Стеклянная лестница

Нижеследующая история, написанная неизвестным автором, взята из рукописи, найденной моим старым другом «Пиквиком» Джири, известным торговцем мебелью из Брайтона, в углублении под ящиком старинного письменного стола, который он приобрел в замке Пламптон.

Манускрипт был со всех сторон потрепан из-за того, что ящик постоянно двигали вперед-назад.

Рукопись, по-видимому, оставалась в своем тайнике почти сотню лет. Я рискнул заполнить пропущенный места соображениями, которые, как мне кажется, могли быть написаны самим автором, когда он сочинял первоначальный вариант.

Весна была ранней. В нашем тесном лондонском доме Хильда, Гервейз и я с нетерпением ждали переезда за город. Однажды утром мой брат оторвал взгляд от газеты за завтраком и провозгласил:

— Вот, девочки! Земной рай. Сдается внаем на три месяца бесплатно!

Он прочел вслух объявления: «Стеклянный дворец в Мидлендшире, собственность джентльмена, постоянно живущего на Континенте». Дом, точнее левое крыло дома, сдается бесплатно на три месяца любому солидному жильцу, который согласится заботиться о закрытых комнатах, предназначенных для семьи хозяина.

— Сдается бесплатно! — сказала Хильда, которая, как и наш братец Гервейз, хоть и была по профессии художником, но имела практический ум. — Здесь что-то неладно.

— Может быть, съездим туда и узнаем, в чем дело, а также заработаем пожизненную благодарность джентльмена с Континента тем, что приведем дом в порядок? — предложил Гервейз.

Да, мы с Хильдой страшно хотели поехать туда и не дали Гервейзу ни минуты покоя, пока он не отправился в адвокатскую контору, адрес которой был указан в объявлении.

Он вернулся как раз к ланчу.

— Дом населен привидениями, — мрачно объявил он.

— Привидениями! Ты, наверное, шутишь, — воскликнула Хильда.

— Я уверен в этом, судя по тому, как этот адвокат запинался и колебался. Дом принадлежит сэру Руфусу Саксону и носит странное имя. Короче, в нем водятся привидения. Когда адвокат услышал, что в деле собираются участвовать женщины, его длинное лицо еще более вытянулось. Он счел необходимым, чтобы у нас был слуга мужского пола, поскольку место очень удаленное. Где нам найти такого слугу?

— Я могу это устроить. — сказала я. — Мы возьмем мистера и миссис Марк.

Мои сестра и брат рассмеялись, услышав имена.

В тот вечер я нанесла визит в небольшой дом, расположенный на еще меньшей террасе вблизи Кингзроуд в Челси. Там жил бригадир строителей со своей второй женой, которая работала кухаркой в знатной семье. Этот человек, непредусмотрительный, как и многие его собратья по классу, в свое время не отложил ничего на «черный день», который позднее пришел к нему в форме тяжелой травмы правой руки. Женщина, пожертвовавшая ради него собой и своими сбережениями в час безрассудной страсти, все еще была страстно влюблена в него и тайно ревновала к его дочери и всем родственникам покойной жены. Возможно, ее ревность не всегда была беспричинной, поскольку он был красив собой и пользовался большим успехом у знакомых девиц. Они с удовольствием приняли мое предложение. Миссис Марк остановила меня в коридоре, когда я уходила.

— Я уверена, мисс, что буду навеки благодарна вам за заботу, — сказала она, опасливо взглянув на дверь гостиной. — Нельзя выразить словами, как я беспокоюсь из-за того, что он безработный, и этих девчонок, которые всегда бегают за красивыми мужиками, как он. Не говоря уже о его сестрах и молодой замужней дочери, они все время случайно заходят сюда, только чтобы попрекнуть меня. Мы будем на вокзале в любой день, который вы назначите, мисс, и я с радостью и благодарностью отправлюсь туда.

Несколько дней спустя наша компания из пяти человек вышла из поезда на станции Далворт под ветреным переменчивым небом, которое время от времени озарялось внезапными вспышками яркого солнечного света. Станция представляла собой открытую платформу с будкой на одном конце, где хранились лампы и утерянный багаж вместе с меланхоличным носильщиком, который открыл свои глаза, чтобы взглянуть на нас, когда мы захотели узнать от него, как добраться до «Стеклянного дома».

Начальник станции вышел из небольшого домика на другом конце платформы. Он тоже, казалось, был ошарашен нашим вопросом.

