Стигмата

Действительно, и почему только, едко подумал Ястрземский, глядя на предводительницу «Возрождения и триумфа». Страсть политиков Федерации к упорным попыткам игнорировать существование всей остальной Галактики никогда не переставала его удивлять: даже внутри ФКП попадались депутаты с изоляционистской платформой. Но с ними можно было работать: они не считали, что Федерация должна держать Галактику за руку и указывать другим, что делать, а что нет. Для старофедерацкой шляхты вроде Войнаровского даже окраинные миры Федерации с трудом укладывались в привычную им картину мира, не говоря уже об остальной Галактике.

В этом смысле «Возрождение и триумф» не были изоляционистами: они признавали, что за пределами Федерации существует ещё кто-то, достойный внимания. Просто для них этим достойным была Вавилония — арсенал Галактики и союзник в будущей войне с Богами-Машинами.

Мнение тех, кто соседствовал с Вавилонией, они не принимали в расчёт.

- Госпожа Нестеренко, - проговорил Мечислав Кшесинский, глава фракции ФКП, - ваши ремарки неуместны. Мы здесь не на трибуне, так что говорите начистоту.

- Я всё сказала. - повела бровью Нестеренко. - Марция воюет с Вавилонией. Что нам Марция? Всё это происходит на другом конце Галактики от нас. Не говоря о том, что, по некоторым данным, марциане первые начали войну. Дипломатический протокол — это одно дело; я не буду вмешиваться в работу МИД и правительства. Но я не считаю, что мы должны ввязываться в конфронтацию с Вавилонией ради какой-то третьей державы. Любой третьей державы, господин Кшесинский.

- Вы очень много сказали. - едко заметила Дравинэ. - И почему вы так часто упоминаете Вавилонию, госпожа Нестеренко?

- Господа, прошу вас, - примирительно поднял руку Ястрземский. - Давайте обойдёмся без взаимных обвинений. У нас есть вопрос, и мы должны его разрешить.

- Как только вы представите свои аргументы, почему Сейм должен решать внешнеполитические вопросы — разумеется. - резонным тоном ответил Войнаровский. - Иначе вся эта дискуссия не имеет смысла.

- Разумно. - ответил Ястрземский. - В Галактике идёт война, господа. И она идёт в месте, имеющим первостепенную важность как для галактической экономики, так и для военных действий. В случае соломанской агрессии, само собой. - добавил он, глянув на Нестеренко; та надменно отвернулась. - Две трети нашего товарооборота с мирами Промежутка проходят через Марцианский коридор. Логистика наших операций и миротворческих миссий — направленных против соломанских действий в Промежутке — напрямую зависит от Марцианского коридора. Следовательно, продолжающиеся боевые действия в Марцианском коридоре несут угрозу как для экономики Федерации, так и для её возможности эффективно противодействовать соломанской агрессии.

Он сложил руки перед собой, подавшись вперед в кресле.

- А кроме того, - продолжил он, - любой конфликт внутри галактического сообщества расценивается Соломанией, как возможность для собственного вмешательства. Вмешательства любого уровня , господа. УВР и так предупреждает меня о скачке активности соломанских шпионских программ в галактической сети, начавшемся три месяца назад и продолжающемся до сих пор. По данным Службы внутренней безопасности количество попыток проникновения в сеть Федерации с соломанской стороны более чем утроилось. И хотя контрразведка СБВ делает всё возможное, чтобы свести эти попытки на нет, я бы не советовал недооценивать эту угрозу.

- Представьте себе, что соломанцы решат перейти к агрессивным действиям. Что они увидят? Галактику, неспособную им противостоять из-за войны в самой её середине, в центре критически важного гиперпространственного узла? Двести лет назад наступление на Фронте Стрельца удалось остановить именно там, не дав соломанским силам вторгнуться в миры Центра. Из-за этого Центральным державам удалось не только удержать соломанцев по Фронту Щита, но и отбросить их назад, а нам — развить инициативу и окончательно вышвырнуть соломанцев из наших миров. Всё это было возможно только потому, что Галактика была единой. Будет ли это возможно сейчас?

- Мы сильны. Сейчас Федерация сильнее, чем когда-бы то ни было в своей истории, и я горжусь тем, что мне выпала честь возглавлять её. Но мы не всесильны. Мы можем в одиночку выстоять против Соломании. Но мы не можем в одиночку защищать всю свободную Галактику. Мы можем выстоять — и тогда Федерация останется последним оплотом свободы и воли во всей Галактике. Вы хотите этого, господа?

- Чтобы этого не случилось, Федерация должна вмешаться сейчас. Я не говорю, что мы должны вступать в военную конфронтацию с Вавилонией или сражаться за марциан. Как минимум, марциане уже три месяца сдерживают вавилонскую военную машину — как мы когда-то сдерживали наступление Соломании. Но они заслуживают нашей поддержки. И они заслуживают знать, что эта поддержка не ограничивается рамками дипломатического протокола.

Он сделал паузу. Дравинэ выжидающе глядела не него немигающими огненно-жёлтыми глазами; чёрные зрачки слегка расширились в искусственном свете. Войнаровский сидел, сложив руки на груди; лицо лидера магнатов было неподвижным, будто окаменев. Рядом с ним, надменно глядя в сторону, сидела Нестеренко.

- И вы просите нашей помощи. - нарушив молчание, сказала Конецлешская. - Чтобы Сейм, от имени граждан Федерации, выступил в поддержку Марции.

- Это большее, о чём я могу у вас просить. - кивнул Ястрземский. - Мы сильны; это правда. И именно поэтому мы не имеем права сидеть, сложа руки, когда галактическое сообщество грозит разорваться на части.

Он откинулся назад, пристально глядя на них. Они были недовольны, он видел это: Сейм не любил, когда исполнительная власть пыталась навязать им свою волю. Но они уже колебались, и он тоже видел это. А значит, оставалась самая малость.

Ястрземский говорил им правду. По большей части. УВР, во главе с младшим братом Конецлешским, действительно докладывали ему про резкий всплеск информационной и агентурной деятельности соломанцев. Министерство обороны и Генеральный штаб действительно подозревали, что соломанцы могут, воспользовавшись войной, перейти к активным действиям — но не уточняли, к каким именно; хотя МОФ и Генштаб по долгу службы разрабатывали планы даже на случай войны с мирами Дальних Рубежей или вторжения из Туманности Андромеды. Война с Соломанией, действительно, стала бы катастрофой — но Боги-Машины тоже не спешили рисковать, а их подданные были даже большими изоляционистами, чем шляхтичи из Старой Федерации и Добровольческой партии.

В одном Ястрземский соврал. Эта резолюция была меньшим , о чём он собирался просить у Сейма. Но главам фракций необязательно было об этом знать.

- Примите решение. - сказал он, глядя на собравшихся. - Выбор за вами.

VI

На улицах Сан-Марко реяли флаги.

За бронированным стеклом лимузина тянулись мимо белые фасады домов, задрапированные красно-зелёными знамёнами. Зелёные кроны деревьев, высаженных вдоль потемневших от дождя тротуаров, сливались с ними; наверху вдоль улиц тянулась алая, кроваво-красная, полоса. Стальное небо нависало над городом тучами, вот-вот готовыми вновь разразиться дождём. Пристально вглядевшись, можно было разглядеть едва заметную дрожь влажного, горячего воздуха, неестественно жаркого даже для конца весны; выйдя наружу, можно было уловить витавший над городом едва различимый запах озона.

И, конечно, в стальном небе не было ни единого люфтмобиля.

Эмилия ван Хаутен сидела на заднем сидении лимузина, сложив руки на затянутых в белое коленях, и смотрела, как мимо неё проплывает колонна Монумента Республики. Дожди смыли с неё чад и копоть, а бригады коммунальных дронов — вернули красному мрамору блеск, но ни сам Монумент, ни окружавшая его площадь уже не были такими, как прежде. Цветы застилали мраморные ступени постамента вокруг колонны, покрывали собой нерабочие фонтаны, спадавшие вниз каскадом. Флаги, возвышавшиеся вокруг Монумента, были приспущены в трауре; рядом с ними дрожали на слабом ветру траурные белые ленты. Некоторые флаги были изорваны и потемнели от копоти, грязи и пыли. Один из них, вздрогнувший от внезапного порыва ветра, потемнел от крови и пыли настолько, что зелёный цвет исчез с него, превратившись в чёрный.

Казалось, будто красно-чёрное знамя единственное реяло гордо.

В начале улицы Спадария возвышалась чёрная плита стены памяти. Имена белыми линиями испещряли её. Сердце ван Хаутен сжалось: такой вещи было место в пантеоне или на кенотафе — в обители почтённых предков или на памятнике тем, кто отдал жизнь и презрел посмертие ради общего блага. Но не здесь.

Не на Пьяццале Серениссима. Не на главной площади Республики.

Она отвела взгляд. Лимузин проехал дальше, оставив чёрный монолит позади, мимо Музея Республики, задрапированного флагами, мимо прямых белых колонн домов в начале улицы Национале. Дома расступались вокруг Пьяццале Мемориале, прежде чем уйти вдаль, от центра Сан-Марко; лимузин свернул, пересекая пустую Мемориале, и выехал на улицу Кьяроччини, вновь вступив в море цветов.

Губы ван Хаутен сжались в тонкую линию. Она сама составила этот маршрут. Но это не означало, что ей было легко.

Революция . С тех самых пор, как она увидела бойню, учинённой посреди Сан-Марко покойным президентом Берлиньери, её не покидало ощущение, что вселенная вокруг перевернулась в одночасье. Она до сих пор, три месяца и избирательную кампанию спустя, не могла избавиться от этого чувства.

Революция была великой. Революция была страшной. Революция вырвала Марцию из летаргии, обрушив её на колени. Революция дала ей шанс. Единственный шанс.

И все усилия пропадут даром, если Марция упустит его.

Лимузин миновал последнюю баррикаду на Кьяроччини. Никто не убирал её; бетонные блоки и мешки с песком, стальные ежи и решётки, знамёна Марции и цветы, цветы, цветы. Ван Хаутен обернулась, когда лимузин проезжал мимо; лицевая сторона баррикады была изрыта отверстиями от пуль. Кратеры от попаданий усеивали тротуар и зеркальную мостовую перед ней.

Гравиоружие делало ужасные вещи с людьми. У тех, кто стоял на баррикадах в ту ночь, не было даже экзоскелетов.

Но они победили.

Она отвернулась. Впереди, из-за деревьев парка, выглядывал прозрачный купол Национального Собрания; ещё немного, и показался боковой фасад со скошенными колоннами, будто упиравшийся в землю. Знамёна, спадавшие вниз вдоль фасада, казались кровавой полосой.

Кровь . Она была повсюду.

Караул на контрольном посту вытянулся «смирно», взяв под козырёк шлемов, провожая проезжающий мимо кортеж — два автомобиля охраны и восьмиколёсный монстр, бронированный лимузин, между ними. Точно такой же лимузин, только на пятьдесят лет старше, не спас Радована Берлиньери от бесславной — и, по мнению ван Хаутен, преждевременной — гибели. Бывший президент больше не мог ответить за свои преступления перед народом: ни он, ни его кабинет.

Об этом ван Хаутен сожалела больше всего.

Лимузин остановился у тротуара перед Национальным Собранием. Сквозь стекло ван Хаутен видела, как из машин выходят, рассыпаясь веером, бойцы Службы государственной охраны, и как один из них подходит к лимузину и открывает дверь, выпуская её наружу. Стена тёплого, влажного воздуха ударила ей в лицо, шевельнув короткими рыжими волосами.

Их ждал не дождь. Их ждала буря.

Ван Хаутен вышла из лимузина навстречу выстроившемуся вдоль алой ковровой дорожки почётному караулу. Белый цвет её костюма показался ей самой тусклым под низкими тучами. Она бросила взгляд на своё отражение в стекле двери, будто в тёмном омуте — короткие рыжие волосы, острый нос, голубые глаза, утратившие цвет в тонированном стекле. И росчерк алого, приколотый сбоку к белой груди костюма.

След крови.

Прозвучала команда, и солдаты, как один, отсалютовали винтовками, глядя на неё. Репродукторы заиграли дробную поступь марша.

Она зашагала вперед, мимо двух рядов караула, к высившемуся впереди Национальному Собранию. Охранники СГО остались позади, вокруг машин кортежа, и казалось, что вокруг неё всё застыло — и охрана, и почётный караул, и статуи у входа в Национальное Собрание, и парк напротив, и весь Сан-Марко.

Вся Марция.

Она шла мимо чёрных с золотом мундиров ВКС, коричневых — армии, тёмно-синих — ПВО, чёрных с алым — карабинеров, и зелёных с алым, невиданных ранее — Национальной республиканской гвардии. От белых плит площади вокруг поднимался жар; но фигуры в парадной форме, устремившие в небо сияющие штыки, были непоколебимы, как мрамор и гранит вокруг.

Мне понадобятся тысячи таких солдат.

Мраморные статуи провожали её взглядами, пока она поднималась по ступенькам входа. Эльвира Монтевекки, создательница Первой Республики, объединившая под её знамёнами заблудшую Марцию. Данте Франчезе, граф Чиано, кондотьер эпохи Консулата, рука об руку с Инессой Сеглине закончивший войну с сергалами. Костантино Капистрано, победитель Аугурии, трижды переизбранный президентом, стоявший во главе Второй Республики в зените её величия. И Франческа Кьяроччини, возглавившая низверженную Марцию в пламени и отчаянии Великой войны, последний президент Второй Республики — и первый президент новой, Третьей Республики.

Казалось, будто их глазами смотрели столетия. Две сотни лет Третьей Республики. Четыре сотни лет Второй Республики. Сто пятьдесят лет диктатуры Консулата. И три столетия древней, уже полузабытой, Первой Республики.

Эмилия ван Хаутен, избранный президент Светлейшей Республики Марция, остановилась, глубоко вдохнула, и переступила порог Национального Собрания.

