ИСПАНИЯ.


Жизнь де ла Верды никогда не была легкой, но в последнее время он спал не более трех часов в сутки. Переговоры находились в решающей стадии развития, и он метался как маятник между двумя странами и правителями. Ни один из них ни Йорк, ни Валуа симпатий у него не вызывали, а с последним была масса затруднений.

Решив подкупить английского короля, чтобы тот не вмешивался в противостояние между ним и Карлом Смелым, Людовик сильно испытывал нервы папского посольства непредсказуемыми выходками. Например, однажды он приказал заточить де ла Верду в темнице, обвинив его в двойной игре в пользу герцога Бургундского. Перед носом ошеломленного графа даже пощелкали пыточным инструментом.

Благо, дон Мигель - человек с крепкими нервами и прекрасно знал, что это демонстрация силы и не более, но вот епископ очень разнервничался. За это время они настолько сдружились, что тот воспринимал все происходящее с испанцем, как собственные неприятности. Потеряв выдержку, Браттичели пригрозил Людовику осложнениями с папским престолом, и даже кое-что предпринял в этом направлении. Может поэтому, а может, по каким другим соображениями, но графа спустя две недели все-таки отпустили.

Дон Мигель вышел из тюрьмы, только заработав насморк от сырости.

- Сколько это будет продолжаться?- ворчал Гачек, готовя для него микстуру, пока Хельга подливала кипяток в таз с водой, в котором граф парил ноги. - Неужели король никак не может понять, что знай вы секрет философского камня, то сами бы не старели и разбогатели, как Крез?

- Подумаешь, Крез! Вот у Мидаса золотым был даже понос, - проскрипел откуда-то из-под стола Тибо,- а у вас от этого мифического золота всего лишь сопливый нос!

- Заткнись!- прошипела Хельга, пнув ногой непоседу. - У его светлости и без твоих шуточек голова болит!

Граф же только снисходительно отмахнулся.

За эти годы они превратились в единую сплоченную семью. Дон Мигель съехал с папского подворья и снимал для своих людей дом на улице Ферр, неподалеку от холма Святой Женевьевы.

Странно, но он отдыхал душой, находясь среди своих домочадцев. Славек стал для него больше другом, чем секретарем и доверенным лицом по всем вопросам. Умный, начитанный, обладающий широким кругозором и удивительной терпимостью, чех был отрадной отдушиной в опасном мире лицемерия и изощренного коварства, в котором вынужден был постоянно вращаться граф.

Хельга за эти годы не стала умнее, но хлопотливая и до маниакальности чистоплотная немка вела идеально его небольшое хозяйство. Благодаря её стараниям все сверкало и блестело, всегда был прекрасный обед, а одежда находилась в полном порядке.

Двое детей - Фредерик и Катрин, крестным отцом которых он стал, часто развлекали дона Мигеля, играя в его комнате на ковре. Ему, волею судьбы лишенному жены и родных детей, доставляло грустную радость наблюдать за их немудреными забавами.

И, конечно же, милая парочка - Тибо и Мадлен гармонично влились в его окружение! Эти вечно интриговали, что-то выгадывали, то ругались, то мирились, доводя Гачека до головной боли своими жалобами и претензиями. По хорошему, надо было бы указать шуту с подругой на порог, но дона Мигеля развлекали их выходки и он любил, расслабившись в любимом кресле, смотреть на ужимки шута и послушать об его очередных коленцах. Это отвлекало уставшего графа от неотвязных мыслей о высокой политике.

В общем, жизнь шла своим чередом, только седели волосы, да горечь иногда заполняла сердце, когда ему случайно попадалась на глаза девушка с золотистыми волосами.

- Так дальше продолжаться не может,- как-то высказался Братичелли,- вам нужно жениться!

Прелат был прав, но... Говорил же ему де Вильмон о Трире. Глупость, конечно, думать, что та дама была его спасшейся женой. Но, с другой стороны - а вдруг...

- А вдруг Стефания, каким-то чудом осталась жива?

- Так давайте, сын мой, я сам опишу папе ситуацию, и может, его святейшество разрешит развод!

- Развод!- горько вздохнул дон Мигель. - Я могу, конечно, взять другую жену, но что толку, если перед Отцом Небесным Стефания мне все равно супруга, даже если в глазах людей и перестанет быть таковой. Я отвечаю за неё перед Господом! А вдруг она вновь появится на моем жизненном пути? Нет, я не могу так поступить!

- Но ведь она мертва!

- Я подожду ещё! Пусть пройдет время!

Но эта проблема волновала не только ближайших друзей дона Мигеля, но и самого родного человека в его жизни - мать. Вот письмо от донны Инесс и обсуждали сейчас Гачек и граф.

- Мне придется съездить в Испанию! - говорил, сморщившись от слишком горячей воды, дон Мигель, - Хельга! Ты хочешь мне обварить ноги? Горячая, это не значит кипящая вода!

- Надо бы побывать при дворе короля Хуана, - обратился он к Гачеку, - да и ты заодно посмотришь на Каталонию. Его преосвященство дает нам месяц отпуска!

- Зачем вас вызывает к себе высокочтимая донна Инесс?- поинтересовался Славек, смазывая его покрасневший нос мазью.

- Я, кажется, догадываюсь,- тяжело вздохнул де ла Верда,- разговор будет идти об отсутствующих внуках. Мать можно понять, - она боится умереть, так и не увидев моих детей. Графиня будет настаивать на моем новом браке, исходя из официального признания Стефании мертвой. Возможно, даже нашла мне невесту по соседству.

Гачек вздохнул в ответ, но по другой причине. Он тоже не мог понять упрямства графа, не желающего вторично жениться. Ведь не вызывало сомнений, что графиня исчезла из их жизни окончательно. Жива она или мертва, к мужу все равно не вернется. Иначе уже давно бы дала знать о себе! Так почему бы не воспользоваться тем, что все считают её мертвой и не жениться вновь? Или, все-таки, для очистки совести не выправить развод? Но де ла Верда был в этом вопросе непреклонен, и оставалось только надеяться, что к материнским увещеваниям он окажется более терпимым.

Но де ла Верда не был бы самим собой, если бы поездка была сугубо личной. Он запланировал посещение Севильи. Ему, видите ли, было любопытно ознакомиться с работой местного трибунала инквизиции. Дипломатия была для него неприятной, тяжелой работой, а вот борьба с ведовством - занятием для души. Славек вел его корреспонденцию по этим вопросам с инквизиторами Германии, Франции и Испании. Он уже не хуже самого дона Мигеля разбирался в данной проблеме, хотя по многим вопросам, надо сказать, их точки зрения расходились диаметрально.

Вот и сейчас, направляясь в сторону Пиренеев, он привычно беседовал со своим секретарем о загадках человеческой натуры.

- Проклятье рода человеческого в его неуемности и беспредельности желаний!

- Но люди - есть люди, и без стремления удобнее устроить жизнь, мы до сих пор бы прозябали во мраке варварства!

- Удобство расположено рядом с грехом услаждения плоти, и истинный христианин должен избегать подобных стремлений, ибо они ведут в ад.

Гачек только фыркнул про себя. Если следовать собственной логике, то в родную Каталонию дон Мигель должен был проследовать в рубище и босой, а не в седле породистого скакуна и в бархатном дорожном плаще, скрывающем стоящую целое состояние золоченую кирасу.

- Я думаю,- мягко заметил он,- что в аду стало бы слишком тесно, если бы туда попадали все, кто стремится, хоть сколько-нибудь обустроить свою жизнь. Что здесь плохого?

Они ехали во главе отряда испанцев, которые шумно радовались возможности, наконец-то, побывать дома, увидеть родные лица и края. И лишь только их сеньора не особо радовала встреча с родовым гнездом. Его мать была женщиной крайне суровой и властной, и графа ожидала массу крайне неприятных разговоров. Чтобы отвлечься от этих мыслей он и вел теософские беседы с секретарем.

- Ничего, - хмыкнул дон Мигель,- кроме способов, при помощи которых это делают люди. Вот, например, книгопечатание. С первого взгляда, вещь очень хорошая! Раньше монахи по году переписывали книги, а теперь - раз, два и готово! За год можно выпускать при помощи станка сотню книг. Возникает вопрос - зачем?

Уж, казалось бы, ко всему привык за эти годы Гачек, но тут даже он растерялся.

- Как - зачем? Книги стали значительно дешевле и доступнее, теперь их могут иметь мало-мальски состоятельные люди, а не только богачи.

- А зачем читать книги ремесленникам? - невозмутимо осведомился граф.- Я уж не говорю тут о вилланах! Чтобы изготовлять оружие или тачать сапоги вовсе не обязательно знать грамоту, а уж тем более, иметь книги. Люди начинают рассуждать о прочитанном, и далеко не всегда делают правильные выводы! Чтение будоражит неопытные умы, часто наполняя их совершенно неуместными в их положении соображениями о том, что они живут неправильно. А там, стоит только испытать небольшой толчок, и простолюдины уже протестуют против существующих порядков и мироустройства, о которых они имеют самое отдаленное представление!

- Мне кажется, что вы драматизируете ситуацию! Далеко не все грамотные люди - бунтовщики и не все бунтовщики - грамотеи! - терпеливо заметил собеседник.

- И все-таки, всех их переполняют, какие-то дикие идеи о так называемой свободе! Одному Господу ведомо, что эти заблудшие вкладывают в это слово, но только не его истинное значение. Все равно, даже среди самых невежественных бунтовщиков непременно находится умник, который смог осилить Библию и принимается толковать её с таким видом, как будто только он один её и читал! Узнав о семье плотника, начинает гудеть о бедности Христа, о смирении и нищете. А другие, раскрыв рты, слушают эти бредни, и ну громить все вокруг, превращая цветущие земли в выжженную пустыню. Вот уж действительно, бедность, так бедность для всех! Так рождаются самые опасные ереси. Дай им волю, так они бы весь мир одели в рубище!

- А книги-то тут причем?- вздохнул Гачек.

- Книги дают возможность человеку, не зависимо от происхождения, возраста и даже пола прикоснуться при очень малых затратах к мудрости всего человечества. И это вместо того, чтобы спокойно работать в мастерской, не подозревая, что мир существует и за воротами родного города. А излишние знания вредны! Они вызывают недовольство судьбой, что как раз на руку дьяволу, который все свое время проводит в поисках недовольных своей долей. Ведь, восставая против собственного удела, они восстают против Бога! - охотно пояснил де ла Верда.

- Вас послушаешь,- горько хмыкнул Славек,- все грамотные люди - потенциальные клиенты инквизиции!

- Далеко не все,- возразил дон Мигель,- в знаниях, как и в опасном оружии, нужно уметь разбираться. А попав в неумелые руки, они становятся пороховой бомбой и вредят своим хозяевам. Поэтому знаниями должен обладать только определенный круг людей, которые получают образование под руководством опытных наставников. И им, в силу положения и состояния всегда под силу купить рукописное издание. Дешевые же книги доступны всем! Это все равно, что вручить острый стилет глупому ребенку в наивной вере, что он не поранится.

- Но большинство ведьм, насколько я знаю, неграмотно!

- Да, но они опять-таки получают ненужные знания, только из других источников.

Гачек долго переваривал услышанное.

Они передвигались по югу Франции, любуясь мирными прекрасными виноградниками и наслаждаясь хорошей погодой.

Трудно было представить, что всего лишь два с половиной столетия назад эти места были залиты кровью альбигойцев и катаров. Имя же Симона де Монфора иначе, как с проклятиями, и не произносилось в окрестных селениях. Зато в этих местах были сильны позиции инквизиции.

- Когда человек ленится заниматься делом, для которого его предназначил Господь, он выдумывает сотни врак, кричит о необходимости перемен, критикует всех и вся, а на самом деле ему просто неохота выполнять ежедневную тяжелую работу. Все эти мечтатели и реформаторы - обыкновенные бездельники, место которым на плахе или на костре, потому что они сеют смуту в головах людей, а, следовательно, служат дьявол!,- после продолжительной паузы подвел итог разговору дон Мигель, но, подумав ещё немного, все-таки счел нужным добавить.- Кстати, о Монфоре. Его сын покинул Францию и связал свою судьбу с Англией. И знаете, кем стал этот сын яростного защитника веры и прав королей?

- Нет! - пожал плечами Гачек, не понимая, к чему он клонит.

- Он стал отъявленным бунтовщиком, поднявшим против своего нового сюзерена английских баронов. И во многом, благодаря этому французскому дворянину английская корона имеет сейчас такую головную боль, как парламент. Учреждение абсолютно вредоносное и сеющее смуту в этом и без того неспокойном государстве.

- Я вас не понял! - честно признался собеседник.

- А между тем, все предельно ясно. Никто в этом мире не может быть застрахован от происков дьявола, даже самые преданные защитники веры, потому что нечистый везде сыщет лазейку! Нам, инквизиторам, нужно держать ухо востро и не доверять даже самим себе, что уж говорить про всех остальных! - убежденно закончил свою речь граф.

- Если познание настолько вредит человеку, то Господь лишил бы его возможности познавать! - некоторое время спустя, все-таки, возразил секретарь.

Де ла Верда только снисходительно вздохнул:

- Вообще-то, Господь создавал человечество по своему образу и подобию!

Вот так, коротая путь философскими беседами и рассуждениями, путники одолели горные перевалы Пиренеев и спустились в прогретую солнцем долину, покрытую небольшими холмами с виноградниками и мирно пасущимися стадами овец. Здесь уже чувствовалась близость моря, которое показало свою пронзительную синеву на следующий день пути.

Вскоре отряд въехал в столицу Арагона - Барселону.

Гачек с жадным удивлением рассматривал этот город-порт, с кораблями из неведомых стран, стоящими на рейде - разноголосый гомон, солнце, запах рыбы и соли. Ветер дальних странствий вдруг ударил ему в голову и заставил громче биться сердце.

Но дон Мигель другими глазами смотрел на разноплеменную толпу. Мрачный холод отразился в его черных глазах.

