Странник

Гений

Луна охотника

Оба солнца в данный момент садились. На западе горы превратились в волну темноты, неподвижную, как будто холод Запределья коснулся и заморозил ее, достигнув самой вершины, первый морской барьер на воздушном пути к Обещанию; но небо становилось фиолетовым, и на нем уже зажглись первые звезды и две маленькие луны, золотистый цвет которых переходил у краев в серебряные полумесяцы, как и само Обещание. На востоке небо оставалось голубым. Там, почти над океаном, Руии был полностью освещен, что перекрывало его розовое сияние. Под просветом, который он отбрасывал, вздрагивали воды и заметно крепчал ветер.

А’и’ач тоже чувствовал ветер, холодный и бормочущий, каждой тончайшей волосинкой на своем теле. Ему необходим был всего лишь крохотный толчок, чтобы придерживаться курса, и этого вполне было достаточно, чтобы ощущать собственные силы и неразрывную связь в путешествии к цели назначения, связь со своим Роем. Их шары, бледно-радужные, почти скрытые от него землей, над которой они пролетали, окружали его, и он находился среди самых высоко поднявшихся. Их жизнезапахи заглушали все остальные, сладострастные, суровые, они пели вместе, сотни голосов единого хора, так что их души могли смешаться и стать единой Душой, предвкушением того, что ждало их на далеком западе. Сегодня ночью, когда П’а пересечет Руии, возвратится Сияющая пора. И они заранее радовались этому.

Один только А’и’ач не пел и лишь слегка погружался в грезы о пиршестве и любви. Он слишком хорошо сознавал, что он несет. Вещь, которую навязал ему человек, весила совсем немного, но на душе становилось тяжело и неприятно. Разумеется, весь Рой сознавал опасность атаки и у многих имелось оружие — камни для бросания или же остроконечные ветки, оброненные деревьями на усиках, которые развевались под их шарами. У А’и’ача был нож из стали, цена услуги человеку. Хотя Народу вовсе не пристало бояться того, что могло нахлынуть из будущего. А’а’ач был непонятным образом изменен тем, что проникло внутрь него.

Пришло знание, он не понимал, каким образом, но оно проявлялось с такой медлительностью, что он не был удивлен этому. Тем временем он перестал хмуриться. Где-то среди этих холмов бежит Зверь, и у него точно такая же штука, что и у него, поддерживающая точно такую же призрачную связь Роя с человеком. Он не мог понять, что же это могло предвещать, оставив эту проблему для Народа. Совсем не мудро было бы спрашивать об этом. Поэтому он принял решение, которое, как он понимал, было чуждым его расе: он покончит с этой угрозой.

Поскольку глаза его располагались внизу тела, он не мог видеть ни предмета, прикрепленного сверху, ни света, струившегося от него. Однако его спутник мог, и А’и’ачу продемонстрировали это прежде, чем он согласился понести. Луч был слабенький, видимый только ночью, и то лишь на фоне темноты. Ему следовало бы поискать мерцание света среди теней на земле. Рано или поздно он подойдет к этому. Сейчас шанс был не так уж плох, в эту Сияющую пору, когда Звери рыщут в поисках Народа, чтобы убивать, зная, что он собирается вместе в огромном количестве на веселое празднество.

А’и’ач взял нож, чтобы при возможности применить его. Он намеревался хранить его на суку дерева, а когда будет настроение, поэкспериментировать с ним. Один из Народа однажды в течение некоторого времени пользовался случайно найденным предметом — острым камешком — ради каких-то сиюминутных целей, вроде разрезания стручков растений, чтобы добраться до их вкусненьких семечек. Возможно, ножом он сможет придать дереву форму инструментов, и тогда у него всегда наготове будет целый склад их.

Пришло новое понимание, и А’и’ач увидел, для чего же в действительности нужен нож. Он мог бы наносить удары сверху, пока Зверь не будет мертв… нет, пока не будет мертв тот Зверь.

А’и’ач вышел на охоту.

За несколько часов до захода солнца Хью Броккет и его жена Янника Резек готовились к своей ночной работе, когда запоздало прибыла Кризоула Грипарис. Сперва шторм вынудил самолет приземлиться в Энрике, а затем, упрямо дуя на запад, заставил ее совершить длинный окольный путь до Хансонии. Она даже не видела Кольцевой океан, пока не пересекла добрую тысячу километров материка, где должна была повернуть на юг и преодолеть еще столько же, чтобы достичь большого острова.

— Как же замечательно с воздуха выглядит Порт Като, — заметила она. Ее английский, с акцентом, принятый в качестве основного на этой особой станции, был беглым: одна из причин того, что она прибыла сюда для выяснения возможности работы здесь.

— Так оно и есть, — ответила Янника, тоже с акцентом, но другим. — Дюжина ученых, в два раза больше лаборантов и еще обслуживающий персонал. Вас будут очень тепло приветствовать.

— Вы что, чувствуете себя изолированными? — удивилась Кризоула. — Вы ведь можете позвонить куда-нибудь на Ближний, где есть голосвязь, разве не так?

— Да, либо слетать в город по делам или же взять отпуск или еще что-нибудь такое, — сказал Хью. — Но все равно, является ли стереофоническим изображение или звук — это всего лишь изображение. С ним нельзя отправиться перехватить стаканчик после того, как закончится конференция, не так ли? А что касается настоящего визита, ну, вы вскоре вернетесь сюда, к этим приевшимся лицам. В социальном плане дальние поселения несколько замкнулись на себе. Вы узнаете это, если останетесь. — А затем поспешно добавил: — Не то, чтобы я старался разочаровать вас. Ян права, мы станем более счастливыми, если кто-нибудь присоединится к нам.

У его собственного акцента была своя история. Английский был языком его матери, но он был из третьего поколения медеан, что означало, что его бабушка и дедушка оставили Северную Америку так давно, что речь уже изменилась, как и все остальное. Сказать по правде, и сама Кризоула не была настолько уж современной, потому что лазеру требуется почти пятьдесят лет на преодоление расстояния от Солнца до Колчиса, а корабль, на котором она путешествовала, находясь в бессознательном и безболезненном состоянии, был значительно медленнее…

— Да, с Земли! — пылко воскликнула Янника.

Кризоула мигнула.

— На Земле отнюдь не царила радость, когда я улетала. Может, дела и улучшились после этого. Пожалуйста, поговорим об этом попозже, а сейчас мне не терпится самой все увидеть.

Хью похлопал ее по плечу. «Она была довольно хорошенькой, — подумал он, — не того же класса, что Ян, о, таких женщин нужно поискать!» Но все же ему бы доставило удовольствие, продолжи они знакомство в постели. Это внесло бы разнообразие в его пресную жизнь с женой.

— У тебя в самом деле сегодня был неудачный день, разве не так? — пробормотал он. — Пришлось задержаться, пока Роберто… э-э… доктор Веноста находился за станцией… и пока в Центр не вернулся доктор Фенг с группой образцов… — Он ссылался на главного биолога и главного химика. Специализацией Кризоулы была биохимия: предполагалось, что она как только что прибывшая на редко прилетающих звездолетах внесет важный вклад для понимания жизни на Медее.

Кризоула улыбнулась.

— Что ж, значит, я начну знакомиться сперва с остальными, начиная с вас двоих, таких замечательных людей.

Янника покачала головой.

— Прошу прощения, — начала она. — Мы очень заняты, скоро отправляться, и, возможно, возвратимся только после восхода солнца.

— О… так долго? Около тридцати шести часов? Да. Не слишком ли это долго для нахождения в… как вы сказали?.. этой жуткой среде?

Хью рассмеялся.

— Это дело ксенологов, которыми мы оба и являемся, — ответил он. — М-м-м, я думаю, по крайней мере, могу уделить немного времени и показать вам окрестности, представить вас, чтобы вы почувствовали себя совсем как дома. — Кризоула прибыла в тот момент цикла наблюдения, когда большинство все еще спали, и ее направили в комнату Хью и Янники. Они вставали рано, подготавливаясь к своей экспедиции.

Янника холодно поглядела на него. Она увидела большого человека, которому на вид можно было дать сорок один терранский год: коренастый, слегка неуклюжий в движениях, с начавшим слегка раздаваться брюшком, с обветренными чертами лица и песочными волосами, голубоглазый, коротко подстриженный, чисто выбритый, неряшливо одетый в тунику, брюки и ботинки, наподобие рудокопов, среди которых он и вырос. — У меня нет времени, — объявила она.

Хью сделал широкий жест.

— Конечно, ты просто продолжай, дорогая. — Он взял Кризоулу под локоть. — Пойдем побродим.

Сбитая с толку, она вместе с ним вышла из лачуги, где царил беспорядок. Возле изгороди вокруг жилья она остановилась и начала внимательно осматриваться, словно в первый раз смотрела на вид Медеи.

Порт Като в действительности оказался крохотным. Чтобы не нарушить экологию действиями, подобным облучению ультрафиолетовыми лампами над полями с урожаем, все необходимое доставлялось из более старых и больших по размерам поселений на Ближнем континенте. Более того, находясь близко к восточной окраине Хансонии, он занимал несколько километров острова, на возвышении, что было сделано в качестве предосторожности против приливов Кольцевого океана, которые могли достичь чудовищных размеров. Поэтому природа была огорожена стенами, крышей, подавленная сумятицей строений, и куда бы она ни смотрела… прислушивалась, касалась, пробовала на вкус, вдыхала запах, двигала. С силой тяжести, чуть меньше земной, она могла перемещаться прыжками. Избыток кислорода словно придавал ей дополнительную энергию, однако ее слизистая оболочка еще испытывала некоторую боль. Несмотря на расположение в тропиках, воздух был целебным и не слишком влажным, поскольку остров находился достаточно близко к Дальнему, чтобы ощущать прохладу. Здесь было полно едких веществ, но только несколько из них в отдаленной степени напоминали ей запах мускуса или йода. Также чуждыми были и звуки, шелестения, трели, постанывания, бормотания, которые из-за густой атмосферы гулко отдавались в ушах.

Сама станция имела вид необычного поселения. Строения были из местных материалов, спроектированные здесь, на месте; даже излучающий энергетический конвертер ничем не напоминал о доме. У двойных теней был свой особенный оттенок; фактически каждый цвет изменялся в этом красноватом свете. У деревьев, которые находились позади над крышей, были странные очертания, с листвой оранжевого, желтого и коричневого цветов. Небольшие существа проносились между ними. Случайно встречающиеся сверкающие кучи, наметенные ветром, пылью не казались.

Небо было в глубоких тонах. Несколько облаков слегка окрашивались в розовый и золотистый цвета. Двойное солнце — Колчиса — Кастор Цэ вдруг показалось ей слишком уж сухим названием — клонилось к западу, и оба они едва были различимы, так что она могла без вреда пристально смотреть на них в течение короткого времени, на Фрике в его почти максимальном угловом удалении от Хелле.

Напротив них небеса занимал Арго, как всегда обращенный своей поверхностью-полусферой к Медее. Здесь планета системы низко нависала над горизонтом; верхушки деревьев скрывали часть ее огромного плоского диска. Дневной свет смягчал красноту ее жара, которая станет пылающей после наступления темноты. Тем не менее она была гигантской, и на глаз казалась размером в пятнадцать-шестнадцать земных лун. Едва заметные хроматические ленточки и пятнышки на ее поверхности, постоянно меняющиеся, являлись облаками, более огромными, чем континенты, и ураганными вихрями, которые могли целиком проглотить эту луну, над которой она пребывала.

Кризоула вздрогнула.

— … это… поражает меня, — прошептала она, — больше, чем что-либо в окрестностях Энрике или… или приближение из космоса… Я прибыла в какое-то другое место во вселенной.

Хью обхватил ее талию. Не будучи речистым, он просто сказал:

— Ну, оно и есть другое. Вот почему, как вы знаете, Порт Като и существует. Чтобы изучать глубину района, который находится в некоторой изоляции; мне сказали, что перешеек между Хансонией и материком исчез пятнадцать тысяч лет назад. Местные дромиды, по крайней мере, до нашего прибытия никогда не слышали о людях. Среди ауранидов действительно ходили слухи, которые, возможно, и повлияли слегка на них, но, конечно, не сильно.

— Дромиды… аураниды… ох! — Будучи гречанкой, она сразу же ухватила смысл. — Аэростаты, правильно?