Сержанты-приставы в бронекостюмах замерли «смирно», когда она вошла в вестибюль. Она не раз была здесь прежде, в другом качестве — как сенатор от Ваальвийка, что на Ардуинне, а затем — как частное лицо, владелец и крупнейший акционер «Гъерт-Груммольд», владелец новостного и медийного концерна, кораблевладелец и акционер Торгового Флота. В Марции деньги и власть всегда шли рука об руку. Вопрос был в том, были ли это деньги ради власти — или власть ради денег.

Тогда ван Хаутен сделала свой выбор. Тогда было другое время.

Три месяца назад она сделала его вновь.

Двери Большого зала заседаний Национального Собрания распахнулись перед ней, и ван Хаутен вошла во внезапно затихший амфитеатр, заполненный людьми. Обычно здесь, в Большом зале, заседал Верховный Совет — как наиболее многочисленная палата парламента. Но сегодня здесь собрались все.

Депутаты Верховного Совета. Сенаторы. Министры и секретари временного правительства. Судьи Верховного Суда. Командующие войск. Высшие чиновники — полиции, прокуратуры, бесчисленного числа служб и агентств марцианской государственной машины. Послы иностранных государств, всё ещё оставшиеся в осаждённой Марции. И, конечно, особые гости.

И все они, как один, поднялись, приветствуя её.

- Избранный президент Светлейшей Республики Марция, Эмилия ван Хаутен!

Она прошла мимо рядов сидений, лишь взглядом окинув стоявших подле них депутатов, и взошла к трибуне президиума. Конституция гласила, что специальную сессию Национального Собрания возглавляет спикер Верховного Совета; но место спикера в президиуме пустовало. Рядом с ним, на месте одного из вице-спикеров, сидел председатель Сената, Каролис Станкевичус: сегодня вести заседание выпало ему.

Габриэле Зеро, до недавнего времени - спикер Верховного Совета и исполняющий обязанности президента Марции, скромно стоял у трибуны, подле президиума, заложив руки за спину. Алый значок горел у него на груди. Он первым шагнул к ней; на хмуром остроносом лице вдруг появилась дружеская улыбка.

Ван Хаутен заставила себя улыбнуться в ответ и протянула ему руку.

- Готовы, госпожа президент? - спросил Зеро, пожимая её руку.

- Уже давно, - ответила ван Хаутен, продолжая улыбаться. Камеры, парившие над залом, снимали их рукопожатие с разных ракурсов, во всех деталях. - А вы, господин вице-президент?

Улыбка Зеро на секунду дрогнула. Брови двинулись, будто нахмурившись. Но это продлилось всего мгновение; улыбка вернулась обратно.

- Я обещал. - проговорил Зеро. - Я иду за вами, госпожа президент.

Ван Хаутен кивнула и отпустила его руку.

Действительно, он обещал. Габриэле Зеро, вождь революции, самый могущественный человек в Марции — Габриэле Зеро сам предложил ей взаимовыгодное сотрудничество. Она становится президентом — не без его, Зеро, помощи, хотя ван Хаутен уже тогда имела весомые шансы. А он — становился её вице-президентом. Вторым человеком в Марции, де-факто главой Кабинета министров, представителем администрации в Национальном Собрании… и её заменой в случае, если с ней что-нибудь случится. Уже одно это было весомым поводом не доверять ему.

Зеро мог объявить себя диктатором, провозгласить новый Консулат, всё, что угодно. Вместо этого он не только объявил и провёл внеочередные выборы, несмотря на войну и вавилонские корабли над головами марциан, но и отказался баллотироваться на них — хотя именно этого все и ожидали. Первые два месяца предвыборной кампании и сам Зеро, и политическая машина его Фронта национального спасения выжидали и наблюдали. И только потом Зеро сделал свой ход.

Ван Хаутен не доверяла Зеро. Это было самоочевидно.

Но сейчас они были нужны друг другу.

Она обернулась к залу, оглядев переполненный зал Национального Собрания. Верховный Совет, сидевший в партере — она заметила те места, где поднимались крохотные алые вымпелы; Сенат, занимавший балкон позади них — ещё одна россыпь таких же алых лент на парадных одеждах некоторых сенаторов; ложи по обоим сторонам зала — с чиновниками и высокими гостями. Она улыбнулась, завидев там Лео и Карин; дочь помахала ей рукой.

- Торжественное заседание Национального Собрания по случаю вступления на пост Президента Светлейшей Республики Марция объявляется открытым. - обьявил Станкевичус над её головой, и ван Хаутен поспешно отвернулась от семьи, глядя в зал. - Исполняется Государственный гимн Светлейшей Республики Марция!

Динамики ожили. Торжественная музыка гимна заиграла, наполняя зал, и ван Хаутен поднесла правую руку к сердцу, вслушиваясь в мелодию и повторяя за записью слова.

Она слышала позади себя голос Зеро; слышала, как повторяют слова гимна депутаты, сенаторы и министры в зале; как голоса сливаются в многоголосый хор, смешиваясь с музыкой и словами воедино. Гимн Марции был мажорным, нарочито громким, как военный марш, светлым и радостным; но сейчас ей казалось, что его ноты, его слова были наполнены гневом и яростью, будто бросали вызов.

Живи, живи, живи

Свобода!

Вечно, вечно, вечно

СВОБОДА!!!

С последними словами гимна музыка затихла. Тишина, воцарившаяся в зале, показалась ван Хаутен неловкой.

- Президиум, - кашлянув, продолжил Станкевичус, - предоставляет слово секретарю Республиканской избирательной коллегии, госпоже Янике Д’Абруццо.

Секретарь коллегии кивнула и вышла вперед, поравнявшись с ван Хаутен. Они кивнули друг другу, и Д’Абруццо повернулась к залу.

- Республиканская избирательная коллегия, - произнесла она, - на основании решения Национального Собрания от двадцать первого февраля тысячу четырнадцатого года Исхода «О проведении внеочередных выборов Президента Светлейшей Республики Марция», а также на основании конечных данных системы Коллегии по территориальным избирательным округам, а также на основании конечных данных системы Коллегии по иностранному избирательному округу, установила и официально объявила результаты выборов Президента Светлейшей Республики Марция. Согласно Конституции Третьей Республики, а также закону «О выборах Президента Светлейшей Республики Марция» от 830 года Исхода, по итогам волеизьявления избранным Президентом Светлейшей Республики Марция является госпожа Эмилия ван Хаутен. Избранным Вице-президентом Светлейшей Республики Марция является господин Габриэле Зеро.

Зал разразился аплодисментами. Ван Хаутен едва заметно наклонила голову в знак благодарности; Д’Абруццо, снова кивнув, отступила на шаг назад, к трибуне президиума. Станкевичус дождался, пока аплодисменты затихнут, и заговорил вновь:

- Прошу Главу Верховного Суда Республики, Массимиллиано Коминелли, привести к присяге избранного президента Светлейшей Республики Марция, госпожу Эмилию ван Хаутен.

***

Сердце ван Хаутен дрогнуло. Она сглотнула, собираясь с силами, и шагнула вперед, к трибуне.

Этот момент настал.

Судья Коминелли, в церемониальной алой мантии, выступил вперед, стоя слева от трибуны, и заговорил, повернувшись к залу:

- Нижеследующим Верховный Суд Республики свидетельствует, что избранный президент Светлейшей Республики Марция, Эмилия ван Хаутен, соответствует всем конституционным требованиям к должности Президента; она не занимает руководящих должностей в органах государственной власти или гражданских организациях, а также не занимает других выборных должностей; и не имеет других обстоятельств, делающих невозможными перебывание должности Президента.

Он обернулся к ван Хаутен; она подняла голову.

- Госпожа ван Хаутен, - проговорил Коминелли. - Прошу вас положить правую руку на сенсор трибуны для принятия присяги.

Эмилия кивнула и подступила ближе к трибуне. Экран сенсора, встроенного в её деревянную крышку, был непроницаемо-чёрным; огонёк на панели внизу горел ожидающим оранжевым светом.

Пути назад больше не было.

Она подняла правую руку, поколебавшись на секунду, и возложила её на экран сенсора, прижав к нему ладонь. Оранжевый огонь, смотревший на неё, мигнул; экран загорелся зелёным, подсвечивая снизу её лицо.

- Повторяйте за мной, - произнёс Коминелли, и она кивнула. - «Я, Эмилия ван Хаутен...»

- Я, Эмилия ван Хаутен…

- «...вступая на пост Президента Марции...»

- ...вступая на пост Президента Марции…

- «...торжественно клянусь в верности...»

- ...торжественно клянусь в верности… - повторила Эмилия, изо всех сил стараясь, чтобы её голос не дрогнул.

- «...народу Светлейшей Республики Марция...»

- ...народу Светлейшей Республики Марция…

- «...и клянусь всеми своими силами...»

- ...и клянусь всеми своими силами…

- «...защищать и хранить Конституцию Республики Марция…»

- ...защищать и хранить Конституцию Республики Марция…

- «...и да помогут мне предки».

- ...и да помогут мне предки.

Оранжевый огонёк на панели сенсора моргнул и сменился зелёным. Панель загорелась синим, и ван Хаутен вздрогнула от неожиданного ощущения чужого присутствия у себя в голове. Чувство продлилось всего долю секунды.

- Полномочия опознаны. - прошелестел голос в её голове. - Добро пожаловать, госпожа президент ван Хаутен.

Зал застыл в тишине. Судья Коминелли отступил на шаг и обернулся к Национальному Собранию.

- Президент Светлейшей Республики Марция, - объявил он, - Эмилия ван Хаутен!

И под куполом Национального Собрания вновь раздались аплодисменты.

Ван Хаутен отняла руку от панели и улыбнулась, глядя на депутатов и сенаторов перед ней, глядя в камеры, висевшие вокруг зала. Она обернулась к ложе, где были Леопольд и Карин, и их аплодисменты показались ей громче всех остальных. Эмилия улыбнулась ещё шире.

Всё это было и ради них.

- Прошу заместителя главы Верховного Суда Республики, Алессию Тиммерманс, привести к присяге вице-президента Светлейшей Республики Марция, господина Габриэле Зеро. - произнёс Станкевичус поверх затухающих аплодисментов, и ван Хаутен отступила в сторону, пропуская к трибуне Зеро.

Она стояла, слушая, как судья Тиммерманс объявляет о полном соответствии нового вице-президента Зеро требованиям Конституции. Вчера Верховный Совет освободил его от должности спикера; мгновение назад Администрация лишила его временных полномочий, которые он сохранял до самого последнего момента. Она смотрела, как Зеро возложил руку на сенсор трибуны, за которой стоял множество раз целую вечность назад, до войны и до кровавой революции, которую возглавил — и никто до сих пор точно не знал, спланировал ли Зеро её события. И если да, то насколько .

Не складывалось одно. Если Зеро действительно приказал убить Берлиньери — а сделать это ему и его жене, покойной ныне Мальхии Зеро, было несложно — то почему он так легко отказался от всего, что получил? Не объявил себя диктатором, как когда-то адмирал Монтекьяри, провозгласившая себя первым Консулом? Не стал баллотироваться на выборах, — хотя только ленивый не знал, что Зеро метил в президентское кресло даже после поражения на предыдущих выборах, приведших к власти Берлиньери, — а предпочёл вместо этого роль второй скрипки при другом президенте? При ней ?

Тиммерманс произносила клятву, и Зеро повторял за ней. Сенсор вновь вспыхнул, озаряя узкое лицо Зеро голубым сиянием.

- Вице-президент Светлейшей Республики Марция, - объявила Тиммерманс, - Габриэле Зеро!

Аплодисменты. И на этот раз Эмилия аплодировала вместе со всеми. Жребий был брошен. Пути назад не было.

Сейчас они с Зеро были в одной команде. Ей нужен был его кабинет — ядро в варпе не катапультируют, как гласила пословица, а тем более — во время войны за выживание, первые три месяца которой вёл именно временный кабинет Зеро. Ей нужна была его партия — её собственная «Аванти Марция!», перекупленная и поспешно переоформленная под выборы, была слишком мала, слишком ненадёжна сама по себе; а ей нужно было большинство в парламенте, и надёжное большинство. Ей нужен был его образ — образ пророка, вождя Революции, защитника Марции. Образ вдовца, чья жена погибла, защищая Марцию от Вавилонии — и вошла в пантеон величайших героев Республики. Образ человека, который не гнушался ничем, чтобы достичь цели — даже если его руки были по локоть в крови.

Ему нужна была она в президентском кресле. Ван Хаутен шла на выборы, как отставной солдат, спешащая на помощь родине в час её беды — когда-то она служила в войсках ПВО. Как кораблевладелец и акционер, возмущённая тем, что Торговый Флот Марции был разворован предыдущей властью — и уничтожен и загнан в доки вавилонской осадой. Как гражданка, разъярённая тем, до чего Берлиньери довёл Республику — а когда народ Республики вышел на улицы, попытался утопить её в крови.

Она обещала сражаться — и обещала победить. Обещала строить — и обещала создавать. Обещала вернуть Марцию людям — и сделать её великой.

И люди верили ей. Поддержка Зеро только закрепила её результаты; большую часть кампании она провела сама. Она могла себе это позволить. У «Аванти Марция!» не было ни праймериз, которые поспешно проводили остальные партии, ни внутренних дрязг, ни подковёрных интриг. Не было тянущегося шлейфа прошлых парламентских голосований, министерских кабинетов и громких обещаний — если не заглядывать слишком глубоко в биографию отдельных депутатов и сенаторов новой политсилы. И поэтому люди поверили ей. Зеро и Фронт национального спасения просто сделали её победу неотвратимой.

Но Зеро здорово ошибался, если думал, что в благодарность она будет просто молча сидеть в кресле.

Она улыбнулась, когда Зеро отступил от трибуны, помахав рукой камерам, и вновь занял место возле неё. Улыбка на его лице отчего-то выглядела чужой.