- Еретики,- осуждающе произнес он,- язычники! Но что поделаешь, морская торговля приносит огромный доход. Настолько большой, что мало кого волнует разлагающее влияние ислама на христиан, а уж какую только неведомую заразу они не привозят в своих трюмах! И проказу, и чуму, и холеру - слов не хватает для описания всех языческих язв.

- А так же шелка, пряности, драгоценные камни,- улыбнулся Славек,- вы слишком нетерпимы, граф! Нельзя же так враждебно воспринимать все, что не нравится вам. Дух знает, где и как дышать. Не может же быть, чтобы все человечество помимо христиан было настолько неугодно Богу, чтобы он отвернулся от них.

- Ах, Гачек, как хорошо, что тебя не слышат отцы-доминиканцы,- осуждающе покачал головой граф,- иначе бы они заинтересовались твоими воззрениями. А, по-моему, все гораздо проще - миссия всех христиан в том, чтобы нести свет истинной религии в земли язычников!

- Как во времена крестовых походов?- безо всякого энтузиазма спросил секретарь.

Но его унылый тон не понравился де ла Верде.

- Идея была неплоха, зря ты так скептически морщишь нос! Но, увы! Дьявол и сюда засунул свой нос, и все испохабил, посеяв смуту и враждебность в ряды рыцарей креста.

Гачек с любопытством разглядывал ярко освященные улицы, спускающиеся к морю дома с высокими спрятанными за решетки и жалюзи окнами и балкончиками. Другой мир, другая культура, и, не смотря на нетерпимость христиан к иноверцам, во всем облике города сказывалось влияние Востока и веков мусульманского владычества.

- Да,- нехотя согласился с его замечаниями дон Мигель,- может, мы так поэтому и непримиримы к исламу, что в тяжелой борьбе отвоевывали наши земли у полумесяца. Реконкиста ещё не закончилась, на юге по-прежнему арабы.

На следующий день по приезде граф был принят королем Арагона Хуаном. Королевский дворец в Барселоне представлял собой комплекс зданий, расположенный в самом сердце Латинского квартала города. Раньше здесь была резиденция графов Барселонских, а позднее Королевский Дворец стал резиденцией королей Арагонской династии. Встреча состоялась во внутреннем дворе, в засаженном деревьями небольшом саду. Была она неофициальной, поэтому король и его вассал разговаривали наедине.

- Вы, граф - редкостный гость в своих владениях,- с солидной долей упрека заявил Хуан,- да, я знаю ваши обстоятельства! Но не пора ли вам, все-таки вспомнить про ваш лен и своего сеньора?

- Это моё искреннее желание, ваше величество,- нижайше поклонился дон Мигель,- но я имею от папы личное поручение - помочь в урегулировании отношений между Англией и Францией! Его святейшество считает, что будучи каталонцем, я являюсь лицом незаинтересованным и наиболее деликатно улажу все возникающие спорные вопросы!

- Ваша слава специалиста по улаживанию деликатных проблем известна и на родине,- милостиво согласился король,- и, в свою очередь, я прошу вас всем своим авторитетом послужить вашему королю в улаживании весьма щекотливого дела!

- Всегда к вашим услугам! - вновь поклонился граф.

Он уже знал, о чем пойдет речь, иначе, зачем было его приглашать на столь уединенную прогулку? Но вежливость требовала изобразить на лице живейший интерес к давно известным обстоятельствам.

- Вы знаете, что мой сын Фердинанд женился на инфанте испанской Изабелле,- начал излагать свои проблемы король,- они двоюродные брат и сестра, но очень сильно полюбили друг друга. Я не смог противиться желанию двух пылких сердец быть вместе, но, увы! Оказался в одиночестве! Брак не одобрил ни сводный брат Изабеллы король Генрих, ни покойный папа Павел.

- Как же их обвенчали?- прикинулся удивленным де ла Верда.

- Разрешение было, но почему-то курия не оформила его, как надо,- уклончиво объяснил появление фальшивки её автор, - тогда это не имело особого значения! Принц и принцесса лица все-таки частные, но теперь обстоятельства изменились. Больше года назад Изабелла стала королевой Кастилии, а это не та фигура, законность брака которой, можно было бы оспаривать. Мне будет очень горько, если кто-нибудь усомнится в законнорожденности моих внуков. Поэтому, граф, я буду вам благодарен, если вы воспользуйтесь вашим авторитетом в Риме и добьетесь от папы Сикста официального признания этого брака святейшим престолом!

- Сделаю все, что только в моих силах! - пообещал де ла Верда.

На этом аудиенция закончилась, и собеседники расстались, взаимно довольные друг другом. Граф продолжил путь к семье.

Его дядя по матери - дон Диего де Трастамаар был сильно изувечен - в одной из битв с маврами лишился глаза, руки и хромал. Но возвращаться в замок старшего брата не захотел, они всегда были не в ладах, предпочитая помогать сестре управлять имениями вечно отсутствующего племянника.

Фамильный замок де ла Верда показался перед путниками на исходе второго дня пути из Барселоны. Протрубил сигнальный рожок и впервые за пять лет над ним взвился фамильный графский штандарт. Дон Мигель с замершим от волнения сердцем оглядел знакомый силуэт дома, в котором появился на свет, и где жили и умирали его высокородные предки. Любому человеку всегда приятен дом, где его любят и ждут, где он всем необходим!

И мать, и дядя стали совсем стариками за годы разлуки. Да ведь, собственно, и он был немолодым человеком - виски серебрила седина и на лбу появились первые морщинки.

Первый вечер дон Мигель провел в тесном кругу семьи, неспешно разговаривая о бытовых мелочах и обсуждая малоинтересные события из замковой жизни - кто родился, кто умер, размеры доходов и так далее. Помимо самого графа, его матери и дяди, в зале так же сидела юная воспитанница донны Инесс сеньорита Тереса. Здесь же скромно замер на своем месте Гачек.

Тереса появилась в замке совсем крошкой. Её отцом был приближенный рыцарь де ла Верды. Он погиб где-то лет пятнадцать назад в одной из стычек в Италии, а мать девушки умерла вскоре от горячки, и старая графиня пригрела сироту. Она часто писала сыну о воспитаннице, но тот всегда пропускал эти сообщения. Дела какой-то девчушки его не интересовали.

Теперь же, болтая с матерью, дон Мигель то и дело останавливал свой взор на черноволосой головке, согнувшейся над ткацким станком.

Девушка была хорошенькой, с карими глазами, чуть смуглой гладкой кожей. Сейчас она о чем-то переговаривалась с Гачеком. Это удивило дона Мигеля. Секретарь с грехом пополам научился за эти годы объясняться по-испански, но о чем могли разговаривать, да ещё так увлеченно, впервые встретившиеся друг с другом молодые люди?

Вечером, когда он впервые за много лет вытянулся на собственной кровати, где до него спали его отец и дед, в спальню к сыну зашла мать.

На людях она держалась стойко, даже глазом не моргнув при виде обожаемого сына, и ни одним словом не намекнула о том, что уже долгие годы не давало ей спать по ночам. Но здесь, в тишине спальни, оставшись с сыном наедине, донна Инесс, наконец-то, смогла дать себе волю.

- Мой малыш,- нежно погладила она поседевшую черную шевелюру,- когда ты успел состариться? Кто закроет твои глаза, когда ты соберешься умирать? Где твоя жена, где твои дети? О чем ты только думаешь?

Граф терпеливо перевел дыхание. Пришло время объяснить матери, что мешает ему жениться. Рассказ занял довольно долгое время, но ни сын, ни мать не торопились. Графиня долго думала, когда он закончил своё невеселое повествование.

- Да,- наконец, неохотно согласилась она,- при таких обстоятельствах вряд ли мы можем рассчитывать на твой брак с девушкой из влиятельной семьи!

Дон Мигель облегченно вздохнул, он и не ожидал, что мать так быстро сдастся. Но оказывается, графиня ещё не закончила говорить.

- Но можно обойтись и менее завидной партией,- заметила она,- лишь бы у девушки была хорошая кровь!

- Так-то оно так,- пожал плечами сын,- но какая из благородных девиц согласится пойти со мной под венец при таких неблагоприятных обстоятельствах?

Донна Инесс вновь ласково провела рукой по кудрям своего любимца.

- Такая девушка есть - это Тереза! Она дочь младшего сына покойного барона Орейдры, а её мать из древнего рода французских Сен-Маров. Кровь у девочки хорошая, и она вполне годится в матери твоего наследника.

Де ла Верде не пришлась по сердцу эта идея, хотя при сложившихся обстоятельствах, она была вовсе недурна.

- А если объявится Стефания?

Мать только недоуменно вздернула брови, и стало ясно, что этот вопрос её интересует мало.

- Вы разговаривали с Терезой об этом браке,- осторожно спросил дон Мигель,- девушка дала свое согласие?

Донна Инесс заметно смутилась. Все-таки, что ни говори, но заставить невинную девушку ступить на столь скользкий путь - деяние малопочтенное.

- Нет,- нехотя призналась она,- но куда Инесс деваться? Родственников у неё нет, приданого ни гроша. Она живет только за счет моих благодеяний. Простое чувство благодарности семье, давшей сироте кров, должно ей подсказать, как себя вести. Да и,- тут мать нежно улыбнулась,- ты такой красавец и любимец женщин, что дашь девчонке гораздо больше, чем возьмешь у неё.

Граф со снисходительной улыбкой посмотрел на мать.

- Идите спать,- ласково приказал он,- я подумаю над вашим предложением!

Всю ночь, крутясь в духоте спальни, дон Мигель обдумывал слова матери, взвешивая за и против, и так и не пришел к определенному выводу. Обмануть девушку благородного происхождения, сироту своего преданного вассала принудить к сомнительному браку? Это была не самая лучшая идея! Но с другой стороны - если бы та сама изъявила желание быть с ним, то почему бы и нет? Вполне естественный ход событий! Осталось только понравиться Терезе...

Задача не представлялась ему тяжелой, и с утра пораньше он взялся за её осуществление.

- Я так давно не был дома,- заявил дон Мигель за завтраком,- что хотелось бы объехать окрестности, посмотреть на знакомые с детства места. Согласитесь сопровождать нас со Славеком, синьорина?

Гачека он решил взять с собой ради приличий, которые на первых порах считал обязательным соблюдать. Мало ли какие обстоятельства могли помешать осуществлению их планов - доброе имя девушки не должно было пострадать без крайней необходимости.

Донья Инесс довольно улыбнулась, услышав это приглашение. Она поняла, что сын все-таки принял к сведению её совет. Но к удивлению матери и сына обрадовалась и сама Тереса. Девушка порозовела, а карие глаза засветились нескрываемым восторгом.

Троица выехала из ворот замка и устремилась на прогулку по окрестным выжженным солнцем холмам. Дон Мигель был в превосходном настроении, как впрочем, и его спутники. Гачек и Тереса говорили между собой, не умолкая ни на минуту. Чех всегда находил общий язык с юными и простенькими девушками. Достаточно вспомнить, как когда-то пятнадцатилетняя Стефания радостно болтала с ним о всяких пустяках, замыкаясь от одного только взгляда своего мужа.

Так было и сейчас. Скромно опускающая под его взором глазки юная девица ничуть не стеснялась секретаря. Тот развлекал её незатейливыми историями о путешествии в Испанию. Подобные речи заставили бы более опытных дам только недоуменно пожать плечами, но собеседница, судя по всему, была ими очарована. Сама же Тереза со всеми подробностями поведала Гачеку о повадках и проделках своего шаловливого котенка, который то распускал ей нитки, то прыгал на плечи, делая на ткани платья затяжки, что очень огорчало рассказчицу.

Это была настолько пустая, глупая и нелепая болтовня, что в любое другое время довела бы графа до головной боли, но сейчас забавляла, особенно при виде искренне заинтересованного лица Гачека.

Незамысловатое кокетство девочки, почему-то умиляло умудренного в женских увертках графа. Ведь Тереза была, как на ладони - чиста и наивна. Мир казался ей открытым и понятным, а окружающие люди добрыми и снисходительными.

В течение последующей недели дон Мигель пристально наблюдал за девушкой. Она смущалась, ощущая его внимание, отводила глаза и густо краснела, но наблюдательный де ла Верда отмечал, что та старается выглядеть получше, то вплетая в волосы более яркую ленту, то украшая брошкой корсаж. Тереза явно хотела понравиться, а кому, как не ему?

- Ладно,- дал согласие матери граф, когда она как-то заглянула к нему перед сном,- я разрешаю вам поговорить с Терезой, но только, пожалуйста, не давите на девочку!

- Вот ещё! - усмехнулась мать. - Думаю, что она сама уже обо всем догадалась, недаром так прихорашивается каждый день!

- Всё может быть! - мудро заметил граф.

И не ошибся. Следующий день принес массу сюрпризов.

К завтраку Тереза вышла с поникшей головой и с опухшими от слез глазами. Куда только делась её искрящаяся жизнерадостность?

- Что ты сказала девушке,- налетел дон Мигель на мать,- что с ней?

- Да ничего,- воинственно ощетинилась та,- просто боится, как и всякая девственница мужчины!

- Как же она отреагировала на предложение?

- Растерялась вначале, но потом все-таки согласилась,- графиня не на шутку разозлилась,- не принуждала я её ни к чему! Пояснила, что тебе нужен законнорожденный сын, и Тереза согласилась стать его матерью.

Дону Мигелю что-то не понравилось, и он решил серьезно побеседовать с девушкой, но Тереза его старательно избегала. Зато сразу после обеда к графу подошёл Гачек.

- Нам нужно поговорить! - заявил он.

- Может, завтра?- все мысли графа были о Терезе и разговаривать с секретарем, о каких-то делах не хотелось.

- Завтра уже будет поздно!- твердо заявил тот.

- Ты о чем?- не понял де ла Верда.

- О Терезе!

Дон Мигель кинул быстрый взгляд на секретаря.

- И что ты хочешь сказать о ней?

- Я хочу попросить у вас руки девушки!

Вот когда граф по-настоящему опешил. Он ожидал чего угодно, только не этого!

- Конечно,- волнуясь, продолжил Гачек,- я мало, что могу ей предложить! У меня есть только то, что вы платите, но ведь и у Терезы ничего нет! Зато я буду любить и уважать её до последнего вздоха!

