Странники Одиннадцати Пространств. Нет худа без добра

Глава 4. Игры разумов и гонки вооружений

То, что мы называем «мыслями», зависит, видимо, от организации извилин в мозгу – точно так же, как путешествия зависят от дорог и иных путей сообщения.

Бертран Рассел

«Почему я не христианин»

– У нас, – сказала Алиса, с трудом переводя дух, – когда долго бежишь

со всех ног, непременно попадешь в другое место.

– Какая медлительная страна! – сказала Королева. – Ну, а здесь,

знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте! Если же хочешь попасть в другое место, тогда нужно бежать по меньшей мере вдвое быстрее!

Льюис Кэрролл

«Алиса в Зазеркалье»

Поскольку удивительная планета-океан Флуплюль скрывается среди плотных звёздных скоплений в Шлейфовом Рукаве,7 а путь туда лежит через рукав Укрытый, дорога обещает быть долгой, но довольно спокойной, тем более что системы защиты корабля себя уже успели зарекомендовать. Поэтому все решают использовать время полёта для того, чтобы окончательно прийти в себя. Некоторые даже чувствуют, что им нужно подкрепиться или подзарядиться. К их числу относится и Витс, который решается на крайне необычный для себя эксперимент.

Он берёт из холодильника эппендорф с человеческими клетками.

– Всё живое и всё, что оно выделяет, по сути своей, съедобно, – вспоминает Витс слова Стива. – Почему, в конце концов, человеку нельзя есть человечину, ради которой не нужно никого убивать? Я же просто положу эти клетки в биореактор, и…

Витс подходит к синтебиотеку, но останавливается в нерешительности и принимается про себя рассуждать:

– Но это же клетки какого-то определённого человека! Вдруг это кто-то, кого я когда-то знал? Да или даже незнакомец… человека есть всё-таки нельзя. Так и до дикаря-каннибала можно скатиться. От выращенного в биореакторе мяса недалеко до естественной плоти. С другой стороны… я же не убил этого человека, я просто использую его клетки! Но использую без его ведома… если бы я узнал, что из моих клеток готовят еду…

– Утешу тебя трижды, – весело вступает Стив, прочитав мысли человека. – Во-первых, все эти клетки – из моих личных запасов, и попали они туда самым правильным путём: из медицинских лабораторий и научных учреждений. Там они, в свою очередь, оказались с согласия тех, у кого клетки забирали. Всех обязательно спрашивают о том, можно ли использовать клетки в кулинарных целях. Конечно, в каком-нибудь тёмном подполье никто никого не спрашивает, кривым шприцем забирает кровь и тащит в свою каморку, где сооружает из этих клеток что-то отвратительное…

– Сейчас весь Млечный Путь – подполье с Двумперией во главе!

– Согласен. Но я-то запасался клетками задолго до тёмных времён. Теперь второе. Если ты не хочешь ненароком съесть часть какого-то своего знакомого, можешь прогнать клетки через энциклопедический секвенатор и посмотреть, кому же они принадлежат. Наконец, все человеческие клетки тут – фордокс-приманские. А это, друг мой, совсем другой вид человека. Земляне ведь в Космос ещё не вышли, поэтому их клетки в свободном доступе не найти. Никто у вас их не брал.

– Ясно. Тогда это даже как-то… уже не так страшно. Впрочем… хм, другой вид… боюсь, фордокс-приманец будет сильно отличаться от землянина по вкусу.

– Есть здесь один землянин, которому не составит никакого труда плюнуть в пробирку.

– Что?

– В слюне много лейкоцитов. Лейкоциты – самый благодарный материал для выращивания живых тканей.

– Погоди! То есть, ты мне предлагаешь … попробовать самого себя?!

– Почему бы и нет?

Пока Витс пытается собрать какую-то мысль из разрозненных кусочков, Стив добродушно посмеивается:

– Если ты всё ещё чувствуешь себя неловко, посмотри, что кладу в биореактор я.

– На пробирке написано… твоё полное имя на хокене! Это твои клетки?!

– Да, друг мой!

– Но ты же последний из своего вида, ты мог бы их использовать для того, чтобы восстановить своих братьев!

– При мне всегда триллионы клеток.

– Да и ешь ты… очень редко!

– Конечно. Всё благодаря восьминогим подкрадам. Эти сильные и очень умные хищники сделали нас, хокенд’ивенов, теми, кто мы есть. Они следовали за нами по пятам, не давали покоя ни днём, ни ночью. Только в негостеприимных горных пустошах подкрады нас почти не преследовали. Так мы и научились обходиться малым – кстати, не только в еде. Хотя мы по традиции и ругаемся подкрадами, на самом деле мы им глубоко благодарны. Интересная связь, не правда ли?

– Ещё бы.

Стив уходит с кухни. Обдумывая всё, что сказал терраформ, Витс и не замечает, как из собственных лейкоцитов сооружает с помощью синтебиотека самый настоящий стейк. И без колебаний пробует его.

