Часть I. Вернувшийся в игру.

Хороший вопрос, как говорят политики. Нужен особый человек. С определенными способностями. С этаким длиннющим списком способностей. Более того, со взвешенным их сочетанием. До нас ведь не сразу дошло. Думали, пойдет каждый молодой, смышленый, амбициозный. Ну, типа я. Теперь-то мы знаем... думаем, что знаем, он должен соответствовать физически, психически и характером. У него должен быть особый взгляд на окружающее. Должна быть способность, как оказалось, редкая: видеть и как оно есть, и как оно все может быть. Ну, конечно, если вы поняли, о чем это я."


Джек Финней. "Меж двух времен".


1. Ровесник революции.



- Давайте по порядку, гражданин. Ваше фамилия, имя отчество, место и год рождения?


- Еремин Виктор Сергеевич, город Брянск, год рождения одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмой.


- Гражданин, вы серьезно?




Старшина милиции из линейного отделения, согласно предъявленному удостоверению - Сысоев Петр Ефремович, - выглядел как-то невзрачно. Человек, похоже, тянул служебную лямку с низов, быт устроен, есть домик и участок где-нибудь возле Ново-Советской, на высокие должности не рвался, отбарабанит свое и пойдет чинить крышу и кормить курей.


На этот раз Виктор даже не успел толком понять, что угодил в другое время. Факт попаданчества он осознал, когда увидел, как прямо на него, по асфальтовой полосе тротуара, несется тетка лет сорока, в деревенской кацавейке мехом внутрь, старых бесформенных ботах и с бурой хозяйственной сумкой из кожзама.


- Вот он! Вот он, гад! Держите! Люди добрые, хватайте его, это же полицай!


Сумкой она пыталась ударить Виктора, но в единоборствах была не сильна, и Виктор увернулся. Тут же подоспели вежливые люди с повязками ДНД на рукавах пальто; по счастью, они сразу же остановили и тетку ("Спокойно, гражданка! Без самосуда разберемся!"). Виктору предложили пройти; как человек, с жизненным опытом ДНД, ОКОД и даже Осодмила, он согласился.




- Извините, это, конечно, же, невероятно. Хотел сказать, что пятьдесят возраст. Налетели тут, запутался.


- Пожалуйста, соберитесь. Стало быть, выходит, год рождения восемнадцатый?


Милейший человек старшина, подумал Виктор. Значит, это шестьдесят восьмой. Довольно странный год. В капстранах молодежь внезапно стала бунтовать против капитализма, а в соцстранах - против социализма. В Чехословакию войска ввели, в Штатах массовые беспорядки до кровопролития. А потом быстро все стихло. Революция, устроенная непонятно кем. Ни рабочим, ни бизнесу она была ни к чему. Масса левых группок, каждая из которых считала себя самой левой, и ничего не знала про себя, кроме того, что она левая.


Хотя это наверняка другая реальность и в ней другие заморочки. Четыре раза другая реальность. Хорошо хоть сейчас опять закинуло туда, где в детстве помнится, и, судя по форме товарища старшины, это что-то на тему старого доброго СССР.


- Семнадцатый, - уточнил Виктор.


- Вот как... Стало быть, ровесник революции. А меня вот к концу войны призвали, под Прагой ранило, но не сильно.




Фигово, подумал Виктор. Война была, и у него, у Виктора, как раз призывной возраст. А, стало быть, может существовать двойник-предатель. Личность подозрительная, откуда - неведомо, стало быть, осудят - и к стенке. Правда, не сразу, судить будут. Если свидетели узнают в нем, Викторе, какого-нибудь местного гада, можно сколько угодно говорить, что ты - это не ты. Еще и какие-нибудь дела послевоенные повесят.


- Хильков это, я говорю, у немцев служил! - заорала тетка со стула у стены. - Он, он расстреливал, я сразу узнала!




- Подождите, гражданка, не все сразу, - остановил ее старшина. - По порядку давайте. Ваша фамилия, имя и отчество.


- Талакина, я, Любовь Семеновна... Вокзальная, сорок семь живу. Дом на две семьи такой.


- Про дом, гражданка Талакина, после. Вы утверждаете, что это гражданин Хильков, который во время войны служил у немцев, и участвовал в расстрелах?


- Он, точно он! Вы на груди посмотрите, у него наколка там, орел и якорь, синяя такая!




Виктор облегченно вздохнул. Куртка кожаная на месте - стало быть, не вселенец.


- Гражданин Еремин, покажите, пожалуйста, место на теле, о котором говорит гражданка Талакина.


- Пожалуйста... Одежду можно сюда повесить?


Снимать рубашку было боязно. А вдруг все-таки что-то проявилось? Перемещение так и осталось для Виктора тайной, и мало ли что.


- Вот, глядите...


- Поближе к свету, пожалуйста... Подойдите, гражданка Талакина. Что вы видите?


- Ну как же... Как же я ошибиться-то могла? Ведь вылитый Хильков-полицай!


- Следов от сведения наколки тоже не видно. Вы, гражданин, можете одеваться. Приносим извинения, ошибочка вышла.


- И меня уж простите! Ну, сама не знаю, как получилось! Прям как ударило! Вылитый, вылитый он!




Натягивая свитер, Виктор обратил внимание на стены отделения. Три портрета - Дзержинский, Косыгин и какой-то мужик незнакомый с жесткими чертами лица. Не Хрущев, с Брежневым сходство только прическа, высоким округлым лбом немного напоминает Романова, но тот должен быть сейчас намного моложе. Ничего близкого из портретов членов Политбюро, которые носили на демонстрациях, Виктор не припоминал.


Большой широкий плакат на реечках: лейтенант в форме и при фуражке сверлил зрителя глазами на фоне эпизодов постовой службы, гаишной и еще какой-то; надпись наверху гласила "Милиция на службе народа". Служебное всякое - "Их разыскивает...", себя на фотках не обнаружил. Зеленые коробки ведомственной рации, с тумблерами, увенчанные круглой жестянкой динамика, микрофон - радиосвязь есть. Другой динамик - черный кирпичик с желтой решеткой, висевший у двери, тихо мурлыкал что-то классическое. На окне столетник. Верно, старшина держит, для лекарства.


- Вам, гражданка Талакина, спасибо за бдительность, но следующий раз не налетайте, а сообщите нам. Хорошо, если просто конфуз, а то ить преступник может быть вооружен. Вы оружие при себе имеете? - старшина обратился уже к Виктору.


- Не ношу, - ответил Виктор, и тут же добавил: - Не полагается.


"Пусть думает, что имею отношение к службе"


- Да, гражданин Еремин, - добавил старшина, снимая трубку с угловатой пирамидки карболитового телефона, - пустая формальность, но положено. Пожалуйста, сообщите, где вы работаете, чтобы мы могли подтвердить вашу личность, или домашний адрес. Друзей, родственников. Или, если есть паспорт, покажите. Хотя паспорт редко кто носит...




"А вот это белый полярный зверек семейства псовых... Причем полный."




2. "С ослов потерпевшего".



А ведь жизнь уже почти что задалась, подумал Виктор. И цены на нефть вверх пошли, и чайник он купил, и браслет часов починил, и даже за лето удалось наконец сделать ремонт в ванной. Звуковой открытке Альтеншлоссера он особого внимания не придавал. У Дитриха в Германии, небось, кризис среднего возраста плюс депрессия на почве арабов в Берлине, гей-парадов и законов против отрицания холокоста. Истинному арийцу с нордическим характером и верному слуге молодящегося фюрера это как-то в напряг, вот и накатило, расчувствовался.


И, действительно, после открытки как-то ничего не случалось, минула пара недель октября, с деревьев облетели листья, и в скучном, холодном, переполненном автомобилями и заплатками рекламных афиш городе почувствовался легкий запах приближающейся зимы.


Все произошло в субботу, 24 октября 2009 года, когда Виктор решил заглянуть в хозяйственный магазин на Почтовой. Ничто не предвещало. В Литве утром взорвался газопровод, по телеку призвали не хоронить демократию ("Да пожалуйста, хоть в мавзолей ее" - подумал Виктор), и в течение суток ожидались сильные дожди. По погоде Виктор надел черную, шитую на заказ еще в 90-х утепленную куртку из черной натуральной кожи и кожаную кепку из клиньев; остальным прикидом были китайские джинсы и толстый черный свитер домашней вязки.


Нудный дождь сыпал все утро, Виктор боялся, что эта вода с неба зарядит на весь день, и, подумав, он взял зонт и вышел из подъезда под простуженное, затянутое рваными облаками небо. Было не слишком холодно, и только сырость раздражала после теплой квартиры. Подъем на мостик на Орджоникидзеграде даже разогрел его.




"Когда же это произошло?" У остановки он повернул на тротуар по Вокзальной к Почтовой... затем почувствовал внезапный холод, как порыв ветра. И он еще не успел осознать, что происходит, как на него налетела эта тетка...




- Виктор Сергеевич! Место работы ваше.


Пора колоться, подумал Виктор. Вот деньги будущего, вот мобильник. У вас же должны быть центры какие, где паранормальные явления изучают. Шестьдесят восьмой, разгар веры в фотонные звездолеты, в журналах про НЛО пишут, про Бермудский треугольник и палеоконтакты всякие. Ефремов как раз в этом месяце "Час быка" должен публиковать. Ничего такого, просто нуль-транспортировка в параллельное пространство прямым лучом. Соединить усилия в достижении лучшей жизни, и все такое.


- Да вы не бойтесь, мы вашему начальству объясним, что это простая проверка, - вежливо успокоил старшина Сысоев. - Поймут. Сейчас же знаете, осеннее обострение. Обстановка накалилась, шпионы, диверсанты и прочая засылка подрывной литературы. Обычное дело.


"Отставить попаданца."


- Номер телефона ваш рабочий...


- Номер... А вы знаете, забыл, - внезапно выпалил Виктор.


- А где работаете? - рука Сысоева потянулась к задрипанной синей книге, на обложке которой еще угадывался силуэт пузатого телефона.


- И это забыл. Я н-не шучу, серьезно, я не могу назвать никакого места работы, ни телефона, ни адреса, где подтвердят, что я -это я.


- Место жительства?


- Слушайте, серьезно, я не помню. Вот почему-то уверен, что в Брянске наверняка меня не узнают, а если узнают, то обознаются.


- И как же, гражданин Еремин, вы это объясняете?


- Никак. Я не помню, что делал до того, как с этой гражданкой столкнулся.


- Гражданка Талакина, вы помните, что делал гражданин Еремин, когда вы его увидели?


- А я не видела! Я вот как-то внезапно его увидела и совсем рядом, а что до этого, не видела и не могу сказать.


- Да, - вздохнул Сысоев. - Дело начинает запутываться.


И он воткнул авторучку в круглую мишень письменного прибора с колпачком, что вращался на маленьком хромированном шарике. Знакомый по детству прибор, на старом, с пятидесятых годов, столе, крышка которого была обтянута каким-то заменителем. За окном загудел колокольчик с площади: "Граждане пассажиры! Электропоезд до станции Жуковка..."




Дверь, обитая изнутри черным дерматином, отворилась, и в комнату вошел веселый худощавый парень лет двадцати пяти; когда он скинул мокрую казенную накидку, набросив ее на рога потертой стоячей вешалки, Виктор увидел на милицейской шинели погоны со звездочкой младшего лейтенанта.


- Опять моросит, когда ж установится... А у нас, Ефремыч, тут происшествие, что ли?


- Иван Семеныч, - отозвался Сысоев, - хорошо, что вы подошли. Докладываю по порядку. Гражданка Талакина, что на том стуле у окна, опознала вот в этом гражданине Еремине бывшего прислужника немцев Хилькова, и с нарядом дружины означенный гражданин Еремин был доставлен сюда. После чего нами было установлено, что гражданин Еремин не имеет особой приметы Хилькова, как-то: наколки на груди. Однако гражданин Еремин сделал устное заявление, что он забыл свое место работы и жительства и вообще что делал до того, как его увидела гражданка Талакина...


- Ого, - хмыкнул Иван Семенович. Он подошел к столу, вынул из командирской сумки какую-то бумагу, по виду - документ с ризографа, и протянул Сысоеву. Тот прочел, отодвинув подальше, - дальнозоркость, и задумчиво протянул "У-уу!", потом кивнул в сторону Виктора.


- Так вызывать, что ли?


- Минутку. Виктор Сергеевич, у вас при себе деньги?


"Это что же, тут при всем народе взятку берут? Или штраф полагается? Хотя один черт, откуда местной валюте быть..."


Виктор для виду пошарил по карманам.


- Нет, нету денег.


- А документы?


- И документов.


- И вещей при гражданине не было, чемодана, рюкзака? Ну, все сходится. - довольно провозгласил младший лейтенант и пояснил дружинникам. - Группа преступников, входя в доверие, подмешивает попутчикам в поезде средства, ведущие к потере памяти, забирает вещи, деньги, документы. Вам, товарищи, большое спасибо, надо теперь посмотреть в окрестностях станции, нет ли еще людей, потерявших ориентацию.


- А мне что делать? - поднялась со своего места тетка.


- А вам благодарность будет по месту работы. Подождите минутку, сейчас подъедут, в протоколе распишетесь, как свидетель.




...Через четверть часа в дежурке работала целая группа. Виктора сфотографировали, записали показания, сняли отпечатки пальцев, только не обыскивали; отсутствие денег и документов было занесено в протокол, как второпях начеркал Сысоев, "с ослов потерпевшего", то-бишь, с его, Виктора, слов. Медсестра взяла у Виктора кровь из вены, а потом им занялся психиатр, толстячок-флегматик, похожий на Санчо Пансу, и выглядевший воплощением доброты.


- Так вы, говорите, совсем не помните, что было до сегодняшнего дня?


- Когда пытаюсь вспомнить, то вспоминается какой-то сон вместо реальности.


- Так-так... А с чего вы взяли, что это сон?


- Ну как же. Представляется, что я якобы жил в будущем, да еще и история там, в будущем, другая. Разве такое может быть?


- Рассудительно, рассудительно... А чем она другая? Революции не было, войны?


- Война была, и революция... Но там дальше вещи совсем абсурдные, например, Союз развалился. Разве такое возможно? Вон, пятьдесят лет простоял, развивается.


- Ну, есть такие граждане, которые верят, что он развалится, немного их, правда. Но вы думаете, это абсурд.


- Конечно. Просто нелепость.


- Так-так... А скажите, сколько будет шестью семь?


- Сорок два.


- А сколько ног у транзистора?


- Обычно три. Есть такие, у которых корпус одним из выводов, есть с четвертым выводом, который припаян к корпусу, как экран.


- Хорошо, хорошо... А в каком году было подписано Пекинское соглашение об экономической взаимопомощи?


Беседа длилась с полчаса. На все, что в этой реальности не должно было измениться, Виктор отвечал уверенно, по остальному сослался на амнезию и ложные воспоминания. Кстати, минут десять ушло на расспросы о будущем, и, похоже, что методы лечения хронического алкоголизма интересовали доктора всерьез.




Закончив собеседование, жизнерадостный психиатр подошел к младшему лейтенанту, и они скрылись за дверью второго кабинета дежурки.


"Сейчас отвезут", подумал Виктор, "главное, ни в чем с ними не спорить".


Где-то со стороны Фасонки послышался хрипловатый, низкий гудок. Похоже, товарняк. Разъезжаются с электричкой на станции.


Дверь отворилась, и психиатр подошел к Виктору.


- Виктор Сергеевич, - произнес он, улыбаясь, - ну что, до результатов анализа я ничего сказать пока не могу, постарайтесь отвлечься и не думать о случившемся. Не переживайте насчет вот этой вот мнимой памяти, скорее всего, это результат развитой фантазии и начитанности, попытка сознания компенсировать провал. Постарайтесь не замыкаться в себе, сосредоточьтесь на своей работе, заполняйте досуг, общайтесь с другими людьми, найдите творческое увлечение. На природе гуляйте, в парке, если, конечно, погода. Короче, старайтесь жить полноценной жизнью. Все будет хорошо, это я вам обещаю. Всего доброго.


- Так вы его с собой не берете? - спросил Сысоев.


- Пока не вижу в этом острой необходимости. Виктор Сергеевич с нашей точки зрения дееспособен, может работать по специальности, и, желательно, чтобы он оставался в привычном ему окружении, ну, если нет возражений со стороны милиции.




- Ну, что будем делать, Ефремыч? - вздохнул младший лейтенант. - Были бы у гражданина родственники, купили бы ему билет за казенный счет. К контингенту "бомж" не отнесешь, в дом инвалидов справки нет, первое время ладно, талоны на питание и где-нибудь тут на диванчике на ночлег, но это затянется...




- Можно?


В дверь просунулся молодой человек в пальто, которого Виктор сначала принял за студента. Вихрастый, веснушчатый, курносый, чем-то похож на Шурика из "Операции Ы", но при этом в шляпе, с желтым портфелем в одной руке и большим черным зонтиком в другой. С зонтика капало на бурый линолеум.


- Вам, гражданин, по какому делу? - моментально отреагировал Сысоев, но незнакомец подошел к младшему лейтенанту и достал свое удостоверение.


- Вот... Корин... Валентин Иваныч... лейтенант госбезопасности.


- Чем можем, товарищ лейтенант? - мгновенно отреагировал Иван Семенович.


- Простите... где я могу видеть гражданина Еремина, Виктора Сергеевича?.. Сказали, он у вас.




3. Логово смерти.



Ничего службистского в фигуре товарища лейтенанта не чувствовалось. Абсолютно штатский человек, голосом даже какой-то неуверенный, и как-то было совсем непохоже, что товарищ из столь серьезной организации. Скорее, какой-нибудь младший научный в одном из тихих подмосковных городков, что уютно устроились посреди соснового леса и поодаль от станции, названной в честь ближайшей неприметной деревни. В довершении всего, Корин, повесив на рожок пальто и шляпу, небрежно пристроился на краешке одного из столов отделения, случайно задев настольную лампу за жестяной конус абажюра.


- Виктор Сергеевич, можете пока повесить вашу куртку, мне надо с вами немного поговорить. Бумага такая вот пришла проводить штатные проверки подобных случаев. С врачом я уже беседовал, насчет состояния можете не объяснять... Техасы у вас китайские?


- Что, простите?


- Техасы, ну брюки ваши.


- А-аа... - протянул Виктор, поняв, что речь идет о джинсах. Он покосился на лейбл, на котором ясно виднелись иероглифы. - Наверное. Я по-ихнему не разберу. А чего, нельзя?


- Можно, можно. У меня вон костюм ихний.


"Значит, с Китаем торговля есть. Уже легче."


- Я вот к чему, - продолжал словоохотливый Корин, - сейчас с Запада пошла мода, зрелые люди стараются носить молодежную одежду. Ну вот, как вы - куртка, свитер, техасы. А молодые, наоборот, стараются выглядеть лет на сорок-пятьдесят. Все смешалось.


- Я не из-за моды, - ответил Виктор. - Просто практично и долго носится.


- Может быть. Бросилось в глаза, что вид современный.


- Ну, как выяснилось, я на какого-то урода похож.


- Я в курсе... Понимаете, вот... семья гражданки Талакиной в войну погибла, была расстреляна. Она чудом уцелела. И ей время от времени видится в разных людях один из исполнителей казни. Если не ошибаюсь, вы случай четвертый. Так что на этого полицая вы не похожи. Тем более, три года назад этого Хилькова все-таки разыскали, судили, приговор приведен в исполнение. А вот следы войны, они, увы...


- Ну, хорошо... в смысле, что нашли, хорошо, а печально, что такое горе у нее. Никаких претензий не имею.


- За границей были?


- Нет, - машинально ответил Виктор, и понял, что попался.


- Вы это точно помните?


- Я почему-то в этом совершенно уверен. Можно же по фотографиям проверить.


- Да ездит-то много. Но вы, значит, точно не ездили... А часы не "Сейко" решили брать?


- Часы мне подарили. На день рождения. Я так думаю.


- На юбилей?


- Вроде нет... Не уверен, не хочу врать. Все равно же проверите.


- Ну, в принципе... Войну помните?


- Только по фильмам почему-то. И остатки войны. Как бомбу нашли возле садика.


- Какого садика?


- Детского... пробормотал Виктор, поняв, что окончательно запутывается. - Что напротив фабрики-кухни.




- Так, - Корин соскочил со стола и повернул к себе телефон, - сейчас проедем, покажете.




... Между детских песочниц, беседок и качелек неторопливо бродили взрослые дяди с большой рамкой. Улица была оцеплена.


Бело-голубой "Циклон", микроавтобус размером со старый Рафик, только более угловатый, и с облицовкой радиатора почему-то как у старого "Форд-Транзита", торчал под дугой ресторанного балкона опустевшей фабрики-кухни. Если рванет, стена прикроет. В кузове, помимо Виктора, товарища Корина и шофера, торчал молодой парень со связным приемничком, настроенным на армейскую волну.


- Обнаружен металл, - флегматично прокомментировал парень радиоперехват. - Глубина около метра, недалеко от водопроводной трубы. После войны точно не разобрали бы. Копать начинают.




Двигатель продолжал негромко урчать. Дождь, кажется прекратился, и шофер выключил дворники.




...В дверцу постучали снаружи. Старлей в плащ-палатке просунул голову в салон.


- Товарищ лейтенант госбезопасности, машину придется отогнать за оцепление. Обнаружен стабилизатор авиабомбы.


- Вас понял, товарищ старший лейтенант, отгоняем машину. Наше присутствие здесь больше не требуется.




- Откуда знали про бомбу? - спросил Корин, пока "Циклон" выруливал на по лужам на асфальте в сторону Ульянова.


- Если я скажу, что ее найдут через двадцать лет, в психушку направите?


- Утверждаете, что это вещий сон?


- Могло быть совпадение.


- Вы очень уверенно о ней говорили.




Корин открыл портфель. В его руке блеснул серебристым алюминием диктофон размером чуть меньше картонной коробки из-под компьютерной мыши.


- И что мне за это будет? - спросил Виктор.


- Благодарность объявить полагается. Как-никак, логово смерти обнаружили. Только сперва, конечно, личность установим. Смотрели фильм "Ты можешь все"?


- Не помню такого.


- Там человек вслепую на машине ездил. Научпоп, короче.


- Может... Не знаю, не помню.


- Не припоминаете других случаев с боеприпасами, взрывными устройствами, оружием? Ну. в этом вашем сне о будущем?


"Феномен. Перемещение во времени тут не доказано. НЛО никто не щупал. А феномены - они попадаются и как раз в это время их начинают изучать. В том числе и компетентные органы... Вот и легенда приплыла. Главное-естественность и искренность."


- Нет. Как с детсадом, не помню. Вроде как на выезде из Бежицы в сторону Отрадной, вдоль леса где, пара снарядов была выкопана и лежала. Но где их там выкопали...


- Не в насыпи?


- Вроде нет.


- Тогда долго искать... Ладно. Что я могу для вас сделать?


"Занесите, пожалуйста, в протокол, что я при аресте не оказывал сопротивления" - мелькнула в мозгу фраза из "Мертвого сезона". Кажется, ее говорил Банионис.


- Я бы хотел устроиться на работу, и хотя бы койку в общежитии. А документов нет.


- Какая у вас специальность?


- Локомотивостроение, это раз, бытовая техника...


- Какая именно?


- Бытовая электроника, магнитофоны, механика. Ну и опыт работы с ЭВМ некоторый.


- Вы уверены?


- Как в бомбе.


- Хорошо. Конструктором магнитофонов по механике пойдете?


- А как же без документов... и прочее..?


- Это филиал, там другая система. Тут, на территории БМЗ, новый цех ТНП, там же и КБ. Вы сами согласны?


- Еще бы!


- Тогда подвезем к проходной, а там уже сами. Обед вроде уже кончился?


- Наверное. Почти два.


- Почти час. У вас на час вперед. А по минутам почти как же. Только сперва в паспортный заскочим... Кстати, вот и он.




4. Схватка с эйджизмом.



У дежурки торчала пара желто-синих патрульных "Волг" - кузов-универсал с необычно высоким клиренсом, на крыше мигалка и пара матюгальников. "Типа внедорожники" - подумал Виктор и, толкнув ручку стальной двери с огромным, как в кафе, стеклом, зашел внутрь. В вестибюле торчали фанерные МПС-овские диванчики и стенды из тех же реечек на зеленых крашеных стенах.


- Гражданин Еремин, Виктор Сергеевич, - прохрипело радио над входом, - вас просят пройти в кабинет номер восемь.


За обитой черным дерматином дверью с алюминиевой восьмеркой оказался паспортный стол с более консервативным интерьером - барьер, остекленная стена и полукруги окошек.


- Сюда проходите - прошипело из коробочки динамика над одним из окошек. Виктор приблизился. Брюнетка в форме и с короткой прической хлопнула дубовой дверцей и протянула Виктору бумаги и школьную авторучку мышиного цвета с открытым пером.


- Распишитесь в получении справки на три месяца.


С полученной на руки бумаги на Виктора смотрела его фотка, снятая на вокзале, с уголком и печатью, а из текста следовало, что оная бумага удостоверением личности не является, но, тем не менее, служит основанием для прописки и трудоустройства гражданина.




"Циклон" продолжал тарахтеть у подъезда, и Корин махал оттуда рукой.


- Мы подвезем. Нам все равно в Брянск.


Знакомо, подумал Виктор. Здесь еще когда со Стальзавода едут на Рынок, говорят "в Город", а если с Почты до улицы Грибоедова - "в Брянск".




Угол Институтской и Ульянова мало поменялся. Милый послевоенные квартал желтых "болгарских" домиков стоял на своем месте, как и вся каменная дореволюционная застройка. Старый Базар вплоть до Больничной был обнесен забором; фанерный щит на углу к проходным гласил, что здесь будет возведен экспериментальный микрорайон-сад. Инженерный корпус был тоже на своем месте. Почти. Вместо четырехэтажного кирпичного здания здесь высилась семиэтажная глыба из сборного железобетона с лентами окон и огромными буквами "НТП" на фасаде.




"Почему "НТП", а не "БМЗ"? Переименовали?"


Виктор бросил взгляд в сторону Радицы. Над знакомой с детства желто-оранжевой проходной виднелись буквы "БМЗ".


- Сориентируетесь? - Корин придержал шляпу, вознамерившуюся слететь от неожиданного порыва осеннего ветра. - Похоже, это место тоже вам знакомо.


- Вы правы. Кажется, будто я это все где-то видел, это называют "дежа вю". Интересно, наука когда-нибудь разгадает то, что со мной произошло.


- Постарайтесь пока отвлечься, доктор же советовал. Ну, успеха вам!




Виктор проводил глазами "Циклон" и постоял пару минут. Надо было перестать беспокоиться и начать жить. Точнее, погрузиться в реальность.


Он поймал себя на мысли, что не чувствует себя здесь чужеродным. Своего вокруг было даже больше, чем в Союзе девяносто восьмого. Наверное потому, что сравнивал с Россией девяностых, а здесь почти тот же Союз школьных лет. Прикиды на улице недалеко ушли от нынешних. От пейзажа слегка веяло провинциализмом и заводской окраиной. Лужи на неровном асфальте, бетонная лестница без подступенков на стекляшку крыльца, газончик с увядшими цветами.


На Ульянова не было троллейбусных проводов. Не успел Виктор удивиться этому открытию, как в сторону Рынка проехал здоровенный красно-желтый автобус, по виду один к одному тролль "ЗиУ-5", но без рогов, и с радиатором на морде, роднившем его по виду с первыми городскими "Икарусами". Навстречу ему со звуком инвалидки протарахтел беленький минивэн размером с "Запорожец", за ним - мелкий грузовичок с тентом, даже поменьше "уазика", со смешной пузатой кабиной и маленькими колесиками; на тенте были шашечки и надпись "КГП Брянскавтотранс. Грузотакси". Впрочем, тут же с Ульянова к проходным въехал здоровый "трак", нечто среднее между "Колхидой" и "КамАЗом", и крупными буквами "З И Л" на кабине; в кузове покачивались ящики защитного цвета. Для шестьдесят восьмого как минимум не отстают, подумал Виктор.


"Ладно. Осмотрелись. Хватит маячить."


Вывеска над входом разъясняла: "Научно-технический парк Госкомтехники СССР". По бокам висели поменьше - "СКБ-1 НПО БМЗ", "СКБ-2 НПО БМЗ"... "ИВКЦ АСУ НТП"... наконец, Виктор нашел подходящее, оно гласило "СКТБ-9 БРЭА НПО Союзпотребтехприбор".


За дверями оказалась небольшая проходная с квадратными оконцами бюро пропусков и серым алюминиевым телефоном на стене со списком внутренних номеров. Виктор набрал приемную.


- Аллё? - выкрикнул ему в ухо звонкий девичий голос.


- Простите, это СКТБ-9 БРЭА, как его, НПО...


- Это товарищ Еремин? - голос повысился до уровня трамвайного звонка.


- Да, я на проходной.


- Подождите, к вам вышли! - крикнул голос и утонул в коротких гудках.




Спустя пару минут по коридору застучали каблучки и мимо вахтера прошагало улыбающееся нечто неземное. Вернее, это была совсем юная шатенка с подведенными повыше бровями, пучком волос на затылке, в светло-апельсиновой водолазке. Из под короткой мини в крупную шотландскую клетку в тон водолазке выглядывали аппетитные колени в плотных чулках того же приглушенно-апельсинового цвета. Видимо, здесь это было модно. В руках она держала темно-красную картонную папку.


- Вы Еремин? Подойдите, пожалуйста.


Стараясь выглядеть строгой, и чуть не подворачивая ноги на шпильках, она забрала бумагу у Виктора, соединила с той, что вынула из папки, и сунула в окошко. Через пару минут оттуда вылезли другие, на которых Виктору предложили расписаться. В итоге эволюций справка Виктора вернулась с разовым пропуском, который тут же отдали вахтеру.


- Простите, а ваше имя - отчество? - спросил Виктор, когда они уже шагали по коридору со стенами из рифленого стекла, длинными плафонами выключенных ламп дневного света и плакатиками "Экономьте время", "Экономьте электроэнергию", "Экономьте трудоемкость изготовления" и "Экономьте материал рациональным формообразованием". Из-за высокого, метра три с половиной потолка, коридор казался ущельем.


- Меня зовут Марина... Евгеньевна, - суровым тоном ответило неземное существо. - Нам в сектор "Северный" шестого этажа.


Лифт был вполне современный, с автодверьми, хотя и скрипел. На входе в "Северный-6" сидел при тумбочке еще один вахтер, которому Марина просто сказала - "Товарищ со мной". Каблучки цокали по литому полу.


- Константин Аркадьевич на совещании в облисполкоме, - изрекла на ходу Марина. - Он направил вас на собеседование к Петросову, его зовут завсектор... То-есть, зовут Викентий Андреевич, а он завсектор у механиков. Вот сюда.


Они остановились у стеклянной двери с табличкой "СК-043". Не успела Марина открыть дверь, как оттуда вылетел худощавый рыжеватый парень со шкиперской бородкой, в табачного цвета костюме, с бежевой рубашкой без галстука и комсомольским значком. Из помещения вдогонку послышался женский смех.




"Молодых тут что ли обижают?"


- О, Мариночка! - воскликнул парень. - А пожарная инспекция у нас уже была.


- Кхм... это... как это... - Марина замялась от неожиданности. - Викентий Андреевич, это и есть Виктор Сергеевич. Вам Костя... Константин Аркадьевич звонил?


Парень замялся. Виктор решил не терять времени.


- Здравствуйте. Еремин Виктор Сергеевич, направлен к вам. Имею опыт конструкторской работы, проектирование бытовой аппаратуры магнитной записи, образование высшее техническое, в силу обстоятельств временная трудность с документами, языки английский со словарем.


Петросов как-то оторопело глянул на Виктора. Пауза затягивалась.


- Немецкий... со словарем... - решил добавить Виктор, - делал инженерные расчеты, практика работы со счетной техникой имеется.


Петросов поднял руку и почесал затылок, взъерошив непослушные волосы.


- Виктор Сергеевич... - выдавил он из себя. - Как бы это объяснить. Вас не смущает... вас не будет смущать то, что вы не такой, как все?




"Это еще про что?" - удивился Виктор.


- Я, пожалуй, пойду, - прощебетала Марина, и, не дождавшись ответа, удалилась по коридору. Виктор оглядел себя.


- Понимаете, я только что с вокзала, просто так получилось, что другой одежды у меня нет, а эта просто практична, не мнется. С получки обязательно переоденусь, как положено.


- Нет же, нет, все не об этом. Понимаете, мы здесь не просто рисуем что-то по техзаданию. Мы творим будущее. Мы создаем технику будущего. Вам это подойдет?


- Конечно! Обожаю создавать технику будущего.


Петросов от удивления развел руками.


- Я даже не знаю, что сказать...


Виктор почувствовал, что ему хочется есть - сегодня он еще не обедал. Где-то в его сознании шевелилась мысль, что в СССР 60-х не могут просто так взять и отказать, если человек не со справкой об освобождении, но причина колебаний завсектора ему была непонятна. Конечно, тот мог прижать ставку для какого-то знакомого. Но и в этим случае можно было пойти к начальнику бюро, и спросить, нужны ли какие-то еще специалисты. Это СССР, и здесь решают не рекрутеры и не менеджеры по кадрам. В конце концов можно было попроситься временно. Кроме того, завсектор, судя по всему, не имел какой-то твердой позиции и искал человека, просто находка оказалась неожиданной.


- Викентий Андреевич, - Виктор решил взять быка за рога, - а нельзя ли мне ознакомится с работой, и сразу выяснится, подхожу или нет. Это же не номенклатурная должность, что человек все равно будет рваться.


- Ну... ладно, короче сами увидите.




За дверью оказался обычный зал с кульманами, и тут-то Виктору стало все ясно. Из-за досок выглядывали лица молодых девчонок, где-то чуть-чуть за двадцать, на одних лицах было написано удивление, на других - разочарование. Глаза казались расширенными из-за теней и густо подведенных ресниц. Короткие белые халатики, из-под которых выглядывали колени в чулках - белых, черных, цветных и с узором. Хвосты одиночные и в стороны, "бабетты", "запятые", прямые с челкой хипповые, и еще что-то забытое с локонами. Мужской половины было примерно четверть, того же возраста; парни смотрели, скорее, с любопытством.


Но в следующую секунду все это уже не имело значения. Слева от входа вместо кульмана стоял двухтумбовый стол, а на нем, среди бумаг - салатного цвета сооружение, похожее на пишущую машинку "Роботрон", на которую сверху, вместо рычагов и бумаги, поставили телевизор. Примитивно-угловатые очертания ящиков вызывали воспоминания о каком-то старом фильме про роботов. Сзади на стенке висел самодельный плакатик: "Экономьте биты, они складываются в килобиты".


"Терминал. Реально, в каком-то шарашкином КБ - терминал!"


Виктор скинул куртку и повесил на крючок у двери. Сдаваться он не собирался.


- Вадим, - кивнул Петросов молодому худощавому брюнету с широкой голливудской улыбкой, курчавыми волосами и орлиным профилем, что сидел почти у самой двери, - покажи товарищу конструктору, в чем у нас проблемы.


- Здравствуйтэ! А вас к нам как, в порадке шефской помощи? - в голосе Вадима чувствовались заметный кавказский акцент и столь же заметная ирония.


- На производственную практику. Еремин Виктор Сергеевич.


- Очень приятна. Пагава Вадым Георгиевич, ведущий по издэлию "Карна". Прошу вас, проходитэ в наше святилище.


Святилище оказалось лабораторией, отгороженной от зала стеклянной перегородкой. Гудел пластмассовый оконный вентилятор. Детали лентотяг, верстаки, низковольтные паяла, авометры и осциллографы - все это показалось Виктору старым, но довольно знакомым. В торце комнаты, у окна, возле ящика с маленьким квадратным экраном - спектроанализатором, лежал скелет магнитофона. Желто-зеленый хром штампованного шасси навевал приятные воспоминания.


"Да это же "Пионер", из ранней брошюры Лопатина. Ребята решили слепить свою разработку, чтоб без дефицита, с моторчиками от проигрывателей..."




- Вот эта наша красавица "Карна". Тут видно устройство механики, - важно произнес Вадим. - Она имэет трехмоторную схему...


- Понятно, - остановил его Виктор. - Проблема в чем?


- В детонации, и не только, - буркнул стоящий сзади Петросов, запустив пальцы руки в шкиперскую бородку.


- Покажу, да? - рука Вадима потянулась к выключателю спектроанализатора.


- Можно на словах, - ответил Виктор.


- Во-пэрвых. Наши тэхнологи не могут обеспечить обработку тонвала, допуски и шэроховатость не могут. Говорят, нэт оборудования, пока нэт, производство собираем из чего попало пока. Во-втарых, это пассик. Ролик прижимной гадытся, ролик научились, шлифуем с жидкой углекислотой. Пассик круглый пробовали, квадратный пробовали - нэ гадытся, дэтонация все одно большая.


- Понятно...


- Это нэ только это. Пэремотка - плохо тянут движки, грэются, потому что характэристика у них жесткая. Это нэ специальные, как на МАГе, это дэшевые, от проигрывателя простого движки. Есть идэя их дорабатывать, ставить ротор точеный из стали... но это нэ хорошо, это трудозатраты, мы гарантии на комплектующие тэряем. Начальство НПО вообще хочэт эту разработку нашу закрывать и брать лэнтотягу от "Чайки".


- Это все проблемы?


- Пока нэ подвэзли, но если надо, я папрошу коллектив, они сообразят.


- Пока не нужно. Надо обдумать.




Далида нежным голосом ворковала из приемничка на окне "Урок твиста". Мотив знакомый, под него еще пацанами в школе распевали "У бегемота нету талии". Судя по виду, приемничек был самодельный.


"Радиолюбители, однако..." подумал Виктор, и машинально стал двигать рукой в такт Далиде. "А мы его по морде чайником, а мы его по морде чайником..."


- Вам пагромче поставить? - с голливудской улыбкой произнес Вадим.


- Не нужно. Просто люблю старую эстраду.


Петросов, не выдержав, фыркнул. Пора, подумал Виктор. Хиппари еще никогда не сдавались битникам.


- Значит, для тонвала подбираем ролик игольчатого подшипника.


- Игольчатого? - удивленно переспросил Вадим.


- Да. Их обрабатывают по стабильной технологии, по допускам и поверхности должно подойти. Лучше всего, если договориться с ГПЗ о поставке самих иголок, если что, берем сам подшипник и разбираем. Да, о подшипниках: вместо шариковых ставим бронзографитовые, снижаем шум. Это-раз.


Виктор оглянулся на Петросова, тот кивнул - продолжайте, мол.


- Теперь за пассик. Отливаем викель, это что-то вроде рукава, надеваем на оправку, шлифуем и режем гребенкой.


- Плоский? Он же соскочит. Даже буртик не помогает, захватывает и слетает.


- Делаем скосы на ведущем шкиве, тогда все время к середине тянуть будет. С маховика канавку убирайте, все шлифуем напроход.


- Смэло... А подмотка-перемотка что можно прэдложить?


- Чтобы снизить нагрузочный момент, юзаем понижающую передачу. На этой бумажке можно?


- Да, вот карандаш.


- Ставим ролик на рычаге с подтормаживанием, движок крутится в одну сторону, за счет тормозного момента движок прижимает к левому подкассетнику.


- Подкатушнику.


- Да-да, это же бобинная тачка. Ну а крутится в другую - прижимает к левому. Подкатушнику. Экономим один движок.


- Но так даже японцы не дэлают. Виктор Сергеевич, если нэ сэкрет, аткуда такая компоновка?


