Стена

Глава 1

Он начал возникать из темноты. Это произошло в какой-то момент. Было трудно сказать, когда это произошло, и сколько времени прошло, и… Боль пронизывала все тело Тигхи. Он плотно сжал веки и попытался не думать о боли. Ничего не получилось. Боль пульсировала в левой ноге, и это было самое неприятное. Тигхи опять попытался не думать о боли, но она продолжала вторгаться в мысли. Ее было невозможно обойти, обхитрить. Все было напрасно.

Зрачки ужалил свет. Серый свет, резкий. Тигхи оглянулся, и ему понадобилось время, чтобы сложить вместе…

Опять заснул! Тигхи то и дело засыпал, не успев закончить мысль. Он чувствовал, что вокруг него двигаются люди. Иногда по какой-то палочке в его рот капает суп. Когда он был маленьким, у него случилась лихорадка, и па отпаивал Тигхи таким же способом: наливал густой бульон из миски ложками в палочку с продольным углублением, по которому вкусная жидкость потихоньку бежала в рот. Однако его па умер, и ма тоже. Вспомнив об этом, юноша заплакал.

Люди стали что-то говорить ему. Очевидно, они хотели успокоить его, и по воздуху потекли слова. Однако эти слова для него ничего не значили.

Однажды утром Тигхи попытался сесть, но это оказалось ему не по силам и отдалось резкой болью в ногах и сине. Он вскрикнул:

– Ах! Ах!

Кто-то с краской на лице и в странном головном уборе выдвинулся из тени и наклонился над ним. Опять прозвучали незнакомые слова, но для Тигхи в них не было никакого смысла.

Слова, не несшие в себе смысла, были похожи на музыку, и эта музыка подействовала на Тигхи как колыбельная. Он опять заснул.

Юноше казалось, что он никогда не сможет заснуть надолго, потому что едва он засыпал, как боль почти сразу же будила его. Тигхи попытался объяснить это человеку с накрашенным лицом и в головном уборе, однако на лице этого человека не появилось никаких признаков понимания. Оно осталось таким же бесстрастным. Иногда у Тигхи возникало ощущение, что там находился другой человек, но с той же краской на лице и в том же головном уборе, однако черты его лица были другими. Бледная краска мешала Тигхи заметить разницу, делая лица очень похожими, и это раздражало юношу.

– Сколько времени я пробыл здесь? – спросил он.

Однако его вопрос оставили без ответа.

Теперь Тигхи мог сидеть. Сначала он привставал на локтях и подтягивал к себе ноги, а затем выпрямлялся. Каждое движение давалось с трудом и отдавалось пульсирующей болью в ступнях. Однако одно то, что Тигхи уже мог держать голову в вертикальном положении и видеть все, что происходит вблизи, имело для него огромное значение. Когда эти люди пришли и снова начали кормить его, Тигхи взял лопаточку и миску и стал сам, как взрослый, хлебать суп. В голове все было в порядке. Виски больше не горели огнем, и из глаз не лились ручьем слезы. Спину уже не ломило, как раньше. Боль осталась лишь в суставах ног. По-прежнему болели ступни. Левая была сломана. Посмотреть, что с ней случилось, Тигхи не мог, потому что вся ступня была обмазана толстым слоем грязи, и со стороны казалось, будто она находится внутри огромной лепешки.

Снедаемый любопытством Тигхи решил исследовать эту грязь странного бледного цвета. Тем не менее это была грязь, хоть и сухая. Он поскреб ее ногтями и отколупнул несколько кусочков. Один служитель заметил это и, поспешив к Тигхи, остановил его. Осторожно, но властно он взял руку юноши и, сняв с этой штуки, положил ему на грудь.

Тигхи понял. Однажды мальчик свалился с верхнего уступа. Ему здорово повезло, потому что он упал на выступ главной улицы, а не свалился со стены совсем. Однако он вывихнул руку и сломал кость. Его па и ма привязали к сломанной руке толстый бамбуковый ствол и обмазали его вместе с рукой грязью, чтобы кость правильно срасталась. Только та грязь через несколько часов засыхала и рассыпалась, и им приходилось накладывать новый слой грязи каждое утро и вечер. А эта бледная, сухая грязь все время оставалась твердой как камень.

Он ел, спал, пил. Суп здесь называли «полтете». Один из служителей показал на миску с супом и стал повторять это слово, пока Тигхи не научился произносить его. Тигхи попытался поменяться ролями со служителем и несколько раз произнес:

– Меня зовут Тигхи, Тигхи, – однако тот, похоже, не проявил никакого интереса.

Каждое утро юноша просыпался очень рано и подтягивался на руках, упирая их в матрац, чтобы сесть. Он находился в широком пространстве с низким потолком. Судя по очень шероховатым стенам, помещение было вырыто в стене совсем недавно. На полу лежала дюжина матрацев, сплетенных из толстого тростника, какой Тигхи видел впервые. Они были уложены в ряд между стенами. Тигхи занимал матрац, который находился почти в середине ряда. В первые дни пребывания юноши в этом месте на матраце третьем по счету от того, на котором лежал Тигхи, находилось большое тело, которое лежало на спине и дышало с трудом. К тому времени, когда Тигхи смог сидеть, тело уже исчезло. Умер или выздоровел его обладатель, юноша так и не узнал.

Как только Тигхи прочистил ноздри от сгустков засохшей крови и вновь смог ощущать запахи, его поразила чистота и свежесть воздуха. Можно было подумать, что стены только что вымыли с мылом.

По мере улучшения здоровья Тигхи его диета становилась более разнообразной и состояла не только из полтете. Иногда в бульон добавляли вкусных личинок и червей, а однажды принесли кусочек чего-то очень восхитительного, похожего на мясо, хотя такого мяса ему раньше пробовать не доводилось. Каждый день начинался с порции травяного хлеба, такого теплого, что его, должно быть, только что испекли.

Когда Тигхи захотелось помочиться, он перекатился к краю матраца и пописал на пол так, как привык это делать дома. Он даже попытался забросать лужу землей, опять-таки потому, что дома поступил бы именно так. Однако когда Тигхи потянулся рукой к земле и начал ковырять ее пальцами, это движение отдалось резкой болью в ногах. Не успел юноша засыпать свою мочу, как прибежал служитель и на своем тарабарском языке и при помощи жестов и мимики объяснил, что так делать не следует. Его лицо выражало крайнее отвращение. Служитель показал Тигхи на горшок, стоявший с другой стороны матраца, и объяснил, что юноша должен мочиться именно в этот сосуд. В горшке лежали листья платана, и Тигхи не сразу, но понял, что должен вынуть их и использовать, когда ему захочется опорожнить кишечник. Горшок же предназначался только для мочи.

Усвоив наконец чужестранную концепцию отправления естественных надобностей, Тигхи сделал так, как ему говорили, и использовал непривычные приспособления в соответствии с полученными инструкциями. Время от времени служители куда-то выносили горшок, очевидно, чтобы опорожнить, потому что назад горшок возвращался пустым, и каждый раз, когда Тигхи наполнял платановый лист своими экскрементами, его аккуратно заворачивали и уносили. Может быть, они использовали его кал как удобрение для своих огородов, а может, сбрасывали с края мира. Тигхи не мог этого знать.

В помещение внесли еще одного больного. Из носа и ушей у него капала кровь, и он скулил, как маленький поросенок. На полчаса больной стал центром всеобщего внимания. Все четыре служителя хлопотали вокруг, наклоняясь к нему, стирали с его лица кровь и что-то прикладывали к его губам. Однако через некоторое время человек переставал издавать какие-либо звуки и замер, а еще через полчаса с той стороны стал доноситься какой-то странный запах. Служители вынесли безжизненное тело, и Тигхи опять остался в одиночестве.

Вскоре до него дошло, что на лицах у этих людей не краска, как он думал вначале. Нет, таков был естественный цвет их кожи: пепельно-белый, отчего лица напоминали религиозные маски. Однажды утром над ним наклонился главный медицинский служитель, осматривавший его ноги, и Тигхи понял, что этот особенный пепельный цвет не был краской, нанесенной сверху, но доходил до самых пор его кожи. Такого же цвета были и череп, а также руки и ноги.

Головной убор также оказался не головным убором, а огромной массой вьющихся волос. Их волосы были странными, не такими, как у Тигхи, более густыми, что ли; каждая прядь курчавилась наружу, и на расстоянии казалось, что голова покрыта буйно разросшимся мхом. Волосы волнами ниспадали им на плечи. Все они носили одну и ту же одежду: темно-синие халаты, доходившие до колен, и черные гетры на босых белых ногах.

Эти люди были настолько странными, что Тигхи иногда казалось, будто они едва ли имеют какое-либо отношение к человеческой расе, и он – поскольку ему все равно было нечем занять свои мозги, кроме как ткать различные фантазии, – предполагал, что в своем падении действительно достиг подножия стены и обнаружил, что здесь живут дьяволы. Или звери. Или какие-то другие чужие существа. Возможно, подумал Тигхи, он умер, но затем такое предположение показалось ему лишенным всяких оснований, потому что жизнь слишком явственно заявляла о себе голодом, жаждой и сильными болями в ногах. Может, Тигхи и достиг подножия стены, но смерти ему удалось избежать, хоть в это и трудно было поверить.

Падение. Теперь оно представлялось Тигхи каким-то нереальным, туманным. Нет, его не было. Никуда он не падал. Или же пролетел рук пятьдесят и при падении на землю повредил ноги. Вот и все. Однако пятьюдесятью руками ниже Уютного Утеса на стене не было никаких деревень, и Тигхи знал это, как и то, что никаких деревень не было и тысячью руками ниже, и десятью тысячами. Прямо под деревней начинался очень длинный участок мировой стены, по которому не мог пройти никто. И все же сейчас Тигхи находился в какой-то деревне. Как это объяснить?

Один из медицинских служителей был старше других трех. Тигхи понял это, наблюдая за ними. Старший лекарь был ниже ростом, чем остальные, но двое мужчин и одна женщина подчинялись ему. Внимательно слушая их тарабарщину, Тигхи уловил слово «Вивре», которое употребляли остальные трое лекарей. Этот человек никогда не произносил его сам. Следовательно, это было имя или должность.

В следующий раз, когда этот человек стал осматривать его, Тигхи произнес слово «Вивре».

Странное, пепельно-бледное лицо человека расплылось в широкой улыбке.

– Аоуи, – ответил он. – Вивре.

А затем на Тигхи обрушился поток чужих слов и звуков, которые совершенно обескуражили юношу.

Однажды, когда Тигхи был еще совсем маленьким, к ним в деревню поднялся странствующий торговец из Давильни, которые принес украшения и трубки из плексигласа. Торговля шла бойко, и торговец задержался в деревне на несколько дней. Тигхи, которому было, как всегда, скучно, несколько раз разговаривал с ним. Тигхи хорошо помнил, что торговец произносил слова с какой-то странной интонацией.

– Ты говоришь очень забавно, – сказал ему маленький Тигхи.

Торговец рассмеялся и объяснил, что научился правильно говорить, лишь став зрелым мужчиной, а до этого говорил на совершенно ином наречии. Для маленького Тигхи это было настоящим открытием.

Оказывается, люди, живущие на стене, разговаривают не на одном языке!

– Скажи что-нибудь на твоем другом языке, – попросил мальчик.

– Что сказать? – удивился торговец.

– Все равно.

И тогда торговец разразился потоком слов, показавшихся Тигхи бессмысленной тарабарщиной.

После той встречи Тигхи в течение многих недель экспериментировал со своими собственными тарабарскими словами. Своему па он объяснил, что изобретает новый язык. Однако эта бессмысленная речь звучала глупо даже в его собственных ушах, и довольно скоро мальчик оставил это занятие.

Теперь эта игра заменяла ему весь мир. По мере того как боль постепенно уходила из ноги, Тигхи все больше сосредоточивал свое внимание на речи лекарей, на словах, которыми они обменивались. Это были имена или названия их должностей – вот и все, что он мог пока понять, несмотря на все усилия.

Однажды явилась целая процессия, и все эти люди пришли с одной целью – посмотреть на Тигхи. Должно быть, их было не меньше дюжины. Они сразу заполнили собой все помещение. Некоторые были так высоки, что им приходилось наклонять голову, чтобы не задеть потолок. Все были такие же пепельнолицые, как и медицинские служители, и у всех были одинаковые черные (или коричневые) волосы, свалявшиеся в большие, спутанные комья. Некоторые вплели в волосы украшения из пластика и других ценных вещей. Все одеты в одинаковую униформу темно-синего цвета. Впрочем, у некоторых униформа была более красивой, с рукавами, расшитыми желтой нитью.

Они обступили матрац Тигхи со всех сторон и принялись глазеть на него, громко тараторя на своем языке и (так ему показалось) смеясь. Обескураженный внезапным вторжением, Тигхи испугался.

Когда один из посетителей наклонился и начал ощупывать его, тыкая пальцами в разные места, Тигхи попытался увернуться. Раздался громкий смех. Оглушительные, гулкие звуки, скуластые лица и копны густых, спутанных волос, которые тряслись в такт движениям голов.

Затем делегация удалилась так же быстро и внезапно, как и появилась. Пришельцы ненадолго задержались у двери, чтобы поговорить с Вивре.

Вскоре наступила тишина, и Вивре, подойдя к Тигхи, опять осмотрел его.

Вся левая сторона тела Тигхи была покрыта ссадинами и синяками, которые начали желтеть. Кровоподтеки и синяки густо усыпали и левую ногу. Он потрогал эти места и обнаружил несколько глубоких шрамов, которые уже почти зажили.

Язык, на котором говорили эти странные бледнокожие люди, каким-то образом начал проникать в сознание Тигхи. В общей сумятице звуков он научился выделять отдельные слова.

«Полтете» означало суп (или жидкость?).

«Хомб» означало человек или, возможно, мужчина.

«Вивре» – имя. Так звали главного медицинского служителя. Это был крупный мужчина, высокий и широкоплечий, с белым до ужаса лицом и огромной массой спутанных волос, из-за которых мужчина казался еще выше.

Тигхи повторял иностранные слова, с которых начинался утренний осмотр, в течение нескольких дней, прежде чем понял их истинное значение. Это неизменно вызывало благожелательные улыбки медицинского персонала. Теперь он знал, что «нее» означает «новый», а «ор» – «день».

– Добрый новый день, больной, – обычно говорил Вивре. – Вы хорошо себя чувствуете?

– Да, – отвечал Тигхи. – Да.

Настоящий прорыв наступил, когда он научился задавать вопросы.

Как вы говорите?

Что это?

Скажите мне…

– Как вы говорите? – начинал Тигхи и затем прикасался к своей ступне.

– А, ступня, – отвечал Вивре на своем странном языке.

– Как вы говорите? – прикасался Тигхи к ноге выше ступни.

– Нога, да. Вы анапрехал троп хорошо, да.

«Троп» значит «очень», подумал Тигхи.

– Как вы говорите живот, рука, ладонь, лицо, голова, волосы?

– Волосы, – повторил Вивре, улыбнувшись. – Твои волосы очень малпуа, месхаламме дела троппа.

– Как вы говорите.

И Тигхи жестами обозначал величину, расставив руки и надув щеки.

– Что? Что? – спрашивал Вивре. – Вы имеете в виду – эмпхеу? Нет, нет, вы хотите сказать гранда.

Это значило «большой». Слово было очень похоже на родное «гранд» и поэтому легко запомнилось.

– Большие волосы, – произнес Тигхи, показав на пышную шевелюру Вивре. – Большие волосы!

Вивре засмеялся, встряхнул своими кудрями и, наклонившись к Тигхи, взял в руки прядь его волос, гораздо более редких и коротких.

Тигхи делал попытки завязать разговор и с другими медицинскими служителями, но они игнорировали его, словно сговорившись. Они даже не снисходили до такой милости, как обменяться взглядами. Тигхи не понимал этого. Может, они сердились на него? Или же в силу своего низкого положения и подумать не могли о том, чтобы заговорить с кем-нибудь вроде него?

В течение нескольких дней Вивре совершенно не был расположен к продолжению языковой игры с Тигхи. Он расхаживал по помещению, громко топая, и покрикивал на своих подчиненных. Лишившись единственного способа чем-то занять свои мозги, Тигхи чуть ли не сходил с ума от скуки и с огромным нетерпением ждал, когда пройдет черная полоса в настроении Вивре, чтобы узнать от него новые слова и закрепить их в памяти. Однако Тигхи быстро научился не беспокоить Вивре, если тот был не в духе.

Вивре объяснил ему, что люди, приходившие посмотреть на Тигхи, были частью армии. Великой армии! После визита этих важных военных чинов разные люди то и дело просовывали свои головы в приоткрытую дверь палаты и осведомлялись насчет Тигхи у Вивре или у других санитаров. Время от времени до Тигхи долетали обрывки их разговоров.

– Так значит, это он и есть? Парень себстинапул?

Иногда речь была слишком быстрой, или собеседники употребляли только незнакомые слова, или их акцент значительно отличался от акцента Вивре, и Тигхи не мог уловить ничего.

Отношение Вивре к этим случайным посетителям вызывало у юноши удивление. Иногда он прогонял их прочь, бросаясь к двери из дальнего угла палаты и свирепо вопя. Но бывали случаи, когда он сиял улыбкой и приглашал гостя внутрь палаты.

– Это Белливра, – говорил он. – Это Прир-Валлио. Господа, скажите «добрый новый день» господину Тигхи.

– Господин Тигхи, – говорил гость, кивая.

– Добрый новый день, – вежливо отвечал Тигхи.

Гость скалился в улыбке, гладил его по голове и внимательно осматривал с головы до ног, задавая при этом Вивре пару-тройку вопросов.

– Похоже, я становлюсь знаменитостью, – как-то раз после очередного такого визита сказал Тигхи старшему лекарю, используя слово из его собственного языка.

Однако юноша еще недостаточно хорошо знал новый язык, чтобы выразить эту идею понятным образом.

Он узнал новые слова: голодный, скучно, сердце, легкое, дыхание, вверх, вниз, трудно, сломанный, матрац, помочиться, справить большую нужду. Он научился спрягать глагол «падать» по лицам в настоящем и прошедшем времени: я падаю, ты падаешь; я упал, они упали.

– Вы упали! – с улыбкой произнес Вивре, однако его глаза не смеялись. В них скорее было нечто похожее на благоговейный страх. – Определенно. Вы упали.

Однажды утром к Тигхи явилось странное ощущение надежды, родившееся почему-то не в голове, а где-то в глубине тела, пожалуй, в животе. Как обычно, он объяснял и задавал вопросы, постоянно запинаясь и делая паузы, и вдруг набрел на слово, обозначавшее родителей.

– Мои родители, – сказал он. – Они упали, мои родители.

Вивре неуверенно кивнул, похоже, не зная, как отреагировать на эту информацию.

– Они упали, я упал, – сказал Тигхи. – Здесь? Они здесь?

– Твои родители? – Вивре перешел на ты, но, несмотря на это, выглядел почему-то обеспокоенным. – Здесь?

– Да. Как я, кожа. – Он для наглядности оттянул пальцами свою кожу. – Кожа, как у меня. Они упали – сюда, возможно. Я упал сюда, они упали сюда, возможно. Они здесь?

– Кожа, как у тебя, – в нашей славной империи есть люди с кожей шуарт, как у тебя. Наши Святые Папы реньель над многими людьми.

– Мои родители, – произнес Тигхи снова, и сердце тревожно забилось в его груди. Если он упал со стены и выжил – в этом странном, новом месте – тогда, возможно, и с его родителями случилось то же самое. Возможно, его па и ма все еще живы, возможно, они живы и находятся в этом месте. – Они здесь?

– Твоих родителей здесь нет, Тигхи, малыш. Мне очень жаль.

Тигхи помолчал немного, осмысливая это предложение.

– Не здесь.

– Не здесь. Мне жаль.

– Они упали. Я упал. Я упал сюда – они упали куда?

– Их здесь нет, твоих родителей, Тигхи. Мне очень жаль.

Он не удивился. Совершенно ясно, что его спасение было чудесной случайностью. Он узнал слова: счастливый, благословение и Бог (последнее слово означало то же самое, что Небесный Отец – странное понятие, которое Тигхи усвоил с трудом). Юноша начал понимать, почему взглянуть на него приходило так много людей.

Он упал в гущу армии, готовившейся к войне. Солдаты – их были десятки, так много, что Тигхи не мог запомнить всех лиц – кто уже приходил посмотреть на него и кто не был у него ни разу; слишком много новых лиц, чтобы их можно было запомнить. Все они хотели взглянуть на парня, упавшего с неба. Парня, который упал со стены и выжил. Он олицетворял удачу.

Солдаты всегда заинтересованы в удаче.

Пришел день, когда Вивре решил, что Тигхи пора попробовать встать на ноги. Вместе с одним из помощников он взял Тигхи под мышки и, подняв с матраца, поставил в вертикальное положение. Кровь отлила от головы Тигхи, и все поплыло у него перед глазами.

– Давай, – предложил Вивре.

Тигхи осторожно перенес тяжесть тела на здоровую ступню. Она отвыкла от нагрузки, и потому по ноге сразу же побежали неприятные мурашки, однако ничего страшного не случилось. Похоже, с этой ногой все было в порядке. Затем Тигхи попытался перенести часть своего веса на другую ногу, и ее суставы запели от боли.

– О-о! – застонал он. – О-о…

С помощью Вивре и другого служителя Тигхи обошел один раз вокруг матраца, и каждый шаг отдавался сильной болью в коленном суставе. Прошла всего лишь минута, но юноша уже весь сочился потом, и оба медика осторожно опустили его назад на матрац.

Глава 2

Пища была отличная. Разнообразная и вкусная. Вивре принес ему миску бульона, в котором – и в этом Тигхи был абсолютно уверен – было немного мяса. Юноша ел жадно. Теперь он был здоровее и упитаннее, чем когда-либо.

Тигхи заметил в густых волосах Вивре какой-то желтый предмет, длиной с мизинец, но гораздо уже. Он заметил его еще в первые дни своего пребывания здесь, однако тогда слишком плохо знал чужой язык и, кроме того, стеснялся спрашивать об этом старшего лекаря. Однажды утром Тигхи все же набрался смелости.

– Это, – произнес он, показав рукой. – Что?

– Ты имеешь в виду это, эту маленькую оссианетту, лай дела мам. Это, – сказал Вивре, дотронувшись до интересовавшего Тигхи предмета и вдавив его глубже в волосы, – дела Империи, армии. Тебе понятно? Этот сэйно говорит о моем дела.

– Дела? – спросил Тигхи.

Разговаривая, он проводил пальцем по внутреннему краю миски, выбирая последние капли вкусной мясной подливки.

– Сэйно говорит о дела, это такая вещь, которая – я не знаю… Кулоэ, нарре делипарта маш пуэнтилио. Каждый мужчина и каждая женщина в армии, понимаешь? Каждый джентолле мужчина и каждая женщина в армии находится в армии, в одном месте. Да? Да? От таких высоких чинов до таких вот невысоких; от Святого Отца до самого низа, до ребят севарре и девушек камп. Да? У всех есть своя дела.

– Ранг, – сказал Тигхи.

– На твоем языке, да. Твой язык звучит странно и безобразно. Однако это верно. Сэйно говорит о ранге. – Вивре улыбнулся. – Мой сэйно говорит о том, что я под-прелетте, но это люке-ранг, а не боевой.

– Люке? – удивился Тигхи.

Вивре шумно вздохнул и деланно рассердился, потрясая обеими руками.

– Говоря баллио джентолле, твои вопросы бесконечны. У меня нет темпиэвре, тебе понятно? – Он повернулся и сделал шаг к выходу, но затем передумал и опять повернулся лицом к Тигхи, испустив при этом очередной воздух. – Люке означает делать тела здоровыми на войне, а не убивать или аутапутелле. Понятно?

Тигхи кивнул и ничего не сказал. Из того, что Вивре носил форму, юноша давно уже заключил, что Вивре служил в армии и что он явно тратил свое время, чтобы вернуть Тигхи его здоровье.

С каждым днем чужой язык давался ему все легче и легче. Бывали дни, когда Вивре улыбался и сыпал шутками, и Тигхи решался задавать больше вопросов относительно значений тех или иных слов. Одни застревали в памяти, другие Тигхи быстро забывал, но в целом он забывал меньше, чем можно было бы ожидать. Однако случалось, что на Вивре находило дурное настроение, и тогда он ругался нехорошими словами и бил подчиненных ладонью по лицу.

Слово «оссионетта», обозначавшее предмет, находившийся в волосах Вивре, происходило от слова, которое значило «кость». Сначала Тигхи подумал, что оно значит «палец», потому что с помощью пальца Вивре пытался объяснить его значение. Тигхи даже использовал это слово в разговоре именно с таким значением, и Вивре не стал поправлять его. Однако позднее Вивре стал объяснять, как кость в колене Тигхи треснула, но не сломалась (что старший лекарь продемонстрировал на примере ломтика хлеба, сначала надломив его, а затем разломав), и тогда юноша понял истинное значение этого слова.

Такая кость имелась у каждого, кто служил в армии. Она обозначала ранг или звание. Чем больше кость, тем выше ранг ее обладателя. Некоторые военнослужащие для лучшей сохранности вплетали кость себе в волосы, однако были и такие, – скорее всего это были офицеры, – кто носил ее вшитой в форму. Кое-кто даже прокалывал ею щеку и носил в щеке.

– В щеке? – ужаснувшись, спросил Тигхи и похлопал себя по щеке, чтобы удостовериться, что именно это слово обозначает данную часть лица.

– Да, – сказал Вивре, серьезно кивая. – Через щеку. Вот так.

Эта костяная штучка-чин в действительности была сделана не из кости, а из какого-то твердого вещества. На свету она имела цвет мочи, а на ощупь казалась теплой и тяжелой, словно была изготовлена из высококачественного полированного пластика. Тигхи мог разглядеть даже крошечные царапины, оставшиеся после полировки поверхности.

– Не пластик, – сказал Вивре. – Это металл. Называется прайз. В Вэйл Оунлемпре, где мне дали это, – и он пощелкал ногтем по ранговой кости, – у нас большие запасы этого металла. Это было лоу-парал для самой Кардинелле, которая вручила мне это на военном куэ доффо оурелле. Когда меня, простого солдата-санитара, произвели в под-прелетте. – Он улыбнулся. – Там собралось много людей. Много сотен. Все салдарра и рады тому, что стали свидетелями того, как армия Империи поднимается по миру, чтобы бороться с врагом.

Вэйл Оунлемпре, как понял Тигхи, означало Город Империи.

Судя по словам Вивре, это был город огромных размеров – десятки выступов, сотни уступов – достаточно широких, чтобы на них могли встать плечом к плечу десять человек, – много тысяч утесов и небольших скал. Там жили тысячи людей. Все это казалось Тигхи невероятным, однако когда он в вежливой и осторожной форме выразил свое изумление, Вивре пришел в негодование. Имперский Город был самым большим городом в мире, стоял на своем старший лекарь. Центром Империи, местом пребывания Трех Пап, самым вэйлпул городом в мире.

Слово «вэйлпул» скорее всего являлось производным от «вэйл», город, однако Тигхи не мог определить его точное значение.

– Самый городской город?

Но в этом словосочетании не было смысла.

Создавалось впечатление, что Имперский Город находился на стене где-то ниже того места, где сейчас был Тигхи. Из разговоров с Вивре юноше также стало ясно, что Три Папы отправили вверх по стене огромную армию – тысячи, сказал Вивре, показывая число на пальцах для наглядной иллюстрации столь огромного количества войск, – чтобы разгромить могучего противника.

Понятие о тысячах никак не поддавалось усвоению. Неужели на всем мире может быть столько людей?

Тысячи, стоял на своем Вивре. Могучая армия. Вот почему и сам Вивре находился здесь вместе со своими тремя люкхомбами, тремя санитарами (Хомб означало мужчину, но один из его медицинских помощников был женщиной), и всем медицинским снаряжением. Его лазарет должен был находиться в полной готовности к приему раненых после сражения, которое ожидалось в скором времени. Однако до сражения солдаты почти не нуждались в какой-либо медицинской помощи, и потому Вивре умирал от скуки, не зная, чем заняться. И вдруг упал Тигхи!

– Да, – произнес Тигхи, опять ощутив спазмы в желудке. – Я упал.

Почему Тигхи не умер в результате падения? Он обдумывал, как сформулировать этот вопрос для Вивре.

«Умер» не представляло собой лингвистической проблемы. Однажды двое солдат принесли третьего, форма которого настолько пропиталась кровью, что казалась черной и мокрой, а не синей, как обычно. Он тоже упал с неба. Во всяком случае, так показалось Тигхи. Он был флатар.

Вивре работал быстро и сноровисто. Прежде всего он принялся вытирать кровь с бледного лица юноши, однако кровотечение было слишком обильным, и лицо почти сразу же оказалось опять залитым кровью. Его дыхание было тяжелым и неестественно громким; оно заполняло всю палату с низким потолком. Полуоткрытый рот солдата изрыгал массу розовых пузырьков, похожих на яйца пауков. При этом раздавался булькающий звук, который у Тигхи почему-то ассоциировался с пуканьем. Раны солдата привели Тигхи в ужас, но затем все его внимание сосредоточилось на этом звуке, и ему захотелось смеяться. Звук получался таким смешным. Он попытался подавить смех и даже сжал губы большим и указательным пальцами. Сдержаться стоило немалого труда. Пррпрр-ахх. Пррпррпхрпрлах. Это устрашало и вызывало смех одновременно.

Затем дыхание прекратилось.

Несколько минут Вивре и его помощники стояли у трупа и смотрели на него; затем завернули его в одеяло, и два санитара вынесли тело из палаты. Вивре взял швабру и сам убрал кровь с пола, хотя такую грязную работу он обычно поручал кому-то другому. После этого примерно на час в палате воцарилось мрачное, гнетущее настроение. Однако в конце концов оно сошло на нет. Военный медик не может позволить себе принимать близко к сердцу страдания и даже смерти.

– Кто это был? – спросил Тигхи, когда Вивре несколько часов спустя пришел с обычным осмотром.

– Один парень.

– Один парень, – повторил Тигхи.

Вивре сделал жест правой рукой:

– Он мерден.

То есть умер. Тигхи понял значение слова сразу и не стал задавать уточняющих вопросов.

– Как? – поинтересовался юноша.

– Он был флатаром, – ответил Вивре. – Солдат в небе. Они практикуются в небе, и он упал. Это печально. Прискорбно.

– Флатар? – спросил Тигхи.

Вивре нахмурил лоб. Сегодня он явно был не в настроении объяснять значения слов.

– Флатар, – сказал он. – Флатар.

Его ладонь заскользила по воздуху.

– Как птица? – продолжал допытываться Тигхи.

– А что такое буххд? – спросил Вивре, без особого интереса, впрочем.

– Такая вещь в небе, – ответил Тигхи.

Он составил вместе указательные пальцы обеих рук и захлопал ладонями, словно крыльями.

– Нет, нет, это аусо, аусо.

Тигхи хотелось продолжить урок, но Вивре размашистым шагом направился к двери и вскоре уже открывал ее, стремясь наружу, к свету.

На следующий день Тигхи совсем не видел Вивре. Его помощники молча принесли еду, а затем уселись втроем у входа, поглядывая наружу и приглушенными голосами разговаривая между собой.

В последние несколько дней Тигхи постоянно нервничал. Он не мог заставить себя лежать спокойно на матраце, одолеваемый зудом деятельности. Колено все еще побаливало, особенно если нажимать на него или ступать при ходьбе, давя на суставы всем телом. Время от времени Тигхи ходил по палате с помощью санитаров. Зато ступня в оболочке из твердой грязи давно уже перестала болеть; теперь она сильно чесалась, и Тигхи извивался в такие минуты всем телом, не зная, как избавиться от неприятного ощущения. Но даже тогда, когда ему не досаждала чесотка, Тигхи все равно ворочался с боку на бок и дергался. Он умирал от скуки. Сев на матраце, юноша напряг зрение и попытался разглядеть через открытую дверь, что делается за пределами палаты.

– Что такое флатар? – спросил Тигхи у санитара-женщины, но та, как обычно, проигнорировала вопрос.

Еще через день снова появился Вивре.

– Добрый новый день тебе, моя маленькая птичка, – сказал он, улыбаясь и махая ладонями. Последнее, как сразу понял Тигхи, должно было означать движение крыльев птиц. – Моя маленькая птичка! Мальчик, который упал! Как ты себя чувствуешь?

– Моя нога чешется, – ответил Тигхи. – Она очень чешется.

– Следует сказать, она сильно чешется, – поправил его Вивре. – Однако сегодня у нас не будет урока языка! Сегодня у меня состоялась беседа с Небесным Кардинелле всей армии! Он проявил к тебе большой интерес, моя маленькая птичка. Эскотьены продвигаются вверх по стене, вверх по стене, и на протяжении десяти миль они не встретили никого, ни одного человека. Только подумать! Несколько маленьких уступов, несколько пустошей, но никаких людей, никаких деревень, никаких городов. А они поднялись уже на десять миль. Целых десять миль!

Миля, как узнал Тигхи, была равна двум тысячам рук, почти двум лигам.

– Если там нет уступов, – сказал юноша, – то как же тогда ваши солдаты там поднимаются?

Удивление Тигхи вызвало у Вивре искренний смех.

– Ну конечно же, они поднимаются по воздуху, как же еще, – произнес он. – Дериэнне, они пролетели много миль и ничего не обнаружили.

– Совсем ничего? – спросил Тигхи.

– Только подумать, как далеко ты упал, моя маленькая птичка, – сказал восхищенный Вивре. – Упасть так далеко и не погибнуть! Это знак особого гресса Бога. Поэтому с тобой хочет поговорить господин Эланне. Так он сказал мне.

– Господин Эланне?

– Господин Эланне – Небесный Кардинелле всей армии – представь себе! Помощник самого Военного Папы. Очень великий человек. Очень стриша человек.

– Он будет говорить со мной?

– Ты – хороший фаулел – хорошая вещь на будущее, хороший знак. Понимаешь?

– Предзнаменование, – сказал Тигхи. – Так мы говорим.

– Фаулел – предзнаменование – да. Упасть так далеко и не погибнуть. Все мужчины и женщины нашей армии думают так: хорошее предзнаменование на будущее. Упасть так далеко и не погибнуть.

– Вивре, как получилось, что я упал так далеко и не погиб?

Этот вопрос вызвал у Вивре приступ бурного веселья.

– Адмиракулла! – произнес он, отсмеявшись. – Такого еще никогда не случалось. Армия собиралась, собиралась здесь, в этом месте, свои силы – так? Мы идем воевать с врагом. Мы приводим сюда тысячи мужчин и женщин, которые в армии, чтобы узнать эту часть стены. Господин Эланне готовил флатары и калабаши, из которых состоять небесная армия.

– Какие они? – спросил Тигхи. – Что такое флатар?

– Часть армии. Флатар, – он немного запнулся, подыскивая нужное слово, – это вещь. Каждый с парнем или девушкой. – Вивре сделал жест ладонью, рассекая ею воздух снизу вверх. – Ты выйдешь на своих ноги наружу, на уступ, туда, скоро; тогда я покажу тебе. А калабаш – это мешок, так? Полный воздуха, горячего воздуха. Очень большой. – Вивре изобразил в воздухе перед Тигхи огромный шар. – Большая штука, которая поднимается в воздухе. В армии таких дюжина. Две дюжины.

Тигхи попытался мысленно нарисовать эту странную вещь, но ему не хватило воображения.

– Ладно, – сказал Вивре, слегка разочарованный тем, что объяснение не произвело должного впечатления на его подопечного, не выразившего безграничного восхищения первоклассным оснащением имперской армии. – Значит, в твоей стране нет калабашей и там не знают, что это такое?

– Нет, – признал Тигхи.

– Так вот, – произнес Вивре, – ты доубессе своей жизнью калабашу. Когда ты появился в небе, случилось так, что один такой калабаш был экзалпенен; его готовили к полету, наполняли горячим воздухом. Он был наполовину уже полон и начинал подниматься. И тут ты упал прямо на него! Один парень увидел тебя еще высоко вверху, а затем тебя увидели все и закричали и стали показывать на тебя. Ты упал с высоты и приземлился – пуфф! (чтобы произвести этот, звук Вивре выпустил весь воздух из легких) – на калабаш. Вытолкнув из него воздух, нан алдириэнне, и весь обернувшись им, как одеялом. Вот так! Ткань калабаша очень толстая и прочная – да? Но твоя левая нога энтрелатте, пробила ее. Вот почему твоя нога превратилась в суп. – Вивре использовал слово «полтете», означавшее суп. В кашу – еще одно слово из кухонного лексикона. Вивре скорчил гримасу. – Но, несмотря на это, ты был жив! Много ушибов и порезов. Много крови. Ты заснул – да! Да конаиссеп. Но живой!

– Живой, – прошептал Тигхи.

– Поэтому Кардинелле Эланне будет говорить с тобой завтра или послезавтра.

Вивре был явно доволен таким ходом событий. Его лазарет посетит настоящая военная знаменитость!

Глава 3

Весь оставшийся день Вивре возился с Тигхи: готовил его, как тот догадался, к визиту высокопоставленного офицера. Вместе с санитаром он водил Тигхи по палате снова и снова, отсчитывая в такт шагам:

– Раз-два, раз-два.

За время своего пребывания в лазарете Тигхи научился считать на новом языке до двенадцати. И конечно же, он знал, как сказать «тысячи».

Они сделали перерыв для принятия пищи, после чего Вивре приказал санитарам принести какие-то инструменты. Тигхи еще плохо разбирался в медицинских терминах и потому не смог определить, какого рода эти инструменты. Сам же старший лекарь уселся, подтянув под себя ноги, на матрац у Тигхи в ногах.

– Сейчас я сниму с твоей ноги гипс, моя маленькая птичка, – объявил он.

Его лицо сияло от счастья, и даже голос стал ласково-вкрадчивым.

– Вивре, – произнес Тигхи. Затем более уважительно: – Господин Вивре. – Вивре взглянул на него. – У меня есть вопрос.

– Вопрос?

– Какова ваша семья?

Вивре слегка скособочил голову:

– Что ты имеешь в виду?

– У вас есть семья? – перефразировал Тигхи свой вопрос.

– Отец и мать, – ответил Вивре, – брат и сестра.

Было непонятно, то ли он отвечал на вопрос, то ли уточнял значение слова «семья».

– Вы – отец, – сказал Тигхи, слегка покраснев. – В моей стране говорят «па» и «ма». Для меня вы играете в отца.

Он не хотел использовать слово со значением «играть», однако ему не было известно слово, которое обозначало бы «вести себя или играть роль» в более серьезном смысле. Однако после того как Тигхи произнес его, стало ясно, что оно в этом контексте не звучит. Он попытался снова:

– Для меня вы работаете в отца. Но и это слово явно не подходило.

Вивре смотрел на него с недоумевающей миной. Юноша заволновался. Ему вовсе не хотелось обидеть старшего лекаря, пусть даже и ненароком. Покашляв, он сделал еще одну попытку:

– Я думаю, что у вас должен быть сын. Вы добрый, я думаю.

– У меня нет никакого сына, – сказал Вивре, и его голос прозвучал отчужденно.

Тигхи поднял голову и увидел, что лицо Вивре приняло пугающее, каменное выражение.

Последовало молчание. Один из медицинских помощников притащил кожаную сумку. Тигхи хотел сказать: «Надеюсь, я не обидел вас – у меня и в мыслях не было такого намерения», – однако ему не хватило запаса слов.

Не говоря ни слова, Вивре принял у санитара сумку, и тот удалился. Они опять остались одни. Старший лекарь открыл сумку и достал из нее зубчатый шпатель.

– Вивре, – снова произнес Тигхи. Слезы подступили у него к горлу, и он с трудом сдерживался, чтобы не заплакать. – Я хочу сказать: спасибо вам.

– За что? – спросил Вивре, не глядя на него.

– Вы добрый, я думаю. Вы отец, я думаю. Для меня. Моя ма, моя мать, она добрый, но иногда она ломать меня. – Тигхи хлопнул по матрацу ладонью правой руки, чтобы наглядно пояснить то, что пытался сказать. – Она болеть каждый месяц, она, – он хлопнул по матрацу еще раз, – каждый месяц. – Слезы начали капать из его глаз. Он даже не совсем понимал, зачем говорит это. – Вы добры ко мне, – сказал Тигхи и закусил верхнюю губу, надеясь болью помешать рыданиям вырваться наружу.

Вивре по-прежнему не смотрел на него.

– Не плачь. У тебя раны на голове и теле; я донерете, видел их, когда ты поступил сюда. Особенно под твоими волосами. Глубокий, старый шрам на затылке. Те, кто принес тебя сюда, подумали, что ты – солдат и это раны, полученные в боях.

– Я получил их, еще когда был совсем маленьким, – сказал Тигхи. – Я не помнить когда.

Вивре внезапно взглянул на него. В его глазах засверкали живые огоньки.

– Иногда это случается. Твоя мать, я думаю. Мне жаль слышать о том, что твоя мать ломать тебя, слышать о твоей семье. Но она любила тебя, я думаю.

– Она любила меня, – сказал Тигхи, стараясь дышать равномерно.

– Семья как армия, в семье иногда как на войне. А на войне люди иногда получают ранения. Ты знаешь это?

– Она была, – произнес Тигхи и запнулся потому, что не знал, как сказать на новом языке – неуравновешенная… и… раздраженная.

Он не мог найти иного способа, чтобы выразить то, что хотел. Поэтому Тигхи сказал:

– Она упала с мира.

– Ты уже говорил мне это, – торопливо произнес Вивре. – Очень жаль. Ладно, теперь слушай меня. Я разрежу гипс вот этим коутно. Он кажется острым, но твою кожу он не тронет. – Он улыбнулся. – Ну, что?

Тигхи кивнул.

Вивре принялся распиливать внешний слой сухой оболочки, отдирая пальцами другой руки кусочки похожего на светло-серую грязь вещества и бросая их на пол. Приблизившись к внутреннему слою, он стал пилить медленнее и осторожнее. Тигхи почувствовал, как давление на ступню начало уменьшаться. Это было какое-то смутное ощущение, касавшееся даже не ступни, а всей ноги ниже колена. Наконец Вивре отложил шпатель в сторону и, взявшись за края оболочки, дернул их в разные стороны. Оболочка окончательно развалилась, пыхнув небольшим облачком пыли, и глазам Тигхи предстала его нога, завернутая в какую-то тонкую, грязную ткань.

– Ну вот! – торжествующе произнес Вивре.

– Хорошо, – сказал Тигхи.

Вивре без особого труда разрезал ткань, и вместе они уставились на ступню. Она выглядела немного деформированной, с пальцами, искривленными в одну сторону. Сама ступня была выгнута кверху, образуя выпуклость. Сбоку появилась какая-то шишка, которой раньше не было. Для сравнения Тигхи приложил рядом вторую ступню. И все же это была его ступня, в чем он совершенно не сомневался.

– Сейчас я помою ее, – проговорил Вивре.

Он положил шпатель в сумку, а затем подошел к бачку с водой, стоявшему в углу палаты, и наполнил миску.

Вернувшись к Тигхи, старший лекарь опять уселся на матрац и начал протирать ступню тряпкой, которую он окунал в воду, а затем выкручивал. Вода приятно холодила кожу, а прикосновение тряпки успокаивало, снимая чесоточный зуд.

– Видишь, какая ты важная птица. Тебе даже не приходится самому мыть ноги! – пошутил Вивре, почему-то по-прежнему стараясь не смотреть Тигхи в глаза. – Только сами Папы имеют такое удовольствие, такую люксессе.

Испытывая огромное желание продолжить разговор и сменить тему, Тигхи спросил:

– Господин Вивре, вы говорите «Папа». Кто такой Папа? Это принц?

– Приинсе? Что означает это слово?

Тигхи пришлось немного поразмыслить, прежде чем дать ответ на этот вопрос. Ведь его словарный запас был все еще слишком ограниченным. Наконец он сказал:

– Если общество – это тело, тогда принц – голова. Принц, священник и дож – три головы.

Тигхи хотел было добавить, что его па – его отец – был принцем их деревни, однако затем решил, что будет лучше, если он пока придержит эту информацию при себе.

Вивре слегка покачал головой, в который уже раз выкручивая тряпку над миской с водой.

– Твои слова – уродливые слова в вашем языке. Так я думаю. Но Папа – манкер, это верно. Они – голова тела, Империи. У вас три и у нас три.

– Принц – голова, – сказал Тигхи. – Священник – голова для бога. Дож для… – Он не знал, как перевести слово «торговля», и поэтому умолк.

Казалось, что с каждым произносимым словом Вивре становится крупнее, солиднее и дышит глубже. Он выпрямил плечи и сказал:

– Империя находится в руках всесильных Трех Пап. Папа законов, Папа-эспитпул и Папа войны. Однако Империя – это огромная страна, она простирается на много миль вверх и вниз по мировой стене, на много-много миль на восток и запад. Когда мы ведем войну и Папа войны всегда там, где она идет – он и теперь здесь, – он Закон, Эспивре и Война в одном лице.

– Эспивре, – спросил Тигхи. – Это слово. Оно значит Бог?

– Это здесь, – ответил Вивре, постучав свободной рукой себя по голове. – Здесь внутри. – Он показал жестом на свою грудь. – Это – Эспивре.

– Душа, – сказал Тигхи.

Вивре утвердительно опустил брови и опять принялся мыть ступню Тигхи.

– Папа души сейчас в Имперском Городе, – произнес он. – Там она в самом сердце. Папа законов, он находится на много миль ниже по стене. Это страна, которую мы эпарвен в прошлом году и в году перед прошлым годом.

– Эпарвен?

Вивре встал и направился в угол к бачку с водой, в котором ополоснул миску, предварительно выплеснув грязную воду на земляной пол.

– Которую мы присоединили во время войны. Теперь это Империя. Она очень нуждается в законах, и Папа законов сейчас там. – Он повернулся. – А теперь твоя нога чистая и ты готов к встрече с Кардинелле Эланне.

Тигхи начал постигать структуру и иерархию Имперской армии. После Папы наибольшей властью располагали Кардинеллы. За ними по убывающей следовали Капонеллы и Прелетты и другие младшие офицеры. Да, в этой армии было так много рангов, так много уровней командования. Это говорило об армии более огромной, чем Тигхи мог себе представить. Тысячи, сказал Вивре. Тысячи.

Глава 4

Кардинелле Эланне явился ранним утром следующего дня. Это был человек невысокого роста, гораздо ниже, чем ожидал Тигхи, однако на шее у него красовалась массивная «кость» из прайза, висевшая на кожаном ремешке. Волосы Кардинелле были заплетены в толстые пряди и связаны в пучок, торчавший сзади. Морщинистая кожа сама за себя говорила о его возрасте, однако Кардинелле не носил бороду. Глядя на него, Тигхи вдруг вспомнил, что с тех пор, как он пришел в себя в этой палате, ему не приходилось видеть мужчин с бородами.

– Рад познакомиться с вами, сайонар Тигхи, – сказал Кардинелле.

Его сопровождали двое солдат в синей форме, которые стояли в нескольких шагах позади. У одного из них в руках был маленький ящик. По сигналу Кардинелле солдат – им оказалась женщина – открыл эту штуку, вытащив из-под низа ножки. Получилась маленькая табуретка. Тигхи показалось, что она сделана из дерева, хотя он никак не мог поверить, что такой ценный материал использовали для того, чтобы сделать табуретку, вещь совершенно пустяковую.

Кардинелле поправил табуретку, чтобы она не шаталась на неровном полу, и сел.

– Вы упали с неба, – произнес он медленно, тщательно выговаривая каждое слово. – Просто чудо, что вы вообще остались в живых.

– Я знаю это, – сказал Тигхи.

– Мы посылали разведчиков вверх в калабаше. Прямо над нами на протяжении многих миль нет никаких поселений. Сколько времени вы падали?