— Вам надо было взять билет до Далфорда, а не до Далворта, — наконец произнес он. — Стеклянный дом находится в трех милях отсюда по дороге и менее чем в двух — по тропе через поля. Но, если позволите, сэр, — добавил он, повернувшись к Гервейзу, — я бы не стал брать с собой дам на ночь глядя; ни в коем случае. Это неподходящее место для христиан; вот какова правда об этом доме.

— Мы приехали, чтобы жить в нем и сделать его подходящим для христиан, — ответил Гервейз, подавляя смех. — Если вы можете раздобыть телегу для слуг и багажа, мы пойдем по тропе.

У начальника станции была телега и пони; но ею, как он сказал, никто не может управлять, кроме его брата, который был болен — глух и нем.

— То, что надо, — тихонько сказал нам Гервейз. — Он не сможет запугать Джона Марка с женой страшными историями.

Мы подождали, пока они не отправились, а затем пошли сами.

На короткой тропинке, перейдя последнее поле, мы встретили телегу, возвращавшуюся обратно. Глухонемой возница указал на сторожку у ворот парка и хмуро покачал головой. Обернувшись, мы увидели, что он стоит на телеге и смотрит, как мы собираемся зайти туда.

Гервейз запер за нами ворота и положил ключ в карман. Потом он вытянул свою длинную руку — он был необычно высоким и худым — и отвязал колокол на сторожке, положив его под высокий забор, где его никто не заметит.

— Нам нужно принять кучу предосторожностей, девочки, — сказал он. — На день-другой нам надо отгородиться от мира с его сплетнями и самим разобраться во всем. А, Кэйт?

— Да, — одобрительно отозвалась я.

Мы прошли по длинной и широкой аллее, обсаженной двумя рядами великолепных тенистых вязов. В конце дорога огибала просторную лужайку и вела к террасе с мраморными вазами и такими же ступеньками. Вазы, ступеньки и вторая лестница, ведущая к двустворчатой двери вестибюля, поросли толстым слоем мха. За лужайкой справа виднелось темное озеро, простиравшееся в лес, который казался еще темнее.

Дом, с толстыми серыми каменными стенами и арочными окнами и дверями, походил на монастырь. Большинство комнат было закрыто ставнями.

Когда мы стояли на террасе, вокруг сгущались серые сумерки, и мы уже собирались направиться в дом, как колокол у ворот (который Гервейз снял) громко зазвонил. Мы переглянулись. Нас охватил страх.

Джон Марк с женой подошли к двери вместе, отзываясь на звук маленького колокольчика, в который мы зазвонили. Они, казалось, были озадачены тем, что видят нас так скоро после только что раздавшегося громкого звона, зная, что большой колокол висит у ворот парка.

Гервейз задержал миссис Марк, чтобы показать ей ключ в своей руке.

— Видите, я закрыл ворота. Деревенские девушки здесь очень хороши. Не думаю, что они нам здесь потребуются.

— О нет, сэр! Ни в коем случае! — воскликнула она.

— Тогда пусть себе звонят, пока не надоест.

Колокол больше не звонил. Был только один таинственный удар.

Когда мы вошли в дом, наш взгляд натолкнулся на чудесное зрелище. В конце вестибюля возвышалась массивная стеклянная лестница, построенная из прочных плит полупрозрачного зеленого и белого стекла, какие можно увидеть разве что в каком-нибудь величественном восточном дворце. Она вела на прекрасную дубовую резную галерею Неожиданные отблески солнечного света там и здесь отражались от стеклянных ступеней, накатываясь на нас многоцветными волнами.

Какое-то время мы стояли молча. Наконец Гервейз произнес:

— Мы нигде не увидим более великолепной лестницы, чем эта, как далеко бы ни поехали.

Миссис Марк вскоре приготовила отличный ужин, а наши комнаты были как следует согреты каминами, хорошо растопленными ее мужем.

В десять часов мы отправились спать, и наша первая ночь в доме с привидениями прошла тихо и безмятежно.

Следующий день был также серым и мрачным, но мы успели в перерывах между дождями прогуляться и осмотреть окрестности.

Ничто сверхъестественное не тревожило нас ни этим днем, ни ночью.

Гервейз запер подальше свой револьвер. Хильда посмеивалась над привидениями.

— Могу я поговорить с вами, мисс Кэйт?