"Из "Радио" восемьдесят третьего."


- Оттуда, - непринужденно произнес Виктор тоном Никулина из "Бриллиантовой руки".


Наступила пауза. На радио сменили пластинку, и теперь Миансарова радостно пищала: "Как две нитки, мини-мини экономное бикини!" В русском кавере пляжной песенки чувствовался явный намек на плакаты в коридоре.


- Понял. Понял, малчу, - Вадим оперся ладонями о стол, наклонив голову набок. - Хотя нэт. Здесь будет нэдостаток, как у всех лентотяг с роликами. Ролик постоянно прижат, ползучесть резины, образуется вмятина. Хотя это и подмотка, нэхарашо равно как-то...


- Вмятина, говорите. Делаем выключатель питания с поворотной ручкой, когда выключают, рычаг заодно отводит ролик.


- М-да. Жэлэзно.


- Ну что, Вадим, - хмыкнул Петросов, - как молодежная сборная?


- Маладежная сборная еще себя покажэт! Но против такого состава сочту за честь достойно проиграть.




5. Обратная сторона медали.



Кажется, я превысил лимит среднего обывателя, подумал Виктор. Хотя, с другой стороны, для этих пацанов норма - это генератор идей. Мир коммунизма должен состоять из ученых, изыскателей, изобретателей и народных умельцев. Первопроходцев, в общем. Кружок юных прогрессоров, другой критерий "свой-чужой". И еще. Меня рекомендовали из КГБ, подумал Виктор. Что могут подумать о человеке, рекомендованном КГБ и без паспорта? Например, перебежчик. Оттуда. Потому-то Вадим и не стал уточнять... Идет проверка, допустили только к бытовухе. Работал где-нибудь на AMPEX или RCA, эмигрантские компании, поэтому хорошо знаю русский. Почему сбежал в Союз? А из-за левых взглядов. Насмотрелся на гримасы капитализма. Действительно, насмотрелся, так что это естественно. Стоп. А почему не знаю свободно языка страны, откуда сбежал? А нельзя говорить, из какой страны, если к побегу причастно КГБ, это может раскрыть детали оперативной деятельности. Тогда пусть будет Philips. Хотя и в этих Нидерландах наверняка инглиш и дойч свободно шпарят. А вот эмигрантского бизнеса там как раз нет, и нафиг там русский кому нужен. Что же остается? Во-первых, менталитет. Русский, поживший в западной среде, но русским так и остался. И как же туда попал этот русский? Семья эмигрантов - не похоже. Военнопленный, попал в американскую оккупационную зону? Не подходит, не воевал. Гражданское лицо, захваченное немцами и вывезенное в Германию... А что я такого должен был свершить, что они не шлепнули меня у первого оврага или не сгноили в арбайтлагере? Наконец, невозвращенец в послевоенные годы, по молодости и глупости. Специалистом радиопрома американцы заинтересоваться могли, и в фирму могли пристроить. Потом вербовка советской разведкой и возвращение... Красиво, но очень шатко. В общем, тупо меньше ответов о прошлой жизни. "Потерял память" - говорить с иронией, дескать, так положено отвечать. Намек поймут. В СССР 60-х прекрасно понимали намеки...




- Виктор Сергеевич, - Петросов, взяв за рукав, отвел его в сторону, - сейчас в отделе есть ставка конструктора только третьей категории. Пойдете? Ну и премии есть. Понимаете, без стажа работы больше третьей все равно не дадут, а там посмотрим, что удастся выбить.


- А сколько это?


"Надо сделать вид, что есть выбор..."


- С квартальными, с тринадцатой, ночными будет выходить две с лишним тысячи.


- Новыми? - вырвалось у Виктора.


Петросов пожал плечами.


- Какие у кассира будут.


"Хрущевской деноминации не было... Не, все равно до фига для шестьдесят восьмого. Или у них такая инфляция?"


- До двух с половиной, в зависимости от ночных и прочего, - уточнил Петросов, - и сегодня получите подъемные, бухгалтерия подведет под мартовское постановление Совмина, гарантии и компенсации, как приглашенному из другой местности, приравненному к молодым специалистам.


- Согласен. Главное, работа интересная, с внедрением в производство, и коллектив, смотрю, хороший.


- Коллектив замечательный! Так, не будем терять времени, сейчас к Сдолбунову и с ним прямо к Лике и к Тарыкиной.




Хождение по кабинетам не заняло много времени. Сдолбунова (он же Константин Аркадьевич, он же начальник бюро) пришлось подождать еще полчаса в стеклянной приемной, где Марина поминутно пудрила свой симпатичный носик, отстукивая какие-то бумаги на электрической пишмашинке - здоровой, угловатой и чем-то похожей на переднюю часть немецкого танка; с внешним видом Марины это дизайн совсем не сочетался. На стене, точнее, на одном из рифленых стекол перегородки, висел огромный интуристовский постер - календарь: девушки в бикини на морской прогулке в катере на подводных крыльях. "Вы хотите знать, почему в Абхазии люди становятся приветливыми и простодушными? Проведите отпуск в Пицунде, новые отели ждут вас." И маленькая приписка внизу: "Проверьте, не противопоказано ли вам дышать горным воздухом с запахом реликтовой сосны, купаться в прозрачной морской воде, посещать древние храмы и любоваться вечными снегами на вершинах". Из других примет времени были красные конференц-кресла на металлических ножках и кашпо, из которых свисала бело-зеленая полосатая листва традесканций.


Сдолбунов появился как цунами, в шумном окружении парней и девушек комсомольского возраста с трубками для чертежей, папками и распечатками на лентах; похоже, все бюро набрали из молодых специалистов, да и сам начальник явно не достиг тридцати, и его возрастное превосходство обозначалось разве что ярким галстуком в полоску и пышными усами а-ля Михай Волонтир. Невзирая на протесты Марины, толпа ввалилась в кабинет, туда же просочился и Петросов. Из-за незакрытой двери донеслось "Ну так ты берешь?" "А за это пусть контора следит, мы уже сэкономили больше" "Все, я звоню. Так, по очереди, не галдеть!". Через секунду Петросов уже материализовался в приемной и прикрыл стеклянную дверь.


- Берем товарища! - он потряс перед Мариной какими-то бумагами. Сергей Викторович... э-ээ, Виктор Сергеевич, идемте за мной!


- Ну ты прямо как "М-65" до Пекина! - воскликнула Марина, вставляя свой в пишущий танк листы бумаги с копиркой.




"Что за М-65?" - думал Виктор, торопясь по стеклянному коридору за шефом. "Танк? Ракета? У них была война с Китаем? А как же джинсы?"


Лика оказалась кадровиком - темноволосая барышня с короткой прической, по возрасту - лет под тридцать, и одетая сравнительно строго, то-есть, жакет крупной вязки из золотистой и коричневой нити с двумя рядами пуговиц и такая же юбка, из-под которой виднелись острые колени в ивово-коричневом капроне; венчала прикид цветастая голубенькая косынка, обматывающая горло. Похоже, во всем корпусе было не жарко. Голову Лика держала чуть назад, слегка приоткрывая рот с пухлыми, манящими губами, явно подражая моделькам из "Бурды"; тонкое кольцо блестело на безымянном пальце левой руки.


На боковом столике, там, где у современных офисных барышень стоит лазерный принтер, громоздилась потертая механическая "Украина".


- Анжелика Николаевна, - ласковым тоном произнес Петросов, - сегодня вас прямо не узнать. "Лейпциг"? "Варна"? "Берлин"?


- "Пекин". Сама вязала, - усталым голосом произнесла Лика.


- Неужели?


- Неужели. Сдолбунов уже звонил.


- И что?


- Это же нарушение.


- Справка же есть.


- Аттестата нет, трудовой нет. Как я подпишу категорию вопреки письму министерства? Есть же решение внедрять профстандарты.


- Анжелика Николаевна, тут есть некоторые обстоятельства...


- Сдолбунов говорил про обстоятельства.


- И что?


- Официально от товарищей бумаги нет, что принять в нарушение пункта четыре. Если каждый будет нарушать, что со страной будет? А если пограничники нарушат?


- Лика, ну не выгонять же человека на улицу.


- Есть работа, которая не требует диплома.


- Человек нам тему спас, а мы его в дворники?




Лика задумалась, выудила из ящика стола тонкими пальцами белую пачку "Явы" с красным кружком и тут же кинула ее обратно.


- Да... - неторопливо произнесла она. - Что-то с нами всеми происходит... А кто будет отвечать?


- Под мою личную.


- Вы не мой начальник.


- Коллектив берет товарища на поруки. На перевоспитание. Проведем комсомольское собрание и утвердим на бюро.


- А серьезно?


- А на войне как? Тоже так же? Бумага важнее человека?


- Не напоминайте мне про войну, - медленно, раздельно произнесла Анжелика. - В конце войны я попала в детдом, не помня своих родителей, одна фамилия-имя-отчество, да и то... Я оформлю. Когда пройдет медосвидетельствование и принесет справку.


- Так можно потом в поликлинику. По положению двести двадцать один, острая производственная необходимость в работнике.


- Да. Да. Я забыла... Я оформлю сейчас.




Тарыкина, похоже, до прихода Виктора была в бюро единственным сотрудником, достигшим элегантного возраста. За большим двухтумбовым столом с бумагами восседала дама с тонким намеком на приятную полноту. На ее лице, окаймленном пышным начесом соломенных осветленных волос, под высоко поднятыми, с угловым изломом, бровями, выделялись большие карие глаза; в ее взгляде чувствовалось какое-то царственное величие, рожденное не занимаемой должностью, а умением ставить себя в разговоре с мужчинами. Ее губы, подчеркнутые темно-розовой помадой, складывались в добродушную улыбку с оттенком снисходительности, а в ушах покачивались крупные голубые сережки, намекая на некоторый консерватизм взглядов. Строгий серо-коричневый полушерстяной костюм с прямым жакетом, локти которого прикрывали черные нарукавнички, вежливо представлял взгляду посетителей античные линии колен в светлом капроне; по этой причине хозяйкой кабинета специально к костюму был подобран двухтумбовый стол без передней доски. Короче, Тарыкина выглядела эффектной женщиной на все времена, мягкой в общении и непреклонной в поступках, от которой в этом учреждении зависело многое, но сейчас внимание Виктора привлекла вовсе не она. Слева, занимая солидный кусок стола, возвышался салатно-зеленый, похожий на осциллограф, бухгалтерский калькулятор с маленьким зеленоватым монитором и распечаткой цифр на ленте; на крышке чуда техники возлежали старые потертые счеты, видимо, для проверки. Сзади из агрегата, помимо шнура питания в черной резине, торчал толстый телевизионный кабель.


"Чего, калькулятор в локальной сети? Ну ни фига себе..."


- Вот тут такая вещь, Майя Андреевна... - Петросов протянул через стол пачку бумаг и кивнул Виктору, чтобы присаживался у конференц-приставки.


Тарыкина молча приняла документы и принялась неторопливо просматривать. вглядываясь в строчки. Зазвонил вэфовский телефон, черный и элегантный, как рояль; она подняла трубку, выслушала и ласковым тоном, не терпящим возражений, произнесла "Перезвоните через двадцать минут". Наконец, она подняла голову и взглянула на Петросова.


- Ну что, - сказала она после некоторой паузы, - раз кадры его оформили сегодняшним числом, то они и отвечают. Заявление на выдачу подъемных Константин Аркадьевич подписал. Лимиты не исчерпаны, у нас за счет экономии во втором квартале есть резерв. Аля в отгуле, я подготовлю ведомость и выдам. Члены семьи приехавшие у товарища имеются?


- Нет, я один.


- Билеты за проезд от прежнего места жительства?


- Ничего не сохранилось, в милиции говорят, что украли.


- Тогда могу только половину тарифной ставки. За билеты - когда принесете.


Майя Андреевна провела по щели в приборе белой пластиковой картой с рыжей магнитной полосой, постучала по клавишам, глядя на четыре ряда голубоватых цифр маленького дисплея, затем нажала кнопку, и машина отстучала кусок ленты, с которой Тарыкина вписала черным "Паркером" округлые числа в книги и бланки. Наконец, Виктору предложили расписаться в ведомости, и Майя Андреевна отсчитала ему пятнадцать салатово-зеленых бумажек с портретом Ленина, извлеченных из глубин коричневого сейфа в углу кабинета. Именно портретом, а не барельефом. Пятьдесят рублей сорок седьмого года реальной истории.




"В сорок седьмом, похоже, все по-нашему. Ну да, все логично. Меня забрасывают через двадцать лет после первого попаданца."


- Будете планировать расходы, - продолжила Майя Андреевна, - учтите, что у нас теперь зарплата на машине и пятого будете получать по новой инструкции с авансом в размере оплаты календарных дней до пятого по тарифной ставке и премиальными за предыдущие календарные месяцы. Двадцатого аванс шестьсот. Это чтобы не было вопросов...




- Так, дело уже к концу дня, - сказал Петросов Виктору в коридоре. - Вы сейчас в гостинице?


- Нет, пока нигде. В общежитии места не найдется?


- В каком общежитии? - в голосе Петросова прозвучало искреннее удивление. - Они сейчас только на стройках. Подъемные есть, вам надо в квартирное бюро на Куйбышева, в пристройке к "Тканям"... ну, в общем, это напротив Дома Стахановцев.


- А, то-есть, на частном секторе.


- Это у них на частном, у нас на государственном, - хмыкнул Петросов. - В общем, увидите. Бюро до шести, так что я вас отпускаю, устраивайтесь. Завтра с утра в поликлинику, она тоже на Куйбышева. Да, вот ваша справка и направление от предприятия на медкомиссию. Кстати, хотите немного подзаработать?


- Кто ж не хочет?


- У нас в климкамерах сейчас блоки гоняют, завтра надо после работы подежурить половину второй смены, потом сменщик подойдет. За это ночные часы начислят, а суббота теперь нерабочая, так что выспитесь. Это рядом, в опытном цеху БМЗ.


- Согласен. На обустройство деньги нужны.


- Заметано. Пропуск на территорию оформят, только там ночью не заблудитесь. Тогда завтра первые полдня у вас нерабочие, после поликлиники до обеда свободны.


"Хочет двух зайцев убить, чтоб за справкой в нерабочее... Ладно, все равно выгодно."




...До Пожарки местность особых изменений не претерпела, "колонки" были на месте. Но уже от Бани в глаза бросились четыре "башни-близнеца" - розоватые панельные девятиэтажки, за которыми скромно пряталось довоенное здание военкомата. В реальности Виктора на этом месте стояли три типичных хрущевки. Из любопытства Виктор свернул перед Пожаркой; следующим удивлением была большая синяя вывеска "Улица Сталина" на угловой башне.


"Так, культ тут не развенчивали, учтем. Похоже, и Хрущева не было. Башенки-то каркасно-панельные и стоят уже лет пять, судя по растительности".




За кварталом башен-близнецов показался знакомый по воспоминаниям детства забор, за которым в паутине ветвей старых деревьев, затаилось приземистое довоенное здание старой больницы.


"Это и есть здесь поликлиника. Теперь ищем бюро".


Виктор прошел до конца забора и свернул на Ростовскую. На углу, там, где в его реальности в шестидесятых выросла кирпичная пятиэтажка с магазинами "Оксана" и "Огонек", стояло здание в шесть этажей, песочно-желтое, крупноблочное и с одним подъездом; квартал заводских казарм был полностью надстроен до двух этажей видимо где-то в пятидесятых - дома были аккуратно оштукатурены. На Комсомольской его встретили респектабельные панельные дома с высокими потолками, но не похожие на "сталинки" второй реальности, с эркерами вместо балконов, рассекавших серо-сиреневые плоскости стен, узкими фризами и умеренно оживлявшими фасады накладными украшениями в виде пятиконечных звезд в венках и пилястр на пару этажей. Нижние этажи, почти сплошь отведенные под магазины, были отделаны имитацией бриллиантового руста, отформованной прямо на панелях. Несмотря на скромность украшений, здания смотрелись довольно торжественно.


"Много каркасно-панельных, кирпич не уважают. Значит, домостроительные комбинаты построили раньше, когда несущие панели еще не отработали. О чем это говорит? Было больше ресурсов после войны. Откуда, за счет чего? Китай в начале пятидесятых еще такой роли не играл, нищета там была деревенская. Остается меньшая гонка вооружений и попаданец. Либо такой крутой попаданец, что он открыл Сталину супер-мега-рояли, либо... либо он затормозил гонку вооружений..."


За спиной у Виктора послышались отдаленные рокот и свист. Он повернул голову - в просвете между молоденькими деревцами по улице Сталина со скоростью такси промчались три боевые машины пехоты, зеленые, словно стелющиеся вдоль земли, на восьми колесах и зачехленными башнями, с угловатыми, как колуны, носами. Из-под брезента виднелись очертания тонких автоматических пушек. Было в их стремительном беге что-то от тактической ракеты.


"Прямо, как "Фреччиа", только ниже. Намного ниже, на целый метр. Видать, из воинской части, что на Молодежной. Однако, качественно гонку вооружений мы явно не проигрываем."


Куйбышева, как местный Бродвей, сияла нэповскими вывесками, из которых не всегда можно было понять, что где продают, и усталый глаз Виктора уже переставал различать все эти "Ивушки", "Тюльпаны", "Силуэты", "Лады", "Лели", "Прогрессы" и "Спутники". К счастью, на витринах обычно было то, чем торгуют, и они служили для магазинов все-таки окнами, а не рекламными щитами, видимо, для той же экономии оплаты за свет.




Автомобили политическую ситуацию мало проясняли, хотя странности продолжались. По дороге Виктор заметил несколько такси - "Победу" цвета черного кофе, пару двухцветных тачек "Москвич-стиляга", и одно новое. Но то была не воспетая Эльдаром Рязановым старая "Волга", автомобиль - диван, автомобиль - танк, символ страны, рвущейся к неведомому, как сияющий олень на капоте. По Куйбышева, мимо молоденьких каштанов и елочек, словно французская модель на подиуме, продефилировала элегантная в своей строгости машина - желтый минивэн с черной крышей, похожий на аквариум из-за больших стекол, за которыми виднелся просторный, как карета, обитый оранжевой кожей салон, отделенный, как в лимузинах, перегородкой от водителя. Это такси было символом эпохи, но другой эпохи - желания получить великую мечту сейчас и в доступном виде. Советский человек хочет ездить в лимузине? Нет проблем, достаточно позвонить. Шофер подаст машину к подъезду и отвезет. Правда, это не такой быстрый лимузин и не вызовет зависти у прохожих; зато по карману, а вызывать зависть у других некрасиво. Да, он потом уедет, но эта вещь и услуги шофера больше не нужны, пусть ими пользуются другие. Этакое необычное сочетание потребительских ценностей с идеалами коммунизма.


Виктор вдруг понял, что он еще не видел здесь ни одного личного автомобиля крупнее "Запорожца". Были какие-то странные кары размером с "горбатого", но какого-то космического вида; казалось, что по улицам ездят большие пластмассовые детские игрушки. Встретилась светло-желтая тачка, напомнившая по дизайну "Москвич-408", но на метр короче. И, наконец, по Куйбышева протарахтел зеленый вездеход размером с инвалидную коляску. С другой стороны, микролитражки встречались ему так же часто, как в конце семидесятых. Похоже, что и здесь торжествовал тот же самый принцип: мечта сейчас, но по доступным ценам.




"Ткани", которые здесь скрывались под гордой вывеской "Виолетта", оказались там же, где и при раннем Брежневе - в довоенном магазине на два этажа на американский манер. На кирпичной шестиэтажной пристройке с аркой - на месте снесенной деревянной двухэтажки - виднелась надпись "Горница" с пояснением - "Квартирное бюро". Внутри оказалось что-то похожее на сберкассу или регистратуру в поликлинике - барьер, за ним две девушки, одно кресло пустует, видимо, на случай наплыва народа. Очереди не наблюдалось.


- Сюда подходите, - улыбнулась Виктору брюнетка в блузке в горошек и бордовом вязаном жакете. - Снимать, сдавать, размен?


- Я на работу устроился. Теперь с жильем надо решить.


- Значит, квартиросъем. Что вам предложить?


- А что есть квартироснять?


- Ну... что вам нужно.


- Койку, наверное. Там, где соседи непьющие, желательно.


Девушка с удивлением посмотрела на Виктора и он почувствовал, что снова ляпнул что-то не то.


- Простите, а куда вы устроились?


- Конструктором в бюро.


- Обычно люди вашего возраста снимают комнату или квартиру, а не молодежку.


- Чего, можно и квартиру снять? - услышанное как-то плохо сочеталось со всем, что знал Виктор о квартирном вопросе 60-х.


- Если хотите - квартиру.


- Без очереди?


- Какой очереди?


- Ну, на квартиры на очередь надо становиться?


Девушка посмотрела на Виктора уже с какой-то жалостью.


- Не надо. Вам сколько комнат?


- И по метражу ограничений нет? Даже трехкомнатную можно?


- Вам трехкомнатную надо на одного? Есть свободная на Куйбышева. Все удобства, сталинские потолки, большая кухня, паркет, ковры, полированный гарнитур, цветной телевизор, радиола-стерео, телефон, в доме вахтер, уборщица, горничная, стирка-глажение, доставка обедов из домовой кухни.


- Интересное предложение...


- Тогда оформлять? В месяц три с половиной.


- Три с половиной чего?


- Тысяч, конечно.


- Столько в месяц?


- А как вы думали, почему такую зарплату платят?




Так, система понятна, подумал Виктор. Деньги на строительство жилья все равно выделять пришлось бы. Они входят в зарплату, за счет нее государство сдает жилье и пускает на строительство, потому жилье свободно, но на него надо зарабатывать. А малоимущие как же? Им целевую помощь платят? Ладно, сейчас это неважно...




- У меня зарплата две тысячи.


- Так бы сразу и сказали. Подождите немного.


Девушка подошла к вертушке, крутнула, вытянула ящик и перебрала карточки.


- Могу предложить в экономе. Отдельная квартира однокомнатная, десять метров, планировка типа "С-1 Ателье". Совмещенный санузел с душем, электроплита, мебель, радиоточка, вахтер. Вместе с оплатой за воду, отопление, свет по льготному, у вас выходит примерно пятьсот рублей. Дешевле - это если на общей кухне.


"Значит, у них норма - за жилье процентов двадцать от дохода, как в Европе. На общей кухне проще засыпаться. Не будем жмотничать."


- Десять метров, говорите?


- Да... Это вам достаточно?


- Вполне. Далеко от третьих проходных?


- На Вокзальной у Орджоникидзеграда. Можно от Рынка на автобусе, можно пешком.


- Оформляйте.




6. Бикини для одинокого мужчины.



Обратно через мост Виктор шел в тайной надежде, что его перебросит обратно. Может быть, этому миру только отечественного трехмоторного магнитофона и не хватало. Может быть, этот Вадим в восемьдесят восьмом году станет политическим лидером и кризисным менеджером и спасет страну от развала. И будет вспоминать, как двадцать лет назад один пожилой человек спас их тему, и с тех пор он никогда не отчаивался в самых тяжелых ситуациях, зная, что из них есть выход. Этакий блиц-перенос.


По дороге он заскочил в местный фастфуд: пельменная на первом этаже панельного дома с эркерами. Пельменную Виктор засек по запаху; подняв голову, он увидел, что над ее окнами было выведено "Илона". В местный бизнес-ланч вошли куриный бульон с яйцом, пельмени из минтая, салат из свежей капусты и чай с яблоком. Обошлось все это рублей примерно в шесть, по масштабу цен вполне по-советски. Пельменная чистенькая, буфетчица в белом кокошнике, или как он там. С потолка свисали белые стеклянные маслины светильников, на стенах художник изобразил разноцветными линиями очертания танцующих красавиц. Типа авангард. Невидимый магнитофон играл что-то джазовое, инструментал, для настроения. И еще плакатик у раздачи - "Кухня в СССР должна быть здоровой и спокойной".




...Чуда не произошло. Эконом был виден еще от автостанции - серое шестиэтажное здание параллельно линии путей, на месте частных домов, как замена общаге напротив рынка. Зато церквушка Петра и Павла, неизменная спутница его временных путешествий, была сохранена; здесь ее выкрасили каким-то темно-коричневым антисептиковым лаком, а у ворот старого деревянного забора висела новенькая вывеска:




Культотдел БРИК


МУЗЕЙ РЕЛИГИИ


народных суеверий и мистицизма


12-00 - 20-00 без выходных




Чуть подальше на заборе висела афиша: "Русские колдуны: кто они? Лекция с показом типовых чудес."


Рынок совершенно не изменился, а на месте будущего универмага Тимашковых расположилась стоянка такси, пара длинных, облицованных зеленым волнистым стеклопластиком павильонов - "Селена" с одеждой, "Меркурий" с обувью, а рядом с побеленной стеной довоенного хлебозавода торчала похожая на кафе стекляшка мебельного, с пророческим названием "Ванга". Над перекрестком на проводах елочным фонариком болтался светофор без сигналов для пешеходов. Со стороны III Интернационала горел зеленый, и Виктор уже хотел переходить на ту сторону, как сзади раздался, рокот, пыхтенье и свист, и в сторону БМЗ проехала циклопическая фура с "кразовской" мордой и восьмиколесным тягачом. На синем тенте красовалась белая, забрызганная местами дорожной грязью надпись "Союзмежавтотранс".


"Здесь машины даже при зеленом свете могут делать правый поворот..." - процитировал про себя Виктор детскую книжечку про ОРУД. "Хорошо, что машин мало."


На мосту Виктор глянул в сторону платформы Профинтерна - а вдруг и собор на месте? Но за перестроенным под Дворец Пионеров Общественным собранием, прямо на месте крахтовских бараков, подымался квартал серых крупноблочных домов под шиферными крышами.




...Здание эконома стояло прямо у тротуара, и черный цоколь у входа расписывали доморощенные граффити. Две неровных пятиконечных звезды, горящий немецкий танк, домик с трубой, надписи "М+Т=Л" и "F.".


Вестибюль напоминал общагу. Бабушка-вахтерша на входе с табличкой "Дежурный", телефон-автомат, на стене потайной квадратный выключатель, белый, с парой черных клавиш, вполне привычного вида. А вот и дверь с надписью "Комендант". Виктор толкнул ручку.


В кресле возле стола сидела миловидная, осветленная до блондинки дама лет сорока пяти, с химической укладкой и сережками в ушах, в цветастом платье, на которое была кокетливо накинута белая шаль из козьего пуха; она бойко шевелила спицами, глядя в экран старого "Рекорда". Судя по аккуратно подведенным помадой губам, дама была в ожидании случая. Увидев Виктора, она улыбнулась, отложила вязание и степенно подошла к столу.


- Здравствуйте, - медовым голосом пропела она на приветствие Виктора. - Вас, товарищ, к нам из бюро?


- Да. Вот ордер, квитанция об оплате аванса за неделю, справка из паспортного.


- Очень приятно. Меня Евдокия Кузьминична зовут. А вы один, стало быть, вселяетесь?


- Конечно. Иногда человеку приходится начинать все сначала.


- Я понимаю... Здесь хорошо, дом образцовой культуры, не шумят, сантехника в идеальном порядке, стараемся. Квартира четыреста двенадцать, четвертый этаж. Я вас сейчас запишу, и идемте принимать сдаваемое имущество.


Путь на четвертый этаж по лестнице показался Виктору ближе, чем обычно. Евдокия Кузьминична подымалась впереди, потряхивая локонами и стараясь показать, что она не утратила стройности фигуры и свежести; одна тысяча девятьсот сорок восьмой год для нее никогда не кончался.


- Виктор Сергеевич, а вы в самодеятельности, случаем, не принимали участие?


- А это здесь обязательно?


- Нет, ну что вы... Просто мы ищем новые, формы культурного досуга, просмотры там, клубы по интересам. Вот, начали проводить вечера "Для тех, кому за тридцать". Можно прилично посидеть, отдохнуть, вы бы рассказали что-нибудь.


- Спасибо за приглашение, Евдокия Кузьминична. Только сначала бы вселиться. Ну и потом узнать, не рано ли мне еще на такие взрослые мероприятия ходить.


Евдокия рассмеялась, прикрыв рот уголком платка.


- Ох и шутник вы, Виктор Сергеевич, как я погляжу, ох и веселый человек! Обживетесь, присмотритесь, обязательно приходите, таким, как вы, там всегда рады.


В длинном коридоре, вдоль которого тянулись двери квартир, потолок показался Виктору немного низковатым. "Коммуникации, наверное, там спрятали..."




- А вот и ваша, - произнесла Евдокия, выуживая из кармана платья ключ с брелком. - Вам понравится. Удобное место, вид на природу...


Переступив порог, Виктор понял, что несколько переоценил степень решения жилищной проблемы. Потолок в квартире был ниже, чем в хрущевке - еще сантиметров на двадцать. Но главное - и это он понял, когда через один шаг оказался в комнате - что слово "десять" означало не полезную, а общую площадь квартиры.


Слева от входа располагался совмещенный санузел, где путь к унитазу лежал через кафельный квадрат для душа; для принятия водных процедур надо было отгородиться занавесками от унитаза и двери, причем полотенцесушитель висел над унитазом. Впрочем, для гигиены в это пространство еще был вписан миниатюрный рукомойник и рядом с ним - кронштейн для рулона; видимо, специальная туалетная бумага здесь уже стала стандартом.


Прихожая оказалась намного меньше, чем в бессемейке Зины: впрочем, прихожей это было назвать нельзя - скорее, коридорчик с крючками для одежды, полочками для обуви и веником. Но самое удивительное ждало в комнате - кухня, вернее, то, что должно ею быть, размещалось именно здесь же, в комнате, хотя необходимый минимум присутствовал: мойка, электроплита на пару конфорок, над которой торчал белый эмалированный зонт жестяной вытяжки и даже миниатюрный холодильник, висевший над мойкой, чтобы при размораживании текло прямо в раковину. Остальное убранство комнаты составляли два шкафа по стенам, три стула, люминисцентный светильник в плоском плафоне под потолком и стандартный динамик у двери, черный с белой накладкой и надписью "Ревна".


- А кровати у вас где выдают? - вырвалось у Виктора.


- А кровати, Виктор Сергеевич, у нас здесь. И письменный столик здесь. Просто мебель у нас современная, она у нас по-новому трансформируется.


И Евдокия в доказательство откинула из стенок полутораспальную кровать с двумя подушками, столик и гладильную доску, а из-под плиты выдвинула стол-книжку.


- А я так считаю, Виктор Сергеевич, что одинокому человеку большая квартира вовсе ни к чему. И дорого, и уборки много. Другое дело, когда вдвоем живут. Там и кухня отдельная понадобится, и лоджа, и кладовка. И семейным скидку делают. В маленковской шестерке так совсем недорого выйдет.


- Это мысль. Надо будет подумать.


- А вы подумайте... Ой, да что же это я вас заговорила. Давайте по описи примем и отдыхать устроитесь. Значит, секция мебельной стенки с кроватью - одна....


После подписания акта безоговорочной капитуляции перед большой кухней, превращенной в жилье и прозванную Виктором мысленно "бикини-квартирой", Виктор понял, что за оставшийся час ему нужно обзавестись личными вещами. Осмотр помещения показал наличие нескольких алюминиевых кастрюль, чугунной сковородки, набора столовой посуды на четыре персоны, пары комплектов постельного белья и трех полотенец - пару вафельных и банного. В шкафу был обнаружен чистый и глаженый домашний халат, а в прихожей - войлочные тапочки. На стенке одиноко стоял зелено-голубой орловский будильник - Виктор завел его и поставил время. Нашлась даже сумка-авоська, сплетенная из широкой пластиковой ленты, с парой вискозных хозяйственных сеток внутри - видимо, это осталось от предыдущего жильца. Для полного счастья не хватало предметов личной гигиены, бритвы, и, конечно, продуктов. И еще нужен был приемник - слушать западные голоса.


Проводив в коридоре Евдокию - она посоветовала ему сразу же приходить по возникновении каких-либо проблем - Виктор тут же столкнулся в коридоре с крупным мужиком под пятьдесят в помятых тренинках и с велосипедным насосом в руке. На щеке у мужика розовел заметный шрам.


- О! Сосед! - воскликнул мужик. - Меня Сашок зовите, я из четыреста четырнадцатой. А я - то гадал, кому двенадцатую сдадут. А вас как звать-то?


- Виктор Сергеевич.


- Сталбыть, Сергеич. Александр, - он указал пальцем на себя, - и Сергеич - он перевел палец на Виктора. Пушкин, что в парке стоит, он тоже Александр Сергеич. Полкуска содрало государство за квартиру-то?


- Пятьсот. А что, дешевле она?


- Не, по прейскуранту так оно и есть. Тут вона что: нехорошая это квартира. Один жилец вселился, отож человек культурный, все такое, так сбежал с задолженностью. Уволился с завода и задолженность натекла. Другой вселился - он под этим делом в драку влез, нанес, сталбыть, телесные повреждения, короче, год ему дали. Тоже степенный, интеллигентный, все книжечки таскал с библиотеки, спортом занимался, спорт его и погубил. И вот последний только вселился, двух недель не пожил - пропал, вещи, документы оставил, пропал. Так и не нашли. А я по натуре человек всегда, добрый, весь этаж подтвердит, вот, и раз так, хочу чистосердечно предупредить: чего-то тут не тое. Сейчас, извиняйте, спешу, а свободное время будет, покумекаем. Явно усе не тое...




7. Анискин без Фантомаса.



Первым из нужных Виктору предприятий советской торговли оказался "Лель" - магазин галантереи, трикотажа и парфюмерии, названный так, видимо, в честь одноименного одеколона. Располагался он на первом этаже довоенной трехэтажки у Рынка, и в его длинном чреве с массивными колоннами, пыльной белой лепниной и темными, лакированными под орех прилавками Виктор без особого труда нашел смену белья, безразмерные носки, и прочие нужные в осень премудрости вплоть до мочалки и гуталина. Касс было две, и надо было сначала отобрать товар у продавщицы, она откидывала на бухгалтерских счетах сумму, откладывала отобранные товары в сторону, после этого надо было стать в кассу, там сказать что-то вроде "В третий отдел двадцать семь шестьдесят", вернуться с чеком и забрать товар. Чеки продавщица накалывала на короткую спицу на подставке - чтобы не терялись, и видно было, что товар взяли.


Секция парфюмерии Виктора озадачила. "Шипр" для человека его положения был хорош в пятидесятых, но сейчас уже не формат, "Консул" еще не изобрели, пресловутый "Лель" в круглом картонном футляре под Палех - это слишком дорого, как, впрочем, и "Огни Москвы", а бутыль "Свежести", похоже, была скорее для сведения пятен. Парфюмерные наборы вроде "Рябинушки" были подарочными и потому отпадали. В конце концов круглолицая девушка с челкой и значком Брянскпромторга на черной водолазке предложила ему выбить "В полет" - "Это же в честь Гагарина!".


Зато пасту Виктор выбрал сразу - незнакомая ему "Новинка-67" содержала фтор, кальций и какие-то полезные лесные травы; народ еще не просек фишку и продолжал разбирать по дешевке "Лесные" и "Мятные" и какую-то импортную пенящуюся. И - о, счастье! - уже есть нержавеющие лезвия "Спутник" в белых с золотом пачках. За целый червонец. Бриться, по-видимому, придется на кухне, она же столовая, значит, нужно небольшое зеркало...


- Скажите, а стиральный порошок у вас всегда бывает? - спросил Виктор у немолодой продавщицы секции бытовой химии, только что пробившей очередному покупателю рижский набор пятновыводителей с ужасной картинкой убегающего пятна на зеленой коробке.


- Индийского сейчас нет, - вздохнула она. - Берите наш, всегда в ассортименте.


- То-есть, он не пропадает? Отечественный?


- Куда пропадает? Кто его уворует, о чем вы говорите, гражданин? Этого добра в любом сельпо навалом, как стиралки стали продавать.


- То-есть, я могу прийти и позже. Я просто недавно приехал устраиваться на работу.


- Можете позже. Тогда шампунь возьмите, мужчинам тоже нужен уход за волосами, - и она указала на полочку с рядом желтых и зеленых флаконов. - "Сирень", "Ивушка", "Ромашка", "Ладушка", "Солнышко"...


- Ромашковый. Еще мыло посчитайте, "Русский Лес", "Банное" и два рулона... нет, рулон бумаги...


- Полиэтиленовые пакеты считать?


- Да, парочку. На улице сыро.




На улице уже стемнело, в лучах длинных люминисцентных светильников танцевали мелкие капли измороси, и Виктор пожалел, что оставил зонт в экономе. Со стороны новой больницы по улице ползла туманная муть, она казалась мягкой и похожей на пленку тех самых полиэтиленовых пакетов, в которые он засунул покупки. С простенков дома на него смотрели старые лепные афиши магазина, разъяснявшие, что здесь можно купить мыло, духи, одеколон, белье... эти списки Виктор помнил в далеком детстве, и теперь от них веяло каким-то домашним теплом. Прохожие выглядели беспечно и совсем не зажато; скорее большинство из них, бегая после работы за покупками, были озабочены своими делами. Под одним из простенков на кирпичах было выведено красной масляной краской "F.".


Следующим магазином в этом доме должна быть "Гастрономия". Но как только Виктор толкнул массивную лакированную дверь - ее еще не успели заменить модерновой стеклянной - как до его обоняния донесся запах овощей, картошки и сухофруктов; сюда из подвала у Почты перенесли коопторговский магазин.


- Виктор Сергеевич! Добрый вечер!


Перед Виктором стояла молоденькая, чуть круглолицая темноволосая девушка в стильной куртке "милитари" из синтетической замши, с погончиками и накладными карманами. Короткую прическу прикрывала белая вязаной шапочка, а руки оттягивали бурая хозяйственная сумка из дешевого кожзама и капроновая сетка с картошкой и кабачком.


- Не узнали? Я Лара, из нашего сектора. Лариса, то-есть. После этого рижского детектива, как его, ну, где такси угнали, наши меня зовут Мара. В честь девушки-сыщика. Вы, конечно, нас еще не запомнили.


- Теперь запомню, - улыбнулся Виктор. - Слушайте, вам, наверное, тяжело. Давайте я сумки возьму.


- Не надо. Вы, наверное, покупать что-то будете.


- Я передумал. Вам куда донести?


- Только до остановки, она рядом. Если хотите, можете взять картошку, она действительно тяжелая...


На улице Лара раскрыла оранжево-розовый зонтик, стараясь большую часть его держать над Виктором.


- Не нужно, - ответил он. - У меня куртка непромокаемая.


- Вы хотите помочь мне, а я хочу помочь вам, - ответила она, но все же придвинула зонтик к себе. - У меня тоже не намокает, но и не дышит. Она нетканая.


- А у вас всем дают прозвища, как в школе?


- Наши прозвали вас "Дядя Анискин". Не обижайтесь на них, пожалуйста.


- Не вижу причин обижаться. Анискин вроде человек хороший.


- Они не из-за возраста, а потому что вы пришли и сразу разобрались.


- Вам далеко ехать с такими сумками?


- Нет. Я у остановки у Стальзавода живу, дом такой двухэтажный у бани. Там недалеко.


- А у Стальзавода продуктовых нет?


- Я думала по пути с работы. Меня должен был Паша встретить у гастронома, почему-то не встретил... Мы с ним немного поспорили вчера.


- Может, что-то задержало?


- Он бы позвонил... А вы уже устроились с квартирой?


- Да. Снял в экономе, за линией


- Это который как маленковская шестерка?


- Лара, я часто слышал про маленковскую шестерку, но никогда не задумывался, что это такое. За мою жизнь дома как только не называли.


