колоннами. Прямо от пристани начиналась широкая мраморная лестница, а по сторонам от неё росли густые колючие кусты с маленькими ярко-красными розочками. «Какие миленькие», — подумал я и тут же одёрнул себя.

Всё это я разглядел, когда мы причалили. Матрос спрыгнул с фалинем и привязал шлюпку. Потом помог нам выбраться, а сам отправился в ближайшую деревеньку, где собирался промочить горло в местном трактирчике. Ведь порядки на судне были самые, что ни на есть, строгие и трезвые. Пили только фруктовый сбитень и слабенький (практически безалкогольный) эль. Так что, он не хотел упускать такую возможность и намеривался отрываться до вечера, чтобы как раз отойти к завтрашнему утру.

— Смотри не очень там налегай, — предостерёг его магистр. — А то ведь, знаешь ли, свиные пятачки к утру не проходят.

Матрос только рассмеялся и ушёл. А мы поднялись по мраморной лестнице и направились среди цветочных кустов по усыпанной гравием дорожке. Кругом благоухали красные, розовые, сиреневые, жёлтые цветы, пёстрым ковром растущие на клумбах. В глубине зарослей виднелись беседки, а вдоль дорожки под развесистыми деревьями стояли скамеечки, и везде насколько хватало глаз и носа всё цвело и душисто пахло. Над цветами жужжали пчёлы, распевая медовую песню. По пути нам стали попадаться статуи прекрасных юношей с кудрявыми головами — практически обнажённые, если не считать листочков, ну сами знаете на каком месте.

Дорожка повернула направо, петляя среди садов и вскоре вывела нас ко дворцу, расположенному в верхней части берега. Он изгибался полумесяцем, повторяя очертания береговой линии.

Стеклянная дверь отворилась, и по ступенькам мимо цветочных вазонов в виде фламинго к нам сошла невысокая женщина средних лет, очень привлекательная, в эффектном ажурном платье. В тот момент меня особенно заинтересовала её высокая причёска — каштановые волосы были уложены на манер витой раковины и скреплены заколками в виде бабочек. А ещё я восхитился её платьем. Надо бы срисовать фасончик….

Так! Стоп! Куда это меня понесло?! Понятно куда — женская часть моей превращённой натуры вновь возобладала. Я постарался взять себя в руки. А Линк и женщина в этот время обнимались, обменивались поцелуйчиками и приветствиями.

— Линк! Милый! Ну здравствуй, давно тебя не видела.

— Здравствуй Таури, дорогая, рад тебя видеть!

— Где же ты пропадал, красавчик! — она отступила, и они стали разглядывать друг друга.

— Да так, были дела…

— Я получила стрелу сегодня утром и не ждала тебя так рано. Надолго к нам?

— К тебе Таури, к тебе..

— О Линк, ты всё такой же галантный…

Бяяяя!

— А это что за симпатичная молодая особа?

Наконец-то и на меня соизволили обратить внимание. Я поправил волосы.

— Это моя племянница.

— Да? Так что, говоришь, привело тебя сюда?

— А я не сказал?

— Так из-за неё ты здесь?

— Не совсем, — голос магистра стал масляно-сладким. — Я собирался к тебе, хотел повидать, а тут её родители. Сокрушались, что не смогли отослать дитя раньше. А девочка так хочет здесь учиться!

При этих словах девочка скривилась, но быстро опомнилась и сменила жуткую гримасу на кислую улыбку. А директриса изучающе посмотрела на меня.

— Так ты хочешь здесь учиться?

— Ну, да…

— Видишь ли, Линки, данные у неё конечно есть, но…

— Что?

— Учебный год уже начался, группы укомплектованы… Может быть на следующий год?

— Ну что ты! Посмотри на неё. Он так мечтала. Она летела к тебе на корабле как на крыльях.

— Да-а?! Как мило.

Линк отчаянно подмигивал мне обеими глазами, и, заскучавшая было девочка, закивала головой как сумасшедшая, улыбаясь при этом улыбкой буйной гориллы. Линк исподтишка показал мне кулак.

— Она просто очень устала, Таури.

Директриса с минуту подумала и вынесла вердикт:

— Ладно. Я её беру, если будет учиться прилежно. А ей предстоит много работать над собой, — и следующий её взгляд оценил меня более пристрастно.

— Спасибо тебе, дорогая. Можешь всегда на меня рассчитывать. А её родители заплатят тебе вдвое больше требуемой суммы.

— Линк! Взнос не обязателен. Это лишь формальность, добровольная помощь от родителей.

— Я настаиваю.

— Ну хорошо. Но возьму десять, как обычно, и не копией больше.

Ну и жучара этот Линк! Отдаст Таурите десять реалов, а остальные монеты, что дал ему Командор, положит себе в карман. Шустрый, однако.

— Идёмте, хватит стоять на крыльце. У нас сейчас обед. Представлю вас всем.

Линк галантно взял директрису под руку, украдкой обернулся и подмигнул мне через плечо. А я, снедаемый любопытством, мучимый сомнениями и удручённый своей женской внешностью, поплёлся за ними. Но походка у меня всё же улучшилась. Славно!

Вскоре мы дворцовыми коридорами, следуя мимо статуй, — на этот раз прекрасных полуобнаженных женщин, — пришли в столовую, где меня оценивали уже сотни пар любопытных женских глаз.

В просторной столовой, залитой ярким солнцем и, казалось, сплошь состоящей из окон, за тремя длинными столами сидели хорошенькие девушки в форменных платьях — студентки. Преподавательницы обедали за небольшими квадратными столиками. Я сразу разобрался, кто есть кто, поскольку преподавательницы отличались не только по возрасту и внешнему виду.

Студентки встали из-за длинных столов и поприветствовали директрису, а преподавательницы лишь дружно кивнули и уставились на Линка, с повышенным интересом. Все они были одеты одинаково — в клетчатые юбки и белые блузки, перехваченные брошами у ворота. И причёски у них тоже были одинаковыми — уложенные шишечкой на затылке.

Таурита представила им магистра, и пока он занимал женщин беседой, присев за столик, — аккурат за тот, где сидели самые миловидные преподавательницы, — обратилась к студенткам:

— Дорогие девочки! К нам прибыла новая ученица. Позже вы с нею познакомитесь, а пока я жду от вас дружелюбия и понимания. Помогите ей освоиться здесь и наверстать упущенное с начала года. Я знаю, что спальни уже укомплектованы. Может быть, кто-нибудь из вас согласится добровольно принять её в свою комнату? Спальни у вас просторные, а поставить четвёртую кровать для нас не проблема. Я обращаюсь к первокурсницам, разумеется.

Большая часть девочек вновь принялись за еду.

Последние слова директриса произнесла с нажимом, но, несмотря на это, многие тут же потупились, делая вид, что их больше всего интересует суп с фрикадельками. Таурита подождала с минуту, а потом сказала:

— Что ж. Тогда я выберу сама.

— Не нужно, госпожа директор! — Из-за стола первокурсниц поднялась девушка:

— Она может жить в нашей комнате, если захочет…

— Браво, дорогая. Ты показала пример…

Но я уже не слушал директрису, а во все глаза таращился на щедрую студентку. Она была такая… такая, что при взгляде на неё я забыл, что в настоящее время и сам — девушка…

Фея, совершенство, королева красоты! Даже мешковатое платье кремового цвета с оборочками и белым передником не скрывало изящества её точёной фигурки. А лицо! Она была так похожа на божественные изваяния, которые мы видели в коридорах дворца. Только волосы у неё были чёрными-чёрными и ниспадали шелковистым блестящим плащом, окутывая её плечи… А глаза! Я отсюда видел, что они похожи на драгоценные камни. Охо-хо… я с трудом перевёл дух. Ишь, размечтался.

Девушка отодвинула тарелку и, не обращая внимания на шиканье соседок по столу, сказала:

— Я уже пообедала, госпожа Таурита, и могу сразу отвести новенькую в комнату и показать ей всё, пусть осваивается. Если она конечно не голодна.

Потеряв дар речи, я поспешно закивал.

— Судя по всему — не голодна, — улыбнулась Таурита. — Спасибо, дорогая. Я ставлю тебе отлично за поведение и сообщу об этом твоему дяде.

— Спасибо, госпожа директор.

Я не успел опомниться, как эта фея оказалась рядом, и я едва не потерял сознание, встретившись с ней взглядом. Глаза у неё были зелёные, как изумруды, и так же сияли.

— Пойдём, — она взяла меня за руку и повела к выходу, мимо преподавательниц и магистра, который совершенно забыл о моём существовании.

Я шёл за ней как во сне, послушно, как телёнок… Не сводя с неё счастливых глаз…. Она меня выбрала. Она меня….

— Ну чего ты уставилась! — девушка сердито тряхнула мою руку.

— Йа, йа…

— Что, так заметно? Да, я выменяла у третьекурсницы Клеи побрызгаться из флакончика — на розовые ленты с блёстками и заколку из оникса. Но на женщин это не действует. Или действует…. Ладно, просто мы сегодня собирались…. Ты ведь никому не скажешь.

Я энергично затряс головой.

— Вот и умница… Наша комната. Входи.

Я и не понял, как мы дошли, вернее, я не замечал даже, куда иду и долго ли … Теперь начинал понемногу приходить в себя. Девушка затворила дверь, и я осмотрелся. Большая комната с двумя окнами, тремя кроватями, тремя туалетными столиками, уставленными баночками, коробочками и флакончиками. Пуфики и платяной шкаф во всю стену.

— Кровать к вечеру поставят, — истолковала девушка мой взгляд. — А где твои вещи? Я показал ей ридикюль, набитый женской одеждой для отвода глаз.

— В шкафу есть свободные полки. Хотя вскоре тебе всё равно выдадут форму…

Она болтала без умолку, но мне приятно было слушать её звенящий колокольчиком голос.

— А туалетный столик можешь делить со мной. Мне одной много…

Действительно, её был самый пустой.

— А ты не немая?

— Нет, — с трудом выдавил я.

— Давай знакомиться, — она села на кровать и притянула меня рядышком с собой. Я окончательно забыл о превращении и разомлел. Но меня тут же охолонили.

— Меня зовут Астра. А тебя?

Ой! Это была самая непродуманная часть нашего плана.

— Э-э…. мммм

— Как?

Так. Она Астра. Значит…

— А я — Тюльпан… на! — выпалил я первое пришедшее в голову. Она широко раскрыла глаза. Упс!

— Тюльпана? Странное имя для девушки…

Я методично выгреб из памяти полученные недавно сведения, и кое-чего нашёл:

— Мой папа был тюльпаном — вождём племени тюльпанов.

Удивлённая она выглядела ещё красивее.

— Извини, но этого не может быть?

— Почему?

— Тюльпаны — это же гумоцветы.

— Кто?

— Ну, цветониды. И потом, тюльпаны такие агрессивные…

Теперь недоумевал я, хотя у меня всё же хватило соображения нагло выкрутиться из этого положения.

— Я никогда не видела отца. Мне мама рассказывала, что он — вождь тюльпанов… И я не знаю, кто такие эти гумо…, нидо…, гумоцветы. Там, откуда я родом, — я лихорадочно припомнил название города, где собирался остановиться Тим. — Из Каранде. В Каранде никто об этом не знает…

Врать, что я из Фегля в данном случае было не совсем правдоподобно. Фегль — слишком близко.

— Чудно… Я родом из земель, что находятся ещё западнее, но у нас каждый школьник знает, кто такие цветониды.

Кого я обманываю?!

— Хотя, эти граффитские снобы могли и забыть. Ой, прости, я не тебя имела в виду.

— Ничего. Я туда сама переехала с мамой, маленькая.

Во я заврался-то! Мне уже даже начинали нравиться эти женские разговоры, и я уже не совсем понимал, что правда, а что ложь. Сначала я испугался, а потом рассудил, что так даже лучше — болтовня отвлекала меня от красоты Астры. Ей ведь невдомёк, что я никакая не девушка, а парень.

— У тебя цветочное имя. Астра.

Она рассмеялась.

— Никакое оно не цветочное. Моё полное имя — Астрея.

Снова, упс…

— А кто назвал тебя Тюльпаной?

— А? Мама…

— Оригинальная у тебя мама. А ты не хочешь имя поменять?

— Зачем?

— Каждый может выбрать себе любое имя в четырнадцать лет. А раньше это было привилегией магистров…

— А ты? Ты меняла имя?

— Нет, — она вздохнула. — Мне дала его мама, а она… В общем, отец воспитывал меня один.

— А расскажи мне о гумоцветах.

