Странный мир (сборник)

Профилактика

— Следующий!

— Том Гарднер, сэр.

— Становись… Так… Подключаю электроды. Ни о чем не думать… Так… Когда проходил проверку последний раз?

— 7 октября 1984 года, сэр.

— Опоздание — неделя. Заплатишь штраф. Так… Эй, я же сказал — ни о чем не думать.

— Я был болен, сэр, поэтому не мог явиться на прошлой неделе.

— Так… Справка есть?… Хорошо… Готово. Отключаю электроды. Давай паспорт. Вот получай… девяносто пять процентов лояльности, гарантия плюс-минус три процента. Следующий!

— Но почему девяносто пять, сэр? У меня всегда было сто.

— Было сто, а теперь девяносто пять. Все живет, все изменяется, ты тоже.

— Но я не изменился. Я все тот же. Работаю клерком у Джонсона и Кь. Это, может быть, машина?…

— У машины точность плюс-минус один процент. А если хочешь знать, ты потерял свои пять процентов, когда услышал о штрафе. В твоем мозгу возник устойчивый индекс протеста. У абсолютно лояльных граждан нашего государства этого не должно быть. Следующий!

— Но я не виноват, сэр. Я даже готов заплатить штраф, если вам угодно.

— Припомни об этом, когда придешь сюда через полгода. Следующий!

— Салли Кавиш, сэр.

— О, мое почтение! Пожалуйте сюда, красотка. Вот так! Чуть-чуть левее. Подключаю электроды. А теперь минутку полного спокойствия. Прошу ни о чем не думать. Абсолютно ни о чем. И даже об этом… И об этом тоже… О, черт! Пардон, моя милочка. Так у нас ничего не получится. Я же просил — ни о чем не думать. От всего абстрагируйся.

— От всего абстра… что, сержант?

— Ничего… Просто ни о чем не думайте. Несколько секунд… Только несколько секунд. Проклятие, при чем тут пять долларов?

— О, сэр, именно пять долларов мне не хватило вчера на чудесный новый джемпер. И вообразите, муж, такая скотина, отказал.

— Разумеется, это весьма неприятно… Да перестаньте наконец думать о муже. Увидите его вечером и скажете ему все это…

— Я не могу не думать, он меня очень обидел.

— Послушайте, мэм. Проверка лояльности у каждого сознательного гражданина не должна занимать более одной минуты. Эта норма утверждена федеральным бюро. А вы, пардон, торчите перед аппаратом уже пять минут и ни с места. Можете вы несколько мгновений ни о чем не думать?

— Постараюсь, сэр.

— Ну, я жду…

— А я ничего и не думаю.

— Три дюжины бочек рогатых чертей! Вы понимаете, что такое ни о чем не думать? Не понимаете?… О-о!… Придется докладывать шефу. Алло, старший сержант О'Патрик? Я — сержант Джонс. Тут у меня миссис Салли Кавиш. С ней ничего не получается. Она не может ни о чем не думать… Что на экране? Невообразимый горох с капустой, сэр. Ничего понять нельзя. Шляпки, платья, чулки, какая-то старая шкура.

— Это натуральная выдра, сержант. Мне Тото обещал достать на горжетку.

— Помолчите, вы, я говорю не с вами. Да, шеф, это был ее голос… Что еще? Трудно понять. По-видимому, обрывки кадров из каких-то кинофильмов. Что за фильмы? Не могу разобрать. Каша… Сейчас спрошу у нее. Миссис Кавиш, вспомните, какие фильмы вы смотрели на прошлой неделе… О, черт!… Это я не вам, сэр. Сплошная порнография и вестерны!… Что? Дать сто процентов? О`кэй, сэр. Вы свободны, миссис Кавиш. Ваш паспорт. Поздравляю, сто процентов лояльности Следующий!

— Здорово, сержант. Меня зовут Ник Смокри. Куда и чего?

— Первый раз, парень?

— Именно. Вчера стукнуло шестнадцать.

— О'кэй, Ник. Это чертовски просто. Стань туда и минутку ни о чем не думай. Ты это должен уметь…

— Здесь даже и о девочках нельзя думать, сержант?…

— О-ля-ля! А у тебя, вижу, губа не дура, парень. Первый сорт девчонка! Бьюсь об заклад, ты ее видел в фильме.