Динамики заиграли президентский марш - «Марш Кьяроччини», написанный и сложенный во время Великой войны. Парадный расчёт — чёрные мундиры ВКС и карабинеров, коричневые мундиры армии и синие — войск ПВО, торжественным шагом вошёл в зал, неся президентские регалии. Алый с зелёной полосой внизу штандарт, с которого рычал крылатый лев, окружённый шестью синими глобусами планет. Трёхцветная лента с ярко сверкающей платиновой львиной головой. Знаки шести планет — Марции, Вакарины, Ардуинны, Сэнкё, Виттевира и Кафы — алый, зелёный, оранжевый, тёмно-синий, синий с жёлтым и красный с белым. И — последнее — крошечный кодовый цилиндр, блестящий металлическими боками.

- Прошу Главу Верховного Суда Республики, - торжественно объявил Станкевичус, - вручить Президенту ван Хаутен президентские регалии!

Ван Хаутен приняла у старшины-космонавта с парадным наплечником на плече штандарт, тут же установленный сбоку, рядом с флагом Республики. Она позволила судье Коминелли повесить на неё ленту с головой льва, через левое плечо, и прикрепить на неё шесть знаков в ряд. И приняла от него кодовый цилиндр, сжав его в руке. Ощущение чужого присутствия в голове вновь посетило её — на доли секунды. Над цилиндром в воздухе загорелось восьмизначное число.

Она спрятала цилиндр в карман на груди.

Парадный расчёт вытянулся «смирно» и отсалютовал ей. «Марш Кьяроччини» зазвучал вновь, и солдаты отступили, застыв по обе стороны от трибуны.

Марш затих. Ожидающая тишина опустилась на зал Национального Собрания вновь.

Ван Хаутен вдохнула и шагнула ей навстречу.

Зал смотрел на неё. Алые вымпелы и алые ленты — депутаты и сенаторы их нового блока, ««Аванти Марция!» - Фронт национального спасения». Другие, попутчики революции, проигравшие выборы — Национальная Республиканская партия во главе с Флавией Готтарди, стоявшей с дерзким видом в первом ряду. «Союз вольных сил» Микеле Карминетти, боевое крыло Пьяццале Серениссима — если не считать тех революционеров, что влились в ряды ФНС Зеро сразу после падения старого режима. Партия Основания Габии Валькарегги, которая получила на выборах больше голосов, чем лидер волюнтаристов Карминетти — но не добравшаяся даже до второго места. И осколки партии покойного Берлиньери — Партии национальной солидарности, развалившейся ещё до его бесславной гибели, с первыми выстрелами на Пьяццале. Парламентской фракции больше не было: солидаристские депутаты и сенаторы, не примкнувшие ни к одной из других фракций, считались теперь «независимыми». До поры до времени. Ван Хаутен была уверена, что они ещё оклемаются.

Но у них больше не было большинства. Ни в Верховном Совете, где ПНС на последних выборах заняла больше всего мест, ни в Сенате, избиравшемся от округов — в который таким образом прошло больше сенаторов от бывшей оппозиции, чем Берлиньери хотелось бы. Теперь же Партия национальной солидарности просто перестала существовать.

Она скользнула взглядом по сенаторам, по ложе правительства, где сидел временный кабинет Зеро. Мирзаев, министр обороны, в чёрном с алым мундире генерала Корпуса карабинеров; Форнакьяри, министр иностранных дел; Линдеманс, министр экономики; Пьяцентини, министр финансов; и, конечно, Ллавели Салорэ, госпожа Арениу, министр внутренних дел, в ярком алом мундире Великого Дома Арениу, в окружении других кимарров — представителей её Дома. Франческо Гарибальди, глава Службы безопасности Республики. Ханако Канэмару, генеральный прокурор. Альберто ван Брюгген, глава Национального банка. Аушра Ланфранчи, государственный секретарь кабинета.

И военные. Адмирал Ханс Фальке, начальник Генерального штаба Вооружённых сил. Адмирал Адель Мариангели, командующая ВКС — и, рядом с ней, адмирал Витторио Квадрини, командующий Флота метрополии. Или, во всяком случае, того, что сейчас представлял собою Флот метрополии. Генерал Мустафа Ражич, командующий Армии. Генерал Даукантас, командующий Корпусом карабинеров. Генерал де Филиппи, командующая войск ПВО. И — новая, незнакомая прежде, фигура среди высших офицеров Республики: генерал Тамара Ричетти, командующая Национальной республиканской гвардии.

Иностранные послы. Мэры крупнейших городов, региональных столиц: мэр Сан-Марко, Серафина Дандоло; мэр Куршенай, Сильвия Малинаускайте; мэр Ханамаки, Сацуки Иноуэ; и мэр Ийбурга, Бернард Корнелис. Бывшие президенты: Эрика Фаньяно, Луиджи Амендола, Изабелла Марцанно, Лайма Климавичуйте и Паоло Токьярелли. Высокие гости, достаточно богатые и влиятельные, чтобы заслуживать на приглашение: Буткевичуйте, Итокава, Ковачевич, Сабадини, Джанноне, Фиорини, де Мартино, Шнейдер и ван дер Воорд.

И, конечно, они . Её муж, Леопольд Виссерс, её Лео, и их дочь, Карин ван Хаутен. На мгновение Эмилия снова не смогла сдержать улыбки, глядя на них.

Она повернулась к залу, глядя в объективы дронов-камер под потолком.

- Высокочтимое Собрание. - проговорила она. - Господин председатель. Высокие гости. Граждане нашей Республики.

- Я никогда не думала, что займу этот высокий пост. И хотя сегодня я здесь, этот путь дался мне нелегко. Но три месяца назад, когда я сделала первый шаг, я не могла поступить по-другому. Не тогда, когда моя страна была охвачена пламенем. Не тогда, когда наш мир, наша вселенная, наша жизнь раскололась пополам. Разделилась на «до» и «после». Не тогда, когда наша великая держава оказалась низвёргнута, а наше благополучие — развеялось, как пепел на ветру. Не тогда, когда гибнут лучшие из нас. Гибнут, защищая Республику от тех, кто медленным ядом убивал её — и тех, кто возжелал довершить начатое силой.

- Сегодня, впервые за двести лет, Марция в осаде. Впервые со времён Великой войны наши миры захвачены. Наш флот рассеян. Наша кровь льётся на нашу землю. Но два столетия назад мы сражались с нашим древнейшим врагом, пришедшим с гневного Солнца — а сегодня нас жаждут уничтожить те, кто ещё недавно стоял с нами в одних рядах. Предатели, разрушившие нас изнутри, поставившие нас на колени — и те, кто называет себя защитниками человечества, но другой рукою приставляет к горлу нож.

- Могла ли я стоять в стороне, когда наша держава гибнет? Мог ли кто-либо из нас остаться беспристрастным, когда на наших улицах льётся кровь? Когда наши герои гибнут, презрев посмертие, чтобы защитить нас от ужасной участи? Когда наш союз, скреплённый кровью и отвагой в пламени войны, жаждут разорвать на части, уничтожить, стереть в пыль?

- Я — не могла. - громко, отчётливо и ясно произнесла она; каждое слово падало в тишину, гулко ударяясь об своды зала. - И, пока я жива, я никогда не отступлю от этого пути.

- Мы хотим жить в мире — но мир невозможен, пока в нашем небе рвутся торпеды и сверкают орудия. Мы хотим жить в безопасности — но пока на наших улицах не будет порядка, мы не сможем вздохнуть спокойно. Мы хотим процветания — но какое может быть процветание, когда враг сеет смерть на наших полях? Мы хотим свободы — но нашу свободу хотят уничтожить, истребить, растоптать, не оставив от неё даже памяти!

- И поэтому мы должны победить. Мы обязаны победить. Ради мира в наших небесах. Ради покоя в наших городах. Ради труда, процветания и богатства нашей державы. Ради тех, кто пал, защищая наши миры от врага, от предателя, от узурпатора. Ради тех, кто только вошёл в этот мир. Ради наших славных предков. Ради жизни, свободы и счастья для каждого из нас.

- Вавилония хочет, чтобы мы пали. Даже сейчас на наши города падают вавилонские снаряды. Даже сейчас вавилонские корабли кружат в нашем небе. Даже сейчас вавилонские солдаты топчут землю Виттевира, землю Кафы. Даже сейчас Вавилония хочет раздробить нас, поработить нас, уничтожить нас. Стереть нас с лица Галактики.

- Мы не позволим им сделать этого. Я не позволю.

- И сейчас мы должны быть едиными. Мы должны забыть былые ссоры и обиды. Презреть трудности и невзгоды, стоящие перед нами. Выступить единым фронтом, единым целым. Только вместе наши предки прошли путь Исхода, чтобы подарить нам новое будущее. Только вместе Галактика обратила в бегство Богов-Машин и их прислужников. Только вместе мы заново выковали нашу Республику в горниле Великой войны. И только вместе мы можем победить сейчас.

- Вавилония думала, что мы слабы. Что мы низвёргнуты. Что Марция позабыла дни своей славы и доблести. Вавилония думала, что мы будем лёгкой добычей. Вавилония ошибалась. Мы были слабы — но мы станем сильными. Мы забыли о своей славе — но имена наших великих героев шагают за нашими плечами. Мы должны были исчезнуть — но мы живы. Мы живём. И мы будем жить!

- И только вместе, - твёрдо произнесла она, - только общими усилиями мы победим. Только вместе мы вернём себе былую славу — и заставим её греметь среди далёких звёзд. И только вместе мы сделаем Марцию сильной; сделаем Марцию цветущей; сделаем Марцию свободной. Сделаем Марцию великой!

Зал молчал, неотрывно глядя на неё, застыв в ожидании.

- Да здравствует Марция. - проговорила ван Хаутен.

Тишина замерла. И разорвалась громом.

- Смерть Вавилонии!

Она смотрела, как зал Национального Собрания бушевал перед ней. Как сотни голосов, сливаясь в штормовой вал, возносятся под своды зала, ввысь, к небесам, словно сотрясая всю Вселенную вокруг.

- СМЕРТЬ ВАВИЛОНИИ!!

Кричал Габриэле Зеро, вскинув вверх руку, стиснутую в кулаке. Кричал Каролис Станкевичус, привстав за трибуной президиума. Кричали депутаты и сенаторы в партере и на балконах, подавшись вперед, навстречу ей. Ввысь взметнулись алые вымпелы над головами бушующего зала. Министры, чиновники и даже высокие гости вскочили со своих мест; и всех и каждого объединял один бушующий, отчаянный, яростный клич:

- СМЕРТЬ ВАВИЛОНИИ!!!

Они были в её руках.

Через полгода они станут критиковать её. Через год - возненавидят её. Через два года — возжелают уничтожить её. Она видела этот цикл слишком много раз, чтобы думать иначе.

Но сейчас, молча подумала ван Хаутен, они были в её руках.

СМЕРТЬ ВАВИЛОНИИ!!!

СМЕРТЬ ВАВИЛОНИИ!!!

СМЕРТЬ ВАВИЛОНИИ!!!

***

Виэр проснулась.

Солнце настойчиво сияло за большим, во всю стену, окном, но ей стоило больших усилий открыть глаза и хотя бы поднять голову с подушки. О более радикальных шагах — например, сесть на постели — и речи идти не могло.

Виэр зевнула, щурясь от света. Верхняя половина окна была предусмотрительно затемнена на ночь глядя; но когда твоё окно смотрит в сторону восхода, это не особо помогало. Во всяком случае, большую половину года.

Осенью, или даже зимой, вид отсюда был прекрасным. К сожалению, майор Къелльберг не каждую зиму проводила у себя на квартире.

Виэр снова зевнула. И широко открыла глаза.

Диван, стоявший рядом, у ограждения верхнего яруса комнаты, был пуст. Измятая подушка лежала на полу; одеяло было яростно отброшено на бордовую спинку дивана. Покрывало было смято. На самом диване было ни души.

Сердце Виэр замерло. И застучало снова, когда она, наконец, заметила время в углу зрения; было уже начало двенадцатого. Здесь, в Вышеграде, это была середина утра.

Она выдохнула. Значит, ничего страшного не произошло. Но?..

Виэр собрала волю в кулак и села на постели. Следующее усилие над собой — откинуть одеяло и свесить ноги с кровати — далось ей уже куда легче.

В такие моменты она скучала по бронекостюму. Бронекостюм, по крайней мере, мог поставить на ноги даже мёртвого.

Иногда — буквально.

Нетвердо ступая со сна, она подошла к ограждению. Однокомнатная квартира была двухъярусной: наверху были спальня и ванная комната, а внизу — кухня и то, что считалось гостиной, раскинувшейся у подножия огромного окна.

Фон сидела внизу, с ногами забравшись на широкий подоконник. Одну из красно-синих подушек она подложила себе под спину, другую — под голову; на третью она взгромоздила ноги. Солнце, казалось, не беспокоило её; она даже не подумала затенить оставшуюся часть окна.

- Привет. - бросила Фон, слегка повернув голову в её сторону. Рыжая прядь упала ей на лицо; она рассеянно откинула её рукой.

- Ты давно встала? - спросила вместо приветствия Виэр, спускаясь по лестнице. Фон проводила её взглядом, пока она не спустилась, и отвернулась обратно.

- Да так. - сказала она. - Не особо.

- «Не особо» - это когда? - не отставала Виэр, подходя к ней поближе. - Сколько часов ты так просидела?

- Один. - пробормотала Фон. - Или два. Я как-то не заметила. Я читаю.

- Что? - спросила Виэр, обойдя низкий столик и остановившись перед ней. Фон подняла голову, окинув её взглядом с ног до головы.

- Аналитику. - ответила она, пристально глядя на неё. - «Марцианский коридор: предсказания и предположения». Некий Юлиуш Грамбергс. Слышала про такого?

- Нет, конечно. - фыркнула Виэр, но одновременно она запустила поиск и очень быстро обнаружила искомое. Так и есть: очередной «военный аналитик», из тех, что при ближайшем рассмотрении почему-то оказываются мало того что гражданскими, так ещё и ни дня не служили в собственно войсках… - Ты хоть ела что-нибудь? И зачем ты их читаешь?

- Я не голодна. - сухо сообщила Фон. - Не знаю. - ответила она на второй вопрос. - Но это хоть что-то. Про войну.