От волнения у Славика даже оборвался голос, но он смотрел на графа с таким гневным осуждением, что дон Мигель от растерянности на мгновение онемел, а потом тяжело и обреченно вздохнул:

- Ты не меняешься! Достаточно вспомнить историю с Хельгой.... Тогда, только благодаря тебе, мы подобрали эту глупую немку на дороге!

- Не только мне, но и донне Стефании! - резко отказался от заслуженной славы секретарь. - Я все понимаю, но, может, вы сотворите своего наследника в другом лоне?

Граф помолчал, переваривая услышанное. Что ж, ему никогда особенно не нравилась эта затея, как будто он заранее знал, что она закончится полным провалом.

- Ты любишь её?

- Да! Мы с ней понравились друг другу с первого взгляда. Меня привлекали многие женщины, и многих я любил, но Тереза! Это в первый раз!

Спустя неделю дон Мигель лично повел Терезу к алтарю замковой часовни, а потом со смешанным чувством грусти и умиления смотрел на расцветающую от счастья девушку и на ликующего Гачека.

Он был рад за новобрачных, и хотя в его жизни царила полная неразбериха, пусть хотя бы другие будут счастливы.

Де ла Верде тяжело дался разговор с матерью - донья Инесс была разъярена подобным исходом своего сватовства. Она и сейчас, мрачно наблюдала за обрядом, но все-таки выделила небольшое приданое девушке.

- Это судьба!- как-то грустно поделился с дядей дон Мигель. - Видимо, Бог обрек меня на бездетность или женщина, которая станет матерью моих детей, ещё не встретилась мне на пути!

- Всё может быть,- охотно согласился тот,- тридцать семь лет - не тот возраст, мой мальчик, когда нужно отчаиваться и заказывать по себе панихиду. Ты ещё достаточно молод, полон сил, и я уверен, что все ещё будет хорошо.



МОРАВИЯ.

Теперь, когда борьба за власть осталась позади, казалось, Генрих мог бы насладиться всеми преимуществами своего положения. Но, увы, проблемы и заботы окружали его, как мошкара гнилое яблоко.

То одно происшествие, то другое заставляло его день и ночь ломать голову, как не упустить с таким трудом добытую корону маркграфа. Он плохо спал и практически не отдыхал, потому что не имел возможности расслабиться и отвлечься от повседневных дел.

И поэтому, когда при дворе в сопровождении мрачного и хмурого Збирайды появилась пани Елена Лукаши, её приезд оказался своевременным.

Новая маркграфиня Анна-Мария Австрийская вместе со свекровью приняли юную девушку вполне благосклонно. В этом была большая заслуга матери Еленки - пани Марии, являющейся доверенным лицом обеих маркграфинь. Постоянные интриги, мелкие дрязги, сплетни, пересуды - пани Мария была не последним звеном в этой извечной круговерти дворцовой жизни. Ведь, как правило, чем меньше государство, тем изощреннее интриги при дворе властительных особ.

Впрочем, сиятельным дамам не было особого дела до какой-то деревенской девчонки, их мысли занимало совсем другое. Анна-Мария была озабоченна слухами о том, что у мужа есть любовница. Вдовствующая маркграфиня, как всегда утешала сноху:

- Что вы хотите, дорогая,- терпеливо толковала она,- ваш муж притягивает взоры всех женщин государства! Он молод, красив, да и, в определенном смысле, интересен не только как правитель. А Генрих, понятно, не ангел и не всегда может устоять перед искушениями бесстыдных девиц. Тем более, вы не можете жаловаться на его невнимание, коль находитесь в тягости. А беременные женщины малопривлекательны для мужчин. Потерпите, после родов супруг вернется к вам!

И вот в этой далеко не самой спокойной атмосфере маркграфского двора появилась ещё одна претендентка на сердце ветреного государя.

Можно только представить, что пережила Елена за это время, сколько слез пролила длинными, тоскливыми ночами, какое разочарование царило в её несчастном сердце, но она отнюдь не разлюбила отринувшего её мужчину. Мало того - Генрих был сосредоточием всех её мыслей и желаний.

И если при посторонних девушка и глаз не поднимала на возлюбленного, то когда была твердо уверена, что её никто не видит, часто бросала на него тоскливые влюбленные взгляды. Ей доставляло горькую, особенную радость просто смотреть на него. Принц же только досадливо морщился, если ловил взор черных блестящих глаз. Увы, если пани Елена его и интересовала, то только как прекрасная охотница, но... Генрих в ту пору на охоту не собирался!

Хотя, надо отдать Еленке справедливость - яркая броская красота приятно выделяла крестницу Збирайды из толпы достаточно блеклых дам, окружающих его жену. Анна-Мария не любила юных красавиц, всеми силами избавляясь от них или выдавая замуж. С вопросом о замужестве Елены она привязалась к супругу, едва девушка появилась в её покоях.

- Пани Лукаши вполне созрела для мужа! Надо бы подобрать ей подходящую пару,- заявила она Генриху во время очередного визита супруга на женскую половину,- и хотя девушка мила и услужлива, я все-таки предпочитаю фрейлин более почтенного возраста.

- Оно и понятно,- хмуро хмыкнул тот, чуть ли не брезгливо покосившись на чрево супруги,- но дорогая, резвушки то же необходимы, чтобы как можно скорее исполнять ваши повеления!

- Еленка, конечно, расторопна,- вынуждена была кисло изогнуть губы маркграфиня,- но вокруг неё крутится так много молодых людей, что я опасаюсь за нравственность юной девицы!

- Замужество - дело её крестного отца, дорогая,- увильнул от прямого ответа Генрих, которому была мало приятна информация о молодых людях, крутящихся вокруг девушки, - хотя я подумаю об этом!

Но бесконечные государственные дела отнимали у него слишком большое количество времени, чтобы мысли о Елене задержались в его голове на долгий срок. Маркграф напрочь забывал о ней, стоило покинуть покои жены, и вспоминал только в тот момент, когда натыкался взглядом на её почти всегда склоненную черноволосую головку во время очередного посещения женской половины.

Девушка очень быстро осознала, что её надеждам на взаимность не суждено сбыться, и что новые встречи с Генрихом ничего, кроме боли ей не принесут.

Так долго страдать Еленка не привыкла, да и не видела в этом толка. Хорошенько подумав, она решила поставить точку на их отношениях и начать, коль позволит Господь, все сначала. Не единственный же на земле мужчина маркграф, может быть, её вновь посетит любовь?

Положение девушки ещё осложнялось тем, что Збирайда, не имеющий возможности быть при ней неотлучно, попросил приглядеть за крестницей свою дальнюю родственницу - старую набожную деву, принадлежавшую к свите старой маркграфини. Пани Богумила знала о том, какие опасности подстерегают юных пани при дворе властителей, поэтому глаз с неё не спускала, всячески, кстати, препятствуя общению матери и Елены.

- Почему ты не настоишь, чтобы с крестного сняли опеку?- как-то выказала дочь свое недовольство пани Марии, выведенная из себя этим мелочным и неослабным контролем.

- Замок Лукаши заложен,- нехотя пояснила та,- и приданое может тебе дать только пан Ирджих. Отними я опеку, и ты останешься с носом. Конечно, твой отчим не выгонит мою дочь из своего дома, но у нас с ним свои дети и он никогда не согласится дать тебе денег. Придется терпеть! Хорошо хоть Стефания умерла, и ты получишь после смерти Анельки отцовский замок.

А вот Елена лучше бы вернулась к бабке, чем в замок Збирайды, где ей все напоминало о собственной беспримерной глупости и о незабываемом позоре. Но, так или иначе, а с таким унизительным положением надо было заканчивать.

Случай не преминул подвернуться.

В этот день у маркграфини сбежала болонка - противная мерзкая собачонка, которую австриячка обожала, и Еленку отправили на поиски в сад. Она тщетно обходила кусты в поисках вредной псины, когда наткнулась на медленно бредущего по дорожке Генриха, то же в окружении хорошо запомнившихся ей собак. Он о чем-то напряженно разговаривал с сопровождавшими его людьми, но на появление на своем пути девушки, все-таки отреагировал.

- Вы кого-то ищите, пани Елена?

Это было его первое обращение к ней с того страшного вечера в замке Збирайды, и девушка с трудом справившись со спазмом в горле, низко присела в ответ.

- Да, государь! Пропала собачка вашей жены - Татош, и меня послали искать!

- Мальтийская болонка,- брезгливо сморщился маркграф, - терпеть не могу маленьких собачек! Столько шума, а толку чуть.... Комок меха и не более! Пан Болеслав, поищите эту мерзость, а мы пока пройдемся с пани Еленой. Болит голова ото всех этих проблем, и болтовня с молоденькой девушкой меня развлечет.

И вот так неожиданно они остались вдвоем. Оробевшая от смущения девушка молчала, хотя и понимала, что более удобный случай объясниться, ей вряд ли ещё представится, но и Генрих тоже не склонен был разговаривать, о чем-то напряженно размышляя. Так они и шли рядом вдоль посадок старых яблонь, пока Генрих вдруг не остановился, внимательно посмотрев на свою взволнованную спутницу.

- Я перед вами виноват,- наконец, задумчиво высказался он,- мой долг - найти вам супруга, а за этими бесконечными делами всё недосуг об этом подумать!

Его матримониальные планы оказались для девушки неожиданностью, причем неприятной неожиданностью!

- Но я вовсе не хочу выходить замуж,- набралась храбрости заявить Елена, покраснев от собственной дерзости,- я хотела бы вернуться домой!

- Да?- надменно приподнял брови маркграф. - Но при последней нашей встрече вы изъявили желание появиться при дворе!

Всё было несколько иначе, но не указывать же ему на это!

- Тогда я ещё не понимала, как мне дорог мой дом! Я скучаю по Черному лесу!

- Черный лес,- жестко хмыкнул Генрих,- не то место, о котором стоит много говорить!

- Там мой дом,- стояла на своем Елена,- прошу вас, отпустите меня восвояси!

- Меня всегда поражала ваша настойчивость,- криво усмехнулся собеседник,- но это уже граничит с дерзостью! Многие отцы годами добиваются для своих дочерей чести служить маркграфине, а вы пренебрегаете подобным доверием?

Обвинение было для тех времен довольно серьезным, и сердце Елены екнуло куда-то вниз от ощущения катастрофы, но воинственная кровь венгерских предков не позволила ей скиснуть и отступить. Глаза девушки потускнели от боли, лицо осунулось, и все же она, гордо вздернув подбородок, возразила:

- Разве искренность такой уж серьезный недостаток, чтобы обвинить меня в пренебрежении своим долгом? Разве я не отдала своему сюзерену самое ценное, что имеет любая девушка, независимо от её положения? И..., - она набрала побольше воздуха в грудь и высказала на одном дыхании всё, что было на сердце, - я вижу, что мое чувство раздражает вашу светлость. Будьте милосердны! Позвольте мне удалиться.

Выпалив это признание, Елена сама пришла в ужас от собственной смелости. Горестно вскрикнув, она ринулась прочь.

Девушка бежала по дорожкам сада, даже не видя куда. Что она наделала?! Как она могла так резко и грубо разговаривать с таким высокопоставленным лицом? Не пострадает ли в результате её дерзости крестный?

Забравшись в самый отдаленный уголок сада, Еленка присела на низко опускающийся к земле сук дерева и, закрыв глаза, прижалась щекой к коре.

Сердце ныло и страдало от уязвленной гордости и боли неразделенной любви. Так долго сдерживаемые слезы потекли по щекам, и она навзрыд зарыдала. Привело её в чувство прикосновение к руке шершавого языка, старательно вылизывающего ладонь.

Девушка удивленно оторвала голову от ствола дерева и увидела, что у её ног добродушно виляет хвостом один из охотничьих псов Генриха. В глазах собаки отражалось искреннее сочувствие.

- Спасибо,- девушка грустно потрепала пса за холку,- хоть ты меня пожалел!

- Вы разочаровываете меня, пани Елена! Где же ваша неугомонность и отвага? Вы сломались от первого же жизненного препятствия на вашем пути, а это не к лицу бесстрашной девушке, которая чтобы проникнуть в спальню к любовнику, совершала чудеса ловкости и храбрости!

Елена испуганно оглянулась. Неподалеку, упершись о ствол дерева и рассеянно поигрывая какой-то веточкой, стоял задумчивый маркграф.

Девушка быстро соскочила с ветки и присела в растерянном поклоне. Генрих застал её рыдающей, раздавленной судьбой, с заплаканным лицом, тогда как она точно знала, что мужчины терпеть не могут женских слез. Об этом в свое время панночку предупреждала ещё умница Хеленка. Отчаяние с новой силой охватило Елену, парализуя и без того подавленную волю.

- Я прошу у вас позволения покинуть двор! - вяло пробубнила она, старательно избегая смотреть в лицо государю.

И, сложив руки на животе, девушка застыла, с замершим сердцем ожидая приговора. Генрих помолчал, затем свистнул собаке и, уже удаляясь, небрежно бросил через плечо.

- Я подумаю о вашей просьбе и сообщу о своем решении!

Всю ночь не спала Елена, терзаясь и мучаясь тем, что вела себя столь необдуманно дерзко. Однако, несмотря на все укоры рассудка, сердце твердило, что лучше разлука, чем безразлично-презрительное поведение любимого.

Елена не ожидала скорого ответа на свою просьбу и была неприятно удивлена, когда маркграф вызвал её к себе прямо с утра. Пани Богумила хотела сопровождать призреваемую, но старухе ясно дали понять, что её присутствие при разговоре Генриха и юной пани недопустимо.

С пылающими щеками и бешено стучавшим от волнения сердцем Еленка последовала вслед за слугой. Итак, её судьба сейчас решится, возможно, она увидит маркграфа в последний раз.

Пани Лукаши провели в заваленный бумагами кабинет Генриха.

Маркграф сидел за столом, уткнувшись в какие-то грамоты, и жестом указал ей на стоящую возле стены крытую ковровой тканью скамью. Елена осторожно, стараясь не мешать, села на самый краешек и приготовилась ждать, когда государь обратит на неё внимание.

