Stiffen corpses: Жизнь и работа коченеющих трупов

Приключение первое. ДИФРАКЦИЯ

В баре «У НекроФила» Человек в черной одежде, отражаясь в бесчисленных зеркалах и заметно пошатываясь, зашел за барную стойку и, опустившись на стул, тихонько позвал:

— Фил! Фил!

В проеме дверей подсобки появилась приземистая фигура немолодого негра в смешной кругленькой шапочке и прохрипела:

— А это ты, Юзеф? Давно не видел тебя.

— Пойдем, — простонал я, а это судя по отражениям, был действительно я, — помоги мне…

Фил понимающе оглядел мое пьяное раскрашенное смазанными концертными красками лицо и, тяжело вздохнув, приподнял меня на ноги и потащил в сторону сортира:

— Ну, ну, все нормально. Пойдем, конечно, поссым…

В розовом свете ламп кирзовые сапоги бармена были похожи на красные сафьяновые мокасины. С моей головой происходили удивительные вещи.

— Ты не Фил! — погрозив им пальцем, сказал я.

— Творим — не творим, — мимо проскакал карлик на деревянной лошадке. Из лошадки сыпались вонючие лепешки и, шипя мгновенно впитывались в пол.

— Ты, Красная Шапочка! — прокричал черный человек из зеркала и захохотал, его суровое лицо казалось абсолютно белым, а красная звезда на левом глазу напоминала о бренности всего сущего.

— Там, там! — бормотал негр, и вдали отчетливо забили тамтамы.

— Дай ему подержаться, а то не поверит, — посоветовал промелькнувший в очередном зеркале Чукки и загадочно улыбнулся нарисованным ртом. Сказал и отскочил в сторону. Сторона тоже сорвалась с места, взбрыкнула задними ногами и исчезла в стене напротив.

Снова проскакал карлик, теперь он сидел на лошади задом наперед. Следом куда-то пробежал Чукки Даун с подушкой и одеялом, потом еще кто-то незнакомый и очень неприятный с замотанной в мешковину базукой. Я вдруг почувствовал, что уже не являюсь собой, а превратился в кого-то очень большого и очень страшного, что у меня теперь густая черная борода, завитая в косицы, а в руках два мощных шестнадцатизарядных пистолета фантастического калибра. В конце коридора что-то зарычало и я, вернее этот новый бородатый Я, который отражался в каждом новом зеркале, узнал дикого Бебермана, облизывающего чью-то берцовую кость с остатками мяса на ней. Острейшие зубы радостно щерились в приветливой собачьей ухмылке, а тонкий ручеек слюны свисал с верхней раздвоенной губы животного.

Ненастоящий Я спрятал за пояс пистолеты и ухватив высокий элегантный стул из Каменного дерева, выломал длинную инкрустированную ножку, обгрыз ее с одной стороны и стал угрожать Беберману, нисколько не заботясь о последствиях. Я настоящий, тот, что по-прежнему находился с другой стороны зеркала, попытался спасти несчастное животное и крикнул:

— Беги! — после чего ударил бородача прямо в пах. Зеркало брызнуло миллионом рубиновых осколков. Боберман в последний момент успел увернуться и благодарно тявкнув, провалился в тень, оставив свой ужин. Бородач увернуться не успел и теперь частями исчезал в черной дыре стены, глядя на меня своими жгучими глазами, в которых застыл немой вопрос: «За что?»

По инерции, я проскользил еще пару метров по слишком гладкому полу, и уже открывая дверь туалета, удовлетворенно подумал: «Успел».

…Когда я снова обрел способность нормально соображать, то первым делом подумал: «Интересно, куда так спешил Чукки?» Быстро преодолев розовый коридор, и не отвлекаясь на провокации со стороны отражений, добрался до бара и внимательно осмотрел помещение. Ощущение присутствия чего-то или кого-то не покидало меня все время осмотра, и это с учетом того, что бар был абсолютно пуст. Но я знал толк в подобных вещах, и потому, глядя в дальний затемненный угол, как будто бы невзначай скосил взгляд на потолок, и застал врасплох то, что любой другой менее искушенный наблюдатель не смог бы заметить, ни при каких условиях.

Скорчившись в позиции лямбда, на потолке мирно спал Чукки Даун. Он плотоядно причмокивал во сне, изредка сплевывал и все время поддергивал норовящее свалиться с него одеяло.

«Ага!» — сказал я и резко обернулся, потому что за спиной моей раздался звук шагов. Это был Фил, он прошел мимо меня босиком под звуки далеких тамтамов, его глаза были закрыты, а толстые негритянские губы шевелились, отчетливо произнося в такт шагов:

«Дох, дох, дох».

Когда бармен поравнялся со мной я резко схватил его за плечо и крепко сжал, надавив указательным пальцем в том месте, где по моему мнению, пересекались энергетические потоки обоих миров. Фила тут же выгнуло дугой, он открыл глаза и чужим незнакомым мне женским хрипловатым голосом произнес:

— Юзеф, а вы испытывали когда-нибудь Дифракцию?

Я посмотрел на бармена в упор и ответил, то ли ему, то ли той сущности, что все еще сидела внутри:

— Фил, я испытал в этой жизни все, и врядли какая-то Дифракция будет долго испытывать мое терпение…

Хриплый голос расхохотался, на Фила было жалко смотреть. Судорожно дергая суставами, он вытащил из кармана штанов небольшой холщовый мешочек, в котором что-то шевелилось и перекатывалось. Он протянул его мне со словом: «Смотри!»

В мешочке была прорезана узкая щель, я заглянул в нее, но ничего не увидел.

— Ничего не видно, — сказал я.

Фил отчего-то обиделся и сказал своим обычным скучноватым голосом:

— Ну вот, больше не покажу.

— Ну и не надо, — я тоже обиделся, достали они со своими загадками.

Бармен надолго задумался, потом почесал свой могучий затылок и произнес:

— Ладно, хочешь еще посмотреть… — похоже, он приходил в себя.

— Достал…

— Ну, Юзеф, ну не сердись. На, гляди.

Вздохнув, я снова приложился одним глазом к щели, потом другим. Ничего, я развязал мешочек и вывернул его наизнанку, потом завязал и потряс, потом снова смотрел: ничего. Абсолютно.

— Ну? — нетерпеливо спросил Фил, — что-нибудь увидел?

Я отрицательно покачал головой:

— Нет.

— Вот это и называется Дифракцией, — значительно произнес негр и пошел во двор седлать Коня…

— Не трогай меня! — закричали с потолка хором, один голос принадлежал Чукки, а другой птичий был мне не знаком. Мы с Филом, так и неуспевшим покинуть помещение, одновременно задрали головы вверх. В это время мешочек выпал у меня из рук, и резко стал увеличиваться в размерах. Оттуда выскочил настоящий Вульф-Брэгер, он резво стал карабкаться по стене и очутившись на потолке моментально ухватил истошно орущего петуха хищною своею рукою и поволок вниз. Очутившись на полу, он снова втиснулся вместе с петухом в мешок, раздувшийся до размеров буфета, и скрылся там.

Фил сорвал со стены шестопер и, подбадривая себя громким совиным уханьем, принялся со всей силы охаживать им мешок.

— Помогай! — крикнул он, и мы вместе с кувыркнувшимся с потолка Чукки обрушили на мешок ближайший дубовый столик.

— Не дайте ему увеличиться! — надсадно проорал Фил, продолжая избивать мешок. Мы поднатужились и пустили в ход винную бочку. Это возымело свое действие, мешок стал уменьшаться в размерах. Когда он уменьшился до своего первоначального размера, с нас градом лил пот.

Бармен бережно поднял мешочек с пола и спрятал в карман, предварительно отсоединив от него какую-то деревяшку с маленьким гвоздиком, сначала я подумал, что она случайно прицепилась к мешочку Вульф-Брэгера, но Фил, обеспокоенно качая головой, пояснил:

— Она во всем виновата, прицепилась и сосет, сосет, сосет. Если бы мы вовремя не кинулись, весь бар бы разнесло, — голос его дрогнул, — спасибо вам…

— Утри свои слезы, — посоветовал ему Чукки, — скажи лучше, кто это она?

— Как кто? — удивился бармен, — Постоянная Планка! Беберман должен был сам отвезти ее Больцману, но не успел. Тут меня и накрыло…

Приключение второе. АЛЬБЕРВИЛЛЬ

— Уфф!! — произнес Пожиратель Крыс, останавливаясь на пороге бара. Внутрь заходить он не рискнул, а только осмотрел помещение и видимо остался доволен, потому что произнес:

— Забирайте! — и указал куда-то за спину себе во дворик.

Мы полюбопытствовали и, оказавшись снаружи, принялись рассматривать знакомую нам клетку со спящим внутри Титром Сомби Эдсоном.

— Че это с ним? — поинтересовался Фил, почесывая левую ягодицу.

— Перебрал, — коротко сообщило Пробрюшливое Жорло.

— А ты куда смотрело? — накинулся на него Чукки, — и где Грузовик?

Жорло пожало ушами.

— Он. Ну, пока еще говорить мог, приказал волочь его в бар, я и поволокло. А грузовик незаправленный стоял.

Мы переглянулись, представив пройденное Пожирателем Крыс расстояние, и поглядели на него сочувственно, даже Чукки.

Титр зарычал во сне. Не страшно, нет, скорее противно.

— Творчество на месте… — шепнул мне Чукки, успевший осмотреть клетку и вложенные в нее тайники.

Я коротко взглянул на бармена и уверенно потряс прутья. Фил вздохнул и принялся подключать брандспойт. Я разозлился и потряс сильнее. Клетка заскрипела, рычание усилилось и перешло в клекот.

— Скотина! — заорал я и Титр как ошпаренный подпрыгнул во сне. Его выгнуло дугой, и в этот момент водяная струя из брандспойта ударила Эдсона в бок.

Извиваясь под этой природной силой, титр попытался укрыться за большим барабаном, но тщетно. Струя опрокинула барабан. Тамтамы тоже не помогли, Эдсон заметался в поисках спасения, но его не было. Тогда он распластался на дне и сделал вид, что потерял сознание.

Добряк Фил выключил воду и за дело взялся Чукки Даун. Он зацепил неподвижное тело пожарным багром и потянул на себя. Действие это он сопровождал ожесточенным:

— Спать на Посту?!

Титр снова ухватился за прутья и встал на четвереньки.

Чукки чуть ослабил хватку и Эдсон заговорил бешено и быстро. Когда он волновался, а сейчас, по-видимому, был как раз такой случай. Он совершенно глотал всяческие знаки препинания, и речь его выглядела примерно так:

— я не спал на посту как можно спать на посту и зачем мне спать на посту как будто я не знаю, что под клеткой в смысле где все спрятано и творчество и другое творчество сегодня праздник большой я мне скучно вдруг стало а вас нету никого только жорло и грузовик без топливо и никого никто не знает потом алебарда амальгама аркебуза альбервилль…

— Пойло, где взял, альбервилль? — сурово спросил я.

Титр смешался:

— беллинцона белладонна бетельгейзе эти пришли как их с сомиком может наливали что не помню барин умрешь просили там как всегда и потом еще этот а топор я не трогал у него и зачем он мне балахон только сбросил и танцевал голышом те и ушли а бочку оставили со шлангом я потянул и…

— Понятно, — сказал Чукки и пошел по направлению к бару, — у него ничего не осталось! Фил!

— Уже бегу! — отозвался негр, вытирая руки, — ужу, уже!

— Ужи, ужи, — пробормотал Чукки и мы пошли следом, чтобы немного успокоить расшатанные нервы и немного подкрепиться.

А так все неплохо начиналось.

Приключение третье. САГИ О ФОРСАЙТАХ

…Твин Ли вступил в город. Город в отличие от названия был серым. Хотя и назывался Розовым, а как вы бы назвали столицу Розовой страны? То-то. Подобрав оставшиеся после Покушения розовые гильзы, мы с Соратником сразу же поняли, что следы ведут именно сюда. Подозреваю, что тем самым нам давали понять, что ждут нас именно здесь. Ибо был тут у нас один должок. Вернее кое-кто считал, что мы ему что-то должны. Вот так примерно. И кредитор наш нашелся сам. Притом, что давненько о себе не напоминал. И звали его. Но об этом после…

Какой-то человечек копошился в нише стены.

— Эй! Добрый горожанин! — позвал я.

— Добрый, хе, как же, — человечек сверкнул металлическим зубом, — в этом городе на сорок кварталов не осталось ни одного доброго человека, чужестранец!

— Идешь ты в таком случае… — пробормотал я и медленно поехал дальше. Конь тихо постукивал копытами недавно убитого Зимнего Кабана, надетыми поверх его собственных, и нес меня вслед за уходящими сумерками.

«Вот и ты, кабан, — думал Конь, — холи нам кабанам, холи, а не уберегся, кабанья душа! Теперь я твоими сандальками постучу!»

Конь в конец размечтался и неожиданно дико заржал. Мне пришлось успокаивающе похлопать его по холке.

— Чего орешь, дура? — поинтересовалась проснувшаяся и естественно недовольная Сушеная Голова, пришлось и ее успокаивать, потрепав за ухо. Задолбали.

— Доволен? — спросила Голова у Коня, — вот и довольствуйся малым, а с мысли меня сбивать не смей!

Конь хмыкнул и вдруг перешел на галоп. Ну не люблю я верховой езды! Вот танк это другое дело.

«Ладно уж скачи, быстрей доберемся, — подумалось мне и мысли снова потекли медленно и размеренно, — а может книгу написать умную, как Лао Цзы? Или сагу… Наверное сагу, а что? Легко. О ком? О Форсайтах разумеется, о ком же еще. Мало того что они Сайты, так они еще и for, то есть «за» или «от». Тут сразу тебе множество вариантов для возможного развития событий. Хотя кто-то о них писал… За Барьером… Или нет? Впрочем, все это глупости, не стоит о них сагу писать, и вообще кому эта сага на хрен нужна? Никому. Да и кто они такие Форсайты эти, чтобы сагу о них ваять? Ничтожества…Жалкие… Не буду я, короче, о них ничего писать».

Тут из клочьев упавшего на город тумана неожиданно выступила табличка ближайшего угрюмого дома.

— Первая улица Форсайтов! — прочитал я вслух несколько севшим от неожиданности голосом.

— Доигрался, хозяин? — поинтересовался Конь и громко всхрапнул. А может это Сушеная Голова поинтересовалась, а Конь только всхрапнул. Не знаю, я был несколько ошарашен.

— Так про них еще и таблички пишут? — не нашел ничего более оригинального я.

— Непорядок! — констатировала Сушеная Голова.

Я вздохнул и вытащив из ножен свой знаменитый нож привстал на стременах и вместо «Фор» нацарапал «Корп».

— Ну вот, совсем другое дело! — сообщил я питомцам, — улица Корпсайтов! По-моему красиво.

Конь заржал, а Сушеная Голова захихикала. Поехали дальше.

«Итак, с чего же это все началось? Наверное с Самой Симпатичной В Мире Ноги, или нет С Самого Одинокого В Мире Топора, а быть может все-таки с Орнотъ Смотрящихъ Вверх? Или Дошедших До Слез… Э нет, ребята, эти тут не причем. Это вам не шутки шутить на Натюрморте, это если хотите Истоки и Русла, Яхад иTV-микст на Переходе Мидия. Противно конечно, но память подводит, дырявая совсем стала, как сито, как спина сержанта Полтора в июне 90-го года…»

Кто-то выпрыгнул из тумана на дорогу и истошно завопил:

— Человек или война! — это был пароль.

— War! — ответил я, вынимая на всякий случай старую самоквитскую саблю из ножен, что были у меня за спиной, крест-накрест с гитарой.