– Не знаю, – ответил юноша.

Кардинелле, похоже, подумал, что Тигхи не понял его слов.

– Я хотел спросить, – произнес он еще более медленно, – какой период времени вы падали? Как долго продолжалось ваше падение?

– Я понимаю ваш вопрос, господин Кардинелле, – кротко сказал Тигхи. – Но я не знаю времени. Я не помню.

Кардинелле долго смотрел на него немигающим взглядом:

– Должно быть, прошло много времени, я думаю.

– Да, много времени.

– Вы были вентьен совсем? Восток? Запад?

Тигхи покраснел:

– Я не знаю этих слов.

– Восток, – сказал Вивре, – слева, запад – справа. Тебя вентьен налево или направо, когда ты падал?

– Я не знаю этого слова, господин Кардинелле, – произнес Тигхи сдавленным голосом.

– Вентьен, – энергично повторил Эланне.

Сложив губы трубочкой, он стал дуть, а затем подставил ко рту руку и изобразил, как ее относит потоком воздуха.

– Вентьен, – сказал Тигхи, поняв смысл слова. – Относило.

– Да. Относило ли вас ветром, когда вы падали? Возможно, вы деритнабур из какой-то страны, находящейся выше нас и гораздо восточнее или западнее. Мы не знаем.

– Я не знаю. Иногда ветер немного поднимал меня, иногда падение ощущалось меньше – я падал не так быстро, – объяснил Тигхи.

Лбам Иобертс Кардинелле нетерпеливо фыркнул:

– Это понятно. Дул ветер. Однако об этом хватит. Вы из большой страны? Ваш народ – у него есть армия?

– Деревня, – ответил Тигхи.

– Что означает это слово?

– Маленькая страна.

– А ваша армия?

– У нас нет армии.

Этот ответ так поразил Кардинелле, что он дважды переспросил Тигхи.

– А если на вас нападут? – продолжал допытываться он.

Тигхи задумался, подбирая слова.

– Однажды, когда я был еще маленьким мальчиком, – начал он, – какие-то… – Не зная, как сказать «бандиты», Тигхи заменил это слово эквивалентом «плохие люди». – Плохие люди, мужчины и женщины пришли к нам и стали отнимать коз и другие вещи. Тогда две-три деревни собрали вместе мужчин и женщин, и они стали бить плохих мужчин и женщин. Затем они мертвые, сброшенные с мира, и мужчины, женщины могут вернуться опять к работе.

В ходе сбивчивого повествования Тигхи Эланне стал проявлять нетерпение и замахал рукой, как бы сметая прочь весь его рассказ. Он произнес что-то очень быстро. Тигхи уловил лишь слова «маленький» и «выдумки». Затем помолчал и добавил:

– Ваш доктор. Он говорит, что вам лучше.

– Гораздо лучше.

Вообще-то Тигхи начал утро с очередной, наполовину самостоятельной прогулки по палате. Это была его первая прогулка со снятым гипсом. Когда юноша слишком сильно ступал на левую ногу, ее пронзала боль, которую, впрочем, можно было кое-как терпеть.

– Хорошо. Аблиоу, встаньте. Встаньте и покажите мне, как вы ходите с вылеченной ногой.

Вивре, который все это время держался на заднем плане, выступил вперед и хотел было помочь Тигхи встать с матраца, однако Кардинелле предостерегающе махнул ему рукой, и Вивре замер на месте. Было ясно, что Эланне хотел знать, в состоянии ли Тигхи встать без посторонней помощи.

Тигхи сел и подтянул под себя левую ногу. Упершись обеими руками в пол и напрягая мускулы правой ноги, подался всем телом вперед, но, чуть привстав, тут же рухнул назад на матрац. Лишь с третьей попытки он встал на ноги и, покачнувшись, едва не упал лицом вперед. Чтобы избежать падения, ему пришлось слегка подпрыгнуть несколько раз на здоровой ноге. Кардинелле сидел не двигаясь на табуретке и немигающим взглядом следил за продвижением Тигхи.

Главное – начать. Потом Тигхи быстро приспособился к своему увечью. Он научился ковылять, приволакивая левую ногу по полу, а затем, не успев опереться на нее, тут же переносил груз своего тела на правую. И все же это стоило ему огромных усилий. Обойдя матрац кругом, Тигхи весь покрылся обильным потом, стекавшим ручьями по лбу и по спине.

Когда Тигхи остановился, держа больную ногу на весу поверх здоровой, Кардинелле одобрительно кивнул:

– Ходить вы можете.

– Не хорошо, – сказал Тигхи.

– Достаточно хорошо. Кроме того, флатару ноги все равно не нужны. – Кардинелле слегка улыбнулся и обратился к нему на «ты». – О тебе говорит вся армия, малыш. Это хорошее предзнаменование, что ты упал на нас, когда мы эмбролал здесь, и очень хорошее предзнаменование для небесной армии. Каждый согласен с этим, и потому ты станешь флатаром. Ты быстро научишься всему, но это диопарад манифолле из всех вещей. Твой флатарный платон будет ценить тебя как доброе предзнаменование.

Он быстро встал. Один из стоявших позади солдат тут же забрал табуретку, на которой он сидел, и привел ее в прежнее положение, сложив ножки. Кардинелле дернул головой, резко наклонив ее вперед и тут же подняв. Повернувшись, он сделал то же самое по отношению к Вивре, который в ответ отвесил такой низкий поклон, что чуть не распростерся на полу.

Пружинистым шагом Кардинелле направился к выходу.

– Прелетте Вивре, – возвестил он звучным, чистым голосом, задержавшись у двери. – Вы хорошо поработали, вернув здоровье этому чудо-мальчику. В начинающейся кампании он принесет удачу. Этим вечером попрощайтесь с ним.

Гораздо позднее, когда день уже подходил к концу, Вивре дал Тигхи последний урок нового языка и очень подробно рассказал ему об армии Империи.

– Завтра все будет по-другому, – сказал он. – Тебя будут обучать в твоем платоне.

– Что такое «платон»?

– Часть армии. Больше, чем самая маленькая часть. Там у тебя будут братья, сестры.

– Но не будет отца! – вскричал Тигхи.

Он обнаружил, что у него опять потекли слезы из глаз. Это было глупо, но что поделать, если твои глаза на мокром месте. Но и глаза Вивре налились влагой.

– Отца тебе заменит твой командир платона, – сказал он. – Ты снова полетишь – тебя решили сделать флатаром, потому что ты худой и небольшого роста. Флатар должен быть маленьким, потому что флат не может нести большой вес. Однако тебя выбрали еще потому, что ты уже летал. Ты прилетел сюда, как маленькая птичка. Свалился сюда.

– Отца не будет! – повторил Тигхи. – Такого, как вы!

Тут Вивре не выдержал и уступил напору чувств, копившихся внутри. Он тоже заплакал.

– Моя пурепул маленькая птичка, – сказал он и, обняв Тигхи за шею, прижал к своей груди. – Такого, как вы!

– Я буду приходить сюда, – пообещал Тигхи, – много раз, чтобы сказать вам «добрый новый день, Вивре».

– Только если ты заболеешь, я думаю, – сказал Вивре. – Только это разрешается. Однако не печалься! Не печалься! У тебя будет новая семья. У тебя будет учеба. Ты будешь летать.

Затем он долгое время сидел молча.

Вечером они поужинали вместе. По мере того как день подходил к концу, свет, вливавшийся через открытую дверь, становился все более тусклым. Светлое пятно на полу палаты сжималось быстрее, чем могла бы ползти змея, словно солнце стремилось уйти отсюда. Наконец оно исчезло вовсе. Вивре встал, и прежде чем закрыть дверь, зажег настенную свечу. Сумеречные ветры завывали снаружи, ломясь в дверь, а они сидели вдвоем и молчали.

Наконец Вивре нарушил молчание.

– Я расскажу тебе, моя маленькая птичка, – начал он. – У меня были сын и дочь.

– У вас были сын и дочь, – повторил Тигхи.

– Когда моя дочь была Навиен, мой сын стал… ты не знаешь этого слова. У нас есть слово, чтобы описать это, – отхалпул. Злиться, обижаться на девочку. Что она появилась. Раньше он был единственным, а теперь он был вторым, – самым старшим, да, но моя дочь была более балиенетте. Это злило его. Ты следишь?

– Думаю, что да, – ответил Тигхи, хотя в действительности не понимал, что пытался донести до него Вивре.

– Он был мальчиком, всего лишь мальчиком. Затем однажды он столкнул свою сестру с мира. Он был всего лишь мальчиком, понимаешь? И я думаю, в его голове, – и Вивре постучал по своей голове для вящей убедительности, – была мысль: она исчезнет, и я снова стану первым в семье. Я думаю, он не хотел убивать ее, понимаешь? Он был всего лишь мальчиком.

Тигхи продолжал хранить молчание. Вивре вздохнул.

– Она была маленькая, и он тоже был маленький; однако он был уже достаточно большой, чтобы совершить эту ошибку. Он толкнул ее, и она упала. В той части Имперского Города, где мы жили, был лазарет, рядом с армейским домом и трулано. В этом месте Город расположен на склоне слоями, и каждый следующий уступ, который идет ниже, выдается вперед больше того, который над ним. И таких уступов десять или двенадцать, поэтому моя дочь пролетела совсем немного. Однако она была маленькой и сломала много костей. Она прожила неделю, а потом умерла. Но я думаю, что у него не было в мыслях убивать ее, и после этого он очень грустил. Я думаю, что в его голове была настоящая боль, – Вивре опять постучал себя по голове, – не головная боль, а его чувства, понимаешь? Мы говорим: конфла.

– Совесть, – сказал Тигхи.

Вивре замолчал.

– И что же вы сделали? – спросил Тигхи.

Вивре пожал плечами и направился к двери, чтобы закрыть небольшое вентиляционное отверстие. Поступавший через него холодный воздух мог выстудить все помещение. Не говоря ни слова, Вивре вставил в пазы щиток, а затем вернулся к матрацу Тигхи и уселся на пол, подобрав под себя ноги.

– В Империи существует лишь один способ лечения, – он использовал медицинский термин, – таких вещей. За крамла, за убийство другого человека в вашей семье или в городе. Даже если крамла деригинал ребенок, нет никакой разницы. Если убивает взрослый, его сбрасывают с мира. Это закон. Если убивает ребенок, с ним поступают так же. Мой сын плакал, говоря снова и снова, как он убил. – Вивре смотрел в пол, не поднимая головы. Его плечи вздрагивали. – Моего сына сбросили с мира за то, что он сделал. И вот теперь у меня нет ни дочери, ни сына.

Опять наступила тишина. Тигхи хотел сказать что-нибудь. В этом безмолвии он чувствовал себя очень неуютно, однако никак не мог подыскать нужные слова. Наконец очень тихим голосом он спросил:

– Но у вас все еще есть жена?

– У меня две жены, как и подобает человеку моего положения. Однако они были очень расстроены тем, что произошло. Очень опечалены. Теперь они живут вместе в Имперском Городе, а я вместе с армией здесь. Атмосфера между мной и моими женами, – Вивре горестно махнул рукой, – нехорошая. Отвратительная. Мы не можем прожить вместе и дня, чтобы не ссориться и не ругаться. – Вивре поднял голову, и Тигхи, к своему удивлению, увидел улыбку на лице старшего друга. – Однако скоро я ухожу на войну и, возможно, там найду себе другую жену. Может, у меня еще будут дети от другой жены. На войне многое становится возможным.

Язычки пламени свечи отбрасывали на пол, стены и потолок лазарета колеблющиеся тени. Некоторое время Тигхи задумчиво наблюдал за ними.

После долгого молчания Вивре медленно поднялся с пола, при этом его суставы сильно заскрипели.

– Как бы то ни было, моя маленькая птичка, – сказал он негромким, проникновенным голосом, – я думаю, что все возможно. Глядя на тебя, я мечтал о своем мальчике, понимаешь? Ты упал и все же остался жив. Возможно, и он упал и пролетел мимо Нижних Земель Империи, мимо пустошей внизу, возможно, пролетел много миль. Однако, как знать, может, он все еще жив и находится где-нибудь далеко-далеко внизу. Может быть, он выжил и теперь у него новая жизнь. Говорят, что ты – хорошее предзнаменование. Хорошо, если ты принесешь удачу всем нам.

И он потушил свечу, зажав ее фитиль большим и указательным пальцами, словно раздавив бабочку. Затем лег на матрац и заснул.

Глава 5

Утром Тигхи опять практиковался в ходьбе. Сначала он сделал несколько кругов, опираясь на плечо Вивре, а затем проковылял еще пару кругов совершенно самостоятельно.

– С каждым разом тебе будет все легче и легче, – сказал Вивре.

Он казался расстроенным, и Тигхи терялся в мыслях, что бы такое сказать, чтобы подбодрить его, но так ничего и не придумал.

Чуть позже в палату явилась молодая девушка со свертком. Это была форма для Тигхи: синий китель, который доходил юноше почти до колен, и штаны, оказавшиеся слишком просторными. Оставив китель, девушка отправилась обменять штаны на другую пару меньшего размера.

– Без одежды тебе не обойтись, – грустно произнес Вивре. – В воздухе флатару очень холодно. Тебе нужно надевать как можно больше одежды.

На это Тигхи кивнул. Вскоре девушка вернулась со штанами поменьше. Она пришла не одна, а в сопровождении юноши, на котором также была форма. Выше ростом, чем Тигхи, и тощий – кожа да кости, – этот парень казался очень нескладным. Его кожа выглядела не такой болезненно-бледной, хотя цвет лица не был таким смуглым, каким у Тигхи. Выбрасывая ноги вперед, он прошел в дверь и встал перед Тигхи в необычной позе, положив руки на бедра и расставив ноги очень широко, на целую руку.

– Я флатар, – произнес он, склонив голову набок. – Меня зовут Ати. Мне приказали явиться сюда и забрать парня-птицу. Он должен пройти подготовку в подразделении флатаров и участвовать в войне против врага.

– Вот он, – сказал Вивре, – и ты смог бы увидеть его собственными глазами, если бы не вел себя так менсона. Как, ты сказал, тебя зовут?

– Ати, – ответил юноша, который пришел в некоторое замешательство. Теперь он повернулся лицом к Вивре. – Я получил приказ.

– Ати, – произнес Вивре. – Это даунуоллское имя? В тебе есть что-то от жителя тех мест.

– Да, моя семья, – подтвердил пришелец с некоторой гордостью в голосе, – родом оттуда, из низин, это верно.

– Все жители низин одинаковы, – громко сказал Вивре. – Все вы лоботрясы и проходимцы. Я еще ни разу не встречал человека из низин, в котором было бы хоть что-то положительное. Моя маленькая птичка, – обратился он к Тигхи, – поверь мне, Бог поместил кулпайден внизу стены, подальше от себя. Я родился вверху, выше Имперского Города, и поэтому кому, как не мне, знать это.

– В моей семье нет лоботрясов и проходимцев, – возмущенно произнес Ати.

– Ты – дерьмо, как и все те, кто живет внизу, – сказал Вивре, теряя терпение. – И твоя семья такое же дерьмо. Как говорится в пословице, дерьмо падает вниз, и ты лучшее тому подтверждение. Ты не согласен со мной?

– Вы были когда-нибудь внизу? – спросил юноша.

– Ати, не забывай, что я – прелетте. Неужели ты осмелишься назвать лжецом старшего по званию? – Теперь Вивре говорил очень громко. – Я отдам тебя под суд. Я знаком с Воздушным Кардинелле всей армии. Я отдам тебя под суд за неуважение к старшему офицеру.

– Господин, – голос Ати дрожал от страха, – я не имел в виду ничего подобного, только…

– Заткнись! Этот юноша мне как родной сын, – сказал Вивре, жестикулируя обеими руками. – Ты будешь присматривать за ним, эстарре его, обращаться с ним хорошо. Если нет, тебя сбросят со стены! Молчать!

Последовало несколько секунд напряженного молчания. Все впали в какое-то оцепенение. Затем Ати отдал честь – позднее Тигхи узнал, что этот жест, касание лба рукой, является традицией имперской армии и первым его должен делать младший по званию.

– Господин, – уныло сказал Ати. – Я получил приказ доставить небесного мальчика в дом флатаров. Он пройдет подготовку и станет ассиэвре платона флатаров.

– Я знаю, кем он станет, – проворчал Вивре. Однако когда лекарь повернулся, чтобы обнять Тигхи, в глазах его стояли слезы. – До свидания, моя маленькая птичка, – сказал он. – Отправляйся с этим парнем, даже если он дерьмо из низин империи. А ты, – продолжал он, опять поворачиваясь к Ати, – позаботься об этом юноше.

С этими словами Вивре поспешил к выходу из палаты. Тигхи и Ати в немом изумлении уставились ему вслед. После нескольких секунд молчания Ати обратился к Тигхи.

– Ты, – произнес он, – небесный мальчик. Не соблаговолишь ли последовать за мной?

Они вышли за дверь и оказались на уступе. Стояло яркое солнечное утро, солнце было у них под ногами и светило прямо в глаза. Сначала Тигхи не мог видеть ничего, кроме огромного всплеска белого света. Он находился в самой сердцевине тишины и ясного утра. В ушах Тигхи шелестел утренний воздух, в котором воцарилось спокойствие после рассветных шквалов. Затем он поморгал, и его глаза адаптировались к яркому свету. Рядом с Тигхи стоял Ати, который странно смотрел на него.

– Твой доктор ушел, я думаю, – сказал он.

Тигхи состроил ему гримасу.

– Моя нога болит очень! – произнес он.

Ати фыркнул:

– «Моя нога болит очень»! – передразнил он Тигхи. – У меня сильно болит нога – вот как нужно сказать, ты, невежественный варвар. У тебя идиотские волосы. С такими идиотскими волосами твоей голове все время будет холодно. Они похожи на траву, такие же хилые.

Тигхи ощутил накатившую на него волну усталости. В левой ноге пульсировала боль. Он прислонился к ручке двери и почти беззвучно проговорил:

– Далеко ли нам идти?

Достав что-то из мешочка, висевшего у него на шее, Ати положил это себе в рот и начал жевать.

– Далеко ли? – повторил он. – Недалеко. Ты пахнешь как-то странно. Мне не нравится твой запах. Вот что я скажу тебе, азхназд варвар. – Тигхи был уверен, что это слово не входило в состав официального имперского языка. Оно звучало неправильно. Ати сплюнул сгусток черной слюны. – Вот что я тебе скажу. Когда ты окажешься в платоне, там не будет военного врача в высоком чине, который бы присматривал за тобой, как заботливая мамочка, и вытирал тебе сопли. У тебя будет Уолдо, а он суровый отец. И у тебя будем мы, ты, маленький варвар с голцт волосами и смешным запахом.

Внезапно он тронулся с места и ринулся вперед широким, размашистым шагом по узкому уступу. Тигхи заковылял вслед, стараясь не отставать.

– Подожди! – крикнул он. – Слишком быстро! Я не поспеваю за тобой!

Уступ вскоре перешел в пологий спуск, на краю которого росли грибы. Они обошли глубокую расщелину, а затем перебрались через отрог стены мира, и вдруг перед ними открылся вид на всю базу. Он был настолько великолепен, что у Тигхи захватило дух, и он на мгновение забыл о своей искалеченной левой ноге, которая уже начинала нестерпимо ныть.

Он никогда не видел ничего подобного. В этом месте ландшафт мировой стены представлял собой волнистую поверхность. Когда-то здесь, наверное, была деревня, но теперь повсюду расположились военные. Тигхи заметил, что уступы соединяются между собой туннелями и перекопаны по диагонали траншеями. Узкие утесы были укреплены широкими, длинными пластинами, которые издали походили на деревянные доски (однако вряд ли в это можно было поверить). В мир вели двери, устроенные в стене, а прямо под Тигхи находился единственный широкий выступ. Возможно, наличие этого выступа и явилось решающим фактором при выборе военными места для своей базы. Однако больше всего Тигхи поразило огромное количество людей.

Там было больше людей, чем он мог сосчитать; людей, которых расстояние делало совсем маленькими, размером с палец или даже насекомое. И все они были одеты в синюю форму. Должно быть, их были сотни. Тигхи еще никогда не доводилось видеть столь много человеческих существ, собранных в одном месте. Ими кишел каждый уступ, а на выступе они копошились, как муравьи.

И там же, на выступе, были пришвартованы – Тигхи осенила мгновенная догадка относительно предназначения этих странных предметов – калабаши, о которых говорил Вивре. Около дюжины огромных шаров ярко-голубого цвета с вертикальными красными полосами. Издали они выглядели как раскрашенные и отполированные камни-голыши идеально круглой формы. Однако самым необычным в них было то, что они просто висели в воздухе. Как облака, которые вдруг затвердели: раскрашенные и затвердевшие облака, которым пальцы Бога, размявшие их, придали идеально круглую форму.

Постояв немного, Тигхи подошел поближе к краю. Чтобы удержать равновесие, он чуть сгорбился и присел. Ему хотелось получше разглядеть это место. Тигхи увидел, что каждый калабаш привязан к выступу несколькими канатами. Некоторые провисли, но один был натянут туго. От стены вели два маленьких деревянных (неужели это действительно дерево?) пирса. По этим шатким сооружениям передвигались люди. Снизу к калабашам были подвешены какие-то штуки, похожие на горшки. Наверное, калабаши могли, используя какой-то метод, подниматься и опускаться и перевозить под собой людей в качестве пассажиров. От такой мысли сердце Тигхи учащенно забилось.

Теперь он мог видеть, что шары не стоят неподвижно в воздухе, как он сначала подумал. Один из них очень медленно двигался к стене. Он слегка ударился о соседний шар, и на глазах Тигхи на его оболочке появилась и исчезла вмятина, как на коже человека, если нажать на нее пальцем. Так значит, они мягкие и висят в пространстве как большие толстые животы.

Тигхи сел на корточки и для большей устойчивости оперся рукой о землю. В ступне пульсировала тупая боль, и перспектива потерять равновесие и кувыркнуться лицом вперед с края уступа его устрашала. Один раз он уже падал, и этого с него было предостаточно, однако Тигхи очень хотелось получше рассмотреть удивительные летающие устройства. Его рука случайно наткнулась на несколько диких грибов, которые росли почти у самого края, и он машинально смахнул их вниз.

– Эй!

Ему кричал это Ати.

– Эй, небесный мальчик! Осторожнее!

– Что?

Ати подбежал к нему, крикнув на ходу:

– Смотри под ноги!

Увиденное внизу настолько заворожило Тигхи, что он совсем забыл про Ати. Он отполз к стене и там, отталкиваясь от земли обеими руками, кое-как встал.

– В чем дело?

– Что ты делал с этими чеммиа?

– Что?

Ати теперь стоял рядом с ним, тяжело дыша. Ему пришлось бежать вверх по склону.

– Ты с ума сошел? Уничтожение чеммий вот так просто, как ты это сделал только что, считается преступлением против закона, и за это строго наказывают. Хочешь, чтобы тебя сбросили со стены?

– Я не понимаю.

– Так пойми, варвар. Ты можешь быть небесным мальчиком, хорошим предзнаменованием для этой кампании. Однако тебя сбросят с мира, как и любого другого, если им станет известно, что ты уничтожил чеммиа.

– Чеммиа?

Плюнув от досады, Ати рукой показал на грибы:

– Вот они!

– Но ведь это всего-навсего грибы, – сказал Тигхи.

– Верно, – произнес Ати, хватая Тигхи за руку. – А теперь пойдем отсюда. Это военные грибы.

И он потащил юношу прочь.

Тигхи взвыл от боли. Сильно хромая, он с огромным трудом поспевал за быстро шагавшим Ати. Первые несколько шагов он даже был вынужден прыгать на правой ноге.

– Подожди-ка, – сказал он, – ты хочешь сказать, что за то, что я сорвал или нечаянно наступил ногой на пару грибов, меня сбросят с мира?

– Ты ничего не знаешь?

– Подожди, – сказал Тигхи, пытаясь перевести дух. – Почему? Из-за грибов? Почему?

– Но ведь это военные грибы. Ты действительно ничего не знаешь?

– Я действительно не знаю.

Ати отпустил его руку и сплюнул еще раз, причем так, что плевок долетел до края уступа и упал в бездну.

– Все думают, что ты принесешь удачу, ты это знаешь. Но если ты не принесешь ее, что тогда будет с тобой?

– Расскажи мне о грибах, – сказал Тигхи.

– Они делают огонь.

– Огонь?

– Военные собирают грибы и сушат их. У них есть… – Он запнулся, а затем буквально выкрикнул от отчаяния: – Я не знаю, как это на имперском языке! У нас в низинах говорят «бурцхум». Это как земля, понимаешь? Сухое-сухое, его много. Оно в растениях, которые выпускают его в воздух, и по воздуху оно перелетает на другое место, падает на землю, и растут новые грибы.

– Я знаю, что ты имеешь в виду, – произнес Тигхи, прислонившись к стене и держа на весу больную ногу, чтобы дать ей отдохнуть. – Я тоже не знаю, как это называется на имперском языке. Это пыль, – сказал он, употребив свое родное слово.

Ати пожал плечами:

– Этот бурцхум, эту пыль, после сушки хранят в коробках и ящиках. Если ее поджечь, получается огонь – огромный огонь. – Он хлопнул в ладоши и крикнул «Бах!» так громко, что Тигхи подпрыгнул. – Он стоит на вооружении нашей армии. У нас есть рифетте, и их наполняют бурцхумом. Вот так действует это оружие.

До Тигхи дошел не весь смысл объяснения, но он согласно кивнул.

– Так вот, – сказал Ати. Он потянулся и расправил плечи. Черты его лица несколько разгладились, и оно теперь выглядело не таким насупленным. Было похоже, что он израсходовал запас своей злости если не полностью, то хотя бы частично. – Эти грибы имеют очень большое значение. Мы выращиваем их везде, где только возможно. – Его голос приобрел доверительный оттенок. – Без них мы не смогли бы вести войну, понятно?

– А мы начинаем войну?

– Скоро, – ответил Ати.

– Кто? – поинтересовался юноша, имея в виду «против кого?».

Но Ати уже тронулся в путь, вниз по склону уступа.

Они шли и шли, пока не оказались на самом выступе, где им пришлось лавировать в толпе людей, сновавших во всех направлениях. Огромные, раздутые чрева калабашей едва ли не гипнотизировали Тигхи. Задрав вверх голову, он не видел ничего перед собой и столкнулся с несколькими солдатами.

– Эй ты, осторожнее! – прорычал какой-то солдат, отпихнув юношу в сторону.

Выступ буквально кишел людьми, каждый из которых был занят своим делом. Они несли, тащили, катили самые разные предметы и в то же время не мешали друг другу. Тигхи изо всех сил старался смотреть перед собой, однако огромные шары, висевшие над ним, снова и снова отвлекали юношу. Солнце уже поднялось на один уровень с калабашами, и те отбрасывали на стену гигантские тени. Теперь Тигхи были отчетливо видны предметы, висевшие под брюхом каждого калабаша, размером в два роста человека и похожие на маленький дом с дверью и несколькими узкими окнами. Все эти домики, похоже, были сделаны из темного дерева – широкое использование армией дерева просто поражало. Дерево, стоившее баснословные деньги, встречалось здесь на каждом шагу, применялось в самых обычных целях.

Ати не вытерпел и вернулся назад к Тигхи.

– Ты еле идешь, – упрекнул он его.

– У меня сильно болит нога, – пожаловался тот.

Ати пожал плечами:

– Подойди к стене и отдохни.

Они вдвоем протолкались к стене, и Тигхи сел на землю. Ати достал что-то из своего мешочка и принялся жевать.

– Видишь этот отрог? – спросил он.

Его рука показывала на дальний конец выступа. Тигхи кивнул.

– Сразу за ним находится платон. Там флатары.

– Ладно, – сказал Тигхи. – Я дойду.

В конце выступа была устроена деревянная дорожка, огибавшая отрог. Узкий настил подрагивал под ногами, и Тигхи с его единственной здоровой ногой было не так-то просто сохранять равновесие, однако он двигался очень медленно и осторожно, и в конце концов юноши перебрались на другую сторону.

Платон флатаров располагался на широком утесе, стоявшем особняком, и попасть туда можно было лишь по деревянной дорожке через отрог, по которой Тигхи и Ати только что прошли. Тигхи увидел с полдюжины парней, которые строем выполняли какие-то упражнения, похожие на танец. Позади них у стены лежало снаряжение – полдюжины больших, с человеческий рост, воздушных змеев, сложенных стопкой.

Глава 6

Ати провел Тигхи мимо парней, которые, как он теперь мог хорошо видеть, не танцевали, а действительно совершали одни и те же однообразные движения. За ними в стене находилась выемка, внутри которой была устроена дверь. Она вела в длинное узкое помещение, где на полу лежали травяные матрацы. Неровные пол и стены все еще хранили на своей поверхности морщины и складки, характерные для работы лопатой. Очевидно, помещение было вырыто совсем недавно.

– Ати?

Голос исходил от какой-то фигуры в дальнем конце землянки.

– Командир! – тут же откликнулся Ати. – Вот он.

Неясные очертания фигуры заколебались в полумраке. Она двинулась к Тигхи. Когда человек, окликнувший его спутника, оказался в месте, куда доставал свет, проникавший через открытую дверь, Тигхи смог разглядеть его черты.

Это был низкорослый мужчина с туловищем круглым, как один из калабашей, которые до сих пор занимали воображение Тигхи. Его лицо показалось юноше странным, искаженным, но сначала он отнес это за счет плохой освещенности. В следующую минуту Тигхи понял, что ошибся. Лицо было изрезано шрамами. Казалось, оно застыло в вечной гримасе смертельного ужаса: так сильно кожа была стянута к скулам. Или же ему навстречу дул вероятно сильный ветер. Вглядевшись получше, Тигхи заметил, то белая кожа лица имеет мертвенно-бледный, восковой оттенок. Человек уставился на Тигхи, и по его обезображенному лицу нельзя было угадать, как он воспринял появление новичка.

– Вот ты какой, – сказал он.

Его голос оказался более пронзительным, чем ожидал Тигхи.

Поежившись, Ати ткнул Тигхи локтем.

– Скажи «да, командир», – прошипел он.

– Да, командир, – повторил за ним Тигхи.

Несколько долгих минут человек пристально рассматривал его. Затем произнес:

– Меня зовут Уолдо. Я капитан платона, и ты принадлежишь мне. Твои жизнь и смерть в моих руках. Таковы армейские порядки. Ясно?

– Да, командир, – ответил Тигхи.

– Ты хорошо говоришь на нашем языке, – отметил Уолдо, почесав складки кожи на своем лице.

Тигхи не знал, нужно ли ему отвечать, и потому промолчал.

– Пошли, – коротко скомандовал Уолдо, шагнув вперед и схватив юношу за талию. Тигхи крепко испугался, и из его горла вырвался сдавленный крик, однако Уолдо крепко прижал его к себе. Это было интимное, вызывающее тревогу объятие. Грубая синяя ткань кителя Уолдо царапала лицо юноши. Его ноздри заполнил запах Уолдо, от которого разило потом и травяным маслом, а также чем-то вяжущим и неприятным, чем-то горьким, как от кусочков нарда, добавленного в суп.

В следующее мгновение сильные руки Уолдо рывком подняли Тигхи вверх. Воздух резко выскочил из легких, и Тигхи, задыхаясь, стал судорожно хватать его широко открытым ртом. Затем капитан флатаров поставил его на пол и отпустил. При этом Тигхи слишком сильно ударился больной ногой и немного пошатнулся, но все же не упал. В свете полуденного солнца, заглядывавшего в дверь, он разглядел крошечное темное пятно на кителе Уолдо, следы слюны в том месте, где его губы коснулись ткани.

– Хорошо, – присвистнул Уолдо. – Ты легкий, очень легкий.

– Однако, – произнес Тигхи и замолчал.

– Да, командир, – вставил свое слово Ати и ткнул Тигхи локтем.

– Да, командир, – задыхаясь, выдавил из себя юноша.

– Ты тощий, – произнес Уолдо и опять поскреб свое изуродованное лицо. Открытие, похоже, обрадовало его. – Прекрасно для флатара. Это единственное, что меня интересует. Должно быть, ты деревенский парень.

– Да, – подтвердил Тигхи.

Кивком Уолдо выразил свое одобрение:

– Знаю я эти деревеньки. Жратвы там вечно не хватает, и все ложатся спать на тощий желудок. Люди всегда в отличной форме и не набирают лишнего веса. Скорее наоборот.

В Тигхи, оправившемся от шока, заговорила гордость.

– В моей деревне я – принц, – заявил он.

Уолдо задвигал бровями, отчего гримаса на его лице стала еще более ужасной.

– Что означает это слово?

– То же самое, что и Папа, – ответил Тигхи, пытаясь набить себе цену в глазах Уолдо.

– Да? Как король? Ну и что? Кого только не встретишь в нашей армии. Нам наплевать, кто ты, принц, король или Папа. Для тебя я заменяю их всех. Понятно?

Тигхи вздохнул.

– Да, – уныло произнес он.

– Выйдем наружу.

Уолдо шагнул к двери, отпихнув Тигхи, и переступил порог. Юноша, хромая, последовал за ним. Ати пристроился сбоку.

– Теперь это твой командир, – прошептал он Тигхи. – Не зли его.

– Почему у него такое лицо? – едва слышно произнес Тигхи.

Его взгляд был устремлен на Ати, и поэтому юноша не заметил кулака Уолдо. Просто почувствовал, как что-то обрушилось сбоку на его голову. Из глаз посыпались искры, а в ушах появился какой-то не то звон, не то свист, очень высокий и неприятный. В следующий миг Тигхи уже лежал на земле, плотно припечатавшись щекой к ее утрамбованной сотнями ног поверхности. Голову пронзила острая боль, а все тело онемело до бесчувствия.

Чьи-то пальцы схватили его за руку. Тигхи оторвал голову от земли и рукой потрогал ухо, в котором гулко стучала боль. Ати сидел рядом на корточках и что-то говорил. С помощью Ати Тигхи сел и пальцами стряхнул грязь со щеки. Ухо по-прежнему сильно болело, но скрежещущий звук в голове постепенно сходил на нет. Тигхи попытался сосредоточиться на том, что говорит Ати.

– Я же предупреждал тебя, ты, варвар, – прошипел Ати. – А ну давай вставай на ноги.

Подхватив Тигхи под мышки, он рывком поставил его на ноги и придержал, чтобы тот не упал снова. Уолдо стоял перед ним, опустив руки.

– Ты не будешь говорить о моем лице, – произнес он высоким, но спокойным голосом. – Ты не будешь говорить о моем лице. Понял? Если ты разозлишь меня, я сброшу тебя с мира.

– Да, командир, – произнес ошеломленный Тигхи.

– Заткнись и иди за мной.

Уолдо повернулся и пружинистой, легкой походкой подошел к стене, где, сложенные штабелем, лежали большие змеи. Тигхи последовал за ним, сильно хромая и держась рукой за распухшее ухо.

– Ну, – громко сказал Уолдо, поворачиваясь лицом к Тигхи, который мог видеть всех остальных флатаров.

Они напряженно смотрели на него.

– Ну, – повторил Уолдо. – Ты когда-нибудь раньше видел воздушного змея?

Тигхи кивнул. Он знал, что это такое. У его друга, жившего в деревне, был игрушечный змей, которого он запускал рано утром, когда воздух поднимался. Это была игрушка.

– Слушай внимательно. Я скажу тебе это только один раз, – проговорил Уолдо. – Не кивай мне, как идиот.

– Нет, командир, – мгновенно ответил Тигхи.

– Ты знаешь, что такое воздушный змей?

– Да, командир.

– Змеи для людей, как эти? Или только маленькие, кадхео?

– Только маленькие, командир.

Уолдо кивнул:

– Это змеи для людей. Военные змеи. Я получил приказ от самого Кардинелле научить тебя летать на таком змее, точно так же, как этих парней и девушек. – Он показал на будущих товарищей Тигхи, и тот взглядом последовал за движением его руки. – Продолжайте упражнение! – рявкнул Уолдо. – Нечего глазеть попусту!

Ему не пришлось повторять дважды. Уолдо опять переключил внимание на Тигхи.

– Я получил приказ, и я его выполню. Ты будешь плохим флатаром, потому что нам дали слишком мало времени. Однако я всегда выполняю приказ.

Последовала пауза, и Тигхи не знал, как ему отвечать, утвердительно или отрицательно.

– У тебя слабые руки, – сказал Уолдо. – Чтобы летать на военных змеях, тебе понадобятся руки посильнее, чем эти. Поэтому начнешь с того, что будешь носить камни. – Он показал на кучу больших камней, лежавших позади штабеля змеев. – Перенеси их на другую сторону уступа и сложи у стены. Понял?

– Да, командир.

– Носи их, ясно? Не вздумай класть их на бедро или живот. Носи так, чтобы они не касались твоего тела. Тебе нужно нарастить мускулы. Понял?

– Да, командир.

Весь оставшийся день Тигхи, выполняя приказ Уолдо, таскал камни. Первый камень показался юноше не слишком тяжелым, пусть даже у него ныла левая ступня и он сильно хромал. Он поднял камень сильным рывком и, держа на весу подальше от туловища, заковылял с ним к противоположной стороне утеса. Со вторым камнем справиться было потруднее, а третий Тигхи едва не выронил на середине пути. Когда он возвращался за четвертым камнем, все тело исходило потом, боль из уха гулко стучала в голове, а нога горела адским пламенем, и каждый шаг причинял почти невыносимые страдания. Тигхи видел, что Уолдо все еще наблюдает за ним, и потому изо всех сил старался не дать камню прикоснуться к своему телу. Однако теперь юноша двигался очень медленно – шаг, остановка, шаг, остановка.

Освободив руки от четвертого камня, Тигхи был вынужден сделать небольшую передышку и лишь после этого смог проковылять назад, к основной куче камней. И тут на его глазах Уолдо повернулся и направился к входу в казарму-землянку. Когда за ним закрылась дверь, Тигхи пронзило чувство облегчения настолько острое, что его сначала можно было спутать с болью. Не ощущая больше на себе пристального взгляда нового хозяина, Тигхи поднял следующий камень и, прижав его к бедру, двинулся к дальней куче. Благодаря этой нехитрой уловке боль в ноге значительно уменьшилась, да и сил уходило меньше.

В общей сложности юноша перетащил двенадцать камней и так умаялся, что ноги отказывались держать его. Выпустив из рук двенадцатый камень, Тигхи тут же сел на землю и, свесив голову между колен, стал жадно вдыхать воздух. Его ладони покрылись мелкими царапинами от камней, а на бедре образовалась ссадина.

В этот момент Уолдо опять вышел наружу, и Тигхи с виноватым видом кое-как поднялся с земли.

– Сколько? – грозно прорычал Уолдо.

– Двенадцать, командир, – ответил юноша.

Уолдо презрительно фыркнул и вернулся в казарму.

Прошел час, и тело Тигхи настолько пропиталось болью, что у него возникло ощущение, будто его мускулы превратились в камень. Солнце стояло высоко в небе. Все парни и девушки платона собрались у входа в казарму и, хихикая и перешептываясь, наблюдали за Тигхи, который безмерно устал и совсем не обращал внимания на повышенный интерес к своей особе.

Уолдо самолично вынес два высоких узких котла с металлическими ручками поперек зева, по одному в каждой руке, и поставил на землю. За ним следовал флатар, который нес на вытянутых руках высокую стопку маленьких мисок. В них стали наливать суп из котлов и раздавать парням и девушкам. Это был травяной суп, в котором плавали кусочки мяса: причем не только насекомых, но и какого-то более крупного животного, которого Тигхи не узнал по вкусу.

Смертельная усталость валила Тигхи с ног, и он думал, что заснет в тот же миг, как только доберется до своего матраца. Однако когда Уолдо отвел наконец весь платон в казарму и приказал ложиться спать, результат оказался противоположный ожидавшемуся. Новая среда и предчувствие крутого поворота в своей судьбе, не говоря уже о теле, кричавшем от боли, сделали свое дело.

После того как все легли и закутались в одеяла, Уолдо вышел из спальни и закрыл за собой дверь. Помещение вмиг заполнилось темнотой. Как только парни и девушки остались одни, в воздухе повисла невидимая паутина шепота, пробежавшего по всему ряду матрацев. Некоторые слова были незнакомы Тигхи, но саму суть ему удалось схватить. Неужели этот новичок и есть тот небесный мальчик, упавший с неба? Конечно, идиот, а кто же он еще, как ты думал? Но его волосы, запах, кожа! А ты видел, как он надрывался, когда носил камни? Да, у него очень слабые руки. Ты видел, как командир ударил его по голове? Несколько человек хихикнули. Их сдавленные смешки были похожи на шорох – шш-шш-шш. Должно быть, он сильно разозлил чем-то командира. Я привел его сюда, прошептал Ати. Я знаю его. Тупее не бывает. Он варвар. Он ничего не знает. Ты сам варвар, Ати-смати, прошептал кто-то еще, ты вонючка из низин, и все расхохотались. Смех взорвал тишину. Дерьмо падает вниз, прозвучал очередной шепот, и раздался новый раскат смеха.

Затем заскрипела дверь, и в ее проеме показался Уолдо.

– Тихо, – скомандовал он, и сразу же все стихло.

Уолдо закрыл дверь поплотнее, чтобы вечерний шторм не выстудил помещение, улегся на свой матрац и заснул.

Глава 7

Пять полных дней от зари и до заката Тигхи таскал камни и выполнял упражнения. В первый день каждое движение отзывалось страшной болью во всех мышцах и суставах, однако к пятому дню Тигхи приобрел определенные навыки; его мускулы стали более упругими, и с каждым днем упражнения давались все легче и легче.

Он быстро освоился с жестким распорядком дня, привык вставать и ложиться в одно и то же время, приспособился к тому, что вся жизнь здесь, от тренировок до отношений между солдатами подразделения флатаров, укладывалась в русло, определяемое требованиями воинской дисциплины. Казалось, что в армии все (за исключением лазарета) строго распределено по минутам. Однако армейские часы были не похожи на часы, которые Тигхи знал в деревне и которые делили сутки на десять часов. Каждому часу соответствовала определенная часть окружности. В Имперской армии использовались солнечные часы, которые делили сутки на градусы, от маленьких углов утром до широких в конце дня. Пятьдесят градусов обозначали полдень, сто градусов означали, что солнце исчезло за верхушкой стены.

Распорядок дня подчинялся именно таким часам. В этот час (пятнадцать) прием пищи, в другой (тридцать) упражнения, таскание камней для наращивания мускулов рук и плеч. Упражнение было обязательно для всех. После первой недели пребывания в платоне флатаров Тигхи стал выполнять это упражнение вместе со всеми. Он больше не таскал камни весь день, только утром.

К пятидесяти градусам солнце достигало одного уровня с уступом, и воздух прогревался вполне достаточно для того, чтобы возникли восходящие воздушные потоки. Так объяснили Тигхи. Так было устроено в природе, сказали ему. Жар солнца нагревал воздух, и нагретый воздух поднимался вверх, – стремясь к Богу, сказал Ати, который оказался очень набожным, хотя с его религией Тигхи был совершенно незнаком. Другой флатар, которого звали Мулваине, объяснил Тигхи, что на том же самом принципе основано устройство калабашей. Их огромные оболочки, сшитые из ткани, наполнялись горячим воздухом, и этот горячий воздух стремился вверх, вдоль стены. К Богу, опять сказал Ати.

Тигхи подумал, а не поделиться ли ему с другими тем, что он узнал в деревне: что Бог не сидит наверху стены, но укрылся у ее подножия и бросает солнце через вершину. Однако он не настолько проникся доверием к своим товарищам по платону флатаров, чтобы поведать кому-либо из них столь еретическую гипотезу, – Тигхи не знал, насколько серьезно в Империи воспринимают то, что противоречит религиозной ортодоксальности. Иногда к Тигхи относились хорошо, но с другой стороны, нередко передразнивали его акцент, смеялись над цветом его кожи, дергали за волосы и били.

Однако время близилось к пятидесяти градусам, и Уолдо торопил своих курсантов к змеям. Начиналась летная практика.

– Равилре! – кричал он. – Ты не получишь сегодня вечернего рациона, ты слишком растолстел – и Бел! У тебя слишком длинная кость теперь, тебе осталось летать на змеях не больше нескольких месяцев, ты слишком быстро растешь. Ничего не поделаешь, а плакать бесполезно – так иногда бывает, ребята прибавляют в росте и весе, и тогда им опасно подниматься в воздух. Будем надеяться, что скоро начнется война и ты еще успеешь совершить свой первый боевой вылет.

Другие парни и девушки каждый день совершали тренировочные полеты на змеях; Тигхи пока приходилось наблюдать за ними с земли. Вначале, после первой недели, Уолдо посадил его на стационарную раму, которая была целиком сделана из дерева. До этого Тигхи еще никогда не видел столько дерева в одном месте – еще один пример невероятной расточительности военных. Конструкция была похожа на составленные вместе четыре дверных рамы. Получалось нечто вроде комнатки, но без стен. Внутри находилась сложная система из кожаных ремней и веревок, к которым внизу были привязаны тяжелые камни. Тигхи пристегивали ремнями внутри этой клетки, как в настоящем змее, и он должен был имитировать различные маневры, учиться управлять змеем, подниматься, опускаться, совершать повороты.

– Тигхи! – завопил Уолдо, придав своему лицу еще более уродливое и свирепое выражение. – Ты не просто в форме. Худой как тростинка, вы только посмотрите на него! Ты в идеальной форме! Эти деревенские парни, которые не жрут ничего, кроме травы; жир не прет из них во все стороны, как из вас, городских бездельников.

Тигхи тренировался в клетке до исступления, пока не заскрипели от боли все его суставы и на спине не появились мозоли. Ночью, в спальне, когда Уолдо на некоторое время уходил и платон оставался без командира, все начинали возбужденно перешептываться. Сначала Тигхи побаивался вступать в эти беседы, однако довольно скоро ему стали задавать вопросы напрямую. Голоса слышались со всех сторон.

– Откуда ты, небесный мальчик?

– Почему твоя кожа такого цвета?

– Ты и в самом деле упал с неба?

– Да, – ответил Тигхи.

– О-о-о! О-о-о!

– Упал с неба!

– Как это было? – поинтересовалась девушка с курчавыми волосами, которую звали Мани.

Ее голос Тигхи мог безошибочно распознать в полифоническом шушуканье, несмотря на темноту.

– Я не очень помню, – ответил Тигхи. – Я падал долго.

– Вы только послушайте его произношение, – прошипел кто-то из дальнего угла. – Он же туп, как безмозглая тварь.

В разговор поспешил вмешаться Ати:

– Я долго разговаривал с ним. Он совсем бестолковый, он ничего не знает, он говорит очень смешно.

– Ты сам говоришь смешно, тупица из низин, – осадил его кто-то.

– Ты редерен из калабаша, – послышался другой голос.

– Что значит «редерен»? – спросил Тигхи, стараясь сделать так, чтобы его голос прозвучал как можно более непринужденно и естественно. В ответ прозвучал, издевательский смех. – Откуда ему знать, незнайке? Редерен – это бонг-бонг, – произнес кто-то.

Вскоре все дружно принялись повторять это слово. Бонг-бонг-бонг. Смех становился все громче и громче, пока у Тигхи не заложило уши. Юноша почувствовал себя совершенно беспомощным и беззащитным. В этот момент распахнулась дверь, и в проеме возникли очертания фигуры командира. Смех мгновенно растворился в темноте.

– Всем спать! – приказал он.

Девушки – их было пятеро – обычно держались особняком. Если им выпадала минутка свободного времени, что бывало нечасто при очень плотном распорядке дня, насыщенном различными упражнениями, практическими занятиями и полетами, они сбивались в кучу и играли в одну и ту же игру – хлопали друг друга ладонями о ладони в различной последовательности и при этом что-то произносили хором. Что именно, Тигхи никак не мог разобрать.