Хью нахмурился.

— Пожалуй. Это довольно дешевые шутки, не так ли? Думаю, множество их вы слышали в городе, но мне кажется, обе расы заслуживают от нас более величественных имен. Они разумные, не забывайте.

— Прошу прощения.

Он слегка повысил голос:

— Ничего, Крис. Вы новенькая. Со столетним пробелом информации, пока вы летели сюда…

— Да. Я удивлялась тому, если на самом деле стоит об этом упоминать, что основанные за пределами Солнечной системы колонии так медленно отправляют назад научные данные.

— У вас более свежая информация насчет этого, чем у меня.

— Ну… планетология, биология, химия, они все еще дают нам новые знания, когда я улетала, и с наукой там все в полном порядке, начиная с медицины и кончая контролем над вулканами. — Женщина выпрямилась. — Возможно, новый шаг будет сделан в вашей области, ксенологии? Если мы сможем подойти к пониманию нечеловеческого разума — нет, двух в этом мире — возможно, трех, если здесь существуют на самом деле два совершенно непохожих вида ауранидов, как я слышала среди теорий… — У нее перехватило дыхание. — Что ж, тогда мы могли бы иметь возможность понять и самих себя. — Хью подумал, что она действительно заинтересована, а не просто старается угодить ему, когда Кризоула продолжила: — Что вы и ваша жена делаете? Мне сообщили в Энрике, это совершенно особая работа.

— Во всяком случае, экспериментальная. — Чтобы не заходить слишком далеко, он отпустил ее. — Долгая история. А не лучше ли совершить экскурсию по нашей метрополии?

— Попозже смогу и сама, если вам придется возвращаться и уйти работать. Но я восхищена услышанным о вашем проекте. Читать разумы чужаков!

— Ну, это вряд ли. — Видя удобный случай, он указал на скамейку у гаража. — Если вы действительно хотите послушать, присаживайтесь.

Когда они сели, Пит Мараис, ботаник, появился из кабины.

К вящему облегчению Хью он просто поприветствовал их, после чего торопливо удалился. Некоторые хансонианские растения в это время дня производят странные вещи. Все по-прежнему находились за стенами станции, повара готовили завтрак, остальные умывались и одевались для своей последующей деятельности.

— Предвижу ваше удивление, — выдавил из себя Хью. — Электронная нейроаналитическая техника находилась в зачаточном состоянии на Земле, когда улетал ваш корабль. Но вскоре началось ускоренное ее развитие, и, конечно, эта информация достигла нас раньше вашего прибытия сюда. Применялась она тут на низших животных, также как и на людях, так что нам было не слишком сложно… создать двух гениев в Центре… чтобы адаптировать это оборудование как для дромидов, так и для ауранидов. В конце концов у обоих видов есть нервная система и сигналы электрической природы. В действительности труднее было усовершенствовать программное обеспечение, программы, а не оборудование. Янника работает со мной над этим, собирая эмпирические данные для психологов и семантиков и программистов.

— М-м-м, не поймите меня превратно, пожалуйста. Для нас это явилось почти необходимостью. Сканирование сознания — не лучшее слово, но похоже, мы завязли на нем — сканирование сознания постепенно станет важнейшим инструментом в нашей повседневной работе, которая состоит в изучении жизни местных туземцев, их мыслей и чувств. Однако и в настоящее время это просто еще совсем неопробованный метод, весьма ограниченный и крайне непредсказуемый.

Кризоула вздернула свой подбородок.

— Позвольте мне сказать вам, о чем, мне представляется, я знаю, — предложила она, — а затем вы скажете, где я ошибаюсь.

— Конечно.

Она педантично начала:

— Можно идентифицировать образцы синапсов и записать те, что ответственны за двигательные функции, передачу ощущений — и наконец теоретически самих мыслей. Но это изучение — результат мучительно собираемых данных, их интерпретации и корреляции этих интерпретаций со словесными ответами. Каковы бы ни были полученные результаты, их можно записать в компьютерной программе как n-мерный объект, который можно считать. Следующие считывания можно получить путем интерполяции.

— Ого-го! — воскликнул мужчина. — Продолжайте.

— Я настолько права? Вот уж не ожидала.

— Что ж, естественно, вы пытаетесь обрисовать несколькими словами то, что требует тома математики и символьную логику для описания должным образом полпути. И все-таки вы делаете это лучше меня.

— Я продолжу. А теперь после этого создаются системы, которые могут устанавливать связи между различными объектами. Они могут трансформировать системы, которые создают мысль в одном сознании и перемещают ее в мыслесистему другой. Также возможна прямая передача между нервными системами. Подобную систему можно определить, перевести в компьютер для трансляции и электромагнитным способом ввести в принимающий мозг. Разве это не телепатия?

Хью начал было мотать головой, но затем успокоился:

— М-м-м, чрезвычайно грубо. Даже два человека, которые думают на одном и том же языке и преотлично знают друг друга, даже они получают только частичную информацию — простые послания со множеством искажений, низким уровнем шумовых сигналов и медленной передачей. И насколько же хуже, когда вы пытаетесь осуществить это с другой формой жизни! Одни только различия в речи, не говоря уж о неврологической структуре химии…

— И все-таки вы предпринимали попытки с некоторым успехом, я слышала.

— Ну да, мы достигли некоторого прогресса на материке как с дромидами, так и с ауранидами. Но поверьте уж мне, «определенные успехи» — это слишком громко сказано.

— А затем вы попытались сделать это на Хансонии, где культуры должны быть совершенно чуждыми вам. Фактически виды ауранидов… Ну? Не стоит и говорить, что это добавило вам сложностей?

— Да, то есть у нас действительно добавилось бесчисленное множество проблем, но они не бесполезные. Понимаете, большинство сотрудничающих с нами туземцев всю свою жизнь проводят среди людей. Многие из них представляют профессиональный предмет для изучения: дромиды для материальной платы, аураниды для психологического удовлетворения, развлечения, как мне кажется, вы бы выразились. Их искореняют; часто они сами не имеют ни малейшего представления, почему их «дикие» родственники чем-то занимаются. Мы хотели разузнать, можно ли усовершенствовать сканер сознания в устройство для изучения чего-то большего, чем неврология. Для этого нам; нужны были существа, которые не были бы заражены. Бог знает, на Ближнем полно девственных мест. Но этот район, Порт Като, уже начал интенсивно изучаться, являясь как изолированным, так и резко ограниченным. Ян и я решили, что мы можем также включить сканирование сознания в нашу исследовательскую программу.

Взгляд Хью медленно перемещался по огромной громаде Арго и остановился.

— Насколько это нас касается, — медленно начал он, — эта неожиданность — еще один способ попытаться разузнать, почему дромиды и аураниды находятся здесь в состоянии войны.

— Но ведь они убивают друг друга где-то и в других; местах, разве не так?

— Да, и различными способами, из-за еще большего разнообразия причин, как непосредственно мы могли определить… Позвольте заметить для записи, что сам я лично не придерживаюсь теории, что информацию на этой планете можно получить, сожрав того, кто ею обладает. Ибо, во-первых, могу показать вам больше те районы, где, похоже, дромиды и аураниды сосуществуют совершенно мирно, чем где этого нет. — Хью махнул рукой. — На Земле нации никогда не были идентичными. Почему же нам следует ожидать, что на Медее повсюду будет то же самое?

— Однако на Хансонии… вы говорите — война?

— Это лучшее слово, которое я подобрал. О да, ни одна из групп не имеет правительства для выпуска официальных заявлений. Но тот факт, что все больше и больше за последние двадцать лет — по наблюдениям людей, если не раньше — дромиды на этом острове с дьявольским упорством убивают ауранидов. Уничтожают их! Аураниды — пацифисты, но они действительно защищают себя, иногда предпринимая активные действия, вроде засад. — Хью скорчил гримасу. — Я следил за несколькими схватками и исследовал результаты еще большего числа. Мало приятного! Если бы мы в Порт Като могли стать посредниками, принесшими мир, что ж, я бы подумал, что одно только это могло бы оправдать присутствие человека на Медее.

Пока он старался воздействовать на нее своей добротой, он не становился лицемерным. Прагматик Хью тем не менее время от времени спрашивал себя, а имеют ли люди право находиться здесь. Разностороннее научное изучение было невозможно без самообеспечивающейся колонии, где был бы минимум людей, большинство из которых не являлись бы учеными. Он, к примеру, был сыном рудокопа и провел большую часть своего детства в глубинке. Верно, предполагалось, что поселения не будут увеличиваться дальше их нынешнего уровня, и самая большая из этих лун была в достаточной степени враждебной, чтобы дальнейший рост поселений казался невозможным. Но… хотя бы просто одним своим присутствием, если ничем другим, земляне уже совершили необратимые воздействия на обе туземные расы.

— Вы не можете спросить у них, почему они сражаются? — удивилась Кризоула.

Хью криво ухмыльнулся.

— О, конечно же, мы можем. Но лишь тогда, когда овладеем местным наречием для повседневного использования. Если не считать того, продвинется ли наше понимание настолько глубоко.

— Послушайте, я специалист по дромидам, она же специалист по ауранидам, и мы оба упорно работаем, стараясь добиться дружеских отношений с отдельными индивидуумами. Это хуже для меня, потому что дромиды не приходят в Порт Като, как аураниды, которые могут появляться в любое время. Они признаются, что обязаны попытаться убить ауранидов… и также сожрать их, кстати, это главный символический акт. Дромиды согласны, что это является оскорблением нашей гостеприимности. Поэтому мне приходится отправляться в их лагеря и хибарки на встречи с ними. Несмотря на эти трудности, она не чувствует, что добилась большего, чем я, прогресса. Мы в равной степени сбиты с толку.

— Что говорят автохроны?

— Ну, оба вида признают, что некогда они жили вместе в дружеских отношениях… немного либо прямо, либо косвенно контактируя, но испытывая значительный интерес друг к другу. Затем, двадцать или тридцать лет назад, все большему и большему числу дромидов не удавались попытки воспроизводства. Все чаще и чаще отвергнутые сегменты не приходят к соглашению — и умирают. Вожди решили, что аураниды — результат ошибки и должны быть уничтожены.

— Почему?

— Символ веры. Нет оснований полагать, что мне удастся в этом разобраться, однако я предположил мотивацию, вроде желания иметь козлов отпущения. У нас есть патологи, исследующие действительные причины, но, представьте себе, сколь же долго это может занять времени. А тем временем нападения и убийства продолжаются.

Кризоула исследовала пыльную землю.

— Изменились ли в некоторой степени аураниды? Дромиды могли бы затем прийти к заключению post hok, propter hok.

— Гм-м! — Когда она пояснила, Хью рассмеялся.

— Боюсь, что я не такой уж культурный человек, — начал он. — Скалистые крысы и кустарниковые рейнджеры, среди которых я рос, уважают учебу — мы не выживем на Медее без этого, — но они не требуют, чтобы мы слишком уж наваливались на нее. Я интересовался ксенологией, потому что мальчишкой у меня был друг дромид, и я провел с ним полный цикл, от женского до мужского состояния и до постсексуального. Это захватило мое воображение — жизнь, являющаяся такой экзотической.

Его попытка повернуть разговор на личные каналы не достигла успеха.

— Что сделали аураниды? — потребовала ответа Кризоула.

— О… У них возникла новая… нет, не новая религия. Это подразумевает особую форму жизни. Назовите это новым Путем, новым Дао. Он включает постепенное перемещение на восток вдоль океана, чтобы принять смерть на холодном Дальнем континенте. Каким-то образом это трансцедентально. Пожалуйста, не спрашивайте меня, как и почему. Ни я… ни Ян… не можем понять… почему дромиды полагают столь ужасной вещью то, что делают аураниды. У меня есть несколько догадок, но это просто догадки. Она шутит, что они все — фанатики.

Кризоула кивнула.

— Культурная пропасть. Пусть у современного материалиста, слегка умеющего сопереживать, оказалась машина времени, и, отправься он в прошлое в Средние Века на Землю, чтобы попытаться разузнать, что вызвало Крестовый Поход или Джихад, ему бы это показалось бессмысленным. Несомненно, он пришел бы к выводу, что всякий, с кем он общался, псих, и единственный возможный способ достижения мира — полная победа одной из сторон. Что неправильно, как мы знаем сегодня.