— А!! — заорал в ответ кто-то, хотя отзыва я не требовал и мгновенно исчез в тумане.

Некоторое время снова ехали в тишине.

— Зловещая тишина! — первой не выдержала Сушеная Голова.

— Ага! — кивнул Конь.

— Заткнитесь, вы оба! — сказал я, — и так тошно. А про себя продолжил размышлять:

«Вернемся к нашим Рэмам».

Мой телепатический Конь тут же стал насвистывать Му Religion. Кто ж его гада свистеть научил? Убил бы, тварь. Обоих…

— Прекрати, — сказал я коню и тот прекратил одну мелодию, и тут же завел следующую. Кажется что-то из ранних «Slade». Сушеная Голова попыталась подпевать. Пришлось спешиться и со словами:

— А-ну давай, что-нибудь из нашего! — немного потанцевать в бледном свете фонарей к вящей радости обрадованных такой чудесной разминкой питомцев под заводной «Некрофидролл».

Через пять минут я почувствовал себя Хэнгменом, танцующим свой ритуальный танец вокруг 61-го столба на улице Сумок, устыдился и снова взгромоздился в седло.

— Когда-то, — закурив, сообщил я, — критики кричали, что «Некрофидролл» это перепевка «Димедролового Дерева». Но эти Форсайты не поняли сути. Это совсем не то же самое, совсем. Смысловая нагрузка отсутствует напрочь, ритмическая составляющая, конечно не без греха, но…

— Да я знаю, — махнул длинным хвостом Конь.

— Ну и молчи! — я, заговорщицки похлопал его по правому боку, — зачем нам нездоровые и к тому же дешевые сенсации? Не нужны они нам. Так?

— Так! — откликнулась Голова.

— Вот и правильно, оставим это Форсайтам…

И мы свернули с улицы в переулок с неведомым нам пока названием и поехали дальше.

Как же бишь его звали? Ага…

Приключение четвертое. КТО ЕСТЬ ХУ

Звали его действительно Ага. Или Рэдмен. Не знаю насколько он был Рэд, но морда была красной однозначно. И нас он, разумеется, ненавидел. Все это я неспешно поведал Чукки, пока мы кушали. Фил расстарался на славу и теперь изредка поблескивал на нас белками глаз через стойку. Довольны ли гости дорогие? Не испытывают ли в чем недостатка?

Довольны и не испытываем, я махнул рукой и белки исчезли и послышался легкий храп. Бармен понял, что мы хотим побеседовать без свидетелей и мгновенно уснул, чтобы не мешать. В бар сунулся Конь, я пригрозил ему кулаком, он скривил зубастую морду, что означало: «Я вроде бы тут, но меня тут нет» и тут же стоя уснул, последовав примеру Фила.

Вот и молодцы.

— Значит, Ага? — закуривая, произнес Чукки Даун.

— Именно.

— Угу…

— Угу, как раз выступит на нашей стороне, а также Рибит и Рубану. Они нас всегда поддерживали.

Чукки глянул на меня немного ошарашено:

— Да нет, я просто так угу…

— А…

Помолчали. За окнами быстро темнело и Город из серого превращался в черный. Способность Розового Города материализовывать наши неосторожные мысли подсказала нам необходимость позаботиться о клетке с титром, но переглянувшись, мы не стали спешить. Тем более, что Чукки кривенько усмехаясь нарисованным ртом, полез под бронежилет и вытащил из его недр помятую бумажонку, которую протянул мне.

— Приколись!

Я прикололся. Судя по почерку, творил наш доблестный Хэнгмен.

— Это он бизнес собрался открывать. Очередной, — цинично пояснил Даун.

Я углубился в созерцание этого дивного документа.

Вверху наискосок стоял личный Блуменовский штамп: «Бизнес-план». Он его всегда лепил на все бумажки, которые попадали в его руки. Даже на те, ну, вы поняли…

Теперь же Витал пошел еще дальше. Сразу под штампом значилось:

«Уже неплохо», — подумалось мне, и я принялся читать дальше. Тем более, что на этом Хэнгменовские каракули заканчивались и другим почерком, более менее грамотно, но явно под диктовку отца основателя было написано:

Далее шли многочисленные примечания, из которых я запомнил, что

— Он еще взялся новую зубную пасту рекламировать «Минетодент» называется, — скривившись, словно от зубной боли, произнес Чукки.

— Ну и зачем ты мне все это показал? — я скомкал бумажку и бросил на стол.

— Просто, — пожал бронзовыми наплечниками Даун, — отчасти приколол, а отчасти время убить и чтоб до утра про Печального Ху не вспоминали…

Сказав это, он поднял на меня немного обеспокоенный взгляд:

— Похоже, что не получилось?

Я отрицательно покачал головой. Тут же со стороны улицы зазвенели китайские колокольчики, а затем протяжный заунывный вопль титра Эдсона. Мы поспешили наружу. Ну как поспешили? Медленно пошли, солидно. Чукки 64-зарядный «Корнет» прихватил, я пару фенек и кислотный дробовик.

Печальный Ху представлял собой довольно крупный пласт темноты, навевающий на окружающих суицидальные настроения. Сей пласт обычно принимал форму немолодого кули в характерной увешанной колокольчиками панаме. Справиться с этим не было никакой возможности, разве только начинать убивать окружающие тебя организмы.

Включив на полную свое Творческое Воображение мы представили пару десятков Зомби и полтора десятка Зомби-II. Материализация объектов прошла быстро и успешно, благо время суток тому способствовало, после чего с увлечением принялись эти объекты расстреливать.

Постреляв в темноту для острастки из окон, мы, наконец, добрались до клетки. Титр Сомби, не переносил Зомби и на дух, оттого и вопил во всю, но теперь уже не просто так, а по делу. Пулемет строчил не переставая, от него шел пар.

Через некоторое время я заметил, что колокольчики становятся тише, и еще тише. Потом они умолкли, и я представил, как разочарованный Ху печально удаляется по переулку, аккуратно переступая через разорванные очередями тела мертвецов. Он тут же остановился и обратил на меня свой взор. Я помотал головой и выгнал из нее все мысли до единой. Печальный погрозил мне кривым пальцем и растворился. Бессмысленно глядя друг на друга, мы выждали минут семь, этого времени нам хватило, чтобы вкусно перекурить после ужина, и потом я покатил по полу клетки одну из фенек.

Реакция Эдсона была предсказуема, он моментально бросил пулемет и свалился на пол в противоположном углу клетки, закрыв костлявыми руками свою не менее костлявую голову.

Я отпер клетку, вошел в нее и, подобрав гранату, сунул в карман, разумеется, чека все это время оставалась на месте. Не знаю, чего я ее не выдернул? Наверное, добрею. Тьфу!

Эдсон приподнялся с пола, и в его пустых глазницах, наконец, появилось осмысленное выражение. Насколько это подходит к данному случаю.

— Отбой, — сказал я и покинул клетку.

После позвал Пожирателя Крыс и стал развешивать его так, чтобы максимально перекрыть подступы к бару, ибо до утра было еще очень далеко, а караулить тут Нетопырей, Вафлабанов и прочую нечисть мне абсолютно не улыбалось.

Завтра надо будет найти и убить Рэдмена, а для этого помимо некоторого вооружения необходима свежая голова и ничего не выражающее лицо.

Приключение пятое. СТИФФЕН ПРИНСИП

…Рассмотрим чморную систему {Чукки, Юзик, Сомби} исходя из условий начальных и условий равновесия системы. Докажем, что Чукки 4+Юзик 4 = корень квадратный из Сомби 4

…если принять, что Юзик 4 в точке 0 равно Сомби, то тогда h! от Саввы будет возрастать на всем интервале от — чмо до +чмо и функция Эдсон(х) будет убывать в сторону уменьшения зачморенности, а это противоречит Истине, которой как всегда нет

…но (начальное условие выполнения задачи N1 согласно Теоретической Механики) можно предположить, что Эдсон (х) будет наоборот возрастать в сторону зачморенности, приближаясь до бесконечности к положительным значениям СНМО

…это будет верно, если принять топор Витала за константу и наблюдать возрастание Эдсона вдоль оси х за промежуток Чукки-Юзик до тех пор пока он не обратится в 0 в области ЧМОРЕЙ СИМПСОНА

…но, учитывая то, СНМО Симпсона намного меньше СНМО Витала (помним, что Витал=Хэнгмен=Блумен=Савва), что полностью противоречит сделанному ранее выводу, что функция Эдсон(х) равна нулю

…значит тогда утверждения о том, что Чукки 4+Юзик 4= корень квадратный из Сомби 4 не верно, так как Чукки и Юзик не равняется СНМО, при любых раскладах, а отсюда Сомби равно СНМО Савва в квадрате минус Савва СНМО!

…Голос Лектора долетал из такого дальнего далека, что казалось…

— Закрой двери, придурок! — сказал водитель, — я не тороплюсь.

Адский Троллейбус тронулся, из зарешеченного окна испуганно смотрела Низшая Раса.

— За город повезли, — сказал кто-то и сплюнул в ближайшую лужу крови и мочи…

…Картинка поменялась, я слегка встряхнул головой, прогоняя сон, сказалась бессонная ночь. Трупное окоченение то охватывало, то отпускало…

«Съезд приветствовал появление Эпштейна выстрелами в упор», — взгляд мой упал на обрывок газеты, в которую была завернута чья-то волосатая рука.

Кстати, о девочках, их в аудитории было 8.

— Откройте окно, может мне станет легче, — сказала старушка с ручным пулеметом, сидевшая на лавке слева от Чукки Дауна. Чукки любезно приоткрыл створку.

Я вспомнил, как когда-то Витал очень расстроился, что не смог подставить формулу(12) в формулу(11). Мозг выносила мысль: «Что подумают обо мне люди?»

И тогда Хэнгмен рещил:

— А не будет здесь больше людей!

С верхнего ряда доносилась неясная возня и обрывки придушенного разговора:

… — Я тебя понял, я уже ушел! Да, ушел! Ушуршал! Как куда? Нет…Нет. Ниже, да, нет, правее, да… здесь! Что? Тусованный? Нет, не я… Я отдаю предпочтение… А так ты имел ввиду цепь? Металл… да, люб… на… он мне сдался? А цепь я просто домой несу, на двери поставлю. Что? Такие двери только в банковских подвалах? Думаешь, не выдержит? Да, понял, уже ушел. Не трогай значок! Да именно… почему Властелин не похож? Вот бракоделы, и флажок отломили. Нет, это не рога, не рога! Просто флажок поломанный, я ж тебе сказал, Все я уже ушел. Что? Брейк? Тыс — пу-пу-пу… Нет, я не умею, и не люблю. Я вообще не люблю танцевать.

Я танцую только в самых крайних случаях. Ну да, на днях рождения, на свадьбах там, на 13 мая, на диско… Тьфу, нет на дискотеках не танцую. И не пою. Нет и нет… Я вообще туда не хожу, А? Да боюсь. Кого? Как кого,…лиции, конечно, нет, не петух, нет, да, я уже ушел. Меня тут нет.

Масла? Конечно, знаю, это мой лучший… как почему снимать штаны? Что? После снова отдадите? Ну, на держи. Зачем ты забросил их на фонарь? А!!!

Чукки развернулся и цыкнул зубом:

— А-ну, тихо, Отродья!

Его не узнали, но на всякий случай притихли.

Красные, слезящиеся глаза Студентов были полны недоброжелательности и таили угрозу, которую не даже не пытались скрыть. Битые Стеклянные глаза, Прыщи Хотения на волевых подбородках. Розовая Элита… Девочки тоже ерзали на месте, томно вздыхая, прогибаясь и шаркая ногами. Кто-то смеялся, слева от входа, кто-то серьезный, а может и сам Староста разбил бутылку, что вызвало бурю негодования среди Одногруппников и понятную радость Лектора, немолодого Циклопа со слезящимся глазом. Говорят, тут еще преподавал сам Ганнибал, но я в это не верил. Из бутылки плотоядно булькая, вытекла темная жидкость, по аудитории быстро распространялась страшная вонь, покрытие пола съеживалось и тлело. Похоже, это был любимый напиток Крауха «Монстр». И где, твари, достали? Ума не приложу. Кто-то сразу же нервно закурил, закашлялся, кто-то опорожнил желудок и принялся дико смеяться, швыряясь бумажками в телевизоры.

Незамеченными мы пробрались в Академию едва забрезжило утро, и смешались с разношерстной толпой Студентов. Именно здесь мы рассчитывали отыскать и убить Рэдмена. Он имел свой и честно скажу немалый интерес в Лабораториях Института. И сам Великий Вивисектор лестно отзывался об опытах Рэдмена по выведению новых видов. Или просто Новых. Вот эти тоже были опасны. Очень опасны. Тем более, что они охраняли Портал, через который, по завершении операции, мы рассчитывали смыться.

Справа несколько молодых нелюдей, отгороженных от остальной аудитории невысоким пуленепробиваемым стеклом яростно обсуждали свои финансовые проблемы. Эдсон взял перо и вывел: Хр…

— Охм, — прочитал Чукки.

Я засмеялся.

— Пиши! — и ткнул Чукки в плечо.

— У, бляди, тише! — закричал Эдсон, и бляди настороженно умолкли.

— У вас рогатки ни у кого нет? — неожиданно спросил он, — бекасиков пострелять…

— Идиот, — пробормотал Чукки и принялся азартно разрисовывать стол лозунгами, которые придумывал на ходу.

Эдсон открыл книгу и прочитал вслух:

— Люди просят землю, а им ее не дают.

Молодые нелюди настороженно оглянулись. Кто-то привязал к пальцам резиночку, и выстрелил в Эдсона жеваной бумажкой. Эдсон потянулся было Замстить, но Чукки стукнул него пониже спины.

— А песню, про Анализатор я поставлю в середине рок-оперы, — неожиданно заявил он.

— Почему это? — обиделся я.

— Почему, почему… Почему у Эдсона Почемукало небритое?

…Почемукало зашевелилось и принялось что-то бормотать, шевеля маленькими костлявыми ручками. Молодые нелюди напряглись и прижав носы к стеклу дружно сказали:

— Охм!

— Охмурялы херовы! — пробормотал я, и чтобы взбодриться швырнул через плечо шумовую гранату, она подкатилась под вонючую задницу Старосты и так бзданула под ним, что целая туча говна и соплей поднялась под потолок и зависла там, грозя обрушиться вниз в любой момент.

…Те, Группы, что сидели внизу, а там были все, принялись сквозь выступившие слезы вытирать обувь, зажимая носы свободными руками. Те, что сидели повыше восторженно зааплодировали. Возникла легкая перестрелка. Стороны не применяли ничего тяжелее пистолет-пулемета.

— Уходим! — бросил я своим и мы пригибаясь насколько позволял STIFFEN PRINCIP стали пробираться на выход мимо равнодушного Циклопа.

Приключение шестое. Рэдмен

Дикий смех в конце коридора. Кто там? Ничего не видно. Свет не горит. Городская электростанция не работает уже несколько дней. С Чукки мы заняли одну из ниш Вестибюля. Там было тепло и сухо, как в студии звукозаписи LC Company, где мы записывали свои последние альбомы. К тому же из нее неплохо просматривались подъездные пути. Эдсона я отправил на крышу.

— А это что за засекреченный заводик? — спросил Чукки Даун, выглядывая в окно.

— Вот этот что ли? — ухмыльнулся Ли, в его глазах мелькнули озорные искорки. Потом я нажал на спуск и через миг от заводика остался только дым, который видимо, шел из труб, хотя труб уже не было. Новая Разработка не подвела Ее мне подогнал Сторож сразу после того как узнал о Покушении… Сказал: «Бери, пригодится!»

