5. День в Летнем управлении, 9 ноября 1938 года

Когда на следующий день Питер Блум проснулся, его дом в Нижнем районе Летнего города выглядел совсем не так, как полагается.

Открыв глаза, он увидел, что лежит голым на полу пустой сумрачной комнаты с неровными стенами из песчаника, покрытыми написанными мелом символами и темными ржавыми потеками. Выглядела она как камера пыток. В воздухе пахло копотью и дымом.

Питер выругался. Видимо, он заснул, и дом воспользовался этим, чтобы вернуться к прежнему состоянию.

Как и все в Стране вечного лета, дом состоял из душ. Каждый кирпичик – лусит, твердое вещество, остающееся после полного угасания души, потерявшей все воспоминания. Тысячелетия назад Старые мертвые (так эсхатологи называли потерянную цивилизацию, предшествующую современной эре) собрали их и создали Летний город. Затем древние здания исчезли. После изобретения эктофона на пороге нового столетия загробную жизнь научились использовать, и прибыли английские мертвецы. Эфироархитекторы перестроили город, включая дом Питера, превратившийся в особняк в викторианском стиле, подходящий для джентльмена. Но кирпичи сохраняли чужие воспоминания, и если вовремя не показать, кто здесь хозяин, они просачивались наружу.

Питер чувствовал себя опустошенным и ослабевшим. Он истощил всю прану до полного оцепенения, вот дом и вышел из-под контроля. Но почему? С внезапным приступом ужаса Питер понял, что воспоминания о предыдущем дне слишком рваные, а это первый признак угасания. Он знал, что был в Мадриде. Но выяснил ли там что-то нужное, прежде чем это забыл?

К счастью, Фонтан по-прежнему стоял на месте – похожий на лампу постамент с латунным наконечником и кнопками, соединенный трубкой со стеной. Питер крутанул диск вызова. Комнату залило яркое и теплое сияние праны, сферы размером с пламя свечи.

Питер подставил ладони, и нити жидкого света из сияющей сферы полились в них. Он выпил этот свет, и мысли наполнились вкусом приправленной медом каши. Его наполняла концентрированная жизненная энергия, и память постепенно возвращалась, как фотография в проявителе. Он снова мысленно пробежался по вчерашнему дню и заполнил провалы.

Устав после встречи с Инес, он все же заставил себя написать два рапорта, как всегда, один – зашифрованный, своему куратору Джорджу, другой – для Си, шефа Летнего управления. Обычно два отчета были идентичны, но требовалось посоветоваться с Джорджем относительно присутствия в Испании Джугашвили, прежде чем посылать рапорт Си.

Питер попытался мысленно перенестись к одной из закладок – эктофону на аккумуляторах для записи сообщений, но маячок оказался неактивным. Это было вполне в порядке вещей – аккумуляторы эктофона работали меньше недели, а заменять их приходилось вручную. Однако маячки двух запасных эктофонов тоже не работали. Видимо, Джордж уехал из страны, а его оперативники забыли поменять батарейки. Вымотанному мысленными путешествиями Питеру не осталось другого выхода, кроме как отправить неотредактированный отчет Си по эктопочте. Курьер-призрак принес ответ почти мгновенно, с требованием прибыть ровно в девять утра. Мертвый глава разведслужбы никогда не спал – в отличие от слишком утомленного заданием Питера.

Полностью проснувшись и влив в себя прану, Питер бросил мысль в грубые стены. Пыточная качнулась, словно смущенно пожимая плечами, и превратилась в приятную комнату с белыми обоями, мягким бежевым ковром и занавесками на окнах. Она была маленькой и голой, по образу и подобию его прежней квартиры в Кембридже, в ней было совсем мало личных вещей, не считая толстого дневника на столе, закрытого душой-замком, который мог открыть лишь его собственный лусит.

В какой-то мере Питеру было жаль, что дому приходится носить маску. Да и так ли важно, как выглядит дом, если в конечном счете все это – эфир и души? Уже несколько десятилетий физики знали, что даже мысли живых – всего лишь узелки водоворотов в эфире. В четвертом измерении Страны вечного лета каждый узелок можно было развязать, и тем самым призрак изменял реальность силой мысли, но для поддержания текущей конфигурации требовалась энергия.

Маленькие эфирные часы на столе показывали десять минут девятого утра по Гринвичу. Он еще успевал в Летнее управление к девяти.