Парни вели себя гораздо более шаловливо, по крайней мере тогда, когда Уолдо не обращал на них внимания или вовсе отсутствовал. Они подначивали друг друга, затевали ссоры и даже драки, бросались камнями (доставалось и Тигхи) и вообще творили все, что хотели. Лишь Уолдо, который, казалось, обладал непререкаемым авторитетом, был способен навести порядок.

Однажды утром, когда Тигхи выпутался из одеяла и встал с матраца, готовясь идти получать утренний рацион, на него вдруг набросился один из парней. Он мгновенно стянул с юноши штаны и очень больно дернул его за вик. Никогда еще Тигхи не подвергался такому унижению, да еще прилюдно. Слезы брызнули у него из глаз, и он рухнул на пол, сжавшись в комок. Тишину взорвал издевательский хохот. Курсанты кривлялись, гримасничали и показывали на него пальцем. Затем опять наступила тишина. Должно быть, вошел Уолдо, мелькнула догадка у Тигхи.

– Тигхи, что ты делаешь на полу? – Голос Уолдо звучал очень близко, из чего Тигхи заключил, что Уолдо стоял над ним. – Почему у тебя спущены штаны? Как это мерзко, отвратительно.

Тигхи поднялся с пола с заплаканными глазами.

– С меня сдернули штаны, – произнес он. – Кажется, это сделал Мулваине. Он дернул меня за вик.

Уолдо отвесил ему оплеуху, правда не слишком сильную:

– Хватит хныкать! Не будь путавре! Ты в армии и сам должен постоять за себя.

Однако постоять за себя самому Тигхи никак не удавалось. Почти каждую ночь он беззвучно плакал, завернувшись в одеяло. Другим парням, похоже, доставляло особое удовольствие доводить его до слез. Однако бывали дни, когда эти же парни если и не проявляли трогательную заботу, то, во всяком случае, относились к Тигхи вполне терпимо, и это было очень странно и непостижимо для юноши. Обычно такое случалось, когда объектом насмешек и издевательств становился Ати. Как-то утром, когда Уолдо вышел из казармы и курсанты платона должны были убирать постели и готовиться к завтраку, трое парней напали на Ати. Несмотря на отчаянное сопротивление, они повалили юношу на пол и размазали по его лицу что-то липкое, пытаясь запихнуть это ему в рот.

– Жри! Жри! – приговаривали они.

Эта сцена не оставила безучастным никого. Все, даже девушки, собрались вокруг, возбужденно переговариваясь и посмеиваясь. Мулваине обнял Тигхи за плечи.

– Видишь, как мы ненавидим нижнестенщиков, тех, кто родом из низин Империи? – сказал он, усмехнувшись.

И внезапно Тигхи догадался. К горлу подступила тошнота. Лицо Ати было измазано человеческим калом. Должно быть, ночью кто-то опорожнил свой желудок на кусок грязной тряпки, и теперь они пытались заставить Ати съесть эту гадость.

– Дерьмо падает вниз по стене! – промурлыкал кто-то нараспев.

– Отведай-ка это блюдо, приятель! Какая вкуснотища, верно! – добавил другой курсант.

Эти издевательства, казалось, доставляли всем, кроме, разумеется, самого Ати, огромное удовольствие. Ати сопротивлялся изо всех сил, рыча сквозь стиснутые зубы. Тигхи было противно даже думать об этом, не говоря уже о том, чтобы видеть подобную мерзость своими глазами. Жестокость этих людей по отношению к тому, кто был им гораздо ближе, чем Тигхи, заставила его содрогнуться. И вместе с тем юноша испытывал странное возбуждение. Он смеялся точно так же, как и другие, ухмыляясь и жестикулируя над телами, копошащимися на полу. Он поступал нехорошо, и его не покидало чувство стыда, однако Тигхи ничего не мог поделать с собой.

А затем вся вакханалия прекратилась так же внезапно, как и началась. Все курсанты вмиг разбежались к своим матрацам и принялись как ни в чем не бывало складывать одеяла, причесываться и приводить в порядок одежду. Парней, издевавшихся над Ати, можно было определить без труда: они вытирали свои руки об пол и о штаны. Сам Ати стоял посреди помещения, и, несмотря на скудный свет, Тигхи и остальные видели следы кала на его лице. Всем своим видом он выражал страдание: поникшие плечи, отвисшая челюсть.

– Ати! – рявкнул Уолдо, который уже успел вернуться в казарму. – Что с тобой? Хочешь, чтобы я побил тебя?

– Виноват, командир, – ответил Ати.

Тигхи вдруг понял, что тот готов вот-вот разрыдаться.

– Всем выйти! – скомандовал Уолдо. – Носить камни. – Он посмотрел на Ати. – Отвратительно! Отвратительно! Мы позаботимся о том, чтобы Ати научился следить за собой.

После этого все вышли наружу и стали таскать камни. Кое-кто ухмылялся, прищурив глаза в утреннем свете, однако у Тигхи было подавленное настроение, и он хотел как можно скорее забыть о случившемся. Когда Ати вышел наконец из казармы и присоединился к курсантам, выполнявшим упражнения, его лицо было уже чистым, но на щеке красовался огромный синяк.

Тигхи упражнялся и упражнялся в клетке, пока все движения не въелись в его плоть и кровь, не стали его второй натурой, а мозоли на спине не лопнули и не засохли и кожа в этих местах не затвердела. Затем, однажды утром, когда Тигхи наблюдал за тем, как парни и девушки забирались в свои змеи и готовились к практическим занятиям, Уолдо схватил его за плечо и встряхнул.

– Сегодня ты полетишь, – сказал он.

Вот и все. Как просто.

Ему дали змей, настоящий змей: деревянный крест с деревянными перекладинами, в форме слезинки, высотой с Тигхи и шириной в половину его роста. Рама была обтянута чем-то вроде кожи, однако кожи более тонкой, гибкой и прочной, чем любая шкура, какую Тигхи когда-либо видел.

Перед полетом курсанты собирали свои змеи; выставляли траверсы в главную балку и соединяли раму поперечинами и обтягивали ее кожей. Тигхи проделывал это много раз, сделал и теперь. Каждый парень или девушка занимались сборкой своего аппарата, сидя на земле, подобрав под себя ноги. Так было удобнее. Такую же позу принял и Тигхи. Все операции он выполнял в строгой последовательности, как его учил Уолдо.

После сборки змеи прислоняли к стене, чтобы кожа высохла на солнце и натянулась. В ожидании, пока это произойдет, курсанты платона выполняли ряд упражнений для выработки точности движений. Разрабатывались суставы, которые начинали действовать как шарнирные соединения, а мускулы приобретали необходимую эластичность. Именно эти упражнения отрабатывали курсанты платона, когда Тигхи в сопровождении Ати впервые появился здесь.

Затем он взял своего змея и встал в общую очередь, двигавшуюся к краю уступа. Уолдо шел за ними. Тигхи старался не думать о том, что ему сейчас предстоит сделать. Пока все шло, как обычно. Очередь двигалась довольно быстро, и вот уже Тигхи стоит на самом краю мира и должен сам шагнуть в бездну. Внизу живота появилось противное сосущее ощущение, а сердце застучало в несколько раз быстрее обычного. Ноги и руки отказывались слушаться.

И тут Тигхи с ужасающей ясностью стало понятно, что у него ничего не получится. Страх парализовал его. Он просто не мог. Просто не мог. Тигхи застыл на месте, а затем попытался было сделать шаг назад, однако Уолдо держал его железной хваткой.

– В ремни, мальчик-предвестник, – произнес он.

В его голосе прозвучала угроза. Тигхи продел руки в ремни и почувствовал, как змей уперся ему в спину. Юноша весь покрылся потом, по коже забегали мурашки.

У него ничего не получится.

Ничего.

Справа от Тигхи стоял Ати. Большим пальцем правой руки он чертил какой-то сложный узор у себя на груди. Заметив, что Тигхи наблюдает за ним, юноша пояснил:

– Перед полетом я всегда осеняю себя крестным знамением.

Ати говорил громко, чтобы перекричать ветер, который шумел все сильнее. Его щека покрылась румянцем, а зрачки сузились.

– Нет, – произнес Тигхи тихим, сдавленным голосом. Затем громче: – Нет, я не могу.

Но Ати уже не слушал его. Уолдо привязывал шнур к змею Ати. Другой конец шнура он прикрепил к змею Тигхи.

– Этот шнур, – сказал он, – связывает тебя со змеем Ати. Он поведет тебя. Следуй за ним, учись, как нужно летать в воздухе, смотри на него и делай, как он.

– Нет, – сказал Тигхи. Это было невыносимо. Мир сжался. Все поплыло перед глазами. Ветер, казалось, ввинчивался в его голову через уши. – Нет, – сказал он в который уже раз.

– Ты почувствуешь себя по-другому, когда поднимешься в воздух, – пообещал Уолдо.

Ветер выл так сильно, что командиру пришлось сказать это Тигхи в самое ухо, почти касаясь его губами. Как ни странно, но неподчинение юноши, похоже, пока не раздражало Уолдо.

Справа от Тигхи змеи один за другим проваливались в пустоту. Змей, находившийся слева от юноши, вдруг резко взмыл вверх, подхваченный порывом ветра. Тигхи увидел фигуру, пристегнутую к змею ремнями. Некоторое время змей висел в воздухе, а затем вдруг резко провалился вниз и исчез из виду. Это было уже слишком.

Желудок Тигхи отреагировал самым неожиданным образом. Юноша ощутил спазмы, а затем изо рта неудержимым потоком хлынула рвотная масса. Ему показалось, что кишки вывернулись наизнанку и стали добычей стремительного ветра.

– Блюешь? – заскрежетал Уолдо своим странным пронзительным голосом. – Отвратительно! Отвратительно! Прочь отсюда!

Однако он не столкнул Тигхи вниз; вместо этого Уолдо взялся руками за траверсу его змея и потянул вниз. Тело юноши приняло наклонное положение, и струя рвоты пролилась в грязь, лежавшую у края уступа.

Тигхи закрыл глаза. Ему было стыдно, и чувство стыда заслонило страх, который он испытывал перед предстоящим полетом. Откуда-то сзади донеслись голоса, выражавшие преувеличенное отвращение. Вой ветра не смог заглушить голос Ати, который вопил во всю глотку:

– К полету готов. Я готов, готов.

Тигхи по-прежнему мутило и внутри от горла до желудка сильно жгло, однако Уолдо, потерявший наконец терпение, выругался и, грубо встряхнув, рывком вернул юношу в прежнее положение. Тигхи открыл рот, чтобы извиниться перед командиром, однако изо рта вырвался лишь слабый стон. Его глаза были по-прежнему закрыты. Ремни змея больно врезались в плечи. Последовал рывок, который вызвал новые спазмы в желудке, и шум ветра стал другим, приобрел басовитый оттенок.

Тигхи открыл глаза.

Он поднялся! Ветер оторвал его от земли.

На фоне сильного шума ветра слышался пронзительный вопль. Тигхи понял, что это его собственный голос. Ветер изменил направление, застав Тигхи врасплох, и его змей накренился в левую сторону.

Ноги болтались над пустотой. Туда, вниз, страшно было даже посмотреть. Значит, лучше смотреть вверх.

Стена мира была на месте. Она простиралась вверх и вниз с завораживающей бесконечностью, от которой веяло непоколебимой, вечной прочностью. На мгновение страхи Тигхи испарились; противный вкус во рту, спазмы в желудке отступили на задний план, превратились в ничто перед грандиозным размахом самой стены. Теперь он удалился в воздухе на достаточное расстояние, чтобы оценить ее необъятность. Он заметил также небольшую кривизну стены или выпуклость; она слегка изгибалась вправо и влево. Однако это объяснялось оптическим обманом перспективы: его взгляд устремился вверх, туда, где продолжение стены терялось в дымке.

Ати потянул за шнур, и змей Тигхи дернулся и, уйдя в сторону, совершил вираж. Изменились и перспектива. Глаза юноши скользнули по стене, и в следующий момент перед ним открылось голубое пространство, испещренное крошечными рваными облаками. Тигхи увидел шнур, протянувшийся от его змея к змею Ати. Он был туго натянут.

Разверзшаяся внизу бездонная бездна манила взгляд словно магнитом, и Тигхи снова ощутил спазмы в желудке. Конструкция на его спине заскрипела: все ее элементы испытали нагрузку, когда Тигхи резко ушел вниз.

Сейчас он даже не знал, есть ли в нем страх, боится ли он. Очень досаждал привкус горечи на языке, которая жгла, словно огнем. Во рту, на зубах, на губах, везде сохранялся вкус рвотной массы. Как жаль, что нет баклажки с водой, чтобы выполоскать рот и избавиться от горечи, подумал Тигхи.

Его грудь содрогнулась от рыданий, которые, впрочем, вскоре прекратились. Всхлипнув в последний раз, он успокоился. Он не погиб. Все в порядке. Он в воздухе. Он летит. Протянув руку, Тигхи дернул за тягу, как его учили на практических занятиях в тренировочной раме. Ветер свирепо ревел и хлестал Тигхи в лицо, но змей постепенно начал выполнять тот маневр, какого хотел Тигхи. Несмотря на шум ветра, было слышно, как заскрипел кожаный шнур, соединявший оба змея. Юноша тут же отреагировал на это, дернув за обратную тягу, сделав это почти машинально. Змей дрогнул, края крыльев опустились, и он совершил левый поворот, описав плавную дугу. Натяжение шнура ослабло, и под воздействием ветра он выгнулся дугой.

Змей Ати находился на вполне безопасном расстоянии. Во всяком случае, так показалось Тигхи, и он направил свой змей к нему. Однако скорость сближения оказалась слишком большой, и змей Ати вырос перед ним совершенно внезапно и так близко, что до него можно было достать рукой. Тигхи завопил от страха, тем более что лицо Ати с широко разинутым ртом и выпученными глазами никак не добавляло уверенности. Ати заорал что было мочи, и этот крик выражал ужас и злость одновременно. А затем Тигхи проскочил мимо него, и лишь чудо спасло оба змея от столкновения.

Неосторожность Тигхи привела к тому, что оба юноши оказались на волосок от гибели.

Кое-как Тигхи приналег всем телом на правую сторону рамы, высвободившись из ремней, и резкое пикирование прекратилось, но змей перевернулся, и на какой-то миг юноша завис в воздухе вверх ногами. Душа ушла в пятки, но в следующее мгновение змей опять принял прежнее положение. Ветер свистел в ушах. Кожа змея трепетала и дергалась, как живая.

Перед Тигхи опять появился Ати, который управлял змеем резкими, но несильными толчками. Он делал это, чтобы находиться лицом к Тигхи. Рот Ати был широко раскрыт. Он кричал что-то, но из-за сильного шума ветра Тигхи совершенно не слышал его голоса. Ярость, отразившаяся на лице Ати, настолько исказила его черты, что Тигхи в изумлении уставился на него, забыв на какое-то время о своем змее.

Еще секунда – и порывом ветра их раскидало в разные стороны.

Тигхи изо всех сил сопротивлялся стихии, бросавшей змей, словно щепку, и старался подчинить это хрупкое сооружение своей воле. Практические упражнения в клетке, жестко установленной на выступе, не шли ни в какое сравнение с действительностью. Кроме того, Уолдо торопился. Он должен был научить его летать до начала войны, и такая спешка не могла не сказаться на качестве подготовки.

Тигхи потянул за продольную тягу, и змей поднялся и развернулся в обратную сторону. Перейти к парящему полету оказалось не так-то просто. Мозг теперь с невероятной четкостью фиксировал происходящее, и Тигхи осознал, что никогда не сможет приземлиться, если не стабилизирует полет.

Внезапно что-то больно хлестнуло по его левой ноге: он оглянулся и увидел, что кожаный шнур свободно болтается в воздухе. Тигхи понял, что Ати, рассерженный опасным сближением их змеев, счел за лучшее отвязать свой конец шнура, который извивался, хлопал и принимал форму змеи, готовящейся к броску. Тигхи решил тоже избавиться от шнура, привязанного к раме змея у его плеча, и, нащупав узел, кое-как развязал его. Шнур соскользнул с перекладины и, свернувшись спиралью, стал падать вниз.

Тигхи огляделся вокруг. Грандиозная перспектива не просто ошеломляла его, но и наполнила радостным возбуждением. Он гордился собой, гордился тем, что ему удалось сделать. Он повернул налево, затем направо. Вся стена мира, основа основ и прочная опора всего, заплясала и запрыгала перед его глазами. Тигхи менял положение своего тела в ремнях подвески так, как его учили в клетке там, на земле; только здесь, в этой новой стихии, равновесие его тела и просторной поверхности змея существовало в новом измерении. Наклон вперед навстречу порыву ветра, дувшего снизу, – и змей парил в воздухе, покачиваясь из стороны в сторону. Наклон назад – и бриз поднимал его вверх. Стоило поставить плоскость змея почти вертикально, и она теряла опору на воздух, и змей начинал терять высоту, падение можно было замедлить и превратить в пологий спуск, надавив руками на поперечный брус или перевернув тело на бок.

Другие змеи кружили в воздухе, словно птицы, снижаясь по спирали. Тигхи предельно сосредоточился и тоже начал снижаться. Во рту у него ужасно пересохло, а от пота щипало в глазах. Ногам было так холодно, что он даже не чувствовал пальцы ступней. Управлять змеем оказалось очень непросто.

Теперь до Тигхи дошел смысл обрывков разговоров, подслушанных им в казарме. Вдали от поверхности самой стены ветры были более ровными: не то чтобы там совсем не было встречных воздушных потоков, но управлять змеем там было легче. Однако чем ближе к стене, тем более порывистым и злым становились ветры. Змеи начинали вибрировать и сильно гудеть. При этом ухудшалась видимость, потому что от вибрации дрожали зрачки.

Тигхи опустился еще немного и сделал плавный поворот. Теперь, когда уступ находился еще довольно далеко внизу, он видел, как змеи один за другим садятся на него. Мысль о том, что он может не разбиться насмерть о поверхность мира, а приземлиться и остаться в живых и даже не покалечиться, бросила Тигхи в нервную дрожь. Он наклонил свой аппарат и начал снижение в том же направлении. Пикировать было нельзя, снижение должно происходить по пологой кривой, однако сильный порыв ветра швырнул Тигхи к стене, и перед его глазами возникла совершенно плоская, вертикальная поверхность мира, каменистая и безжизненная. Она приближалась с такой скоростью, что у него потемнело в глазах. В страхе Тигхи налег всем весом своего тела на ремни, идущие к задней части плоскости змея, и тот круто взмыл вверх и повернул.

Тигхи не знал, что делать, и растерялся. Он был на волосок от паники, которая могла погубить его. И все же, зажав в кулак свой страх, решил сделать еще одну попытку, но теперь снижение должно было начаться на гораздо большем удалении от стены. Однако на этот раз у Тигхи ничего не вышло, и он стал бесцельно кружиться в воздухе. Оглядевшись вокруг, юноша не увидел других змеев. В небе остался он один, все остальные уже приземлились. Тигхи сделал еще один заход, однако сильное дребезжание кожаного полотна проникало, казалось, в самые кости. Ужас прочно завладел им. Вкус горечи во рту еще более усилился.

Под ним промелькнул уступ, а затем отрог, который отделял базу платона от главного выступа. Впереди появились калабаши, и Тигхи начал подниматься вверх по дуге, чтобы не столкнуться с ними. Поравнявшись с отрогом во второй раз, Тигхи принял нужное положение тела в ремнях, развернул змей и круто, с ускорением пошел вниз. Это было похоже на падение. Внезапно в памяти мелькнула ма, ее лицо, искаженное гневом. И ветер, бивший в лицо.

Действуя по какому-то безошибочному наитию и удивляя этим самого себя, Тигхи в последний момент, когда столкновение с уступом казалось неизбежным, резко налег всем телом на ремни задних траверс, и падение прекратилось. Змей взмыл вверх и остановился на мгновение в воздухе. Однако высота теперь была небольшой, и этого мгновения Тигхи хватило, чтобы плавно спланировать на уступ, почувствовав его плотно утрамбованную поверхность своими ногами.

Здесь в ожидании его посадки уже дежурили несколько человек, которые ухватились руками за концы крыльев змея, чтобы не дать порыву ветра сдуть его с уступа. Тело Тигхи обмякло, и, обессиленный, он рухнул на колени. Лишь как следует отдышавшись, юноша поверил в то, что там, в небе, ему казалось невероятным или несбыточным: он вернулся на стену.

Дома. Твердая почва под ногами.

С пониманием этого пришла бурная радость, роившаяся в глубине груди. Тигхи выпутался из ремней и выбрался из-под змея. Уолдо будет доволен. Он совершил полет и удачно приземлился. Внутри у Тигхи возникло ощущение легкости, какого-то яркого света.

Уолдо уже двигался к нему с хмурым лицом, глядя себе под ноги. Оказавшись перед Тигхи, командир выбросил кулак вперед. Скользящий удар сбоку в череп был неожиданным для юноши. Его голова мотнулась в сторону, и из глаз посыпались искры. Висок пронзила острая боль.

– Ты выбросил шнур! – закричал Уолдо. – Я стоял и следил за тобой. Ты знаешь, сколько он стоит?

Второй удар был не таким неожиданным и потому менее болезненным. Тигхи уловил движение руки Уолдо, когда та еще только взметнулась в воздух, и расслабился. Упав на землю после удара, Тигхи несколько раз перекатился и растянулся.

Падение было удачным. Он даже не поцарапался. Несмотря на сильную боль в темечке, Тигхи почувствовал прилив удовлетворения, ощутив под собой гравий уступа. Полет, посадка, все отлично.

Злость Уолдо тут же улетучилась, и он присел на корточки рядом с юношей.

– Все в порядке? Мне вовсе не доставляет удовольствия бить тебя, – произнес он.

– Все хорошо, командир, – ответил Тигхи.

Уолдо помог ему встать.

– Однажды я ударил человека, – сказал он с нехарактерной для него разговорчивостью, – и тот ослеп на один глаз. Не заставляй меня бить тебя снова. Если у тебя будет только один глаз, ты не сможешь летать на змее.

– Нет, командир, – пообещал Тигхи.

Он уже твердо стоял на ногах. Боль в темечке почти исчезла. Внезапно Уолдо рассмеялся, нарушив своим смехом установившуюся было тишину.

– Это было похоже на воздушный бой, чтоб мне сдохнуть, – сказал он. – Как будто ты пытался сбить Ати, уничтожить его.

Затем Уолдо резко повернулся и зашагал прочь.

Потрогав голову, Тигхи посмотрел на пальцы. Крови не было. Затем он осмотрелся. Остальные курсанты уже разобрали свои змеи и занесли все детали в казарму. Опасаясь опять вызвать неудовольствие Уолдо, Тигхи торопливо принялся разбирать свой аппарат. Его не покидало ощущение нереальности того, что произошло. В висках опять молоточками застучала боль. Тигхи почувствовал себя брошенным, одиноким и не знал, что теперь делать. Затем, закинув голову назад, юноша устремил взгляд в небо и понял, что это была радость. Он радовался жизни. Живой!!!

Небо почему-то казалось более ярким, чем обычно, с более сочной голубизной. Да и сама стена казалась теперь окрашенной в более четкие цвета. Коричневые оттенки стали гуще, интенсивнее, серые – чище, а зеленые – живее.

В тот вечер в спальне Ати вел себя очень сдержанно и даже неприветливо. Завернувшись в одеяло, Тигхи попытался прозондировать его настроение.

– Я чуть было не врезался в тебя, – сказал он тихим голосом, – извини.

Ати пробормотал что-то нечленораздельное, глядя в другую сторону.

– В небе, – добавил Тигхи.

– Пошел ты! – произнес Ати.

Некоторое время он молчал. Тигхи ждал более полного ответа, но затем сдался. Перевернувшись на бок, попытался заснуть. Сон уже почти принял его в свои объятия, как вдруг послышался сварливый голос Ати.

– Не делай этого больше. Ты мог убить, – проговорил он, – убить нас обоих, тебя, меня. Придурок. Ладно, – добавил он голосом, в котором прорезались более снисходительные нотки. – Это было тогда. Нет демерат все время думать о прошлом.

Молчание.

– Понимаешь, – опять заговорил Ати. – Я думал, что ты можешь летать лучше. Ты же небесный мальчик и все такое, однако ты летал плохо, ты летал, как дерьмо. Куча дерьма на змее.

Он задергался, сотрясаемый беззвучным смехом. Внезапно – неожиданно для него самого – Тигхи тоже разобрал смех. Он сжал губы пальцами, стараясь не дать ему выскользнуть наружу. В любую минуту в спальню мог войти Уолдо. Шуметь опасно. Тигхи уже успел убедиться на собственном опыте в том, что рука у командира молниеносная и тяжелая. Однако это было так смешно – Тигхи, падавший с неба как камень.

– Тебя считают небесным мальчиком, – сказал Ати. Смех сделал конец предложения почти неразборчивым. Нижнестенщик буквально задыхался от смеха.

– Небесный мальчик! – повторил Тигхи.

– Ты хороший предвестник? Да ты дерьмовый предвестник.

– Да!

– Говорят, что ты специально прилетел к нам, – произнес Ати. Его тело дрожало от хихиканья. – Я в это не верю.

– Я упал, – сказал Тигхи.

Дверь открылась, и вошел Уолдо.

– А ну, тихо! – скомандовал он.

На следующий день за завтраком Ати подошел к Тигхи и сел рядом. Они ничего не сказали друг другу, но это было первое утро, когда Тигхи не пришлось завтракать в одиночестве.

Глава 8

Тигхи отправился в полет на следующий день, и в день, который последовал за ним, а также на третий день после своего первого вылета. Каждый раз, когда Тигхи стоял на краю мира, страх проникал во все поры его тела. Он приказывал себе не смотреть вниз, однако ничего не мог с собой поделать. Его глаза опускались, словно подчинялись тем же законам притяжения, что и физические тела. Там, под ногами, находился мир, вечный и незыблемый, который простирался бесконечно вверх и вниз до того предела, пока каменная поверхность не скрывалась в тумане облаков, и все уменьшалось на расстоянии и становилось голубым. Одного взгляда в бездну хватало, чтобы ребра Тигхи сжимались вместе, как пальцы в кулаке, сердце начинало прыгать и колотиться, во рту появлялась неприятная сухость, в ушах звенело, а волосы на голове вставали дыбом.

Однако каждый раз Тигхи переступал край, шагая навстречу полуденному воздушному потоку, поднимавшемуся вверх, и змей на его спине начинал трепетать и поднимался. И каждый раз, когда это происходило, Тигхи плакал – плакал по-настоящему от радостного возбуждения.

Чем ближе он сходился с Ати, тем больше убеждался, что нижнестенщик владеет имперским языком не так хорошо, как ему казалось раньше. То, что Тигхи воспринимал как безупречное выражение, в действительности было неправильным с точки зрения синтаксиса. Однако сам Ати, несмотря на всю свою странность – странный вид и запах, особые повадки и привычки, – начал казаться Тигхи простым и неприхотливым парнем, настроенным дружелюбно по отношению к нему. Знакомым и близким.

Однажды утром, обещавшим очень яркий и солнечный день, когда платон рассредоточился по уступу для выполнения растягивающих упражнений и движений тайши, Тигхи собирался с духом и обратился к Уолдо.

– Командир? – произнес он. Его голос дрожал больше обычного, и это смущало юношу. – Командир?

– Тигхи, – пробурчал Уолдо.

Он ремонтировал сломанную перекладину змея. В правой руке у него был старый потрескавшийся горшочек из пластика, из которого он подливал клей в место перелома.

– Я хочу уйти, несколько дней, – сказал Тигхи. – В полевой госпиталь.

Уолдо ничего не ответил. Изуродованное лицо оставалось совершенно непроницаемым. Все его внимание было сосредоточено на сломанном змее. Обмотав склеенное место лыком, Уолдо прислонил змей к стене и спросил:

– Ты больной?

– Нет, командир.

– Сломанные кости?

– Нет, командир.

– Полевой госпиталь предназначен для этого.

– Там работает человек. Его звать Вивре, командир. Он вылечил меня после моего падения. Он мне отец. Я люблю его.

При этих словах Уолдо внимательно посмотрел на Тигхи своими глубоко посаженными, немигающими глазами небесно-серого цвета. Их взгляды встретились.

– Ты любишь его, – повторил Уолдо бесцветным голосом.

– Он мне отец, я люблю его, – нерешительно повторил Тигхи. – Я люблю его, отца.

– Нет, Тигхи, – сказал Уолдо, встав с земли на ноги. – Ты не можешь пойти туда. Наш день очень плотный, и мы не можем найти время для твоих прогулок. – Он хлопнул себя ладонями по овальному животу. – Теперь я твой отец, и ты должен любить меня. Ты должен любить меня, или мне придется снова побить тебя.

Затем он вдруг расхохотался и удалился пружинистой походкой, оставив Тигхи в недоумении и растерянности.

Как-то вечером, когда оба приятеля, сидя в некотором отдалении от остальных флатаров, поедали вечерний рацион, Тигхи спросил:

– Ати, это война?

Ати всегда очень серьезно относился к приему пищи и, уделяя этому процессу все свое внимание, как правило, был глух и нем ко всем внешним раздражителям. Вот и на сей раз он не стал отвечать на вопрос Тигхи, пока тщательно не пережевал и не проглотил последний кусочек мяса, после чего еще провел указательным пальцем по внутреннему краю миски и облизал его. Лишь после этого Ати произнес:

– Что ты говоришь, варвар?

– Война.

– Что насчет войны?

– Против кого мы война?

– Не говори: мы война, – сказал Ати, самодовольно ухмыляясь. Он обожал исправлять синтаксические ошибки Тигхи, хотя сам не слишком хорошо владел имперским языком и говорил на нем с запинками. Однако ему нравилось выступать в роли знатока по отношению к тому, кто говорил на имперском языке еще хуже. – Скажи: «Мы воюем».

– Против кого мы воюем? В этом воюем?

– Против кого мы воюем в этой войне? – еще раз поправил его Ати. – Ты полный невежа, если не знаешь, против кого мы воюем.

Тигхи поднес миску ко рту и стал вылизывать ее. Несмотря на то что язык у него был длинный, он никак не мог достать до самой середины. Ати подался вперед и стукнул по миске костяшками пальцев так, что она ударила Тигхи по переносице.

– Дерьмоед! – завизжал Тигхи и, бросив миску, щелкнул Ати прямо в лоб.

Ати рассмеялся, и Тигхи ответил ему улыбкой, однако в следующую секунду оба юноши стали с тревогой озираться по сторонам. Им вовсе не хотелось, чтобы Уолдо обратил на них внимание.

– Итак, – повторил Тигхи. – Против кого мы воюем?

– Ты невежа! Каждый знает, против кого мы воюем.

– Я – принц, – фыркнул Тигхи. – Ты – дерьмоед.

– Прошу прощения, ты принц, – произнес Ати, отвесив Тигхи насмешливый поклон.

– Скажи мне!

Ухмылка исчезла с лица Ати.

– Мы ведем священную войну, – сказал он, внезапно посерьезнев. – Это священная борьба. Так написали все три Папы. К востоку от нас на стене живет могущественная нация тьмы. Она носит название Отре.

– Отре, – торжественно произнес Тигхи.

– Они – зло. Они лишают глаз всех детей мужского пола, потому что почитают эль-даймона.

– Кто такой эль-даймон? – спросил Тигхи, придя в ужас. Ослеплять детей?!

– Это враг Бога, дьявол.

– Дьявол.

– Да, но дьявол – женщина. Женщина-дьявол, и отре почитают ее. Она приказывать им выкалывать глаза всем мальчикам, детям их врагов и отрезать их члены. Они берут двух детей-мальчиков и отрезают два пениса. Затем убивают одного мальчика и молятся женщине-демону, эль-даймону. – Ати был доволен тем впечатлением, которое он произвел на Тигхи, и потирал руки, хитро посматривая на собеседника. – Они убивают одного мальчика-ребенка и сбрасывают его мертвое тело с мира. Затем они берут два пениса, – и Ати для пущей убедительности пошевелил двумя мизинцами, – и вставляют их в глаза другого мальчика-ребенка.

Тигхи изумленно ахнул:

– В глаза?

– В глазные впадины. В дома для глаз, где были глаза. На нашем языке мы говорим «гнаж».

– Глазницы, – сказал Тигхи.

– Да, – нетерпеливо подтвердил Ати. – Они вставляют пенис в гнаж таким образом, что кончик каждого пениса торчит оттуда как глаз. В конце каждого пениса есть маленькая дырочка, правильно? Небольшой кружок. Это зрачки.

– Зрачки, – повторил Тигхи.

– Поэтому кончик пениса похож на глаз. И каждая женщина в Отре имеет юношу-раба. Его держат на привязи, на веревке, за шею. Вот так, – Ати для наглядности ущипнул себя за адамово яблоко, оттянув кожу двумя пальцами, – и они водят их с собой весь день.

– Ужасно!

– И если наши ребята попадут к ним в плен, они поступают точно так же и с ними. У мужчин они иногда отрезают яички и вставляют в гнаж.

– Неужели это правда? – спросил Тигхи, широко раскрыв глаза.

– Истинная правда, – ответил Ати и откинулся спиной к стене с довольным видом. – Это священная война, и мы распространим власть Империи на этих варваров, этих женщин-дьяволов.

– Мы будем воевать с их армией?

Ати презрительно фыркнул:

– У них маленькая армия. Бои идут за Сетчатым Лесом.

– Их армия состоит только из женщин?

– Что?

– В их армии нет мужчин?

– Нет, почему же. – Ати замялся с ответом и нерешительно добавил: – Нет, их армия из мужчин, я думаю.

– Но у них нет глаз!

Ати покашлял немного и сказал:

– У некоторых мужчин есть глаза. Наверное, у многих. Однако они злые люди, и мы уничтожим их!

– Злые люди, – повторил Тигхи.

– Да. К востоку отсюда находится Сетчатый Лес.

– Что это такое?

– Это огромный лес, не деревья, а… мы говорим «аш». – Он растопырил пальцы обеих рук наподобие когтей и потряс ими в воздухе. – Он простирается на много миль по поверхности стены мира. Отре живут по другую сторону. Мы двинемся туда через Сетчатый Лес и будем сражаться с Отре.

Следующим утром, в то время как платон отрабатывал упражнения, которые начинали походить на ритуал, явился Уолдо и встал перед цепочкой курсантов. Это было необычно, и стройный ритм движений, которые все выполняли в унисон, вскоре поломался.

– Дети! – пролаял Уолдо.

Он держал что-то за своей спиной.

Парень, стоявший сзади Тигхи, незаметно протянул вперед руку и, ухватив Тигхи через одежду за кожу внизу спины, дернул изо всех сил. От неожиданности Тигхи громко вскрикнул. Мгновенно покраснев, он тут же замолчал. Уолдо на мгновение задержал на нем свой взгляд, и у юноши язык словно примерз к нёбу, однако через пару секунд глаза командира скользнули дальше.

– Сегодня вы полетите в Паузу.

Наступила абсолютная тишина. Раньше Тигхи никогда не слышал этой фразы, хотя значение слова ему было известно: перерыв во времени, момент ожидания. Впервые он услышал, чтобы это слово было использовано как существительное. Интересно, подумал он, что за штука. Тут Уолдо достал из-за своей спины причудливой формы коробку, и Тигхи на время забыл о Паузе.

– Это мои инвигораторы зрения, – объявил командир. – Вы знаете о них. Благодаря им я могу видеть вас, даже если вы будете находиться в Паузе. Через них я могу видеть каждого из вас.

Он помахал странным черным предметом, явно видавшим виды, в воздухе. Тигхи следил за движением руки командира, как загипнотизированный.

– Летите в Паузу, вы, несчастные земляные черви, обжоры! – продолжал радостно неистовствовать Уолдо. – Вы бойцы! Так дайте же бой своим страхам! Кое-кто из вас знает это, но многие еще в неведении. Все вы должны приобрести навык полетов в Паузе. Там странный воздух, и вы должны приспособиться к нему. Небо там не такое, как здесь, и потому вы должны соблюдать осторожность. Но вы полетите!

Все двинулись было к своим змеям, однако Уолдо опять остановил их.

– Эй вы, все! Будьте повнимательнее, не рискуйте зря! – крикнул он.

Командир казался очень возбужденным, можно было подумать, что он боялся чего-то. У Тигхи тоскливо засвербело пол ложечкой. Новое задание вселяло в него страх. Что же представляет собой Пауза?

– А ну, шевелитесь! Живее, живее, вы, сонные мухи! – завопил Уолдо.

Тревога и волнение вдруг сменились более привычным для него раздражением.

И тогда парни и девушки, вдруг засуетившись, стали поспешно разбирать свои змеи и застегивать на себе ремни. Все это они проделывали молча. Хмурое молчание было отпечатком предстоящего полета.

Тигхи оказался рядом с Мулваине.

– Мы – воины, – сказал он высокому худощавому юноше.

Мулваине удивленно взглянул на него:

– Что ты сказал?

– Мы начинаем войну с Отре, – сказал Тигхи.

Мулваине опять посмотрел на Тигхи:

– Ты странный парень, небесный мальчик. Вся стена знает об этом.

– Это нация женщин, – произнес Тигхи. – Там злые женщины.

Мулваине откашлялся и затянул потуже каждую петлю.

– Где ты слышал это, ты, мешок с дерьмом?

– Я слышал также, что они отрезают мужчинам члены?

Мулваине презрительно сплюнул.

– Этого я не слышал. Зато слышал, что они заставляют своих отцов и матерей поедать самих себя. Отрезают сначала ногу или еще что-нибудь и готовят. В тюрьме, где сидят их отцы и матери, просто нет никакой другой еды, и этим несчастным ничего не остается, кроме как есть свое собственное мясо.

У Тигхи глаза полезли на лоб.

– Отцов и матерей тоже?

– Конечно.

– Но ведь в той стране матери – принцы!

– Что?

– Папы в той стране. Папы – это матери, женщины, – сбивчиво стал объяснять Тигхи.

Мулваине опять сплюнул.

– Никогда не слышал об этом. Однако слышал, что они сажают своих родителей в тюрьму и отрезают им ноги и руки. Затем варят это мясо и оставляют своих матерей и отцов без всякой другой еды, как я уж говорил. Им больше нечего есть! Они либо будут есть самих себя, либо умрут от голода! Это муове, действительно муове, это плохо.

Они стояли на уступе. Вскоре им предстояло опять шагнуть в бездну, и сейчас услужливое воображение Тигхи рисовало отвратительные сцены зверств, совершаемых Отре.

Взмах ножа – и на землю падает отрезанный пенис. Мужчины и женщины без ног и без рук, жадно впивающиеся зубами в то, что еще совсем недавно было их собственной плотью. Какой ужас!

– Мулваине, – обратился он к соседу, – а что такое Пауза?

– Сам увидишь, – хмуро ответил тот.

И они шагнули вперед, в пустоту.

Край мира остался за спиной, и, как всегда бывало в таких случаях, Тигхи испытал прилив мучительной эйфории, когда ветер напряг свои невидимые мускулы и поднял его в воздух. Шум ветра ворвался в уши, ощутимо давя на барабанные перепонки. Восходящий поток был порывистым и неустойчивым, и змей сильно вибрировал, что в значительной степени ухудшало видимость. Тигхи все же смог развернуться и увидел под собой уступ. Затем сделал еще один круг, и в поле его зрения попали другие курсанты платона, взлетевшие со стены.

Повернув влево, Тигхи набрал высоту и, лавируя между нисходящими и восходящими потоками воздуха, стал догонять товарищей. Вскоре он поравнялся с основной массой платона и сосредоточил все свое внимание на поддержании безопасной дистанции между собой и ближайшим змеем. Строй змеев удалялся все дальше и дальше от стены.

Через некоторое время Тигхи пришлось подняться по спирали, и он увидел, насколько далеко они оказались от стены. Среди сливавшихся друг с другом форм – квадратов и клиньев, полукругов и линий, серых, коричневых и зеленых – уже невозможно было различить ни уступ, на котором базировался платон, ни отрог. Тигхи напряг все свое зрение и подумал, что ряд крошечных точек – это скорее всего калабаши на своих стоянках у пирсов на выступе, хотя полной уверенности в этом не было.

Отсюда Тигхи хорошо видел, какой плоской была стена над военным лагерем – сплошное бороздчатое пространство серого цвета, испещренное также серыми пятнами, но более темного оттенка. Оно являлось естественной верхней границей Империи, ограничителем ее роста. Пустошь. Если только Империя не станет расширяться на запад или восток и найдет другой путь наверх в обход этой пустоши, по утесам и уступам, переходящим один в другой и соединенным тропинками. Тигхи просто не представлял, как иначе подняться по стене. Конечно, они могли подняться в калабашах, однако о том, чтобы доставить в их корзинах большое количество людей, продовольствие и стройматериалы, нечего и думать.

С содроганием сердца Тигхи осознал, что теперь эта же пустыня отделяет его от дома. Но значит, тогда он может угнать свой змей и, поднимаясь все выше и выше, если, конечно, ему удастся оседлать постоянный восходящий воздушный поток, доберется до своей деревни.

Воздух становился все холоднее и холоднее. Впервые Тигхи оказался на столь значительном удалении от плоти стены. Посмотрев вперед, юноша увидел перед собой весь платон.

Описывая круги, он начал набирать высоту, чтобы затем круто спуститься с нее с ускорением и догнать платон. При этом Тигхи не переставал размышлять. Возвратиться домой? Но к кому? К деду? К постоянным побоям и издевательствам? К человеку, который наглым обманом лишил его наследства? В деревню, где люди умирали от голода и откуда ушли почти все его лучшие друзья, потому что были слишком бедны, чтобы остаться? А самое главное – вернуться туда, где уже нет его па и ма. Кто же мог ждать его там? Только Уиттерша. Только красивая Уиттерша с ее чудным лицом и телом. Однако она, наверное, уже вышла замуж за кого-нибудь и теперь потеряна для него навеки.

Такой ход мыслей завел Тигхи в тупик, в болото отчаяния и безысходности. Меняя положение своего тела в подвеске, Тигхи начал маневрировать и опять занял свое место в строю. Нельзя впускать в свою голову эти мысли. Нужно думать о чем-то другом.

В этот момент впереди начали происходить события, которые заставили Тигхи на время забыть о своей душевной боли. Змеи, летевшие первыми, вдруг отскочили назад, словно натолкнулись на какое-то невидимое и непреодолимое препятствие. Они один за другим резко разворачивались и уходили вниз, по пологой кривой с немыслимой скоростью. От предвкушения встречи с чем-то необычным у Тигхи по коже поползли мурашки. Они были у Паузы.

Остальные змеи также по очереди подлетали к невидимому барьеру, внезапно отскакивали назад и падали вниз. В голове Тигхи ожили все старые детские представления о природе вселенной. Он вспомнил, как там, в своей деревне, сидел на уступе, уставившись в небо. Вспомнил, как к нему пришла мысль о том, что небо – это другая стена, более чистая и легкая стена; стена из света и воздуха, воздвигнутая тем же Богом, который сложил кирпич на кирпич и построил стену мира, одев ее землей и наполнив жизнью. Это была другая стена, которая удерживала воздух, чтобы он не растрескался в разные стороны и божьи люди могли дышать, могли жить в пространстве между стенами.

Прибыл ли он на место? Что же такое Пауза – подход к чистой голубой стене из неба?

Воздух был холодным, как лед.

Тигхи пристроился за последним змеем, двигаясь под углом, чтобы погасить скорость. Если это огромная голубая стена, то он никак не хотел врезаться в нее. Тигхи попытался отвернуть немного в сторону. Интересно, подумал юноша, а что, если сначала пролететь мимо и посмотреть, какова поверхность этой стены. Однако он ничего не увидел; казалось, небо здесь было бесконечным, бездонным – ни малейшего облачка, которое могло бы испортить эту чистейшую голубизну, и только яркое, желтое, жаркое солнце, светившее справа.

Затем внезапно Тигхи оказался вверх ногами, и у него появилось неприятное ощущение внизу живота. Он не мог понять, что случилось, почему он перевернулся. Тело находилось в том же положении относительно рамы и системы ремней. Однако затем Тигхи почувствовал – и это казалось невозможным, – что скользит в воздухе в обратном направлении спиной вниз. Он кувыркался и падал. Солнце вращалось вокруг головы и слепило глаза, которые ничего не могли разобрать. Далекая стена вдруг вздыбилась, словно желая опрокинуться на него, а затем оказалась под ним.

Оцепенение продолжалось всего несколько секунд, после чего Тигхи пришел в себя и, энергично работая телом и руками, выровнял змей и перевел его в крутое пикирование с поворотом. Сделал круг, поймал восходящий поток и частично компенсировал потерю высоты.

Оглядевшись вокруг, Тигхи увидел, что его товарищи не смогли сохранить прежний строгий порядок. Их разметало по всему небу. Тигхи пролетел рядом с одним из них, так близко, что ему захотелось дотронуться до него рукой и спросить – что же случилось в конце концов? – однако это было бессмысленно, ибо свирепый свист ветра заглушил бы любые его слова. Затем юноша опять погасил скорость и, паря в воздухе, отчетливо увидел, как с уступа стартовал еще один змей. Он летел с большой скоростью и довольно быстро покрыл расстояние до Паузы. Однако и его постигла та же участь. Казалось, какая-то невидимая рука схватила его, перевернула и отбросила в сторону.

Тигхи не испугался происшедшего с ним. Он по-прежнему был в воздухе, ну а в полете его никогда не покидало чувство уверенности в своей безопасности. Это не поддавалось объяснению. Когда Тигхи стоял на самом краю уступа, ощущая под ногами надежную, прочную землю, беспредельный страх населял его; предстоящее падение отнимало у него способность нормально мыслить. Однако когда оно происходило, когда с миром его больше ничего не связывало, все начинало подчиняться логике сна или мечты. Только центробежные позывы в животе, только холодный ветер, проносившийся мимо, говорили о реальности его опыта. Во всем остальном это было похоже на волшебные, свободные галлюцинации.

Тигхи опять развернул свой змей в направлении Паузы и собрался с духом. Какое-то время он не ощущал ничего, кроме собственного стремления вперед, но затем в воздухе внезапно послышался какой-то звук, похожий на свист, и сила притяжения изменилась. Тигхи продолжал лететь, но почему-то спиной вниз. Перед ним открылась совершенно иная перспектива. Теперь он видел только небо. Затем змей заплясал и отскочил назад. Перевернувшись несколько раз через голову вместе со змеем, Тигхи повернул его на пятьдесят градусов, но избежать падения ему не удалось.

Змей начал быстро вращаться вокруг продольной оси, и Тигхи пришлось напрячь все тело, чтобы остановить вращение и подчинить аппарат своей воле. Это было так трудно, что он даже вспотел, несмотря на очень холодный воздух. В конце концов полет опять стал управляемым. Когда Тигхи сориентировался и определил свое положение, других змеев его платона уже не было видно. Тогда он направил свой змей к стене и так летел некоторое время, пока не нашел сильный, восходящий поток и не стал подниматься по спирали вверх. Вскоре он увидел несколько змеев.

Через некоторое время Тигхи поднялся еще выше и занял удобное положение, из которого мог наблюдать за тем, как несколько змеев пытались войти в Паузу. Они подлетали к ней, их скорость снижалась, а затем начинали кувыркаться в обратном направлении. Один змей – Тигхи, естественно, не мог разглядеть, кто его пилотировал, – набрал огромную скорость, круто спускаясь с высоты, и врезался в Паузу. Ему удалось пролететь в ней довольно значительное расстояние, а затем змей завалился набок, словно собирался пикировать. Однако по необъяснимой причине он несколько секунд продолжал висеть не двигаясь в таком неестественном положении, после чего начал двигаться в обратном направлении, словно кто-то медленно тащил его за невидимую веревку назад к стене, туда, где находился Тигхи.