Результат, впрочем, Витсу не нравится.

– Мда, – бормочет землянин. – То ли я так плохо готовлю, то ли я и вправду такой невкусный.

– То есть, это, ну, ты не будешь, как бы, доедать, а? – раздаётся вдруг тонкий голос лопхофсслы из-под кухонной раковины.

– Э-э-э… пожалуй, не буду. Нет, никакой я не дикарь-каннибал. Труп коровы и живой салат меня устроят гораздо больше.

Витс усмехается. Кажется, его действительно больше не смущает своеобразная кулинарная этика Космоса с большой буквы, раз он позволяет себе такие… солёные шуточки!

– А ты… кстати, как тебя зовут? – интересуется человек у лопхофсслы.

– Я, это, Юрксла Заксла, значит, – отвечает обитатель кухни.

– Витс, очень приятно. Держи свой стейк.

– Это самое, как его, спасибо!

Прижав к себе шестью тонкими ручками продукт необычного кулинарного эксперимента, Юрксла уползает в своё скромное обиталище. Витс же понимает, что не так уж и плохо быть тем, кто отдаёт свои клетки другим существам для еды. Наоборот, есть в этом что-то альтруистичное и даже умиротворяющее.

В отличие от Витса, который впервые за долгое время обрёл покой, Млем терзается многими странными мыслями. Несмотря на то, что его друг – точнее, бывший друг Донлэ никогда не был для него авторитетом, слова декаперода глубоко запали в мозг центору. Пусть даже эти слова были и не его собственными, а йорзскими. Предопределённость истории и неистребимые инстинкты – вот что тревожит Млема. Поговорить о первом оно решает с Джексом, который, как оно чувствует, ещё не до конца смирился с потерей Фордокс-Примы, хотя и всеми силами пытается это скрыть, даже от самого себя. Дверь в каюту киборга немного приоткрыта – а это, как знает давний друг Джекса, знак того, что войти и поговорить очень даже можно. И всё же, вежливое по природе центор аккуратно интересуется, заглянув в каюту тремя из пяти глаз:

– Джекс, можно к тебе зайти?

– Можно всё, что не запрещено законами физики, – отшучивается Джекс.

Млем заходит внутрь и прикрывает дверь. Оно замечает, что Джекс пишет на компьютере какие-то явно бессмысленные программные строки – очевидно, для того, чтобы отвлечься.

– Знаешь, есть у меня один философский вопрос, – начинает Млем. – Я буду очень радо, если ты поможешь мне на него ответить. Для этого я вынуждено буду вспомнить Фордокс-Приму. Но обещаю: в конце концов я насыплю тебе соль на рану, и тебе станет легче.

– Ты хотело сказать, что утешишь меня?

– Да, конечно.

– Эх, Млем, а у нас выражение «сыпать соль на рану» означает диаметрально противоположное!

– Да? Забыло, извини. У нас солью действительно лечили раны, так и стали говорить.

– Ладно тебе, всё лучше, чем когда я тогда ляпнул… помнишь – «дурная голова ногам покоя не даёт»?

– Как не помнить, ха-ха! Как же долго я тогда не могло понять, почему именно голова…

– Ага, и я напрочь забыл, что у тебя в голове – лёгкое, а не мозг! До чего же весело было!

Джекс и Млем дружно смеются. Центор не сразу решается свернуть на нелёгкую философскую тему, но, наконец, обращается к Джексу:

– Как ты думаешь, всё ли в жизни предопределено? Должна ли была тяжёлая участь постигнуть твою родную планету?

– Млем, я не телепат, но прекрасно понимаю, к чему ты ведёшь. Ты хочешь убедить меня в том, что я не виноват. И знаешь – я с удовольствием сниму с себя вину, если ты сможешь это доказать. Но так доказать, чтобы я ничего не смог возразить! Сразу говорю: аргумент «я вижу твои воспоминания» несостоятелен. Попробуй побыть в шкуре не-телепата! Вперёд!

– Хорошо. Для начала ответь мне на один простой вопрос. Вечны ли планеты?

– Нет ничего в этом мире вечного. Только редкое бессмертное существо – или, если мыслить шире, какая-то целая космическая цивилизация может, если…

Джекс осекается, а Млем загадочно улыбается. Киборгу ничего не остаётся, как тоже ответить улыбкой – но не фирменной горькой, а самокритично-добродушной.

– Млем, блестяще. В одном вопросе ты уместило битый час рассуждений. Да, я понял. Космическая цивилизация на то и космическая цивилизация, чтобы вырваться за пределы планеты, которая рано или поздно станет для жизни непригодной. И чтобы взять с собой тех живых существ, которые не достигли такого уровня развития.

– Даже так!