Питер взглянул в гиперзеркало – высокую призму полированного лусита в серебряной раме, единственный предмет мебели в комнате помимо стола. Гиперсветовое отражение представляло собой трехмерный образ, и Питер осмотрел себя со всех сторон. Внутри призмы стоял обнаженный мальчик лет одиннадцати, темноволосый, круглолицый, с красивыми серыми глазами и серьезным выражением.

Питер посмотрел на изображение и сосредоточился. В одно мгновение мальчик вырос и превратился в молодого человека с более объемным брюшком, чем хотелось бы, треугольником темных волос на лбу и задумчивым выражением лица. Питер создал из эфира одежду – черный костюм в полоску, ботинки-оксфорды, элегантный галстук и золотые часы на цепочке. Взмахом ладони он завершил наряд шляпой и плащом. Это его удовлетворило. Питер пошел к двери и наступил на что-то твердое и продолговатое.

Во время его сна у двери собрались ошметки мыслей. В Стране вечного лета опасно спать – пластичный эфир может придать форму кошмарам. На этот раз порождения его подсознания выглядели достаточно безобидно: абстрактная картина, закрученная спиралью лента, несколько мертвых белых мотыльков и игрушечный солдатик.

Под влиянием порыва Питер подобрал солдатика. Он был примитивно склепан из олова, но аккуратно раскрашен в хаки и зеленый. Питер сунул его в карман. Можно поставить его на стол в рабочем кабинете, пока он не угаснет.

* * *

В постоянном сумеречном освещении Страны вечного лета ряды мраморных фасадов на улице Эхо отливали розовым.

Эфироархитекторы постарались на славу. В Летнем городе жили миллионы Новых мертвых с Билетами, его созданные из эфира и скрепленные коллективной верой кварталы представляли лучшее, что может предложить Британская империя. Когда Питер впервые переехал в Нижний район, он мог бы принять этот квартал за Мейфэр, если бы не отсутствие птичьего щебета и смены времени суток.

И все же чем дольше он жил в Стране вечного лета, тем более странным все казалось. Гиперзрение становилось более острым, развивалась способность перемещаться в двух новых направлениях, невидимых для живых.

Одно из них – направление ана, то есть наверх в четвертом измерении. В направлении ана лежал мир живых, в собственном тонком слое эфира. А дальше – Неведомое, загадочный источник гиперсвета и душ. Луситы падали из ана и складывались в плотные эфирные формы, например, как мозг при рождении.

После смерти лусит отделялся и опускался ниже сферы мира живых, в направлении ката – то есть вниз в четвертом измерении. Души-камни забирали с собой в Страну вечного лета воспоминания – так почва прилипает к корням выдернутого дерева. Но угасание постепенно уносило память, пока не оставался лишь лусит.

Питер часто гадал, почему большинство призраков просто не обращает внимания на бесконечность ката внизу. Даже сейчас, когда он шел по маленькому, но тщательно ухоженному парку Адельфи в сторону станции метро на углу улиц Крепость и Эхо, Питера не покидало ощущение, что он пересекает театральную декорацию из папье-маше, которую может повалить одним резким тычком.

Скорее всего, именно это и случится с ним самим, если он совершит хоть малейшую ошибку с Си.

Был час пик. На станции толпились призраки, в основном влиятельные Новые мертвые, работающие на верхних ана-уровнях города. Некоторые мужчины в хороших костюмах скончались уже так давно, что перестали ходить, вместо этого передвигаясь особыми скользящими движениями, едва касаясь мостовой начищенными до блеска ботинками.

Питер спустился на станцию и встал в очередь на круглой платформе, в центре которой возвышался купол туннеля. Прибыл вагон – в потоке мерцающего света возникла большая стеклянная полусфера. Питер влился в нее вместе с остальными и крепко схватился за потолочную ручку, когда вагон выстрелил в направлении ана.

Мысленное путешествие заняло бы меньше времени, но общественный транспорт – хороший способ сберечь прану, а гипервиды через стекло позволяли рассмотреть все четыре измерения города. В четвертом измерении здания стояли друг на друге, как слои свадебного торта. Чердаки и чисто декоративные трубы дымоходов сливались с фундаментами следующего уровня ана или ката, или смыкались стенами и крышами под эшеровскими углами. Питер уже не в первый раз подумал об аналогии с сотами.