Я должен был узнать об этом побольше, коль я здесь, чтобы опять не попасть впросак. И Астра была рада отвлечься от грустных воспоминаний и начала рассказывать:

— Цветониды — это люди-растения или люди-цветы. Они обитают только на островах в Южном море. Внешне они похожи на нас, но немного отличаются. Ты сама увидишь, когда завтра пойдёшь на урок в оранжерею. И все они однополы: гиацинты — мужчины, розы и фиалки — женщины, а воспроизводят только себе подобных — если многолетники, как розы или фиалки и самих себя — если появляются из луковиц, как гиацинты и тюльпаны. А тюльпаны ещё и воюют со всеми, кто им не нравится. С другими гумоцветами или даже людьми, которые заплывают на их остров. Остров Тюльпанов лежит в шестидесяти лигах отсюда в сторону Солнечного залива. А самые безобидные — это нарциссы. Они только и делают, что на себя любуются и любят только себя. Нарциссы живут на цветочном архипелаге. Остров Нарциссов, Гиацинтов, Левкоев и Розовый остров — часть цветочного архипелага. Это в сторону Лунного залива. А мы находимся между ними. Это — остров Адонисов, как ты знаешь. Так вот, Адонисы — особые цветы. Одни из них культурные. Они растут в садах, оранжереях и вполне нормальные, мирные и не чужды приличиям. Другие — дикие… Вот эти — опасны! Невинным девушкам не следует подпускать их к себе. О них такое рассказывают!

— Какое?

— Видишь ли, они живут чуть больше года, реже — два и опыляются… Людьми. Ну, то есть…, — она даже покраснела. — Для воспроизводства себе подобных им нужны девушки…, тогда у них появляются семена и… Они растут из семян.

— Я правильно поняла? Адонисы — мужчины.

— Конечно. И очень красивые мужчины….

Она подавила вздох.

— До третьего курса нам разрешают общаться с ними только в оранжерее…

— А обычные цветы здесь растут?

— Сколько угодно, — она улыбнулась. — Хочешь, открою тебе секрет? В обмен на твой.

Я насторожился, но кивнул.

— Сегодня ночью мы с девчонками со второго курса собираемся в береговые пещеры, где отдыхают и купаются дикие адонисы. Посмотреть.

— Ты же говоришь — это опасно.

Она покраснела:

— Мы только посмотрим. Издали…

Я мысленно усмехнулся.

— Подглядывать?

Она совсем побурела.

— Они там все…

— Обнажённые? А разве они бывают одетые.

— Ты совсем ничего не знаешь! Одежда растёт вместе с ними и меняется несколько раз за год, когда портится. Или когда они снимают её — вскоре вырастает другая.

Ух ты! Вот бы новые джинсы с кедами так же отрастали. Это мир начинал мне нравиться.

— Не бойся. Дикие адонисы не убивают людей, они просто соблазняют девушек. А вот тюльпаны — могут.

Что-то я поспешил с выводами. Как-то дико погибнуть от… хм… руки какого-то цветка.

— … Говорят, что те, кого обольщают адонисы, умирают от любви, — Астра сделала большие глаза.

Триллер на клумбе! Прямо какие-то цветы-маньяки. Лучше в одиночку ночью по острову не ходить.

— Хотя, наверное, сочиняют всё, — небрежно повела плечиками Астрея и откинула назад волосы. Та-ак, я снова стал замечать, что она девушка. Надо отвлечься.

— Поменьше вопросов, — пробормотал из кармана забытый Норд. — Будешь лучше спать.

Я тут же вспомнил о его существовании, а через это — и о своей миссии. Настроение упало, и я отвлёкся.

— А теперь ты, — кокетливо взмахнула ресницами Астра.

— Что я?

— Секрет…

— А, мне восемнадцать лет.

— Тоже мне секрет, — фыркнула она. — Мне тоже.

Ну наконец-то я встретил ровесницу среди студентов-малолеток!

— Э…

В тот же момент дверь спасительно отворилась, и в комнату впорхнули две девчонки. Соседки по комнате пожаловали. Вот этим точно было не больше шестнадцати.

— Потом расскажешь, — поспешно шепнула мне на ухо Астрея. — Не при них. Позже, я спрошу… Знакомься, Тюльпина, — похоже она намеренно исказила моё имя, подмигнув мне при этом. — Наши соседки — Динка и Ринка, то есть Динарья и Ринальда.

Да уж, не обязательно было называться цветочным именем и даже вредно.

— Значит, теперь с нами жить будешь? — недовольно спросила Динарья, а Ринарья смерила меня взглядом и выпалила:

— Иди к даме кастелянше, она тебе форму выдаст. Да, и там этот, твой, как его, — дядя. Хочет попрощаться.

И я уже чувствовал, как они меня недолюбливают за вторжение в их комнату. Подумаешь!

Они посторонились, и я тяжеловатой походкой сердитого пони вышел из комнаты, даже не выяснив, где находится эта самая кастелянша. Я и не собирался к ней идти, и оставлять здесь свою любимую одежду. А Зеркало-то мне на что? Я хорошо запомнил, как выглядит форма. А вот Линк меня просто огорошил, обнимая и повторяя:

— До свидания, дорогая моя девочка. Я отбываю рано утром, и мы нескоро увидимся…

Мне было неловко, на нас поглядывали, я вырывался, прижав руки к бокам.

— … Не стой столбом. Отвечай, — зашипел магистр.

— До свидания, дорогой дядюшка, — я стиснул его в ответ.

— Полегче, обормот. Завтра на рассвете.

— Чего?!

— Не спрашивай. Потом поймёшь. Завтра жду тебя с Нордом на рассвете — на этом месте возле статуи… О! Этой красотки…

Я даже ненадолго растерялся, а он за это время шустро удалился.

Я уже ничего не понимал, глядя ему вслед. Что он задумал? Однако в конце коридора его взяла под руку Таурита и куда-то увела. А магистр даром времени не теряет. Пройдоха!

Я нашёл пустой туалет, превратил одежду и вернулся в комнату, честно говоря, только из-за Астреи. Её глаза и фигура тащили меня туда так, словно к нам обоим пришили короткую резинку. И стоило мне удалиться, как меня тут же пришпандоривало обратно.

В общем, остаток дня прошёл как в тумане… Мы гуляли по саду, но я замечал только Астру и астры. Вечером после ужина мне принесли кровать, бельё, но я долго не мог уснуть, находясь так близко от Астры. Наконец сон склеил мне веки, замутил сознания и…

— Проснись, Тюльпана. Тюльпана…

Я открыл глаза. Какая-то девушка трясла меня за плечо. Замок «превращателей!» Опять? Так это был сон!

— Это я — Астра. Вставай.

Уф! Я пригляделся и увидел знакомое лицо, колеблющееся в свете ночника. Я даже обрадовался. Рядом была — Она.

— Астра? Что случилось?

— Ничего. У меня к тебе дело. Секрет.

— Какой?

— Ты обещала. Где находится корабль?

Этого я не ожидал, и сон слетел мгновенно, как пыльца с цветка.

— Какой корабль?

— Который привёз вас сюда. Ты же не дурочка, Тюльпана, — тон её голоса ничем не напоминал вчерашнюю щебетунью. — И я тоже. Сразу поняла, что ты не учиться сюда приехала. Когда ты завернула про этих тюльпанов. Но не важно, — зачем ты здесь, и как на самом деле тебя зовут…

«И девушка ли ты вообще», — мысленно добавил я.

— … Я хочу бежать отсюда.

— Зачем?

— Соображай быстрее. Я никогда не хотела здесь учиться. Тоже мне, радость, — учиться на примерную жену или любовницу и ублажать потом какого-нибудь знатного ублюдка. Меня упёк сюда мой противный дядюшка, после… смерти отца. Собирается выдать меня замуж за какого-то вельможу. Не дождётся! Я вообще училась в другом месте, а он забрал меня оттуда и привёз сюда.

Она говорила шёпотом, чтобы не разбудить соседок по комнате, но так чтобы я слышал каждое слово. Зачем она мне всё это рассказывает?

— Я должна убежать отсюда, — горячо повторяла она. — Должна. Я не выдержу. Я хочу домой, к друзьям, в свою школу. — Она чуть не плакала.

— Ты должна мне сказать. Ведь я знаю…

Будь мужчиной, парень, несмотря на свой нынешний облик.

— Ничего ты не знаешь, — твёрдо прервал я её излияния. — Я помогу тебе удрать, но по-другому и завтра вечером. Даю слово. И ни о чём не спрашивай. Пожалуйста.

Но как я мог отказать такой красивой девушке?

— Правда? — она даже улыбнулась.

— Только…

— Что? — она напряглась.

— Ты не знаешь, где Таурита держит Флакон?

— Об этом все знают — в сейфе в директорском кабинете. А днём иногда берёт его с собой на занятия, но крайне редко. Но сегодня ночью, — Астра таинственно улыбнулась. — Он точно у неё в комнате.

— Почему?

— А ты не смекаешь?

Я покрутил головой.

— Твой дядюшка у неё ночует, — хитро хихикнула она.

Вот оно что! Что ж, зато я теперь могу спать спокойно.

— Таурите надоедают адонисы, и она рада каждому мужчине, заглянувшему в наш цветник.

Однако.

— А ты не обманываешь, насчёт побега?

— Нет, иди спать.

Она послушалась, а я вдруг вспомнил:

— А как же пещеры?

— А ну их! Спать охота, да и страшновато.

Она закуталась в своё пушистое розовое одеяльце и вскоре уснула, мирно посапывая. А вот я не спал остаток ночи и на рассвете вышел в коридор, типа в туалет, в одной ночной рубашке. И на какие жертвы мне приходится идти — носить эту кружевную гадость да ещё шарахаться в ней по коридорам. А вдруг кто увидит? Да наплевать! Они ж не знают, кто я на самом деле.

— Здорово смотришься, — ухмыльнулся Линк, выглядывая из-за колонны.

— Блин! Ты меня напугал?

— Танцуй, оладушек!

— Чего это?

— Опп-ля! — Линк картинным жестом протянул мне искрящийся хрустальный флакон каких-то духов с крышечкой из цельного сапфира.

— Это он?

— А то! Превращай его, быстро…

Потом мы расстались. Довольный магистр вернулся в спальню к Таурите с фальшивым флаконом. Неясно от чего он был более доволен — от удачного похищения или от не менее удачного возвращения в спальню. А я отправился к себе с превращённым в булавку настоящим Флаконом.

В комнате я пристегнул булавку к вороту платья, то есть к футболке, чтоб не потерять ненароком в спешке последующих превращений. Немного полюбовался на безмятежно спящую Астру, лелея в душе мечты достойные любого дикаря-адониса.

Вскоре дворец пробудился, а после пробуждения, подъёма, драки подушками, брызганья водой, одевания, обувания …. Знали бы вы чего мне стоило деликатно не смотреть в сторону девчонок! Но я не смотрел… И завтрака, — всех девушек отправили на занятия.

Так я снова стал студентом, пардон, на этот раз студенткой. Н-да, щекотливая создалась ситуация.

Когда началось первое занятие в большой аудитории, оборудованной под кухню, — я был страшно разочарован. Первый урок у нас оказался самым обычным… домоводством. Точь-в-точь, как у девчонок в моей прежней школе. Иногда мы пробирались туда тайком, чтобы поесть нахаляву, с определённым риском для желудков…

Да, я был разочарован. Я ожидал чего-то этакого, волшебного, фееричного в этом магическом мире. А нас заставили повязать косынки, вручили разделочные доски и кухонные ножи. Я пожаловался на это Астре. Она со мной согласилась:

— Да, скукотища. Нудятина та ещё: режь овощи, вари суп. То ли дело — стрелки! Выпускаешь стрелу и мысленно следишь за её полётом. Куда ты её направишь, туда она и летит, покорная твоей воле…, а ты отслеживаешь весь её путь до пункта назначения. А потом она возвращается, ведомая тобой, к тебе, — девушка мечтательно умолкла и, вернувшись к хмурой действительности, поморщилась и добавила:

— А здесь — тоска. Ну чего мы хотим, на первом курсе-то? Или ты думала, что тебе сразу вручат заколдованный флакон, ты из него побрызгаешься и отправишься соблазнять садовых адонисов или искать себе мужа. Это уже на третьем курсе. А пока…

— Хорошей жене важно научиться вкусно готовить и выполнять любую домашнюю работу, — солидно заметила высокая девушка, прислушиваясь к нашему разговору.

— Х-хе, а остальное должна уметь хорошая любовница, — ехидно встряла стоящая неподалёку Динка.

Девочка поджала губы и отошла. Вскоре после этого преподавательница явилась проинспектировать нашу работу, и нам пришлось вернуться к своим обязанностям.

«И на этот раз я действительно влип», — страдал я, нарезая какую-то зелень с резким запахом, похожую на укроп, и поправляя косынку.

Вскоре я заметил, погладывая вокруг, что у разделочных столов суетятся несколько молодых женщин, явно старше остальных студенток и вольно одетых.

— А это кто? — поинтересовался я. — Лаборантки?

— Куда там! Здесь тебе не университет, — усмехнулась Астрея. — Это жёны некоторых высокопоставленных особ, которые ранее в институте не обучались. Вот их сюда и отправили заскучавшие мужья, чтобы их жёнушки обучились некоторым женским премудростям, научились быть привлекательными и домоводство подтянули заодно. А вдруг пригодится.

— Ха! Лучше бы почаще отправляли их в салон красоты к «превращателям». Глядишь, меньше бы надоели, — Динка презрительно хмыкнула.

Она с остервенением рубила ножом картошку. Именно рубила, а не чистила, поскольку из-под её ножа вылетали картофельные кубики. Салон красоты и «превращатели»? Картошка? Ну надо же!