Эта просьба со стороны миссис Марк последовала на второе утро после завтрака. Я прошла с ней на кухню. Марк был в саду, копаясь в грядках. Она хотела пожаловаться мне, что прошлым вечером в дом кто-то заходил, несмотря на запертые ворота.

— Их было двое, мисс Кэйт, — сказала она, наполовину траурным, наполовину гневным тоном, — они были закутаны в отвратительные черные плащи и расхаживали туда-сюда вон там, за этим окном. Жуткие, злокозненные твари! Я потеряла многие фунты своих сбережений из-за неудач Джонни в бизнесе, и я простила его; но стоять и смотреть, как он бегает за им подобными — этого бедная женщина не может выдержать.

— Но, я думаю, вы ошибаетесь, — возразила я, перебрав в уме все возможные и невозможные варианты. — Никто не мог проникнуть сюда.

— Мисс Кэйт, я их видела, я наблюдала за ними, — сказала она с волнением, — ночь была светла, как день. Когда молодые женщины настолько распущены, что будут волочиться за красивым мужиком любой ценой, никакие запертые ворота не остановят их. Я надеялась, что обрету здесь покой; но вы видите, как они быстро его вычислили! Это были две подозрительные на вид фигуры, семенившие по газону в лунном свете, одна повыше другой, а их безобразные черные плащи с капюшонами закрывали шали и нижние юбки с головы до пят.

Мне это не понравилось. Обаяние Джонни никак не могло заставить незнакомых ранее девушек мерить шагами мокрую траву холодной весенней ночью, сколь бы ярким ни был лунный свет.

Кроме того, как они могли пробраться сюда? Большие ворота были заперты, а другого входа вообще не было.

Наступил вечер. Я решила понаблюдать, ничего не говоря, и тайком выскользнула на террасу. Кто были эти отвратительные люди?

Полная луна вновь сияла на темно-синем небе, звезды ярко сверкали, но со стороны мрачного озера дул холодный ветер, предвещая грозу. Свет из окна гостиной падал мне под ноги, пока я ходила по террасе и спускалась вниз. Отсюда я хорошо видела, как Гервейз и Хильда были заняты чтением, сидя в тепле у камина. Сквозь незанавешенное окно кухни я видела наших слуг: Элиза Марк что-то делала за столом; Джон читал ей вслух из еженедельной газеты, которую они взяли с собой из Лондона.

Внезапно я увидела в кухне высокую фигуру неопределенных очертаний, полностью закутанную в длинный черный плащ. Лицо было скрыто под капюшоном. Она стояла рядом с Элизой, которая внезапно вздрогнула и взглянула через плечо. Потом фигура заскользила в сторону ее мужа. Газета выпала у него из рук, и он, неловко оглянувшись вокруг себя, придвинул кресло поближе к жене, поднял газету и продолжил чтение. Фигура исчезла.

«Мои близорукие глаза еще раз сыграли со мной злую шутку», — подумала я, пытаясь успокоить сердцебиение. Но как только я повернулась, чтобы идти дальше, фигура возникла передо мной!

Однажды посреди океана корабль, на котором я плыла, был охвачен сильным и ужасным холодом, и моряки говорили (что было правдой), это приближается айсберг. Именно такой смертельный холод, словно от покойников, лежащих в своих одиноких могилах, исходил от этого субъекта, стоявшего рядом со мной! Склепный запах заполнил воздух.

Я замерла, не в силах закричать или позвать Гервейза, чувствуя только, что мое сердце остановится, если фигура пошевелится. И пока я беспомощно смотрела на него, чудовище исчезло!

Почти не помню, как добралась до дома. Мне показалось, что следом за мной проскользнул внутрь дома еще кто-то, когда я открывала дверь гостиной. Но я ничего не сказала Гервейзу и Хильде.

Комната была очень уютной. Сэр Руфус Саксон оставил хороший запас топлива для своих жильцов. Сухие поленья, смешанные с углем, горели в камине, и языки пламени рвались вверх в трубу.

— Мы живем бесплатно, посреди тайны, романтики, древности и красоты, — произнес Гервейз, закрывая книгу, — и нам следует извлечь из этого выгоду. Кэйт, если сможешь сочинить рождественскую сказку в одном томе, мы с Хильдой проиллюстрируем ее и поровну разделим гонорар. А если сюжет без привидений не устроит публику, давай придумаем таковых.