Он оглядел бесстрастные лица пассажиров, которые шуршали газетами, словно крыльями мертвых насекомых. Что бы подумала Инес об этой буржуазной загробной жизни, где мертвые по-прежнему занимаются рутиной, как ожившие рабочие пчелы? Возможно, она поняла бы, что ее борьба за нечто более важное, чем ее личность, сама по себе рай. По мере того как поезд поднимался в ана и свет Неведомого становился ярче, Питер все сильнее желал, чтобы ему не пришлось отбирать это у нее.

* * *

Вышел Питер на остановке «Альберт-парк», в ана-конце улицы Крепости, оттуда до цели он дошел пешком.

Штаб-квартиру Летнего управления создали по образу и подобию Бленхеймского дворца, его дублера в мире живых – длинное здание в стиле барокко со строгими каменными башенками бельведеров на фоне неба. В нем работали тысячи призраков, которые занимались всем – от вербовки, логистики и архивов до анализа разведданных, а также обеспечивали шифрование связи для британских вооруженных сил. Быстро шагая в сторону здания, Питер еще раз мысленно пробежался по своему рапорту.

Русский раскольник хочет захватить власть в республике Испания. Есть близкий к нему агент. Вероятный агрессивный ответ Советов на развертывание эктотанков. Питера не покидало чувство, что он совершил ошибку и Си что-то подозревает.

Питер поднялся по широкой лестнице главного входа, в глаза сразу бросились отличительные черты Летнего управления в Стране вечного лета. Слишком много стен под немыслимыми углами, и время от времени все здание мерцало, как мираж. Двор был гиперкубом, а души-камни оберегали его секреты со всех сторон, даже ана и ката.

Питер расписался в регистрационной книге на входе отпечатком своего лусита, потом подождал призрака-помощника, который проводил его к кабинету Си на шестом ана-этаже. Даже для главы отдела вроде Питера требовался провожатый. Эфироархитектура здания постоянно менялась, чтобы избежать враждебного проникновения, и в результате оно превращалось в путаницу коридоров, проходов и промежуточных этажей, гиперзеркал и тупиков. Все равно что идти сквозь оптическую иллюзию.

По мере приближения к кабинету Си тревога Питера росла. Он напоминал себе, что никаких мер безопасности недостаточно, чтобы уберечь Управление от проникновения изнутри. Но во время подъема по калейдоскопу лестничных проемов, сворачивающих то в ката, то в ана, привычное чувство собственного превосходства ему изменило.

* * *

Войдя в кабинет, Питер увидел Си, чей профиль с выступающим подбородком выделялся в струящемся из окна ослепительном свете Неведомого.

– Входите, Блум.

Питер сел перед длинным столом. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к свету и придать лицу бесстрастное выражение. Шеф любил этот момент и использовал его, чтобы оценить посетителей.

Си повернулся, склонил круглую голову с редеющими медными волосами над лежащими на столе бумагами и несколько минут не обращал на Питера никакого внимания. Периодически тонкие губы слегка морщились, но от удовольствия или неудовольствия, Питер понять не мог. Читать души можно было только у живых или призраков недавно скончавшихся и еще не овладевших эфиропластикой.

Наконец Си откинулся на стуле и поднял к правому глазу монокль в роговой оправе, увеличив глаз до нелепых пропорций. И этот взгляд циклопа был настолько пронизывающим, что непроизвольный смех замер на губах Питера.

– Так что же? – сказал Си.

– Сэр?

Си молчал. Питер откашлялся.

– Сэр, я думал, вы пригласили меня, чтобы обсудить мой рапорт.

– Нет.

Си резко покачал головой, и монокль выпал из глазницы. Взгляд не увеличенных стеклом глаз почему-то оказался даже более пронизывающим.

– Нет?

– Нет. Я пригласил вас сюда потому, что мне понадобится новый глава Иберийского отдела. – Си снова скривил губы. – Что вы можете сказать по этому поводу?

Лусит Питера превратился в холодный и мертвый комок в груди. На краешке сознания голос Джорджа шептал молитву раскрытых агентов. «Ни в чем не признавайся. Все отрицай. Выдвигай встречные обвинения».

Он выпрямился и посмотрел на Си.

– Сэр, я знаю, что в последнее время отдел столкнулся с трудностями, я несу за это полную ответственность. И все-таки я считаю, что вербовка Палача (эту кличку Питер придумал для Инес) – это прорыв, и…

– Да, согласен.

– С чем согласны, сэр?

– Что это прорыв. Вот почему мне нужна ваша рекомендация на пост нового главы отдела.

– Не понимаю.