— А ты думаешь, они там не бывают, эти жёны? С такими-то деньжищами, — заметила Астра.

— Повнимательнее! Не болтать! — одёрнула нас преподавательница по домоводству. — А то из вас никогда не получатся хорошие жёны.

Из меня уж точно не получится!

— Больно надо, — буркнула Астра, а, подошедшая с чашкой яблок для компота, Ринка подхватила:

— А я не собираюсь быть чьей-то женой. Лучше подамся в женскую гвардию Фегля.

И принялась с чувством потрошить яблоки, протыкая их ножом словно штыком. Как много нового я узнаю о «родном» городе. Ну и ну.

— И пока мы только первый курс — отдыхайте, — шипела Динка. — А вот перейдём на второй и третий, тогда держитесь! А когда окончим институт…

Видать, те ещё девчонки! И мне стало жаль преподавательский состав. Ведь в институте не знали, что готовят не примерных жён, а будущих гвардейцев.

Урок домоводства закончился выкипевшим супом, сбежавшим молоком и пригоревшей картошкой. Сердитая преподавательница выставила нас из аудитории-кухни, выгоняя вслед за нами дым и чад полотенцем.

На следующее занятие нас повели в оранжерею. И там я наконец-то впервые увидел адонисов — тощие подростковые фигуры торчащие из земли. Обтянутые зеленоватой плёнкой с листочками, они стояли ровными рядами, слегка покачиваясь. Их глаза были закрыты, а на головах едва заметно шевелились золотые кудряшки… Приглядевшись, я обнаружил, что это не волосы, а лепестки. Золотистые лепестки. И что в них ещё особенного? Невзрачные какие-то…

— Они ещё не выросли и не распустились, — пояснила Астрея. — А вот когда распустятся — будут просто чудо. Обалденные!

Примерно часа два мы их поливали, опрыскивали и подкармливали какой-то жиденькой коричневой кашицей.

Интересно, а как дикие-то выживают в полях и пещерах без неустанной женской заботы?

Преподавательница, натянув перчатки, наводила подкормку и попутно рассказывала, как правильно ухаживать за адонисами, чтобы они росли сильными, статными и красивыми. Раз или два её лицо озарялось мечтательной улыбкой, и тогда девчонки начинали задавать нескромные вопросы, переводя разговор на диких адонисов. Пока вконец не надоели ей, и она вытурила нас из оранжереи в сад — рвать сорняки, подгоняя со словами:

— Всё-всё, девочки. Ничего лишнего. Внимательно слушайте то, что вам полагается знать. А практика у вас — после второго курса.

— А сколько лет здесь учатся? — запоздало осведомился я.

— Три года, — ответила Астра.

Чтоб я так жил! Ну хоть как-то…

Позже, волоча по садовой дорожке в компостный ящик очередную корзину с травой, я столкнулся таки со зрелым адонисом. И был поражён его красотой.

Он совершенно распустился, и крупные золотистые кудри, то есть лепестки, густой шапкой покрывали гордую голову на точёной шее. Я смотрел в его большие глаза с зеленоватыми белками и чёрными зрачками-звёздочками с пятнисто-жёлтой радужкой, и не мог оторваться. А в остальном, они почти ничем не отличались от юношей. Ну разве что ещё необычной одеждой из тонкой зеленоватой растительной ткани похожей на скрученные и сшитые листья. Адонис источал тонкий, головокружительный аромат. Который пьянил и заставлял трепыхаться сердце… под его взглядом…

— Красавчик, правда? — неожиданно толкнула меня в бок Астра.

И я был очень благодарен ей за это, потому что резко вспомнил, что я-то — парень. Адонис тут же почему-то смутился и ушёл. Неужели кто-то из нас ему приглянулся?

После, я видел ещё нескольких. День выдался жаркий, и они много пили из маленьких фонтанчиков или стояли, зарывшись босыми ногами-стеблями в землю и прикрыв глаза. А я балдел от увиденного и жалел, что в наборе туриста не предусмотрено фотоаппарата. Хотя, у меня же есть Норд. Я украдкой показал ему адониса и заработал нагоняй.

— Я что, по-твоему, в собственном измерении отшельник?! Адонисов никогда не видел, — возмутился он, и пришлось спрятать его в карман. А так, в последнее время, он вообще вёл себя очень тихо.

Следующим был урок вышивания. Я запутался в нитках, к удовольствию девчонок и к неудовольствию преподавательницы рукоделия. Все бросились меня распутывать, занятие было сорвано. Видимо вышивание никто не любил, за исключением нескольких отличниц и жён высокопоставленных особ.

После занятий нас выстроили у главного крыльца, и перед нами выступила взволнованная директриса. Она распорядилась, чтобы после обеда студентки никуда не выходили, разошлись по своим комнатам и сидели там. По дороге в столовую Ринка утащила нас за собой. Мы разыскали кастеляншу и подкупили её несколькими монетками. Тогда она рассказала нам, что случилось ЧП. Прошлой ночью пропали несколько девчонок со второго курса. Подозревают, что их утащили дикие адонисы.

Мы с Астрой переглянулись. Надо было уходить. Я прикинул. До южного мыса отсюда добираться полдня. Вечером там будет ждать «Золотая Ракушка». Значит, выходить нужно уже сейчас.

В комнате Динка с Ринкой затеяли игру, напоминающую шахматы. Только доска была пятнистая, а вместо пешек, слонов, ферзей и других шахматных фигур — деревянные цветы. Бойкая Динка играла тюльпанами, романтичная Ринка — гиацинтами.

Мы с Астрой вышли, будто бы в библиотеку, а сами вылезли в окно и побежали в сад. Перелезли через живую изгородь, а потом через кирпичную стену, позаимствовав садовую лестницу для яблонь. Я всё время позорно боялся порвать платье, но оно уцелело.

Вскоре мы уже шагали по пыльной просёлочной дороге, мимо… картофельных полей.

— Скоро деревня, — сказала Астра.

— Лучше обойдём стороной, — решил я.

Мы так и поступили, сделав небольшой крюк, огибая поля, и оказались в лесочке. Астра знала, как добраться до мыса, поэтому я не волновался. Нужно было как раз идти по тропинке через лес. На краю леса тёк ручей, мы напились воды и устроили привал, усевшись под деревом.

— Так тебе удалось стащить Флакон? — заговорщицки спросила Астра.

— А как же, — улыбнулся я. — Дядюшка помог.

— Вот уж Таурита разозлится, когда узнает, — ответила Астра и больше не спрашивала о флаконе. Удивительная девушка! И её саму окутывал шлейф тайны.

— А почему ты раньше не убежала? — поинтересовался я, а сам подумал, что как-то подозрительно много на моём пути встречается студентов, которые жаждут удрать из учебных заведений. Или забавно.

— Как и куда? — она пожала плечами. — Корабли редко сюда пристают. Примерно раз в полгода или в экстренных случаях. А на местных рыбацких лодках не уплывёшь дальше соседних островов. Да и кто бы меня взял?! А куда плывёт твой корабль?

— В Фегль.

— Замечательно. Там я ещё не была. А оттуда я найду способ вернуться домой. Когда-нибудь. Я так соскучилась.

А уж как я скучал…

День разгорался. Стояла жара. Земля разогрелась, и от неё парило. Стрекотали кузнечики. Потянуло нежным цветочным ароматом. Он обволакивал всё вокруг, дерево и нас. Астру разморило, и она томно опустила голову мне на плечо, и я на секунду впал в беспамятство, окутанный душистыми парами. Стоп! Где-то это уже было.

Я испуганно открыл глаза и… Надо мной склонилось невероятно прекрасное мужское лицо, и часть меня предательски затрепетала. Ярко-красные сочные губы приблизились. Они манили и очаровывали, и я видел капельки пота над верхней губой или капельки цветочного сока — нектара, и они оказались сладостно-сладкими, как мёд… Где-то неподалёку охала Астра. Астра!

Я оттолкнул красавца и вскочил, отплёвываясь от нектара и чихая от пыльцы, осыпавшейся с его кудрей. Другой красавчик страстно лобзал Астрею, прижав её к дереву, а пыльца так и взрывалась в воздухе желтоватым облаком.

Хорошо ещё, что адонисы не спуны, а я — не девушка. Теперь я чётко уяснил, что в этом измерении опасно засыпать под деревьями и кустарниками независимо от места. Мой адонис неуверенно отступил и удивлённо пялился на меня.

Но откуда ж ему знать о том, что я парень? Не на того напали! Поэтому я воспользовался замешательством и заорал:

— Ааааа! Вперёд, тюльпаны! Мы обнаружили противника! К нам! Сюда!

Горе-любовников как ветром сдуло. Видать, боялись они тюльпанов-то.

Оставленная без поддержки, Астрея медленно сползла на землю, глядя прямо перед собой затуманенным взором. В её глазах не было страха, а лишь блаженство. Да уж, хороши бы мы были, если бы я был настоящей девушкой. Повезло.

Опасаясь за самочувствие Астры, я похлопал её по щекам и плеснул в лицо воды из ручья. Она понемногу приходила в себя.

— Где он?

— Кто?

— Прекрасный принц…, — она снова уплыла, но я потряс её.

— При-инц, — простонала она.

— Ага, прынц. Смотался отсюда на белом коне, аж стебли засверкали.

— Что-о?!

— Это был чёртов адонис.

— О! — глаза Астры расширились, а бровки поползли к макушке.

— Я прогнал… ла их. Вставай. Пора линять отсюда.

Меня вдруг передёрнуло от воспоминаний о сладких губах. Брр…

— Смотри-ка. Они тут без нас развлекаются! — Из-за деревьев вышли Динка и Ринка.

— Куда это вы собрались? — прищурилась Динарья.

— А что вы тут делаете?! — набросилась на них Астра. Она совершенно очнулась, потрясенная появлением бывших соседок по комнате.

— А вы в курсе, что здесь рядом поляна с адонисами? — улыбнулась Ринальда.

— Так они к ним и сбежали! Как девчонки со второго курса.

— Дуры! — воскликнула Астра.

— Дуры, — повторил я.

— А что? Мы бы с удовольствием, — рассмеялась Динка.

— С ума сошли? Они же завянут через год-два, оставив вас с разбитыми сердцами. От любви адониса не сразу оправляются или вообще не оправляются. Некоторые девушки, обезумев от потери, бросались со скалы в море. Вы горько пожалеете.

— Ничуточки, — фыркнула Динка. — Их же много — адонисов, новые расцветут.

— Дуры! Как вы не понимаете…

На нас обрушилась новая волна дурманящих ароматов. Я сообразил, что это значит и, схватив Астру за руку, потянул её прочь. Верно адонисы поняли, что никаких тюльпанов поблизости нет, почуяли новых девушек и вернулись…

— Бежим!

Мы побежали по тропинке, не оглядываясь, и вскоре выбрались из леса. Кажется, оторвались. А что там сталось с Динкой и Ринкой меня мало волновало. В конце концов, сами нарвались. Запыхавшись, мы остановились на дороге, по сторонам от которой вился кустарник с розовыми цветками. Их душистый запах ничем не напоминал аромат адонисов и это радовало. Я вздохнул поглубже.

— Каприфоль, — вдруг сказала Астра.

— Что?

— Каприфоль. Такие же кусты росли у нас в лесу вокруг замка, далеко отсюда, — вздохнула Астрея. — Мама его любила… Как я соскучился по своей маме!

— Послушай, Астра, — я достал Зеркало. — Скоро вечер, а мы должны подойти к мысу до темноты… В общем, чтобы я ни делал не удивляйся, пожалуйста. Ладно?

Он кивнула немного неуверенно, но не возражала. Зато запротестовал Норд:

— Эй! Ты что задумал? Ты чего задумал? Прекрати!

— Увеличивайся.

— И не подумаю!

Астрея уже смотрела на меня с опаской. Лучше поторопиться.

— Увеличивайся, говорю. Иначе мы не успеем на корабль, и нас схватят адонисы. Их тут целый рассадник.

— Ну ладно. Шантажист!

— У меня были замечательные учителя.

Астрея не успела даже пикнуть, как я превратил её в колечко и надел на палец.

— Теперь превращай меня в птицу.

— Да ты чего нанюхался-то?!

— Превращай, я сказал!

— Т-ты уверен?

— Попробую.

— Как знаешь… Я ни за что не отвечаю.

— Собакой же я был.

— Сравнил! Собаки бегают по земле и у них четыре лапы, а не крылья.

— Представлю себя собакой с крыльями.

— Тогда может превратить тебя в летучую мышь?

— Не умничай.

— Ладно. Приготовься к отсроченному превращению…

Вскоре на дороге сидела чайка с кольцами на лапках. Одним кольцом была Астрея, в другом — прятался крошечный Норд. А мир вокруг изменился, ведь я смотрел на него птичьими глазами. И, стремясь убраться с дороги, я изо всех сил пытался опрокинуться в бездонно-синее небо.

Я кричал, кричал, кричал! Махал, махал, махал крыльями! Но лишь елозил по дороге, поднимая пыль, а потом вдруг подпрыгнул и взлетел. Не иначе как сработали птичьи инстинкты. Хорошо ещё, что погода была лётная — ясная и безветренная, и мне не приходилось регулировать порывы ветра.