- Ну как же? Это просто. Дом без лифта может быть не выше пятнадцати метров. При Сталине это пятиэтажный, а при Маленкове решили, что если делать этаж не три метра, а два с половиной, можно вместо пяти этажей сделать шесть и сэкономить. Поэтому в маленковской шестерке высота квартир два тридцать. Ну, минус потолок. А в девятиэтажках все равно лифт, и там до потолка два с половиной.


- Ясненько. Пришел Маленков - поели блинков...


- А товарищ Берия домам придумал серии. Помните, частушка была?


- Не помню. Времени на частушки как-то не оставалось.


- У нас во дворе пели. Там атомное убежище было, мы на санках зимой с него катались. А мальчишки сделали ракету из киноленты, и она полетела в белье, и им всем здорово влетело.




Автобусная остановка оказалась не у хлебозавода, а на старом месте, напротив церкви. Павильонов и скамеек на ней не было - только жестяная табличка.


- Вы не волнуйтесь, автобус скоро придет. Он часто ходит.




И тут Виктор чуть не открыл рот от неожиданности. Мимо них, стараясь не обдать грязью пассажиров на остановке, аккуратно прокатила вазовская "восьмерка": точнее, он поначалу принял это за "восьмерку". Нечто было ярко-алого цвета, двухдверное, с изящным однообьемным кузовом и квадратными фарами. Пока это чудо поворачивало у светофора к Стадиону, Виктор понял, что перед ним все же не "зубило" восьмидесятых; машинка была размером с "Оку", куцым капотом, переходящим в панорамное стекло, напоминала жука и тарахтела маломощным движком.


- Красивая? - слегка толкнула его в бок Лара.


- Их уже выпускают?


- Это же "Лада" ижевская. Помните, два года назад - звезда Туринского автосалона?


- "Лада"? "Фиат", наверное, умер от зависти.


- Ну да, они же предлагали завод нам строить под будущую модель с передним приводом. Наши опередили. А ту, что Фиат предлагал, они только довели и начнут делать с будущего года на заводах Бьянки.


- А Ижевск не "Москвичи" делает? - Виктор понял, что после промаха с "Ладой" можно палиться окончательно.


- "Москвич" переходит на такси. Стране нужны экономичные такси, как в Лондоне. И "Буран" для села оставляют.


- Вы неплохо разбираетесь в авто.


- Я записалась на вождение в ДОСААФ. Мечтаю купить машину, но это еще не скоро. Очень не скоро.


- Пока очередь подойдет?


- Очередь на что? Просто надо устроиться в жизни, ну и где-то подрабатывать, чтобы выплачивать кредит. Пока потихоньку коплю на первый взнос. Ну и льготы семейным и с детьми. А пока можно будет брать в прокате. Но я хочу свою, с прокатными часто аварии.


- Техническое состояние?


- Нет, машины нормальные. Дело в человеке. Сейчас у многих права. В ДОСААФ учат бесплатно.


- Совершенно бесплатно?


- Тоже хотите? Абсолютно бесплатно, только с условием, что еще научитесь водить грузовик, БТР или танк. Это ж все для обороны. Так что у меня еще будет на грузовик с прицепом.


- А чего бьются, если учат?


- Ездят мало. Пока не купишь машину, она редко нужна. Так что у меня план: сначала в прокате, потом все равно свою. Сейчас все планируют заранее...


- Кстати, о планах. Как у вас проставляться положено? Сегодня я, понятное дело, не успел...


- Никак. Даже чаем. У нас в порядке эксперимента коллектив из группы выпускников. И когда нам, одним из всего института, доверили, мы для себя решили - получек и премий не обмывать, за прием на работу и отпуск не проставляться, дни рождения - чай с пирожными, первого мая после демонстрации идем на природу на шашлыки, перед Новым годом - в кафе. Короче, никакого спаивания коллектива. Студентами погуляли и хватит.


- А седьмого ноября?


- На квартиру, если у кого возможность...


- Лара!


Из-за отошедшего на противоположной стороне ЛАЗика, похожего на бело-голубой огурец, показался парень; он замахал руками, и прямо рванул через улицу без перехода, благо машин не было.


- Лара, ты извини, я опоздал... Приемка придралась.


- Все нормально, мне помогли. Паша, это Виктор Сергеевич, он теперь в нашем отделе.


- Спасибо... смущенно пробормотал Паша и забрал у Виктора сетку с картошкой.


- Не за что.


- Ой, автобус! - воскликнула Лара. - Наш!




Хорошие люди, подумал Виктор. Лара общительная, парень у нее адекватный. Хорошо, если в секторе все такие будут. Товарищ Берия, значит, домам придумал серии. Выходит, Хрущев до верховной власти не дошел, а Лаврентий Палыч до Косыгина в экономике отметился. Ну что ж, один бонус у этого Союза уже есть. Наделали меньше глупостей.




Гастроном, оказался сразу на углу с III Интернационала. Ну, удобное место. На две улицы сияли крупные надписи: "НЕВА".


"Рыбный, что ли?"


Внутри гастроном был перестроен под самообслуживание. Стены и потолок сохраняли роскошный декор пятидесятых, только в люстры и бра были вкручены похожие на обрезанные милицейские жезлы здешние экономичные лампы. Прилавки, для торговли развесными товарами, были сохранены, но по всему торговому залу уже были расставлены стеллажи штучного товара с баночками, пакетами, и коробками. В глубоких купелях холодильных стеллажей дремали молочные бутылки с этикетками разных цветов - тетрапаками, похоже, здесь еще не увлекались. Народ суетливо бродил с проволочными корзинками. Виктор примерил себя к этой толпе. Пальто, мужские и женские, твид и джерси, классические и с погончиками, куртки из болоньи, прямые болоньевые полупальто на резине, от дождя... А вот и кожаная куртка, чуть попроще, чем у него. И кепка. Правда, другая. Это таксист. Странно, с момента попадания он здесь видел мало "Волг"... Это не главное. Главное, он не будет сильно выделяться.


Не обращая внимания на стеклянные банки с овощами, Виктор сразу поспешил туда, где с потолка свисала вывеска "Мясо". Война здесь была, приток из деревни уже должен быть, а это значит, дефицит, и...


Виктор уткнулся в витрину, забитую мясом и колбасой разных сортов; ажиотажа или даже очереди к продавщице, скучавшей за синими, похожими на перевернутую балалайку, весами, не наблюдалось. В глаза почему-то сразу бросились аппетитные ломти буженины. Ценники были набраны из пластмассовых цифр на брусочках, навроде "Лего", но самое интересное - они были двойными. Например, на говядину с этикеткой "Высший" стоял черный ценник в двадцать рублей, и рядом красный уже в тридцать шесть, на "Первый" - в восемнадцать рублей, и рядом - тридцать два сорок и так далее.


- Простите, - обратился Виктор к скучающей продавщице в синем халате, - а по какой цене отпускают?


- Вы из деревни, гражданин? - удивилась она. - Справа - это с акцизом! Вы знаете, что такое акциз?


- Ах, окцы-ыз! - произнес Виктор, чуть растягивая слова и "окая". - Ну да, конечно, читали. У нас ить оно больше свойское. Таперича все понятно. То-то одних колбас двенадцать сортов.


- Пятнадцать, - флегматично поправила продавщица. - На Фокина - двадцать, в Савеловском в Москве - около полусотни. По номенклатуре сто тридцать сортов, но сами понимаете, временные недостатки. Если чего не нашли, в коопторге поищите, там местные цеха привозят.


Изобилие уже особой радости не вызывало. Цена докторской с акцизом подскакивала до тридцати семи рублей, а краковская тянула на шестьдесят один сорок. Явным контрастом к этой роскоши были серые кучи ливерки, которую предлагали всего за шесть сорок и сало за восемнадцать - и то и другое безо всякого акциза.


"Не будем спешить. Посмотрим другие отделы. Во всяком случае, с дефицитом тут справляются тупо повышением цен. Интересно, а как у них с детским питанием - карточки или матпомощь?"




Может показаться странным, что главный герой, вместо того, чтобы строить планы спасения мира, занудно изучает, где что почем. Но, во-первых, пока неясно, от чего и от кого надо здесь спасать мир, а, во-вторых, шестидесятые в СССР - это время, когда что купить, уже есть, а на что купить, еще нет. Это время, когда становится неприличным носить еще годное пальто, купленное после войны на барахолке, когда советский человек понимает, что у него есть вполне материальная мечта и на нее надо накопить или заработать. Это счастливое детство общества потребительских идеалов, когда эти идеалы еще вполне разумны. Цены перестали снижать и повышать, и жизнь стала напоминать компьютерную игру, где надо правильно покупать, чтобы скорее подняться на следующий уровень.




"Птица-дичь", где рекламировались куры местной фабрики "Рассвет" - девятнадцать рублей кило и диетические яйца по два червонца десяток, уложенные рядами в гнезда из папье-маше, внушила Виктору некоторый оптимизм. Дичь ему предложили спросить в коопторге, а за курами была очередь человек пять. Виктор, следуя инстинкту советского человека, уже хотел спросить "кто крайний", но решил посетить еще рыбный, и вскоре продавщица уже отвешивала ему филе трески, которая оказалась более чем вдвое дешевле.


Дальнейший шопинг масштабных экономических открытий Виктору уже не дал. Порадовали две находки - стограммовые пачки соли за гривенник (кто-то догадался, что людям не всегда нужен килограммовый кирпич), и банки цвета металлик с растворимым кофе на сто и двести граммов, возле которых была вывешена красная табличка "Новинка". Никто эти банки здесь не разметал, они спокойно пылились на стеллаже рядом с зелеными коробочками молотого и в зернах. Растворимого в шестьдесят восьмом он не помнил, да и как-то особо в эти годы народ больше чаем увлекался.


Внезапно он понял, что не может просто так уйти, не взяв одну банку. Не то, чтобы он привык к кофе, нет. Он почувствовал в этом предмете офисной жизни какую-то связь со своей эпохой. Он понял, что эта банка нужна ему для уверенности в этом мире, как складной нож в кармане хулигана.


"В конце концов", подумал он, "могут быть какие-то праздники, или кто-то зайдет в гости". Ему вдруг стало ясно, что он просто уговаривает себя.




...Обратно Виктор шел через переезд на Почтовой - обе руки оттягивали авоська со всяким добром и сетка с картошкой и овощами, и лезть через мостик не хотелось. Продовольственную корзину нового советского человека шестидесятых завершали трехсотграммовая фляжка коньяка и двести граммов "Одесской". И то и другое было нужно на случай появления каких-то непредвиденных проблем, требующих лично-делового некогнитивного общения: проще говоря, если для решения вопроса потребуется с кем-то выпить. С одной стороны, три звездочки полностью снимали вопрос о должном уважении к другой стороне переговоров, с другой, в отличие от водки, можно было много не пить. Одесская же могла пойти на бутерброды для закуски, как и шпроты, которые здесь свободно лежали по шесть пятьдесят; народ, похоже, относился к деликатесам совершенно прагматично.


Автоматический шлагбаум мигал парой светофорных огней. Мимо Виктора в сумерках прогрохотала электричка на Брянск - красно-белая, в шесть вагонов, похожая на послевоенные секции, с дверями, сдвинутыми к середине, как у зарубежных. Здание ДОСААФ уже приобрело знакомые Виктору очертания, а на старом, потемневшем от времени дощатом заборе, отделявшем улицу от железнодорожных казарм, была выведена известкой большая буква "F.".


За Почтовой, в тумане ночной измороси, сияли огни маленковских шестиэтажек, подсвечивая желтизной тяжелые облака, ползущие прямо над крестами антенн. Похоже, это замена Новому городку, подумал Виктор. Повышенные затраты из-за сноса и расселения крахтовских бараков, зато в пешей доступности от завода и местных благ. Не дожидаясь поднятия шлагбаума, народ темной струйкой потек через пути к родному жилью, к теплым и светлым квартирам, ужину и телевизорам.




Когда Виктор ступил на квадратный метр прихожей своего нового жилья, он увидел на полу белое пятно; бумажку, похоже, подсунули под дверь. "Счет за коммуналку, что ли?" - мелькнуло у него в голове. Он зажег свет, поднял сложенный вчетверо листок из тетради в клетку и посмотрел. Листок был в пятнах свежего, еще не успевшего пожелтеть силикатного клея; вырезанные из газетных заголовков буквы складывались в слова:




МНЕ НУЖЕН ТРУП


Я ВЫБРАЛ ВАС


ДО СКОРОЙ ВСТРЕЧИ


ФАНТОМАС




8. "Так что вы уж поосторожнее..."



Человек двухтысячных и позже, получив подобный мессадж, подумал бы, что за ним охотится маньяк. Но Виктор прекрасно помнил, как в его школьные годы такие записки куда только не рассовывали. Именно с таким текстом. Поэтому он спокойно распихал продукты во все емкости модульной мебели и решил поджарить картошку под доносящиеся из динамика мелодии Андрея Петрова из советских кинофильмов.


Восьмичасовые новости по радио начались с репортажа об Олимпийских играх в Мехико; наша сборная уверенно лидировала по числу золотых медалей, уступая лишь США. Следом за этой радостной вестью было объявлено о начале деловой встречи Косыгина с Чжоу Энь Лаем, "в духе взаимопонимания и плодотворного сотрудничества". Выпуск новостей продолжили бодрые рапорты о советских достижениях. Космонавты Аникеев и Шонин продолжали нести звездную вахту на станции "Заря-1" и посвятили день экспериментам по получению сверхчистых материалов в невесомости. На ВДНХ представлен опытный образец настольной ЭВМ "Интеллектор", позволяющей решать задачи без изучения машинных языков. В эксплуатацию досрочно введен еще один агрегат Красноярской ГЭС.


Третья часть, как и полагалось, была посвящена международным делам и оказалась обширной и тревожной. Президент Франции Шарль де Голль ввиду массовых беспорядков объявил о введении в стране чрезвычайного положения и приступил к формированию Комитета Национального Спасения. В ФРГ партия "Народный союз", получившая большинство в парламенте, добилась принятия закона, объявлявшего Судеты, Восточную Пруссию, Эльзас и Лотарингию временно оккупированными территориями...


"Как бы войны не было" - мелькнуло в голове у Виктора. Особенно его беспокоила ФРГ: под названием "Народный союз" однозначно скрывались нацики. А Де Голль в отставку не пошел, видимо из-за тех же нациков. Внешняя угроза...




- Президент США Джон Кеннеди... - продолжил диктор.


"Кеннеди жив??? Его не убили в шестьдесят третьем?"


Известие о том, что Кеннеди жив, поразило Виктора ничуть не меньше, чем первые минуты первого попадания, когда он узнал, что во главе двух величайших держав мира стоят Берия и Гитлер.


Странно, что он жив, подумал Виктор. Судя по охоте за всей его династией, "Джи-Эф-Кей" к шестьдесят восьмому должны были замочить по любому... Это не просто смена лидеров. Поменялась расстановка сил, приоритеты штатовской верхушки. Ладно, что дальше...


- ... В своем выступлении перед Конгрессом объявил студенческие волнения, охватившие ряд крупных городов Восточного побережья, следствием международного заговора двух великих держав, СССР и Китая. Американская газета Дейли Уорлд, комментируя это факт, охарактеризовала его, как очередную предвыборную утку...


"Странно, он же вроде как против военщины был и вообще", подумал Виктор. "Хотя - шестьдесят восьмой, в Пиндостане выборы. А выборы все объясняют. Важнее другое. С Китаем не просто нормальные отношения, Китай по ходу в союзниках. А это меняет весь расклад на международной арене."


Остальные сообщения для Виктора были уже более привычны. Прогрессивная общественность требовала остановить грязную войну во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже и наказать виновников убийства пятисот человек в деревне Ла Мей. Несколько человек были убиты в ходе столкновений с полицией в Лондондерри, в связи с чем на Калининской площади в Киеве прошел митинг трудящихся с требованиями предоставить независимость народу Северной Ирландии. Африка пробуждалась, тайваньский катер обстрелял китайских рыбаков. И еще как-то вскользь прозвучало о "новых нападениях на евреев в Братиславе".




Белые кубики сала в черном ложе сковороды стали прозрачными и золотистыми, и все жилое пространство заполнил запах кухни. Виктор включил вентилятор - вытяжка в этой Диогеновой бочке оказалась вовсе не роскошью, - добавил ярко-желтого ароматного масла, и скинул ножом с доски тонкие белые ломтики картошки со стружками лука. Жир затрещал, и Виктор поспешил прикрыть сковороду крышкой.


"Ревна", пообещав назавтра в Центрально-Нечерноземном районе дожди, местами со снегом и опускание столбика термометра до безрадостной отметки, перешла к трансляции арий из классических оперетт. Эллиптический динамик 1ГД-28, неизменный спутник бытовой радиотехники эпохи нототении и фаворит юных радиолюбителей, изо всех сил старался преодолеть узость рамок бакелитового корпуса, но тщетно, и Виктор прикрутил звук.


Итак, холодная война здесь была, но несколько странная. Прежде всего, ничего не сказали ни о НАТО, ни о Варшавском договоре, равно как о лагерях капиталистическом и социалистическом. Еще более странной была ситуация с ФРГ: то ли над ней потеряли контроль США, то ли сознательно закрыли глаза на неонацизм. И еще: совсем ничего про ближневосточный конфликт и израильскую военщину. Про израильскую военщину ничего, а в Братиславе с какого-то бодуна нападения на евреев.


Готовая картошка благоухала, и Виктор подумал, что к этому блюду неплохо бы квашеной капусты и малосольные огурчики. Ладно, подумал он, обживемся, и будем готовить. "Морозко" на одного хватит. Горячую воду не отключат - отопительный сезон...




Примерно в час ночи Виктор проснулся от выстрелов. Спросонья он подумал, что он дома, в своем времени, и какой-нибудь магазин решил отметить очередной месяц на рынке. Но под окном завыла милицейская сирена в два тона и на светлых полосатых шторах зарницами сверкнули оранжевые отблески милицейской мигалки. Виктор вскочил к окну. Вначале было спокойно, потом в сторону вокзала, по проезжей части, не разбирая луж, рванула группа пацанов человек пять; через несколько секунд со стороны вокзала раздались крики, свист, улицу молнией озарила вспышка и тут же что-то грохнуло. Зазвенело разбитое стекло. На желтых послевоенных двухэтажках загорались огни, и мужской голос орал в форточку "В милицию звони!"; в частном секторе залаяли дворняги. Крики раздались снова, уже гораздо дальше; минут через десять все утихло и свет в окнах стал дружно гаснуть.




Утро встретило Виктора сочным гудком, долетевшим с БМЗ; спустя некоторое время ему стали вторить хрипловатые с Фасонки и Отрадного. Динамик молчал. Виктор достал трансформер и раскрутил розетку, потом заглянул за дырчатую картонку на самом девайсе. Все было в норме.


- А комендант когда будет? - спросил он вахтершу на выходе. - Динамик что-то не работает.


- А у мене тоже не работает. Это, видать, ночью порезали.


- А что ночью было?


- Кладбище с центром дралось на крахтовских. Как маленковских шестерок понастроили, так драки сызнова и пошли. С деревни едуть, квартиры снимають, у них культура своя.


- А бригадмилы или как их теперь?


- Дружинники, они ж до одиннадцати. Но такой давно не было, обычно там человек по пять, а тут, говорят, целой толпой валили, как милиция приехала, они все и бечь кто куда. Бандитский район стал, одно слово, вот только после указа гайки стали крутить, утихать стало. На Власовой будке народ счас купаться не ходит, так оне там по вечерам из обрезов шмаляют и что с войны осталось.


"Так, картина знакомая, только это было на Новом Городке. А по ночам постреливали до середины семидесятых. Но у нас позже взялись."




В старой поликлинике вход был не с Куйбышева, а сбоку, и в вестибюле толпился народ возраста в основном не пенсионного. Медичка в регистратуре ворчала, выписывая справку.


- Кать, ну когда к нам перестанут на профосмотр гонять? У них же в новом инженерном поликлиника на первом этаже. Там бы сразу и смотрели.


- Подождите... - сказала полненькая Катя, и подошла к окошку, уминая на ходу тульский пряник, - ему же в инженерной можно. Письмо Минздрава, ну, после той статье в "Крокодиле"...


- А они знают? Вот сейчас товарищ пойдет, а они завернут обратно, потому что у них нашей справки нет.


- Погодь, я им звякну.


Катя отложила пряник и взялась за трубку пузатого бюрократического телефона с белыми буквами на черном диске, путаясь в проводе, который еще не был витым, а свисал со стола причудливыми петлями.


- Маргарита Степановна! Это из первой районной. Вы осмотр при приеме на работу проводите? Ну как же?.. А письмо от двенадцатого? Нет, ну вы посмотрите. У нас... Я говорю, у нас больных... Новое здание построят в девятой пятилетке, как бээмзевскую сдадут! Да, вот это, за подписью... Ну я его к вам тогда... Гражданин! - крикнула она, уже оторвавшись от трубки, - идите на третьи проходные, в инженерном корпусе на первом этаже. Там вообще почти никого.


Выходя, Виктор заметил, что в вестибюле стояли два газетных автомата - серые шкафы с окошком наверху и надписью "Союзпечать" на железной груди, в одном были "Известия", а в другом - "Брянский рабочий". Порывшись в мелочи, Виктор обнаружил трехгривенный: похоже, эту монету здесь специально для автоматов и ввели. Виктор кинул ее в чрево автомата "Известий" и нажал рычаг; автомат щелкнул, и из щели под стеклянным окном выскочил угол номера.


"Пока буду проходить, почитаем" - подумал он, сворачивая газету и пряча в карман куртки.




Инженерная поликлиника порадовала его чистотой и безлюдьем: на прием в этот ранний час пришли только пара женщин с ОРЗ, одна закрывала бюллетень, другая открывала. У терапевта Виктор успел мельком заглянуть в печатный орган.


В глаза ему бросился заголовок во всю первую полосу, кричащий жирными прописными буквами:




"ЛУННАЯ ПРОГРАММА США ЗАКРЫТА"




Виктор впился в текст передовицы.


"На вчерашней пресс-конференции президент США Джон Кеннеди заявил журналистам, что он прекращает выполнение разрекламированной программы "Аполлон", предусматривающей посадку на поверхность Луны аппарата с человеком на борту. "Америка не может тратить миллиарды долларов лишь для того, чтобы показать миру, что Америка может их тратить", сказал он. Как стало ясно из дальнейшей речи президента, выделенные средства и созданные ракеты "Сатурн" решено использовать для создания и вывода на орбиту сверхтяжелых космических станций, на которых будет размещено шпионское оборудование и оружие для уничтожения спутников противника. "Это решение президента еще раз доказывает, что американское правительство готово принести развитие человечества в жертву аппетитам военно-промышленного комплекса" - так прокомментировал решение Джона Кеннеди президент Академии Наук СССР Мстислав Федорович Келдыш..."


Этого еще не хватало, подумал Виктор. Звездные войны в этой реальности начинаются на десять лет раньше.


Дальше было не так интересно. Первая полоса вещала об успехах электрификации и газификации, путях научно-технического прогресса, и только сбоку, словно в траурной рамке, "Международные комментарии" осуждали действия лидера АФТ-КПП Джорджа Мини, выступившего за дальнейшую эскалацию войны в Индокитае и жесткую позицию по отношению к "советско-китайскому блоку". На одном из снимков передовицы Виктор заметил знакомое квадратное лицо, которое он видел на портрете в линейном отделении; подпись мелким шрифтом гласила: "Первый Секретарь ЦК КПСС Ф.Р. Козлов на укладке первого кубометра бетона в основание Кольской АЭС".




"Фрол Козлов!" - в мозгу Виктора моментально всплыла фраза партийного босса Гриднева из романовского СССР-98:


"Культ личности Козлова после 22-го Съезда и ограниченный конфликт с США в шестьдесят шестом из-за Тайваня. Так что вы уж поосторожнее с историей..."


Правда, на культ личности снимок явно не тянул (хотя кто знает, каким должен быть культ личности в шестьдесят восьмом?), да и про войнушку с США Виктор пока тоже ничего не слышал, хотя, может быть, просто повода не было. Самое главное, что Козлов, как и Кеннеди, тоже был жив. А Виктор, наведя справки после возвращения в Интернете, точно знал, что Козлов Фрол Романович скончался в 1965 году и вроде как от инсульта из-за атеросклероза. Известно, что Козлов считался возможным преемником Хрущева. В остальном мнения современников расходились, одни считали Фрола Романовича грамотным организатором, другие называли неумным и нечистоплотным карьеристом. Хотя Виктор уже убедился, что оценки современников в зависимости от личных отношений с историческим персонажем могут меняться до прямо противоположных.





- Скажите, а прививки какие вы делали?


- Да все, какие надо, я еще с советских... эээ... со сталинских времен их аккуратно делаю.


Врачиха, улыбчивая темная шатенка с начесом под белой шапочкой, покачала головой.


- Справки нет... Ладно, по возрасту, если жили в городе, вам должны были сделать, никуда бы вы не делись. От гриппа в этом сезоне иммунизировались?


- Совсем недавно, в этой... как ее... в поликлинике, в общем.


- Покажите... Есть покраснение, это нормально... Температура, недомогание было?


- Немного. Но уже прошло!


- Нормально. Можете одеваться...






Остальные кабинеты Виктор проскочил быстро.


"Надо срочно вражий голос слушать", подумал он, проходя по стекляшке вестибюля НТП, "те всякие сплетни вытащат. Если их Козлов сильно бесит, значит - наш человек. А так вроде в Союзе жить можно, народ о машинах мечтает, и жилье хоть маленькое, а по карману".


Почему ему пришли в голову "Культтовары", он так и не понял. В его реальности в эти годы приемник можно было купить в универмаге, появился и магазин радиотоваров, под двусмысленным названием "Огонек"; то ли это было первым, что пришло в голову, то ли потому, что секция радио должна быть там наверняка.


На улице дул ветер, подсушивая вчерашние лужи на потрескавшемся асфальте; серая пелена облаков тянулась где-то в вышине над потемневшими скелетами деревьев.


- Скажите, а на каком доехать до "Культтоваров"?


Молодая женщина в светлом платке посмотрела на него с любопытством, как на приезжего.


- А до него дойти можно. Он на Комсомольской. Пройдете два квартала, у роддома свернете, ну, там еще железная арка будет, и напротив музыкалки как раз он. Музыкалка такая старинная, как теремок, это вот сразу за памятником Камозину, это летчик такой, он на Больничной живет...


- Спасибо. Исчерпывающе.


- Что вы говорите?


- Спасибо! Я понял, где это!




9. "Я снова в СССР!"



Магазин оказался на старом месте, в довоенном зеленом доме с черным цоколем, отделанным под руст. Прямо от входа, за колоннами был отдел игрушек, где на полках дремали забавы его детства - голубой заводной робот, желтый танк на батарейке, который мог объезжать стулья без всякой электроники, конструктор, похожий на "Лего", но с круглыми детальками... Виктор вдруг почувствовал, что он хочет купить сборную модельку МиГ-17 - всего за семнадцать здешних рублей! - склеить ее, выкрасить, наклеить кальки и поставить на полку над кроватью. Избегая соблазна, он рванулся вправо, и интуиция его не обманула: перед ним оказался радиоотдел. Трехэтажные стеллажи во всю стену были заставлены полированными ящиками: квадратные - телевизоры, длинные и низкие - радиолы.


- Чего хотите выбрать? - пижонистый продавец с усиками по виду лет тридцати явно хотел перевыполнить план и не отпускать покупателя. - Новинки третьего квартала - цветной телевизор "Лазурит-2", микротелевизор "Парус", стереорадиола "Юрмала" со светомузыкой...


Виктор внезапно узнал этого продавца. Это он, в двубортном костюме и с голливудской улыбкой, во второй реальности пятьдесят восьмого года показывал ему телевизоры в здешнем универмаге. Продавец не погиб в войну и пришел в "Культтовары", потому что нового двухэтажного универмага здесь не построили. Все равно приятно.


Старый знакомый воспринял замешательство Виктора по-своему и перешел к агрессивному маркетингу.


- Похоже, вы часто бываете в поездках, - предположил продавец. - В таком случае вам просто не обойтись без этого...


Изящным жестом фокусника он продемонстрировал Виктору нечто, очень похожее на айфон в кожаном футляре.


- А что это?


- Это айфон, - произнес продавец с таким видом, будто всю жизнь провел в билайновском салоне. - А это зарядка к нему.


- Это айфон? Настоящий? - Виктору показалось, что он еще спит в экономе.


- Настоящий. К юбилею Советской власти выпущен. "Фон" - это с греческого звук, а приставка "ай" - святой, это в честь Ай-Петри, или горы Святого Петра, потому что выпускает Симферопольский завод телевизоров, Симферополь в Крыму, а Ай-Петри - это у них символ края, который не только является всесоюзной...


- Он работает? - выдавил из себя Виктор, раздавленный эрудицией труженика прилавка.


- Конечно. Вот записная книжка, вот включаете радио. В кармане свободно...


- Так это приемник с записной книжкой? То-есть, в записной книжке?


- Выполненный на новейших отечественных микросборках. Госпремию за них дали.


- Скажите, у вас АРТы есть?


- АРЗ? Александровского радиозавода?


- Нет, мобильные телефоны.


- Вы, наверное, "Голубой огонек" смотрели? Нет, там же сказали, что в розничную продажу - это на перспективу. Пока только по организациям. Ну и это же все на хозрасчете - сам "кирпич" недорогой, но там тариф по минутам, как на междугородке, да еще за номер платите. Выгоднее дойти до будки и за двугривенный куда угодно. Но обещали, что в девятой пятилетке модернизируют сети и снизят.




"Война все-таки сказалась... Но меньше, чем у нас. Мобильники у них есть, судя по фразе, здоровые."




- Что ж, будем жить простыми радостями... Что посоветуете из приемников?


- Вы знаете, у нас большой выбор. Самые простые и дешевые - транзисторы четвертого класса, карманные и переносные, цена от двухсот до двухсот пятидесяти.


- Недорого...


- Так китайский монтаж. Ввиду дешевизны продаем без рассрочки.


- А в рассрочку что?


- Могу посоветовать "Спидола-67" и "Киев-5". Современное оформление, хороший звук. Стоят порядка восьмисот. Настоящий советский монтаж. Есть подешевле, третий класс, идут за пятьсот примерно. Есть короткие, мощность как у четвертого класса, звук лучше четвертого. Тоже все советские.


- Они и от сети и батареек?


- Только от батареек, разумеется. Могу предложить универсальный блок питания за сто десять рублей, подходит ко всем.


- То-есть, отдельно еще блок питания?


- Если хотите вместе, то вас, как ценителя настоящей аппаратуры, заинтересуют "Петергоф" и "Даугава". Все волны, встроенный трансформатор, цена всего тыща сто.


- Всего?


- Это экспортируют в Европу! Немцы и англичане берут!


- Ну, что немцу хорошо... Мне вообще для небольшой квартиры.


- Вы обставляете квартиру и экономите? Минимальный вариант - это "Восток", китайский монтаж и корпус, длинные, средние, короткие, и всего триста сорок. Но для вас, честно скажу, это будет несолидно. Это в деревню берут на кухню ставить. Поверьте, мне, человеку со стажем работы в сети и победителю соцсоревнования: вам лучше взять недорогую радиолу. Вы выгадаете двести рублей, чем если будете брать транзистор и проигрыватель в чемодане. И звук лучше.


- Самая дешевая какая?


- "Звезда", триста шестьдесят, тоже теперь китайская. Длинные, средние и панель. Вы живете далеко от линий электропередач? Частный сектор, или?


- У железной дороги.


- Э, нет, не пойдет, трещать будет. Специально для вас рекомендую - "Проксима-5", недорого, семьсот десять, Ижевский завод. Все диапазоны, включая УКВ. Оформим в рассрочку.


Он показал Виктору на длинный ящик , половину которого занимал проигрыватель.


- Надо померить, влезет ли он в стенку.


- Есть более компактный - "Бердск-68"... Слушайте,товарищ, а может вам уцененка подойдет?


- Какая уцененка?


- Специально для вас. Обратите внимание - "Проксима-С" выпуска шестьдесят пятого года. Всего четыреста семьдесят после двух уценок. Все диапазоны и УКВ. Ижевский монтаж, будет работать, как автомат Калашникова.


Представленный Виктору ящик напоминал уменьшенную копию павильона "Радиоэлектроника" на ВДНХ. Или, точнее, павильон на ВДНХ делали те же дизайнеры. В берлоге Виктора девайс смотрелся бы вполне прилично.


- И что же с ним не так? Уценили за что? Два раза?


- Ну, во-первых, устаревший дизайн, шкала под динамиком. Сейчас это не модно, сейчас модно длинное и низкое. А главное, видите, пластмасса пожелтела. Потеря товарного вида. А так работает, сейчас включим, проверим... - продавец наклонился к Виктору и зашептал, - берите, я вам в порядке исключения скидку выпишу юбилейного покупателя, и рассрочку по максимуму. Первый взнос восемьдесят рублей, это почти ничего. Он нам все показатели успешной реализации портит. У нас уже хотели скинуться и сами купить, но если бы сначала премию, а потом купить...


- Так вам из-за него премию снижают? Конечно, поможем.


- Да? - засиял продавец. - Тогда я оформляю кредит, а вам наша карточка в отдел пластинок. Купившим радиолу скидка на пластинки.


Виктор понял, что его раскручивают на покупки, но все же решил посмотреть. В конце концов, если есть проигрыватель, надо хоть что-то на нем крутить.




Не дойдя полшага до прилавка музотдела, он замер.


С картонного конверта, из которого продавщица только что вынула диск - гранд, на Виктора смотрели Джон Леннон, Пол Маккартни, Ринго Старр и Джордж Харрисон.


Надпись внизу конверта гласила:




Квартет "Жуки"


Снова в СССР




Брюнетка с подведенными глазами поставила гранд на проигрыватель и опустила иглу.


- I'm back in the USSR! You don't know how lucky you are, boy! - весело заорал динамик знакомыми голосами.


- Пробиваю, - кивнул молодой парень в кепке и отправился к кассе.


"Нет, это не может быть. Подражатели какие-то. Из Югославии небось"


- Скажите, это кто поет? - поинтересовался Виктор.


- Это "Жуки", тут написано. Эстрадный квартет из Англии.


- А кто, какой состав?


Продавщица сняла пластинку с вертушки и равнодущно посмотрела на "яблоко".


- Дэ Леннон, Пэ Мак-Картни...


- А еще есть такая?


- Но это же молодежная музыка. Для вашего возраста у нас есть Рознер, Зоя Рождественская...


- Пусть молодежная. Я просто тащусь от "Жуков". Есть такая еще?


- Выбивайте, тринадцать рублей.


- У меня скидка за радиолу. Вот карточка.


- Тогда десять.


- А еще что-нибудь подобное? Западные рок-группы?


- Так они же поют непонятно. У нас в основном наши берут. А эти - для школ, на уроках английского разучивать, или те, кто на инструментах играет...


И она показала на соседний стеллаж, где были разложены популярные в народе инструменты. Судя по электрогитарам рядом с балалайками и баянами, народ продвинулся.


- То-есть, у вас нет?


- Конечно есть, вот каталог, выбирайте...




10. Будь Карузо Баранкин



...Тащить радиолу в тринадцать кило до эконома с Куйбышева оказалось не так сложно - Виктору помог какой-то парень, которому оказалось по пути. Просто помог, даже вместе подняли на этаж, а потом категорически отказался взять за труды деньгами или бутылкой коньяка - "Да вы что! Мне помогают, и я помочь должен!". Совершенно незнакомый парень, с папкой на молнии, студент по виду. Потрясающая страна, одни драки устраивают, другие помогают просто так, будто при коммунизме. Виктору поймал себя на мысли, что ему тоже хочется сделать что-то для других просто так, чтобы должником себя не чувствовать.


Купленная радиола с пачкой пластинок, несмотря на желтую решетку динамиков, внезапно придала комнате совсем другой вид, уютный и обжитый; Виктор внезапно догадался, почему. К концу шестидесятых бытовой техникой обзавелись почти все, кто жил в отдельных квартирах, она означала, что обитатель этой жилплощади не алкаш, а человек с культурными потребностями. Конечно, лучше бы здесь выглядел телевизор, но даже при китайской сборке самый дешевый потянул бы тысячи на полторы. Кроме того, чтобы не выделяться, надо было узнать, что народ ставит в экономах.




"Так. А ведь с ночной могут и гопники обчистить..."


Откинув отвертку из трансформера, Виктор отвинтил заднюю картонную часть радиолы и пристроил слева над трансформатором пакетик с мобилой и российскими деньгами. Оставив в бумажнике сдачу - серо-голубой червонец и разноцветные казначейские рубли, похожие на фантики, он рассовал оставшуюся зелень по трем другим нычкам. Выносить радиолу через вахту, пожалуй будет сложновато, подумал он, а внутри простому домушнику копаться нет времени.




К зданию НТП Виктор подошел уже к половине второго, и он думал лишь о том, успеет ли пообедать: в перерыв везде должны быть очереди. Общепит он обнаружил по запаху тушеной капусты, плывшему по коридору первому этажа и бело-синему плакату над дверями:


"Быстро есть в столовой - значит, экономить время!"


Тревога оказалась напрасной: в столовке уже сделали конвейер, и к окошечку, из которого выплывали подносы, стояло человек десять. Комплексов было три: за четыре рубля, шесть, и восемь, и, чтобы выбрать нужный, надо нажать одну из трех кнопок на стене, а потом дать деньги в кассу, которая уже пробила чек. Виктор выбрал среднюю, и ему достался салат из квашеной капусты, суп с курицей, рыба жареная с рисом и стакан компота из свежих яблок, на котором стоял пирожок с повидлом. Хлеб стоял в вазочках бесплатно, как соль и горчица: это был священный продукт, который должен быть доступен даже человеку без гроша в кармане. Виктор оглядел соседние столы; в комплексе за восемь был борщ, голубцы, винегрет и кофе с ватрушкой, а за четыре суп был молочный, без выпечки и салата. Поодаль виднелось окошечко для сдачи подносов с сентенцией, написанной почему-то старославянской вязью: "В нашей столовой порядок такой: поел - посуду убери за собой!".


Так, подумал Виктор, значит, если работу будут давать сидячую, вполне хватит за шесть, а постоянно бегать по этажам - за восемь. По вкусу, вроде готовят прилично, хоть и однообразно. В выходные обед варим дома, так дешевле. С получки начинаем искать зимнюю куртку и обувь, в крайнем случае тут наверняка можно японские часы загнать. Возможность подкалымить искать однозначно, тем более, мастера на дом по мелочам наверняка дорого. Именно по мелочам, штекер, к примеру, подпаять, они часто отваливались. А для этого надо заводить знакомства.


- Приятного аппетита! Нормально прошли?


К его столику подсел Петросов, сияющий так, как будто наша сборная уже победила канадцев.


- На днях из Москвы к нам приедет группа товарищей из головного института и министерства. Будет мозговой штурм, нужны идеи, как обогнать японцев по магнитофонам.


- Завалим Европу дешевой китайской бытовкой?


- И автомобилями. Тут некоторые пищат, что мы не просто подарили заводы, а оставили в нашей собственности, вроде эксплуатации. Так ведь китайские братья довольны, они зарабатывать хоть нормально стали. Автомобиль, конечно, не купят, приемник купят. Но, понимаете, одной низкой цены мало. Нужны новые идеи. Вы там подумайте.


- Какой вопрос? Все для блага человека, подкинем.




В сектор они поднимались вместе.


- Виктор Сергеевич, вы говорили, у вас есть опыт работы с ЭВМ?