Сделав несколько кругов, Тигхи подошел поближе к этому змею и стал наблюдать за ним. Он приближался, двигаясь под неправильным углом. Затем внезапно развернулся лицом к Тигхи и круто пошел вниз. Пытаясь последовать за ним, Тигхи начал снижаться, однако змей очень скоро исчез из виду.

После того как еще несколько попыток проникнуть в Паузу оказались безрезультатными, прошло немало времени, прежде чем змеи собрались вместе и, образовав походный порядок, полетели назад к стене. Солнце поднялось, восходящие потоки стали более хаотичными, и на подходе к стене походный порядок расстроился, и змеи рассыпались в разные стороны потому, что каждый старался в одиночку найти наиболее стабильный поток. Когда же флатары приблизились к стене настолько, что стало возможным сориентироваться, выяснилось, что они в миле западнее уступа – базы платона. Ведущий змей развернулся и полетел на восток. Тигхи пристроился в хвост.

Стена в том месте, мимо которого они пролетали, была испещрена впадинами и выемками, между которыми то здесь, то там виднелись одинокие, изолированные друг от друга уступы и входы в пещеры, куда не было никакого доступа. Все это пространство было покрыто различной растительностью в гораздо большей степени, нежели пустыня над военной базой, которую Тигхи заметил, когда вылетал на задание. Однако и оно было совершенно недоступно; изрезанная и необитаемая местность. Правда, один раз Тигхи показалось, что он увидел дым, выходящий из зева пещеры. Однако стена вокруг этого отверстия была гладкой и голой, и доступ туда был явно невозможен, и поэтому Тигхи решил, что ошибся.

Наконец ведущий змей начал снижаться, и остальные последовали его примеру. Они приблизились к своей базе, пролетев над отрогом. Внизу промелькнул военный лагерь, где по-прежнему копошился людской муравейник. Сбоку покачивались огромные калабаши. Затем показался и их уступ. Ведущий змей повернул влево и спикировал вниз, в последний момент вышел из пике и взмыл вверх, чтобы погасить скорость. Все другие змеи повторили эти маневры в воздухе. Не стал исключением и Тигхи. Его ноги коснулись уступа, и, пробежав немного вперед, юноша резко откинулся назад всем телом, чтобы не врезаться в стену.

Выпутавшись из подвески, Тигхи отдышался и огляделся вокруг. Юношу до сих пор била нервная дрожь оттого, что ему довелось увидеть нечто невероятное.

– Дети! – забухал гулкий голос Уолдо. Он уже спешил к ним от края уступа, с которого он вел наблюдение через свои инвигораторы. – Один из вас не вернулся.

Не вернулась Бел, девушка. Это выяснилось после переклички. Все остальные отозвались.

– Командир! – обратился к Уолдо Мулваине. – Я видел, как Бел глубоко проникла в Паузу. Я уже подумал было, что ей удастся прорваться, однако ее все же вытолкнуло назад, а затем Бел быстро потеряла высоту, и я ее больше не видел.

Уолдо выругался и затопал ногами.

Вскоре он построил весь платон на уступе, в лучах высоко поднявшегося солнца. Авось с Бел не случилось ничего плохого и нам не придется долго томиться здесь, ожидая ее, промелькнуло в голове Тигхи.

– Я не намерен больше терять курсантов во время обучения! – напыщенно произнес Уолдо, прохаживаясь перед строем. – Это никуда не годится.

Парни и девушки, пораженные случившимся, притихли и стояли понуро опустив плечи. Похоже, никто из них уже не верил в то, что Бел вернется. Когда Уолдо отошел к краю уступа и стал вглядываться в небо, курсанты начали перешептываться.

– Бел слишком растолстела, и полеты на змеях теперь не для нее, – прошептал Ати на ухо Тигхи.

Уолдо разрешил им сесть на землю, и теперь они сидели рядами на уступе и смотрели вверх. Уолдо же ходил взад-вперед перед ними и, то и дело прикладывал к своим глазам инвигораторы в надежде узреть змей Бел.

Тигхи согласно кивнул. Он пытался вспомнить, как выглядела Бел: такая же жилистая, как и все остальные парни и девушки, однако шире в кости большинства других, и теперь она достигла того возраста, когда начинают выпирать груди. У нее были большие груди и широкие бедра, что является серьезным недостатком для флатара.

– Как ты думаешь, что произошло?

Ати пожал плечами и задержался с ответом, настороженным взглядом следя за Уолдо. Он старался говорить в те моменты, когда мог быть уверен, что командир не обратит на них внимания.

– Два месяца назад хороший флатар по имени Пегивре сделал ошибку при посадке. Он столкнулся со стеной, с краем уступа. – Ати очень тихо присвистнул. – Он наверняка упал бы, если бы те, кто стоял у самого края, не подхватили его и не втащили на уступ. Однако он сильно разбился. У него были переломаны все кости, а изо рта и носа шла кровь. Его отнесли в полевой госпиталь, однако… – Ати прервал свой рассказ, заметив, что Уолдо смотрит в их сторону. Когда командир отвернулся, он продолжил: – Он умер, умер. Командир был очень расстроен. Он был вне себя. А полгода назад, когда мы проходили обучение в Имперском Городе…

Однако Уолдо уже оставил свои бесплодные попытки и пошел назад к курсантам. Ати замолк на полуслове. Они все сидели там, пока солнце не начало переваливать за верхушку стены и его лучи не стали серыми. От скуки некоторые курсанты стали забавляться тем, что стукались ладонями, щипали соседей или ковыряли пальцами глину и лепили из нее примитивные мужские члены или шарики. Все это, разумеется, делалось тогда, когда Уолдо не смотрел в их сторону.

– Все же ему придется выдать нам ужин, – прошептал Ати Тигхи. – Мой желудок пуст и требует еды.

– И мой тоже, – произнес Тигхи.

– Там! – вдруг гаркнул Уолдо. Все курсанты восприняли это как крик отчаяния и, хорошо зная непредсказуемый и неукротимый нрав своего командира, вздрогнули от страха. Однако они ошиблись. Так Уолдо выразил радость: – Она летит! Вон там!

И наконец все увидели змей, который зависал в воздухе, снижался по спирали и снова с мучительной для всех медлительностью набирал высоту. Он становился все больше и больше и в конце концов показался над самым уступом. Изумленным глазам курсантов предстало лицо Бел, белее белого, заострившееся и измученное. Не дожидаясь команды Уолдо, юноши и девушки дружно вскочили на ноги и бросились помогать Бел. Одни держали змей, другие снимали с девушки ремни.

Ужин в тот вечер проходил в гораздо более веселой, чем обычно, атмосфере. Даже Уолдо казался счастливым. Он то и дело прикладывался к маленькой пластиковой бутылочке и время от времени исчезал, чтобы вновь наполнить ее. Бел несколько раз рассказывала свою историю, которая с каждым разом обогащалась все новыми, более красочными подробностями; как она падала по спирали вниз по стене после выхода из Паузы. Сначала это было несколько миль, затем – десятки, и в третий раз она упала вниз на сотни миль, и только затем ей удалось подчинить змей своим командам. Возможно, она даже потеряла сознание, Бел не могла сказать точно, хотя нет, почему же, она хорошо помнит, что полностью отключилась – а может, заснула и ей приснился чудесный сон. Бел знала, что падала очень долго, и потому потратила очень много времени, час или даже больше, кружа в поисках восходящих потоков, которые становились все реже и слабее по мере того, как день подходил к концу. Места на стене, мимо которых она пролетала, были ей совершенно незнакомы, и Бел охватил ужас. Она плакала, молилась, металась на запад и на восток, медленно ползла вверх, используя последние, чахлые восходящие потоки, и теряла с таким трудом завоеванную высоту, тратя ее на долгие, пологие спуски, во время которых пыталась отыскать знакомые ориентиры на стене. Наконец, двигаясь с востока, она пролетела над верхней частью самого Имперского Города! Да, она побывала так далеко внизу и даже еще ниже (наверное, достаточно далеко, чтобы увидеть основание стены, сказал кто-то, и все рассмеялись). Дорога оттуда была ей знакома, однако восходящие потоки к тому времени уже настолько иссякли, что ей пришлось потратить несколько часов, чтобы подняться всего-навсего на милю с небольшим, отделявшую ее от уступа – базы змеев.

И все же Бел вернулась; и она так устала, что заснула прямо на уступе под стук ложек, которыми курсанты хлебали вечернюю похлебку. Уолдо самолично отнес ее в спальню и накрыл одеялом, после чего негромко объявил:

– А теперь всем спать.

Он тоже стал готовиться ко сну. Обычно перед сном командир оставлял их на некоторое время одних, совершая вечернюю прогулку. Так объясняли некоторые его отсутствие в это время. Однако нынешним вечером он, похоже, изменил своей привычке. Курсанты немного приуныли, поняв, что сегодня им не удастся пошептаться перед сном, как обычно. Но вдруг явился вестовой и передал Уолдо приказ явиться на офицерское совещание. Натянув штаны и чертыхаясь, командир поспешил к выходу. Встревоженные курсанты стали гадать, что бы это могло означать.

Тигхи подвинулся к Ати.

– Что это такое, Ати? – спросил он. – Пауза, что такое Пауза?

Ати рассмеялся:

– Ты же сам видел сегодня. Ты летишь далеко, очень далеко, вперед и вперед, и вдруг перед тобой Пауза. Воздух там какой-то странный, я думаю.

– Туда его поместил Бог, – сказал Тигхи.

Ати сделал священный жест, проведя по груди несколько раз большим пальцем. Он всегда поступал так, когда при нем упоминалось о Боге.

– Но это ничего не говорит, – заявил он, – потому что Бог создал все.

– Я думаю, – начал объяснять Тигхи, – что небо – это другая стена. Если мы пролетим достаточно далеко, то достигнем небесной стены, однако Бог поместил туда Паузу, чтобы не дать нам врезаться в нее и разбиться.

Ати задумался и некоторое время сосредоточенно молчал.

– У тебя представления варвара. А ты теперь флатар. Ты должен верить в то, во что верим все мы. А мы верим, что однажды пролетим через Паузу. Если наберем достаточную скорость, – как Бел, может быть. – Он показал подбородком в направлении спящей девушки. – Только еще больше, и тогда мы пробьемся через Паузу.

– А что там, на другой стороне? – спросил Тигхи.

– Кто знает? – ответил Ати.

Уолдо отсутствовал очень долго. Прошло целых полчаса. Все, о чем только можно было сказать, было сказано. В спальне наступила тишина.

Тигхи задремал, подложив под голову руку, согнутую в локте. Она затекла, и юноша проснулся. Высвободив руку из-за головы, он несколько раз согнул и разогнул ее, а потом принялся растирать, чтобы разогнать кровь и избавиться от неприятного онемения. После этого перевернулся на другой бок и сразу же заснул. Довольно скоро ему пришлось проснуться еще раз. Его разбудило топотание Уолдо, который вернулся с совещания. Тигхи лежал и прислушивался к ворчанию и кряхтению великана, который сначала стягивал с себя рубашку и штаны, а затем заворачивался в одеяло. Наконец все стихло.

Тигхи опять провалился в сон, но через некоторое время проснулся от противного посасывания внизу живота, которым всегда сопровождалось падение то ли во сне, то ли наяву. Точно так же он просыпался у себя дома, в деревне. Тело покрылось холодным потом. В памяти возникли какие-то смутные, бессвязные образы, которые сразу же исчезали, когда Тигхи стал усиленно думать о них, пытаясь придать им четкость. Он видел себя и Уиттершу. Он лежал на ней сверху, и они занимались любовью. И тут же он вдруг осознал, что они оба падают. А затем оказалось, что Уиттерша – это змей, змей в обличье человека. Тигхи вспомнил, что он очень сильно испугался, потому что Уиттерша вела себя совсем не так, как вел его змей, и он был уверен, что падение закончится смертью для них обоих. Однако она продолжала улыбаться и все крепче сжимала Тигхи в своих объятиях, а он проникал в нее все глубже. У него возникла мысль… о чем же он тогда подумал? Сон ускользал, таял в памяти.

Какое-то время Тигхи лежал совсем неподвижно. Пот высох, и юноше стало холодно. В спальне стояла почти абсолютная тишина, которую нарушало лишь ровное дыхание спящих юношей и девушек. Однако чье-то дыхание явно сбивалось с ритма. Повернув голову, Тигхи установил место, откуда доносился звук, и увидел какое-то неясное движение в горизонтальной плоскости. Понаблюдав немного за этим движением, он понял, в чем дело. Вместе с Бел на ее матраце и под ее одеялом был еще кто-то. Один из парней, но Тигхи не мог разглядеть, кто именно, подполз к Бел и забрался под ее одеяло, и теперь эта парочка совокуплялась, их лица тесно прижались друг к другу, рот в рот, заглушая страстные стоны, которые могли вырваться оттуда. Сердце Тигхи гулко забилось, а вик зашевелился и напрягся. Более всего Тигхи изумляла дерзость Бел и ее дружка. Что будет, если они разбудят Уолдо? Их наверняка ждет жестокое наказание. Он изобьет обоих. Он закричит: «Отвратительно! Отвратительно!» – и выставит их на посмешище. Эти двое рисковали очень многим.

Тигхи лежал и прислушивался к шороху одеяла, прерывистому дыханию и сдавленным стонам, которыми сопровождалось совокупление. Затем тела перестали двигаться. Прошло еще немного времени, и тот, кто наслаждался телом Бел, осторожно выбрался из-под ее одеяла и пополз на четвереньках в дальний угол спальни, где находился его собственный матрац.

Глава 9

Следующим утром за завтраком Тигхи выждал момент, когда мог поговорить с Ати без риска быть подслушанными, и сообщил:

– Прошлой ночью я видел кое-что в спальне.

– Что?

– Я проснулся и увидел одеяло Бел, а под ним была Бел и с ней кто-то еще.

Ати фыркнул и ухмыльнулся.

– О, я знаю, – произнес он, покивав головой. – Я знаю это, об этом говорят. Это Равилре. Все знают.

– Все знают?

– Они влюблены. – Ати наклонил голову и хихикнул. – Так опасно! Они сползаются вместе, и трах-трах, но если Уолдо когда-нибудь застанет их, он изобьет их так, что они сами себя не узнают. Опасно!

– Я никогда не видел такого раньше, – улыбнулся Тигхи, также наклонив голову, и теперь его глаза были на одном уровне с глазами Ати. – Я никогда не видел, чтобы они занимались этим раньше.

Ати кивком выразил согласие и доверительно положил руку поверх руки Тигхи.

– Я знаю. Однако прежде они трахались, только когда у Бел были месячные.

– Что означает это слово – месячные?

– Они есть у каждой женщины. Всегда в одно и то же время и вместо мочи у них идет кровь. Это известно каждому.

– Такое происходит каждый месяц, – кивнул Тигхи, использовав свое собственное слово. Он знал об этом.

– Месяш? – спросил Ати.

– Ты тупой нижнестенщик, – со смехом произнес Тигхи, постучав костяшками пальцев по голове Ати. Они сидели теперь, прижавшись друг к другу лбами, ощущая своей кожей кожу друга. Эта близость почему-то была приятна им обоим, она действовала успокаивающе. – Не месяш. Скажи «месяц».

– Меся.

– Месяц.

– Ми-сяце.

– Нет. Месяц.

– Ты – варвар, – произнес Ати и ущипнул его. – Это не имеет значения, я думаю. Ты знаешь, что в месяц, что каждый месяц женщина мочится кровью вместо мочи. Равилре и Бел иногда трахаются как раз в это время.

– Но почему? – удивился Тигхи, которому было страшно даже подумать об этом.

Неужели женщинам нравится трахаться, когда у них эти самые месячные?

– В вашей варварской стране вы ничего не знаете, – хихикнул Ати. – В это время невозможно зачать ребенка внутри женщины. Можно делать чики-чики сколько угодно в это время. Очевидно, Бел не хочет понести ребенка. Если она понесет ребенка и растолстеет, то не сможет летать на змее.

Тигхи живо изобразил в своем воображении отвратительную картину: у Бел начинается месячное кровотечение, а вик Равилре снует вверх-вниз, красный от крови. Тигхи стало так противно, что он даже закусил кулак.

– Однако сейчас у нее нет месячных, – произнес Ати, откинувшись назад.

– Откуда тебе это известно? Ати пожал плечами:

– Не думаю, что теперь она боится зачать ребенка. Может быть, как раз наоборот, она хочет ребенка. Все равно Бел разнесло так, что скоро змей ее не поднимет. Поэтому ей незачем больше следить за своим весом.

После завтрака курсанты платона, как обычно, приступили к выполнению упражнений на уступе. Далее должны были последовать практические занятия в клетках-тренажерах, однако вместо этого, сразу после физподготовки, Уолдо объявил общее построение, на котором сказал:

– Дети мои! Мы отправляемся на войну!

Нельзя сказать, чтобы известие поразило пилотов, как гром среди ясного неба. Слухи об этом, спровоцированные необычно долгим отсутствием Уолдо предыдущим вечером, циркулировали все утро. Объявление, сделанное командиром, сняло всеобщее напряжение и дало выход давно сдерживавшимся чувствам. Курсанты принялись прыгать, свистеть, хлопать в ладоши и обниматься. Очевидно, приступ бурного веселья не вызвал неудовольствия командира, который терпеливо, с улыбкой на лице или выражением, похожим на улыбку, ждал, пока первый порыв энтузиазма не начнет иссякать. Наконец он поднял руки, и шум стих.

– Наступил тот миг, к которому мы все так упорно готовились, – сказал он. – В этом цель всей нашей жизни – служить Империи, разбить Отре. Захватить великие врата, которые они охраняют! Нашему платону отводится очень важная роль в военных усилиях Империи, никогда не забывайте об этом! Я сурово обходился с вами, гонял до седьмого пота, однако делал это только для того, чтобы вы стали лучшими пилотами змеев, ради блага Империи!

Он замолчал, устремив свой взгляд в землю. Наступила абсолютная тишина. После непродолжительной паузы Уолдо заговорил снова, но уже более спокойным голосом.

– Завтра Папа войны поднимется по стене мира из Имперского Города, – торжественно объявил он. – Сам Папа, собственной персоной! Он сказал, что желает познакомиться с личным составом доблестного платона змеев, от которого во многом зависит воздушная мощь Имперской армии.

Тигхи подумал, что и это известие должно было обрадовать его товарищей по оружию, однако, вглядевшись в их лица, увидел в них нечто большее, чем простую радость: благоговейный трепет, шок и даже ужас. Встреча с Папой войны, очевидно, считалась гораздо большей честью, чем Тигхи мог себе представить раньше, – словно они должны были получить благословение от Бога. Увидеть самого Папу! Уолдо подошел к Тигхи.

– Папа услышал историю о нашем новичке, о небесном мальчике, предвестнике удачи. – Ухватив Тигхи за волосы на самой макушке, командир слегка встряхнул его, что должно было служить знаком его благоволения, однако боль, которую при этом ощутил юноша, была вполне реальна. – Но он познакомится со всеми нами. Всеми нами! Дети мои… – Уолдо сделал пару шагов назад и прошелся вдоль шеренги пилотов. – Я счастлив. – Его глаза увлажнились. Зрачки блестели, как два ярких уголька. – Я горжусь вами. Сегодня полеты отменяются. Сегодня мы будем петь славные песни Империи! Завтра мы выступаем в поход вместе с другими частями Имперской армии. Чтобы разгромить врага, нам потребуется неделя, не больше! Отре станет частью Империи!

Все взвыли от восторга.

– Война – замечательная штука, дети, – сказал Уолдо. Теперь Тигхи хорошо видел, что он действительно плачет. По щекам, обезображенным шрамами, медленно скатывались крупные слезы. – Война – самая замечательная вещь, какую только люди могли придумать. Война сделает вас богатыми! На войне вы найдете себе жену или мужа! Дома могущественных людей ломятся от рабов и слуг, захваченных на войне! Хвала Господу, мои дети, что вы родились на стене мира в такое время! – Лицо Уолдо исказила странная гримаса, словно эмоции, которые он сейчас переживал, причиняли ему едва ли не физическую боль. – Вы потеряете одних друзей и возлюбленных, однако у вас появятся другие. Возможно, вы потеряете здоровье, станете калекой или уродом, но Империя станет сильнее! Война – славная вещь.

Тигхи уловил значение не всех слов, и тем более не все нюансы, однако страсть, звучавшая в голосе командира, говорила сама за себя, заражая юношу. Слезы по-прежнему выписывали зигзаги по лицу Уолдо.

Затем рыкающим, хриплым голосом он начал петь. Тигхи не знал слов песни, однако большинство курсантов платона подхватили ее, сначала неуверенно, а затем все громче и дружнее. К удивлению для самого себя, Тигхи заплакал. В этом он был не одинок. Однако то не были слезы одиночества или отчаяния. На душе у него больше не лежал камень. Тигхи согревало чувство единения с остальными флатарами платона.

Они распевали песни довольно долго, с час или даже больше. Тигхи, несколько обескураженный незнанием слов, пытался принять участие в общем песнопении. Он растягивал губы и мычал в такт мелодиям. Уолдо наполнил свою пластиковую бутылочку напитком из металлической канистры и пустил ее по кругу, чтобы каждому пилоту достался глоток обжигающей горло жидкости. К тому времени, когда эта бутылочка оказалась в руках у Тигхи, края ее горлышка были покрыты обильной слюной, и юноше пришлось перевернуть бутылочку вверх дном, чтобы из нее вытекла пара скудных капель.

Парни и девушки разбились на маленькие группки, по три-четыре человека в каждой, и разбрелись по уступу, смеясь и болтая о предстоящем событии. К ним прибудет сам Папа! Они встретятся с самим Папой! В это трудно было поверить.

Отыскав Ати, Тигхи сел рядом.

– Как здорово! – произнес он. – Просто берет за живое.

– Ты варвар, и у тебя вместо сердца кусок дерьма, – сказал Ати, лукаво улыбнувшись и откинувшись спиной к стене. – Тебя берет за живое все, что угодно, даже пение песен, а меня – нет. Я равнодушен к такому.

– Ты уже бывал на войне, Ати? – спросил Тигхи, широко открыв глаза.

Ати небрежно махнул рукой, как бы давая понять, что повидал на своем веку столько сражений, что всех не упомнить. Однако затем наклонился вперед и сказал:

– Нет, вообще-то мне еще не приходилось воевать. Но я слышал много рассказов о войне. На войне много огня, огня и пламени. – Он округлил глаза, намекая на ужасы, о которых мог бы рассказать.

– Ати, – проговорил Тигхи, и на глаза его снова навернулись слезы. – Я очень рад тому, что я в армии. Меня переполняет счастливый. Счастье, – поправился он. – А вот Отре, они – страх.

– Ты хочешь сказать, они страшные?

Тигхи кивнул:

– Они пугают меня. Они сильные, ты сам говорил.

– Не такие уж они сильные, – произнес Ати. – Отре – маленькая страна, несколько уступов и лишь один выступ. Они работают с плазаром.

– Что это такое?

– Сетчатый Лес – это лес, но лес не из деревьев, а из платана. Он как дерево, только меньше и мягче. Растет как сорняк и заполняет все собой. Это и есть Сетчатый Лес. Отре работают с платаном, делают из него разные вещи и торгуют ими. Отре – слабый народ, и мы его уничтожим.

– Отре живут в лесу?

Ати презрительно фыркнул:

– Ты вообще ничего не знаешь, варвар. В Сетчатом Лесу не живет никто!

– Но почему?

Ати замахал руками:

– В лесу обитают ужасы! Животные, которые питаются человеческой плотью, которые поедают людей. Пауки с острыми когтями! Страшные создания! Земляные омары, змеи и урукхаи – страшные создания.

Тигхи поежился. Ему не нравилось слушать эти леденящие душу подробности о Сетчатом Лесе.

– Мы пойдем через Сетчатый Лес, – сказал он. – Сетчатый Лес находится между нами и Отре, – добавил Ати с мрачной улыбкой. – Армия пройдет через него.

Внезапно у Тигхи опять закапали слезы. Но плакал он не от страха перед ужасами Сетчатого Леса. Если бы юношу спросили, почему он плачет, он и сам затруднился бы с ответом. Причины были довольно туманными и скрывались в излишне эмоциональной натуре. В сознании Тигхи произошел резкий поворот от безграничной любви к своим товарищам по платону к острой ненависти. Тигхи ненавидел их за то, что они – никто из них – не оказывали ему того уважения, которое Тигхи заслуживал, будучи принцем. Все они, за исключением Ати, третировали его и насмехались над ним. А побои Уолдо, разве это не достаточная причина для ненависти? Тигхи ненавидел Уолдо еще и за его уродливость и высокомерие. Он ненавидел их всех за то, что его сталкивали с края мира и Тигхи должен был кувыркаться в небе, пристегнутый ремнями к змею. Ненавидел за то, что теперь у него не было иной перспективы, кроме войны, насилия и, возможно, смерти. И все же, и это самое странное, в то же самое время сердце Тигхи переполняла радость, которая оттуда разливалась по всему телу, согревая его подобно солнечному свету. Несмотря на все страхи, чувство одиночества и отчаяние, Тигхи знал, что любит платон, любит Уолдо, любит Империю. Перед ним сидел Ати, ухмыляясь во весь рот, и Тигхи знал, что любит и его тоже.

Он протянул вперед руку и дотронулся до лица Ати. Тот раздраженно отвел руку Тигхи в сторону, с тревогой посмотрев в сторону Уолдо. Однако когда Ати снова повернул голову и их взгляды встретились, Тигхи увидел в его темных глазах ответный блеск.

Глава 10

На следующее утро Уолдо объявил подъем раньше обычного. Было хорошо слышно, как за закрытой дверью буйствует рассветный шторм. Командиру пришлось повысить голос, чтобы перекричать его шум.

– Всем умываться! Сегодня умывается каждый, лицо и руки. После того как все умоются, я произведу личный осмотр. Если в вашей форме есть дырки, возьмите в каптерке иголку с ниткой и зашейте. Понятно?

Тигхи немного испугался; ему никогда еще не приходилось держать в руках иголку с ниткой. Принцу совсем не обязательно уметь шить. Однако он тщательно проверил всю свою одежду, каждый шов и не обнаружил никаких видимых изъянов.

Затем встал в очередь весело переговаривавшихся юношей и девушек, которая двигалась к умывальнику. Впрочем, умывальником сие устройство можно было назвать весьма условно. Объяснялось это тем, что помещение для спальни вырыли в стене совсем недавно. Отсек для умывания представлял собой небольшое углубление в стене в дальнем конце помещения, пол перед которым был устлан циновками. Над углублением из стены торчал кусок трубы с краном, который открывали только после того, как вода в углублении окончательно испарялась. Когда наступила очередь Тигхи, вода в умывальнике оказалась грязнее, чем обычно, однако юноша бодро поплескал водой себе на лицо и затем протер его пригоршней широколистой травы.

К тому времени, когда умылся последний пилот, рассветный шторм уже утих, и Уолдо открыл дверь. Платон построился на уступе, и Уолдо медленно пошел вдоль шеренги, внимательно осматривая одежду парней и девушек.

– Дети мои! – возвестил он. – Сегодня вы встретитесь с самим Папой! Если кто-либо из вас опозорит меня, я потом вышибу из него дух! Однако вы должны сделать так, чтобы я гордился вами. – Командир выпрямился во весь рост, так что его брюхо немного подвинулось вверх, к груди. – Затем мы присоединимся к остальным частям армии и примем участие в боевых действиях. В бой! Разбирайте ваших змеев.

Юноши и девушки по очереди стали подходить к штабелям разобранных змеев и, водрузив аппараты на плечо, опять возвращались в строй. Когда с этой процедурой было покончено, Уолдо еще раз обошел строй, затем прошел вперед.

Начало подниматься солнце, рассеялись последние утренние облака, и пилоты покинули свой уступ, перейдя отрог по деревянным мосткам. Флатары шли в затылок друг другу, ступая очень осторожно: ведь они несли военное снаряжение, за порчу которого полагалось суровое наказание.

На главном выступе царила все та же суета. Доминирующим элементом пейзажа по-прежнему являлись калабаши, разбухшие и принявшие идеально сферическую форму. С того места, где сейчас находился Тигхи, были отлично видны подвешенные снизу большие корзины, раскрашенные в красный и синий цвета, как и огромные чрева самих калабашей. В каждой такой люльке была устроена широкая дверь с большим засовом и несколькими маленькими окошечками. Задрав голову, Тигхи с любопытством рассматривал диковинные аппараты. Он увидел, как из одного окошечка высунулась тонкая трубка и, совершив несколько вращательных движений, опять исчезла.

– Что это? Там, в калабашах? – спросил Тигхи у парня, шедшего впереди него, но тот проигнорировал его вопрос.

Тонкая цепочка флатаров, сверху похожая на змейку, переползла наконец отрог и оказалась на самом выступе. Уолдо, замыкавший строй, рысцой затрусил вперед, расталкивая плечом толпу солдат в синей форме, которые окружили платон со всех сторон.

– Дети мои! – закричал он, и его голос был едва слышен, перекрываемый полифонией деятельной суматохи, царившей на уступе. – Нам приказано явиться на пирс. Идем туда.

На выступе оказалось очень трудно держать строй, потому что люди сновали туда-сюда и бесцеремонно проталкивались через шеренгу флатаров. Пришлось обходить веселую компанию из трех высоких солдат, опиравшихся на длинные шесты. Долговязые парни принялись бесцеремонно разглядывать флатаров и при этом громко ржать.

– Эй, младенцы! – крикнул один из них и стал громко причмокивать губами.

Реплика еще более развеселила всю троицу, которая буквально зашлась в смехе. Тигхи взглянул на Уолдо, надеясь, что командир задаст наглецам взбучку, однако тот прошел мимо, опустив глаза.

Тигхи начал стесняться своей физической неполноценности. Все флатары маршировали сейчас в ногу, но он из-за своей больной, искалеченной ступни был не в состоянии сделать то же самое. Тигхи то и дело выбивался из общего ритма, и ему приходилось подпрыгивать, чтобы опять подстроиться под остальных. Проходя мимо, лысый здоровяк так сильно толкнул его, что Тигхи споткнулся и чуть не упал. От лысого пахнуло каким-то странным запахом, похожим на аромат прогорклого козьего масла, а в следующую секунду этот человек был уже в нескольких шагах от Тигхи, проталкиваясь через толпу к дверному проему в стене в дальнем конце выступа.

Юноша постоял некоторое время на месте, держа больную ногу на весу и следя глазами за лысым, но затем его внимание привлекло сооружение из металла, похожее на журавля. Оно стояло у входа и было усеяно металлическими шарами, подобно фруктовому дереву, увешанному плодами. Рядом с ним находились двое мужчин в черных комбинезонах, которые прохаживались взад-вперед со скучающим видом и время от времени отгоняли тех, кто подходил слишком близко. За ними у стены стояла пара металлических шестов, смазанных маслом. Сквозь смазку проглядывали пятна ржавчины. Тигхи вспомнил то, что ему рассказывал Ати об этих трубках: в них закладывался порошок из толченых грибов, и затем они изрыгали огонь на врага. Ему захотелось получше рассмотреть такую трубку, он быстро заковылял вперед и нагнал Ати.

– Ати, – сказал он, – там эти?…

– Очень редкая штука, – произнес тот с благоговейным трепетом. – Наше самое смертельное оружие. Очень дорогое.

Однако их перешептывание тут же оборвалось.

– Сюда! – зычно приказал Уолдо, и Тигхи поспешил вперед.

Платон выстроился в шеренгу у деревянного пирса, который несколько выступал за край мира.

– Стоять здесь и никуда не расходиться! – рявкнул Уолдо и сам встал по стойке «смирно».

Ожидание продолжалось целую вечность. Нетерпение Тигхи возрастало с каждой минутой, и он прилагал неимоверные усилия, чтобы заставить себя спокойно стоять на месте и не дергаться, не поддаваться зуду непоседливости и не бегать по уступу взад-вперед. Непрекращающаяся суета и беготня заражали и его желанием сорваться с места и заняться каким-то делом. Могучая армия! Теперь он был частичкой великой Империи – мельчайшей, но все же частицей.

Ожидание у пустого деревянного пирса затягивалось, и Тигхи за неимением возможности иного времяпрепровождения дал волю своим мыслям. Лучше быть частицей Империи, чем крошечной деревни, о которой никто на всей огромной мировой стене даже не слышал! Лучше быть частицей великого дела, похода против зла Отре, чем околачиваться дома и бездельничать. Тигхи гордился, что находится здесь. При этой мысли на глаза опять навернулись слезы. Как прекрасно ощущать свою причастность к великой идее.

Однако на фоне долгого, бесцельного томления ощущение прозрения и чуда вскоре поблекло и увяло. Теперь Тигхи не испытывал ничего, кроме обычной скуки. Стоявшие рядом флатары начали размахивать руками и подпрыгивать.

– Прекратить! – возмутился Уолдо. – Стать в строй!

Однако держать людей в узде становилось труднее с каждой минутой. Дисциплина падала на глазах.

Наконец Уолдо испустил торжествующий крик:

– Вот он! Смотрите, он поднимается!

Суета вокруг начала приобретать целенаправленный характер. К пирсу бегом устремилось подразделение солдат в синих мундирах, в руках они держали металлические трубки. Подбежав к пирсу, солдаты выстроились в шеренгу напротив флатаров. Охрана, догадался Тигхи. Ропот толпы на выступе стал более явным, более высоким по тембру.

Затем, повергая всех в трепет своим великолепием, неожиданный и фантастический, как несбыточная мечта, над краем мира появился гладкий красно-голубой верх гигантского калабаша. Он поднимался медленно и плавно, сначала заполняя собой поле зрения, а затем освобождая его, пока взорам собравшихся не предстало его брюхо с подвешенной корзиной из полированного дерева, утыканной металлическими шипами. Находясь совсем близко к этому фантасмагорическому явлению, Тигхи имел возможность рассмотреть его во всех подробностях. Гигантский шар был изготовлен из ткани, – возможно, той же самой тонкой кожи, которой были обтянуты каркасы змеев – сотни шкур, тщательно сшитых вместе. Сверху его опутывала веревочная сеть, стянутая книзу. К концу сети и была подвешена деревянная кабина, утыканная металлическими шипами.

Люди, стоявшие на дальнем конце деревянного пирса, бросили вверх специальные канаты, которые зацепились за веревки калабаша. Затем четверо солдат, ухватившись за эти канаты, начали, перебирая руками, подтягивать калабаш ближе к стене. Закрепив канаты на столбах, врытых в землю, солдаты притащили деревянный трап и приставили его к открывшейся двери кабины.

В это мгновение на деревянном пирсе появились три офицера, которые, четко держа равновесие и по-военному отбивая шаг, промаршировали к калабашу и, поднявшись один за другим по трапу, исчезли в чреве кабины. Тигхи показалось, что в одном из них он узнал Кардинелле Эланне, высокопоставленного военачальника, который посетил его в госпитале.

В воздухе повисло напряженное молчание, однако шло время, а никто не выходил из кабины калабаша. В массе ожидающих солдат и флатаров началось брожение. Люди стали шушукаться, выдвигая различные предположения. Юноши и девушки из платона Уолдо, которые вначале замерли в оцепенении ожидания, теперь оттаяли и дали выход своей молодой энергии, устроив задорную возню.

– Прекратить! – скомандовал Уолдо. – Смирно! Не нарушать строй!

Ожидание нервировало Тигхи, став для него едва ли не пыткой. Приходилось прикладывать невероятные усилия, чтобы заставить себя стоять совершенно неподвижно. Время от времени, когда взгляд Уолдо был направлен в другую сторону – по крайней мере так казалось юноше, – Тигхи украдкой посматривал через плечо. Там, позади, все пространство выступа занимали стройные ряды и шеренги солдат различных подразделений Имперской армии, и это грандиозное зрелище производило куда более сильное впечатление, нежели беспорядочный, копошащийся муравейник людей, снующих во всех направлениях.

До этого Тигхи никогда и в голову не приходило, что на мировой стене может обитать столько людей.

Наконец, после томительного ожидания, позолоченная дверь подвесной кабины калабаша резко распахнулась. По рядам солдат пробежал глухой ропот, и тут же опять все стихло. Тигхи заметил, как Уолдо бросил грозный взгляд на шеренгу флатаров, и те, почувствовав серьезность момента, сразу же вытянулись и присмирели.

Наконец появился тот, чьего прибытия ждали и чье имя было у всех на устах с самого утра. Высокий, худой мужчина, которому пришлось нагнуться, чтобы преодолеть низкое и узкое пространство дверного проема. Выйдя из кабины и выпрямившись, Папа на миг остановился и обвел взглядом собравшихся, после чего сошел по трапу на пирс и проследовал по нему уверенной походкой, выдававшей в нем человека, привыкшего повелевать. Одет Папа был в форму ярко-голубого цвета, ощетинившуюся очень тонкими и острыми иголками наподобие голубых шипов. Тигхи предположил, что мундир Папы сшит из выделанных шкур каких-то животных с очень густым волосяным покровом, причем большая часть волос была выщипана, а оставшиеся образовали узкие и ровные полосы.

С того места, где он стоял, Тигхи смог хорошо рассмотреть внешность Папы. Прежде всего юноше бросился в глаза чрезвычайно бледный цвет его кожи. Когда Папа сошел с пирса на сам выступ, обнаружилось, что он сильно вспотел. Очевидно, в кабине калабаша было очень жарко. Сочетание неестественной белизны лица и рук и лоснящейся от пота кожи придавало Папе странный и даже неприятный вид. Казалось, его тело покрыто не обычной кожей, а материалом, из которого сделаны белки глаз.

У Папы был длинный, плоский и костлявый нос, заострившийся сверху подобно лопатке очень тощего человека. Нос дисгармонировал с круглым, белым лицом Папы еще и потому, что верхняя его часть была деформирована. Сразу же под переносицей носовая кость была сильно вдавлена внутрь, а кончик носа свернут набок. В профиль нос походил на лист, изъеденный с края гусеницей. Определить, что стало причиной такого уродливого изъяна – болезнь или травма, – было невозможно, однако воображение Тигхи тут же подсунуло ему различные варианты, непременным фоном которых были боевые действия, возможно, даже рукопашные схватки, и у юноши перехватило дыхание.

За Папой следовали старшие офицеры, которые поднялись в кабину, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение, как того требовал ритуал. Когда они шли вдоль пирса, Папа обернулся и что-то сказал. Несмотря на то что Тигхи находился в пределах слышимости, главный смысл сказанного ускользнул от него. Затем Папа повернулся лицом к выстроившимся войскам, и его огромный, странной формы нос задрался вверх и стал похожим на грозящий палец. Кардинелле Эллане сказал ему что-то и показал на шеренгу солдат, которые держали на правом плече металлические трубы. Папа направился к этому подразделению, удаляясь от Тигхи и флатаров.

Присмотревшись получше, Тигхи заметил в походке Папы какую-то странную вихлявость или разболтанность и подумал, что этот человек, очевидно, страдает какой-то болезнью бедренных суставов.

Некоторое время Папа и его небольшая свита ходили вдоль строя солдат. Они задали несколько вопросов солдату, замыкавшему шеренгу, и осмотрели его металлическую трубу.

– Стрелки! – с нескрываемым восхищением прошептал юноша, стоявший рядом с Тигхи.

Тот приказал своей памяти запомнить это странное слово, чтобы при случае узнать его значение.

Прикоснувшись к плечу Папы, Кардинелле показал рукой на шеренгу флатаров. Несмотря на все самообладание, Тигхи ощутил, как в радостном возбуждении сжались мышцы живота. Слушая на ходу Кардинелле и кивая, Папа направился к нему, Тигхи, своей странной походкой. Казалось, что он чуть подпрыгивает при ходьбе.

Остановившись в конце шеренги, Папа обменялся парой слов с Уолдо. Из всего сказанного Тигхи уловил лишь «господство в воздухе». Значения остальных слов были неясны.

– Да, господин, – сказал Уолдо необычным для него голосом.

Затем, когда Кардинелле махнул рукой, Папа двинулся вдоль строя флатаров, кивая на ходу. Когда Папа подошел поближе, Тигхи заметил в его широко расставленных глазах красные блики. Казалось, что у него нет бровей. Шевелюра, такая же густая и курчавая, как и у всех других граждан Империи, была перевязана голубой лентой, под которой виднелись корни волос, удивившие Тигхи своей белизной. Во взбаламученном мозгу Тигхи зароились на этот счет различные мысли, которые, если их обобщить, сводились к следующему: либо белизна была врожденной, либо являлась результатом применения каких-то особых средств, изменивших нормальный цвет кожи. Возможно, она является обязательным предварительным условием для получения высокого сана Папы.

Папа остановился перед Ати, которого от Тигхи отделяло несколько юношей. Бросив на Папу взгляд искоса, Тигхи увидел, что его голубая форма сшита из какого-то особого пластика, материала матово-голубого цвета, который при ходьбе образовывал множество складок и издавал шуршащий звук.

Китель был широким и длинным, словно женское платье, доходя до самых колен. Из-под него выглядывали обычные голубые штаны. Однако острые иголки на форме все же не являлись волосами. Теперь Тигхи видел, что они составляют единое органическое целое с тканью, которая как бы выталкивала эти иглы из себя, щетинилась ими. Они походили на тонкие пальцы, которые покачивались, когда Папа начинал двигаться. Если эта форма сшита из пластика, то из такого, какого Тигхи никогда еще не видел.

– Это, – произнес Кардинелле, показывая на Ати костяшками пальцев правой руки, – юноша, который упал с неба, ваше военное превосходительство.

– Я слышал о тебе, – благосклонно заявил Папа, кивнув Ати. – Удивительная история.

Тигхи скосил глаза до предела, чтобы лучше видеть происходящее. Одновременно он заметил, что Уолдо, стоявший в конце шеренги и также находившийся в поле зрения юноши, едва не сделал шаг вперед, чтобы исправить ошибку Кардинелле, но почему-то сдержался. Однако его изуродованное лицо еще больше исказилось от ярости.

– Отвечай Папе, юноша, – сказал Кардинелле.

Ати выпучил глаза и произнес, с трудом выдавливая из себя слова:

– Да. – После неловкой, тяжеловесной паузы он добавил заплетающимся языком: – Папа Эффи.

– У тебя довольно темная кожа, – заметил Папа. – Правда, мне доводилось видеть людей и потемнее.

– Да, Папа Эффи, – произнес Ати сдавленным голосом.

– Говорят, что чем выше на стене живут люди, тем более темная у них кожа, потому что ближе к верхушке стены солнце сильнее жжет кожу. Должно быть, люди, живущие на самом верху стены, такие же черные, как самый черный пластик. Во всяком случае, таково мое мнение.

Из горла Ати вышел какой-то не совсем понятный звук, который мог означать «да».

– Однако с другой стороны, – продолжал Папа, кивая своей странной белой головой так, словно он вел светский разговор в окружении людей, равных ему по своему положению, – ниже на стене тоже живут люди с кожей почти такой же темной, как и у тебя, мой храбрый флатар, так что эта теория, возможно, ошибочна. И все же ты принесешь нам удачу!

– Ваше военное высокопревосходительство, – обратился к Папе Кардинелле Эланне, тронув того легонько за плечо. – Может быть, теперь вы захотите посетить арсенал?

– Да, да, Кардинелле, один момент. Юноша может рассказать нам захватывающую историю. Итак, ты упал со стены?

Ати уставился на Папу как завороженный. Лицо его выражало крайний испуг.

– Да, Папа Эффи, – пролепетал он.

– Как странно! Я слышал, что ты угодил в один из наших калабашей, который начали надувать. Это еще более удивительно! Интересно, каково оно, падать со столь огромной высоты?

Ати по-прежнему не сводил глаз с Папы, еще больше выпучив глаза. Казалось, он потерял дар речи. Однако Папа, похоже, утратил интерес к дальнейшей беседе. Он повернулся к Кардинелле и проговорил:

– Сей юноша – хорошее предзнаменование для кампании.

А затем Папа, Кардинелле и остальная свита тронулись с места и зашагали прочь, направляясь в дальний конец выступа. Тигхи поймал взгляд Ати и улыбнулся ему. Ати вспотел так, что с подбородка закапали частые капли пота.

Папа и его свита исчезли за дверью в стене и долгое время не выходили оттуда. Уолдо воспользовался их отсутствием, чтобы пройти вдоль строя флатаров и приструнить наиболее ретивых нарушителей дисциплины. Наконец Папа опять предстал взорам солдат, построившихся на выступе. Он дружески беседовал с Кардинелле и, судя по всему, находился в превосходном настроении. Пройдя по выступу к пирсу, Папа поднялся на него, и через несколько секунд за ним захлопнулась дверь кабины калабаша.

Почти сразу же после этого откуда-то из восточной части выступа донеслось громкое «аахх-ии!». Командующий войсками приказывал солдатам перестроиться в походные порядки и выступить в поход. «Аахх» произносилось басом, а «ии» звучало на очень высокой ноте, доходя до визга.

– Флатары! – раздался громовой голос Уолдо, перекрывавший шум, который производила многотысячная масса людей, пришедшая в движение. – Стойте там, где стоите! Флатары, стоять!

Однако везде, куда хватало глаз, правильные прямоугольники шеренг начали рушиться и ломаться. Солдаты покидали строй и устремлялись в восточную часть выступа. Топот нескольких тысяч ног, бежавших по выступу, был похож на отдельное ворчание грома или на завывание сильной бури.

Рассыпался и строй флатаров, которые сбились в галдящую кучу вокруг Ати. Что он сказал? Что чувствовал Ати, когда смотрел в глаза самому Папе?

– По-моему, у него отвратительная внешность, – сказал кто-то.

Еретическое высказывание вызвало неодобрительный ропот подавляющего большинства юношей и девушек. Ладно, не обращай внимания. Расскажи, какой он? Однако Ати лишь стоял и ошеломленно озирался по сторонам. Вскоре он перестал представлять какой-либо интерес для флатаров, потому что Уолдо приказал платону следовать за ним и стал пробиваться сквозь гущу людей к стене.

Та часть выступа, где находились флатары, стремительно пустела. Тигхи вытянул шею и привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть поток людей, переливавшийся с выступа на уступы, ведущие в сторону врага. Голос командующего по-прежнему был хорошо слышен, хотя его самого нигде не было видно.

Аахх-ии!

– Флатары, – обратился к ним Уолдо, – мы подождем, пока в поход не выступят основные силы армии, и последуем за ними.

Он сурово посмотрел на Ати, словно считал виноватым в том, что произошла ужасная путаница, именно его.

Глава 11

Крики, созывавшие имперских солдат, постепенно затихали вдали, и на выступе не осталось почти никого. Стоя в дверях или прислонившись к стене, несколько человек постарше терпеливо наблюдали за тем, как людские потоки стремятся в восточном направлении, освобождая выступ.

Папский калабаш начал медленно подниматься, пока не завис в таком положении, что его кабина оказалась в двадцати футах от поверхности уступа.

После этого по деревянному пирсу пробежало около дюжины мужчин плотного телосложения, которые привязали концы веревок к оснастке калабаша. Затем они спустились на выступ, разматывая за собой веревку. Построившись в шеренгу по два человека в ряд, положили веревки себе на плечи и, наклонившись вперед, натянули их. Издав глухой рык, мужчины двинулись с места, и калабаш, слегка покачиваясь, медленно поплыл за ними. Со стороны калабаша, обращенной к стене, шли еще три человека с длинными шестами, которыми они упирались в кабину, не давая ей раскачиваться и ударяться о стену.

Эти люди споро делали свою работу, двигаясь на восток и волоча за собой папский калабаш. Через полчаса они обогнули отрог на восточных подступах к выступу и скрылись из виду.

На выступе остались еще два калабаша.