Виэр тяжело выдохнула, глядя на Фон снизу вверх. Та всё так же пристально смотрела на неё в ответ — знать не зная, как по спине Виэр, под мокрой со сна майкой, бегут мурашки от взгляда её лиловых глаз.

- Фон. - терпеливо сказала Виэр. - Тебе надо поесть. Почему ты не ешь?

- Я думала. - ответила Фон, не уточнив, о чём именно. - Я зачиталась.

Виэр закатила глаза. Это был уже десятый такой разговор кряду: Фон вставала на несколько часов раньше, не догадываясь при этом ни позавтракать самостоятельно, ни, хотя бы, разбудить её. И не собиралась менять заведённый распорядок дня.

Хорошо хоть, подумала она, ей не вздумалось выйти на балкон. И, по крайней мере, так она всегда на виду. Но…

Но что? Она почти ничего не знала о Фон — до её пленения вавилонянами. Может, обходиться без завтрака было для неё нормально. А может, она и забыла, что такое завтрак…

Рука Виэр против воли сжалась в кулак. Вавилоняне!

- И о чём же, - сдержав голос, спросила она, - пишет этот твой Юлиуш Грамбергс?

- Он не мой. - возразила Фон. - Хотя фамилия похожа на ардуинскую. Он много рассуждает о соотношениях сил, стратегических предпосылках и ситуации на фронте. - она пожала плечами. - Понятия не имела, что там ещё осталось хоть что-то живое.

Виэр промолчала. Она получала регулярные сводки по марцианской войне: Шелдон и полковник Гуменюк позаботились. Задание ОГ 34 имело прямое отношение к войне; её, как командира подразделения, должны были держать в курсе. Что-то подсказывало ей, что её сводки были какими-то излишне сухими.

У Фон не было и того.

- Грамбергс, - продолжила Фон, глядя словно через неё, - пишет, что у Вавилонии - тридцать шесть супердредноутов, а у Марции — ни одного. У Вавилонии — восемьдесят дредноутов, а у Марции — четыре, и те едва на ходу. Он пишет, что если бы Вавилония не считала нужным прикрывать остальные направления, она бы стёрла Марцию в пыль. В порошок . - уголки её рта задрожали. - А то, что Марция до сих пор держится, он называет чудом .

Она фыркнула. Виэр покосилась на неё: глаза Фон зло блестели.

- В этом я с ним даже согласна. - бросила она. - Чудо . Подумать только.

- Фон… - начала Виэр и осеклась. Что она могла сказать?

Что только благодаря Фон Марция до сих пор держится? Это было похоже на правду. Сводки Третьего отдела УВР были несколько иного мнения, но и они говорили о том, что три месяца назад Марция выстояла только потому, что была вовремя — в последний момент — предупреждена. Правда, в этих же сводках упоминалось, что предупредить Марцию мог и корабль, посланный на разведку из столицы…

Хотела ли Фон услышать об этом?

Что она сейчас думала о поступке, погубившем всю её эскадрилию, а её саму — отправивший в застенки вавилонского МГБ?

- Бросай его читать. - пробормотала Виэр. Фон недоумённо приподняла бровь. - Ты только зря волнуешься.

- Волнуюсь? - переспросила Фон. - А что мне ещё делать?

Виэр не знала, что ответить.

- Отвлекись, пожалуйста. - попросила она. - Я сейчас. Умоюсь.

- Ага. - кивнула Фон и отвернулась, глядя в окно, сложив руки на животе. Солнце снова будто не беспокоило её.

Виэр отвернулась и поднялась наверх, в ванную. Она не соврала: ей действительно нужно было умыться. А ещё лучше — залезть в душ: со сна майка была насквозь мокрой.

Да и сейчас она не стала лучше.

Свет зажёгся, стоило ей переступить порог ванной, вспыхнув на осколках разбитого зеркала. Виэр уставилась в него: на неё зыркнул десяток её отражений, одинаково растрёпанных и заспанных. Она выглядела ужасно.

Но это было уже третье зеркало за неделю.

- Фон? - громко спросила Виэр, оборачиваясь к гостиной. Ответа не было. Она прошла обратно; Фон сидела внизу, всё так же глядя в окно. Виэр стоило большого труда отвести взгляд от её голых ног, лежащих на подушке… и от чёрных точек, ясно различимых на подъёме стопы.

Она сглотнула.

- Фон? - снова спросила она. - Ты опять разбила зеркало?

Фон медленно обернулась к ней. Её рука соскользнула с её живота, и только сейчас Виэр заметила что-то красное на костяшках её пальцев.

- Я не могу. - медленно и тихо проговорила она. - Это не я. Каждый раз я смотрю в зеркало… и там не я. Я не могу этого вынести.

Виэр смотрела на неё: Фон сидела, уставившись в сторону невидящим взглядом. Ей хотелось сдвинуться с места, подойти, подбежать к ней… но что она могла сделать?

Что она могла сделать, чего не сумели лучшие военные врачи Федерации?

- Не могу. - повторила Фон.

Виэр шагнула вниз, ей навстречу. Фон не обернулась, даже когда она подошла совсем близко и опустилась перед ней на колено. Её пальцы коснулись правой руки Фон, изрезанной и исцарапанной, в засохшей крови.

- Пошли. - тихо, но твёрдо сказала она. - Почему ты ничего об этом не сказала?

- Потому что это уже третье зеркало. - пробормотала Фон. - Что ты с этим сделаешь?

- Я поставлю четвертое. - ответила Виэр и выпрямилась, потянув Фон за собой; та нехотя встала с подоконника, всё ещё не глядя на неё. - Пошли. Надо обработать раны.

Фон недоуменно посмотрела на неё.

- ...Разве это раны? - выдавила она.

Виэр остановилась, не отпуская руку Фон. В памяти всплыла другая рука; скрюченные, потемневшие пальцы, лишённые ногтей, покрытые грязью и кровью…

Она дёрнула головой, отгоняя видение прочь.

- Знаешь, что? - спросила она, пристально глядя на Фон; та удивленно моргнула в ответ. - Мне кажется, ты слишком тут засиделась. Пошли. - она снова потянула Фон за руку. - Умойся. И одевайся.

- Зачем? - с удивлением переспросила Фон. - Разве я неодета?

Виэр на секунду задержалась взглядом на плечах Фон, скрытых белой рубашкой. Рубашка, как и вся остальная одежда Фон, когда-то принадлежала самой Виэр и была ей ощутимо великовата. Особенно на груди. Впрочем, из них двоих Фон была определенно самой одетой — в отличие от самой Виэр, после сна так и оставшейся в майке, трусах и ничём больше.

- Одета, конечно, - после недолгой паузы ответила она. - Но не станешь же ты в таком виде выходить на улицу?..

***

- Браво-Девять — всем постам: Браво-Шесть и Каллия движутся на улицу, выход ориентировочно через пять, приём.

- Пост номер два, вас понял, Браво-Девять, - отозвался Лейрик, убирая увеличение на визоре. В окне напротив командир только что увлекла Каллию — командора Крочесни — вверх по лестнице, вглубь квартиры. - Продолжаем наблюдение. Приём.

- Пост номер четыре, вас поняла, Браво-Девять. - откликнулась сержант Кушнир. - Двор комплекса, всё чисто.

- Фасад, всё чисто. - добавила умостившаяся радом с Лейриком Хлирени.

- Пост номер три, север, чисто.

- Пост номер пять, юг, чисто.

- Пост номер один, внутри всё чисто. Никакой подозрительной активности на всех этажах. Приём.

- Браво-Девять, вас поняла. - произнесла подкомандир Савано. - Запрашиваю у Браво-Шесть маршрут, ждите. Отбой.

- Пост номер два отбой. - сказал Лейрик и откинул визор. Часть вытянутого треугольного шлема отошла вперед и вверх, оставив ему минимальный набор информации, почти без прикрас.

Хлирени приподнялась на локте, отстранившись от стоявшей перед ней снайперской винтовки. Как и все бойцы ОГ 34, Лейрик мог стрелять из всего, у чего были спусковой крючок и рукоять, но снайпер из него был неважный.

- Куда они ещё удумали идти? - спросила она. - И чего делать нам всё это время?

- Командиру виднее. - дёрнул кончиком хвоста Лейрик. - Наша работа от этого не меняется.

- Ага. - хмыкнула Хлирени, снова укладываясь обратно на крышу. Визор её шлема опустился, скрыв жёлтые с чёрным глаза кимарры. Она снова взялась за рукоятку винтовки, уперев приклад в плечо.

Лейрик остался сидеть, вытянув лапы и уложив рядом хвост. Ярко светило солнце, заливая плоскую крышу жилого дома. Тёмно-серые фигуры двух спецназовцев казались почти неразличимыми на ней.

Отсюда отлично просматривался весь восточный фасад дома, в котором жила командир — угловатой башни с рядами высоких окон по периметру каждого этажа. Снизу башня переходила в более призёмистое здание жилого комплекса, террасами сбегавшее ко двору с искусственным прудом. Вдали виднелись другие такие же дома — море крыш, только кое-где перемежающееся зеленью деревьев и зеркальными полосами улиц.

Лейрик обернулся обратно к окну квартиры. Двухъярусная комната пустовала. Он надвинул визор, разглядывая подушки, лежащие на широком подоконнике, лучи солнца, падающие на низкий столик. Выше, напротив второго яруса, окно было затемнено, защищаясь от яркого света.

- И как, - спросила вдруг Хлирени, - нравится тебе целыми днями любоваться на двух женщин?

Уши Лейрика так и прыгнули под шлемом. Он обернулся, торопливо убрав приближение, к напарнице, всё так же целившейся куда-то из винтовки.

- Причём здесь это? - спросил он. - Они же люди. Не сергалки.

- Но одна из них — твой командир. - заметила Хлирени. - А другая просто старше тебя по званию. Вы же на этом зацикливаетесь, или как?

- Это совершенно другое. - раздражённо дёрнул хвостом Лейрик. Он не знал, как именно действовал импринтинг — свойство всех сергалов, особенно — мужского пола, беспрекословно подчиняться старшим особям. Для этого ему пришлось бы изучать биологию.

Всё, что Лейрик знал — что майор Виэр Къелльберг была его командиром. И что за ней он готов был пройти сквозь огонь и воду, а по её приказу сразиться со всеми демонами холодного ада. Если понадобится — зубами и когтями.

Этого было достаточно.

- М-м-м. - протянула Хлирени. - Ну ладно. А я-то думала… - она двинула плечами. У кимарров этот жест выходил почти человеческим.

Лейрик внимательно уставился на неё. Кимарры вообще многим напоминали людей, подумал он: пропорции тела у них были почти такими же, а строение конечностей — очень похожим. Он знал, настолько кимарры и люди различаются изнутри: это было важно для того, чтобы оптимально обезвредить любую цель, вне зависимости от вида. Но в сущности…

- А что насчёт тебя? - спросил он. - Ты же, вроде бы, любишь женщин…

- Люблю. - грустно вздохнула Хлирени, не оборачиваясь. - Но не таких. Люди, знаешь ли, слишком мягкие… да и волос у них слишком много. - хмыкнула она. - А что?

- Ты же меня спрашиваешь. - ответил Лейрик. - И потом, вы хотя бы похожи на них…

- Это не мы похожи на людей, - поправила его Хлирени. - Это люди похожи на нас .

Лейрик двинул ушами под шлемом. На секунду он и думать забыл, что Хлирени никак не могла заметить этого жеста.

- Браво-Девять всем постам. - раздался в шлемофоне голос подкомандира, и Лейрик навострил уши — в прямом смысле. - Браво-Шесть и Каллия покидают помещение. Сейчас в коридоре. Пост номер два, продолжать наблюдение. Пост номер один, доклад. Пост номер четыре, готовность. Пост номер пять, готовность два, маршрут проходит через ваш сектор. Как поняли, приём.

- Пост номер два, вас понял. - ответил Лейрик. Перед его глазами возникла схема маршрута, и он поражённо фыркнул, увидев, куда именно он следует.

- Однако. - присвистнула рядом Хлирени. - Хотела бы я оказаться на их месте.

- Со всем этим наблюдением? - весело спросил он. Хлирени замолчала, задумчиво постукивая пальцами по ствольной коробке винтовки.

- Стоит того. - наконец решила она.

Лейрик не был уверен, что мог согласиться с ней.

***

На улице Фон почувствовала себя неуютно.

Виэр провела её через двор жилого комплекса, мимо тихо шумящих вод искусственного пруда, и наружу, к ярко блестящему на солнце зеркальному полотну дороги. Деревья вдоль тротуаров отбрасывали неровные, дрожащие тени; ветер, гулявший между домами, шевелил длинными волосами Фон, заставляя её ёжиться от прохлады и придерживать шляпу на голове. Шляпа была единственным предметом, не принадлежавшим Виэр: во всяком случае, так сказала она сама, вручив её Фон — в день, когда приехала забирать её из госпиталя. Взяв с собой отряд солдат в бронекостюмах и десантный челнок.

С тех пор они выходили из дому один раз — два дня назад Виэр решила отвести её в здешний парк — на другой стороне района, у реки. Пятнадцатиминутная пешая прогулка по незнакомому городу тогда показалась Фон сущим адом.

Тогда ей было страшно.

К ним подлетел, гудя двигателями, полицейский дрон: машина зависла, вглядываясь в их лица. Взгляд камер скользнул по лицу Виэр, шедшей впереди, а затем по лицу Фон — скрытому солнцезащитными очками и широкими полами шляпы. По спине Фон пробежали мурашки, но дрон уже летел дальше вдоль улицы, рассматривая других прохожих.

Виэр настаивала, чтобы она выходила на улицу только в очках и в шляпе. Остальную одежду Фон выбирала сама: рубашка, пусть и великоватая и рассчитанная на грудь большего размера, была застёгнута на все пуговицы, особенно на рукавах, а туфли были не по погоде высокими и закрытыми. Только серые брюки, заканчивавшиеся на середине голени, были единственным её компромиссом перед здешней весной.

Одежда уже перестала казаться ей чужой. Но здесь, на улице, Фон хотелось закутаться с ног до головы, не оставив видимым ни сантиметра кожи.