- Да, в основном с малыми, вроде стола. Ну, у каждой серии есть свои особенности...


- Ребята все покажут. Пока задача такая - тут одну программу прислали по почте, надо ввести в машину, - сказал он, входя в комнату, - а наши все загружены.


- Просто ввести и все?


- Да, пожалуйста, не надо там ничего менять и оптимизировать.


Петросов взял со стола почтовый конверт и вытащил оттуда гармошку листов с круглыми дырочками по краям.


- Вот вам программа, держите... Инночка, подойди на минуту!


К Виктору неторопливым шагом приблизилась цветущая девушка с ямочками на щеках, улыбкой Жанетт Хардинг и темными распущенными волосами до середины предплечий. Виктор уже заметил, что каждая представительница прекрасного пола здесь старается выбрать неповторимую расцветку и узор чулок. На этой леди были плотные черные; впрочем, они ей шли.


- Это Инна Леонидовна, лучший математик группы, то-есть, уже сектора... Слушай, ну внешний вид-то!


- Викентий Андреевич, - протянула Инночка, - когда я иду в цех, я прячу волосы под косынку. По правилам техники безопасности.


- Хорошо. Включите видеотерминал и покажите Виктору Сергеевичу, как вводить.


- Он включен. Виктор Сергеевич, халат надевайте и присаживайтесь, - и Инночка пододвинула легкий трубчатый стул для себя, попытавшись максимально подтянуть край своего халата к коленям от середины бедра. Желание выглядеть "как все" и природная стеснительность явно вызывали в ней когнитивный диссонанс.




- Черт, совсем из головы вылетело, - Петросов взялся левой рукой за лоб, - Люба, выпиши сегодня товарищу халат! Э-ээ... два халата, белый и еще синий для работы в лаборатории. Пока возьмите в шкафу, там для командировочных висят. А умыться можно в лаборатории.


- Так я ж с утра умывался.


- При работе с видеотерминалом полагается вымыть лицо и руки, - пояснила Инна, - это не с машинки вводить.




- Сначала о самой системе, - важно произнесла Инна, когда Виктор, наконец, уселся на вращающееся кресло, чувствуя себя хирургом перед операцией, - у нас в цоколе стоит комплекс на микросхемах из четырех "Минск-67", с коммутатором и устройствами проводной связи с другими комплексами. Вы знаете, что такое операционная система?


- В общем, представляю...


- Начнете работать - постепенно освоите. Здесь УМОС - универсальная многозадачная операционная система. Комплекс может одновременно работать со всеми видеотерминалами в этом здании. Я вызвала экранный редактор и он создал новое досье - видите, на экране мигает зеленая звездочка?


Виктор взглянул. Звездочка, похоже, была белая, просто телевизорный кинескоп спереди закрыли большим зеленым стеклом. Загадочное "досье" видимо, было файлом.


- Вы можете набирать текст на экране, - продолжала лекцию Инна, - проверять и исправлять ошибки, и сохранять его в досье, машина каждый раз меняет содержимое.


- Это понятно.


- Это теперь ясно. Раньше, чтобы что-то посчитать, надо было написать программу на бланках, сдать листы в перфораторную, получить перфокарты, пронумеровать, чтоб не перепутались, сверить набивку, сдать на выполнение, машина выдает ошибку и все начинается сначала. Видеотерминал повышает производительность ЭВМ в десятки раз.


- Потрясающе, - хмыкнул Виктор. - При таком прогрессе ЭВМ скоро будет стоять на каждом столе.


- Ее в кармане носить будут. - без тени улыбки произнесла Инна. - Она будет понимать голос, и связываться с банками данных во всех концах земли.


- Двадцать четыре на восемьдесят? - Виктор положил руку на ящик.


- Да. По новому ГОСТу.


- Мануалы есть?


- Мандуалы? - хихикнула Инна. - Это вроде гамандрилов?


- Ну, техдокументация.


- А, руководства? Конечно.


Она выдвинула ящик и положила на стол несколько увесистых альбомов с цветными комиксами, где каждое действие разжевывалось до уровня четвероклассника. Впрочем, похоже, что в этом Союзе компьютеру учили сразу после принятия в пионеры.




С командами удалось разобраться быстро. Сложнее оказалось с техникой. Виктора все время сбивало то, что "Esc" оказалась под единицей, а "Ctrl" на месте "Tab"; ошибки же приходилось просто забивать. Машина тормозила не по детски, зеленый шрифт прописных букв на экране через пять минут стал реально напрягать, но Виктору хотелось заплатить этому миру за помощь, которую ему утром оказал этот незнакомый молодой парень, и он упорно продолжал щелкать клавишами, сверяясь с текстом программы, и каждые пару минут набирая комбинацию сохранения. Он стал специально поминутно моргать и время от времени поглядывать вдаль, чтобы глаза не так утомлялись.


Нудно гудевшие с потолка лампы дневного света комфорта не прибавляли. Ко всему прочему, в отделе негромко играл динамик; музыку каждые четверть часа перебивали прогнозы погоды, информация о новых товарах и полезные советы, перемежаемые афоризмами из польского журнала "Пшекруй". Виктор помнил эти афоризмы с детства. Они попадались ему в каждом номере "Науке и жизни", эти прикольные фразы выдуманных личностей или из выдуманных книг "Пи", "Ву" и "Будь Карузо баранки"; последнее название он так и не понял, и почему-то всегда считал его продолжением повести "Баранкин, будь человеком!"




Спустя полчаса лучший математик группы заглянула ему через плечо, и, не говоря ни слова, тихо вернулась на место. Еще через полчаса Виктор заметил, что сотрудники начали перешептываться, и искать повод пройти мимо, осторожно посматривая в его сторону. Наконец, Инночка как-то странно, боком подошла к нему.


- Виктор Сергеевич! А вы не забыли про перерыв?


- Так обед уже прошел.


- Я не про него. По охране труда положено перерывы делать.


- Да я не устал... Просто клавиатура немного непривычная, это замедляет. Несколько страниц осталось.


Инночка чуть ли не в прострации взяла уже отложенные листки программы и открыла рот.


- Вы что... - в ужасе выдавила она, - вы что, ввели больше тридцати тысяч знаков?




11. Приключения Электроника или детство Терминатора



Виктор совершенно не представлял, чем комсомолку могут напугать тридцать тысяч знаков.


- А чего, зависнет, что ли? - выпалил он первое, что пришло в голову.


- Не зависнет, там оверлей... За половину смены более тридцати тысяч обрабатывать не положено.


- Предупреждать надо, - полушепотом ответил Виктор.


- Случилось страшное, да? - с другой стороны из-за терминала свесился на стол Вадим. - Инес, что такое, скажи мне!


- Он... он набирает быстрее, чем машина думает.


- Виктор Сергеевич, а ви, случайно, не робот? Кино недавно такой был, Роберт звали.


- Я тоже когда-то читал про роботов, - пожал плечами Виктор, - "Приключения Электроника или детство Терминатора". Любая машинистка быстрее печатает.


- Машиныстка нэ может быть "ватником", - глубокомысленно заявил Вадим. - Она на экран нэ слэдыт.


- Молодая, потому и не следит.


- Лагычно, - протянул Вадим и после паузы добавил: - а машина у нас нэ зависаит, у американцев зависаит. Патамушта у американцев интернационал бизнес машин, а у нас союз рабочих и машин.


Сказав это, он вернулся на место, и лицо его излучало радость познания еще одной тайны Вселенной.


- А что, - обратился Виктор к Инне, - норму могут повысить, если много набирать?


- Премию с прибыли больше дадут. Но ведь здоровье дороже!


- Инна, а вы давно на машинах?


- С института. У нас там "Урал-60" стоял, он так грелся, что мы у него волосы сушили...




-...Виктор Сергеевич, вы закончили? Я вам покажу ваше рабочее место, и вам надо расписаться.


Любочка, аппетитная девушка со светло-рыжими волосами и светло-синим платьем под халатом, она же старший техник по снабжению, провела Виктора в угол зала, где его ждали серый однотумбовый стол из железного листа с пластиковой столешницей и кульман. Кульман был "беушный", но хороший, с изящными литыми ногами, черной блямбой противовеса и новой, мало исколотой доской. Виктор расписался за обещанные халаты ("бязевый - один, диагоналевый - один, стираете сами") и принадлежности, причем педантичная Любочка заставила его открыть и проверить готовальню, которую она важно называла "набор НЧК-14" - "а то бывает, получают, и говорят, что некомплект". Внутри футляра из папье-маше на красных бархатных ложах, словно ордена, мирно почивали хромированные чертежные инструменты; их безукоризненный порядок навеял Виктору приятные воспоминания о заводе.


Минут через пять после того, как Виктор расписался за матответственность, к его столу подошла низенькая веснушчатая девушка без халата, назвалась Евгенией Васильевной из объединенного профкома, и спросила, хочет ли он стать на учет.


- Наверное, ж все в профсоюзе, - флегматично ответил Виктор, - взносы, как и раньше, один процент, ничего не поменяли?


- Разве вы не знаете? После четырнадцатого съезда полпроцента, - ответила Женя, - аппарат ВЦСПС сейчас сократили, поскольку профсоюзные санатории и прочее передали Минсоцразвития. И у нас на предприятии путевки через отдел соцразвития. Поэтому теперь многие спрашивают, для чего нужен профсоюз. Отвечаю: теперь наша основная задача - обеспечить участие трудящихся в управлении. Ученые доказали, что в нашей стране только отдельные несознательные граждане хотят работать в условиях "я - начальник, ты -дурак"...


- Начальники или подчиненные?


- Неважно! Скажите. вы честный, сознательный, опытный, и хотите думать своей головой?


- Скромность не позволяет мне это сказать.


- Отлично. Если вы член профсоюза, начальник будет с вами советоваться, вы сможете участвовать в группах качества, советах по организации труда, материального и морального поощрения, вас будут знакомить с проектами решений, которые вас коснуться, вы сможете предложить что-то свое или написать возражения. Если хотите, вас могут выдвинуть в совет предприятия или наблюдательный совет трудового коллектива. И это все за десять рублей в месяц. Если не хотите - будете простым исполнителем.


"Так, если я правильно понял, быть простым исполнителем тут моветон. Партии или там Совмину нужны активные строители коммунизма... а заодно и контроль за номенклатурой, чтоб не борзела."


- Ставьте на учет, конечно.


- Карточку на профбилет можете после выходных занести, - сказала Женя, забрала заявление и удалилась.




- Правильно сделали! - из-за доски выглянуло миловидная брюнетка с двумя озорными хвостиками волос, - а то мы боялись, вдруг вы отделу стопроцентный охват подпортите.


- Ну так может, вам и по комсомолу стопроцентный охват сделать.


- Так у нас комсорг есть. Рустамчик! Подойди на минуту.


- Ну чего у тебя опять, Филонэнко? - к кульману подошел парень в прическе а-ля Дин Рид, но с усами и прищуренными, как у Ильича, глазами; из под расстегнутого халата у него выглядывали красный мохеровый свитер и джинсы цвета морской волны, расширенные книзу наподобие дудок.


- Товарищ в комсомол хочет.


- Издеваешься, Филонэнко. Нехорошо издеваться.


- А что? Мог бы поручения выполнять.


- Какие поручения?


- Политинформации у вас часто проводят? - спросил Виктор. - А то по радио про политику мало.


- Про политику сейчас молчат, - хмыкнул Рустам. - У Америки дела плохи, им надо ограниченный ядерный конфликт в Центральной Европе, чтобы народ от борьбы отвлечь. Обстановка напряженная, сами видите.


- А это не перерастет в глобальный конфликт?


- Конечно, перерастет. Но это будет последняя война в истории человечества.


- Да ладно, - отмахнулась Филоненко, - фон Тадден по дружбе нефть получает...


- Фон Тадден просто популист и демагог. Не сегодня - завтра его неофашисты уберут. И штатовцы на это глаза закроют. Как говорят у нас в Кулябе...


- У нас в Полтаве так не говорят, у нас кажуть "Ось побачим".


- Уля, не нервируй меня. И вообще, надо работать.


- Да, вот как раз черчу и думаю - а кто бы напомнил победителю соцсоревнования, что надо работать?




"Фон Тадден? Это который в НДП был? И с кем это у него дружба? Или это нефтепровод "Дружба"? Немецкая партия - это НДП и она у власти в ФРГ? Почему американцы это допустили, они же влияют на ФРГ? И где ГДР? Почему я здесь не слышал про НАТО и Варшавский Договор?"




...Дежурство на стенде оказалось делом простым и очень выгодным. Климатические камеры, где гоняли блоки магнитофона, работали по программе, и надо было каждые полчаса подходить и сверять параметры. Если параметры вышли за допуска, надо было остановить испытания, вынуть дефектный блок и вновь задать режимы для годных. Оставшееся время можно было дремать урывками на старом кожаном диване в бытовке, поставив кухонный таймер - он противно трещал, когда выходило время.


Все это хозяйство размещалось в утепленном ангаре-пристройке - он стоял за забором, на месте нынешнего памятника революционерам, с бетонными барельефами и стелой. Памятниками в этой реальности, похоже, еще не увлекались. В ангаре тускло горели лампы дежурного освещения, пахло машинным маслом и сварочной копотью; силуэты разрывных машин и стендов вызывали воспоминания об инопланетном корабле в фильме "Чужие", жужжали привода, кашляли компрессоры и огромные промасленные цилиндры тяжело вздыхали сжатым воздухом.


Участок малых и средних климкамер был отгорожен легким заборчиком в углу ангара, и на нем поддерживалась необычная для машзавода чистота. Белые шкафы и шкафчики на фоне желто-серых стен, по которым, словно клубок змей, расползались во все стороны тускло поблескивающие цинком вентиляционные короба, синие трубы пневматики, красные пожарные краны и черные кабеля - все это создавало атмосферу какого-то голливудского боевика. Казалось, что из-за ближайшей колонны выйдет Джейсон Стэйтем с озабоченным выражением лица и почешет небритый подбородок.




Обозрев окрестности, Виктор принялся за "Известия", но там больше ничего нового не нашлось. На второй полосе было пространное интервью с неизвестным Виктору конструктором Нестеровым о новом стрелковом оружии для Советской Армии.


"- Расскажите, пожалуйста, - спрашивал журналист, - чем объяснить принятие на вооружение еще одной системы, после того, как автомат Калашникова, распространенный в наших Вооруженных силах и НОАК, показал в Индокитае убедительное превосходство над новейшими образцами американского оружия?


- Новый автомат предназначен для наших частей высокой мобильности. Система Михаила Тимофеевича Калашникова почти идеальна. Идеальна для широкомасштабного военного конфликта, подобного Великой Отечественной, с применением оружия массового поражения. Однако наши противники, стремясь избежать удара возмездия по своей территории, стремятся навязать нам тактику ограниченных войн, и измотать в них нашу экономику. Для высокомобильных частей нужны легкие и компактные автоматы, с меньшей отдачей, чтобы при стрельбе очередями было легче поразить цель. Такое оружие и было создано нашим КБ под новый малоимпульсный патрон..."




На снимке Виктор увидел изящный булл-пап с ручкой сверху, как у американских винтовок.




"...Скоро на вооружение нашей армии поступит еще одна система. Нет, это не волшебное сверхоружие, но вещь необходимая и принципиально новая. Называется она АПО - автомат персональной обороны. Сорок процентов наших военнослужащих не призваны входить в бою в непосредственный огневой контакт с противником. Это танкисты, водители, артиллеристы, штабные работники, к примеру. Для них мы создали оружие, которое сочетает в себе огневую мощь автомата, а по весу и размерам чуть больше автоматического пистолета..."




Они готовятся к войне в Европе, подумал Виктор. Новые автоматы, колесные БМП, силы быстрого реагирования... Они готовятся к войне, в которой США вместо себя подставит другую страну, достаточно большую, чтобы измотать СССР. И, похоже, это Германия. Союз разносит ракетами Европу, а затем США диктуют свои условия. Сразу двух соперников сразу. Китай пока слишком слаб, чтобы быть решающим игроком, это не конец двухтысячных.


Одним словом, подумал Виктор, это снова руины и жертвы. И, скорее всего, это в конце концов, ядерные боеголовки на СССР. На Брянск, на всех этих людей, на него самого. Ближе к финалу, когда Союз истощит силы. Та же бредовая затея, что и у Гитлера, но с иезуитским расчетом. Что опаснее для мира - взбешенный близким концом психопат, или система расчетливых циников, сумевшая обмануть сама себя?




К одиннадцати сменщик почему-то не пришел. Виктор несколько раз заходил в будку мастеров, где резались в "козла" заводские дежурные слесаря, и на обшарпанном старом столе с обтянутой дерматином крышкой стоял карболитовый телефон; но никто не звонил. Без четверти двенадцать по крыше и стеклам ангара забарабанил нудный осенний дождь, и в свете фонарей, освещавших обезлюдевшее пространство заводского двора, замелькали мокрые хлопья.




В половине двенадцатого в дверь бытовки постучали.


- Виктор Сергеевич, вы извините... Жену отвозил... Мальчик, понимаете... Мальчик!


На пороге, с непокрытой головой, стоял парень в вымокшей куртке, и струйки воды стекали по его счастливому лицу.




12. "Я не интеллигент, я технарь"



- Простите... Простите, у вас сигареты не найдется? Мои все размокли...


Это была молодая женщина, и первое, что бросилось в глаза Виктору - это аккуратное каре рыжих волос с прямой челкой над длинными, подведенными ресницами, из-под которых выбивался умоляющий взгляд; чуть вздернутый нос придавал лицу с овальным подбородком немного озорное выражение. Посиневшие от холода губы с трудом пытались вытянуться в вымученную улыбку.


Женщина была в светлом демисезонном пальто трапецией, с большими кругами темных пуговиц и бросающимися в глаза косыми линиями больших карманов; для нынешней погоды это казалось слишком легким, и шея, обнаженная, без всякого платка или шарфа, которая выглядывала из свободного отложного ворота, лишь подчеркивала несоответствие наряда погоде. Серо-оранжевый зонт не защищал хозяйку от кружащихся в воздухе мокрых хлопьев, они падали и впивались в ткань, пропитывая ее ледяной влагой. На ногах, вместо высоких сапожек, на которые уже поголовно перешли здешние представительницы прекрасного пола, были обыкновенные туфли - по моде шестьдесят восьмого, с низкими каблуками и острыми носками; ноги, затянутые в светлый капрон, по-видимому, давно уже промокли, а из туфель можно было выливать воду. Небольшая круглая шапочка на голове была относительно сухой, но было неясно, что же она все-таки защищает.


- Не будет?..


Женщина повторила это упавшим голосом; она зябко сжалась, приложив к груди руки, в которых была плотно сжата рукоять зонта, как будто ветер собирался его вырвать, по висящей на плече бежевой сумке стекали крупные капли, и Виктор вдруг почувствовал, что незнакомке по-настоящему холодно и ее, наверное, уже бьет озноб.


- Я не курю... Что-нибудь случилось? - последние слова вылетели у него как бы сами собой.


- Ничего! Ничего, все в порядке! - поспешила ответить она. - Все нормально, я иду домой. Спасибо...


- Далеко?


- Что?


- До дома далеко идти?


- А... а зачем вам знать, где я живу?


- Я не хочу знать, где вы живете. Просто узнать, далеко ли вам шлепать по лужам в таком наряде.


- Ну какая вам разница...


- И все-таки?


- Где-то час... Автобус ушел.


- А такси?


- Туда не берут в это время. Или дерут по-сумасшедшему, - и она назвала сумму, явно превышавшую наличность Виктора. - Некоторые предлагают подвезти так, но... сами понимаете...


- Вот черт, у меня тоже голяк. С дежурства иду.


- Послушайте не надо мне платить за такси! Все нормально, я д-дойду...


Виктор заметил, что у нее от холода дрожат губы.


- Так. Сейчас попьете горячего чая, согреетесь, а потом дальше пойдете. Так и слечь недолго.


- Все уже закрыто...


- Да я рядом, вон, видите эконом у вокзала? Меда нет, сгущеное молоко есть.


Она отшатнулась к водосточной трубе, попав под ливень, текший мимо желоба.


- Не надо! Я сама дойду!


- Я не предлагаю вам вечер проводить со мной! - чуть не выкрикнул Виктор, начиная сердиться. - Тем более, уже второй час. Выпьете чай, обсохнете и идите куда угодно.


Она колебалась; на ее побледневшем лице отражалась внутренняя борьба. Тогда Виктор взял ее за руку и повел через перекресток в сторону дома.


- Куда... куда вы меня тащите?


- Можете милицию звать. В отделении тоже сухо.


Женщина смирилась и покорно пошла за ним по Вокзальной, то и дело спотыкаясь и попадая туфельками в лужи, где плавала тонкая кашица тающего льда: очевидно, в ее представлении Виктор не укладывался в стереотипный образ грабителя или маньяка. "Черт ее знает, зачем я ее веду" - мелькнуло у него в мозгу. На гулящую или аферистку его неожиданная попутчица не походила, и попыток навязываться не предпринимала, скорее, наоборот; с другой стороны, она ни разу не упомянула о семье и на правой руке ее не было кольца. Хотя здесь некоторые не носят, и не все расписываются. Шестидесятые. Приятель? Тогда бы она ему позвонила. Или спросила две копейки, или сколько у них тут в автомате. Позвонила бы каким-нибудь знакомым, подруге. Похоже, или близких у нее в Бежице нет, или...


- Вас как зовут?


- Что вы сказали?


- Ну, вас как зовут? Меня зовут Виктор Сергеевич. А вас? Это для вахтерши. Если что, скажем, что вас должен был встретить мой знакомый, но его вызвали в командировку...


- Не надо. У меня есть паспорт. А зовут Соней, разумеется.


- Вы не похожи на соню.


- Софья. В честь Ковалевской. Родители хотели, чтобы я стала математиком.


- Получилось?


- Вы действительно меня не узнали? Я пою в группе "Деснянка". Соня Ларина. В группе прозвали "Софи Лорен", но я на нее ни капли не похожа. Что вы остановились?


- Нет, идемте скорее, а то голос застудите. Я недавно в городе. А что, вас после концерта не развозят?


- Я же говорю, автобус ушел. Точнее, я на него опоздала, но это неважно...




- ...Господи, так вы ж простудитесь! - воскликнула вахтерша, когда Соня предъявила паспорт. - Вам надо срочно горячего чаю и в постель!


- Вот как раз чаем и будем поить, - ответил Виктор. - Искусство принадлежит народу, и народ не должен дать ему пропасть.


- Интересно, какую часть из этого совета вы собираетесь выполнить первой? - спросила Соня, когда они уже поднимались по гулкой лестнице, озаряемой скудным светом пятиваттных газосветных ламп: казалось ни в одной из реальностей призывы к экономии не понимали столь буквально, как в этой.


- Вас, наверное, уже дома заждались. Телефона нет, звякнуть, чтоб не беспокоились?


- Не ждут. И в этом смысле тоже.


- Не волнуйтесь, я не затаскиваю в постель мокрых, застуженных и голодных женщин. Даже если они так сексапильны.


Соня инстинктивно хихикнула.


- Интересно... А вначале вы не показались мне таким интеллигентом.


- Я не интеллигент, я технарь... Вот и наш этаж.


Квадратный метр прихожей казался входом в темную пещеру; Виктор пропустил Соню вперед и нащупал выключатель.


- Проходите в комнату. Туфли в душе на батарею, пусть сохнут.


Никелированный электрочайник в руке оказался слишком легок для чаепития вдвоем; Виктор сунул его в раковину. Лебединая шея смесителя исторгла из себя бурлящую струю.


"Она же, наверное, и не ела. Омлет с вермишелью пойдет? Это недолго."


Обернувшись, он увидел, что Соня сидит на корточках возле батареи, прижав ладони к теплому чугуну радиатора. Легкая строгая блузка темнела на лопатках, пропитанная дождевой влагой, и липла к коже, проявив сквозь себя узкие полоски бретелек; низ простой раскошенной юбки тоже набух от воды и соскользнул до середины бедер, открывая темную полосу резинки чулка. Виктор дотронулся до ее плеча, и почувствовал, что Соня дрожит. От прикосновения она резко обернулась.


- Я повесила пальто на плечики в душевой, с него внизу капает... - быстро проговорила она, левой рукой пытаясь вернуть непослушный край юбки на положенное ему расстояние не выше пятнадцати сантиметров от округлого колена.


- Вот что: вам надо срочно в теплый душ и переодеться в сухое. Горячую воду у нас пока не отключили.


- Какой душ, что вы говорите...


- Там внутри нормальная защелка. Сухое... тут в комплекте есть халат, я его не надевал, он должен быть чистый и глаженый. Попьем чай, высушим одежду утюгом. Вы умеете сушить утюгом, а то я не знаю, как с блузкой?


- Умею... Слушайте, какой халат, какой душ? Как это вы представляете, что я приду в дом к незнакомому человеку, пойду у него мыться, надену его халат... Мы ведь даже не на "ты", верно?


- Ну, если в этом проблема, давайте на "ты". Иди греться в душ, пока не заболела. Вот... - он порылся в шкафу, - вот он, халат, с ним все нормально.


- Но... если кто-нибудь зайдет, и я в этом халате?


- Кто? Кто зайдет сюда во втором часу ночи? Женщина, не серди меня.


Он сунул халат в руки Соне и направил ее в сторону душевой. Мысли его обратились в сторону белой пластиковой дверцы холодильника. Экономия, похоже, относилась и к отоплению; Виктор вдруг почувствовал, что ему хочется чего-то горячего.


В кухонном шкафчике ему сразу бросилась в глаза блестящая банка растворимого кофе; она затмевала собой скромную пачку цейлонского, предлагая себя нахально и бесстыдно, как девушка легкого поведения из итальянских фильмов.


"Чего я жду? Нового Года? И кого на него звать?"




13. Пришедшие с холода



...Дверь в душевую снова распахнулась, и оттуда вырвались клубы пара, в которых, как на эстраде восьмидесятых, показалась Соня в махровом халатике. Судя по расположению пуговиц, фасон халата был мужской, но длина явно намекала на режим всемерной экономии; впрочем, Соня от этого только выигрывала. Горячая вода совершенно преобразила ее: на щеках появился румянец вокруг ямочек, распаренная и свободная, она вступила в комнату так, словно выходила на сцену в луч прожектора. Мокрые рыжие волосы слегка выбивались из-под чалмы, накрученной из банного полотенца, а еще из-под этой чалмы на Виктора смотрели глубокие умные темно-карие глаза.


- С легким паром!


- Спасибо... У тебя уже и стол накрыт? А я собиралась помочь...


Она подсела к "книжке"; ноздри ее чуть расширились, как у кошки, принюхивающейся к еде.


- Кофе, я так понимаю, с коньяком? - последние слова она произнесла с оттенком подозрения.


- Ну, по такой погоде на стол надо графинчик "Столичной" ставить. Но - не держу, не склонен к употреблению, как в анкетах пишут. А это - так, сосуды расширяет.


- Ты еще и непьющий? И без семьи? С ума сойти. Никогда бы не поверила.


- Так получилось. Не по моей вине. Ты ведь тоже вроде одна?


- Да... и частично, наверное, по моей вине. Я всегда виню себя. И это хорошо, что нет графина, я бы отказалась. Сигареты тоже - для вида, или если очень нервничаю.


Соня села за столик, и тут Виктор обратил внимание, что она прекрасно сложена. Особенно ноги - про них нельзя было сказать "стройные и худые", но они были действительно стройные, и их плавные, обтекаемые, как у спортивной машины, линии наверняка притягивали поклонников и вызывали зависть подруг. Вернее всего было бы назвать их сочными.


Соня отхлебнула из чашки глоток горячего, ароматного, черного, как ночь, напитка, потом снова подняла глаза на Виктора.


- Я поняла, в чем дело. Ты просто из военного поколения. Тогда люди не были разделены квартирами. Не было мужчин и женщин, были наши и фрицы, и нашим надо помогать, потому что... ну, вы сами понимаете. Было очень страшно?


Виктор пожал плечами.


- Мне стыдно в этом признаться, но я не был ни дня на фронте.


- А где?


- Работал... На одном радиозаводе.


- Я поняла. Я не буду спрашивать подробности. Знаешь, у моей подруги был дядя, он чинил радиоприемники, ну, вот, а когда он умер, оказалось, что он когда-то делал приборы для бомбы.


- Омлет остынет.


Соня ловкими движениями разделила большую солнцеподобную лепешку на широкие дольки.


- А я войну плохо помню. Помню, что все время хотелось есть, помню, как зимой было холодно. Мы на севере жили, в эвакуации, там что-то вроде леспромхоза. Лес помню, не такой как у нас, там одни сосны, прямо до неба, и воздух... какой там воздух... Да, и после войны вначале больше всего запомнилось, как хотелось есть, и чтобы мама испекла большой-большой белый хлеб. Ну а потом как-то наладилось, в школе подкармливали. Закончила Новозыбковский педагогический, направили в Брянск, в Шестнадцатую школу, учить детей математике, но математика из меня не вышло.


- А почему так далеко, в Новозыбковский?


- Была причина. Сейчас это уже неважно.


"Проксима" тихо напевала нежный вокализ. "Па-да-да-да, да-да-да-да..." Похоже на трио "Меридиан". Хотя какой тут "Меридиан", до него еще лет десять.


- А ты действительно, недавно здесь живешь. И все твои вещи можно уложить в чемодан.


- Радиола туда не влезет.


- Так это твоя? - спросила она обрадовано.


- Ты коллекционируешь радиолы? Ну, судя по лицу.


- Нет-нет. Просто это значит, что ты надолго. И ты не похож на шпиона. Шпион бы взял что-нибудь вроде "Спидолы" такой переносной, или проигрывателя. А там рация. Я в кино видела.


- В Брянске много шпионов?


- Во всех городах, закрытых для иностранцев, могут быть агенты иностранной разведки. В открытых - тем более. Так что нам надо быть бдительными.


- Да, об этом везде говорят. Мир неспокоен. Поэтому к нам засылают коварных шпионов и соблазнительных шпионок.


- Надеюсь, последнее ко мне не относится?


- Я похож на человека, который водит домой шпионов, пришедших с холода?


- Читаешь плохие самиздатовские подстрочники?


- Читаю про бдительность. Ле Карре вроде работал в Ми-6?


- Да мне все равно. Просто это переводится как "Шпион, вернувшийся в игру".


"Шпион, вернувшийся в игру. Интересно, относится ли это здесь ко мне? Нет, конечно, разведывательной информации никто не требует. И так и не выяснено, кто это делает и зачем. МГБ из второй реальности, скорее всего, действительно посредник, но кто за ним стоит? Похоже, они и сами не знают, а то начали бы шастать по мирам. Интересно, Соня не может быть из ЦРУ? Нет. Нет. Она не напрашивалась ко мне домой. И вообще она скоро уйдет. Зачем я ей?"




- Дай мне передник, - требовательно сказала Соня, когда с импровизированным ужином было покончено, - я сама уберу и вымою посуду. Пока утюг поищи, и одеяло, чтоб на нем сушить.


Виктор подошел к окну и выглянул на улицу. Под длинными ладьями уличных фонарей с газосветными трубками вертелась все та же ледяная смесь, водосточные трубы двухэтажных шлакоблоков напротив изрыгали себя легкие водопады, и какой-то запоздалый грузовик выплеснул на землю газона целое цунами из лужи на проезжей части.


- Что ты там увидел? - Соня тихо подошла к нему сзади, заглянув через плечо, и легко и нечаянно потерлась грудью о его спину; Виктор услышал, как при этом сбилось ее дыхание.


- Дождь и снег. Ты высушишь одежду и через пару минут будешь такая же мокрая. Тебе завтра рано на работу?


- Нет, в эту субботу без утренников... а зачем тебе?


- Предлагаю подождать до утра, когда будет автобус. Все не одной по темени. Вчера тут стреляли на Крахтовских.


- Ты будешь из-за меня сидеть до утра?


- Посидим, поговорим, послушаем музыку. Как в кафе. Успею выспаться.


- Вообще-то я не люблю кафешек. Лет пять назад в "Зинке" любила с подругами посидеть, сейчас - нет. Обязательно подсядут подогретые ценители таланта, закажут шампанского и бутерброды с черной икрой, и будут кидать бессмысленные остроты, пренебрежительно рассуждать говорить о вещах, в которых совершенно не смыслят, и кидать липкие взгляды.


- Ну, на тебя трудно не засмотреться.


- Но не так. Ты смотришь в глаза, а потом уже на ноги.


- Заметила?


- А для кого мы их открываем?


Она отошла на пару шагов назад, скользящим движением опустила руку вниз, и сделав полшага вперед, потянула ладонь вверх от согнутого колена; материя потянулась за ладонью, обнажив слегка порозовевшее после душа тело еще сантиметров на пять - и Соня тут же, как бы стыдясь произошедшего, повернулась к Виктору спиной, повернув голову в его сторону.


- У вас в группе показывают стриптиз? - улыбнулся он.


- Шутишь. Худсовет бы разогнал. А ты, значит, был в Риге? Есть только одно место в Союзе, где можно увидеть стриптиз. Правда, не совсем, а только до бикини. Такой стриптиз, как у них, нам не нужен, - при последних словах она как-то хитро прищурилась.


- Но и чересчур закрываться тоже не следует. Наш человек хочет видеть все наше.


- И как, удалось увидеть?


- Сознаюсь, был я в Риге. Зимой, в командировке на несколько недель. И как-то совершенно случайно изучал.


- Хорошо, что ты не начал рассказывать, что был за границей, - она состроила гримаску, и произнесла деланно скучающим тоном, - "Знаете, вот этот галстук я привез из Лондона. А тут я в Париже на фоне Нотр Дам. Шестая слева это Бриджит Бардо, а второй в центре я. Знаете, а вот у них в Стамбуле..." Вы знаете, как у них в Стамбуле?


- Мне как-то по барабану, - ответил Виктор, - Стамбул - город контрастов.




Разговор плавно переходит к теме "расскажи о себе", подумал он. Соня начинает заигрывать - то ли оттого, что нечего делать, то ли после душа располагает, то ли хочет выяснить, отчего я к ней так безразличен на фоне всеобщего внимания. А это опять ведет к теме "расскажи о себе"...


- Жаль, что взял не телевизор, - сказал он, - было бы что смотреть.


- И что бы мы смотрели? Передачи кончаются в двенадцать.


"Черт, еще один прокол."


- Слушая тебя, теряешь чувство времени. Сразу видно человека искусства.


- А ты считаешь себя неинтересным собеседником... Верно?


Виктор пожал плечами.


- Не знаю. Не задумывался.


- Но не обязательно говорить о работе, можно о книгах, о музыке... Можно я гляну?


Она подошла к полке и потянула на себя один из конвертов пластинок.


- Так ты, оказывается, битломан? - удивленно спросила она, обернувшись. - Ты слушаешь мерсибит?


- Разве это запрещено? Диски фирмы "Мелодия".


- Ну да, но... И "падающие камешки"... Это же музыка молодежи, бунтующего поколения.


- "Роллинги" прекрасные музыканты. Это один из лучших их альбомов, кстати. А грязный имидж - это только реклама, шоу-бизнес. Нравы Запада, когда талант вынужден служить прибыли. Но к музыке это не относится, "Aftermath" - это же классический ритм-энд- блюз, но группа решила экспериментировать с африканскими инструментами... А поют они о все о тех же вечных темах, о несчастной любви. Ты "Paint it black" слыхала? Забойная вещь!


- Ну да, но... Знаешь, я думала, что для того, чтобы это понять, надо родиться в другом поколении. Мне проще, я прежде всего певица, мне интересны новые, свежие краски, то, что заведет публику... Слушай, а... а вот это вообще психоделика! Это молодые энтузиасты из Министерства культуры протолкнули, а пластинка не расходится, нет спроса, железно в уценке будет.


- В какой уценке? - Виктор буквально подскочил к Соне, чуть не выхватив пластинку из ее рук. - Это же "Пинк Флойд"! В семидесятые за этим в Союзе гоняться будут!


- Откуда ты знаешь, что будет в семидесятые?


- Мода на это придет. И на тяжелый рок, ну, вроде "Лед Зеппелин".


- А это кто?


- Кто, "Лед Зеппелин"?


- Да, да. Что ты так волнуешься?


- Так это же... - Виктор запнулся, лихорадочно вспоминая хронологию. - Это же новая молодая группа, еще ни одного диска!


- И что? - на лице Сони было написано совершенно неподдельное удивление.


- Так там... там гениальные пацаны - Роберт Плант, Джимми Пейдж, Джон Бонэм и этот, как его, Джон Пол Джонс! Народ будет с ума сходить!


Соня с подозрением и некоторой укоризной взглянула на него.


- Разыгрываешь? "Лед Зеппелин" - это "Свинцовый дирижабль".


- Так это же хард.


- Какой хард?


- Ну, хардрок, тяжелый рок. Игра слов, ассоциативное название.




Соня вернула на место красочный конверт "Волынщика в воротах рассвета" и подошла к Виктору.


- Когда ты говоришь о роке, ты похож на школьника. Интересно, а как к этому относятся... ну, твои одногодки?


- Я же не навязываю им Маришку Верес.


- Вереш? Это та, что недавно в "Скандально-синие" перешла?


- Она самая.


- Неплохой вкус... Знаешь, я поняла. Ты из тех, кому нужна внутренняя свобода. Обычно люди ищут внешней. Хипарям нужна свобода одеваться, диссидентам - свобода поступков, а ты не борешься за свободу, ты просто свободен. От чужих мнений, от того, как выглядят и поступают другие. Для тебя нету слов "так принято". А это самое трудное - не делать чего-то только потому, что так делают другие. Слушай, а ты, наверное, и твист танцуешь?


- Твист - это старо. Вот шейк сбацать... но соседи снизу будут против.


- Отпад... А давай какой-нибудь медленный, на "Маяке" они всю ночь идут. Мы тихо поставим радио. Ты современный медленный танцевал?


- Спрашиваешь. А ты будешь танцевать в тапочках?


- А я буду босиком, как Сэнди Шоу. На ковре тепло.




Современный медляк в шестьдесят восьмом в СССР, если кто не помнит - это кружиться, лениво переминаясь с ноги на ногу в такт музыке. Главное здесь то, что партнеры стоят близко друг к другу, хоть и не прижимаясь, и обнимают друг друга за плечи и талию. Можно вдыхать аромат "Огней Москвы" и слышать неровное дыхание партнерши. Такая вот смесь невинного романтизма и эротики. Но от Сони ни "Огнями Москвы", ни "Пиковой дамой" или каким-то другим признаком эпохи после душа уже не пахло. От нее исходило легкое благоухание ромашкового шампуня и чистой кожи.


Светлая, неспешная мелодия кругами расходилась по комнате, источая какой-то особый, сокровенный уют. Похоже на "Um acht bis um acht", подумал Виктор, и тут же спохватился. Да что же он, в самом деле!


- Это из фильма "Еще раз про любовь"? - спросил он.


- "96 минут про любовь". В "Победе" уже прошла, в "Металлурге" идет. Ты уже сходил?


- Да. Кончается тяжело.


- Очень. Вот эта сцена, когда Евдокимов в мыслях говорит с погибшей Наташей... Прямо комок подкатывает.


"В фильме нет этой сцены. Во всяком случае, в моей реальности. Приходит Мышка, говорит, что Наташа погибла и Евдокимов просто уходит куда-то в пространство..."


- Можно, я положу голову тебе на плечо? - спросила Соня.


- Почему ты спрашиваешь?


- Вдруг это тебе неприятно.


- С какой стати?


- Люди разные бывают.