Я помчался широко разведя крылья. Я набирал высоту и вот уже парил высоко-высоко в небе, осматривая остров с высоты. Он плавал подо мной, словно зелёный пирог в сиропе, на синих-синих волнах, озарённый солнцем.

Я испытал странное чувство. Чайка высматривала путь, а человек затаил дыхание от восторга. Я ведь раньше не знал, как это чудесно — летать в поднебесье (куцые полёты в облике Принца Ночи не в счёт) и от счастья едва не потерял высоту. Но птица оказалась сильнее, и я понёсся на юг, к мысу. Птица чувствовала, куда лететь, видя тончайшую магнитную сетку покрывающую неведомую землю. Я встроился в нужный воздушный коридор и энергично заработал крыльями. Мыс был уже близко. Я узрел мачту корабля, торчащую из-за мыса и начал снижаться, когда сверху раздался хищный клёкот. Надо мной нависла чудовищная тень и…

Глава 11 — Экватор! ИСТОРИЯ ДВЕНАДЦАТИ

Надо мной нависла чудовищная тень и… сверху камнем упала громадная хищная птица. Это поняла чайка, а я лишь отреагировал. Охотник сжал меня острыми когтями — здоровенными, как крюки-кошки, лишив возможности двигаться, и потащил ввысь. Как ещё я между этими крючьями не выпал, такой мелкий и беззащитный… Цель была так близка, — я уже видел спущенные паруса, корму и маленькие фигурки внизу… Я даже успел дотянуть до палубы — и он схватил меня как раз над ней. Так глупо умереть во цвете лет! Чайкой.

Я пронзительно закричал, изловчился и яростно клюнул хищника. И ещё, и ещё! Он отозвался сердитым клекотом, в котором я неожиданно различил: «Жертва. Обед. Кончено. Не трепыхаться». Кто это тут жертва?!

И не разбирая, чей это голос — моего воображения или охотника, я клюнул снова. Он немного ослабил хватку, но меня не выпустил. Однако я почувствовал слабину и забился как безумный… «Бзззысссь!», — что-то просвистело в воздухе и ударило выше.

Хищник испустил отчаянный крик и выпустил меня. А я попытался лететь, но крылья не слушались. Побарахтавшись в воздухе, я беспомощным кубарем падал вниз, и всё мелькало у меня перед глазами. Я едва различал происходящее — всё кружилось, вертелось, крутилось: палуба-небо-палуба-небо-мачта-палуба-небо-палуба…

Почти у самой земли я сделал безнадежную попытку, буквально карабкаясь крыльями по воздуху и цепляясь когтями, как будто действительно мог за что-то зацепиться и удержаться. Это чуть-чуть помогло, падение замедлилось, а потом я всё же упал… На что-то мягкое. И отключился, будто кто-то резко выключил изображение и звук… Передо мной мысленно пронеслись последние события — в обратном порядке, до того момента как я подплыл к берегу и взял весло… Я открыл глаза.

— Наконец-то!

— Как ты себя чувствуешь?

Надо мной склонились встревоженные лица Линка и Командора. А неподалёку кто-то время от времени приглушённо ругался…

— Кеес?

Как я себя чувствовал? И чувствовал ли… Кажется… человеком. Инстинктивно ощупал лицо, пошевелил ногами, посмотрел на свои руки в кружевных манжетках. Я всё ещё был девчонкой, но вроде бы все части тела двигались, а на пальце у меня сверкало знакомое колечко. Астра!

— Что случилось? — хрипло спросил я.

Хорошо, что Норд превратил нас ненадолго. Иначе, подумать страшно… Лежал бы тут чайкой. И Астрея. За неё я больше всего испугался.

— Ты упал, — сказал Линк.

— А почему не разбился?

Магистр с Командором переглянулись и расхохотались.

— Ну и дуралей? — хмыкнул Линк. — Потому что лежишь здесь и разговариваешь с нами. А если без шуток, радуйся, что цел, после своих глупых превращений. Птичка!

— И благодари за это Киша, — вставил Командор.

— Кого? — я приподнялся на локтях.

Каравелла всё ещё стояла у мыса, я лежал на палубе, а вокруг меня столпились матросы.

— Киш! — позвал капитан. Из толпы выбрался полненький юнга и судя по его недовольному виду…

— Ты на него и упал. Это смягчило удар.

— Понятно.

— Почему меня не позвали?! — расталкивая матросов появилась Верения и, усевшись рядом, участливо и смущённо посмотрела на меня.

— С ним всё в порядке, родная, — улыбнулся Командор. — Не хотели волновать тебя раньше времени.

Раньше времени? А они — оптимисты.

— Давно я здесь?

— Пару часов чайкой и остальные полтора — человеком.

— А как вы поняли, что чайка — это я?

— А я на что? Сразу тебя узнал, — приосанился Линк и зафыркал от смеха:

— А вообще-то, чайка с надписью Кеес — оригинально. Моя идея.

— Я же не знал, что вы сделаете с обычной птицей.

— Уж тебя бы мы не пропустили. Это точно! Из кольца на твоей лапке сыпались такие отборные ругательства.

— Блвны, — невнятно послышалось сбоку. — Впстути мна ивдивоты!

Норд! Он ведь тоже превратился.

Рядом со мной лежал дамский кошелёк, откуда и доносились ругательства, всё более остервенелые и неприличные. Я сел, подобрал кошелёк и открыл.

— Уф! И первое что я увидел — это твоя физиономия.

Ну, во-первых, не мою, а Тюльпаны, а, во-вторых…

— А чью ты хотел? Герцога? — я всё же вытащил его и положил рядом.

— Не исключено, с такими-то дружками, — теперь он напустился на Линка и Командора. — Что?! Трудно было открыть застёжку? Вы не в курсе, что у меня боязнь застёгнутых пространств?

— Извини, Зеркальце, мы же не знали, что там лежишь ты, — усмехнулся магистр. — Думали, может кошелёк говорящий.

— Ещё издеваешься, — укорило его Зеркало. — Неужели непонятно было?

— Действительно, — поддержал я. — Только он умеет так сквернословить.

— Себя послушай!

— Прости, Зеркальце.

Тут только Норд осознал, что похож на дамский аксессуар и быстренько вернулся к своим прежним размерам. Так или иначе, я был хоть немного да отмщён.

Вся команда, и даже кок, подсмеивалась над нами, изредка вставляя реплики. Потом матросы сообразили, что самое интересное закончилось и начали было расходиться, как вдруг неожиданно раздался возмущённый голос:

— А меня никто поблагодарить не хочет?!

— Ах, да! — спохватился Командор.

Вперёд вышел долговязый юноша в зелёной жилетке и солидно сложил руки на груди. На поясе у него висел колчан… с одной единственной стрелой, а из-за спины выглядывал деревянный лук.

— Знакомься, Кеес, это — Гил. Он, собственно, тебя и спас.

— ???

— Я — «стрелок», — гордо ответил Гил.

— ???

— Стрелок-практикант, — поправил Командор и пояснил:

— Как раз в тот момент, когда беркут поймал тебя, Гил решил отправить послание в Фегль и выстрелил.

— Какой точный выстрел!.. А разве Фегль находится в небе? — съязвил Норд. — Ты зачем вверх-то стрелял.

Он что, теперь будет навёрстывать упущенное? Мамочки! Я пропал. Гил покраснел.

— Я показывал Кишу «петлю». Стрела должна была сделать петлю, а потом лететь на юг… И она полетела бы! — вызывающе закончил он, сердито глядя на Норда. — Если бы не этот проклятый беркут.

Я подобрал Зеркало, на всякий случай, — мне ж ещё обратно превращаться, и сказал:

— Спасибо, Гил. А где беркут?

И огляделся по сторонам, словно ожидал увидеть виновника моего нынешнего положения пригвождённым к мачте. Всё-таки бока у меня побаливали, спину саднило, а на ногах и на руках я насчитал несколько синяков и царапин.

— Улетел.

— Улетел?

— Ну да. Стрела ж не боевая, а посыльная. Она доставляет послания. Вот только… — Он погрустнел и виновато покосился на капитана.

— Что?

— Из-за птицы я сбился с курса, и стрела упала в море. Увы, мне её не достать. Я пока всего лишь практикант. — Он вздохнул.

— Ничего, — произнес Командор, похлопывая парня по плечу. — У тебя ведь осталась ещё одна. Отправляй послание в Фегль, а я ничего не скажу твоим учителям и ничего не стану писать в твоей характеристике. Ты всё же помог Кеесу, хоть и невольно.

— А как же стрела? — спросил Гил. — Мне снизят за это балл.

— Какие пустяки, — пожал плечами Командор. — Неохота её искать. В Фегле я куплю тебе новую. Даже две. Там наверняка они на каждом шагу. Идёт?

— Идёт, — просиял парень. — Только не надо две. Мне пока не положено.

— Вот и здорово. А теперь шуруй на корму и займись отправкой.

И Гил убежал.

А я посмотрел на кольцо-Астру и предусмотрительно стащил его с пальца. Надо бы превратить обратно, да рядом сидела Верения, улыбаясь смотрела на меня, и я почему-то решил что пока не время для таких превращений. Кто знает, как девушки отреагируют. Лучше я отнесу её в капитанскую каюту и там уж…

— Так, ребята, — распорядился командор. — Все по местам! Поднять паруса! Отдать швартовы!

Но, матросам сегодня ещё не суждено было разойтись, а каравелле отчалить.

— Помогите! Помогите! Стойте! Подождите!

По каменистому берегу спускались, соскальзывая и падая Динка и Ринка — грязные и оборванные. Вот так встреча! Признаться, я надеялся, что нас от них избавили.

— Стойте!

— Подождите нас!

— Мы с вами!

Матросы тут же спустили трап, смеясь и переглядываясь, но Командор даже не улыбался. Тогда я сделал попытку:

— А нельзя ли оставить их на берегу?

Поздно.

— Сожалею, я бы с удовольствием, но они уже здесь.

Шустрые девчонки уже стояли на палубе. Командор окинул всех нас взглядом.

— Три женщины на корабле, исключая Верению — она моя дочь, это — катастрофа.

Странно. Он же не знает про Астру. Постойте-ка!

— Эй, Командор! Вы что, и меня посчитали? Я же не…

— Забыл. Извини. Но и две — не намного легче.

Динка и Ринка подошли к нам, по пути набрасывая куртки, притащенные расторопными юнгами. И в тот же момент кольцо превратилось само.

— Три, — обречённо сказал я, обнимая Астру.

Матросы пришли в восторг, Верения нахмурилась, а Командор застонал. Надеюсь, он не будет против Астреи, особенно получше узнав Динку и Ринку.

Н-да. Видок у них был ещё тот. В растрёпанных волосах застряли веточки и травинки. Испачканы так, будто их тащили по земле, за ноги. Хотя, возможно, так оно и было. Платья буквально порваны на ленточки… Как ещё сорочки уцелели? Чулки спущены, а лица и руки в грязи.

Астрея, к моему удивлению, не выглядела испуганной. Наоборот, очень быстро оценила обстановку: убедилась, что мы на корабле, вырвалась от меня и напустилась на подружек:

— Допрыгались, дурочки! И как вам удалось сбежать?

— А, крестьянки из соседней деревни подоспели, — небрежно ответила Динка, сдувая с лица чёлку.

— А мы тем временем улизнули, — шмыгнув носом, продолжила Ринка. — Не хватало ещё застрять на этом острове из-за каких-то гумоцветиков.

Не похоже было, чтобы они переживали случившееся. А Верения хмурилась всё сильнее и сильнее, пока совсем ни помрачнела. Прищурившись глянула на меня и отвернулась. Час от часу не легче.

— Вы что знакомы? — поинтересовался Линк.

— Мы жили в одной комнате, — поспешно ответил я, желая избежать дальнейших расспросов.

— Вот-вот, — буркнул Норд. — Неплохо устроились. Один — в комнате с ученицами. Другой — в спальне с директрисой. Лишь я…

— Умолкни, пленник зазеркалья! — оборвал его Линк. — Посоветуй лучше, знаток, что нам делать с такой аравой женщин.

— Хранитель знаний у нас — ты, — обижено пробубнил Норд.

— А знаток женщин — ты, Зеркало.

— Сволочь бессовестная!

— Хватит! — отрубил Командор. — Всем разойтись! Матросы по местам! Пассажиры — в каюту. Живо! Поднять паруса! Отдать швартовы! Штурма-ан!

— Есть, капитан!

Порядок был восстановлен, паруса подняли и отчалили. А мы, воодушевлённые приказами капитана, гуськом проследовали в каюту. Там Линк с хмурой Веренией устроились за столом, а студентки бесцеремонно плюхнулись на диван. Вернее, плюхнулись только Динка и Ринка, а Астрея неловко уселась с краешку. А я остановился напротив и усмехнулся.

— Ну и ну! И как вам? Вечеринка удалась? Весело было?

— Так себе, — ничуть не сконфузившись, ответила Динка. — Эти дикие адонисы — просто дикари. Так набросились, так набросились!

— Неужели? Интересно, а к кому же они пристают, когда поблизости нет студенток? Как они ещё не вымерли?