И точно пригодилась.

Тяжело ступая сталактитами ног, подошла коренастая вахтерша явно из Каменных Баб, задумчиво посмотрела в окно и произнесла:

— Откуда дым? Ведь труб-то нет.

Нас она явно не замечала.

Я посмотрел на нее сверху вниз и сказал:

— Ошибаешься бабка, есть тут один труп, — и выстрелил в упор, из базуки экономя заряд для Новой Разработки. Камни брызнули в разные стороны и срикошетив от стен ссыпались в небольшую кучку.

На выстрел в вестибюль заглянуло пара Студенток в компании странного типа, завернутого в Белый Халат Лаборанта. Я немедленно выстелил из браунинга. Чукки Даун выстрела явно не слышал, так как рассматривал Студенток, но каким-то одному ему присущим чутьем почувствовал, когда что-то тяжелое упало на пол.

«Наверное, кто-то мешок с песком уронил», — наверняка подумал Чукки и улыбнувшись подошел поближе к двум симпатичным демоницам. Одну из них он любезно взял за руку, а другой приставил ко лбу пистолет и сказал:

— Давай!

Я неодобрительно посмотрел на все это и крикнул, чтобы он поспешил. С минуты на минуту должен был появиться Рэдмен, я уже час пытался его материализовать, но что-то не получалось. Чукки беззаботно крикнул:

— Да ладно! — и продолжил свои нехитрые развлечения.

Я же нервно закончил обыскивать кучу камней, в которую превратилось тело вахтерши, и не обнаружил практически ничего, кроме трех пистолетов и пачки сигарет со взрывателем. Аккуратно переложил все это себе в карманы и насвистывая «Stiffen Corpses» на мотив «Эй, ухнем!» стал задумчиво перебирать каменные внутренности в поисках чего-нибудь съедобного, кривым пиратским ножом.

Результаты не замедлили сказаться. Мною были обнаружены выработанные почки, я с удовольствием положил одну из них в рот, но тут же злобно выплюнул, ибо в нихтоже были камни. Да, действительно женский алкоголизм не излечим. Ненавижу!

Снова плюнув, я сбил с ног очередного Студента спускавшегося по лестнице. Пора было менять позицию, ибо мы тут уже пошумели изрядно.

— За что ты его? — спросил удивленно Чукки, оглядываясь на сбитого плевком.

— За дело! Проклятое место, пошли отсюда. И вообще… Знаешь, Чукки, у меня дома столько хлама скопилось… — я не договорил, а Чукки с удивлением наблюдал как его Соратник сначала неожиданно замолчал, а потом прижался к стене, вынул пистолет и принялся дико вращать глазами.

Все объяснила длинная очередь, вздыбившая почти до потолка паркетный пол. У сбитого отравленным плевком недоучки были серьезные напарники. Пора было валить отсюда, а то слюны на всех не напасешься. Да и Капсула что-то в последнее время стала ядом наполняться медленно. Барахлит, зараза. Наверное, старею.

И мы пошли, вернее побежали, бросив в противника пару ручных гранат с длинными ручками.

Сворачивая за угол я отметил, что каменная кучка уже начала шевелиться, а значит, минут через десять Каменная Баба снова будет готова приступить к выполнению своих вахтерских обязанностей…

Двигались мы в подвал, к Лабораториям, что само по себе уже было безумством. Тем не менее, мы надеялись перехватить неуловимого Рэдмена там. Было очевидно, что для того, чтобы попасть в Институт он пользовался каким-то особым Проходом. Возможно даже задним. Не думаю, что каждый раз он задействовал Портал, а тот в Лабораториях был наверняка, хотя этого никто и не афишировал.

Перемещаться он умел с небывалой скоростью, подобно Красной Молнии возникая и исчезая порою в самых неожиданных местах. Об этом думать не хотелось. Пусть ему.

По пути мы вспоминали те древние времена, когда Хэнгмен еще не ходил по Розовой Стране со своим тяжелым топором, а маленький Джозеф вместе с Катрусей уже основали мой первый совместный проект под названием «Катрусин Кинозал». Я даже сказал, что все эти Кукольные Игры «были за гранью прекрасного», а после спросил: «а правда ли, что скоро в окрестностях Желтой Деревни построят полигон для ядерных испытаний». И испытывать оружие будут на заключенных?»

Чукки ответил, что все испытания будут проводиться исключительно на его соседях с Фермы. И тут разговор прервали какие-то гномы, которые тяжко кряхтя принялись швыряться небольшими яблоками.

— Не ходите коридорами, — сказал мрачный тип из стеклянного шкафа с яркой табличкой «Кабернович. Яблоня обыкновенная», он там стоял по пояс в спирте, опираясь на мощный древесный ствол и прижимал к груди, что было, не скрою весьма приятно, коробочку от нашего последнего диска «Mein Campf». В мохнатые уши были вставлены наушники, а глаза мечтательно закрыты. Думаю, он уже прослушал HANGMAN STREET N4 и теперь тащился под VERESK HONEY.

Чукки прицелился и сделал пару выстрелов из маузера, гномы в панике разбежались, перестав хулиганить, а Чукки дунул в ствол по годами сложившейся привычке и пробормотал цинично:

— Семья и школа… в рот…

Что он имел в виду, понять было совершенно невозможно.

— Не ходите огородами, — снова предупредил Кабернович, прячась за яблоней.

Мы толкнули оббитую железом дверь. Она, как ни странно, открылась. Оттуда с резким неприятным свистом вырвался кто-то одетый во все красное, взмахнул двумя самоквитскими саблями, мы едва успели увернуться, прыгнул, перекувыркнулся в воздухе и устремился по Черной Лестнице вверх, отчетливо крикнув:

— Убейте их!

Их — это нас. Теперь приходилось решать дилемму, гнаться за этим красным, или отстреливаться от тех, кто напирал из подвала. А там тоже было на кого посмотреть.

Мы переглянулись и оставив Лаборантам немалую часть имевшегося на нас металлолома, помчались по лестнице. Те, кто в подвале были нам совсем не нужны, а вот мы им похоже… Ну, вы поняли.

Бежали быстро, прикрывая друг друга коротким очередями из трофейных «шмайсеров». Не очень люблю эту старую, заполнившую все миры, где пользуются стрелковым оружием модель, но к счастью сегодня автоматы не давали осечек. На бегу Чукки спросил:

— Это он?

— Не знаю, догоним, посмотрим.

На будущее учтите, если в бар заходит мужчина в белом костюме с иголочки, в белой же шляпе и даже в белых сапогах со шпорами, то это совсем не обязательно будет Белый Ковбой. Так говорили на Прииске, а там как нигде разбираются в прикладной философии.

Очутившись на крыше мы обнаружили там Эдсона Павшего Ниц. На наш вопрос:

— Где? — он тупо принялся таращиться во все стороны одновременно и мы подбежав к парапету смогли наблюдать, как красная молния пролетела все двенадцать этажей и приземлилась на морковной грядке у подножия Статуи Незнакомому Мужчине, как я ее назвал про себя. Очутившись там, Рэдмен, а это был, бесспорно, именно он, устремил на нас красное лицо с горящими испепеляющей ненавистью, красными же глазами, погрозил кулаком и устремился прочь с территории Института туда, в лабиринт смыкающихся веселенькими балкончиками домиков, оставив нас на съедение уже выскакивающим на крышу Лаборантам.

Съедение, это еще, куда ни шло. Сами съедим кого угодно. Но вот оказаться растворенным в большой Лабораторной Бутыли, или быть измельченным Трупорубкой, это я вам скажу, то еще удовольствие.

Мы приняли бой и долго и весело отстреливались от наступающего противника, пока пришедший в себя Эдсон вызывал Вертушку.

Наконец она прилетела, и недовольный Горбун снял нас с проклятой крыши…

Приключение седьмое. АРМАНИ

Сбили вскорости. Хорошо, что шли мы практически над землей. Винт неожиданно прекратил вращаться, Горбун успел открыть закрылки и мы мягко спланировали прямо на подвернувшуюся как нельзя, кстати, бейсбольную площадку. Я всегда говорил, что спорт — это прекрасно!

Вокруг площадки густо росла Буйная Морковь, Малина Чимзано в человеческий рост, и какая-то неопределенного вида ботва, а большую часть пространства занимали бетонные блоки и прочие стройматериалы, которые были разбросаны в живописном беспорядке. Как мы не разбились, не пойму до сих пор. Я сразу же облюбовал Большую Коммуникационную Траншею, и потому, выбравшись из дымящейся машины, мы поспешили укрыться в ней. Вскоре рядом материализовалась средних размеров башня из серого камня, я вопросительно посмотрел на Чукки, тот развел руками, а Горбун незамедлительно в башню заполз. Ну, чтож, его дело маленькое — он водила.

Увы, там было занято. В смысле в траншее. Несколько пар Гомо занимались там однополой любовью. Заметив нас, он забыли о любви и предались ненависти. К нам. У них были старенькие АСГ (автомат специализированный гомосексуальный) и пара минометов. Но наши во время брошенные гранаты сделали свое дело, потом Чукки пару раз выстрелил из Золотого Маузера, чем навсегда угомонил оставшуюся в строю пару особо крупных Гомо из обосновавшегося в траншее подразделения.

Потом ваш непокорный господин (прости читатель, никак не могу называть себя «покорным слугой») предложил:

— Вот Чукки, а давай приколемся…

— Давай, — осторожно согласился Чукки.

— Смотри! — я указал Соратнику на стоящую в тридцати метрах от нашей позиции Скамейку, сложенную из тяжелых бревен. Скамейка была оккупирована Морскими Медузами — особым муниципальным подразделением Амазонок.

Подозрительно глядя на нас Амазонки ловко чистили ствол 100-милиметрового дальнобойного морского орудия.

— Пальнуть бы из этой машинки разок по Институту, — предложил я.

— Так, а в чем проблема? — Чукки тряхнул хайером и решительно двинулся к дамам. Сунув ствол ручного пулемета в чью-то половую щель, Даун спросил:

— Двух монеток не найдется?

Монетки моментально нашлись. Амазонки были явно растеряны. Щедро окропив скамейку бензином, и швырнув на нее зажженный спичечный коробок, мы отправились звонить, с сожалением глядя на орудие. Ни одного снаряда у Амазонок не оказалось.

Когда за нами захлопнулась дверь стоявшей неподалеку Телефонной Будки, то стекло ее немедленно разлетелось разбитое пулей вдребезги. Я инстинктивно отшатнулся, и пуля разбила телефонную трубку, зацепив ухо Дауна.

— Ойбл… — сказал Чукки и оглянулся в поисках стрелка.

Одна из артиллеристок палила с колена. Растерянность артиллерийского расчета быстро сошла на нет. Пришлось бросать дымовую гранату, и когда все исчезло в клубах дыма, Чукки все-таки набрал заветный номер.

Говорил он на малопонятном языке Самоквитов, и я не мешал. После, когда разговор сошел на нет, и мы притаились в глубокой, словно специально для нас отрытой Коммуникационной Траншее, я предложил, просто так, для смеха:

— А давай снимем когда-нибудь нормальных баб, ведь есть же где-то нормальные…

Чукки посмотрел на меня странно. Ободренный, я продолжил:

— Прикинемся обычными горожанами. Скажем, что Винище имеется и прочее, что они там любят, я не знаю… пригласим в гости…

— К кому? — сразу уточнил осторожный Даун.

Твин Ли гордо выпрямился, опираясь на базуку и чуть не получил каким-то овощем по голове:

— Ко мне!

— Га-га-га… — несмело рассмеялся Чукки, — насмешил.

— Молчи. Дурак, в этом вся соль. Привозим их в Институт, тут места свободного завались и…

— И они на радостях сношаются между собой, а на нас…

Я сплюнул. Все-таки Чукки был ужасный сноб, никакой романтики.

Когда-то я спросил у него, где он хранит оружие, так он ответил мне, что в холодильнике, потому что там видите ли всегда пусто и туда никто не заглядывает.

Тут за нашими широкими спинами разорвалось две лимонки, взрывною волной меня отбросило в мусорную кучу. А вот Чукки уберегся, так как в это время скакал козлом за мусорными баками, потирая ушибленную ягодицу. Пока Джокер выкарабкивался из облепившего его хлама, левая рука наткнулась на что-то твердое. Несколько энергичных гребков и перед взором изумленного Корпса показалась Самая Одинокая В Мире Нога, обутая в кроссовок примерно 43-44-го размера. (Этот кроссовок впоследствии очень неплохо смотрелся на ноге Чукки Дауна, а потом был продан с Аукциона за баснословную сумму неизвестному коллекционеру. Примечание Ч.Дауна). Появление Самой Одинокой в Мире Ноги всегда считалось добрым знаком, и это подтвердилось немедленно. Когда я выбрался из мусорной кучи, на мне красовалась почти новая Снорковая Шуба, правда без рукавов, и воротника. (И тем не менее ее я последствии толкнул какому-то мрачному философу-марксистув одном из подземных переходов Нового Города. Примечание Т.Ли).

В нас снова принялись стрелять. Приглядевшись, я увидел стайку немолодых лесбиянок, оккупировавших развороченную морковную грядку. Эти были действительно опасны. Подозреваю, что привлекли их сюда вовсе не мы, а Амазонки, мы просто испортили им Охоту, но теперь расплачиваться приходилось нам. Тем более, что «девушек» было около двух десятков и сражались они умело всем, что подворачивалось под их ловкие ручонки.

Вот и сейчас Лесбиянки защелкали зубами и принялись выгребать из образовавшейся воронки морковь и яблоки, естественно все это богатство незамедлительно полетело в нашу сторону.

— Это наш ответ Хесбулату! — прокомментировал Чукки, расстреливая последний пулеметный диск, потом вставил в Маузер новую обойму и выпустил ее веером в направлении противниц, а я с тоской подумал: «Где же вы, доблестные Самоквиты».

И тут, со стороны ближайшего магазина «ЖЕбли», донесся сильный Прокруст.

«Наконец-то!»

— … Никогда нас не простит,

Пакистанский Самоквит… — пробормотал я вслух, заряжая базуку. Ситуация стала меняться в лучшую сторону. Появился Эдсон во главе Клана Курильщиков. Эти славные, постоянно истекающие желтой слюной парни заняли пустующую Беседку справа от позиции Лесбиянок, и вскоре оттуда потянуло дымком. У Курильщиков были отменные минометы.

На помощь дамам пришел, видимо, только что сформированный взвод боевиков «Армани». Все бойцы были с аккуратно подстриженными длинными бородками, в новеньких с иголочки костюмах, а вот обуты почему-то в короткие сапожки с серебряными шпорами. Видимо на этой неделе форма одежды предполагалась именно такая. Поначалу они предприняли вялую попытку захватить «ЖЕбли», но этот стратегический объект оказался им не по зубам. Тогда они выкатили из Кустов ТэТэ — зеленую «сорокапятку» и вломили прямо по центральному входу. Раз, потом другой. Снарядов у них было, похоже, в избытке. Если бы самоквиты ударили сразу, тогда возможно им бы и удалось разогнать этот гламурный сброд. А так…

Завязалась вялая перестрелка. Со стороны Института двинулись Каменные Бабы — похоже, что Рэдмен мобилизовал все имеющиеся у него ресурсы. Не хватало только Лаборантов, но те медлили как всегда неспроста. Страшно было даже подумать о том, что они нам готовили.

Что-то тяжко плюхнулось рядом с нами. Приглядевшись, мы опознали Ката Скабичевского, как всегда неслышно подкравшегося на своих мягких лапах.

— Ты как здесь? — спросил Чукки.

— Сам удивляюсь, — неопределенно ответил Кат и принялся распаковывать странный рюкзак.