Мужчина понял, что эта женщина думает так же, как и его жена. Кризоула продолжила:

— Может быть, именно влияние человечества привело к этим изменениям, возможно, косвенным образом?

— Быть может, — признался он. — Конечно, аураниды распространяются широким фронтом, так что те истории на Хансонии, которые мы смогли перехватить, из вторых-третьих рук, относительно Рая, ведут свое происхождение от людей. Я считаю естественным полагать, что Рай располагается в направлении захода солнца. Никто никогда и не пытался обратить туземцев в нашу веру. Но туземцы время от времени интересуются нашими мыслями. А аураниды — заядлые создатели мифов и могут ухватить суть любой концепции. Они также могут пребывать в состоянии экстаза. Даже перед лицом смерти.

— Между тем дромиды вдруг стали развивать новые воинствующие религии, как я слышал. И тогда здесь, на этом острове, вышло так, что эта новая религия обернулась против ауранидов, не так ли? Трагический поворот… хотя, как мне кажется, и не похожий на гонения на Земле.

— В любом случае нам нельзя помогать, пока у нас не станет побольше информации. Вот этим-то мы с Ян и занимаемся. В основном мы делаем обычные процедуры, полевые исследования, наблюдения, изучения, беседы и так далее. Мы также экспериментируем и со сканером сознания. Сегодня ночью на нем будет опробован наш самый сложный тест.

Кризоула, сидевшая прямо, напряглась:

— Что вы сделаете?

— Вероятно, мы отправим бланк. Вы ведь сами ученая и знайте, насколько редко бывают настоящие прорывы. Мы только лишь медленно продвигаемся вперед.

Поскольку она ничего не ответила, Хью набрал воздуха в легкие и продолжил:

— Если быть точным, Ян окультуривает «диких» ауранидов, а я — «диких» дромидов. Мы убедили их носить миниатюрные передающие сканеры сознания и работаем с ними для развития нашей собственной способности. Не очень-то много мы можем принять и интерпретировать. Наши глаза и уши дают нам намного больше информации. И все же это особенная информация. Дополнительная.

— Настоящий комплект? О, наши туземцы носят устройства размером с кнопку, наклеенные на голову, если можно так сказать в отношении ауранидов. Ячейки со ртутью дают энергию. Это устройство передает на радиоволнах сигнал опознания на радиостанцию — микроваттный, но вполне достаточный. Естественно, передатчик данных требует широкой частоты волны, так что он использует ультрафиолетовый луч.

— Что? — Кризоула вздрогнула. — Разве это не опасно для дромидов? Мне говорили, что они, как и большинство животных, должны искать укрытие, когда начинает ярко пылать солнце.

— Этот луч в достаточной степени слаб, также как и в силу энергетических ограничений, — ответил Хью. — Понятно, что у него ограниченный кругозор в несколько километров. Туземцы обоих видов рассказывают нам, что они могут напустить светящийся газ на дорогу. Они даже не описывали это в таких терминах!

— Поэтому я и Ян улетаем на нашем отдельном самолете. Мы парим слишком высоко, чтобы нас заметили, включаем передатчики с помощью сигнала и «настраиваем» на наших индивидуальных субъектов при помощи усилителей и компьютеров. Как я уже говорил, к сегодняшнему дню мы добились крайне слабых результатов — это просто совсем слабый род телепатии. На эту ночь у нас запланирована серьезная попытка, потому что произойдет важная вещь.

Однако ее сразу не заинтересовало, что же это такое, вместо этого она спросила:

— А вы пытались посылать сигналы туземцам, вместо того чтобы принимать их?

— Что? Нет, никто. Из-за одной причины: мы не хотим, чтобы они знали, что их сканируют. Весьма вероятно, что это знание повлияло бы на их поведение. И во-вторых, у медеанцев нет ничего похожего на научно-техническую культуру. И сомневаюсь, что они бы смогли понять эту идею.

— В самом деле? Учитывая их высокую скорость метаболизма, я предположу, что они думают быстрее нас.

— Похоже на то, однако мы не можем измерить это, пока не усовершенствуем сканер сознания, когда сможем декодировать устную мысль. Все, что мы до сих пор имеем, — чувствительные впечатления. Возвращайтесь к нам сюда через сто лет, и, возможно, кто-то и сможет поговорить с вами.

Разговор принял такой академический тон, что Хью определенно был обрадован возможности изменить тему, когда появился ауранид. Он узнал этого ауранида, несмотря на то, что она была больше среднего, и шар ее, наполненный водородом, сжался до полных четырех метров в диаметре, отчего сквозь ее мех стала просвечиваться перламутровая кожа. Она казалась такой красивой, когда проплывала над верхушками деревьев, а затем, несомая ветром к ним, опускалась. Цепкие усики, спускавшиеся вниз в самых разных переплетениях, помогали пилоту, плывущему в воздухе, справляться с управлением с помощью струй. Едва ли она заслуживала имя «летящая медуза»… хотя он раньше на Земле, в Португалии, видел снимки военных, и они показались ему красивыми. Он мог симпатизировать привязанности Янники к этой расе.

Он встал.

— Познакомьтесь с местной формой жизни, — сказал он Кризоуле. — Она немного понимает по-английски. Однако не думайте, что сразу же разберетесь в ее произношении. Вероятно, она прибыла к нам, чтобы заключить быструю сделку, а затем присоединиться к своей группе для свершения великих дел сегодняшней ночью.

Женщина встала.

— Сделку? Обмен?

— Ага. Ниаллах отвечает на вопросы, рассказывает легенды, поет песни, демонстрирует воздушную акробатику, все, что мы попросим. А после этого нам приходится расплачиваться с нею музыкой людей. Обычно это Шенберг. Она балдеет от Шенберга.

…Передвигаясь скачками, Эракоум ясно видела Сархауз на фоне Мардудека. Луна убывала, достигая размеров солнца, когда пересекала этот тлеющий свет. Его диск казался карликом рядом с огромным телом позади себя, на самом же деле, будучи для глаза меньше пятнышка света, который также попадал в поле зрения, его холодный свет до этого был едва заметен, когда он перемещался над одним из поясов, окружавших переливчатой гирляндой Мардудек. В темноте они становились яркими, эти пояса; мыслители вроде йазари подумали бы, что они отбрасывают свет солнц.

На одно мгновение Эракоум была пленена этой картиной, сферами, путешествующими сквозь безграничные пространства, бесконечно кружащимися круг за кругом. Она сама надеялась стать мыслителем. Но этому не случиться в скором времени. Ей еще предстоят вторые роды, второй ее сегмент должен отделиться и нужно будет охранять его, юного, чтобы затем он отправился вперед, и помочь оставшимся позади; а затем она станет мужчиной, отцом себя самое… прежде чем таким образом исчезнет нужда и настанет время для успокоения.

Она припомнила удар боли, каким сопровождались первые роды. Некоторое время сегмент от слабости спотыкался, пока не свалился вниз и не умер, как это случалось со многими. Летуны принесли это проклятие. Им пришлось это сделать, как и предсказывало Пророчество Иллдаменов. Их новый путь лежал на запад, когда они состаривались, и никто никогда не возвращался; вместо захоронения и разложения в земле, как призывал Мардудек, конечно же, раздражая Рыжего Смотрителя. На народ легла задача отплатить за этот грех против естественного порядка вещей. Доказательство состояло в том, что женщины, которые убивали и поедали Летунов после этого, перед родами всегда отбрасывали сегменты, которые приносили выживавшее затем потомство.

Эракоум поклялась, что сегодня вечером она станет такой женщиной.

Она остановилась, чтобы выдохнуть воздух и осмотреть местность. Фьорд окамляли обрывы, и воды в нем были более спокойные, чем в море, сверкающие от лучей солнца с востока. Темный участок земли указывал на массу летящей сорной травы. Могут ли это быть растения того вида, от которого отпочковались Летуны в их отвратительном детстве? Эракоум не могла сказать это на таком расстоянии. Иногда доблестные члены ее расы рисковали отправиться на бревнах в попытке достичь этих мест, чтобы уничтожить их; но они заканчивались неудачно, и часто тонули в этих громадных волнах.

Запад вставал неровной полосой усеянных лесами холмов в тех местах, где воцарялась тьма. На фоне их теней на земле танцевали, вспыхивая, искорки золота, тысячами… миллионами. Это были крохотные клещи-огневки. Через более чем сто дней и ночей появятся первые яйца, затем черви, и они глубоко закопаются в лесную почву. Сейчас Сархауз проходил мимо Мардудека тем путем, который загадочным образом взывал к ним. Они выбирались на поверхность, распрямляли крылья, которые вырастали у них, а затем взлетали ввысь, сверкая, чтобы дать потомство.

Когда-то это значило для Народа не более, чем просто приятное зрелище. Затем возникла нужда — убивать Летунов… и Летуны собирались ордами, чтобы накормить другие рои. Низко зависнув в безмятежности, они становились еще более уязвимыми к различного рода неожиданностям, чем обычно. Эракоум подняла копье с обсидиановым наконечником. Еще пять было у нее за спиной. Несколько из их числа осталось на весь день устраивать гнезда и западни, но она полагала это непрактичным; схватка с Летунами не походила на обычную с крылатыми созданиями. Как бы то ни было, она хотела метнуть копье, сбить вниз жертву, самой погрузить когти в ее тонкую плоть!

Вокруг шептала ночь. Ее опьяняли запахи почвы, цветения, гнили, нектара, крови, борьбы. Тепло от Мардудека струилось сквозь холодный бриз, омывая ее кожу. Частично промелькнувшие быстро перемещающиеся фигуры, частично слышимые по звукам шуршания кустарника, были ее товарищами. Они не собирались в одну компанию, а следовали курсом, который каждый считал для себя подходящим, но находясь в более-менее достаточной близости, чтобы расслышать сигнал свиста, который подал бы тот, кто первым заметит либо убьет Летуна.

Эракоум дальше всех отдалилась от ближайшего товарища.

Остальные опасались, что луч света, устремлявшийся вверх от небольшой пластины на ее голове, отпугнет их. Она же считала это невероятным — таким слабым был этот голубоватый свет. Человек по имени Хью хорошо заплатил ей торговыми вещами, чтобы она несла на себе этот талисман, когда он ей скажет, а затем обсуждать с ним ее ощущения. С ее же стороны она чувствовала смутное нервное возбуждение в такие моменты, ни на что в мире не похожее, и к ней приходили знания как бы во сне, но более реальные. Эти приобретения стоили легкого затруднения в моменты охоты… даже в сегодняшней.

Более того — было нечто, о чем она не рассказывала Хью, потому что он не говорил с ней раньше. Как раз о том, что она узнала от этой сверкающей пластинки. У одного Летуна была такая же, и он также находился в таинственном контакте с человеком.

Эти большие гротескные существа были по-честному нейтральны в борьбе Народа и Летунов. Эракоум fie обвиняла их за это. Здесь не было их дома, и нельзя было предполагать, что их заботит, станет или нет местность тут необитаемой и безлюдной. И все же она практично сделала заключение, что они попытаются сохранить в своем убежище равные тесные отношения с членами обоих племен.

Если Хью так жаждет, чтобы она всей душой была связана с ним этой ночью, несомненно, второй человек желает того же самого и с Летуном. С каким наслаждением она прикончила бы этого Летуна. Кроме того, ее могли заметить, когда она путешествовала в бледном свете среди огневок и звезд, и таким образом привести к себе целую группу врагов. Отдохнув, она потрусила вперед в глубь острова.

Эракоум охотилась…

Янника Резек испытывала постоянную ностальгию к Земле, где она никогда не жила.

Ее родители были политическими противниками правительства Данубианской Федерации. Оно проинформировало их, что им нет нужды менять свои взгляды, если они желают представлять свою страну в составе людей, отправляющихся следующим рейсом на Медею. Едва ли у них был выбор. Тем не менее отец сказал ей впоследствии, что его последней мыслью перед погружением в бесчувственное состояние была ирония, что, когда он пробудится, никого из его судей не будет в живых и никто не вспомнит, каковы были его суждения, никого это не будет заботить. Как бы то ни было, он понимал, что больше его целью жизни не будет борьба с Данубианской Федерацией.