– А что происходит с калабашами на закате и на рассвете? – поинтересовался Тигхи.

Мулваине, случайно оказавшийся рядом, поднял его на смех:

– Неужели ты такой тупой, что ничего не знаешь, небесный мальчик?

– Но они такие легкие. Посмотри, как легко их утащили прочь! Когда начинают дуть сильные ветры, в сумерках и на рассвете, их могут растрепать в клочья.

Ответом его простодушному невежеству стал всеобщий смех. Его пожалела Туветте.

– Их втаскивают на выступ и выпускают из них воздух, – сказала она доверительным тоном. – Как тебе хорошо известно, внутри у них лишь горячий воздух и больше ничего. Затем их перетягивают ремнями и крепят на выступе. Вот эти, – она показала на два оставшихся калабаша, – понесут в сложенном виде по уступам. Передвижения по воздуху в калабаше совершает лишь Папа войны. Только такому важному лицу разрешается делать это.

– Дети мои! – обратился к своему платону Уолдо. – Теперь, когда мускулы армии, солдаты и ружья ушли, наступил наш черед.

Все умолкли.

– К тому времени, когда солнце перевалит за стену, мы должны совершить форсированный марш-бросок и выйти к подземному убежищу; – объявил Уолдо. – Мы пойдем по открытому уступу. Кое-где уже поработали наши саперы, подготовив для нас дорогу, точнее сказать, шаткие мостки. Короче говоря, смотрите в оба, ребята. – Он резко повернулся на одной ноге и пошел в конец шеренги. – Еще раз напоминаю вам, что переход мы будем совершать по открытому уступу, и если мы не успеем завершить его к тому времени, когда задуют сумеречные ветры, и будем все еще находиться на уступе, очень вероятно, что несколько человек мы недосчитаемся. Понятно?

– Да, командир! – ответили все в один голос.

– Брусья и узлы на плечо! Сейчас пойдем по выступу в восточном направлении. Там хорошая дорога на протяжении мили или около того. Из-за встречи с Папой мы задержались, время сейчас семьдесят или семьдесят пять. Нужно компенсировать задержку, и потому первый отрезок пути мы должны преодолеть бегом.

Хуже всех бег давался Тигхи. Если развитию мускулатуры рук он уделял много внимания и теперь его руки могли выдержать значительную нагрузку, то ноги остались почти такими же, какими и были до начала его службы в платоне флатаров. Почти сразу же в левой ноге появилась жгучая боль. Тигхи сильно припадал на левую ногу, потому что боль, пронизывавшая суставы бедра, отдавалась в ступне. Тигхи было очень трудно удержать в равновесии раму и узел с деталями змея, ерзавшие по правому плечу. Как только Тигхи ступал на левую ногу, груз сдвигался влево и больно бил по его шее. Тигхи остановился и переложил груз на левое плечо, однако стало еще хуже. Брусья рамы то и дело съезжали на самый край плеча, грозя вот-вот свалиться совсем, и, чтобы этого не произошло, юноше приходилось наклонять туловище в противоположную сторону. При его хромоте это стоило Тигхи немалых усилий.

Юноша быстро отстал от основной массы платона. Стена к востоку от лагеря была неровной, испещренной вертикальными отрогами различных форм и размеров, вокруг которых вилась дорога, по которой они двигались. Основная масса исчезала за одним из таким мысов, и Тигхи на какое-то время оставался совершенно один. Хромая и спотыкаясь, потея, со слезами отчаяния на глазах он испытывал нарастающий страх. Вдруг его бросят и он окажется в темноте один на один с неукротимыми сумеречными ветрами, и тогда… При мысли о падении у него, как всегда, свело внизу живота. Между тем солнце неумолимо поднималось выше и выше и довольно скоро должно было достигнуть вершины стены.

Тигхи ковылял изо всех сил, но теперь слезы неудержимо струились из его глаз. Он рыдал все сильнее и сильнее. Тело содрогалось от рыданий, и бежать стало гораздо труднее. Время от времени ему попадались заброшенные жилища, однако ни одного человеческого существа или животного. Юноше показалось, что силы окончательно покинули его и он вот-вот рухнет. Тогда он решил сделать небольшую передышку и сбросил на землю свой змей. Тигхи хватал воздух такими огромными глотками, что начинало больно колоть в легких. Оглядевшись, юноша заметил, что остановился в том месте, где уступ расширялся. Из земли торчали полусгнившие остатки бамбуковых колышков. Очевидно, здесь когда-то находился выпас для животных. Должно быть, где-то поблизости раньше располагалась деревня или маленькое поселение. Однако трава внутри остатков выпаса была уже слишком высокая и не годилась на корм животным, предпочитавшим сочную молодую поросль. Здесь можно было бы пасти немало коз, подумал Тигхи.

Мозг, в котором кровь пульсировала толчками, похожими на удары молота, начал работать чуть более упорядоченно. Если дело дойдет до худшего и ночь застанет его одного на уступе, он сможет найти пристанище в одном из этих брошенных домов.

Тигхи выпрямился, стараясь не думать о боли в неправильно сросшейся левой ступне. Затем вскинул на плечо свой змей и поплелся дальше.

За следующим поворотом он неожиданно для себя натолкнулся на Уолдо. Они едва не столкнулись друг с другом.

– Дезертиров сбрасывают со стены! – рявкнул Уолдо. – Сбрасывают обнаженными с мира.

– Да, командир, – задыхаясь, проговорил Тигхи.

– Тигхи, ты должен бежать быстрее.

– Да, командир, – ответил юноша.

– Тигхи, беги быстрее!

– Да, командир, – покорно ответил юноша.

И без всякого притворства честно попытался выполнить приказ, рванувшись вперед. Однако левая лодыжка словно растаяла под Тигхи, и он рухнул на землю, растянувшись в грязи во весь рост. При этом змей, свалившийся с плеча, едва не соскользнул с края уступа в бездну.

В ужасе он мгновенно подался всем телом вперед и успел ухватиться за концы связанных вместе брусьев змея. Однако связка деталей продолжала скользить к краю стены и тащить за собой Тигхи. У него свело низ живота. И все же ему удалось задержаться у самого края и затем, извиваясь туловищем и царапая ногтями землю, развернуться в обратную сторону. Ощущение под собой твердой почвы уступа принесло Тигхи облегчение настолько глубокое, что он почувствовал его вкус в своем рту. Некоторое время Тигхи лежал неподвижно, мертвой хваткой вцепившись в связку брусьев. Его била нервная дрожь. Слева от себя он увидел фигуру человека, сидевшего на корточках и смотревшего на него. Это был Уолдо.

– Малыш Тигхи, – произнес тот, и в его голосе прозвучала забота. – Упасть с мира однажды и выжить – огромная удача. Упасть во второй раз означало бы верную смерть.

Тигхи попытался ответить, но у него перехватило дыхание.

– Пилот из тебя пока что никудышный, – сказал Уолдо, усаживаясь на уступе поудобнее. – Ты слишком сильно дергаешь за ремни управления и плохо ориентируешься в воздушных потоках. Однако ты можешь летать и потому принесешь пользу Империи. Не дай себе уйти за край вещей!

– Нет, – выдохнул Тигхи едва слышно. – Нет, командир.

– Ладно, – добродушно проворчал Уолдо, – я знаю, что твоя ступня сейчас вышла из строя. Я понесу твоего змея, и вместе мы как-нибудь доковыляем до подземного убежища.

Тяжелый, неудобный груз не давил больше на плечо и не бил по шее. Идти стало легче, и Тигхи теперь не отставал от Уолдо. Правда, он с удесятеренной осторожностью старался держаться подальше от края мира и ковылял рядом с самой стеной, едва не задевая ее левым боком. Уолдо же, несмотря на свое огромное тело, двигался плавно и пластично, и казалось, что сложенный змей прирос к его плечу.

Они шли по широкому уступу, который постепенно поднимался. Слева чернели входы в покинутые жилища. С распахнутыми настежь дверьми они были похожи на пустые глазницы. Однако вскоре эта деревня без жителей осталась позади, и дальнейший путь лежал по совершенно необитаемым уступам, которые зачастую почти ничем не отличались от простых утесов. Проходившие перед ними солдаты вытоптали всю растительность, но и без того Тигхи не составило особого труда определить, что нога человека давно уже не ступала по этим тропинкам. Время от времени попадались свидетельства работы саперов: толстые деревянные доски, которыми были укреплены осыпающиеся участки стены там, где уступы сужались так, что по ним мог пройти лишь один человек. Видя расточительство в обращении с деревом, Тигхи каждый раз изумлялся так, что у него глаза лезли на лоб. В конце концов он решил, что одно из саперных подразделений пройдет затем по пятам наступающей армии и соберет все эти доски.

Несмотря на все усилия саперов, двигаться по узким уступам было трудно и опасно. Не раз у Тигхи замирал дух и сердце уходило в пятки. Инстинкт самосохранения приказывал ему идти медленно, прижиматься левым боком к стене, пробираться вперед осторожно, следя за каждым своим шагом и поминутно останавливаясь. Однако Уолдо продолжал беззаботно трусить вперед легкой рысцой, и Тигхи понимал, что лучше не перечить командиру. Поэтому он усилием воли подавил волну желчи, которая поднялась в пищеводе, и постарался прибавить ходу, насколько это было в его силах. Главное не смотреть направо, говорил себе юноша. Не глядеть в бездну, разверзшуюся совсем близко с правой стороны, почти под ногами.

Они обогнули еще один отрог, и Уолдо сбавил ход. Уступ начал расширяться, и впереди Тигхи увидел цепочку солдат в синей форме – сторожевое охранение. В дальнем конце уступа находилось какое-то странное красно-голубое пятно, около которого копошилось несколько десятков человек с длинными шестами. Расстояние до него было столь велико, что Тигхи не сразу понял, что там происходит. Затем все стало на свои места: эти люди выпустили воздух из чрева папского калабаша и теперь сворачивали его огромную оболочку.

Тяжелая, как камень, рука Уолдо легла на плечо Тигхи.

– Вот мы и дошли, малыш Тигхи, – произнес он, снимая с плеча змей Тигхи и передавая его юноше. – Это и есть подземное убежище, или нора, как его часто называют. Не говори никому, что я нес твой змей.

– Нет, командир, – отозвался Тигхи.

– Я не должен подрывать свой авторитет, верно?

– Да, командир, – покорно подтвердил юноша, не представлявший себе, что что-то может подорвать авторитет Уолдо, казавшийся ему таким же незыблемым, как и авторитет самого Папы.

– Остальные поднимут тебя на смех, Тигхи, и будут думать обо мне менее почтительно. Никогда не рассказывай им.

– Нет, командир.

А затем случилось чудо, потому что раньше Тигхи никогда этого не видел, – Уолдо улыбнулся. Шрамы на его лице сморщились и изогнулись подобно язычкам живого огня, а зубы заблестели на солнце.

– Теперь у нас с тобой общий секрет, парень, – сказал он.

Тигхи уставился на него округлившимися глазами, задрав голову.

– Возможно, я поделюсь с тобой кое-какими секретами, когда кампания будет закончена, парень, – произнес Уолдо с высоты своего огромного роста. – У нас с тобой больше общего, чем с остальными флатарами. Мы оба чужестранцы, и у обоих телесные увечья. И я знаю кое-что, мой мальчик! – проговорил он с урчанием в голосе, которое, должно быть, заменяло смех. – Я знаю кое-что об этой войне, мой мальчик! Я слышал истории об истинной причине, стоящей за чудесным решением Папы.

– Какие, командир? – спросил Тигхи.

– Об этом потом, а теперь в убежище! – приказал Уолдо. Он подтянулся, и его лицо приобрело прежнее, суровое выражение. – В убежище, к остальным флатарам. Солнце уже почти зашло за стену.

Подземное убежище представляло собой естественную пещеру, стены и потолок которой были образованы твердыми породами, а пол – рыхлым. Ноги Тигхи ступали по довольно густому слою пыли. Факелы из травяного воска, висевшие на стене, обращенной к входу, издавали неровный, дрожащий свет. У дальней стены высился штабель змеев. Запихнув на него свою связку, Тигхи облегченно вздохнул.

В пещере было не протолкнуться. Кроме флатаров здесь разместились и многие другие платоны папской армии. Оглядевшись, Тигхи не заметил солдат строевых частей, например, стрелков, которым, очевидно, отвели более просторную пещеру, располагавшуюся еще дальше. В одном углу между собой о чем-то оживленно спорили саперы, сидевшие обособленной кучкой. Немало места заняли парни и девушки из подразделения, обеспечивавшего питание. Повара раздавали вечерний рацион из глиняного котла, стоявшего у задней стены. Пробравшись туда, Тигхи протянул руки, и в них плюхнулось что-то непонятное, завернутое в листья травы. Лавируя в людской сутолоке, юноша принялся искать Ати и в конце концов нашел его.

– Похоже, ты не очень-то спешил попасть сюда, – сказал Ати, облизывая пальцы.

Он уже расправился со своим пайком.

– Нога, – сокрушенно вздохнул Тигхи. – Очень плохо.

Он все еще находился под впечатлением внезапной откровенности Уолдо, которая вызвала в юноше смутную тревогу.

Кто-то захлопнул дверь и забил под нее клин.

Немного погодя возбуждение, вызванное предстоящими сражениями, спало. Сказались усталость после долгого и трудного перехода. Все умолкли и погрузились в собственные мысли, прислушиваясь к сумеречному шторму, бушевавшему за дверью. Казалось, будто ветер выводит какую-то яростную и мрачную мелодию из воя и стонов. Производимое ею впечатление было более чем зловещим.

Тигхи снял с себя скатку из одеяла и расстелил ее на земле. Завернувшись в одеяло с головой, он решил поговорить перед сном с Ати.

– Послушай, Ати, – произнес он вполголоса.

– Да, мой варвар, – сонно ответил тот.

Он лег раньше Тигхи и, успев немного согреться, начал засыпать.

– Ты думаешь о вещах? – спросил Тигхи.

– Что? – не понял Ати.

– Ты думаешь о мировой стене?

– У тебя в голове не мозги, а дерьмо, – сказал Ати, переворачиваясь на другой бок.

– Это странное место для жизни людей. Почему Бог построил стену?

– Значит, у Бога были на то свои причины, – пробормотал Ати.

Глава 12

На следующий день армия тронулась с места гораздо раньше. Саперы проснулись и принялись собирать свои инструменты задолго до того, как Уолдо объявил подъем флатарам. Своим смехом они разбудили Тигхи, и тот лежал, прислушиваясь к их возне. Внизу живота у него сильно схватило, будто кто-то зажал в кулак кишки и не отпускал. Неужели уже сегодня придется вступить в схватку с врагом?

Вслед за саперами поднялись повара и прочий кухонный персонал. Они с грохотом потащили свои котлы по пыльному полу к входу, стараясь не задевать тех, кто еще спал.

– Флатары! – внезапно пролаял Уолдо. – Подъем! Всем встать и оправиться! После завтрака выступаем. Сегодня мы должны быть в Сетчатом Лесу.

Во время завтрака Ати подошел к Тигхи и сел рядом.

– Сегодня мы увидим Сетчатый Лес, – сказал он.

– Ты уже видел его?

Ати скорчил гримасу:

– Нет, но слышал о нем разные истории. Пауки с когтями, ужасные создания. Наподобие драконов.

– Что такое драконы?

– Что-то вроде змей, огромных змей.

– О, – произнес Тигхи, кивая с серьезным видом. А затем: – Что такое змеи?

От изумления Ати открыл рот.

– Это огромные пауки, с когтями. Хотя нет, не пауки, а скорее гусеницы. У них очень длинные тела, длиною с уступ. Они тонкие и длинные, как веревки, только побольше. И во всю длину тела у них когти, как разх – ясно? – Ати постукал ногтями одной руки о ногти другой. – Разх, понимаешь?

– Ногти, – сказал Тигхи.

– Да, но гораздо толще, как когти у кошки, и таких когтей десятки во всю длину тела. – Издав тихий вопль отчаяния, Ати отказался от дальнейшего объяснения. – Они сожрут тебя! Раскромсают твое тело на мелкие кусочки своими когтями и челюстями.

Тигхи содрогнулся от ужаса.

– И они живут в Сетчатом Лесу?

– В самой его глубине.

Тигхи печально покачал головой.

– Я не понимаю, – произнес он, – почему мы должны идти через Сетчатый Лес.

– Потому что Отре живут по ту сторону Сетчатого Леса.

– Но почему мы должны совершать пеший переход вместе с остальными частями армии? Разве мы не могли бы полететь на наших змеях?

Ответом Ати был искренний, пронзительный смех.

– Для флатара ты слишком невежествен. Я уже много раз говорил, что вместо мозгов у тебя дерьмо. Ветры не дуют в том направлении, вдоль стены. Мы не можем лететь на восток. Вверх, вниз, к стене, от стены, да. Но на восток, на запад летать очень трудно. Непредсказуемо. – Он снова рассмеялся. – Флатар должен знать такие вещи.

Тигхи покраснел и опустил голову, а затем, ощутив внезапный прилив энергии, бросился на Ати и повалил его на землю. С веселым хохотом юноши стали бороться, катаясь по пыльному полу пещеры. Они дурачились так, пока один из товарищей по платону не разнял их, дав каждому хорошего леща.

После завтрака они разобрали свою поклажу и, построившись в колонну, тронулись в путь. Уолдо шагал позади. Вначале флатары соблюдали строй и двигались почти в образцовом порядке. Тигхи шел впереди Ати и позади Равилре. Однако через пару часов дисциплина начала падать. Уступы, по которым они шли, были широкими, и люди стали забегать вперед, чтобы поболтать с теми, кто шел перед ними, или, наоборот, останавливались, чтобы поднять какой-то диковинный камешек или сорвать красивый цветок. На всем пути им попался всего лишь один дом, и тот был совершенно пуст, как и все прочие дома, которые встречались им до этого. Несколько парней забежали внутрь. Тигхи благоразумно остался у входа. Брошенный дом внушал ему необъяснимую тревогу.

– А ну живо назад! – рявкнул Уолдо, шедший сзади. – Держать строй! Флатары, помните о дисциплине!

Они шли весь день, а солнце нещадно палило своими лучами. Боль толчками отдавалась в ноге Тигхи. Все утро Равилре болтал без умолку, но когда солнце перевалило за пятьдесят, замолчал. Вместо этого он принялся подбирать с пыльной дороги камни и бросать их как можно дальше.

– Не стоит этого делать. Ты можешь попасть в змей или калабаш, – предостерег его Тигхи.

– Сегодня в воздухе нет змеев, ты, идиот, – огрызнулся Равилре. – Ты совсем тупой. – Проворчав что-то нечленораздельное, он взорвался: – Когда мы вступим в бой, они будут бросать в нас не камни. Чертов варвар.

Подобрав с дороги еще несколько камней, он кинул их через плечо, стараясь попасть в Тигхи. Брошенные наугад камни пролетели мимо. Равилре погрузился в молчание.

Солнце неудержимо карабкалось все выше и выше, и после многочасового пути впереди наконец-то показался Сетчатый Лес.

Он поражал своей необъятностью. Сначала флатары увидели лишь смутное пятно, темневшее впереди. Однако когда подошли ближе, пятно превратилось в сплошную массу растительности, распространявшуюся вверх и вниз по стене, насколько хватало глаз. Ее поверхность волновалась подобно воде в лоханке во время умывания. Только эта рябь была заморожена во времени и увеличена во много сотен раз. Она имела цвет, какого Тигхи никогда еще прежде не видел; настолько густо-зеленый, что он воспринимался почти как иссиня-черный, гораздо более темного оттенка, чем зелень травы.

По мере того как они приближались, эта форма, казалось, все больше и больше устремлялась в небо. А затем напрочь заслонила небо собой.

Эта форма, темнота, выпиравшая из стены мира, подавляла Тигхи. Долгий переход отнял у него все силы. Юноша еле переставлял ноги, и странный лес явился как бы материальным выражением его собственных тревог. Между тем и другие флатары наверняка испытывали схожие чувства, если судить по тому, как они замедлили ход и понурили головы. Очевидно, Сетчатый Лес вызывал у них не лучшие ассоциации. Однако Равилре, в отличие от остальных, вел себя иначе. Он подтянулся, и его походка стала пружинистой. Он теперь энергично выбрасывал при ходьбе ноги, будто козел, разминающийся утром после ночи в хлеву.

Тигхи без труда распознал в этом напускную браваду, но тем не менее не мог не отдать должное такому поведению.

Внезапно Равилре повернулся и резко ткнул пальцами в затылок Ати:

– Ты помечен.

Ати засмеялся.

– Ты помечен, – опять сказал Равилре, проделав такую же шутку с кем-то еще. – И ты тоже, и ты.

Он подошел к Тигхи.

– Я хочу задать вопрос, который мы никогда не задавали тебе в лагере, – сказал он. – У тебя когда-нибудь была женщина?

– Да, – тут же ответил Тигхи.

Однако его сердце тревожно екнуло. Флатары тем временем забавлялись. Одни издавали громкие вопли и слушали многократное эхо, другие играли в салочки, стараясь засалить друг друга брусами от змеев, которые держали на плече или под мышкой. Увернуться от чужого бруса и, в то же время, не попасть в кого-нибудь своим было непросто. В веселой неразберихе парни и девушки на несколько минут забыли о войне и подстерегавших их опасностях.

Откуда-то сзади раздался окрик Уолдо:

– Держать строй, не сходить с тропы!

– Я засалил тебя. Нет, ты не попал.

– Флатары, не покидайте тропу! – прозвучал совсем рядом голос Уолдо.

Юноши, девушки успокоились и возобновили движение с более или менее правильными интервалами. Тигхи никак не мог приладить поудобнее тяжелый продольный брус, который ерзал по плечу, стирая его в кровь. Впереди, подобно гигантской шевелюре, виднелась темная масса, которая совершенно изменила очертания стены мира. Шедший позади Ати тихо бубнил что-то на своем языке. Сначала Тигхи прислушивался, пытаясь понять, однако незнакомые слова и тихий голос делали это занятие бессмысленным. А вот смысл реплик, которыми обменивались другие флатары, был ему более или менее ясен.

– Что это? – спросил Тигхи, и его голос, не имевший конкретного адреса, повис в воздухе. – Что там, впереди?

Он знал ответ, однако в том, что никто из флатаров не говорил об этом, было нечто пугающее.

Задав свой вопрос, Тигхи как бы нарушил какое-то негласное табу, и все разговоры прекратились. Никто не ответил ему.

Тигхи попытался сосредоточить все внимание на тропе. Уступ здесь значительно сужался, но саперы расширили его с помощью досок с неровными краями, которые прогибались и скрипели под ногами. Интересно, подумал юноша, сколько же людей прошло по этому искусственному уступу с тех пор, как его сделали саперы, а главное, достаточно ли он прочный. У него противно засосало под ложечкой, и Тигхи сдвинулся ближе к стене. Пусть уж лучше левая нога ступает по настоящей земле, сотворенной Богом.

В этот момент последовал резкий тычок в затылок, такой сильный и неожиданный, что Тигхи вскрикнул.

– Варвар, – произнес Ати. Его голос звучал рядом с ухом Тигхи. – Ты так глуп. Ты ничего не знайка.

В голосе ощущалась настоящая злоба. Ничего личного, Тигхи сразу это понял. Просто страх перед темневшими впереди очертаниями Сетчатого Леса повлиял на настроение Ати не в лучшую сторону.

– Мне очень жаль, но что я могу поделать, – виновато сказал Тигхи.

– Ему жаль. Ответ, достойный идиота, – раздраженно буркнул Ати. А затем, почти без всякого перехода: – Там, впереди, Сетчатый Лес. Где живут чудовища.

– Мне очень жаль, – повторил Тигхи.

– Желательно добраться туда до заката, – сказал Ати. – Иначе суровые сумеречные ветры просто сбросят нас с мира.

К закату флатары уже были на опушке Сетчатого Леса. Когда солнце уже начало исчезать за верхушкой стены, они покинули открытый уступ. Дорога сразу же уткнулась в путаницу сучьев и теней. Первое, что бросилось Тигхи в глаза, – массивные, широкие стволы деревьев, правда, в отличие от обычных деревьев эти стволы были изогнуты и скручены.

Платаны.

Все здесь было по-другому. Вместо открытого пространства, травы и тропы, верхний слой которой превратился в пыль под ногами передовых частей, флатары оказались в царстве полутьмы, причудливых теней и скудного, рассеянного света.

Не успела колонна флатаров втянуться в этот странный лес, как ее остановили часовые, которые дежурили на небольшом блокпосту, расположенном вблизи опушки. Тигхи и остальным пришлось ждать, пока не подоспеет Уолдо, шедший в самом хвосте. Едва командир платона явился на блокпост, как начались препирательства с криками и обоюдными угрозами.

– За последние несколько дней через это пост прошли сотни людей, – объясняли часовые – их было трое – Уолдо. Такое огромное количество сильно подействовало на воображение часовых потому, что они постоянно повторяли это слово. – Сотни, сотни. Почему вы хотите для себя особых условий? Чем вы лучше других?

– У меня приказ самого Папы войны, – втолковывал Уолдо своим оппонентам. – Он у меня в вещмешке. Сейчас я покажу его вам. – Он достал бумагу и помахал ею перед носами часовых. – Сегодня вечером мы должны стать на бивуак, не заходя глубоко в Сетчатый Лес.

– У нас тоже приказ, – возразил один часовой.

– Загоните своих людей подальше в лес. Дорога пока еще видна, – сказал второй.

– По ней прошли сотни солдат, – сказал третий. – Ее наверняка натоптали так, что дальше некуда.

– Это уж точно, – подтвердил первый.

– Мы – эскадрилья змеев, – повысил голос Уолдо. – Вы что, не видите, что несут на своих плечах мои парни и девушки? С таким грузом нам не пройти через этот драный Сетчатый Лес!

– О, – сказал второй часовой укоризненным тоном. – Зачем ругаться так, господин капитан. Мы люди подневольные и делаем то, что нам велят.

– Мне приказано расположиться на опушке и ждать дальнейших инструкций. Вы не можете отменить данный мне приказ – вот подпись Папы.

– Может быть, в штабе имели в виду опушку леса ниже по стене? – предположил третий.

– У нас свое начальство, и оно нам головы поснимает, если что, – добавил первый.

Пока длились препирательства, Тигхи снял с плеча свою поклажу и стал всматриваться дальше, туда, где тропа терялась в платановой чащобе. Сплетавшиеся над головой ветки и сучья платанов очень походили на потолок, и юноша никак не мог отделаться от впечатления, что находится внутри какого-то помещения. Вот только этот странный запах… Тигхи попытался представить себе, как должна была выглядеть гигантская гусеница с когтями, и не мог не содрогнуться.

Какой-то флатар хлопнул Тигхи по затылку.

– У тебя такое лицо, будто ты никогда раньше не видел леса.

– Так оно и есть, – признался юноша. – Во всяком случае, так много деревьев в одном месте. А сами деревья я, конечно же, видел раньше.

– «Сами деревья я, конечно же, видел раньше», – передразнил Тигхи Ати, подражая его голосу.

Флатары, находившиеся поблизости, расхохотались, однако их смех был каким-то натянутым. Это лишний раз говорило о том, насколько напряжены нервы у всех товарищей Тигхи по платону.

Уолдо продолжал спорить с часовыми. Очевидно, в такой огромной армии подобные накладки неизбежны.

– Как далеко? – спросил Тигхи парней, стоявших позади него, показывая правой рукой на лес, в который они только что вошли. – Как далеко он распространяется?

Пилоты-девушки – их было около дюжины – старались держаться вместе. Как только было покончено с разбивкой бивуака, некоторые парни из тех, что посмелее, подобрались к ним поближе и попытались завязать разговор: однако все это происходило под оком бдительного Уолдо, и девушки никак не отреагировали на заигрывания. Встретив такой холодный прием, парни ретировались.

– Мой отец, – сказал Ати Тигхи, когда они укладывались спать, – мой отец – плотник. Ты знаешь, что это такое?

Тигхи покачал головой, слово было для него совершенно незнакомо.

– Он работает с деревом. Это, – Ати похлопал ладонью по стволу небольшого деревца, – плохое дерево. Думаешь, из него можно что-то сделать? Ты здорово ошибаешься. – Он нагнулся и взял в руки ветку, росшую почти параллельно нижней части ствола. В его руках ветка изогнулась, как травинка. – Нет, видишь, оно слишком мягкое.

Ати отпустил ветку, и та, хлестнув по воздуху, подрожала немного и приняла прежнее положение.

– Послушайте меня, дети, – обратился к ним Уолдо, – теперь мы укрылись в лесу, однако до опушки рукой подать, и поэтому мы все же почувствуем дыхание вечернего шторма. Привяжите своих змеев к сучьям, да покрепче. А затем возьмите ремни и привяжитесь сами к стволу ближайшего дерева и не отвязывайтесь, пока ветер не стихнет. Я покараулю первое время, а затем меня сменит пара флатаров, которых я разбужу.

Сняв с себя одеяльные скатки, флатары расстелили их. При этом они почти не разговаривали между собой, лишь изредка перебрасываясь парой коротких фраз. Непривычная обстановка и неизвестность давили на психику. Прежде всего людям страшно было даже думать о том, что они проведут ночь не в помещении, а под открытым небом. Вот если бы они находились внутри стены, в убежище, подобном тому, в котором провели предыдущую ночь, тогда другое дело. Такие мысли роились в голове у каждого флатара.

– Я боюсь, – прошептал Тигхи Ати.

В ответ тот резко кивнул, давая понять, что и так все ясно. Все свое внимание Ати сосредоточил на том, чтобы понадежнее прикрепить ремень, которым он обмотал свое тело, к стволу платана. Тигхи попытался привязаться к дереву рядом с Ати, однако древесина была такой мягкой, что ремень глубоко врезался в нее. Юноша дернул, податливая кора лопнула, и наружу полезло вязкое вещество, находившееся внутри еще не окрепшего платана. Нужен старый ствол, посуше и покрепче. Тигхи лихорадочно принялся за поиски. Все остальные юноши и девушки платона уже привязались, и он был последним. В конце концов Тигхи нашел подходящее дерево, сухое и твердое. Рядом стоял платан, к которому привязался Мулваине.

Не теряя времени, Тигхи принялся за дело, и довольно скоро его тело ощутило физическую связь с чем-то более прочным и надежным, чем оно само. Немного отдышавшись, он огляделся и поймал на себе взгляд Мулваине.

– Привет, – сказал он.

– Ты – варварское дерьмо, – ответил Мулваине совершенно беззлобно.

Их окружала тишина, которую нарушали лишь скрипы и шорохи Сетчатого Леса: начинался сумеречный шторм. Тигхи затеял разговор, чтобы отвлечься от страха, который заползал к нему в сердце.

– Отец Ати был плотником, – сказал он. – Мой отец был принцем. А кем был твой отец?

Сумерки сгущались, но Тигхи все же заметил, как Мулваине удивленно вскинул брови.

– Ты – варварское дерьмо, – произнес он снова, но в его словах не чувствовалось страсти. – Ты урод. Твоя ступня настолько безобразна, что, посмотрев на нее, хочется блевать. Никакая девушка ни за что на свете не ляжет с тобой. – И все же все эти оскорбления были сказаны обыденным дежурным тоном, и вскоре Мулваине потерял интерес к ругательствам, тем более что Тигхи не отвечал на них. – О чем ты спросил меня? – сказал он. – О моем отце?

– Мой па, мой отец, был принцем. Для нашей деревни это все равно что Папа, понимаешь?

Мулваине презрительно фыркнул:

– Это ничего не значит. Что такое ваша деревенька по сравнению с Имперским Городом, откуда я родом. Мой отец был философом.

– Кем?

– Философом. Служителем Бога и мыслителем.

– Вот как?

Ветер крепчал, и разговор прекратился сам собой. Тигхи напрягся, однако все оказалось не так страшно, как он думал. Откуда-то снизу раздался сильный свист и вой, и вскоре стволы деревьев стали раскачиваться в разные стороны. Однако рев ветра устрашал в меньшей степени, нежели на открытом уступе. Интересно, что же творится там, за опушкой, подумал Тигхи.

Прошло около получаса, и ветры стихли. Наступила тишина. Сумеречный полумрак сменился кромешной тьмой. Что же теперь делать? – подумал Тигхи. Он услышал, как в темноте, где-то совсем рядом, завозился Мулваине. Какие-то смутные очертания серого пятна на черном фоне.

– Что ты делаешь? – прошептал он.

– Отвязываюсь, что же еще, тупица, – проворчал Мулваине. – Хочу получить свой ужин. Неужели ты думаешь, что, протопав весь день, с раннего утра и дотемна, я собираюсь спать на пустой желудок?

Желудок Тигхи свело от страха и предчувствия опасности.

Чуть ниже и правее того места, где находился Тигхи, в темноте вспыхнула искра, которая немного погодя превратилась в пламя. Пока Тигхи отвязывался от дерева, оранжевое пятно разбухало все больше и больше. Кто-то разжег костер. Мулваине уже спускался вниз, к теплу и пище.

Уолдо наломал сухих веток и, сложив их в кучу, поджег. Такое безумное расточительство восхитило Тигхи. Даже если эта древесина никуда не годилась, все равно сжигать ее, а не сухие кизяки из навоза, казалось непозволительной роскошью. Все же Тигхи был рад пристроиться как можно ближе к костру, несмотря на то, что оттуда порой с треском сыпались искры.

Уолдо настругал из сучьев острых палочек и нанизал на них кусочки мяса. Разбившись на мелкие группки, юноши и девушки сами поджарили на костре мясо, а затем по-обезьяньи вскарабкались на платаны и, рассевшись по сучьям, с остервенением набросились на полусырые куски.

Пока флатары утоляли голод, Уолдо сидел у костра и молча смотрел на огонь. Когда парни и девушки, поужинав, слезли с платанов на землю, их командир сказал:

– А теперь я должен немного поспать, дети мои. Еще раз хочу вас предупредить: прежде чем заснете, не забудьте опять покрепче привязаться, иначе рассветный шторм может вырвать вас даже из самого сердца Сетчатого Леса. Я не приказываю вам идти спать немедленно. Я понимаю, что сейчас вы слишком возбуждены. И все же не засиживайтесь слишком долго – завтра у вас будет трудный день.

– Завтра мы отправимся на войну, командир? – спросил Мулваине.

Его голос дрожал.

– Завтрашний день станет днем славы, дети мои! – торжественно произнес Уолдо.

Он завернулся в свое одеяло и привязал себя ремнями к толстому стволу. То же самое сделала пара флатаров; однако Тигхи не думал о сне. Он и в самом деле был слишком возбужден.

Никто больше не подбрасывал хвороста в костер, и тот постепенно начал выгорать. Однако тепла еще было достаточно, чтобы им могли насладиться все, кто не мог заснуть.

– Война, – сказал кто-то. – Только подумать!

– Отре – страшный народ, – произнес Мулваине.

Сидя ближе всех к огню, он то и дело ворошил платановым суком уголья и, вытаскивая его из костра, каждый раз смотрел на его конец с маленьким язычком укрощенного огня.

– Я слышал, Отре отрезают своим па – своим матерям и отцам – ноги и руки и заставляют их съедать свои собственные конечности! – сказал Тигхи.

Он огляделся вокруг, надеясь увидеть страх на лицах, однако эта информация, похоже, не произвела на флатаров особого впечатления.

– Я тоже кое-что слышал, – заявил Мулваине.

Он подозрительно осмотрелся по сторонам. При этом у него был такой вид, словно Мулваине собирался поделиться со всеми очень важным секретом и хотел удостовериться, что его никто не подслушивает. В свете догорающего костра Сетчатый Лес представлял собой хитросплетение причудливых теней. Это зрелище вызывало у Тигхи неприятные ассоциации, и он перевел взгляд на костер. На язычки пламени, извивающиеся подобно кривым сучьям платанов.

– Что ты слышал? – спросил Слувре.

– Я слышал, что лучше не попадать к ним в плен. Так что завтра, когда пойдем в бой, нужно смотреть в оба. И знаете почему?

– Почему? Почему?

– Потому что они жестоко обращаются с пленными. Хотите знать, что они делают с пленными?

– Что? Что?

Мулваине наклонился поближе к костру и заговорил тихим голосом:

– Они привязывают пленных к деревьям на опушке Сетчатого Леса. Например, в таком месте, как это.

– И они становятся добычей когтистых гусениц-катерпилов? – выдохнула изумленно Бел.

– Гораздо хуже, – ответил Мулваине.

Утверждение было встречено возгласами недоверия. Хуже, чем гусеницы-катерпилы? Этого просто не может быть!

– Они снимают с пленных всю одежду, – продолжал Мулваине, произнося каждое слово медленно, с растяжкой. – Затем сажают их верхом на сук платана, такого, как этот. Видите маленькую почку? Он показал на крошечную почку-отросток размером с ноготь, которая росла на стволе платана, находившегося перед ним.

Все подались вперед, чтобы взглянуть на почку.

– Что это? – спросил кто-то.

– Это почка, – ответил Мулваине. – Из нее вырастает новый сук. Так вот, они раздевают пленного догола и привязывают его таким образом, чтобы его задний проход приходился на одну из таких почек. Снова последовали возгласы недоверия, однако Мулваине повысил голос: – Это правда. Я слышал от одного парня, который служит в саперном полку, и он сказал, что его часть обнаружила несколько имперских солдат, которых постигла такая участь. Они привязывают тебя задницей на почку, из которой вырастает сук и пропарывает твои кишки, доставая до самого горла, а может быть, и до мозга. Вот так!

Реакцией слушателей были визги ужаса, пессимистические реплики и смех.

– Они дают пленному немного еды, а по утрам и вечерам засовывают ему в рот мокрую тряпку. Поэтому он не умирает сразу, а живет, испытывая страшные муки, – продолжал Мулваине, еще более повысив голос, чтобы перекричать всеобщий гвалт. – Проходит неделя, и в тебя начинает врастать ствол платана. Проходит еще две недели, и он становится все больше и больше. И в конце концов он вырастает настолько, что протыкает насквозь твои внутренности. – При этих словах юноша ударил кулаком по массивному стволу платана, который находился под ним. – Он протыкает твои внутренности насквозь, и ты медленно умираешь.

И вдруг шум прекратился. Все замолчали. Теперь никто не сомневался в том, что такое обращение с пленными – обычная практика Отре.

– Этот парень, из саперного полка, – произнес Мулваине, понизив голос. Теперь он был уверен, что ему удалось добиться безоговорочного доверия аудитории, – он сказал, что его часть наткнулась на тело имперского проводника, изо рта которого росла ветка платана! С листьями и всем прочим!

В ту ночь Тигхи плохо спал. Его мучили кошмары. Правда, утром он не мог толком вспомнить, что именно он видел во сне, за исключением каких-то странных людей-гибридов, у которых вместо конечностей были ветки платана, а посреди ног покачивались огромные вики, толстые и широкие, как стволы этих деревьев. У людей были глаза Мулваине, и они намеревались подвергнуть Тигхи пыткам. В памяти юноши остались смутные картины: он продирается сквозь чащу Сетчатого Леса, ломая телом ветки платанов, а преследователи идут за ним по пятам.

Однако уже начало светать. Заря пробивалась сквозь густую листву тонкими, слабыми лучами. Девушка, дежурившая в тот день на бивуаке, уже приступила к раздаче утренних рационов.

Глава 13

Ни на следующий день, ни в течение еще нескольких дней им не было суждено столкнуться с врагом в бою. Когда солнце нагрело воздух и появились восходящие потоки, Уолдо взял с собой трех флатаров и отправился на опушку Сетчатого Леса, откуда они и совершили вылет. Пробыв в воздухе пару часов, разведчики вернулись и доложили, что обнаружить местонахождение противника не удалось. Огромный Лесной массив на стене простирался далеко на восток, и под его кронами могли скрываться неприятельские орды.

– Есть ли здесь параллельные ветры, дующие в восточном направлении? – допытывался у разведчиков Уолдо. – Как далеко на восток мог бы пролететь змей сегодня?

Однако параллельные ветры были редким явлением и отличались коварным характером. Ни за что на свете флатары не хотели бы оказаться застигнутыми врасплох внезапным изменением в их направлении или же резким ослаблением. В результате их могло отнести туда, где нет иного места для посадки, кроме самого Сетчатого Леса, но садиться прямо на кроны платанов было бы настоящим самоубийством.

Поэтому Уолдо принял другое решение. Он приказал флатарам привязать узлы с мягкими деталями к поясам, а перекладины взять на плечи.

– Вы должны совершить переход через Сетчатый Лес! – объявил он. Ну и ну, подумал Тигхи. Дело непростое. Это ведь совсем не то, что двигаться по открытому уступу. – В некоторых местах, – продолжал командир, – вы сначала должны очень осторожно просунуть вперед свои змеи и уж затем следовать за ними. Что бы ни случилось, берегите свои змеи, как зеницу ока!

Поначалу тропа была довольно просторной. На ней виднелись отпечатки сапог стрелков и других солдат, которые прошли там раньше флатаров. Однако через час с небольшим тропа растворилась в лесной чаще, и строй платона поломался. Колонна рассеялась. Каждому флатару приходилось самому решать, какой путь наиболее подходящий. Они ступали по кривым стволам, иногда проползали под ними. Случалось, наталкивались на забытую узкую тропинку, выводившую на утес или скалу, поросшую лесом. Иногда не было ни уступа, ни утеса, и флатары пробирались по отвесной стене, вернее, по деревьям, которые из нее росли. Справа от себя Тигхи видел голубое небо или, скорее, его кусочки, сквозь густую сеть из веток, сучьев и стволов.

К этому времени уступ остался далеко позади, и флатары забрались в самую гущу Сетчатого Леса. Сложный узор теней на стволах деревьев менялся с каждым часом, да и сами тени становились все тоньше по мере того, как солнце поднималось и пробивало своими лучами эти джунгли. Ажурные хитросплетения могли бы в другое время увлечь Тигхи своей красотой и заставить его долго любоваться ими, но сейчас все его мысли были подчинены одной цели: найти надежную опору для ног и удержать змея на плечах.

Около полудня яркость солнечных лучей достигла максимума. Они беспощадно пробивали листву, которая не могла больше служить им серьезной помехой. Тени выцвели, и сразу же четко проступили все те детали леса, которые раньше были трудноразличимы.

Тигхи остановился, решив сделать передышку. Было неясно, каким путем двигаться вперед, да и стертые до мозолей лопатки молили о пощаде. Он снял с плеча перекладины и прислонил их к широкому стволу платана так, что другой их конец упирался в уступ рядом со стеной мира. Теперь они не могли случайно соскользнуть в бездну.

Юноша потянулся, разминая затекшие мускулы. В листве послышался какой-то шорох. Сначала Тигхи подумал, что это ветер, однако, присмотревшись получше, увидел, как впереди что-то ползет среди веток. Он испугался, но почти сразу же успокоился, сказав себе, что эта штука вряд ли могла быть гусеницей с когтями, которую описывал Ати. Она была толщиной с запястье и длиной с вытянутую руку. Это создание обвило ствол дерева и поедало его листья. Сожрав один лист, перебиралось повыше и принималось за другой. Свои передвижения животное осуществляло посредством многочисленных крошечных ножек, выглядывавших по сторонам, как бахрома истрепавшегося куска ткани. Из головы выступали два зуба, которыми существо хватало лист и засовывало себе в рот. Глаз у него, похоже, не было.

Теперь, когда Тигхи остановился и смог осмотреться, ему стало ясно, что Сетчатый Лес кишит самыми разнообразными живыми организмами. Насекомые обычных размеров сновали в разных направлениях по сучьям и веткам или в желтой траве. Тигхи разглядел жуков, травяную тлю, блох, плакунов, слизняков, кузнечиков ярко-голубого и зеленого цвета с полосатыми щитками. Были здесь и уступные мухи размером с сустав большого пальца. Таких огромных мух Тигхи еще никогда не видел. Они лениво выписывали в небе невидимые узоры. Были и насекомые размером с кошку или обезьяну.

Взглянув вниз, Тигхи увидел двух жуков, которые своей величиной не уступали человеческой стопе. Они сидели на стволе платана и стукались головами. Необычайный серебристый летающий жучок, похожий на игрушку из пластика, усердно махая крылышками, поднялся вверх и сел отдохнуть на ветку. Через пару мгновений он опять вспорхнул.

Вглядываясь в даль, Тигхи заметил еще кое-что. Это было животное размером с небольшую козу, но с очень продолговатым телом, которое с шумом протискивалось сквозь заросли.

Жизнь в Сетчатом Лесу шла своим чередом, и это обстоятельство неприятно удивило Тигхи, ведь он полдня блуждал по лесу и ничего не замечал, погрузившись в собственные мысли и переживания. Его счастье, что в этой части Сетчатого Леса не оказалось неприятельских солдат, иначе он и пикнуть бы не успел, как попал бы к ним в лапы. Едва Тигхи взвалил на плечо связку перекладин от змея и двинулся в восточном направлении, как вдруг услышал оглушительный треск. Источник шума находился западнее и чуть выше.

Затем раздался звук удара о землю какого-то тяжелого предмета, и вслед за этим кто-то громко застонал. Тигхи узнал голос Чемлера.

Сняв опять перекладины с плеча и положив их на землю, Тигхи быстро вскарабкался наверх по стволам платанов. Долго искать Чемлера ему не пришлось. Тот висел животом на низком суку и натужно дышал.

Тигхи помог Чемлеру сползти с сука и сесть на землю спиной к стене.

– Как ты? – спросил он его.

– Уже лучше, – судорожно ловя ртом воздух, ответил Чемлер. – Из меня прямо дух вышибло. Нога подвернулась, и я загремел вниз.

Он показал вверх, и Тигхи увидел крутую расщелину, усыпанную листьями и обломками сучьев. Несколько веток платана, распростершегося над ней, все еще слегка подрагивали. Туда-то и свалился Чемлер.

– Ты не заметил эту расщелину?

Чемлер кивнул.

– Хорошо хоть, что я недалеко пролетел. Впрочем, в этом лесу очень трудно упасть и не зацепиться за что-нибудь. Так что в любом случае до смерти не расшибешься, – проговорил он, все еще тяжело дыша.

– А где же твой змей?

– Не знаю, – ответил Чемлер. – Я уронил его. Но думаю, он где-то там, вверху.

Отдышавшись, Чемлер полез вверх, туда, откуда свалился. Тигхи последовал за ним. Вдвоем они быстро отыскали связку перекладин, застрявшую в густой листве.

Теперь Тигхи двигался вперед с полным осознанием того факта, что окружающая его природа насыщена жизнью, пусть и в примитивных ее формах. Вокруг копошились, ползали и порхали всевозможные насекомые и животные. Как-то раз Тигхи ухватился за свисающий с верхнего сука толстый стебель какого-то растения, чтобы перебраться через мешавший продвижению ствол платана, и тут же с воплем отдернул руку, почувствовав что-то липкое, скользкое и живое. Подняв голову, Тигхи увидел большого серого червяка с множеством ножек, который полз по суку. Скорее всего это было безобидное существо, но тем не менее Тигхи выбрал другой сук.

В другом случае он увидел обезьяну. Она была так непохожа на тех обезьян, которых Тигхи приходилось видеть у себя в деревне, что сначала он принял ее за мужчину в оранжевой куртке. Ярко-оранжевый мех покрывал туловище обезьяны, резко контрастируя с черными ногами. Сзади у нее росли два хвоста, а голову украшал длинный пук волос. Длинные и цепкие передние конечности позволяли обезьяне ловко перебираться в кронах деревьев с одного сука на другой. Вскоре она приблизилась к юноше на расстояние, равное десяти рукам. У нее были быстрые черные глаза, которые внимательно осмотрели Тигхи. Не найдя в нем ничего подозрительного или угрожающего, обезьяна раскачалась и перебросила свое тело на следующий сук. Тигхи осторожно обошел ее и, продвинувшись немного вперед, оглянулся. Обезьяна явно потеряла к нему интерес и теперь сидела на наклонном стволе платана, держа обеими руками жирного серого червяка и откусывая от него большие куски, которые она уплетала за обе щеки.