В этот момент Головная Вахтерша выстрелила в направлении магазина и удачно попала в неосторожно высунувшегося самоквита — прямо в замотанное тряпками лицо. Тряпки зашипели и обуглились, боец упал, а Вахтерша снова набрала в пистолет радиоактивной воды из специального термоса и затаилась среди развалин, дав сигнал своим рассредоточиться. Через секунду она стартовала с места и помчалась, если это слово применимо к девятисоткилограммовому противнику, ломая Малину Чемзано в сторону магазина, однако самоквиты разгадали этот нехитрый маневр. Они дали залп из Напалмовой Баллисты, в тот же момент Кат Скабичевский, наконец, раскочегарил свой Примус, ударив струей огнемета в место возможного появления вахтерши. Как ни странно угадал и попал.

— Видимо-невидимо! — прокомментировал он и протянул свою мохнатую крепкую лапу к средних размеров начиненной динамитом репке, мирно лежащей на бруствере окопа. Швырнул ее в активно чадящий Каменный Костер, оттянул крайнюю плоть пистолета и изошелся в оргазме на курке…

Аха-ха-а-аха… Прокруст становился все сильнее и вскоре перешел в истерический хохот. Лесбиянки истошно вопя, и зажимая уши руками бросились врассыпную. Голый, никому незнакомый мужчина, татуированный с ног до головы высунулся из ближайших дверей неожиданно материализовавшегося полуразвалившегося строения Временного Сортира и мрачно сказал Кату:

— Чего вытаращился, хвостатый? Мужика голого не видал?

— Не видал, — ответил Скабичевский и сообщил негромко, — я буду молчаливой галлюцинацией…

— А я нет, — сказал Витал, появляясь вслед за голым мужиком и тыча его в обухом топора в район ануса. Мужик вяло отмахнулся и посеменил вслед за лесбиянками.

Хэнгмен вынул из кармана обручальное кольцо и зачем-то на него подул:

— Я теперь солидный…

— Женился? — ахнул Чукки.

— Немного, — пробурчал Витал.

— Ну и дурак, — вставил Твин Ли.

— Сам ты… — не договорил Хэнгмен, потому что прибежавший полевой командир Самоквитов с кривым клинком в левой руке истошно завопил:

— Прокруст сбэсился!..

— Памалчи пажалста… — с характерным акцентом произнес Чукки, дразнясь, и ткнул пальцем в Ката:

— Тут друг женится…

Полевой командир тупо воззрился на Скабичевского и его Примус, а тот вытаращил свои громадные глаза до совсем неприличного размера и сказал:

— Бумм!

— Не пойму кто ты, Рибит или Рубану? — спросил я.

— Рибит, — представился командир, — у Рубану сабля всегда в правой руке. Да и не приехал он сегодня, да…

— Тогда вперед! — заорал я и сделал вид, что выпрыгиваю из траншеи.

Рибит тоже заорал и бросился в атаку. Повинуясь сигналу, из магазина, на ходу обнажая клинки, выскочили сопровождаемые невидимым, но уже совершенно невыносимым Прокрустом самоквиты и уже через три минуты большая часть «Армани» оказалась покрошенной в капусту.

Исход боя был практически решен. Оставшиеся без предводительницы Вахтерши тупо кружили по кругу, так и не выйдя на позицию. Лаборанты тоже не появились.

— Так-то, — удовлетворенно сказал Чукки, удобнее устраиваясь на дне окопа. — достали твари…

Я же наблюдал, как чудом оставшихся в живых противников самоквиты тащат в МЕбли. К пленным Гомо… Ничего не поделаешь — жестокий мир, жестокие нравы.

— Пойдем, — сказал я Чукки, — Самоквиты не любят, когда им мешают сводить Квиты.

Мы и пошли, а Витал с ними не пошел, он тоже хотел в Мебли, но его туда не пустили, так как он ошибся в расчетах на несколько порядков. Он еще крикнул нам:

— Догоню!

И отстал.

А по темным улицам в сторону Кладбища, куда мы решили отправиться на отдых, уже вовсю потянулись Самки Богомольные. Они тянули на санках тела своих последних мужей и неприятными скрипучими голосами тянули свою бесконечную, унылую песню.

Приключение восьмое. ДИКИЙ ТРОЛЛЕЙБУС. Сон Чукки Дауна

Спать… Хочу спать… Очень хочется спать… Мысли текут медленно… Спать… Я писать хочу!.. Поздно… Спать…Спать… Все заснул…

…Чукки снилось, что он сидит под опорой моста на Южном Вокзале и играет со странными зверюшками, слегка напоминающими бродячих собак. Вдруг чья-то ласковая рука легла ему на обнаженное плечо. Оглянувшись, Чукки застыл. Сзади стояло такое страхошиздище, что Даун сразу и не понял, кто это. Уйдя от контакта ловким китайским перекатом, он сообразил, что именно это чудовище он не далее как вчера нарисовал для обложки нового диска «RASISTANS».

— Кто ты? — спросил он, пытаясь выиграть время, а этот буфет поднял свои когтистые лапы, наклонил вперед зубастую башку и прорычал:

— Stiffen Corpses!!!

В последнее время подобные сны стали сниться Чукки Дауну постоянно. Позавчера, например, ему приснилась Ярвеля. И не просто приснилась. Она соблазняла его, и это было действительно страшно.

Сегодня тоже было на что посмотреть. Картинка сменилась, словно у Поджера, в его кабачке.

… маленькая серая комната на 50-м этаже небоскреба. Он точно знал, что этаж именно 50-й и никакой другой. За столом сидят трое. Сам Чукки, Стрешный Под и кто-то еще в тени, сразу и не узнаешь.

Под выругался и сказал, что пора выбираться. Чукки неожиданно четко осознал, что с ним абсолютно согласен. Притом, что через двери дорога заказана. Тем более, что из коридора доносился сильный и резкий запах Тухимы.

Даун подошел к окну и выглянул наружу. На расстоянии вытянутой руки раскачивалась под порывами ветра незакрепленная пожарная лестница.

Когда Под встал на ее ступеньку, она предательски взвизгнула, но выдержала. Чукки, превозмогая страх, полез следом. Ухватившись за шаткую конструкцию руками и ногами, он думал лишь об одном, только бы хватило сил. Но тут, какая-то тварь больно наступила ему на пальцы. Чукки инстинктивно отдернул руку, лестница завибрировала… Мимо пролетело знакомое тело.

«Твин Ли? Но откуда?» — пронеслось, а голове. Потом все померкло…

Когда он снова открыл свои глаза, то первое, что увидел в зеркальном отражении был лежащий на пороге гримерки и придавленный упавшим кирпичем Витал Блумен. Его остро отточенный топор скромно лежал рядом с телом.

Даун сонно и удовлетворенно улыбнулся своему отражению и потянулся за телефоном. Сунув палец в отверстие диска он понял, что снова немного ошибся, потому что это был не телефонный аппарат, а голова Твин Ли, на морде которой был нарисовать телефонный диск, и теперь палец Чукки оказался в левой ноздре Соратника. Разумеется, это было обыкновенное чучело, но Чукки уже стало весело. Он с удовольствием несколько раз хорошенько ударил чучело. Оно неожиданно вскрикнуло и упало. Присмотревшись Чукки опознал в упавшем Крауха, который зачем-то залез внутрь, очевидно перепутав чучело со своим танком.

«Интересно, что они со мной сделают, когда очнутся?» — мелькнула здравая мысль. И кроме нее, тут же мелькнул топор пришедшего в себя Хэнгмена. Однако Витал швырнул его не в Чукки, а в дверной проем, так как из него в гримерку уже входил настоящий Твин Ли. Джозеф отбил топор железным налокотником и схватился с Виталом в рукопашную. Краух тоже пришел в себя и естественно полез в схватку.

«Странно, почему они меня не замечают?» — подумал Чукки на всякий случай прячась за трюмо, — почему они меня не трогают?»

«Почему они не видят меня?» — в панике Чукки стал уменьшаться в размере и заползать в половую щель, по-тихоньку превращаясь в маленькую ящерицу.

Потом все успокоилось, Чукки стало приятно и тепло, казалось, что прошла целая неделя в этой теплой половой щели…

«…Не стреляй! Не стреляй!» — донеслось из громко включенного телевизора.

«Почему нет?» — подумал Чукки, очнувшийся в этой новой реальности, нащупал пистолет и выстрелил. Кто-то упал, на миг Чукки показалось, что этот кто-то очень похож на того Страшного огромного Чукки-2, которого недавно напрасно выслеживал Ли через оптический прицел. У Чукки-2 был стеклянный пускающий зайчиков глаз и Золотой Зуб, он любил сидеть в засадах на крышах окрестных зданий и неожиданно сваливаться вам на голову в прямом смысле этого слова. Одевался он точь в точь как Чукки Даун и грим наносил себе тот же, но фанатом Stiffen Corpses кажется, не был.

Ли выслеживал его три дня, не выпуская из рук снайперки, и отвлекся только на миг, пока ходил за врученным ему подарочным набором от какого-то Президентского Фонда. Чукки помнил, как он шел за этим своим Грэмми, злобно глядя по сторонам, сплюнув на ногу веселящегося Крауха, с вороненым пистолетом в заднем кармане штанов. Он тогда сунул винтовку Чукки и сказал: «Я быстро, ты последи за крышей…»

И пошел. Чукки помнил как прильнул к прицелу, а Витал полез ему в ухо со своею жеванной бумажкой и дурацкими шутками. Даун конечно же отвлекся, и момент был упущен. А вредный Хэнгмен все-таки отодрал его ухо и съел, благо оно было не настоящее, а концертное. Но тогда этого момента хватило Тому Страшному Чукки-2, чтобы улизнуть.

«А ведь это я установил рекорд, — вспомнилось Чукки вдруг, — Когда я играл на гитаре без перерыва семь месяцев и 13 дней. Я…»

И снова смена картинки.

…Пришел в себя Чукки Даун уже в Диком Троллейбусе. Как раз в том углу, где были расположены задние крупнокалиберные пулеметы. Все еще пытаясь понять, каким образом он здесь очутился, Чукки принялся рассматривать окружающих его созданий и одновременно думал о том, что выбраться отсюда сегодня живым будет сложно. В этом и был смысл Приключения. Наружние Двери все еще были открыты, но были они неимоверно далеко. Игровых Мест в салоне уже не было категорически, но толпа все еще просачивалась внутрь. Разминка была в самом разгаре. Кто-то орал:

— Эй, там, в салоне, пройдите!

— Люди на забаву опаздывают!

— Люди? Вы что, действительно люди?

— Сейчас узнаешь, тварь…

«Что я здесь делаю?» — подумал Чукки, вжимаясь в стену. Минута и вокруг остались только самые крепкие, слабые были растоптаны. Даун обратил внимание на то, что каждый новый пассажир, умудрившийся протиснуться в салон, теперь пытался выпихнуть из него того, кто лез сзади, ссылаясь на то, что впереди находится Гипотетический Ребенок. Гипотетический Ребенок непременно появится позже и тогда мало не покажется никому, но об этом думать совсем не хотелось.

Наступи он этому ребенку на ногу, тот и убил бы его моментально. С Ребенком нужна совершенно другая тактика.

Совсем неожиданно рядом оказался Твин Ли, но было настолько тесно, что даже обменяться элементарным приветствием Stiffen Corpses было совершенно проблематично. Быстро переглянувшись, корпсы обратили внимание на черного как смоль незнакомца, стоявшего неподалеку. В самом по себе черном придурке ничего странного не было, тут и не такие водились, странность заключалась в его головном уборе, так как этот тип нацепил на голову сначала меховую шапку с опущенными ушами, а сверху нахлобучил вязаную спортивную.

— Юзик, это у него шапка, или такая прическа? — успел спросить Соратника Чукки, пока по громкоговорителю объявлялись последние Ставки. Ответить Твин Ли не успел, потому что черный протянул Дауну какую-то бумагу.

«Паспорт!» — подумал Чукки и свободной рукой взял ее.

Незнакомец что-то сказал на непонятном языке.

— Просит закомпостировать, — быстро перевел Ли.

«Зеленый и какой-то большой», — оценил «паспорт» Чукки и прокомпостировал документ ближайшим Компостером. Из «паспорта» моментально повалил дым и те окружающие, что имели неосторожность дышать через легкие, моментально принялись чихать и кашлять.

Трюк был стар и наивен, Твин Ли хитро прищурившись быстро организовал Поддержку и вместе с несколькими Гноллами быстро вытолкал черного из салона на радость Оставшимся. Как известно, в Диком Троллейбусе побеждает именно Оставшийся, а ехать было еще ой, как далеко.

«Нет, это не паспорт! — присмотревшись к дымящейся бумаге, решил Даун, — наверное, все-таки билет, но на самолет!»

Смущала непонятная цифра «50» посередине билета, вокруг нее были изображены некие строения, также показавшиеся корпсу смутно знакомыми. И еще портрет какого-то типа со строгими глазами. Пожав плечами Чукки на всякий случай спрятал переставшую дымить бумажку во внутреннюю кобуру поближе к пистолету. В это время двери наконец-то закрылись и Джозеф Твин Ли присоединился к соратнику.

— Где она! — закричал он, очевидно, имея ввиду странную бумагу.

— Передал, — нахально соврал Чукки, — За проезд!

— Кому?

— Тому! — Даун указал на самого здоровенного Пассажира-Голема и сделал вид, что внимательно смотрит в окно.

Джозеф выругался и полез разбираться. Без лишних слов он обшарил карманы ничего не понимающего и оцепеневшего от такой наглости Голема и ничего там, разумеется, не нашел. Големы не имеют привычки носить, чтобы то ни было в карманах. Особенно выезжая на Игру в Диком Троллейбусе. От полной неестественности ситуации Голем заерзал на месте и принялся охать и скрипеть. Так рано, еще до Первой Остановки здесь на Големов нападать было не принято. Это ж вся Тактика летела к чертям!

— Чего ты кричишь? — недобрым голосом поинтересовалась ехавшая рядом старушка с сумками и ручным пулеметом, висевшим на ее спине подобно коромыслу.

Голем сразу осекся и проворчал, указывая на Твин Ли:

— А он чего?

— А я ничего, — стал пятиться Джозеф имитируя блоки и приговария, — пах, глаза, переносица, пах…

…Бах!!! — будильник упал на пол и Чукки Даун сквозь Окоченение понял, что все-таки наступило утро…

…Хоть Корпсы и не потеют, но просыпался Чукки в холодном поту. Оглядевшись, он не сразу понял, что лежит, забившись в угол под материализовавшимся на Кладбище старинным шифоньером. Ругаясь про себя последними словами, он разлепил Узкие Пленки и стал выбираться.

Вокруг тоже было не скучно…

Глава девятая. Прототавра

… Эдсон как раз вынул из-за пазухи здоровенную, наполовину высушенную Рыбу Прототавру и выложил ее на деревянный ящик служивший столом нашей невеселой компании…

— Ух-ты! — восхитился Хэнгмен, — Съедим?

— Тебя! — сказала Рыба и вцепилась своими острыми зубами в балахон, одолженный Эдсону раздухарившимся Хэнгменом.

— Эх, Хесбулат, Хесбулат! — посетовал Чукки сквозь Окоченение, и слабый голос его заглушило глухое же рычание Прототавры, сравниться с которым могло только рычание Бебермана — Пинчера.

«Хесбулат» вернувшийся с вылазки отобрал у Эдсона прокушенный балахон и застенчиво улыбаясь тихонько дернул меня за кожаную штанину.

— Я проголодался, — сказал он, — дайте и мне Прототавры.

Но лишней Прототавры, ни у кого не было, а нелишняя уже доедала одежду титра, добираясь вплотную к лобному месту. Хэнгмен рванул с места и исчез за кустами Задрочерной Смородины и КусТэТэ.