Ринка ухмыльнулась:

— На острове две рыбацкие деревни, и там живут моряки. Они по полгода в море, вот их жёны и стараются, как могут. Заодно сохраняют и приумножают популяцию адонисов.

— Не ляпните такое моему отцу, — процедила сквозь зубы Верения. Чувствуется, студентки ей не нравились. Ой, не нравились.

— А что такого? — фыркнула Динка. — Гумоцветы не считаются. А эти — вообще дикари. То ли дело — культурные. Милые, застенчивые и при виде красивой девушки впадают в ступор. А уж если эта девушка обратила на них внимание — в обморок готовы упасть…

— Точно-точно, они такие застенчивые. А дикие просто… О-о! — Ринка мечтательно умолкла.

— Да что вы знаете о гумоцветах?! — внезапно вспылила Верения, даже со стула подскочила. — Ничего вы не знаете! Я всю жизнь прожила на цветочных островах и знакома с ними. Они такие чудесные люди. А вы…

— Люди? А это что за пигалица? — Динка с Ринкой переглянулись и наморщили носики.

— … Дуры! — разозлилась Верения.

Линк с Нордом предпочитали молчать, сохраняя нейтралитет. Молодцы! Когда женщины ссорятся — это самая разумная тактика. Но внимательно наблюдали. Астра не выдержала, встала и, недовольно глядя на девчонок, заметила:

— Она права. Гумоцветы — добрые и красивые. А вы — дуры выпендрёжные.

Те аж опешили, а я прикинул. Уже вечер. Я видел ещё на палубе, как солнце опускалось за море. Скоро наступит ночь. Взглянул на корабельные часы — они показывали… Кто их знает, что они там показывали, но одна из стрелок подобралась очень близко к Луне. Значит, скоро я превращусь обратно. Я не стал щёлкать по зеркалу из-за порядка превращения. Мне не хотелось, чтобы Таурита раньше времени узнала, что оставшийся у неё флакончик — фальшивый. А напрягать Норда мне не хотелась. У него впереди ещё долгие лиги морской болезни. И так ослабнет. Да и, честно говоря, упустить такой сюрпризный момент для девчонок…

Астрея продолжала распекать подружек:

— Имейте совесть! Вас пожалели и взяли на борт, а ведёте вы себя отвратительно. Вы — в гостях, вот и ведите себя соответственно и не обижайте девочку…

— Дочку командора, между прочим, — вставил я.

— Вы и так уже натворили дел с этими адонисами. Вы их раздразнили. Теперь они одуреют из-за вас и сами отправятся в деревню, а там их мужики запросто польют какой-нибудь бякой. Вы этого хотели?

— Не-ет…

— Нет?! Вот не будете в следующий раз…

Астра ещё много чего им высказала, грозя пальцем, как строгая учительница, а Динка и Ринка, то дулись на неё, то хихикали, как неисправимые идиотки. Мне это надоело, и я вмешался.

— Эй, вы, — грубовато начал я и запнулся. — Кхгм… м, девушки, кхгм…, — мой голос прозвучал низковато. Что это? Ура! Он снова вернулся ко мне. Я…

Астрея стояла спиной и не видела, а Динка с Ринкой разом подняли на меня взгляды и завизжали. Их словно сдуло с дивана, и через секунду они испуганно выглядывали из-за спинки кресла и визжали, показывая на меня пальцами. Астрея резко обернулась и смотрела на меня огромными потемневшими глазами, белая, как лепесток ромашки, или перо лебедя, или… Да! Я снова стал собой. Я превратился! Линк, Норд и Верения смеялись.

— Ну что? Освоились? — поинтересовался вошедший капитан. — Приветствую вас на борту Золотой Ракушки! Мы идём на юг к легендарному городу Феглю.

Эти две недели плавания были незабываемыми. Солнце щедро дарило нам погоду. К тому же в южных широтах было не так жарко как в районе островов, и дни выдались тёплыми и умеренными. Всё время дул прохладный ветерок, приятно остужая разгорячённые лица и надувая паруса. А по голубому небу изредка проплывали вереницы облаков, словно какой-то небесный капитан вёл за собой на верёвочке целую небесную флотилию. Я лежал на полуюте, выглядывая за борт, и мне казалось, что облака плывут у нас в кильватере. Загляденье!

В ясной морской воде отражалось солнце, а по ночам — луна и звёзды. В разгар дня море ослепительно сверкало, а к вечеру на присмиревшие волны падала тень корабля. Командор был доволен погодой и говорил, что шторма в ближайшее время не предвидится.

— То, что надо, — подмигивал он.

Даже Норд к концу путешествия справился с морской болезнью. Теперь большую часть времени он проводил в каюте капитана на подставке. Они с Линком подолгу беседовали о своих делах и меня в эти разговоры не посвящали. Ну и ладно.

У меня и без того находилось дел по горло. Вроде тех, чтобы по десять раз за день стаскивать с грот-мачты бесшабашную Динку или оттаскивать от занятых матросов расфуфыренную и накрашенную Ринку, благоухающую изысканными духами. Где она на корабле умудрилась раздобыть наряды, косметику и парфюмерию — оставалось для меня тайной, пока её однажды не открыла мне разъярённая Верения. Оказывается, Ринальда каким-то образом умудрилась проникнуть в каюту матери Верении — Флавии и похозяйничать в платяном шкафу и на туалетном столике. В итоге, у бывшей студентки КИСДа появилось несколько очаровательных платьев, туфельки с пряжками в виде розочек на «во-от такенных» каблуках, мохнатая розовая сумочка и ещё много чего.

— Воровка! Гадина! Стерва! — истошно вопила Верения, отбирая эти сокровища у Ринки. — Это мамы, мамино! Отдавай!

— Да на! Подавись! — Ринка была исполнена цинизма, презрения и начисто лишена сострадания. Даже Динка не выдержала и пожурила подругу:

— Ты чё, сбрендила?

— Отстаньте от меня! — заорала Ринка, швыряя об палубу туфельки, сумочку и сдирая с себя платье прямо перед офигевшими матросами. — Сами такие!

Она убежала в трюм, а Верения сидела на палубе и всхлипывала, прижимая к себе подобранные туфельки и всё остальное.

— Это мамины, любимые, — плакала она. — Их розы подарили, она для меня берегла. А сумочку папа привёз из Фегля, на день рождения. А платье…

Надеюсь, драгоценности, если таковые имелись, командор спрятал в сейф под кодовым замком.

Верения уткнулась в кремовый шёлк и разрыдалась. Я вздохнул, думая, что мне придётся её утешать, но подоспевшая на шум Астра обняла девочку, вытерла ей слёзы, помогла собрать вещи и увела в каюту. Астрея! Фея…

Сначала она не могла простить мне превращение и обман. А потом, когда я тысячу раз поклялся, что «не смотрел на неё, когда она переодевалась», и вообще никаких «таких» мыслей у меня даже «не возникало», когда мы держались за руки или обнимались, как подружки. После моих заверений она почему-то снова разобиделась. Но я нашёлся и объяснил ей, что «действительно был почти девушкой, не только внешне, а отчасти и внутри, и поэтому»… Тогда она оттаяла и даже стала со мной разговаривать. Снова.

Да, у меня было ещё самое важное дело — будто бы невзначай оказываться в тех же местах, где находилась Астра. Самое интересное, что следом за мной там же появлялась и Верения. Я чувствовал себя как игрушечный кораблик в маленькой луже, у краёв которой сидели девчонки. Одна дула на кораблик, отталкивая его. Другая — пыталась схватить за парус и притянуть к себе…

Верения была ещё совсем ребёнком, а я помнил её веснушчатым «пареньком», поэтому и не придавал значения. Но как-то она исчезла, и я не видел её весь день. Я ощутил, что мне чего-то не хватает, особенно когда Астра вдруг увидела Гила и с радостными возгласами бросилась к нему. А тот сперва удивился, а потом кинулся ей навстречу. Я не стал досматривать и пошёл искать дочку командора.

Я нашёл Верению в капитанской каюте. Она сидела перед Нордом и упрашивала его превратить её в красивую девушку лет восемнадцати. Норд мужественно отказывался.

— Нет!

— Ну пожалуйста!

— Нет, нет и нет! И не проси.

— Хотя бы волосы, как у Астры, и глаза, или носик и фигуру, и…

Я замер на пороге, но она была так поглощена беседой, что не слышала, как я вошёл. Зато услышал Норд и тут же постарался свернуть разговор.

— В другой раз, — сказал он. — Приходи годков так через «-дцать» и потолкуем.

— Ну хотя бы веснушки убери!

— Кхм.

Она обернулась.

— А подслушивать нехорошо!

— Я только что вошёл.

— Да? А я тут с Нордом болтала.

— Верения, не дури, ты и так хорошенькая. Ты ещё вырастешь и станешь красавицей, а превращение — оно ведь ненадолго.

— Значит, всё-таки подслушивал? Нахал! И не ври, что ты ни за кем не подглядывал.

— Да уж точно не за тобой!

— Хам!

Она гордо поднялась, прошлась, высоко задрав нос, и, толкнув меня плечом, вышла из каюты, хлопнув дверью. Ох, женщины, женщины.

Я отправился следом и тут же столкнулся со счастливой Астреей и улыбающимся до ушей Гилом. Удод долговязый!

— Представляешь, Кеес, — защебетала Астра. — Мы с Гилом раньше вместе в клубе стрелков учились. Меня забрали со второго курса, а он теперь на третьем — практику проходит. Сколько тебе ещё практиковаться, Гил?

— Месяц. К зиме должен вернуться в Истик-вуд.

Вот в этом месте я прислушался. Выходит, здесь всё же существует месячный цикл и смена времён года. Вот только, как разобраться. Сейчас по моим подсчётам приблизительно конец октября — начало ноября. Значит — осень, особенно если скоро, по словам Гила, зима. Жаркая однако осень… Хотя, кто его знает с этими перевёрнутыми широтами. Где бы раздобыть нормальные карты мира и календарь. Наверное, тоже в Фегле. А мы туда скоро и попадём.

— А все наши? Поля, Геля… Селем? Они тоже на практике?

— Конечно, только все в разных краях. А вот Селем у самого графа.

— Ух ты! Расскажи, расскажи! Я так соскучилась. Как там Селем? Он спрашивал обо мне?..

Эти двое забыли о моём существовании, словно я и не стоял радом. А потом Астра и вовсе утащила Гила на ют, закидывая его вопросами, а он отвечал довольный. Пинг-понг. Третий лишний. Мне стало грустно… Интересно? А кто такой этот Селем? Я вернулся в каюту, жалея, что так обошёлся с Веренией.

Иногда во время путешествия я с надеждой доставал из рюкзака часы и компас. Но они по-прежнему стояли, намертво застыв стрелками — ни туда, ни сюда, никакого движения. Никакого! В такие моменты я отчаянно скучал по дому и любовно перебирал вещицы в рюкзаке.

Куда меня заведёт со временем? Что со мной будет? Я старался об этом не думать и жить сегодняшним днём.

За несколько дней до прибытия в Фегль Верения посчитала, что мы отошли на безопасное расстояние и стёрла написанное на пергаменте.

— Всё, теперь могут отдохнуть, с ловлей покончено, — заявила она и добавила:

— А ещё я написала на своём студенческом пергаменте, что никто не сможет причинить нам вред написанием. Это защитит нас на какое-то время.

Булавка давно превратилась во Флакон. Представляю, что там творилось в институте соблазнительных девиц. Таурита небось волосы на себе рвёт. Как же она теперь такую причёску соорудит?

Однако Норда с Линком, похоже, это совершенно не заботило. Они предвкушали прогулку по Феглю. И вот, наконец, одним прекрасным пасмурным утром я услышал долгожданное:

— Земля!

Так мы и прибыли в этот чудесный город, о котором я уже много наслушался. Все высыпали на палубу и столпились у борта.

— Как тебе твой родной город, Кеес? — не удержавшись, подкололол меня Норд. — Ну, как он тебе? Сильно изменился?

— Ты знаешь, не очень, — невозмутимо ответил я. — Именно такой, каким я его и запомнил. Потрясающе красивым!

— Значит, подходит?

— Ещё бы!

В таком я и вправду хотел бы жить. Настоящий серебряный город. Он великолепно смотрелся, раскинувшись на фоне Ледяных гор, даже в пасмурную погоду. Гигантские ледяные пики мягко озарялись прозрачным светом. Представляю, как они сверкали на солнце. Но сейчас это выглядело особенно фантастично — серебристые здания, башни, зелёные парки, цветущие скверы и лужайки в обрамленье белых глыб, застывших водопадов и лавин. А хмурое серое небо только подчёркивало эту нереальную красоту.

Линк бесцеремонно подобрал мою упавшую челюсть. Однако я не обратил на это внимания. Легендарный город целиком занимал меня.

Даже отсюда было видно, что он построен на разных уровнях. Часть его возвышалась на холмах, другая — распростёрлась на равнине. А слева от нас вытянулся высокий полуостров, соединённый с берегом лишь узким перешейком.

— За полуостровом — выход в открытый океан, — сообщил Линк.