Это правило оставалось в силе: никто, за исключением экипажей кораблей, не отправлялся в обратном направлении. Путешествие было слишком дорогим, чтобы доставить пассажира на Землю, где бы он стал бесполезным, никому не нужным отверженным из давно минувшей истории. Муж и жена стали заниматься тем, чем они могли принести максимальную пользу в своей ссылке. Поскольку они оба были физиками, их с радостью приняли в Армстронге и его сельской глубинке. По самым скромным стандартам Медеи они преуспевали, добившись в конце концов редкой привилегии. Уровень населения людей был установлен законом. Большее количество населения переполнило бы ограниченные районы, подходящие для устройства поселений, так же, как привело бы к опустошению среды, ради изучения которой и существовала колония. Для уравновешивания неудач в воспроизводстве рода нескольким парам в поколении разрешалось иметь трех детей. И семья Янники была в их числе.

Таким образом каждый, включая волей-неволей и ее самое, считал, что у нее было счастливое детство. Также как и высокоцивилизованное. На молекулярных катушках, хранимых в Центре, была записана основная часть всей культуры человечества. Наконец промышленность в достаточной мере развилась, так что преуспевающие семьи могли иметь устройства, которые воспроизводили по желанию мельчайшие голографические и стереографические детали. Ее родители воспользовались этим преимуществом, чтобы успокоить чувство ностальгии, никогда не задумываясь, что оно могло сделать с более молодыми сердцами. Янника взрослела среди живописных привидений, старые башни Праги, весна в Бёхмервальде, Рождество в деревне, которой едва лишь коснулись века, концертный зал, в котором гремела блистательная музыка, восхищающая празднично разодетую публику, численность которой превышала население жителей в Армстронге, повтор событий, потрясших Землю, песни, поэмы, книги, легенды, сказки… Иногда она спрашивала себя, а не потому ли она стала ксенологом, что аураниды были изящными, сообразительными волшебными существами из сказок.

Сегодня, когда Хью ушел с Кризоулой наружу, она некоторое время постояла, глядя им вслед. Внезапно комната словно сдавила ее в попытке задушить. Она сделала, что было в ее силах, чтобы хоть в некоторой степени украсить комнату гардинами, картинами, памятными подарками. Сейчас однако в ней были разбросаны полевые принадлежности — а она ненавидела беспорядок. Его же не беспокоило ничто.

И вновь возник вопрос: а вообще, беспокоит ли это его, хотя бы немного? Конечно, они были влюблены, когда поженились, но даже тогда она понимала, что в большей степени эта женитьба — по расчету. Оба они получили назначение на пограничную станцию, где были наибольшие возможности проводить настоящие, действительно представляющие ценность исследования. Женатым парам отдавалось предпочтение, следуя теории, что они будут меньше отрываться от своей работы, чем холостяки. Когда у них появились первые дети, их, как было принято, перевели в город.

Относительно этого она и Хью устраивали стычки. Общественное давление — оценки, намеки, вызывавшее замешательство уклонение от обсуждения вопросов секса — действовало на них. Из-за ограничений в уровне населения было желательно поддерживать резерв генов как можно большим. Она недавно вошла в возраст материнства. Он был более, чем усердным. Но считал само собой разумеющимся, что ОН продолжит полевые исследования…

Она не должна была бранить его, когда он вернулся со свидания с женщиной. Янника слишком часто выходила из себя в эти дни, став совсем невыносимой, и он либо выбегал из их лачуги, либо хватался за виски и начинал пьянствовать. Он не был таким уж плохим — в сущности своей, это был добрый человек, нерассудительный во многих отношениях, но здравомыслящий. В жизни ей, наверно, не выпадет ничего лучшего.

Хотя… Она почувствовала жар на своих щеках, сделала жест, словно чтобы очистить память, но ей этого не удалось. Это случилось два дня назад.

Узнав от А’и’ачаа насчет Сияющей Поры, она захотела собрать образцы личинок светлячков. До этого люди только и знали, что взрослые насекомые, взлетая вверх, собирались одним роем приблизительно раз в год. Если это было так важно для жителей Хансонии, ей следовало бы узнать побольше. Самой наблюдать, воспользоваться помощью биологов, экологов, химиков… Она спросила у Пита Мараиса, куда пойти, и тот предложил отправиться вместе с ним.

— Такая мысль должна была прийти мне в голову раньше, — сказал он. — Живя в гумусе, черви должны влиять на рост растений.

Нужна была более влажная почва, чем та, что была в районе Порта Като. Они отправились за несколько километров к озеру. Идти было легко по глубокой листве, опавшей с произрастающего тут кустарника. Мягко звучали приглушаемые шаги, деревья образовывали гнефы с высокими арками, двойные лучи, проникая сквозь сумрак, падали пятнышками на землю, на короткий миг показывались крылья и слышались звуки, как от лиры.

— Как восхитительно! — воскликнул Пит через некоторое время.

Он глядел на нее, а не вперед. Она вдруг осознала, как же красив этот блондин. И он юн, напомнила она себе: младше ее почти на десять лет, однако уже зрелый, рассудительный, получивший образование, полностью сформировавшийся мужчина.

— Да, — пробормотала она. — Жаль, что я раньше этого не оценила.

— Это не Земля, — подчеркнул он.

Она поняла, что ее ответ был менее уклончив, чем она хотела.

— Я не жалела себя, — быстро произнесла На. — Пожалуйста, не думай так. Я действительно вижу красоту здесь, и восхищение, свободу, о да, мы счастливы на Медее. — Она попыталась рассмеяться: — Ну, на Земле, что бы я сделала для ауранидов?

— Ты любишь их, разве не так? — печально спросил он. Она кивнула. Пит положил руку на ее голое плечо. — Ты очень сильно привязалась к ним, Янника.

Она предприняла несмелую попытку посмотреть на себя его глазами. Средних размеров, с фигурой, как она знала, ошеломляющей; темные волосы достигают плеч, с проблесками седины, и она желала, чтобы Хью считал бы их преждевременными; высокие скулы, нос с горбинкой, острый подбородок, огромные карие глаза, спортивная комплекция. И все-таки, несмотря на то, что Пит был холостяком, кое-кому, кто имел привлекательную внешность, не стоило впадать в отчаяние, он мог встречаться с девушками в городе и поддерживать это знакомство, используя голоком. Он не должен был в этом отношении заглядываться на нее. А она не должна была отвечать. Правда, несколько раз она встречалась с другими мужчинами, до замужества и после него. Но никогда в Порт Като — слишком велика вероятность осложнений, да и сама она приходила в ярость, когда Хью заигрывал с местными девушками. И что еще хуже, она подозревала, что Пит видит в ней больше, чем просто партнера в потехах. И это могло привести к разрыву.

— Посмотри, — произнесла она со вздохом и, вырвавшись из его объятий, указала на группу семенных пирамид. Между тем ее мозг занимался поисками спасения: — Я совсем забыла, я же хотела сообщить тебе, что сегодня мне позвонил профессор Аль-Гази. Мы думаем, что обнаружили, что приводит к метаморфозе светлячков и их роению.

— Да? — произнес он, еще не понимая. — Я не думал, что кто-нибудь занимается этой проблемой.

— Ну, эта идея возникла в моей голове после того, как мой ауранид поведал мне про них. Он, то есть А’и’ач, сказал мне, что эта пора наступает не точно по сезонам — в этом нет необходимости, здесь, в тропиках, — но из-за Язона-луны, — добавила она, потому что это имя, которое люди дали самому ближайшему из огромных спутников, напоминало слово, адаптированное людьми, которое дали дромиды в районе Энрике аналогу ветра сирокко на Земле.

— Он утверждает, что метаморфозы происходят во время особенного перемещения Язона мимо Арго, — продолжила Янника. — По грубым подсчетам, каждые четыреста дней. Если быть точнее, эта цифра составляет сто двадцать семь медеанских дней, плюс-минус один-два. Местные туземцы гораздо лучше разбираются в небесных телах, чем жители где-либо в других местах. Аураниды устраивают празднества, собираясь огромной толпой; они обнаружили, что светлячки — просто деликатес, ну и это натолкнуло меня на мысль, и я позвонила в Центр, затребовав астрономические расчеты. Похоже, что я оказалась права.

— Сигналы из космоса, влияющие на подземных червей! — воскликнул Мараис.

— Ну, ты, несомненно, помнишь, что Язон возбуждает электрическую активность в атмосфере Арго, наподобие того, как Йо с Юпитером… — «В Солнечной системе, где на Земле находится ее Родина!» — В этом случае возникает эффект излучения на одной из радиочастот, нечто вроде естественного мазера. Поэтому эти волны способны достигать Медеи, только когда эти две луны находятся на одной линии точек пересечения орбит. И это именно тот период, который и описал мой приятель. И та же самая фаза.

— Но могут ли черви замечать такой слабый сигнал?

— Думаю, что это очевидно. Каким образом — я не могу ответить без помощи специалистов. Однако не забывай, что Фрике и Хелл создают небольшую интерференцию. Организмы могут быть фантастически чувствительны. Ты ведь знал, что для активации зрительного нерва в твоем глазу достаточно всего лишь пяти фотонов? Я предполагаю, что волны от Арго пронизывают почву на несколько километров в глубину, и от этого затем начинается цепь биохимических реакций. Несомненно, это эволюционное наследие с тех времен, когда орбиты Язона и Медеи точно соответствовали сезонным изменениям. Ты же знаешь, что пертурбации продолжают изменять движения этих лун.

Он на некоторое время замолк, прежде чем произнес:

— Я действительно знаю, ты — самая необычная личность, Янника.

У нее хватило умения контролировать течение их беседы, пока они не достигли озера. Там на мгновение она вновь ощутила себя взволнованной.

Заросли камыша закрывали озеро, пока они не прошли сквозь них, и не остановились на пляже, покрытом похожим на мох янтарного цвета торфом. Нетронутые человеком в своей лесной чаще воды пенились, пузырились, обдавая их запахами. Вид мягких цветов и запахи живых существ не были неприятными — обычные для Медеи — совсем как чистая и серебристо-синяя Ньюсидлеровская Епархия, блиставшая красотой на Данубии. Сквозь ее зубы с шипением вырвался воздух.

— Что-то случилось? — Пит последовал за ее взглядом. — Дромиды?

Невдалеке показалась группа дромидов, направлявшаяся напиться воды. Янника пристально рассматривала их, словно никогда прежде не видела эту расу.

Самая ближайшая была молодой, вероятно, девственницей, поскольку у нее было шесть ног. От изящного, с длинным хвостом тела вздымался торс с двумя руками, со странной лисьей головой, достигая уровня груди Янники. Кожа ее блестела иссиня-черным цветом под лучами солнц — Арго скрылся за деревьями.

Четырехногая тройка матерей следила за восемью детенышами, шедшими между ними. Судя по размерам одной из групп молодых, у их родительницы вскоре снова будет овуляция, произойдет зачатие в результате спаривания, вскоре после этого отделится ее второй сегмент, и нужно будет ухаживать за ним, пока не произойдут роды. Другой член этой группы был на той стадии, когда передвигаются уже на двух ногах, больше не являясь функционально женщиной, но уже с мужскими половыми признаками, правда, еще недоразвитыми.

Тут не было ни одного мужчины зрелого возраста. Эти создания были слишком гонимыми, похотливыми, нетерпеливыми и жестокими, чтобы жить в обществе. Здесь было три постсексуальных существа, уже покрытых сединой, но сильных, способных себя защитить, двигавшихся быстро на двух ногах по стандартам людей, однако едва ли сравнимых с легкой подвижностью их попутчиков.

Все взрослые были вооружены копьями эпохи каменного века, топориками и кинжалами и в дополнение имели плотоядные зубы в челюстях.

Едва только Янника увидела их, как они ушли, но не из-за страха, а потому что они были медеанскими животными, чья химия и рефлексы были более быстрыми, чем у нее.

— Дромиды, — выкрикнула она.

Пит внимательно изучал ее некоторое время, прежде чем тихо произнес:

— Они преследуют твоих милых ауранидов. Ты говоришь мне, что сегодня ночью будет еще хуже, чем всегда, когда станут подниматься вверх светлячки. Но ты не должна ненавидеть их. Это их трагедия.

— Да, проблема стерильности, конечно. Почему они должны скидывать вниз ауранидов? — Она ударила кулаком по ладони. — Давай-ка начнем работать и соберем образцы, затем отправимся домой, пожалуйста.

Он полностью понимал ее.

Она выбросила все из памяти и снова погрузилась в приготовление к сегодняшней ночи.