- Не понял, - недоуменно протянул Виктор. В его голове мелькнула киношная фраза: "Геша, ты бы ушел от такой женщины?"


- На самом деле? - Соня, казалось, была удивлена не меньше. - Странно, рок-музыка, запад... Никогда не слышал?


"Господи, ну что за привычка говорить подтекстом, как в пьесах шестидесятников. Что она вообще в виду имеет?"


- По-моему, в этом фильме, ну, столько-то минут про любовь, была фраза "С незнакомыми людьми легко".


- Я о другом. О том, что приняли летом в Германии. Ну, то, что не болезнь, а такое состояние организма.


"Ах, ты вот что обо мне думаешь, да?" Какая-то стихийная, первобытная волна ярости взлетела в его душе, ударив в голову, как прибой о волнолом; перед глазами словно сработала фотовспышка, только вместо объектива на него в упор смотрели два карих, насмешливых глаза.


И тогда он порывисто притянул к себе голову Сони и припал к ее губам, жадно, горячо, ненасытно вливаясь в ее слабо подергивающееся тело. Соня коротко простонала носом, попыталась мотать головой, но не в силах была оторваться. Ее глаза начали закатываться и тело ослабло, Виктор вдруг испугался, что она задохнется и оторвался от ее манящего рта; Соня тут же оттолкнула его и отпрянула к окну, задев ногой сохнувший на полу раскрытый зонтик: по счастью, тот не пострадал.


- Не надо, - повторяла она, тяжело дыша, - не надо.


Виктор пожал плечами.


- Это не болезнь, - сказал он как можно более равнодушным тоном. - Это, это, как его... стояние организма.


- Я... тебя разозлила...


- Какие пустяки по сравнению с продолжением. Ты само совершенство.


- Не надо так целовать... без любви.


- Ну, тогда это был самый оригинальный способ бросить мужчину к своим ногам, который я когда-нибудь видел.


- Я тебя разозлила, - повторила Соня уже более спокойно.


- Я же сразу сказал, что не затаскиваю в постель мокрых, застуженных и голодных женщин.


- Да, но ведь я уже сухая, согретая и накормленная, значит, меня можно... Прости, что я говорю.


- Ты просто растерялась. Для тебя это просто неожиданно.


- Н-не знаю... Знаешь, давай я теперь тебя поцелую. А то как-то не по-людски.


Она медленно подошла к Виктору и легко коснулась его лица своими губами. Руки Виктора скользнули по ее спине вверх, к плечам, он приблизил ее к себе, чувствуя, как запах ромашки начинает кружить ему голову.


- Нет-нет, так не надо, - прошептала она, - твои поцелуи слишком откровенны...


Она отстранила губы, откинув голову назад, и тогда Виктор припал к гладкой, разгоряченной внезапным происшествием коже шеи, там, где ее только-только открывал широкий ворот; Соня непроизвольно хихикнула от щекотки.


- Ты сейчас задохнешься. Давай я тебе воротник рубашки расстегну.


Легкими пальцами она вытолкнула из петли маленькую белую пуговицу; ее ладонь скользнула ниже и принялась за вторую.


- А если я тоже расстегну?


Правая рука Виктора направилась от плеча к большой, светлокоричневой пуговице банного халата.


- Нет-нет... там ничего нет, кроме меня... что ты делаешь... пожалуйста, не надо... ну я же сейчас не выдержу...




14. Вечер долгой ночи



...В пепельном тумане рассвета хрипло загудел тепловоз, не рядом у переезда, а дальше, видимо, где-то возле Фасонки. Соня сидела на кровати, полуприкрывшись простыней и задумчиво глядела в серый прямоугольник окна, куда-то поверх крыш, где в утреннем небе переплетались размытые черные ветви старых деревьев. Виктор поднял руку, провел по обнаженным плечам девушки и запустил пальцы в растрепавшиеся за ночь рыжие волосы. Она повернула голову и улыбнулась.


- Будильник не зазвенит, я его выключила. Хотела тебя сама разбудить, не хочется нарушать тишину этого утра. Хочется тишины... Я не слишком шумно вела себя вечером?


- Ну, если соседи к четырем не побежали на вахту, и не сказали, что здесь режут, все нормально.


- Или им до фонаря... Ты считаешь меня развратной женщиной?


- Ты похожа на женщину, у которой было мало случайных связей. И постоянные не задались.


- Ты прав. А я так хотела выглядеть развратной. Глупость, скажешь. Глупость. Даже потянула тебя на коврик. Ты мне не поверишь, но эта оригинальность со мной впервые. Хотела понять, как это у них.


- В зарубежных фильмах?


- Да... Даже хотела на себя посмотреть в зеркало шкафа. Не получилось. Я всегда закрываю глаза и раскрываю рот. Ничего не могу с собой поделать.


- И как эксперимент?


Она зябко повела плечами.


- Ну... не продавливается, как сетка, но почему-то чувствовала себя очень беззащитной, а хотелось очень опытной... Хотелось чувствовать, что могу закрутить голову любому мужчине, а потом тут же легко оставить. Не получилось. Ты моя неудачная жертва.


- Вчера готовилась встретиться с другим?


- Готовилась. Я не ношу с собой дежурный набор. Просто оказалось, что встречаться нет смысла. И вообще за певицами принято ухаживать, но не связывать с ними судьбу.


- Кто это сказал?


- Не сказал. Намекнул. Это уже неважно. А я не могу бросать сцену. Не могу и не хочу. Я уже вышла из комсомольского возраста.


- Не бросай. Зрителям нравится?


- Увы.


- Увы нет?


- Увы да. На каждом концерте просят исполнить "Поезд, ты уходишь, как поезд..." Таривердиев-Евтушенко, ты знаешь.


- Помню. "Поющие гитары".


- Да, они и для фильма записывали. "Нету бога, нету бога, есть лишь поезд и он далек..." Выплескиваешь себя наружу, публика аплодирует, смотрит восхищенными глазами, а потом такое чувство, что тебя выпотрошили, вынули все снизу доверху, ни мыслей, ничего... Истощение. Снаружи, правда, не видно.


- Снаружи ты просто изумительна, - улыбнулся Виктор и медленно опустил левую руку, ведя ее по спине, и затем легким касанием переведя на талию; простыня сползла вниз, открывая горячую, чуть влажную кожу. - Лучшие ноги Франции.


- Ты льстишь. У французских манекенщиц они тоньше и мускулистее, я видела в журнале. И сами они какие-то... утонченные, как Нина Шацкая. Мне надо сесть на диету.


- Не делай этого. Ты естественна и желанна, как женщина. А француженкам надо показывать не чувства, а платья.


- Мирей Дарк показывает чувства или платья? Только не говори, что ты не ходил на закрытый показ "Гали". Ее сравнивают с Мерилин Монро.


- Знаешь, как-то пропустил. Обшарил весь Интернет, но где скачать, не нашел.


- Не надо делать вид, что ты ядерный физик, и знаешь много незнакомых слов.


- Скажем проще. Мне нравится, что ты - это ты, и не похожа на Мерилин Монро.


- Уговорил. Не буду брать пример с Мирей Дарк. Следующая у тебя будет похожа на меня?


- Зачем следующая?


- У тебя было много женщин. Кстати, я так и не спросила, есть ли у тебя семья.


- Была. Знаешь, бывает так, что человек живет, нормально, устоявшейся жизнью, и вдруг остается один, без близких и друзей. И возможности вернуться туда, где было все так знакомо и любимо, уже нет, или, может, есть только надежда, но видимых путей никаких, а чудеса... ты видела когда-нибудь в Брянске волшебника? Нет. И я - нет. И все это совершенно вопреки твоей воле.


- Прости. Война сломала много судеб...


- Не будем об этом.


- Ты не спрашиваешь, одна ли я.


- Жду, когда расскажешь.


- Даже не знаю, о чем.


Соня подняла руку и начала нервно теребить огненную прядь волос. Виктор взял ее ладонь в свою, уловив легкую дрожь пальцев.


- Я любила. Не один раз. Почему-то не сложилось. Последний раз... мы собирались на этой неделе подавать заявление, но... Вот так.


- Может, поторопились? Еще все склеится?


Соня покачала головой.


- Нет. Только не спрашивай подробностей.


- Я не подглядываю в замочные скважины. Просто люди иногда спешат рвать отношения. Что-то в ком-то не нравится, решают молчать, авось притрется, все это копится, ну и...


- Нет. Это не то, что ты думаешь. Мне все говорили, что мы - идеальная пара.


- И все же?


- Тебе это не надо знать. По крайней мере, сейчас.




Наступила пауза. Виктор понял, что надо менять тему.


- Кстати, а ты выступаешь в этом платье? Ну, которое сохнет? Я недавно в городе и еще не был ни на одном твоем концерте.


- Нет, конечно. Сценическое, оно у меня длинное до пят, красное и блестящее. Такие вот рукава прозрачные из крупной сетки, а у кистей вот так из красного капронового газа. Это в Англии все женщины на сцене в платьях выше пояса и разрезами по бокам. А у нас промышленность тканями обеспечивает.


- А мне нравится, что ты на публике, как принцесса.


- А ты боишься смерти? - спросила она после небольшой паузы.




"Ни фига себе переходы!"




- Когда думаешь о других, как-то не до этого.


- Ты прямо как из дискуссии в "Юности". Думать о других или думать о себе. Жить великой мечтой или простыми радостями... Днем у нас сегодня торжественный концерт в честь гидростроителей. Буду исполнять романтическую балладу про Асуанский гидроузел. "Раскаленный песок не остыл под луной, над водою огней звездопад. Ветром волжских полей, стаей птиц в вышине мои письма к тебе полетят..." В таком белом круге "пистолета", и Юра пронзительное соло на скрипке. И у людей слезы на глазах наворачиваются.


- А вечером ты что делаешь?


- А вечером концерт. И завтра вечером. Выходные, люди хотят отдыхать. У нас неудобная жизнь - репетиции, концерты, снова репетиции, творческие вечера, репетиции, гастроли, репетиции... Правда, сельские клубы улучшаются. Везде по области стройки. Новые дома, дороги асфальтируют, магазины в два этажа и опять же клубы. "Живешь в Брянске - будь строителем", лозунг такой... Хотя послушай... Знаешь, где "Боржич"?


- "Боржч"?


- Короче, кафе "Брянский квас". На выходе из парка перед "Победой". Подходи завтра к четырем.


- Ты там выступаешь?


- Издеваешься? Будут бежицкие богемные посиделки. Это не "Зинка". У нас традиция - собираемся, сидим, танцуем, начальство исполкомовское приходит. Между дневным и вечерним.


- С удовольствием приду, если пустят.


- Пустят. Только не вздумай там коньяк заказывать и вообще не шикуй. Многие из людей искусства живут очень скромно, и то, что они не могут позволить себе то, что за соседним столиком - это их обижает.




"Решила показать подругам. Ну и хорошо. Войдем в светское общество."




Соня свесила ноги через край матраса, поискала ногами тапочки, гибко, по кошачьи, поднялась и потянулась за халатом.


- Сон прошел... Я поджарю рыбу и сварю картошку. Это у тебя треска?


- Проголодалась?


- Наверное, кофе действует. Я обычно чай пью.


- Тогда я тоже. Все равно два дня свободных.




Нет, это не так, как с Анни Ковач в восемнадцатом, и не как с Ингой Ласмане в девяносто восьмом, подумал Виктор. Я сам ее сюда пригласил. Что она сделала для контакта?.. Попросила закурить. Курящие женщины не слишком привлекательны для мужчин. Надавить на жалость? А что сделает обычный нормальный мужик из нашего времени, когда у него просит закурить незнакомая промокшая женщина? Что угодно, только к себе не потащит. Интересно, почему я это сделал, подумал Виктор. Повел себя, как советский человек зрелого возраста из шестидесятых. Если Соню подкинули спецслужбы, они считали, что я местный совок. А зачем им местный совок? И кому "им"? Если у товарищей КГБ есть вопросы, они могут их задать гораздо проще. ЦРУ? БНД? Ми-6? С какого бодуна? Чем я их мог заинтересовать? Только тем, что временную справку оформили с подачи КГБ. Что в этом особенного? Если они только не ищут человека, сходного по приметам...




"Почему она спросила, не боюсь ли я смерти?.."




В комнате блеснула вспышка и раздался тихий хлопок.


Спустя мгновение комнату с легким гудением снова озарило неяркое голубоватое сияние, уже ровное и немигающее.


Это Соня включила кухонную подсветку. С лампой ЛД на двадцать ватт и стартером. Джеймс Бонд в Союзе станет заикой.




...- Оставь, я сама. Ты толсто срезаешь. Все мужчины режут так, будто у них наряд на кухню. А я так не могу. Не могу забыть, когда картофельная кожура была пищей. Лучше сала нарежь.


- Экономия - это сейчас тренд.


- Это сейчас мания. Люди хотят успеть попользоваться перед войной. Хоть дикарем, но в Ялте, хоть маленькая, но квартира, хоть микролитражка, но машина... Я тоже хотела успеть. И потому опаздывала.


Она вскинула на Виктора свои глаза, большие, выразительные, как у красавиц с иллюстраций Коби Уитмора.


- А если ближайшие пять лет войны не будет?


- Наше поколение будет копить на дорогое и качественное. Молодежь будет искать себя.


- А не погонится за джинсами и пластинками?


- Ты как будто с Марса вернулся. У тебя тоже есть джинсы и пластинки. Это все, что нужно для счастья? Это нам всегда не хватало быта. А им не хватает себя. Все предыдущие поколения сделали себя с нуля. Сделали великую революцию. Построили Днепрогэс. Победили фашистов. Восстановили страну. Перекрыли сибирские реки и отправили человека в космос. А у них, у нынешних, нету этого, им нечем доказать. Они отправятся в путь и будут строить свои жизни с нуля. Четверть миллиарда великих строек. Майк Давидоу даже книгу о нас написал - "Империя строек"...


"Давидоу... Знакомое что-то. По фамилии - Миша Давыдов, в англоязычной стране натурализованный"


-...Мужчины обычно не умеют жарить треску. Они ее делают быстро и портят, она сухая получается. Плохо, что у тебя нет майонеза и уксуса. Придется делать просто с яйцом...


Было похоже, что Соня считает приготовление пищи своей исключительной сферой в доме, и вчера просто постеснялась хозяйничать. Вчера она чувствовала себя здесь чужой - ночь поменяла представления о сфере обитания, и теперь казалось, что она всегда существовала в этой миниатюрной клетке между постоянной комнатой и зыбким, словно виртуальная реальность, местом работы в виде залов и сцен.


Щелкнув, ожил динамик, проспавший сигналы точного времени, гимн и утренние новости - линию, видимо, починили вчера. Утреннюю тишину прорезал голос Кикабидзе - "Твердят друзья, что сошел с колеи...". Мелодию Виктор узнал сразу, эта турецкая песня была спутником каждых колхозных вечеров в студенческие годы, но здесь, в этой реальности, ее исполняли почему-то по-русски. Он хотел прикрутить громкость, но Соня остановила.


- Не надо. Хорошая вещь. "Хер акшам вотка ракы ве шарап, ичтикче делирир инсан олур харап..."


- Любишь репертуар Дарио Морено?


- Это не только мужская песня. Видел, как Севда Фердаг ее поет в фильме "Злодеяние"?


- Да, как много в этой жизни я упустил...


- Ну, это с какой стороны. Эффектно, но - моральный облик... И представляешь, саму Севду "Мелодия" выпустила, а на концертах - только слова Дербенева. Где логика?


Слегка задрожали стекла - по улице к вокзалу прокатил автобус; как и в реальности Виктора это был шестнадцатый. Только здесь он почему-то по кольцу через Ново-Советскую...




- ...Ну, вот и все. Я побежала. Не забудь в воскресенье с двенадцати!


Обернувшись, она послала воздушный поцелуй Виктору, - ухоженная, сытая и сияющая от счастья. Шаги туфелек затихли по коридору. Стукнула легкая, с толстым рифленым стеклом дверь на лестницу.




Начинался день.




15. Аляска для народа.



- Бер-резы, бер-резы, ра-адные беррезы не спят! - раздавался из-за стенки голос соседа.


Из необременительных, но важных задач дня были наушники и антенна - увлекшись пластинками, он совершенно о них забыл. Хотелось узнать последние идеологические диверсии и всякие измышления, порочащие строй. По мелочам - было любопытно, чем в этой реальности занимаются Сахаров и Солженицын, уехал ли Галич, и посадили ли Синявского с Даниэлем. Ну и вообще, что в этом Союзе считают порочащим измышлением, а что нет, поскольку в нашей истории шестидесятых, если говорить о своей стране один позитив, могли принять не за патриота, а за сексота. Естественным было иногда добавлять негатива, но не доходящего до измышления, а при случае твердо заявить - "Это болтают враги!"; но для этого надо было знать, что болтают враги. Если говорить эти слова слишком часто, сочтут за идейного дурака, а попаданцу это вовсе ни к чему. Все эти странные для современного человека обычаи появились из-за хрущевской оттепели, с которой в этом шестьдесят восьмом было совершенно неясно. То-есть, Виктор пока знал лишь то, что Хрущева на вершине власти нет, культа нет, борьбы с культом тоже нет, и битлы свободно.




На выходе из эконома дежурила новая вахтерша с вязанием. На стенке возле нее мутным желтым скотчем был прилеплен тетрадный листок, а на нем аккуратно выведено "Зовите меня Тетя Шура".


- Теть Шура, а не подскажете, есть в Брянске специальный магазин радиотоваров или вроде того?


Тетя Шура посмотрела на него поверх очков; пальцы ее продолжали машинально перебирать петли вязальным крючком.


- А вот бежицкая есть "Электроника" на Мало-Мининской и в Брянске на Макаронке что в желтом доме. Теперь Макаронку остановку и переименовали на "Электронику", а сама Макаронка теперь на Брянске-втором с лета. Ежели в Бежице чего нет, лучше сразу на Макаронку...




Вокзальная встретила его холодным, как вода из уличной колонки ясным утром; лужи затянулись корочкой льда, шершавой от вчерашних нерастаявших хлопьев и в бугорках жухлой травы по обочинам запутались обрывки затвердевшего снега. Над проводами и голыми ветвями деревьев висело чистое, чуть розоватое от невыспавшегося солнца утреннее небо, и ветер доносил из частного сектора легкий запах топящихся печей вперемежку со сладковатой примесью дымка последних костров сжигаемой в садах листвы.


Виктора вдруг охватило чувство, что он когда-то все это уже видел - и серый эконом, и эту мало изменившуюся улицу, и это небо - давно, в школьные годы, когда он бегал с пацанами по Новому Городку возле ветки на Камвольный, и старая замасленная "овечка", устало пыхтя, протаскивала мимо них несколько вагонов с товаром. Он поймал себя на мысли, что просто хочет съездить в Брянск, чтобы посмотреть, что с его городом стало в этой, еще мало познанной им реальности, и повернул к Орджоникидзеграду. Проходя по мосту, он заметил, что видневшийся вдали путепровод на Литейной уже открыт и по нему движутся машины.


Между павильонами на месте будущего торгового дома Тимошковых была стоянка такси - вечером он на нее не обратил внимания. На стоянке тусовалось несколько старых "Москвичей" с шашечками и один "йелловый кар", как Виктор прозвал про себя новое такси со сдвижной дверцей. Лениво просыпающийся рынок показался ему маленьким и малолюдным: сквозь пышные бетонные балясины забора, уместные где-нибудь на помещичьей усадьбе, Виктор разглядел давно канувшие в лету весы для автомашин, а квадратная будка киоска "Союзпечати" и огромный полинялый плакат облигаций трехпроцентного займа на торце зеленого деревянного павильона с фотографией вызвали у него какое-то щемящее чувство тоски. "Интересно, могу ли я здесь встретить самого себя?" - подумал он и направился к павильону остановки - широкому квадратному навесу из труб с шиферной крышей. Не верх дизайна, но практично.


- Тройка! - послышалось у него за спиной. Повернув голову, Виктор увидел знакомый красно-желтый автобус номером с "3-к", на котором спереди висело "Стальзавод-Автовокзал", а на табличке у задней двери, как летопись, были расписаны этапы большого пути, среди которых обнаружились "к-н Бессмертия" и "м-н Электроника". Виктора буквально внесло в распахнувшиеся двери под возгласы "Проходите вперед, там же свободно!" и кинуло на первое попавшееся сиденье на заднем колесе и обратно по ходу. Прямо напротив него на стенке висела касса - слегка облагороженный дизайном ящик со стеклом наверху, куда кидали мелочь на резиновую ленту. Чтобы оторвать билет, надо было покрутить ручку - она же протягивала ленту с мелочью, которая, достигнув края, со звоном падала в глубину ящика. Виктор бросил полтинник, но билет не вылез.


- Водитель! - заорали с площадки. - Билеты! Передайте там!


По рукам от дверей поползла катушка, которую живо впихнули в кассу, как рожок в автомат.


- Вы сколько кидали? - спросил у Виктора какой-то мужчина в шляпе.


- Один!


Виктору тут же оторвали и сунули в руки красный билет. Виктор посмотрел номер: нет, счастливым он не был. Народ шумно рассредоточился по длине автобуса с непременным "Не стойте у дверей, пройдите! - Я сейчас схожу!", и в салоне оказалось еще довольно просторно. На задней площадке у его кресла стояла компания двадцатилетних битников, ну очень веселая; не успели они доехать до Почты, а компания уже затянула - "Мы дети города, горожане..."


- Что вы там поете? - гаркнула вожатая из динамиков. - Другим ехать мешаете!


- Подождите! - крикнул один из них, парень, постриженный под горшок и чем-то напоминавший молодого Высоцкого. - А вот мы сейчас спросим у поколения, прошедшего войну и трудные послевоенные годы. Извините, - и он обратился к Виктору, - вы не могли бы сказать, мешаем мы вам этим вокальным произведением или не мешаем?


- Лично мне - нет, - пожал плечами Виктор. - Это же Ада Якушева. Если негромко, какой вопрос.


- Вот! - просиял парень. - Товарищ водитель, поколение, прошедшие войну, тоже любит песни Ады Якушевой с радиостанции "Юность"! Давайте же в честь этого дадим что-нибудь тихое, душевное - "Вечер бродит по лесным дорожкам, ты ведь тоже любишь вечера..."


Мощный трехсотсильный дизель урчал где-то под полом, как у "Икаруса", и запросто разгонял длинную, похожую на сарай машину; водитель лихо проходил повороты, так, что стоящие пассажиры крепко хватаясь за хромированные поручни, раскачивались из стороны в сторону, как на палубе корабля в свежий ветер. Они быстро проскочили Мало-Мининскую и вырвались на простор между Бежицей и Брянском. Пожелтевшая и побуревшая деснянская пойма показалась Виктору лысоватой; обширные луга лишь кое где оживляли заросли кустарника возле стариц, да вдалеке виднелся массив леса у Болвы. Мост с чугунным ограждением и массивные металлические столбы фонарей с литыми узорами наверху вызывали ностальгию.


За Первомайкой автобус с размаху нырнул в облетевшие сады Городища. Вереница ярких, разноцветных домов выстроилась за аккуратными деревянными палисадниками. Желтые, голубые, красно-коричневые и салатовые избы, среди которых изредка попадались дореволюционные кирпичные, выкрашенные в белый цвет с красными наличниками. Виктора удивило это разноцветье, столь непохожее на памятный ему неброский вид частного сектора шестидесятых; он внезапно догадался, что дома красят за счет коммунальных служб, для улучшения их сохранности, но смысл столь щедрого поступка оставался для него неясен. На будущем Чашином Кургане Виктор увидел, что неказистое здание Благовещенской церкви восстанавливают, и дорога все так же делает дугу вокруг нее, и это тоже было непонятным для этих экономичных шестидесятых. Был в этом какой-то странный, неведомый Виктору расчет. Но какой?


Пединститута еще не было, как и нового здания аэропорта. Все те же пестро выкрашенные домишки, как декорации переднего плана, тянулись на фоне серо-коричневого занавеса "Соловьев". Курган удивил Виктора; здесь он был примерно на четверть ниже, и вместо эпической бетонной звезды на его вершине стояла круглая стеклянная беседка с высоким шпилем, окруженная кольцом только что высаженных березок. Еще несколько минут - и они свернули в узкую улицу старого троллейбусного кольца, которое здесь, наверное, никогда не появится.


- Магазин "Электроника"! - раздалось в динамиках.




...Это был все тот же дом, напротив довоенной сталинки. Тот же и совсем другой. Похоже, в тихом закоулке под боком у БЗПП решили достраивать престижный район; на месте унылой серой пятиэтажной казармы со стандартной стекляшкой понизу здесь горделиво подымался к белесому небу серо-голубой утес в семь этажей с высокими потолками и стройным рядом широких витрин с небольшими навесами, чтобы прохожий мог спокойно подойти и посмотреть товар, не подвергая себя капризам погоды. Стены, аккуратно расчерченные линиями пилястр и карнизов на прямоугольники, наводившие мысль о костях домино, оказались из панелей; роскошь явно пытались удешевить и сделать более доступной.


Интерьер "Электроники" жил в шестидесятых. На стенах висели огромные красочные барельефы из фанеры со стилизованными экранами телевизоров, телевышками, антеннами, кругами радиоволн, видами приемников и пластинок, которые кое-где разбавляли женские личики и силуэты людей. Художник явно пытался соединить коммерческую рекламу, пинап, монументальную пропаганду достижений страны и личные хипстерские вкусы. Длинное, похожее на галерею помещение магазина, было доверху забито товарами; в живописном беспорядке разложенными на прилавках, стеллажах, горках и витринах. Просторные альковы были заполнены телевизорами на ножках и тумбочках, крупногабаритные радиолы подпирали стены и в одном из углов Виктор увидел целый рассадник акустических систем - вертикальных ящиков, обтянутых тканью, коробок, громадных угловых тумб и даже шаров. Прямо на него из этой электронной толпы выплыл массивный, словно качок, и угловатый, как мебельная стенка, цветной телевизор с ярлыком в шесть тысяч рублей; пытаясь его обойти, Виктор наткнулся на желтый деревянный проигрыватель, который для уменьшения места откидывался вертикально, пытаясь прикинуться частью мебельной стенки. Рядом примостился длинный полированный ящик приставки искусственного эха и настоящий электронный орган. Творческая мысль народа фонтанировала. Слово "дефицит" на этом сегменте рынка не имело смысла. Здесь нужны были просто деньги.


В конце магазина он обнаружил отдел деталей и принадлежностей, где люди солидного вида и подростки внимательно изучали витрины и рылись в каталогах. Первыми на глаза попались транзисторы, и Виктор с радостью заметил среди них "семечки" - дешевые миниатюрные триоды, залитые в блочок из черной пластмассы. Глаза разбегались среди коробок с радиоконструкторами и наборами для сборки, паяльниками и паяльничками, катушками проводов и брошюрками "Телеантенна своими руками". Венчало все это великолепие набор измерительных приборов и дешевый двухламповый осциллограф с пятисантиметровым экраном. Поняв, что запутывается, Виктор спросил продавщицу: наушники обнаружились возле большой пластиковой линзы к старым телевизорам. Вместе с антенной аксессуар вылился в тридцатку.




Солнце ушло в серую, холодную дымку и только глыба "Электроники" продолжала освежать пейзаж. К остановке у старого деревянного дома - в восьмидесятых в нашей реальности здесь появится аптека - подкатывал степенный желто-красный бас. Виктор ускорил шаг и впрыгнул в закрывающиеся двери. Вперед, в Брянск...


На повороте после Первой Школы в глаза бросилось красноватое здание кинотеатра Демьяна Бедного на месте будущей книжки гостиницы "Брянск"; оно было в лесах и сверху, похоже, вновь выводили купол Ильинской церкви. Старый дореволюционный дом, полукаменный - полудеревянный и закрывавший вид на здание, был наполовину разобран. Спасо-Гробовская уже была восстановлена и обнесена аккуратной оградкой, но действующей явно не была. Старо-Воскресенская работала, но старый облик ей так и не вернули - квадратная, с большими окнами, она была похожа на какой-то баптистский храм в Америке. До Судка все это перемежалось старыми деревянными домишками, за которыми, со стороны Десны, виднелась кучка престижных довоенных зданий, и круглая беседка на одном из них была все та же, что и в нашем мире.


С правой стороны, на ровном месте, вместо знакомых кирпичных пятиэтажек, выросли четыре мощных корпуса песочно-желтого цвета, в семь этажей, с высокими потолками и стеклянными лентами магазинов понизу. Новые - один из магазинов еще готовили к сдаче. Архитектурных деталей на них, правда, не замечалось, и только спускавшиеся по фасаду ленты застекленных балконов намекали на внутреннюю роскошь


"У них при этой всей экономии продолжают строить сталинские дома?" - подумал Виктор. "А прочему бы и нет? Государство сдает квартиры, значит, есть слой высокооплачиваемых работников, есть спрос на престижное жилье с видом на проспект..."


Пространство за элитными стенками было уставлено уже знакомыми башнями; напротив Февральской раскинулся остров облетевших садов, мещанских изб и обветшалых купеческих двухэтажных домишек, деля этот кусок проспекта пополам. Плакат на заборе гласил, что к концу девятой пятилетки здесь появится Сквер Поэтов, новое здание облфилармонии, а по обе стороны от нее два музея - историко-краеведческий и музей искусств.


"Так, филармония тут на месте цирка. Ну, логично, место-то тихое, культурное. А церкви видать, для общего ансамбля с филармонией решили восстановить. Вообще, цирк здесь будет? И если да, то где?"


- Три года - и не узнать места!


К Виктору повернулась сидевшая рядом с ним тетка в платке и пальто-джерси.


- Что вы говорите?


- Да я заметила, вы все смотрите, как на новое. Деревня деревней тут было, а как в шестьдесят пятом начали строить - прям как Москва! Вот вы не скажете, это надолго все строят или так?


- Ну, институты ж думают. Главное, чтобы войны не было.


- Да вот, немцы-то опять на нас собрались! С ними Европа, а с нами Китай. И вот иногда думаешь, не дай бог, если опять все начнется. Только вот жизнь установилась, только установилась...


На краю оврага Виктор увидел огромный щит с подъемными кранами и знакомым лозунгом:




"Живешь в Брянске - будь строителем!"




Дорога спустилась вниз, и автобус покатился по мосту - не такому высокому и помпезному, как на Сталинском проспекте, но с претензиями на роскошь в виде помпезных чугунных фонарей с виноградными гроздьями плафонов наверху. Въезд на мост украсила пара колонн с аллегорическими знаками в виде щита и меча.


Площади Ленина здесь еще не было. Была улица Советская, скверик с мерзнущими клумбами и беседками с облетевшей сеткой плюща, свежевыкрашенный особнячок Могилевцевых и эпическая панельная семиэтажка гостиницы "Десна" на месте скучного розоватого одноименного курятника из его реальностями. На фасаде гостиницы, расчерченном по вертикали белыми ребрами каркаса через каждую пару окон, виднелась цифра года постройки - "1964". На ограде особняка Могилевцевых Виктор увидел очередной плакат будущей реконструкции: площади Ленина здесь не предполагалось, новый корпус облгорисполкома на плане вытягивался позади особняка, не вылезая по высоте, пересекал Советскую, пропуская ее через себя, сквозь огромную, словно пасть, арку и смыкался с "Десной". Ленин стоял на своем старом месте перед театром - точнее на месте нынешнего Тютчева, и от универмага была только половинка.


"Изменения реальности идут где-то с середины пятидесятых. Плюс время проектирования и строительства, инерция системы, в конце концов. Подтверждается. Подтверждается - первый попаданец на двадцать лет раньше, в сорок восьмом. Как и в прошлые разы..."




Универмаг встретил его знакомыми стрелками "Солнечная линия" и "Театральная линия". Виктор решил довериться интуиции, поднялся на второй этаж, повернул на "Солнечную" и очутился в секции "Мужская одежда", где полненькая продавщица в синем рабочем халате неторопливо листала журнал мод.


- Скажите, что у вас на зимний сезон? Из верхней одежды?


Продавщица оживилась, и пригласила Виктора к вешалкам.


- Недавно чешские пальто завезли. Отличный пошив, с меховыми воротниками, последняя мода, все хвалят. Не хуже немецких. Рост у вас третий, размер, полноту помните?


- А почем они? - по опыту пребывания Виктор уже понял, что если что-то очень хвалят, то это дорого.


- Тысяча восемьсот. Но это же чешское! Смотрите, воротник натуральный мех...


- А подешевле ничего?


- Ну... Есть советское, Минск, натуральная шерсть сто процентов, классический фасон, двубортное, воротник каракуль. На вас будет очень солидно смотреться. Тысяча триста.


Минское пальто было мечтой советского бюрократа и гарантировало полное погружение зрелого мужчины любого века в местную окружающую среду. Чем-то оно напоминало машину "ЗИМ" - монументально, консервативно и практически вечно. На такое было хорошо скопить. Но времени копить не было.


- Будете мерить? Смотрите, материал какой...


- Материал хороший. А еще дешевле ничего?


- Дешевле куртка - эскимоска полуспортивная. Нейлон сто процентов, китайский пошив. Шестьсот рублей.


- Взглянуть можно?


Продавщица пожала плечами, и перебрав вешалки, представила перед Виктором изделие ширпотреба.


Это была настоящая "Аляска", дефицит восьмидесятых, темно-синяя, с ярко-оранжевой подкладкой, стальной "молнией", крупной, как гусеницы танка и капюшоном, отороченным полоской синтетического меха.




- Ничего... на вас сидит... повернитесь, пожалуйста... А вы лыжным туризмом увлекаетесь?


- Увлекался. Они у вас часто бывают? Я с получки хотел зайти.


- Да эти постоянно. Синий, зеленый и коричневый, все размеры. Это ж китайцы, мы им бронетранспортеры, они нам куртки. Можно в рассрочку. Заходите с получки, лежать будет.


Побродив по секциям, Виктор присмотрел прочие части зимней экипировки: ботинки на ранту фасона "Дембельский аккорд", но с синтетическим мехом (двести рублей), китайская лыжная шапочка с китайским шарфом в тон куртке и китайские теплые кальсоны с начесом под китайские джинсы заместо китайского трико из нашего времени. Мысленно он представил свой будущий вид: выходило что-то знакомое.


"Так это Никулин в "Операции Ы", только будет не так пестро", вспомнил он. "А Никулин взял из жизни, только утрировал. Значит, люди тогда так одевались. Выглядит немного неказисто, совково. И это хорошо. Большинство народу тут или из села понаехало, или с частного сектора, а это та же деревня."




16. Сувенир калибра 7,62.



Улица встретила Виктора холодной струей ветра в лицо. По небу плыла серая вата облаков. Прогуливаться как-то сразу расхотелось.


От улицы Грибоедова, за Судком, уходили в перспективу стены комфортных семиэтажек. Вдали, в конце проспекта, темным силуэтом на небесном экране прорисовывалась бетонная стела памятника на площади Партизан. Виктор прошел до моста через Судок, мимо палисадника еще не снесенного деревянного домика, и на основании колонны заметил чугунную табличку с текстом:




Мост им. Ленина


Гушосдор ГКВД


1962




"О как, значит пять лет назад у них еще структура НКВД была, только название поменяли. Может, и сейчас есть? Пройти пару кварталов, проверить? А какая разница? На уровне области и так и так милиция и госбезопасность - разные ведомства."


От оврага сифонило. Снизу, из глубины, послышался лай дворовых собак. Мимо проурчал старый "Москвич".




Если гипотеза с нарастающим влиянием попаданца верна, подумал Виктор, то на Фокина, у кинотеатра "Октябрь", в доме постройки пятьдесят пятого года будет большой книжный магазин. А там можно взять "Историю" и все узнать.


Он повернул назад, к перекрестку, где на стальных шестах стояли молочные шары с синими надписями "Переход", а вместо "зебры" дорожку размечали вделанные в асфальт стальные шашечки.


Фокина действительно оказалась островком его реальности, с парой львов у входа в городской сад и с тем самым желтым, похожим на графскую усадьбу екатерининских времен, здании кинотеатра "Октябрь", пробудившие какие-то детские воспоминания двойным изгибом гирлянды под круглой аркой. Именно здесь, в лучшем храме киноискусств области, в пятьдесят девятом произошла страшная трагедия. Обвалился потолок в зале, собравшем пятьсот людей. Двести оказались погребенными под рухнувшими балками и жагрой. Полсотни спасти не удалось.


И тут Виктора бросило в жар.


"Почему, почему я там, в пятьдесят восьмом, не сказал об этом? Они же могли быть живы!"


С афиши "Сегодня" на него с немым укором смотрело лицо Никулина. "Убийство в библиотеке", комедия. Такого кино в его время не было...


Спокойно, подумал Виктор. В другом пятьдесят восьмом этот кинотеатр не мог развалиться. Не было Великой Отечественной, восстановления, послевоенной нищеты и спешки. Не было отступлений от проекта - судя по помпезному Сталинскому проспекту, скорее всего, не было. Никто в той реальности не погиб...


"А здесь? Вдруг изменение уже тогда начало действовать? Строили чуть получше, чуть добротнее... И здесь он обвалится в шестьдесят девятом? Или в семьдесят девятом?"


Он чуть ли не вбежал в дубовые двери под декоративным портиком. В фойе было тихо; сеанс недавно начался, над кассой висела табличка: "Билеты только в предварительной".


- Что ж вы так опоздали? - контролерша поняла его волнение по-своему. - Теперь после журнала. Билет ваш?


- Что? Нет, я сейчас не иду. Я потом... У меня вопрос такой... - он замялся, не зная, как перейти к делу. - Я недавно приехал в Брянск, советовали сходить сюда... скажите, это правду говорят, что тут потолок обваливался?


- Еще чего! - женщина посмотрела на Виктора так, будто он свалился с Луны. - Вы глупость всякую слушайте! Это когда-то Панков-директор, он Берии написал, что кинотеатр построен вредительски. Лаврентий Палыч же строитель, ученый. Комиссия с Москвы приезжала, крышу меняли, бетон закачивали, грунт укрепить. А тут уж наговорят - обваливался, как же... А вы помните, как Берия на пуск домостроительного комбината приезжал?


- Меня тогда в Брянске не было... Солидный был руководитель.


- А что, разве он умер?


- Разве я сказал, что он умер?


- А, ну вот и я считаю - он на пенсию рано ушел. В МАРХИ лекции читает, говорит, - молодым дорогу надо. Может, оно и верно...




Книжный был на своем месте. Огромные арки окон, вход на углу. Виктор взял учебники за десятый - новейшей и СССР - и волоховский "Брянск" в зеленой обложке с красной полосой.


За Луначарского асфальт прерывался ступеньками, и по обе стороны потянулись дореволюционные дома. Без видимых изменений.


Базара не было. Цепь киосков, ограждавшая торговые ряды, была сломана, и серый некрашеный забор ограждал территорию. У забора сиротливо стоял модерновый "Союзпечать", похожий на автоприцеп, отделанный красными рейками, и под пологим шиферным навесом. Возле трубчатой ограды, отделявшей от проезжей части ряд светильников с трубками дневного света, стоял еще один фанерный щит, с белой летающей тарелкой на фоне голубого неба.


"То тарелками пугают, дескать, подлые, летают..." - всплыли в памяти слова Высоцкого.


Он перешел дорогу и приблизился к тайне: надписи гласили, что на месте базара к концу той же девятой пятилетки будет парк аттракционов, а посредине - цирк, волею архитектора принявший вид искомой летающей тарелки. У поворота, на холме, окруженный облетевшими зарослями деревьев, стоял целым и невредимым Покровский собор; куполов на нем не было, но барабаны уже оделись в леса. Подойдя поближе, Виктор прочел на паспорте строительства, что "ансамбль зданий 19 века" восстанавливается для размещения Дворца занимательной науки и техники и Центра технического творчества молодежи. "Ладно", подумал он. "Не восстановление памятника, конечно, но и не худший вариант..."