– Да. Как раз незадолго до всего этого, мне рассказывали, растениям и животным новые телепортирующие импланты вживляли. Так что всех, кому импланты вживить успели, мы с собой увезли. Даже северандских оленят – в этом году, как зоологи сказали, они родились на два дня раньше, чем обычно. Им повезло.

– И ты ещё переживал, Джекс. За что ты себя укорял, скажи, а?

– Планету всё равно жалко. И многие живые существа всё же погибли вместе с ней – те, которым имплантов не досталось. Но те оленята… кто бы им помог, если бы я всё-таки не сообразил, что затеяли йорзе? А я, получается, успел… значит, не такой уж я и кретин, правда?

Млем многозначительно улыбается, качает головой и прикрывает рукой лицо. Джекс же усмехается и меняет тему разговора:

– Насчёт предопределённости. Мы же знаем, что законы природы определяют всё, что когда-либо произойдёт. Но в этих же самых законах природы предусмотрена и случайность.

– А что, если то, что мы воспринимаем как случайность, на самом деле неслучайно? Тоже, выражаясь образно, запрограммировано?

– Случайность по определению не может быть запрограммирована!

– Возможно, это мы так думаем. Мы списываем что-нибудь на случай, а на самом деле это не случай! Как доказать, что случайно, а что нет?

– Очень просто! Ты можешь с точностью до слова предсказать, что я сейчас скажу? Даже с твоими телепатическими способностями?

– Нет, только в общих чертах. К тому же, половина сознания у тебя находится в центральном процессоре – а органические телепаты не могут видеть, о чём думают машины.

– Ну, это уже детали, я имею в виду ту часть сознания, которая у меня в органическом мозге – слова я всё-таки продумываю именно этой частью. Я вот о чём: во-первых, на все процессы в мозге довольно сильно влияют квантовые эффекты, а во-вторых, сам факт предсказания меняет состояние системы. Может, если бы ты спросило меня о том же по-другому, я бы и ответил иначе.

– Мне известны основные принципы квантовой механики. Я знаю, что наблюдатель неотделим от наблюдаемой системы. Но что, если предопределено то, что наблюдатель подействует на систему именно так, а не иначе?

– Знаешь, у любого явления есть причина. Следовательно, можно сказать, что предопределено вообще всё. И в то же время, сама причина, по которой существует наша Вселенная и весь Мультиверс – это случайность! Тебе знакома Теория Всего?

– Если честно, я так и не изучило её полностью, знаю только некоторые частности. Неужели Теория Всего действительно описывает всё?

– Она описывает рамки, в которых всё может существовать. Я тебе скажу, из чего Теория Всего состоит. В первой части – определение реальности. Вторая часть посвящена возникновению Вселенных, третья объясняет, какие физические законы присущи нашей Вселенной и почему они именно такие. А в четвёртой части приведены частные следствия из этого набора законов: например, неизбежность возникновения жизни и её эволюции.

– Что ж, ознакомлюсь для начала хотя бы со второй частью – первую я уже слышало на Кибервирте.

Млем достаёт из кармана пиджака книгоплат с Галактической Энциклопедией и погружается в чтение статьи о Теории Всего. К удивлению центора, статья оказывается похожей больше на произведение графомана-халтурщика, чем на доступно изложенную стройную научную теорию:

– Состояние псевдовакуума вкупе с вероятностно-флуктуирующими колебаниями приводит к фазовому переходу ранней псевдо-пространственно-временной системы в материально-вселенный тип с ненулевыми полями взаимодействия или же непостоянный континуум, склонный к обращению в нулевое агрегатное состояние без развития системы полей… – спотыкаясь на каждом слове, читает Млем вслух.

– Что?! – переспрашивает Джекс. – Там вот так написано?

– Да. Если честно, я мало что поняло. Хм, так о науке в Энциклопедии раньше никогда не писали…

– Так, посмотрю-ка в своей Энциклопедии… чёрт! Точно йорзская или паукрабская работа! Вот мерзавцы! Они специально прячут простую суть Теории Всего под кучей неграмотно наваленных друг на друга терминов! Чтобы никто не разобрался, чтобы все считали, что наука – это сложно… как это подло! Ах, если бы я помнил, как статья звучала изначально…

– Не хочу хвастаться своей абсолютной памятью, – раздаётся с потолка голос Карла, – но воспользуюсь ею и помогу вам. Так вот, Млем, слушай, как это должно было звучать: «Из-за постоянных квантовых флуктуаций – то есть, возникновения и исчезновения единиц энергии – в пустом пространстве невозможно состояние, при котором величины всех полей – гравитационного, электромагнитного и других – были бы в точности равны нулю. Если величина хотя бы одного поля ненулевая, в пустом пространстве образуется пространственно-временной континуум. Континуумы могут быть неустойчивыми и устойчивыми. Устойчивость или неустойчивость континуума случайна и не зависит от величины породившей его флуктуации. Если континуум неустойчив, он имеет слишком маленький размер и быстро, менее чем за стек, исчезает из-за собственных флуктуаций. Если же он устойчив, он увеличивается в размерах, и образуется новая Вселенная. Таким образом, Вселенные существуют потому, что как в пустом пространстве, так и в пространстве-времени неизбежно случайное возникновение и исчезновение единиц энергии». Теперь понятно?