Хью Броккет и его жена расстались через некоторое время после захода солнца. Их флиттеры тихо взлетели и набрали среднюю высоту, с минуту покружились, пока пилоты определяли курс и обменивались прощальными приветствиями. Для наблюдателя снизу в последних лучах заходящего Колчиса они бы показались двумя слезинками.

— Доброй охоты, Ян!

— Гм-м! Не говори этого.

— Прости, — холодно извинился он и выключил передатчик.

Конечно, это было нетактично с его стороны, но почему же она должна быть такой недотрогой?!

Ничего. Ему предстоит еще много работы. Эракоум обещала, что в этот час она будет находиться на Утесах Разбитых Кораблей, потому что ее группа собиралась держать путь на север вдоль побережья из их лагеря прежде, чем повернуть внутрь континента. Вскоре он должен будет попасть в зону действия ее передатчика. Самолет Янники уменьшался в поле его зрения, направляясь на ее собственные поиски, Хью установил инерциального автопилота и откинулся на ремни безопасности, занявшись еще одной проверкой приборов. Делал это он механически, поскольку знал совершенно точно, что все было в порядке.

Небесный свод давал огромную перспективу. Внизу находились холмы среди колоссальных пятен теней, то тут, то там пересекаемых серебристой нитью, которой была река либо же вздымавшиеся вверх пропасти и крутые откосы. Полусфера — Кольцевой океан — заливал восточный горизонт серебристым светом. На западе в небесах еще были видны следы двойного солнца. А над головой — фиолетовая темнота, и все больше появлялось звезд — с каждым ударом сердца. Он увидел две луны, достаточно близко, чтобы видеть их освещенные ржаво-белые диски с двух сторон, он узнавал и другие, которые для глаза были просто яркими точками — по их положению, когда начинался их дозорный путь среди созвездий. Ниже над морем тлел Арго… нет, сиял, потому что его облака заливал дневной свет, и полосы сияния разбрасывались над темно-красным. Язон нависал совсем близко, с угловым диаметром, превосходившим двадцать угловых минут, и тем не менее у Хью возникли затруднения в обнаружении его среди этого сияния.

В поле зрения возник берег. Он активировал детектор и начал планировать. Индикаторная лампа вспыхнула зеленым — есть контакт. Он поднял самолет повыше, до трех километров. Частично это было вызвано тем, что он должен был сконцентрироваться на мозговом контакте и ему нужно было достаточно пространства, чтобы не совершить ошибки при пилотировании; частично — для того чтобы держаться вне пределов видимости и слышимости для туземцев, чтобы его присутствие не влияло на их действия. Установив контакт, он приладил себе на голову приемный шлем — он весил не слишком много — и включил его. Передающий, усиливающий, трансформирующий, смешивающий события жизни Эракоума с его собственными, как и нервную систему.

Никоим образом он не запрашивал сознание дромида. Передача и трансляция были отнюдь не примитивными. Всю свою сознательную жизнь он проводил в попытках добиться возникновения удовлетворительного чувства товарищества с существами иных видов, после долгого терпеливого общения с отдельными индивидуумами обоих видов он едва только начал интерпретировать информацию, которую собирал. Скорость мыслительных процессов туземцев не столько помогала — из-за повторов — сколько была дополнительной помехой. Используя грубую аналогию, представьте себе, что пытаетесь уследить за быстрым и почти неслышимым разговором, пропуская множество слов, на языке, которым вы не вполне владеете. В самом деле, ничто из того, что воспринимал Хью, являлось не словесным, а зрительным, звуковым комплексом чувств, включая внутренние, вроде чувства равновесия и голода, и смутные намеки на чувства, которыми, как думал Хью, он не обладал.

Он видел проносящуюся под ним землю, кустарники, склоны, звезды и луны поверх острых горных кряжей; он ощущал их разнящиеся контуры и строение, как стопы при ходьбе; он слышал их многочисленные глухие шумы; чуял их богатство; впечатлений было множество, большей частью слабые и мимолетные, но отдельные, самые сильные и могучие, отрывали его от себя, бросая вниз на землю к одиночеству находящегося там, внизу, существа.

Самой ясной эмоцией, поскольку его гланды таким образом стимулировались, была решимость. Эракоум там, снаружи, охотилась на Летуна.

Будет долгая ночь, вполне возможно, мучительная. Хью подумал, что ему нужно хоть чуть-чуть поспать. Люди никогда не отходили от древних ритмов Земли. Дромиды спали немного; аураниды становились же… грезящими наяву?., созерцающими?

Как это часто бывало раньше, мельком спросил он себя, на что же похожа связь Ян с ее туземкой. Они никогда не были в состоянии описать их разделение друг от друга.

Поднявшись на холмы, Рой А’и’ача обнаружил замечательный урожай звезднокрылых. На этих высотах менее густо росли леса, чем в низинах, что было хорошо, поскольку эта полная оптимизма добыча никогда не взлетает далеко ввысь, а внизу, в лесной кроне, Народ был уязвим перед атакой Зверей. Тут было вполне достаточно открытой местности, покрытой торфом вместе с разбросанными валунами среди темнеющего леса. Узкий овраг пересекал самую большую из этих прогалин, прореха на границе тьмы.

Напоминая бесконечный поток искр, звезднокрылые танцевали, стремительно носились, петляли и невозможно было их подсчитать, что означало, что никто не спасется в экстазе их спаривания, когда Народ начнет поедать их. Несмотря на слабость, А’и’ач мог сопротивляться, как и любой другой. Но он все же удержался от поспешного выпуска газа для спуска вниз, как поступали многие. Это замедлило бы подъем. Вместо этого он сжал свой шар и начал опускаться, позволяя ему слегка наполняться, как того требовала изменяющаяся плотность воздуха. Для передвижения он не выпускал газ. Он в ритм ветру ритмично качал воздух через свой сифон, делая развороты на низкой скорости. А’и’ач увидел, как копье пронзило шар, соседний с ним. Хлынула кровь, зашипел газ, вырываясь наружу, и, как оторванный листочек, съежившийся шар рухнул вниз. Усики еще корчились, когда Зверь набросился на него, разрывая когтями пополам.

В этой давке и хаосе он не мог знать, сколько еще погибло. Намного больше бежало, поднявшись выше пределов достижимости метательных средств. Те, у кого было оружие, начали бросать свои камни и ю-суки. Хотя вряд ли, чтобы кто-то убил даже одного Зверя.

А’и’ач расслабил мышцы в своем шаре и тут же стрелой вознесся вверх. В безопасности он мог присоединиться к остальному Рою и отправиться на поиски другого места для возобновления празднества. Но ярость и печаль были слишком сильны. Отдаленная часть его удивилась этому — Народ не сильно беспокоила смерть отдельной Личности. Та штуковина, что была на нем, каким-то образом шептала загадки…

И у него был нож!

Безрассудно выпустив газ, он развернулся и ринулся вниз.

Большая часть Зверей скрылась в лесу. Но несколько осталось, пожирая убитых. Он начал кружить над высоткой почти на границе благоразумия, выискивая свой шанс. Поскольку он не мог падать как скала, он должен был сделать вид, что атакует одного, а затем быстро наброситься на другого, нанести удар, взмыть вверх и вновь наброситься.

В его сторону ударил тусклый луч света. Он исходил с головы Зверя, появившегося из тени, приостановившегося и взиравшего вверх.

Его воля была направлена прямо на А’и’ача. Это было чудовище, находившееся в такой же, как и он, связи с людьми. Если ввиду этого у него уже был нож, что же могло тогда быть у этого существа, что же оно могло получить, чтобы причинить ему больший вред? Если ничего более, то убийство его должно шокировать его спутников и заставить задуматься относительно их убийственной жестокости.

А’и’ач бросился сражаться. А над ним счастливо танцевали и спаривались звезднокрылые.

Яннике пришлось с час провести в поисках, прежде чем она установила контакт. Ауранид не могла гарантировать, что будет на том же месте в нужное время. Когда она укрепляла передатчик на нем, просто пришло сообщение что его группа в данное время находится в окрестностях горы Мак-Дональд. Она полетела туда и бросилась в сгущающуюся темноту, пока ее индикатор не зажегся зеленым светом. Установив связь, она поднялась на высоту трех километров и установила автопилот на совершение медленных кружений. Время от времени, пока предмет ее исследования продвигался на северо-восток, она перемещалась к центру своего пути.

Сама же она занималась попытками связи с ауранидом. Конечно, стать им полностью невозможно, но при этом она училась тому, что никогда бы не пришло к ней, используй она только слова языка. Ответы на такие вопросы, задать которые она сама никогда не додумалась бы. Родственники, вера, музыка, поэзия, воздушный балет — она не смогла бы узнать, для чего они нужны, наблюдая за этим со стороны. Дальше, в глубине самой себя, чувства более смутные, но и более мощные… ни о чем подобном она не смогла бы написать в своих научных отчетах; чувство восхищения, желания, ветра, сияния, запахов, облаков, дождя, огромных расстояний, чувство того, что должны были ощущать жители Рая. Не совершенных, нет — несколько таинственных проблесков, которые трудно впоследствии припомнить; и все же забирающих ее вне себя в новый мир, озаренный чудом.

Нервное возбуждение удвоило сегодняшней ночью волнение А’и’ача.

Никогда еще выражение того, что она испытывала, не были столь сильны и резки. Она плыла в воздушных потоках, запахи жизни и песня овладели ею, она была капелькой в океане Под Руии всемогущего, и нет дома, в котором царствует скука безнадеги, потому что повсюду был дом.

Рой наконец появился в облаке светлячков, и космос Янники обезумел.

На мгновение, в полуужасе, она начала было отключать свой шлем. Но затем ею овладело благоразумие. То, что случилось, было просто продлением того, в чем она уже принимала участие. Аураниды обычно редко съедали столько много пищи — когда они так делали, наступал опьяняющий эффект. Она также ощущала их сексуальность, мужественность А’и’ача была слишком неземной, чтобы беспокоить ее, как и женственность его дромида беспокоила Хью, когда она спаривалась, и позже, когда отделился ее зад. Сегодня ночью аураниды замечательно повеселились.

Она поддалась на это, крещендо за крещендо, охая, если бы только у нее был тут мужчина, но нет, было бы по-другому, это запятнало бы священную красоту, Обещание, Обещание!

А затем появились Звери. Нахлынул ужас. Где-то странный голос пронзительно взывал отомстить за ее разрушенное блаженство.

…Передвигаясь трусцой по лишенному растительности гребню горы, Эракоум показалось — и ее сердце екнуло — она увидела вдалеке слабый голубой луч света в воздухе. Она не могла быть уверена в этом сияющем свете Мардудека, но в надежде она изменила направление движения. Пока она долгое время карабкалась среди камней и шипов, это сияние исчезло. Должно быть, это была причуда ночи, возможно, сияние луны в поднимающемся тумане. Этот вывод все равно не успокоил ее гнева. Все вокруг этих Летунов было несчастливым!

Из-за этого она и отстала от остальных членов ее группы.

И о начале стычки она узнала по их пронзительным воплям. «Эге-гей! Эге-гей! Эге-гей!» — раздавалось повсюду эхо, и она зарычала в замешательстве. Конечно, она прибудет слишком поздно, чтобы убивать. Тем не менее она запрыгала в том направлении. Если Летунов не подхватит добрый ветер, она сможет догнать их и следовать за ними от одного укрытия до другого, невидимая. Возможно, они не пойдут дальше возможностей ее сил, наткнувшись раньше на новый рой огневок, и спустятся снова вниз.

В ее глотку хлынул воздух, а по стопам незримыми скалами ударил склон холма, но страстное желание не покидало ее, пока она не достигла того места.

Это была прогалина, ярко освещенная, однако пересекавшаяся тенями, наполовину разрезанная небольшим оврагом. Огневки кружились вокруг на фоне лесного сумрака, похожие на сияющее облако пыли. Несколько женских существ ползли по торфу и разрывали остатки их добычи. Остальные ушли, чтобы выследить сбежавших Летунов, как и задумывала Эракоум.

Она остановилась на краю прогалины, чтобы отдышаться, затем посмотрела вверх и застыла. Летуны одной огромной массой медленно и хаотически устремлялись на запад, но несколько задержались и бросали вниз свое жалкое оружие. С верхушки одного из них вверх устремлялся смутный свет. Она нашла то, что искала.