Они дошли до входа в метро — спуск в подземный вестибюль, накрытый ажурным куполом из стекла и металла. Виэр остановилась перед входом, словно дожидаясь чего-то, и Фон вместе с ней. Не выпуская руки Виэр, она огляделась вокруг: вход в метро выходил в небольшой сквер на углу площади, за которым поднимались вверх бетонные стены домов с длинными балконами. Посередине площади из земли поднимался стеклянный купол, сиявший на солнце.

- Ага. - сказала Виэр, и Фон обернулась к ней. - Нам в метро. Пойдём.

- Куда мы едем? - во второй раз спросила Фон.

- В центр. - обернувшись, улыбнулась Виэр. - Я там тебе покажу.

- А. - только и сказала Фон, позволяя Виэр увести себя вниз, под землю. В центре столицы Федерации она ещё никогда не была.

Пол под ногами дрожал, пока они шли к дверям вестибюля. Стеклянный купол, видимый снаружи, накрывал вестибюль, заливая его утренним светом; за мерцающим полем турникета эскалаторы уходили вглубь, к платформе. Виэр прошла внутрь, увлекая за собой замешкавшуюся Фон; поле турникета не остановило её. Охранные системы тоже не стали бить тревогу.

С правой стороны платформы горела надпись «посадки нет»; Виэр повела её в левую сторону, к тускло горевшей ограничительной линии вдоль путей. Станция была полупустой; на платформе было несколько человек, не обративших на них внимания. Даже Фон показалась им недостаточно экстравагантной.

Но Фон не покидало ощущение, что она была под колпаком. Она огляделась; камеры под сводами станции всё так же глядели вокруг, замечая всё — и одновременно никого. Этот взгляд был ей привычным — ещё по той, прошлой жизни; в этом плане Федерация ничуть не отличалась от Марции.

Она поймала себя на том, что никогда в жизни не задумывалась, кто находится по ту сторону камеры.

- Наш поезд. - негромко сказала Виэр.

Белый состав из шести вагонов выехал из туннеля, чтобы замереть перед платформой и распахнуть двери. Ограничительная линия загорелась зелёным, и они вошли внутрь пустого вагона в середине поезда. Фон поймала взгляд камеры под потолком; ей показалось, что камера смотрела не куда-нибудь ещё, а прямо на неё.

Она отвернулась.

- Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - «Мальборзька», «Мальборзька».

Виэр потянула Фон следом за ней, усаживая её на сидение вдоль стены. Поезд загудел, оживая; двери захлопнулись, и он тронулся, гудя магнитной подвеской.

- Надо было в первый вагон садиться. - подумав, проговорила Виэр и обернулась к Фон: - Пойдём?

Фон отрицательно помотала головой.

- Не надо. - попросила она. - Нам далеко ехать?

- М-м-м. - протянула Виэр, разглядывая схему метро на стене напротив. Фон всмотрелась в неё: четыре линии, бежавшие через центр города и круг пятой, кольцевой, линии к окраинам. Три из них пересекали реку, впадавшую в широкий залив внизу. - Нам в Верхний город… до «Рондо Скаржиньского», а там пересесть на зеленую линию… или, может, пройдёмся? - спросила она. - Или пересядем на кольцевой, хотя там полно народу…

- Поступай, как знаешь. - пожала плечами Фон. - Ты же живёшь в этом городе.

- Не живу. - поправила её Виэр. - Отдыхаю.

Фон глянула на неё из-под очков. Виэр не обернулась, всё ещё изучая схему, будто не замечая её взгляда… и давая Фон полюбоваться собой. Я ведь ничего не знаю о ней, подумала Фон; почти ничего, кроме того, что она — командир спецназа Федерации, и она спасла меня.

Почему она спасла меня? Виэр говорила только, что «им приказали»; но вряд ли она не знала, почему именно. И не могла сказать об этом Фон — хотя Фон раз за разом видела, как Виэр хмурит тонкие брови каждый раз, когда она спрашивала её, почему . И каждый раз не давала ей ответа.

Что я вообще делаю здесь?

Федерация вернула Фон к жизни — и она до сих пор не могла привыкнуть к тому, что её тело будто натянул на себя кто-то чужой . Очередное разбитое зеркало в ванной комнате Виэр было тому свидетелем. Виэр присматривала за ней… защищала её? сторожила? наблюдала за тем, чтобы их дорогостоящее капиталовложение не сошло с ума и не перерезало себе глотку? Фон не собиралась этого делать — теперь самоубийство было бы поражением, а не победой; но присматривать за ней имело смысл.

Но зачем ? Зачем она была нужна Федерации?

Этого Фон не знала.

И это не давало ей покоя.

- Станция «Рондо Скаржиньского». Переход на станцию «Палац Культуры». Господа пассажиры: выходя из вагонов, не забывайте свои вещи.

- Наша. - сказала Виэр и встала, потянув Фон за собой. - Пошли.

«Рондо Скаржинського» была мраморно-белой, с рядами узких изогнутых пилонов; «Палац Культуры» оказался золотым, с прямыми, угловатыми сводами зала и платформ. Поезд здесь оказался таким же белым, но другой модели, таращившийся двумя глазами-фарами вместо четырёх. На этот раз Виэр провела Фон к первому вагону, и они стояли на передней площадке, глядя, как поезд рассекает темноту туннеля ярким светом фар.

На этот раз поездка вышла короче; Фон насчитала четыре станции до того, как они вышли на пятой - «Верхнеместской», заполненной людьми. Как потом узнала Фон, здесь была пересадка на две другие линии — кольцевую и четвертую, шедшую на другой берег. Кремовый мрамор и узоры на своде словно терялись среди пассажиров. Лучше не стало даже когда Виэр провела её к эскалатору: наверх тоже поднималось много людей.

Подъём, к удивлению Фон, оказался долгим. В Сан-Марко, лежащем на островах, метро было неглубоко под землёй; здесь им пришлось подниматься долгих две минуты.

Стеклянный фасад вестибюля «Верхнеместской» выходил на усаженную деревьями улицу, вдоль которой ходил трамвай. Виэр остановилась, словно прислушиваясь к чему-то, не отпуская руку Фон, и Фон засмотрелась на проезжающий мимо вагон — длинный, жёлтого цвета, с бежавшей вдоль борта красной полосой. Таких не было ни в одном марцианском городе, в котором она была.

Но были похожие.

- Следующий — наш. - негромко сказала Виэр. - Будет через пару минут.

Фон позволила отвести себя к мерцающему в воздухе символу остановки. Мимо пролетел ещё один полицейский дрон, задержавшись взглядом на них с Виэр, а затем — на других людях рядом. Кое-кто из них обернулся в их сторону, и не без интереса.

Должно быть, они были приметным зрелищем, подумала Фон. Она — в шляпе, в очках, с падающими на плечи рыжими волосами, в рубашке не по размеру; и Виэр — в куртке, из-под которой выглядывала белая майка, с макушкой белых, как снег, волос. Она огляделась, прищурившись, крепче сжав её ладонь — и тут же расслабилась снова.

Фон поёжилась. По её затылку отчего-то пробежали мурашки.

Трамвай показался вдали; на лобовом стекле ярко горел номер «27». Негромко гудя подвеской и то и дело притормаживая, давая дорогу пешеходам, он приблизился к остановке, распахнув двери салона. Пассажиров внутри было немного; Виэр, пальцем притронувшись к прозрачной панели у дверей, провела Фон к двум сидениям у окна.

- Нам недалеко. - сообщила она. - Пару остановок.

- Где мы? - спросила Фон, выглядывая в окно. Трамвай закрыл двери и вздрогнул, трогаясь вперед по улице.

- Верхний город. - сказала Виэр так, будто бы это всё поясняло. - Улица Вализевской.

- А. - с пониманием сказала Фон, разглядывая дома, проплывавшие мимо, едва заметные за зеленью деревьев. - Чем-то похоже на Сан-Марко.

- Да?

- Ну да. - ответила Фон. - Во всяком случае, на те его части, что строили после Великой войны.

- Вышеград строили до неё. - не без толики гордости сообщила Виэр. Фон ничего не ответила, глядя в окно.

Она не сильно скучала по Марции. Республика была большой; за свою жизнь, большую часть которой она провела на службе, Фон повидала её почти всю. И сейчас у неё перед глазами вставали то улицы Сан-Марко, то кварталы Конкордии, то красные крыши того городка, в котором она жила, когда была ещё лейтенантом. Их база находилась прямо на окраине: рядовой состав жил в казармах, офицерам — вроде неё — полагались отдельные домики неподалеку. Свой она делила с другим лейтенантом… как же была его фамилия? Даметто? Дамиани? Гораздо лучше Фон помнила, что его совершенно не интересовали женщины…

Она вздрогнула, поспешно отгоняя неясные образы в голове. Большинство её долговременной памяти всё ещё было за семью печатями — ради её же спокойствия. Но белые пятна в голове почему-то не приносили ей покоя.

Особенно когда она могла вспомнить всё, не углубляясь в детали.

Но не сейчас. Не это. Она помнила всё, что угодно, даже не прибегая к долговременной памяти — но не фамилию того лейтенанта, жившего с ней в одном домике. Не помнила даже название городка с красными крышами, одного из многих на южном континенте Марции.

Это было слишком давно.

- Нам выходить. - негромко сказала Виэр. - На следующей.

Фон кивнула.

Она помнила достаточно, чтобы ненавидеть . Для этого ей не нужна была долгосрочная память. Хватало и того, что каждую ночь она просыпалась в холодном поту, хватаясь за горло, недоумевая, куда делась тяжесть ограничителя на шее. Хватало и того, что она до дрожи боялась яркого света над головой. Хватало и того, что даже от одной мысли о сексе ей делалось больно, и она крепко сжимала зубы — новые, целые, ровные зубы — чтобы не закричать от страха и бессильной злобы.

Хватало и того, что её жизнь казалась ей полузабытым сном. А кошмар, из цепей и оков которого она до сих пор не могла вырваться, стал для неё явью.

Она почувствовала, как Виэр тянет её за руку, и поднялась с сидения следом за ней. Она прошла через салон, будто не замечая ничего вокруг. Вышла из трамвая, медленно, с ритмичным писком, захлопывавшего свои двери за её спиной. Дрожащие тени деревьев накрыли её, принимая под свою сень; из света она шагнула в полутьму.

Она ненавидела их . Каждую секунду бытия, каждый удар сердца.

И она ничего не могла с этим сделать.

- Фон? - донёсся до неё голос Виэр, и она вздрогнула.

- Да? - тихо спросила она. Её голос донёсся до неё, как будто из-под толщи воды.

- Мы почти пришли. - сказала Виэр и махнула рукой. - Вон туда.

Фон проследила за её рукой.

Они стояли на краю площади; трамвайные пути изгибались мимо них, уходя за угол. Прямо напротив них высилась круглая башня, выраставшая из невысокого здания со сплошным стеклянным фасадом, с двух сторон окружавшим площадь. Над фонтаном перед стенами стекла реял бело-красный флаг Федерации. С другого края здания, напротив башни, поднимался небольшой стеклянный купол; солнце ярко блестело на нём. С третьей стороны площади начинался парк; над кронами деревьев высилась какая-то узкая белая башня, выраставшая посреди него. Что это была за башня, Фон не знала.

- И куда мы? - спросила Фон, снова оборачиваясь к Виэр. Та улыбнулась, глянув на неё.

- В ресторан. - торжественно проговорила она и потянула Фон за руку.

Фон недоумённо приподняла бровь. Все эти хлопоты, поездка через половину города, пусть и на метро — только затем, чтобы повести её в ресторан?

Это по меньшей мере было странно.

- И что это за ресторан? - спросила она вслух, идя следом за Виэр. Металлические рельсы трамвая звякнули у неё под ногами.

Виэр обернулась. Улыбка на её лице стала заговорщицкой.

- Увидишь. - пообещала она и увлекла Фон за собой.

***

У Саиша Канхафара был не лучший день.

Ему не впервой было, как говорилось в Уставе, стойко переносить тяготы и лишения службы. Но отсутствие на склонах столичных холмов удобных снайперских позиций, в его понимании, было форменным издевательством.

Чтобы хоть как-то простреливать сектор, Саишу пришлось взгромоздиться на верхушку Мемориала павшим героям Великой войны — белую башню, высившуюся на вершине склона, с трёх сторон окружённую парком. Даже с включённым оптическим камуфляжем он чувствовал себя здесь, как на ладони — особенно с учётом того, что его позиция прекрасно простреливалась с круглой башни отеля «Триумф» напротив. Кроме того, лидонцы отнюдь не были хорошими скалолазами, и даже в рефлексном бронекостюме взобраться на вершину Мемориала было непросто.

Впрочем, подумал Саиш, иначе лидонская цивилизация не появилась бы. Но он не был уверен, что ему хотелось страдать во имя лидонской цивилизации вот таким образом.

- Пост семь, Браво-Двенадцать, на позиции. - доложил он. - Вижу объект. Приём.

- Вас поняла, Браво-Двенадцать, ждите. - ответила поручик Савано. - Эзер, доклад.

- Браво-Шесть и Каллия движутся через холл внутри. - доложил искусственный интеллект. - Наблюдаю на камерах. Доступ к камерам объекта… получен. На объекте через девяносто секунд.

- Пост номер десять, доклад.

- Пост номер десять — Браво-Девять. Мы на позиции. Время до объекта пятнадцать секунд. - Саиш пригляделся, дав приближение, и едва заметил расплывчатые силуэты, застывшие на крыше конференц-центра «Триумф», за козырьком террасы ресторана. Пятнадцати секунд им вполне хватило бы, чтобы оказаться на террасе.

Позиция там была не в пример лучше его собственной. Четыре бойца в бронекостюмах могли оборонять её до подхода подкреплений (примерно через пять минут) даже от численно превосходящих сил. Разве что противник притащит с собой МАСы, но именно на этот случай Саиш и сидел здесь, прижимая к плечу любимый «Секач». По крайней мере, против лёгкой конфигурации МАС он точно пригодится.

Для такого нападения тяжёлая конфигурация была уже чересчур. Проще уж было снести весь «Триумф» ударом с орбиты.