Пока он говорил, я увидела темную закутанную фигуру, стоявшую рядом с креслом. В воздухе распространился тот же странный запах, и смертельный холод, казалось, заполнил всю комнату У Гервейза нервно забегали глаза, словно он ожидал что-то увидеть. Весь дрожа, он резко отодвинул свое кресло подальше от стены и оглянулся перед тем, как сесть в него снова.

— Как холодно стало в этой комнате, когда поднялся ветер, — воскликнула Хильда. — И что за странный запах!

Вторая фигура, закутанная в черное, теперь стояла рядом с ней, невидимая для них, но четко различимая мною.

— Что-то тут не так, — начал Гервейз несколько растерянным голосом.

И тут он резко замолк и принялся подбрасывать дрова в огонь.

— У меня такое ощущение, будто сам Дед Мороз нанес нам визит, — пошутила Хильда, склоняясь над огнем.

Фигуры исчезли. Тяжелый запах и смертельный холод рассеялись. Гервейз и Хильда, к которым вернулось душевное равновесие, начали обсуждать наброски к рождественской сказке.

Мы легли спать в обычное для нас время. Я думала, что буду лежать ночь напролет с открытыми глазами. Однако, как только моя голова коснулась подушки, я уснула крепким сном.

Посреди ночи я внезапно проснулась, словно от прикосновения чьей-то руки. Хильда спала со мной в одной комнате. Я видела ее спокойное лицо, освещенное луной, которая выглянула из-за тучи.

В безмолвном доме, в закрытых комнатах семейства Саксонов я отчетливо услышала чьи-то шаги взад-вперед. Зазвучал женский голос, низкий и приятный. Ему вторил еще более низкий, мужской. Потом раздались горький плач и рыдания. Послышались усталые шаги вверх и вниз, вверх и вниз, пока не забрезжило утро.

Тем не менее я опять не сказала ничего о том, что видела и слышала. Я хотела получить больше доказательств, хотела сама разобраться, в чем дело. Кроме того, у Хильды было слабое здоровье, и ее нельзя было без нужды тревожить.

После полудня, когда брат с сестрой засели за карандаши, я пошла в закрытые апартаменты, чтобы осмотреться. Стены там были отделаны в основном черным дубом с великолепной резьбой. В некоторых верхних комнатах висели гобелены; в нижних комнатах стояли кресла с точеными ножками, столы и диваны; там были японские шкафчики с изумительным фарфором, ценящимся на вес золота в наше эстетское время.

Ни один жилец, как мы потом узнали, ни один смотритель, ни один слуга не соглашались здесь оставаться, поэтому гобелены, бархатные занавеси, вышитая обивка кресел и диванов, скатерти на столах медленно выцветали и ветшали из-за отсутствия ухода.

Я пересекла огромный банкетный зал с расписным потолком и галереей для музыкантов, нависающей над стеной. Открыв арочную дверь под галереей, я оказалась в сводчатом коридоре, освещенном сверху через застекленную крышу и обвешанном портретами рода Саксонов — от сэра Ричарда времен Генриха VII (который построил величественную «стеклянную лестницу», давшую название всему дому) до сэра Руфуса наших дней. Это были красивые, полные достоинства люди, белолицые, голубоглазые и рыжеволосые, как и подобает носителям такой фамилии.

Но в нижнем конце коридора, обращенном к двери, я натолкнулась на два портрета в двойной раме, помещенных вдали от остальных и совершенно не похожих на них. Красивая женщина в одеянии монахини с жалостным и горестным взглядом прекрасных темно-серых глаз. И высокий крепкий мужчина лет тридцати с темными, как у испанца, волосами, в рыцарских доспехах. Его большие темные глаза были устремлены на женщину, лицо было печальным и суровым, словно омраченное разочарованием беспокойного и неудовлетворенного сердца. На сдвоенной панели над портретами было вырезано: «Сэр Рафаэль и леди Алойзия Саксон», а на одинарной доске под рамой красовалась странная и пугающая надпись, выполненная заглавными буквами:

ОБРЕЧЕННЫЕ, НО ВМЕСТЕ

Я услышала рев ветра между деревьями за озером. Сильный ливень обрушился на застекленную крышу. Но я все стояла, глядя в упор на картину. В галерее стемнело, и краски на полотнах стали трудно различимыми. Внезапно меня охватило чувство глубокого ужаса, и я поспешила уйти. Проходя через банкетный зал на обратном пути в западное крыло, я обернулась, чтобы взглянуть на огромную стеклянную лестницу. Она больше не была пустой. На одной из широких ступеней стояли две фигуры, из стеклянной толщи исходил тусклый фосфоресцирующий свет, окружавший их сверхъестественным сиянием. Когда их длинные черные одежды распахивались, мне казалось, что я вижу мерцание доспехов и белый, плат с черной вуалью монахини.