— А дальше? — машинально спросил я.

— Океан, ледяное побережье и неведомые земли.

Мы подошли совсем близко, и в глазах зарябило от скопления пёстрого народа, лодок, кораблей, парусов, флагов. Набережная, облицованная чёрным камнем, напоминала порог колоссального дворца, каким казался этот слаженно скроенный город. Это единство и гармония чувствовались во всём.

От набережной круто поднимались серебряные лестницы, ведущие на площадки разной высоты, с домами и цветниками на ступенчатых крышах. При этом мне бросилось в глаза, что кровли павильонов стоящих у самого причала сложены из круглых рифленых пластин, так напомнивших мне крыши Королевского города. Я указал на них Линку.

— Это раковины Гаттефаруса — гигантского морского слизня. Он водится только в здешних водах.

Ну что за мир?! Где красивыми длинными и торжественными словами называются какие-то слизняки, а такой шикарный город звучит коротко, броско и смешно — Фегль.

— И вовсе не какой-то слизняк, а местный деликатес, — усмехнулся магистр. — Из него готовят превосходный суп. Как-нибудь попробуешь.

Ни за что!

Штурман нашёл свободный причал, и мы причалили, наконец.

— Нас встретят, — заверил командор. — Гил, ты получил стрелу обратно?

— Да, капитан.

Спустили трап, мы собрали свои вещи и вышли на пристань. Дальше чёрного камня набережная была выложена разноцветными плитками и засыпана серыми камушками, которые приятно хрустели под ногами.

— Подождём, — согласился Линк, а Норд промолчал. Наверное, волновался. Или охрип, поскольку всё утро задавал один и тот же вопрос: «Мы уже приплыли? Мы уже приплыли?»

Часть команды осталась на корабле, остальные отправились в гостиницу, а Командор и девочки решили подождать с нами. И Гил, к моему великому неудовольствию.

Мы расселись на скамейки в ближайшем павильоне и от нечего делать глазели на корабли и людей — отбывающих с пристани и прибывающих.

К соседнему причалу, где стоял узкий двухмачтовый кораблик, подкатила низкая повозка запряжённая двумя необычными животными. По виду они напоминали шерстистых миниатюрных быков с витыми серебряными рогами. Густая голубая шерсть свисала длинными верёвочными прядями, полностью скрывая копыта. На рогах висели прозрачные колокольчики, мягко позвякивающие при езде, а в холки были вплетены ленты с белыми, похожими на лилии, цветами.

С повозки спрыгнул высокий длинноволосый человек в свободном серебристом одеянии. Человек и человек, если бы не голубоватый цвет кожи и белые волосы. Каждая его волосинка напоминала толстый кручёный канатик, а все вместе они лежали у него на голове снежной шапкой и ниспадали на плечи лавиной.

Навстречу ему с корабля сошёл его сородич, только волосы у того были серебристыми, а не белыми. А глаза у обоих напоминали искрящиеся льдинки.

Они заговорили между собой, и впервые я не понял ни слова, отчётливо слыша их разговор — беседовали они громко. И похоже — на другом языке.

— Кто это? — я толкнул в бок задремавшего было Линка.

— А… Кто? А, это. Это леддины — исконные жители Ледяных гор. Хорошо, что сегодня пасмурно и нежарко, иначе тебе пришлось бы отправиться к ним в гости, чтобы встретить. В Ледяных горах находится целая страна леддинов — Альбиледда. В разных районах их называют леддами или Альбами. Существует легенда…

— А вот и они, Командор! — возглас Гила оборвал рассказ Линка. К нам приближалась процессия.

Величественный старец в белых с серебром одеждах подходил к нам, в сопровождении статных воинов в чёрных с серебром мундирах. Серебро, серебро. Здесь оно было повсюду.

— Светлый магистр! — Линк с Командором мигом вскочили и поклонились, а остальные уставились на них как на неведомую невидаль. В том числе и я.

И почему я решил, что это воины? Ведь у них не было никакого оружия, по крайней мере, на первый взгляд.

Старец благосклонно наклонил голову, отвечая на приветствия, и в седых волосах блеснул тонкий обруч — четыре сверкающих камня в драгоценной оправе.

— Итак, вы здесь после стольких лет, — сказал он. — Добро пожаловать в Фегль. Счастлив приветствовать вас от имени князя, от своего имени и от имени совета четырёх на благословенной земле нашего города-государства. Князь будет рад принять вас незамедлительно, и скоро вы с ним встретитесь. А… ваши друзья, — он выразительно посмотрел через плечо Линка на Командора, Гила и девчонок. — Ваши друзья могут остановиться в доме у градоправителя, как обычно. Командор?

— Разумеется, — кивнул Командор.

— Вам окажут достойный приём. — И он вновь обратился к нам с Линком:

— Следуйте за мной.

Нам пришлось сесть в крытую лодку, украшенную цветами. Один из воинов оттолкнулся шестом, и мы отплыли от берега. Я неловко помахал Командору и Астре, а они ещё долго провожали нас взглядами. Светлый магистр устроился на носу лодки, нас с Линком усадили на корму, а в центре сидели воины и гребцы. Лодка шла к полуострову, и он постепенно приближался, показывая рёбра прибрежных скал, на которые свешивалась буйно пестревшая растительность. Она оплела весь полуостров до самых дворцовых крыш наверху.

— Куда нас везут? — отважился спросить я у Линка, шёпотом.

— Скоро мы встретимся с легендарными правителями Фегля, — уклончиво ответил магистр. — А Светлый — один из них.

Несмотря на торжественный приём, Линк был чем-то встревожен, и они с Нордом тихонько переговаривались. Я ухватил кусочек этого разговора.

— … Сам Светлый? Что бы это значило? — подозрительно хмурясь, говорил Линк.

— Что-то мне это тоже не нравится, — поддержал его Норд. — А кому отправили стрелу?

— Керику — брату Дагемира. Командор дружен с ним, насколько я знаю.

— Градоправителю? Тогда нас должны были встретить люди Керика или князя…

— А что если они заняты?

— Ну уж, Командора могли бы и поприветствовать. Он же не просто Командор, — а глава республики.

— Тс, тише… — В этот момент старец внимательно посмотрел в нашу сторону.

— Но по любому, маги-то нам и нужны, — пробормотал Линк. На этом разговор закончился.

Вскоре мы пристали к берегу, теперь уже к каменистому пляжу полуострова. Наверх вела белая лестница, достаточно широкая, чтобы идти по ней втроём, и убегала в зелёные лианистые кущи. Даже перила оплетали вьющиеся плети. Мы поднялись немного и окунулись в облако белых цветов и шли по ступенькам среди плотных зарослей, пока не оказались на полукруглой каменной площадке, где размещался… подъёмник. Оттуда нас подняли на самый верх. С высоты открывалось всё великолепие города — колоннады, арки, амфитеатры, купола, многоступенчатые улицы… Вдалеке я увидел озеро, по которому медленно плыли гигантские белые птицы. Не сразу сообразил я, что это лодки. Линк дёрнул меня за руку, и я невпопад спросил:

— А кто такой Светлый магистр?

— Шшш, он прирождённый и тоже Хранитель знаний, — ответил Линк. — Потом… Всё узнаешь.

Старец и воины отошли уже довольно далеко. Мы пересекли широкую квадратную площадку, догнали их и ступили во дворец. И сразу оказались в огромной зале без окон, со сводчатым потолком, который источал сияние сам по себе, а также светились линии пола и отдельные узоры на стенах. Здесь было очень светло.

Я инстинктивно поднял глаза к потолку и подивился. Расписной потолок напоминал карту: горы, леса, долины, реки, города… Зато пол под ногами изображал небесную сферу. То есть потолок был конечно ровным, но пространство под ногами зрительно уходило вниз и закруглялось, а там в чёрной глубине лучились звёзды, будто встроенные в полу лампочки. По поверхности же разливался свет. В центре волнистыми протуберанцами играло жёлтое солнце, а по кругу перемещалась коричневая луна, представленная в разных фазах — от полнолунья до тоненького полумесяца.

Круто! И как они это сделали? Феглярийцы, одним словом. Но такая перевёрнутость меня всё же смутила, учитывая то, что я знал об особенностях этого измерения.

У одной стены на помосте стояли четыре трона, и мы приближались именно к ним, следуя за стариком. На трёх из них уже сидели. Воин в короне — красивый, ясноглазый мужчина лет тридцати на вид.

— Князь Дагемир, — шепнул Линкнот. — Совсем не изменился.

Некто в тёмном плаще с надвинутым на глаза капюшоном. Я подметил, капюшон — самая популярная одежда в этом мире, если хочешь спрятаться от любопытных глаз. Интересно, срабатывает? Тут я спохватился, что чересчур долго таращусь на этого инкогнито…

— Тёмный магистр, — чуть слышно пробормотал Линк. — Э… всегда был таким. Его лица я никогда не видел. И всего остального тоже.

Мы как раз подошли поближе, и Тёмный магистр едва заметно кивнул. Или мне почудилось.

— Явился, обманщик! — с третьего трона соскочил сердитый длинноволосый бородач в узорчатом кафтане.

— Созидатель, — горестно вздохнул Линк. — Надо принять как данность.

— Главный Созидатель, — поправил его Светлый магистр, пряча улыбку. Сердитый бородач уже стоял перед нами, уперев руки в бока.

— Линкнот! — грозно пророкотал он, вперившись взглядом в Хранителя знаний. Тот притих и потупился как пристыженный школьник. Таким я его ещё не видел. Обычно — наглым и самоуверенным.

— Как ты посмел явиться сюда, после того, как ты и твои дружки Вест и Расвус с Нордом ограбили нас?! Бессовестно, вероломно обманули!

— Э…

— Где они, кстати?! Отвечай! Что? Побоялись прийти? Слюнтяи!

Казалось, он сейчас схватит Линка и начнёт трясти, невзирая на то, что тот был выше его на две головы и шире в плечах. Не знаю, как бы оно было, но вмешался Светлый. Он легонько отстранил бородача Созидателя со словами:

— Утихомирься, Тильтилиг. Пора сменить гнев на милость. Ведь это было так давно…

— И неправда, — незамедлительно вставил Линк, чувствуя поддержку.

— Неправда?! Ах, неправда? Пергамент! Мне! Сюда! Быстро!

Линк толкнул меня, а я вытащил из рюкзака золотую тубу и не без опаски протянул её Созидателю. Тот немедленно схватил её, достал пергамент, развернул и тщательно осмотрел, только ещё не понюхал. Словно хотел удостовериться, что ему не подсунули фальшивку. Убедившись, что Пергамент настоящий, а также цел, не порван, не истёрт и не исписан, он свернул его в трубочку и, положив в тубу, недовольно отметил:

— Всё в порядке.

— Только, — начал Линк и запнулся.

— Что?!

— Вест… э…

— Четвёртый воришка? И ляд с ним… А он что, был с вами?

— Вроде того, — замялся Линк. — Он и сейчас с нами.

Тильтилиг нахмурился, а Светлый магистр поспешил вмешаться:

— В свете последних событий мы с этим разберёмся.

— И примерно накажем виновных, — по-своему истолковал Созидатель.

— Да будет тебе, Тиль, — со своего места рассмеялся князь. — Кто старое помянет…

— Они нарушили договор! — не унимался Созидатель.

— Но они же вернули Пергамент. И потом, — мы обошлись, ничего страшного не произошло. Нам в Фегле не нужны пергаменты.

— Я трудился над ним полжизни…

— А! — возликовал Линк. — А вот теперь ты врёшь. Вы изготавливали его всего год, вместе с Вестом. И кто из нас обманщик? В любом случае, ты должен был Весту половину.

— Не смей меня обвинять! Пергамент и так был у вас первое время, а потом вы должны были мне его вернуть, а вместо этого — совершили подлог.

Князь едва сдерживал смех. А бородатый Тильтилиг совсем распалился. И Светлый магистр снова вмешался, пряча смешок:

— Давайте разберёмся спокойно. Тихо, Тильтилиг, выскажешь свои претензии лично Весту, если хочешь, но позже.

— Как?

Князь предостерегающе поднял руку.

— Сейчас всё и узнаешь. И не набрасывайся так на Линкнота. Главный зачинщик — не он. А…

— Расвус! Расвус, как есть, — подал голос Норд.

И все разом притихли. А я достал Зеркало из кармана и продемонстрировал правителям Фегля.

— Видишь, Тиль, — примирительно сказал князь. — Вот и настала пора всё прояснить. Знаменитая четвёрка распалась, но мы пока ещё здесь и можем что-то решать. Займите свои места и начнём. Иначе, нам до вечера не разобраться.

Созидатель вернулся на трон, прижимая к груди своё сокровище. Светлый важно прошествовал на место и с достоинством сел. А Тёмный за всё время ни разу не двинулся и не проронил ни слова.

Князь Дагемир приветливо улыбнулся нам и щёлкнул пальцами. Миг и перед нами образовались низенькие мягкие скамеечки. Мы поблагодарили, уселись перед возвышением и приготовились слушать, и говорить, по необходимости.

— Начнём по порядку, — сказал Светлый.