Чуть позже Тигхи услышал крик, однако не мог определить, от кого он исходил, от человека или животного.

Спустя некоторое время до него долетел голос, который невозможно было спутать с каким-либо другим. Это был голос Уолдо, пробивавшийся сквозь чащу леса.

– Ко мне, флатары! Ко мне!

Тигхи направился туда, откуда звучал призыв. Он начал подниматься вверх, протискиваясь между тесно росшими деревьями.

Там уже собрался весь платон. Что-то случилось с Мани. Девушка заливалась слезами, из ее руки шла кровь. Что-то укусило ее, всхлипывая, сказала Мани. Что-то в лесу. Она даже не успела разглядеть, что это было. Уолдо осмотрел рану и очистил ее листьями, поливая сверху водой из своей фляжки. Затем перевязал руку Мани куском ткани и приказал ей успокоиться.

Уолдо устроил перекличку и, убедившись, что все на месте, обломал сучья и ветки с одной стороны очень массивного дерева, собрал их в кучу и привязал запасным ремнем к стволу. После этого приказал флатарам привязаться к какому-либо достаточно прочному стволу по примеру предыдущего вечера. Парни и девушки довольно быстро подыскали себе подходящие деревья и, привязавшись к ним, затихли в ожидании шторма. Они были совершенно обессилены сегодняшним переходом, по сравнению с которым вчерашний марш по уступу казался легкой прогулкой. Вскоре начался сумеречный шторм, однако здесь, в чаще леса, он почти не ощущался. И Тигхи поспешил отвязаться от дерева, как только наметились признаки ослабления ветра.

В непроглядной тьме Уолдо разжег костер, и все собрались вокруг огня. Мрачные и притихшие, флатары жались друг к другу и невидящими взглядами смотрели в темноту. Несколько ребят стали упрашивать Мани показать укушенную руку, но она упорно отказывалась снять повязку и даже спрятала руку под мышкой.

Странный, угрюмый лес пугал пришельцев своей неизвестностью. От прежнего веселья не осталось и следа. За ужином царило молчание. Даже задиристый Мулваине, привыкший петушиться по любому поводу, не произнес ни слова.

– Вероятнее всего тебя, Мани, укусил земляной омар, – нарушил тишину Уолдо. Голос его был невеселым. – Дети мои, вы должны соблюдать чрезвычайную осторожность, когда идете по лесу, где обитают такие твари.

Удивительно, подумал Тигхи, как изменилось отношение к ним Уолдо после того, как пришел приказ отправляться на войну. Их командир стал менее отчужденным. Теперь он вел себя скорее как боевой товарищ, а не начальник.

– Командир, – спросил Тигхи слегка дрожащим голосом.

– Да, Тигхи.

– Вы когда-нибудь раньше бывали в этом лесу?

– Да, мне приходилось бывать здесь раньше, дети мои. В свое время я излазил его вдоль и поперек и хорошо знаю ужасы этого леса. Самые худшие из них находятся гораздо ниже нашего маршрута, и за это мы должны благодарить Бога и нашего Папу, который так мудро все спланировал. Однако я был здесь раньше, и мне пришлось столкнуться со всеми этими тварями. Многие из них куда хуже любого земляного омара.

Он замолчал и нагнулся к костру, чтобы поворошить уголья. Изрезанное шрамами лицо выглядело совершенно другим в отблесках неровного пламени. К нему сейчас были прикованы взгляды всех флатаров.

– Командир? – опять произнес Тигхи, намереваясь спросить, при каких обстоятельствах Уолдо попал в Сетчатый Лес в первый раз.

Однако тот заговорил об этом сам, не дожидаясь вопроса.

– Дети мои, вы еще очень молоды и почти ничего не знаете об истории нашей славной Империи. Однако мы бывали здесь и прежде. Когда-то я был таким же щуплым, как вы сейчас, и тоже летал на змее. И в юности я был частичкой могучей армии, почти такой же могучей, как нынешняя. Мы шли на восток, только наш путь пролегал на одну-две лиги ниже по стене, чем тот, которым мы следуем сегодня. Мы шли ради святой цели – одержать победу над еретиками Отре. То были славные дни, дети мои! Славные дни!

Флатары онемели, как завороженные. Внезапная общительность и откровенность Уолдо изумляли их. Прервав свое повествование, Уолдо едва слышно вздохнул и уставился на костер. Шрамы на его лице вдруг оживились. В обликах огня казалось, будто они, извиваясь, ползут по лицу. Помолчав немного, ветеран продолжил рассказ:

– Переход уготовил для нас тогда тяжелые испытания. Ниже этого места лес населен страшными зверями. У них огромные челюсти, а зубы такие прочные и острые, будто сделаны из металла. Руку они откусывают в один прием, начисто. Кажется, будто она отрублена острым топором. Да и голову сожрать им ничего не стоит. Ррраз – и челюсти этой твари уже пережевывают человеческую голову, хрумкая ею, как яблоком. Мы понесли большие потери на марше и бились с этими тварями с еще большим ожесточением, чем с врагом. Однако Папы знали, что Отре должны быть разбиты. Потому что Отре скрывают важный секрет в их мире зла.

Уолдо опять сделал паузу, и Тигхи засомневался, поделится ли командир важным секретом со всеми ними. И тут ему на память пришел удивительный разговор, который состоялся между ними в тот день, когда Уолдо нес его змей.

Внезапно Уолдо спросил:

– Вы знаете этот секрет, дети мои?

Все флатары разом, как по команде, отрицательно замотали головами.

– Дети, в этом суть нашего мира. В стене есть Дверь!

Уолдо широко открыл глаза и обвел ими всю юную аудиторию, как бы желая оценить впечатление, произведенное этой новостью. Никто ничего не сказал. Тишину нарушало лишь потрескивание сучьев в костре.

– Дверь, понимаете? – сказал Уолдо. – Дверь в мировой стене, и она существует в самом сердце королевства Отре. Они наложили на нее свои нечестивые руки, и мы посылаем армию, чтобы освободить ее. Чтобы вернуть ее Папам, Империи и Богу!

– Что там, командир? – взволнованно спросил Равилре. – Что там за Дверью?

Уолдо внимательно посмотрел на юношу.

– Это священная Дверь. Бог построил стену и живет на другой ее стороне. Эта Дверь приведет нас к нему.

– Меня учили, – сказал кто-то, – что Бог живет на самом верху стены, откуда он может видеть всю вечность.

– Нет, – вдруг возразил Тигхи, – нет, Бог живет у основания стены.

Эта идея была встречена всеобщим негодующим фырканьем.

– Почему же Отре не перешагнут порог своей Двери? – недоуменно спросил Мулваине. – Почему они не хотят встретиться с Богом?

– Это священная Дверь, – повторил Уолдо. – Отре – богомерзкий народ. Они не могут открыть ее. Бог не позволит им сделать это. А вот наши Папы откроют ее, как только она окажется в наших руках. Мы встретимся с Богом лицом к лицу. Мы увидим рай на другой стороне стены.

– Нет! – громко произнес Тигхи. – Мы не должны открывать Дверь.

Он тут же оказался в перекрестке изумленных и возмущенных взглядов.

– Но почему мы не должны этого делать, малыш Тигхи? – поинтересовался Уолдо.

В его голосе слегка прорезалась прежняя суровая нотка.

– Там, где я жил раньше, был один мудрый человек, который научил меня кое-чему, – начал Тигхи, немного запинаясь от волнения. Ведь он был в эпицентре внимания всего платона. – Он учил, что Бог обитает у основания стены. Что Бог ведет войну с существами, которые живут по другую сторону стены, – вот почему каждый день он нагревает огромный камень, пока тот не начинает светиться от жары, и бросает его через стену. Он воюет с существами, живущими на другой стороне стены.

Тигхи невольно сам подивился беглости, с какой изъяснялся на чужом языке. Вместе с тем он ощущал внутреннюю потребность во что бы то ни стало убедить остальных в своей правоте.

– Мы не должны открывать Дверь, иначе сюда проникнут эти существа. Они очень страшные, Бог построил стену, чтобы… – Он хотел сказать: «чтобы отделить нас от них», – но не смог подобрать необходимые слова.

– Варвар – идиот, – возмущенно произнес Мулваине. – Бог сидит наверху стены, это знает каждый. – Он заискивающе посмотрел на Уолдо, как бы желая заручиться его поддержкой. – Командир, но, может быть, Бог живет на той стороне стены?

Похоже, Уолдо находился в умиротворенном состоянии духа и не собирался никого отчитывать.

– Эта война для нас священная, – сказал он. – Папы сами решат, что делать после того, как мы разобьем Отре и захватим великую Дверь.

– Командир? – обратилась к нему Бел. – Что произошло во время последней кампании?

– Что ты хочешь знать, дитя мое?

– Вы сказали, что начинали свою службу в армии много лет назад. Вы тогда тоже были в Сетчатом Лесу?

Уолдо опустил взгляд, уставившись на огонь и сдвинув вместе брови. Очевидно, он погрузился в невеселое воспоминание.

– Тогда мы пробились через Сетчатый Лес, – сказал он наконец. – Но это стоило нам огромных потерь. Там, ниже на стене существуют монстры, от одного вида которых кровь стынет в жилах и становится густой, как дерьмо, не важно, какими смельчаками вы бы себя ни считали; чудовища, страшные настолько, что замирает сердце и отнимаются ноги. На моих глазах храбрые и мужественные солдаты превращались в трусливых котят, которые, визжа от страха, бежали от них куда глаза глядят. Меня и сейчас пробирает дрожь, когда я вспоминаю их пустые, ничего не выражающие глаза – множество глаз и огромные, вечно двигающиеся челюсти. Сзади у них панцирь, такой же твердый, как наши зубы, и кроме того, много ног, острых, как лезвие ножа. Некоторые чудовища очень высокие, например, как двое высоких мужчин, если их поставить друг на друга. Нельзя без отвращения смотреть на их толстые, волосатые животы, подрагивающие при ходьбе. Но хуже всего их лица: мерзкие подобия лиц, хари с прорезью вместо рта, пухлыми, отвислыми щеками и каменными глазами. Они прокусывают руки и ноги так же легко, как я отламываю ветку с этого дерева. Могут схватить человека за шею и впиться ему в рот, как бы целуя, но при этом они пожирают его губы и язык, а когда человек упадет на землю, они вгрызаются ему в лицо и выедают его, точь-в-точь как свинья жрет пойло из лоханки.

Они двигаются как плетка, рассекающая воздух, быстро, неотвратимо и, что хуже всего, беззвучно. Во время перехода через Сетчатый Лес мы не расставались с оружием ни днем, ни ночью, даже во сне. Иногда раздавался звук выстрела из ружья, и тогда мы останавливались и прислушивались, и если других звуков не было, мы благодарили Бога за то, что он не дал еще одному человеку погибнуть гнусной смертью. Но иногда после выстрела из ружья слышался вопль, душераздирающий вопль, и нам становилось ясно, что чудовища сожрали какого-то несчастного солдата.

Уолдо опять замолчал. Бессознательно, словно в каком-то забытьи, он принялся трогать свои шрамы указательным пальцем правой руки.

– К тому времени, когда мы вышли из Сетчатого Леса, от нас осталась лишь треть. Однако мы не потеряли присутствия духа. Я вылетел на своем змее и, явившись в главный штаб, сообщил генералам и военному Папе, что мы завершили переход и пламя священной войны теперь будет гореть на земле Отре. Мы отважно сражались, отважно, дети мои! Но в тот день удача была не на нашей стороне. Нам пришлось отступать назад через Сетчатый Лес, и мы понесли еще более ужасающие потери потому, что дисциплина упала и, кроме того, мы были обременены многими ранеными. Гусеницы-катерпилы чуют кровь с далекого расстояния, и в тот раз они обрушились на нас сотнями, со всех сторон. Сетчатый Лес кишел этими тварями. Очень немногим из нас удалось выйти на имперскую сторону леса. Очень немногим!

Он повернулся к Мани:

– Земляные омары – сущий пустяк по сравнению с тем, что нам пришлось тогда испытать!

Наступила тишина. Наконец Мулваине отважился заговорить. Он выразил то, что думали все.

– Командир, – сказал он, – я боюсь.

Уолдо неправильно понял его слова. Или же то была уловка с его стороны.

– Уже одной мысли о поражении достаточно, чтобы воин оробел и сражался с оглядкой. Это очень опасно, – произнес он. – Однако в том, что ты боишься, нет ничего плохого. Страх придаст тебе огня, который нужен, чтобы одержать победу. Победу! А что до гусениц-катерпилов, – добавил он, – то они живут в лесу гораздо ниже, дети мои. Нынешнюю кампанию Папы спланировали очень тщательно, и прежде чем начать ее, ту часть леса тщательно исследовали. Здесь могут обитать земляные омары, которые больно кусаются. Однако это не смертельно. Зато гусениц-катерпилов вы здесь не встретите.

Костер уже почти догорел, и Уолдо объявил:

– А теперь спать, дети мои. Завтра мы продолжим путь и, возможно, выйдем из леса на ту сторону.

Завернувшись в одеяло, Тигхи привязал себя к суку. Повествование Уолдо вселило в юношу страх, и теперь он озирался вокруг, с подозрением вглядываясь в тени между деревьями, которые становились все более густыми и мрачными по мере того, как тускнел свет, исходивший от последних углей костра. Ати примостился на соседнем суку.

– Я не усну, Ати, – прошептал в темноту Тигхи. – Командир наполнил мою голову кошмарами.

– Ужасные вещи он рассказал, – согласился Ати.

И все же Тигхи, несмотря на все страхи, почти сразу же провалился в сон. Но перед этим в сознании возникло какое-то неясное, смутное чувство обмана, словно он пытался распознать какой-то подвох, суть которого все время ускользала.

Следующим утром флатары позавтракали и, собрав все свое снаряжение, снова тронулись в путь. То, что рассказал Уолдо предыдущим вечером, оказало специфическое воздействие на их поведение: теперь они не ломились сквозь заросли поодиночке, но продвигались кучно и с оглядкой. В результате они прошли значительно меньшее расстояние, чем за предыдущий день. Флатары сбились в кучу на небольшом утесе и спускались с него поодиночке, используя ствол рухнувшего платана. Они двигались вперед гуськом, в затылок друг другу.

Уолдо шел последним. У него был задумчивый вид, словно он ушел целиком в себя. Время от времени Тигхи поглядывал на командира через плечо и гадал, не раскаивается ли тот в своей разговорчивости. Все это так непохоже на него. В продвижении возникали частые задержки, и тогда Уолдо садился на какой-нибудь пенек или низкий сук и всматривался в тенистые джунгли так, будто те скрывали какую-то тайну, которую он должен был прочитать.

В напряженном, суровом молчании прошло несколько часов. Внезапно шедшая в голове колонны Мани издала пронзительный визг. Тигхи поспешил вперед и увидел, как один парень успокаивает девушку, а другой в это время пытается ударить палкой по какому-то существу, прятавшемуся в листве внизу. В зарослях мелькнуло ярко-красное туловище длиной в две руки. Оно метнулось вниз и молниеносно исчезло. Тигхи едва успел разглядеть, что формой существо походило на туфлю из красного пластика с большими рогами в передней части. Рога переходили в клешни, которые угрожающе щелкали, то сжимаясь, то разжимаясь.

– Это земляной омар? – поинтересовался юноша.

– Возобновить движение, – долетел голос Уолдо сзади.

В тот вечер, после того как стих сумеречный шторм, они опять разожгли костер. Разговор не клеился.

– Сколько еще нам предстоит пробыть в Сетчатом Лесу, командир? – спросил Мулваине.

– Завтра, дети мои, – сказал Уолдо. – Думаю, завтра мы выйдем из него с другой стороны.

– Хорошо хоть сегодня мы не встретили гусениц-катерпилов, – произнес Тигхи.

– На этой высоте нет никаких гусениц-катерпилов, – сурово одернул его Уолдо. – Бог не позволит злу подниматься так высоко по стене. Вот почему Папы повели нас этой дорогой. Благодаря их мудрости мы избежали огромных опасностей.

Тигхи так и подмывало спросить, почему же, если Папы такие мудрые, они завели юного Уолдо и всю обреченную армию туда, где гусениц-катерпилов было как блох у шелудивого пса. Однако задавать такой вопрос было бы непростительной глупостью, и юноша благоразумно промолчал.

– Почему, – спросил Ати из ниоткуда, – Богу понадобилось создавать такие ужасные чудовища, как катерпилы с когтями?

По бивуаку пробежал ропот.

– У Бога, – ответил Уолдо, грозно повысив голос, – есть на то свои причины. Тебе не следует задавать такой вопрос!

Самым любопытным в этой ситуации было то, что такой прием не сработал, не оказал должного воздействия на аудиторию. Раньше, когда Тигхи только пришел в платон, Уолдо было достаточно слегка повысить свой голос, чтобы все начали дрожать от страха. Теперь же ропот не прекратился.

– Почему Бог, – бросил вызов авторитету командира Мулваине, – отдал Дверь в руки Отре – злых Отре?

– Да, – поддержал его кто-то. – Почему?

– Почему Бог совершил такую несправедливость?

– Разве не было бы лучше, – упрямо стоял на своем Мулваине, – если бы Бог сдул Отре с лица стены? Ведь для этого ему достаточно было бы просто чихнуть. И тогда нам не пришлось бы воевать с ними.

– Дети! – взревел Уолдо. – Успокойтесь сейчас же!

– А что, если Бог вообще не на нашей стороне? – спросила Бел тихим голосом. – Что, если Бог на стороне Отре? Тогда какие у нас шансы?

Уолдо завопил снова, напрягая голос до такой степени, что еще немного, и из его глотки вылетал бы один визг.

– Богохульство! – заорал он. – Всем заткнуться! Немедленно!

Все изумленно уставились на командира. Внезапно Тигхи понял, что Уолдо плачет. Из его глаз сочились настоящие слезы, которые затем стекали по щекам между шрамами, служившими для них своеобразными руслами. Именно это в высшей степени странное зрелище, а не крики, принудило флатаров к молчанию.

Всеобщее смущение было столь велико, что никто не отважился первым разорвать тишину, которая становилась все более тягостной. Наконец Уолдо шумно зашмыгал носом и вытер глаза тыльной стороной ладони. Он пробормотал:

– Не говорите такие вещи, дети мои.

Тигхи остро ощутил всю неловкость момента, страстно желая, чтобы он поскорее оказался позади. Он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, но не мог выдавить ни слова.

Уолдо резко встал и повернулся к флатарам спиной. Через некоторое время юноши и девушки начали переговариваться приглушенными голосами. В течение нескольких минут командир продолжал стоять спиной к своему платону. Затем он повернулся и опять сел.

Следующим утром они опять тронулись в путь. На глаза опять попались несколько земляных омаров, алых и очень шустрых. Они сновали в лесной чаще, появляясь то здесь, то там. Напугать их ничего не стоило, достаточно было сделать угрожающий выпад палкой. Правда, одна девушка, Пелис, по неосторожности дотронулась до земляного омара рукой. Тварь тут же прокусила ей мизинец. Ранка обильно кровоточила, однако Пелис вела себя мужественно и ни разу не всплакнула, чем завоевала себе авторитет бесстрашной девушки. Уолдо молча обмыл ранку и забинтовал ее чистой тряпкой. Сначала кровь просачивалась сквозь тряпку, однако после того, как Уолдо обернул тряпкой мизинец еще несколько раз, кровотечение прекратилось. После этого флатары продолжили движение. Происшествие отняло у них не меньше часа времени.

Незадолго до наступления сумерек они наткнулись на родник и наполнили свои фляжки, которые к этому времени уже почти опустели, свежей прохладной водой.

В тот вечер флатары опять расположились на бивуак в Сетчатом Лесу. Как только стихли последние порывы сумеречного шторма, Уолдо разжег костер, и тут же из листвы вылетела целая туча гигантских мотыльков. Тигхи и другие флатары невольно воскликнули от страха, однако вскоре стало очевидно, что эти насекомые совершенно безвредны. Никогда еще Тигхи не видел таких огромных мотыльков: толстые, мохнатые тела размером с взрослую мышь. С крыльями величиной с две человеческие ладони, на вид такими плотными, словно они были сделаны из ткани. Десятки мотыльков вылетали из листвы и порхали вблизи костра.

– Мотыльки! – обрадовано воскликнул Уолдо. – Да еще такие большие! Это же лакомство. Теперь мы устроим праздник, дети мои.

Ловить эти создания не было никакой необходимости. Они сами залетали в огонь, и их крылья вспыхивали, будто бумага. Мотыльки падали в костер и поджаривались там. Визжа от восторга, несколько парней наломали сучьев и стали вытаскивать ими из огня обгоревших мотыльков. Один мотылек достался и Тигхи. Он впился в него зубами. Кисловатый с горчинкой привкус не помешал юноше расправиться с мясом в два приема.

После того как огонь угас и они опять привязались к деревьям, Ати сказал:

– Гагжи здесь такие огромны. Я имею в виду насекомых.

– Я тоже никогда еще не видел таких больших насекомых, – согласился Тигхи.

– Зачем Богу понадобилось создавать таких уродливых тварей?

Тигхи немного понизил голос и произнес:

– Мне кажется, я знаю почему. Задай себе вопрос: зачем Бог построил стену?

– Вот именно. Чтобы не пускать что-то или кого-то. На другой стороне стены живут злые существа. Они пожирают людей.

– Как катерпилы с когтями?

Тигхи издал едва слышный свист.

– Может быть, похожие на них, а может, и еще больше. Если в стране Отре действительно есть Дверь, тогда некоторые из них прошли через нее на нашу сторону и пришли в Сетчатый Лес. Вот почему они здесь, я думаю. Если мы захватим Дверь, выиграем войну, тогда мы должны закрыть ее наглухо! Наглухо!

Назавтра погода изменилась. Похолодало. Некоторые флатары не стали скатывать свои одеяла, как обычно, и надевать скатки через плечо. Вместо этого они накинули их на плечи. Глядя на них, Тигхи тоже решил испробовать такой способ борьбы с холодом, однако тут же выяснилось, что одеяло мешает поддерживать равновесие палок, лежащих на плече.

По мере того как они продвигались дальше, утесы и уступы становились шире, и теперь флатарам не приходилось перебираться по стволам деревьев. Теперь платон двигался гораздо быстрее. Заросли поредели, и справа стало видно небо. Тигхи догадался, что скоро они выйдут из Сетчатого Леса, и его сердце возликовало, преисполнившись бурной радости. Наконец-то все страхи и тревоги будут позади.

В семьдесят пять или около того флатары натолкнулись на свое сторожевое охранение, состоявшее из стрелков. Их было шестеро. Они сидели на двух стволах платанов и ели сухие пайки. У каждого была длинная металлическая трубка – а может, они из пластика, мелькнуло в голове у Тигхи. Эти трубки – ружья – находились за спинами стрелков. На появление флатаров стрелки никак не отреагировали.

– Почему вы нисколько не встревожились? А вдруг вместо нас из леса вышли бы Отре? – задиристо спросил Мулваине, которого возбуждало близкое соседство с настоящим ружьем.

– Мы давно уже услышали, как вы ломитесь через лес, – пренебрежительно заметил стрелок. – Отре так не ходят. Они бы подкрались бесшумно.

Протянув вперед руку, Равилре попытался дотронуться до дула ружья, но стрелок помешал ему, несильно ударив по руке.

– Держись подальше от этой штуки, парень, – посоветовал он Равилре.

Тут подоспел Уолдо, который, как обычно, шел замыкающим.

– Товарищи, – обратился он к ним, – далеко ли еще до опушки леса?

– Двадцать минут ходьбы, – ответил один стрелок, выплевывая при этом какую-то скорлупу.

Стрелок не соврал. Ровно через двадцать минут платон вышел к блокпосту, который располагался на самой опушке Сетчатого Леса.

Пока Уолдо узнавал у солдат, дежуривших там, насчет местонахождения штаба, а затем ходил туда, чтобы доложить о прибытии своего подразделения, флатары резвились на уступе, играя в догонялки и бросая друг в друга камешки. Настроение у них было прекрасное. Впереди, сколько хватало глаз, простирался открытый ландшафт и никакого леса. Лишь стена с уступами, которые отбрасывали вниз косые тени.

Вскоре флатарам наскучило носиться взад-вперед, и они, разбившись на небольшие компании, расселись на утесе, находившемся чуть выше уступа, который выступал в роли главной транспортной артерии. Несколько человек, в том числе Равилре и Бел, вернулись на опушку и расположились там.

Тигхи, как всегда, сидел рядом с Ати и с рассеянным видом жевал стебельки травы. Ати заявил, что ему требуется что-нибудь посущественнее, и отправился назад, на опушку Сетчатого Леса, поискать каких-либо съедобных насекомых. Тигхи тоже испытывал голод, однако открывавшиеся перед ним дали мировой стены манили и завораживали юношу настолько, что он был не в силах оторваться от этого зрелища.

Солнце поднималось все выше и приобретало все более красный оттенок, при этом тени становились короче. Мировая стена подавляла своей бесконечностью, как и раньше, когда Тигхи, будучи ребенком, жил в своей деревне. Масштаб творений Бога воистину грандиозен, безграничен.

– Она такая большая! – сказал он Мулваине.

Тот выплюнул травинку и повернулся к нему:

– Кто?

– Мировая стена, – ответил Тигхи. – Она такая большая. Такая большая! В этом величие Бога, в том, что он создал нечто столь большое.

Мулваине улыбнулся, а затем сказал то, что глубоко врезалось в память Тигхи и позднее довлело над всеми его мыслями. Семя, из которого затем вырос огромный платан, отбрасывавший тень на его сознание; ключ к тайне самой мировой стены. Он сказал:

– А разве она большая?

Сначала Тигхи не уловил суть слов Мулваине, всю глубину его замечания.

– Что?

– Не говори так, ты – варвар с дерьмом вместо мозгов. В этом платоне я старше тебя! Ты должен относиться ко мне с почтением.

– Что ты сказал, Мулваине? Не большая? Повтори, пожалуйста.

– Я спрашиваю: разве она большая?

Тигхи недоуменно пожал плечами:

– Не понимаю. Большая ли? Да ты посмотри на нее. Разве она не выглядит большой?

Мировая стена уходила на восток, широкая и ровная, как лоб самого Бога. По эту сторону Сетчатого Леса росла трава с лиловым оттенком, и когда ветер касался своим дыханием уступов и стены, казалось, что по ее поверхности бегут лиловые волны. Стена простиралась так далеко на восток, что расстояние шлифовало все неровности, уступы, выступы, утесы и расщелины и делало ее идеально ровной. Она была такой высокой, что солнцу требовался целый день, чтобы подняться до верхушки. И он еще спрашивает, разве она большая?

– Что ты имеешь в виду, Мулваине? – спросил Тигхи. – Что ты хочешь этим сказать?

– Разве она большая? – повторил Мулваине. – А может, это мы маленькие?

Глава 14

Это было прозрением для Тигхи, прозрением не внезапным, но таким, которое вызревало в нем весь следующий день. Прозрением, которое сводилось к тому, что с мировой стеной связана какая-то тайна. Странным и любопытным образом прозрение это вторило воспоминаниям Тигхи, касавшихся его прежней жизни в деревне. Теперь он понял, что всегда знал о существовании тайны, имевшей отношение к миру, в котором он появился на свет. Это было нечто, похожее на инстинкт, ощущение какой-то силы внутри себя, когда он смотрел на небо или лежал на спине и пытался охватить взглядом всю необъятность стены.

На следующий день Тигхи решил поговорить с Ати.

– Ты знаешь, что мне вчера сказал Мулваине?

Ати возмущенно фыркнул:

– Этот головорез? Плевать я хотел на его слова.

– Ты знаешь, что его отец был философом?

– Его?

– Его отец. Его отец был философом.

– Ну и что?

– Он сказал мне, одно из двух: либо мировая стена большая, либо мы маленькие?

Ати, похоже, никак не мог взять в толк, о чем идет речь.

– Что это значит? – спросил он.

– Неужели ты никогда не думал об этом? Зачем Бог построил мировую стену?

Ати пожал плечами:

– Не знаю. Откуда мне знать?

– Но насекомые в Сетчатом Лесу. Ты сам сказал, что они слишком большие.

– Они и были большими.

– А что, если не они большие, а мы – маленькие?

Ати издал хрюкающие звуки, означавшие смех, и, шагнув к Тигхи, попытался схватить его за уши. Тигхи отбивался изо всех сил, и вскоре оба друга, хохоча, катались по земле, стараясь оседлать один другого. Однако потом, когда Уолдо отвел свое подразделение в лес на ночевку и флатары привязались ремнями к стволам деревьев и стали ждать сумеречного шторма, идея Мулваине овладела сознанием Тигхи с необычайной силой. А вдруг стволы деревьев вокруг него – вовсе не деревья, а стебли травы, а сам он насекомое и просто раньше этого не осознавал? Разве уступ, поросший травой, не выглядит как Сетчатый Лес для какого-нибудь червяка, ползущего среди травинок, и разве этот червяк не будет казаться человеку крошечных размеров гусеницей-катерпилом с когтями?

Если бы он был Богом, продолжал размышлять Тигхи, разве стал бы он строить мировую стену таких огромных размеров? А может, он построил бы ее удобной для себя и совсем небольшой, а людей сжал до крошечных размеров?

Все вещи соотносятся в размерах по-разному, и все зависит от того, с какой высоты на них смотреть. Эта догадка не давала Тигхи покоя и буравом сверлила мозги, пока у него едва не начала кружиться голова.

На следующее утро флатаров платона разбудил отдаленный рокот. Казалось, будто где-то далеко трещит небосвод и его осколки падают на стену. Началось все вскоре после того, как утих рассветный шторм.

– Флатары! – раздался зычный голос Уолдо. – Подъем! Отвязывайтесь!

Второпях Тигхи плохо соображал, что делает, и едва не потерял ремень. Тот выскользнул из его рук, но, к счастью, не упал с уступа, а запутался в нижних ветвях платана, на котором юноша провел ночь, и Тигхи без труда смог дотянуться до него. Воздух был полон незримого, пьянящего возбуждения. Каждый понимал, что означают эти далекие громоподобные раскаты. Война.

Наконец-то он увидит войну, подумал Тигхи.

Им овладело радостное предчувствие, распиравшее сердце так, что оно было готово лопнуть.

Уолдо вывел своих подчиненных из леса и повел по уступу на восток. Солдаты, дежурившие на блокпосту, были единственными, кого увидели флатары. Все уступы обезлюдели. Однако когда через несколько минут платон обогнул отрог, за ним оказалось немало солдат. Стрелки, бомбометатели и саперы – все сбились в плотную кучу на коротком, но широком уступе.

– Кардинелле Эланне! – крикнул Уолдо. – У меня приказ Кардинелле! Где он? Я должен явиться к нему.

Однако никто не обращал на него внимания. Удары и раскаты в воздухе стали слышны гораздо отчетливее. Оставив свой платон позади, Уолдо стал проталкиваться вперед. Масштаб окружавшей их лихорадочной деятельности одновременно и пугал и восхищал флатаров.

Медленно продвигаясь вверх по наклонному уступу, перешедшему затем в искрошившийся утес, который уже успели укрепить саперы, и встречая на своем пути солдат всех родов войск, флатары вышли наконец на более широкое пространство. Эта часть стены нависала над находившимся внизу уступом, однако выступом ее нельзя было назвать по причине недостаточной длины. В дальнем конце виднелся ряд землянок, вырытых в стене. Две высокие кучи земли свидетельствовали о том, что работа была закончена совсем недавно.

Уолдо приказал флатарам стать поближе к стене и ждать его, пока он не отыщет Кардинелле Эланне или другого старшего офицера и не получит дальнейшие инструкции. Отсутствие четкости и согласованности в действиях различных звеньев военного командования удивила и встревожила Тигхи. Ему казалось, что этот процесс должен проходить более гладко и естественно.

Флатары, возбужденные неизвестностью, переминались с ноги на ногу и негромко переговаривались. Равилре и Бел теперь не скрывали своих отношений. Держась за руки, они влюбленно смотрели друг на друга и о чем-то шептались.

С криками «Посторонись! Дорогу!» мимо пробежали два солдата, которые несли одеяло с каким-то тяжелым грузом. Они исчезли в одной из землянок. Внезапно Тигхи понял, что тяжелая вещь, которую они тащили в одеяле, – человеческое тело.

Он подошел к входу в землянку и заглянул внутрь, надеясь увидеть Вивре, своего старого знакомого. Однако полумрак и шумная лихорадочная суета мешали юноше разглядеть лица врачей. Тигхи решил воздержаться от расспросов и приостановить поиски Вивре.

Флатары томились в ожидании своего командира около часа. Наконец Уолдо вернулся и, не говоря ни слова, повел их в дальний конец мини-уступа. Там они спустились по примитивным, наспех вырубленным в твердом грунте ступенькам на нижний уступ. В конце уступа находилась дверь, которая вела в небольшую землянку.

– Пока будем располагаться здесь, – объявил Уолдо.

Дверь была такая узкая и низкая, что в нее пришлось втискиваться боком, и поэтому флатары сначала пропихивали брусья и узлы с остальными деталями, а затем входили сами. Внутри стоял запах сырой земли. Капельки воды, которыми были усыпаны стены, указывали на близость источников, и Уолдо послал Чемлера осмотреть местность. У многих парней и девушек уже закончилась вода во фляжках, и кое-кого мучила жажда.

Мулваине получил задание связать факел из сухой травы и воткнуть его в стену в дальнем углу землянки. Чемлер вернулся как раз к тому времени, когда Мулваине выполнил задание, и Уолдо зажег факел.

– На уступе несколько ручьев, – сообщил он.

– Дети мои, – громко возвестил Уолдо, жестом приказав им собраться перед ним полукругом. – Битва началась! Мы уже атакуем зло Отре в их логове.

Флатары замерли в напряженной тишине.

– Скоро, очень скоро нас позовут – генералы, Кардинелле и сам Папа нуждается в нас. Мы должны совершать вылеты и собирать ценную информацию для главного командования. Скоро нас позовут!

Прошел целый час, но никто так и не пришел. Флатары стали проявлять признаки беспокойства. Уолдо выбрался из землянки наружу, для чего ему пришлось очень низко нагнуться. Вскоре он вернулся, не принеся никаких новостей.

Несколько флатаров прикорнули на земляном полу, свернувшись калачиком. Остальные вышли из землянки на уступ, влекомые любопытством. Однако это место не годилось для наблюдательного пункта.

Уолдо еще раз сбегал в штаб и вернулся явно раздраженный. Солнце зашло за верхушку стены, и начался сумеречный шторм. Хилую, державшуюся на честном слове дверь сорвало и куда-то унесло в самом его начале. Спасаясь от холода, флатары сбились в кучу в дальнем углу и без того не слишком просторного помещения. Ветер хозяйничал, как хотел, и первым делом потушил факел и вырвал его из стены. Он пел и визжал, бросал в землянку комья глины и нагло трепал одежду и волосы.

Утром, наспех проглотив свой паек, Уолдо опять умчался в штаб. На этот раз его отсутствие длилось гораздо дольше, около получаса. Он вернулся в приподнятом настроении.

– Всем внимание! Дети мои, собирайте ваши змеи! Предстоят полеты! Поступил приказ от Кардинелле. Необходимо произвести воздушную разведку поля боя и собрать тактические данные.

В землянке началась сутолока. Каждый спешил побыстрее выбраться с деталями своего змея на залитый солнцем уступ. Времени для разговоров не было. Быстрыми и точными движениями флатары подгоняли перекладины друг к другу и натягивали кожаное полотно. Не отставал от остальных и Тигхи. Развязав свой узел, он расстелил кожу на земле, а затем вставил главный брус в перекладину. Работа шла под аккомпанемент отдаленной канонады. Где-то восточнее гулко ухали взрывы и раздавался какой-то треск.

Когда Тигхи застегивал ремни воздушного змея, у него возникло странное чувство, будто он делает это впервые. Прошло так много дней со времени его последнего полета. Кроме того, юноша испытывал сильное волнение: боевая задача была поставлена в слишком нечетких, общих выражениях. Тигхи не было ясно, что именно от него требовалось, однако, опасаясь возбудить недовольство Уолдо, он не решился на уточняющие вопросы. И все же гул и запах войны оттесняли на задний план обычные страхи.

Ати шагнул в бездну с края мира, и Тигхи тут же последовал за ним, подставляя свое лицо навстречу свежему утреннему ветру.

Он падал, пока восходящий поток не подхватил его и не повлек вверх. Сориентировавшись, Тигхи понял, что его относит в западном направлении, совсем не туда, куда нужно. Поставив змей чуть ли не на ребро, Тигхи устремился вниз. Во время этого крутого спуска он набрал скорость и повернул на восток. Совершая маневр, юноша отошел от стены на довольно значительное расстояние. Он сделал вираж, поднялся и опять повернул. Стена оказалась прямо перед ним. Попав в небольшое завихрение, образованное восходящим потоком, Тигхи быстро стабилизировал свой аппарат и взял нужный курс.

Вид, представший его глазам, оказался хаотичным и на первый взгляд невыразительным. Кое-где стена была усеяна маленькими черными и серыми пятнами. Тигхи предположил, что это следы пожаров. Однако преобладающими цветами в окраске были зеленый и лиловый; в этих местах росли травы. Уступы располагались под некоторым углом друг к другу, а большой выступ кишел синими куртками. Подлетев к стене на достаточно близкое расстояние, Тигхи обнаружил, что верхние уступы заняты солдатами Отре, одетыми в серую форму. На нижних уступах время от времени появлялись вспышки света, подобные тем, что возникают при отражении солнечных лучей от серебристой поверхности. Тигхи подлетел еще ближе и увидел, что эти яркие вспышки появлялись из дул ружей стрелков, которые целились в серых солдат, находившихся над ними. Сам Тигхи в этот момент был чуть выше центрального уступа.

Что-то блестящее со свистом пролетело мимо змея Тигхи. На какое-то мгновение он подумал, что это какое-то крупное насекомое в блестящей скорлупе, однако, чуть повернувшись, увидел огненный шар, который летел вниз, описывая дугу. Шар едва не попал в другой змей – Тигхи не разглядел в чей, – а затем исчез из поля зрения.

Тигхи сразу же осознал значение увиденного.

Очевидно, он слишком близко подлетел к стене. Тигхи попытался повернуть и стал производить зигзагообразный маневр, чтобы подняться повыше, однако никак не мог нащупать восходящих потоков. Его относило все ближе и ближе к стене на том уровне, где находились уступы, занятые войсками Отре. Тигхи овладел животный страх, от которого у него помутилось сознание. Теперь он находился так близко к вражеским позициям, что мог даже разглядеть лица солдат Отре. Из-под касок они казались очень бледными. Один высокий солдат показал на него вытянутой рукой, а его товарищ прицелился в Тигхи из ружья. На конце ствола появилась короткая вспышка.

Ветер врывался в уши Тигхи и подавлял своим шумом большую часть других звуков, однако юноша услышал какой-то странный свист, а затем – плок! – и его змей содрогнулся. Тигхи понял, что змей получил повреждение. Нужно срочно покинуть опасную зону, тем более что змей начал рыскать и плохо слушался управления. Тигхи все же удалось сделать поворот и в ходе резкого снижения набрать скорость, которая позволила ему удалиться от стены. Прервав падение, юноша перевел свой аппарат в горизонтальный полет. Теперь он был недосягаем для вражеских ружей. Немного успокоившись, Тигхи оглянулся через плечо. В змее зияла дыра величиной с кулак.

И все же Тигхи еще не осознавал в полной мере, какой опасности подвергся. Усиленный приток адреналина, связанный с ощущением полета, помешал ему правильно оценить ситуацию. Сделав круг, Тигхи снова оказался лицом к стене и попытался поподробнее рассмотреть, что же происходит на поле боя. Войска Отре занимали все верхние уступы, а восточнее виднелись какие-то укрепления, построенные вдоль нависающих уступов. Имперские части сосредоточились на центральном выступе, однако солдаты Отре, находившиеся прямо над ними, бросали в них какие-то предметы. Эти предметы сначала летели по дуге вниз, но затем по какой-то непостижимой причине изменяли направление полета и опять устремлялись к стене. Когда Тигхи подлетел поближе, один такой предмет взорвался, превратившись в большой красно-оранжевый шар. В лицо юноше ударила плотная волна горячего воздуха. Змей резко подбросило вверх и стало относить от стены.

Тигхи сделал еще один круг и в третий раз приблизился к стене, но змей, получивший пробоину, рыскал во все стороны и почти не отвечал на команды юноши. Кое-как повернув на запад, Тигхи начал снижаться в направлении уступа, с которого он стартовал.

Посадка получилась неуклюжей. Не успел Тигхи встать на ноги, как к нему уже подбежал Уолдо.

– Ну как там? – начал кричать командир еще на бегу. – Что там? Тебе удалось заметить что-нибудь важное?

– Мой змей, командир! – произнес Тигхи, часто дыша. Он только еще выпутывался из ремней. – Посмотрите на моего змея.

– Что? Змей? Это не повреждение, едва ли это можно назвать повреждением. Докладывай, Тигхи!

– Командир, в руках Отре все верхние уступы. Они бросают огонь на наших солдат.

– Дальше?

Тигхи не знал, что сказать еще. Уолдо, горя нетерпением узнать что-то новое и полезное, принялся тормошить его и повторять:

– Ну же, говори! Что еще?! Что?

– Ничего, командир.

– Идиот! Нам и так известно, что Отре контролируют верхние уступы. А что дальше, к востоку от этих уступов? Ты не летал туда?

– Мой змей получил повреждение, командир.

– Отремонтируй его и снова в воздух, да побыстрее, – отрывисто приказал Уолдо. Он был явно не в духе. – Лети на восток! Мы должны знать как можно больше об укреплениях, построенных в глубине обороны Отре.

Обескураженный и перепуганный Тигхи пошел в землянку и взял там из запасов платона кусок кожи, иголку и нитку. Вернувшись на взлетный уступ, он сел на землю и принялся за ремонт своего змея. Никогда в жизни ему не приходилось шить, однако чувство стыда мешало Тигхи сказать об этом кому-либо. Да и кто стал бы сейчас, в горячке боя, показывать ему, как это делается.

Тигхи сидел, поджав под себя ноги, и беспомощно тыкал иглой в края дыры. Пластиковая игла с огромным трудом входила в кожу, и юноша даже проколол себе большой палец, нажимая на иглу со всей силой. В воздухе раздалось шуршание. В нескольких ярдах от Тигхи совершил посадку Равилре.

– Мой змей загорелся! – задыхаясь, выпалил он, освобождаясь от ремней. – В меня попал огонь со стены, и материал загорелся. Однако мне удалось сбить пламя рукой. Взгляните на мой змей!

С левой стороны змея материал обшивки обуглился и истрепался.

– Равилре? – крикнул Уолдо, спеша к нему. – Что ты можешь сообщить?

– Ничего, командир, только то, что мой змей горел.

– Почини его! – рявкнул Уолдо, не скрывая своего раздражения. – Сходи в землянку и принеси необходимые материалы, как это сделал Тигхи. Как только починишь змей, сразу же отправляйся на разведку. Не возвращайся, пока у тебя не будет результатов.

Равилре тут же побежал в землянку, оставив свой все еще дымящийся змей на уступе. Ощущая все большую неловкость, Тигхи по-прежнему беспомощно тыкал в кожаную заплатку, которой пытался залатать дыру. Он очень обрадовался возвращению Равилре. Лучше разговаривать с кем-нибудь, чем зашивать дыру.

– Тебя подожгли! – произнес он.

– Это была крутящаяся бомба, – объяснил Равилре, счищая обуглившийся край крыла.

– А что такое крутящаяся бомба?

– Ты невежественный варвар, – механически произнес Равилре. – Это бомбы, к которым на шнуре прикреплены металлические пластинки. Когда их сбрасывают с мира, пластины начинают вращаться и тянуть бомбу назад к миру, и та падает, постепенно приближаясь к стене.

– Вот это бомбы! – изумленно произнес Тигхи, пораженный хитростью Отре.

– Вообще-то это кожаные мешки, – доверительно сказал Равилре. – В них вставлен специальный шнур, который поджигают перед тем, как сбросить бомбу. Эти мешки набиты порохом, и при взрыве получается большой огненный шар!

Ловкими и точными движениями Равилре наложил на прожженное место кожаную латку и, натянув ее, быстро пришил. Одной рукой он прижимал кожу, а другой работал иголкой. Тигхи наблюдал за всем этим с нескрываемым восхищением. Ремонт змея занял всего несколько минут.

Вернулся Уолдо:

– Тигхи! Ты все еще ждешь? Быстро в воздух. Не торчи тут.

– Я еще не залатал дыру в моем змее, – еле слышно пробормотал в ответ устыженный Тигхи.

– Что? Ты говоришь так тихо, что ничего не разобрать. Нельзя терять ни минуты. Я должен явиться с результатами воздушной разведки непосредственно к Кардинелле Эланне. Отправляйся немедленно!

– Мой змей…

– Да эта дырка ничего не значит! Твой змей может прекрасно летать и с ней. Совсем маленькая дырочка.

Схватив Тигхи за шиворот, Уолдо поднял его одним рывком и уже хотел было сам надеть на него ремни змея, но в этот момент на уступ совершил посадку еще один змей, пилотировавшийся девушкой по имени Стел. Отпустив юношу, командир поспешил к ней. Пока Тигхи надевал ремни, у него было время послушать начало их разговора.

– Что ты можешь сообщить? – отрывисто произнес Уолдо.

– Мое плечо, – жалобно заверещала Стел. – В него попала пуля. Перебита кость.

– Плечо? – прорычал Уолдо. – Плечо?

Его голос отдался громом в ушах Тигхи, и с этим звуком юноша ступил с края мира в бездну и улетел.

Змей рыскал в стороны и порой вел себя непредсказуемо, но в целом пилотировать его было можно. Тигхи описывал круги, один за другим, несмотря на сильный встречный ветер. Теперь он лучше разбирался в том, что происходит на поле боя, потому что уже привык к логике перспективы. Он видел солдат, сгрудившихся на выступах и старавшихся убить как можно больше врагов, которые находились наверху или внизу. Одни стремились прорваться вверх и вытеснить противника с его уступов, а другие старались не дать им сделать это. Тигхи видел остатки лестницы, которая когда-то связывала центральный выступ с верхними уступами. Она была взорвана, и лишь кое-где на стене виднелись одна-две ступеньки. Саперы – Тигхи не мог определить, из какой армии – пытались построить другую лестницу, то ли сверху, то ли снизу: из стены торчали деревянные колья, по большей части обуглившиеся дочерна. Некоторые еще продолжали гореть.

Уступы и выступы образовывали на стене своеобразную сетку из прямых и косых линий, которые приобретали еще более зримые очертания благодаря активности солдат, двигавшихся по ним в обоих направлениях, ярким вспышкам и клубам дыма. Крошечные серые облачка – следы выстрелов – плыли в воздухе вверх, отбрасывая тени на поверхность стены.

Тигхи находился в воздухе уже несколько часов. Продвижение на восток было очень медленным. Ему все время приходилось делать в воздухе круг, и это не могло не привлечь внимание снайперов, засевших на верхних уступах. Мимо Тигхи со свистом, похожим скорее на шорох, промчалось несколько пуль. Одна из них чиркнула по подметке его ботинка и распорола ее.

Юноша напряг зрение, пытаясь рассмотреть укрепления Отре на востоке, однако солнце стояло уже слишком высоко, и восходящие потоки резко ослабели. Нужно срочно возвращаться на свой уступ. Иного выхода не было. Промедли он с поворотом, и высота будет потеряна окончательно.