— Эге-гей! — пронзительно закричала она и прыгнула вперед, размахивая копьем. — Ну же, носитель зла, приди и погибни! Клянусь твоей кровью, ты послужишь для следующего зачатия во мне жизни, которую отнял ты у меня в первый раз!

Удивления не было, лишь предопределение, когда жуткая фигура спикировала по спирали, приближаясь к ней. Этой ночью будет уничтожено больше половины их численности. Она, Эракоум, охваченная Силой, стала инструментом в руках Провидения.

Согнувшись, она бросила копье. Эта попытка отдалась волной по ее мышцам. Она увидела, как оно полетело прямо, словно несомое дьяволом… но ее враг изогнулся, и оно пролетело мимо него на расстоянии с палец, а затем, почти тут же, он оказался прямо перед ней.

Они никогда так не поступали! Что это такое блестит в его волосатой лапе?

Эракоум схватилась за новое копье за ее спиной. Предполагалось, что каждый узелок в ее веревках поддастся от толчка, но в этот раз случилась зацепка, и ей пришлось еще раз дернуть, а тем временем ее враг принимал еще более угрожающие размеры. Она узнала то, что он держал, этот сделанный людьми нож, острый, как только что выкованный обсидиановый клинок, но более тонкий и сильный. Она вновь дернула. Теперь ее копье освободилось. Но не было уже возможности размахнуться для броска. Она сделала выпад.

С безумным ликованием она следила за наносимым ударом в голову. Летун метнулся в сторону, прежде чем копье смогло пронзить его, но кровь, смешанная с газом, пеной заструилась в смутном свете из дыры в его бледной оболочке.

Он устремился вперед, проникнув внутрь ее защиты. Нож ударял и ударял. Эракоум чувствовала эти колющие удары, но боли еще не было. Она обронила копье, принявшись бить руками, и резко свела скулы вместе. Зубы погрузились в плоть. Через ее рот и дальше вниз по горлу струился поток силы.

Внезапно земля исчезла из-под ее ног. Она перевернулась, прижимаясь щиколотками и руками, чтобы удержаться, но ей это не удалось, и она опрокинулась. Ударившись о склон оврага, покатилась вниз по жестким корягам. На мгновение над ней промелькнуло небо, звезды, и огневки, Мардудек, освещавший Летуна, неторопливо парившего и кровоточащего. Затем она провалилась в небытие.

Люди в Порт Като интересовались, что заставило Яннику Резек и Хью вернуться так рано, такими потрясенными. Они избегали отвечать на вопросы и поспешили к себе. Захлопнулась дверь. А минуту спустя позакрывали и окна.

Некоторое время они пристально разглядывали друг друга. В знакомой комнате больше не ощущалось комфорта. Освещение, предназначенное для человеческих глаз, было резким, воздух, не смешанный с лесным, казался безжизненным, слабые шумы из поселка снаружи заглушались тишиной внутри.

Наконец Хью машинально покачал головой и отвернулся от нее.

— Эракоум ушла, — пролепетал он. — Как мне это теперь понимать?

— Ты уверен? — прошептала Янника.

— Я… я почувствовал, что ее разум закрылся… чертовски рядом, словно это был удар по моему собственному черепу… но ты так суетилась со своим драгоценным ауранидом…

— А’и’ач был РАНЕН. Его народу ничего не известно о лекарствах. Если бы ты не бесновался, пока я решала, должна ли я поговорить с тобой по пути домой, до того как ты разбил свой флиттер…

Янника внезапно замолкла, с трудом проглотила комок в горле, разжала кулаки и лишь тогда смогла снова продолжить:

— Ладно, сделанного не воротишь. Так что давай попытаемся обсудить случившееся разумно и понять, что же произошло и как остановить подобный ужас, случись он вновь?

— Да, конечно. — Он подошел к бару. — Хочешь выпить? — предложил он.

Она раздумывала несколько секунд.

— Вина.

Он принес стакан. В правой руке у него был зажат другой стакан с неразбавленным виски, и он тут же принялся за него.

— Я чувствовал, что Эракоум умирает, — сказал он.

Янника взяла стул.

— Да, и я чувствовала, что А’и’ач получил раны, которые могут оказаться смертельными. Присаживайся, пожалуйста.

Хью так и сделал, тяжело присев напротив нее. Янника пила небольшими глотками, он же выпил все одним залпом. Новоприбывшие на Медею всегда предпочитали вино и очищенный спирт, заметно отличавшиеся по вкусу от пищи. Поэт сделал этот факт отправной точкой для пробирающей дрожь поэмы об изоляции. Ее отправили на Землю вместе с другими сообщениями, и через столетие пришел ответ, когда никто уже не мог и представить себе, что же такого колонисты видели в этом.

Хью пожал плечами.

— Ладно, — произнес он хмуро. — Нам следует сравнить записи, прежде чем они станут забываться, а завтра можно повторить, когда у нас будет возможность поразмыслить. — Он потянулся к записывающему устройству и щелчком включил его. Когда Хью произносил контрольную идентификационную фразу, тон его оставался хмурым.

— Это лучше всего для нас обоих, — напомнила Янника ему. — Работа, логические размышления, то, что удерживает от кошмаров.

— И это было совершенно… хорошо! — чуть решительнее произнес он. — Давай попытаемся реконструировать случившееся.

— Аураниды отправились вслед за светлячками, а дромиды — вслед за ауранидами. Ты со мной оказался свидетелем столкновения. Конечно, мы надеялись, что не окажемся… полагаю, ты молился на это, а?… Однако мы знали, что здесь во многих местах царит гостеприимство. И шок, от которого нам повышибало мозги, случился из-за того, что наши личные туземцы сошлись в схватке, будучи на связи с нами.

Янника прикусила губу.

— И, что еще хуже, — продолжила она, — они искали ее, оба. Это было вовсе не случайное столкновение, это была дуэль. — Она подняла глаза. — Ты никогда не говорил Эракоум, либо другому дромиду, что мы также связаны с ауранидом, не так ли?

— Да, конечно, не говорил. Как и ты ничего не говорила своему аураниду насчет моей связи. Мы оба хорошо понимаем, что бы означало оглашение подобного для нашей программы исследований.

— И у остальной части персонала станции слишком ограниченный объем словарного запаса, на обоих языках. Очень хорошо. Но я могу рассказать тебе, что знал А’и’ач. Я не осознавала, что он делает, пока не началась драка. А затем он проник в переднюю часть своего мозга, заорал на меня, не словесно, но в этом нельзя было ошибиться.

— Давай признаемся, чего же мы не хотим, мой дорогой. Мы являлись не просто приемниками от наших туземцев. Мы были и передатчиками с обратной связью.

Он поднял бесполезный кулак.

— Что, черт побери, могло передавать обратное, сообщение?

— Радиолучи, с их помощью мы связывались с нашими объектами наблюдения. Индуцированная модуляция. Мы знаем о подобном из примера с личинками светлячков… и, несомненно, есть и другие примеры, о которых мы никогда и не слышали… как можем мы знать все о целом мире? Мы знаем, что медеанские организмы могут быть чрезвычайно чувствительны к радио…

— М-м-м, да, ужасающая скорость медеанских животных, основные молекулы, которые более неустойчивы, чем аналогичные соединения в нас… Эй, подожди-ка! И Эракоум, и А’и’ач лишь поверхностно понимают английский. И, разумеется, ни слова на чешском, на котором, как я понял, ты думаешь. Кроме того, припомни все попытки, которые мы предпринимали, чтобы склонить их к сотрудничеству, несмотря на все, что мы узнали на материке. У них не было причин делать то же самое, ибо у них нет представлений о научной методике. Конечно, они полагали, что это только причуда или же какая-то магия либо что-то иное, что заставляло нас желать, чтобы они носили с собой эти предметы.

Янника пожала плечами.

— Возможно, когда мы находились с ними на связи, то мыслили в основном на их языках, даже не задумываясь над этим. И оба вида медеан думают быстрее людей, более наблюдательны, сообразительнее. Во всяком случае, я не утверждаю, что их контакт с нами был так же успешен, как наш контакт с ними. Радио, если уж на то пошло, имеет намного меньший диапазон частот. Я думаю, вероятно, они это воспринимали от нас на подсознательном уровне.

— Полагаю, ты прав, — со вздохом произнес Хью. — Так что нам теперь придется для решения этой проблемы призвать на помощь электронщиков и неврологов, но я, конечно, не могу придумать объяснения лучше твоего.

Он наклонился вперед. Энергия, которая вибрировала в его голосе, теперь обдавала холодом:

— Но давай попытаемся посмотреть на все это в контексте, так чтобы мы смогли заметить хотя бы намек на тот вид информации, который туземцы принимали от нас. Давай еще раз разберем, почему хансонианские дромиды погибают и аураниды находятся в состоянии войны. По существу, дромиды погибают, и виновны в этом аураниды. Может быть, мы, Порт Като, ошибаемся?

— Ну, это вряд ли, — произнесла Янника с удивлением. — Ты ведь знаешь, какие предосторожности мы предпринимаем.

Хью улыбнулся невесело.

— Я думаю о психологическом осквернении.

— Что? Не может быть! Нигде еще на Медее…

— Пожалуйста, успокойся! — закричал он. — Я пытаюсь вернуть в памяти сведения, полученные от моего друга, которого убил твой дружок.

Она привстала с побелевшим лицом, затем вновь присела и стала ждать. Стакан с вином дрожал в ее пальцах.

— Ты бесконечно бубнила, какие же добрые и нежные и эстетические эти аураниды, — сказал он ей. — Ты едва не падала в обморок от этой их прекрасной новой веры — полеты на Дальний, смерть в величии, Нирвана, забыл, что там еще. К черту этих грязных дромидов. Они ничего не делают, не считая инструментов и разжигания огня, охоты, заботы о молодых, живут в общинах, занимаются искусством и философствуют, совсем как люди. Что интересного ты нашла в этом?

— Ну что ж, позволь мне сообщить тебе то, что я уже много раз говорила тебе раньше: дромиды тоже верующие. Если бы мы могли сравнить, я бы получила значительное преимущество: их вера сильнее и имеет более глубокий смысл, чем у ауранидов. Они пытаются осмыслить мир. Неужели ты даже на самую малость не симпатизируешь им?

— Ну, хорошо, они обращают ужасно много внимания на устройство вещей. Когда что-то приходит в серьезный беспорядок — совершено серьезное преступление, грех либо им стыдно — страдает весь мир. Если этот беспорядок не исправляется должным образом, становится еще хуже. Вот во что верят на Хансонии, и я не знаю, что же они понимают под истиной.

— Аураниды-властители никогда не обращали много внимания на находящихся на земле дромидов, но это не было взаимно. Аураниды также заметны, как Арго, Колчис, любая частица природы. В глазах дромидов они также имели свое предопределенное место и цикл.

— И тут в один миг аураниды изменились. Они не возвращают свой прах земле после смерти, что следовало бы предположить — нет, они идут на запад, через океан, в направлении того неизвестного места, где солнца садятся каждый вечер. Разве ты не понимаешь, насколько неестественным это должно казаться? Словно дерево, которое принялось ходить, или труп, который ожил. И это не отдельный случай — нет, год за годом, год за годом…

— Психосоматическая неудача? Что могу я сказать? Лишь то, что дромиды шокированы до глубины души действиями ауранидов. Не имеет значения, насколько это нелепо, оно приносит им страдания!

Она вскочила на ноги. Стакан ударился об пол.

— Нелепо? — вскричала она. — Это Дао, это видение? Нет, нелепо то, во что твои… дромиды верят… если не считать того, что из-за этого они атакуют невинных существ и… и поедают их… я не могу спокойно ожидать, пока эти существа вымрут!

Он также вскочил.

— Ты ведь не беспокоишься об умирающих детях, нет, конечно же, нет, — ответил он. — О дьявол, неужели в тебе пробудились материнские чувства? Почти что любовь к этим воздушным шарам, которые свободно носятся по воздуху, разбрасывают семена и забывают о них, а те будут прорастать и созревать, а затем Рой примет их, и это не значит ничего, кроме твоего удовольствия.

— Так ты, что… жалеешь, что не можешь стать матерью? — съязвила она.

Свободной рукой он ударил ее. Она едва смогла уклониться от этого удара. В ужасе они застыли на том месте, где стояли.