Комната была просторной, но темной из-за разгулявшейся с самого утра непогоды. На большом столе правителя горели в канделябрах свечи и его лицо в их рассеянном свете, выглядело осунувшимся и усталым. Внезапно сердце Елены сжала, казалось бы, неуместная жалость - ей так хотелось приласкать его, но разве это было возможно?

Наконец, Генрих оторвал взгляд от бумаг, и утомленно потянувшись, встал с места. Взволнованная в ожидании приговора Елена крепко сжала руки.

- Так что ж,- тихо спросил он, присаживаясь рядом,- вы не успокоились за ночь, и по-прежнему хотите покинуть мой двор?

Сумасшедшая надежда захлестнула сердце девушки, и она робко и встревожено подняла на него загоревшийся взгляд. Насмешливые глаза мерцали совсем рядом, а смелая рука красноречиво легла ей на колено.

- Я буду благодарен, если вы все-таки изъявите желание остаться!

Ради него Еленка была способна на всё, но с единственным условием:

- Если только я вам нужна!

Генрих с легкой улыбкой оглядел свежее, хотя и измученное бессонной ночью лицо, умоляющие черные глаза и напрягшееся в ожидании плечи. Любовь этой девочки была столь явной, наивной и открытой, что оставалось только недоумевать, как ей удается скрывать свои чувства от посторонних.

- Конечно, нужна,- провел он пальцем по нежным губам собеседницы,- как никогда!

И маркграф отнюдь не лукавил. Вопрос со Стефанией ещё решался. Связываться с ещё какой-то женщиной не хотелось. Жена же никогда не привлекала его как женщина, а потребности мужского организма требовали своё!

Здесь надо отдать справедливость Генриху. Отвага девушки в свое время пришлась ему настолько по вкусу, что он, пожалев будущее сорвиголовы, довольно деликатно отказал ей от ложа. Можно даже сказать, что он симпатизировал отчаянной охотнице. Но если девчонка настолько влюблена, что с ума сходит от неразделенной страсти, глупо отказываться от её услуг!

Их губы слились в неторопливом, но глубоком поцелуе.

- Я надеюсь увидеть вас здесь,- прошептал, задыхаясь от вспыхнувшего желания Генрих, - завтра в это же время!

Елена так же трудом переводила дыхание, приводя с зардевшимся лицом в порядок лиф своего платья. Она с благодарной нежностью поцеловала милостиво протянутую ей руку маркграфа.

- А теперь идите, милая,- он вернулся к столу и опять погрузился в свои бумаги,- у меня масса дел!

Девушка поднялась с места и, чуть покачиваясь от головокружения, пошла к выходу из комнаты. Она была абсолютно счастлива. Маркграф же проводил её ладную фигурку заинтересованным мужским взглядом - похоже, восходила новая придворная звезда!

Всего лишь три месяца назад он приказал вынести из кабинета отцовскую кровать. Та стояла в нише, отгороженная от помещения тяжелой, расшитой золотом портьерой и служила местом отдыха для больного маркграфа. Его энергичному и деятельному наследнику отцовское ложе показалось бесполезным, и в заветной нише расположилась античная статуя Гермеса, а портьера была снята. И вот теперь вновь появилась надобность в отгороженной кровати - уединенней кабинета во всем дворце не было места. Матери и жене здесь делать нечего - действительно, прекрасное место для отдыха. Правда, совсем другого характера!

Весь последующий день счастливая Елена с трудом понимала, чего хотят от неё окружающие, и даже получила недовольное замечание от маркграфини, но ей было все равно.

Утром, после мессы, к девушке вновь подошел личный камердинер государя.

Затаив дыхание она перешагнула порог заветного кабинета. В этот раз Генрих не сидел за бумагами, а ждал юную любовницу.

- Дорогая,- деловито обернулся он к ней,- я рад вас видеть, хотя наше свидание, к сожалению, не будет долгим!

И, резко распахнув перед её носом портьеру, показал скрывающуюся там кровать.

Еленка смущенно покраснела. Уж слишком прямо шел Генрих к своей цели, но, может быть, так и надо?

Задыхаясь от волнения и стыда, она лихорадочно помогала торопящемуся любовнику избавить себя от лишних юбок и корсажа, охотно отвечая на его нетерпеливые поцелуи. Все происходило настолько быстро!

Страсть любовника не сразу нашла отклик в её теле - понадобилось не одно свидание в укромном уединении ниши, чтобы Елена в первый раз в своей жизни испытала наслаждение от занятий любовью.

- О, любовь моя!

- Вот теперь, наконец-то, ты стала женщиной, охотница!

Еленка с улыбкой прильнула благодарным поцелуем к губам маркграфа.

- Быть женщиной хорошо!

- А ещё лучше, быть моей женщиной!

Генрих был вполне доволен своей любовницей, она же окончательно лишилась разума от любви, и им мало было дела до окружающих. Так, ничего не значащий фон!

Первой о происходящем узнала Хеленка - с ней своим недоумением по поводу то и дело разорванных шнурков корсажа и рукавов юной панночки поделилась горничная девушки. Экономке не понадобилось много времени, чтобы понять, что происходит. Сияющие глаза счастливой Елены красноречиво говорили, что она влюблена, и не оставляло сомнений в кого!

Узнала о происходящем и старая маркграфиня. Она как-то попыталась по важному делу пройти в кабинет сына, и наткнулась на скрещенные пики.

- Что вы себе позволяете! - возмутилась высокородная дама.- Немедленно пропустите меня к его светлости!

- Государь занят и не велел никого пускать! - был неизменный ответ невозмутимых стражей.

Маркграфиня не стала настаивать, а, переступив через свою гордость, спряталась неподалеку. В таком деле не перепоручишь посторонним разузнать, чем так занят сын! И её настойчивость была вознаграждена - она увидела выскользнувшую из двери раскрасневшуюся Еленку.

- Ох,- недовольно сморщилась дама,- опять эти девицы Лукаши!

Но особого внимания на интрижку сына не обратила - какая-то юная глупая девчонка! Она очень быстро надоест Генриху, и нет оснований поднимать шум. И без того хватало забот!

Готовящаяся к родам сноха стала капризной и вздорной, изводя всех своими придирками и нытьем. Анна-Мария была настолько глупа, что никак не осознавала простой истины - чем сварливее она себя вела, тем с меньшей охотой навещал её муж. Но особо свекрови не понравилась неожиданно появившаяся в окружении снохи странная иноземка.

Мадам Аннет де Бревай прибыла в Моравию откуда-то из земель Иль-де-Франс с неясными целями. Её окружала небольшая свита молчаливых слуг, водились немалые деньги, но юная женщина упорно носила строгий траур.

- Мой муж - шевалье де Бревай почил от внезапной болезни,- пояснила она по прибытии маркграфской чете,- и я дала ему обет посетить все святые места, связанные с принятием христианства.

Объяснение весьма скользкое и непонятное. Таких мест по всей Европе великое множество, и чем так выделилась их Моравия, что дама решила приехать именно сюда?

Генрих насмешливо покосился на странницу, отметив про себя её отнюдь не благочестивый вид, да махнул рукой - мало ли всяких блажных потаскух шляется в поисках приключений по дорогам Европы?

Иль-де- Франс был настолько далеко, что никто не заподозрил гостью в шпионстве, зато та чуть ли не ужом вползла в сердце обычно недоверчивой и вздорной Анны-Марии. И это не смотря на красивое цветущее лицо, зеленые яркие глаза, рыжие роскошные волосы, и аппетитные формы, выпирающие из тесного корсажа как подоспевшая опара.

- Это слишком странно,- взволнованно делилась с сыном маркграфиня,- что этой женщине нужно от твоей жены?

Но Генрих только отмахнулся.

- Какими такими секретами владеет Анна-Мария, что их можно у неё выпытать? Как я храплю рядом с ней в постели? Очевидно, у француженки мозгов не больше, чем у мой тупоголовой жены, раз они с таким упоением треплют языками!

В какой-то степени он был прав, но на счет ума черной королевы сильно ошибался. Аннет знала, что делала, интимно шушукаясь с австриячкой.

- Мужчины так коварны,- делилась она конфиденциальным шепотом с охотно внимающей ей беременной государыней,- все как один! Когда я носила своего несчастного малютку, мой муж завел себе любовницу, и хотя о покойниках плохо не говорят...

- Его высочество, наверное, то же грешит с какой-то бесстыдницей! - тот час горестно пожаловалась в ответ на это признание Анна-Мария. - Он совсем равнодушен ко мне!

- Неужели,- возмущенно ахнула собеседница,- и хотя я вовсе не хочу настраивать вас против мужа, но имея такую привлекательную, разумную и добродетельную жену...

Даже самая безобразная женщина всегда найдет в себе достоинства, за которые их должны любить мужчины, будь то хоть ямочки за ушами. Мол, один раз разглядев это украшение, противоположный пол должен тот час лишиться разума от страсти, забыв и про длинный нос, и про горб, и про выпирающие зубы! Маркграфиня совсем уж безобразной тем паче не была, да ещё ей с детства втемяшили, что любой мужчина только тогда загорается любовью, когда осознает, насколько добродетельна его супруга.

Аннет, сделав подобный комплимент, попала в самую точку, и собеседница тот час проникалась к гостье невиданным доверием.

- Кто-нибудь видел эту скверную женщину? - сделала француженка недоверчивое лицо.- Может, вас обманывают завистники, желающие внести раскол в вашу семью!

- Ах, нет, - тоскливо вздохнула Анна-Мария, нервно погладив свое раздутое чрево,- он только что гостил во владениях барона Збирайды! Может, там нашел кого-нибудь!

Вот так в их разговоре впервые всплыло имя пана Ирджиха! Глаза собеседницы полыхнули зеленым пламенем, и она умно перевела разговор на другое. И никто не подозревал, что эта женщина в черном - бывшая королева из Копфлебенца. И что с интересом разглядывающий улицы Брно сухощавый мужчина лет тридцати пяти, вовсе не её секретарь, а Вальтер фон Валленберг, и что прибыли они сюда с вполне определенными целями, и что вскоре стараниями этой парочки... Впрочем, не будем забегать вперед.

Пан Ирджих с трудом выносил свое пребывание в Брно, то и дело отлучаясь по делам в свои земли. Лето, самый разгар уборки урожая, а он караулит глупую девчонку, когда день год кормит! Пришлось перевезти в город и Хеленку, чтобы та в его отсутствии приглядывала за домом, да за обиходом Елены. Но все равно, барон не находил себе места ни в родовом замке, ни при дворе.

- Да когда же я её выдам замуж,- скрежетал он зубами, жалуясь экономке на свою нелегкую долю,- и женихи вроде бы есть, да что-то постоянно не складывается! Вроде бы и лицом, и телом вышла, но почему-то шарахаются от неё молодые люди, стоит только начать ухаживать! Что с нашей Еленкой не так?

Хеленка только молчаливо прикусывала губу, уткнувшись носом в его плечо. Она бы могла ответить на этот вопрос - наверняка, стоило только, какому-нибудь молодому человеку приблизиться к Еленке, как в дело вмешивался Генрих, и все летело прахом. А между тем, между тем... муж беспечной девчонке уже становился необходим! Бедная экономка не знала, что делать! Рассказать Збирайде? Но тот в припадке бешенства мог и убить крестницу! Молчать? Но Хеленка хорошо знала, что плод внутри тела не рассосется и рано или поздно все выяснится, и тогда...

Встретиться с Генрихом было достаточно сложно. Что поделаешь, но пути холопов и государей очень редко перекрещиваются! Хеленка долго думала, взвешивала все за и против, и, наконец, решилась на отчаянный поступок.

В ближайшее воскресение маркграф со свитой стоял мессу в приходском костеле св. Петра, и когда по окончании службы уже собирался заскочить в седло, какая-то простолюдинка бросилась прямо под копыта коня.

- Государь, умоляю, выслушайте меня!

Конь испуганно заржал, попятившись от всадника, и перепуганная охрана бросилась к шальной бабе, чтобы оттащить её прочь. И тогда изумленный Генрих заметил отчаянно блеснувшие смутно знакомые глаза.

- Подождите! - властно остановил он охрану. - Чего тебе женщина?

- Это важно, господин, - тихо пробормотала та,- очень важно!

И только тут Генрих её признал.

- Хеленка?!

Он сделал знак своим людям, чтобы те оставили просительницу в покое. Но инцидент был замечен и остальными прихожанами, которые шумно обсуждая происшествие, окружили маркграфа плотной толпой. Пришлось приказать захватить женщину с собой, чтобы без помех обсудить её странное поведение уже в замке.

Но когда отряд маркграфа проскакал через подъемные ворота резиденции, то выяснилось, что его ждет гонец от Корвина со срочной депешей. Времени на Хеленку не оставалось. Пришлось отложить выяснение отношений с холопкой Збирайды на потом, а после маркграф и вовсе он о ней забыл.

Уже ночью, когда Генрих собирался укладываться в постель, камердинер тихонько осведомился:

- Что делать с женщиной, мой господин?

Маркграф удивленно на него воззрился.

- С какой женщиной?

- Которую мы привезли из города!

Генрих шутливо хлопнул себя по лбу.

- Хеленка! Она все ещё здесь?

- Сидит в караульном помещении!

- Ведите сюда!

- Но...

- Быстрее! Я не собираюсь ждать целую ночь!

По хорошему, нужно было, во-первых, хорошенько наказать дерзкую рабыню за такую выходку, а во-вторых, не в спальню её приглашать, а подержать пару недель взаперти. Но, что поделаешь! Неизвестно почему, но эта холопка чем-то пришлась по сердцу Генриху, и вызывала у него ничем необъяснимый, живейший интерес.

Вот и сейчас, стоило ей пересечь порог его комнаты, как он с очарованно замершим сердцем залюбовался мягкими и приятными движениями этой отнюдь не юной женщины.

- Государь,- между тем, упала та на колени,- позвольте вашей рабыне обратиться к вам!

Маркграф милостиво протянул ей руку для поцелуя.

- Любая подданная моего государства может обратиться ко мне с просьбой, - мягко пояснил он, - говори, женщина!