Обратный путь оказался куда легче. Ветер дул Тигхи в спину и высвистывал какую-то музыкальную ноту, вырываясь из дырки в его змее.

Глава 15

В тот вечер Уолдо был вне себя. Он обрушился на флатаров своего платона с гневными упреками. Они-де показали свою никчемность, не дали ему никакой мало-мальски ценной информации, которая могла бы пригодиться военному Папе. Это же унизительно – ему, старому, боевому офицеру, бегать как обезьянка туда-сюда между базой платона и штабом Кардинелле и каждый раз краснеть за своих нерадивых подчиненных. Позор! Он не собирается больше являться туда с пустыми руками. Как только уляжется рассветный шторм, платон поднимется в воздух. Все полетят на восток, и лететь вы должны как можно ближе к уступам, занятым врагом, так близко, чтобы вы смогли пересчитать зубы солдат Отре, а если кто-нибудь этого не сделает, тогда он, Уолдо, лично, своей рукой, сбросит их с мира, и они упадут вниз, к самому основанию стены, превратившись в мешок с костями.

Флатары сидели понурив головы. Возразить им было нечего. У Тигхи было подавленное настроение, словно он лично подвел Уолдо, Пап и саму Империю. Однако он был настолько обессилен, что почти сразу же заснул.

Настало утро, и флатары в душе уже смирились с тем, что им придется опять лететь в непосредственной близости от позиций войск Отре и подвергаться смертельной опасности. Однако судьба даровала им отсрочку. Уолдо исчез и, появившись час спустя, объявил о задержке вылетов. Вместе с тем флатары должны были оставаться в полной боевой готовности.

Денек обещал стать теплым. Солнце потихоньку карабкалось вверх и щедро орошало стену светом и теплом. Не было слышно обычной какофонии битвы, и расцветшую пышным цветом тишину время от времени нарушал порыв ветра.

Рассевшись на своем маленьком уступе, флатары изредка перебрасывались короткими репликами, на которых лежала печать нервозности. Когда же поступит приказ? Шло время: пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, и в конце концов начало казаться, что в этот день они совсем никуда не полетят.

Тигхи овладел зуд непоседливости. Когда Уолдо уходил в штаб, расположившийся над ними, Тигхи так и подмывало побродить по соседним уступам, посмотреть на ситуацию. Однако он опасался уйти с уступа. А вдруг в то время как он покинет уступ, пусть даже на пару минут, прибежит Уолдо и прикажет им подняться в воздух. Другие парни, похоже, не страдали от такого подобострастного страха, тем более что солнце поднималось и воздух уже охладился настолько, что и самому тупому флатару стало ясно, что полетов сегодня не предвидится.

Мулваине и еще несколько юношей, движимые любопытством, полезли вверх и вскоре вернулись, взволнованные и запыхавшиеся.

– Там уйма пехотинцев, стрелков и других солдат, – сообщил Мулваине, часто дыша, своим товарищам, которые окружили его плотной кучкой, жадно ловя каждое слово. – Они построились штурмовыми колоннами и ждут сигнала к атаке.

– Это силы прорыва, – сказал кто-то. – Они должны прорвать линию обороны Отре и захватить их укрепления.

– Наверное, ждут наступления темноты, чтобы под ее покровом выйти на исходные позиции, – предположил Мулваине. – Завтра станет днем великой победы.

Окрыленный этим известием, Тигхи вскочил с земли и дал волю ликующим чувствам, которые переполняли его, как, впрочем, и всех остальных. Юноши и девушки принялись размахивать руками, хлопать в ладоши, прыгать, бегать и обниматься. Некоторые даже повалились на землю и катались по ней, хохоча и пытаясь побороть один другого. Однако вскоре приступ эйфории угас, и Тигхи опять погрузился в уныние.

Он свернулся клубочком на лиловой траве уступа и задремал. Сон продолжался недолго, минут десять, не больше, но это был сон, в котором Тигхи отчетливо видел, как летит, оторвавшись от стены в самый разгар сражения. Имперские солдаты рвались вперед, сметая последние очаги сопротивления Отре, и Тигхи заметил Дверь, Дверь через стену, которая была целью всей кампании. Это была гигантская дверь наподобие передней двери дома в его прежней деревне, со всем, что полагалось – со щеколдой и штормовым покрытием. Люди копошились на ней, как муравьи, ползая вверх и вниз, а затем – и это было невероятное зрелище – Тигхи увидел верхушку стены. Его глазам предстал, окутанный облаками, верхний края мира. Над ним возвышалась огромная голова, такая же большая, как мир. Она поднималась над ним, как брюхо калабаша. Голова старика, и тут до Тигхи дошло, что это Бог, и в то же самое время ему стало ясно, что это дед, его старый дед. Дед разинул свой титанический рот, и оттуда полился яркий свет.

Тут юноша проснулся. Он был весь в поту и часто дышал.

Рядом с ним сидела пара флатаров, которые расположились напротив друг друга и играли в камешки. Перед каждым лежала кучка камешков неправильной формы. На земле был начерчен круг, и каждый игрок по очереди клал внутрь круга по одному камню. Камень можно было класть куда угодно, лишь бы он касался другого камня. Если он касался только одного камня, другой игрок не имел права его двигать, но если касался двух и более камней, игрок, делая свой ход, мог отодвигать его в сторону, но так, чтобы он оставался в соприкосновении хотя бы с одним камнем. Если какой-либо камешек выходил за пределы круга, тот, кто допускал это, считался проигравшим. Эта игра называлась «джазуа» и была у флатаров одним из излюбленных средств времяпрепровождения.

Некоторое время, пока пульс не пришел в норму и не высох пот на коже, Тигхи наблюдал за игрой. Затем это занятие ему наскучило, и он отыскал Ати.

– Ати, – обратился он к другу, – ты не поможешь мне залатать дыру в моем змее? Я не знаю, как это делается.

– Ты – невежественный варвар, – механически произнес Ати.

Вдвоем они притащили змей Тигхи, и Ати показал ему, как прокалывать иголкой кожу, вдавливая ее ногтем большого пальца, и как накладывать заплату. Одновременно с показом этих приемов он не переставал говорить.

– Вот здорово, – тараторил Ати. – Говорят, завтра начнется мощное наступление. Завтра мы поднимемся в воздух и будем наблюдать за тем, как наши спихнут Отре с уступов. К началу следующего дня Дверь будет в наших руках, и мы выиграем войну.

– Ати? – спросил Тигхи. – Ты смотришь на стену во время полета? Тебе не приходило в голову, что она маленькая?

– То есть как это, маленькая?

– Ну, например, ты видишь муравьев, которые ползают по муравейнику. А что, если стена маленькая и мы на ней все равно что муравьи на муравейнике? Вся стена мира маленькая, и мы – муравьи.

– Да ты, я смотрю, настоящий философ, – произнес Ати, улыбаясь. – А какое это имело бы значение, если бы мы и вправду были муравьями? Все равно мы больше, чем наши муравьи, больше, чем другие жучки. Мы достаточно большие, по-моему.

Тигхи покачал головой. Он не находил нужных слов, чтобы передать трудноуловимое чувство принадлежности к иному миру, родившееся у него в груди после того, как эта идея пришла к нему в голову. Весь мир как бы сжался до размеров муравейника, а две могучих нации были насекомыми, которые дрались между собой за обладание травинкой. В тысячи раз уменьшился масштаб существования. Это подрывало смысл бытия.

– Больше, чем комары, – сказал он печально, – но не больше, чем катерпилы с когтями.

– Ух, – выдохнул Ати облегченно, – вот и все. Видишь, дырки как не бывало, твой змей крепкий и целехонький.

Позднее в тот же день Уолдо взял с собой трех парней, Мулваине, Олдивре и Мокгхи, и отправился вверх по стене. Когда этот небольшой отряд вернулся, ребята размахивали мешками из травяной ткани, которые были доверху чем-то набиты.

– Стало быть, так, дети мои, – сказал Уолдо, – завтра мы все поднимемся в воздух, и каждый из вас, дети мои, понесет восковую бомбу. Засуньте ее в свои штаны сверху, сожмите покрепче бедра и держите ее как можно крепче, чтобы она не выскользнула. В нее вставлен травяной жгут-запал, который уже будет тлеть. Эти запалы просмолены, и поэтому они будут тлеть, даже когда вы будете находиться в воздухе, и ветер не потушит их. Вы подниметесь в воздух и обрушите бомбы на солдат на верхних уступах. Вам все понятно?

Пилоты сгрудились вокруг трех парней, которые начали раздавать бомбы – восковые шары, внутренняя полость которых была начинена каким-то веществом.

– Они начинены порошком из грибов, – объяснил Мулваине с таким видом, будто ему это было давно известно и теперь он с разрешения вышестоящих инстанций открывал тайну непосвященным. – Вы бросаете их, и когда они ударяются о стену, воск разламывается, порошок воспламеняется от запала – и бу-у-ум.

– Эй, поосторожнее с этими штучками! – забеспокоился Уолдо. – Сегодня вы только ознакомитесь с ними, а затем опять сдадите на хранение. Завтра утром начнется наступление, и вы будете поддерживать его с воздуха.

Тигхи, дрожа от возбуждения, бережно держал бомбу в ладонях. Для прочности воск был перемешан с обрезками стеблей травы и имел темно-красный, почти черный цвет. Сверху прощупывался небольшой просмоленный жгут. Оружие! Взрывчатка!

Уолдо отобрал у своих подчиненных бомбы, представлявшие собой такую ценность, все до единой, и сложил в дальнем углу землянки. Затем заставил весь платон практиковаться в метании камней. Поскольку это занятие было для многих парней и девушек одним из любимых способов времяпрепровождения, они проявили немалую сноровку. Мишенью служил силуэт человека, который Уолдо нацарапал палкой на стене. Флатары по очереди бросали в него камни.

После вечернего шторма, за ужином, Уолдо опять овладело хорошее настроение, признаком чего явилась разговорчивость командира.

– Завтра станет днем великой победы над злом Отре, – сказал он. – И этот платон тоже внесет в нее свой вклад. Мы выполним поставленную задачу! И выполним ее с честью. Такого позора, как вчера, больше не будет!

Пробездельничав весь день, Тигхи теперь никак не мог заснуть. И он не был исключением. Бессонница мучила и других флатаров. Многоголосый шепот висел в воздухе, наполняя землянку шорохом, похожим на шум ветра на рассвете. Парни и девушки рассуждали о всякой всячине, однако в конце концов все разговоры сводились к завтрашнему наступлению, к Двери, которую имперские войска должны захватить если не завтра, то уж послезавтра наверняка.

– За нею должен быть коридор, – сказал кто-то.

– Высотой в целую милю, – добавил другой флатар.

– Я разговаривал с одним солдатом, – произнес Равилре, – с ветераном, который знал человека, действительно видевшего Дверь.

Последовал взрыв изумления, выразившийся в беззвучном присвистывании и цоканье языками.

Нет! Не может быть! В самом деле? Как она выглядит?

– Спите, дети мои, – сонно пробурчал Уолдо, переворачиваясь на другой бок и поплотней заворачиваясь в одеяло.

После этих слов разговоры немного поутихли, однако через несколько минут возобновились с прежней силой.

– Говорят, что Дверь высотой в десять миль, – прошептал Равилре. – И поэтому никому еще не удавалось открыть ее.

– А как же тогда нам это сделать? – спросил Ати. – Ведь такую огромную дверь открыть просто невозможно.

– Да, такому дерьмоеду, как ты, это действительно не под силу, – прошипел Мулваине, – но не таким достойным гражданам Империи, как мы. Мы откроем ее, правда, ребята?!

Поднялся невообразимый шум и гам, разбудивший Уолдо, который рявкнул в темноту:

– Тихо! Всем заткнуться! Спите, не то я зажгу факел и начну наказывать каждого по очереди.

Угроза возымела действие, и все сразу угомонились. Перевернувшись пару раз с боку на бок, Тигхи в конце концов заснул.

Глава 16

Утро после того, как улегся рассветный шторм, было спокойным, однако возбуждение внутри каждого флатара нарастало с каждой минутой. Тигхи с трудом заставил себя проглотить завтрак. Его желудок бунтовал против всякой пищи; Тигхи переполняла лихорадка предчувствия.

Флатары рассредоточились по уступу и принялись собирать свои змеи.

Вскоре платон уже находился в полной боевой готовности, однако время шло, а ничего не происходило. В таком бездействии флатары провели целый час. Уолдо ходил взад-вперед по уступу, нервно поглядывая вверх. Тигхи почувствовал, как возбуждение, лихорадившее его тело, начало сходить на нет, и подумал, что еще один день будет потрачен на бесцельное ожидание.

Внезапно на востоке раздался оглушительный взрыв. Уступ под ногами флатаров явственно содрогнулся. Все парни и девушки восприняли это с ликованием, издав дружный боевой клич. Уолдо ринулся в землянку за восковыми бомбами.

– Наконец-то мы дождались этого радостного момента, дети мои! – воскликнул он, неся в обеих руках по мешку с бомбами. – Подождите, пока я не зажгу запал, а потом в воздух – летите и обрушьте праведный гнев Бога на головы Отре. Огонь с небес! Огонь с небес! Настал их Судный день!

В тяжелом и сыром утреннем воздухе звуки распространялись очень хорошо. Вот и теперь флатары услышали несколько резких хлопков, происшедших с правильными интервалами, хотя источник этих звуков находился довольно далеко. Тигхи, который напряг весь свой слух, показалось, что он услышал нечто вроде грозного, боевого клича. Очевидно, это означало, что имперские войска пошли в наступление. Или же, наоборот, то был тоскливый, жалобный вой, с которым солдаты Отре встречали свою смерть, падая с уступов. Ведь они наверняка знали, что там, на камнях у основания стены, их тела превратятся в кровавое месиво.

Флатары выстраивались на краю мира, готовясь к прыжкам. Уолдо прошел вдоль шеренги с тлеющим жгутом, зажигая запалы. Первым в полет отправился Мулваине. За ним последовали остальные парни и девушки, продвигаясь постепенно вперед и ожидая своей очереди занести ногу над бездной и затем провалиться в нее.

Тигхи двигался в хвосте процессии.

– Держите запал свободным, не лишайте его доступа воздуха. Не потушите его о свою кожу или одежду, – давал последние наставления Уолдо. Пожилой ветеран тяжело дышал, шрамы на его лице были усеяны блестящими капельками пота. – Сунь ее сюда, за пояс штанов. Вот так. А теперь пошел. Да смотри, целься получше! Не бросай ее просто так, в пустое место! Слышишь, Тигхи?

Тигхи кивнул и, набрав в легкие побольше воздуха, шагнул в пустоту.

Первое время он был настолько поглощен тем, как бы не потерять бомбу и не потушить случайно запал, что забыл следить за окружающей обстановкой. Когда же перестал смотреть на бомбу и поднял голову, ему пришлось сделать резкий вираж, чтобы избежать столкновения с другим змеем, который, описывая круг, шел прямо на него. Сердце Тигхи заколотилось так, что едва не выскочило из груди.

Ветер был достаточно сильным и дул в нужном направлении. Кроме того, Тигхи сразу удалось поймать мощный восходящий поток. Он сделал поворот и зафиксировал продольный брус в горизонтальном положении. Перед ним развернулась панорама сражения.

Тигхи ожидал увидеть на поверхности стены отражение определенных и решительных изменений обстановки в пользу Имперской армии, однако картина, открывшаяся его глазам, мало чем отличалась от позавчерашней. Стена не была исчерчена синими линиями, вытеснявшими серые. Судя по всему, шли позиционные бои с переменным успехом для каждой из сторон. Сверкали короткие вспышки пламени или света; рваные облачка дыма поднимались кверху или рассеивались ветром. Имперские силы по-прежнему занимали лишь центральный выступ и, похоже, топтались на месте, нисколько не приблизившись к укреплениям Отре.

Тигхи резко снизился и попытался пролететь рядом с уступом, который находился сразу над центральным выступом. Попытка оказалась не слишком удачной, ибо расстояние было слишком велико. В обрамлении дымных нитей – солдаты Отре вели по нему прицельный огонь – Тигхи сделал разворот и повторил попытку. На этот раз он потерял высоту и пролетел ближе к центральному выступу, чем к уступу. В поле его зрения попала кучка имперских солдат в синей форме. Юноша подлетел поближе. Два солдата стояли на коленях и стреляли вверх из своих ружей, а третий перезаряжал оружие. Змей Тигхи привлек их внимание, и юноша осторожно, чтобы не выронить бомбу из штанов, приналег телом на левую сторону, пытаясь совершить поворот.

На мгновение их глаза встретились. Расстояние было ничтожным. Тигхи показалось, что он мог бы дотронуться до солдат рукой. Затем в воздухе что-то прожужжало, и у солдата, стоявшего на ногах, открылся рот и закрылись глаза; в следующую секунду он повалился вперед и рухнул с края уступа. Тигхи успел отвернуть в сторону и сделать круг. Посмотрев вниз, он увидел падающее тело солдата, за которым тянулась длинная ниточка из красных бусинок. Через несколько секунд оно превратилось в едва заметную точку и потом вовсе растворилось в далеком мареве.

Тигхи поставил змея на ребро, и тот начал падать. Ветер со свистом ударил юноше в уши. Вскоре он наткнулся на сильный восходящий поток и стал подниматься по спирали, закручивая витки все туже и туже. Мимо его лица промчался ярко-оранжевый шарик, и Тигхи вдруг увидел шеренгу снайперов Отре. У большей части из них ружья были опущены вниз, однако пара солдат стреляла в небо, целясь в змеев. Почувствовав себя сильным и могучим, Тигхи выхватил из штанов восковую бомбу, фитиль которой все еще тлел, и метнул ее в снайперов.

Пальцы заскользили по воску, когда он сделал замах рукой, и бомба, вращаясь, сначала полетела вверх. Тигхи успел заметить, как она упала на выдавшуюся вперед часть уступа. Во все стороны брызнуло пламя. В это время юноша заложил вираж и стал быстро удаляться от стены. То и дело он слышал жужжание пуль, пролетавших в опасной близости к его змею.

Его бомба не причинила особого вреда. Ни один солдат Отре не был не то что убит, но даже ранен. Это обстоятельство огорчило Тигхи, но совсем немного. Его сердце пело от радости. Он остался жив и парил свободно, как птица, в бескрайнем и прозрачном, голубом пространстве. Солнце светило так ярко, что глазам стало больно, но даже это не раздражало, а скорее радовало. Затем Тигхи описал круг, и в его поле зрения опять начала вползать стена мира. На ее фоне выделялось с полдюжины точек. Это были змеи. Все они снижались по диагонали, приближаясь к стене.

Вдруг один змей швырнуло в сторону, и сразу после этого он загорелся. Язычки пламени длинными узкими полосками побежали по его поверхности. Флатар – Тигхи, наблюдавший за жутким зрелищем с широко открытым от ужаса ртом, не мог с такого расстояния определить, кто это был, – пытался одной рукой сбить пламя. Тщетно, Участь пилота и змея была предрешена. Пламя проворно перебежало с плоскости на руку, а затем и на тело несчастного, которое вскоре начало дергаться и корчиться в ремнях. Огонь охватил весь каркас летательного аппарата. Сотни огненных язычков извивались на широкой плоскости змея, подобно траве, которую колышет ветер. Пока змей не падал. Даже наоборот, он устремился вверх, поднимаемый подушкой горячего воздуха, которая образовалась в результате горения самого змея.

Однако подъем был недолгим. Очень скоро окончательно прогорел и сломался продольный несущий брус, и змей, пыхнув в последний раз пламенем, начал падать по отвесной траектории, оставляя за собой след из пепла и черного дыма. Тигхи, который опять принялся описывать круги, не знал, чему приписать эту катастрофу. Возможно, змей был поражен каким-то оружием со стены, но с такой же вероятностью можно было предположить, что причина скрывалась в неосторожном обращении пилота с бомбой, которая воспламенилась и сожгла как человека, так и змей.

Остальные змеи, набрав высоту, стали по очереди круто снижаться вдоль стены. Тигхи увидел, как пилоты стали резко выбрасывать вперед правые руки. На уступе, где находились основные укрепления Отре, и чуть выше него появились яркие огненные вспышки. После бомбардировки змеи улетели в сторону своей базы.

Вернулся на базу и Тигхи. Не успел он выпутаться из ремней, как около него уже стоял Уолдо.

– Змей, – выпалил юноша и бессвязно затараторил: – Горит! Горит и падает…

– Тихо! – рявкнул Уолдо. – Успокойся! Это война. Нет времени для причитаний. Бери еще одну бомбу, пристегивайся к змею – и пошел! Идет наступление!

Опешивший Тигхи покорно взял восковую бомбу. Теперь этот груз вселял в юношу такой страх, что у него появилась дрожь в коленях. Запах, исходивший от тлеющего просмоленного запала, ассоциировался в его восприятии со смертью. Этот небольшой, почти игрушечный шарик мог сжечь его, убить, так же как он убивал всех тех, кто стал жертвой его огня.

Первой же мыслью, появившейся у Тигхи после того, как он шагнул с уступа в воздух, было избавиться от восковой бомбы как можно скорее. Лишь много позднее ему пришло в голову, что он мог просто удалиться от стены на расстояние, недосягаемое для зрения Уолдо, и выбросить ее. А сейчас он сделал поворот и, оседлав восходящий поток, направился в сторону уступа, занятого солдатами Отре. Он швырнул бомбу вниз с энергией, удесятеренной переживаемым страхом, однако его змей летел так быстро, что Тигхи пришлось тут же заложить вираж, и он не увидел, какую цель поразила его бомба и попала ли она вообще куда-либо.

После этого он удалился от стены и принялся кружить в воздухе, не желая возвращаться на базовый уступ. Ведь там его опять заставили бы взять очередную бомбу. На его глазах змеи, волна за волной, атаковали позиции Отре. Они применяли единственно возможную в таких условиях тактику: набирали высоту, поднимаясь по спирали, а затем резко снижались, почти пикируя, и пилоты метали бомбы. Чаще всего они попадали в вертикальную поверхность стены или же взрывались на уступе, но там, где вражеских солдат не было. Тигхи убедился в явной неэффективности этого оружия. Огненные брызги, разлетавшиеся в стороны, быстро гасли, а расплавленный воск остывал.

– Они опаснее для нас, чем для врага! – сказал он вслух самому себе.

Одна бомба, брошенная со змея, шедшего в хвосте второй волны, попала солдату в грудь, и огненная жидкость стала растекаться по его серой куртке. Солдат изо всех сил старался сорвать с себя горящую одежду, а затем начал кататься по земле и не заметил, как оказался на краю уступа. В следующий миг он уже летел вниз, нелепо растопырив руки и ноги. Скорость его падения была достаточно велика, и уплотненный воздух не давал пламени разгораться, прижимая его язычки к самому телу. Потребовалось несколько десятков секунд, чтобы Тигхи перестал его видеть.

В конце концов Тигхи понял, что дальнейшее промедление с возвращением грозит навлечь на него гнев Уолдо, который раскусит его хитрость. Поэтому он вернулся на базу и взял бомбу. В третий раз за этот день Тигхи поднялся в воздух, пролетел вдоль поля боя, круто набрал высоту и бросил бомбу. На этот раз он завопил от восторга, увидев, как восковой шар ударился о поднятое вверх дуло ружья и, отскочив от него, угодил солдату Отре прямо в лицо. Солдат рухнул на землю и принялся тереться об нее головой, чтобы потушить горящий воск. У него загорелись волосы. Тигхи отвернул от стены и сделал круг. Тигхи страстно жаждалось узнать, удалось ли ему убить кого-либо, однако при повторном заходе выяснилось, что товарищи солдата помогли ему потушить волосы и сбить пламя с одежды.

В арсенале Отре появился новый вид оружия. С нескольких точек, расположенных на разных уступах, они выпускали птиц, к ногам которых привязывали пучок просмоленных сухих стеблей травы, и поджигали. Обезумев от ужаса, бедные создания начинали метаться во все стороны, пытаясь улететь от огня.

Сначала Тигхи видел лишь огненные точки, за которыми от стены тянулся дымный след. Эти точки удалялись от стены с большой скоростью. Первая птица пролетела мимо цели, а вот вторая ударилась в змей, летевший справа от Тигхи. Почти вся плоскость змея оказалась усеянной горящей травой, прилипшей к высушенной ветрами коже. Через несколько секунд горящие обломки змея вместе с флатаром уже понеслись вниз.

Огненных точек, стартовавших с уступов, занятых Отре, становилось все больше и больше. Наконец Тигхи разглядел носителей огня и понял несложный, но достаточно надежный принцип действия этого оружия. Вдруг одна из таких огненных птиц устремилась прямо на него, и Тигхи, резко дернув ремень от поперечного бруса и переместив центр тяжести влево, ушел в сторону с одновременным снижением.

Змей начал быстро вращаться вокруг вертикальной оси, и Тигхи не сразу стабилизировал положение. Затем он повернул и полетел на запад. Обогнув отрог, он оставил поле сражения позади.

Совершив посадку, Тигхи быстро выпутался из ремней.

– Командир! – срывающимся на визг голосом проговорил юноша. – Я видел гибель двух змеев! Они сгорели на моих глазах! Это ужасно!

Пилотами, которые сидели у ног Уолдо, были Мулваине и Мокгхи. Последний баюкал свою левую руку.

– Это мы знаем, – сказал Уолдо странным голосом.

– У них появилось новое оружие! – произнес Тигхи. В это время в воздухе послышалось характерное шуршание – неподалеку село еще несколько змеев. – Я думаю, что это птицы, к ногам которых привязан огонь. Они летят прямо на нас. Два змея!

– В этом слава и горести войны, дети мои, – проговорил Уолдо звучным голосом. – Бомб больше не осталось, иначе я опять послал бы вас в бой. Снова и снова, пока в живых оставался бы хоть один солдат Отре! Пока вы не уничтожили бы их всех!

Тигхи овладели смешанные чувства ужаса и радостного возбуждения; змеи, охваченные пламенем и разливающиеся, падающие к основанию стены, никак не выходили у него из головы. И в то же время приток адреналина заставлял его сердце биться мощно и быстро. Кровь пульсировала по жилам так интенсивно, что у Тигхи дрожали руки. Он бросил бомбу! Ранил или даже убил вражеского солдата!

– Я не промахнулся, – радостно сообщил он Уолдо. – Я попал в Отре. У него загорелась голова!

Однако все внимание Уолдо было теперь направлено на приземлившиеся змеи.

По мере того как день клонился к вечеру, восходящие потоки все более и более слабели, и флатары, избавленные от необходимости совершать дальнейшие вылеты с восковыми бомбами, сбились в кучку на выступе. В их числе не было четырех человек: Стел, Мани, Толо и Чемлера. Те, кому повезло остаться в живых, вели разговор на приглушенных тонах и избегали всякого упоминания о погибших товарищах. Каждый флатар по очереди рассказывал о своих полетах, о точности бомбометания. Когда очередь дошла до Тигхи, он сказал:

– Я бросил три штуки. От первых двух не было никакого толку, но третья угодила солдату Отре прямо в голову, и его волосы занялись огнем.

Кружок пилотов обежал негромкий, но одобрительный ропот.

– Я метнул четыре бомбы, – произнес Мулваине. – Две попали в цель. Я очень рад тому, что убил двух врагов!

Воздух опять огласил одобрительный ропот.

– Стрелки Отре дважды поразили мой змей, – горделиво заявил Равилре. – Я попал в такую переделку! Мой змей так затрясло, когда его пронзили их пули, что мне показалось, будто он разваливается на части! И все равно я смог бросить две бомбы, и они обе взорвались на уступах.

– Я бросил четыре штуки, – похвалился Олдивре.

– Три, – поправил его Уолдо низким, рокочущим басом. Он сидел понурив голову и большую часть времени молчал. – Я выдал тебе только три бомбы, Олдивре.

Олдивре залился румянцем.

– Я оговорился. Я хотел сказать «три», – поспешно согласился он. – Все они упали на уступы, и я видел, как горела трава под ногами у нескольких солдат Отре.

Его слова были встречены молчанием.

– Вы неплохо поработали сегодня, дети мои, – сказал Уолдо после затянувшейся паузы. – Мы будем героями этой войны!

– Мы прорвались наверх? – осторожно спросил Мулваине. – Армия захватила укрепления?

Ему никто не ответил.

Той ночью Тигхи плохо спал. Он то и дело просыпался в холодном поту. Его мучили огненные кошмары. В них Тигхи летел на змее, лавируя среди струй огня, бивших в него со всех сторон. Змей загорался, и Тигхи падал. Просыпался он от собственного крика точно так же, как это бывало в детстве: с противным, сосущим ощущением внизу живота. Тогда Тигхи казалось, что уступ под ним закачался и он падает в воздухе мимо стены.

Он просыпался, должно быть, раз шесть, не меньше, и каждый раз мычал что-то нечленораздельное и обливался потом. В последний раз Тигхи проснулся под рев рассветного шторма, беспрепятственно врывавшийся в их землянку, где не было двери. После этого юноша уже больше не мог спать. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Все тело ныло и просило о пощаде. Ужас комком застрял в горле. Это было предчувствие чего-то нехорошего, что неминуемо должно было произойти в ближайшем будущем. Однако в то же время Тигхи страстно желал опять подняться в воздух и громить оттуда врага, засыпая его бомбами. Все беды произошли из-за них, из-за этих Отре. Это были дьяволы.

Когда раздали утренние рационы, к Тигхи, как всегда, подошел Ати и устроился рядом.

– Теперь мы солдаты, – произнес он дрожащим голосом. – Мы сражаемся в воздухе. Мы на войне.

– Да, – согласился Тигхи. – И мне не терпится опять взять в руки бомбу и показать проклятым Отре, кто мы. Отомстить за наших друзей.

Ати кивнул с таким видом, словно досконально понимал сложные чувства злости, рвения и страха, переполнявшие его друга и стоявшие за этими словами.

– Мы всегда теперь будем солдатами, – сказал он. – И сейчас и в будущем. После того, что мы видели и пережили, мы всегда будем ими.

– Мне не терпится опять взять в руки бомбу, – повторил Тигхи.

Однако, когда он произносил эти слова, юноше вдруг стало ясно, что его истинное желание другое. Ему страстно хотелось вернуться назад в свою деревню. Он вспомнил свою ма. Вспомнил, как она держала его, маленького, на руках.

В ожидании дальнейших приказов флатары выстроились на уступе, освещенном слабыми, косыми лучами утреннего солнца. Из-за отрога до них долетали гул и грохот разгоравшегося сражения. Командир, капитан Уолдо, стоял перед ними.

– Пока у нас не осталось больше бомб, – объявил он. – Но нам их доставят, и довольно скоро. Главное командование очень довольно работой, которую вы проделали, дети мои! Сам Папа выразил свое удовлетворение! Вы нанесли врагу ощутимый урон. Вы отвлекли на себя значительные силы Отре и тем самым облегчили задачу имперской пехоты. Сегодня наши славные войска нанесут решающий удар и прорвут наконец вражескую оборону. Вам представляется случай еще раз проявить свой героизм. Вы можете опять отвлечь на себя части сил Отре и способствовать успеху нашего наступления. Каждый из вас наберет камней вот в такой мешок из травяной ткани. – Для наглядности Уолдо показал пустой мешок, зажатый у него в кулаке. Туда могло поместиться с полдюжины камней, не больше. – Летите, дети мои! Забросайте врага камнями! Сегодня нас ждет великая победа!

Тигхи, в котором бурлили противоречивые чувства, не испытывал особой радости. Сейчас ему было все равно. Он с одинаковым рвением мог подняться воздух и драться или же мигом взобраться по лестнице и задать стрекача в Сетчатый Лес. Он даже не мог определить, чего ему хотелось больше. Однако в следующую секунду Тигхи вместе со всем платоном опустился на четвереньки и стал ползать по уступу. Флатары рыскали по всему уступу в поисках камней. Они искали их даже на лестнице.

– Варвар, – произнес Мулваине, подползая к Тигхи. – Это идиотская идея.

– Тише, – сказал ему Тигхи, кивая на Уолдо, стоявшего поблизости.

– Какой вред мы причиним солдатам, бросая в них камни? Это детская забава. Сколько наших жизней унесет эта пустая затея?

– Не кричи так, – попросил Тигхи, однако его голос прозвучал громче.

В нем начал подниматься страх.

Он запихнул в мешок шесть камней. Дальнейшее увеличение веса ухудшит летные качества змея, сделает его менее маневренным и более уязвимым для ружейного огня солдат Отре. Тигхи привязал мешок к поясу штанов и начал пристегиваться к змею. Рядом с ним готовился к полету Ати.

– Сегодня наша армия протаранит их укрепления, – сказал Ати, но неуверенный голос выдавал страх. – Она сделает это, так ведь?

– Конечно, – ответил Тигхи. – Сегодня.

Оттолкнувшись ногами от края уступа, он прыгнул вперед и обрадовался. Обрадовался тому, как реагировал на невесомость его организм. Радовался тому, как свело живот, радовался приливу крови к голове в те моменты, когда он делал вираж или круто набирал высоту.

Поле сражения выглядело как обычно. Правда, Тигхи показалось, что сегодня центральный выступ не так густо усеян синей формой, как прежде. Было невозможно определить ход сражения, сказать, в чью пользу склоняется его исход, кто берет верх – Империя или Отре. Все виденное с высоты полета и под углом представлялось статичным, застывшим. И все же Тигхи немного поднаторел в деталях, и теперь от его внимания не ускользали многие подробности, как во время первого полета. Он замечал, если с уступа падало тело в синей или серой форме. Научился по размеру вспышек отличать бомбы от снарядов. Узнавать, кто и на каком змее летит. Ведь каждый змей имел свои внешние, индивидуальные особенности.

Тигхи начал снижение, приближаясь к уступам, занятым противником. Заметив змеи, которые по всем признакам готовились атаковать уступы Отре, снайперы противника перестали стрелять вниз и перенесли огонь на новые цели. Страх и упоение страхом, который он внушал врагу, слились воедино в сердце Тигхи. Свободной рукой он развязал мешок и, поочередно вынимая оттуда камни, стал метать их в солдат Отре. Как и предсказывал Мулваине, все кончилось столбиками пыли, взвившимися вверх после ударов камней о поверхность уступа. Бессмысленно и бесполезно.

Тигхи отвернул в сторону и, сделав круг, начал набирать высоту. Навстречу ему снижались другие змеи, чтобы, как и он, попытаться хотя бы напугать противника и, вызвав огонь на себя, помочь имперской пехоте, штурмовавшей снизу эти проклятые уступы. Когда Тигхи закончил маневр и начал снижаться для второго боевого захода, эти змеи уже поднимались. Он опять пролетел рядом с ними. Первым был Мулваине, затем Ати, и после него Бел. Последняя оказалась так близко, что Тигхи смог разглядеть ее лицо, изуродованное гримасой смертельного страха. Рот девушки был широко открыт, и сначала Тигхи подумал, что она надрывается от крика, но через пару секунд ему стало ясно, что Бел мертва. Тоненькие струйки крови стекали с ее ног и тянулись за змеем розоватой ниткой. Куртка и штаны почернели от крови, пропитавшей их насквозь. Свободная рука и ноги безжизненно свисали. Тигхи развернулся и некоторое время летел за Бел. Посредине ее спины зияла огромная рвана дыра. Но даже мертвая, с правой рукой, зажатой между поперечной и продольной тягами, Бел оставалась хорошим пилотом. Ее змей чутко реагировал на все колебания утреннего воздуха, медленно удаляясь от мировой стены в бесконечность. Тигхи повернул назад. Возможно, если с ней ничего не произойдет, Бел долетит до Паузы, мелькнуло у него в голове.

Пока Тигхи рылся в мешке, нащупывая камни, у него было время подумать о Равилре. Каково будет ему, когда он узнает о смерти Бел? Может, горе на время отберет у него разум? У Тигхи защипало в глазах, и комок подкатил к горлу, когда он вспомнил о Бел. Стена перестала быть гигантским, эпическим сооружением, огромным миром, в котором обитали героические души. Это просто муравейник, кучка земли, нарост, созданный Богом со скудным умишком. Он, Тигхи, не кто иной, как обычный, малюсенький муравей; и Бел была муравьем, и Равилре тоже. Ведь нелепо оплакивать потерю муравья! Эта мысль, пусть и неглубокая, неоригинальная, пусть от нее смердело смертью, почему-то придала Тигхи силы. Какое это имело значение? Да и вообще имело ли значение хоть что-нибудь в этом мире?

Из горла Тигхи вырвался дикий крик. Он орал и визжал, как обезьяна, которую резали на мясо, и почти не осознавал этого. Положив змей в вираж, Тигхи на большой скорости пронесся так близко к укреплениям Отре, что вражеские солдаты, будь у них веревка и достаточно сноровки и сообразительности, могли бы заарканить его без особого труда. Он молил Бога, живущего у основания стены, чтобы камни не были потрачены напрасно, чтобы они поразили солдат Отре в глаза и те ослепли и подохли, упав с мира и разбившись в лепешку!

А затем, прежде чем Тигхи успел осмыслить свой поступок, он сел на уступ, занятый Отре.

Это был широкий уступ, примерно на треть вдававшийся в стену. Саперы Отре соорудили барьер, высотой в руку, который проходил по его краю. Поверхность уступа была выстлана деревянными досками, а в стене Тигхи заметил окна, располагавшиеся в ряд с правильными интервалами. Перепрыгнув через барьер, юноша пробежал еще немного, чтобы погасить остаточную скорость змея. Прямо перед ним, в пяти-шести шагах находились четверо солдат Отре. Полуприсев, они целились из своих ружей куда-то вниз. Один из них, почувствовав на своей спине взгляд Тигхи, вздрогнул и повернулся. Его изумление было так велико, что он взмахнул руками и, не удержав равновесия, упал на спину. Его товарищи повернули головы.

На долю секунды взгляды Тигхи и этих трех солдат скрестились. Он смотрел им прямо в глаза. Сначала Тигхи увидел в них панический страх. Очевидно, они приняли его за привидение, но затем быстро опомнились, и ужас уступил место злобе. Все трое, как по команде, вскинули ружья и стали целиться в Тигхи. Упавший солдат в это время перевернулся на живот и, встав на четвереньки, потянулся за ружьем, выпавшим из его рук.

– Привет! – громко сказал Тигхи на имперском языке.

Затем он сказал это снова, но на сей раз на своем родном языке. Ничего другого ему просто не пришло в голову. Затем он начал смеяться. Это был неконтролируемый, нервный, безостановочный смех. Тигхи быстро шагнул влево и, ударившись искалеченной ногой о барьер, перевалился через него и упал с мира.

Тигхи падал головой вниз и почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Однако вскоре плоскость змея, со свистом разрезавшая воздух, перевернулась, и тело Тигхи приняло нормальное положение. Юноша круто повернул влево и стал удаляться от стены.

У него осталось только два камня. Он мгновенно выхватил их из мешка и, размахнувшись, бросил, не целясь, просто в направлении стены. Ему было совершенно все равно, в кого они могли попасть, в своих или в чужих. Тигхи все еще смеялся. Все происшедшее, начиная с того момента, когда он увидел труп Бел, казалось ему нереальным и смехотворным.

Поймать надежный восходящий поток удалось не сразу. Сначала его змей ковылял по воздушным кочкам, и Тигхи уже забеспокоился, как бы от этой тряски не расшатались боковые крепления рамы. Он решил начать снижение по пологой траектории и покинуть неблагоприятную воздушную среду. Дальнейший полет показал, что Тигхи поступил правильно. В конце концов мощный восходящий поток вознес его на такую высоту, откуда обозревался весь театр военных действий.

Обстановка по-прежнему выглядела хаотичной. Небольшое подразделение Имперской армии пыталось занять крошечный бугорок, расположенный на полпути между передовыми оборонительными линиями обеих сторон. Имперские солдаты, карабкавшиеся по ровной, отвесной стене, напоминали мух, ползавших по глиняному кувшину с козьим молоком. Они двигались очень медленно. К их запястьям и лодыжкам были прикреплены небольшие острые кирки, и прежде чем вытащить одну кирку и передвинуть ногу вверх на пару дюймов, нужно подтянуться и вонзить в глинистый грунт другую кирку, привязанную к руке.

Враг тоже не дремал. Сверху на имперских солдат сыпались и взрывались бомбы в кожаной оболочке, а снайперы поливали их огнем из ружей. Каждый раз, когда Тигхи, совершив круг, подлетал к стене, он видел, как наступавшее подразделение все более и более редело, теряя бойцов одного за другим.

Утренние ветры начали ослабевать, и Тигхи направился на свой уступ. Приблизившись к нему, он обнаружил, что почти все остальные пилоты уже приземлились. Когда он сел, к нему подбежал Ати.

– Мы уже думали, что ты погиб, глупый варвар, – сказал он, обнимая Тигхи, еще не успевшего выбраться из ремней.

Радость друга не вызвала в душе юноши ответных чувств. Наоборот, он почувствовал какое-то странное, беспричинное раздражение. Тигхи злило даже то, что Ати своим обниманием мешал ему расстегивать ремни. Запас смеха истощился, и взамен появилось плохое настроение, как у капризного ребенка. Он никак не мог взять в толк, почему Ати так себя ведет, не мог понять его слез. Весь ужин Ати без умолку болтал, проявлял ненужную активность и вообще суетился и повторял одно и то же. Тигхи насупился и сидел молча, мрачно поглядывая вокруг и отбрасывая руку Ати всякий раз, когда нижнестенщик пытался обнять его.

После еды Уолдо встал и обратился к ним с кратким словом.

– Сегодня я побывал в штабе главного командования, – сказал он. – Мы близки к победе, дети мои. Подумайте об этом! Победа будет нашей, и очень скоро! Еще один день!

Казенная бодрость не вызвала никакого воодушевления, как бывало в таких случаях раньше. Все хранили угрюмое молчание, однако когда Уолдо запел патриотические песни, никто не решился остаться в стороне.

Глава 17

В ту ночь Тигхи долго не мог заснуть. Он лежал на спине и смотрел в темноту. Во взбудораженном уме непрестанно кружили одни и те же мысли. Все равно что флатар-новичок, плохо отработавший посадку и в нерешительности тянущий время, делая один круг за другим. Однажды его ма сказала Тигхи нечто ужасно важное, что-то такое, что должно было пригодиться ему именно в такое время, как сейчас. Вот только он никак не мог вспомнить, что конкретно она говорила. И рылся в памяти в поисках сказанного ею, надеясь, что оно вот-вот всплывет.

От такой интенсивной умственной деятельности у Тигхи зачесалась голова в том месте, где было много шрамов. Юноша принялся скрести их грязными ногтями, и опять перед ним возник образ его ма.

В конце концов его мозг обессилел, и Тигхи заснул.

Он проснулся в темноте после того, как кто-то сильно толкнул его ногой в плечо, а затем, видя, что юноша не просыпается, принялся трясти его.

– Что? Что случилось? В чем дело?

– Вставай сейчас же, слышишь?

По голосу Тигхи узнал Уолдо. С трудом разлепив веки, юноша увидел своего, командира, державшего травяной факел, который отбрасывал на его лицо странные тени, окаймляя шрамы дополнительными темными линиями и придавая глазницам неестественную глубину.

Тигхи сел и посмотрел в пустой дверной проем. Небо по-прежнему было черным, как смола, стало быть, до рассвета еще уйма времени. Снаружи раздались какие-то крики и топот. Это встревожило юношу. Обычно ночью боевые действия затихали.

– Что происходит?

– Всем покинуть землянку! – крикнул Уолдо. – Немедленно наружу и вверх по лестнице!

Некоторые пилоты спросонья туго соображали. Мокгхи, сбросив с себя одеяло, подошел к своему змею и взялся за главный брус.

– Брось эту штуку! – рявкнул Уолдо. – Змеи останутся здесь! Быстро выходите отсюда и бегите к лестнице!

Снаружи было чертовски холодно, и Тигхи набросил на плечи одеяло. При звездном свете уступ выглядел мрачным и враждебным. Один за другим флатары, спотыкаясь, поднялись по лестнице. Тигхи вместе с остальными оказался на широком выступе в конце подъема. Они построились в шеренгу и стали ждать. Вокруг царила суета. Солдаты пробегали мимо, а через несколько минут возвращались в обратном направлении. Двери землянок на этом уровне были распахнуты, и через их проемы наружу выливался оранжевый свет травяных факелов. Из землянок доносился шум. Беспорядочные стуки и крики в такой час встревожили пилотов.

– Что случилось? – спросил Ати, который никак не мог отдышаться после быстрого подъема по лестнице.

– Я не знаю. Мулваине! Мулваине! Что происходит?

Озиравшийся Мулваине жалобно проблеял:

– А где же Уолдо?

В это время из одной землянки вышел какой-то человек, пузатый коротышка с огромной гривой волос.

– Эй, вы! – заорал он. – Кто вы? Из какой части?

Никто не осмелился ответить, пока он не повторил свой вопрос.

– Из какой части?

– Платон флатаров, сэр, – ответил Тигхи. – Наш командир – капитан Уолдо, сэр. Он приказал нам подняться сюда!

Коротышка пробурчал что-то нечленораздельное, похожее на хрюканье поросенка. Затем приказал:

– Зайдите в землянку и вооружитесь копьями – вы знаете, что это такое?

Платон уставился на коротышку в изумлении, пока он снова не принялся орать, и тогда они послушно побрели в землянку. В довольно просторном помещении царил хаос. В дрожащем свете факелов сновали люди. Пол слева от входа был завален телами в синей форме. На одежде, руках и лицах темнели пятна крови. Некоторые все еще шевелились. Пыль на полу превратилась в скользкую грязь. Тигхи догадался, что причиной тому большое количество крови. Зрелище не вызвало в нем ужаса, но юноша отвернулся.

– Отвратительно, – подумал он, – почему здесь не наведут порядок?

Пахло чем-то неприятным, приторно-сладким. В этой неразберихе флатары протолкались в дальний угол землянки, где лежала куча копий. Все они были сделаны из дерева. Заостренные концы обожжены и просмолены. Каждый боец платона взял по копью, после чего они выбрались наружу.

Коротышка все еще был там.

– Шевелите ногами! Живее! – заорал он. – Все вы, следуйте за мной!

И он быстро повел их на восток, вверх по склону. Флатары поднялись по ступенькам и прошли через короткий туннель, на другой стороне которого перед ними предстало поле сражения: огромное пространство с красно-оранжевыми вкраплениями. Это часовые жгли костры.

– Сколько? – крикнул коротышка. – Сколько вас здесь? – Он начал считать, загибая пальцы на руке. – Так, двенадцать и один будет тринадцать. Очень хорошо. Этого будет достаточно.

– Пожалуйста, сэр, – жалобно обратился к нему Мулваине. – Наш командир, капитан Уолдо…

– Молчать! – визгливо прервал его коротышка. – Ваша боевая задача – удерживать этот уступ. В случае необходимости пускайте в ход копья. Имперские солдаты назовут пароль – «Друг», – и вы должны пропустить их. Врагов же вы обязаны задержать. Стойте насмерть! Ясно?! Дезертиров и трусов ждет смертная казнь – их сбросят со стены. На карту поставлена слава Империи! Жизнь самого Папы! Вы должны остановить врага.

С этими словами коротышка резко повернулся и почти бегом направился назад, на запад, унеся с собой факел.

Ошеломленные таким поворотом событий флатары некоторое время молча стояли в абсолютной темноте. Наконец Мулваине произнес:

– Ну что ж, задача, я думаю, ясна.

– Что мы должны делать, Мулваине? – спросил Равилре.

– Образуем цепь – в темноте это будет не так то просто. Каждый должен знать, где его сосед. Образуем одну цепь, и за ней еще одну. Думаю, так будет лучше всего. Согласны?

– Да, – тихо проговорил Тигхи.

– Да, – раздался громкий и уверенный голос Пелис.