Чуть позже, облегчившись, он вернулся и по-хозяйски развалившись на широкой могильной плите некоего Кмрх З.Э.Э. заявил следующее:

— А песня про Лобное Место должна исполняться мясисто!

— Не возражаю! — быстро глянув в сторону Чукки, среагировал я.

— Это почему еще? — все-таки насупился не проснувшийся до конца Даун.

— Да пусть как хочет, так и исполняет! Тебе не все ли равно?

— Нет Ли, не все. Бабки пусть заплатит, а потом как хочет, так и исполняет, — пробурчал Чукки, — а то попривыкли…

— Какие бабки! — тут же взвился Хэнгмен, — я свой! Мне можно!

— Зеленые, забарьерные, — охотно пояснил Чукки, припоминая сон. — Много…

— Та я!..

— Успокойся, Витал, — примирительно произнес Твин Ли, — нам и выступать пока негде. Пока Рэдмен жив.

— Редмен жил, жив и будет жить! — отрапортовал радостный титр.

Помолчали, сосредоточенно жуя то, чем удалось разжиться на кладбище. Барахло — еда. Тухлятина — не протухла, гниль — не догнила.

Чукки неожиданно сделал заявление о том, что теперь будет ездить в лисичках. Мы не знали, кто такие «лисички» и дискуссия сама собой сошла на нет.

— Изображаем радость! — злорадно произнес Хэнгмен и оскалился, эпилептически подергивая грязными своими ручонками.

Одна из ручек дергалась особенно быстро, и Хэнгмен поглядел на нее удивленно. Еще больше он удивился, когда из рукава балахона высунулась ехидная морда Числолапа и вцепилась Хэнгмену в ухо. Витал заорал. Числолап зарычал. Я стукнул кулаком по ящику, разбив его вдребезги, схватил Числолапа за загривок и с трудом оторвав от тупой башки Палача, зашвырнул в Кус ТТ.

Потом сказал:

— Все! Хватит дурью маяться! Дадим концерт здесь!

— Здесь?

— Да на Стадионе. Редмен явится, я уверен…

— Но как мы…

— Легко.

Нет, я понимаю, вырваться из Замкнутого Круга, проникнуть за Барьер… Это да, это Мечта Достойная Достойных. Как там, у классика, то бишь у меня?

Но нет гарантии, что Там нас захотят. Когда-то мы непременно попробуем. Есть у меня там человечек… А тут дело другое, тут восторженные поклонники, толпы фанатов разных племен и видов. В конце концов, это Розовая страна…

Порталы. Что Порталы. Это не для нас. Нет, из-за Барьера к нам в Замкнутый Круг иногда залетали забойные хиты ихних рок-н-рольщиков. Но редко. А Порталы к тому же хорошо охранялись. Я внимательно оглядел суровые лица Соратников. Целлофановые Куры, блин, а не Соратники. Сидят, чего-то прикидывают, каждый сам себе на уме.

Вот вы. Что такое «Целлофановые куры», знаете? Нет. А я знаю, но не скажу, потому что сам такой. Да и вы такие же «целлофановые». Лежите на витрине, нагло выпятив мясистые бедра, и плевать вам на все, потому что у витрины стекло толстое и возможно пуленепробиваемое, а потому можно пыжиться безнаказанно.

Вообще все конечно в деньги упирается. Это как пить дать, а если денег этих те самые куры и не клюют? Тогда что? Известно что, или денег мало, что значит клевать нечего, или куры слишком большие и жирные, наклониться не могут, чтобы клевать. Так-то вот. Неформальная логика.

Или спросят тебя:

— Кому ты тут стоишь, как Урфин Прист?

Что ответить на это нормальному человеку? Нечего, плечиком только пожать удивленно. И хорошо когда есть чем пожать, а если нету?

Тогда только так. Левой, левой, потом правой, потом сразу двумя вместе, потом в глаза, в пах, снова в пах, если не хватиоло, и нету того Урфин Приста. Только борода, отклеившаяся, на асфальте валяется. Никому не нужна.

Я встряхнул головой, что мой Конь и с тоской подумал: «Где ты, старый приятель?»

Конь почему-то не материализовался. Ну и Морган с ним, Розовый. Я еще раз оглядел суровые лица Соратников и сказал:

— Форвертс!

Глава десятая. Без названия

Несколько Армани с восторженными возгласами пробежали мимо празднично украшенных трибун, и скрылись в местном Парке. Он был не столь монументален, как Парк Дьявольского Города, но тут тоже было где спрятаться.

— Да здравствует!!!

— Ура! Урра!!!

— Да здра!!!!

— Уррра!!!!

Поддавшись их нешуточному темпераменту многие бросали насиженные места и мчались за ними следом.

— УРРРА!!!

В районе Кинотеатра произошло столкновение. Там стояло Оцепление. Дико орала похожая на старину Че старушка в военном берете. Вынув из сумки миниатюрный броневик, она громоздилась на него, с боков ее поддерживали здоровенные лбы в униформе.

— Ванно! Ванно! — орал кто-то невидимый, — я здесь за копами!

Кто-то чрезмерно волосатый размахивал крупной брошюрой с отчетливо читаемым золотым словом АТЛАС на обложке.

— Атас! — прочел Витал и истерически засмеялся напугав всегда спокойного Крауха. Эндрю прибыл вчера ближе к полуночи вместе с танком и солидным боезапасом.

«Как знал!» — сказал он по прибытии и это было замечательно. Во всех отношениях. С Танком оно как-то спокойнее.

Тут кто-то принялся прямо в толпу швырять упаковки с белым порошком и Витал, словно разъяренный тигр, бросился на добычу.

— Урраа!!!

Мы переглянулись втроем. Я, Чукки и Краух. Молча. Мысль о возможной провокации одновременно пришла в наши гениальные головы.

Минуты тянулись в томительном ожидании чуда, хотя это словосочетание, когда-то выдуманное неизвестным, подходило к нашей ситуации только формально.

Ждали первых лиц. А первые лица… Ну, те кто знает, те в курсе.

Цероджа был чудом гомосексульного характера. Скрываясь под личиной заведующего кафедрой прикладной математики и почему-то Функциональной Диагностики Института, на самом деле он реально курировал прессу Розовой Страны и являлся одним из Теневых Генералов Рэдмена. Разумеется, этот факт он тщательно скрывал.

— Убил бы… — донеслось из плотной кучки ожидающих, там в основном были наши, частично прибывшие с Краухом, частично на Шестом Грузовике. Последовал взрыв легкого заразительного смеха. Как оказалось, ребята обсуждали новую серию мультипликационного фильма «Вечный зов». Мы все также угрюмо стояли неподалеку. Особых поводов для веселья я не наблюдал. Разрешения на Концерт у нас не было. Не было и Гарантий. Эх, верно ведь говорят знающие люди, знал бы где упадешь, соломку бы подстелил.

Да ладно. Поздно теперь… Как кстати и корреспонденту «Роуз Пост», который слишком поздно понял свою ошибку и заранее не озаботился достаточным количеством соломы. А как известно, сила — есть причина ускорения, а импульс переданный ему Хэнгменом в ответ на фразу: «Хочу предложить вам небольшой тест», был весьма серьезным.

— Я сам как раз хотел тебе его предложить, — пробурчал Хэнгмен из-под маски, снимая с распластавшегося на земле неудачника брюки.

— Тест такой… Что это? Витал — десять палок, Блумен — двенадцать, Хэнгмен — четырнадцать. Потом все тоже, но самоквитскими буквами… А больше врядли выдержит, слабоват… — Хэнгмен потрогал кривые, подернутые гнусено пахнущим налетом ноги корреспондента и огорчился.

Цероджа излучал благодушие и корректность.

«Наверное все-таки это хороший знак», — подумалось мне. Не обращая внимания на занятого корреспондентом Хэнгмена он, сопровождаемый несмолкаемым шумом толпы подошел к нам застывшим и лучась глазами из-под защитных увеличительных стекол сообщил:

— Премного любезны…

После чего с чувством глубокого удовлетворения явственно читавшегося в его голубых гомосексуальных глазах медленно удалился в сопровождении охраны. Я понял: отыграть нам дадут, а вот дальше…

… Когда спустя полчаса мы с Чукки Дауном вошли в каморку Саввы, по традиции предпочитавшего отдельную гримерную, то немного задели валяющегося на диване хозяина. Тот спал, по-обыкновению мирно похрапывая, диван был залит вином и прочими жидкостями.

— Опять насосалась собака злая! — в сердцах сказал Чукки.

Я покачал головой и подойдя к Хэнгмену, вырвал из его окоченевших пальцев толстую книгу в картонном переплете. На обложке красовалась яркая надпись: «Сто анекдотов из половой жизни механика Гаврилова с иллюстрациями». А внизу забугорный лейбл «Russian production».

— Умный! — уважительно произнес Чукки и перевернул первую страницу…

Чукки был известный книголюб. Когда-то в один из наших первых визитов в Розовую страну, дискуссия разгорелась на тему: «Кому мешал Judas Priest?» Общее мнение было таким: «Никому». Но, как известно, если заглянуть в словарь, то что обычному человеку сразу бросится в глаза? Масса интересных слов, таких как» Hangman», «Gallows», «Axe», «Hurricane», «Evil». Да даже «Constipation» может броситься. А вот слова «Judaspriest» вы там никогда не найдете. Тогда Чукки предложил выйти на улицу и спросить у первого попавшегося знатока, чтобы это слово могло значить. Так и поступили. Знаток, оказавшийся благообразного вида немолодым мужчиной в больших профессорских очках объяснил нам так:

— Judas Priest — это обыкновенный priest, только many-many Judas…

Мы поблагодарили знатока и спросили: «А как ваша фамилия?» Оказалось, что Рэдмен, тогда мы спросили, а не его ли на днях распяли на дверях читального зала Иностранной Литературы. Оказалось, что нет, после чего наш профессор поспешно ретировался. Но обещал вернуться. С этого все и началось…

— Без него не начнем, — тяжко вздохнув я пошевелил распластанное тело басиста, — нужно протянуть время. Хотя бы полчаса. Тем более Горбун задерживается.

— Небольшая заварушка? — Соратник, как всегда просто читал мои мысли.

Я кивнул и мы снова вышли на Стадионную Площадь. Как всегда во-время.

Несколько разъяренных мужчин выскочили из подъехавшего горбатого автомобиля. Первой на глаза им попалась девушка в красном и зеленой же шляпе. Подъехавший следом фургон «Спецмедслужба» поглотил ее. Стайка веселых проституток выпорхнула из дверей старинного дома и тоже исчезала растворившись в толпе спешащих к Стадиону существ.

Появилась и стайка недружелюбно настроенных Гомо. Как же без них? Впереди шел высокий парень в желто-коричневрй кожаной куртке. Он нес транспарант с надписью «Спид — тем, кто ночью не спит». Вслед за ними на Площадь въехало насколько полицейских машин с десантом из мускулистых автоматчиков.

Телевидение уже давно было здесь. С высоты балкона мы ясно увидели, как к оператору RC-TV, мерно гремя цепями, подошли три неизвестных молодых человека с раскрашенными краской лицами. Судя по раскраске, они изображали нас, тоесть меня, Чукки и Крауха. Они тут же принялись демонстрировать браслеты с шипами и грязные собачьи ошейники, кожаные перчатки с откушенными пальцами и ржавые консервные банки. Из-за спины киношника вынырнул совершенно перекаченный парнишка в клетчатых штанах и белой рубашке с короткими рукавами, поверх которой красовался тоненький черный галстук.

Он моментально вступил в перепалку с этой живописной троицей, и я даже не знаю на чьей я был стороне.

Какие-то молодые рабочие в белых шипастых рукавицах и черных касках, видимо из близких нам по духу Исчадий Рая быстренько побежали вслед за Гомо. Вслед им полетел увесистый булыжник, вывернутый из мостовой.

Наркоманам, спокойно наблюдавшим за происходящим, тоже прилетело. Уже от Исчадий. Высокий Гомо, стоявший в окружении агрессивно настроенных Активных Лесбиянок скрылся в подъезде ближайшего дома.

Вскоре оттуда послышался отчаянный крик и Гомо, явно нарвавшийся на засаду, снова показался на «свежем» воздухе.

— О! Май мембе! — вопил он и зажимал руками промежность.

— Наверное, иностранец! — сказал Чукки, и нам с Краухом осталось только важно кивнуть.

— Птички, птички, на дереве! — прямо под нами напевал неприятного вида малыш, он время от времени дергал за руку стоявшую рядом пожилую женщину, и требовал у нее денег.

— Ну на, — сказала она, наконец, и вставила колено в солнечное сплетение малыша. После ласково, ребром ладони провела по еще хрупким, несформировавшимся шейным позвонкам… «Малыш», оказавшийся немолодым карлой хрипло засмеялся и побежал вслед за очередной проституткой. Та натянула на глаза модную в это время года зеленую шляпу и скрылась в темной подворотне. Карла заулюлюкал и помчался следом. Через миг из подворотни выехал огромный грузовик и внес смятение в ряды Гомо.

«Наконец-то!» — обрадовался я и стал спускаться, чтобы встретить аппаратуру лично…

Глава одиннадцатая. 13-й Юбилейный КОНЦЕРТ

Твин Ли оглядел бушующую внизу толпу, еще один раз прохрипел в микрофон: «Resistant…» и ушел за кулисы.

Накануне ему приснился странный сон. Про Ярвелю, которая сидела в своей Зеленой Шляпе упершись подбородком в ногу Мошкары, заложенную за ногу Блумена, на которой она сидела, глядя на того же Мошкару и думала о том, встанет ли у него член, если она неожиданно оголит живот. Но член не встал, потому что его не было…Такая вот хрень… Ли никак не мог разгадать этот сон и ему было неспокойно.

Чукки Даун еще немного поболтал ногами, сидя на самом краю сцены, но когда остервеневшие поклонники стали кусать его за пальцы, стащив на сувениры сапоги, застенчиво улыбнулся и несколько раз выстрелил холостыми…

Ли между тем толкнул тяжелую оббитую железом дверь в гримерку и переступив через плавающее в огромной винной луже тело бас-гитариста Витала Блумена произнес:

— Ой, бля… — после чего грубо выругался. Выступление было на грани срыва. Пробормотав про себя несколько изощренных ругательств, Джозеф щелкнул тумблером и включил компрессор, одновременно взяв в руку гофрированный шланг. Когда неровное гудение компрессора выровнялось, он не раздумывая, жестко и точно сунул гофрированный конец под балахон пьяному придурку…

Толпа, жаждущая крови, понемногу утихла в ожидании нового зрелища. Осветители вырубили весь свет, оставив единственный прожектор, и направили его на помост эшафота. Через пару томительных секунд в луче свете появилась знакомая взъерошенная фигура в сером балахоне. Это был Хэнгмен. Он пробирался к помосту прокладывая себе дорогу среди стройных рядов секьюрити, при помощи своего боевого топора. Его немного шатало, и он казался несколько раздутым. Секьюрити вяло отбивались, но под влиянием сурового авторитета были вынуждены капитулировать и вскоре уже Витал был на месте. Там он принялся, как всегда неторопливо раскладывать свой нехитрый инструмент. Чего там только не было! В последнюю очередь, сразу вслед за сороказарядным парабеллумом, сделанным под заказ, он насадил на гладко оструганный кол чью-то свежее срубленную голову, чем вызвал среди аудитории одобрительное оживление.