Хеленка отчаянно вздернула на него опечаленные глаза.

- Пани Елена, государь,- прошептала она,- пани Елена...

Генрих тот час нахмурился, и его лицо окаменело - почему-то он ожидал чего-то другого. Хотя и сам не знал, чего!

- Что... пани Елена?- грозно спросил он.

- Она носит ребенка, государь,- покрыла поцелуями его туфли испуганная этой внезапной холодностью холопка,- если узнает пан Ирджих., боюсь, он убьет нашу красавицу!

Что ж, забота этой женщины о юной пани была вполне оправдана - это маркграф отлично понимал. Он уже давно догадался, что его любовница носит ребенка. Об этом, в силу своей неопытности, не ведала пока только сама Еленка.

- И чего же ты хочешь от меня, прекрасная холопка?

Не смотря на всю серьезность ситуации, он умудрился смутить Хеленку этим своеобразным комплиментом.

- Мужа, государь, - потупилась она, нервно теребя передник,- мужа для панночки! Пока о её позоре не узнал весь свет!

Можно подумать, что Генрих сам этого не понимал, но, увы, ситуация уже вышла из-под его контроля. Начнем с того, что он не мог себя заставить расстаться с девушкой - стоило только подумать, что чьи-то ещё алчные губы будут целовать её тугие соблазнительные груди, как у него темнело в глазах от ревности. Да и тайна их отношений уже переставала быть секретом для придворной камарильи. Их и так слишком долго оставляли в покое, но потом все равно случилось неизбежное - кто-то что-то видел, поделился с кем-то другим, тот в свою очередь поведал, многое добавив от себя, третьим, и понеслось...

Вслед девушке уже летели презрительные шепотки и многозначительные взгляды, но влюбленные не обращали на эти досадные мелочи внимания до тех пор, пока в дело не влезала Анна-Мария. Разъяренная сплетнями и слухами маркграфиня в гневе обозвала Елену бесстыдницей, глупо обвинив в том, что та, дескать, испортила ей нитки для вышивания. И вот тогда терпение маркграфа лопнуло.

Надо сказать, юная любовница молчала о своих проблемах, но Генрих прекрасно знал, что ей приходится выносить по его вине. Ему обо всем докладывали многочисленные наушники и шпионы. Действительно, положение девушки, так безоглядно отдавшейся любви к нему, становилось очень сложным.

С супругой маркграф разобрался очень быстро.

- Мадам,- в гневе накричал он на неё,- как вы осмелились так низко пасть, так уронить себя в глазах подданных, позволив себе проявить недовольство мною, как супругом! Вы осмелились назвать бесстыдницей высокородную девицу, наслушавшись грязных и нелепых сплетен! Я не просто вами недоволен, я возмущен! Вы ведете себя неподобающим образом! Неужели только длительные раздумья в монастырских стенах помогут вам осознать всю возмутительность вашего поступка?

Анна-Мария заметно струсила. Генрих вполне свободно мог заставить её молиться, в какой-нибудь дальней обители, чуть ли не до конца дней. Утром следующего дня она была настолько подчеркнуто благосклонна к Елене, что та растерялась. Особенно, когда к ней подошла странная дама в черном - француженка мадам де Бревай, ставшая в последнее время тенью австриячки.

- Ах, милочка,- задушевно прошептала она ей на ухо,- не надо сердиться на её светлость! Сердце у маркграфини доброе, даже если она вгорячах и сказала, что-то невпопад!

И дама тайком передала девушке футляр с жемчужным ожерельем.

- Это, чтобы вам было легче забыть ссору!- заговорщески подмигнула она опешившей от такого странного благоволения Елене.

В силу своего возраста девушка не осознавала, что подобное заступничество, если и заставило высокородную даму унизиться перед юной фавориткой, то и выковало в её сердце непримиримую ненависть к девушке. И уж, конечно, отдав свое жемчужное ожерелье мадам де Бревай, маркграфиня высказала француженке все, что накипело на сердце.

- Юная наглая тварь! - гневно копалась дама в шкатулке с драгоценностями. - Что она себе позволяет! А Генрих..., да как он посмел меня так оскорбить! Было бы из-за кого? Какая-то смазливая глупая девка! Никогда Генрих не ставил своих любовниц выше жены!

Аннет спокойно слушала эти истеричные вопли, изредка согласно кивая головой, да добавляя время от времени удачно сказанным словцом масла в огонь.

А влюбленные и не подозревали, какие тучи сгущаются у них над головой, хотя конечно, проблем у них хватало. Моравия не Франция, где государь мог себе позволить открыто завести любовницу, здесь к подобным делам относились безо всякой снисходительности.

И если вопрос с женой маркграф решил радикально быстро и просто, то защитить беременную девушку от позора было задачей, непосильной даже для него. Хеленка права, как не жаль ему было расставаться с Еленой, как не обливалось кровью сердце, нужно позаботиться об отце для их будущего ребенка.

- Ты права, женщина! - уныло согласился он.

Сегодня день, вообще, не задался. Сначала неприятные известия от Корвина, потом заседание совета, и вот ещё проблема с Еленкой.

Сильно болела голова, и Генрих с тоской ожидал очередной бессонной ночи. Надо сказать, что с тех пор, как он стал маркграфом, количество таких ночей стало увеличиваться с катастрофической быстротой. У него и раньше плохо получалось отвлекаться от неприятных мыслей и проблем, а теперь сон и вовсе бежал прочь от измученного государя, как трус с поля боя. В результате мужчина постоянно не высыпался, со всеми вытекающими из этого последствиями.

Вот и сейчас боль в висках стала настолько острой, что он тихо застонал, схватившись за голову.

- О, государь,- легкие женские руки ласково обхватили затылок, доставив щекочущие, но приятные ощущения, - вам плохо? Давайте помогу! Будет лучше, если вы сядете, мой господин!

Что уж дальше делала холопка Збирайды, Генрих толком не понял.

Её пальцы нежно скользили по всей голове, вороша волосы и растирая кожу висков, и боль без боя отступала, пока не сменилась такой истомой, что голова маркграфа обессилено опустилась на пышную грудь целительницы. Она была такой мягкой и уютной, что его моментально окутало облако желанного и такого глубокого сна, о котором он уже давно забыл.

Проснулся Генрих, как всегда на рассвете, но настолько бодрым и выспавшимся, словно проспал не семь часов, а семь суток! Хеленки, понятно, возле него уже не было.

- Где женщина? - потягиваясь спросил он у камердинера.

- Ночь она провела в караульном помещении, но после открытия ворот, наверное, покинула замок!

Генрих задумчиво усмехнулся. Теперь становилось понятно, почему Хеленкой дорожил Збирайда.

Но прежде, все-таки нужно было поговорить с Еленой. На предложение выдать её замуж, девушка ответила решительным отказом.

- Никогда, чтобы не случилось, у меня не будет другого мужчины кроме вас! - сердито заявила она.

Любовники лежали в кровати, ещё даже не разомкнув объятий, когда Генрих затеял этот разговор.

- Ангел мой, в твоем чреве младенец!

Черные глаза Елены сверкнули было недоверием, но потом... потом она лихорадочно покрыла его всего поцелуями, а напоследок, взгромоздившись на любовника верхом, положила обе его руки себе на живот.

- Он там, да? - мечтательно улыбнулась девушка. - Как я счастлива!

- Любимая,- мягко увещевал глупышку поневоле растроганный такой искренней радостью маркграф, - незамужняя беременная девушка, не зависимо от того, кто отец её ребенка, становится в глазах окружающих блудницей.

- Мне всё равно! - шутливо подпрыгнула на его животе Елена.- Пусть сплетают языки!

- Дорогая, но вы должны думать не только о себе, но и о нашем младенце. Ему нужен отец!

И без того счастливые глаза засветились торжеством.

- Его отец вы, объявите мое дитя своим бастардом!

- Но ваше доброе имя!

- Быть матерью вашего ребенка - великая честь для меня, и я её ценю гораздо больше, чем замужество, - Елена покрыла поцелуями обнаженную грудь любовника,- стать любовницей такого мужчины как вы, не позорно! Это счастье, о котором мечтает любая из ваших подданных.

М-да! Генрих пожелал бы смерти любому, кто увидел его возлюбленную в костюме Евы. Да и вела она себя так, как будто только что пошепталась о своем, о женском, с библейским змеем, съев при этом ни одно, а целых десять яблок!

- Ваш крестный будет очень недоволен! - заметил маркграф, снисходительно поглаживая её по буйно кудрявившимся локонам.

- Мне все равно..., если вы меня разлюбите, я умру!

Генрих тяжело вздохнул.

Конечно, она не умрет, но Елена была настолько отчаянным человеком, что маркграф чувствовал ответственность за эту безрассудную пятнадцатилетнюю девчонку. Когда она умудрилась залезть в его сердце? Генриху льстило, что он сумел разбудить в этом ребенке такую бешеную страсть.

Вот если бы такие чувства к нему в свое время испытала Стефания! Увы, от Карела пока не поступило никаких известий о старшей пани Лукаши, хотя и прошло немало времени, с тех пор как он покинул Моравию.

Генриха ничуть не смущало его вожделение сразу же к двум сестрам. Подумаешь! Пусть Елена будет признанной фавориткой, а Стефания - тщательно скрываемой ото всех тайной. Он был молод, силен и вполне мог позволить себе иметь сразу двух любовниц.

Между тем размышляющему на эту тему Генриху и в голову не приходило, что не только он рассуждает о пленнице Копфлебенца, но и его юная любовница стала особым объектом заинтересованности Валленбергов.

Аннет старательно докладывала патрону все курсирующие среди придворных сплетни о новом увлечении маркграфа и жалобы маркграфини, не забывая при этом делиться и собственными наблюдениями.

- Пани Елена красивая, горячая и порывистая девочка! Мне, откровенно говоря, не понятно, чем она так вскружила голову Генриху, но он всерьез увлечен! Наорал на свою шлепогубую идиотку жену, едва та выразила недовольство его изменами. Ходят слухи, что пани Лукаши соблазняет маркграфа на грех прямо в рабочем кабинете.

Вальтер долго размышлял над словами Аннет.

- Знаешь,- задумчиво пробормотал он,- это нам на руку! Надо подумать..., хорошенько подумать!


ПАРИЖ.

А де ла Верда, по-прежнему, сновал между двумя странами. Он столько раз уже пересекал пролив, что, казалось, знал в лицо каждую волну угрюмого Ла-Манша.

Он мало тогда думал о личной жизни, и позволял себе вспоминать о погибшей жене только на вечерней молитве. И раз за разом, молясь за упокоение души Стефании, он вновь и вновь напоминал Всевышнему - его жена мертва! Невинно убиенная, чтобы там не толковал тонюсенький глас сомнения внутри! Мертва и всё!

Впрочем, дел было настолько много, что только оказавшись в Париже, дон Мигель позволял себе немного перевести дыхание и насладиться домашним уютом, который для него теперь создавала не только Хельга, но и Тереза.

Молодая женщина сразу же властной рукой забрала на себя бразды правления небольшим хозяйством графа. Если и были у них трения с немкой, то они остались от мужчин втайне. Присутствие хорошенькой испанки за столом придавало особую прелесть трапезам графа и секретаря.

Но вскоре их тихий мирок потрясла удивительная новость.

- Графиня жива,- довел до сведения де ла Верды секретарь, когда тот в очередной раз посетил Париж, - приехал её родственник - Карел Збирайда. Он имеет достоверные сведения, что донна Стефания находится в Копфлебенце, во владениях барона фон Валленберга.

Дон Мигель даже застонал от бессилья, болезненно уставившись на висящее на стене распятие:

- За что наказуешь, Господи? Конечно, я великий грешник, но этот крест слишком тяжел для меня!



МОРАВИЯ.

В последнее время Елена часто сталкивалась с приезжей француженкой мадам Аннет де Бревай. Иногда ей даже казалось, что куда бы она ни направилась, на дороге всегда оказывалась эта рыжая дама с приторной улыбкой.

Иноземка, конечно, была красива, но девушке почему-то бросалась в глаза её неискренность, фальшивая слащавость и манерность.

Впрочем, у неё у самой было слишком много проблем, чтобы думать о какой-то пришлой француженке. Отношения между крестницей и бароном, хотя пан Ирджих и не знал всей правды, становились все более и более натянутыми.

Как Еленка не хорохорилась, толкуя Генриху о внебрачном ребенке, чем более округлялась её талия, тем сильнее девушке становилось не по себе, и от хмурых взглядов придворных, и от откровенной ненависти маркграфини, и от предчувствия грядущего скандала с крестным отцом. И лишь любовь давала ей силы вызывающе смотреть в будущее. Именно вызывающе - чувство, по-своему гордое и смелое, но далеко не самое уютное, когда ждешь младенца.

Вот поэтому, привыкнув к излишним знакам внимания мадам Аннет, Елена не проявила никакого удивления, когда француженка как-то вечером предложила подвезти её до дома в своем портшезе.

Девушка как раз растерянно оглядывалась в поисках куда-то запропастившихся слуг, когда дама внезапно появилась из-за спины.

- Её высочество вас сегодня слишком задержала,- сочувственно заметила иноземка,- вот эти бездельники и утомились дожидаться! Наверное, сидят, в каком-нибудь шинке! Я собираюсь навестить монастырь цистерцианок, так что нам по пути!

Пани Лукаши не особо хотелось принимать приглашение этой особы, но с другой стороны, она так разозлилась на холопов, что решила их проучить. Пусть побегают, поищут, а потом ответят перед Збирайдой, как получилось, что их госпожу везут домой посторонние люди! Где бедной девушке было знать, что слуги с проломленными головами уже плывут вниз по течению Свратки.

- Ах, милая пани, составьте мне компанию, - между тем источала мед француженка,- поболтаем по-дружески!

Елена пристроилась в носилках. Некоторое время был слышен голос только мадам де Бревай.

- Ах, дорогая, вы ещё так плохо знаете жизнь! - убежденно толковала дама. - Любовь - вещь по-своему очень хорошая, но, увы, мужчины так изменчивы в своих вкусах! Доверившая свое сердце страсти женщина напоминает прохожего, мимо которого промчался всадник на быстром скакуне - толком ничего не разглядишь, да и не поймешь, и только пыль сожаления опускается на израненную душу!