- Браво-Девять, - сообщил Эзер, - Браво-Шесть и Каллия снаружи. Выходят на объект.

- Наблюдаю Браво-Шесть и Каллию на объекте. - приглядевшись, доложил Саиш. Сквозь увеличение своей оптики он рассматривал белую макушку майора Къелльберг, Каллию, рыжеволосую, в широкополой белой шляпке, и официанта, подоспевшего к ним.

Высококлассный ресторан, подумал Саиш. Даже столики здесь определяла живая обслуга. О приёме заказов нечего было и говорить.

И кто только надоумил майора на это место?

- Браво-Девять всем постам этой сети. Браво-Шесть и Каллия на объекте, повторяю — на объекте. Продолжать наблюдение, приём.

Саиш устало втянул в себя воздух, зло сжав ноздри, и убрал приближение, оглядывая всю террасу.

Похоже, это было надолго.

***

Фон вступила на веранду под звуки ветряных колокольчиков под потолком. В лицо повеяло суховатым, дымным запахом пепельных курильниц, вызывая в памяти образы из прошлой жизни. Другие места, другие дома и рестораны — но там, где были кимарры, всегда был и тёрпкий запах пепла.

У этого ресторана было своё, кимаррское название, труднопроизносимое для человеческого речевого аппарата. На федерацком он назывался «Армигерия».

Солнце просвечивало сквозь навес, разукрашенный гербовыми цветами Великих Домов Ресади. Голубоватые лампы висели по углам, источая слабый свет. Пепельный аромат вился в воздухе, то отступая перед ветром с залива, то вновь возвращаясь в полную силу. Тихо позвякивали ветряные колокольчики.

Кимаррская диаспора в Марции была крупной и весьма влиятельной — неудивительно, когда оттуда действовал целый Великий Дом. Когда-то давно, в прошлой жизни, Фон часто приходилось бывать в похожих местах. Но если те ресторанчики либо были подчёркнуто-бездомными, либо в гербовых цветах дома Арениу, то «Армигерия» была похожа на небольшой музей.

К ним навстречу подошёл официант — кимарр в cине-белой юбке и коротком синем камзоле. Фон удивлённо подняла брови: живая обслуга даже в Марции была чем-то из ряда вон выходящим.

- Добро пожаловать! - вежливо произнёс официант, коротко поклонившись; серьги в его ушах и гребне звякнули. - Вам свободный столик?

- Да, пожалуйста. - ответила Виэр. Из-за спины кимарра Фон заметила, что веранда была полупуста; из пятнадцати столиков занято было только три.

- Прошу вас. - кивнул официант, жестом приглашая их за собой.

Кимарр провёл их к столику у края веранды, у самой ажурной ограды и, ещё раз поклонившись, удалился. Меню зажглось над бежевой, под ресадийскую глину, поверхностью стола, стоило им сесть. Фон протянула руку, прокручивая список, и удивилась снова: в отличие от довольно однообразного ассортимента марцианских кимарр, сводившегося к общекимаррской кухне или же кухне дома Арениу, в меню «Армигерии» у неё разбегались глаза.

- Ни в чём себе не отказывай. - сказала Виэр, разглядывая своё меню. - Ты пробовала раньше кимаррскую кухню?

- Пробовала. - пробормотала Фон, пролистывая список вторых блюд. - Но не в таком изобилии… Ты раньше была здесь?

- Один раз. - с неловкой улыбкой призналась Виэр. - Мне порекомендовал это место… друг. Мне понравилось.

- М-м-м. - протянула Фон, про себя отметив лёгкое замешательство Виэр. - И что ты будешь брать?

Кимаррская пища, разумеется, была ядовита для людей — слишком сильно различалась биохимия земной и ресадийской жизни. Было настоящим чудом, что люди и кимарры хотя бы дышали почти одинаковым воздухом. Но ресторанный бизнес это не останавливало: любую пищу любого вкуса можно было изготовить, нужным образом запрограммировав белковую массу.

Виэр заказала себе шаллаи-шалу — блюдо, похожее на гуляш, которое Фон никогда не пробовала: в кимаррских ресторанах Марции его не подавали. Она задумчиво проглядела меню, ища что-то знакомое, и наконец выбрала себе ллимену лифьаи — нежное тушёное мясо, в кимаррском оригинале принадлежавшее каким-то морским существам с Ресади, и яйца пашот. Меню не уточняло, какие именно, даже изначально: многие животные с родной планеты кимарр откладывали яйца.

Меню загорелось зелёным. Поверх столешницы высветился таймер до заказа, и Виэр откинулась на стуле, глядя на неё.

Фон не заметила её взгляда, озираясь по сторонам. Навес над террасой поддерживался столбами, на которых были развешаны голубоватые лампы, гербовые щитки из желтоватой кости, посмертные маски. Все до единой, скорее всего, были репродукциями. Проход во внутренний зал ресторана был задрапирован красно-оранжевой занавесью, слегка колыхавшейся на ветерке. На стене рядом с ней висели скрещённые кимаррские винтовки — даже не кинетические, обыкновенные пороховые: древние кимарры пользовались такими незадолго до выхода в космос. У арки выхода, слева, стоял силовой доспех с опознавательными знаками дома Хидорин — экзоскелет, скрытый под броневыми пластинами, времён Войны Третьего Совета. Ту войну, одну из последних открытых войн между Великими Домами, дом Хидорин проиграл.

Внутри, в зале, наверняка скрывалась ещё более богатая выставка. На мгновение Фон даже стало любопытно, что именно хозяева «Армигерии» выставляли там. Каски, противогазы и самозарядные ружья из древнекимаррской истории? Ещё более доисторические костяные доспехи — репродукции доспехов? Картины, статуи, сувениры?

И ведь на каждую вещь здесь была отдельная лицензия. Великие Дома редко церемонились с теми, кто без спросу пользовался их символикой; а вся история кимарр была неразрывно связана с Великими Домами, существующими и исчезнувшими. Это было делом чести. Едва бы их остановило, что «Армигерия» находилась в центре столицы Федерации, а её хозяева и персонал были гражданами Федерации.

Само понятие «гражданство» давалось большинству кимарр с большим трудом.

- Отсюда хороший вид. - услышала она голос Виэр и обернулась; Виэр сидела вполоборота, глядя на открывающийся с террасы пейзаж. - Мне, кстати, это и приглянулось. - пояснила она, слегка повернув голову к Фон. - В первый раз. Всё Левобережье как на ладони.

Фон проследила за её взглядом. С холмов Верхнего города действительно был превосходный вид — на мосты, переброшенные через реку, башни высоких домов на том берегу, тонувший в дымке горизонт. Она обернулась назад; река там расступалась, расширяясь в широкий залив, терявшийся за изгибом холма.

- И правда. - рассеянно пробормотала она, отворачиваясь обратно, к панораме Левобережья. - А что там?

- Где? - спросила Виэр. Фон указала рукой на невысокое здание, похожее на угловатый каменный гребень, слева от перекинувшегося на левый берег моста. Гребень высился из реки на бетонном основании, будто искусственном острове… или полуострове, приглядевшись, заметила Фон. Позади него выглядывала небольшая гавань, а за ней высились, блестя на солнце, стеклянные фасады длинных жилых домов.

- А-а-а, это. - протянула Виэр после недолгой паузы. - Это Остров. Штаб-квартира УВР… военной разведки. - пояснила она. - Ничего особенного.

- Наверное. - согласилась Фон. - А что за ней?

- Бродны. - ответила Виэр. - Жилой райончик, ничего особенного. А вот там — она указала пальцем левее, - Южный вокзал, а за ним чуть дальше — гостиница «Астория»… - она повела рукой, указывая на высокое белое здание позади стеклянного купола вокзала. - И всё остальное Левобережье. Гедёльцы, Зержены, Радзымы, Бялобжеги… Новодвуры. - она указала на самый край левого берега, отсюда терявшийся в дымке. - Там чуть дальше, за Новодвурами, космодром ВКС, но я тебе об этом не говорила.

- Ладно. - двинула плечами Фон. - И это всё — жилые районы?

- В основном. - сказала Виэр. - На самом деле, я там нечасто бываю. Повода хорошего нет.

- Знакомо. - пробормотала Фон. У неё когда-то не было хорошего повода бывать на востоке Сан-Марко — в таких же, как и здесь, жилых массивах Тревиньяно и Кампокроче. Пару лет назад в Тревиньяно вообще не рекомендовалось соваться после наступления сумерек.

- Ты отсюда? - спросила она, глянув на Виэр. - Из столицы?

- Да нет же. - хмыкнула Виэр, покачав головой. - В столице я отдыхаю — вдруг я срочно понадоблюсь начальству, мало ли что… Я с Серафимы. - сказала она; Фон удивленно уставилась на неё, и она пояснила: - Планета на среднем западе Федерации.

- И что это за место? - спросила Фон.

- Холодное. - без обиняков ответила Виэр. - Воздухом дышать нельзя, задохнёшься, там кислорода мало. Вне геофронта дольше пары часов находиться нельзя, заметёт. Там постоянные снежные бури. - пояснила она, пока Фон удивлённо молчала. - Планета далеко от звезды, её даже не греет толком. Но жить там больше негде. - она пожала плечами. - А первопоселенцам некуда больше было лететь; из Центра их изгнали, привод на ладан дышал. Потом их нашла Старая Федерация.

- И терраформинг не помогает?

- Нечего там терраформить. - покачала головой Виэр. - Полпланеты один сплошной ледник. А остальное — ну, живут там в геофронтах, под землёй. Проще согреть пещеру, чем целую планету.

Фон кивнула, глядя в сторону, где поднимался над рекой белый пилон вантового моста. Виэр обернулась, проследив за её взглядом.

- Маттерхорнский мост. - сказала она, обернувшись к ней, и её лицо вдруг просияло: - Слушай, давай я тебя потом туда свожу. Ну, не туда, на Алеи Маттерхорнские, сразу за ним. Там красиво.

- Может быть. - неопределённо дёрнула плечами Фон. Несколько мгновений Виэр внимательно смотрела на неё, а затем, похоже, удовлетворилась ответом.

Официант-кимарр — тот же, что принимал у них заказы — вернулся, поставив перед ними напитки. В отличие от остальной кухни, вино и лимонады в «Армигерии» были вполне человеческими. Фон долго разглядывала свой бокал, помешивая лёд и лимонные дольки соломинкой; кубики льда слегка позвякивали. Лимон, к её удивлению, был вполне настоящим.

Несколькими минутами спустя принесли блюда. Ллимену лифьаи выглядел немного иначе, чем Фон привыкла — вместо кусочков мясо было выполнено палочками и лежало на кремообразной массе яиц, а не отдельно. Но вкусом блюдо даже превосходило тот вариант, к которому Фон привыкла в марцианских ресторанах.

Шаллаи-шалу же оказался кусочками тёмного мяса, плававшими в густом белом соусе. Фон, спросив разрешения, попробовала один из них: соус оказался кислым, будто вакаринский холодный суп, но с ним мясо, по вкусу чем-то похожее на говядину, было весьма вкусным.

Её тарелка быстро опустела. Отложив нож и вилку в сторону, Фон допивала лимонад, наклонившись над бокалом. Ветер трепал полы её шляпы, бросал ей в лицо пряди волос; она не обращала внимания.

Виэр наблюдала за ней. Фон пила, глотая, не выпуская соломинку. Её пальцы сжимали треугольный бокал у основания; холодное стекло давно стало тёплым от её касания.

Она всё ещё не могла поверить, что она спасена. Что она жива. Что она сидит здесь, под открытым небом, на продуваемой морскими ветрами террасе, ест ллимену лифьаи и пьёт холодный, ледяной лимонад. Что в одночасье закончились боль, страх и голод; что больше нету мёртвого веса, давящего на грудь, нету оглушающей тяжести ошейника на шее, нету жгущей боли между ног, будто её выворачивали наизнанку.

Что можно было жить без страха, отсчитывая мгновения до того, как они возвратятся, чтобы опять поразвлечься. Что можно было не мечтать о смерти, которая не могла придти.

Что можно было жить . И можно было ненавидеть .

Она отодвинула опустевший бокал, тяжело дыша. Соломинка упала на стол, оставив на белой глине капли лимонада.

- Фон?.. - тихо спросила Виэр. Её пальцы притронулись к руке Фон, лежавшей на столе, и она медленно подняла на неё глаза. - Фон? Что с тобой?

Фон тяжело задышала, глядя на неё. Тревога в голосе Виэр, её испуганное лицо, глаза, которыми она смотрела на неё; всё это вдруг показалось ей совершенно невыносимым.

- Виэр, - негромко проговорила Фон, не отводя от неё взгляда. - Зачем я здесь ?

Виэр вздрогнула. Она будто отшатнулась от вопроса, отдёрнув пальцы, только что касавшиеся ладони Фон. Отвела взгляд в сторону, сдвинув белые брови, стараясь не смотреть больше на неё.

Почему? Да, Виэр что-то скрывала. Это Фон совершенно не удивляло. Но сейчас она скрывала что-то, что прямо касалось её .

И Фон больше не могла это выносить.

- Зачем я здесь? - с нажимом повторила она. Виэр молчала, глядя в сторону. - Почему? Зачем вы спасли меня, вытаскивали меня из Вавилонии, вбухали огромные деньги в мою реконструкцию - для чего? Чтобы ты водила меня по ресторанам, а я — прятала своё лицо? Чтобы я жила в твоей квартире, а о том, что происходит в моей стране — узнавала из ваших новостей? И чтобы я ничего, ничегошеньки , не могла сделать?

Виэр дёрнула плечами. И обернулась к ней.

- Я не знаю. - сухо отчеканила она, глядя поверх её головы. - Не знаю. Я выполняю приказы, Фон. Сейчас мои приказы — охранять тебя. Я их выполняю. Даже здесь, сейчас, в ресторане. Или ты предпочла бы сидеть в темнице за десятью магнитными замками?

- И от кого ты меня охраняешь? - спросила Фон. - Посреди столицы Федерации?