Следом на эшафот взошел Твин Ли, он волок за собой какую-то женщину, та что-то кричала, пыталась сопротивляться, но только для вида. Твин Ли толкнул ее двадцатисантиметровой подошвой своего клепанного сапога чуть повыше спины, направив поближе к Хэнгмену и она замерла, очевидно окончательно смирившись со своею участью, потом подобрал упавший микрофон и снова прохрипел туда:

— Resistant…

Тут снова послышались выстрелы, прямо из зала. На сцену попыталась проникнуть небольшая группа каких-то странных личностей, в куртках с надписями «Eif». Они пробились через нижний ряд охраны, но Чукки Даун и подоспевший Хэнгмен споро управились с нарушителями спокойствия, и вскоре из головы уже красовались на эшафоте.

Твин Ли уже совсем было собрался послать в микрофон свой знаменитый вопль в 20 000 децибел, но тут на сцене образовался, какой-то совершенно странный чернокожий корреспондент в клетчатой рубашке и затертых джинсах.

Твин Ли негромко поинтересовался у Чукки:

— А где все-таки Краух?

Чукки ответил:

— Уже в танке.

— Тогда придется Виталу, — сказал Ли и подтолкнул Хэнгмена.

Тот поглядел на корреспондента сквозь прорези маски и попросил:

— Дай мне линейку!

И Чукки дал. Через секунду грязный папарацци, получивший свой нежданный презент из рук самого Хэнгмена, был моментально и заживо разорван фанатами прямо на глазах у опешивших охранников.

Пока публика развлекалась с незадачливым корреспондентом, линейкой, и неуклюжими охранниками, Хэнгмен подвесил красавицу на дыбу и концерт пошел своим чередом. Чукки выдал соло, потом истерически захохотал и стал кататься между аппаратурой, что-то взорвалось, и повалил густой дым…

…Рэдмен так и не появился. Примерно через час, во время небольшого перерыва группа собралась в гримерке. Все кроме Дауна. Горбун сообщил, что в служебных помещениях замечена группа Лаборантов.

Чукки появился через минуту, уже без улыбки в обгоревшей спецодежде и сквозь зубы сказал:

— Однако аппаратуру кладут, а?

Хэнгмен надел колпак с кисточкой и куда-то убежал.

— Куда это он? — спросил Краух.

— Я знаю, — сказал Твин Ли, — у Хэнгмена занятия в другой группе, он теперь вынужден разрываться. Натаскивает новых Исподлюбков.

— Он, что уже не Stiffen Corpses? — спросил Увитый Плющом Стол.

— Я тебе сейчас дам не Stiffen Corpses, — замахнулся на него Твин Ли, — сам сейчас Corpses будешь, просто он финансирует новую группу «240А» называется, денег у него много.

— Скоко? Скоко? — поинтересовался Чукки.

— Тыша! — сказал Витал неожиданно возникая на пороге.

— Чмо, — сказал Чукки.

— А пошли в «Дубки», — предложил случайно заглянувший в помещение гном.

— Денег нет, — оторвался Витал.

— Чмо, — снова сказал чукки.

— Тогда не мешайте мне заниматься! — зорал гном и зхадергался на листке с текстом песни Вольфа-Сазоненко «Тугоплавкий металл».

Чукки задумчиво посмотрел на гнома. А Ли сказал. Констатируя факт:

— Тугоплавкий металл — это металл в тугих плавках.

Вернулся он минут через пять с целлофановым кульком заляпанным кровью. Из кулька он вытащил голову Старшего Лаборанта Эпштейна и цинично произнес:

— В туалете сидел, падла. Хех, бумажку просил…

Твин Ли оторвал голову от поверхности стола и сказал:

— А Эпштейнов будем убивать и причем всех!

Корпсы хищно защелкали пальцами. Тут зашел Сторож.

— Я тащусь! — сообщил он с порога, — вы слыхали? Эпштейна кто-то замочил!

— Нет, ты знаешь, не слыхали, — проворчал Хэнгмен и стал что-то неловко прятать за шкафчик со спецодеждой. Это что-то целлофаново шуршало и кроваво капало на пол.

Сторож странно поглядел на него, потом сказал:

— А я собственно чего… Тут нам Ультиматум объявили. Зачитать?

— А зачем? — Ли пожал наплечниками, — и так ясно чего там Красный наваял. Наверняка требует наши головы, или деньги.

— Или и то, и другое сразу, — буркнул Чукки.

Сторож кивнул.

— Продолжаем шоу, а там как будет, так и будет.

Тут Витал почувствовал неприятный запах и зажал нос пальцами. Из-под стола послышался дикий крик обладателя носа. Это оказался Плющ, он же Вудрок-мутант и по совместительству наш ярый поклонник. Все-таки увязался следом. Прилипчив до безобразия. И еще вьется.

Вскоре Плющ, упал на стол и обвив его всем телом задергал ногами, заразительно хохоча.

Наконец Хэнгмен перестал его щекотать и сурово спросил:

— Ну?

Плющ немного еще поикал, а потом произнес:

— Я знаю, что надо делать. Покажите мне вашего Рэдмена, и я в него прорасту.

На некоторое время все замолчали, потом Чукки спросил:

— Как это прорасту?

Плющ показал. Сначала он плотно присосался к столу, потом пустил ростки, и через минуту стол стал похож на секретный замаскированный объект Имперского Авиамотостроения.

— Ладно, парень, — важно кивнул Хэнгмен, — держись рядом со мной, не пропадешь…

Канонада не прекращалась ни на секунду. Рэдмен, считал себя изрядным стратегом и перед началом наступления провел артподготовку. Зрители залегли в специально оборудованных блиндажах и веселились вовсю, а вот нам, а тем более аппаратуре было совсем не сладко. По всему было похоже, что сцену обстреливали дальнобойные гаубицы. Стреляли так себе, и мы почти не прерывались, просто на всякий случай держались поближе к Танку. Сторож на своем планере уже дважды удачно отбомбился и теперь заходил на очередной вираж истошно визжа мотором, что весьма удачно накладывалось на звучание соло-гитары.

Звуки разрывов прекрасно ложились на такие композиции, как RED AXE, GIVE ME, и особенно TODEN RAD. А вот медляк HANGMAN @ GIRL прозвучал скомкано.

Наконец пошли в атаку. Чукки врубил рок-н-ролл, а Эдсон взял низкий прицел и вставил в пулемет Бесконечную Ленту… Но их было слишком много. Слишком. Местное оцепление было смято сразу. Внизу уже вовсю звенели самоквитские клинки нашей массовки.

Вокруг засвистели пули. Эдсон поймал одну, и она смешно зазвенела в его костяном черепе. Чукки поймал очередь, чем украсил свою и без того щедро разукрашенную концертную кожаную куртку. Он уже давно взял Двугрифовую Гитару. И одновременно стрелял и играл, эффектно выглядя в свете прожекторов.

Мне тоже досталось, но обычные пули не причиняли вреда. А вот микрофону досталось. Пришлось брать запасной, что немного сказалось на качестве звучания.

Фланговая атака Крестоносцев несколько ослабила натиск, им даже удалось подавить пару пулеметных точек в районе Буфетов, но не надолго, всего на пять минут. Это дало нам возможность исполнить KISS OF CORPS.

Потом на штурм пошли закованные в броню Зомби, похоже, что Рэдмен изрядно почистил Подвалы Института. Что там была за броня, из каких сплавов мне было неведомо, но пули из Бесконечной Ленты отскакивали от нее на раз и рикошетили куда попало.

Наконец дошло до рукопашной. Музыку заглушила Сталь. Звучали только Барабаны Крауха, ушедшего в Танке на получасовое свое знаменитое Соло. Планер Сторожа тихо догорал среди обломков Прощальной Зенитки. Я чувствовал, что Рэдмен где-то рядом. С его любовью к театральщине. Вообще-то на его месте, я бы попытался нас разоружить, связать и пытать на потеху публике. Тогда этот концерт наверняка бы вошел в историю рок-музыки на века, и мы прогремели бы далеко за Барьер. Может и стоило бы… Да нет, ну его. Я снова отмахнулся гитарой, от какого-то слишком активного Гомо… Кузнец добил. Я продолжил игру. На сцену прорвался отряд Лаборанта Упавшего, немолодого массивного Некрофила с грустными внимательными глазами. У Рэдмена он отвечал за Секс После Смерти.

Тело массой M, нет даже 2M, или нет 22М, короче очень большое после мощного удара Кузнеца полетело вниз.

— А давайте я Упавшего добью! — предложил разгоряченный боем Кузнец.

— Не трогай эту падаль, — бросил Витал и нахмурился. Невесть как затесавшаяся на Сцену Маленькая Собачка пробежала мимо и заорала:

— Не трогайте меня!

— Да кому ты нужна, шушара! — ласково произнес Хэнгмен, наступая Лаборанту на грудную клетку. Мимо пронеслась вконец обезумевшая шестиногая фанатка, из тех, что мечтают умереть на Сцене, Где Играют Их КУМИРЫ. Красивая. Ноги от подмышек, ммм… Витал убрал свою ногищу и восхищено завопил:

— Ух-ты! Смотрите, какой у нее Нагрудный Карабах!

Ободренная комплиментом шестиногая девушка дико захохотала и задрав юбку на голову, бросилась под Экскаватор. Экскаватор влез на нее и довольно заурчал. С Западной Трибуны по Экскаватору ударили из Реактивной Установки. Он немного подумал, потом все-таки задымился.

— А я не хочу! Никому не хочу! — Чукки впал в истерику, входя в Шаолиньский Транс и обнажая оба Клинка Апокалипсиса, хищно блеснувшие в свете последнего прожектора, а Истерика тоже завопила голосом титра Эдсона:

— Не трогай меня!

Но из этого ничего не получилось. Многочисленные мертвые руки уже вовсю ломали прутья спасительной клетки.

Веселый Трактор подобрался незаметно. Хэнгмен только и успел, что отскочить в сторону, а Трактор весело урча стал громоздиться поверх Экскаватора. Я отчетливо ощущал вибрацию сцены и в очередной раз удивился прочности конструкции. Трактор медленно наполз на торчащие из-под Экскаватора ноги фанатки, потом на крепко стискивающие их незнакомые руки в синих татуировках.

— Стой, сука! — крикнул кому-то Хэнгмен.

Трактор стал взбираться на Экскаватор и вся эта крепко стиснутая, перекрученная Совокупность, исчезла под гусеницами. Из бронированной кабины смотрело веселое лицо Рэдмена.

В этот момент Сцена рухнула…

Шел уже четвертый день с того момента, как мы попали в пещеру Бородатого Циклопа. Нас оставалось четверо.

Сегодня Циклоп унес маленького Савушку Блумена. Савушка два дня плакал и звал кого-то, но никто его даже не утешал. В пещере осталось четыре заросших щетиной скелета и Бородатый Циклоп обещал сожрать всех нас за один присест.

Но вечером он не пришел, и мы поняли — следующее утро последнее.

Изредка наведывался неприятный Гесс, похотливо заглядывал в глаза и интересовался:

…— А вот скажите откровенно? Вы же уже не добьетесь в этом году таких успехов?

Ему никто не отвечал и он уходил. Его белый халат растворялся в глубине скальных пород и все снова погружалось во тьму.

Утром Циклоп появился, поглаживая бороду и шумно отрыгивая.

— Как он? — спросили мы молча. Глазами.

— Хорош, — прогудел Циклоп, — запишем следующее…

Все утро мы добросовестно конспектировали, а потом Циклоп зевнул и сказал:

— Перерыв.

После чего снова ушел. И тут мы услышали страшный рык и мягкий стук падающего тяжелого тела. Переглянувшись, мы осторожно выглянули наружу. Снаружи стояла Ярвеля в своей зеленой шляпе и ослепительно улыбалась. В руке она держала связку тяжелых ключей. Рядом валялся издохший Циклоп.

— Испугался! — сказала Ярвеля, и Чукки Даун свалился в глубокий обморок.

Наконец Чукки пришел в себя и потер ушибленную ногу. Я похлопал его по плечу и сказал:

— Форвертс!

И мы побежали, перепрыгивая через скелеты Предшественников. Потом перешли на щаг. Шли очень долго и когда вышли к берегу моря, то увидели поджидающее нас там Косматое Чудовище. Увидев нас, оно плотоядно облизнулось и сказало:

— Чудненько!

Мы поняли — это конец. Бежать бессмысленно, да и лень. Но тут сзади раздалось пронзительное:

— Подождите, я с вами!

Мы обернулись и снова увидели Ярвелю в Зеленой Шляпе. Чудовище тоже увидело ее и благоразумно перевернулось кверху брюхом.

— Испугалось? — смущенно спросила Ярвеля, и у Крауха случился легкий анабиоз.

Я помог подняться Эндрю и снова сказал:

— Форвертс!

Мы двинулись вдоль берега и через некоторое время увидели брошенную лодку. Когда мы подошли поближе, то оказалось, что за лодкой прячется Отот Страшный Чукки-2, он лежал наполовину в воде и радостно сверкал своим Золотым Зубом. Мы остановились и подождали Ярвелю. Когда она попала в поле зрения Чукки-2, тот моментально окочурился. Его деревянная голова всплыла как поплавок и на нее приземлилась ворона.

Ярвеля ничего не сказала, а просто поглубже натянула Шляпу на голову.

«Наверное, испугался!» — подумал я. И мы двинулись дальше.

Чукки дернул меня за рукав потрепанной Зеленой Куртки и прошептал:

— Я знаю, почему на нас Она почти не действует!

Я вопросительно посмотрел на него.

— Потому что мы видим ее каждый день! Точно тебе говорю! — сообщил Соратник.

«А ведь он прав», — подумалось мне.

Примерно через час нас обогнала группа обезумевших от страха людей в туниках и обнаженных титров. Впереди бежал Эдсон с длинным шестом с прибитой на него табличкой «Последний Легион». Они обогнали нас и исчезли в пыли, едва не затоптав. Эдсона держали отдельно от нас, и мы были счастливы увидеть его на свободе. Он нас, похоже, нет, а скорее всего, просто не заметил. Сторожа даже пришлось немного откапывать, а потом вправлять ему сустав на ноге. Отдышавшись, мы двинулись дальше. Погоню почувствовали чуть позже. Чукки взобрался на плечи Крауху и, посмотрев назад, произнес короткое:

— Ойбл…

— Кто там? — спросил Сторож, морщась от боли.

— Мошкара гонится! — объявил Даун.

Мы прибавили ходу. В какой-то момент из-за прибрежных кустов стала появляться странная женщина с секундомером и принялась отсчитывать нам время. Она говорила:

— Еще восемь минут…

Потом:

— Еще семь минут…

И так далее. Пришлось идти на второй круг. Когда нам сказали, что осталось всего три минуты, Мошкара отстал. Наверное, запутался в ногах. Мы остановились, чтобы отдышаться. Женщина тоже не появлялась. Отдохнув мы медленно пошли в сторону появившейся на горизонте банановой рощицы, и когда вошли в нее, то первое, что увидели, был странный начисто обглоданный скелет, с секундомером в руке.

— Это Гетры постарались! — сообщил Чукки и оказался прав. Гетры всегда враждовали с Титрами, и никогда не упускали случая свести с ними Квиты. Через пару секунд нас повязали…

Когда под нами уже разводили жертвенный костер, который устроили посередине стойбища Титров, послышались вопли:

— Рэдмен идет! Рэдмен!

Мы поняли, что спасены. Появился Редмэн. Титры в панике разбегались в разные стороны. Рэдмен приветливо улыбнулся и моментально сожрал Сторожа. Целиком.

Но тут раздалось приветливое:

— Хаай…

Редмэн обернулся на голос и увидел Ярвелю. Тело его содрогнулось. Он мучительно пытался сглотнуть. Но растопырившийся в горле Сторож не давал ему этого сделать. Минуту они боролись и наконец, Редмэн срыгнул Сторожа и тут же стал заваливаться на бок.