Её юная спутница промолчала. Подобное сравнение не имело у неё особого успеха.

- Мужчины очень эгоистичны, и мало думают о последствиях любви!

И опять не угадала лукавая француженка. Её Генрих был совсем иным!

- Ты, милочка, являешься для нашего маркграфа всего лишь временным замещением в его постели женщины, которую он давно и страстно любит. Его светлость без ума от твоей сестры!

Елена ошеломленно покосилась на едва виднеющееся в сумраке портшеза лицо собеседницы. Уж не издевается ли над ней велеречивая иноземка? Причем здесь покойница Стефка?

- Здесь так темно! - хмуро заметила пани Лукаши.

Но стоило ей только потянуть руку к занавесам, как француженка резко вернула вощеную ткань на место.

- Что за беда, на улице все равно мрак!

Между тем, портшез внезапно остановился. Елена удивилась.

- Неужели мы уже приехали?

- За интересной беседой время бежит быстро!

Но когда она все-таки откинула полог портшеза и выглянула наружу, то увидела, что находится в незнакомом месте, да ещё в окружении странных людей. Хорошо вооруженные рыцари, почему-то плотно окружили носилки, как будто там находились не две беззащитные женщины, а пресловутый дракон.

- Пресвятая Дева,- ахнула изумленная девушка,- где это мы?

Может, она бы и ещё что-то сказала, но остро и противно пахнущая тряпка залепила лицо, и пока возмущенная Елена брыкалась, стремясь освободиться, сознание её покинуло.

Когда она пришла в себя, отряд Вальтера фон Валленберга уже был далеко от Брно. Трирцы успели выскользнуть из Старобрненских городских ворот перед самым закрытием, когда уставшие за день стражники уже не особенно усердствовали в досмотре, торопясь на покой, поэтому никто не обратил внимания на большой тюк, перекинутый через седло одного из скакунов.

Когда границы городских владений остались позади, Вальтер пересадил бесчувственную пленницу в свое седло, поэтому его лицо было первым, что она увидела, вышедши из забытья.

- Кто вы? - в ужасе пробормотала Еленка, едва шевеля распухшим от жажды языком.

Голова несчастной девушки раскалывалась от боли, и она с трудом соображала, что происходит. Кто её везет, куда? Но Вальтер не поспешил пояснить юной пленнице суть происходящего.

- Вскоре вы все поймете, пани Лукаши, потерпите немного!

- Но...

- Вы все узнаете позже!

На следующей остановке юную пани окончательно освободили от пут и посадили на лошадь, дав возможность продолжать путь самостоятельно. Как не была поражена девушка похищением, но ей ничего не оставалось, как следовать за незнакомцами. Елена была прекрасной наездницей, неутомимой и выносливой, поэтому, не смотря на беременность и осеннюю распутицу, не выказывала признаков усталости, хотя Вальтер не раз с тревогой посматривал на пленницу.

Все эти дни, опасаясь погони, их отряд скакал практически без отдыха, стремясь к встрече с отрядом старшего фон Валленберга. И вот из-за очередного поворота поросшей густым лесом, вьющейся по перевалам дороги показалась колонна, закованных в сверкающие латы рыцарей. Колеблющийся на ветру стяг сразу же подсказал Вальтеру, что это тот самый отряд, которого они так дожидались, а вскоре он узнал и роскошные, с изображениями сокола латы Гуго и его шлем, украшенный той же птицей.

- Мой брат встречает вас как дорогую гостью, пани Лукаши!- чуть наклонился он к Елене.

- Ваш брат?

Черные глаза девушки с таким недоумением уставились на собеседника, что тот все-таки счел нужным сообщить.

- Мой брат - барон Гуго фон Валленберг счел нужным лично вас поприветствовать!

А вот теперь самое время объяснить, почему братья Валленберги заинтересовались Брно и пани Лукаши, и зачем похитили юную возлюбленную маркграфа.



КАРЕЛ И ВАЛЛЕНБЕРГИ.

Карел не особо ломал себе голову над выполнением поручения маркграфа. Ему было все ясно с самого начала.

Стефания, живая или мертвая, все равно была отрезанным ломтем и принадлежала своему мужу. Де ла Верда не пользовался любовью их семьи, и, по общему убеждению, оказался отвратительным мужем для сестры. Конечно, Збирайды не знали и тысячной доли происходящего с юной женщиной в этом нежеланном браке, но и того, что стало известным - было достаточно! Мужчина, не могущий обеспечить безопасность своей жены, не достоин уважения, и неважно, какими титулами он осыпан и сколько владений имеет!

Но, так или иначе, такова судьба Стефки! Раз Господь в своей мудрости решил, что граф станет её супругом, знать так тому и быть. Пусть терпит бедняжка, на том свете ей это зачтется.

И однозначно, маркграф в этой истории явно лишний, как бы ни облизывался он на красавицу. Но Генрих был его сюзереном, и Карел не мог прочитать ему проповедь о целомудрии и отказаться выполнять поручение. Что толку? Во-первых, маркграф мог поручить это дело и кому-нибудь другому, а вот он бы навсегда потерял надежду хоть чего-то добиться в жизни. Во-вторых, дело было все-таки семейным. И кто, как не брат должен был помочь сестре освободиться из заточения?

Всё представлялось Карелу довольно простым. Откажет ли ему фон Валленберг в выдаче Стефки или наоборот, он обо всем сообщит супругу сестры, и тем самым и поручение маркграфа выполнит, и совесть свою успокоит. А вот какие силы он приведет в движение, шевельнув это баронское гнездо, ему и в голову не приходило!

Надо сказать, что сразу же все пошло не так, как задумывалось. Когда после долгого пути Карел в окружении нескольких человек сопровождения подъехал к монументальной крепости, то его не подпустили даже к первым воротам, нагло задрав подъемный мост прямо перед носом путешественников.

- Его милости, барона фон Валленберга дома нет! - проорал со стены караульный.

- Но кто-то же есть, с кем бы я мог обсудить свое дело?

- Когда господин прибудет в Копфлебенц, с ним и будете обсуждать!

- Я могу его подождать!

- В Трир поезжайте, добрый человек, в Трир! У нас нет странноприимного дома!

Вот таким образом молодой Збирайда и оказался в Трире - небольшом старинном архиепископском городе. Он немедля стал собирать сведения о Валленбергах, и вскоре понял, что это весьма неблагодарное дело.

Архиепископство Трира было важным церковным княжеством Священной Римской империи. Архиепископ Трира был вторым по чести из семи выборщиков Священной Римской империи. Ему была дана особая привилегия, по просьбе архиепископа Майнца, первым оглашать результаты выборов и имя нового императора. Церковное княжество включало города Кобленц и Трир, крепость Эренбрайтштайн, Кокхайм, Боппард и эксклавы в графстве Лимбург, герцогстве Шёнбург, Эгер, Монтабор, Майен, Даун, княжество Вормс, часть города Ладенбург, княжеское аббатство Прюм.

В общем, трирские архиепископы были далеко не последними людьми в иерархии Священной Римской империи, но к своим непосредственным вассалам фон Валленбергам относились с подозрительной враждебностью.

- Еретики,- как-то с нескрываемой ненавистью пояснил любопытствующему чужеземцу один из архиепископских викариев,- все Валленберги - еретики! И они рано или поздно дождутся костра, но у этих нечестивцев слишком могущественные покровители. Попробуй, сунься к ним - одну головную боль только и заработаешь!

И это была практически самая исчерпывающая и многословная характеристика Валленбергов. Остальные опрошенные отделывались лишь краткими замечаниями.

- Женат лишь только младший фон Валленберг, а сам барон пока холост!

- Говорят, есть у него любовницы, но кто? Черт его знает!

- Пленницы? Да пес его знает, какие у него там пленницы! Наверное, есть! Но нам до этого нет никакого дела!

- Шахматисты они! Малость свихнулись на этом деле.

В той или иной интерпретации все лишь вторили друг другу, да и то неохотно. Вот и получалось, что Валленберги проживали от Трира в паре часов пути, а сведения о них были не менее туманные, чем о маврах или песьеголовцах.

Однако всё, что происходило в Трире, оказывается, было хорошо известно в Копфлебенце.

В ожидании барона скучающий Карел часами бродил по узким улочкам старинного города, любуясь базиликами и храмами, бесцельно толкаясь на рынке и изучая содержимое лавок. И как-то на площади базилики св. Петра к нему подошел богато и щегольски одетый мужчина лет тридцати с хвостиком. Тонкое лицо незнакомца освещалось спокойными серыми глазами. Августовский день был жарок, но, похоже, мужчина не потел под бархатом котарди, настолько бледной и холодной на вид выглядела кожа его высокого лба под плоским шапероном.

- Я слышал, вы интересуетесь Валленбергами? - равнодушно спросил он.

Карел с любопытством окинул взглядом нежданного собеседника. Перед ним был человек явно высокого происхождения.

- Да! - настороженно откликнулся он. - Я приехал издалека, чтобы увидеть барона, но его нет дома!

- Издалека? Откуда же?

- Из Моравии, рыцарь!

Брови незнакомца удивленно взмыли вверх.

- Из Моравии? Действительно, путь не близкий! И что же вам нужно от Валленбергов?

Его любопытство можно было бы назвать навязчивым, но это слово не подходило к той ледяной отрешенности, которая светилась во всех жестах мужчины. Странный человек!

- У меня приватное дело,- Карел резко отказался удовлетворить его любопытство,- это касается только меня и Валленбергов!

Неожиданно незнакомец хмуро хмыкнул.

- А я и есть фон Валленберг! Вальтер фон Валленберг! Мой брат в Риме, и в его отсутствии я веду дела Копфлебенца! Итак, кто вы и что вам нужно? Почему вы беспокоите жителей Трира расспросами о моей семье?

Карел обомлел от неожиданности. Он не был готов вести такой важный разговор, вот так - походя, посередине полной народа площади, но Вальтер терпеливо ждал объяснений.

- Почти полтора года назад пропала моя родственница - пани Стефания, графиня де ла Верда! Мой господин - маркграф Моравский получил известие, что она находится в Копфлебенце!

Валленберг вполне правдоподобно недоуменно пожал плечами.

- Я не знаю, откуда у него такие сведения! В наших владениях нет такой женщины!

В его взоре сквозило такое невозмутимое равнодушие, что Карелу стало неуютно.

- Может, женщина находится у вас под другим именем? Его высочество уверил меня в достоверности этих сведений! Поймите, речь идет о моей сестре!

- Я понимаю ваше беспокойство, но его высочество ввели в заблуждение!

Что ж, оставался последний аргумент.

- Маркграф велел передать, что условия сделки нужно выполнять, иначе репутации вашего брата придет конец!

Вот только сейчас, похоже, Карелу удалось пробить безразличие собеседника. По крайней мере, его тонкие, словно нарисованные брови чуть дрогнули.

- Вы говорите загадками!

- Ключ от этой загадки в руках моего господина. Я всего лишь передал слова, но не знаю, что они означают!

Столь подробное пояснение понадобилось Карелу, потому что он неожиданно почувствовал смертельную опасность. Она ледяными волнами исходила от стоящего напротив человека, и молодой Збирайда догадался, что ему все-таки удалось ощутимо зацепить Валленбергов за живое.

Но Вальтер больше ничем не выказал своего беспокойства. Наоборот, он вяло посоветовал собеседнику:

- Я мало осведомлен в делах моего брата, поэтому будет лучше, если вы все-таки дождетесь барона!

- Но как долго мне его ждать?

- Думаю, не дольше месяца. Мой брат уже заканчивает свои дела в Риме, и вскоре вернется домой!

Карел зло выругался про себя, но ему не оставалось ничего другого, как бесцельно проедать выделенные Генрихом деньги в местных харчевнях.

Вальтер, между тем, вернулся в Копфлебенц озадаченным и расстроенным.

Конечно, он прекрасно осознал всю важность угрозы Генриха Моравского. Достаточно нескольких сказанных кому надо слов, и их хорошо налаженный фамильный бизнес постигнет катастрофа. Тайный поток золота, позволяющий Валленбергам все эти годы жить по собственному вкусу, тот час иссякнет, и начнутся далеко идущие неприятности. Но и выдать графиню сластолюбивому маркграфу было невозможно. Любовница брата ждала уже второго ребенка, и между ней и Гуго царило радующее весь замок согласие. Ещё Вальтера занимал вопрос, откуда маркграфу стало известно об обмане, но и это могло и подождать.

Вариантов возможных действий у младшего фон Валленберга было мало. Он толком не знал, что предпринять, но зато хорошо понимал, что время работает не на него. После напряженных раздумий о сложившейся ситуации Вальтер написал брату письмо и вызвал к себе Аннет.

- Собирайтесь в поездку, мадам,- приказал он черной королеве,- нам предстоит работа в Моравии. У вас хорошая головка, и если вы сумеете себя показать, то получите возможность снять черные одежды и выбрать мужа по вкусу!

Почему он тогда остановил выбор на Аннет? Потому что был высокого мнения о способностях бывшей королевы, да и прекрасно понимал, что его открытое появление в Моравии невозможно. Зато не было ничего проще, чем затесаться в свите красивой путешественницы. Женская красота всегда отвлекает внимание, обезоруживает, расслабляет и является лучшим прикрытием для шпионской деятельности.

Когда фон Валленберг пересек границы Моравии, он с трудом представлял, что ему нужно отыскать, но был уверен, что обязательно нащупает слабое место маркграфа, после чего уже будет значительно легче заткнуть рот этому ушлому государю. И нашел!

Аннет пришлось оставить в Моравии, для того, чтобы через неё диктовать Генриху условия Валленбергов, а Еленка становилась в этой грязной игре пресловутой обменной монетой. Оставалось только надеяться, что младшая сестра не менее дорога своему любовнику, чем Стефания.




ВСТРЕЧА.

Елена, конечно же, не подозревала, через какое испытание ей предстоит пройти. Девушка во все глаза смотрела на подъезжающий отряд.

- Кто этот высокий, могучий рыцарь? Ни разу не видела людей такой стати!