– Мальчик мой, все просто. С этой минуты вы будете слишком заняты, чтобы руководить отделом. Вы будете работать в только что созданном спецкомитете по проблемам Иберии. Вы поможете мне убедить премьер-министра, что мы должны поспособствовать этому Джугашвили захватить власть в Испании.

Убедить премьер-министра.

На сей раз Питер чуть не потерял контроль над своей эфирной сущностью. Лежащие на коленях руки вдруг превратились в детские, торчащие из рукавов не по размеру. Он закрыл глаза и постарался сосредоточиться на своем мыслеобразе. Что-то укололо его из брючного кармана, и он вспомнил про игрушечного солдатика.

– Блум? Что с вами?

Он сделал глубокий вдох.

– Все в порядке, сэр. Просто… я удивлен.

– Могу дать вам немного праны, если хотите.

Питер покачал головой. Си потянул пальцы и посмотрел на него.

– Блум, я ожидал немного другой реакции.

– Сэр… Я польщен. Правда. Просто… Сэр, как вы прочитали в моем рапорте, Вереск поспешил с Палачом, и лишь по чистой удаче я сумел нащупать то, что поможет вербовке. Я рекомендовал бы провести с Палачом более тщательную работу, прежде чем включать в основную операцию. Со всем уважением, сэр, но этим лучше всего заняться мне.

Помимо кипы бумаг на краю стола стояла деревянная подставка, а на ней пузырьки с разноцветными жидкостями. Вероятно, напоминание о невидимых чернилах, которые Секретная служба использовала в мире живых, еще до появления Летнего управления. Си вытащил один пузырек и внимательно осмотрел.

– А знаете, – сказал он, – что одни из лучших чернил, которые у нас были в прежние времена, это сперма? – Шеф криво улыбнулся. – Да-да, чистая правда. Они прекрасно служили, а у оператора был… хм… неисчерпаемый источник. Один наш агент в России пытался сохранить их про запас, и его буквы провоняли так, что хоть святых выноси. Пришлось сказать ему, что для каждого письма нужны свежие чернила. Можете смеяться, но мне это всегда казалось поэтическим. Наши солдаты истекают кровью, но сколько раз нас просили передать ее величеству именно эту телесную жидкость? Вы не служили в армии, Блум?

– Нет, сэр.

– Тогда, вероятно, вы не в полной мере понимаете, на какие жертвы порой приходится идти.

Си откинулся назад и рассеянно почесал левую ногу. Он умер в страшной автомобильной аварии, также унесшей жизнь его сына, у которого не было Билета. Раздавленная нога Си застряла в обломках машины. Он отпилил ее перочинным ножом и подполз к мальчику. Их нашли вместе, отец обнимал сына.

Месяц спустя Си снова приступил к работе.

– Буду с вами откровенен, Блум. Ваш отдел мог бы выполнить это задание лучше, а теперь мы по уши в крови. Адмиралтейство хочет войны. Все станет гораздо хуже, прежде чем мы увидим какие-то улучшения. Премьер-министр четко дал понять, что ему нужна информация из первых рук, так что придется вам отдуваться. Нужно сказать ему очень неприятные вещи. Если, услышав это от вас, он решит остановить войну, вы должны убеждать его до посинения. А с новым источником разберется Вереск. Вам все ясно?

Питер сглотнул комок в горле.

– Да, сэр.

– Вы справитесь, Блум. Вы справитесь, – сказал Си, и теперь его сердитый голос звучал мягче.

* * *

Из кабинета Си Питер вышел оглушенным. Его собственный кабинет находился на четвертом ана-этаже. Он прошел через Польский и Итальянский отделы, мимо входа в Трубу – луситовую башню, ведущую прямо в эфир мира живых и обеспечивающую безопасные звонки по эктофонам в Уайтхолл и Бленхейм, не покидая Летнего управления.

Питер закрыл дверь, сел за стол и откинулся на спинку стула. Повсюду паутиной раскинулись заметки и диаграммы испанской операции, мысленно написанные им в эфире. В центре парила фотография Инес, сделанная Вереском, ее взгляд выглядел даже суровей, чем помнил Питер, если это вообще возможно. Питер раздраженно махнул рукой. Аккуратные белые строчки, линии и прямоугольники мигнули и исчезли как дым.

Теоретически он должен радоваться. Он получил беспрецедентный доступ на самый верхний этаж власти империи, причем в критический момент, когда может оказать неоценимую помощь делу Вечно Живого.

Так почему же он в таком ужасе?