С Горького через перекресток оживленно пробегали машины в сторону Радицы. Виктор дошел до угла, где в отреставрированном двухэтажном особнячке стиля модерн расположился "Дом Одежды"; вместо понтонного вдали по улице виднелся каменный мост, от которого, на месте железнодорожной ветки, протянулось объездное шоссе на Володарку.




- Простите, не подскажете, сколько время? Я забыл завести.


Перед Виктором стоял парень в серой демисезонной куртке битловского вида, в берете, очках и с прической, как у Коренева. Этакий образец приличного мена из интеллигентной семьи, который смотрел на Виктора открытым доверчивым взглядом; губы его складывались в чуть стеснительную, извиняющуюся улыбку "извините за беспокойство, но вот так получилось".


- Двадцать пять второго, - ответил Виктор, посмотрев на часы.


- Спасибо! Вы оружием не интересуетесь?


"Значит, спросить время - повод..."


- Каким оружием? - безразличным тоном слегка любопытствующего человека ответил Виктор.


- Например, ТТ времен войны, без ржавчины... Двести пятьдесят. - продолжал парень, продолжая невинно улыбаться, как будто интересовался, где тут поближе столовая.




С собой ствола у него наверняка нет, подумал Виктор. Он не дурак, понимает, что может нарваться. Под интеллигента косит здорово, дерзок и самоуверен. Если возьмут, скажет, что пошутил.


- Пока не надо, - ответил Виктор. Если это опер - он тоже пошутил. Пока не война, пистолета не надо. И не будем в глазах этого мутного пацана выглядеть фраером. Пусть думает, что не ошибся. Такая публика определяет по приметам, кому сбагрить. Интересно, какие же приметы он нашел у меня, думал Виктор. Часы... Он недаром спросил время. Человек в кожаной куртке с импортными часами, но старается не выделяться. А может, у них здесь тусовка, "у базара". Базара нет, а тусовка есть. Место людное, пересадка на автобусы с разных районов.


- Извините. - Парень обезоруживающе улыбнулся и порулил в сторону гарнизонного универмага.




Надо уходить, подумал Виктор. Пацан наверняка работал не один. Стопудово подельщики пасут. А хвост попаданцу не нужен.


Он повернулся и пошел в сторону остановки - в том же направлении, куда намылился сбытчик. Сообщники будут ломать головы. Это хорошо. Очаг возбуждения в коре мозга подавляет соседние участки.


- Маршрутное! Маршрутное! - послышался женский голос сзади.


Взвизгнули тормоза и прямо напротив Виктора остановился голубой автобус с одной дверью, размером этак с "пазик", но угловатый и похожий на аквариум. На борту красовались знакомые шашечки, и надпись "Артель Восход"; картонка за лобовым стеклом гласила "До Камвольного через Володарский р-н. Билет 1,5 р.".


К автобусу подбежали две девчушки и открыли дверь.


- До Бежицы идет? - машинально крикнул им Виктор.


- Идет! - ответила одна, с округлым лицом, ямочками на щеках и бедовыми глазами. - Вкруговую! Садитесь!


В "аквариуме" оказались самолетные кресла с спинками; не успел Виктор бросить себя в свободное у окна, как снаружи раздался крик "Погодите!" и в салон влетел мужик в драповом демисезоне - тот самый Сашок из четыреста четырнадцатой.


- А! Сосед! - воскликнул он, захлопывая дверь и плюхаясь на место рядом, - Тоже в Брянск прибарахлиться? Давай, я на билет передам.


Он сунул Виктору полтинник с данных ему двух рублей и пустил по ряду дальше; к удивлению Виктора, через десяток секунд им вернулись два билетика.


- Хотел к Советской на автобус вернуться, - пожаловался Сашок, - нога от холода разболелась. Ранение. Ишь сколько прошло, а воно все равно в непогоду свербит. Ладно вон, затарился, на углу кружечку пропустил... Не та погода, чтоб на лугу с девками кувыркаться.




"Аквариум" заурчал и покатился по улице. Салон был полупустой, и пассажиры расслабленно откидывались на спинки кресел, чтобы отдохнуть в дороге. Том Джонс весело орал шлягер "Help yourself" из динамика над кабиной водителя. На окнах сверху болтались ламбрекены с кисточками. Для полного счастья не хватало только кондиционера.


- А ты вообще раньше где работал? - Сашок явно набивался на разговор.


- На одном большом заводе, - уклончиво ответил Виктор.


- А что за город?


- Да так. На Брянск похож.


- Да не, называется как?


- На картах он пока не обозначен.


- Вона чего... Понятно... Судьба, небось, помотала по Союзу?


- Да. Поездил.


"Связан ли Сашок с торговцем оружием? А может, это проверка? Местная банда приняла за залетного гастролера, теперь вынюхивает - кто, зачем, а может и дело предложить? Будем осторожны."


- Артельный автобус? - Виктор попытался сменить тему.


- Аха... Кооперация.


- Выгодно?


- Как везде. Лопатой деньги не гребут.




Маршрутка была не совсем похожа на нынешнюю: водителя можно было попросить остановить в любом месте улицы, точно так же и пешеходы могли посигналить рукой, как такси. В Бежице она свернула на Институтскую: пользуясь случаем, Виктор попросил остановку у подъезда старого корпуса. Сашок забеспокоился.


- А чего здесь? Она ж до вокзала.


- Дела. - коротко ответил Виктор, и, попрощавшись, сошел.




17. Коммунизм построят вчера.



Новый корпус только начинал строиться; на углу, из-за забора, вырастал железобетонный каркас, и даже Станислав Лем не смог бы угадать в этом белом скелете с торчащими прутьями арматуры силуэт будущего здания. Вдали, за стройкой, виднелось третье общежитие - не серый кирпич с плоскими стенами, а башня панельной десятиэтажки с низкими потолками, похожая то ли на заводоуправление "Лития", то ли на горисполком в нашем реале.


В старом корпусе еще пахло масляной краской, как пахнет в школе после начала учебного года. На вахте тихо дремала бабушка; спокойно пройдя мимо нее, Виктор приблизился к большой доске объявлений. "Десять лет студенческому КБ", "Киностудия "Синусоида" представляет новый фильм "Тайна двух замдеканов"", "КВН! Встреча команд ФТМ и МТФ", "Состоится предварительная защита"...


Под широкой лестницей с литыми узорными балясинами пряталась небольшая коричневая дверь во двор; она оказалась открытой. Кафедра в этой реальности могла оказаться где угодно, но Виктор решил пойти по наитию.


Трамвая во дворе в окружении яблонь он не обнаружил, зато на месте плаца военной кафедры лежали рельсы узкоколейки, огибавшие кольцом сарай лесопилки и груды досок, накрытых пленочными навесами, потемневших от дождей опилок и скопившегося металлолома; ветка от кольца шла прямо до кафедры, где под окнами лаборатории стоял красный тепловозик, как на детской железной дороге, с двумя кабинами и надписью "Целина". Табличка у двери напротив гласила, что кафедра локомотивостроения стоит на том же самом месте, словно телепортировалась из семидесятых.


Виктор толкнул дверь; за ней оказалась знакомая лестница. Ноги сами несли его на второй этаж.


В большом зале стояла жара и гудение. Высокие, опутанные паутиной проводов серые, зеленые и коричневые шкафы мигали лампами. В форточке надсадно тужился бытовой вентилятор, пытаясь ускорить тепловую смерть Вселенной. У стола, где качались стрелки вольтметров и нервно дергались самописцы, вычерчивая на графленых бумажных лентах замысловатые красные линии, увлеченно болтали трое незнакомых парней и девчонка. На стене Виктор заметил чертеж муфты. Той самой, которую он предложил в альтернативном пятьдесят восьмом.




- ...Статью Дорницкого в "ЭТТ" не читали?


- Серега вообще не читает "ЭТТ". Он, кроме "Вестника ВНИИЖТ" и трудов ВНИТИ, ничего.


- Ладно, что там Дорницкий?


- Опять полемика. Восмиосный или шестиосный с повышенной на ось.


- А динамика?


- А асинхронный?


- А пульсация момента? Вам всем не кажется, что мы нашими результатами похороним тему лет на десять?


- Не боись. Что-нибудь изобретут.


Старший, в белом халате - похоже, из аспирантов - наконец, обратил внимания на Виктора.


- Здравствуйте. Кого-то ищете?


- Вы не подскажете, где я могу увидеть профессора Камаева?


Парень почесал подбородок.


- Анатолия Алексеевича? Знаете, он теперь где-то к шести подойдет. У нас тут долго будут сидеть, пока сторож не выгонит. А вы с завода?


- Я из КБ по магнитофонам. А у вас тут, говорят, научная школа по моделированию динамики. Вон какие машины стоят.


- КБ -это у третьих проходных? Так это у вас машины. Аналоговые достигли потолка, их проще программировать, но погрешности...


- В чертежном корпусе котельную из подвала убрали... - начала девушка.


- Мы убирали, - вставил курчавый брюнет с усиками, - третий трудовой семестр.


- Саш, можно, ты потом пояснишь? Так вот в чертежном корпусе в подвале в девятой пятилетке у нас будет институтский ВЦ. И с вами по линии соединят.


- И заодно новый корпус достроят. Вату на кафедру высшей математики поставят. Курсовые считать будем.


- Для курсовых тебе Камаев персональный компьютер на кафедру выбил. Первый и единственный в институте. Лично в Зеленоград ездил.


- Персональный компьютер? - Виктор подумал, что он ослышался.


- Ну да. Миш, покажи товарищу.




Персональный компьютер был размером с кассовый аппарат и оказался программируемым калькулятором - правда, покруче, чем "МК-61", который когда-то был у Виктора. Дисплей в три строки, программы на магнитных картах, встроенный принтер на бумажной ленте, настольный графопостроитель и какой-то серый ящик размером с системный блок.


- Многомассовую систему он, конечно, не потянет, - пробасил Миша, - хотя простые дифуравнения берет. Методом Рунге-Кутта. Мы на нем регрессионный анализ делаем и разложение в ряд Фурье. Вот это, - и он ткнул пальцем в ящик, - расширитель памяти на двадцать тысяч бит. Из опытной партии, технологический. Его испытывали, на стальную плиту роняли.


- И как, выдержал?


- Корпус поцарапали. Самим красить пришлось.


- А остальных преподавателей тоже не будет?


- Может, на стендах кто. Это вон напротив здание...


- Спасибо, я знаю.




Переменившийся ветер потянул по проходу между корпусами сладковатый дым сжигаемой кучи старой травы. Виктор уже хотел переходить пути узкоколейки, но что-то его остановило.


"Подожди лезть со своим прогрессорством", - сказал он себе, "вечно ты во всех реальностях во что-нибудь влипнешь. Ладно, за феномена, бомбы видящего, ты из линейного выпутался и вид на жительство получил. За лентотягу на работе устроился. Попросили тебе дать идеи по магнитофонам - вот и думай. Осмотреться надо. Кафедра не убежит, на нее и через неделю зайти можно. И вообще - сперва изучи местные проблемы, что у них актуально. Советы постороннего не всем нравятся. С наскока не надо."


Он повернулся и пошел к двери, еще одной двери вод вор под другой лестницей, к библиотеке. В здании бывшей гимназии двери во двор были только под лестницами - ученикам там было делать нечего.


Хотелось есть. Последняя аудитория на углу коридора была переделана под буфет; Виктор решил зайти.


За столиками сидели несколько пацанов и что-то обсуждали. К удивлению, Виктор не обнаружил прилавков и буфетных стоек, как и самой буфетчицы. У стены было несколько столиков, на которых стояли корзины с пирожками и бутербродами, электрочайник, чайник с заваркой, кувшины с соком и стаканы на подносе; в углу белел холодильник "ЗИС-Москва", старый и монументальный. А еще на столе стояла коробка с бумажными деньгами и тарелка с мелочью и лежал ценник, отпечатанный на машинке, как меню.


"Вот растяпа буфетчица", подумал Виктор, "ушла и даже деньги оставила".


- Скажите, а буфет работает? - спросил Виктор у пацанов, которые, судя по выражению лиц, обсуждали какой-то прикол на последней паре.


Компания посмотрела на Виктора так, будто к их столику подошел индус в дхоти и с тюрбаном на голове. Смесь удивления и любопытства.


- Конечно, работает, - неуверенно протянул один.


- А девушка надолго отошла?


- Чья девушка? С нами девушки не было.


- Которая товар отпускает.


- Она только к закрытию придет. Убрать, что не продали.


- Так вы говорите, что буфет работает.


- Так вы видите, что он работает.


- Ну так буфетчица только к закрытию будет.


- Верно.


- А говорите - буфет работает.


- Так вы же видите - работает.




Виктор почувствовал себя, как Михаил Задорнов, когда тот просил в "Макдональдсе" огурец, не порезанный с огурца.




- Я вижу, что буфет не закрыт, - сказал он. - А кто мне отпустит?


- А здесь самообслуживание.


- А платить кому?


- Так здесь самообслуживание, - повторил парень, глядя на Виктора с каким-то сожалением.


- Что, и платить - самообслуживание?


- Короче. Просто берете, что надо, кладете деньги в коробочку, и берете сдачу.


- И никто ничего?


- В смысле?


- Все сознательно кладут, сколько положено? - Виктор подсознательно почувствовал, что слово "украсть" в этом обществе просто вызовет шок.


- А как же? Понимаете, это специально сделано, чтобы в буфете не было наценки. Нет буфетчицы - все дешевле. Это же выгодно! И если кто обжулить захочет, он же весь институт платить дороже заставит. Ему же после этого жизни не будет!


- Теперь понятно. Честность - это экономия.




Компания за столом заулыбалась. Виктор подошел к корзинам, взял пару пирожков с рыбой, налил себе в чистый стакан чай с сахаром, положил в коробку два рубля и с легким сердцем сел за свободный столик. Пацаны продолжали весело обсуждать уходящий день. Хотелось не торопиться, медленно попивать чай и откусывать понемногу от пирожков, от этих правильных, мягких пирожков со вкусом детства.


А ведь действительно, когда честные все, это всем выгодно, подумал Виктор. Можно сэкономить на торговых наценках. А если просто работать на других, сколько можешь, а брать только самое необходимое, без чего нельзя обойтись, можно вообще жить без денег. Все ждали, когда построят коммунизм, а он был рядом, скромный и повседневный. Люди искали его, глядя на звездное небо, не думая, что он может оказаться в буфете; так парень не замечает скромную девушку, которая могла бы сделать его счастливым на всю жизнь. Жаль, у общества пока нет способа так же просто гнобить всех жуликов. Сколько могли бы сэкономить...




18. Массаракш, как высшая и последняя.



В келье эконома Виктор набросился на учебники.


До сорок восьмого все был так же. Интерпретация немного другая. Например, в разделе про Великую Отечественную были "десять сталинских ударов". А до этого был параграф про тридцать седьмой год. Репрессии назывались "ежовщиной", а Берия был представлен, как борец с репрессиями и за восстановление социалистической законности.




А вот с 1948 года началось что-то непонятное. Прежде всего, Трумена прямо перед выборами ухлопал некто Деннис Райхард, пуэрториканец с немецкой фамилией. Ухлопал из винтовки "Манлихер-Каркано" с оптическим прицелом, заявил что действовал в одиночку и сделал это ради свободы Пуэрто-Рико. А потом Райхарда до суда ухлопал некто Марти Линсон, юноша, ветеран войны с контузией, якобы свихнувшийся на почве смерти Трумена, и упрятанный в психиатричку. Потрясающее сходство с убийством Кеннеди в нашей реальности.


На выборах 1948 года побеждает Томас Дьюи, который тут же начинает тормозить разгорающуюся "холодную войну". В учебнике Дьюи был показан, как "представитель здравомыслящей части антикоммунистических кругов США, отказавшийся от доктрины Монро, но признающий объективную необходимость мирного сосуществования разных общественных систем". Доктрина Дьюи была основана на лозунге конвергенции (в сноске гордо подчеркивалось, что ее впервые выдвинул в 1944 году русский социолог Питирим Сорокин, а потом уже Гэлбрейт, Ростоу, Бернхэм и прочие иностранцы). То-есть США на мировой арене боролись за сближение экономических систем, чтобы избежать гибели цивилизации.




Вот тут и развилка, подумал Виктор. У Штатов в сорок восьмом году все шансы на мировую гегемонию. Зачем им хвататься за конвергенцию? Одно дело - ученые и гуманисты, другое - правящие круги, опьяненные ядерной мощью. Тем более, СССР свою бомбу готовит в глубокой тайне и взорвет ее лишь в следующем году. Разведка? Кто-нибудь из Спецкомитета продался, перебежал на запад? Засыпалась агентура в Штатах? Нет. Был бы другой результат. Вряд ли американцы так испугаются еще не готового проекта русских. Скорее, это спровоцирует их начать войну...




Виктор положил книжку на подоконник, открыл форточку и прошелся по комнате. Нос защекотал запах печей и сжигаемой листвы. Везде в этом городе запах дыма, подумал он. Хорошо еще, что реконструкцию тяги ввели, а то бы еще и паровозы углем коптили.


СССР купил Дьюи и убрал Трумена? Маловероятно. НКВД это не сделает даже при поддержке Ковальчука из второй реальности. А почему Ковальчука? Почему не Вари с ее гипнозом-телепатей?


Стоп, подумал Виктор, начнем все по порядку. Здесь Трумена убрал пуэрториканец. В нашей реальности пуэрториканцы пытались его убрать два года спустя, не получилось Почему не получилось? Потому что полезли с пистолетиками. А киллер со снайперкой... Если он промахнется, его могут подправить стрелки со спецслужб. Беспроигрышно. Что получается? Те, кто убрал Трумена, предполагали, что на него могут покушаться пуэрториканцы, и разрабатывали сценарии будущих политических убийств? Или они о них просто знали? Попаданец в США из нашей истории?


Допустим, подумал Виктор, допустим. Что же он мог сообщить американцам такое страшное? Гитлеру сказали о крахе рейха. Кайзеру - о поражении Германии и революции. Брежневу - о распаде СССР. Царю Николаю - о революции и расстреле семьи. Американским шишкам сказали о крахе Америки. Страшном, катастрофическом, вызывающим дикий ужас. Но ведь краха не было. Или... Или он рассказал о будущем крахе? Америку в нашем мире ждет катастрофа? Такая, что кризис девяносто восьмого в альтернативном Союзе просто мелкая неприятность?




"А это уже информация. Информация для нашей реальности. И вообще редкий случай, когда с первых дней миссии становится ясно, кто и как. Вышли, ясное дело, не на Трумена. Трумен, Дьюи в этой игре исполнители. Трумен, скорее всего, оказался неуступчивым. Фишка дальше не идет..."




Виктор продолжил чтение.


В сорок девятом году, вскоре после успешных испытаний в СССР атомной бомбы, в Москве состоялась встреча на высшем уровне мистера Дьюи и Сталина. Иосиф Виссарионович конвергенцию отверг, как учение, служащее интересам буржуазии, но вместе с тем горячо и искренне приветствовал желание избежать новой войны и предложил свою доктрину, то-есть мирное соревнование двух общественных систем. Судя по достигнутому в сорок восьмом году довоенному уровню производства, отмене карточной систем и снижению цен, Сталин явно предполагал это соревнование выиграть. Короче, несмотря на идеологические различия, стороны все же нашли общий язык в послевоенном переустройстве мира.


Прежде всего, договорились об ограничении ядерных вооружений и ядерных испытаний ("мировая общественность горячо приветствовала"). При этом уломали Великобританию остановить ядерную программу уже на выходе, а Франция и Китай свои программы так и не начали. Брюссельский пакт так и не превратился в НАТО и вскоре фактически был похоронен, соответственно, не появился и Варшавский договор. Вместо этого глав стран - победительниц удалось уговорить сесть за общий стол и согласиться на присутствие в Европе "сил поддержания мира" в лице частей советской и американской армии на военных базах, которые должны были вмешиваться для предотвращения конфликтов между европейскими государствами, а также при угрозе гражданской войны. Британию и Францию каким-то невероятным образом уломали не участвовать - в учебнике это объяснялось ростом национально-освободительной борьбы в колониях. Дьюи переформатировал даже "план Маршалла", сделав из него совместный план американо-советской помощи для восстановления европейской экономики.


Неожиданным сюрпризом для Виктора стало то, что Дьюи полностью поддержал сталинские требования по Турции о возврате СССР бывшей российской территории, перешедшей Турции после первой мировой. Поскольку Турция сильно зависела от американской помощи, Дьюи просто прогнул ихнее правительство.


Встречные уступки Сталина оказались не столь эффектны, но не менее серьезны. Прежде всего, руководство СССР фактически отказалось от радикального строительства социализма в странах своей сферы влияния; последовательного объяснения этого в учебнике Виктор так и не нашел, кроме туманных ссылок на разные объективные обстоятельства, незрелость рабочего класса и национальные особенности. Можно было понять лишь то, что в идеале пытались получить нечто вроде советско-финских отношений семидесятых, и это худо-бедно удалось. К 1950 году Германия была объединена, как нейтральная, демилитаризованная и демократическая страна. Все это казалось какой-то утопией, хотя последнее можно было списать на идеологизированность учебника.




Самое невероятное произошло с Израилем. СССР и США провели через ООН введение миротворческих сил в зону конфликта, при этом как раз в тот момент, когда ЦАХАЛ перешла в наступление. Конфликт был заморожен, создано ПАГ - палестинское арабское государство, а Израиль с меньшей, чем в нашей реальности территорией, огороженный советскими и американскими союзными войсками, начал кантонизироваться - разделяться на внутренние автономии по регионам мигрантов. В число госязыков вошли идиш и русский. После того, как планы на расширение территории Израиля были похоронены, поток желающих эмигрировать туда иссяк до ручейка сильно обиженных; в СССР как раз в это время появляется статья Сталина "О перегибах в борьбе с космополитизмом". Смысл статьи был вкратце в том, что борьбу с теми, кто насаждает в России комплексы неполноценности, надо вести решительно и принципиально, но в ходе изживания русофобии недопустимо скатываться до мелкобуржуазного антисемитизма, равно как и замазывать недостатки, препятствуя здоровой критике и самокритике. В свою очередь, ПАГ, "несмотря на попытки британских колонизаторов превратить независимое государство в катализатор новой войны на Ближнем Востоке", развивалось как спокойная (по сравнении с нашей реальностью) страна с полуфеодальным укладом и светской монархией.




"Массаракш, и еще раз массаракш", сказал себе Виктор. "Здесь вообще все шиворот-навыворот".


Чувство голода снова дало знать о себе. Не надо здесь приучать себя к сухомятке и пирожкам, подумал Виктор. Неизвестно, сколько здесь придется сидеть. Бесконечно везти не может. Не придет поддержка, не откроется точка перехода, в конце концов, любая случайность реальной жизни может поломать все.


Виктор взял авоську и спустился в вестибюль. Топать до Куйбышева через переход было лень, и он решил пройтись до знакомого здания на углу Почтовой.


- А о вас Никомский расспрашивал, - сказала ему комендантша, выходя из кабинета, - узнавал, откуда приехали и где работаете. Интерес какой-то у вас к нему.


- А что за Никомский?


- Сосед ваш. Он всех просит Сашком его звать.


- А, этот... Меня тоже спрашивал. А кто он вообще?


- Полицай бывший.


- Как полицай?


- Ну как - по молодости, по глупости, к войне призывной возраст не наступил, вот немцы и притянули амбары охранять. После войны, знамо дело, отсидел свое, сейчас в УКСе сварщиком. Так, человек тихий, вот семьи не завел - какая ж пойдет-то?..




"Так, час от часу не легче. С таким прошлым могли и повязать. И мало ли какие связи могли быть на зоне."


Он толкнул ручку двери; сырая тяжесть надвигающегося тумана пахнула ему в лицо. День угасал; серое небо медленно гасло, по мокрому от росы асфальту была размазана коричневая сыпь умерших листьев.




"Почему мне это мировое устройство кажется бредом? Потому что оно не соответствует рассудочным действиям лидеров нашей реальности. А чем определяются эти рассудочные действия? Тем, как Сталин и Дьюи видят ситуацию тогда и в будущем и их интересами. Интересы у них, допустим те же. Причины менять нету. Ситуация на сорок девятый почти такая же. Остается видение будущего. С Дьюи все понятно. Допустим, у него информация о крахе Америки. Почему Сталин пошел на уступки? Почему, пусть с осторожностью и частично, принял ту же конвергенцию? Почему не прокачал ситуацию? У него же козырь на руках, бомба готовая. Странно... Так. На чем основана эта конвергенция? Что этот Питирим Сорокин писал? Что либерализм и тоталитаризм не связаны с определенным строем, и его выбирают по обстоятельствам. Ну это понятно. А что у нас изменило обстоятельства? В нашей реальности Сорокин ни Трумена, ни Сталина не устроил. Так, мы пошли по кругу... Наплевать дяде Джо на эту новую идею. Должно быть что-то проще. Страх, чувство самосохранения..."




Знакомый двухэтажный дом на пересечении улиц, с большим окном на торце срезанного угла казался желтым кораблем, выплывающим из нагромождения серых айсбергов маленковок. Гастроном был на первом этаже; второй этаж, как и на памяти Виктора, занимал промтоварный, он еще закрывался по выходным, и лестницу, ведущую наверх, закрывали большим деревянным щитом.




Это не информация о гибели Америки, подумал Виктор. Это информация о гибели человечества. Ядерная катастрофа. Вот что их сблизило.


"Это что же, у нас в будущем - ядерная война? В нашем будущем? И меня послали не ради этой реальности, а чтобы я предупредил наших?"




- Виктор Сергеевич! Добрый вечер. Тоже в наш продмаг решили?


Виктор поднял глаза. Перед ним, улыбаясь, стояла Лика.




19. Тайна серебристой мерлузы.



На свежем воздухе, или, как говорят англичане, outdoor, Лика предпочитала неброское бежевое полупальто, белый вязаный платок из козьего пуха, не мнущий прически, и светло-коричневые полусапожки. Странно, подумал Виктор, эффектная одинокая женщина наверняка бы старалась обратить на себя внимание. Не хочет знакомств на улице?


- Я здесь рядом живу, - продолжала Лика. - А вы, значит, выбрали у вокзала в экономе? Мне сообщили из бюро и комендантша. Век коммуникаций. Сведения без грифа по телефону с подтверждением. До сих пор не могу привыкнуть.


Они подождали у двери, пока из магазина выйдут; для экономии тепла была открыта одна половинка. Внутри гастронома висели с люстр бумажки для мух и чувствовался запах хлеба, капусты и постного масла. За пирамидами консервных банок у стены виднелось знамя победителей соцсоревнования. Возле двери, как трон, виднелась круглая кабинка кассы. Интерьер не меняли с пятидесятых, и двойные названия отделов, выведенные на лепных медальонах, создавали странную смесь неестественного и знакомого. "Птица-дичь", "Воды-соки", "Мясо-колбасы", "Молоко-масло", "Овощи-фрукты", немного необычное "Вино-пиво" и, похожее на заклинание Хогвардса, "Бакалея-гастрономия". Картину завершал белый монументальный холодильный шкаф с блестящими стрелами петель и схемы разделки туш. Возле прилавков бродило и разглядывало товары немного народа - того самого, которого, если верить отдельным гражданам, истребили в гражданскую, японскую и двух мировых, гноили в лагерях и морили голодом вплоть до начала 50-х, спаивали и развращали воровством в 60х. Спаянные, развращенные, заморенные и сгноенные выглядели вполне позитивно.


- Как вы думаете, - произнесла Лика деловым тоном, - если в девятой пятилетке обещали снижать акцизы на мясо, то выполнят?


- Я оптимист, и верю в лучшее. А вы?


- Женская интуиция мне подсказывает, что да, - сказала она, разглядывая красочные банки "Великой стены", - импорт мяса в этом году сократился, а экспорт зерна - увеличился.


- Импорт зерна?


- Экспорт. То, что вывозят - это экспорт, что ввозят - импорт. Кстати, вы не обижаетесь, что я к вам подошла формально?


- Я уже забыл об этом.




"Значит, зерно здесь экспортируют. Так и сейчас в России его экспортируют. А импортируют мясо, потому что не хватает мяса. И это одна из причин акциза... А почему у нас в это время Союз покупал зерно, а не мясо? Видимо, потому что Хрущев взялся перегонять Америку по мясу, а кормов не хватило. Неужели все из-за такой простой вещи?"




- Что же взять... - задумчиво произнесла она. - Попрошу порезать граммов сто колбасы и сыра. А вы что решили?


- Я, пожалуй, рыбу возьму, полкило. И квашеной капусты с огурцами.


- Полкило на одного? Не хватает животных белков?


"О черт, тут же более углеводная диета. И ведь раньше не раскололи. Правда, вместе с дамой в альтернативный продмаг ходил только в девяностых, там уже так же питаются..."


- И фосфора. Врачи посоветовали.


- Берите филе серебристой мерлузы, оно токсины выводит.


- Почему вы думаете, что мне надо их выводить?


- Не думаю. Просто по телевизору так сказали. Купила ленинградский "Адмирал" уже три года, и смотрю каждый вечер. Вы экономите?


- Ну, пока устроюсь...


- Так это прекрасно. Ненавижу, тех, кто тут же просаживает получку, а потом у всех клянчит...




Мерлуза оказалась хеком, героем пафосной советской рекламы в стихах и совершенно не пафосных народных частушек. Дальнейший шопинг новых открытий об этом мире не принес, а Лика явно начала проявлять интерес к его жизни, и Виктор вздохнул с облегчением, распрощавшись с ней на Почтовой.




Вахтерша эконома огорошила его новым известием:


- Вот вы, сразу как ушли, значит, так у вашей двери двух парней заметили. Открыть пытались, но не получалось Мисины их спугнули. Сказали, что ошиблись, хотя вроде не пьяные. И сразу на выход пошли, мимо меня прошмыгнули, я их запомнила.


- И что там могли украсть? Казенный холодильник?


- Ну, мало ли что думали, может, деньги кто оставляет, вещи ценные. Молодые пацаны, чего соображают-то... Сейчас вон кого за кражи судят? Подростков в основном.




Слишком много случайностей, думал Виктор, подымаясь на этаж. Сперва этот торговец оружием - случайно. Тут же на месте совершенно случайно оказывается Никомский, и расспрашивает о прошлом. Ну, хочется поговорить, общительный. Совершенно случайно потом расспрашивает комендантшу, так, к слову пришлось. И еще он совершенно случайно бывший полицай. Стоит отлучиться в гастроном, как тут же случайно два пацана пытаются проникнуть в помещение. Типа, откинулся с кичи, а на воле брюлики какие остались, вот он с ними на дно и залег. И радиолу купил. Чтобы брюлики спрятать?


"Типа беспредел? Вора обокрасть? Хотя, если это зелень, пацаны безбашенные, какая им разница? Они ж не надеются, что сядут, что мстить им будут. Наглые, непуганые и опасные."




В комнате все оставалось на месте. Порывшись в ящиках, Виктор нашел здоровую коробку из-под кухонных спичек, совершенно не нужную при электрической плите; то ли прошлый жилец был ушлым курильщиком, то ли просто что-то в ней хранил. Мобильник и деньги разместились в ней совершенно свободно; пришлось даже напихать внутрь мятую газету, чтобы гаджет не болтался. Чтобы коробка не раскрылась, Виктор завернул коробку в газетный лист и обернул бечевкой: получилось что-то напоминающее самодельную бомбу. Пришлось дополнительно сунуть закладку в бумажный кулек, а его - в плетеную авоську.


Симку и карту памяти Виктор предусмотрительно вынул и, обернув пленкой, сунул их в щель под подоконником. Мало ли кто из адресной книги сейчас в Брянске живет.


До вокзала было пройти пару шагов. Прогресс и экономия уже наложили свой отпечаток на этот знакомый по первому попаданию уголок: массивные дубовые диваны МПС уже были заменены на гнутые из фанеры, вестибюль украсили две машины для справок, с хлопаньем ворочавшие стальные листы с расписаниями, на стене уже была смонтирована схема железных дорог с лампочками, монументальная и совершенно бесполезная, а вместо упраздненного окна камеры хранения у стен выстроились серые шкафы автоматов - непривычные, старые, с большой блестящей ручкой, как у дверцы самосвала. Инструкцию, напечатанная почему-то белым на черной жести, гласила, что надо купить в киоске за полтора рубля жетончик и забирать вещи через пять дней. Или снова купить жетончик. До того, чтобы проплатить нужный срок, как в романовском СССР, здешняя наука еще не дошла.


Черные ручки на внутренней стороне двери выставляли четыре цифры кода. Виктор быстро покрутил их по очереди наугад в обе стороны несколько раз и вразбивку. Роковые вещдоки нашли успокоение в серой глубине шкафа.




На выходе из вокзала, на Виктора налетел порыв ветра; через покрытый трещинами асфальт площади летела куча бурых листьев. Запахнув ворот, Виктор повернул вдоль платформы к переезду.


Одноэтажный филиал универмага уже светился огромными окнами. Хозяйственный отдел снова был в конце, под вентилятором, вделанным в глухую кирпичную стену. Под стеклом витрины Виктор увидел цилиндр для замка; их уже можно было купить отдельно, для экономии.




...Связка с новыми ключами со стуком упала на полку. Интересно, надо ли здесь говорить коменданту и отдавать один ключ, подумал Виктор, в конце концов, это не общежитие, а жилец мог просто забыть. Теперь надо было спокойно приготовить ужин, почитать наш учебник, и послушать вражьи голоса.




Путь к конвергенции оборвала Корейская война. Точнее, Ли Сын Ман, который в 1951 году совершенно бредово напал на "северян". До этого Сталин и Дьюи практически договорились о создании единой демократической Кореи, в которой пройдут свободные выборы и проведут реформы, направленные на мирную ликвидацию остатков феодализма. Ли Сын Ман испугался, что Дьюи его сливает, да и лобби американского ВПК помогло, недовольное сокращением оборонного бюджета. Дьюи понял, что его тянут в "холодную войну" и ограничился поставками вооружения; Сталин заявил о полном невмешательстве в конфликт и потребовал разделить воюющие стороны вооруженными силами под эгидой ООН, в то время как Китай, ссылаясь на непосредственную опасность для своих границ, поставлял Ким Ир Сену боевую технику и добровольцев. В итоге, через три месяца боевых действий, от лисынмановской Южной Кореи ничего не осталось, хотя, с другой стороны, Ким Ир Сен сохранил дипотношения с США. На Дьюи посыпались обвинения в капитуляции перед красной угрозой, в результате чего на выборы 1952 года республиканцы выставили более харизматичную фигуру в лице генерала Эйзенхауэра. Как и в нашей реальности, Эйзенхауэр победил, причем противником его от демократов оказался довольно одиозный Стром Тэрмонд, которого в учебнике клеймили, как "ярого антикоммуниста, расиста и поджигателя войны".


Эйзенхауэр продержался в президентском кресле два срока, причем его правление ознаменовалось неким политическим застоем. Все восемь лет генерал балансировал между конвергенцией и "холодной войной". Казалось, он не знает, куда он должен идти и вести нацию; прежняя стратегия потерпела крах при столкновении с безжалостной правдой жизни, а новая не просматриваясь. Но, проигрывая в стратегии, Эйзенхауэр брал свое в тактике. К явному неудовольствию Черчилля, в начале февраля 1953 года он нанес "визит вежливости" Сталину, и, хотя формально никаких соглашений заключено не было, непродолжительная получасовая встреча с больным вождем имела далеко идущие последствия. Практически сразу после нее Сталин объявил, что вынужден уйти с поста в связи с резким ухудшением состояния здоровья. Тут же спокойно и тихо произошла полная перестановка в высших эшелонах власти. Пост Генерального секретаря ЦК КПСС (который сразу же внесли в устав партии) занял Маленков, на пост Председателя Совета Министров был выдвинут Берия, а на место Председателя Верховного Совета поставили Булганина. К весне Сталин скончался в больнице и на этот раз местом упокоения его стал ленинский Мавзолей.




"Что же они не передрались-то", подумал Виктор. "От реальности отличается только визитом Эйзенхауэра. Он их развел по понятиям? Что он мог им сказать? Сталин в нашей реальности просился в отставку, ему не дали. Почему не дали? Боялись ответственности? А как тут не бояться, если над страной висит угроза ядерной войны? Стоп, это, кажется зацепка. Эйзенхауэр мог дать гарантии того, что резкого поворота в отношениях не будет, и США не планируют ядерного нападения на СССР. Сталин ждал до выборов, все ждали до выборов. А раз все пучком - пришли к соглашению."


И тут Виктор понял, что в учебнике нигде не упоминается фамилия Хрущева. Ни как руководителя, ни как вредителя, уклониста или чего подобного. Просто нет человека. Хотя до войны он был поставлен на Москву и даже внедрял троллейбус. Троллейбус... А в этом Брянске нет ни троллейбуса, ни трамвая, зато автопром процветает.


Второй непоняткой было то, что Булганина поставили не на Совет Министров, а на Верховный Совет. Хотя, с другой стороны, Булганина по всем источникам, характеризовали, как человека грамотного, исполнительного, но без инициативы. Таким образом, назначение Булганина, с одной стороны, позволяло поднять роль законодательной ветви власти, которая до этого была лишь канцелярией, оформлявшей партийные решения, а с другой - сохранить авторитарность власти при отсутствии культовой фигуры во главе. Перевод Маленкова на должность генсека формально понижением не был, если бы не назначение в премьер-министры более энергичного Берия. Одним словом, складывалось не слишком устойчивое, но все же равновесие власти.




Виктора начали мучить противоречивые чувства. С одной стороны, ему было страшно интересно, что же было дальше. С другой - нервные клетки требовали фосфора и хотелось готовить ужин. Точнее, хотелось есть, но для этого надо было приготовить ужин.


"Так, мы знаем развилку и примерно что сейчас", сказал себе он. "Экзамен по истории вряд ли будут устраивать. Надо приготовить на выходные суп и второе. Это тебе не начинка к пирожкам в бессемейке Зины, а холостяцкая жизнь шестидесятника. Если за собой не следить..."




После ужина попытка слушать западные станции многого не дала. "Радио Свобода" вообще не удалось отыскать. "Голос Америки" передавала тревожное сообщение, что американские спутники обнаружили в океане неопознанные объекты, которые перемещаются со скоростью самолета и превышают размеры любого из стратегических бомбардировщиков в несколько раз. Перечисление версий, включавших и пресловутые НЛО с пришельцами, закончилось выводом, что Козлов и Мао ведут человечество к ядерной катастрофе. Излюбленная тема о правах человека и диссидента в СССР так и не прозвучала; то ли с демократией у нас было все в порядке, то ли Штатам было не чем хвастаться. За тоталитаризм и репрессии доставалось Китаю. В сводке новостей дикторша поведала о новой кровавой бойне в городе Кент, штат Огайо; по официальным данным, в ходе столкновений погибло восемь бойцов Национальной гвардии и уничтожено около двадцати "участников банд"; кроме того, "в результате применения "живого щита" бандитами захвачена разведывательная бронемашина Кадиллак".


Когда Виктор наткнулся Би-Би-Си, там читали диссидентский роман про репрессии тридцатых. Виктор вначале подумал, что это Солженицын, и по времени вроде как подходило. Оказалось - Тарсис, который в этой реальности не попал в психушку, а был сразу же выдворен из страны. Британская пропаганда старалась сохранить культурный вид, сдержанно хвалила Косыгина за реформы и сетовала на ограниченность частной инициативы. Похоже, у них было с "Голосом" разделение труда и работали они на кооператоров.