Мы как смогли почистили нашего незадачливого менеджера и пилота и на всякий случай разрезали Рэдмену живот. Потом снова пошли в сторону моря.

На берегу нас поджидал Бородатый Циклоп, а с ним Хэнгмен, живой и невредимый.

— Мы вас обманули! — сообщил Циклоп.

Мы укоризненно поглядели на Ярвелю, и пошли в Столовую. Там мы вымыли руки, а потом нас съели…

ЭПИЛОГ

Никуда я не проникал, и никто меня не задерживал. Просто Чукки Даун принес на репетицию странную сигару и корпсы быстро высмоктали ее, а потом долго кричали: «Modern! Fight!» и прочую чепуху. А в связи с тем, что Эдди Эдсон наотрез отказывается учить английский язык, ему пришлось нанимать учителей, коими оказались — немолодая Горгона со смешной фамилией Клаусмайн, и теоретик лингвистики господин Мимикричи.

Циклоп же оказался нашим давним поклонником, а что до Хэнгмена, так тот вообще был его Кумиром. Потому, как только Рэдмен преставился, он моментально провел нас через Семеросъежку, ибо иначе выбраться из Перекошенного Пространства, куда упек нас наш изобретательный враг было нельзя.

А вообще занятное местечко — это Перекошенное Пространство, чего только Аллея Лиц Растущих Из Мха стоит или Пантеон Мумий. Забавно…

Да и четыре дня строгой диеты еще никому и никогда не навредили, ни живым, ни мертвым. Так-то.

А Ярвеля осталась там, с Циклопом. Такая вот история любви…

Глава 1. ВОЗВРАЩЕНИЕ

…На окраине города стоял серый непроницаемый туман, к тому же там орудовали Мясоеды. Они кучковались по пять-шесть особей и жгли мясо на кострах, запивая его Почечным Экстрактом. В одной из многочисленных кучек мы заметили Витала, причем он уже не стоял, а лежал, и его большой топор валялся сейчас метрах в десяти от хозяина.

Увидев приближающееся к ним Пробрюшливое Жорло, Мясоеды бросились в рассыпную и принялись обстреливать Пожирателя Крыс из своих Универсалов, универсальных автоматов, которые использовались как для стрельбы, так и для опирания о землю, а еще для добычи газированной углекислотой воды, воткни его в землю со стороны приклада и пей, автомат сам подключался к подземному источнику, коих тут под Городом было превеликое множество. У них еще имелось несколько возможных применений, но я о них запамятовал.

Пробрюшливому Жорлу на эту стрельбу было, разумеется, параллельно и оно схватив Витала за ляжку, потянуло сие пьяное тело к топору, дабы сразу и навсегда, однако, почувствовав это деликатное прикосновение, Хэнгмэн моментально очнулся и вырвавшись помчался к нам на встречу — здороваться. Но я знаком был с его штучками и на провокацию, естественно, не поддался. Сделав вид, что вижу его впервые, я отвернулся, и Витал пробежал мимо. Пожиратель Крыс смотрел ему вслед, и в его глазах светилась тихая грусть.

Я применил Поджигатель, и Мясоеды нехотя отступили вглубь переулка, походу замочив двух неуспевших увернуться Носопырей, дежуривших у витрины Вечно Закрытого Магазина.

Витал на время исчез из поля нашего зрения и долго не появлялся, потом из тумана вылетел топор и загремел по булыжнику. Следом за ним выбежал сам Хэнгмен, поднял свое орудие производства и прыгнул в витрину.

Витрина едва-едва успела отскочить в сторону, а то быть бы ей непременно разбитой вдребезги. Витал упал на груду тряпья. Груда мгновенно воспламенилась.

— Самовозгорание! — авторитетно заявило Пробрюшливое Жорло. Наш прыгучий палач в это время с дикими воплями катался по полу, внутри магазина пытаясь сбить пламя. Но видимо это было какое-то особенное пламя, потому что оно тоже орало с Виталом на два голоса, и у них получался премилый дуэт. Думаю со временем, если им удастся подружиться, они с успехом могли бы выступать вместе.

Подойдя поближе, я обнаружил, что это вовсе никакое и не пламя, а обыкновенный Рыжий Майкл, который, по-видимому, мирно спал под тряпками до той поры, пока стокилограммовое тело Хэнгмена не нарушило его чуткий сон.

Мы еще некоторое время с удовольствием понаблюдали за их потасовкой, а потом Пожиратель Крыс исполнил короткий комплекс Вольных Упражнений для Пробрюшливых Жорел, и Витал уснул сном корпса, а Рыжий Майкл мелко затрясся и постоянно сплевывая принялся причитать и оправдываться. Но пара добрых затрещин за сон в неположенном месте быстро прервала этот цирк. Брат Горбуна подогнал свободную клетку, Майкл, тихо подвывая, забрался в нее и наконец, избавил всех нас от своего присутствия.

Минут через десять на шикарном «Харлее» примчался Веселый Сторож и сразу сказал:

— Юзик, а ты не забыл, что сегодня заступаешь в Патруль?

«Забыл», — честно подумал я про себя, а вслух сказал:

— Конечно же нет!

— Прекрасно, — обрадовался Сторож, — с тобой будет Майор и кто-то из Воинов. Это будет шикарная рекламная акция, жители Города будут просто в восторге, что сам Джозеф Твин Ли будет охранять их покой.

«Ага, как же. Правда, Воины это хорошо, — снова подумал я и поймал себя на мысли, а не слишком ли часто я это делаю в последнее время, — а то знаем мы этих Майоров, сидят в своих Каменных Мешках и растят свои собственные — под глазами. От передозировки кабаньими напитками».

Мне стало грустно. Приехала Хлебогрызка, в ней как всегда сидели голодные Хлебогрызы, и Низшая Раса тут же принялась деревянными лопатами загружать в них остатки хлеба и других продуктов.

По хмурому небу пролетел Медвежий Патруль.

Разворчался я сегодня, наверное, на погоду. Хотя, вот помню, ходил я с одним Майором в Патруль, так не то, что ни одного Задержания не произвели, так даже не постреляли как следует для души! Кошмар просто, а не Патруль. Просидели сутки по кабакам, с фанатами пообщались, я потом неделю не мог в себя прийти от этих проявлений всенародной любви. А Майору, холи, знай, глушит стакан за стаканом и улыбается в усищи. Служба идет…

Тут подъехал небольшой аккуратный броневик, и оттуда появилась смуглая голова Воина с надетыми на нее темными очками. В голове оказался рот, который произнес чуть нараспев:

— Вы чтоо, Леоо ждете?

— Не знаю, кого мы тут ждем, — на всякий случай огрызнулся я.

— Пока нас тут всех замочат, мы ждем, — усилил эффект Чукки и злобно глянул в темные очки. Он тоже был зол, оттого что Юзик сейчас уедет в свой Патруль, а ему возиться с окаменевшим Хэнгменом.

Пробрюшливое Жорло подогнало Сфинкса и помогло загрузить в него Витала, после мы попрощались с Дауном и он уехал в обезьяний городок Читу, где у него был небольшой бизнес. Мысленно пожелав ему всяческих удач, я снова обернулся к броневику и увидел, что их теперь два.

Второй Воин был огненно рыжим и чем-то напоминал Рыжего Майкла в молодости, разумеется.

«Везет мне, однако на огненных птиц, сказал Чукки Даун у озера Ритц», — срифмовалось мне.

— Это Леоо… — пропел смуглый. Я молча смотрел на него.

— Этто, Твин Ли? — непонятно у кого спросил немного заикающийся огромный Леоо.

— Похоже, что так констатировал смуглый.

— Они не знают Великого Твина Ли! — с непонятно кому адресованным сарказмом произнесла Сушеная Голова, потом, почувствовав мои пальцы на своем ухе, поспешно возопила, — Сейчас они узнают кто такой Великий Твин Ли!

Воины с интересом поглядели на нее. Они явно не входили в число наших фанатов.

— Где начальник Патруля? — строго спросил я обоих, официальностью тона, прекращая балаган.

— Сейчас все будет чики-пуки, — сказал смуглый и вытащил портативную рацию, подул в нее зачем-то и загадочно произнес:

— Первый, первый, звездочка на транспорте, место…быть…ага.

Я потер свою вплавленную в кожу звезду вокруг левого глаза и понял, что речь обо мне. Ох, уж мне эти военные!

— Прошу на борт! — пригласил смуглый и полез на броневик. Через минуту мы тронулись. Первым в колонне шел Леоо, мы замыкали.

Глава 2. В…

Вввввввввввввввв! — гудел движок броневика. Кто такие придумывает? Патруль не успел начаться, а мне уже успел надоесть. Прогрохотав по переулкам в течение пяти минут, мы остановились у мрачного здания Каменного Мешка Комендатуры, окруженного мешками же с песком и противотанковыми ежами. Похоже, городские военные были готовы к любым неприятностям.

Смуглый снова вытащил рацию и крикнул туда:

— Тито вызывает 135-го!

Через минуту из здания появился плотный краснолицый человек в плащ-палатке и каске. Тяжело отдуваясь, он залез к нам на броню и, постоянно моргая маленькими щелочками глаз, расположенных на щекастом простодушном лице, сначала снял каску и вытер вспотевшую лысую голову разлапистой пятерней, а после поведал нам следующее: во-первых, что он в гробу видал все эти Патрули, тем более в такую погоду, во-вторых, что у него очень болят ноги, в- третьих…

Впрочем, уже через несколько минут мы были в курсе, что служит он в войсках уже двадцать лет по календарю Дьявольского Города, а это уже практически пенсия, хоть небольшая, но все же, что отец его был Желтым Татарином и его расстреляли Велосипедисты, что во-времена правления Принца, на верность ему он не присягал, а отсиделся в канцелярии, что у него есть взрослая дочь, которая совсем не разговаривает, но при этом прекрасно стреляет из карабина, причем совершенно молча, а сам он в молодости служил в спецподразделениях, и если бы, не одно но, то был бы Лиловым Десантником. Какое «но», осталось непонятным, но Майор при этом хитро похлопывал себя по объемистому животу и намекал на разнообразные грехи молодости.

Потом вдруг абсолютно нелогично он сообщил о том, что в Каменном Мешке он просто загнивает и превращается Неизвестно В Кого, а вы, мол, сами знаете, что это за типы Неизвестно Кто, и потому наш сегодняшний Патруль — это маленький праздник для его истерзанной души. И к тому же его дочь без ума от StiffenCorpses и даже он несколько раз слушал «Конский Возбудитель», особенно вот ту песню, где про то, что «наши солдаты и офицеры никогда не сдаются».

— Это у вас просто реализм получился, а не песня. Я под нее даже один разок всплакнул, втихаря. И потому предложение у меня такое, никого задерживать мы сегодня не будем, а поедем-ка мы в «Аиста», а ежели кто посмеет нам помешать, то замочим на месте по законам военного времени, тем более, что Мертвый Час, введенный Принцем никто отменить не успел.

На это наш смуглый Тито с удовольствием сказал:

— Якши, я в теме… — и потер руки, на миг, бросив штурвал и напомнив мне нашего бравого Дистройера, а я просто пожал плечами и зевнул. Спать хотелось, аж жуть, ну а «мочить — так мочить всех», главного правила Stiffen Corpses тоже никто не отменял. Да и попробовали бы.

Да с Дистройером весело в Патруль ходить, идешь, бывало, идешь, потом оглянешься, а позади только ямки дымятся. Красиво! Почти как Цветные Картинки у Поджера. Этот старик. Чтобы привлечь больше посетителей в свой кабак придумал крутить в заведении Цветные Картинки. Это еще до Разгрома, до того, как там двух невменяемых Лиловых замочили. Потом уже старик переехал в Желтую Деревню. Чему я в немалой степени поспособствовал, люблю хорошо поесть, есть такой грех.

Так вот собрал Поджер около сотни разных Картинок и что делал мерзавец. Залезет, бывало на стол посреди зала, возьмет сразу штук пять-шесть и как начнет вертеть, и так, и сяк, и по-всякому выкручивается. А народу нравится, народ в восторге, народу у нас мизинец покажи, или голову отрубленную, хохотать так будет, что слезы из глаз, а тут картинки, да цветные. Да под Свинцовую… Хорошо!

А народишко в кабаке собирался большей частью простой и непритязательный, те же Мясоеды или Гурманы. Но, справедливости ради стоит отметить, что кухня у Поджера отменная была… Да…Вот Мясоеды, допустим, те любят мазать лица пеплом левой ноги Желтой Кобылицы, это всем известно, и Свинцовую на нем любят настаивать, а те же Вудроки допустим Свинцовую не пьют вовсе, у них от нее уши назад заламываются. А Гурманам тем запахи подавай, да и вообще странные они.

Зато, какой был запах, когда Цветные Картинки горели на вертеле, когда подвыпившие Гурманы наехали на старика. Ох, и горело тогда! Хорошо мы с Чукки были неподалеку и как раз собрались Поджера навестить. Опоздай мы на пять минут и жариться б старику рядом со своими Картинками. Он потом в благодарность нам подогнал пару ящиков джина, того самого с черными наклейками, такого сейчас здесь днем с огнем не сыщешь, а у меня в Желтой Деревне еще осталась пара бутылок в подвальчике.

А «Аист», что «Аист», так себе заведение, красиво, даже вычурно местами, но не то…

Оставили броневики на улице зашли в ресторан. Швейцар из бывших Нетопырей услужливо изогнул спину в поклоне.

— Сначала проверка Аусвайсов, потом обед, — распорядился Майор, усаживаясь за лучший стол. Через минуту два официанта явились с подносами, на одном закуски, на другом Аусвайсы.

Мельком просмотрев пару-тройку кожаных книжиц, Майор скомандовал одному из официантов убираться прочь, а второй принялся быстренько накрывать на стол.

Пили мы джин, не такой конечно, как у старика Поджера, но тоже неплохой. Опьянел наш командир быстро, и уже через полчаса вовсю распевал про «два магазина по тридцать патронов», а Сушеная Голова с удовольствием его передразнивала. Майор допел до того места, где «каждому по десяти» и нам принесли горячее.

Потом так или иначе, но разговор снова коснулся Цветных Картинок.

Майор так и сказал:

— Не может быть, чтобы в таком заведении совсем не было Цветных Картинок.

Я сказал:

— Сейчас проверим, — и подозвал официанта.

Тот в ответ на мой вопрос стал корчить из себя Разового Фламинго, но Леоо дал ему хорошего пинка под зад и спросил, сколько тот отслужил. Оказалось, что нисколько, и пришлось звать ихнего старшего и потребовать у него справки на весь персонал заведения. Ну, эти, которые льготы дают и отсрочки от Действительной.

…Старший, оказавшийся Полумаргиналом, (а кем ему еще было быть!) долго и нудно отнекивался, строя нам глазки и прося автограф у «своего любимого артиста». Он клятвенно уверял, что никаких картинок у него не осталось, все изъяли люди из Первого Отдела, еще при Его Ничтожестве Принце, но я был тверд и приказал нести. Иначе… Он вздохнул и ушел, потом принес штук пять, кряхтя влез на стол и лично принялся их крутить.

Скоро от постоянной смены цвета у всех начала кружиться голова, знаете как это бывает, а после пришло сладостное отупение. Я оглядел собравшихся из-под прикрытых век и совершив над собой усилие резко поднялся на ноги, тут как известно все зависит от резкости ваших движений, схватил картинки и швырнул их в камин. Пламя радостно взметнулось, и по залу разнесся характерный запах.

— Что вы делаете! — крикнул побледневший Полумаргинал, а Тито погрозил ему смуглым пальцем и сказал:

— Я же говорил, что Паленые!