– Более чем! То есть случайность заложена в само устройство Вселенной! – догадывается Млем. – И всё предопределено лишь отчасти: некоторые вещи происходят сами собой хаотически. Следовательно, не может быть настолько неотвратимой судьбы, чтобы на неё вообще ничто не влияло! Спасибо, друзья, теперь я с этим разобралось. А вот следующий вопрос я задам, пожалуй, профессиональному биологу.

Млем выходит из каюты Джекса и направляется к Айзелу. Его дверь тоже оказывается открытой.

– Можно спросить кое о чём биологическом и философском одновременно? – осторожно обращается к профессору Млем.

– Э-э-э, да, разумеется, – с мягкой улыбкой отвечает Айзел.

Млем заходит в каюту.

– Помнишь, я рассказывало тебе о встрече с Донлэ? – спрашивает центор.

– Хм, да, помню, – отвечает фоксиллинда.

– И когда он говорил о том, что инстинкты нельзя убрать до конца… я как-то засомневалось, но вместе с тем и забеспокоилось. Что, если он прав, и в каждом из нас можно пробудить дикое животное?

– Гм, всё зависит от того, что он имел в виду, эм, под инстинктом. Э-э-э, часто инстинктами ошибочно считают, гм, рефлексы. Инстинкты, гм, немного отличаются от рефлексов, но тоже, э-э-э, относятся к врождённому поведению. Только рефлексы, гм, активируются в любое время, а вот, э-э-э, инстинкты включаются тогда, когда есть, хм, потребность. Как и рефлексы, инстинкты, хм, одинаковы для всех особей данного, эм, вида. Их контролировать, э-э-э, невозможно.

– То есть, в каждом из нас, разумных существ, осталось что-то неуправляемое?

– Рефлексы – да. Но инстинкты, гм, у разумных существ встречаются, хм, весьма редко. Так, у нас, э-э-э, фоксиллинда, настоящий инстинкт только один: подбрасывать, эм, в воздух добычу, прежде чем, э-э-э, проглотить её. Всё остальное – это либо, гм, рефлексы, либо уже, эм, выучиваемое поведение. Как ты, хм, прекрасно понимаешь, инстинкт включается только тогда, когда я, гм, голоден и вижу, э-э-э, добычу.

– Здесь всё понятно. А вот что произойдёт со мной, если во время Множества я возьму и выпью чьей-нибудь крови? Я никогда этого, конечно, не делало – я вообще стараюсь в это время себя вести аккуратно. Вроде бы как сдерживаюсь. Но вдруг что-то пойдёт не так, и я начну против своей воли пить кровь и откладывать яйца?

– Это не, гм, инстинкт. Раз ты можешь, хм, не вести себя строго определённым образом даже тогда, э-э-э, когда есть потребность – значит, гм, это не инстинкт. Кровь может усилить твоё, э-э-э, желание размножаться в этот, гм, период, но ты не утратишь, хм, над собой контроль. И ведь ты не можешь, хм, просто взять и отложить яйца. Даже самооплодотворение требует, хм, определённых действий.

– Да, помню уроки биологии в школе… подожди. Значит, это… выучиваемое поведение! Как же я не соотнесло одно с другим!

– Да. Э-э-э, у вас, центоров, инстинктов вообще, гм, нет. Но это не значит, что разумное существо, э-э-э, не может утерять самоконтроль. Это происходит, э-э-э, при заболеваниях или, хм, если ввести какие-то особые вещества в кровь. Ещё можно, гм, добиться изменения поведения, редактируя, эм, экспрессию генов в определённых клетках. Даже разумные существа – это, гм, продукт естественного отбора, который, э-э-э, вслепую нагромождает что-то новое поверх старого. Мы все несовершенны, даже с развитой, гм, биотехнологией. Ведь, э-э-э, далеко не всё можно, эм, отредактировать так, чтобы не задеть ничего, хм, другого. Хотя, гм, если подумать, есть значительно более простой способ лишить разумное существо самоконтроля: отключить ему критическое мышление. Слепая вера – враг разума.

– И мозговзломы йорзе – тоже.

– Да. Жаль, что о том, как работают эти, хм, устройства, известно слишком, э-э-э, мало. Но я надеюсь, что мы, э-э-э, сумеем с этим разобраться до того, гм, как попадём под их, м-м-м, влияние.

– Думаю, нам бояться нечего. Среди нас нет существ, обделённых критическим мышлением. Спасибо, Айзел, что помог.