Он попытался что-то сказать, но не смог и сделал глоток виски. Через долгую минуту она произнесла совсем тихо:

— Хью, наши туземцы получали информацию от нас. Не в словесной форме. Бессознательно. Может, из-за этого… — она проглотила комок в горле, — мы с тобой и пытаемся убить друг друга?

Он пристально разглядывал ее, пока, одним простым неловким движением, не поставил свой стакан вниз и не протянул руки к ней.

— О нет, о нет, — пробормотал он, запинаясь. Она подошла к нему.

Затем они отправились в постель. А потом он не мог ничего с собой поделать. В шкафу с лекарствами хранились медицинские препараты для подобного случая, но то, что затем последует, могло бы произойти и между двумя машинами. Наконец она затихла, негромко заплакав, а он вышел, чтобы еще выпить.

Яннику разбудил ветер. Некоторое время она полежала, прислушиваясь к его завываниям у стен. Сон освежил ее. Она открыла глаза и посмотрела на часы. Светящийся циферблат показывал, что прошло три часа. Можно уже и вставать. Возможно, ей удастся сделать так, что Хью почувствует себя лучше.

В гостиной все еще горел свет. Сам же Хью спал, скорчившись в кресле, а рядом стояла бутылка. Как же резки черты его лица!

И как же громок ветер. Вероятно, фронт шторма, о котором предупреждала служба погоды, быстро и неожиданно переместился сюда на побережье. Медеанская метеорология еще не стала точной наукой. Бедные аураниды, их празднество прервано, а сами они подверглись нападению и разбросаны, по-прежнему оставаясь еще в опасности. Обычно они без труда ускользают от беснующегося ветра, но некоторые могли угодить в беду, попасть под удар молнии или же быть брошенными на скалу, либо же безнадежно запутаться в ветвях дерева. Уставшие и раненые будут страдать больше всего.

А’и’ач. Янника плотно сжала губы и попыталась припомнить, насколько серьезными были его раны. Но все было слишком запутанным и ужасным; а Хью отвлек ее внимание — и она намного раньше вылетела за пределы радиуса действия передатчика. Кроме того, А’и’ач сам едва мог определить свое состояние за один миг. Может, он уже умер. А может, и нет. Может быть, именно сейчас он умирает, или же умрет, если не получит помощи.

На ней лежала ответственность — возможно, в этом нет ее вины, в моральном отношении, но ответственность была.

Она приняла решение. Если погода не помешает, она отправится на его поиски.

Одна? Да. Хью будет протестовать, возможно, даже попытается силой остановить ее. Она записала для него на пленку несколько слов, спросила себя, не слишком ли уж они безличностные, но решила, что так будет лучше всего. Да, она хотела примирения и думала, что этого же хочет и он, но не стоит рисковать. Она надела полевую одежду, накинула жакет, засунула в карманы несколько пакетиков с едой и вышла.

Холодный ветер набросился на нее с завываниями, мучительно было дышать. Низкие и густые, нависали облака, окрашиваясь красным цветом в тех местах, где между ними просвечивал Арго. Казалось, что гигантская планета летела среди разорванных вуалей. В дополнение ко всему еще и кружилась пыль, царапая ее кожу. В дверях никого больше не было.

В ангаре она прослушала последнюю сводку погоды. Плохая, но и не ужасающая, подумала она (и если она действительно разобьется, будет ли это настолько огромной потерей, для нее или кого-нибудь еще?).

— Я возвращаюсь в свой район исследований, — сообщила она механику. Когда он попытался разубедить ее это делать, она воспользовалась своим высоким положением. Ей никогда не нравилось это делать, но у данубианских привидений она научилась этому. — Приказы не обсуждаются. Отойди в сторону и освободи мне путь, а, если понадобится, поможешь мне. Это приказ.

Маленький самолет вздрогнул и застучал по земле. Взлет был проведен искусно — хотя был момент, когда порывом ветра он едва не был опрокинут — но затем самолет начал ровно подниматься ввысь. Пролетая над облаками, она глядела на облачный покров, волновавшийся словно море, а дальше — на Арго, горой выглядывающий из-за него, на звезды и спутники-компаньоны, мерцающие над головой. На севере еще больше сгустилась темнота. И в самом деле погода будет такой неуютной в ближайшие несколько часов. Если она вскоре не вернется, ей лучше остаться там, где она совершит посадку, пока не прояснится.

Янника быстро долетела до места сражения. Когда инерциальный пилот доставил ее туда, она сделала круг, надела шлем и активировала систему связи. Кровь пульсировала в венах, а рот пересох.

— А’и’ач, — выдохнула она, — не умирай, прошу тебя, не умирай!

Вспыхнул зеленый огонек. По крайней мере его передатчик работает. Он? Она должна сама лично связаться с ним.

Слабость, боль, путаница опавших листьев, брошенные сучья…

— А’и’ач, держись, я спускаюсь!

Порыв радости. Да, он действительно ощущал ее.

Приземление было и в самом деле рискованным делом. Самолет мог садиться вертикально, имел превосходный радар и сонар, компьютер и системы, которые выполняли большую часть этой работы. Однако свободное пространство снизу было ограниченным, оно надвое было пересечено расщелиной, и пока окружающий лесок оставался слабой преградой на пути ветра, будут ужасные порывы ветра и водовороты.

— Боже, себя вручаю я в руки Твои, — произнесла она и спросила себя, как и много раз до этого, каким же это образом Хью держится за свой атеизм.

Тем не менее, если она продолжит ждать, она потеряет остатки мужества. Вниз!

Ее спуск был еще более диким, чем она предполагала. Сначала облака поймали ее в свой водоворот, затем, уже миновав их, она увидела верхушки деревьев, внезапно попытавшихся ухватить ее. Самолет вращался, поднимался, отклонялся от курса. Не поступает ли она как полная идиотка? Она действительно не хотела бросать эту жизнь… Но Янника справилась с этим, и через несколько минут без сил откинулась на спинку кресла. Шевельнулась и почувствовала, как все тело ее испытывает боль от напряжения. Но с нею, внутри нее, была и боль А’и’ача. И призванная этой необходимостью, она освободилась от ремней и двинулась дальше.

В темном палисаде шум деревьев вокруг нее достиг огромной величины, ветви стонали, а кроны пенились, но ниже, на земле, воздух, хотя и беспокойный, становился тише, почти что теплым. Невидимый Арго освещал красным светом облака, давая достаточно света, чтобы ей не нужно было пользоваться фонариком. Она не обнаружила и следа мертвых ауранидов. Что ж, у них нет костей — дромиды, должно быть, доели каждый кусочек их плоти. Какое ужасное суеверие… Где же А’и’ач?

Вскоре она обнаружила его. Он лежал за колючим кустарником, к которому крепился с помощью своих переплетавшихся усиков. Тело его сократилось до минимума, став пустым мешком, но глаза его блестели и он мог говорить на пронзительном языке своего народа, который, как она уже знала, был мелодичным.

— Пусть моя радость передастся тебе! Я и не надеялся уж, что ты вернешься. Здесь так одиноко. — При последнем слове он вздрогнул. Аураниды не могли долго выдерживать одиночества, находясь вне Роя. Несколько ксенологов полагали, что сознание у них было скорее коллективным, чем индивидуальным. Янника отбросила эту мысль, считая, что ее можно применить по отношению к другим видам, обнаруженным в некоторых районах Дальнего. У А’и’ача была своя собственная душа!

Она опустилась на одно колено.

— Как ты? — Она не могла передавать звуки его языка лучше, чем он сам английскую речь, но научился ее интерпретировать.

— Мне не так плохо, особенно сейчас, когда ты рядом. Я потерял кровь и газ, но раны затянулись. Ослабев, я устроился на дереве, пока не ушли Звери. Тем временем поднялся ветер. Я подумал, оценив свое состояние, что лучше никуда не трогаться. И все же я не мог оставаться на дереве, меня могло унести ветром прочь. Поэтому я выпустил остатки газа и опустился в это убежище.

За этим простым объяснением скрывалось намного больше.

Точный смысл был передан лаконично и стоически, но отнюдь не то, что скрывалось за ним. А’и’ачу требовался по крайней мере день, чтобы срегенерировать достаточное количество водорода для подъема: сколько точно — это зависело от того, сколько пищи сможет он достать, будучи в этом своем бедственном состоянии… если только прежде его не обнаружат плотоядные, что было весьма вероятно. Янника представила себе, какие же мучения, страх и храбрость должны были нахлынуть на нее, надень она на себя свой шлем.

Она понесла в своих руках это дряблое создание. Весил он совсем ничего. На ощупь А’и’ач казался теплым и шелковистым. Он помогал ей насколько мог. Но при этом часть его волочилась по земле, что должно было доставлять ему боль.

Затаскивая его в самолет, ей пришлось, с еще большей грубостью обращаясь с ним, волочить его за складки кожи. Свободного пространства вполне хватало, и он практично разместился сзади. После его стона, ничего особенного не произнося, скорее как бы извиняясь, она запела ему. Он не знал древних земных слов, но ему понравилась мелодия, и он понял, что она имеет в виду.

Самолет был оборудован основными медицинскими средствами для оказания помощи туземцам, и она использовала их. Раны А’и’ача оказались неглубокими, поскольку своими размерами едва ли он был больше сумки; однако же эта сумка была разорвана в нескольких местах и, хотя проводилось самолечение, в полете раны могли открыться, если только он не получит подкрепление. Применяя местные анестезические средства и антибиотики — ей многое было известно о медеанской биохимии, — она зашила открытые раны.

— Ну вот, теперь ты можешь отдохнуть, — произнесла она, уставшая, вспотевшая и шатающаяся, закончив с этой работой. — Позже я сделаю инъекцию газа, и ты сможешь тут же подняться вверх и улететь, если пожелаешь. Однако, мне кажется, для нас обоих было бы более мудрым подождать окончания этого урагана.

«Мы в трудном положении здесь», — простонал бы человек.

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, но… А’и’ач, позволь, я надену свой шлем. — Она указала на него. — Он соединит наши души, как это бывало и раньше. И, возможно, уберет из твоего разума безутешность. А на таком коротком расстоянии, давая нам новую информацию… — Ее пронзила дрожь. — Что же мы могли не заметить?

— Хорошо, — согласился он. — Нам, может быть, понравится этот уникальный опыт. — Концепция открытия нового, когда его самого спасают, была незнакома ему… но его поиски удовольствий были далеко от гедонизма.

С горячим желанием, несмотря на слабость, она передвинулась на свое сиденье и протянула руку к приборам. И именно в этот момент загудел радиотелефон, всегда настроенный на стандартную рабочую волну, чтобы напомнить о себе.

На востоке, рядом с близким, озаряемой молниями стеной шторма на севере, сиял Арго. А ниже нависали облака, уже сейчас замутненные краснотой и сумраком. Завывал ветер. Самолет Хью кренился и подпрыгивал. Несмотря на обогреватель, холод проникал сквозь небосклон, словно приносимый светом звезд и лун.

— Ян, ты здесь? — позвал он. — С тобой все в порядке?

— Хью, это ты, дорогой? — В ее голосе чувствовалось облегчение.

— Да, конечно же, а кто, черт побери, ты думала, это может быть? Я проснулся, прослушал твое послание и… С тобой все в порядке?

— Совершенно. Но я не осмеливаюсь взлететь в такую погоду. И ты не должен предпринимать попыток садиться, сейчас это слишком опасно. Но ты также не должен и оставаться. Дорогой, rostomily, уходи!

— Мольба Иуды, милая, как я могу! Скажи мне, что случилось?

Она объяснила. В конце он кивнул головой, которая все еще слегка трещала после выпивки, несмотря на принятые болеутоляющие таблетки.

— Превосходно, — сказал он. — Ты дождешься, пока воздух не успокоится, накачаешь воздухом своего друга и отправишься домой. — Мысль, что с ним обходятся, как с ребенком, уязвила его. — М-м-м, вот что интересно. Ты не думаешь, что можно спуститься вниз в это ущелье и найти связное устройство Эракоум? Ты ведь знаешь, как мало этих приборов. — Он сделал паузу. — Я думаю, будет уж слишком просить его забросать ее землей.

В голосе Янники чувствовалась жалость.

— Я могла бы сделать это.