- Мой брат - Гуго фон Валлеберг отнюдь не дурен,- загадочно хмыкнул Вальтер, - но этим отнюдь не измеряются все его достоинства. Впрочем, вам предстоит это вскоре узнать!

Между тем два, двигающихся навстречу друг другу отряда, наконец-то встретились.

Барон не был в Риме, но дела, которыми занимался старший фон Валленберг, требовали особой тайны, поэтому его истинное место пребывания так тщательно и скрывалось. И вот теперь ему пришлось все бросить и устремиться на встречу с братом к границам Моравии.

Спешившись при помощи оруженосца, он галантно преклонил колено перед лошадью Елены. Девушка зачаровано смотрела, как он прикладывает к шлему подол её пропыленного дорожного платья, как светятся из-под открытого забрала небольшие в окружении светлых ресниц ярко-синие глаза. Она догадалась, что этот человек и есть главная фигура в её похищении, хотя от этой догадки ситуация не становилась понятнее.

- Мой брат, двенадцатый барон Гуго фон Валленберг,- церемонно представил его Вальтер, и тут же добавил, уже обращаясь к брату- пани Елена Лукаши, родная сестра графини де ла Верда, мадам Стефании.

Еленка удивилась, услышав имя сестры, но, тем не менее, приветственно качнула головой. Барон при помощи оруженосцев вновь забрался на коня. Весь отряд перестроился, и они двинулись по направлению к Вене.

Поначалу спутники ехали молча. Смущенная Елена, опустив глаза, ловила на себе внимательный взгляд барона, откровенно разглядывающего пленницу.

- Вы, пани Елена, красивая девушка! - наконец, проскрежетал тот весьма неприятным голосом.

- Благодарю вас,- и Елена решила воспользоваться оказией, чтобы разузнать, что этим людям нужно от неё,- но, может, хоть вы мне объясните, что происходит?

Но барон даже и не подумал ответить на прямо поставленный вопрос.

- И как же такая прелестная пани умудрилась настолько себя уронить, заняв малопочтенное место куртизанки при распутном властителе?

Елена надменно глянула на неприятного собеседника. Невоспитанный медведь! Вот ещё, будет она с ним объясняться!

- Кто вам дал право судить меня?

- Никто,- охотно согласился барон,- но у любого прохожего есть право кинуть в выставленную на паперти шлюху кусок грязи! Право нормального человека считать распутницей женщину, добровольно укладывающуюся в постель женатого мужчины!

- Да, как вы смеете! - от возмущения у девушки перехватило дыхание.

Но барон продолжил холодно и убежденно высказывать свои оскорбительные сентенции:

- Ваши высокородные предки преданно служили короне, показывая чудеса отваги и храбрости и не жалея своей жизни, именно за тем, чтобы их будущим дочерям и внучкам не приходилось, как простым смердкам, задирать подол перед каждым желающим их взять! Они кровью заслужили право на уважение своих женщин, а вы им плюнули прямо в лицо, расставив ноги перед мужчиной, который презирает вас!

- Генрих не презирает меня! - от унижения из глаз Елены хлынули слезы.

- Да!- издевательски протянул фон Валленберг,- неужели маркграф вас любит? Тогда почему он фамилию Лукаши выставил на всеобщее поругание? Почему он позволяет себе задерживать вас в своих покоях? Почему он не выдал вас замуж?

- Я сама не захотела этого!

- О, да,- кивнул, ухмыляясь, собеседник,- а он вас послушался! Генрих, конечно, не понимает, что вам всего пятнадцать и в голове у вас зияющая пустота, что вас надо за волосы оттащить к алтарю, хотя бы ради вашего чрева?

- Он признает ребенка бастардом!

- Допустим, но что после ждет вас? Официально признанная потаскуха! Представляю, что сейчас творится на душе у пана Збирайды.

- Крестный ничего не знает!

- Надолго ли?

- Но у всех властителей есть фаворитки,- Елене надоело оправдываться, и она перешла к нападению,- мой ребенок получит и титул, и земли, по праву своего высокого происхождения!

- О да, куда уж высокороднее! Сын куртизанки! Через год вы приедитесь своему любовнику, и ему захочется новых женщин, а ваша жизнь станет такой, что и монастырскую келью вы примете с радостью.

- Даже если и так,- презрительно сверкнула на него полными слез глазами Елена,- это мое дело!

Она вовсе не собиралась сдаваться, и чем оскорбительнее звучали обвинения барона, тем большую ярость и желание сопротивляться возбуждали. Неотесанный деревенщина, да что он мог знать об истинной любви и женском сердце!

- Зато,- мстительно заявила она, дерзко вздернув вверх подбородок, - я люблю мужчину, которого выбрала сама, а не того, которого навязали родители! И даже пусть потом будет монастырь, но год, два, день, неделю - сколько даст судьба, но в любви и страсти, а не в слезах и смиреной ненависти!

Удивительно, но в этот раз барон не нашелся, что сказать. Некоторое время братья задумчиво улыбаясь, молчаливо ехали рядом.

- Ты уверен Вальтер, что ничего не перепутал,- наконец, насмешливо спросил фон Валленберг брата,- они, действительно, сестры? В них же нет ничего общего!

- Подбородок,- серьезно пояснил Вальтер,- и лоб, особенно когда сердятся! Да и в характере есть кое-что общее - полная безголовость в подчинении у чувств!

Но Гуго лишь снисходительно покрутил головой, вновь остановив изучающий взгляд на пылающей гневом Еленке.

- Вам всего пятнадцать лет, пани Лукаши, только это и оправдывает вашу непроходимую глупость в моих глазах,- наконец, тяжело вздохнул он,- у вас такое же представление о чувствах мужчин, как у строгой жизни монашки о плотском грехе!

- Если я так непроходимо глупа, то к чему этот разговор?

- Надо же как-то сократить путь!

После такого нелицеприятного обмена любезностями беседа заглохла. Братья, правда, обменивались краткими репликами на трирском диалекте, который хорошо говорившая по-немецки Елена понимала через слово, но это были ничего незначащие фразы.

Несмотря на отчаянную браваду, она все-таки робела перед бароном. В его присутствии девушка чувствовала себя маленькой глупой девчонкой, которую застали в кладовой за кражей сахара, и ей это мало нравилось. Может, поэтому Елена дерзила барону и старалась выглядеть независимой и смелой?

Вскоре путники остановились на ночь в придорожной харчевне. Это была уже территория Австрийского герцогства, и путники немного расслабились.

Кстати, в гостинице пани дожидались служанки - две опрятные сильные немки, которые помогли ей вымыться с дороги, переодели и накормили. Елена с наслаждением вытянулась на простынях с незнакомыми гербами. Но девушки и на ночь не покинули её, оставшись ночевать с ней в одной комнате, и какой усталой не была пани, до неё быстро дошло, что это не столько горничные, сколько надзирательницы.

Путешествие в неизвестность она уже продолжила в тряской карете, и к вечеру следующего дня мягкую подушку укатанной дороги сменило звонкое дребезжание колес по брусчатке. Высунувшись из окна Елена увидела перед собой каменные дома вдоль узких улочек какого-то города.

- Вена,- пояснила ей служанка,- скоро ваша милость приедет домой!

- Мой дом отсюда очень далеко!

Острой болью кольнула в сердце тоска по дому. В памяти вспыхнули искрошившиеся башни и стены замка Лукаши, подслеповатое сморщенное лицо бабки Анельки.

Девушке было очень страшно. Как не ломала себе голову Елена, она никак не могла понять цели своего похищения. Куда она попала? Что её здесь ждет? Увидит ли когда-нибудь родной замок?



ПЕРЕПОЛОХ.

Если бы Елена знала, что близкие далеко не сразу хватятся пропажи, то ей, наверное, стало бы очень неприятно. Когда девушка на ночь глядя не появилась дома, то об этом сразу же доложила Збирайде обеспокоенная Хеленка.

Барон по своему обыкновению ждал экономку в постели.

- Наверное, - беспечно потянулся тот,- осталась ночевать в покоях маркграфини, иначе бы холопы подняли переполох!

Хеленка была другого мнения о причине отсутствия Елены, решив, что обезумевшая от страсти девчонка не смогла расстаться с любовником!

- Но все-таки могла бы и предупредить! - после некоторого раздумья нахмурился пан Ирджих. - Напомни мне завтра! Устрою ей основательную головомойку!

Хеленка задержала дыхание, выслушав его недовольство, и перевела разговор на хозяйственные дела.

Когда барон уснул, крепко прижимая её к себе, женщина смогла задуматься о том, что происходит между маркграфом и Еленкой. Она ждала больших неприятностей! И как знать, как отреагирует на бесчестье крестницы пан Ирджих? Могла пострадать и её голова.

Утро принесло новые тревоги. Еленка так и не появилась дома. Обеспокоенная Хеленка послала холопов разузнать, что-либо о юной пани, но те вернулись ни с чем. Збирайда же до позднего вечера пробыл где-то в городе, а ввалившись в спальню пьяный, наотрез отказался обсуждать дочь.

- Еленка? - пьяно пробормотал он. - В спаленке, поди! Не забивай мне голову всякими глупостями!

Понимая, что толку от пьяного буяна мало, Хеленка угомонила капризного сюзерена, но утром, не успел тот с похмелья продрать глаза, обрушилась на него:

- Девочка вторую ночь не ночует дома, мало ли что могло случиться? - позволила она себе в кои-то веки возмутиться. - Поезжайте в замок и наведите справки!

Мучавшийся головной болью Збирайда выругался, причем досталось и экономке, но опохмелившись, все-таки выехал из дома. Он и сам уже понимал, что здесь что-то не ладно. Осторожно кое-кого порасспросив, барон узнал, что две последние ночи маркграф провел, заседая с советниками по поводу новых требований неугомонного короля венгров Корвина, а маркграфиня со вчерашнего дня в отъезде на богомолье.

Допрошенная дворцовая челядь только недоуменно морщила лоб, с трудом вспоминая, когда последний раз видела пани Лукаши. Получалось, что девчонка мелькала в коридорах резиденции, где-то дня два назад. Все это настолько встревожило отца, что он попросил, не смотря на острую неприязнь, аудиенции у маркграфа.

Генрих его принял только во второй половине дня.

- Пропала, - рассеянно удивился тот,- но... как это могло случиться? Ладно, Стефка, а Еленка-то кому могла понадобиться?

Своевременное напоминание! И вот только теперь впавший в панику от ужаса Збирайда начал тщательный розыск, и выяснил, что вместе с дочерью исчезли и отвечающие за её безопасность слуги.

- Украли,- ахнул он, - опять украли! Да что я за несчастный?! Почему именно мои девочки глянутся всяким бесчестным негодяям!

Вот теперь уже и обеспокоенный Генрих вместе с отчаявшимся отцом взялся за розыск. Но пять лет назад было хотя бы понятно, в какой стороне искать, а сейчас?

Вскоре по дворцу поползли слухи о странной пропаже любовницы маркграфа. Они настолько обеспокоили архиепископа Моравского Антония, что тот решился встрять в альковные дела правителя.

- Мне очень горько, сын мой, начинать этот разговор,- после большой службы священнослужитель пригласил маркграфа к себе в ризницу,- но это мой долг пастыря!

Генрих раздраженно прикусил губу, но не осмелился перебивать такое высокое духовное лицо.

- Ходят пугающие слухи о непотребстве в вашей постели,- продолжил тот,- злые языки доносят до меня имя юной пани Лукаши - крестницы барона Збирайды!

- Я много работаю, иногда нервы совсем на пределе,- пожаловался смущенный маркграф,- надо же хотя бы немного рассеяться!

- Но не позорить же имя высокородной девицы! Да и о жене не нужно забывать! С тех пор, как она родила, вы ни разу не посетили её спальни, а новый ребенок только укрепит династию. Мало ли что может случиться? Маркграфиня жалуется духовнику на ваше пренебрежение. Кстати, что там с Еленой Лукаши? Куда исчезла эта девушка?

- Не знаю, но мои люди ищут её!

- Вы должны были и это учесть, - укорил его архиепископ, - недостойная связь с высокородной девицей, которая терпит прилюдный позор, не делает вам чести в глазах подданных. Как только вы убедились, что она понесла, надо было срочно её выдать замуж! Почему вы этого не сделали?

- Она не захотела!

- Конечно, прелюбодействовать гораздо приятнее, но вы-то должны были настоять на своем! Крестный отец пани в курсе ваших отношений?

- Нет!- облегченно перевел дыхание Генрих.

Но прелат лишь покачал головой.

- Как вы можете быть в этом уверены, когда слухами наполнены все коридоры вашего замка? А вдруг это барон убил свою крестницу, не выдержав позора?

Генрих прекрасно знал, что это не так, но разубеждать архиепископа не стал.

- Я проведу тщательное дознание! - твердо пообещал он его преосвященству.

Ответ на свои вопросы, уже потерявший надежду увидеть юную возлюбленную Генрих получил лишь на пятый день. Кто-то неизвестный подкинул условия обмена прямо под дверь его покоев. Валленберги в свойственной им наглой манере потребовали от маркграфа письменных подтверждений в том, что они выполнили взятые на себя обязательства, и даже обговаривали, в чем конкретно эти обязательства заключались. Подписать такое было смерти подобно, и надо было бы с гневом отказаться, но на другой чаше весов находилась похищенная Елена. Генрих прекрасно понимал, в какой опасности находится девушка.

Но прежде маркграф пожелал выяснить, что же произошло.

Шпильберг был наводнен соглядатаями, и ему понадобилось всего лишь два дня, чтобы найти свидетелей похищения, и тут же всплыло имя приезжей француженки - мадам де Бревай.

Маркграф не пожелал тратить попусту время на уговоры. Он был настолько зол и обеспокоен, что устроил допрос чужеземке прямиком в пыточной камере страшных подземелий.

Аннет нервно оглядела раскаленные в жаровне клещи и прочий пыточный инструмент, и сразу же рассказала обо всем, что пожелал узнать черный от гнева Генрих.