— Тогда уж, и с самого начала, — перехватил инициативу Созидатель. — Если позволите? Магистры и князь кивнули. Созидатель продолжил:

— Давным-давно, так много лет назад, что это не уяснить простому смертному, в страну Двенадцати нагрянула беда. Открылись врата Некедемерии. Люди умирали и прирождённые не справлялись с этой напастью. И тогда двенадцать правителей явились к нам с просьбой о помощи. И мы помогли им. Даже в ущерб себе. Драгоценные магические материалы стоили нам очень дорого, ведь мы тогда ещё не дружили с леддинами. Но жизнь людей была в опасности, страна оказалась на грани вымирания, и мы помогли создать двенадцать волшебных предметов, и отдали их волшебникам. Но с одним условием. После того как всё наладится, они должны были вернуть нам Пергамент. Пергамент слишком серьёзная вещь, чтобы оставлять его в несовершенной стране навсегда, и волшебники согласились с нашими условиями, но не выполнили их.

— Почему же? — вмешался князь. — Они вернули Пергамент, как только справились с бедой, страна начала процветать, а они обрели помощников в лице потенциалов и открыли свои школы.

— Да, но спустя опять же много лет в Фегле появились четверо авантюристов, якобы с дружественным визитом и, пользуясь своими способностями, украли Пергамент. Да уж, в этом они отлично дополняли друг друга: Хранитель знаний, «превращатель» и «написатели». Они ловко всё провернули, и мы спохватились лишь тогда, когда они были далеко отсюда и укрылись в своих владениях, как лисы в норе.

Линк понурился, но физиономия у него при этом оставалась хитрой. Я всё видел.

— Не будем вспоминать об этом, — князь снова поднял руку. — Что было, то было. Лучше поговорим о том, что мы имеем сейчас.

— Доставай, Кеес, — попросил Линк. Я вытащил из рюкзака Раковину и Флакон.

— Что ж, Норд, Вест, Флавия и Альменция, — перечислил Светлый. — А где Зюйд и Дидр?

У Созидателя в этот момент выражение лица воплощало злорадное: «Ага! Я так и знал!»

— Ну-у, — замялся Линк. — Нам было не по пути… Да и этих оказалось не так-то просто раздобыть. Кто б говорил!

— Вызволить — ты хотел сказать? — Светлый усмехнулся.

— Посмотрите! — не выдержал Тильтилиг, его просто раздирало от раздражения. — Даже здесь им наплевать на других.

— Успокойся, Тиль, — в который раз осадил бородача Светлый. — Продолжай Линк. Вернёмся к началу, но с другого момента. Значит…

— Двенадцать волшебников жили каждый в своей области, занимались своими делами, никому не мешали, а правили честно и справедливо, направляя королей, когда…

— Появился Тринадцатый! — не сдержался Норд, уставший мигать. — Великий магистр, можно я продолжу?

— Как хотите. Мне всё равно, кто будет говорить. Не забывайте, что я Хранитель знаний и многое понял, как только вы ступили на землю Фегля. Просто хочу услышать всю историю из ваших уст, с вашей стороны. И, Норд, у меня ведь есть имя. Надеюсь, ты помнишь?

— Да, Солин.

— Вот и хорошо. Будем запросто, по-домашнему. Здесь все свои, — и так многозначительно взглянул на меня.

И я свой? Ну да, я же по легенде хм… из Фегля. Как я мог забыть. Что и думать — знающий человек.

— Итак, нас было двенадцать уникальных прирождённых. Но явился Завирессар и стало тринадцать. Он заявил о своём даре и предложил нам объединиться.

— Зачем? — Солин заметно напрягся.

— Чтобы вывести Страну Двенадцати из кольца Ледяных гор и править миром, — простодушно ответил Норд, и Светлый облегчённо выдохнул.

— И?

— Мы отказались.

— А точнее — вы не приняли его. Вы не поняли его дара.

— Скажем так — шестеро из нас усомнились в его уникальности.

— Почему?

— Прирождённых много, а уникальных — единицы. Они рождаются редко, при определённом стечении обстоятельств, и при этом их дар не всегда развивается и сохраняется.

— Я не о том. Почему вы усомнились?

— Он не захотел демонстрировать нам свой дар. Он требовал, чтобы мы приняли его на веру.

— Ну и?

— Мы не поверили, за что и поплатились, позже, когда испытали на себе последствия этого дара.

— Значит, теперь вы знаете, в чём его сила.

— Да, его страшный дар состоит в умении накладывать заклятия на прирождённых. На всех и на каждого, любой тяжести и продолжительности. От лёгких чар до изощрённого колдовства. Увы, мы выяснили это слишком поздно.

— А другие шестеро?

— Они соблюдали нейтралитет, избегая Тринадцатого.

— И где они теперь? Что с ними.

— Этого я не знаю. Они всегда были сами по себе и себе на уме, и редко появлялись с нашей стороны Чёрных гор.

— Я слышал, что они впали в немилость из-за своего бездействия, но не пострадали. Хотя тоже не поддержали его напрямую, — откликнулся Линк.

— В общем, как я понял, Завирс оказался опасным злодеем? — уточнил князь.

— Это спорно, — гулко прозвучал под сводами новый голос. Он раздавался оттуда, где сидел Тёмный. Все на мгновение замерли, а я вздрогнул, словно меня коснулось ледяное дыхание. Бррр, мурашки по коже. Даже в зале похолодало. Но лишь на минуту…

Первым опомнился Норд:

— С какого перепугу — спорно?

— А если бы он сразу продемонстрировал вам свой дар, вы бы согласились править миром? — коварно спросил Тёмный.

— Э…э-э, это вряд ли, — как-то неуверенно начал Норд, сделал явное усилие над собой и твёрдо заявил:

— Нет! У каждого из нас — своё могущество, своё дело и место. Страна и так процветала. И неосвоенных территорий было предостаточно. Земли всем хватало. Пусть себе другие за Ледяными горами, или в горах, живут спокойно и тоже процветают…

— Однако же он напомнил вам о леддинах, — вкрадчиво заметил Тёмный.

— Это было давно, — отрезал Норд. — Не будем ворошить прошлое, — по примеру Светлого магистра добавил он.

— Тем более это прошлое касалось в основном Фегля, — коварно усмехнулся Тёмный магистр. Норд промолчал.

— Знаете, в чём ваша беда? — продолжал Тёмный. — В том, что вы — каждый сам за себя, вы — единоличники, одиночки. Вам не всё равно, когда что-то происходит с вами, но совершенно безразлично, когда неприятности у кого-то.

— Вот-вот. Я же говорил, — поддакнул Созидатель.

— Мы отклонились от темы, — не поддался на провокацию Светлый.

— Хорошо, Солин, но не забывай, что пока мы едины — мы правим Феглем, а Фегль процветает.

— Это наш случай, а не их — возразил Светлый. — Да, мы научились объединять нашу магию, чтобы добиться успеха, но это к делу не относится.

— Ещё как относится, — не согласился Созидатель. — И скоро они в этом убедятся.

— Продолжай, Норд, — кивнул князь, прекратив тем самым прения магистров.

— Мы тоже научились, через потенциалов, — первым делом возразил Норд. — Так о чём я… Завирессар не смирился с нашим отказом. Однако он сумел заверить нас в своём дружелюбии и усыпить нашу бдительность. Более того, он ухитрился не только заручиться поддержкой наших врагов, но и переманить на свою сторону в тайне от нас наших ближайших помощников, тех, кому мы доверяли безоговорочно. И самое прискорбное, что он внушил любовь красивейшей из наших женщин. Он соблазнил Альму и через неё воздействовал на нас. Ведь она любила его, и поэтому мы хорошо относились к нему. Она… он был её возлюбленным, и она отдалась ему всецело. Именно с её помощью он заманил нас к себе в Чёрные горы, в свой замок, на якобы праздничный приём в честь их помолвки.

— Глупцы! — презрительно высказался Тильтилиг.

— Мы были уверены в своих силах! — выкрикнул Норд, теряя самообладание.

— Самоуверенные глупцы, — уточнил Созидатель.

— Давайте посмотрим, как всё происходило, — предложил Солин.

Мы с Линком переглянулись, Норд сдавленно закашлялся, а Светлый покинул трон и подошёл к противоположной стене. Мы тотчас же повернулись за ним. Солин хлопнул в ладоши, и стена озарилась сиянием, словно внезапно распахнулось огромное окно, и оттуда хлынул дневной свет. Мы зажмурились, а когда открыли глаза, стена приглушенно мерцала, словно подсвечивалась изнутри, как экран большого телевизора. Если бы экраны делали из искусственного льда.

— Это «светоперфектум», — объяснил Солин. — Его сделал Тильтилиг, а мы — магистры вдохнули в него магическое видение прошлого. Это наглядный результат нашего сотрудничества. Я — Светлый маг — Хранитель дневных знаний. Он, — в этот момент Тёмный приблизился и встал с другой стороны экрана, — Тёмный маг — Хранитель таинственных знаний ночи. По отдельности мы способны видеть лишь настоящее, а вместе — прошлое и частично грядущее. Поскольку настоящее складывается из прошлого, а будущее обусловлено настоящим. Вместе мы в силах преодолеть границы, потому что зрим в большем количестве направлений и гораздо глубже проникаем в неведомое. Теперь смотрите! — он взмахнул рукой.

«Светоперфектум» потемнел, затем его залил свет, и мы увидели Чёрные горы…

— Эй, я не вижу ничего, — возмутился Норд. Я спохватился и повернул его к экрану.

Горы приблизились, и я узрел замок среди гор. Вот этот точно выглядел так, будто сам Демон Ночи был его архитектором. Куда там прочим даэдрам! Изображение надвинулось, ракурс увеличился, и вот мы уже внутри замка. Что там за помещение я не разобрал, зато очень чётко увидел длинный стол, за которым сидели люди. Я насчитал семерых. Во главе стола…. Так, не успел рассмотреть, изображение передвинулось, но, вероятно, это был хозяин замка.

— Завирс, — Линк сжал кулаки, подтверждая мои слова.

Далее, я увидел прекрасную белокурую женщину, сидевшую напротив хозяина на другом конце стола. Она улыбалась, отпивая из хрустально бокала светлое вино.

— Альма, — прошептал Норд.

Далее изображение поползло, последовательно показывая каждое смеющееся лицо, а Линк перечислял:

— Вест, Зюйд, Флавия, Дидрид — брат-близнец Альмы. О! Вот и Норд… Дружище!

Норд издал неопределённый хриплый звук, а изображение задержалось на темноволосом мужчине с франтоватыми усиками и живой мимикой.

— Я же и сам там был, — проговорил Линк. — И ещё несколько прирождённых и даже потенциалов.

— И? — уточнил Тёмный.

— Мы с Тауритой ушли раньше. Э-э… Разошлись по комнатам. Прочие тоже. Остались только Завирс и шестеро прирождённых.

— А другие шестеро?

— Их не было на приёме.

— Почему вы так и не узнали, что случилось тогда?

— Мы разошлись по комнатам, я уже говорил.

— Тоже мне, друг, — мрачно хмыкнул Норд. — Разошёлся он по комнатам! Небось, не один и не с одной. Пока нас там… — Он всхлипнул.

— А ещё Хранитель знаний называется…

— Завирс что-то сделал со всеми нами. Наутро все разъехались рано, так ничего и не заподозрив. Колдовство тринадцатого коснулась и нас. Как потом выяснилось. Но мы узнали слишком поздно — все, кто там был, потеряли часть своей силы… Солин кивнул.

В этот момент изображение выхватило дальний угол, ненадолго, но я успел рассмотреть человеческие фигуры в масках. Они что-то держали в руках. Подносы? А ещё? В руках одного из них блеснул знакомый предмет, очень знакомый, но лишь на миг, я не определил, что именно — он спрятал это в широкий рукав. Изображение опять сместилось, показав стол с пирующими. Они ели, пили, разговаривали и веселились. И только сейчас я смекнул, что экран не передавал звук, только картинку. Надо бы им посоветовать колонки сотворить. Н-да.

В этот момент к столу приблизились шестеро в масках с подносами и поставили на стол ещё несколько блюд с яствами. Однако они не ушли, а остановились и замерли за креслами пирующих…, достали из карманов и широких рукавов… Волшебные предметы! Зеркало-Раковину-Флакон-Лук-и-Стрелу, и… Кубок?.. Так вот что было в руках у подозрительного в углу — Пергамент. Жаль, что я не мог видеть его лица.

Люди в масках подняли предметы над головами, и волшебники, словно почувствовав, одновременно обернулись, и… погас свет. Всё исчезло, экран потемнел. Теперь уже окончательно.

Магистры вернулись на троны, а мы, слегка оглушённые увиденным, вопросительно посмотрели на них.

— Что это было? — глухо вымолвил Линк.

— Лучше спросить кто? — сердито засопел Норд.

— За Альменцией стояла женщина, — констатировал Линк и, поколебавшись, спросил. — Это Таурита?

— Она же была с тобой, — съязвил Норд.

— Она присоединилась ко мне позже, — скромно опустил глазки Линк.

— Нет, это была не Таурита, — разрешил их сомнения Солин. — Это была другая женщина, но её вы тоже хорошо знаете.