— Нет — настоящая. И живет недалеко отсюда.

— Подождите-ка. А вот эта?… Ух ты! И эта настоящая?

— Ага!

— Слушай, Ник, зачем тебе две? Познакомь с одной меня. Познакомишь?

— Ладно. Приходи сегодня вечером в бар «Под палтусом».

— О'кэй. Давай твою метрику. Получай, Ник, первые сто процентов. До вечера!… Следующий! Следующий, говорю! Неужели все?… Э-э, а ты, бабка, чего ждешь?

— Прислали на проверку, милай! Доктор Осслоп послал. Иди, говорит, старая, пускай тебя по всем индиксям проверят, что там у тебя внутри скрывается. Пускай они рентгену всей твоей… этому сделают. И справку дадут.

— Так сюда и послал?

— Так и послал, милай. Бумажку дал. Да я ее кудай-то задевала. Не найду.

— Чудеса! Ведь тебе, бабушка, верно уже за восемьдесят?

— Девяносто три, красавчик!

— О'кэй! А мы проверяем от шестнадцати до семидесяти пяти. Тебя не надо проверять, бабушка. Иди домой.

— Это как же домой! Это что ж, так мне и помирать без проверки? Доктору Осслопу я чего скажу? Ты мне тут колесо не крути, парень. Проверяй и справку давай. А не хочешь проверять, я жаловаться пойду. Я законы знаю… Не смотри, что старая. Меня знаешь до чего боятся? Соседа Смайса три раза из петли вынимали. Вот так!… Давай свое дело делай и помалкивай.

— Вот поговори с такой. Ну и денек. Собачья должность. Послушай, бабушка…

— Раздеваться, что ль, красавчик? Совсем, что ли?

— Этого еще не хватало. Подожди! Ты что, первый раз тут?

— Первый раз, миленький.

«Ясно! И спрашивать нечего было. Эти проверки ввели десять лет назад. Ей уже тогда было за восемьдесят. Что за осел послал ее».

— Эй, слушай, бабушка, ничего не выйдет. Машина не в порядке.

— А ты поправь. Мне не к спеху. Подожду.

— Долго ждать.

— Ничего. Я работку с собой взяла. Буду вязать помаленьку.

— Вот старая ведьма!…

— Чего-чего?

— Это я с машиной, бабушка, разговариваю.

— Ну давай-давай…

Вспыхивает большой экран на стене. На экране лицо инспектора Смита начальника отдела в федеральном бюро по проверке лояльности. Сержант Джонс вскакивает с места и застывает в положении «смирно».

— Докладывайте, сержант, — разрешает с экрана инспектор.

— За время моего дежурства, — начинает Джонс и умолкает, похолодев от ужаса. «Бабка, — вспоминает он. — Проклятая бабка! Если инспектор ее заметит…» Перед глазами Джонса вспыхивают огненные строки параграфа N_186 — «присутствие посторонних в аппаратной во всех случаях, когда оно не вызвано непосредственной необходимостью определения индекса лояльности, строго запрещается». Джонс косит глаза в угол аппаратной. Старуха расставила складной стульчик и, сидя на нем, быстро двигает спицами: вяжет что-то длинное, как солитер. — За время моего дежурства… — хрипло повторяет Джонс.

— Что вы там мямлите! — раздраженно бросает с экрана инспектор. Забыли форму отчетности? Число прошедших проверку за последние сутки, средний индекс лояльности, количество профилактических арестов. Я жду.

— «Суммированный суточный итог работы районного пункта по проверке лояльности, — вспоминает Джонс параграф N_217 «Особых правил», — является секретным и ни при каких обстоятельствах не подлежит разглашению. За разглашение виновный…» — дальше мысли Джонса начинают путаться.

— Ну же, — кричит с экрана инспектор. — Вы что, пьяны, заболели?… Цифры, быстро!

— Семьдесят восемь, девяносто и пять десятых, ноль, — шепчет Джонс.