- От любой возможной угрозы . - в голосе Виэр прорезались металлические нотки. - Любой. Будь-то соломанские диверсанты или радикалы-террористы из Промежутка. Или вавилонские убийцы, Фон. Ты готова поручиться, что твоя пропажа осталась незамеченной?

- Я надеюсь , - процедила Фон, - что она не осталась незамеченной.

- И что тогда? - ледяным тоном спросила Виэр. - Ты сама сказала: мы вбухали огромные деньги на то, чтобы вернуть тебя к жизни. Мы заслуживаем гарантий того, что тебя не пристрелят на улице. Да, Фон, посреди столицы Федерации. Я не верю в безопасность. Я слишком хорошо знаю, чего она стоит. Но я верю в меры предосторожности.

- И как долго продлятся эти твои меры предосторожности? - спросила Фон. - Сколько ещё мне сидеть, сложа руки — ничего не зная и ничего не способная сделать? Месяц? Год?

- Да я не знаю! - вспыхнула Виэр. - Фон, это не зависит от меня.

- А от кого это зависит?

- Если я скажу «от верховного канцлера Федерации», тебя это устроит?

Фон уставилась на неё.

- Это твой «высший уровень»? - спросила она. Виэр кивнула.

Логично, подумала Фон про себя. Кто ещё мог санкционировать такую сложную и рискованную операцию — сначала по её спасению из Вавилонии, а затем — по её хирургической реконструкции?

Но это не давало ответов на вопросы. Зачем? Почему? На высшем уровне, про который говорила Виэр, ничего не делается просто так, от доброты душевной — а тем более операции подобного рода. Федерация спасла её и вернула её к жизни — и теперь держала здесь, в полном неведении, чтобы потребовать возмещения своих убытков. Каким бы оно ни было.

И Фон ничего не могла с этим поделать.

Ей вдруг захотелось рвать и метать. Вскочить, перевернуть стол, разбить что-нибудь — и бежать, бежать, бежать… но куда она сбежит? Здесь, на чужой планете, где каждая из старательно не замечавших её камер тут же обратится против неё, где за ней наблюдают уже сейчас. Конечно, ей будут стараться не навредить; она ведь была ценным активом.

Только почему ей казалось, что из стальной клетки она попала в золотую?

Фон до боли сжала кулаки.

- Если ты хочешь знать, - проговорила Виэр, - мне это не нравится не меньше твоего. С той позиции, что я отвечаю за твою безопасность — и даже я не знаю, что тут будет дальше. Но это приказ. Я могу только трактовать его в нашу пользу.

Фон молчала, глядя в сторону. Краем глаза она заметила тонкую нить трещин, разбегавшихся по столу вокруг её сжатого кулака.

- Ты живёшь в моей квартире, потому что так удобнее всего. - продолжала Виэр. - Хотя Гуменюк и Конецлешский действительно хотели закрыть тебя где-то в недрах Острова, в этих их клетушках для «защиты свидетелей». - она фыркнула. - Я с ними не согласилась.

- То есть, - произнесла Фон, всё ещё не глядя на неё, - всё это — твоя личная прихоть?

- Я хочу относиться к тебе по-человечески. - ответила Виэр. - Как к человеку, а не как к ценному активу для чего бы то ни было. Ты станешь винить меня за это?

Фон медленно обернулась к ней. Виэр смотрела на неё; и сейчас, как бы Фон в неё не вглядывалась, её лицо не казалось ей неискренним.

- Нет. - медленно проговорила она. - Не стану. Но я тоже не могу так, Виэр. Я не могу спокойно жить, пока они живы. Все они .

- Фон… - начала было Виэр.

- Знаешь, чего я хотела тогда? - спросила Фон, не дав ей договорить. - Я хотела смерти . Чтобы всему этому пришёл конец. Чтобы меня больше не пытали, не мучали, не насиловали. Чтобы больше не надо было каждое мгновение проводить в страхе перед ними . Когда они распяли меня, я даже радовалась, понимаешь? Смерть наконец-то стала близко. Можно было потерпеть. И что тогда? - она горько фыркнула. - Я умирала там, на стене, две недели . У меня не осталось сил даже покончить с этим, как бы я не хотела. Они приходили каждый день, насиловали меня, хотя я была больше похожа на живой труп, чем на человека, и знаешь — по сравнению с тем, что со мной делали раньше, это был просто курорт. Я умирала , Виэр. По капельке. По секунде. И знаешь, что? Это не был мой выбор. Они позволили мне.

- Вы спасли меня. Вернули меня к жизни. Я больше не хочу умереть, Виэр, если ты этого боишься. Но ты сама говорила, что вы дали мне шанс. Так почему я не могу им воспользоваться?

- И сделать что? - тихо спросила Виэр. - Мстить?

- Да. - злобно проговорила Фон. - Да. Да. Тысячу раз да. Я хочу мести. Я хочу возмездия . Чтобы все они — все! - поплатились за то, что делали со мной. Чтобы они почувствовали хотя бы малую толику того кошмара, в который они ввергли меня — просто так , потому что им захотелось. Чтобы они жаждали смерти так же, как и я — ради избавления от мучений. Чтобы всё, что они сделали, вернулось им сторицей. Чтобы живые позавидовали мёртвым .

- Как? - спросила Виэр. Фон замолкла, глядя на неё, тяжело дыша; её ноздри гневно раздувались. - Каким образом? Как ты собираешься в одиночку мстить межзвёздной державе?

- Должен же быть способ. - упрямо бросила Фон, втайне понимая, что способа не было.

Она не знала, как отомстить. Она знала только, что должна была .

Это знание жгло её изнутри.

- Мы бы не спасли тебя просто так. - проговорила Виэр, пока она молчала. Её пальцы снова коснулись её ладони — там, где остались ссадины от разбитого стекла. - Есть какая-то причина. Причина, по которой меня отправили на другой конец Галактики за тобой, а тебя — реконструировали лучшие военные врачи Федерации. И есть причина, по которой нас обоих до сих пор держат в неизвестности.

Её пальцы сжали ладонь Фон. Она не мешала, молча глядя на неё.

- Ты ещё сможешь отомстить. - сказала Виэр. - Не знаю, как. Если ты так хочешь этого. Но ты можешь — пока что — довериться нам? Довериться мне ?

Фон моргнула, глядя Виэр в лицо. Она не стала убирать руку. Она хотела что-то сказать… но слова застряли в горле.

Она действительно ничего не могла сделать сейчас. Пока что . Что ей оставалось, кроме ненависти и злобы?

Терпеть. И ненавидеть ещё больше.

Пока не придёт время.

- Да. - тихо проговорила она. - Да, Виэр.

Её рука дёрнулась, сжав обнимавшие её ладонь пальцы Виэр.

- Могу.

***

Солнце садилось за горизонт, заливая оранжевым воды Бзурского залива. Город, окружавший его с двух сторон, заканчивал свой день; оранжевый закат отражался на фасадах домов Верхнего города, на стеклянных офисных паноптикумах на Алеях Маттерхорнских, в последний раз касался солнечных панелей на крышах домов в Пршеславице, Глосуве и Тернуве и отбрасывал длинные тени от жилых башен в Радзымах и Бялобжегах.

Грузовой гидрокосмодром столицы Федерации не прекращал работы ни на секунду.

Его причалы выдавались в залив у подножия холма, на террасах которого раскидывался Верхний город. Дорожная развязка, которую прорезало насквозь Набережное шоссе, оплетала их съездами и эстакадами, как щупальца морского монстра. Грузы, прибывавшие сюда, отправлялись автофрейтерами по континенту, поездами — по всему полушарию, и морем — в другие порты; но главным клиентом гидрокосмодрома был и оставался сам Вышеград.

Грузовые гиперкорабли разгружались на орбите, перемещая свои грузы на сортировочные станции и дальше — на грузовые челноки-гидропланы, задачей которых было доставить груз вниз, на планету. Океан помогал этому как нельзя лучше: сойдя с орбиты и войдя в атмосферу, челноки садились на воду вдали от побережья и шли, параллельно охлаждаясь, к заливу и причалам гидрокосмодрома. Там они швартовались и разгружались; универсальные контейнеры из их грузовых отсеков устремлялись прочь в кузовах автофрейтеров, кабинках грузового фуникулёра, на контейнерных платформах поездов. На обратном пути гидроплан вновь выходил в океан для разгона и старта, выступая над водой на подводных крыльях, прежде чем оторваться от поверхности и начать стремительно набирать высоту.

Это была простая и элегантная система. Не требовалось ни сложных установок тяговых лучей, ни дополнительных манёвров для гашения воздушной скорости, ни простоя на космодроме в ожидании, пока охладится раскалённый атмосферным трением фюзеляж, ни отбойников и мер безопасности для запуска маршевых двигателей. Даже путь от космодрома до начала разбега гидропланы преодолевали на минимальной мощности.

Система работала, как часы. Новые гидропланы садились каждый час, чтобы занять место отбывающих обратно, на орбиту. Диспетчерская отслеживала их приводнение, распределяла маршруты входа в гавань и присваивала очерёдность швартовки. Пока одни челноки разгружались и заправлялись, в залив уже заходили другие, готовые занять их места.

Один из этих челноков не был особо примечательным; он и ему подобные выделялись из общей массы контейнерных гидропланов своим фюзеляжем, раздувавшимся вверх там, где у других гидропланов размещались створки грузового отсека. Раздутый фюзеляж был чуть ниже высоких вертикальных стабилизаторов на хвосте гидроплана. В жаргоне орбитальных грузоперевозок в Федерации такие челноки ласково именовались «белугами».

Раздутый фюзеляж «белуги» предназначался не для контейнеров: это была цистерна для перевозки сырья — промышленной массы. Огромные промышленные принтеры изготавливали из различных сортов промышленных масс детали, которые после этого обрабатывались и собирались конвеерными линиями. Транспортировать промышленную массу в полужидком состоянии, в цистернах, было проще всего; контейнерным методом это было больше похоже на попытку есть кашу по зёрнышку.

Никто не заметил, что в цистерне этой «белуги» - белой с широкой оранжевой полосой — было несколько меньше промышленной массы, чем заявлялось в её грузовой накладной.

«Белуга» вошла в залив, корректируя курс; её экипаж следил за работой автопилота и очередью, разворачивавшейся на экранах перед ними. Они не заметили, как широкий люк в днище «белуги», служивший для аварийного сброса груза в космосе, отошёл в сторону, совершенно невидимый под водой.

Это заметил автопилот «белуги». Но он просто выполнял заложенные в его программу инструкции, повинуясь поступившей команде.

Гидроплан приближался к причалу. Люк в его днище закрылся. И хотя по водоизмещению можно было заметить, что «белуга» только что стала легче где-то на двадцать тонн, диспетчерская гидрокосмодрома не утруждала себя такими подробностями.

Невидимая под тёмной поверхностью залива, тёмно-серая тень штурмового челнока скользнула вглубь. Пузырьки воды, поднятые её погружением, затерялись в кильватере уходившей к причалу «белуги».

- Мы ушли. Глубина десять метров. - доложил лейтенант Хиитаани. Свет панелей управления в кабине отражался от прозрачного щитка его шлема; многоглазое забрало визора было сдвинуто на затылок. - Глубина пятнадцать метров. Выравниваю.

Челнок задрожал. Авиагоризонт на приборной панели дёрнулся и начал выравниваться, пока корабль занимал горизонтальное положение под водой.

Капитан МГБ Лиисэ Мяаймиваари нервно закусила губу, наблюдая за эволюциями челнока в пучинах. Дрожь и поскрипывание вокруг отнюдь не вселяли в неё уверенности — хотя при входе в атмосферу, когда челнок дрожал и грохотал гораздо сильнее, она даже не обращала на это внимания.

Впрочем, то были нормальные челноки. Сейчас же команда Мяаймиваари была упакована в экспортную версию такого челнока — одну из тех, что Вавилония поставляла низкородным в мирах Промежутка буквально тысячами. По сравнению с «настоящими» кораблями, предназначавшимися для самой Вавилонии, экспортные модели были значительно упрощёнными; ими даже можно было управлять без нейрообмена. Бортовое оборудование и вооружение тоже уступало настоящим образцам, к которым Мяаймиваари привыкла на службе в спецназе МГБ.

Но экспортных штурмовых челноков в Галактике были тысячи. Десятки тысяч. И на борту этого челнока не было ничего, что могло бы, хотя бы теоретически, связать его с Вавилонией.

Кроме, конечно, их самих.

- Глубина семнадцать метров. - объявил Хиитаани. - Мы на месте.

Мяаймиваари кивнула, ничего не ответив вслух. Она всмотрелась в приборы; челнок был почти неподвижен, лишь слегка дрейфуя к выходу из залива. Но на такой глубине гидропланы, снующие наверху, даже не заметят его.

Но осторожность всё равно была превыше всего.

Лиисэ сплюнула. Подкладка шлема тут же впитала слюну. Ей ничуть не улыбалось торчать тут, под толщей воды, в штурмовом челноке, который не походил на подводную лодку даже размерами; единственным общим у него и плавучей платформы ПКО, которыми так любили играться армейцы, были балластные цистерны — подвешенные к шаттлу снаружи. Торчать совершенно неподвижно: под водой выдать мог каждый звук. Если, конечно, противники знали, где и чем слушать.

И хотя первая фаза операции прошла даже слишком гладко, расслабляться Мяаймиваари не спешила.

- Карта. - приказала она, и над приборной панелью зажглось трёхмерное изображение залива. Она пригляделась к нему, изучая рельеф, и ткнула взглядом в подходящее место; на карте зажглась пульсирующая зелёная отметка. - Ляжем на дно там. Малый ход.

- Есть малый ход. - ответил Хиитаани.

Челнок снова вздрогнул. Двигатели, работавшие в водном режиме, прогоняли воду сквозь себя, толкая корабль вперед — медленно, неторопливо и почти неслышно.

Мяаймиваари это устраивало.

Первое, что нужно будет сделать, как только челнок ляжет на дно — отправить наверх дрон-передатчик. От недостатка информации у неё уже начинали дрожать руки; а ей нужно было, как минимум, поставить в известность посольство. Другого канала связи с Вавилонией у неё не было.