Айзел скромно улыбается в ответ, слегка прикрыв клюв рукрылом. А обретшее, наконец, покой центор выходит из каюты профессора и направляется к себе. По дороге оно натыкается на Семиларена и Леода. По иронии, первая фраза, которая достигает ушных перепонок Млема, напрямую относится к первой теме, которая его ещё недавно беспокоила.

– Откуда нам знать, какая нас ждёт судьба? – вопрошает ягулярр.

– Сверху как угодно будет, такой и судьбе быть, – в несвойственной для себя манере, без единой нотки сарказма или насмешки отвечает Семиларен.

– Сверху? Почему не снизу, не сбоку…

– Дубина ты стоеросовая, комок шерсти с клыками!!! – резко обижается Семиларен. – Сверх, единственный наш Бог – это Перводвигатель всего сущего, Распорядитель судеб, Блюститель чистоты душ…

Семиларену не удаётся прочесть лекцию о богословии, так как Леод взрывается хохотом:

– Ты серьёзно в это веришь? В какого-то там Сверха, который якобы за всё отвечает? Перводвигатель, ё-моё!

– Ковёр ты ходячий!!! Что значит «якобы»? Ты никогда не замечал, что у судьбы определённый рисунок, что всё явно движется к какой-то цели? Думаешь, этот рисунок создают лишь слепые законы природы?

– Вообще-то, ничто не предсказуемо до самого конца: вспомни квантовую механику!

– Не доказательство ли это свободной воли Сверха?

– При чём тут Сверх! У всего на свете природа вероятностная, вот в чём дело! Есть же крошечный шанс, что прямо сейчас сюда телепортируется какое-нибудь ведро и упадёт мне прямо на голову. Он ничтожно мал, согласен, но он есть! Следовательно, нет ничего определённого, нет никакой судьбы, есть только стечения обстоятельств.

– Судьба есть! На всё воля Сверха! Я в это верю!

– То, что ты веришь, не означает, что так оно и есть!

– Лучше бы на тебя действительно ведро упало, клыкастый комок шерсти!

– Возможно, я погорячилось насчёт критического мышления у всех, – думает про себя Млем и удаляется.

– Ну тебя, – заключает Леод, словно бы уловив мысль центора, и они с Семилареном расходятся – обменявшись, впрочем, напоследок презрительными взглядами. Семиларен, прыгая в свою каюту, сталкивается с Айзелом.

– М-м-м… прошу прощения, хм, за неделикатность, но я, э-э-э, подслушал ваш с Леодом разговор и, хм, хотел бы тебе кое-что, гм, по этому поводу сказать, – робко, но в то же время с некоторой вкрадчивостью обращается к бленту фоксиллинда.

– Я весь внимание, – живо отзывается Семиларен.

– Твоя религия… хм, ты действительно веришь в некое сверхъестественное существо, управляющее всем и вся?

– Верю.

– Но почему? Почему ты, гм, веришь? У тебя же, эм, нет никаких доказательств существования…

– Вера не нуждается в доказательствах, на то она и вера!

– Э-э-э, я предлагаю тебе поразмыслить вот над чем. Ты же, гм, не веришь ни в каких других богов, верно? Ни в чучундрских, гм, Гэрха и Тэрха, э-э-э, ни в ликантропскую Светлую Богиню-Прародительницу Вуухту, ни в человеческие, хм, пантеоны богов?

– Нет, конечно! С чего это мне служить чужим богам?

– Подумай: если у тебя нет оснований, гм, верить в них, почему ты веришь, эм, в своего бога? Неужели, э-э-э, дело только в традициях, которые приняты, хм, в твоём обществе? Представь, э-э-э, что ты не принадлежишь ни к какой группе блентов, или ты, гм, вообще не блент. Какие, э-э-э, у тебя тогда останутся причины, хм, для веры в бога?

Ответом Айзелу служит напряжённое задумчивое молчание блента.

– Никогда раньше не заморачивался, но ты меня заинтриговал, – наконец отвечает Семиларен. – Знаешь, я подумаю над этим.

– Этого я и боялся, – шепчет Айзел. – Это действительно фоксиллиндский гипноз! Он у меня всё-таки есть! И я им… не всегда могу управлять! О, нет!

Несколько взмахов рукрыльями прямо над головой Семиларена – и фоксиллинда вновь оказывается у своей каюты. На стене рядом с дверью он обнаруживает Карла.

– А может, хм, я не применил нечаянно гипноз? – интересуется Айзел у полупротоплазмика-получеловека. – Может, это просто, э-э-э, дар убеждения? Что скажешь?

– В бытность свою человеком мне приходилось общаться с множеством верующих. И ни разу не было такого, чтобы после единственного разговора со мной религиозный человек сказал: «Я подумаю над этим»!

– Хм, да. Значит, это точно гипноз. Мне нужно научиться его контролировать, пока я не натворил бед!

– Ничего ты не натворишь, Айзел. Фоксиллиндский гипноз – не бельтальянский и даже не марбианский, он намного мягче.

