Страна мечты

Анна Лазарева. Северодвинск (Молотовск), конец июля – август 1944 года

Ну вот, наконец гавань! Лючия на меня, как на «морскую волчицу» смотрит – и ведь не расскажешь же девочке, что я еще с прошлого года, как меня к Проекту прикомандировали, старалась «оморячиваться», хотя бы так – если по службе надо в Архангельск, то не по суше, а катером, миль тридцать по Белому морю и Северной Двине, и обязательно не в каюте, а наверху. Ну если только не совсем штормит, тогда даже из экипажа наверху лишь те, кто заняты конкретным делом. Хоть не укачивает меня теперь, и вида волн не боюсь – а как в самый первый раз страшно было! Вот только ветер несносный – что с прической делает, никаких слов нет!

У моего Адмирала сразу множество дел по службе нашлось, ну а мне, после доклада от Ленки, что тут без меня произошло, первая забота ввести итальянку в наш круг. Нет, обижать бы ее не стали, да и не такой она человек, чтобы ее обидеть можно – но не нужен нам разлад в нашем дружном коллективе. Потому я отрекомендовала:

– Товарищ Лючия Смоленцева, жена хорошо тебе знакомого Юрия Смоленцева, уже гвардии майора и дважды Героя. Партизанка гарибальдийских бригад, имеет спецподготовку, боевой опыт и лично убитых врагов. Будет исполнять обязанности моего адъютанта и телохранителя. Ну а ты, Ленок, была и остаешься моим заместителем по организационной части. И прошу тебя, как подругу – помоги человеку в курс дела войти!

Ленка кивнула – сделаю! На Лючию взглянула с любопытством и потянула за собой – пошли, подруга, с народом познакомлю. Который тут рядом уже собрался – Вера, Маша, Настя, Надя с Ниной, обе Наташи, Света, еще кто-то. А я в сторону отошла, чтобы авторитетом не давить, да и в Лючии была уверена. Ошиблась немножко.

На севере – истинное лето. Зелень кругом, и солнце так греет, что можно в одном платье ходить. Ночи белые, а рабочий день уже по-мирному, восемь часов, так что заводским после работы время есть на отдых и культурную программу, а кто-то даже купается в Северной Двине, хотя вода на мой взгляд, ледяная. Город строится, новые кварталы закладываются уже к западу от Торфяной, в сторону моря. Улицы благоустраиваются, парк за Первомайской уже на настоящее место отдыха похож, с благоустроенными аллеями, скамейками и фонарями. Кораблестроительный институт расширяется – поговаривают уже о повышении его статуса с филиала ленинградского вуза до полностью самостоятельного. Все как у Маяковского – через четыре года здесь будет город-сад! Я как домой вернулась – хотя это и есть мой дом, где я самое дорогое нашла: и самое важное дело, и любимого человека. А как в Москве будет – неизвестно еще.

Снова заглянула к девчонкам, как там Лючия? А ко мне все сразу с вопросами – Ань, так ты не в Ленинград, а в Киев летала? И когда там по улицам толпы бандерофашистов бегали, а сам товарищ первый оказался предателем, ты вместо него командовала, тебя там дважды убить пытались? И сам Сталин в Кремле тебе орден вручал?[18] И смотрят на меня с таким восторгом, что даже неудобно. И итальяночка тут же, скромно глазки потупив – ну никак нельзя было не рассказать!

А ведь должна была я подумать – что девчата мои обучены информацию по крохе собирать и вместе сводить. В непринужденном разговоре – так, что собеседник сам спешит поделиться. И что мне теперь, со всех подписку о неразглашении брать? Ведь для всех – не было меня в Киеве, не хватало еще лишнее внимание привлечь к тому, чем мы тут занимаемся! И не надо говорить, что «никому не расскажете» – как с африканскими алмазами вышло, забыли? А уж про то, что ОУН меня приговорила и мстить будет, вообще молчу!

– Пусть только попробуют, – говорит Ленка, – Надя, на тебе список подозрительных, кто с Украины приехал, и просто с украинскими фамилиями. А особенно, уроженцы западных областей. Ну и охранять тебя будем, как после прошлогодней истории с англичанами. С Вороновым договоримся, ребят из полка НКВД подключим.

– Она у меня в охране, – я киваю на Лючию, – про меня разболтала, а про себя молчок? Спросите, за что у нее орден Боевого Красного Знамени, и еще итальянский от самого папы римского. Она была в числе лучших партизан-гарибальдийцев, специально отобранных в помощь группе Смоленцева, когда они самого Гитлера поймали и притащили живым! Юрка наш фюрера лично взял, а она ему спину прикрывала, ни на шаг не отходя, даже в рукопашной дралась – так что не смотрите, что такая скромница на вид. Ее муж за это – дважды Герой, ну а ей орден, по праву! И в Киеве меня спасла.

У девчат глаза как плошки. А Лючия засмущалась. Это тебе маленькая плата за твою болтовню, вот попробуй теперь не соответствовать! «Ты назначен быть героем – так будь им». Ничего личного, подруга, – так и меня Пономаренко в Киев бросил, как щенка в воду, то ли научится плавать, то ли утонет… Не буквально, конечно – провали я там дело, просто вычеркнули бы меня из списка «перспективных», оставайся лишь товарищу Лазареву женой, и не больше. Так я и итальянке сейчас – а ты на что способна, сама по себе? Мы тебе поможем, подскажем, поддержим – но на буксире тянуть не станем.