Питер вытащил из кармана оловянного солдатика и поставил его на стол. Солдатик смотрел выжидающе, грубые руки без пальцев сжимали винтовку. Питер вспомнил, как играл в родительской гостиной много лет назад. Пузатый человек расставляет крошечные войска и ползает на четвереньках – краснолицый Гулливер, командующий государством лилипутов.

Премьер-министр.

И тут ему показалось, что плотные луситы стен Летнего управления сжимают его в тиски. Нужно было работать – Си велел за два дня подготовиться к разговору с премьер-министром, – но Питер никак не мог сосредоточиться.

Джордж. Нужно повидаться с Джорджем. Куратору надо рассказать про Джугашвили и открывшуюся возможность. Предостаточно оснований, чтобы встретиться с миром живых.

На мгновение он даже убедил себя, что именно по этой причине и хочет увидеться с Джорджем.

Питер взял пальто и шляпу и вышел.

* * *

Оказавшись снаружи Управления, на широком бульваре, среди великолепия зелени Альберт-парка, отливающей янтарем в постоянном свете Неведомого, он обдумал варианты. До следующей запланированной встречи еще почти месяц. Придется воспользоваться протоколом на случай непредвиденной встречи, такого прежде не случалось. Джордж подчеркивал, что к этому следует прибегать только по очень серьезной причине.

Питер поразмыслил, представил статую льва в конце улицы Крепости и перенесся туда.

Альберт-парк расплылся в оранжевой дымке, а образ льва перенес Питера сквозь эфир. А может, он остался на месте, и это эфир обтек его прохладным потоком, унося часть праны, пока не исчезла разница между видением и реальностью.

Питер стоял между мраморными передними лапами статуи. Он развернулся, и впереди нависла огромная Крепость, похожая на половинку черной жемчужины, старейшее здание в городе. По сравнению с ней все причудливые эфирные строения около Альберт-парка выглядели карликами. Темная полусфера находилась одновременно на всех уровнях города. Звучали предложения разобрать старинное сооружение и использовать нескончаемый запас его луситов, но пока что ученые империи не сумели разгадать утерянное эфирное искусство, с чьей помощью тысячелетия назад возвели Крепость.

На площади толпились люди. Крепость привлекала туристов, в особенности недавно умерших, осматривающих достопримечательности города. Питер миновал группу детей, чьи нетренированные души искрили удивлением и ужасом, и солдат, в чьих эфирных телах зияли унесшие их жизни кошмарные раны. Питер обошел Крепость, пока не обнаружил Слушателя.

Слушатель был бледным человеком, угасшим до такой степени, что его лусит горел яркой звездой в груди, а лицо едва можно было разглядеть. Он водил серыми, похожими на дым пальцами по черным камням изгибающейся стены и что-то нашептывал, слова отражались неразборчивым эхом от древних душ-луситов. На земле лежала шляпа, а в ней блестела пригоршня световых шиллингов и пенсов.

Питер окинул его полным жалости взглядом. Хотя в теории государственная служба умерших гарантировала минимальный уровень праны и жилье для всех обладателей Билета, прибывающих в постоянно расширяющийся Летний город, преждевременное угасание часто означало, что призрак переставал ощущать себя частью системы. Непредсказуемый процесс. Многие угасшие сохраняли единственное воспоминание или страсть, определяющие все их существование.

– Старые души говорят, – тоненьким голоском произнес Слушатель. – Они расскажут тебе о прошлом и будущем. Всего за один прана-шиллинг.

Питер улыбнулся и покачал головой.

– Нет, спасибо. Предпочитаю выяснить это старомодным способом.

Питер гадал, в самом ли деле этот человек служит Вечно Живому или он просто посредник для другого агента. Притворяется ли он или и впрямь пожертвовал своими воспоминаниями, своей сущностью ради служения великой цели? Было нечто знакомое в полном погружении Слушателя в то, чего другие не видят и не слышат.

С помощью согласованного с Джорджем простейшего шифра Питер отсчитал желательную дату встречи (завтра) в монетах-луситах. Яркие диски со звоном упали в шляпу, и Питер как будто сбросил груз с плеч.

Куратор подскажет, как быть.

Слушатель не обратил на него ни малейшего внимания и вернулся к своему занятию. Питер двинулся дальше, пока не нашел место у стены, где поблизости никого не было. Он прижал ухо к гладкой холодной поверхности, закрыл глаза и прислушался.

Загрузка...