В гостиной был уже готов обед. После трапезы Гервейз и Хильда, желая заглушить шум бушующей снаружи грозы, снова раскрыли свои любимые альбомы. Я оставила их.

Не в силах уснуть, я принялась беспокойно расхаживать по просторному залу, раздумывая, что надо сделать и что из этого выйдет. В конце концов я взяла с вешалки толстый плед Гервейза, накинула его поверх своего непромокаемого плаща, тихо выскользнула на террасу через боковую дверь и встала там посреди грозы. Дуновение свежего холодного воздуха и беспрерывный дождь успокоили мои нервы и охладили разум.

У меня появилась надежда, почти уверенность, что половина виденного мною было чем угодно, но только не причудами воображения; я была рада, что не проронила об этом ни слова. Если все это только глупые и суеверные фантазии, то тяжелая работа (вроде той, которой занимались Гервейз и Хильда, а я должна была начать на следующий день) быстро рассеет их.

Мои глаза были опущены, когда я повернула к дому, мысленно обсуждая эту тему. На самой нижней ступеньке крыльца леденящий холод и могильный запах охватили меня, словно саван. Подняв глаза, я увидела две темные фигуры, стоявшие ко мне лицом на расстоянии вытянутой руки; я признала в них обреченную пару. Я увидела сверкающие доспехи рыцаря, пурпурные ризы монахини, кровоточащее сердце, вышитое у нее на груди. Я узнала их по необычайно слабому и странному свету, который никогда еще не озарял глаза смертных.

На крыльце было темно. Ни лучика света из кухни или гостиной не падало на эту часть террасы. Эти неземные лица, наконец, можно было разглядеть, и они принадлежала тем, которыми я так восхищалась на картине: суровое, смелое, красивое лицо рыцаря, милое и приятное личико монахини. Но увы! Когда они взглянули на меня, это были лица мертвецов.

Казалось, минуло не более секунды, и их не стало; фигуры и бледный свет растаяли. Как я попала внутрь дома, не помню. Мне удалось тихо открыть дверь гостиной и кивком подозвать Гервейза.

Он встал, держа в руке восковую свечу.

— Что с тобой, Кэйт? — спросил он. — Ты совсем бледная и перепуганная. Ты вся дрожишь.

— Гервейз! Пойдем со мной, пока Хильда не хватилась. Я хочу, чтобы ты сказал мне, сплю я или бодрствую, в своем уме или нет.

Держась за его руку, я повела брата в картинную галерею и молча подняла свечу над двумя портретами.

— «Сэр Рафаэль и леди Алойзия Саксон», — прочел Гервейз. — А что там внизу? «Обреченные, но вместе». Что это значит, Кэйт?

— Не знаю. И даже не пытаюсь угадать, — ответила я.

И там, стоя перед портретом, рассказала ему все. Конечно, никто не удивится, если я скажу, что он выслушал мой рассказ с абсолютным и унизительным недоверием.

Мы пошли обратно в банкетный зал, в его огромное, безмолвное, открытое пространство. Бледный свет сиял на стеклянной лестнице.

— Эй! Что это! — вскричал Гервейз. — Боже мой! Вся лестница выглядит, как одно сияющее сооружение. Похоже, свет исходит из-под нее.

— Каков он, этот свет? На что он похож?

— Не знаю. Никогда не видел ничего подобного, — ответил он неуверенно. — Пойдем отсюда, пойдем отсюда, Кэйт! — продолжил он изменившимся тоном. — Бога ради, не смотри туда!

Но я посмотрела, я уже смотрела. Свет на лестнице, казалось, горел с сильными пульсациями. Мы чувствовали, точнее сказать, слышали, как он низко и монотонно гудит, если только свет может жужжать и гудеть. И там, на одной из верхних-ступеней, стояли две фигуры, мертвые лица которых были освещены отблесками зеленого света от лестницы.

— Уходи! — повторил Гервейз, обхватив меня рукой за талию.