"Немецкая волна" удивила вообще. Когда Виктор наткнулся на нее, шла передача с опровержением холокоста. В паузе на текущие новости сообщили о многотысячных пикетах возле советских военных баз в Чехословакии, с лозунгами: "Русские, убирайтесь домой!" и "Нет - оккупации, да - инкорпорации". Далее приятный женский голос дикторши поведал о том, что германский генерал Гофман в 1918 году создал Украину, после чего Виктор выключил радиолу.




"Хватит", подумал он. "Надо отвлечься, и отдохнуть, а то, чего доброго, еще мания преследования разовьется. Честность и порядочность здесь как бы общинами, за стенами которых спокойно воруют и гопничают. Как раньше говорили - "улица", "влияние улицы". В этом экономе люди меняются часто, вот он еще общиной не стал. Надо посмотреть, может быть, и квартирку сменить на место более спокойное. Вон, Соня где-то за городом устроилась. А сейчас надо просто стелиться и спать. Завтра выходной..."




Проснулся он от холода - из неприкрытой форточки сверху фрамуги веяло ночным заморозком. Чертыхаясь, Виктор вылез из-под одеяла и потянул за бельевую веревку на окне, чтобы захлопнуть. Можно было возвращаться в объятия Морфея.


Обернувшись, он вздрогнул.


На фоне кухонной стенки стоял человек в обтягивающей черной одежде, лица его было невозможно разглядеть - оно скрывалось в тени за пределами квадрата окна.




"Мне нужен труп. Я выбрал вас..." - мелькнуло в голове.




20. Стрела моремана.



Спокойно, подумал Виктор. Если незнакомец не убил его, когда он стоял к нему спиной, то это либо это не главная его цель, либо он любитель театральных эффектов и это тоже шанс.




- Вам кого? - спросил Виктор безразличным голосом, как будто ему постучали в дверь.


- Извините, - послышался низкий грудной женский голос, - я не хотела вас пугать.


Фигура шагнула к выключателю. Виктор поморщился от вспышки ламп дневного света.


Перед ним стояла дама с темными волосами, в черном, туго обтягивающем фигуру трико с металлическим отливом, как у танцовщиц восьмидесятых. В нашем времени она была бы похожа на сорокалетнюю актрису, активно занимающуюся фитнесом, но не худышку, черты лица выразительные, хотя и не совсем правильные. Что-то в ней было от Анны Маньяни в старом фильме "Рим - открытый город".


- Ошиблись номером? Похоже, у "Просама" проблемы с качеством.


- Это не ошибка, - спокойно ответила она. - Позвольте представиться: Фаина Матвеевна Родова. Вас, Виктор Сергеевич, я знаю, знаю, кто вы и почему здесь. Впрочем, мы с вами заочно знакомы: я стала прототипом героини вашего писателя Ивана Ефремова.


- Интересно. Таис Афинской, что ли?


- Здесь он ее еще не написал. Мое имя он изменил на Фай Родис.




Сумасшедшая баба, прочитавшая первую главу в "Технике - молодежи", подумал Виктор. Хотя, скорее, рукопись - про скафандр будет в следующем номере. А про Таис откуда знает? А очень просто, если не написал, значит, напишет в будущем. Попробуем заговорить.


- Присаживайтесь. Хотите кофе с коньяком?


- У меня нет потребности в возбуждающем напитке, и я не устала.


"Точно свихнулась."


- Можете потрогать мою руку, - сказала она. - это действительно скафандр.


"Самое главное - не противоречить."




Пальцы почувствовали гладкий и упругий материал. Действительно, скорее металл, чем ткань.


- Неплохо, - хмыкнул Виктор, - рад за отечественных металлургов.


- В своей реальности вы живете на Орловской, номер вашего паспорта, который вы с собой не взяли...




"Читает мысли? Идеомоторные акты, вот зачем надо было коснуться одежды? Но о паспорте я не думал..."


- Это психотерапия такая? Никогда не слышал. Ну что ж, говорите, что надо делать, хорошо бы, чтоб получилось.


- Вы не верите мне. Я не собираюсь вас лечить, вы пока не нуждаетесь в помощи. О чем мне рассказать - о вас, о ваших событиях 2009 года?


- Ладно. Я готов верить чему угодно, если так надо.


- Похоже, вы еще не готовы к контакту, - произнесла Фаина после паузы.


- Похоже, мы еще не готовы к контакту. Вас проводить?


- Отвечать вопросом на вопрос в вашей среде невежливо, но вы не боитесь стрелы Аримана? Вернее того, что писатель этим называл?


- К сожалению, Фаина Матвеевна, я немного подзабыл роман. А в журнальном варианте философские отступления, скорее всего, сократят.


- Если говорить просто, в плохо устроенном обществе благие намерения превращаются в бедствие.


- Не боюсь. Знаете, почему?


- Говорите, я готова слушать вас.


"А, значит мыслей без контакта не читаем. Уже хорошо."


- Потому что любое общество, Фаина Матвеевна, плохо устроено с точки зрения будущего общества, которое уже решило проблемы того, старого общества. И тогда получается, что ничего хорошего вообще сделать нельзя, прогресс останавливается, и лучшего общества нет. Но если вы здесь, значит, такое общество есть. Значит, идеи добра в обществе с более тяжелой ноосферой, из которого вы вышли, все-таки не стали вредными, и этой вашей стрелы Моремана нет.


- Аримана. Это зороастрийский бог зла.


- Прошу прощения, оговорился. Нет этой стрелы бога зла. Если бы она была, ни вас, ни общества вашего бы не было, не развились бы вы, только глубже себя в грязь запихивали. А что есть - есть просто неумение доводить хорошие замыслы до практических дел. Но в технике это дело наживное, значит, и в обществе тоже должна быть наука внедрения. Я вас не запутал?


- Я поняла вашу логику. Для нас она слишком неожиданна. Да, мы преодолеваем стрелу Аримана, но тщательным взвешиванием последствий каждого дела. Охраняем дело от слепой игры. Как ее собираетесь преодолеть вы? У вас нет под рукой институтов и академий, способные осуществить миллионы проб. Только ответьте честно. Ложь - главное бедствие, разъедающее человечность.


- Честно? Пожалуйста. Если я правильно вас понял, в вашем Великом Кольце социальная программа - это выстрел неуправляемой ракетой. Тщательно взвесили последствия, долго думали, кнопку нажали, движки импульс дали, а там по баллистической траектории, по воле стихий природы. И тут выясняется, что природа не совсем такая, как вы там со стартовой площадки себе представляли, и ваша ракета летит черт те куда. Так нельзя делать. Я удивляюсь, как вы там, в этом Великом Кольце, еще развиваетесь. Социальная программа должна быть управляемой, как крылатая ракета, что летит над землей, огибая препятствия.


- Вроде дисколета?


"Что, и о крылатых ракетах не знаем?"


- Разве вы не читали в "Технике-молодежи" за шестьдесят третий год?


- У нас не было времени для такого глубокого изучения местных журналов.


- Ладно... Что такое идея? Это отражение потребности решить какую-то осознанную или неосознанную проблему, попытка представить мир без этой проблемы. Человек перестал быть животным, пытаясь решить проблемы своего рода. Это естественная форма существования.


- Допустим, что этот так.


- Прекрасно. Если за идеей стоят проблемы, которые мы поняли, или почувствовали интуицией, то что? Значит, мы должны выявлять проблему, изучить ее, найти причины, и определить цель - то есть, достичь идеальной ситуации, когда мы можем считать, что проблемы больше нет. А чтобы понять, достигли мы этой цели или куда-то пошли не туда, мы должны четко определить признаки. Дальше все, как в автоматической системе. Намечаем контрольные точки, и в них проверяем, какие проблемы у нас решаются, какие возникают. По итогам анализа корректируем цель. Это называется "анализ программ".


- Но у вас нет возможности сделать столько попыток, как сделала природа. Природа триллионы раз бросила свои кости, а вы гордитесь первыми пробами, как мудрым экспериментам.


- Уважаемая Фаина Матвеевна! Да ежели мы будем действовать слепым методом проб и ошибок, мы точно кости отбросим! Любой проект, технический или социальный - борьба за расширение границ человеческого знания. Хотите иметь то, что никогда не имели - придется делать то, что никогда не делали. Конструктор сперва выявляет, каких знаний, каких данных у него нет, чтобы создать проект, изучает проблемы с той техникой, что создали до него, ищет их причины и способы решения, переводит образы и идеи в измеряемые показатели. Мозгом тоже надо уметь пользоваться, развивать инженерное мышление, как умение танцевать или играть на скрипке.


- Вы хотите сказать, что у вас уже решили проблему человечества - попытки добиться повышения структур без создания к тому базы, стремление получить нечто за ничто? Не обманываете ли вы себя?


- Значит, у нас разные человечества и разная логика. Или просто инженер привык решать проблемы там, где гуманитарии способны их только ставить. Извините, но вы хотели правды...


- Не стоит извиняться. Меня оскорбила бы только ложь. Ваши слова надо обдумать.


- Пожалуйста. Давайте я вас провожу.


- Спасибо, в этом нет нужды. До встречи...




В лицо Виктору повеяло холодом. Он понял, что лежит на постели в экономе, и на него дует из незакрытой форточки.


"Приснилось."


Где-то недалеко ночную тишину разорвал басовитый гудок. Поезд приближался. Пассажирский - он сразу узнал легкий перестук цельнометаллических вагонов, который не спутаешь с громыханием товарняка, словно молотом колотящего по шпалам. Поезд пронесся через станцию напроход и его шум затих вдали. Странно, подумал Виктор, пассажирский должен был остановиться на Орджоникидзеграде...


Он встал, закрыл раму и осторожно обернулся. Комната была пуста.


"Приснилось. Тогда про попаданцев, теперь научная фантастика пошла."




21. Приют комедиантов.



Воскресное утро было ясным и холодным. Белые ветви берез с желто-коричневыми остатками кроны сияли на чистом ярко-голубом небе, пожухлая трава, перемешанная с уже облетевшими листьями, была покрыта серебром легкого инея. Хотелось просто погрузиться в эту осень, как в воды хрустального ручья и пить большими глотками этот прохладный воздух, раствориться в этой бездонной сияющей синеве и оттуда, с высоты полета, осторожно гладить хрупкие лучи остывающего солнца.


Виктор опустил иглу проигрывателя, и тягучие, вибрирующие звуки "Медового пирога" заполнили пространство комнаты. Надо настраивать себя музыкой, подумал он. И вообще, сегодня расслабиться, погрузиться в этот мир "Сержанта Пеппера" и "Сатисфакшн", ежедневной игры в экономию и договоров взаимной честности, нерушимых, как детские дворовые клятвы, в этот мир наизнанку, массаракш...


А может, это как раз и не массаракш, подумал он. Здесь опасаются и презирают воров, гопников, тех, кто поет блатные песни, а на милицию смотрят, как на своих защитников, и помогают ей, ходя в дружины. У нас блатняк слушают по радио, и рассказывают в соцсетях и репортажах ужасы про беспредел блюстителей порядка. Здесь стараются, чтобы каждый человек работал, потому что труд каждого обогащает остальных, и покупал лишь то, что надо, чтобы быстрее развить технологии. У нас стремятся, чтобы работало как можно меньше, а покупали как можно больше. Здесь предлагают дать взаймы и получить проценты, у нас - взять кредит и платить проценты...


"Выходит, это наш мир - наизнанку? Или просто здесь мир нормальный для всех, а у нас - для кого-то, а мы все на изнанке нашего мира? Мы чужие в собственной стране? Или мы живем в оккупации? Здесь возникает чувство, словно наша Россия, действительно оккупирована этим самым "мировым сообществом", или как его там, и нам, как Индии, надо бороться за независимость?"




"Медовый пирог" сменился вкрадчивым соло "Дня из жизни", самой безумной и самой гениальной битловской композиции, гремучей смеси случайных мыслей и ассоциаций с глубокими философскими раздумьями. Фанаты будут еще многие десятилетия спорить, укурились ли создатели песни в момент творения или нет, но, во всяком случае, к каждому такту и слову песни неосознанно вели месяцы и годы упорного труда и развития таланта; внезапно настал день, когда осколки случайно сложились в прекрасную мозаику.


"Странно, что ее пропустили в Союзе..."


Он взял в руки конверт. "...Произведения британского ансамбля "Жуки" отличает глубокая социальная проблематика. Так, песня "День из жизни" из альбома "Сержант Перец" содержит острую критику морали буржуазного общества..."




День из жизни начинался. Надо было готовить завтрак и убрать квартиру. Главное преимущество такой квартиры - легко убирать. И еще куча времени до тусовки артистов...


"В кино, что ли, сходить..."


Пластинка кончилась, щелкнул автостоп. Виктор машинально бросил взгляд в сторону радиолы.


Завтра совещание по магнитофонам, подумал он. В шестидесятые культовая тачка - "Грюндиг", потом "Акай", потом "Шарпы" из комиссионок за дикие цены. Опоздали тогда с ними. Опоздали с поколением. С двумя поколениями. Два поколения выросли с чувством, что советский радиопром не может сваять ничего культурного. А если...


"А если - наоборот? Если тут будут гордиться нашими магами, как луноходом и "Калашниковым"? Это отсрочит развал Союза? Или уменьшит опасность развала? Пылинка на чашу весов истории, которой не хватало? До четырех есть время. Нужна идея. Нужна идея, которая позволить выскочить вперед даже при отставании в технологии, при недостатке капвложений и рынка..."




...Над крышей кафе "Русский квас", словно кокошники, на фоне вечерней синевы неба сплетались белые ветви берез, подсвечиваемые розовыми лучами заходящего солнца. Большая веранда, по-деревенски застекленная рамами с частым переплетом, делала его похожим на старую избу-читальню в парке кинотеатра "Металлург"; крыльцо увенчивали резные лошадки.


Виктор потянул на себя ручку двери.


- Сюда, сюда!


Вдоль вытянутой залы с деревянными столбами стояли столики на шесть мест; Соня махала из-за одного из них.


- Я только что подошла. Решила нарушить правило женщины всегда опаздывать. Знакомьтесь: это Виктор Сергеевич. Наш брянский Ариэль Брайс, радиоконструктор и энтузиаст рок-музыки. А это, - она указала на пару, сидящую напротив, - Иннокентий Павлович и Нинель Сергеевна.


- Можно просто Иннокентий, - заметил мужчина. Он, похоже, недавно разменял четвертак и для солидности носил неширокую интеллектуальную бородку, усы и очки со строгой оправой; в своем темном костюме он чем-то напоминал пастора. Его дама имела вид светской львицы: ее правильное овальное лицо со слегка пухлыми губами, подчеркнутыми перламутровой помадой, прямым носом и хитровато-любопытными глазами, которые подчеркивали серо-голубые тени, было окаймлено светлыми волосами, уложенными в геометрически выверенную строгую прическу стиля от Видал Сассун. Рука, обтянутая в темную перчатку, держала мундштук с сигаретой; этот нюанс должен был подчеркнуть скрытое превосходство над окружающим миром.


- Можно просто Нинель, - произнесла дама с легким оттенком снисхождения.


- Можно просто Виктор.


- Софи, вы просто прекрасно смотритесь вместе, - продолжил Иннокентий, держа в руке раскрытое меню, - тебе нужен был зрелый мужчина.


- Ты прав, - заметила ему Нинель, - быть зрелым мужчиной, это как раз то, что иногда тебе не хватает.


- Постараюсь исправиться. С годами.




Похоже, что это ее бывший приятель, сказал себе Виктор. А это новая его бывшего. Соня что-то хочет ему доказать?


"А кто-то сейчас пропадает... А, может быть, к лучшему это, а?" - мурлыкали в стиле ранних битлов прилепленные под потолком шары колонок. "Оловянные солдатики", заря русского рока.




- Что ты будешь? - спросил он Соню, развернув меню.


- На твой вкус.


- Тогда исполним перформанс - вишневый квас, окрошка, мясо в горшочках, блины, и все это употребляем в пищу.


- У, а я думала, ты исполняешь только хэппенинг.


- Когда я участвую в акции, цель которой мне неясна, то предпочитаю исполнить перформанс.


- Вы, наверное, уже читали солженицынский "Архипелаг ГУЛАГ"? - улыбнулся Иннокетий.




"Это что, у них тут диссиденты? Или наоборот, провокация? Или творческие шестидесятники выявляют в своей среде сексотов?"


- Не в моем вкусе, - уклончиво ответить Виктор.


- Смело, - качнул головой Иннокентий, - смело. Когда человек говорит, что книга, удостоенная Сталинской премии, не в его вкусе - это говорит о независимом мышлении.




Это же надо так вляпаться, подумал Виктор. Александр Исаевич оказывается у Фрола Козлова в фаворе. Или его разыгрывают? Или это опять совершенно другой "Архипелаг"? Да и не рановато ли в шестьдесят восьмом?


- Ну, что поделать, - вздохнул он. - Не воспринимаю я как-то этот слог.


"В любом случае это можно представить, как шутку".


Его собеседник не обиделся.


- Ну что ж, - ответил он, это всего лишь очередной виток спора физиков и лириков. Точнее, конфликт оптимистичных и пессимистичных взглядов на научный, технический и нравственный прогресс. А я вот - нонконформист, мне по душе выбор истинных человеческих ценностей.


- Да, я вижу этот выбор, - Соня взглянула в сторону Нинель.


- Софи, ну, зачем упрощать? Просто так бывает - живет человек, и в один прекрасный день ему вдруг открывается зияющая бездна бытия. Бездна, о которой он раньше не подозревал, расточая дни и часы на суету повседневных дел. Может, он просто повзрослел, может, это неожиданная страсть, может, что-то еще, о чем никто не знает. Это уже неважно. После этого события в жизни уже нет покоя. Есть риск, жажда принимать решения, каждое из которых не дает гарантий успеха...


- Экзистенциально.


- Полмира на гребне волны, поднятой Сартром и Камю. Это судьба. Вы думаете, "Архипелаг" получил Сталинскую за особые литературные достоинства? Политика, только политика. В стране должен быть свой великий писатель-экзистенциалист. Независимость от импорта чужих идей. Скажите, - он обратился к Виктору, - вот вы тоже не живете, как все, не довольствуетесь нашими разноцветными гитарами, вашей душе нужны "Жуки", "Катящиеся камни", "Шокирующие голубые". Экзистенциализм есть в каждом.


- Фирма "Мелодия" выпускает, - уклончиво ответил Виктор.


- Конечно. И это политика. Показать, что мы часть мировой культуры. А народ ограничивает себя плачущей девочкой в автомате. И августом, в котором сбыться не может что-то такое, что сбывается ранней весной. Утрирую, конечно. Но думаю, что все человечество никогда не станет жить идеей ефремовского аскетизма, которую насаждают нам в виде культа всеобщей экономии. Ну почему, например, я вместо "Москвича" не могу иметь семисотый "БМВ"? Это ведь тоже микролитражка.


- У тебя есть семисотый "БМВ", - равнодушно заметила Нинель. - Кабриолет цвета мечты.




Виктор заметил, что Нинель не пытается выглядеть роковой женщиной. Превосходство под видимой скромностью и терпением.




- Да, но чего это стоило? - Иннокентий достал платок, провел им по потеющему лбу и продолжал. - Связи, знакомства, подпольные маклеры, фининспекция, чуть ли не ГУГБ из-за реваншистов в Германии. Конечно, и здесь можно сказать - "Все так поступают". Но каждый из нас должен себя спросить - а есть ли у меня право действовать, как все, чтобы с меня брало пример человечество? Реваншисты тоже оправдываются тем, что они - как все. Я считаю, что каждый человек должен отвечать за то, что он протаптывает колею, из которой потом не выбраться всем. А вас, Виктор Сергеевич, что волнует?


- Меня волнует, кто же такой загадочный Боржич, у которого мы собрались. Основатель нового направления в искусстве или местный меценат?


- Ни то, ни другое, - улыбнулась Соня. - Председатель кооператива. У нас завод выпускает только хлебный квас в бочках. Боржич стал варить домашний квас, в общем, кучу сортов, и открыл сеть кафе. Минздрав поддерживает, потому что это полезно.


- А обком рассчитывает, что это заменит пивные, - добавил Иннокентий.


- Правильно рассчитывает, - губы Нинель затронула улыбка. - Гораздо приятней посидеть у Боржича, чем в маленковской пивной.


- Намечается что-то вроде капустника?


- Нет, что вы. Здесь мы общаемся, свободно обсуждаем всякую всячину, заводим знакомства, слушаем оценки других о себе. Просто подойти к незнакомому человеку и сказать - "Здравствуйте, вчера был на вашей выставке, и мне показалось, что в полотне "Утро в кондитерском отделе" чувствуется влияние Сикейроса" - так пока не принято. А здесь это возможно.


"Короче, социальная сеть. А меня включили в группу. Интересно, для чего?"




Перед эстрадой медленно кружились три молодые пары, не обращая внимания ни на кого. Немолодая официантка в праздничном деревенском наряде принесла заказ. Густая постная окрошка оказалась аппетитной, и совсем не похожей на общепитовский "холодный борщ из свеклы"; на нечто подобное Виктор случайно наткнулся на практике в Полтаве, в одной из местных столовых.


- Сергей Константиныч! Сергей Константиныч!


В кафе появился пожилой полноватый мужчина в коричневом пиджаке.


- Это Курагин! - шепнула Соня Виктору. - Облуправление культуры!




22. Двойное убийство в кафе Боржич.



Курагин, улыбаясь и приветствуя знакомых как кинозвезда, прошел к их столику и решительно сел на резной табурет.


- Софья Петровна, так это и есть товарищ Еремин, который увлекается музыкой в стиле рок? Очень приятно!


- Я, собственно, не музыковед, - осторожно поправил Виктор.


- Это неважно. Все мы с чего-то начинали. Кстати, вам не доводилось воевать на Ленинградском фронте? Ваше лицо немного знакомо... или я ошибаюсь...


- Нет, увы...


"Сейчас начнет докапываться. Надо переводить на современную музыку."


- Значит, обознался, - продолжал Курагин. - Там меня первый раз ранило, в госпитале лежал. Хотели ногу отнять, хирург хороший попался, спас. Вот показалось, не в госпитале ли видел. Ну да ладно, что теперь об этом. Меня вот какой вопрос интересует. Советская культура не может закрываться от новых молодежных стилей, тем более, в наш век техники. Будут слушать, переписывать. Вы, конечно, знаете, что у нас есть политика интеграции новых молодежных субкультур в нашу культуру, создание произведений в новых стилях, выражающих наши, советские ценности...


"А, вот почему битлы свободно. "


-...Выступая в Перми, Фрол Романович Козлов сказал, что Министерству культуры не хватает опережения. Умения не просто реагировать на события в современной музыкальной жизни, а активно их формировать. В связи с этим хотелось бы вас спросить - куда, на ваш взгляд, идет развитие массовой музыкальной культуры? Что будет слушать наша молодежь в семидесятых?


- Но я же не музыковед, - повторил Виктор.


- У нас тут конфликт поколений. Старшие, грамотные знатоки музыки рок просто не воспринимают, а у молодежи все на ура, нет критического взгляда. Вы- единственное исключение. Так что скажете?


- Ну, диско будут слушать, - вырвалось у Виктора.


- Что это такое?


- Музыкальный стиль такой. Ритмы на основе сальсы.


- Сальсы? - Курагин оживился. - Вполне возможно. В США как раз новая волна, мода на сальсу.


- Но сальса, это не главное... Диско - это не просто музыка, это способ слушать музыку. Это музыка для дискотеки. Дискотека, это, как сказать...


- Вроде кафе с музыкальным автоматом, где танцуют? У нас в Брянске тоже такие есть.


- В семидесятых дискотека будет другой. Она будет в больших залах, и там представление ведет диск-жокей, который рассказывает о группах, о хитах, то-есть, популярных записях, составляет программу, ну и заводит публику, как тамада на свадьбе. И цветомузыка.


- Цветомузыка? Идея Скрябина? Это интересно. Но сейчас к ней интерес падает.


- Падает интерес к неэффектным приставкам. А там будет световое шоу. Прожекторы, шар с зеркалами, лампы-вспышки.


- Как в цирке? Представляю... Пожалуй, это будет захватывать, особенно молодежь.


- Но самое главное - это будет музыка. Музыка, созданная специально для звукозаписи. С трюковой записью, когда один человек исполняет несколько партий, один музыкант играет на разных инструментах, синтезаторы.


- Электронная музыка? Как у Мещерина и АНС? Очень перспективное направление. Здесь мы, честно говоря, еще мало работаем. Вы знаете, что ученые предложили для синтеза звуков использовать ЭВМ?


- Цифровые синтезаторы? Да, за ними будущее.


- Слушайте, а вы не могли бы примерно хотя бы голосом изобразить вот это?


- Но я же не певец. Смеяться будете.


- Я тоже не Айвазовский. Пойму.


"Что же ему изобразить-то? Лишь бы про биографию снова не спрашивал. Из "Бони М" или отечественное? А если... Ладно, Ральф Зигель здесь не обидится."


- Есть одна вещь, ну на слова не обращайте внимания, это еще так, рыба для рифмы, текста нет. Значит, начало вот так - надо ритмично, зажигательно - Ху! Ха! Ху! Ха!




Мы мчались - ветер бил в глаза раскосые,


С дальних стран - Ху! Ха! Ху! Ха!


Дрожит земля, услышав имя грозное -


Чингис-хан! - Ху! Ха! Ху! Ха!


Пускай коней копыта


Взметнут песок,


Не раз от смерти были


На волосок,


Но силы нет, чтоб одолела нас!




Чин-Чин-Чингис-хан-


Топот копыт по степи ураганом мчится,


Чин-Чин-Чингис-хан-


В бой нас зовет, пусть под ноги ковыль клонится,


Чарку подыму я - о-хо-хо-хо!


За дружбу боевую - а-ха-ха-ха!


Чему бывать, тому не миновать!




- А дальше? - спросил Курагин.


- Еше не придумал.


Курагин потер пальцем перенсицу.




- А знаете, мне понравилось, серьезно, - сказал он после некоторой паузы. - Есть, знаете, русская удаль. И даже рыба, как вы говорите, подходит.


- "Минтай - рыба на все вкусы!" - вставил с улыбкой Иннокентий.


- Э нет, здесь есть зерно. Насколько понял, это ведь блоковскими "Скифами" навеяно - "С раскосыми и жадными очами". Панмонголизм, идея России как переходного звена между Западом и Востоком, звена, без которого разразится мировая катастрофа. "Держали щит меж двух враждебных рас Монголов и Европы!" Верно?


- Ну... - Виктор не знал, как ответить на такой вопрос без ошибки, - без борьбы нашего народа за мир Восток и Запад себя точно уничтожат... Уничтожили бы.


- Вот. Идея интуитивно верная, соответствует художественной форме. Только слово "Чингиз-хан", не совсем, он вроде как завоеватель считается. Ну это ладно, у нас есть профессиональные поэты, члены Союза, они сделают текст как надо. Софья Петровна, ну, раз вы товарища Еремина для русского рока открыли, вам и карты в руки. Сможете со своими ребятами записать и аранжировать?


- Спрашиваете! Конечно, справимся!


- И о самом представлении, о номере вместе подумайте, о предложении, как устроить новую советскую дискотеку...




"Так, Соня, значит, привела меня сюда, чтобы убить двух зайцев. Заставить ревновать своего бывшего и продвинуться в шоу-бизнесе. Двойное убийство в кафе. А полулегальный "Джингис-хан", под которого весь конец семидесятых оттягивались, значит, выразитель блоковской идеи уникальности России. Убиться веником."




...До остановки Соня держала его под руку. Погода испортилась, небо завесило потемневшим от влаги и сумерек туальденоровым халатом, и по лужам расходились кольца от мелких, занудных капель. Двое под зонтом. Соня говорила без умолку.


- Я сегодня переговорю с ребятами, и мы позвоним, когда можно будет встретиться. Мелодию я запомнила, сегодня запишу. "Чингис-хана" надо посвятить Александру Блоку. А у тебя идеи таких песен есть еще, да? Надо готовить концертную программу, а с "Чингис-ханом" будем пробиваться на всесоюзный конкурс... А, вот мой автобус. Дальше не надо провожать, чао, я позвоню на работу, до встречи!




Ее лицо за окном на задней площадке утонуло в холодной дали промокшей улицы. Капли падали в лужи, и у Виктора вдруг возникло чувство, что он в каком-то черно-белом неореалистическом фильме шестидесятников; нет, мир вокруг оставался цветным, но непогода поздней осени создавала какой-то непередаваемый колорит картин Ордынского, Хуциева или Лиозновой. В душе была какая-то светлая поэзия неустроенности - этих луж, этой небесной сырости, потемневших кирпичных стен, паутины озябших веток, трещин на асфальте, торопящихся прохожих в куртках и пальто, с темными зонтами, в кепках, шляпах и платках. Возможно, в другое время эта картина показалось бы ему унылой и скучной, но здесь в этом спешащем по своим делам мире, чувствовался беспорядок строительной площадки после только что законченного дома, окруженного кучами строительного мусора, ненужными досками, канавами, которые еще не успели зарыть, остывшей гудроновой печью, угловатой и похожей на сгоревший танк, и только что сколоченной опалубкой для заливки будущего бетонного тротуара.


У этого мира было ясное будущее. У него, Виктора, в этом мире было ясное будущее - по крайней мере, в этот момент так казалось. Будущее было у Сони, у этих прохожих под навесом остановки, у девчонки за рулем автобуса. Это было их будущее, они его строили и им управляли. Нечто похожее Виктор чувствовал месяц назад во сне, где видел деревья и незнакомые здания у Старого Аэропорта, и было просто хорошо, как будто решены все проблемы.




23. "Умирая, они боролись".



- Нам, кажется, по пути? Вы ведь к переезду идете?


Анжелика с хозяйственной сумочкой в руках приближалась к нему со стороны сквера Камозина.


Секунду назад он остановился у памятника комсомольцам у "Победы". Мемориал был совсем иным, чем в нашей реальности; вместо бетонной стелы-кирки, пронзенной стволом винтовки со штыком, здесь тянулась вверх гигантская раскрытая ладонь Прометея с трепещущим в сумеречном небе алым цветком Вечного Огня, совсем как в фильме "Туманность Андромеды". На невысоком, грубо обтесанном гранитном камне, лежащем перед ладонью, были высечены слова:




"УМИРАЯ, ОНИ БОРОЛИСЬ"




Раньше этот памятник как-то некогда было разглядывать, надо было устраивать жизнь. Сегодня он шел мимо него в кинотеатр, расслабиться и отвлечься. Три зала, на ближайший сеанс ждать не так уж долго.


- Оригинальное решение, - он кивнул в сторону памятника. Лика поняла это, как утвердительный ответ.


- Да, это конкурс объявляли... Понимаете, у меня такая беда случилась - отвалился штекер от телевизора. Ну этот, которые новые, трубочкой. А сейчас к монтеру поздно, воскресенье, артель "Победа" закрыта, надомники отдыхать хотят, вот думаю, кто из ребят поближе живет, может, спросить...


- Паяльник нужен, - ответил Виктор.


- А у меня есть паяльник. Обычный, правда, не низковольтный. И там к нему припой и канифоль. Покойный супруг любителем был. Но я не знаю, как паять.


- Ну так давайте я посмотрю, если сам штекер нормальный, там делов на десять минут. Все равно делать нечего.


- Правда? Слушайте, вы просто находка. Тут недалеко идти...




Маленковская шестерка отличалась от привычных Виктору хрущевок еще более низкими потолками. Квартира Лики на четвертом этаже была привычной комнатой-двадцатиметровкой с проходной нишей, к которой лепилась небольшая кухня и узкий квадрат прихожей, куда выходили двери санузла и встроенного шкафа. Интерьер был более чем стандартным. У окна, в углу напротив ниши, на почетном пьедестале тумбочки покоился тот самый 'Адмирал', с черточками на серой панели динамика и маленьким красным шильдом с силуэтом корабля наверху, в противовес изящной ручке переключателя каналов. Вазочка без цветов на кружевной салфетке увенчивала его наподобие короны. У дальней стены - диван кровать, над которым висел обязательный коврик, письменный столик у окна и круглый обеденный под трехрожковой люстрой - посередине. Остальное пространство у стен делили трехстворчатый гардероб и низкий сервант с панорамным стеклом, за которым отсвечивал джентльменский набор дятьковского хрусталя; на открытой полке, возле кувшина и фарфоровых статуэток - ночник из оргстекла и транзистор. Увенчанная будильником книжная этажерка горделиво несла коричневый чемоданчик проигрывателя. У дивана - бра-тюльпанчик.


Транзистор сразу привлек внимание Виктора: не какой-нибудь, а экспортная "Даугава", такая же, что ему предлагали в магазине, за тысячу сто, компактная, элегантная, как рояль и блестевшая серебряной гальваникой. За такую цену можно купить радиолу.


"Подарок, наверное."


- У вас хороший вкус, Анжелика Николаевна.


- Вешайте одежду в прихожей, берите тапочки. Паяльник у меня в ящике на кухне лежал. Сейчас подам.


- И подставку под горячее там захватите заодно, чтобы паяльник класть.




Штекер был просто оторван, что показалось Виктору странным; первоначальная пайка была хорошая.


- Неудачно дернули? - спросил он Лику, которая тащила инструменты и табуретку.


- Я его при грозе всегда вытаскиваю и сую в батарею, чтобы молния не попала. Не выдержал, наверное. В старом телевизоре покрепче был.


- Так у вас коллективная антенна. Разве там нет заземления? Вы просто узнайте в ЖКО, может, и не надо антенну тергать...


- Спасибо, я обязательно уточню!


Лика удалилась на кухню, и оттуда послышался гром кастрюль и звук закипающего чайника.




- Ну вот и все. Пользуйтесь.


Виктор повернул ручку громкости и подождал, когда нагреется. Заиграла музыка, и на экране появилась сельская улица.


- Это новый клуб колхоза "Рассвет", - радостным голосом сообщил диктор, - он стал настоящим центром культурного отдыха односельчан. Помимо художественной самодеятельности, здесь работают различные кружки...


- Спасибо... - Лика метнулась к серванту и в ее руке появилась бутылка беленькой.


- Ни-ни, ни в коем случае!


- Извините... Сколько с меня.


- Да ну что вы, право! Я ж по знакомству. Вместе работаем.


- Виктор Сергеевич, ну что ж это такое? Я вас не отпущу, пока не попробуете моего пирога. Вы же сказали, вам все равно спешить некуда. А у меня телевизор, вы не представляете, что по нему иногда показывают...


- В Ленинграде открылся первый международный симпозиум по проблемам развития компьютерной анимации, - подтвердил спрятавшийся в ящике диктор, - участникам был показан короткометражный фильм "Кошечка", впервые в мире с начала и до конца нарисованный вычислительной машиной...


"Этак их и съемками "Аватара" не удивишь", подумал Виктор, "Стругацкие в этом мире будут писать сценарии для блокбастеров..."


- Вот, - Лика встряхнула "Брянским рабочим" с недельной программой, - сейчас будет "Карнавальная ночь". Моя любимая комедия. Идемте, поможете мне собрать на стол.


На кухне уже занял свое почетное место возле розетки пузатый "Саратов" с ручкой, как у автомобиля; на нем стоял похожий на "Селгу" новенький приемник "Комсомолец", с антенной и двумя диапазонами коротких волн.




Пока Виктор расставлял на прозрачной полиэтиленовой клеенке "под кружева" тарелки и блюдца, Лика выудила из серванта графинчик с красной наливкой и маленькие стаканы.


- Спасибо, не надо, я не употребляю... - попытался снова запротестовать Виктор, но Лика его осадила.


- И прекрасно! Просто идеальный мужчина! Я тоже не употребляю, это просто каплю в лечебных целях, чтобы не простыть. На улице дождь усилился. Это брусничная. А пить мы будем краснодарский чай с вареньем.




Старая добрая "Карнавальная ночь" сохранила название, но внутри оказалась немного другой. Не было любимого народом Ильинского. Вместо него Огурцова сыграл не менее любимый народом и более молодой Папанов. Папановский Огурцов по фильму оказался бывшим начальником КВЧ зоны: жесткий человек с командным голосом, который хотел, чтобы все было по уставу: вот тут - терем-теремок, столько-то кубометров теса, тут - лектор про жизнь на Марсе, бабу-ягу... тут Огурцов говорил не "воспитаем в своем коллективе", а "подберем из своего контингента". Новый Огурцов был по-своему логичен, и больше напоминал Дынина из "Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен". И секретарша у него была не Носова, а Аросева, пани Моника, как в "Безумном дне". Лектора Никадилова сыграл Мартинсон; лектор у него вышел не наивным старичком - ботаником, которого Виктору всегда было откровенно жаль, а энергичным болтуном-демагогом, которому было совершенно о чем говорить, и который от жизни на Марсе до лезгинки успел проскочить международное положение, проблемы любви и дружбы и урожаи свеклы. В общем, был явный сдвиг в сторону сатиры.


Полной неожиданностью для Виктора оказалось отсутствие Гурченки. Точнее, Леночка Крылова была, но играла ее... не догадаетесь... Надежда Румянцева. Правда, пела за нее за кадром Анна Котова, но энергетика образа была потрясающей. Роль электрика Гриши Кольцова досталась Леониду Быкову - вышел наивный принципиальный юноша, которого Леночка Крылова постоянно подбивала на разные поступки; зато в сцене со звуковым письмом стеснительный Быков смотрелся даже органичнее.


- Вы знаете, - заметила Лика, - я тоже каждый раз смотрю и не могу оторваться, все уже по-новому видится.


- Да, - согласился Виктор, - у меня действительно ощущение, что в такой постановке вижу первый раз.


- На следующей неделе в "Победе" будет "Убийство в библиотеке", надо будет сходить. Никулин играет.




Виктор ждал, что Лика начнет расспрашивать его о прошлом, но она сама обходила эту тему, непринужденно ведя беседу на темы, для которых Виктор мог найти простые ответы: об игре актеров, вставных номерах в фильме и джазовой музыке.


- Я смотрю, вы тоже любите эстраду, - заметил он. - А в проигрывателе не надо ничего заодно посмотреть?


- Нет-нет, - торопливо ответила она, - с ним все в порядке, и вообще я не часто им пользуюсь.




Проницательный читатель ждет фразы "После фильма Виктор Сергеевич помог Анжелике Николаевне убрать со стола и вымыть посуду".


Таки да.




24. Дожить до понедельника.



- Надежда Румянцева просто наша Джульетта Мазина, - продолжала Лика под впечатлением от фильма. - Помните ее в "Девчатах"? А "Московские приключения" вместе с Мастрояни?


"Даже с Мастрояни? Повезло. Мастрояни повезло."


- Да, потрясающий диапазон. Особенно комедийные роли.


- На улице дождь усилился... Сейчас "Музыкальный антракт" идет, может, переждете?


- Ненадолго.


Они сели на диван. На экране показалось лицо Кристалинской. "В нашем городе дождь, он идет днем и ночью..." Совсем как в фильме "Доживем до понедельника".


- Оказывается, вы любите не только зарубежную эстраду?


- С детства люблю эту песню... Что я говорю - мне кажется, что эту песню я люблю с детства. Она в старом добром стиле сентиментального романса.


- Я знаю, что она вам напомнила. "Что молчишь, дорогая, вниз ресницы склоня..." "Недотрога", помните? Была пластинка Виноградова.