— И, полагаю, новая любовь Завирессара, — добавил Тёмный.

— Бедная Альма! — воскликнул Норд. — А я её подозревал.

— Зря. Она такая же жертва.

— Значит, это и было заклятие Тринадцатого, — задумчиво проговорил князь.

— Да, — ответил Тёмный. — Он обратил силы шестерых волшебников против них самих и сделал их пленниками своего собственного волшебства, соединив их с волшебными предметами. Теперь Норд — пленник зеркала.

Да уж, пленник зазеркалья, оказывается, в его случае звучало буквально.

— … Флавия — находится в раковине, Вест — часть пергамента…

— Хуже всего Зюйду, — мрачно заметил Норд. — Ему пришлось раздвоиться на лук и стрелу.

— Определённо, вы поняли.

— Да и ещё мы удостоверились, что Завирс обтяпал всё это не один. Против нас устроили заговор, — ответил Норд.

— Осталось только выяснить, кто эти заговорщики и предатели, — добавил Линк.

— Ну, одного из них я точно знаю, — мстительно сообщил Норд. — Вот уж он у меня ответит.

— Это ты о ком?

— О нём! Об этом мерзком сморчке, об этой жабьей бородавке на теле моего колледжа. Об этом ничтожестве…

«Мракодур», — осенило меня.

— Об этом предателе и перебежчике — нынешнем ректоре-самозванце моего колледжа.

Н-да, не там осенило. Ну и ладно!

— Так это ты прежде был ректором? — удивился я.

— Естественно.

— А про тебя такое рассказывали…

— Какое ещё?

— Ну, что ты пропал из-за разбитого зеркала и всё такое.

— Враньё! Они так заметали следы, а студенты и преподаватели им поверили. Ведь обратное доказать невозможно.

Всё это время магистры, князь и Созидатель молча слушали, а потом Тёмный сказал:

— А я бы на вашем вместе обратил внимание на того, кто стоял с Пергаментом.

— А зачем? И так всё ясно. Это — нынешний ректор УМа, — фыркнул Норд.

— Ой ли? — усмехнулся Светлый.

— Тогда кто?

— Трудно предположить, а выяснить ещё труднее.

— Но вы же Хранители знаний, — едко ввернул Норд. — Вот и узнайте.

— Это предстоит выяснить вам, — невозмутимо ответил Солин. — А наши знания настоящего ограничены морем и горами. Одно могу сказать — человек с Пергаментом, да и сам Пергамент, — центральные звенья заговора.

— А я думал — Завирессар, — недоумённо проворчал Линк.

— Не всё так просто, — Солин задумчиво почесал подбородок. Есть! Магистры из Фегля тоже люди, раз у них подбородки чешутся.

— Несомненно, Завирс — главный. Но без Пергамента и «написателя» у него ничего не получилось бы.

— То есть, делаем вывод, что один из главных злодеев — «написатель»? — Норд явно восторгался своей догадкой.

Ну что за страна?! Сплошные заговоры — волшебников, королей, написателей… Стоп! Тут я кое-что вспомнил и воскликнул:

— Эврика!

— А это кто такая? — удивился Норд.

— Так зовут «написателя»? — переспросил Линк.

— Так называют открытие, — тут я смутился, заметив, что на меня все смотрят. — Ну, может и не такое уж открытие или не открытие вовсе… Просто вспомнил, — я стушевался окончательно.

— Говори, — подбодрил меня Дагемир. Всё-таки из четверых правителей он мне больше всех нравился.

— Это… Тут…

А дальше я рассказал им о своих приключениях во время посвящения в УМе, обо всех этих страстях с мистериями, воротами, пергаментами и карандашами. И меня никто не перебивал.

— Это все подозрительно, — такими словами закончил я свой рассказ.

— Это не просто подозрительно, молодой человек, — внезапно прокомментировал Тёмный. — Это продолжение истории. Вы понимаете, что это значит? Все переглянулись.

— Кто-то пытался открыть ворота, зная старинное предание, посредством написания, — предположил Солин.

— Не просто кто-то, а очень умелый «написатель», — вставил Тёмный. — Вероятно — магистр.

— Это означает, что заговор против волшебников и второе неудавшееся открытие врат — взаимосвязаны. Стоит только сопоставить факты и немного подумать. Тот же почерк, и опять всё завязано на Пергаменте, — констатировал Солин.

— То-то и оно, — подтвердил Тёмный. — То-то и оно. И это просто невероятная удача, что попытка не удалась. Ведь ничто бы не помешало таинственному «написателю» открыть ворота и в третий раз.

— Через миллион лет? Столько не живут, — усомнился Созидатель. — Даже прирождённые в нашем мире.

— Миллион лет должно пройти в Некедемерии, — пояснил Тёмный. — Для тамошних демонов — это десятилетие. А в нашем измерении — всего лишь какая-то сотня-другая лет. Магическое несоответствие. Не забывайте. Да и после второго открытия ничего хорошего нас не ждало. И тот, кто пытался совершить это, используя посвящение и студентов, вероятно, очень чётко это понимал. Он всем этим управлял. И мог ускорить процесс. Следующее жертвоприношение произошло бы спустя несколько лет.

— Как? — не понял Дагемир.

— С помощью пергамента конечно. Волшебного пергамента!

— Вот-вот — закивал я. — Недаром столько народу хотело его украсть, пока мы с Веренией сами пытались его стащить. И рассказал о несчастных мёртвецах и о хромоногом-одноглазом.

— Это ещё интереснее, — покачал головой Созидатель. — Но тогда тот «написатель» должен быть не просто мастером своего дела, а… я даже не знаю…, извините, быть Вестом.

— Вест сразу исключается, — напомнил Норд. — Он в Пергаменте, а не мог же Пергамент, даже волшебный, сделать все это сам собой.

— Не мог…, — Линк нахмурился. — Тогда кто?

— Надо понять мотив, — глубокомысленно выдал я.

— Парень прав, — усмехнулся Тёмный. — Установив, зачем злоумышленнику это было нужно и почему, мы поймём, кто он.

— А я говорил, — ядовито высказался Тильтилиг. — Говорил, что нельзя было красть. Не надо было нарушать договор! Вы поступили плохо, и вот как это обернулось против вас. Вы поплатились за свою…

— Сейчас не время разбираться, кто виноват и вести воспитательные беседы, — перебил его Дагемир.

— Надобно выяснить подробности прошлых событий и контакты Завирессара. Ведь многое пока сокрыто, — сказал Солин. — Но над этим мы ещё поразмыслим. А пока…, — он выразительно посмотрел на меня. — Давайте послушаем того, благодаря кому мы здесь собрались. Того, кто помешал злоумышленнику, кем бы он ни был, открыть врата Некедемерии.

Когда я сообразил, что речь идёт обо мне, то смутился:

— Да ладно…

— Не ладно, а рассказывай, Кеес, рассказывай. Как ты сюда попал, и что было после. Нам ведь надо решить и твою проблему…

А, это? С удовольствием.

И я выложил им всё с самого начала, с того момента, как сбежал из дома и университета. Я даже показал им часы и компас для полной убедительности. Впрочем, Хранителей знаний не обязательно в чём-то убеждать — они и так всё знают. Закончив рассказ, я спросил:

— А почему вы считаете, что благодаря мне все здесь собрались?

— Это же очевидно, Кеес, — улыбнулся Солин. — Если бы ты не попал в наше измерение из своего мира, то ещё неизвестно, сколько Норд проторчал бы под чёрным покрывалом в кабинете нынешнего декана или ректора. И уж точно всего остального тоже не случилось бы.

— Возможно позже — буркнул Норд, но на его слова никто не обратил внимания. А я чего-то засомневался:

— Магистр Солин, но я же не сам собой оказался в Стране Двенадцати. Благодарить следует того держателя измерений, из-за которого я обретаюсь в вашем мире.

Тёмный рассмеялся:

— А юноша не дурак! Даже умнее, чем мы предполагали. Разумеется, всё началось с держателя измерений.

— И думаю, поэтому ты сможешь вернуться, — подхватил Солин.

— Как?

— Мы устроим тебе встречу с держателем измерений. В Фегле как раз есть один такой. Вернее, одна. Моя дочь.

Везёт мне на чьих-то дочерей…

— Но она в отъезде и будет только через неделю. Подождёшь?

— Спрашиваете!

— Хорошо. Надеюсь, она тебе всё растолкует. А пока, если не возражаешь, я возьму эти предметы, — он указал на часы и компас, — чтобы изучить, как пребывание в нашем мире может отразиться на тебе.

Ох, что-то мне стало тревожно после этих слов…

— Я исчезну?

— Время покажет, — неопределённо ответил Солин, лишь усилив моё беспокойство.

Я вздохнул. Это вышло слишком громко, и Светлый магистр ободряюще улыбнулся.

— Ты в Фегле, Кеес. А здесь мы найдём способ заставить бежать время для тебя.

— Это так, — серьёзно заметил Тильтилиг и вдруг подмигнул мне. — Что-нибудь сообразим.

Не ожидал я этого от сурового бородача. Люди часто бывают непредсказуемы.

— А теперь вы, — Солин обратился к Линку и Норду. — Вы уже знаете, как снять заклятье.

— Предполагаем, — ответил Линк. — Мы думали о серебрянке.

— Это правильная мысль, — поддержал Тёмный. — Серебряная вода питает любое волшебство и снимает любое заклятие, если волшебство замешано на ней. Все волшебные предметы созданы на основе серебрянки.

— Тогда стоит попробовать, — предложил Солин.

— За чем же дело стало! — подскочил князь.

Однако Созидатель нахмурился.

— В чём дело, Тиль? — поинтересовался Солин.

— Мне бы вашу уверенность.

— Я уверен. Мы сможем разделить их с предметами. Во всяком случае, тех, кто здесь, а потом найдём и остальных.

— Отправляемся! — распорядился Дагемир и первым устремился к выходу. И все последовали за ним. Кто взволнованно, а кто недоверчиво качая головой.

Мы вышли на площадку перед дворцом, и вскоре к нам бесшумно спланировали… Тут Линку пришлось подбирать мою челюсть несколько раз… На площадку приземлились три большие металлические птицы. На их спинах в открытых кабинках сидели уже знакомые мне воины и управляли птицами, дёргая за рычаги.

— Мы редко ими пользуемся, — сказал Солин. — Но сейчас особый случай — нужно скорее попасть в Серебряную долину.

— Да уж, расходуют слишком много серебрянки, — недовольно проворчал Тильтилиг. — Вот малость усовершенствую…

В брюхе ближайшей птицы открылся люк, и мы с Линком забрались внутрь по знаку князя. В оставшихся двух разместились магистры, Созидатель и Дагемир.

В «брюхе» оказалось не так уж тесно и довольно мягко, из-за обивки и набросанных внутри подушек и покрывал.

— Не бойтесь, полетим не очень высоко, — успокоил нас воин-пилот, неправильно истолковав моё замешательство.

А я при этом раздумывал — стоит ли рассказать ему о самолётах, вертолётах и космических кораблях. Нет, лучше я расскажу Тильтилигу о телевизорах и компьютерах.

Люки наглухо задраили, «птицы» с лёгким трескучим шумом взмахнули крыльями, и мы взлетели — достаточно плавно. И даже почти не трясло и не качало. Я, главным образом, беспокоился о Норде. Поскольку, было ясно какой из него моряк. А «лётчик», возможно, ещё худший.

Под конец я осмелел и тихонько отодвинул одно из металлических перьев, закрывающих маленькое окошко. Под нами проносился зелёный луг, и блестела река, а потом замелькали серые камни.

Мы приземлились на каменистом взгорье, перед заслонившими небо ледяными пиками.

Выбравшись из брюха диковинной птицы, я во все глаза смотрел на огромные глыбы льда, начинавшиеся сразу за серыми и чёрными с ледяной проседью камнями.

Ух, ты! А позади нас — зелёная трава и цветы, совсем радом с ледяным царством.

С Ледяных гор потянуло холодным ветром. Но вообще-то, здесь было тепло. Мы прошли ещё немного за Солином, и ветер усилился, когда мы остановились на берегу широкого серебряного потока. Не иносказательно серебряного, а буквально. Вода в нём напоминала расплавленное серебро с примесью ртути. Она бежала с гор, низвергаясь с вершин сияющим водопадом, и сползала по расщелинам и порогам.

— Серебряная лава, — благоговейно выговорил Созидатель.

— Ручей ещё не подмёрз — это хорошо, — Солин старался подбодрить изнывающих от волнения коллег.

— Несите предметы, — распорядился князь Дагемир.

Воины принесли корзину с крестообразной ручкой, куда ещё во дворце сложили Флакон, Раковину и Пергамент. Я добавил туда Зеркало, и они потащили корзину к ручью. Привязали к ручке крепкую верёвку и, надев шероховатые перчатки, полегоньку опустили предметы в ручей. А мы напряжённо смотрели на воду. Сердце моё трепетало от волнения и, когда лишь ручка корзины осталась торчать из воды, чуть не выпрыгнуло из груди.

Сначала всё было спокойно, а потом серебряный поток вспучился, вспенился и забурлил. Все затаили дыхание и…