- Если вы не дадите согласие навсегда забыть о пани Стефании, и не дадите в этом письменное подтверждение, - доходчиво пояснила она,- то вашу любовницу сделают замковой шлюхой, а ребенка запишут в рабы!

- А если я превращу вас в кусок живого мяса? - угрюмо полюбопытствовал маркграф.

Мадам де Бревай холодно улыбнулась.

- Возможно, вам это и доставит удовольствие, но никак не повлияет на расстановку сил! Моя жизнь или смерть мало интересуют Валленбергов!

- Почему же вы ввязались в эту опасную авантюру?

- Вальтер фон Валленберг пообещал мне мужа по вкусу!

Генрих удивленно вздернул брови.

- И каков же ваш вкус?

- Ничего особенного - это должен быть дворянин с приличным состоянием!

Аннет пытать не стали, но решили не выпускать из тюремного подземелья до тех пор, пока Генрих все как следует не обдумает.

Казалось бы, все предельно просто - Елену нужно было спасать во чтобы то ни стало, но... всё переворачивалось внутри самолюбивого властителя при мысли, что его опять обманули, принудили поступить противно воле, буквально связали по ногам и рукам, и это настолько бесило Генриха, что хотелось больно уязвить Валленбергов, небрежно отвергнув их шантаж.

В бессильном отчаянии метался он по своим покоям, когда его камердинер нерешительно высунул нос из-за двери. В такую минуту только трехголовый мог осмелиться нарушить его покой, и вот!

- Чего тебе? - зло рявкнул взбешенный маркграф, в ярости запустив в слугу первым, что попалось под руку.

Янек ловко увернулся от тяжелого резного кубка.

- Там..., там..,. опять пришла та женщина!

Вот дурень! До женщин ли ему сейчас?

- Какая женщина, идиот?

- Хеленка!

Генрих от возмущения даже зашипел.

- Что ей нужно?

- Она хочет вас видеть!

И что?

- Гони её взашей!

- Но женщина говорит, что у неё важные известия о пропавшей пани Елене!

Янек естественно решил, что его господин так убивается по пропавшей любовнице, поэтому и отважился рискнуть собственной головой, нарушая его уединение. Но что рабыня Збирайды могла ему сказать нового?!

Хотя и этого краткого диалога оказалось достаточно, чтобы Генрих вспомнил об умелых ласковых пальцах и уютной пышной груди холопки.

- Где она?

- Сидит в караульном помещении и умоляет её принять!

- Приведи женщину сюда!

Прошло некоторое время, прежде чем женщина переступила порог его покоев, и этого вполне хватило Генриху, чтобы более-менее прийти в себя.

Холопка, почтительно склонив голову, робко протиснулась в комнату. Её одеяние простолюдинки отличалось безукоризненной опрятностью, а чепец на голове был ослепительно белым, внушая мысль о неразрывно связанных с ней аккуратности и порядке.

- Государь,- низко поклонилась она,- я хочу поговорить с вами о пани Еленке!

- Говори, женщина!

- Пан Ирджих уехал, а мне как раз сообщили, что тело одного из сопровождавших панночку холопов прибило к берегу вниз по реке,- горько заговорила Хеленка, нервно теребя передник, - неужели и её, нашу голубку, так же утопили?!

И женщина упала перед ним на колени.

- О, государь, - всхлипывая попросила она,- прикажите обыскать Свратку вдоль всего течения!

Придется обыскать, ничего не поделаешь! Но неожиданно при виде печально опущенных плеч холопки сердце Генриха пронизала совершенно несвойственная ему обычно жалость.

- Успокойся, Хеленка! - мягко положил он руки на плечи расстроенной женщины. - Ведь никто не видел пани Еленку мертвой. Нельзя терять надежды!

Женщина подняла на него засветившиеся беспредельной верой в его могущество глаза, и у Генриха непроизвольно раздвинулись губы победной улыбкой. На лице Хеленки отразилась, как в зеркале вся свойственная простолюдинам бесконечная надежда на доброту и высшую справедливость королей в противовес угнетающим их господам. В её глазах он был даже не властителем, а чуть ли не живым богом.

- Всё будет хорошо!

Хеленка поспешно вытерла слезинки на глазах. Раз он так сказал, то с её точки зрения, сомневаться было бы кощунством!

- Конечно, мой государь!

И вот именно в этот момент маркграф окончательно принял решение. Нужно забыть о Стефании, в конце концов, есть немало и других весьма привлекательных женщин - вот эта, например! И пусть красота Хеленки иного свойства, она немолода, да ещё и чужая рабыня, однако... однако, она ему была по сердцу!

Черт с ними, с Валленбергами! Надо вернуть Елену домой и сразу же, не слушая юную дурочку, выдать её замуж и больше никогда не подвергать своих любимых женщин подобной опасности.

Все эти мысли промелькнули в его голове, пока он заглядывал в широко распахнутые навстречу серые глаза прекрасной холопки. И придя к определенному решению, Генрих окончательно успокоился, но теперь его весьма заинтересовала женщина, тепло плеч которой приятно грело руки.

- Что же мне с тобой делать, Хеленка? - ласково спросил он, окидывая красноречивым взглядом прикрытую косынкой пышную грудь. - Вот ведь вопрос!

И, судя по тому, как она взволнованно задышала, женщина прекрасно поняла, что он имеет в виду.

- Я не могу ответить ни на один ваш вопрос, мой государь, - смущенно покраснела Хеленка,- потому что мой язык принадлежит моему хозяину. И если он скажет лишнее, его просто отрежут!

Генрих хмыкнул - что ж, исчерпывающе, а главное, убедительно!

- Иди, милая,- отпустил он посетительницу,- я прикажу обыскать течение Свратки!

В ту ночь маркграф снова не смог заснуть. Болела голова, ломило виски, и настроение было хуже некуда. Прокрутившись полночи среди влажных от пота сбитых простыней, и без толку выпив целый кувшин подогретого вина, Генрих не стал будить прислугу, а свистнув собак, напялил утепленный шлафрок и поплелся безлюдными переходами в покои жены.

Может, хоть Анна-Мария поможет ему заснуть, да заодно перестанет жаловаться на невнимание мужа всем подряд? Дежурные придворные дамы дремали у входа в покои жены, и маркграф со своим пушистым эскортом легко миновал этот иллюзорный караул, не потревожив ни одну из них.

Из-за бархатного полога кровати раздавались характерные звуки спящего человека, хотя и мало подходящие для молодой женщины. Храп второй половины Генриха особо не смутил, но когда он распахнул занавеси, то брезгливо отпрянул. Во-первых, из глубины алькова потянуло удушливой смесью чеснока, розового масла и несвежего белья, а во-вторых, головка жены в благопристойном ночном чепчике чем-то напомнила ему змеиную, а уж когда он разглядел тонкую струйку слюны, стекающую на подушку, то гневно вернул полотнище полога обратно. Вот ведь, мерзкая баба - одним только видом делает его бессильным калекой! Даже простолюдинки и то выглядят соблазнительнее маркграфини!

Хотя... Генрих тоскливо вздохнул - Анна-Мария тут ни при чем, она всегда была такой! Всё дело в Хеленке, в приятном ощущении чистоплотности, порядка и уюта, исходящих от этой женщины.

Маркграфу остро захотелось вновь увидеть прекрасную холопку. Может, поручить ей надзор за его бельем, да заодно и....! Вот именно и! Генриху достаточно было представить, как его враги будут с наслаждением передавать друг другу сплетни о столь недостойном увлечении. Хочешь, не хочешь, но фавориткой государя должна стать самая красивая и родовитая женщина государства, а не первой свежести холопка подвластного барона.

Он ещё немного потоптался у кровати спящей жены, но стоило только умолкнуть храпу, как Генрих малодушно ретировался прочь, испугавшись, что все-таки придется исполнить супружеский долг. Потом, как-нибудь, - пообещал он сам себе,- когда на ужин не будет чесночной подливки!

Но мысли о Хеленке не оставляли маркграфа, и он, поплотнее запахнув одеяние, решительно направился по направлению к спуску в подвалы.

Можно только представить, что подумали караульные, в страхе распахнувшие глаза и узревшие перед собой полураздетого властелина.

- Эту француженку,- буркнул Генрих начальнику ночной стражи, - доставить ко мне в кабинет!

Пока судорожно зевающие сонные слуги зажигали свечи и затапливали камин, он задумчиво мерил шагами комнату, не обращая внимания на бегающего следом с одеяниями камердинера. Решив пренебречь сном, маркграф сразу же почувствовал себя легче. Уж таким он был - даже отдыхал на ногах! Вот только жаль, что таким образом невозможно было спать!

Мадам де Бревай выглядела значительно хуже, чем утром - соломинки в волосах, грязные руки, мятое платье, и страх перед будущим в глазах. Генрих удовлетворенно улыбнулся. Так-то лучше!

Но заговорил он с женщиной совсем о другом.

- Вы, мадам, говорили мне о своем желании выйти замуж?!

У Аннет от неожиданности округлились глаза. Она была готова ко всему, вплоть до смерти, но только не к разговору о замужестве!

- Да, мессир Вальтер пообещал мне найти мужа! - осторожно подтвердила она.

- А вот я уже нашел кандидатуру, если вам, конечно, не милее тюрьма! Пан Ирджих Збирайда богат, влиятелен, и ещё не стар!

Аннет соображала быстро.

- Это крестный отец пани Елены Лукаши?

- Он самый! Барон давно уже вдовец, имеет двух сыновей, и отличается крепким здоровьем!

Девушка недоуменно взирала на замкнутое лицо собеседника. Было непохоже, что он шутит, да и какие шутки глубокой ночью, да ещё при таких обстоятельствах?

- Пан Ирджих изъявил желание на мне жениться? - недоверчиво осведомилась она.

- Нет, дорогая,- легко перевел дыхание маркграф,- мало того, он, вообще, не хочет жениться. Но вы молоды, очень красивы, а Збирайда чрезвычайно падок на женскую красоту! Вскружите ему голову, и он ваш!

Аннет недаром прошла жуткую школу Копфлебенца, чтобы не поинтересоваться:

- Что от меня потребуется ещё?

Генрих одобрительно хмыкнул, благосклонно глянув на рыжеволосую красавицу, и доверительно пояснил:

- Збирайда уже лет двадцать живет со своей экономкой Хеленкой! Вы должны его так настроить, чтобы он остыл к ней, и мало того - дал рабыне вольную!

Девушка прикусила в задумчивости губу. С первого взгляда задание представлялось ей легким - обаять и женить на себе сластолюбивого старика, чтобы заставить его выгнать из своей постели пожилую рабыню. Здесь наверняка скрывался какой-то подвох! Но разве у неё был выбор?

Наутро из замка Шпильберг в сторону Вены помчался всадник, везя согласие Генриха на все условия Валленбергов в обмен на Еленку.


ХЕЛЕНКА.

Мадам Бревай попалась на глаза Збирайде, когда тот вышел из покоев Генриха и увидел в приемной неизвестно что там делающую молоденькую рыжеволосую красавицу.

Вообще-то, пану Ирджиху было сейчас не до любовных шашней. Он страшно переживал пропажу Еленки - сильно исхудал и не спал несколько дней. И он равнодушно прошел бы мимо, если бы иноземка сама не пересекла ему дорогу.

- Мне так жаль,- сочувственно заглянула она в глаза мужчине,- я была искренне привязана к вашей крестнице. Мало того, мы подружились!

Збирайда недоуменно глянул на ушлую бабенку, которая осмелилась первой заговорить с человеком раза в три себя старше. Совсем эти придворные шлюхи распустились! Но француженка столь прельстительно улыбалась, а её зеленые глаза блестели вполне понятным обещанием.

Его дела были настолько плохими, а на душе столь гадко, что ему, конечно, очень хотелось отвлечься от неотступных мыслей о растерзанном теле Елены, где-нибудь в придорожной канаве.

Спина у пана Ирджиха тот час распрямилась, морщины разгладились, и он молодецки подкрутил усы. Неприятности неприятностями, но он ведь не чурбан какой-то, чтобы не реагировать на столь красноречивые знаки внимания.

Надо сказать, что у Збирайды уже давным-давно не было связей с равными женщинами. Не то, чтобы он в этом особо нуждался, ему вполне хватало и собственных дворовых девок, но внимание красивой знатной чужеземки весьма польстило пану Ирджиху.

Когда мужчина и женщина взаимно чего-то хотят, то они очень быстро находят и время, и место.

Аннет очень отличалась от покорных холопок Збирайды и темпераментом, и игривым блеском в глазах, а главное, хитроумием. Это был достойный противник! И не ожидавший подвоха простодушный пан Ирджих и сам не заметил, как не шутя увлекся юной красавицей.

Разумеется, вскоре узнала об этом и Хеленка. Збирайда, не мудрствуя лукаво, приволок бесстыдницу в дом и открыто предавался с ней разврату в собственной спальне.

И как же отнеслась к этому экономка? Никак! У неё болело сердце за Еленку, не давало покоя странное поведение маркграфа, и что ей был очередной блуд Збирайды с какой-то рыжей распутницей? Не стоящая внимания мелочь!

Бывшие в курсе происходящего слуги с изумлением смотрели на невозмутимо хлопочущую по хозяйству женщину - та всегда славилась своим здравомыслием, но не в такой же ситуации! Неужели у пани Хелены нет сердца?

Сердце было, но его не хватало на всех любовниц сластолюбивого хозяина. Правда, смутно она все-таки отмечала - Збирайда изменился. У него появился несвойственный ранее блеск в глазах, да и на лице барона теперь часто появлялось то самое глупое выражение, которое за редким исключением освещает физиономии всех блудящих на стороне пожилых мужчин. К экономке в комнату он и дорогу забыл! Хеленка не тосковала, хотя не могла не насторожиться. Но у женщины были настолько крепкие нервы, что вместо того, чтобы запаниковать, она хладнокровно ждала, во что выльется это новое увлечение.

Да и дел было слишком много - осень самая жаркая пора в любом хозяйстве, да ещё в таком большом, как Черный лес. Ей приходилось выезжать в поместье, чтобы лично проследить за засолкой и копчением мяса и дичи, следить за приказчиками на рынке, решать сотню больших и маленьких проблем.

Загрузка...