- Начало там хорошее. Тадам-тадам, тадам-тадам, - та-а-дам... Кстати, о французской эстраде - вы в кабинете сразу мне напомнили Жаклин Буайе.


- Ох, - и Лика расхохоталась, - значит, я выгляжу на пять лет моложе паспорта? Кстати, вы на меня тогда не обиделись за бюрократизм?


- Ничуть. Каждый должен исполнить свой долг.


- Тогда, я, наверное, смогу задать вам один вопрос... вы, похоже, из тех людей, которые отнесутся к этому спокойно.


"Что-то из биографии? Где был во время войны?"




- Скажите, - продолжала Лика, - как вы относитесь к тому, чтобы взять меня замуж?


- Прямо сейчас?


- Я что, похожа на женщину, которая предлагает себя мужчине на вечер подобным образом?


- Нет, я подумал, что это шутка.


- Совершенно серьезно. Пойти в загс, зарегистрироваться. Создать нормальную семью. Я была замужем один раз... овдовела... Нельзя все время жить прошлым.


- У меня даже нет паспорта.


- Но мы же не завтра идем. С паспортом уладится, я помогу.




"Интересный вариант. А как же Соня? И потом... Здесь какой-то подвох. Чего это она так сразу."


- Подождите... То-есть, вы уверены, что у меня не найдется семья?


- Мы живем в век техники. С нашего ВЦ можно по "Стреле" связаться с облстатом, а от них - с Москвой. Как кадровик, я должна знать, за что расписываюсь. Еремин Виктор Сергеевич, родившийся в марте семнадцатого года, ни в одном паспортном столе и загсе не зарегистрирован. Ни сам по себе, ни в браке, ни как отец, сын или прочий родственник.


- То-есть, вы уверены, что я не беглый анонимщик... то есть алиментщик?


- Уверена. Не жулик, не аферист, не шпион. Вы пришли устраиваться под своей фамилией. У меня стаж работы с людьми, я это чувствую.


- Ну, раз вы в курсе, вас не смущает?


- Нисколько. Это не главное.


- Анжелика Николаевна, вы прекрасная женщина и чудесная хозяйка, но понимаете...


- Понимаю. Я видела вас с Софьей Петровной у остановки. И нисколько не переживаю по этому поводу. Софья Петровна хорошая девушка, красавица, а для одинокого мужчины, очутившегося в незнакомом городе, просто естественно случайное мимолетное увлечение.


- Вы предлагаете прервать отношения?


- Зачем? Они сами исчезнут. Люди привыкают друг к другу, а затем начинается просто жизнь - репетиции, концерты, дежурства на заводе, освоение продукции в производстве... Как поют на эстраде - "Первых писем и объятий пыл, то ли есть, то ли был..." Незаметно, и вы и она начнете друг другом тяготиться. Вам Виктор Сергеевич, нужен уют, постоянство, спокойная и налаженная жизнь, дом, куда вы приходите с вечными производственными проблемами, и где вас встречает та, которая вас понимает, как инженера. Я могла бы просто подождать... Но, думаю, мы взрослые люди. Не тороплю и не предлагаю решать немедленно.


Она откинулась на спинку дивана, положив ногу на ногу, и заложив руки за голову, демонстрируя беззащитность.


- Ну что ж, - пожал плечами Виктор, - жизнь покажет. Я просто не могу бросать человека.


- И это правильно, - улыбнулась Лика. - Именно это мне в вас и нравится. Сами понимаете, молодежный коллектив, вчерашние студентки, загадочный незнакомец с новыми идеями - о вас уже весь корпус судачит - какая-нибудь влюбится, как старшеклассница в учителя. А вы умеете держать себя в руках и у вас не сносит крышу.


- Неужели я здесь единственный, кому не сносит крышу? Если не секрет, почему именно я? Вы же не скажете, что это любовь с первого взгляда?


- Не скажу. Виктор Сергеевич, вы слышали когда-нибудь об электронных свахах?


- Никогда не доверял личную жизнь компьютерам. А что, если программа сглючит?


- Напрасно. Наука установила, что люди, вступившие в брак с помощью ЭВМ, почти никогда не разводятся. Академик Берг сказал, что через десять-пятнадцать лет все будут советоваться с машиной. Век информации. Короче, у нас на ВЦ ребята достали такую программу, а у меня, как кадровика, есть электронная картотека и ваша анкета. И представьте себе, для меня машина выбрала вас. Именно вас. Просто созданы друг для друга.


- И что же теперь делать?


- Сегодня, наверное, уже ничего. А то еще буду думать, что разрушила чье-то счастье. Кстати, слышала сегодня новость от подруги. Объявилась банда, на вокзале грабит ячейки, ну эти, автоматические камеры хранения, знаете. И милиция не знает, как это делают...




По Почтовой через переезд медленно ползли скопившиеся перед электричкой машины. Шел мелкий, как пыль, снег, он висел пеленой в свете газоразрядных уличных трубок и желтоватых фар, пятнами раскрашивал землю, прочерчивая линии теплотрасс и беспорядочные мазки луж, оседал на крышах и багажниках машин, залетал в форточки, предвещая нежданную близость зимы.


"Анжелика просто развлекается от одиночества. Кокетничает. Хотя по обстановке, квартира наверняка куплена и выплачена. Содержать одной, конечно, тяжеловато. Брак по расчету? Компьютер и может организовать брак по расчету. Например, семейность поможет идти по служебной лестнице."




Виктор заметил, что на послевоенных двухэтажниках уже начали ставить красные флажки в тройные железные кронштейны. Ну да, скоро Седьмое Ноября. Годовщина революции.


"И что это за намек на грабежи камер перед уходом? Запоминается первая и последняя фраза. Проверка? Лика как-то связана с теми, кто пытался проникнуть в комнату? То-есть, я забираю коробку, на меня нападают на обратном пути, пока не найден другой тайник?"


Дойдя до эконома, он оглянулся назад, перед тем, как войти; немного подождал в вестибюле у окна, чтобы видеть, кто на улице. Признаков "хвоста" видно не было.


"Ей безразлично, что я встречаюсь с Соней. Ей безразлично, что у меня нет прошлого, и что человек с моей фамилией и датой рождения не найден, то-есть, что я живу под чужим именем. Допустим, она считает, что я уголовник, и скрываюсь с очень крупным хабаром. Настолько крупным, что можно рисковать купленной квартирой, ибо - регистрация брака, то-есть, выйдет с конфискацией. Вот квартира и смущает. Проще вытянуть денег в неофициальной связи. Хотя брака пока нет, предложить и расписаться не одно и тоже. Либо слишком уверена, что за мной не придут. Иначе все это "ну возьмите меня" слишком странно, тем более, без явного желания близости. Похоже, никого нет... Пора идти."




Алая звезда на шпиле вокзала расплывалась в снежном тумане. На перроне в лучах прожекторов, словно привидения, перемещались силуэты пассажиров. Со стороны Фасонки послышался резкий свисток и нарастающий гул. В суете прибывшего поезда проще взять кладь.


Пакет оказался на месте, и плотные грани коробки чувствовались сквозь бумагу. Виктор со вздохом облегчения положил его в авоську.


В экономе было прохладно, маленький термометр-сувенир на стенке показывал девятнадцать. Виктор зашторил окна и начал разворачивать коробку.




Внезапно он вздрогнул.


Внутри, в газетную бумагу была завернута пара крупных гаек. Ни мобильника, ни денег.




25. Волк за флажками.



Только без паники, подумал Виктор. Спокойно разберем, кто это мог сделать и чем это грозит. Сами по себе эти предметы ценности в данный момент не имеют, и их утрата проблемы не создает.




"Допустим, это гэкаведешники. Но вряд ли они положат гайки. Им проще взять у ячейки с поличным, или ничего не трогать, а установить слежку, чтобы связи выявить. Имитировать кражу, чтобы посмотреть, как прореагирую? Глупо. Я у них на виду, они сами дали вид на жительство. Проще вызвать повесткой. Вариант второй - уголовка. Опять-таки какая? Если это охотники за мифическими бриллиантами, вряд ли они гайки подложат. Они хотели, чтобы я не пошел сразу в милицию, а с краденым, я, конечно, не пойду. Они думали, что воруют у фраера, им надо было выиграть время... Зачем надо было выиграть время? Наводчик в зале. Милиция при тревоге может обратить внимание, может перекрыть выходы. Значит, скорее всего, это просто вокзальные воры, и это случайность."




Виктор сунул гайки с бумагой обратно в коробку, открыл шкафчик под раковиной и кинул коробку в мусорное ведро.




"Как же они могли сделать это? Вроде все правильно. Неужели... Черт, я идиот! Ведь знал же, знал!.. Нет, нет, они не могли это сделать сейчас, нет. Хотя вообще да. Но они же не догадались! В моей реальности не догадались! Лет через десять... Если эти ка-меры только появились, должно пройти время, должны прийти новые, грамотные, изобре-тательные воры. Или попаданец..."





Он заходил взад и вперед по комнате; если, конечно, можно было так назвать пару шагов вперед и назад.






"И что они теперь будут делать? Снесут в УГБ? Это если только у них угрозыск на хвосте сидит, и они боятся, что с артефактами им шпионаж припаяют. Не стали бы они вообще лазить, легли на дно. Тихо подкинут в УГБ? Они такие патриоты? Как-то не верится. Самое простое - выбросить от греха, или припрятать. Скорее всего, припрятать. Почему? Жадность. А вдруг за это нехилые деньги заплатят. Тогда кто-то попозже выйдет на связь. Дескать, случайно нашел. И выйдет на связь тоже случайно. Будем ждать. А пока они облегчили мне задачу, спрятали артефакты. Готовим ужин и опять за историю."




...Очередная смена руководства совпала с началом космической эры. В 1959 году Берия передал пост главы правительства Косыгину "в связи с необходимостью коренной реформы системы управления экономикой", а сам возглавил Госкомитет по строительству и архитектуре, гдеи пребывал по настоящее время. Козлов стал генсеком в 1961 году, в связи с уходом Маленкова на пенсию. Булганин же просидел в своем более спокойном кресле до 70-летия, и его сменил приятный и остроумный Леонид Ильич Брежнев.


Политику Эйзенхауэра учебник охарактеризовал как непоследовательную и половинчатую. Гонка ядерных вооружений не была разморожена, зато усилилась гонка обычных. Борьба за военное превосходство переместилось на территорию третьих стран, выросло число малых войн, переворотов, оживились террористические организации.




Мечты о мирной, демилитаризованной Европе с буржуазными демократиями постепенно начали таять. В шестидесятом году в Венгрии произошла попытка неофашистского переворота, сопровождавшаяся массовыми жертвами, так, что пришлось вмешиваться советским войскам; хотя Штаты этот переворот не поддержали, он стал пробным шаром дестабилизации Европы. В Румынии установилась буржуазно-националистическая диктатура, впрочем, до поры до времени поддерживавшая отношения с СССР. Еще сложнее вышло с Германией, из которой страны-победители вывели войска по договору, заключенному при Дьюи. Демократической и демилитаризованной республики не получилось, и после восстановления экономики к началу шестидесятых во власти незаметно оказались люди с нацистским прошлым или мечтой о реванше.


Приход Кеннеди в 1961 году под лозунги "энергичного ответа русско-китайскому союзу" означал открытый переход к холодной войне, но войне особого рода. Стратегией этой войны, как было описано в учебнике, стали "действия по обострению отношений СССР и КНР с промышленно развитыми странами, имеющие целью постепенной изоляции ведущих социалистических стран и втягивание их в неядерные войны по всему миру". При Кеннеди ООН стала фактически так же беспомощна, как Лига Наций в тридцатые, и Козлов даже поставил вопрос о переносе штаб-квартиры ООН в нейтральную Швейцарию.


К концу первого президентского срока Кеннеди из-за своего популизма угодил в яму, которую рыл для русских. Карибского кризиса так и не произошло, и вообще Куба после национально-освободительной революции осталась нейтральным островом, поддерживающим отношения как с СССР, так и с США. Американские компании, потерявшие из-за Кастро больше миллиарда национализированных баксов, проявляли недовольство и требовали немедленных разборок по понятиям. Милитаризация реваншистской Германии, хотя она и шла по планам сталкивания СССР со странами Европы, в США понравилась тоже не всем - многие помнили, чем закончился эксперимент с Гитлером. По тем же причинам конгрессмены не позволили Кеннеди протолкнуть милитаризацию Японии, как "восточного противовеса". К шестьдесят третьему году, после двухлетнего рывка, замедлился рост экономики. Наконец, как и в нашей истории, в Южном Вьетнаме произошел очередной переворот, и проамериканский режим дышал на ладан, благо из Северного Вьетнама в Южный перебрасывались уже целые воинские части. Накануне выборов 1964 года перед демократами замаячил призрак повторения корейской капитуляции, что открывало путь в Белый Дом Барри Голдуотеру, ястребу, агрессивному антикоммунисту, которого постоянно склоняли в советской прессе нашей реальности, и стороннику начала гонки ядерных вооружений. В этих условиях Кеннеди не то, что была нужна маленькая победоносная война в Индокитае - надо было просто показать американским обывателям, что их Джон круто сварен.


И под этот шумок "эскалации американской агрессии" в Европе, в 1966 году произошло тихое присоединение Австрии к Германии. Новый аншлюс обошелся без танков - бархатная, ненасильственная "революция достоинства", отстранившая от власти коалицию народной и социалистической партий и толпы народа с лозунгами "Австрия - это Германия", "Хотим в Священный Союз" и "Тадден наведет порядок" особой тревоги у европейского сообщества не вызвали. Следующим кандидатом на евроинтеграцию, похоже, должна была стать Чехословакия, где неожиданно усилились антисоветские настроения. Повторение сценария тридцатых нарушала Япония, с шестьдесят четвертого года взявшая курс на рост экономического сотрудничества с СССР, правда, не отказавшись от претензий на острова. И, наконец, в союзники Германии снова напросилась Турция, в поисках немецких инвестиций, как альтернативе антипомещичьей реформе.




"Они вышли из-под контроля", подумал Виктор, откладывая книги. "США доигрались с выращиванием карманных агрессоров. Накрылась конвергенция. Германия нарастит ресурсы, захватывая страны Европы, а там создание ядерных ракет - вопрос времени. Кеннеди в нашей реальности прекрасно штамповал "Минитмены" и "Б-52". Если он не хочет лезть в ядерную гонку, как Голдуотер, значит, просто не может. Кризис и политическая нестабильность. Ядерная гонка угробит Штаты экономически. Что же у нас в остатке? Ядерная война в Европе с ограниченным числом зарядов и высокими иллюзиями реваншистов выжить. И попаданец ничего не изменит. Рустам сказал - Тадден популист, и нацики его уберут. Придут не политики, придут вожаки отмороженной толпы, а на них не воздействуешь, как на маразматика-фюрера. Мы все на реакторе, который идет вразгон."




26. Поколение убедителей.



- Виктор Сергеевич! Доброе утро.


Уля Филоненко, сияющая, как заря, догнала его на подходе к инженерному корпусу. Щеки ее раскраснелись от ветра, дыхание парило: ночью снова морозило, и выпавший снег покрывал землю тонкой ветхой простыней, проявив полосы теплотрасс. Колючий, щекочущий горло туман полз с реки, где на середине еще кружила легкими водоворотами на старых опорах моста незастывшая рябь; водосточные трубы показывали утренним прохожим ледяные языки и школьники, спешившие на занятия, раскатывали в черные полосы вчерашние лужи на тротуаре.


- Вы пешком? Я каждый день езжу с Софьи Перовской, а сегодня бац - новость! - она встряхнула зажатым в руке номером "Брянского рабочего". - В Брянске планируют делать автобусное метро!


- Автобусное метро? Это как? Под землей на автобусах?


- Вот! - и Уля развернула газету. На рисунке Виктор увидел что-то вроде гибрида мостовой фермы и восьмиколесного ракетовоза, но с выпуклым, как экран кинескопа, лобовым стеклом.


- Видите? Это новый львовский автобус на сто двадцать человек, - продолжала она на ходу. - Турбина на природном газе с электроприводом позволит развивать скорость до ста километров в час. В Брянске есть газопровод, и такие автобусы пустят между районами города, они будут мчаться, как такси. Конечно, это все вначале делали для военных. Сюда, сюда! - и она потянула Виктора в ближайший лифт, где были места.


- В автобусе будет низкий пол, - щебетала Уля, когда кабинка ползла наверх. - Остановку сделают в один уровень со входом, и будем прямо шагать в двери, как в метро... Ой, здесь выходим.




- В десять часов, - бросил ему Петросов, проходя мимо кульмана. - Совещание в десять, в классе техучебы. Успели что-то подготовить?


- Рисунки есть, записку не закончил.


- Без записки, тезисно набросайте.




- К вам Анжелика не заходила? - в дверь отдела просунула голову Марина, споткнувшись каблуком-шпилькой о порог.


- Нет, не видели...


- С утра ее вызывают, а она не пришла. Вообще на работу не вышла.


- Может, заболела?


- Она бы позвонила с автомата. Она всегда звонит.


- Кто-нибудь видел ее?


- Я вчера видел, - ответил Виктор. - Встретила на улице, попросила зайти к ней штекер подпаять, я помог. По виду вроде как нормально. Но это вечером было, мало ли что могло случиться.


- Магла на улица нога подвэрнут, скорый помощ отвез. Тфу, тфу, нэ слгазыт.




Кабинет техучебы, похоже, служил и конференцзалом. Вместо компьютера и лазерного проектора в центре, на тумбе из стальных трубок возвышался здоровый ящик эпилиаскопа, с двумя объективами: узким и длинным, словно ствол пушки - для диапозитивов, и толстым, с большой круглой линзой над ящиком с жалюзи и дырками для охлаждения лампы - для рисунков. "Аппарат Гарина в натуре...".




По праву хозяина территории, совещание вел Сдолбунов, который не стал тратить время на вступление, а сразу представил московских гостей. Александр Вениаминович Ваганин, человек моложе сорока, с высоким лбом, аккуратной стандартной канадкой и внимательными, сверлящими глазами, над которыми, словно козырьки дота над амбразурой, нависали черточки бровей, оказался замзавотделом ширпотреба их госкомитета (примерно так это звучало, если не утомлять читателя полным титулом или еще менее понятными аббревиатурами). Второй гость оказался постарше, и был представлен публике, как Кадаченко Василий Евграфович, инструктор ЦК, курировавший сложную бытовую технику. Был он похож на вузовского замдекана: доброжелательное выражение лица, редкий пробор с проседью и светлая тройка с синим галстуком. Ему же по старшинству Сдолбунов и первое слово; но Кадаченко вежливо отказался.


- Полагаю, здесь народ молодой, а молодежь у нас грамотная и сознательная, ее за Советскую власть агитировать и призывать ударным трудом крепить могущество страны не надо. Она нам сама ударный труд показывает. Партия, как вы знаете, у нас теперь концептуальная власть, так что моя задача - послушать, понять ситуацию, разобраться, что мы там, у себя в Москве, еще недоработали и упустили. А по сути вопроса, думаю, все исчерпывающе сообщит Александр Вениаминович.




Ваганин поднялся с места в президиуме, щелкнул тумблером эпидиаскопа. На экране появился магнитофончик, похожий на "Десну".


- Вкратце еще раз напомню предмет разговора, если до кого-то не было доведено. Пять лет назад "Филипс" создал компактную кассету, и, чтобы перекрыть кислород японцам из "Сони", отказался от платы за лицензию. Этот коммерческий ход привел к тому, что филипсовская кассета стала вытеснять с рынка кассеты фирм "Ар-Си-Эй", "Грюндиг" и прочие, фактически претендуя на то, чтобы стать мировым стандартом звукозаписи. То, что кассетам принадлежит будущее в бытовой звукотехнике, можно не сомневаться - это что-то вроде записываемой пластинки. Три года назад многим казалось, что все просто - зачем изобретать велосипед, надо делать то же самое. Но не тут-то было...


Он сменил фотку на листок с графиками. "Презентация", подумал Виктор.


-...Героические усилия НПО "Искра" позволили нам выяснить три неприятные вещи. Во-первых, для производства компактной кассеты с пленкой шириной три и восемь на уровне Запада нужны новые капвложения, и это снижает отдачу от тех вложений, которые сделали в Шостке и Казани, чтобы наладить производство пленки "Сирена" шесть и три миллиметра для люкс-стереозаписи. "Филипс" рассчитывает выиграть за счет мирового рынка. Такого же выигрыша на мировом, догоняя лидера, мы не получим, а внутренний ограничен Союзом - массовый китайский покупатель может позволить себе максимум дешевые транзисторы, а "ганьбу" консервативны и смотрят на хорошие катушечные. Во-вторых, кассетный магнитофон - сложная бытовая техника, которая требует квалифицированных рабочих кадров и хорошо оснащенного производства, поэтому мы пока не можем даже частично перенести его в Китай для удешевления. В-третьих, качество звука даже у самого "Филипса" хуже катушки, из-за чего оперативно созданную "Припять", по сути, аналог филипсовского магнитофона шестьдесят пятого года, наш покупатель просто не принял. Кассетные магнитофоны ведущих зарубежных фирм и сейчас уступают катушке по таким показателям, как уровень шумов и диапазон воспроизводимых частот...




Для иллюстрации Ваганин ткнул указкой в графики на экране. Смотрелось убедительно.




- Цель нашего разговора. Высказать идеи, как мы можем резко изменить положение с показателями кассетных магнитофонов на компактной кассете, либо предложить альтернативу в виде улучшения катушечных магнитофонов до того момента, когда сама компактная кассета не начнет вытесняться более прогрессивными видами звукозаписи, например, гибким магнитным диском или поперечно-строчной оптической записью...


"С поперечно-строчной он, положим, загнул...."


- По принципу "совещания пиратов", прошу высказываться, начиная с самого молодого и неопытного участника, а потом проведем мозговой штурм.




Коллектив захмыкал и оживился. Ваганин вопросительно поглядел на начальника бюро.


- Понимаете, Александр Вениаминович, - ответил Сдолбунов, стараясь сохранить серьезный вид, - самый молодой у нас самый старый. Техническое противоречие по Альтшуллеру.


- А, ну если по Альтшуллеру, так может, и дадим слово первым?




Виктор неторопливо поднялся с места, положил рядом с эпидиаскопом картонный файл с рисунками и подошел к доске.


- Товарищи, как следует из выступления товарища Ваганина... Ну, в общем, мы имеем типичную для бизнеса ситуацию, когда производить новый товар не на чем, сделать качественнее, чем у конкурентов, мы не можем, сделать дешевле, мы не можем, но нам надо забрать этот сегмент рынка. Значит, нам нужна новая идея. Нам нужна идея, которая изменит реальность на рынке. Которая изменит взгляды потребителей на товар так, что в глазах покупателя товар конкурента обесценится, и теперь конкурентам придется догонять нас.


- И что за идея? - раздался голос с "камчатки". На невидимого оппонента зашикали.


- Вопрос правильный, товарищи! - отпарировал Виктор. - Поясняю. Смотрим сильное и слабое место "Филипса". Сильное место - это кассета. А слабое место - то, что "Филипс" сейчас пытается делать кассетники в том же формфакторе, что и переносные катушечники и транзисторы шестидесятых. Они льют новое вино в старые меха! И на этом можно сыграть!


- И в каком же формфакторе предлагаете делать вы? - на лице Ваганина отразился интерес пополам со скепсисом.


- Семидесятых!


По кабинету пронеслось приглушенное "У-уу..." Ничего, подумал Виктор, главное сейчас - веско обосновать.


- Делаем для кассеты новую линейку аппаратов, которые будут на пике спроса в семьдесят восьмом. Вот тут у меня эскизы.


Он вытащил из файла первый рисунок и сунул его под лампу эпидиаскопа.


- Первое изделие назовем "дека". Это чисто стационарный аппарат, который входит в комплекс с подобными по длине, ширине и оформлению корпусами - приемник, усилитель, дека, проигрыватель. Покупатели изделия - меломаны, любители хорошей музыки, качественного звука. Пока их немного, но, по мере роста благосостояния советских граждан, людям надоест слушать музыку на уровне патефона, начнут искать хорошую, надежную и удобную аппаратуру. А кассета позволяет легко менять записи, и еще - мы делаем в деке функции отката, просмотра и автопоиска, при которых пленка быстро протягивается, слегка касаясь головок, и схема считает число пауз. Так легко найти нужную запись...


- Погодите, погодите... - Ваганин поднял руку, пытаясь остановить Виктора. - Но ведь проблема кассетных магнитофонов - это как раз плохое качество звука и надежность!


- Вот теперь главное, - и Виктор сунул под лампу следующий лист, - мы делаем кассету на освоенной нашей промышленностью пленке шириной шесть и три десятых и со скоростью девять с половиной!


- Это как у Ар-Си-Эй, что ли?


- Поменьше. У Ар-Си-Эй была вдвое больше, это неудобно. А это будет сто пятьдесят на сто. Вот здесь, - Виктор показал указкой на экране, - вырезы, где входят подвижные стойки ЛПМ. Когда кассета вставлена, они отходят вниз и вытягивают ленту на головки. И это избавляет нас от визгов и скрипов, когда засоряется прижим кассеты. И ЛПМ сам неубиваемый, как у катушечного.


- Интересно. То-есть, вы предлагаете создать с нуля новую кассету?


- Причем для ускорения можно попытаться наладить партнерство в этом деле с фирмой "Сони"... ну, если политические вопросы там какие не помешают. Сейчас "Филипс" фактически перешел "Сони" дорогу, они будут пытаться искать альтернативу. А у них есть опыт пробиваться на западные рынки.


- С японцами, говорите... А вы знаете, дельцы от "Сони" действительно вышли на МРЭП с предложениями сотрудничества, совместных производств и прочее. Вот идей говорить с ними пока маловато. А кассета... Вы потом изложите подробно, это интересная мысль.




- Обязательно, - кивнул Виктор. - Продолжим. Для того, чтобы создать спрос на деки, необходимо перестать смотреть на магнитофон как на средство самодеятельной звукозаписи. Конечно, функция такая остается, но в основном на деках будут слушать качественные студийные записи, которые будут покупать в магазинах. Я тут походил - даже в этом районе неплохой выбор.


- Но это же надо новые студии создавать... - начал Сдолбунов, но тут Виктору на помощь неожиданно пришел Ваганин.


- Выйдем через облисполкомы на артели промкооперации, - сказал он, - для качественной перезаписи с катушечных копий тут особо сложной техники не надо. Будут писать по заказам.




Значит, "Elcaset" тут появится на восемь лет раньше, подумал Виктор. Тогда, в середине семидесятых, этот формат опоздал, а сейчас... Через пару пятилеток подтянем процессоры и лазеры и займемся компакт-дисками, а элкасеты доживут в фонотеках до девяностых. И "Сонька" уже партнер на равных. Китайский-то рынок за нами, хе-хе.




- А остальная продукция ряда? - в голосе Ваганина уже появились нотки нетерпения.


- Да, значит, следующий продукт... - и Виктор снова сменил эскиз под лампой, - назовем его "бумбокс". Название эффектное, для экспорта подходящее. Это фактически замена радиолы. Центральный блок с магнитофоном и приемником в пластмассовом корпусе, к нему пристегиваются колонки... две акустические системы, каждая с двумя динамиками, основной и "пищалка" для высоких частот. Сверху ручка, можно использовать, как стационарный аппарат, можно вынести в сад, во двор, как патефон, принести на место отдыха на природе потанцевать. В будущем для массового потребителя, в том числе и на экспорт.


- На Запад не пойдет, - поморщился Сдолбунов, - дешево смотрится.


- Вот навороченный корпус, с металлизацией... Это ж простор для дизайнеров! И потом, для продвижения на Западе создаем и пропагандируем субкультуру уличных танцев брейк и хип-хоп.


- Чего-чего?


- Спортивно-акробатический танец, когда танцоры по очереди импровизируют из разных элементов под музыку, соревнуясь друг с другом в сложности и красоте композиции. В Союзе может использоваться для пропаганды физвоспитания.




- Позвольте мне один вопрос, не относящийся прямо к заклепкам...


Спокойно сидевший до этого Кадаченко привстал и подошел к экрану.


- Товарищи, современный маркетинг в капстранах - это не только система управления предприятием, которая создает условия для приспособления производством к общественному спросу, это еще и способ заставить людей покупать товары, которые им не всегда нужны. Вы, Виктор Сергеевич, предлагаете пойти еще дальше. Вы предлагаете с помощью маркетинга менять образ жизни людей, чтобы при измененном образе жизни у них возникла потребность именно в вашем товаре, а не товаре конкурентов. Вы предлагаете от управления производством перейти к управлению потребителем. Я правильно понял?


"У, а это уже политика. Попробуем вывернуться."


- Ну, я не предлагал так широко. В данном случае такой прием поможет нам выиграть гонку со странами капитализма, и одновременно поможет физическому развитию молодежи.


- А вы зря не предлагали широко, - улыбнулся Кадаченко. - У нас до сих пор производство товаров массового спроса развивалось само по себе, а работа по воспитанию нового человека - сама по себе. А ведь вещи, их реклама, влияют на сознание человека. Вещи могут сформировать обывателя, эгоиста, а могут и добросовестного труженика, скромного, чувствующего свой долг перед обществом. Более того, экспортируя наши товары массового спроса на мировой рынок с помощью таких методов, которые предложил товарищ Еремин, мы можем экспортировать наш советский образ жизни, нашу мораль. Тот же самый, как его, брейк и хип-хоп - наши композиторы могут написать для этого музыку, наши поэты - слова, переводчики переведут на другие языки - и мы можем проповедовать гуманизм, дружбу народов, коллективизм через наши, советские бумбоксы. Над этим стоит подумать. Извините, я вас отвлек... Продолжайте.




"Потрясающе. "


- Так, на чем я... Так, третий вид товара, как совершенно правильно было отмечено в выступлении...


Кадаченко махнул Виктору рукой, дескать, без чинов.


- Короче, - Виктор сменил лист, - экспортное название для этого вида товара - "Уолкмен", или, по-русски, человек на прогулке. Это проигрыватель кассет на наушники, размер примерно с футляр для очков, питается от двух никель-кадмиевых аккумуляторов "Уран". Динамика нет, наушники -ракушки в ухе, только воспроизведение и перемотка в одну сторону. Вместо стирающей вторая воспроизводящая головка, доходит до конца пленки, включается реверс, проигрывает вторую дорожку, и так до бесконечности. Человек носит "Уолкмен" в футляре на поясе. Он может идти по улице, ехать в автобусе, работать и слушать свою любимую музыку. Поскольку там только маломощный усилитель, схема резко упрощается. Все это носится в маленькой кобуре на поясе.


- Так кассета больше него будет.


- Поэтому для "Уолкмена" создается специальная кассета примерно пятьдесят на тридцать миллиметров, с магнитной лентой для компакт-кассет толщиной вначале восемнадцать микрон. При скорости два и четыре десятых сантиметра в секунду продолжительность звучания такой кассеты будет, как у долгоиграющих пластинок, впоследствии можно будет уменьшить толщину вдвое.


- А вас не смущает то, что интерес населения к миниатюрным приемникам быстро упал? Торговля не хочет брать айфоны, они залеживаются.


- Так в приемнике вы слышите то, что транслирует станция. А здесь человек сам выбирает для себя то, что хочет слышать, не мешая окружающим. Молодежь будет брать.


- А что думает молодежь? - Ваганин обратился к публике.


- А я бы купил - крикнул с места Толик из электронщиков. - Макет паяешь и "Аргонавтов" слушаешь.


- Ага. "Алконавтов", - съязвила Лара, сидевшая рядом. - А сколько будет стоить?


- А мы за счет масштаба производства - прогрессивные технологии. Вот так.


- Да, кстати о технологиях, - заметил Виктор. - В миниатюрном ЛПМ применяем штампованные детали и вместо роликов зубчатые колеса из полиамидов и термопластичного полиуретана. Так что надо сосредоточить выпуск лентотяг на одном заводе с максимальной автоматизацией и мощным инструментальным производством, чтобы снизить себестоимость.


- О чем мы говорим? Благосостояние китайских трудящихся растет...


- Благодаря нашим заводам там. И стройкам в Сибири.


- Какая разница? Главное, что растет, а раз штука при массовом производстве дешевая, будут брать вслед за транзисторами. Это же какой рынок!


- Оснастка. Высокоточные станки кто выделит? Особенно под пленку и головки.


- Мужики... и миленькие старушки тоже... это же опять предмет для торга с "Сонькой". Если внешэконом не против...


Разговор плавно перетекал в мозговой штурм вокруг деталей и технического исполнения. Камень, брошенный в реку времени в точке неустойчивого течения, поворачивал ее русло.




27. Бригада.



- Ну что ж вы от нас кадры прячете?


Они стояли впятером в пустеющем кабинете профобучения - Виктор, Петросов, Сдолбунов, Ваганин и Кадаченко. Народ шумно растекался по секторам и отделам: процесс пошел и пока не требовал руководящего направления.


- Только на днях приняли.


- Переманили с ящика?


- Нет, случайно. По направлению.


- Случайно в таких вещах не бывает, - хмыкнул Ваганин, и обратился к Виктору: - Раньше где работали?


- Да тут такая история получилась, долго рассказывать... В общем, очутился в этом городе без денег и паспорта.


- Без паспорта? - переспросил Кадаченко. - За это не беспокойтесь. К концу недели будете с паспортом. Заедем в облисполком, переговорим. Если, конечно, не в бегах, был у меня раз такой случай. Если честно, ничего не натворили?


- Да откуда? - искренне удивился Виктор. За время после попадания ему не довелось даже перейти улицу в неположенном месте.


- Ну, тогда к вам пока вопросов нет, вы свободны, главное, больше не теряйтесь: ваше КБ будем расширять, - подытожил Ваганин. - А пока хотелось, пока есть немного времени, хотелось бы с Константин Аркадьичем обговорить некоторые вопросы...




Когда Виктор вернулся с обеда, его тут же подозвал Петросов.


- Темой руководить доводилось?


- Да, есть опыт.


- Это хорошо. Но это на будущее. Пусть сначала все утвердят, включая новое штатное расписание и зарплату. В общем, под вашу идею нас расширяют. Теперь лишь бы не сглазили...


В дверь снова заглянула Марина. Она была почему-то взволнована.


- Извините... Виктора Сергеевича срочно вызывают.


Она сказала именно "вызывают", не говоря к кому.


- Ладно, - махнул рукой Петросов, - потом обговорим...




Они шли с Мариной по коридору; когда они миновали стеклянную дверь начальника бюро, в душе у Виктора закралось странное беспокойство. Впереди снова замаячила дверь кабинета техучебы.


- Сюда, пожалуйста...


За дверью Виктора уже ждали три человека в милицейской форме. Два молодых парня сержантского состава и один постарше, без фуражки, которую он положил на стол. Марина предпочла выскользнуть обратно в коридор.


- Проходите, пожалуйста. лейтенант Щегольцов, Семен Павлович, следователь, - старший назвал подразделение, которое Виктор не запомнил, - вы не могли бы нам помочь и ответить на несколько вопросов?


- Относительно прошлого?


- Нет, насчет потери памяти я в курсе. Вы говорили, что заходили вчера вечером домой к гражданке Найденовой, Анжелике Николаевне.


- Да. Я ее случайно встретил на улице, она попросила подпаять штекер к антенне. Поскольку мы в одном трудовом коллективе, я решил помочь.


- Поподробней, пожалуйста. В какое время заходили, когда ушли, что делали.


- А она что, пропала?


- Вам сейчас объяснят. Расскажите, пожалуйста.


- Ну, я пришел к ней, подпаял штекер, это было как раз перед началом кино, "Карнавальной ночи", минут за пятнадцать-двадцать. Анжелика Николаевна предложила мне магарыч, но я отказался, я не пью..


- Не пьете, это хорошо... А дальше?


- Дальше, раз я отказался, она предложила попить чаю и посмотреть "Карнавальную ночь". Я согласился, чтобы не обижать. Потом помог убрать посуду, говорили, была какая-то музыкальная передача, уже не помню, где-то не более получаса, я попрощался и ушел.


- Это все? Вы хорошо помните?


- Ну да. Провалов памяти у меня больше не было.


- Ничего странного не произошло? Не заметили? Может, кто-то еще был в квартире?


- Нет, больше никого - ну, если нигде не прятался. А что произошло?




- Понимаете, Виктор Сергеевич, - Щегольцов говорил медленно, подбирая слова, - гражданка Найденова была сегодня обнаружена в своей квартире без признаков жизни, висящей на бельевом шнуре.


- Кошмар... - вырвалось у Виктора. - Но я не заметил никаких признаков депрессии или склонности к самоубийству. Даже наоборот.


- А что-нибудь странное в разговоре?


- Да, была одна вещь, которая показалась мне необычной. Она предложила мне взять ее замуж.


- Она призналась вам в любви?


- Нет, совсем нет. Она сказала, что выбрала меня с помощью ЭВМ.


- И что вы ей ответили?


- Она знала, что я встречаюсь с другой женщиной, и сообщила мне, что подождет, пока мои отношения с ней не распадутся. То-есть, она была уверена, что мы, то-есть, я, что я расстанусь с той женщиной через какое-то время и смогу взять ее замуж. Она все это обсуждала спокойно, никакой личной драмы не чувствовалось.


- Иными словами, вы считаете, что ваш отказ никак не мог служить причиной самоубийства?


- Она вообще не была похожа на человека, способного на самоубийство. Скорее, холодная, расчетливая, волевая. Но и не роковая. Слишком уж напрямую - если это, конечно, не часть более тонкой игры - привлечь внимание экстравагантностью, отделить себя от соперниц, вызвать любопытство к себе. Я, конечно, могу ошибаться, поскольку не знаком с ней долгое время...


- А с той, другой женщиной вы знакомы долгое время, и кто она?


- Это Соня Ларина, певица. Нет, недолго, мы случайно познакомились. Был дождь, она замерзла.


- Значит, случайно познакомились с гражданкой Лариной и случайно зашли к гражданке Найденовой. Одну минуточку...


Лейтенант пододвинул к себе потертый белый телефон и стал крутить диск.


- Клавдию Сергеевну дайте... Это Щегольцов. Клава? Как результаты. Да? Да... Понятно. Спасибо.




- Виктор Сергеевич, - произнес он, повесив трубку, - экспертиза установила, что гражданка Найденова не покончила жизнь самоубийством. Это было убийство с инсценировкой самоубийства. В квартире, кроме ваших отпечатков пальцев и гражданки Найденовой, других не обнаружено. Чем вы это объясните?


- Я ушел незадолго до девяти. Никого на лестничной клетке не видел. Оснований подозревать кого-то конкретно у меня нет.


- Хорошо... - Лейтенант надел фуражку, и спрятал в папку листы бумаги, на которых записывал ответы Виктора. - К сожалению, я вынужден вас задержать по подозрению в причастности к убийству гражданки Найденовой и допросить в отделении. Прошу следовать с нами.


"А вот это уже задница, полная. Элементарно труп повесят. Надо колоться."


- Семен Павлович, - обратился Виктор к лейтенанту, - у меня просьба государственной важности. Просьба позвонить в управление госбезопасности товарищу Корину, Валентину Ивановичу, и сообщить, что я, то-есть, гражданин Еремин, вспомнил.


- Это можно, - согласился Щегольцов. - Но сейчас вы проедете с нами и там расскажете, что вы хотели передать товарищу Корину и многое другое.




"Не верит", мелькнуло в голове у Виктора, "думает, уловка. И еще - у них может быть своя ведомственная драчка с гебистами. Изолируют и никакого попаданца. Проще всего повесить на человека без прошлого, вышка и все. Показания выдавят. Это конец..."




Конец первой части.







Загрузка...