– Тебе не понять! – огрызается вдруг Айзел и влетает в каюту.

Фоксиллинда закапывается в свою библиотеку. Всё, что его интересует на данный момент – это опыт сородичей, которые живут (или жили когда-то давно) с умением гипнотизировать. Как управлять самой страшной, в представлении Айзела, силой – силой контроля над чужим разумом?

И как не сойти при этом с ума самому?..

Фоксиллинда настолько встревожен заново открывшейся способностью, что все тексты, которые он сейчас пытается читать, проходят как-то мимо мозга. «Смотришь в книгу – видишь фигу» – именно это меткое человеческое выражение лучше всего передаёт состояние Айзела. И человеческий же голос из этого состояния фоксиллинда выводит:

– Айзел, у тебя никакого мусора не завалялось? – интересуется Яарвокс.

Айзел оборачивается. У входа в его каюту стоят бывшие контрабандисты с объёмистым ящиком.

– Э-э-э, сейчас посмотрю, – бормочет Айзел. – Простите, э-э-э, а зачем он вам?

– Я вспомнил, что наша легенда больше не действует, – тут же выпаливает Герн. – Райтлет нам теперь не помощник. Мы – двумперский грузовой крейсер, который развозит смешанные грузы. Поэтому я предлагаю такой «смешанный груз» соорудить из всякого дерьма, чтоб не жалко отдать было, если вдруг припрут к стенке.

– В общем, если у тебя есть барахло, которые ты не успел положить в ящик для переработки мусора – швыряй сюда, – подытоживает Яарвокс.

– Э-э-э… у меня там один артротопок есть мёртвый, с завтрака, хм, остался…

– Годно!

Усилиями находчивых контрабандистов и всего остального экипажа «Хитрюги» ящик наполняется самым смешанным грузом, который только можно придумать. Отслужившие свой век устройства, просроченные лекарства, колбасные обрезки, старые картриджи от копипринтера, разбитые кости, флаконы с выветрившимися духами, пустынные камни и даже пачки бумажных купюр, которые стыдливо прятал от посторонних глаз Витс – всё это должно будет надолго занять двумперцев, если заветный ящик всё-таки придётся отдать им в клешни или руки.

«Смешанный груз» оказывается готов вовремя: на радаре вырисовывается маленький звездолёт явно двумперского образца.

– Там паукрабы, – фыркает Стив. – Даже мысли их читать противно.

– Органические, будьте добры, освободите отсек управления, – вежливо обращается к друзьям Бастер, новый «владелец» корабля.

Считанные мгновения – и отсек управления преображается: все живые существа покидают его, равно как и мятежническая атмосфера. Всё соответствует стандартам Тройного Союза: стерильно-серые стены, крошечные иллюминаторы вместо панорамного окна, строгая чёрная приборная доска и ощущение неприятной пустоты.

– Корабль 2644-Г-РБТ-БЗ1326-405! Пункт назначения? – безэмоционально спрашивает паукрабиха за штурвалом двумперского звездолёта.

– Флуплюль, – также безэмоционально отвечает Бастер.

– Груз?

– Смешанный.

– Одобрено.

Маленький звездолёт исчезает из поля цифрового зрения Бастера и с экрана радара.

– Сработало, – констатирует Бастер. – Впрочем, расчёты показывают, что вероятность того, что нас остановят и попросят показать тот самый груз, довольно высока: ноль целых восемьдесят шесть сотых.

– Изолента решает всё! – изящным движением выудив из самого неприметного кармана жилета характерный серый рулончик, заявляет Яарвокс. – Замотаем всё покрепче, пусть развлекаются!

– От просвета изолента не укроет, – замечает Джекс. – Хотя подожди… я её отсканировать не могу! Неужели?..

– Забыл уточнить: это не простая изолента, а гиперполимерная! Стянули, помнится, из какой-то тримперской лаборатории.

– Яарвокс, это ценнейший материал. Обязательно напечатай ещё на копипринтере! Прямо сейчас!

– Не вопрос!

Пока верный копипринтер производит коптермирады новой гиперполимерной изоленты, «Хитрюга» входит в пространство Укрытого Рукава. Бастер меняет цвет и форму всего корабля, чтобы защитить его от дрессированных космических чудовищ-кораблеедов.

Полёт через Укрытый Рукав – уже, впрочем, переставший быть Укрытым – по привычке расслабляет экипаж «Хитрюги». Когда звездолёт приближается к краю Шлейфового Рукава, Бастер не успевает предупредить друзей, чтобы они разошлись по каютам: двумперский патруль возникает перед «Хитрюгой» совершенно внезапно. На радаре он не отображается, а телепаты не видят экипажи двумперских кораблей. Фантомы? Увы – твердоплазменные снаряды, которые двумперцы выпускают из боевых орудий, даже не постучавшись и не поздоровавшись, оказываются самыми настоящими. Корабль начинает сильно трясти, хотя заметных повреждений вроде бы как нет.