— Нет. Я получил от Эракоум ясное послание, когда она падала, до того как треснул ее череп, или что там с нею случилось. Никому не удастся спуститься вниз, не имея веревки, закрепленной сверху. Нет возможности возвратиться. И даже с веревкой будет безумно опасно. Ее товарищи и не попытаются, не так ли?

Неохотно прозвучал ответ:

— Я попрошу его. Возможно, придется очень даже его попросить. Устройство связи функционирует?

— М-м-м, да, но лучше я сначала проверю его. Сообщу через несколько минут. Люблю тебя!

Он действительно любил, он знал это, независимо от того, как часто она выводила его из себя. Та мысль, где-то в глубинах его существа, что он желает смерти Янники, не должна была родиться. Он последовал бы за ней в еще более сильную бурю, только бы избавиться от этой мысли.

Что ж, он может вернуться домой с удовлетворенным сознанием и дожидаться ее возвращения, после чего… что? Неопределенность наполнила его пустотой.

Приборы горели зеленым светом. Все в порядке, передающая кнопка Эракоум еще работает, еще находится в рабочем состоянии, и стоит приложить усилия для ее спасения. Если только она сама…

Он напрягся. Воздух зарокотал в его легких. Действительно ли он знал, что она погибла?

Хью надвинул шлем на виски. Руки тряслись, отчего возникли проблемы с установлением связи. Он нажал на переключатель. Он хотел воспринимать…

Боль извивалась, словно раскаленные провода, сила кружилась и кружилась в водоворотах, мягкие волны небытия наплывали еще чаще, но все-таки Эракоум не сдавалась. Полоска неба, которую она могла видеть с того места, где лежала, неспособная ползти дальше, наполнилась ветром… она испытала шок от полного осознания. Снова почувствовала она присутствие Хью.

Сломанные кости, похоже на то. Большая потеря крови. Она умрет через несколько часов. Если ты только, Ян, не окажешь ей первую помощь. Значит, она должна будет остаться, пока мы не сможем отправить ее в Порт Като для полного обследования.

— О да, я же могу зашивать раны и накладывать повязки и шины, что может быть, придется делать. И ведь есть болеутоляющие и стимулирующие лекарства для дромидов, не так ли? Да просто несколько глотков воды могут сделать очень многое; она вероятно обезвожена. Но каким образом ты доберешься до нее?

— Твой ауранид мог бы поднять ее вверх, после того как ты его надуешь.

— Ты шутишь! А’и’ач ранен, начал выздоравливать… а ведь Эракоум пыталась убить его!

— Но это же было взаимно, верно?

— Ну…

— Ян, я не брошу ее. Она там, внизу, в этой яме, в которую угодила, пытаясь спастись, и эта связь со мной дает ей больше, чем я даже могу представить себе. Я остаюсь здесь до тех пор, пока она не будет спасена, либо пока не умрет.

— Нет, Хью, ты не должен. Этот шторм…

— Я не пытаюсь тебя шантажировать, дорогая. Фактически, я не буду сильно винить твоего ауранида, если он откажется. Но я не могу оставить Эракоум. Просто не могу.

— Я… Я кое-чему научилась у тебя… Я попытаюсь.

А’и’ач не понимал своей Янники. Просто невероятно, что оказание помощи Зверю может помочь в установлении мира. Это существо было тем, кем оно и являлось, убийцей-мясником. И все-таки, когда-то не было никаких проблем с этими Зверями, когда-то они были животными, которые весьма интересовали и развлекали Народ. Он сам припомнил несколько песен об их мимолетности и кострах. В те давно ушедшие дни их называли Огненными Танцорами.

Он и сам в глубине своей души не понимал, что же заставило его уступить просьбе Янники. Наверно, потому что она спасла ему жизнь, рискуя своей собственной, и эта мысль, переполнявшая его, была новой для него. Он очень желал поддерживать свою связь с ней, что обогащало его мир, и поэтому колебался дать отрицательный ответ на просьбу, которая, похоже, так взволновала ее. С помощью этого устройства связи, когда она надевала шлем, ему казалось, он чувствует, что она делает, и когда она просила его, вода струилась из ее очей:

— Я хочу исправить то, что совершила… — И это чувство было необыкновенным, вроде Сияющей поры, и именно из-за него он наконец решился.

Она помогала ему из штуковины, которая-принесла-ее, вынесла трубу. Из нее он напился газа, и потоки ветра возродили в нем жизнь. Когда шар раздулся, раны испытали приступ боли, но он смог не обращать на это внимания.

Чтобы добраться до земли, ему понадобился ее вес в качестве якоря. Пальцы и усики переплелись, но тем не менее его чуть не утащило прочь. Если бы он позволил себе раздуться до полных размеров, он смог бы поднять ее. Воздух неистово гудел, держа его, пытаясь бросить на шипы… насколько же ужасно будет там, внизу на земле!

Насколько же хуже будет спуск вниз. Он задрожал от этого ощущения, которое едва ли признал. Будь она на связи с ним, она бы могла сказать ему, что название этому было «ужас». Человек или дромид, которые чувствовали это в такой степени, испытывали бы ужас от этого спуска. А’и’ач же сделал это, использовав силу ветра, несшего его вперед, потому что это слишком выводило его из себя.

У края Янника обхватила его руками, прижалась ртом к его коже и произнесла:

— Желаю тебе удачи, дорогой мой А’и’ач, дорогой храбрый А’и’ач, удачи, и да хранит тебя Господь! — Таковы были звуки на ее языке, которые она произнесла. Он не понял и этого ее жеста.

Цилиндр, который она дала ему, выбрасывал мощный луч света. Он видел неровный склон, тянувшийся вниз, и подумал, что если уж он ввязался в это дело, он осуществит его. Затем его душа совершит внушающее страх путешествие, и не будет тела в качестве укрытия, прежде чем оно достигнет Запредельного… если только сделает это, если сперва оно не будет разрезано и разбросано. Быстро, прежде чем обжигающий воздух смог наполнить его, он устремился за край. Сжался. Осел.

Очутившись в этих запертых стенах и сумраке, он испугался как никогда раньше. С помощью фонаря он обнаружил Зверя, распростертого на резко спускавшемся склоне, тяжело дышавшего и пристально рассматривавшего его. Он использовал сопла и сифон, чтобы подлететь к нему вне пределов его достижимости, и произнес на исковерканном английском:

— Я быдь дво’им дру’гом, говорю дебе.

…Из глубин губительного места Эракоум взглянула вверх на Летуна. Она едва смогла увидеть его, огромную бледную луну позади блестящего света. От удивления дремота слетела с нее. Ее враг, он что, преследует ее и здесь, внизу, в своем безумствующем желании?

Хорошо! Она погибнет, сражаясь, не в муках, которые разрывали ее.

— Подходи же и сражайся, — хрипло позвала она. Если ей удастся погрузить зубы в него, вкусить последний глоток его крови… — Память о ее вкусе — вроде милой молнии. А после этого, в течение некоторого времени, которое и не думало кончаться, ей казалось, что она умерла бы, если бы не проглотила этих капелек крови.

Их чудодействие прошло. Она шевельнулась, принимая защитную позицию. По ней пробежалась агония, следуя за ночью.

Когда она встала, Летун все еще ждал. В ее ушах снова и снова раздавался рев:

— Я быдь дво’им дру’гом, говорю дебе.

Язык людей? Это же то самое существо, которое пользовалось благосклонностью людей, как и она сама. Должно быть, хотя луч с его головы был не заметен из-за другого луча, струившегося из его усиков. «А не мог ли Хью все это время быть связан с нами обоими?»

Эракоум пыталась воспроизвести звуки, которые никогда не предназначались для ее рта и горла.

— Э-ччто ты э-хотетть? Идди, не быдь тутта, идди.

Летун ответил. Она смогла понять лишь то, что он, похоже, отправился за ней. Он, должно быть, спустился вниз, чтобы убедиться, что она здесь, либо просто, чтобы насмехаться над ней, пока она не умрет. Эракоум в слабости потянулась за копьем. Она не могла его бросить, но…

Из неизвестности, где находилась душа Хью, она вдруг поняла: он хочет спасти ее.

Невозможно. Но… вот он тут, этот Летун. В полугорячке Эракоум еще могла припомнить, что редко когда Летуны бывали терпеливыми.

Чего она могла еще ждать, кроме смерти? Ничего. Она лежала на спине на земляной куче. Пусть уж этот Летун принесет ей гибель, либо станет ее Мардудеком. Она почувствовала, что мужество оставляет ее.

Шар поплыл. Волосы ее ощущали слабые дуновения ветерка, и ей смутно подумалось, что здесь нелегко и ему. Пронзительная речь. Он пытался что-то объяснить, но она слишком страдала от боли и устала, чтобы прислушиваться. Она обвила руками свое лицо. Оценит ли он этот жест?

Может быть. Колеблясь, он приближался. Она оставалась неподвижной. Даже когда усики обхватили ее, она оставалась неподвижной.

Они скользнули по ее телу, нашли точку опоры, напряглись.

В тумане боли она увидела, как он начал разбухать. Он собирался поднять ее… вверх, к Хью?

Когда он сделал это, ее ножевые раны открылись, и она пронзительно закричала, прежде чем впала в обморочное состояние.

Следующим, что она осознала, было то, что лежит на торфе под стремительным краснеющим небом. Над ней склонился человек, что-то говоривший в маленькую коробку, которая отвечала голосом Хью. А дальше лежал съежившийся Летун, обхватив кустарник. Шторм бушевал. Начали падать первые капли дождя.

Затаенным чувством охотника она знала, что умирает. Этот человек мог бы остановить кровотечение из ее ран и порезов, но не мог вернуть того, что было утеряно.

Воспоминание о том, что она слышала раньше, и теперь, когда сама попробовала на вкус — явилось к ней:

— Кровь Летуна. Она спасет меня. Кровь Летуна, если он только даст ее мне. — Она не была уверена, что произнесла это, что это ей не снится. Она вновь провалилась в темноту.

Когда вновь пришла в себя, Летун был рядом с ней, заслоняя от ветра. Человек осторожно водил ножом по усику. Летун просунул усик между когтей Эракоум. Когда вновь неистово зарядил дождь, она начала жадно пить…

Двойной восход солнц был всегда так мил.

Янника задержалась, чтобы поведать Хью о своих новостях. Она хотела удивить его после того, как его тревога о своем дромиде прошла. Ну, ладно, Эракоум госпитализируют на несколько дней в Порт Като, и это будет представлять большой интерес для всех заинтересованных лиц, но ей станет лучше. А’и’ач уже присоединился к своему Рою.

Когда Хью проснулся после изнурительного дежурства, Янника предложила пикник на заре и была поражена, как быстро он согласился. Они направились на флиттере на то место, где над морем нависают скалы, разложили еду и сели наблюдать.

Сначала Арго, звезды и две луны казались только огоньками. Медленно небеса становились более живописными, океан блестел серебром в голубых водах, Фрике и Хелле кружись рядом с огромной планетой. Дикие песни трелью раздавались в воздухе, пропитанном запахами цветков, напоминавшими фиалки.

— Я получила сообщение из Центра, — объявила Янника, схватив руку Хью. — Это точно определено. Вскоре химия будет разгадана, что даст нам дополнительный ключ к тому, что уже у нас есть, к этому исцеляющему эффекту крови.

Он обернулся.

— Что?

— Дефицит марганца, — пояснила она. — Его совсем мало в медеанской биологии, но он жизненно важен, особенно для дромидов и их воспроизводства… и, очевидно, как-то еще и для ауранидов, поскольку его концентрация у них весьма высока. Оказывается, Хансония очень бедна этим элементом. Аураниды, отправляясь на запад умирать, перемещали значительное количество марганца из этой экологической системы. И ответ прост. Нам не нужно пытаться менять веру ауранидов. В скором времени у нас будут склады с марганцем, и мы предложим его дромидам. А затем мы сможем добывать руду, где его большое количество, и разбрасывать его как пыль по острову, Твои друзья будут жить, Хью.

На некоторое время он замолчал. А затем (он способен был удивлять ее, этот сын рудокопа) он произнес:

— Это ужасно. Инженерное решение. Но злоба не уйдет вместе с этой ночью. Мы не увидим скорый счастливый конец. Возможно, ни ты, ни я так и не дождемся его. — Он обхватил ее руками. — Ну, да ладно, черт возьми, мы попытаемся!