— Вот этого я не люблю… — строго произнес быстро трезвеющий Майор. Он надел свою каску и строго прищурился:

— Так-то вы встречаете посетителей. Ага…

— Но вы же сами просили… — пролепетал вконец перепуганный Полумаргинал.

— Я ничего у тебя не просил, — сказал я, недвусмысленно накручивая старшего на левую руку, — и вообще, да будет тебе известно, я не имею привычки что-либо у кого-либо просить. Понятно?

— Нятно, — ответил он невнятно.

Я бросил его на стол, и он стал медленно раскручиваться назад.

Леоо на всякий случай вывернул ему руку и предложил отвести в Каменный Мешок.

Лицо старшего страдальчески исказилось.

— Не надо…

Майор с ужасом отверг предложение своего патрульного и молча, уставился на Полумаргинала, сказав:

— Где-то я тебя субчика видал.

Тот сглотнул слюну и, попытавшись вытянуться во фронт, сообщил нам, что десять лет отдал Войску Конфедерации, в свое время.

— А кому ты отдал оставшиеся семьдесят лет? — страшным голосом спросил майор, — Принцу и его Сателлитам.

Несчастный заорал, что он ни в чем не виноват, и Картинки эти у него тут оказались со старых времен. К тому же вдруг стал брыкаться, как Желтая Кобылица в брачный период и случайно лягнул ногой стул. Который, отлетев в сторону, больно стукнул Тито по коленной чашечке. Майор заорал:

— В Каменный Мешок его! Так мои ноги!

Тито козырнул и стал помогать Леоо выкручивать руки задержанному. Молчавшая до сих пор Сушеная Голова завопила:

— Бей Моржей! — а задержанного вывернуло, и он стал блевать, обнажая свое истинное нутро.

Пока они сражались, я еще выпил джина, закусил джемом, и угостил джебом попытавшегося было рыпнуться охранника.

Немногочисленные посетители по-тихому рассосались, и мы, оставив обнажившего нутро Полумаргинала в теплой компании своих сателлитов покинули заведение резонно решив никого не наказывать. Правда, оказавшись снаружи, облили бензином парадную дверь и подожгли, вместо автографа.

Последнее, что я увидел, влезая на броневик было угрюмо-недовольное лицо швейцара.

Глава 3 ДЬЯВОЛЬСКИЙ

…Следующим кого мы повстречали, был, разумеется, Витал. Он уже достаточно раздуплился, и потому бодро маршировал по Набережной Сухой Речки во главе Взвода Муниципальной Береговой Охраны, набранной из ассимилированных Мясоедов. Проходя мимо нас. Он сделал вид, что мы не знакомы, я тоже отвернулся, но незаметно подтолкнул Леоо в бок и шепнул:

— Спроси увольнительную.

Леоо покосился на меня опасливо, но ослушаться не посмел и сделал так, как я сказал.

Отряд муниципалов среагировал мгновенно и занял круговую оборону по схеме «Сбереги командира». Все улеглись в форме почти правильной окружности, а в центре залег Хэнгмен.

Мы с жалостью посмотрели на несчастные порядком небритые лица охранников, и Сушеная Голова выразила общее мнение коротким:

— Чмошники!

У них на Острове так называют тех, кто не ходит на охоту на Криворогого Мамонта, и еще тех, кто при переноске бивней старается схватиться за тонкий конец. Эти «чмошники» ходят в рваной и грязной одежде и им запрещено смотреть Большой Ящик, завезенный на остров Электронным Репортером. Зато они жрут несвежее мясо, моют уши в прошлогодней крови и едят сырых мух КэЦэ.

Вообще, я считаю, что если бы в мире не было «чмошников» их место с успехом бы заняла Береговая Охрана Витала, уж больно ребята подходили на эту роль.

Мы засмеялись и проехали мимо. А они все также остались лежать настороженно поглядывая нам вслед.

И тут мы обомлели, прямо на нас выкатились два Велосипедиста! В полном боевом снаряжении, с огнеметами, пиками, и короткоствольными десантными автоматами, ну все как положено.

Лео, а из «Аиста» я ехал с ним на головном броневике среагировал мгновенно и попытался сбить их передком, но те грамотно разъехались в стороны, а один моментально метнул пику в смотровую щель. К счастью не рассчитал векторы движения, и пика, стукнув о броню, отлетела в сторону.

Второй спешился и открыл стрельбу из автомата, однако тоже промазал и пули стали откалывать куски от маленькой статуи Свободы, поддерживающей каменным факелом балкон в доме напротив.

Тито прошил его насквозь пулеметной очередью. А я метнул сюррикен в лишившегося пики бойца, и он тоже свалился, так и не успев воспользоваться огнеметом, что в узком пространстве переулка было бы весьма эффективно.

Изумленный Леоо спросил:

— Откуда они здесь?

Я промолчал. Хотя догадки у меня были.

Высунувшийся из люка Майор мрачно сказал:

— И поле сраженья. Осталось за ними. Выпьем!

Выпить мы не успели, потому что из потревоженного пулями зданием вдруг потекли неясные тени.

— Те что уходят Вдаль! — крикнул Майор, — Всегда мечтал задержать парочку.

Он сделал вялую пьяную попытку. Но остался, ни с чем. Разве ж их удержишь!

Они протекли сквозь широко расставленные майорские пальцы и медленно стали исчезать в глубине переулка. Сразу потемнело, и я заметил. Что незаметно наступил вечер.

Наш Патруль подошел к концу. Ребята любезно предложили подбросить мнея куда-нибудь. Я сказал:

— Только не вверх, — и довольные друг другом мы расстались тепло попрощавшись.

Позже уже окоченевая на ночь, я сказал сушеной Голове:

— Кажется я понял Куда Идут Те, Кто Идет Вдаль…

— Куда? — сонно спросила она, — в Серый Дом?

— Вдаль, — твердо ответил я, — Они просто Уходят Вдаль…

Глава 4. ГОРОД

…— Эти ублюдки из «Слотсип Скес» всю кровь выпьют и не поморщатся. Твари, — ворчал старый вахтер наш старый и страстный поклонник еще с 86-го года, пока Кат Скабичевский со своими одинаково раздетыми ребятами выкручивался на сцене.

К концу подходило первое отделение большого Гала-Концерта организованного корпорацикй «Мега» и фирмой «Сука-Коля».

— Еще неизвестно, как там оно будет, — скептически заметил его напарник, покуривая длинную сигарету «1000», — говорят корпсы уже не те…

— Я тебе сейчас лицо обдеру, понял? — обиделся старик, — молодой ты еще, пороху у них на концертах понюхай с мое, тогда говори. Вот помню в 86-м, когда «Resistant» давали, так 14 тонн тротила завезли и взорвали. Аккурат между «Judas girl» и «Karabine». Немало тогда народу полегло…

— Да уж, — ужаснулся молодой.

Я невидимый для них позволил себе тихонько улыбнуться.

Свист усилился, это Исподлюбки из «Слотсип Скес» наконец-то покинули сцену и после короткой паузы, во время которой рабочие быстренько установили новые декорации на зрительский суд вывалилась «433 Vitallica» — новый проект нашего неунывающего Хэнгмена, с многочисленной гномьей подпевкой, которую он сам же и объявил. Спели они всего две песни, и судя по тексту, который практически отсутствовал, написан он был лично Виталом Блуменом, хотя написан, в данном случае — это сильно сказано, ибо обычно Витал тексты не писал, а прикидывал и держал в голове. Выглядело это примерно так.

Распаленный музой или каким-нибудь азумом (а сие есть, как известно, муза мужского рода) Хэнгмен врывается в вашу гримерку с бешено сияющими глазами и говорит:

«Я тут прикинул, в первой песне я буду сначала три раза страшно кричать: «Дай!», потом после проигрыша…вот этого… — следует невнятное постукивание пальцами по стенке или столу, — вот так, закричу «Мыай!», а в конце, в конце в самом… сначала «Дай!», а потом уже «Мыайай!» Нормально?

— Нормально, — отвечаем мы, и он уходит. Мы не спорим, потому что на концерте он частенько начинает импровизировать и свои предварительные планы не осуществляет. Что он поет вместо этого обычно остается загадкой, потому что предусмотрительный Краух незаметно отключает ему микрофон.

Понятно, что в своем сольном проекте он не изменил себе ни на йоту, и мы были вынуждены в течение десяти минут слушать все эти бесконечные душераздирающие «блад», «дэф» и «хироу».

Потом Витал толи утратил интерес к выступлению, толи снова обострилась почечная колика, но он быстренько скомандовал своим музыкантам сматывать удочки, лично зажег стоящую в центре сцены поленницу щедро пропитанную бензином, показал публике голую задницу, по годами сложившейся традиции, и, наконец, гордо удалился под жидкие аплодисменты своих личных поклонников, коллег и сожителей. Не зря перед концертом я случайно увидел переодетого Жирного Хэнгмена с помощниками, которые неумело пытались выдать себя за обычных Сомнамбул-поклонниц.

В целом музыка новой группы представляла собой дикий коктейль из ранней забарьерной «Металлики» и позднего «Ласкового Принца», щедро усыпанный басовыми наворотами Хэнгмена и его же вокальными изысками. Даже не представляю, сколько он отвалил Корпорации за возможность выступить здесь и сейчас.

Вот вчера, например, переодевшись в Простых мы сходили в Парк. Витал сразу занял там место у Памятника Железной Девы и принялся цеплять редких прохожих.

— Эй, ты, француз, как «фажон» переводиться?

— Гляди, что сейчас будет, — едва сдерживая смех, прошептал я, слегка толкая Чукки.

Чукки посмотрел. Уже через пять секунд Витал интересовался у прохожего, оказавшегося здоровенным Мясоедом с тяжелой, окованной металлом дубиной:

— Я оторвался? Это ты оторвался!

Мелькнул припрятанный до поры топор и голова «француза» оторвавшись от туловища укатилась в Фонтан.

Как только улеглось волнение на воде, мимо Фонтана с диким гиканьем проскакал неизвестный нам мощный и заросший густым черным волосом человекообразный тип верхом на швабре. Впереди себя он умудрился усадить какого-то истерически плачущего гладкого хлюпика, который толи в состоянии оргазма, толи просто от нечего делать рвал на мелкие части зеленые купюры.

Витал не мог оставить подобное отношение к деньгам безнаказанным, и история с «французом» повторилась. Наш немногословный друг прокомментировал это коротко и емко:

— Фальшивоминетчики, сука! Ненавижу!

Мне тоже надоело стоять в стороне от столь бурно развивающихся событий и я незаметно юркнул в кусты, из которых доносились обрывки неясной беседы:

— … ем ну? Почему… ешь? Ну и что, что… му…к…

После донесся громкий крик:

— Так что, сука?! Не хочешь в голубых играть?

Сука в голубых играть явно не хотела, и с громким тявканьем бросилась прочь, поджав хвост. Из кустов выпрыгнул наш старый знакомец Гесс и принялся бегать за нею кругами вокруг фонтана. Хэнгмен несколько раз прицельно замахивался топором, но каждый раз только сокрушенно качал головой, ибо бегал Гесс очень быстро.

— Пугает, — шепнул Чукки и выстрелил.

Гесс свалился в Фонтан, Краух констатировал:

— Чукки, ты его достал.

На секунду появившаяся из Фонтана голова Гесса произнесла:

— Удовлетворительно!

Я, от нечего делать, швырнул в нее гранату, и голова скрылась в набежавшей волне. Когда поверхность воды снова успокоилась, из недр Фонтана всплыло чье-то тело с распоротым наискосок животом. Хэнгмен сплюнул внутрь и произнес загадочно:

— А я новую песню придумал. «Тлеющие бычки в желудке». По-моему романтично…

Гесс так и не появился. До ужаса скользкий тип.

Краух между тем прикинулся Карманником. Он подкрался к одному из сидящих в ближайшей яме влюбленных и принялся нахально рыться в его заплечном мешке. Хозяин мешка нервно дернулся, бросил оптику, рюкзак, возлюбленную и обоймы с запасными патронами, куда-то умчался. Через время он вернулся с тремя Служителями. Краух, оставил в покое мешок, и о чем-то кратко переговорил с симпатичной молоденькой Гарпией, оставшейся без кавалера, после чего, как ни в чем не бывало, вылез из ямы, и завел с Хэнгменом светскую беседу.

Служители осмотрели предмет раздора и обнаружили внутри запрещенный динамит и три пачки димедрола. Влюбленный пытался что-то им путано объяснить, но те не вняли объяснениям и повязали его немедленно.

Хэнгмен тут же прицепился к Служителям и принялся клянчить димедрол. Те вяло отбрехивались от Витала. Гарпия смеялась, расправляя перыщки и строила Крауху глазки. Хэнгмен размахивал какими-то шикарными тисненными золотом Аусвайсами и кричал о своих, якобы нарушенных правах.

Повеселились славно.

Но я немного отвлекся. Пред тем, как скрыться в танке и задраить за собой люк, Краух выразил общее мнение о Творчестве нашего басиста, красноречиво засунув в рот два татуированных пальца и имитируя рвотный позыв. А Хэнгмен ничего этого не видел, потому что спешил сменить серенький балахон «433-х» на черный, в котором он должен был выступать с нами. По мне так и в том бы скакал, какая на хрен разница? Все равно раздеваться будет для поклонников. Так нет, он сказал:

— Переоденусь, чтобы отличаться! — вот так вот.

Наши декорации были просты и понятны. Впрочем, как и всегда. Две линии обтянутых колючкой окопов, аккуратно обустроенная танковая оборонительная позиция для Крауха. Силуэт дымящегося Т-4 на заднем плане. На переднем перед рампой кости и черепа в ободранных мундирах всех армий мира и их знамена. Пулеметная вышка с эдсоновской клеткой на верху, и медленно ползущий на зрителя зеленый болотный туман. Вот собственно и все. Да, совсем забыл, слева противотанковая батарея 76 калибра, и батарея полковых минометов справа. Ага…

Программа называлась «War infront…» Весь материал собран и записан на реальных событиях, произошедших во время свержения диктатуры «Черных Подполковников» и прекрасно знакомым, как зрителю, так и нам, принимавшими во всем этом бреде самое активное участие.

Четыре взрыва вызвали легкую дрожь даже у видавшего виды старого вахтера. Потом три фигуры, в которых, казалось, не осталось уже совсем ничего человеческого, выползли из траншеи. Две были похожи на изрядно вымокших в болоте живых мертвецов, это мы с Чукки Дауном, и одна была в новом, шелковом, черном, с иголочки костюме палача, от торгового дома «Фродо».

На мне же была мокрая истлевшая одежда, на лице застыла мертвая нарисованная улыбка, под шутовским колпаком традиционная красная звезда на левом глазу.

Чукки в форме изрешеченного пулями коммандоса с набриолиненным гребнем посреди головы и со следами трупного окоченения тоже смотрелся весьма недурственно.

Мы стояли неподвижно, двигались только кисти рук.

Знакомая по многочисленным клипам и аудиозаписям музыка сразу сорвала у зала крышу. И понеслась с клочьями ржавого тумана куда-то дальше прочь из этого Города.

Приятный фурор вызвало и запланированное на финальные аккорды эффектное появление из траншеи нашего второго ударника Эдди Эдсона. Был он в Маске смерти и в каске с рогами. Причем в каске у титра предварительно просверлили две дырочки, под настоящие, изрядно отросшие за зиму рога. Тащил он на себе крупнокалиберный пулемет с лентами. С этим немалым багажом он ловко влез на пулеметную вышку, и последние такты простучал из своего пулемета поверх голов фанатов, ответивших на это немедленным одобрительным гулом.

Концерт пошел своим чередом.