– Держу пари, гиперполимер пользуют, сволочи! – шипит Тецклай, свалившись с потолка.

– Так и есть! – подтверждает Бастер.

На экране связи появляется экипаж одного из патрульных кораблей. Состоит он сплошь из паукрабих, облачённых в металлические экзоскелеты.

– Мятежники, точно! – скрипит одна из паукрабих, после чего отдаёт команду, и в «Хитрюгу» влетает ещё один снаряд.

– Тц-тц! Да что вы говорите! – саркастично цыкает Сэн.

Двумперские корабли вдруг резко перестраиваются: один остаётся прямо перед «Хитрюгой», а остальные окружают его со всех сторон. Пользуясь тем, что пока патрульные корабли перестраиваются, никто не стреляет, Тецклай приникает к приборной доске в надежде вывернуть какой-нибудь манёвр или как-то запутать двумперских стрелков. К сожалению, все системы управления кораблём вдруг немеют и перестают реагировать на любые команды.

– Гррр! Что за падаль?! – рычит Тецклай.

– Мы не орхги, мы вам ничего не расскажем! – противно ухмыляется одна паукрабиха с экрана связи.

– Ладно, блин, идите сюда! – рявкает Накет и достаёт из-за пояса гормет. – Лезьте на корабль, едрён батон! Мы вас тут всех перерубим!

– И как ты себе это представляешь? – одёргивает Накета Яарвокс, который, хоть и сам любит подраться, не лишён и осторожности.

– Да чё там! За тебя, Веншамея! – выкрикивает Накет, картинно подняв гормет… и тут же осекается, поймав на себе удивлённые взгляды друзей.

– Ну, с такой-то мотивацией и я, пожалуй, не против поучаствовать! – восклицает Яарвокс и достаёт из-за пояса электробластер.

– Хватит передо мной выделываться, вы мне оба не нравитесь! – кричит Веншамея.

– Брать вас на абордаж – слишком большое для вас удовольствие! – шипит с экрана связи очередная паукрабиха. – Огонь!

Со всех сторон в обездвиженный звездолёт прилетают твердоплазменные снаряды. Они вот-вот пробьют аргоновые щиты…

– Одну деминуту, пожалуйста! – возникает перед экраном связи Леод. – Как насчёт переговоров?

Паукрабихи в ответ мерзко хохочут. Наконец, одна из них всё-таки снисходит до того, чтобы ответить:

– Не будет никаких переговоров! Вы сдохнете, и всё!

– Кажется, вы не совсем понимаете, какую упускаете выгоду, – мурлычет Леод, выпустив и втянув несколько раз когти на правой передней лапе. – А я вам с удовольствием объясню, если вы прекратите хотя бы на несколько деминут по нам палить.

Как ни странно, стрельба прекращается. Похоже, паукрабихам стало интересно, что же им предложит этот жалкий мятежник.

Но план на самом деле другой: зная, что телепаты обязательно уловят его мысль, Леод старательно проецирует в сознании образ Айзела, который усмиряет паукрабих с помощью гипноза. Мысль подхватывает Карл. Стараясь не привлекать к себе внимания, он тихо уползает по потолку к каюте Айзела.

– Айзел, друг, ты нам нужен, – обращается к фоксиллинда полупротоплазмик-получеловек. – Я знаю, ты всё ещё не уверен в своём гипнозе, но сейчас нам без него не обойтись. Леод, конечно, талантливый дипломат, но окончательно вырваться из окружения мы сможем только с твоей помощью.

– Нет! – взвизгивает в ответ Айзел. – Ни за что! Пользоваться гипнозом – это неправильно! Я уже жалею, что применил его на Эр-Нюге! Даже орхгам, гм, аморально навязывать своё, эм, мнение!

– Ничего ты не навязывал, и навязывать тебе будет не нужно! Просто скажешь, что корабль следует по разрешённому маршруту, везёт разрешённый груз, и никаких мятежников здесь и в помине нет. Вот и всё!

– Я не могу… э-э-э… не могу, и всё! Я им даже не управляю… мой гипноз… нет!

– Айзел, давай быстрее! Паукрабихи могут смекнуть, что Леод им просто забивает эфир, и тогда нам конец!

– Нет! Делайте, что хотите, но не заставляйте меня…

Карл теряет терпение. Он выпускает из пальцев щупальца и пытается вытащить Айзела из каюты телекинезом… но он не срабатывает.

– Телекинез-блокиратор? – спрашивает Карл.

– Н-н-нет, – запинается Айзел.

– Значит, это двумперские штучки! Они обездвижили наш корабль и собираются обстрелять его со всех сторон, понимаешь? Ты всё ещё не хочешь нам помочь их отвадить?

– Только не гипнозом!