Флатары рассредоточились двумя цепочками по всей ширине уступа и выставили копья остриями вперед под углом к земле. Вокруг пока было тихо. Дыхание Тигхи стало ровным и спокойным. Он огляделся. Красные и оранжевые пятна, хорошо просматривавшиеся на невидимой ночной стене даже с такого неудобного места, казались грубой подделкой чистого, прозрачного света звезд.

– Как, по-твоему, что мы здесь делаем? – поинтересовался Равилре.

– Удерживаем позицию, – ответил Мулваине.

Его голос дрожал.

– Стало быть, Отре прорвали нашу оборону? – удивился Ати.

– Заткнись, – с чувством произнес Тигхи, – ты – идиот дерьмоед.

Однако все понимали, что случилось именно это. Некоторое время Ати, обиженный пренебрежительными словами Тигхи, хранил молчание. И все же, подзуживаемый любопытством, не выдержал и опять нарушил тишину:

– Ладно. Пусть так. Но если они придут, что мы будем делать? Это ужасные люди – они сожрут нас, убьют нас.

– Наши войска должны были сегодня-завтра захватить их укрепления, – сказал Мокгхи, однако его голос звучал неуверенно. – Победа почти наша.

Они стояли и ждали. У Тигхи даже заныли предплечья оттого, что он так долго держал на весу тяжелое копье, и появилась острая боль в левой искалеченной ноге. По мере того как тянулось время, абсурдность их положения становилась Тигхи все более очевидной. Кто-то закашлял. Парень, стоявший справа от Тигхи, начал шумно переминаться с ноги на ногу.

– Глупо, – пробурчал Мулваине.

Тигхи никак не отозвался на это косвенное приглашение продолжить разговор, однако в нем уже вызрело ощущение полной бессмысленности происходящего.

В конце уступа появилась какая-то фигура. Высокий человек с ружьем.

– Стой! – приказал Мулваине нервным, срывающимся голосом. – Стой, кто идет?

– А вы кто такие? – удивился человек. – Что вы здесь делаете, мать вашу?

– Ты свой? – продолжал допытываться Мулваине, загородив путь копьем.

– Некогда мне тут тратить время на эту чушь, идиоты, – произнес пришелец, проталкиваясь мимо Мулваине.

Когда он проходил мимо Тигхи, тот почувствовал запах свежей крови.

После того как неизвестный скрылся в туннеле, флатары принялись возбужденно переговариваться:

– Что случилось? Неужели Отре прорвались?

– Вы же сами видели, как было на поле боя. Мы все видели сверху, что там творилось.

– Да, да, это был хаос.

– В руках противника были верхние уступы.

– О боже, – загнусавил Ати. – Они идут.

– Тихо! – цыкнул на него Мулваине.

Однако его собственный голос вибрировал от страха.

– Скоро они будут здесь, – проговорил Мокгхи.

– О боже, – опять прогнусавил Ати.

– От этих копий не будет никакого толку, – сказал кто-то, стоявший позади Тигхи. – Мы здесь все погибнем, все.

– Потише, вы, там! – прошипел Мулваине. – Пожалуйста, не шумите.

Внезапно где-то впереди раздался сильный взрыв, и послышались многоголосные крики. Флатары замолчали. Затем последовало еще несколько взрывов. Казалось, стена сотрясается от поступи какого-то гиганта, который подходит все ближе и ближе к уступу, на котором остатки платона, дрожа от панического страха, были готовы в любой момент бросить копья и пуститься наутек. Тигхи видел снопы белого и желтого света, вырывавшиеся из стены под ними.

Внезапно шум голосов усилился, и в конце уступа появилась кучка солдат. У двоих к шлемам были прикреплены горящие факелы, однако их свет был слабым и распространялся не далее чем на три-четыре пары шагов. Какого цвета их форма, сказать было трудно. Возможно, синего, но при таком слабом свете и серый цвет кажется темным. У Тигхи сердце ушло в пятки.

Мулваине попытался окликнуть солдат и задержать их, но те двигались слишком быстро и не обратили никакого внимания на заставу с копьями. Солдаты прошли сквозь флатаров, как через воздух, словно никакой заставы и не было, и двинулись в сторону туннеля.

Не успели они скрыться в туннеле, как Ати бросил свое копье на землю.

– Мы все подохнем, если останемся здесь! – крикнул он, и все вокруг тоже начали бросать свои копья.

Тигхи избавился от своего оружия с такой же охотой, как и остальные.

Флатары миновали туннель и сбежали вниз по склону. Вскоре они нагнали часовых, которые недавно прошли через их заставу. За их спинами гулко бухали взрывы, и после каждого такого взрыва у Тигхи бежали мурашки по коже.

В темноте Тигхи столкнулся с кем-то, и его отбросило в сторону. Толчок был столь сильным, что юноша отлетел весьма далеко, и на секунду у него появилась пугающая мысль, что он сейчас свалится с мира, однако в следующее мгновение Тигхи шмякнулся грудью и лицом в грязь, и облегчение, которое он испытал, ощутив под собой не воздух, а твердую поверхность, заглушило боль.

Мимо Тигхи, распластавшегося в грязи, по-прежнему бежали охваченные паникой солдаты. В воздухе стоял громкий топот. Кто-то наступил юноше на руку, и он взвыл от боли. Откатившись в сторону и встав на ноги, Тигхи обнаружил, что находится в гуще людского потока. Работая локтями, он пробрался к стене. Общая паника заразила и его. Прерывисто дыша, Тигхи стал продвигаться вдоль стены и вскоре оказался у входа в какую-то землянку. Когда он решил было войти в нее, кто-то, вынашивавший противоположное намерение, наскочил на него. Тигхи ударился спиной о стену, но не упал. После этого юноша оставил всякую надежду найти какое-то подразделение, сохранившее дисциплину и порядок, и, присоединившись к нему, пробиться назад, через жуткий Сетчатый Лес.

Все было кончено.

Тигхи побежал по уступу на запад, в том же направлении, куда катилась и основная масса солдат. Воздух оглашали истошные крики, приказы и ругательства. Иногда справа от юноши в стене возникали большие пятна света – дверные проемы землянок, в которых продолжали гореть факелы. Сейчас имело значение лишь одно: уйти отсюда, убраться как можно быстрее от того ужасного и невидимого, которое шло за ними по пятам.

Внезапно Тигхи увидел прямо перед собой людей в форме, перегородивших дорогу и оставивших лишь узкий проход. Это был заградительный пост. При мысли о том, что путь дальше закрыт, юношу охватила паника. Он набросился на солдата, находившегося впереди него, и забарабанил кулаками по его спине с криками:

– Пропустите меня! Дайте пройти!

В этот момент весь гвалт перекрыл чей-то повелительный, зычный голос:

– Ко мне! За Империю! Ко мне!

Людской поток замедлил движение, а затем и вовсе остановился. Прошло несколько десятков секунд, пока в сознании солдат, которые только что представляли собой разрозненное стадо, не произошел поворот. Так же туго и медленно открывается дверь, висящая на вконец заржавевших петлях. Набирая скорость, поток людей покатился в обратном направлении, на восток. Голос, продолжавший кричать: «Ко мне! За Империю!» – слышался уже откуда-то издалека. Очевидно, его обладатель так же двигался на восток вместе со всеми.

Тигхи почувствовал, как страх исчез, улетучился, уступив место смелости и мужеству. Он тоже бежал теперь назад, на восток, обгоняя других и повинуясь внезапно возникшему желанию побыстрее попасть на передовую. Тигхи был уже не один. К нему прибавилось несколько флатаров.

Они опять бежали по выступу, мимо освещенных дверных проемов землянок. Неумолкающие призывы «Ко мне! За Империю! Вперед, к Двери!» неудержимо влекли их на бой с Отре.

Солдатская масса замедлила движение. Впереди была лестница, а за ней туннель. Наталкиваясь друг на друга в темноте, иногда падая, люди карабкались по ступенькам и продолжали двигаться вперед, хотя уже не так быстро. Это замедление дало Тигхи время перевести дух и подумать о ближайшем будущем. Идти в бой? Без оружия? Копье, наверное, по-прежнему валяется там, где он его бросил, но даже если Тигхи сможет в темноте найти копье, действительно ли он хочет сразиться со страшными, вооруженными огнестрельным оружием солдатами Отре?

Он повернулся в обратном направлении, намереваясь отыскать лестницу, по которой можно было бы спуститься на базовый уступ Платона воздушных змеев, и почти сразу же столкнулся с тем самым толстопузым коротышкой, который орал на флатаров и дал им дурацкие копья.

– Эй, ты! – срываясь на визг, закричал этот тип. – Куда идешь? Передовая на востоке, а не на западе, слышишь, ты, дурак?

– Я флатар, господин, – робко произнес Тигхи, у которого перехватило дыхание.

– Ночных полетов не бывает! – отрубил коротышка. – Дезертиров сбрасывают со стены! Сюда, сюда!

Схватив юношу за плечи, он повернул его и дал пинка в зад, от которого Тигхи едва не рухнул на землю. Споткнувшись, юноша все же восстановил равновесие и помчался по уступам в восточном направлении. Вскоре он был уже у лестницы, которая вела вверх.

– Тигхи?

Это был Мулваине.

– Тигхи, что происходит?

– Империя! – завопил пробегавший мимо них к лестнице высокий здоровяк. На бегу он снял с плеча свое ружье.

– Тигхи, что происходит? – повторил вопрос Мулваине.

Тигхи, не отвечая, схватил его за рукав и потащил к стене, чтобы поговорить в более спокойной обстановке. У стены, сбившись в кучу, стояли Ати, Равилре, Олдивре и Пелис.

– Полная неразбериха, – сказал Тигхи. – По-моему, Отре пытаются прорвать нашу линию обороны.

– Что будем делать? Драться с Отре? – нервно спросил Мулваине. – Мы, конечно, можем подняться по лестнице и присоединиться к остальным, но…

– Мы безоружны! – простонал Ати.

– Мы обязаны драться! – заявил Олдивре. – Мы – солдаты!

– Мы флатары, – возразил ему Ати. Он охватил себя руками, засунув их под мышки, и слегка покачивался взад-вперед, так что его затылок легонько стукался о стену, находившуюся позади него. – Хватит с нас. Навоевались.

– Ладно, решайте побыстрее, – сказал Ати. – Скоро начнет светать.

Он был прав, небо уже бледнело, и пробегавшие мимо солдаты казались на его фоне какими-то призраками.

– Сюда! Вниз! – крикнул кто-то сверху, оттуда, где кончалась лестница. – Сюда!

Вниз спустилось десятка полтора солдат, которые тащили на одеялах трех-четырех раненых.

– По-моему, лучше всего вернуться в нашу землянку и переждать там рассветный шторм, – предложил Мулваине, озираясь кругом.

– Тот тип, – сказал Тигхи, – толстяк, который приказал нам взять копья, – он в той стороне.

– Мы попадем в ловушку на этом уступе, когда начнется рассветный шторм! – прохныкал Ати. – Нас снесет ветром, и мы погибнем!

– Молчи! – оборвал его Олдивре. – Мы должны драться. Мы – солдаты. – Он был крайне возбужден.

– Рассветный шторм всех поймает в ловушку, и солдат в том числе. Ведь им негде будет укрыться, – констатировал Мулваине. – Если мы найдем убежище, то сможем выйти из него и драться.

– Нет, – сказал Олдивре, отойдя от стены. – Мы должны идти сейчас.

С этими словами он оставил своих товарищей и стал резво подниматься по лестнице, перескакивая сразу через две ступеньки.

Между тем небо светлело с каждой минутой, но это обстоятельство, похоже, нисколько не тревожило других солдат, которые по-прежнему поодиночке и группами спешили вверх по лестнице. Время от времени вниз спускались солдаты, которые тащили своих раненых товарищей в лазарет.

– Если мы останемся здесь… – произнес Тигхи уверенно.

Он хотел сказать: «нам нельзя оставаться здесь», – однако остальные прекрасно поняли юношу, а он взял Мулваине за руку и потащил его за собой в западном направлении.

Вскоре они догнали четырех санитаров, несших в одеяле раненого, и пристроились к ним. Вместе с санитарами флатары дошли до первой землянки на выступе и быстро нырнули в нее.

Внутри плавали облака густого дыма от травяных факелов, и было очень людно. Раненые громко стонали. Некоторые бредили. Впав в забытье, они звали своих близких, ругались и порывались встать и идти бить Отре. Тигхи и его товарищи пробрались к дальней стене, сев на корточки, прислонились спинами к стене и взялись за руки. Теперь можно перевести дух.

На пятерых флатаров никто не обращал никакого внимания. Через них перешагивали, на их ноги наступали, о них спотыкались, но никто не подверг сомнению их право находиться здесь, не задавал никаких вопросов. Довольно скоро Тигхи привык к шуму и даже к толчкам, которые время от времени получал от людей, проталкивавшихся мимо. Он закрыл глаза.

Когда Тигхи открыл их снова, то не мог с уверенностью сказать, спал он или нет. Суматоха в землянке немного улеглась. Глядя через частокол мелькавших перед ним ног, Тигхи увидел трупы, лежавшие в два-три слоя.

Его память являла собой мешанину странных образов: темнота, яркие огни, проплывающие мимо, огромная людская река. Так значит, вот в чем суть войны?

Рядом с Тигхи на корточках сидел Мулваине и держал его за руку. Похоже, он все еще спал.

Тигхи ткнул его в плечо:

– Мулваине!

Мулваине дернулся и проснулся.

– Мы уже добрались до Двери? – спросил он.

– Уже день, Мулваине, – сказал Тигхи. – Мы спустимся вниз, на уступ, где базировался наш платон. Разбуди остальных.

Мулваине принялся тереть глаза кулаками.

– Они узнают, что мы не пошли на фронт, – простонал он. – Они сбросят нас со стены.

– Тихо! – цыкнул на него Тигхи и огляделся. Никто по-прежнему не обращал на них внимания. – Давай будить остальных.

Тигхи разбудил Ати, несильно потерев его виски. Тот открыл глаза и улыбнулся.

– Тут стало потише, – сказал он.

Ати пнул ногой Равилре.

– Вставай, – приказал он. Равилре ойкнул от боли. – Нам пора двигать отсюда.

Первым пошел Тигхи. Остальные следовали за ним, лавируя между людьми, которыми кишела землянка. Тигхи старался смотреть под ноги, избегая визуальных контактов. Перешагнув порог землянки, он внимательно посмотрел сначала в одну, а затем в другую сторону. Стояло яркое, погожее утро.

– Тигхи, – спросил Мулваине, – что мы будем делать?

– Мы должны найти Уолдо, – ответил Тигхи.

– Да. А вдруг он разозлится на нас?

– Мы должны найти его, – упрямо повторил Тигхи.

Мулваине потупил глаза и кивнул. Это вызвало у юноши необъяснимое беспокойство. Что-то, не поддававшееся определению, такое же туманное и расплывчатое, как свет в землянке, что-то изменилось. Мулваине стал соглашаться с ним. Это казалось неправильным, потому что противоречило прежнему порядку вещей. В воздухе витало ощущение неких катастрофических изменений. Однако Тигхи глубоко вздохнул и, набрав в легкие свежего воздуха, решил игнорировать эту неловкость.

– В конце концов, я – принц, – пробормотал он.

– Мы спустимся на базовый уступ платона, – сообщил Тигхи своим товарищам.

Все они смотрели на него вполне серьезно. Мулваине кивком подтвердил свое согласие. После событий прошлой ночи его высокомерие улетучилось как дым. Он уже не смотрел на Тигхи с презрением, не называл его невежественным варваром.

У края уступа стояла редкая цепочка стрелков, шесть человек. Кроме них на уступе никого не было, и он выглядел пустынным. Тигхи подошел к крайнему стрелку.

– Приветствую именем Пап! – произнес он, используя слышанное им неоднократно обращение, принятое в Имперской армии.

Стрелок оглянулся, скользнув по юноше усталыми глазами с красными прожилками.

– Объедки? – спросил он. Тигхи не был уверен, правильно ли он расслышал слово. – Что ты хотеть?

Стрелок явно не был уроженцем империи. У него был очень сильный акцент, и это мешало точно определить его происхождение.

– Мы интересуемся, – сказал Тигхи, вежливо поклонившись, – как шли боевые действия прошлой ночью?

– Тяжелые бои, – ответил стрелок, отвернувшись от юноши и вновь устремив взгляд в восточном направлении. – Тяжелые бои.

– Что ты хотеть? – прошипел другой стрелок с таким же акцентом.

– Ничего, господа, – ответил Тигхи, чуть отступив назад. – Ничего.

– Платон?

Первый стрелок неприязненно посмотрел на Тигхи. При этом дуло его ружья угрожающе сдвинулось в сторону юноши.

– Мы – флатары, достопочтенный господин. Удачи вам, именем Пап!

– Флатары, – презрительно пробурчал стрелок, убирая ружье. – Бездельники. Шваль.

Тигхи поспешил к своим товарищам, стоявшим неподалеку:

– Он сказал, что вчерашней ночью шли тяжелые бои. Мы спустимся на базовый уступ нашего платона.

Он взял Ати за руку и потащил его за собой.

Гуськом флатары торопливо прошли к лестнице и спустились по ней. Через пару-другую минут они уже были на базовом уступе. Там никого не было. Они заглянули в землянку личного состава, но и та была пуста, если не считать разобранных змеев. Брусья и узлы с мягкими деталями сиротливо валялись у стены. Ни одной живой души, ни пилотов, ни Уолдо.

– Где Уолдо? – спросил Равилре несколько раз со слезами в голосе. – Где Уолдо?

– Уолдо сказал бы нам, что нужно делать, – холодно заметила Пелис. – Что мы будем делать, Тигхи?

– Что мы будем делать? – как эхо отозвался Мулваине.

Тигхи яростно поскреб затылок; у него опять зачесались шрамы.

– Мы должны найти его.

– Он мертв, – похоронным тоном заявил Ати.

Равилре начал скулить. Его глаза подернулись влагой.

– Хватит! – рявкнул Тигхи, пытаясь подражать интонации и манерам Уолдо. – Не хныкать! Мы теперь воины. Мы сражались много дней! Не забывайте об этом!

– Да, – подтвердил Ати и встал рядом с ним. – Воины!

– Если Уолдо погиб, мы явимся к Кардинелле, и он скажет нам, что делать. Однажды я встречался с Кардинелле, и он знает меня. Я в этом уверен. Я поговорю с ним.

– Я говорил с самим Папой, – напомнил Ати.

Он переминался с ноги на ногу с таким видом, будто был готов в любую секунду сорваться с места и бежать к Папе. Такое возбужденное состояние друга не понравилось Тигхи. Он знал, что оно легко может смениться унынием и паникой.

Воздух содрогнулся от взрыва огромной мощности. Вся пятерка дружно повернула головы на восток. Из-за отрога вверх поднимался большой серый столб пыли, который затем стал похож на гигантский гриб. Через несколько секунд он рассыпался и осел. Издали, заглушённые этим облаком, донеслись человеческие крики, слившиеся в общий не то вой, не то визг.

– Что это? – испуганно спросил Равилре.

– Наверное, наши прорвали фронт Отре, – предположила Пелис.

– Наверное, наши прорвали фронт Отре, – повторил за ней Мулваине. Его глаза округлились от радостного возбуждения. – А вдруг им это удалось?

– Мы прорвались! – заорал во весь голос Ати и запрыгал на месте.

– Давайте соберем змеи и поднимемся в воздух, чтобы посмотреть, что происходит, – предложил Мулваине. – Сделаем облет театра военных действий, и тогда нам все будет ясно.

– Нет, – возразил Тигхи.

В наступившей тишине все недоуменно уставились на него.

– Нет, – повторил он. – Это не лучший выход. Мы должны подняться на главный выступ и найти Уолдо.

Мулваине вопросительно взглянул на Ати, и у Тигхи вдруг появилось ощущение, что все висит на волоске. Однако Ати кивнул, и Мулваине тоже закивал.

– Очень хорошо, – сказал он.

– Пошли, – скомандовал Тигхи, не желая терять такой благоприятный момент для укрепления своего авторитета.

Мощный взрыв посеял в душе Тигхи семена дурного предчувствия. Когда он поставил левую ногу на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей на главный выступ, сверху послышался очень громкий и частый треск. Через минуту-другую он прекратился, но вскоре возобновился. Если бы не громкий звук, это можно было бы принять за ружейную перестрелку. Все флатары замерли на месте. Затем воздух прорезал высокий жалобный вой, похожий на жужжание часового механизма, однако куда более громкий. Затем раздался частый и нестройный стук, будто друг о друга застучали кости, десятки костей, как барабанный бой.

Наконец наступила тишина.

– Что это? – спросила Пелис вполголоса.

– Вперед! – приказал Тигхи. Он схватил Мулваине за куртку, а Ати за руку, силой увлекая их за собой. – Быстрее!

Тигхи стал быстро подниматься по лестнице, хотя искалеченную ногу при каждом шаге пронзала острая боль.

Наверху, на выступе, царил абсолютный хаос. Люди бежали в обоих направлениях. Тигхи не стал подниматься на выступ, а лишь высунул голову над верхней ступенькой, на уровне выступа. Остальные флатары в ожидании замерли на лестнице.

Тигхи наблюдал за разыгравшейся на его глазах трагедией поражения снизу. Быстро семенящие ноги, ружья, волочащиеся по земле, вопли, крики, в которых нельзя было ничего разобрать, кроме ругательств. Какой-то солдат вдруг растянулся в пыли во весь рост – то ли он споткнулся, то ли его толкнули. Придя в себя, солдат быстро вскочил на ноги и побежал дальше.

– Что ты видишь? – крикнул Мулваине, замыкавший цепочку флатаров, стоявших на лестнице.

– Муравьев, – ответил Тигхи, и этот ответ скорее предназначался для него самого, чем для других. – Муравьев.

Откуда-то справа донеслись звуки ружейной перестрелки.

Глава 18

В одно мгновение ситуация на выступе резко изменилась. Хаос, родившийся из паники, в результате которой боеспособные и дисциплинированные части Имперской армии превратились в обезумевшую от страха толпу, уступил место бою. Тигхи изо всех сил вцепился в лестницу, над верхней ступенькой которой, находившейся вровень с выступом, была видна только верхняя часть его головы.

Солдаты, которых юноша видел прямо перед собой, прижимались спинами к стене, пытаясь укрыться от ружейного огня противника, и при этом что-то кричали друг другу. Около дюжины солдат с заряженными ружьями ринулось вперед. Тигхи увидел в дальнем конце выступа тех, кого они атаковали. Это были одетые в серую форму солдаты Отре. Они рассредоточились цепью поперек выступа и, припав на колено, уже целились из своих ружей в контратаковавшего противника. Залпы обеих сторон слились воедино, и в воздухе появились два ряда струек дыма, поднимавшихся вверх из дул ружей. Несколько имперских солдат рухнуло на землю.

То, что произошло после этого, Тигхи не совсем понял. Во-первых, он не мог похвалиться острым зрением, а во-вторых, мешали облачка порохового дыма, закрывавшего от него солдат Отре. Тигхи показалось, что солдаты, стрелявшие с колен, положили свои ружья на землю и выхватили ножи из ножен на поясах. Но затем оказалось, что это вовсе не ножи, потому что стрелки Отре направили их на имперских солдат. Воздух опять разорвал треск выстрелов. Засвистели пули.

И опять синие куртки понесли потери. Несколько трупов валялось в пыли почти у самых ног противника. Один солдат поднял обе руки вверх и, пошатываясь, побрел в обратном направлении. Не успел он сделать и десятка шагов, как его левая нога соскользнула с края мира, и тело солдата, кувыркаясь, полетело вниз.

Атака захлебнулась. Имперские солдаты дрогнули и попятились назад.

Теперь Тигхи хорошо видел, что солдаты Отре занимают лестницу на восточных подступах к выступу по всей ее высоте. Они перезаряжали ружья и вели огонь залпами. Имперские солдаты, прижавшиеся к стене, отвечали разрозненными выстрелами.

Мулваине толкал Тигхи в копчик.

– Я тоже хочу посмотреть! – кричал он. – Я хочу посмотреть, как они дерутся.

Его голова появилась рядом с головой Тигхи. Мулваине был настолько потрясен увиденным, что у него отвисла челюсть.

– Не высовывайся, – приказал ему Тигхи. На фоне почти непрерывной ружейной трескотни его громкий голос был почти не слышен. В нос ему шибанул запах сгоревшего грибного пороха, очень похожий на запах древесного угля, Тигхи чихнул.

– Отре! – задыхаясь от изумления, проговорил Мулваине. Он полез вверх, и его голова и плечи целиком показались из-за выступа, однако Тигхи схватил его за куртку и попытался опять стащить вниз.

– Нет! – крикнул он. – Стой!

Казалось, что треск ружейной перестрелки гипнотизировал Мулваине. Недалеко от лестницы стоял согнувшись имперский солдат, долго целившийся из своего ружья. Вдруг он резко выпрямился, выронив ружье, и схватился обеими руками за горло, падая навзничь. В следующую секунду он уже лежал на земле без движения, и его руки были безжизненно раскинуты.

– Посмотри туда! – воскликнул Мулваине. Горячка боя, похоже, захватила его целиком. Он не отдавал себе отчета в своих действиях, и даже близкое дыхание смерти не заставило его прийти в себя.

Пуля ударилась в землю совсем рядом с тем местом, откуда Тигхи и Мулваине наблюдали за ходом боя. Выбитые ею из поверхности выступа комочки земли и пыли обрушились на лица юношей. Тигхи дернул изо всех сил за куртку и стащил Мулваине вниз.

– Идиот! – крикнул он ему в лицо.

Мулваине вздрогнул, стряхнув с себя странное оцепенение. Его внезапно охватил страх.

– Нам нельзя оставаться здесь! Мы должны немедленно спуститься на базовый уступ.

Тигхи рискнул еще раз высунуть голову из-за края выступа. Его мозг лихорадочно работал, пытаясь найти единственно верный выход. Если они спустятся на базовый уступ, то окажутся в тупике. Ведь они наверняка попадут в плен, если только не улетят на своих змеях. Однако время уже близилось к пятидесяти, и восходящие потоки скоро должны были совсем ослабнуть. Им оставалось лишь одно – подняться на выступ и бежать на запад, в Сетчатый Лес. Правда, это было очень рискованно. Смертельно опасно. Перестрелка с каждой минутой усиливалась.

Издав странный булькающий звук, в землю рядом с лицом Тигхи врезалась еще одна пуля. В воздух взвился фонтанчик пыли.

– Нужно спускаться на уступ! – продолжал канючить перепуганный Мулваине. – Чего ты ждешь?

И все же никто не тронулся с места, и Тигхи понял почему. Они ждали, чтобы он сказал им, что сейчас нужно делать. Они ждали его команды.

– Если мы спустимся вниз, то рано или поздно, но окажемся в лапах Отре. Ведь оттуда нет другого пути, кроме как через эту лестницу.

Ати трясся, объятый ужасом, и прижимался к земляным ступенькам лестницы с такой силой, будто хотел раствориться в стене.

– Мы погибнем здесь! – Его голос походил на птичий писк.

– Нам нужно бежать назад по выступу. Бежать в Сетчатый Лес.

– Нет, нет, нет, – произнес Мулваине, ударив себя по голове ладонями. – Нет, это опасно.

Наверху послышался многоголосый рев, и Тигхи осторожно высунул голову. Имперские войска опять предприняли попытку контратаковать в восточном направлении и отбросить наседавшие подразделения Отре. Восемь-девять солдат в синих куртках устремились вверх по склону выступа с ружьями наперевес. Едва они миновали наблюдательный пункт Тигхи, как защелкали выстрелы с противоположной стороны. Тигхи услышал глухой стук, похожий на причмокивание языком. Два стрелка пошатнулись. Один повернулся в обратном направлении и медленно опустился на четвереньки. Его глаза побелели до такой степени, что Тигхи не мог разглядеть в них даже зрачков. Изо рта густым фонтаном хлынула кровь. Затем стрелок повалился на выступ вперед головой, словно целуя землю открытым ртом. Контратака захлебнулась, и оставшиеся в живых солдаты побежали в обратном направлении, показав Отре спины. И тут же одному из них пуля попала прямо в затылок и разнесла его вдребезги. Брызги крови и мозгов разлетелись в разные стороны, и какая-то их часть попала Тигхи на лицо.

Теплые капельки чужой крови усеяли его щеки и лоб.

Тигхи оцепенел. Это был не страх. Ощущение чего-то тошнотворно противного на короткое время парализовало его мысли и чувства. В горле сперло так, что он не мог издать ни звука. Стрелок, уже убитый, сделал еще пару шагов по инерции и остановился как вкопанный. Тигхи на секунду закрыл глаза. Когда он открыл их, стрелок все еще стоял. Его голова треснула, как глиняный кувшин. Подбородок, рот, два широко открытых глаза и острый нос, доходивший до переносицы, были на месте. Все остальное отсутствовало. Дальше голова заканчивалась ровной линией. Однако солдат не падал. Он стоял чуть пошатываясь, и его глаза, не мигая, смотрели прямо на запад. Рядом с ним просвистела еще одна пуля, продырявив насквозь рукав синей куртки. А солдат просто стоял.

Беги, хотел крикнуть ему Тигхи, но слова никак не шли с языка, который будто прилип к нёбу. Беги.

– Беги! Беги!

Но солдат упрямо стоял на месте, слегка пошатываясь. Тигхи потрогал рукой свое лицо, липкое от крови, и его живот отозвался на это противное ощущение спазмами. К горлу подступила тошнота.

– Нет! – закричал он. – Нет!

– Тигхи, – окликнул его снизу Мулваине. – Уходим!

Однако теперь и мозг юноши словно оцепенел. Тигхи пришло в голову, что он может обречь своих товарищей на смерть, но юноша не мог даже пошевелиться. Ужас случившегося был слишком велик. В уголках глаз появились вспышки яркого белого света. Затем сместились в его голову и теперь рассыпались по ней ослепительными искрами. Тигхи явственно ощущал странный запах, экзотический и странный, и в то же время пугающий; он заглушал даже запах крови и сгоревшего грибного порошка. Рука юноши дрожала. В глубине его мозга родился солнечный свет, который быстро заполнял всю голову.

Он шевелил губами, но слова никак не шли изо рта.

Все предметы стали вдруг приобретать бледновато-белый оттенок. Синие мундиры солдат, серо-коричневая поверхность уступа и пастельные тона стены поблекли. Даже грохот боя отступил на задний план.

Вспышки появлялись в мозгу с регулярностью ударов сердца, окрашивая все в ослепительно белый цвет. Но самое главное – у Тигхи возникло такое чувство, будто он проник в будущее и все вещи приобрели другое значение. Это ощущение являлось к нему и в детстве, но теперь оно было столь мощным, что захлестнуло его с головой. Тигхи почувствовал, что никогда еще не был так близок к пониманию сути всего, к раскрытию тайны самой мировой стены. Ее величины, ее масштаба. И того, что они увидят за Дверью.

Кто-то шлепнул Тигхи по пояснице. Один из флатаров пытался привлечь его внимание.

Все происходящее казалось сном.

И как во сне, убитый солдат, стоявший перед Тигхи, покачнулся – движение было почти неуловимо для глаза, – но каким-то непостижимым образом не рухнул. Он все так же стоял на ногах.

Затем послышался звук, который возник из ничего и быстро превратился в нарастающий свист, сломавший колдовское оцепенение. Звук исходил от пули Отре, устремившейся к солдату. Все ближе и ближе, и наконец она – чпок! – вошла в спину стоящего мертвеца, точно посреди лопаток. Силой удара солдата толкнуло вперед, словно колосса на глиняных ногах, и он свалился в пыль.

Этот звук снял с Тигхи наваждение. Он вздрогнул и оглянулся. Увидел испуганные лица товарищей. Ати шлепал его ладонью по спине, пытаясь вывести из этого странного состояния.

– Что с тобой? – крикнул Ати.

В воздухе неистовствовал железный шквал. Свист и жужжание пуль, крики и стоны раненых, предсмертные хрипы умирающих – все снова ворвалось в уши Тигхи. Он услышал и понял вопрос Ати и с радостью ответил бы на него, если бы знал нужные слова имперского языка, с помощью которых мог бы объяснить, что на него нашло какое-то оцепенение, что он ушел в себя и отключился от восприятия происходящего. Что он был на грани познания самой мировой стены, ее масштаба, ее тайны. Почему Бог создал ее и – нет, не это! – а осознание, кто такой Бог, и что означает встреча с Ним. Тигхи был на грани открытия нового, непознанного. Это было все равно что стоять на краю мира перед прыжком.

Тигхи медленно огляделся вокруг. Все казалось еще более отстраненным от реальности, чем до того, как на него нашло наваждение. Вопли, беготня, пули, свистящие мимо. Он приложил ко лбу ладонь и провел ею по голове до самого затылка. Что-то было не так. Как во сне.

– Там! – завопил Ати. – Там!

Он показывал вниз, куда-то в небо.

Тигхи проследовал взглядом туда, куда указывала рука Ати. Крайне обостренное восприятие помогло ему понять увиденное.

Это был калабаш. Меньше чем имперские калабаши, весь серебристый, странной формы и конструкции. Не шар, а скорее продолговатый цилиндр, сужавшийся к середине, и, кажется, он был сделан из металла, а не из ткани или кожи. Такое было немыслимо. Нельзя даже представить себе, что металл летает или что его можно сделать таким тонким, чтобы в нем содержался горячий воздух. Снизу у этого странного калабаша не висела корзина. Вместо нее торчала путаница ног и клешней, как у насекомого.

Серебристый калабаш летел в нескольких сотнях рук от стены, слегка покачиваясь. Повернув голову, Тигхи посмотрел на выступ. Похоже, никто из солдат воюющих сторон не замечал странную штуковину, что еще более усилило в юноше ощущение нереальности или сна. Сверху послышался ряд громких ударов. Затем раздался стон, который, как показалось Тигхи, принадлежал умирающему солдату. Однако стон перешел в очень высокий вой, который, судя по силе и стабильности, вряд ли мог происходить из какого-то естественного источника.

– Что это за шум? – удивился Тигхи.

Звук стал еще более интенсивным, но затем вдруг умолк. Через пару десятков секунд звук возобновился, но уже как низкий гул, который опять стал переходить во все более высокий вой.

– Что это?… – прокричал Ати.

Из глаз его текли слезы, а рука была вытянута в направлении калабаша, который медленно поднимался в воздухе по диагонали.

В небе раздался громоподобный голос.

– Тигхи! – оглушительно прогудел этот голос.

Он застал Тигхи врасплох, потому что его таинственный владелец произнес имя юноши точно так же, как его произносили в деревне. Граждане Империи обычно спотыкались на двойных согласных. Громоподобный голос заговорил снова:

– Тигхи!

До юноши наконец дошло, что слово, сотрясающее небеса, – не что иное, как его имя. Крошечная стена, высотой не больше, чем в три руки; муравьи, бегающие по всем ее миниатюрным уступам и верящие в то, что они люди. Все это было совершенно нереально. Сердце Тигхи стучало будто молот. В уголках его глаз опять появились вспышки яркого света. Это ощущение ему не нравилось.

Тигхи стал втягивать воздух через ноздри, наполняя им легкие. Так делают все люди, когда собираются закричать во весь голос. В третий раз прогрохотало его имя:

– Тигхи!

– Вперед! – выдохнул из себя Тигхи, обращаясь к четырем флатарам, стоявшим на лестнице.

У юноши возникло странное ощущение, будто внутри него разорвалась нить, сдерживавшая его, и теперь он мог распрямиться.

– Командир! – в смятении крикнул Ати. – Вниз…

– Нет, – завопил Тигхи, наклоняясь вперед и хватая Ати за волосы. – Наверх. Быстрее! Быстрее!

С этими словами он, преодолев последние ступеньки, выскочил на поверхность выступа.

Разрозненные детали обстановки, царившей там, не объединились в его сознании в одно целое. Перед собой Тигхи видел дорогу, широкий выступ, справа ограниченный стеной (вдоль которой стояли и лежали без движения синие куртки), а слева – только небом. Увидел лица солдат, заметивших внезапное появление этой горстки флатаров и уставившихся на него в изумлении или с неприязнью. Увидел и маленькие фонтанчики пыли, выраставшие как грибы из земли и тут же опадавшие. Следы пуль, которые ударялись в землю у его ног.

– Пошли, – сказал Тигхи, не будучи уверен, слышат ли его остальные, да, впрочем, нимало не заботясь об этом. – Вперед. Бог послал нам испытание.

И он пошел по выступу.

Почти сразу же его обогнали Мулваине и Ати, которые бежали, наклонив головы и виляя из стороны в сторону. За ними, согнувшись, последовали Равилре и Пелис. Равилре вдобавок охватил голову руками и оттого имел довольно забавный вид.

– Бог испытывает нас! – крикнул Тигхи своим товарищам, когда те пробегали мимо него, и засмеялся, потому что вдруг до него дошло, что он говорит на своем деревенском языке.

Новизна и интенсивность ощущений опьяняли его. То, как они бежали, пригибаясь и петляя, казалось Тигхи попыткой обхитрить Бога, сжульничать, пройти испытание недостойным способом. По мысли Тигхи, существовал лишь один способ сделать это: пройти спокойно с прямой спиной, не роняя своего достоинства и бросая вызов устроителю этого испытания – Богу. Пусть он убьет его или искалечит, если сможет.

Солдат, прижавшийся к стене, крикнул что-то Тигхи и, отделившись от стены, побежал ему наперерез, очевидно намереваясь перехватить юношу. В левой руке у него было ружье, а правую солдат вытянул вперед, пытаясь схватить Тигхи. Юноша улыбнулся ему. Солдат опустился на одно колено, как бы пародируя покорное послушание. У него была впалая грудь, в которой зияла большая дыра. Концы ребер торчали наружу, словно сучья. Солдат сунулся головой вперед и, падая, сильно ударился лицом о поверхность выступа.

Тигхи ринулся вперед. Он не отдавал себе отчета в том, что произошло, почему он вдруг перешел с шага на бег. Просто сон внезапно приобрел неприятное качество. Юноша испытывал странное ощущение, какое часто являлось к нему в кошмарах. Ему почудилось, что кто-то следит за ним, гонится. Что его преследует нечто чудовищное.

Гигантская рука, рука Бога, протянулась вниз, чтобы забрать этого муравья со стены. Увидят ли другие Божью длань? Или же она останется для них невидимой силой, а пальцы, нежно прикасающиеся к телу Тигхи, не чем иным, как средоточием ветров? А магическое воспарение калабаша? А что, если он взлетит в воздух и солдаты, став свидетелями его вознесения, от изумления бросят оружие?

Тигхи не бежал, а скорее быстро ковылял: искалеченная нога не давала возможности бежать ровно и легко, отталкиваясь обеими ступнями. Неуклюжей рысцой юноша пробежал по выступу совсем немного и вдруг почувствовал, как здоровая нога запнулась о какое-то мягкое препятствие, холмик или кочку. Тигхи выбросил вперед левую ногу, чтобы избежать падения, однако больная нога не выдержала нагрузки. Лодыжка подвернулась, и юноша рухнул на колени.

Часто дыша, он оглянулся. На выступе лицом вниз лежал Мулваине.

Все еще находясь в состоянии странного забытья – его сознание как бы абстрагировало от всего того, что он только что пережил, – Тигхи сначала подумал, что флатар мертв. Он встал на ноги и, хромая, подошел к лежащему телу. Мулваине тихонько скулил.

Тигхи опустился рядом с ним на корточки:

– Мулваине?

– О, как больно, – причитал Мулваине. – Очень больно.

– Тебя подстрелили?

– Мне больно, очень больно, – скулил Мулваине, скорчившись и хватаясь за ногу. Правая штанина его брюк потемнела от крови.

– Тебе попали в колено? У тебя прострелено колено?

Мимо них пробежала кучка имперских солдат. Тигхи бросил быстрый взгляд на выступ. Впереди виднелось скопление синих курток.

– Ладно, – проговорил Тигхи бодрым голосом. – Ничего страшного не случилось. Вставай.

Он просунул руку под мышку Мулваине и попытался хотя бы посадить его.

– Осторожно! Ой, больно! – проскулил Мулваине.

– Не важно, – настойчиво сказал Тигхи, – мы должны встать.

Он поднатужился изо всех сил, и тело Мулваине оторвалось от земли. Опершись рукой о землю, Мулваине медленно сел.

– Я не могу идти, – произнес он сквозь стиснутые зубы. – Моя нога…

– Пойдем, – проговорил Тигхи, стараясь голосом выразить всю бедственность их положения, хотя сам он вовсе не считал его бедственным.

Он взял Мулваине под мышки и с огромным трудом стал его поднимать. Очень медленно, сильно пошатываясь, оба юноши встали на ноги. Мулваине буквально повис на Тигхи.

Постояв немного и отдышавшись, они в обнимку, еле переставляя ноги, двинулись на запад, в направлении Сетчатого Леса. Мулваине хромал куда сильнее, чем Тигхи.

Глава 19

Они медленно ковыляли по выступу. Мулваине то и дело причитал: «Больно, ох, больно. Невыносимо!» – в такт шагам, словно произносил какую-то молитву или заклинание. Наконец он взмолился:

– Все, хватит. Больше не могу. Отпусти меня.

Тигхи был вынужден опустить его на землю. И сразу испытал огромное облегчение: с плеч как гора свалилась.

Пока Мулваине скулил и нянчил раненую ногу, привалившись спиной к стене, Тигхи внимательно осмотрелся. Теперь они находились вне пределов досягаемости ружейного выстрела. Оглянувшись, юноша увидел фонтанчики пыли, выбиваемые пулями, и солдат в синей форме, неподвижно лежащих на земле. Их было уже гораздо больше, чем тех, кто еще стоял, прижавшись к стене, и отвечал огнем на огонь.

– Пора идти, – сказал он Мулваине.

– Оставь меня здесь, – отмахнулся тот раздраженно и в то же время жалостно. – Ох, нога, моя нога. Что мне теперь делать? Оставь меня здесь.

– Если я оставлю тебя здесь, – произнес Тигхи, – Отре заберут тебя, когда явятся сюда. Ты этого хочешь?

Вскинув голову, Мулваине взглянул Тигхи в лицо – белесые имперские глаза загадочно переливались на свету, будто драгоценные камни. Его лицо было белее обычного, настолько бледное, что походило на особый вид пластика, кусок которого Тигхи видел в теперь уже далеком детстве. Оно было таким белым, что казалось почти прозрачным.

– Пойдем. Нужно спешить, – терпеливо, не повышая тона, проговорил Тигхи.

– Ладно, – пробурчал Мулваине сквозь стиснутые зубы. – Ладно.

Он протянул Тигхи руку, чтобы тот помог ему встать.

Они опять заковыляли по выступу в западном направлении. Навстречу иногда попадались солдаты, которые спешили в обратную сторону мелкими группками по два-три человека. Очевидно, они еще не знали, что участь сражения уже решена. Через некоторое время эти же и еще несколько других солдат опять обогнали их. Теперь они покидали поле боя, спеша в противоположную от него сторону, в объятия Сетчатого Леса, которые, наверное, казались им гораздо менее опасными, чем пули, роем летавшие над выступом.

– Они, – сказал Тигхи, делая паузу после каждого слова, чтобы перевести дух, – уходят. Война. Проиграна.

– Не говори этого, ты – ты, варвар, – злобно отозвался Мулваине, испытывавший физические и нравственные муки. – Мы… мы сплотимся, прорвемся, они… они отбросят Отре назад.

Тигхи промолчал. К этому времени они добрались уже до дальнего конца выступа и теперь должны были спуститься по пологому уступу. Здесь их поджидал Ати, который сидел на корточках у стены, засунув руки под мышки. Завидев приближающихся Тигхи и Мулваине, он вскочил:

– Что случилось? Что случилось?

– Мулваине, – проговорил Тигхи, задыхаясь, – ранен.

– О, нога, моя бедная нога, – простонал Мулваине. – По-моему, мне прострелили колено. Просто сил нет, как болит. О боже, я больше не могу.

Подойдя к Мулваине с другой стороны, Ати перекинул его руку себе через плечо и стал помогать Тигхи тащить раненого.

– Остальные ребята где-то тут, поблизости, Тигхи, – сказал он. – Они уже на опушке Сетчатого Леса. Там мы найдем убежище, так ведь, Тигхи?

– Да, там Отре нас не найдут, – подтвердил Тигхи, однако голос его был безрадостным.

Трое бывших флатаров упорно ковыляли к лесу. По крайней мере двое из них были преисполнены решимости во что бы то ни стало добраться до него. Прошло около часа, и на горизонте перед ними уже замаячил Сетчатый Лес. Солнце уже стояло высоко в небе, и неровная поверхность леса благодаря отбрасываемым теням выглядела сверху еще более изрезанной. На излете дня листья казались совсем темными. Спускаясь по пологому уступу, юноши уже могли видеть маленькую полукруглую поляну, окруженную путаницей кривых стволов платанов, на которую они вышли из Сетчатого Леса на пути сюда. Поляна зияла перед ними черным овалом подобно глазнице черепа.

Снизу к ним уже спешили Пелис и Равилре.

– На блокпосту никого нет. Все разбежались, – крикнул на бегу Равилре.

– Мы видели, как шесть солдат пробежали по выступу и скрылись в Сетчатом Лесу, – добавила Пелис.

– Война проиграна, – сказал Тигхи. – Мы потерпели поражение.

– Больно, ой-ой, больно! – стонал Мулваине при каждом шаге.

– Мы должны спрятаться в Сетчатом Лесу, – не терпящим возражений тоном произнесла Пелис. – Иначе угодим в лапы к Отре.

При этой мысли все пятеро погрузились в молчание, представляя, что будет, если Отре возьмут их в плен.

– Пойдем, – сказал Тигхи. – Помогите Ати нести Мулваине, а то я уже совсем выдохся.

Он снял со своего плеча руку Мулваине, которую принял у него Равилре, потащивший вместе с Ати обмякшее тело товарища дальше. Сильно хромавший Тигхи двигался теперь впереди.

Равилре сказал правду. Блокпост был пуст. Сознание Тигхи, вернее его прежняя частичка, с завистью отреагировало на все это богатство: столько древесины, досок! Однако что проку? Унести с собой он это не мог, даже если бы захотел, даже если бы его товарищи по несчастью согласились помочь. Как пронести доски через непроходимую чащобу? Да и о каких досках можно думать сейчас, когда нужно срочно уносить отсюда ноги. Ведь совсем скоро здесь должны оказаться передовые части армии Отре.

Как только на беглецов упала спасительная тень Сетчатого Леса, они остановились и решили сделать привал, посадив Мулваине на землю и прислонив спиной к стволу платана. Раненый уже больше не стонал и не причитал на каждом шагу. Он, похоже, погружался то ли в сон, то ли в какое-то полузабытье.

– Отре, – сказал Тигхи. – Они пойдут по этой дороге. Нам нельзя оставаться у них на пути.

Мулваине сидел с закрытыми глазами. Ати, Пелис и Равилре устремили свои взгляды на Тигхи.

– Что же нам делать? – спросила Пелис.

– Мы не можем влезть на деревья и спрятаться в их кронах, – произнес Тигхи, показывая правой рукой на густую листву деревьев над их головами. – Мулваине слишком плох. Нужно где-то залечь, найти какое-то укромное местечко и затаиться там. Отре пройдут мимо и не заметят нас.

Он по очереди посмотрел каждому из троицы в глаза, чтобы сделать свои слова еще более весомыми.

– Ладно, пора двигаться, – сказал он, – мы должны протащить Мулваине через эти заросли.

Ати перекинул себе через шею одну руку раненого, Равилре – другую, и вместе они потащили теперь уже бесчувственное тело Мулваине от дерева к дереву, подальше от опушки, хорошо просматривавшейся с выступа, в поисках скрытого от посторонних глаз места.

– Бог послал нам испытание, – сказал Тигхи сначала на своем родном языке, а затем на имперском.