И Лючия, кажется, почувствовала и вызов приняла! Плечи расправила, улыбнулась – и всем стало понятно, что итальяночка свое место возле Юры Смоленцева, героя, легенды и первого парня на этой деревне, занимает по праву. Впрочем, девчатам и спорить не о чем – точно знаю, что у Ленки, Насти, Нади и Светы уже избранники есть, в экипаже К-25! Ну а вид неподобающе нарядный – так тут не киевский ЦК, а мы не «товарищи брекс», сами в форме почти не ходим, и все местное начальство с этим давно смирилось. Как Юрка Смоленцев нас однажды назвал – пантерочки мы, мурчим, в клубок свернувшись, такие мягкие и пушистые, а когда надо, то за врагом без устали и в горло ему клыками. Кстати, после киевских приключений думаю, одного русбоя нам мало – Лючия рассказывала, как ее Смоленцев в «лабиринте» гонял, так надо и мне научиться, и девчонкам – а то боюсь, спокойной жизни нам не будет, еще какой-нибудь Василь Кук на пути попадется, и ведь если бы не тренировки в «шаолине», не быть бы мне сейчас живой!

И еще, поняла я после Киева, что власть это не почести, а огромная ответственность, и тяжелая, иногда и грязная работа. За которую никто из армии и ГБ, насколько мне известно, не был награжден. Не привыкла я еще списывать наших людей в «неизбежные потери». А больше пятисот пропавших без вести – кто сгинули неизвестно куда, их родные ищут и не находят, ни среди мертвых, ни среди живых? В мирное время пропавшие – а сколько там милиционеров, коммунистов, комсомольцев погибло? Из бригадмильцев, кому я сама поручения давала, тоже не все вернулись. А хлопчик шестнадцатилетний, Марко Капелюх, один из тех, кто наши листовки расклеивал, был схвачен бандеровцами, и они его просто растерзали бешеной толпой! У десантников, кто на Подоле оборонялись, и ОУНовскую сволочь к «Кузнице» так и не пропустили, погибло пятьдесят шесть человек. Да и в больнице, что наши разнесли вместе с бандеровским штабом, оказывается, часть медперсонала оставалась, мобилизованная для ухода за ранеными, бандеры там госпиталь свой устроили. Юрка бы мне объяснил, что войны без потерь не бывает, умом я с ним согласна, а принять не могу. В партизанах мне легче было, там я лишь за себя одну отвечала – а тут за всех, кому имела право приказы отдавать. Наверное, оттого женщин-генералов и не бывает.

– Аня, да будь ты спокойна! – сказала мне Лючия, когда мы однажды вечером сидели одни. – Ведь те, с кем мы в Киеве сражались, это фашисты? Значит, все, в войне против них погибшие, даже если грешники, попадут прямо в рай, так ведь сам папа объявил? Ну а бандеровцы – в преисподнюю, на вечные муки.

– Это если католики, – отвечаю, – а я так вообще в Бога не верю.

– А это неважно! – говорит Лючия. – Мне мой муж рассказывал, как вашего православного священника слушал. Что Бог, он один, и лишь по-разному называется, что у католиков, что у православных, что даже у мусульман. И что дела наши Богу более угодны, чем молитвы, – а потому не верящие, но и не грешившие, тоже в рай попадут, ну не в ад же, Бог справедлив?

Вот уж истинно мне мой Адмирал рассказывал – итальянцы вовсе не религиозные фанатики, а просто знают, что Бог есть, и с этим живут. А Лючия меня иногда поражает – своим смирением там, где я бы взбесилась, и наоборот, близко принимает то, чего я бы и не заметила. С этого следующая история наша и началась.

Скучать тут не приходилось. Дядя Саша снова в Москве – значит, обеспечение безопасности Проекта на ком? Вы правильно поняли, на мне. Вдобавок, как по указанию Пономаренко, должность инструктора ЦК за мной осталась, а значит, и все по партийной линии. А партия у нас руководящая и направляющая – нет, напрямую приказывать директору Севмаша или товарищу Курчатову я права не имею, однако не только могу, но и обязана обратить их внимание на любую проблему, показавшуюся мне важной, а при непринятии мер доложить о том в Москву. Так что – завод, Второй Арсенал, Корабелка, горком. И самообразование! Поскольку, насмотревшись в Киеве на стиль руководства Кириченко, совершенно не хочу быть, как он – судить, не разбираясь в предмете. Пусть не досконально, на то специалисты есть, – но хотя бы уметь вовремя вопрос задать. Так что мои неофициальные посиделки с товарищами учеными и разговоры на умные темы имели для меня глубокий практический смысл. Благо допуск у меня был по высшей форме, собеседники это знали – и тут уже вступало извечное мужское, перед красивой женщиной перья распушить и язык распустить. И мне было чем себя занять, когда моего Адмирала рядом нет. Ну а когда К-25 у стенки Севмаша стоит, то хотя бы полчаса, а то и час на наши ежедневные прогулки, хоть по парку сразу за проходной, это дело святое!