– Ой вей…

В отсеке управления медленно теряет синие полоски на голубой коже Млем. Оно чётко знает: если Карл переходит на идиш, дело совсем азохен вей.

– Да укусите кто-нибудь за жопу этого старого хрыча! – взрывается вдруг Накет.

К счастью, двумперцы не улавливают этот пассаж. Всё их внимание приковано к Леоду, который уже несколько деминут мусолит тему возможных выгод, которые Двумперия получит, если мятежники останутся в живых.

На призыв Накета живо реагируют Силмак, Семиларен, Райтлет и Сэн. Кусать профессора ни за какое место они, конечно, не собираются. Они просто используют для того, чтобы вытащить Айзела из каюты, целых двадцать девять рабочих конечностей. Через несколько мгновений упирающийся фоксиллинда всё же оказывается перед экраном связи.

– А мой друг Айзел ещё подробнее расскажет, что мы вам готовы предложить! – тут же ориентируется ягулярр и уступает место Айзелу.

Фоксиллинда окидывает всю команду неопределённым взглядом. Понимая, что выхода нет, он снова поворачивается к экрану связи… и вдруг видит в паукрабихах то, чего не видел никогда раньше.

Добычу.

Фоксиллиндский гипноз изначально был средством, которое позволяло задержать добычу, чтобы её можно было схватить одним движением…

– Почему вы решили, что на этом корабле мятежники? – необычно мягким даже для себя голосом спрашивает Айзел, приподняв рукрылья и заглядывая паукрабихам прямо в глаза.

Паукрабихи переглядываются в недоумении.

– Это ведь грузовой корабль, который следует по разрешённому маршруту и везёт разрешённый груз, не так ли? – продолжает Айзел.

– Так и есть, – отвечают по ту сторону экрана.

– Вы, несомненно, обеспокоены новыми восстаниями. И вы склонны видеть мятежников даже там, где их нет.

– Возможно…

– Так зачем же вы нас останавливаете? И стрелять по нам не нужно – не думаю, что владельцу корабля это понравится.

При этих словах Айзел изящным плавным жестом указывает на Бастера. Поначалу робот собирается сказать своё подтверждающее слово, но быстрые расчёты в его центральном процессоре показывают, что так эффект от речи Айзела может сойти на нет. Поэтому Бастер обходится лишь согласным кивком.

– И правда, чего это мы… – ворчит одна паукрабиха.

– Забудьте об этом корабле. Он вам не угрожает.

– Хорошо…

Сеанс связи прерывается. Паукрабский патруль неспешно расползается в разные стороны, и к «Хитрюге» возвращается управление.

Не успевает кто-либо из команды нарушить торжественное молчание, как Айзел предостерегает:

– Хм, давайте лучше соблюдём легенду. Я всё ещё, э-э-э, не уверен в своих силах. Гм, они могут вернуться. Бастер, останешься здесь?

– Конечно, – отвечает робот.

Органические существа снова покидают отсек управления. Бастер внимательно осматривает окружающее корабль пространство и радар. Ни один двумперский корабль не собирается возвращаться, и команда празднует маленькую победу.

– Ну, Айзел, освоился с гипнозом? – с улыбкой спрашивает у фоксиллинда Стив.

– Вроде бы да. Но… э-э-э… я узнал о себе кое-что, чего, хм, не хотел бы. Мне нужно, гм, как следует над этим подумать.

– А вообще, мы получили ценную подсказку, – вступает Карл. – Раз паукрабы поддались гипнозу, значит, они не так умны, как нам казалось! Значит, у них непременно найдётся слабое место!

– А ведь Семиларен тоже поддался твоему гипнозу, – с нескрываемым удовольствием добавляет Леод. – Значит ли это, что он круглый дурак?

– Заткнись, клыкастый! – рявкает в ответ блент.

– Я ничего такого не имел в виду! – восклицает Айзел. – Я просто, хм, сомневаюсь в том, что ум паукрабов, эм, по-настоящему острый.

– Но использовать гиперполимер они додумались, – ворчит Тецклай. – Думаю, киберпанкам стоит поработать над нашим радаром, чтобы мы смогли обнаруживать их корабли. Так мы выйдем вперёд. Хотя бы ненадолго.

– Уже принимаемся за дело, – реагирует Бастер и устраивается за столом перед главным компьютером.

– Уже! – вторит Джекс, также усевшись за стол и вытащив из внутреннего кармана пиджака несколько книгоплатов. – Яарвокс, нет цены твоей гиперполимерной изоленте!

– А ещё у меня проволока с собой есть, – зачем-то добавляет Яарвокс.

Оба киберпанка синхронно уставляются на бывшего контрабандиста горящими от энтузиазма глазами.

– Давай проволоку, – металлически звенят киборг и робот.

Яарвокс делится с Джексом и Бастером содержимым ещё одного кармана своего жилета, и киберпанки тут же принимаются за дело.