Свеча выпала из моей дрожащей руки и потухла; теперь я тряслась от ужаса, который ранее подавляла в себе. В страхе я прижалась к нему, и он прикрыл мне глаза ладонью.

— Держись, Кэти, не падай в обморок, я сейчас найду дверь! — храбро заявил он.

Но я чувствовала биение его сердца, пока он нащупывал дорогу сквозь густой мрак комнаты.

— Кэйт! Гервейз! — донесся снаружи голос Хильды, когда он положил руку на ручку двери. — Почему ты не откликаешься? Ты должен понимать, что я боюсь, пока ищу тебя в темноте.

— Мы здесь, все в порядке, просто свеча потухла, — сказал Гервейз, отпирая и распахивая дверь. — Тебе нечего бояться. Не смотри вверх.

— Не смотри вверх? — повторила она озадаченным тоном и, согласно женской логике, один только приказ заставил ее взглянуть вверх.

В следующее мгновение она вскрикнула и, потеряв сознание, упала в руки Гервейза. На крик прибежала миссис Марк. Ее голос слышался поблизости; она энергично спрашивала, не пропало ли что-нибудь.

— Нет! — прокричал Гервейз. — Не закрывайте дверь. Мы идем.

Но миссис Марк, одержимая своей навязчивой идеей, могла прийти только к одному-единственному выводу: кто-то из новых поклонниц ее супруга сумел-таки проникнуть в закрытые помещения.

Ничто не могло ее удержать Пока она спешила через длинную гостиную, а мы шли вперед, ей навстречу, холодный ветер, вырвавшийся из дверей банкетного зала, казалось, догнал нас. И между нами и нашей разгневанной экономкой возникли две темные, завернутые в саван фигуры.

— Ах, вот они, мэм! Вот они, сэр, именно такими я их и видела двоих, разгуливавших по лужайке за нашим окном. Ну, такого бесстыдства я еще не видела! Мисс Кэйт…

Темные фигуры повернулись к ней, перестав быть темными.

Ужасный свет сиял вокруг них, подсвечивая сталь доспехов, монашеские ризы и два мертвых лица.

С еще более ужасным криком, чем Хильда, миссис Марк отшатнулась назад; завороженная зрелищем, она была не в силах повернуться и уйти. Ее лицо стало мертвенно-бледным, а потом тускло-желтым.

— Что это значит? — произнесла она еле дыша.

Более высокая фигура вытянула закованную в кольчугу руку, направив костлявую ладонь в сторону двери в требовательном жесте.

«Уходите!» — говорил он так красноречиво, как только может сказать безмолвное движение. — «Уходите и больше не тревожьте нас».

По крайней мере, Гервейз именно так его и понял.

— Конечно, и без всякого промедления! — сказал он, когда мы все собрались вместе в нашей гостиной.

В ту ночь никто и не думал спать. К восьми утра все наши вещи были собраны и миссис Марк, бледная и подавленная на вид, в последний раз приготовила для нас кофе. Ее муж тем временем отправился нанимать телегу и экипаж для нас.

— Я знал, что вы не останетесь здесь надолго, сэр, — сказал начальник станции Гервейзу, когда тот брал билеты. — Очень многие пробовали, но все быстро уезжали отсюда.

Я присоединилась к Гервейзу, когда тот отправился отдавать ключ адвокату, сдавшему ему дом. Этот джентльмен выслушал нас без слов.

— Я рад, что вы благополучно выпутались, — наконец произнес он.

— А зачем вы вообще сдаете этот дом? — поинтересовался Гервейз.

— По указанию сэра Руфуса Саксона. Он считает — поверьте мне, это традиция, — что чужой человек может и когда-нибудь сумеет разрушить заклятье, висящее над этим домом. Мне также сказали и, думаю, это не ложь, что там порой по нескольку месяцев ничего не видно и не слышно, а потом эти… эти фигуры — именно такие, как вы описали, опять появляются на некоторое время.

— А какое преступление они совершили, если вообще было какое-то преступление, которое обрекло их на такие скитания, сэр? — вставила я свой вопрос.

Адвокат отрицательно покачал головой.

— Я сам толком не знаю, молодая леди. Разумеется, до меня доходят различные слухи; по правде говоря, однажды сэр Руфус наедине со мной обмолвился парой слов по этому поводу, но честь благородного дворянского рода, более ничем себя не запятнавшего, заставляет меня хранить молчание.