— Хорошо. Обращаю ваше внимание, сержант, на несколько завышенный средний индекс лояльности и особенно на отсутствие профилактических арестов, — цедит сквозь зубы инспектор. — Проверьте место нуля индикатора лояльности, а при подведении итогов округляйте в сторону уменьшения. И не будьте формальны. Вызывайте ваших клиентов на откровенность. Вы поняли? Завтра в тринадцать ноль-ноль сами явитесь для внеочередной проверки лояльности. Все!

Экран гаснет, и сержант Джонс вздыхает с облегчением. Потом с ненавистью смотрит на старуху.

— Ну, погоди, — бормочет он. — Я тебе устрою «рентгену» по всем «индиксям». Ведь, кажется, был такой один пункт в правилах…

Джонс торопливо листает пухлый томик «Особых правил».

— Ага! Есть: «Каждый совершеннолетний гражданин, находящийся в здравом уме и твердой памяти…» Гм, в здравом уме, — повторяет Джонс и с сомнением косится на старуху… — Ничего, сойдет, — тут же решает он. Значит, «находящийся в здравом уме… может быть в любое время допущен к проверке лояльности по собственному желанию». «По собственному желанию» этот параграф никогда не применяется. Не мудрено, что я забыл его.

Джонс откладывает «Правила» и многозначительно откашливается.

— Ну-с, — говорит он. — Начнем!

Старуха клюет носом. Она задремала.

— Эй, бабушка, — повышает голос Джонс. — Проснись. Фамилия, имя?

Старуха вздрагивает и роняет вязанье. С испугом глядит на сержанта.

— Фамилия, имя, — повторяет Джонс.

— Фу ты, напугал, — недовольно бормочет старуха. — Наладил машину-то?

— Наладил! Как тебя звать?

— Меня-то?… Мелания Фукс по мужу, а девичья моя фамилия Воречек.

— А девичья твоя фамилия мне ни к чему. Фукс, значит. Гражданство у тебя какое?

— Здешнее. Я, милай, тут всю жизнь прожила. Несмышленышем меня сюда привезли. Отец-то мой из Польши перебрался. Еще, почитай, до первой войны.

— Ладно! Иди становись вон туда.

— В шкаф-то в этот? А раздеваться где?

— Да не надо раздеваться. Так все сделаем.

— Ты смотри, милай, делай как полагается. Чтобы все видно было.

— Будет, будет. Ты не сомневайся. Насквозь тебя увижу. Лезь. Вот так. А теперь подумай, бабушка, о том, что тебе больше всего на свете не нравится.

— Это про что же, значит?

— Про что хочешь, что тебе не по душе: цены, налоги, пенсия по старости. Ты пенсию получаешь?

— Мало, милай!

— Вот и об этом подумай. Словом, обо всем, что тебе хотелось бы изменить.

— Это чтобы желчь разлилась?

— Вот именно.

— Не вредно это мне будет, сыночек?

— А без этого нельзя. Ничего у нас с тобой не получится.

— Ну давай, попробую…

— Пробуй, бабушка, пробуй… Вот так. Хорошо, очень хорошо! Ай да старая! Да ты, оказывается, самый что ни на есть «подрывной элемент» в нашей стране. Хватит, хватит! У меня уже прибор зашкалило. Вылезай.

— Ну как? Увидел что?

— Все видел. Плохо твое дело. Придется тебя изолировать. Опасная ты для окружающих.

— Это куда же ты меня изолировать хочешь? В санаторий, что ли?

— Там видно будет. Пока в полицейский участок.

— Очумел? Идол!

— Тихо! За оскорбление должностного лица могу оштрафовать.

— Тещу свою штрафуй. Жулик! Меня доктор Осслоп послал кишки проверить, а ты мне на голову трубу наводишь. Я тоже кое-что понимаю. Не маленькая.

— Фу ты, черт! Кишки! Почему сразу не сказала?

— А ты что, сам не видишь? При аппарате сидишь, а не видишь. Все вы жулики, дармоеды, олухи недоученные.

— Не ори, старая. Как бы там ни было, случайно или не случайно, выявил я в тебе опасного подрывного элемента. И теперь выход может быть только один… Алло, старший сержант О'Патрик? Докладывает сержант Джонс. Прошу срочно прислать полицейскую машину! Так точно, весьма опасный. Процент лояльности — ноль. Так точно! Зовут Мелания Фукс. Лет — девяносто три. Так точно, жду! Рад стараться, господин старший сержант!