Как и другого доступа к сети столицы Федерации. Если, конечно, в посольстве сумели вообще его обеспечить. Вламываться в сеть самостоятельно Мяаймиваари собиралась только в самую последнюю очередь.

У них было много работы. Лиисэ Мяаймиваари было не впервой подчищать хвосты для МГБ за пределами Вавилонии — как в Центральных державах, так и в Промежутке. Первый случай требовал тонкой, даже хирургической работы; второй позволял разгуляться, чтобы повергнуть зарвавшуюся низкородную шваль в шок и трепет. Но никогда ещё Мяаймиваари не приходилось действовать на другом конце Галактики, в пространстве Федерации.

И никогда ещё ей не требовалось подчищать настолько опасный для МГБ хвост.

Мяаймиваари вызвала из долговременной памяти этот образ. Перед глазами появилась фотография — соверешенно, абсолютно, секретная. Как довели до ведома Мяаймиваари, этой фотографии не существовало — как и не существовало личного дела, в которое она была вложена.

Со снимка на неё смотрела рыжеволосая низкородная женщина. Взгляд лиловых глаз, устремлённых прямо в камеру, был дерзким и непокорным. Тонкие брови были сдвинуты, крылья длинного носа гневно раздувались, губы сжаты. Белый ошейник-ограничитель охватывал голую шею низкородной: единственное напоминание о том, где и как был сделан этот снимок.

Из МГБ не возвращался никто . На этом постулате стояла вся система государственной безопасности Вавилонии: наказание было неизбежно, неотвратимо и абсолютно бесповоротно, и никто не был застрахован от того, что за ними придут. Даже истинные вавилоняне. Особенно истинные вавилоняне.

Но стоит постулату быть опровёргнутым, как рассыпется всё. Рассыпется авторитет МГБ, меча и щита Вавилонии, внушающего ужас одним своим существованием. Распадётся весь силовой аппарат — потому что при всём антагонизме военные полагались на железную руку МГБ точно так же, как все остальные, а про МООП и речи не шло. И, в конечном итоге, развалится Вавилония — Вавилония, которую удерживает воедино только тень МГБ, стоящая за каждым приказом и запросом из центра.

Мяаймиваари знала это. И одна мысль об этом внушала ей ужас.

Она уставилась в глаза низкородной на фотографии. Ей казалось, будто лиловые глаза насмехаются над ней. Руки Мяаймиваари сжались в кулаки.

Её звали Фонделина Крочесни. И ей удалось возвратиться из МГБ.

А значит, она должна умереть.

***

Полдень в Истаари выдался холодным и пасмурным. Ветер то и дело срывался холодными порывами, сулившими дождь, трепавшими флаги на улицах и шевелившими кронами деревьев. Зеркальные стены Башни, вонзавшейся в серое небо, казались стальными.

Симиру Анмокаани вздохнул, надвинув на голову фуражку — высокую, тёмно-синюю, с золотой кокардой Флота на околыше. Холодного ветра он уже хватил сполна — утром, когда (не без сожаления) провожал Айню на службу, и только что — когда за ним прислали штабную машину.

Неделя отпуска была позади. Это была прекрасная неделя, с нежностью подумал Симиру. Даже дожди, зарядившие посреди недели, не испортили им настроение — хотя и от вечерних прогулок по городу пришлось отказаться.

Не то, чтобы это было большой потерей.

Серая цитадель здания Штаба Верховного Командования возвышалась впереди, тусклой тенью отражаясь в стально-синих водах Вяаанти. Соседние дома по набережной Вяяриинирянту казались крошечными; от решётчатой ограды Верховного Командования их отделял сквер, растянувшийся по периметру здания. Каждое дерево там было прочно интегрировано в систему безопасности; непрошенным гостям не удалось бы сделать и двух шагов, чтобы ими не заинтересовалась охрана.

Симиру об этом не беспокоился. Его пропуска были в полном порядке — он получил актуальные версии неделю назад, перед тем, как спуститься на Истаари. Кроме того, обычно он пользовался другим входом.

Звание несло определённые привелегии.

Люфтмобиль заходил на посадку. Штабная машина зависла над одной из посадочных площадок на плоской крыше здания Верховного Командования и начала медленно опускаться вниз. Перед глазами Симиру промелькнули красно-белые ажурные мачты радаров, антенн и систем оповещения гражданской обороны, а затем люфтмобиль качнулся, выставив шасси, и замер. Гул турбины начал стихать.

Дверь открылась, поднявшись вверх, и Симиру выбрался наружу, ещё теснее надвинув фуражку. Тёплый воздух ударил ему в лицо, тотчас сменившись порывом холодного ветра. Здесь, у реки, он был практически ледяным.

Он прошёл на середину крыши, засунув руки в карманы форменного плаща. Ветер трепал его полы, ударяя об ноги Симиру, заставляя того вжимать голову в высокий воротник. Двое дежурных вытянулись «смирно», завидев его; Симиру только кивнул им, проходя мимо. За его спиной штабной люфтмобиль тронулся с места, выезжая на подъёмник ангара.

Двери на крышу разошлись в сторону, и наружу вышла молодая лейтенант в тёмно-синей форме Флота. На груди у неё висел золотой аксельбант Штаба Верховного Командования — точно такой же, как у Айню, с тоской подумал Симиру. Лейтенант огляделась по сторонам и торопливо подошла к нему, замерла и вытянулась «смирно»:

- Здравия желаю, господин адмирал! - произнесла она, поднеся руку к козырьку фуражки. Симиру отсалютовал в ответ, и лейтенант опустила руку. - Лейтенант Сяахииняани, в вашем распоряжении! Госпожа командующая ждёт вас. Разрешите вас проводить?

- Разумеется, - кивнул ей Симиру. - Ведите, лейтенант.

- Есть! - ответила Сяахииняани, отступая в сторону. - Прошу вас, господин адмирал!

Симиру прошёл следом за лейтенантом внутрь, к ожидавшему их лифту. Дверцы кабины открылись, и Сяахииняани пропустила его в лифт первым, прежде чем войти самой. Она коснулась рукой панели у двери, и лифт тронулся вниз.

Сяахииняани стояла у дверей, вытянувшись, заложив руки за спину. Симиру так и норовило скомандовать ей «вольно», но он сомневался, что это бы помогло: лейтенант заметно нервничала. И он даже не мог бы сказать, что ей не с чего было нервничать.

В Штабе Верховного Командования шансы лейтенанта оказаться в одном лифте с вице-адмиралом несравнимо выше, чем в большинстве других мест. С другой стороны, не каждый вице-адмирал был Симиру Анмокаани.

Симиру Анмокаани, начавший первую войну Вавилонии за последние два века. Симиру Анмокаани, награждённый медалью за начало этой войны — из рук самого Главы Вавилонии, в прямом эфире, на глазах всего Содружества.

Симиру Анмокаани, награждённый за то, что проиграл .

Неудача всё ещё жгла его, пожирала изнутри — даже теперь, неделю спустя, когда медаль за Кафу больше не лежала мёртвым грузом на его груди. Неудача милостливая: о его позоре никто не знал, кроме него самого… и Айню. И, конечно же, госпожи командующей Туваайте.

Интересно, нервничала бы так лейтенант Сяахииняани, если бы знала о его неудаче?

Лифт остановился посреди шахты на мгновение, прежде чем продолжить спуск — вниз, в святая святых Верховного Командования. Симиру почувствовал касание системы безопасности, проверявшей пропуски и допуски секретности, но не обратил на него внимания. Ему нечего было опасаться.

Лифт замер.

- Прошу вас, господин адмирал. - проговорила Сяахииняани. Двери позади неё распахнулись.

Симиру вышел в зал - зал с жёлтыми стенами и полом из алого гранита, едва прикрытого таким же ковром в центре. Колонны в углах подпирали сводчатый потолок, с которого свисала острая, будто составленная из сверкающих осколков стекла, люстра. Она заливала зал бело-жёлтым светом, не оставлявшим теней даже под потолком. Несколько камер буднично уставились на него; он готов был поклясться, что здесь были и другие.

Сяахииняани провела его мимо нескольких штабных офицеров, ждавших лифта - в тёмно-синей и тёмно-зелёной форме, но все — с одинаковыми золотыми аксельбантами на правой стороне груди. Взгляд одной из них скользнул сначала по Сяахииняани, а затем — по груди Симиру, и четвёрка офицеров, как по волшебству, вытянулась «смирно».

Симиру кивнул им, проходя мимо. Зелёные армейские мундиры снова напомнили ему об Айню; но Айню работала не здесь.

Вечерний час их встречи вдруг показался Симиру бесконечно далёким.

- Адмирал! - окликнул его голос сбоку, и Симиру обернулся, замерев на месте: навстречу ему, обогнув шедшего мимо штабного, спешил командор Ряуну Хальваари. Начштаба «Эрешкигаль» поравнялся с ним; они пожали друг другу руки. Штабной лейтенант, сопровождавший Хальваари, в нерешительности замер позади.

- Ряуну. - ответил Симиру. - Рад тебя видеть.

- Взаимно. - с улыбкой кивнул Хальваари. - Как твой отпуск?

- Великолепно. - сказал Симиру; и это была чистая правда. - А ты?

- Замечательно. Съездили на озёра. Каайсэ велела тебе кланяться.

- А. - кивнул Симиру. - Передай командору Саальмеели мои приветствия.

- Обязательно. - сказал Хальваари.

- Господин адмирал, господин командор, - проговорила лейтенант Сяахииняани, подходя к ним; Хальваари удивленно уставился на неё. - Прошу вас. Госпожа командующая ждёт.

- Разумеется. - ответил Симиру и кивнул Хальваари: - Пойдём.

Сяахииняани, снова возглавив шествие, провела их через открывшиеся двери в коридор. По жёлтым стенам, таким же, как и в зале, бежали полосы твёрдого света; острые символы вавилонского алфавита обозначали направление. Навстречу им то и дело попадались штабные офицеры; несколько даже сочли за труд отсалютовать адмиралу и его начальнику штаба.

Симиру проигнорировал их.

- Мы смотрели церемонию. - вполголоса произнёс Хальваари, пока они шли. - Поздравляю. Большая честь.

- Так мне и сказали. - ответил Симиру. - Тебе твою медаль вручили?

- А как же. - фыркнул Хальваари. - Заставили тащиться сюда на следующий день. Каайсэ утром долго ругалась…

- Могу себе представить. - хмыкнул Симиру. - И как тебе медаль?

Хальваари замолчал. Симиру глянул на него; начштаба задумчиво уставился вперед, сдвинув брови.

- Знаешь, - сказал он наконец, - медаль за Марцию была бы лучше.

Симиру трудно было с ним не согласиться.

Сяахииняани провела их через ещё одни двери и пост охраны; здесь они оставили свои плащи. Силовое поле дважды пискнуло, пропуская сначала Симиру, а затем и Хальваари. Четверо постовых в зелёном, с чёрными петлицами бригады охраны Верховного Командования, наблюдали за ними, вытянувшись «смирно» и взяв винтовки на плечо. Трудно было не заметить, что к винтовкам были примкнуты магазины.

- Прошу вас, господин адмирал, господин командор. - сказала Сяахииняани, остановившись у второй двери. - Госпожа командующая ждёт вас.

- Благодарю вас, лейтенант. - кивнул ей Симиру. Сяахииняани сглотнула, вытянувшись «смирно», и он шагнул вперед.

Дверь распахнулась перед ним.

- Адмирал Анмокаани! - произнесла Элиинэ Туваайте. Экран, висевший над её столом, погас, и госпожа командующая Вооруженных Сил развернулась к нему. - Командор Хальваари, очень приятно. Проходите сюда. Лейтенант, можете быть свободны.

Дверь захлопнулась за спиной Симиру, и он прошёл вглубь кабинета, ближе к столу. Стол госпожи командующей Туваайте был сделан из настоящего дерева; из него же были сделаны и кресла, стоявшие перед ним, и низкий столик в дальнем углу, и панели вдоль стен. За спиной госпожи командующей, в тени, горел твёрдым светом волюметрический проектор: на нём раскинулась Вавилония.

Паутина нитей гиперпереходов занимала всю усеянную звёздами сферу проектора, накладываясь на изображение части рукава Щита-Центавра. Обитаемые системы были отмечены белыми сферами; необитаемые, но соединённые гиперпереходами — пустыми кругами. Сразу можно было заметить Истаари — звезду, от которой отходили пять линий гиперпереходов, центр сети, объединившей в себя семнадцать губерний самой Вавилонии — и пятьдесят два союзных государства Содружества государств Вавилонии.

Синие рубежи окружали пограничные системы. От них нити гиперпереходов тянулись наружу, в системы Центра на западе, Промежутка на юге, Рубежа Центавра далеко на галактическом востоке. На юго-западе рубеж из синего становился красным, врезаясь в маленькую белую сферу внешней системы, разделяя её надвое.

Марция .

- Итак, - сказала Туваайте, глядя на стоящих перед ней Симиру и Хальваари. - Как вам лейтенант Сяахииняани, адмирал?

Симиру удивленно моргнул. Сяахииняани не показалась ему необычной: на Флоте полным-полно молодых лейтенантов вроде неё, пускай и не все из них носят аксельбант Штаба Верховного Командования… но тогда к чему был этот вопрос?

Он призадумался. Лейтенант нервничала — но у неё были все основания нервничать. Для неё он, Симиру Анмокаани, был героем. Этого было достаточно.

Но… Вот оно что, вдруг понял Симиру.

Её имя .

- Лейтенант Сяахииняани — возвышенная . - проговорил Симиру и обернулся к Туваайте: - Я прав, госпожа командующая?

- Именно так. - удовлетворённо кивнула Туваайте. - Лейтенант Айлю Сяахииняани, старшая дочь семейства Шагинян. Её семье была оказана большая честь. Наибольшая честь, адмирал Анмокаани.

Да, молча согласился Симиру. Это многое объясняло.

Дети наиболее верных почётных удостаивались самой величайшей чести. Чести стать идеальными солдатами человечества. Чести стать истинными вавилонянами.